Увы, мир меняется, и меняется не в лучшую сторону. Это я вам могу сказать точно, как опытный, всякое повидавший, четырнадцатилетний мужчина.
Раньше-то как было? Вовремя и правильно сломанная нога - это приключение, поступок, если угодно. За свое мужество ты вправе рассчитывать на награду: на сострадание, восхищение той, например, кому ты посвятил свой подвиг. Перелом, да... Еще хорошо, когда выпадает такая удача, что называется, "при исполнении". Как бы то ни было, тебе гарантированы уважение сверстников к внушительному гипсу и конечно, минимум, месяц свободы от школьных занятий.
Жаль, несчастный случай с Ромкиной голенью, так и остался только несчастным случаем. Глупым и обидным случаем, вычеркнувшим из календаря драгоценные июльские дни и поездку к морю.
Мой травмированный друг лежал на диване, перед ним на тумбочке, как на пьедестале, занимал почетное первое и единственное место стакан компота, а на голом по случаю жары, впалом животе расположилась открытая книга корешком вверх. Выражением лица Роман старался соответствовать своему положению. Я проникся картиной и ощутил нехватку в своей руке пакета с апельсинами.
- Привет, как настроение? - Надлежащим, неестественно бодрым голосом спросил я.
- Шутишь или издеваешься?- Ромкино ворчание испортило сцену "посещения несчастного больного". - Давай рассказывай, как съездили, много наловили?
Наловили много. Мы с отцом рыбачили на дальних прудах, и утренняя зорька порадовала нас действительно невероятным уловом. Но сейчас я не мог испытывать на прочность белый цвет той зависти, что излучали глаза моего, с недавних пор, тяжелого на подъем друга.
- Нормально наловили, - сказал я, - как обычно. Ты лучше послушай, какой скандал во дворе вышел. Еще вчера случилось, я как-то с утра все проспал, а вечером мы уехали карасиков промышлять. Или ты уже знаешь?
Он не знал, и я принялся рассказывать. Происшествие по праву могло считаться чрезвычайным. Неким вандалом было произведено вполне удачное покушение на новую, в смысле сравнительно свежую, машину одного из местных жителей, а именно Куницына Станислава Федоровича. Дядя Слава, имевший прозвище - "Скунс", нарушил своими криками покой субботнего утра примерно в 8:30. Из, по большей части, нецензурного монолога можно было понять, что некий... далее множество метафор, недоброжелатель имел наглость надругаться над святая святых честного автолюбителя, варварски изрезав все четыре ската только что купленной японки.
- Хорошо, а в чем соль?
- Тут такое дело, - слегка сбившись с курса повествования, продолжил я. - Пашкину привычку ножик с собой таскать помнишь?
"Соль" надо было бы подать в финале, но если у вас просят соль, не будете же вы упрямиться, ссылаясь на то, что до конца трапезы еще далеко. И все же если по порядку, то как-то примерно так: Пашка, - это наш приятель и просто хороший парень.
Его отец, Андрей Николаевич - геолог, очень интересный дядька, только не бывает его дома иногда по месяцу, а то и по два. Какое-то время назад, он имел неосторожность подарить сыну перочинный ножик, который тот и таскал с собой везде в кармане джинсов, что-то выстругивая из подвернувшихся под руку деревяшек, словом, используя по назначению.
Ножик как ножик, толстенький агрегат в красном корпусе с намалеванным белым крестом, содержащий в себе десяток самых причудливых лезвий. Возможно граф Монте-Кристо, в трудные времена и отдал бы за него пару лишних лет жизни, но впоследствии, непременно бы пожалел об этой своей сделке со швейцарским дьяволом. Все чем только мог ощетиниться супер-нож, было отличного качества, но в силу своей миниатюрности, инструментом это назвать было нельзя.
Обладание многофункциональной зубочисткой, видимо, и послужило поводом для того, чтобы потерпевший сосед, сразу и не задумываясь, возложил всю ответственность на Пашку.
Другой бы, сознавая собственную невиновность, или даже напротив, ощущая кровь... нет, наверное, правильно, воздух несчастных колес на своих руках, сделал бы морду кирпичом и только послал куда подальше Скунса с его увечной машиной. Пашка нет. Он сначала полаялся с совершенно озверевшим Федоровичем, а потом обиделся на мать, пораженную хулиганской выходкой своего сына.
Пашкина мать, Тамара Сергеевна - решительная женщина, нежно любящая этого оболтуса, управляющая твердой рукой всеми делами своей семьи, и не только в отсутствие мужа, и более того, возглавляющая домовой комитет. Благодаря именно ее инициативе двенадцатиэтажное жилище, недавно обзавелось новенькими лифтами. Наверно и много чего еще полезного было сделано ее усилиями для дома, только я не в курсе. Честно говоря, я и сверкающие полированные панели лифтов оценить-то не смог с высоты второго этажа нашей квартиры.
