Аннотация: Исследование, выполненное в сентябре 22 - го.
Игорь Петраков
Человек и система в романе Владимира Набокова "Под знаком незаконнорожденных".
Исследование выполнено в сентябре 2022 года.
Омск 2022
СОДЕРЖАНИЕ:
1. Введение.
2. Система.
3. Герои и персонажи.
3.1. Круг.
3.2. Ольга.
3.3. Давид.
3.4. Падук.
3.5. Второстепенные персонажи.
4. Автор.
5. Списки литературы.
Как мне избавиться от него? Я не могу больше. Все полно им, все, что я люблю, оплевано, все стало его подобием, его зеркалом, и в чертах уличных прохожих, в глазах моих бедных школьников все яснее и безнадежнее проступает его облик. Не только плакаты, которые я обязан давать им срисовывать, лишь толкуют линии его личности, но и простой белый куб, который даю в младших классах, мне кажется его портретом,-- его лучшим портретом быть может.
Стоя у окна, я слышал первые отдаленные фанфары, балаганный зазыв радио на перекрестке, и мне было спокойно от мысли, что я, я один, все это могу пресечь.
( "Истребление тиранов" )
От серьезного критика я ожидаю прежде всего восприимчивости, достаточной для того, чтобы понять, что какой бы термин или троп я ни использовал, цель моя состоит не в блеске остроумия или гротескной загадочности, но в том, чтобы выразить свои чувства и мысли с максимальной правдивостью.
В.Набоков.
1. ВВЕДЕНИЕ
Увы, но в последнее время роман "ПЗН" становится все более актуальным. Вопросы и проблемы, поднятые в нем Набоковым, звучат современно в наши дни. Конечно, опыт нашего обращения к роману -- это случай использования эзоповского языка для характеристики действительности.
"Замысел "Bend Sinister" относится к началу 1940-х гг., но опубликован он был только в 1947 г. в США и стал первым английским романом американского периода творчества писателя", - пишет Казнина. Он имеет внешние черты политической антиутопии, считает исследовательница.
Предшественниками ПЗН исследовательница называет роман Замятина "Мы", набоковские "Приглашение на казнь" и "Истребление тиранов" ( рассказ ). "В рассказе "Истребление тиранов" (1936) изображен безымянный диктатор с узнаваемыми чертами "отца народов". Место действия -- Зоорландия. Герой-рассказчик был знаком с диктатором в юности и теперь одержим чувством вины, что не истребил его вовремя. Однако в процессе изложения этой истории рассказчик приходит к пониманию, что диктатор существует не только в реальной действительности, что он живет в его собственном сознании, "существует в нем самом", "питается его ненавистью". Таким образом, чтобы убить тирана, необходимо истребить.. свое обыденное сознание, которое верит в необходимость и неистребимость диктаторов. Это самое реалистическое из "социальных" произведений Набокова, где анализируется не столько технология власти, сколько психология конформизма, создающая почву для диктатуры. Здесь речь по большей части идет о внутреннем мире человека, о его сознании, привязанном к миру, о необходимости "выдавливать в себе по капле раба"" ( с. 68 ).
О "Под знаком незаконнорождённых" Набоков писал: "Влияние моей эпохи на эту мою книгу столь же пренебрежимо мало, сколь и влияние моих книг или по крайней мере этой моей книги на мою эпоху. Нет сомнения, в стекле различимы кое-какие отражения, непосредственно созданные идиотическими и жалкими режимами, которые всем нам известны и которые лезли мне под ноги во всю мою жизнь: мирами терзательств и тирании, фашистов и большевиков, мыслителей-обывателей и бабуинов в ботфортах. Нет также сомнений и в том, что без этих мерзостных моделей я не смог бы нашпиговать эту фантазию кусками ленинских речей, ломтями советской конституции и комками нацистской лжерасторопности" ( "Википедия" ).
Как видите, в один синонимический ряд автор ставит фашизм и социализм. По его мнению, эти два явления, породившие тоталитарные режимы, достойны осуждения.
Косвенно Набоков здесь подтверждает отчасти политический характер своего произведения.
Об обличении тоталитарных режимов разного происхождения говорят и авторы дзен-канала "Пересмешники" -
И особенно не дай Бог застать время, когда после смены правителей приходит режим тоталитарный. Именно такой режим застает профессор университета Адам Круг в самое трудное для себя время (у него только что умерла жена). Попыткам Адама не замечать происходящего и считать, что профессорская слава способна спасти его и его маленького сына от безумия новых хозяев государства, и посвящен сюжет Bend Sinister.
