Аннотация: Тихия жизнь университетского преподавателя Георгия Юрьевича неожиданно меняется, стоило ему только согласиться войти в состав жюри литературного конкурса
Твои ладони... Такое странное тепло.
Чаще всего ты сильно обжигаешь
Тех, кого не знаешь.
"Облака - клочья ваты, оторванной от покойной и смиренной, погребенной под бетоном и накрытой, как одеялом, асфальтом. По рукам колесят машины, из глазниц вылезают зеленые ели..."
Я заинтересовано поднял голову и неожиданно подпрыгнул на месте, больно ударившись коленом о стол. Позади меня раздались смешки - видимо думали, я задремал, а тут неожиданно проснулся. Но я сделал вид, что ничего не слышал.
Сам не знаю, как я тут оказался. Преподавание меня, конечно, очень привлекало, недаром же я был учителем истории в университете. Но когда ко мне подошел декан факультета филологии и предложил войти в жюри фестиваля эстетического воспитания и провести занятия для старшей возрастной группы, я очень удивился. Удивился, но согласился, хотя совершенно не представлял, чему это я должен их учить. Я ведь плохой пример для подражания: одинокий, 45-летний, выкуриваю по пачке сигарет в день, употребляю британский сидр не только по большим праздникам и творчески зависим. Не могу ничего не писать, если уж совсем ничего не выходит, то веду дневник.
И вот я уже час сидел в аудитории, и по большей части отчаянно скучал. К старшим я особенно не прислушивался, при необходимости у меня ведь будет возможность познакомиться с их творчеством поближе. Поэтому все их стихотворения казались одним длинным и однообразным, которое просто зачитывали попеременно разными голосами.
Но эта девушка меня совершенно поразила. Может даже не столько своими поэтическими описаниями.
Русые волосы, отливающие медью, пышные и немного растрепанные, небрежно убранные по бокам за аккуратные маленькие ушки. Мягкие черты лица, губы-вишенки и огромные глаза, в хороводе ресниц. Она была не только трогательно прекрасна, но и вызывала у меня некоторые почти забытые воспоминания.
Она продолжала что-то читать, что-то очень вдохновенное, лица моих компетентных соседей-судей светлели, они тоже обратили на девушку внимание. Но совсем не так как я.
Как только девушка закончила, был объявлен перерыв. Есть мне совершенно не хотелось, я повернулся к ученикам, надеясь, что эта девушка тоже останется в аудитории. Ведь я бы не простил себе, если бы не задал один простой вопрос.
На мое счастье, она оставалась последней, хотя и собирала свои вещи. Я лихорадочно схватил список, чтобы найти ее имя.
Рада. Ее зовут Рада. Рада Ветрова.
Девушка уже была в дверях.
- Рада! - я лихорадочно почти выкрикнул ее имя. Она остановилась и подошла ко мне.
- Замечательное творчество, - я старался казаться как можно беспечнее. - Мне кажется, я уже видел тебя на каком-то поэтическом конкурсе.
- Едва ли, негромко ответила она и улыбнулась. - Я впервые участвую.
- Надо же, - изобразил я удивление. Голос предательски дрожит. Я набираю в грудь воздуха, чтобы успокоить колотящееся сердце, и как будто невзначай интересуюсь:
- А как зовут твоих родителей?
- Инга и Роман Ветровы, - немного недоуменно, но с любопытством отвечает она.
Сложно описать, что я в тот момент чувствовал. Наверное, прежде всего, растерянность. И радость, бешенную, невероятную радость.
- Игорь Юрьевич, а почему вы спросили? - Рада от любопытства слегка наклонила голову.
А я.... А что я должен был ей сказать?
- Я знал твоих родителей примерно в твоем возрасте. Особенно маму. Мы... Мы дружили.
- Здорово! - как-то по-детски воскликнула она, - Вы, наверное, давно не виделись, и хотели бы поболтать.
- Но ведь ты из Москвы, а значит твоя мама сейчас там. - Не знаю, чего я хотел сейчас больше - сесть на первую же электричку в столицу или броситься прочь, лишь бы не видеть эту восторженную жизнью девчушку, так похожую на свою мать.
- Нет, они приезжают на выходные сюда, к бабушке и дедушке. Обещали заехать и сюда, ведь сегодня открытие нашего фестиваля. Я покажу вам ее. - Она замолчала, а потом добавила, - только позже, сейчас я бы хотела купить воды.
