Аннотация: Тьма - всего лишь родная сестра Света...
ЕВГЕНИЯ ПЕРОВА
НАЙДЕНЫШ
Тьма - всего лишь родная сестра Света...
Тай Зао возвращался домой с охоты. Добычи было много, и он предвкушал, как Манья станет его хвалить: два зайца, куропатка и три большие вяленые рыбины, выменянные у рыбаков на вторую куропатку. Тао прошелся по берегу моря и собрал немного мелких ракушек и камешков с дырочками - для жены, она вплетала их в свое вязанье. Еще подобрал парочку больших коряг, выброшенных волнами - если это плотное дерево как следует просушить, оно будет долго гореть, отдавая тепло. Он обернул разлапистые коряги длинными лентами водорослей, которые тоже пригодятся в хозяйстве, и запихнул в два мешка, приладив их к седлу. На обратной дороге он наткнулся на кустики морского винограда и срезал их ножом, а потом заметил белеющую в траве россыпь грибов эринги, которыми заполнил еще один мешок.
Тао понимал, что ему просто повезло - обычно он упускал свою удачу. Тао был плохо приспособлен к хозяйственным делам, поэтому часто огорчал Манью, которая беззлобно ругала его косоруким, и сама исправляла все огрехи. Тао был не слишком силен и плохо стрелял из лука, к тому же отличался мечтательностью и рассеянностью, но Манья любила его всем сердцем, а он просто обожал свою красавицу-жену, которая, казалось, ничуть не постарела за те двадцать лет, что они провели вместе.
Манья была дочерью вождя племени, а Тао происходил из такой бедной семьи, что собрать выкуп нечего было и думать. К тому же вождь собирался выдать дочь замуж в соседнее племя. Поэтому шестнадцатилетние Манья и Тао сбежали в степь, где провели месяц, а когда похолодало, вернулись с повинной. Вождю ничего не оставалось, как признать их брак, но видеть блудную дочь он больше не желал, так что пришлось молодым покинуть племя и поселиться на отшибе. Но кое-какое приданое вождь все-таки дочери выделил. Постепенно они обросли хозяйством: завели кур, двух лошадей, пару собак и небольшое стадо коз во главе с воинственным козлом, который выполнял сторожевые обязанности лучше любой собаки: не боялся волков, а однажды даже сбил рогами и затоптал копытами орла, который пытался унести курицу.
Манья вычесывала козью шерсть, пряла ее и потом вязала деревянным крючком пояса, налобные повязки, носки и рукавицы, которые меняла в племени на разные нужные в хозяйстве вещи. Шерсть у коз была разная: белая, черная, рыжая и серая, так что получалось очень красиво и нарядно, к тому же Манья умела соком ягод красить белую шерсть в красный цвет. За вязаньем она часто пела, и Тао забывал обо всем, слушая ее сильный и чистый голос и любуясь неторопливыми движениями ее тонких пальцев, а иногда принимался расчесывать густые и длинные волосы Маньи, заплетая их в множество косичек.
Жалела ли Манья о том, что связала свою судьбу с Тао? Ведь он был, казалось, таким никчемным мужем! Нет, не жалела. И не обращала внимания на злословье сестер: кулемошный, растяпистый, ни два - ни полтора; ни пришей - ни пристегни! Даже ребенка не смог заделать! Смог-то он смог, но ребенок не выжил, а больше у Тао и Маньи не получалось, как они не старались. Но они смирились: значит, такова воля богов. Тао и Манья любили друг друга настолько нежно и трепетно, словно были последними возлюбленными этого мира, и страсть их не угасла за двадцать лет.
Тао тоже был красив - красотой тонкой и изысканной, которую его соплеменники не понимали, считая красавцами ражих черноволосых здоровяков. А у Тао были светлые волосы, зеленые глаза, бледная кожа и изящное телосложение. Манья же считала, что краше Тао во всем мире никого нет. К тому же у него был один особый талант - он-то в свое время и зачаровал юную Манью.
Если бы Тао знал, что такое поэзия, то называл бы себя поэтом, но таких слов и понятий в его мире не существовало, зато было прозвание "халапса", которое давали рассказчикам историй-ульгэров. Халапсы бродили по степи от одного племени к другому, чем и зарабатывали на жизнь. Ульгэры бывали разные: о предках и битвах, о любви и изменах, о демонах и духах. Но за те ульгэры, что сочинял Тао, ему никто и сухой лепешки бы не дал, потому что вряд ли бы понял - да вовсе и не ульгэры это были! Но Манья понимала. Тао был очень чувствителен к красоте мира - ее он и воспевал. Слова приходили к нему сами, и он не всегда даже понимал их значение. Иногда Тао пел, когда Манья вязала, тогда она обязательно добавляла к узору красную нить, и эти пояса и налобные повязки ценились особенно высоко, потому что исцеляли носивших их от разных хворей.
Вот и сейчас Тао вел под уздцы нагруженную лошадь и пел. Вернее, произносил нараспев слова, которые словно цветы расцветали у него в голове:
Белая птица гнезда не совьет,
Лодка не выйдет в море.
