Аннотация: Никогда и нигде больше не испытывала я такого покоя, умиротворения и растворения в природе, как в этой заброшенной деревушке.
Никогда и нигде больше не испытывала я такого покоя, умиротворения и растворения в природе, как в этой заброшенной деревушке.
Как хорошо лежать в сухой траве под пятиствольной березой-канделябром и смотреть на небо, на медленно плывущие облака, или сидеть на берегу реки и любоваться ее темной быстро текущей водой. А необыкновенные закаты! А темное ночное небо в россыпях звезд!
А грибы! Грибы можно было собирать не выходя из Деревни - по дорожкам, где проходило стадо, росло множество шампиньонов. Но мы ходили в дальний лес, переправляясь через реку - чистый просторный сосновый бор, где по серебряным мхам алела, созревая, брусника и стояли огромные важные подосиновики, покрытые тонкой корочкой льда от утреннего заморозка. Или смешанный лес - с подлеском, высокой травой и зелеными мхами, где синяя черника с краснеющими листочками и в самой зеленой чаще растет неведомый белый гриб, такой белый, что вокруг него стоит сияние, до того он белоснежный!
А сколько живых существ вокруг!
И бобр, важно плывущий по речке; и крошечные землеройки в огороде; и тетерева, со звуком пушечного выстрела взлетающие из-под ног; и стайка маленьких синичек-половничков, щебечущих на рябине; и белка, однажды утром проскакавшая по забору - откуда она взялась? До ближайшего леса километров пять... И сороки, съевшие неосторожно оставленный во дворе кусок хозяйственного мыла!
А лошадь! Одинокая лошадь, живущая сама по себе и на ночь сама себя загоняющая в сарай. Я стирала у колодца, а она подошла ко мне и попросила воды - я достала ей ведро и она долго пила, отдуваясь и фыркая.
Стадо телят, мимо которого мы проходили, гуляя по вечерам - пока шли мимо, телята по очереди мычали на разные голоса, было похоже на музыкальный инструмент, такой "коровий оргАн". Очень красиво и печально звучала эта телячья фуга.
И большая сова - мы шли себе по дороге, а она пролетела мимо, вернулась и облетела вокруг нас, заглядывая в наши лица своими кошачьими глазами...
И настоящие кошки!
Пусю с Нюшей наш друг Ольховский привез в Деревню из Москвы еще в котячьем возрасте. Дело было зимой, он посадил их в посылочный ящик и тащил 12 километров по морозу. Когда он открыл ящик, котята крепко спали, прижавшись друг к другу и мурлыча - они совсем не замерзли, в отличие от Ольховского, который отморозил нос.
Кошки были совершенно разные, хотя и сестры. Пуся - миниатюрная, пушистая, на коротких лапках, очень кокетливая и женственная. Животик и лапки у нее были черные и она мне всегда напоминала танцовщицу Фоли-Бержер в черных чулочках. Она знала силу своей красоты и охотно ею пользовалась - умела, присев на задних лапках, так умильно обнять тебя передними лапками за коленку, так трепетно заглянуть в глаза и так кротко сказать нежное "Мяв!", что рука сама тянулась за подачкой! Обе они попрошайничали у стола, но, конечно же, Пусе доставалось больше.
Сестра ее была настоящая Нюша - простая крупная короткошерстная кошка, пепельно-палевая с еле заметными полосками. Когда она сидела на крыше, крытой осиновым лемехом, то совершенно сливалась с фоном. Главенствовала в паре Пуся, Нюша покорно оставалась на втором плане. Кошки по молодости устраивали нам целые представления, охотясь на привязанную к притолоке веревочку с бантиком - такие бывали "куверты и уороберты"!