- Да-да, конечно, извини, что задерживаю, поговорим после перерыва. - Поспешно сказал я.
Когда Рада скрылась в дверях, я плюхнулся на стул и потер глаза.
"Я покажу вам ее, " - вспомнились мне ее последние слова. Я усмехнулся. Да я сам ее прекрасно узнаю, узнаю из тысячи, даже если она пройдет с другой стороны площади и не взглянет в мою сторону, даже если она пройдет в двух кварталах от меня, я почувствую!
Перерыв тянулся целую вечность. Я быстро ходил из угла в угол, садился и тут же вставал.
Когда ученики вернулись в аудиторию, я уже с энтузиазмом расхаживал у доски.
Мне в голову пришла простая и очевидная мысль: чем быстрее мы послушаем этих ребят, тем быстрее Рада поведет меня к своей матери.
В голове не было ни единой мысли кроме ее имени - Инга. Даже воспоминания о ней бились об стеклянный купол вокруг меня, бились об него как мухи. Но я этому был несказанно рад. Я наслаждался этими воспоминаниями.
Тогда стояла такая же яркая ранняя осень. И она стояла среди моих друзей как строгая ель среди разноцветных кленов, немного недоверчивая, осторожная. Уже потом я узнал, что ее позвал к нам Саша, главный заводила и дебошир. Но как они познакомились, и с какой неведомой для меня радости она согласилась придти, я так и не узнал. Даже позднее, когда я спрашивал ее об этом, она лишь улыбалась и пожимала плечами:
- Провидение привело.
У девушки оказалось необычно редкое и красивое имя - Инга. Она быстро обратила на себя внимание мужской половины нашей компании, хотя ничего для этого не делала. Но главнокомандующим этой армии глупо улыбающихся и бесконечно пялящихся парней стал, конечно, я. Несомненно, я пялился на нее больше всех, глупее всех улыбался. Она это замечала, смеялась и пожимала плечами.
"От резных твоих ворот разгоню поклонников..." - методично повторял я строку из стихотворения Евгения Маркина и воплощал эти слова в жизнь.
Вскоре около нее остался только я, хотя она от этого особенно и не расстроилась. "Где ты Гай, там и я, Гайя"* (*Подразумевается, что имена Игорь и Инга имеют общее происхождение). Но все равно оставалась неприступной крепостью.
Я не буду рассказывать, как я уже завоевывал не только место рядом с ней, но и ее снисхождение. Честно признаться, я этим совершенно не горжусь. Не горжусь я и тем, что было потом.
В один момент я просто потерял к ней интерес. Сердце отторгнуло ее из себя, как инородное тело. И ее место заняла другая, более гибкая и открытая.
А она все улыбалась, и утвердительно пожимала плечами на мое предложение дружить. Серьезно, я ведь не мог потерять такой ценный экспонат моей человеческой коллекции душ. Или может она просто знала меня настоящего, невольно выманила из моей оболочки меня истинного.
Тогда нам было шестнадцать. А последний раз я видел ее, когда ей было уже двадцать два. И это было на ее свадьбе. Ее избранник был действительно самым лучшим человеком на земле, "земной человек", как она его называла.
Роман. Высокий, умный, красивый и обожающий до умопомрачения свою жену. Что ж, такая девушка, как Инга действительно заслуживает самого лучшего - подумал я тогда. Она прислала мне приглашение, но я не пришел. Ее жених не так уж доброжелательно ко мне относился. Я просто понаблюдал со стороны, притворяясь случайным прохожим.
Я, конечно, очень хотел, чтобы она заметила меня, подошла, мы поговорили, как прежде, и может быть, я уговорил бы ее сбежать со мной, прихватив кусок свадебного торта с апельсинами. С чего я взял, что с апельсинами? Просто знаю, Инга их обожала. Наверное, обожает и сейчас.
И вот спустя столько лет я вижу ее дочь.
Я качался на волнах своих воспоминаний, и совершенно не обращал внимания ни на что вокруг. И совершенно не заметил, как остался один в аудитории.
Только в дверях стояла Рада. С ее лица стерлась та непосредственная детскость, с которой она разговаривала со мной перед занятием.
- Идете? - спросила она у меня. - Они уже приехали.
- Рада, если хочешь, можешь называть меня на ты. Просто Игорь. Я ведь почти друг семьи... - неловко улыбнулся я.
"Я что, краснею? Боже, что я говорю. Какой, скажите на милость, я друг семьи? Да мне за счастье будет, если они меня просто узнают и вспомнят!"