Что за сражение в небе идет?
На радость нам иль на горе?
Темные крылья коснулись земли,
Светлые крылья - ввысь вознесли...
Пока Тао пел, в небесах, казалось, и в самом деле происходило сражение: вдалеке сверкали молнии, но грома не было слышно. Одна из молний ударила совсем близко, но так же беззвучно. Вдруг лошадь остановилась и заржала, ударяя копытом.
- Что случилось? - спросил Тао, оглядываясь. - Волки?
Но никаких волков не было видно. Лошадь фыркала и мотала головой, словно кивала: да вон там, погляди, не видишь, что ли? Тао присмотрелся и правда увидел, как что-то маленькое шебаршится в траве. Он осторожно приблизился, недоумевая: волчонок, что ли? Или раненая куропатка? Но это оказался... ребенок! Маленький чумазый ребенок в черной рубашечке. Тао не слишком разбирался в младенцах, но у одной из сестер Маньи как раз был такой двухлетний карапуз. Тао огляделся по сторонам: откуда он тут взялся? Поблизости не было никакого жилья, и, насколько Тао мог судить, давно никто не проезжал. С неба свалился, что ли?
- Эй, приятель! - сказал он, присев на корточки. - Ты чей?
Понятно, что малыш не ответил - он таращился на Тао круглыми черными глазенками и сослал большой палец.
- Голодный? Что ж мне с тобой делать-то? Ладно, пойдем со мной!
Тао взял малыша на руки, тот оказался неожиданно горячим, хотя уже вечерело и было довольно прохладно. Тао приподнял рубашонку - ага, мальчик! Вернулся к лошади и дал ей понюхать младенца - та пряла ушами и фыркала.
- Что скажешь? - спросил Тао. - Хороший грибок нам попался?
Тао прибавил шагу и скоро оказался дома. Манья, увидев ребенка, всплеснула руками:
- О, боги! Где ты его взял?
- Нашел в траве, как гриб. Давай так и будем его звать - Эринги?
- Ну уж нет! Что это за имя для ребенка? К тому же он вовсе на эринги и не похож - смотри, какой смуглый! И волосики черные. А глазки - как ягоды черники.
- Тогда назовем его Кикану - ягодка!
- Хорошее имя. Надо сделать для него колыбель.
Манья выкупала ребенка в отваре лекарственных трав, напоила козьим молоком и уложила спать в большую корзину, а сама уселась шить для него одежонку. Черное платьице она постирала, а когда оно высохло, спрятала в сундучок вместе с отрезанным локоном черных волос - ребенка пришлось остричь, потому что его волосы, слишком густые для такого маленького ребенка, свалялись.
...
Через пару дней Манья и Тао отправились в главное стойбище - хотя они и жили на отшибе, все же подчинялись законам племени: ребенка надо было показать вождю, знахарке и шаману. Вождь с удивлением оглядел младенца: он ничего не слышал о пропаже ребенка. Сказал, что еще поспрашивает в соседних племенах, а если в течение лунного месяца никто не откликнется, они могут считать мальчика своим. Знахарка внимательно осмотрела малыша: здоровенький, хотя и не очень упитанный, немножко исцарапанный, а вот на спинке странное пятно - Манья и Тао сразу его заметили и не могли понять, что это: похоже на след тавра, только бесформенный. Знахарка подтвердила, что это ожог, и дала Манье пучок трав для отвара, а также специальную мазь. Малыш знахарку не боялся и позволял ей себя осматривать, только кряхтел.
Манья сказала знахарке, что они хотят показать Кикану шаману, но побаиваются - шаман был очень строгим, так что под его горячую руку лучше и не попадаться, а то будешь потом чесаться неделю! Сам вождь его побаивался.
- Да не ходите! Он с утра был не в духе. Зачем вам к нему? - спросила знахарка.
- Узнать, все ли в порядке с внутренним светом Кикану!
Знахарка махнула рукой:
- Сейчас это бесполезно! Очень маленький. Раньше семи лет ничего определенного сказать невозможно.
Манья с Тао обрадовались и вернулись домой. Лунный месяц прошел, никто ребенка не искал. Малыш потихоньку рос, радуя и забавляя родителей. Кикану очень смешно пытался ходить: стоило поставить его и отпустить, как мальчик стремглав несся вперед, задрав голову вверх, быстро перебирая ножками и махая ручками. Тут же он и падал, но не плакал, а словно удивлялся: бровки поднимались ко лбу, а нижняя губа выпячивалась: "Что такое? Почему упал?" - было так и написано на его физиономии. Но постепенно научился и ходить, и бегать, не падая.
Через некоторое время Манья опять забеспокоилась: мальчик не говорил! Он все прекрасно слышал и понимал, но единственные звуки, что родители от него слышали, были звуки смеха и плача, а еще восклицание: "Оух!", которое могло выражать самые разнообразные чувства, от удивления до испуга. Правда, и плакал, и пугался Кикану очень редко. С собаками он моментально подружился, и они теперь сопровождали его, куда бы не пошел. Козы его интересовали, а козла он немного побаивался. Зато был без ума от кур и постоянно гонялся за ними, пытаясь поймать. Иногда Тао ловил для него какую-нибудь курицу - Кикану обнимал ее, гладил перышки, что-то беззвучно бормотал, а курица постепенно впадала в транс.