Понимая мозгом, что на антиутопию Набокова сильно влияло его восприятие происходящего в Советском Союзе, что большую часть написанного (если не всё) надо воспринимать как символы, что рваным таким, интеллектуальным, вокабуляром автора надо искренне наслаждаться, от Bend Sinister остаешься только с одной эмоцией.
Особенно возмущены авторы статьи "садистским убийством" маленького Давида - сына Круга.
Сам Набоков был, видимо, против того, чтобы его книгу рассматривали в контексте социальных антиутопий. "Я никогда не испытывал интереса к так называемой литературе социального звучания ("великие книги" на журналистском и торговом жаргоне). Я не отношусь к авторам "искренним", "дерзким", "сатирическим"" ( Источник: http://nabokov-lit.ru/nabokov/proza/nezakonnorozhdennye/nezakonnorozhdennye-19.htm ).
В диссертации "Вымышленные языки в поэтике англоязычного романа XX века: На материале романов "1984" Дж. Оруэлла, "Заводной апельсин" Э. Берджесса, "Под знаком незаконнорожденных" и "Бледный огонь" В. Набокова" М.В. Окс утверждает, что вымышленный язык "ПЗН" подчеркивает игровой якобы характер произведения. И побуждает якобы читателя вступать с ним в "игровые отношения".
Читатель разгадывает мультиязычные каламбуры и находит аллюзии? Это всего лишь игра, считает автор исследования.
А сам роман ПЗН - явление.. чего бы вы думли? - постмодернизма! ( нужно ли говорить, как отнесся бы к подобному ярлычку сам Набоков? - ИП ).
А мораль такова: в отличие от других авторов антиутопий, стремившихся придать достоверность изображаемым событиям, В. Набоков преимущественно лингвистическими средствами способствует разрушению иллюзии реальности. К тому же снабжает вкрапления на вымышленных языках английским переводом, который зачастую заведомо неточен или неверен; в некоторых случаях вместо перевода за вымышленным словом следует авторский комментарий.
Вторит автору диссертации безвестный критик с сайта "Лаборатория фантастики". Он аттестует роман исключительно как литературную игру, и только. "Использует текст как пространство для своей "игры в бисер", только если у Эко основной игры является история и культура, то у Набокова -- язык и литература. Он играет в слова и играет в художественные приемы. Явственно наслаждаясь этой игрой (которую оценит далеко не каждый читатель) и не скрывая этого. Отсюда многочисленные игры со словами, смешения языков, повторяющиеся и зеркалящиеся тропы, отсюда сложная система взаимоотношения автора и персонажа и появление автора-Набокова в самом тексте, отсюда бесконечные цитаты и отсылки к другим литературным произведениям, легкое заигрывание с читателем и критиком"..
Кое-кто заявляет, что, дескать, роман далек от социальной проблематики. "Суть романа -- вовсе не в соотношении государства и личности, не в "разоблачении тиранов", и новое государство вовсе не символизирует советскую Россию. Собственно, как и чудесная страна Зембла не символизирует никакую Россию".
В центре внимания, считает критик, - человеческая личность и ее ценность. "Но если брать за основу "Приглашение на казнь", то очевидно, что тема та же: независимость личности от всех этих довольно пошлых обстоятельств внешнего мира, таких как государство, власть".
Кто-то находит в романе изысканные литературные аллюзии. "В "Под знаком незаконнорождённых" есть масса литературных отсылок. Пример особенно яркой -- перефразирование "Ревизора". Но самая выпуклая -- любопытная трактовка "Гамлета", с коим обязательно стоит ознакомиться до романа Набокова. Как почти всегда, не обошлось без очередного пролога к "Лолите". Снова появляется юная искусительница, Мариэтта, по-обыкновению, с именем на "М..." -- образ, уже почти созревший, оформившийся, взошедший на порог и нетерпеливо стучащийся на Набоковские страницы".
Вывод: "Под знаком незаконнорождённых" -- любопытный роман, чьей лучшей чертой является непередаваемая, пленительная атмосфера, красивые образные находки, искромётный юмор. Из всей библиографии автора произведение более всего напоминает "Приглашение на казнь". Вдумчивый читатель найдёт интересные мысли и может увлекательно провести время, анализируя художественную структуру.