- Я сейчас выйду, мне нужно сделать один важный звонок, - сказал я. Рада согласно пожала плечами и исчезла в дверях
Конечно, никому я не звонил. И, конечно, не собирался ее догонять. Ведь как бы ни было сильно мое желание увидеть Ингу, я этой встречи боялся. Боялся, что она посмотрит на меня, по ее постаревшему с жалкими остатками былой красоты лицу проскользнет тень непонимания. А потом, когда я представлюсь, она скажет что-нибудь манерное, типа "Ах да, теперь я вспоминаю!" И начнет вести со мной великосветские беседы о погоде или еще какой лабуде.
А ее земной и лысеющий Роман потрясет мою руку и с энтузиазмом предложит обсудить какой-нибудь футбольный матч, позовет в баню или предложит попить пивка. Их дети буду кружить вокруг нас, а Рада будет глупо хихикать.
Я потряс головой, отгоняя эти глупые мысли и все-таки зашагал к выходу. Не буду я к ним подходить, просто посмотрю издалека. Хуже от этого точно не будет.
В коридоре я выглянул в окно, выходящее во двор, надеясь там разглядеть семейство Ветровых. Но, по-видимому, во двор высыпали все участники фестиваля, их родители и учителя, поэтому разыскать в толпе кого-то из них с такого расстояния было практически невозможно. Пришлось спускаться.
Погода стояла замечательно теплая и ясная. В обычное время я такие деньки яростно ненавидел, предпочитал отсиживаться дома и выходить к вечеру, но сегодня я невольно залюбовался отблесками солнечных лучей в золотистой листве. Но главным для меня сейчас конечно было найти Раду.
И она отыскалась совсем рядом, у колонн. Она разговаривала с девушкой, которая стояла ко мне спиной. И у них были волосы одного цвета...
Несмотря на довольно жаркую погоду, я вдруг резко покрылся холодным потом. Рада показала куда-то недалеко от меня и девушка обернулась.
С такого расстояния и с моим зрением (да и еще я поспешно отвернулся, когда она посмотрела в мою сторону) Инга казалась совсем молоденькой, едва ли старше своей дочери.
Я внутренне сжался, надеясь, что они сейчас смотрят не на меня. Но спустя пару минут поднял голову.
И увидел Романа. Точнее двух. Я несколько раз поморгал, отгоняя наваждение. Но они не исчезли. И тут, когда из толпы показался настоящий Роман (он тоже был совсем такой, каким я его помнил и ненавидел), все встало на свои места.
Это их сыновья. Отродье Ветрова, такие высокие и красивые парни, которые так сильно были похожи на своего отца, как мало имели общего с матерью.
Однако, забавно. Никогда такого не видел. Все у этих двоих не как у людей. Даже дети напоминают миру об их большой любви.
Словно подслушав мои, мысли Роман обнял жену и дочь, что-то сказал, все весело рассмеялись и последовали за ним. Мне хотелось тоже пойти за ними, но вдруг я почувствовал себя старым и уродливым. Инга и Роман были словно молодые боги, а я рядом с ними - простой смертный. Сердце неприятно сжалось. Я ошибался. Стало только хуже. Я уже хотел было развернуться и уйти прочь, но обратил внимание на Раду. Девушка недоуменно вертела головой. "Меня ищет", - подумал я и помахал ей. Она быстро заметила, что-то сказала родителям и стала пробираться ко мне.
- Ты чуть-чуть с ними разминулся, они уже пошли в зал.
- Я видел вас. Просто не стал подходить. Не хотелось нарушать семейную идиллию. Лучше скажи мне, эти двое, конечно же, твои братья?
- Да, - улыбнулась девушка. В ее голосе слышались нотки гордости. - Им по девятнадцать, они оба учатся в университете. Ярослав и Святослав. Мечтают открыть свою сеть ресторанов. Говорят, для родителей, чтобы в выходные маме можно было не готовить на такую толпу голодных динозавров, - при этих словах она засмеялась. - Так папа говорит. А они пока работают, копят деньги и опыт, выпытывают у мамы все ее секретные рецепты, чтобы включить их в свое меню.
Я слушал все это из приличия, крепко стиснув зубы. Мне совсем не хотелось слушать об этих идеальных детях. Вот если бы они были сыновьями Инги и моими, то я бы сам расхваливал их на каждом шагу. Но, к счастью, Рада уже закончила.