Когда Манья снова повела мальчика к знахарке, она хотела заодно взять котенка для Кикану, но ни одного поймать не удалось: кошки были вполне дружелюбными и домашними, но каждая встречала маленького Кикану шипением и в руки не давалась. Знахарка же опять не нашла у мальчика никаких отклонений: говорить он явно мог, но не хотел.
- Мальчики - они такие, - сказала знахарка. - Ленятся говорить. Подождите, еще заболтает вас.
Но Кикану так и не заговорил, прекрасно общаясь с помощью мимики и жестов. Когда мальчику исполнилось семь, Манья решилась показать его шаману - а вдруг тот чем поможет? Проверит внутреннее сияние, что-нибудь исправит, и Кикану заговорит? Услышав разговоры о шамане, Кикану насторожился. На самом деле он понимал гораздо больше, чем могли предположить взрослые: Кикану давно знал, что отличается от людей, среди которых живет. Очень сильно отличается!
Сначала он никак не мог понять, почему взрослые его не слышат - ведь он так громко говорит, даже кричит! Глухие они, что ли? Потом догадался, что они просто не умеют слышать его беззвучную речь. Вернее, умеют, но не осознают. Потом оказалось, что внутреннее сияние может видеть только шаман. Это многое объясняло - сам Кикану прекрасно видел сияния, даже собственное. У остальных в сиянии присутствовали все цвета радуги, а у Кикану - только красные, фиолетовые и желтые оттенки, некоторые же участки и вовсе оставались черными. Конечно, он мог видеть только сияние тела, не головы, но предполагал, что там так же.
Кикану боялся, что шаману не понравится его внутреннее сияние, настолько непохожее на прочие, и стал пытаться изменить цвета, добавив зеленые и синие оттенки. Не сразу, но у него стало получаться. Правда, при этом тело Кикану покидал тот внутренний жар, который позволял ему ходить полуголым даже в мороз. Мальчик сильно мерз, но не сдавался, и постепенно так навострился, что мог удерживать "правильные" цвета, пока горит ароматическая палочка. Самая короткая, но хоть что-то! И все равно, визит к шаману его пугал. Но все обошлось. Шаман сказал Манье:
- Нормальное сияние. Еще не совсем оформилось, правда. Есть кое-какие сбои и разрывы, но я поправил, так что все будет хорошо.
Но Манья видела, что с Кикану совсем не хорошо: он сильно побледнел и дрожал. Манья обняла мальчика - боги, да он совсем ледяной! Она хотела отвести Кикану к знахарке, но он воспротивился и упорно тянул ее в сторону дома. Добравшись до лежанки, Кикану сразу лег, а Манья укрыла его всем шкурами и одеялами, что у них были. Но через некоторое время мальчик вылез из-под наваленной на него горы и радостно запрыгал перед Маньей, показывая, что пришел в себя. Она потрогала его лоб - и правда, горячий, как обычно. И руки горячие, и ноги - слава богам! Манья говорила знахарке об этой особенности Какано, но та отмахнулась: ничего страшного, так бывает. Просто у него протоки Силы хорошо развиты.
Манья успокоилась, а Кикану - нет. Он с трудом дождался ночи, тихонько пролез в закуток, где Манья хранила лекарственные травы и отвары, понюхал и попробовал все. Одна сухая травка ему понравилась, но ее было очень мало. Тогда Кикану, как был - голый, вышел наружу и тихонько свистнул - примчались собаки, он дал им понюхать травку и приказал искать. Собаки ринулись в ночную степь, а Кикану бежал с ними наравне, не отставая. В мерцающих лучах Луны глаза мальчика светились, как два красных огонька.
Наконец, собаки привели Кикану на берег небольшой речушки. Он опустился на четвереньки и стал сам принюхиваться к траве - нашел нужное растение и принялся срывать его листья зубами и есть. Это продолжалось довольно долго. Наконец, Кикану перестал жевать листья и замер, стоя на четвереньках. Через какое-то время у него изо рта пошла обильная пена, а потом и вовсе вырвало темной кровью. Откашлявшись, Кикану вошел в ледяную воду речушки, которая в самом глубоком месте доставала ему лишь до пояса, и лег на дно. Отлежавшись, он вылез на берег, и свет Луны высветил на его мокром теле множество странных рисунков, словно бы сделанных золотом. Только одно место на спине не светилось - там был след от давно зажившего ожога. Кикану отряхнулся, как пес, и побежал обратно, собаки неслись за ним.
Утром он выглядел как обычно, и Манья разрешила мальчику пойти в главное стойбище, чтобы поиграть с друзьями: дети приняли как данность то, что Кикану не говорит, и прекрасно умели его понимать. Главным другом Кикану была Лунья - племянница Тао, очень красивая и вечно печальная девочка, которую умел развлечь лишь Кикану.