Выдав Ромке "соль" я сообщил о том, что еще смог разузнать по уже изрядно остывшим следам. Сначала я полюбовался трупом снятого переднего колеса. Трупом, потому что о реанимации не могло быть и речи, резину надо было менять. Пожалуй, такие повреждения нелегко было бы нанести Пашкиным оружием. Ромка поинтересовался: "хороша ли была резина?". Я не смог ответить утвердительно, на мой взгляд - так себе.
- Кто обнаружил тело? - "Дело о колесах" получило своего детектива. Роман потянулся за костылями, проковылял к окну и теперь слушал оттуда.
- Семен Иванович, его Волга рядом стояла, он с утра на дачу ехать собирался. Ну, и уехал, наверно. А еще, я с бабой Аней говорил. Она цветы на своей клумбе поливала и видела как Скунс вечером парковался.
Баба Аня - бойкая старушенция с первого этажа, под ее окнами и ночевала пострадавшая. Я помог свидетельнице вынести мусор, и мы мило поболтали о том, о сем и конечно, о самых последних загадочных событиях. Загадочность же случившегося была в том, что Федорович, накануне, поставил машину на сигнализацию и пошел домой. Куда же ему еще было идти? И все... То есть, все было тихо до самого утра, сигнализация так и не пикнула!
- А сам как думаешь, кому колеса помешали? - Ромка перестал разглядывать вид из окна, тем более что за стеклом была улица, а не двор, наполненный с недавних пор событиями.
- Да кому угодно, Скунс мужик вредный, мало ли у кого с ним какие счеты. Помнишь, месяц назад Антон его машину великом задел?
- То случайно вышло, потому на Тошку никто и не подумал, да и царапина так, одно название, хотя Федоровича тогда от злости чуть не разорвало. Тут другое. Тут все очень даже умышленно и умело проделано. Как минимум, налицо мотив. А раз мотив есть, так и искать будет попроще.
- Ой, чуть не забыл! - Я подскочил и стал рыться в карманах. - Скунс, колеса все поснимал, и со своим приятелем увез, наверно переобувать. Так я вокруг машины покрутился. Нет там никаких ни тупых, ни острых предметов, ни следов с отпечатками. Вот, смотри, - на моей ладони лежала крошечная свинцовая пулька от воздушки. - Ерунда конечно, только асфальт во дворе иногда подметают, и не думаю, что она там, рядом с машиной уже неделю валяется.
Ромка внимательно осмотрел мою находку. И все-таки он не настоящий сыщик. Профессионал обязательно воспользовался бы лупой. Ладно, как говорится, дареному Холмсу...
- Да, ты прав. Ерунда какая-то, - мой друг снова устроился на диване. - Интересно, Федорович заявление участковому уже накатал?
В нормальных детективах так не бывает, чтобы бац! Произошло преступление. А потом тишина и спокойствие, расследуй себе что хочешь, хоть израсследуйся, никто тебе и слова против не скажет и пальцем не шевельнет. Загнанный в угол злоумышленник должен предпринимать новые и новые жестокие, но дьявольски хитроумные шаги, затем, рано или поздно, допустив, казалось бы, мелкую и незаметную для читателя ошибку... Я стоял рядом с машиной и катал меж пальцев вторую пульку. Наверно это следовало обдумать. Нет, это определенно должно было натолкнуть на какие-то мысли. На всякий случай я осмотрел кузов, следов не было. Темно-синий металик не пострадал от крохотных свинцовых горошин. Ничего.
Зато информацию принесли новые колеса. Точнее, новыми были только передние скаты. Я поискал шрамы на задних, кажется тех же самых шинах. Не нашел. Видимо, они были проколоты значительно аккуратнее, и их удалось вернуть к жизни.
Опять надо было думать, я попробовал это проделать и чуть не попался. Услышал сопение за спиной и сделал шаг в сторону. Правильно сделал и в правильную сторону, это позволило мне увернуться от потной руки Скунса пытавшейся схватить мое ухо. Еще пара шагов, и я оказался за широким капотом соседской Волги, уже оттуда взглянув на пострадавшего автовладельца, приветливо улыбнулся ему: "дядь Слава..."
- Ты что тут крутишься, щенок! Чего вынюхиваешь?
- Дядь Слава, а я вам здоровья хотел пожелать, сказать: добрый, мол, вечер.
- Ах, ты гаденыш! Ты мне еще издеваться будешь! - Толстяк чуть не задохнулся. - Так может это и не Пашка мои колеса исполосовал? Может это ты был? А сейчас и к новым примериваешься!