Бедную Нюшу Ольховский однажды закрыл нечаянно в пустой избе, уехав на неделю в Москву. Ни еды, ни питья в доме не было, мыши, скорее всего, тоже ушли - что им делать, коли есть нечего! Кошка страшно отощала ќ- даже не столько отощала, сколько как-то уменьшилась в размерах и казалась просто котенком. Потом-то она отъелась и оказалась гораздо больше Пуси. С тех пор Нюша, как выжившая блокадница, впадала в при виде еды в истерику. Однажды она даже съела довольно большую пергаментную бумажку из-под масла, которую я предложила ей вылизать! Никакого видимого вреда - правда и особой пользы тоже - это ей не принесло: она, как была балдоватая, так и осталась.
С виду кроткая и нежная, Пуся была сущим тираном и не давала затурканной Нюше никаких поблажек и не допускала, чтобы та выжила ее с должности любимицы. Один раз разыгралась целая сцена ревности: Пуся спала на печке, а я взяла Нюшу на колени и стала гладить. Та разнежилась, размурлыкалась и даже пустила слюни от удовольствия. Но Пуся все-е видит! Шорох на печке, мягкий топоток - вот она, Пуся! С возмущением смотрит на сестру. Та сразу сбежала от греха подальше на ту же печку, а Пуся, довольная, улеглась ко мне на колени, мурлыча и перебирая лапками. Усыпив ее бдительность, я осторожно переложила кошку на диван, а сама на цыпочках ушла к печке и опять стала там гладить Нюшу, которая не верила своему счастью.
Пуся тут же примчалась и спихнула сестру с печки. Вот она - ревность! Стоило просто сказать Нюше несколько ласковых слов, как Пуся начинала шипеть на сестру и та предпочитала ретироваться. Но Нюша в конце концов отмстила - взяла да и поколотила беременную и неповоротливую сестру. Сама Нюша так ни разу и не принесла котят - может, из-за перенесенной голодовки, не знаю.
Точно так же злилась собака моих знакомых - очень милый и добродушный кокер-спаниель, когда при ней хвалили попугайчика! Стоило ей услышать слова "Яша хороший", как она принималась возмущенно лаять: "Как вы смеете хвалить эту мерзкую птицу! Я! Я! Я - самая хорошая!"
Когда мы приехали в следующий раз, то нашли уже целый кошачий колхоз: прибавился кот Потап, не помню, откуда взявшийся - большой, головастый, серо-пепельный, похожий мастью на Нюшу. А у Пуси были котята - уже подросшие, но мелкие (сама она уже опять была беременна!). Особенно маленькой была кошечка - обычной кошачьей дикой расцветки, я их называю "зелененькими". А котика сразу назвали Майклом Джексоном - за угольно-черную масть и невероятную прыгучесть. Сначала мы думали, что это дети Потапа, только недоумевали, как это котик получился такой черный. Но потом мы увидели настоящего отца - черный красавец пришел неведомо откуда. У обеих деревенских бабок такого не было, а в ближайшей (за 5 километров) деревне кошек и вовсе не водилось. Следующее жилье находилось километрах в 20 от нас.
Это было лето кошачьих баталий: Потап воевал с пришельцем, Нюша ему помогала и гоняла нервную Пусю, котята дрались друг с другом...
Конечно, прокормить такую ораву совсем непросто! На наше счастье кошки были совсем не привередливы, к тому же охотились на полевых мышей в густой, годами не кошеной траве вокруг опустелых изб. Кроме мышей и птичек, они были не прочь разделить с нами и наш нехитрый обед. Ели, например, даже пшенную кашу без масла! Вообще, неизбалованные жизнью кошки готовы были сожрать все, что угодно.