...
Прошло семь лет. Кикану превратился в сильного, ловкого и очень красивого подростка: его черные волосы вились крупными кольцами, а некогда круглые глаза стали более раскосыми. Он быстро бегал, хорошо ездил верхом и метко стрелял. И внезапно заговорил, что привело в радостное изумление родителей, которые уже и не чаяли услышать от него хоть одно разумное слово. Но были еще изменения, которые Кикану скрывал ото всех. Во-первых, он теперь умел двигаться так быстро, что практически исчезал из виду смотрящего, проявляясь совсем в другом месте. Во-вторых, его зрение и слух необычайно обострились. И, наконец, он мог поджечь сухую траву, пустив в нее из указательного пальца маленькую молнию. Все животные повиновались ему - кроме кошек, которые при виде Кикану по-прежнему шипели, показывая клыки и прижимая уши. Если никого поблизости не было, Кикану так же шипел им в ответ, а в его черных глазах вспыхивали красные искры.
Лунья теперь предпочитала приходить к Кикану - им никогда не надоедало проводить время вместе, и Манья посматривала на парочку с умилением, вспоминая их с Тао общую юность. Лунья помогала Манье по хозяйству, научилась вязать крючком обереги, с удовольствием слушала песни Тао, а когда пела Манья - подпевала. Однажды вечером, когда вся семья сидела около костра, над которым запекалась тушка крупного зайца, Тао не выдержал и спросил, глядя на парочку:
- Когда же мы вас поженим, дети?
Лунья вспыхнула, вскочила и убежала в степь, Кикану - за ней. А Манья легонько ударила мужа по плечу:
- Несносный! Кто тебя за язык тянул?
Кикану нашел Лунью в самой гуще высокой травы. Посадил к себе на колени, обнял, стал целовать:
- Не плачь, ласточка моя! Что такого отец сказал-то? Конечно, мы с тобой поженимся, когда придет время!
Лунья расстроенно помотала головой:
- Ничего у нас не получится...
- Почему это?!
Лунья подняла голову и посмотрела Кикану прямо в глаза:
- Потому что я знаю, кто ты. Всегда знала, даже когда ты не разговаривал.
- Ты знаешь, кто я?!
- И все равно тебя люблю. Что тут поделаешь! Но главное, что скоро об этом узнают все. И что тогда?
Пока Лунья говорила, Кикану все больше бледнел: руки его сделались ледяными, а волосы заиндевели. Огромным усилием воли он разогрел себя до обычного состояния и тихо спросил:
- Как скоро?
- Точно не вижу, но, наверно, полгода у нас есть.
- Если мне придется отсюда уйти, я заберу тебя с собой.
- Ты сам не знаешь, возможно ли это. Хочешь, возьми меня прямо сейчас, пока ты еще тот, кого я знаю. Вдруг тебе новому я буду не нужна?
- Ты будешь мне нужна всегда. Но мы не станем нарушать правила: мы еще слишком молоды для брака. К тому же я не знаю свое истинное имя. Сделаем так - обручимся кровью. Мне придется причинить тебе боль, прости!
- Не важно, я согласна. Давай!
Кикану достал нож и разрезал крест-накрест сначала свою ладонь, потом ладонь Луньи. Они тесно прижали ладони, а когда разъяли, тут же слизали кровь и поцеловались окровавленными губами. Кикану поднял голову к небу и закричал в полный голос:
- Перед всеми богами и демонами этого мира объявляю тебя, Лунья, своей невестой! Клянусь беречь тебя, защищать и любить вечно! И даже смерть не разлучит нас!
И Лунья тихо повторила:
- Перед всеми богами и демонами этого мира объявляю тебя, Кикану, своим женихом. Клянусь беречь тебя, защищать и любить вечно. И даже смерть не разлучит нас.
Кикану и сам чувствовал, что грядут перемены. Ему все труднее удавалось сдерживать бурлящую внутри Силу и не допускать проявления на коже золотых узоров. Еще немного - Сила вырвется наружу, и его истинная сущность раскроется. Но случилось это гораздо раньше, чем они с Луньей надеялись. Через неделю начался праздник Осенних богов, на который съехались соседние племена. Должны были состояться скачки, и Кикану захотелось принять в них участие. Родительские лошади не годились, тогда он заявил, что возьмет любую необъезженную лошадь и победит.
Посмотреть на это зрелище собралось много народу, пришел даже Черный шаман - старейший из собратьев, которого давно не видели ни на каких сборищах. Он с интересом смотрел, как бесстрашно подошел Кикану к разъяренному вороному жеребцу, которого с трудом удерживали двое взрослых мужчин. И чем ближе он подходил, тем больше успокаивался жеребец, и, наконец, совсем замер. Кикану погладил его по морде, что-то прошептал в ухо, а потом легко взлетел на спину неоседланного коня и сделал пару кругов перед зрителями - конь слушался его беспрекословно.
Черный шаман прищурился, потом властным жестом подозвал Кикану:
- Эй, молодец, подойди-ка ко мне!