Кто-то называет "ПЗН" "типичной антиутопией" и делает далекоидущий вывод о том, что Набоков ему не подходит -
Он делает все то, что я не люблю в литературе, а именно ставит стиль на первое место, а смысл прячет за множеством ссылок-отсылок для особо увлеченных интеллектуалов. Я понимаю, почему Набоков может нравиться, даже очень, но он, как и Достоевский с Толстым, подходит лишь людям определенного склада. В моих глазах он слишком холоден и расчетлив, я не чувствую в нем подлинной страсти, как у других наших классиков, хоть у того же Газданова, того же поколения, не чувствую и болезненной травмы, страха и отчаяния, как у Замятина или Булгакова. "Под знаком незаконнорожденных" - типичная антиутопия.
( "Связанные одной целью" ).
Третьи пересказывают сюжет романа, слегка его интерпретируя - "В государстве Падук царит строй, напоминающий сплав фашизма и коммунизма: так называемые "эквилисты" ратуют за уравнение всех людей, причём не столько материальное, сколько интеллектуальное и духовное. Всемирно известному профессору философии Адаму Кругу воцарение "Партии Среднего Человека" не сулит ничего хорошего. Во-первых, новоявленный глава государства - его бывший одноклассник, которого маленький Круг обзывал Жабой и нещадно третировал. Во-вторых, партия хочет от Круга публичной поддержки и заявлений, что за эквилистами будущее, а смена власти пошла стране исключительно на пользу".
Четвертые говорят о том, что роман посвящен проблемам власти - "Странный и неоднородный роман. О чём он? О власти, об ошибках и недочётах государственной системы, которые превращают человеческую жизнь в .. Набоков возмущён общественными укладами, ценностями властителей, их глупостью, жестокостью и неумением признавать собственную несостоятельность и самодурство".
Говоря о романе ПЗН, Сваровская отмечает, что роман пока остается без какого-либо внимания со стороны отечественных набоковедов. "Пожалуй, только Л.Геллер предлагает несколько аспектов его изучения: как вариацию на тему "Бесов" в жанровой традиции русской и европейской антиутопии (Замятин. Оруэлл); как разветвленную мотивную структуру гротеска и абсурда ( от Гоголя до обэриутов). Исследователь не только не игнорирует возможность исторического прочтения произведения. 1ю и побуждает к этому: "интересно было бы подробно изучить набоковскую модель тоталитарного строя' Л. Геллер отмечает и общий пафос романа ("антинацнзм - антикомуннизм - антидеспотнзм ) и очевидное сходство примет романного социума с советской действительностью и идеологией".
В своей диссертации "Философско-эстетическая система Владимира Набокова и ее художественная реализация: период американской эмиграции" Г.Р. Романова
предпринимает обзор доступных исследований о романе Набокова ПЗН.
Вот фрагмент этой диссертации:
В монографиях Н.А. Анастасьева уделено внимание жанровой специфике романа "Bend Sinister": он называется параболой, моделью "абсурдного мира, где все упорядочено, закреплено, задано - и лишено смысла", где действительность в то же время и недействительность, "кошмарное видение главного героя" [Анастасьев 1992:163-165].
М.Н. Липовецкий отношения человека и государства трактует как оппозицию Космоса и Хаоса - в свете основной концепции своей монографии. Ученый рассматривает в романе авторскую игровую реальность и приходит к справедливому выводу, что никогда до "Bend Sinister" "образ автора не замещал собой образ персонажа, авторское измерение (творческий хронотоп) не заслоняло собой измерение сюжетное" [Липовецкий 1997: 77 - 87].
Несколько аспектов изучения "Bend Sinister" предлагает Л. Геллер: как разветвленную мотивную структуру гротеска и абсурда - от Гоголя до обэриутов; как вариацию на тему "Бесов" в жанровой традиции русской и европейской антиутопии; как набоковскую модель тоталитарного строя [Геллер 1997: 578- 589].
О природе тирании в прозе Набокова, в том числе и в "Bend Sinister", размышляет А.С. Сваровская..
А С.М.Козлова ( по словам той же Романовой ) рассматривает философскую концепцию ПЗН. Центральный эпизод романа она обнаруживает в 5 главе. Это сон героя. Он является якобы подлинной реальностью, противостоящей реальности мнимой ( большая часть повествования ). В заключительной главе герой "пробуждается", возвращаясь к подлинному существованию. И обретает истину - "блаженную" с трансцедентальной точки зрения.
