-Везде, где лист замер, будто в художественной нарочной красе, просится к резцу или тонкое напоминает литье, упругая, но изогнута ветка, и травинки переплелись самым причудливым образом, ложатся косой, знай - это след эльфа. Высокого, с непременно вытянутым лицом от бесконечного упражнения в своем инструменте. Представь, что с залитого и липкого стола подбираешь новым шелковым платом вишенку,- так схвачены они с вечно удачливой щедростью природы в свои одежды, способом, который, однако же, никогда не спутаешь с естеством. Говорят, что с мертвого .. нашли и сымали одежды, да так и не вымыли, новые за прежними газовые, кисейные покровы, пока не скрылся в груде этой, бабам на удачу.
Прервавшись на миг, он принялся следить стол, еще больше ссутулившись.
-Не то, если волнуется трава, шелестит, словно грубые страницы в легком, но и обвисшем, кисловатом таком, движении ветра. И кроны, мутно взбитые, как бы от старости, что нарочно тяжелое днище стакана, когда между грошами коротаешь в трактире ночь. Дробный еще блеск на краю куста рядом, и притоплены кажутся в нем острые пики и щиты. Или огни беспокойные, суетятся, но не с собою, а будто ведут куда-то. Всегда, впрочем, вбок. Темный это случился, значит неподалеку.
Видно было, что рассказчик давно уж обвыкся. Без старания, заглушенным внутри движением немного расправил спину, медленно и, сощурившись, провел пальцем внутри деревянной чашки, крепко схватив ее другой рукой, снова отпил.
-Хэх. Вот будто дерево тяжело тянет воду, или стайка пигалиц ссорятся, да ветка отнюдь не шелохнется. Такой не ступит и на пару листьев зараз, этот сук, фьють..и уже былинка. Маг этот, ..кто вовсе не оставляет следов, а ходит, будто бы сам ты, как есть, видишь лес.
Зачем туда ходишь? ... Я.. ягоды собираешь?..
Рыжий беззвучно смеялся, но с вызовом, и видно было, - ждет, как ему ответят. Что-то особенное в выражении, как если бы лицо чесалось, и лишь усилием воли он избегал тронуть его. За столом сидел еще один, но до сих пор никак не обнаружил себя даже приветствием, отчего нельзя было предположить в нем какой-нибудь интерес к рассказу.
- А значит, меня ищешь-собираешь, да только раздельно с историей своей не дамся! -Неожиданно заключил рыжий. Легко привстал, хватаясь за толстую спинку стула. Тот покачнулся, и показалось, что кривые ножки отличной длины, на таком усидеть как в качелях. Было душно и как-то тесно, - коротышки не делали высоких потолков и сейчас привычно бубнили, то выкрикивали или зевали вокруг какого-нибудь пьяницы, с грустным отчаянием пляшущим, хоть бы и на столе.
Протиснувшись в одну такую группу, где сплошь все ему были по пояс, рыжий косо и как-то без размаха ударил танцующего, тот осел и больше не двигался. После секундного замешательства вся орава двинулась на него, но, спохватившись, переменили направление и окружили второго незнакомца. Они толкались, требовали брюзжащей неясной скороговоркой и явно хотели напасть. Рыжего в трактире не было.
Уже смеркалось, когда солнце играло в клубах пыли на широкой дороге. Высокого, сутуловатого путника догнал второй и с видимым облегчением примерился к шагу.
- Я из города,- пояснил незнакомец. От него пахло костром, какой разводят из лесного валежника, а еще пивом и кабаком.
- А, вам удалось выбраться.
- Ну у вас и шутки!, распорол кошелек и сейчас наверное дерутся, больные от случайной прибыли. Как вам сошло? Заранее подговорили коротышек?
- Отнюдь. Сошел за дурака,.. и заплатил сверху монету, до вас еще, чтобы сирого не трогали.. в случае припадка. Искали, значит, виновного.
- И это все? Кто вы? Это нужно, полный трактир пьяных и битых коротышек!