Особенных разносолов мы им предложить не могли, но кое-что перепадало. Часть продуктов мы привезли из Москвы, всякие там макароны и слипшуюся карамель покупали в местном магазинчике, который работал раз в неделю. Среди привезенных консервов была баночка кальмаров, которую мы берегли и нечаянно открыли, перепутав со шпротным паштетом. Что тут началось! Помните кота из рассказа Джерома - Томаса Генри - который потерял все свое достоинство при виде жареной утки? Вот-вот. Наш Потап оказался не хуже Томаса Генри! Может быть, кто-то из его предков был корабельным котом? Или сам он в прежнем рождении был... кем? Кто там питается кальмарами? Акула, что ли? Не знаю. Короче, этот степенный благодушный мужичок вдруг превратился в истерично вопящего невоспитанного младенца:
Дай! Даай!!! Дааай!!!!! Дай мне воот этооо!!! Не знаю, что это, но дай сейчас же! Дай скорее, а то я умру!!!!!!!!!
Так он все и съел. С тех пор Потап с надеждой встречал каждую вновь открытую банку консервов, но чуда не произошло. Конечно, он был в восторге от тушенки и не отказывался от кильки в томате, но КАЛЬМАРЫ!!!! За них он готов был отдать душу!
Вообще, пристрастия у кошек бывают самые невероятные. Наш собственный рыжий кот Тима "запал" на ириски: когда я при нем однажды ела ириску, он примчался с другого конца комнаты, вынул конфету у меня изо рта и унес на ковер, как самую драгоценную добычу. Потом ириска налипла ему на зубы, и он долго лапой ее выковыривал, и не давался помочь, так как подозревал, что у него хотят отнять эту вкусность!
Кроме ирисок, Тима обожал воздушные шарики и все время крал их, чтобы съесть. Но самое большое впечатление произвела на него губная помада, подаренная мне на день рождения - какая-то фирменная, необыкновенного, почти фиолетового цвета, она пахла вроде бы так же, как и все остальные помады, но Тима был просто в экстазе! Пришлось выбросить тюбик от греха подальше.
А другая знакомая кошка, до того не проявлявшая никакого интереса к наряженной елке, вдруг наелась блестящего елочного "дождя", который потом постепенно из нее выходил естественным путем, так что она щеголяла по дому, таская за собой торчащие из попы несколько потускневшие "дождевые" нити. Хорошо, не померла, дурочка!
В это "кошачье" лето мне посчастливилось наблюдать самые интересные проявления кошачьих характеров, и я окончательно поняла, что кошки подыгрывают нам, представляясь такими, какими мы хотим их видеть: забавными, милыми инфантильными существами.
Однажды вечером я тихо сидела с книгой у стола, а пусенята играли на кровати: гонялись друг за другом, кувыркались, колотили друг друга, шипя и вопя, как целая стая леопардов. Беременная Пуся сидела на полу и умывалась. И вдруг, когда котята особенно громко и пронзительно взвизгнули, ее терпение лопнуло. Она встала, какой-то особенной походкой подбежала к кровати, встала на задние лапки, передними опершись о край, и свирепо прошипела детям что-то столь грозное, что они мгновенно отвалились друг от друга, замолчали и вытаращились на мать в полном ужасе!
Пуся! - сказала я, - разве можно так выражаться при детях!
Пуся, которая в воспитательном раже про меня забыла, вдруг моментально преобразилась из разъяренной матери в милую плюшевую игрушку и обратила на меня такой невинный взор, что я даже засомневалась: а было ли то, что я видела на самом деле!
Бедным пусенятам часто доставалось от матери - они никак не могли понять, что кошке уже не до них. Я старалась их баловать - такими мелкими и хрупкими они были, особенно кошечка. Правда, характер у Малышки был материнский - железный. Вечером она норовила забраться ко мне на колени, а когда мне приходилось вставать и ее стряхивать, она ходила за мной по пятам, ругаясь, пока я опять не садилась на место.
Из-за котят обиделся на меня Потап: я слегка потеснила его от миски, чтобы поели мелкие. Кот ушел на двор, и как я его не зазывала и не умасливала - не шел, а только отворачивался. Целый день обижался. Но - голод не тетка! К вечеру помирились.