Кикану спешился и пошел к шаману, но вдруг остановился.
- Ближе подойди! - велел шаман. - Или ты меня боишься?
- С какой стати я должен тебя бояться! - гордо сказал Кикану, но не сдвинулся с места. Тем временем к месту действия подошло еще несколько шаманов, которые окружили Кикану, не рискуя, впрочем, сильно приближаться. Черный шаман взмахнул рукой, словно бросая аркан, и Кикану дернулся, опутанный невидимой веревкой, которая потащила его к Черному шаману.
- Что случилось, шаман? - спросил вождь. - Что не так с этим мальчиком?
- С мальчиком? - усмехнулся Черный шаман. - С демоном, хочешь ты сказать? С каких это пор у вас демоны принимают участие в скачках?
Вождь с ужасом смотрел на Кикану, который корчился в невидимых путах, пытаясь освободиться: все мускулы были напряжены, вены налились кровью, золотой рисунок проступил на всем теле, а глаза горели красным огнем.
Лунья молчала, с отчаяньем глядя на Кикану, по щекам ее текли слезы.
Черный шаман подошел совсем близко к Кикану и положил руку ему на голову - Кикану зарычал и весь вдруг вспыхнул золотым пламенем. Шаман развернул его спиной и разорвал одежду:
- Где же твои крылья? Кто-то их выжег... Интересно! Откуда он у вас взялся? Давно он тут?
Вождь ответил шаману.
- Так вот оно что, - задумчиво протянул шаман. - Четырнадцать лет, кто бы мог подумать. Вождь, прикажите людям уйти подальше. И сами удалитесь. Может быть опасно.
Народ стал медленно расходиться, оглядываясь на шаманский круг, внутри которого на коленях стоял Кикану. Лунья никуда не пошла и бесстрашно смотрела на Черного шамана.
- Уходи, девочка, - мягко сказал шаман. - Незачем тебе на это смотреть.
- Я не уйду, потому что люблю его. Он мой жених. И я давно знаю, кто он.
Услышав слова Луньи, Кикану с огромным усилием поднялся, разорвал невидимые веревки, задрал голову к небу и закричал таким страшным голосом, переходящим в визг, что у всех слышавших заложило уши:
С неба шарахнуло молнией, и Кикану исчез. Шаман в раздражении бросил наземь свой бубен:
- Вырвался все-таки! Ладно, еще посмотрим, что с тобой сделают твои родичи. Не зря ж тебе крылья выжгли.
Кикану и не надеялся, что его вдруг кто-то спасет, а закричал просто от отчаянья. Теперь же он лежал неизвестно где на чем-то жестком и шершавом и боялся открыть глаза. Воздух в этом неизвестно где был сухим и горячим, а пахло, как от сожженной на костре шкуры. Откуда-то сверху раздался голос - скорее женский, чем мужской:
- Это еще кто? Зачем ты его выудил?
Другой голос, скорее мужской, чем женский, ответил:
- Он позвал на помощь, я и выдернул его.
- Странный какой-то!
- Просто еще маленький. Вряд ли прошел больше двух циклов.
- Что он там делал, в мире смертных?
- Давай его и спросим.
Кикану пару раз ткнули в бок, велев:
- Хватит прикидываться дохлятиной, вставай.
Кикану открыл глаза и поднялся. Перед ним стояло два обнаженных существа, женское и мужское - назвать их людьми язык не поворачивался: оба были высотой в полтора человеческих роста. Смуглые, черноволосые, узкоглазые и невероятно красивые, к тому же увешанные многочисленными цепями и побрякушками с драгоценными камнями. Тела их покрывали золотые рисунки, а подведенные глаза то и дело вспыхивали красными искрами. Мало того, у женского существа обнаружился длинный тонкий хвост, заканчивавшийся маленьким веером из перьев павлиньей расцветки. Просунув хвост между ног, она изящно прикрыла этим веером самую интересную часть своего тела, увидев, что Кикану туда смотрит. Тут он осознал, что и сам совершенно голый. Он быстро прикрылся руками, вызвав смех женщины:
- Стыдливый какой! Да было бы что прикрывать-то!
Кикану невольно покосился на мужчину: да, такое ладонью не прикроешь...
- Назови свое имя, - велел мужчина.
- Кикану.
Женщина снова рассмеялась:
- Что это за имя? Не бывает таких!
- Меня так назвали родители.
- Родители?!
- Погоди, - сказал мужчина. - Имя у него человеческое, сам он странный... Сколько тебе лет, ребенок?
- Четырнадцать. Я уже взрослый.
- Ну вот видишь, как я и предположил - два цикла. Ну-ка, повернись спиной!
Кикану повернулся. Пока эти двое его рассматривали, он тоже огляделся по сторонам, но ничего не понял. Кругом какие-то серые, черные и багровые образования: облака - не облака, скалы - не скалы... Еще и едкий дым...
Тем временем двое за его спиной шептались.
- Не знаю, не знаю! - наконец громко сказала женщина.
- Но ты же видишь?