З. М. Чемодурова в статье "Игровые особенности англоязычного романа В. В. Набокова "Bend Sinister"" так пересказывает сюжет романа:
Сюжет романа "Bend Sinister" достаточно прямолинеен: в некой Европейской стране к власти приходит диктатор Падук, возглавляющий партию "среднего человека" (The Party of the Average Man/ the Ekwilist Party), чьи лозунги включают "bits of Lenin's speeches, and a chunk of the Soviet constitution, and gobs of Nazist pseudo-efficiency", как пишет Набоков во вступлении к роману [6, с. 8].
Единственной силой, способной противостоять диктатуре Падука и доктрине "среднего человека", цель которой "духовное единообразие" ("spiritual uniformity"), является всемирно известный философ Адам Круг (Adam Krug), бывший одноклассник диктатора, прозвавший его в школе "the Toad" (жаба). Круг, олицетворяющий собой свободу человеческого сознания, отказывается поддержать диктатуру, несмотря на аресты своих ближайших друзей и давление новоявленного правителя государства. Потрясенный смертью жены и чувствуя себе в безопасности благодаря своей репутации, он долгое время не осознает, насколько он уязвим, и лишь когда власти отбирают у него сына, он, испытывая ужас и панику, готов сделать, что угодно, чтобы спасти единственного ребенка. Его сын погибает в ходе чудовищного эксперимента властей, Круг, оказавшийся в тюрьме, сходит с ума и гибнет, пытаясь убить диктатора. ( с. 108 ).
Заметим, что здесь сила, противостоящая герою, обозначена как непосредственно "власть" ( которая, оказывается, бывает не только доброй ). Мы в таких случаях будем использовать термин "система".
А вот что пишет о 2 части романа автор "Живого журнала" ( ЖЖ ).
И в тот самый момент, когда Круг, ненавидящий ухватки развязной девицы, готов уступить разожженной ее натиском похоти, собственно - уступает, в дом врываются юнцы из ГБ, Круга увозят, а Давид остается дома под их надзором. Это последняя треть романа, время, когда набоковская витиеватость и словесная избыточность сменяются экономной емкой, невыносимо больной прозой. А дальше совершенный кошмар, от которого задыхаешься.
В обмен на гарантии безопасности для Давида, Круг соглашается на роль буревестника революции и рупора системы, однако ребенка, отдают на растерзание самым отъявленным мерзавцам из числа уголовников (а вот не обзывай диктатора жабой, умник). Под запись на кинопленку. Которую после демонстрируют отцу, с извинениями - ошибочка, мол, вышла. Бывает: лес рубят - щепки летят. Но мы устроим вашему мальчику пышные похороны и поставим дорогой памятник, а виновных ГБ-шников вы можете уничтожить собственными руками. Круг сходит с ума и застрелен при попытке убить Падука.
Согласитесь, в этом пересказе звучат недвусмысленные намеки на советскую систему, которые в романе Набокова прямо не прочитываются.
В чем состоит сюжет романа "Под знаком незаконнорожденных"? Дональд Бартон Джонсон в своей книге "Миры и антимиры Владимира Набокова" пересказывает его следующим образом:
События охватывают краткий период с конца ноября, когда умирает Ольга, жена Круга, до конца января следующего года, когда сам Круг, обезумевший от горя из-за того, что режим по ошибке убил его восьмилетнего сына Давида, пытается напасть на Падука и погибает. Сюжет строится вокруг сопротивления Круга, единственного интеллектуала страны, известного за ее пределами, постоянно возрастающему давлению правительства, которое пытается заставить его публично поддержать новый режим. Из-за своей международной известности Круг считает себя неуязвимым для такого давления, но он ошибается. Круг отказывается от таких соблазнов, как место президента университета, автомобиль, велосипед и корова, и после этого он становится свидетелем того, как один за другим его друзья подвергаются аресту и исчезают. Сначала это происходит с Максимовыми, пожилой русской парой, на дачу к которым Круг и Давид уезжают после смерти Ольги; затем аресту подвергается шекспировед Эмбер, друг и переводчик Круга, и, наконец, его коллега математик Хедрон. Когда и эти меры не помогают добиться покорности Круга, его самого тоже арестовывают, а его сына берут в заложники. Круг немедленно капитулирует, но уже поздно: новоиспеченный деспотический режим из-за административной ошибки позволил убить Давида в ходе экспериментальной программы психотерапии. Государство делает последнюю попытку подкупить Круга, дав ему возможность спасти от расстрела его друзей, родственников и коллег (двадцать четыре человека), но, убив Давида, режим утратил единственный способ влияния на Круга, который сошел с ума и стал действительно неуязвимым.