А Нюша оказалась такой хитрой! Днем кошек в дом не пускали, а Нюша все норовила прорваться, чтобы перехватить кусочек. И вот слышу за дверь пронзительный мяв Малышки - она так вопила, что до костей пробирало! Открываю дверь - сидят Малышка и Нюша, маленькая замолчала, потерлась о мои ноги и убежала на улицу, а Нюша жалистно на меня смотрит - ну, что оставалось делать! Пришлось тайно накормить.
Вот как эта хитрюга уговорила мелкую на такую эскападу?
Вообще кошачьи разговоры - и с людьми, и между собой - очень выразительны, богаты интонациями и вполне понятны. Как нежно мурлыкала - чуть не сказала "щебетала"! - Пуся со своими котятами! И как однажды ругалась та же Пуся, когда залезла на горячую печку и обожгла свои черные пятки! Она сверзилась с печки в подпол и долго там бегала, остужая лапы на холодной земле и понося на чем свет стоит и печку, и огонь, и меня, и всех подряд!
А чаще всего никаких речей и нужно - кошка так взглянет, что ты без слов понимаешь, чего ей надо. Причем никто лучше кошки не умеет смотреть "сквозь тебя". Одна моя знакомая дачная кошка Стеша в упор меня не видела, когда я была ей не нужна: хозяева дома, кормят, все в порядке. Но стоило хозяевам уехать на пару дней, как Стеша стала моей лучшей подругой и пела, проникновенно глядя мне в глаза: ты такая замечательная, ты лучше всех, и как я могла жить без тебя, и дай мне вон тот кусочек колбаски, а что у тебя еще есть? Хозяева вернулись, и снова я была чем-то средним между столбом и деревом, и даже ухо не шевелилось в ответ на мои страстные "Кис-кис"!
Лоренц в своей книге "Кольцо царя Соломона" пишет, что проверить расположение кошки к вам очень просто: если кошка по своей воле гуляет с вами, значит, она действительно вас любит. Вся пятерка деревенских кошек охотно отправлялась со мной погулять. Конечно, котята были малы, чтобы идти с нами вровень, поэтому чаще они ехали у меня на плечах - я надевала длинную шинель, они по полам взбирались ко мне на плечи и сидели там, мурлыча, глазея по сторонам и время от времени то одна, то другая пушистая головка прижималась к моей щеке. Взрослые кошки шли за мной по тропинке, то отставая, то забегая вперед, то упрыгивая в густую траву. Мы уходили довольно далеко от дома. Очень забавно было смотреть на бегущую впереди Пусю - своими черными штанишками и пышным хвостом она напоминала какого-то лесного зверька, не то енота, не то скунса. Пушистая коротколапая Пуся уставала быстрее всех, особенно если накануне шел дождь - мех быстро намокал, и, если я не брала ее на руки, она отставала и ждала нашего возвращения на заборе, сердито мяукая.
Чаще всего гулял со мной Потап. Мы с ним уходили далеко за деревню, к реке - охотились на мышей, пытались поймать мелких рыбок, просто грелись на солнце, вели неспешные разговоры и смотрели, как тихо и плавно летают большие хищные птицы, высматривая в траве добычу. Птиц Потап побаивался. По высокой траве ходить ему было трудно, и мне приходилось тащить его, тяжеленького, на руках, чему он страшно радовался и, по-моему, не раз просто симулировал смертельную усталость.
Но отпуск кончился, настала пора уезжать. Пуся к тому времени окотилась и была занята новыми котятами. Нюшу и пусенят мы отвлекли миской еды. Только Потап - умный и верный - сразу все понял и пошел нас провожать до реки и долго ждал вместе с нами катера, но потом отвлекся на ловлю мелких рыбок и постепенно отошел от нас, чему я была только рада - у него на глазах сесть в катер и уплыть навсегда было свыше моих сил.
Мы уезжаем...
Катер плывет, рассекая темную воду - такую темную, что кажется густой, как патока. Плывут мимо заросшие лесом берега, исчезает вдали наша деревня, дом на косогоре и пять кошек на крылечке - трое больших и двое маленьких.