- Вижу. Ладно, ведем его к Владыке Тьмы, что нам еще остается. Но если это тот, о ком мы думаем, откуда он может знать, как звучит вызов помощи? А ведь прокричал абсолютно правильно!
- Да это же врожденное! Все умеют.
- О, правда? Я не знала...
Женщина подала Кикану руку - ее изящные пальцы были унизаны кольцами и завершались необычайно длинными золочеными ногтями:
- Идем, Ки! Буду так тебя называть.
- Хорошо, госпожа.
- Вежливый мальчик! Так к нам и обращайся: госпожа, господин. Владыку будешь называть - Повелитель.
- Я понял, госпожа.
Рука госпожи была гораздо горячее его собственной, к тому же ее хвост то и дело прикасался своим павлиньим веером к разным частям тела Кикану, что невероятно его смущало, а госпожа хихикала.
- Не надо! - взмолился он, когда веер коснулся самой интимной части его тела.
- Отстань от ребенка, потаскуха! - сказал мужчина, и сам взял Кикану за руку. - Иди впереди, мы за тобой.
Но от этого легче не стало, потому что женщина шла, весьма соблазнительно покачивая бедрами и хвостом. Наконец они куда-то пришли - не то зал, не то пещера. В центре стоял трон, на котором сидел, как показалось Кикану, совсем молодой человек - чуть старше его самого. У юноши была темно-бронзовая кожа с перламутровым отблеском, которая постепенно становилась черной на кончиках рук и ног, а глаза, еле видимые из-под густой черной челки, сияли ярким оранжевым блеском. Мужчина и женщина поклонились, подтолкнув Кикану вперед и мужчина сказал:
- Вот, Повелитель, мой сегодняшний улов. Позвал на помощь. Но он какой-то странный. Говорит, что провел в мире смертных четырнадцать лет. А точка полета у него запечатана.
Владыка Тьмы внимательно рассмотрел Кикану со всех сторон и произнес необычайно низким голосом, не вязавшимся с его юношеским обликом:
- Да, похоже, это он. Не понимаю, почему его не смогли найти еще четырнадцать лет назад? Отведите мальчика в семью его матери, а я пока поговорю с Владыкой Света.
Мужчина повел Кикану по переходам, то темным, то освещенным красноватыми отблесками неизвестно откуда идущего света. Женщина, к счастью, с ними не пошла. Кикану шел и думал: как бы отсюда сбежать?
- Хочешь вернуться? - спросил мужчина. - Зачем? Тебя ж там почти убили!
"Мысли читает, гад!" - подумал Кикану, а мужчина рассмеялся:
- Да твои мысли так громко звучат, что и напрягаться не надо.
- Допустим, я хочу вернуться! Что, нельзя?
- Это как Владыки Тьмы и Света решат.
- А причем тут Владыка Света?
- Он тоже лицо заинтересованное. Зря ты тогда выжил, теперь от тебя одни проблемы.
- Почему?
- Ладно, слушай. Вряд ли твоя семья станет тебе рассказывать. И сомневаюсь, что вообще примет.
Мужчина присел на выступ облачной скалы и строго посмотрел на Кикану:
- Только никому не говори, что это я рассказал!
Пока Кикану с демоном блуждали во тьме облачного пространства - и во тьме воспоминаний, Владыка Тьмы приветствовал Владыку Света. Встретились они на нейтральной территории сумерек.
- И зачем я тебе понадобился? - спросил Владыка Света, прекрасный юноша, окутанный сиянием. - Сам напортачил, сам и решай.
- Тебе все равно, что будет с мальчиком? - удивился Владыка Тьмы.
- Это не наш мальчик.
- И не наш. Но дай хотя бы совет!
- Мой совет: вернуть мальчика туда, откуда вы его вытащили.
- Но его там ждет смерть!
- Не обязательно. И с каких это пор Владыку Тьмы заботит чья бы то ни было смерть?
- Ну... Все-таки он наполовину наш. А с каких это пор Владыку Света не заботит смерть невинного?
- Да-да, а когда вы убивали его мать и пытались убить его самого, вы что, забыли о его невинности?
- Мать не была невинной, - угрюмо ответил Владыка Тьмы, уже жалея, что связался с этим словоблудом, с этой арфой бесструнной! Сейчас заморочит голову насмерть.
- С вашей точки зрения - возможно, и не была, - говорил тем временем "словоблуд". - Но ребенок! Ладно, так мы ни к чему не придем, а мне жалко тратить Вечность на разговоры с тобой. Подумай сам: мальчик не ваш, но и не наш. А можно сказать, что он и ваш, и наш, все-таки часть его сущности - светлая. Ему не место здесь, в небесах, но почему бы не отдать его земным богам?
- Земным демонам, ты хочешь сказать.
- А, какая разница! Это все слова. Мы с тобой прекрасно знаем, что мало чем отличаемся друг от друга.
- Ну да, только упаковкой.
- Не только. Ты же знаешь, в чем наше главное отличие: вы живете без Любви, а мы - в Любви.
- Ты серьезно уверен, что все в этом мире держится на Любви?!