см. также Д.Б.Джонсон. Миры и антимиры.. СПб: Симпозиум, 2011, с. 249. )
Вот как пересказывает сюжет романа "Википедия" - "Действие романа разворачивается в некоем государстве, вместившем в себя черты европейских диктатур XX века, в частности, Германии времён Гитлера, а также черты советского режима: государственная идеология -- так называемый Эквилизм -- устанавливает идентичность каждого гражданина и отрицает какие бы то ни было отличия одного человека от другого. Это государство возглавляемо диктатором Падуком (что порождает многочисленные ассоциативные ряды: в частности, для русского читателя это имя несёт, во-первых, смысл "падение", а, во-вторых, напоминает о пауке; кроме того, существует версия, что это имя -- запись французского "pas duc") и его "Партией Среднего Человека" (что также является аллюзией на советскую действительность). Главный герой книги -- философ с мировой известностью Адам Круг -- был одноклассником Падука и в детстве издевался над ним, пренебрежительно называя его Жабой. Теперь, став диктатором, Падук "ищет рычаг", чтобы заставить влиятельного профессора Круга работать на государство и пропагандировать философию. Первоначально арестовывают только знакомых Круга, но затем -- и его. Падук предлагает ему работать на себя, и Круг соглашается, но только с условием неприкосновенности своего сына Давида. Его условие с радостью принимается, и Давида забирают в Государственный Дом Отдыха, как говорят Кругу. Когда же Круг приезжает туда, чтобы забрать сына, оказывается, что мальчика по ошибке отправили в Институт по Изучению Ненормальных Детей и в результате несчастного случая он погиб. Правительство незамедлительно предлагает Кругу собственноручно убить того, кто в этом виновен. Круг произносит ругательство перед представителями министерства, за что его заключают в просторную камеру. Кругу делается ещё одно предложение: в обмен на освобождение 24 противников Эквилизма покарать виновных, но к этому моменту Круг сходит с ума и в финале бросается на Падука, чтобы убить его".
2. СИСТЕМА.
Власть в стране, изображенной в "ПЗН", захвачена Падуком и его партией.
Их поддерживают не самые интеллектуальные персонажи романа ( например, спутник Круга в его ночной прогулке - бакалейщик ). Власть Падука и партии антигуманна, впрочем, и в ее антигуманизме есть своя логика.
"Я буду зарабатывать куда больше, чем прежде, потому что отныне мы все - одно счастливое общество. Мы теперь все - семья, одна большая семья, все связаны, все устроены, и никто не лезет с вопросами. Потому что у каждого есть какой-нибудь родич в партии. Сестра моя говорит, какая, говорит, жалость, что нет больше нашего старого папочки, он так боялся кровопролития. Сильно преувеличивал. А я так скажу, чем скорее мы перестреляем умников, которые поднимают вой из-за того, что несколько грязных антиэквилистов получили, наконец, по заслугам.."
Система Падука напоминает чем-то обычаи Страны советов. Особенно - так называемого "сталинского" времени. Когда кое-кого увозили "черные воронки".
Знакомый ему человек, бывший член парламента, смирный зануда, имевший привычку прогуливать в сумерках парочку одетых в пальто вежливых таксов, тому два дня выехал из пятидесятого номера в грузовике, уже набитом другими арестантами. Видно, Жаба решил сделать свою революцию сколь возможно традиционной.
( часть 3 )
В другом фрагменте нахожу:
- Так что же Руфель? [политолог]. Вы сумели его найти?
- Недостижим, - ответил д-р Александер. - Видимо, арестован. Для его же собственной безопасности, так мне сказали.
( часть 4 )
Другие события книги заставляют вспомнить ход современной российской истории, в частности 1993 - ий год.
Да, и прежде разгоняли парламент или сенат, и не впервые случается, что темная и малоприятная, но на редкость настырная личность прогрызает себе дорогу в самое чрево страны.
О. А. КАЗНИНА в статье КОНФЛИКТ "Я" И "МЫ" В ПРОИЗВЕдЕНИЯх Е. И. ЗАМЯТИНА И В. В. НАбОКОВА замечает, что Э. Уилсон, критик и друг Набокова, считал роман "Bend Sinister" политическим, за что осуждал писателя, который, по его мнению, взялся не за свое дело. "Но этот роман действительно, как заметили русские современники Набокова, не о политике, он -- "о другом": в нем раскрывается вечная набоковская тема одиночества и трагедии творческого сознания" ( с. 59 ).