- Слушай, а может ну его, этот концерт? - предложил я. - давай просто прогуляется, ведь в такую погоду грешно сидеть в помещении. Да и занятий сегодня уже не будет.
- Заманчиво, - с улыбкой ответила Рада. - Дойдем до площади с фонтанами?
Ее светлая улыбка была так заразительна, что и уголки моих губ потянулись к ушам.
- Идет.
Сначала мы просто шли молча. Мне, конечно, хотелось с ней поговорить, но я не знал о чем. Современную музыку я не слушал, не видел ни одной новинки кинопроката. А о том, что читают и чем увлекаются современные подростки, я вообще предпочитал не думать. Вот если бы сейчас здесь была Инга...
Инга. Ингрид. Вместе с ее светлым образом всплыл и Роман. Ведь они одно целое. Земной человек.
- А ты знаешь, что означает фраза "земной человек"? - неожиданно сам для себя я спросил у Рады. Та задумчиво нахмурилась.
- Так моя мама иногда называет моего папу. Но никогда не объясняла почему. Раньше я думала, что это значит приземленный. Но потом поняла - какой же мой папа приземленный? Так что теперь даже и не знаю.
- Интересно, - неужели она не рассказала о своей теории даже дочери? Неужели я был единственным человеком, которого она посвятила в свои мысли?
- Видишь ли, Рада, я случайно знаю, что твоя мать имела в виду, - осторожно сказал я.
- Ну и? - она вопросительно подняла брови.
В этот момент мы как раз вышли на площадь. Сам я редко здесь бывал, но понимал, почему Рада выбрала это место. С десяток фонтанов разного размера, разбросанные вокруг них лавочки и причудливые клумбы с цветами. Живительный оазис среди бетонной пустыни.
Рада выбрала лавочку, около фонтана с русалкой, игриво выплевывающей струю воды. На мгновение мне даже показалось, что они с Радой чем-то похожи.
Когда мы сели, я-таки начал рассказывать:
- Инга всегда говорила, что есть люди как воздушный змей, творческие, постоянно находящиеся в поиске, неутомимые в изучении жизни и всего вокруг. Но естественно, что у этих людей есть один минус: ветер может оторвать их, и неизвестно, что будет. Человек сойдет с ума, замкнется в себе или вовсе погибнет. У всех воздушных людей бывают моменты, когда они балансируют на этой грани. Ну, мы же должны платить, за все хорошее, что имеем.
Пока я рассказывал, все время смотрел на Раду. Она же не бросила на меня ни взгляда, а смотрела куда-то вдаль.
- Но есть еще, как ты уже поняла, заземлители. Или земные люди, по-другому.
- И они держат воздушных у земли? - неожиданно вставила Рада. Я с укоризной посмотрел на нее. Девушка вжала голову и быстро сказала:
- Извини, что перебила.
- Я не поэтому, - нахмуренно продолжил я. - Просто это прозвучало, словно земные люди - это плохо. Что они силой удерживают воздушных около себя. Но это вовсе не так. У земных есть то, что всю свою жизнь ищут воздушные - это надежность и стабильность. А воздушные добавляют в жизнь земных ощущение полета. Такой вот симбиоз.
Рада молчала, что-то обдумывая, а потом повернулась и спросила:
- И ты согласен с этим?
- Естественно, - кивнул я.
- А как же что-то типа "подобное тянет к подобному"?
- Ну, тут как плюс и минус. Вроде как две противоположности, а на деле оба состоят из полосочек.
- Это тоже мама сказала? - подняла одну бровь Рада.
- Нет, это уже мои наблюдения.
Девушка снова замолчала и продолжила смотреть на воду. Молчал теперь и я. В голове обычно было много мыслей, но сейчас она была восхитительно пуста.
- Ты, значит, воздушный человек, - медленно проговорила Рада, не открывая взгляд от воды. - А какой я?
Тут уж я развел руки:
- Мы знакомы всего несколько часов, откуда мне это знать?
- Просто подумала, что со стороны виднее, - ее голос показался мне немного расстроенным. - А то буду искать всю жизнь не того.
От этих слов я вздрогнул, сердце забилось чаще. Мне очень захотелось обнять ее и никогда не отпускать. Но вместо этого я собрался с мыслями и сказал:
- Не надо никого искать, - и добавил мысленно: "Я уже здесь". - Нужный человек сам тебе встретится. Ведь воздушные люди летают каждый на своей высоте, а земные имеют каждый свою степень надежного удерживания.