- Да. Именно поэтому демоны земли тоже не примут мальчика. Только боги.
- А вам, лапочки мои, не кажется, что сначала стоило бы спросить богов земли, хотят ли они? Вечно вы сбрасываете к нам всякие отходы!
Рядом с Владыками проявилась внушительно выглядевшая женщина - Вечная Мать Земного Мира. Она была в избытке оделена всеми женскими прелестями, которые ничем не прикрывала, а говорила необыкновенно звучным и глубоким контральто.
- Да и самого мальчонку спросить не мешало бы, - сказала она.
- С какой стати? - возмутились Владыки.
- А с той стати, что он - один из нас. Раз уж выжил. Это начало нового царства, как вы не понимаете? Ребенок, в котором смешалась кровь и демонов, и воинов света, выращенный людьми, причем выращенный в Любви, да такой, что вам, Владыка Света, и не снилась. Да еще есть девочка, которая любит нашего мальчика и так щедро наделена Силой, что вполне может стать воином Света. Или демоном. Опять же - выбор за ней.
- И что же это за царство? - спросил Владыка Тьмы. - Царство Вечных Сумерек?
- Царство Жизни, в которой есть все: и Свет, и Тьма. И нет четкой границы между Светом и Тьмой.
- И где же место для нового царства? - спросил Владыка Света.
- Везде! И нигде, - ответила Вечная Мать. - У этого царства нет границ. Мальчик еще очень юн, но, когда пройдет через семьдесят семь циклов, то встанет над вами - Вечным Судьей. И я, наконец, вздохну с облегчением.
- Так, может, его... убить? Прямо сейчас? - осторожно поинтересовался Владыка Тьмы.
- Ты не сможешь, а Светлый не захочет, - ответила Вечная Мать.
Владыка Света молчал.
- И вообще, пока мы тут турусы на колесах разводим, он уже узнал свое настоящее имя и готов разблокировать точку полета...
Лунья совсем перебралась к Манье и Тао, которые очень тяжело перенесли случившееся с Кикану, особенно Манья - она совсем слегла. Сейчас Лунье не спалось и все время мерещилось, что ее кто-то зовет. Она вышла на воздух, прислушалась:
- Лунья! Я здесь! - раздался шепот, похожий на шелест трав. Она огляделась и увидела два блеснувших во тьме красных огонька. Кикану?! Лунья побежала к огонькам, но, не дойдя до Кикану пары шагов, остановилась. Прошел год со времени его исчезновения, и Лунья не узнавала своего любимого: Кикану сильно подрос, а все его тело переливалось золотыми узорами.
- Это я. Не бойся! Я все тот же и так же тебя люблю.
Кикану шагнул к Лунье и обнял ее.
- Что с тобой случилось? - спросила Лунья, изо всех сил прижимаясь к его горячему телу.
- Я потом тебе расскажу. Сейчас нам надо срочно сделать два дела. Сначала мы повторим нашу клятву, даже можем сделать ее брачной, если ты еще этого хочешь.
- Хочу!
- Мое настоящее имя - Васайго. Повтори!
- Васайго...
- Я, Васайго - демон Жизни и Смерти, Дня и Ночи, Света и Тьмы, земное имя - Кикану, перед всеми богами и демонами этого мира объявляю тебя, Лунья, своей женой. Забираю тебя в свое царство. Клянусь беречь тебя, защищать и любить вечно. И даже смерть не разлучит нас.
И Лунья тихо повторила:
- Я, Лунья, перед всеми богами и демонами этого мира объявляю тебя, Васайго, своим мужем. Клянусь беречь тебя, защищать и любить вечно. И даже смерть не разлучит нас. И что теперь?
- Теперь мне нужно кое-что сделать, а ты поможешь. Пойдем к речке. Давай, я тебя понесу!
Кикану-Васайго присел перед Луньей, она уцепилась руками за его шею, а он подхватил ее под коленки и быстро побежал по степи. На берегу речки он опустил Лунью на землю и заговорил, глядя ей в глаза:
- Мне нужно открыть запечатанную точку полета. Она на спине - там, где пятно от ожога. Сразу говорю, дело не слишком трудное, но очень неприятное. Мне будет больно, тебе покажется, что я умираю, но я справлюсь. Должна справиться и ты.
- Что мне надо делать?
- Я сяду перед тобой, а ты вонзишь мне в спину вот этот нож. Прямо в центр пятна.
- Как глубоко?
- Примерно...
Он взял руку Луньи и показал на ее маленький мизинец:
- На половину твоего мизинца! Если чуть глубже - не страшно. Я стану читать заклинание - оно длинное, все это время нож должен оставаться в ране. Когда закончу, ты вытащишь нож. Будет много крови. Потом мне придется немного полежать в воде. Ну что, сделаешь?
- Да.
- Только ни за что не вытаскивай нож раньше времени и не перебивай меня, хорошо?
- Я все поняла, любимый.
Кикану подал ей нож и уселся на землю, скрестив ноги:
- Давай, не медли! Приставь острие ножа к нужному месту и надави.