Центральная тема романа, считает критик, - положение интеллигенции в меняющемся мире ценностей. И свободы. Решается эта проблема в форме антиутопии.
Цель романа - не столько политическая сатира на современный писателю режим, считает Казнина, сколько рассказ о судьбе индивидуума в современном мире.
Впрочем, система как таковая в лице ее последователей обрисована достаточно ярко. Тиран Падук во время своей деятельности находит отклик в сердцах своих сограждан. И это не только обширный класс обывателей, но и ученые, окружающие главного героя. Это ученые - марионетки. Личность героя противопоставлена этой "высоколобой элите", как характеризует ее автор статьи. Тоталитаризм находит поддержку в ученой среде, ответственность за его распространение лежит на интеллектуальной элите, считает Казнина.
Т.Н. Белова в статье "Пространство и время в романах В.В. Набокова как многоуровневая художественная перспектива" говорит о "тоталитарном Падукграде" со своим особенным языком.
Создание особенного языка, по-новому изображающего жизнь - примета тоталитарных режимов ( начиная с нашей любимой Советской власти ).
В "ПЗН" директор пытается приобщить школьников к общественной жизни, которую Набоков почему-то называет "гражданским вздором" -
.. "с идеями" решил развить у старшеклассников то, что он называл "общественно-политическим сознанием". У него имелась целая программа - собрания, дискуссии, создание партийных группировок, - ну, в общем, много чего.
Так в романе "Дар" упоминаются немцы, возвращающиеся на грузовике после каких-то гражданских мероприятий, - разумеется, не без сарказма.
Аналоги эквилизма ( теории равного для всех сознания ) - социализм и религия, считает писатель. "Это, уверял он, теория совершенно новая. Правда, социализм отстаивал однородность в экономической плоскости, а религия мрачно предрекала ее же в плоскости духа - как неизбежное состояние в загробном мире. Но экономист не понял, что сколько-нибудь успешное выравнивание богатств неосуществимо, да, собственно, и не является вообще моментом действительности, пока существуют особи, у которых ума или нахальства больше, чем у прочих; подобным же образом и священнослужитель не осознал пустоты его метафизических посулов для тех избранников (причудливых гениев, охотников за крупной добычей, шахматистов, чудовищно выносливых и разносторонних любовников, сияющей женщины, что после бала снимает ожерелье), которым этот мир представляется раем в себе" ( глава 5 ).
Эквилизм преобразуется Падуком в довольно злобную политическую доктрину, предполагающую "силой насадить духовное равенство", универсально управляя людьми с помощью армии и чиновников.
Т.Н. Белова в статье "Специфика хронотопа в романах В. Набокова" называет столицу страны Падука примером фантастического хронотопа.
Вероятно, он чем-то напоминает изображенный в "Мы" Замятина."В ряде "американских" романов присутствуют и фантастические миры: Терра - Антитерра и Эстотия ( которую мне на кафедре новейшей отечественной литературы и культурологии переправляли на Эстонию - ИП ) в "Аде", сказочное северное королевство Зембла в романе "Бледное пламя", тоталитарный Падукград со своим особенным языком в антиутопии "Bend Sinister"" ( с. 59 ).
О "лунатиках смирных в солдатских мундирах" Набоков писал еще в стихотворении "Поэты".
Система создает особый язык, с помощью которого держит в повиновении своих подданных. Примеры этого языка приведены в самом романе. П.С. Дронов (Институт языкознания РАН) в статье "Владимир Набоков как конлангер: опыт комментария к фразам на искусственном языке в романе "Под знаком незаконнорожденных" (Bend Sinister)" приводит такую цитату из набоковского Предисловия к роману:
Язык страны, на котором говорят в Падукграде и Омибоге, равно как и в долине Кура, в Сакрских горах и в окрестностях озера Маллер, -- это дворняжичья помесь славянских языков с германскими 4, значительно отягощенная текущей в ней наследственной струей древнего куранианского (особенно ощутимой в выражениях горя); однако разговорные русский и немецкий так же используются представителями всех слоев населения -- от неотесанных солдат-эквилистов до несомненных интеллигентов.
( цит. по: Дронов, 20 ).