- Понятно, - бесцветно ответила Рада. Видимо, мои слова ее не убедили.
Мы сидели у фонтана еще минут двадцать. Молча. Рада смотрела на брызги фонтана, а я подставил лицо солнцу и сидел с закрытыми глазами.
Наше знакомство и общение началось как-то слишком стремительно. Даже молниеносно. Словно мы старые знакомы, просто пару лет не виделись. И все-таки я чувствовал неловкость за свою поспешность. Оттого и молчал. Наверное, если бы она сейчас встала и также, молча, ушла, я бы был только рад. Но она продолжала сидеть, и от этого было еще более неловко.
Наконец, она отвлеклась и посмотрела на часы и встала.
- Пора возвращаться. Родители, конечно, мне не звонили, значит, концерт не закончился. Но все равно пора.
Я тоже посмотрел на часы. Было уже почти семь.
- Тебя проводить? - только бы она не почувствовала мое смущение!
- А ты разве не собираешься туда возвращаться, - удивилась девушка, попутно взбивая волосы.
- Мой рабочий день закончился, а к встрече с твоими родителями я все-таки не готов. - Я попытался улыбнуться, но получилось неестественно.
- Значит, о встрече с тобой родителям тоже не рассказывать? - она подошла слишком близко и посмотрела в глаза.
Она смотрела на меня снизу вверх пытливым взглядом. Мне вдруг стало тяжело дышать, захотелось расстегнуть воротник рубашки.
Опасный вопрос. И сама Рада сейчас показала другую свою сторону характера, неведомую для меня.
- Как считаешь нужным, - промямлил я и сам себе удивился. На кого я сейчас похож? Взрослый мужик испугался странного блеска в глазах шестнадцатилетней девушки.
Через мгновение она моргнула, и блеск исчез.
- Тогда я пойду, - произнесла она и отправилась в сторону школы.
Первой моей мыслью было конечно проследить за ней, посмотреть, как она себя ведет с другими. Но вместо этого я отправился в другую сторону, домой.
Когда я оказался дома, я лег, не раздеваясь на кровать, снял только галстук и расстегнул ворот. Нужно было многое обдумать.
Сейчас я уже почти жалел, что вообще познакомился с этой девушкой. Сначала мне казалось, что так я смогу стать ближе к Инге, но теперь, когда сам же отказался от этой мысли, растерялся.
И что теперь с ней делать? Вести занятия, будто мы и не знакомы вовсе? Я знал, что не смогу.
В этот момент я понял, что за сегодня не выкурил ни одной сигареты. Я встал, вышел на балкон и закурил.
**
Когда я подошел к аудитории, все уже были в сборе. И даже спорили.
- Тебе не победить меня, мымра, - услышал я, как какая-то невзрачная русоволосая девушка стояла напротив Рады, сложив руки на груди.
Я остановился за приоткрытой дверью. Вмешаться, конечно, хотелось, но я себя остановил. Все-таки я не собираюсь нянчиться с этой девушкой.
Я дал пять минут им на разборки, а потом вошел.
Когда я оказался внутри, все уже молчали, словно ничего и не произошло.
Я со вздохом поздоровался, представился и начал вести занятие.
Сегодня у меня по плану рассказать этим двадцати якобы подающим надежды поэтам об основах стихосложения. Когда об этом объявил нам организатор, я, было, заметил, что, дескать, раз они поэты, то, наверное, не понаслышке знакомы с ямбом, хореем и другими амфибрахиями и катренами. Тем более у меня была старшая возрастная группа. Но декан кафедры филологии, который и был по совместительству главным зачинщикиком сего действа, только отмахнулся.
Я собирался начать немного рассказывать, а потом, поддавшись якобы их уговорам не тратить время, приступить ко второй части - чтению и обсуждению их творчества. Уж этой части наверняка ребята ждали с большим нетерпением. В этом вся молодость - расхаживать как надутые павлины друг перед другом да меряться хвостами (ну в данном случае стихами)
Я поймал себя на том, что рассказываю про силлабическое, тоническое и силлабо-тоническое стихосложение, что собственно делать не собирался. На мгновение замолчал, окинув взглядом аудиторию. Эти подростки сидели и слушали с огромным интересом. Даже на задних партах никто не шептался, а кто-то даже записывал! Мне стало как-то даже немного совестно, что я так о них подумал. О чем, кстати, я там рассказывал?
Я посмотрел на Раду. Она сидела за первой партой, на правом ряду. Она не записывала, но внимательно слушала, соединив указательные пальцы.