Лунья так и сделала, нож с усилием вошел в тело Кикану, он вздрогнул. И принялся читать заклинание - к концу его голос стал прерываться, а дыхание ослабло. Наконец он прошептал:
- Вынь... нож...
Лунья резко вытащила нож, из раны тут же хлынула кровь. Кровь у Кикану пошла и из носа, глаз и ушей, а потом его вырвало черной кровью. Лунья в ужасе смотрела на происходящее. Кикану прохрипел:
- Помоги мне встать... И в воду...
Лунья отвела Кикану к реке, он улегся на дно - вода накрыла его с головой. Лунья не знала, как долго он там пролежал, ей казалось - вечность. Вдруг он с шумом и плеском поднялся во весь рост из воды и вышел на берег. Потрясенная Лунья смотрела на него, открыв рот:
- Ты так изменился!
- Но это все тот же я.
Кожа Кикану-Васайго посветлела, узоры стали серебряными, а глаза - зелеными. На его висках появились седые пряди, резко выделявшиеся среди черных волос. Изменился и голос, звучавший теперь более низко и гулко.
- Все хорошо? - спросила Лунья.
- Все просто замечательно. Иди ко мне!
Лунья подошла, и Кикану вместе с ней опустился на землю.
- Смотри! - сказал он и расправил огромные крылья, которые накрыли парочку, словно шатром. Одно крыло было белым и сияло, как снег под солнцем, другое - черное, как ночь. Лунья ахнула и протянула руку, чтобы потрогать, но Кикану сказал:
- Осторожно, можешь обжечься!
- Они... не настоящие?
- Самые настоящие, но не из перьев и мускулов, а из Света, Тьмы и Силы. А теперь я расскажу тебе свою историю. Тебе понравится, потому что она о любви, хотя и грустная. Но сначала мы сами займемся любовью...
История была самая простая и вечная, как мир: воин Света полюбил дочь Демона Тьмы. И Темной стороне, и Светлой это очень не понравилось, тогда влюбленные сбежали в мир смертных. Там у них родился ребенок. Но Владыка Тьмы обнаружил беглецов и попытался убить. Дочь Демона Тьмы погибла, а ее возлюбленного спас Владыка Света. Ребенок был еще так мал, что его и в расчет не принимали, решив, что он погиб вместе с матерью. Но убивший ее удар молнии лишь отбросил младенца далеко в сторону и ожёг ему спину, запечатав точку полета. Что делать с провинившимся воином Света, Владыка не знал. Обычно "падший ангел" становился демоном, но Владыка Тьмы сказал, что ему такого демона и даром не надо. Тогда возмутителя спокойствия сослали в мир смертных, где он довольно скоро и умер от тоски и горя.
- И чем мне могла понравиться такая история? - возмутилась Лунья. - Все умерли!
- Не все, я выжил, - улыбнулся Кикану.
- Но твоих родителей-то как жалко! Бедные!
- Жалко...
Когда Кикану убрал шатер из крыльев, оказалось, что они провели в нем, не заметив этого, довольно много времени - почти неделю, как потом выяснилось.
- Бежим скорей домой! - заволновалась Лунья. - Они же не знают, куда я делась.
- Бежим, - согласился Кикану, взял Лунью на руки, одним быстрым шагом перенесся к родному шатру и сразу понял, что пришла беда: собаки выли, козы метались в ограде, куры истерически кудахтали. Он ворвался в шатер и увидел, что Тао, рыдая, обнимает неподвижное тело Маньи.
- Что случилось, отец? - закричал Кикану, а Лунья бросилась к Манье.
- Умерла моя Манья, - плакал Тао. - Зачем? Зачем ты оставила меня? Зачем не открываешь своих глаз, зачем не назовешь меня по имени? Как мне жить без тебя?
- Отец...
Тао увидел Кикану и забормотал, как в бреду:
- Ты пришел! А Манья из-за тебя умерла! Так страдала, так болела! Мы вырастили тебя в любви, а ты...
- Я тоже вас люблю! - закричал Кикану.
- Так убей меня! Ты демон, ты сможешь! Убей скорее, чтобы я смог догнать мою Манью в Мире Мертвых!
- Она еще жива! - закричала Лунья. - Жива! Она дышит!
- Жива?!
Кикану бросился к матери, обнял ее и отца и раскрыл крылья. Что-то происходило под этим двухцветным шатром: крылья трепетали, мерцал свет и раздавался странный звук - словно завывание ветра в сухой траве. Кикану выпрямился и, взмахнув крыльями, произнес:
- Я, Васайго - демон Жизни и Смерти, Дня и Ночи, Света и Тьмы, говорю: да будете вы жить вечно в Любви и Свете. Забираю вас в свое Царство.
...
- Эх, что-то я стала сентиментальна, - вздохнула Вечная Мать, вытирая слезы.
- Даже меня проняло, - признался Владыка Тьмы.
- А ведь всего два цикла прошел! Страшно представить, каким он будет после семидесяти семи циклов, - поежился Владыка Света.
- А после семисот семидесяти семи? - усмехнулась Вечная Мать.