Разговор не складывался. Самым разумным теперь было бы изобразить на лице испуг и поспешно скрыться, что я и предпринял.
Перепрыгнув низенькую ограду детской площадки, я направился к разросшимся кустам жасмина. Свернул под их тень, и события, как я и хотел, принялись разворачиваться заметно быстрее. Прямо передо мной стоял Гвоздь. Серега Гвоздарев - предводитель банды из соседнего семьдесят первого дома, или, кому как больше нравится, глава их местного самоуправления, не всегда, правда, соблюдающий кодекс об административных правонарушениях. Но на то оно и самоуправление... наверно.
- Ага, а я и думаю, кто же трется-то это у Скунсовой тачки? Ну, давай, топай сюда Михасик.
Топать было особенно некуда, стоя в двух шагах от Гвоздя, я кивнул ему и поспешил ответить на послышавшийся мне вопрос.
- Привет Серый! Никто тут ни обо что не трется. Живу я тут, помнишь? А во дворе, стало быть, гуляю. Свежим воздухом дышу, говорят полезно.
- Сегодня вряд ли полезно. А раз не трешься, так давай я тебя сам натру.
Дальнейшая демонстрация независимости грозила перейти в фазу физического воздействия, что было крайне нежелательно. Гвоздь был старше меня и гораздо опытней в таких упражнениях. Однако то, что на мое приветствие он не ответил сразу с правой, а лишь сократил расстояние, говорило о многом. Явно, он был заинтересован в диалоге, только не хотел этого показывать.
- Постой Серый, - я не стал делать резких движений. - Ты же хотел поговорить? Давай поговорим, а натирать меня... Мне будет больно, а тебе - утомительно.
Серега ухмыльнулся.
- Да что ты, мне не трудно. Ладно, пойдем.
Мы устроились на скамейке, и Гвоздь начал расспрашивать. Скрывать мне было нечего, и я выложил ему все о Пашкиных проблемах, дырявых скатах и непостижимом молчании сигнализации.
- И? - Поинтересовался в заключении мой собеседник.
- Пока все.
- Я говорю, дальше! Выводы какие?
- Пашка не виноват, а больше пока выводов нет.
- Да знаю, - Гвоздь скривился, - его ножиком, скорее пальцы себе отрежешь.
- Серега, не в обиду, я так понимаю, тебе это все интересно в том смысле, напишет Скунс заявление участковому или нет. Если же напишет, лейтенант Пашку спрашивать не о чем не станет, а вопросы тогда возникнут к твоим парням. Так?
- Так, так, - Гвоздь не обиделся. - Только ты намотай себе или заруби где-нибудь, что я тут не при делах, и пацаны говорят, что тоже не в курсе, кто этому хрену колеса попортил.
- Угу.
- Да, угу, и никак иначе. А теперь, давай Михасик договоримся с тобой на том, что будешь ты и дальше дышать воздухом, как только что это делал. А если, вдруг, узнаешь, кто лезвием поработал, так сразу мне и намекнешь, а лучше пальцем покажешь. Усек?
- Как скажешь, Серый. Если узнаю, то могу и пальцем. Договорились.
Я немного посидел на скамейке, складывая так и этак, и обратно раскладывая по полочкам известные факты. Ничего не добился. Потом еще посидел, стараясь вообще не о чем не думать. Получил очень похожий результат и отправился к Роману.
Гипс моего друга, за это недолгое время успел обзавестись розовым пятном. Видимо, злополучному стакану с компотом не удалось удержать свое первое место на тумбочке.
Я начал с описания внешнего вида машины. Подробно рассказал о беседе с Гвоздем, затем избавился от второй найденной пульки. В нее Ромка вцепился с жадностью акулы. Тут мне надо было бы его подсечь, но я стал рассуждать о том, что, мол, Серый сам не уверен, и может это все Федоровичу устроил кто-то из его команды. Короче, когда исследователь патронов для воздушки оторвался от ничего не означавшего для меня кусочка свинца, было поздно. Какое-то время он только кивал и если бы еще при этом улыбался, то вполне мог сойти за японца.
- Сегодня воскресенье?
- Ну, да. - На этот раз кивнул я. Нет, он не японец, те хотя бы вопросом на вопрос не отвечают.
- Пойду я, - все еще в задумчивости прокомментировал мой друг свои телодвижения, поудобнее ухватился за костыли и запрыгал к двери.
- Э-э, куда это ты? Ничего не перепутал? Это я к тебе в гости пришел, а ты, по всему выходит дома.
