Аннотация: Предисловие к моему сборнику статей "Русский Набоков".
"Был такой писатель - Набоков"
"Для меня литературное произведение существует постольку, поскольку оно дает мне то, что я простейшим образом называю эстетическим наслаждением, т.е. такое ощущение, при котором я где-то как-то нахожусь в соприкосновении с иными состояниями сознания, для которых искусство (иначе говоря: любопытство, нежность, доброта и восторг) является нормой" (перевод с англ. Нины Берберовой)
В последние десятилетия в России читатели открывают для себя имя Владимира Набокова. "О Набокове-Сирине писали Ю. И. Айхенвальд, П. М. Бицилли, Г. П. Струве, Г. В. Иванов, З. Н. Гиппиус, М. Алданов и многие другие его современники-эмигранты. Некоторые из них признавали его большой талант, другие не видели ничего гениального в произведениях Набокова, кроме внешне эффектно сплетенных словесных корон" ( З.А. Велиева ).
О Набокове не раз писал Владимир Солоухин. Вспомним слова Вл. Солоухина на первом набоковском "круглом столе" в "Литературной газете": "Однажды еще при жизни Набокова Литературная газета" опубликовала большую статью о нем. И он очень рад был: пусть ругают, но хоть в России, на родине, большая статья о нем. В той статье его назвали литературным щеголем" (Владимир Набоков: Меж двух берегов: Круглый стол // Литературная газета. 1988. 17 августа. С. 5).
Также о нем говорил Булат Окуджава в 1980-м: "Ну, если говорить еще о прозаиках русских, я мог бы назвать Владимира Набокова... Я думаю, что со временем, так же, как Бунин, он придет к нам тоже. Это замечательный стилист, кроме всего. У него есть чему поучиться, и есть что у него взять для себя" ( цит. по: С. Бойко ).
Творчеством Набокова в последние два десятилетия заинтересовались и российские ученые-литературоведы. "Н. Анастасьев говорит о "Даре" и как об "энциклопедии творчества" [9]. Действительно, в романе преломляются жанры как самого героя-писателя, так и набоковские, разработанные им уже (стихи, роман-воспоминание "Машенька", шахматный роман "Защита Лужина", путеводитель - в рассказе "Путеводитель по Берлину"), и те, которые будут разработаны в дальнейшем" ( Г. Майорова ).
Т.И. Бреславец сообщает даже, что Набоков будто бы был .. лауреатом Нобелевской премии ( статья "Дар" Набокова в свете "эстетики сострадания" ). Нобелевская премия, конечно, мелочь, пустяк, но прочтя подобное заявление, думаешь - а не так же ли невежественен автор и во всем остальном?
Набоков - прежде всего выдающийся русский прозаик. И уж потом - русский поэт и американский писатель.
"Из безспорно наиболее талантливого русского прозаика, -- пишет В. Ерофеев, -- Набоков заставляет себ я (разрядка наша. -- З. В.) превратиться в американского писателя. Его обращение к английскому языку... во многом объяснялось неудовлетворительными переводами его произведений на иностранные языки. ...О трудностях перерождения Набоков писал в своих письмах как об агонии. Он испытал почти физиологическую муку, расставаясь с гибким родным языком. ...Это было не только перерождение языка, но и писательского сознания".
По словам З.А. Велиевой, факты стилистики Набокова ведут нас "к храму" -- величественному храму "русскости" писателя. Может ли нерусский до мозга костей писатель "раскручивать" маленькую языковую деталь до таких объемов, как, например, в следующем контексте (где речь идет о судьбах России):
-- А главное, -- все тараторил Алферов, -- ведь с Россией -- кончено. Смыли ее, как вот, знаете, если мокрой губкой мазнуть по черной доске, по нарисованной роже...
-- Однако... -- усмехнулся Ганин.
-- Не любо слушать, Лев Глебович?
У Набокова, по словам Е. Омельченко, читателю запоминается не сюжет, а само впечатление от общения со строками, где язык - "живое и ручное существо", где сами образы, сродни снам и видениям, оставляют послевкусие.
Произведения Набокова и по сей день, как говорят критики, "не теряют актуальности".
Приходилось ли Вам встречать таких же персонажей как братья Густав и Антон? С отхожим местом взамен мозга? С безсмысленными говяжьими голосами? Думаю, что да.
А развеселая компания немцев из рассказа "Озеро, облако, башня"? Не прообраз ли она веселых "дачных" компаний из современности?
Подобных персонажей можно было встретить у Белля в романе "Бильярд в половине десятого". Или в эпизоде из романа "Дар", где они возвращаются после какой-то манифестации..
По сравнению с этими ребятами даже обычный.. "мужик" выглядит скромнягой.
Так, Герман в романе "Отчаяние", по наблюдению Е. Полевой, воспринимает себя частью русской интеллигенции, противопоставляя себя "русскому мужику", черты которого усматривает в Ардалионе: "толстоносый", "бедный, как воробей", "бездарный" пьяница, "он был москвич и любил слова этакие густые, с искрой, с пошлейшей московской прищуринкой", носил "нательный крест мужицкого образца".
Е. Полева рассматривает образ "маленького человека" у Набокова, который знаком исследователям литературы.
"Показателен финал повести, в котором соглядатай-Смуров убеждается в верности избранной им позиции: Кашмарин, избивший его муж бывшей любовницы, жмет ему руку (в завязке он унижает отказом от рукопожатия), предлагает работу. Спровоцированное Набоковым сопоставление повести "Соглядатая" с рассказом Достоевского позволяет утверждать, что писатели по-разному осмысляют возможности "маленького человека": Достоевский верит в преодоление им своей малости, Набоков скептически оценивает потенциал своего персонажа". И Смуров чем-то похож на Германа из романа "Отчаяние". Оба отрицают.. само безсмертие. "Быть может... еще будет некоторое время мелькать мое имя, мой призрак. А потом конец", - размышляет Смуров.
В настоящей книге речь будет идти о "русском периоде" творчества Набокова - то есть о его произведениях, написанных на русском языке в двадцатые - тридцатые годы прошлого века.
Герой Набокова чаще всего в это время ( русский период ) обращается к русскому читателю. Даже Герман из романа "Отчаяние".
По словам Е. Полевой, Герман обвиняет европейское общество в несправедливости и примитивности отношения к себе: "...прикрыв рот и отвернув рыло, молча, но содрогаясь и лопаясь от наслаждения, злорадствовали, мстительно измывались, мстительно, подло, непереносимо..." От русской, особенно советской, публики Герман ожидает "более глубокого и даровитого отношения к <его> созданию".