Словно чуткие пальцы скользят по ланитам, опускаются в глазницы, пропадают под губою, неспособные унять горячки умирающего, истомленное высью кружение лазури, разметавшее вдали, подобно маслянистой пелене, клубья, объемлет суровый лик пустыни, навсегда отринувшей влагу. Каление сверкающих серебром камней, песок, ожигающий, будто нелепое слово или малодушный проступок, неплодны собою, но внушают к путнику,- "где бы ни был ты, -стоишь в сенях, самом начале пустыни." У дюны единственное, оставленное тобой, сердце, когда она чревата - ибо вечность нерасторжима. Складчатое нутро такого мужа, однако, не пусто, робко оно встречает солнце и затихает в близости вечера, держит каждый вздох и удачное время дня в мехах, флягах да глубоких руслах, уволенных от влаги небрежных возлияний мирской жизни. Это моя овидь, пустынь и рубеж грешной утробы.
- "Заклинаю", -это шепчет человек в урывках мешковины, -"моя дочь больна", -не сподручно работать в таких лохмотьях, - "приходите в деревню, молиться за нас!", - он оставил горсть семян.
Ниспосланная жизнь единственна перед Богом, а значит и путьк Нему. Могу ли ошибаться в уповании своем.., но смею ли знать верную дорогу каждым шагом?
Слышал ли кто-нибудь, чтобы песок отступил, нет, он ширится, ибо хранит в немой памяти оконченные дороги, след мелкий и глубокий исчезают равно, все они слишком велики для песчинки. Пустыня не предаст, но может ли сказать правду?
-"Стадо забирает мор",- удивительный узор скатавшейся шкуры,- "и нам верная смерть",- вот немного молока и овчины.
Я подобен Антонию, но не его святости. Мирской путь, свойственен человеческому. И, преследуя судьбу Антония, разве не удаляюсь завершения? Покуда превыше оно людского конца и лишь ответствует ему..?
Пробудился я в черном гробу, яростная нужда исполняет ознобшее тело, поверхность камней, острый свод и впалое, утоптанное днище моей пещеры,- все сделалось склёзским. Выброшенный на резкий холод, ртом, подобным луне, я хватаю ..песок. Мои волосы уходят в него корнями истлевших дерев, сгоревших под зноем трав. И, кажется, развеянные стебли легки и прозрачны.
Но пустыня настигает с рассветом...
-"господин... встретиться с вами..",- острый незнакомый запах,- " пребудет благословение.."- этот посланник сложил у лаза цветные ткани и множество снеди. Я знаю, повсюду разбросаны кости, пахнет кислым молоком и пометом. В беспорядке развешена рвань и подношения простых людей.
Запах будоражит, но я запамятовал куда он влечет. Едва уловимые знаки полны обещания, но я не умею последовать за ними. Неужели само желание мое вселилось в предметы? Я превозмог страсти, способные поглотить иные, обручем бежать по телу, чтобы сомкнуться на темени, под ногтем и кончике носа, заключив все существо в порочную пупу. Видимость претворения их гонки в поступок, в самого себя, покинула меня, я пуст для горнего пламени, но теперь вовсе не различаю конца алчбе, схватившей всю окружающую наличность, как земле не вижу предела: рядом и далее, до самого горизонта пустыни...Каждым движением прикасаюсь к ней, отравленной бесконечности. Я хоронил плоть, но ныне и дух мой заперт, куда бы ни устремился. Как доле достигать к Господу, когда воспитал ужас этого мира, какое слово истинно на чадящем языке?
Ее уже нет. Я бросал в реку камни и кораблики, ловил рыбу и собирал раковины, а женщины там полощут белье недалеко от играющей лодки. Поэтому, когда реки сливаются в море, оно выглядит наполненным. Мы не считаем так, если не подозреваем включений,- когда большую мису с водой воображали морем в детских забавах, туда бросали что-то, а про гору не говорят, что она наполнена, разве только сокровищами, произведенными человеческим желанием. Отпуская в море, не усомнюсь в том, что принимает любую ветошь. А меж тем большее, на что годится сухопутная струя, это стать содержанием- "волглый распадок", "вода подошла". Также и пустыня, по которой носятся фиолетовые тени рек, - всего самость. Многие стремятся к самости. Но, изображая все одним цветом, не ты ли ищешь грязной свалки? Помню ли я, что единственный запах- всегда вонь?
-"..опасная ересь..",- ничего нового,- "..уйдешь..",- не оставят и края,- "..СУД".
Разве не лишения сильного делают сильным, проверяют достойного? Но могу ли сам добиться ограничением? В детстве сестра говорила, что перец не умаляет уксуса...
***
Когда уходит пустынник, он оставляет нырок, впуклое маленькое пространство, пропитанное его жидкостями и присутствием. Его быстро заносит, но, раскрывая эту окаменелость, мы видим уже что-то целое, подобное раковине в утробе бархана, доверчиво вжавшейся в опрокинутую стену. Крошечный жемчужный кораблик в вечном золотом шторме песка. Пилигримы собирали всякие раковины, чтобы нашить их на свою одежу, а вы, приложив наутилус к уху, конечно услышите шум, в любом отдалении от моря, - внутренний ее голос.