Поймав мой взгляд и, словно почувствовав мое замешательство, она подняла руку и спросила:
- Игорь Юрьевич, скажите, а как вы определяете, действительно ли талантливый этот человек или нет?
Я немного расслабился и, с удовольствием глядя в глаза Раде, ответил:
- Ну есть такое правило, скорее шуточное, но оно работает. Положите свою руку ладонью вниз. Положили? Так вот, если костяшка в месте прикрепления большого пальца к руке выпирает (да, я не силен в биологии, но подкрепил свои объяснения наглядным примером), то тогда у человека обязательно есть склонность к какому-то искусству.
- Вы хотели сказать - талант? - спросил кто-то с задних парт.
- Нет, просто склонность. И если эту склонность развивать, то тогда и получится талант.
Все заметно оживились. Перешептывались, показывали друг другу торцы ладоней. Только Рада тихо сидела, скрестив руки.
Мне не надо было быть экстрасенсом, чтобы понять, что у нее как раз эта костяшка не выпирает.
И вовсе не потому, что она бесталанна. Просто я слишком хорошо помню бледные маленькие, но очень аккуратные руки Инги.
- А если костяшки нет, значит прощай творчество? - желчно выдала та самая девушка, что о чем-то пыталась спорить с Радой. Но я не хотел сейчас ее рассматривать, я смотрел на опустившую глаза Раду.
- Ее отсутствие еще ничего не значит, - в этот момент Рада подняла на меня глаза. Мне показалось, что они бы полны слез.
"Глупенькая маленькая девочка!" - подумал я про себя. - "Неужели твое счастье зависит от умения рифмовать слова?"
- Я же сказал, что это всего лишь шуточное правило. И никакое правило, даже такое сомнительное, не обходится без исключений, - я посмотрел на Раду, но она просматривала свои записи и даже не глянула в мою сторону.
- Давайте сделаем небольшой перерыв, а потом приступим к обсуждению вашего творчества.
Все с шумом засобирались, и через минуту в аудитории была только Рада. Но и она схватила в охапку свои записи и быстрыми шагами вышла.
Ну что я мог сделать? Броситься за ней и умолять простить за глупое правило, которое даже не я придумал?
Вместо этого я подошел к одному из окон и открыл его нараспашку.
На улице было немного прохладно и облачно, шел мелкий дождь. В легкой рубашке я поначалу моментально озяб. Но потом почувствовал, что у меня в груди словно огненный клубок. Когда я выдыхал, я буквально ощущал его внутри себя. Это нечто стало моим вторым позвоночником, опорой и... наверное, надеждой.
Давно уже я не испытывал это чувство. С тех пор, как Марина, моя жена, сказала, что подает на развод. Не то чтобы я так сильно ее любил. Просто после этого я перестал на что-либо надеяться. На чудо. На любовь. Я окунулся в водопад знакомств и полуслучайных связей. И до сегодняшнего дня было так.
Я подставил лицо дождю. Он был такой мелкий, что казалось это не дождь, а снег. Сразу представился снегопад и елка, и Рада. Она сидела на ковре перед ней и улыбалась.
Скрипнула дверь. Я даже не обернулся. Просто знал, что это она. Закрыл окно, вернулся к учительскому столу, сел.
Теперь я смущался смотреть на нее. Но когда все-таки решился посмотреть, встретился с ней взглядом. На ее лице уже не было тени грусти или обиды. Она смотрела мне в глаза и ее лицо словно сияло изнутри любопытством и волнением. Я хотел было что-нибудь ей сказать, но в аудиторию стали подтягиваться и другие ученики.
- Можно я буду первой? - спросила та самая вредная девушка и осталась стоять у доски. Пока все рассмеялись, я успел рассмотреть ее.
В ней не было ничего примечательного. Светлые глаза за толстыми стеклами линз. Русые волосы до плеч. Только если у Рады они отливали рыжиной, то у нее они были скорее серыми. Невысокая, просто одетая, с небольшим круглым животом, который очень выделялся под обтягивающей водолазкой. Такая внешность, а сколько напора.
- Разверните мне крылья! - почти взвыла она, начиная чтение.
Я с усилием сглотнул, чтобы подавить вырывающийся наружу смех. Рада, увидев мою реакцию, нагло и совершенно не таясь, улыбнулась во весь рот. Девушка бросила на нее злой взгляд и продолжила свои завывания.
Остальные среагировали не так бурно.