- Остряк. А я тоже в гости хочу, тем более пора Пашкину мать навестить, объяснить, что к чему, а то неправильно как-то получается. Надо бы сэкономить нервы хорошим людям. Ты посиди здесь, я быстро. Я теперь знаешь, какой быстрый? На трех-то ногах.
Утром, посланный за хлебом, я сразу заметил Пашку. Опять с ножиком, и опять что-то строгающего. Умиротворение и прежняя сосредоточенность были написаны на его физиономии, и я догадывался, кто помог сделать ему эти надписи. Поздоровались, поболтали на разные отвлеченные темы. Думаете, мне было нелюбопытно? Еще как любопытно! Так любопытно, что я вполне прочувствовал, что же это такое, - раздвоение личности. Это когда один из вас спрашивает во что, ваш друг рубится сейчас онлайн, а другой... ну вы понимаете. Не понимаете? Ладно, неважно. Тем не менее, с риском для своего душевного здоровья я не стал лезть с глупыми вопросами в тонкое и деликатное дело урегулирования семейных отношений.
В 11:30 по времени Пашкиного телефона во двор принялся осторожно протискиваться автокран, о чем мой приятель сразу и сообщил в этот телефон, торопливо кивнул мне, и убежал. Правильно сделал, потому, что второе мое заинтригованное я, сейчас же стало первым.
Две минуты спустя, тем же путем вкатился здоровенный грузовик с железной коробкой гаража на борту. Из его кабины, опередив водителя, вылез дядя Слава и важно прошествовал к своему автомобилю, припаркованному в этот раз прямо на траве за качелями.
Отогнать машину, подготовить кран к работе, застропить стальное жилище для "ласточки", на все это ушло бы минут тридцать-сорок. Тамара Сергеевна уложилась в двадцать восемь. Ее грозный силуэт в сопровождении фигуры участкового появился со стороны улицы, и кратчайшим курсом пошел на сближение с захватчиком общественной территории. Скунс развернулся всем корпусом, готовый к отпору и наверно уже мысленно проговаривающий свою речь о малолетних хулиганах, о лишениях и страданиях выпавших на его долю. В следующий момент ему довелось увидеть в глазах Пашкиной матери что-то такое, от чего моральный дух... в общем, не стало у него никакого морального духа...
Я досмотрел все до конца. Проводил взглядом не солоно нахлебавшуюся тяжелую технику, и отправился к Роману. Теперь ничто не могло остановить меня, готового применить к этому умнику любые методы убеждения, вплоть до самых изощренных.
Ромка выключил телек, отбросил пульт и сел на диване. Он сдался. Еще бы он не сдался, да я бы его...
- Что мы имели в начале? - Хромой детектив важно воздел указательный палец к небу. - Очевидна была Пашкина непричастность к этому делу. Очевидна для нас, для Гвоздя и для пострадавшего, наконец, но не для его матери. Можно было предположить только, что Федорович за что-то зол на нашего друга и потому наговаривает на него.
Далее стало понятно, что Скунс знает или догадывается, от чьих рук испортились его колеса, иначе бы он сразу подал заявление в милицию.
- Это ясно, Серого лейтенант моментально бы оповестил о таком документе. - Я нетерпеливо закивал. - Как ты сообразил, что это сам Скунс колеса проткнул. Что-то не могу себе его представить ночью, подкрадывающегося к машине. Да и если даже отключить сигналку, все равно, так изрезать скаты под давлением без шума едва ли получится.
- Ну, то, что потерпевший потерпел от своей руки, понятно стало, когда выяснилось, что изрезаны только передние, ведущие, а потому более стертые шины. Их по-любому скоро менять надо было. - Ромка попытался почесать загипсованный фрагмент конечности. - После этого остались только два вопроса, - "как" и "зачем". Про "зачем" и говорить нечего, теперь это всем понятно, я только догадался чуть раньше, и Тамару успел просветить. А "как" - это действительно интересно. И ты - молодец, и замечательный следопыт, я же только арифметикой занимался.
Когда ты нашел вторую дробину от воздушки, я сложил два и два. Два уцелевших колеса и две выброшенные пульки. То есть боеприпасов было четыре, и были они заложены преступником, перед въездом во двор под колпачки, и давили на штырьки ниппеля. Представил себе картинку?
- Ага. Получается воздух, как бы сам, медленно, "без шума и пыли" покидает шины на протяжении нескольких часов.
- Точно так, а дырки, в количестве двух и не более, вредитель сам организовал, когда колеса снимал, например, заточенной монтировкой это удобно сделать. Затем Федорович два испорченных ската, прямо так, "в комплекте" списал, а две пульки, позднее найденные тобой, достал из-под колпачков и выбросил, целые-то колеса накачать надо было.
Ромка потянулся, и как-то нехорошо, оценивающе, взглянул на меня.