Есть профессии, где и без вдохновения можно обойтись. Не ленись, и все у тебя получится. А вот в искусстве совсем по-другому. Тут хоть ленись, хоть не ленись, от этого не зависит. Тут главное иметь именно вдохновение. Здесь обязательно, чтобы Муза хотя бы иногда захаживала к художнику в рабочее время. Ведь без Музы художник - просто маляр. А писатель без Музы - это даже, знаете, приличных слов не хватает, чтобы сказать, кто он есть в таком случае. Потому и не удивительно, что те счастливцы, у кого Муза все же завелась, ее холят и всячески лелеют. Но один писатель, представьте себе, свою Музу, наоборот, чуть не покалечил.
Как-то раз этот писатель, еще до того, как у него объявилась эта Муза, пожаловался своему другу:
- Знаешь, старик, вроде и чувствую в себе великую писательскую силу, и желаю неистово дать людям что-нибудь бессмертное, а как начинаю изливаться на бумаге, так, веришь ли, не могу излиться.
А его приятель, художник, утер акварель под носом, и головой крутит:
- Блеску в глазах у тебя мало, потому и не изливаешься. Через силу пишешь, вот тебя через силу и читать приходится. Вдохновения, брат, ищи. Муза для писателя, что кобыла для крестьянина. Без нее - никак.
И вскоре этот писатель встретил совершенно неземную женщину. Она ходила так, будто постоянно танцевала танго с невидимым партнером, а говорила с таким жаром, будто все время летела в бездонную пропасть. В общем, типичная Муза.
Писатель, будучи мужчиной решительным, немедленно пустился с ней во все тяжкие и менее тяжкие, и в результате стал неудержимо и талантливо изливаться.
Сначала, правда, Муза валяла дурака, всячески отлынивая от работы, но писатель своим нытьем заставил-таки ее впрячься в творческий процесс, и дела пошли.
- Не могу размениваться на подлые мелочи, - с горечью взывал к Музе прозаик. - Мне нужна больная тема, такая, чтоб каждому нервы трепала.
- Любовь?! Любовь - это прошлый век! - одернула его Муза, и с ходу предложила прозаику примерный сюжет с двадцатью пятью трупами и двумя пропавшими без вести.
Писатель решил попробовать, и, неожиданно увлекшись, стал творить как проклятый, и через полгода родил убийственной силы роман, назвав его "Бег мертвеца". Название долго не приходило, но однажды утром он выглянул в окно, и увидел там соседа-пенсионера на утренней пробежке, после чего название пришло само собой.
И вот, несказанно счастливый от разрешившегося бремени, писатель в дрожащих руках отнес свою рукопись в редакцию, откуда ему позвонили уже на следующий день.
- Здравствуй, дорогой! - приветствовал его главный редактор. - Что ж ты, ей-богу, как маленький?
- Не понял...
- Ты мне на днях рукопись принес, но ведь это же, один в один, книга писателя Топорова, что вышла год назад в нашем же издательстве.
- Вы шутите?.. Так не бывает... Я ее почти год рожал, - оборвалась у прозаика сердце.
Он хотел сказать еще что-то, но редактор уже бросил трубку.
Писатель был в смятении. Но еще в большем смятении, и даже и ярости он был, когда выяснилось, что его Муза, оказывается, до союза с ним была в гражданском и в творческом браке с этим самым Топоровым, и, похоже, слямзила у него этот злополучный сюжет.
- Откуда я знала, что он решится это публиковать? - отбивалась от взбешенного прозаика Муза. - Он говорил, что ему этот роман совсем не нравится, и ни в одной приличной редакции его не возьмут. К тому же ты насел на меня, как вошь на блоху - что мне оставалось?
Писатель был готов ее прибить, но опыта практических действий подобного рода у него не имелось, к тому же их разделял большой круглый стол в гостиной. Они долго носились вокруг него, как две мошки вокруг фонаря, пока, в конце концов, писатель не изловчился, и не поддел пинком увесистый круп Музы, отчего та сошла с круговой орбиты, и звучно протаранила тушкой сервант. Тут же вскочила, взвизгнула на озверевшего прозаика "Мужлан!", и кинулась собирать свои носильные вещи.
Когда она, наконец, хлопнула дверью, я сел за стол, и с горя написал это рассказ.