Мотив взаимозаменяемости "винтиков" государственной системы встречается в шестой главе ПЗН -
- Отныне, - продолжал жутко раздувшийся тиранозавр, - путь к повальному счастью открыт. Вы обретете его, собратья, в пылком сопряженье друг с другом, уподобясь счастливым мальчикам в наполненной шепотом спальне, подстроив мысли ваши и чувства к мыслям и чувствам гармоничного большинства; вы обретете его, сограждане, выполов с корнем высокоумные представления, которых не разделяет и не должно разделять наше общество; вы обретете его, о юноши, когда растворите личности ваши в мужественном единении с Государством; тогда и только тогда будет достигнута цель. Ваши бредущие ощупью индивидуальности станут взаимосменяемыми
Он, вероятно, заимствован из романа "Отчаяние", где Герман ( убийца ) восхвалял обычаи социалистического общества. Именно в этом обществе, считал Герман, рабочего у станка может с успехом заменить другой, похожий на него. Вот такой мир Ферманов и Геликсов..
Многие исследователи, кстати, в связи с этим касались темы ( довольно-таки русской ) "двойника" у Набокова.
Красина Марина Радиевна ( Московский городской педагогический университет, Россия ) не зря написала статью, которая так и называется - "Мотив двойничества в романе В.В. Набокова "Под знаком незаконнорожденных"".
Итак, мотив двойничества, соглядатайства. "Герой "Bend Sinister" указывает на то, что есть кто-то, кто за ним "присматривает": "Чужак, спокойно следящий с абстрактного брега за течением местных печалей. Фигура привычная - пусть анонимная и отчужденная. Он видел меня плачущим, когда мне было десять, и отводил к зеркалу в заброшенной комнате (с пустой попугайной клеткой в углу), чтобы я мог изучить мое размываемое лицо. Он слушал, поднявши брови, как я говорил слова, которые говорить не имел никакого права. В каждой маске из тех, что я примерял, имелись прорези для его глаз" [3, 307]. Этот отрывок мы бы объяснили так, что истинное Я героя (сознание - автор-создатель) следит за тем Я, которое у всех на виду. В минуты душевного напряжения "соглядатай" "с заботой и участием" приглядывает за своим "подопечным"".
Особый, специфический язык функционирует внутри системы. Чем-то он напоминает русский, и содержит заимствования из других славянских языков. Как свидетельствует Дронов, ".. куранианский в романе "Bend Sinister" -- это не только языковая игра, но полноценный конланг, хотя и не проработанный достаточно подробно. В.В. Набоков впоследствии вернулся к созданию вымышленных языков в произведении "Бледное пламя" (англ. Pale Fire; один из вариантов перевода -- "Бледный огонь"); указанный роман содержит достаточно развернутые фрагменты (в том числе и стихотворные) на Zemblan, или земблянском языке (от нидерл. Nowa Zembla `Новая Земля'). Эти искусственные языки, содержащие искаженные элементы естественных, чем-то похожи на уже упоминавшиеся нетки -- странные и нарочито искаженные игрушки, отражение которых в кривом зеркале оказывалось симметричным и приятным глазу. Фактически, здесь мы сталкиваемся с метафорой зеркал и отражений, характерной для творчества Набокова (см. [5])".
Мораль тоталитарной системы звучит в словах Падука - из следующей беседы:
- Прежде всего, я хочу знать, почему схвачены четверо моих друзей? Не для того ли, чтобы создать вокруг меня вакуум? Оставить меня дрожать в пустоте?
- Твой единственный друг - Государство.
- Понятно.
( глава 11 )
О создании системой особого языка для ее адептов - говорит Е. А. Малышева ( Санкт-Петербургский экономический государственный университет ) в статье ФУНКЦИИ ВЫМЫШЛЕННОГО ЯЗЫКА В ПРОИЗВЕДЕНИИ В. НАБОКОВА "BEND SINISTER" ("ПОД ЗНАКОМ НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫХ") И ПЕРЕДАЧА ИХ ПРИ ПЕРЕВОДЕ НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Исследовательница называет роман Набокова классической антиутопией с классическим для нее сюжетом. Сюжет заключается в том, что герой идет против системы целого государства, но проигрывает ей.
Как известно из 11 главы, Падук готовит Кругу речь, которую он должен произнести.
И некий великий мыслитель этой страны должен был появиться в алых хламидах (чик) бок о бок с символом и главой Государства (чик, чик, чик, чик, чик, чик) и громко провозгласить, что Государство значительнее и мудрее любого
Повторяющееся "чик" - это намек на фразу тюремщика в "Приглашении на казнь", который говорит Цинциннату - "будем чик-чик делать".