Я схватился за бутылку с водой и сделал несколько судорожных глотков, стараясь не засмеяться. После крыльев понеслись венки, костры в полуночном лесу и прочее и прочее. "Закос под готичненькое язычество?" - подумал я, потирая переносицу и с усилием делая вид, что слушаю.
Через пять томительно долгих стихотворений, она, наконец, замолчала.
- Прежде всего мне кажется, что твои стихотворения слишком затянуты, - звонко сказала Рада, - из пяти смело можно было сделать десять. - Я сдержал улыбку, а многие открыто засмеялись.
- Ну а фраза разверните мне крылья... Странно как-то. Словно это не крылья, а ковер.
Тут уже хохотали все. Даже я сдержанно улыбнулся.
Екатерина (именно так она представилась) молчала, только зло сверкала очками, пока один за другим остальные высказывали по поводу ее творчества, едко и не очень. А потом она обратилась ко мне:
- Ведь это находка про крылья, как вы считаете?
- Боюсь, Екатерина, ребята правы, - осторожно начал я, но девушка фыркнула, вздернула нос и прошла к своему месту.
И началась эта бесконечная каторга. Ребята вставали и садились, замечания лились рекой, похвалы - реже. Я попеременно боролся то с зевотой, то со смехом.
Были, конечно, любопытные экземпляры.
Невысокий парень со странной прической с обличающими политическими виршами и простыми, но трогательными стихотворениями о природе. Я даже про себя прозвал его Есениным.
Другой парень, высокий и худой. Сонеты и любовная лирика. Блок и его Прекрасная Дама.
Высокий и крепкий парень читал немного нараспев что-то в прозе про тетради. Он мне тоже кого-то напоминал, наверное, Хемингуэя, но я не был уверен.
А я все ждал, когда же выйдет Рада, хотелось узнать, что она там пишет. Вчера ведь я был настолько удивлен просто ее присутствию, что прослушал все, кроме нескольких первых предложений.
Все так оживленно спорили, что не услышали звонка на перерыв. Лишь когда к нам заглянула одна из преподавательниц, все немного успокоились и потянулись обедать.
По традиции я и Рада оставались последними. Она не спешила уходить, а лишь лукаво улыбалась. Уголки моих губ тоже невольно потянулись вверх.
Я встал перед ее столом и спросил:
- Когда ты будешь читать свои произведения?
- После перерыва, - улыбнулась еще шире Рада. - Но только с одним условием.
- Каким?
- Ты прочитаешь нам что-нибудь свое.
И вышла, не дожидаясь ответа.
"И почему у нее привычка напрочь отбивать мне аппетит? Мне что, нужно похудеть?" - усмехнулся я про себя.
Выходить в коридор мне не хотелось. Мне казалось, что мой горящий взгляд выдаст мою влюбленность. И каждый, кому не лень, будет знать, что взрослый мужик позволил зеленоглазой девчушке прочно завладеть своим сердцем. И да, есть мне, конечно же, не хотелось.
Я взял листок бумаги и ручку, вновь распахнул окно и сел на подоконник.
Напишу что-нибудь сейчас. Только для нее.
Рада вернулась первой. К тому моменту я не успел закрыть окно, но успел дописать стихотворение.
Девушка подошла ко мне, заметила листок и удивленно спросила:
- Неужели ты специально для нас написал стихотворение?
Я посмотрел на часы. До конца перерыва полчаса. Успею выкурить сигарету. С открытым окном никто и не заметит. Если Рада никому не скажет.
- Не против? - я вытащил пачку. Девушка как-то грустно пожала плечами.
- Против, но ты же просто пойдешь на улицу. Так что одну. А вообще бросай.
Я хотел было легкомысленно пропустить это тысячное нравоучение в моей жизни мимо ушей, но почему-то не смог. Не смог я выкурить и больше половины сигареты. Оставшуюся часть я выкинул в окно, отпил воды из бутылки и, наконец, сказал:
- Вообще, это стихотворение не для вас. Только для тебя, - и быстро добавил, - ведь только ты поинтересовалась моим творчеством. Прочитать? - Рада согласно кивнула.
Я уселся поудобнее и начал:
- Есть стихи, которые словно стальной венок,
Есть стихи, которые больно ранят, которые больно колют.
Вот стихи, которые апельсиновый сок в стакане, в изголовье постели больного.
Есть стихи, как осень, они горчат, их слова окунают в жижу.
Есть стихи горячий лимонный чай, если стихи-стены, стихи-крыши.
Вот стихи, которые шерсть и лён, вот стихи которые долгий сон, чистый запах бумаги книжиц.
Вот хромает ижицей через день пустотелое внутреннее неустройство.
Вот стихи, которые любят тень, полумрак, и не любят солнце.
Их нельзя читать во дворах впотьмах, не кричать ими от бессонниц.
Вот стихи, которые лечат страх, вот стихи, которые лечат совесть.
Есть стихи шершавые, как щека, есть стихи зубастые как пила.
Вот стихи, которые ты прочла, но забыла, когда цвела.
Есть стихи хорошие, но тошнит. Если слова прекрасные, но так пусто.
Вот стихи, которыми славно жить, вот стихи, которые можно чувствовать.
Есть стихи-образы, из окна выползает их виселичное эхо.
Вот стихи прикасаются кожей к нам, и их кожа покрыта мехом.
Есть стихи, в которых нефть и соль, есть стихи, подобные океану.
Вот стихи как апельсиновый сок. Апельсиновый сок в стакане.
Рада улыбнулась. Так искренне и так тепло, мне даже показалось, что выглянуло солнце.
- Замечательное стихотворение, - сказала она.
- Дарю, - ответил я и немного протянул ей листок.
Но когда ее рука коснулась моей, в двери ворвались несколько учеников. Она вздрогнула от неожиданности, отдернула руку, отвела взгляд и стала закрывать окна. Я, как ни в чем не бывало, пошел в сторону учительского стола, но по пути, пользуясь тем, что взгляды ребят были направлены на Раду, незаметно вложил стихотворение в ее тетрадь.
Меня сейчас мало волновало, что подумали эти молодые поэты. Больше волновало, что чувствует эта девушка, которая уже села за свой стол и избегала на кого-либо смотреть.
Не в силах выносить это молчание, я все-таки вышел в коридор. И зря. Там стояла Алена, молодая аспирантка кафедры филологии лет 25. Раньше она мне симпатизировала, но сейчас казалась крашеной куклой. Я тихо прокрался мимо нее к лестнице и спустился на этаж, вышел на улицу и закурил.
- Игорь, вы же простудитесь! - услышал я манерный голосок Алены. Заметила-таки, стерва!
Я затушил сигарету, и прошел мимо кокетливо улыбающейся Алены и отправился обратно в аудиторию.
При моем появлении, Рада покраснела и опустила глаза, а остальные зашептались. Меня это удивило, но виду я не подал.
Как и было обещано, после перерыва к доске вышла Рада. Я приготовился слушать.
В синеве разгорается солнце,
Старый лес поседеет в забвеньи.
Снег находит последний покой
На твоих и моих коленях.
Пусть в глазах отзывается облако,
Одиночеством тихо накроется.
Не нужны похвалы нам и почести,
Все, конечно же, как-то устроится.
Мы сидим и не чаем души
В белой сказке, что стала вдруг былью,
И хотелось лишь вечно жить,
Хоть и станем когда-нибудь пылью.
Серебро отражается в каплях,
На глазах от мороза цветущих.
Что-то личное есть в облаках,
Слишком медленно к нам плывущих.
Пусть когда-то настанет весна,
И заходится небо в моленьях.
А сейчас снег находит покой
На твоих и моих коленях.
Я не сказал бы, конечно, что стихотворение произвело на меня неизгладимое впечатление. Но мне оно показалось, очень нежным, трогательным, а то, как она его читала - милым. Что тут сказать, она повязала меня одним только взглядом.
Слова стихов расплывались, в памяти остался только ее голос, рыжеватые волосы, рассыпавшиеся по ее плечам, и ее спина в полосатой кофте, с перевернувшейся золотой подвеской у самой шеи.
Когда она закончила, все почему-то молчали. Я, было, думал, что это из-за того, что те трое увидели перед занятием, но увидел, как Екатерина беззвучно открывает рот и понял. Понял, что не только мне ее творчество показалось безупречным.
Все молчали еще с минуту, а потом нестройным хором затянули уважительные похвалы. Рада раскланивалась пару минут, а потом села. А я был совершенно очарован и уже ничего дальше не мог соображать.
Время тянулось, ученики сменяли друг друга, спорили и смеялись, за окном тучи разошлись, и в окружении непричесанных облаков выглянуло солнце.
Мы закончили обсуждение уже почти в пять вечера. Голова гудела от болтовни, хотелось немного размяться и помолчать.