В принесенной Кругу представителями Государства газете содержится такой пассаж:
Человек, никогда не принадлежавший к масонской ложе или к землячеству, клубу, союзу и тому подобному, - это опасный и ненормальный человек. Конечно, некоторые организации были из рук вон плохи, их теперь запретили, и все-таки человеку лучше принадлежать к политически ошибочной организации, чем не принадлежать ни к какой вообще. В качестве примера, которым должен искренне восхититься и которому обязан последовать каждый гражданин, нам хотелось бы привести нашего соседа, который признается, что ничто на свете - ни самый захватывающий детективный роман, ни пышные прелести его молодой супруги, ни даже мечты, дорогие каждому юноше, мечты о том, что когда-нибудь и сам он тоже станет начальником, не в состоянии спорить с еженедельной радостью --встречей с себе подобными и хоровым пением в обстановке доброго веселья и, позвольте добавить, доброй коммерции.
Исходя из посыла этого опуса, человек ценен только постольку, поскольку является "общественным существом". Роль личности как таковой ( ее личный статус ), таким образом, нивелируется.
Представители Государства приезжают, чтобы арестовать Круга ( и разлучить его с Дэвидом ). Это ситуация, знакомая гражданам тоталитарной страны.
- Мой жених ждет в машине внизу, - пояснила она Мариэтте, наградив ее улыбающимся поцелуем. - Профессор может идти прямо так. Там, куда мы его свезем, он получит симпатичный стерильный костюмчик установленного образца.
- Дошла, наконец, очередь и до меня? - спросил Круг.
- Ну, как ты, Марихен? Как забросим профессора, поедем в компашку.
Андреа Питцер в книге "Тайная история Владимира Набокова" отмечает, что роман рассказывает "о судьбе независимого философа Адама Круга, которого тиранит правитель по прозвищу Жаба. Действие происходит в параллельной реальности, но в ней отчетливо считываются текущие политические события" ( 2016, 307 ).
Что требуется от Круга? Показать, что интеллектуалы "счастливо и гордо шагают в ногу с массами". Правительство Падука исследовательница аттестует нелицеприятно - его порочность, считает она, не уступает его же скудоумию. Итак, Падук добивается, чтобы герой поддержал его режим - от имени всех интеллектуалов.
Замечено, что в своем предисловии Набоков связывает ПЗН с тоталитарными режимами, современными ему, с этими "мирами терзательств и тирании, фашистов и большевиков, мыслителей-обывателей и бабуинов в ботфортах". Набоков, по словам автора книги, использует фрагменты речей Ленина и выдержки из советской конституции.
Есть в ПЗН и отсылки к советским трудовым лагерям и нацистской пропаганде.
Вывод: роман ПЗН стал первой книгой Набокова, которая одновременно принадлежит и литературе, и политике. "Возможно, именно поэтому она получилась наименее гармоничной. Набоков, по собственному признанию, сознательно писал ее как "яростное обличение диктатуры" и нацизма, и коммунизма" ( с. 311 ).
Мущинский Александр Владимирович, учитель русского языка и литературы ( ГУ ЛУВО "Спортивная академия ``Заря''" Spliffo@mail.ru ) в статье "Антиномия тоталитаризма и личности в творчестве В.В. Набокова" замечает, что в предисловии к роману ПЗН Набоков говорил: "Политика и экономика, атомные бомбы, примитивные и абстрактные формы искусства, Восток целиком, признаки ``оттепели'' в России, будущее человечества и так далее оставляют меня в высшей степени безразличным".
Набокова интересовала не столько природа тоталитарных режимов, сколько проблема свободы личности в условиях такого режима.
Вот что Мущинский пишет далее ( с. 36 ) -
Тема социального безразличия и социальной глупости - одна из тех "скрытых тем", о которых писал в романе В.В. Набоков, говоря, что национальной особенностью населения в государстве Падука является тупоумие. Этот запущенный процесс введения обывателя в тоталитаризм В.В. Набоков иронично называет Скотомизацией. Условно этот процесс можно обозначить как "социальную слепоту". И действительно, человек, превращающийся в существо со стадным инстинктом, - самая страшная регрессия по В.В. Набокову.
Как актуальны эти слова сегодня!
Столкновение аморального общества и индивидуальности - это центральный конфликт и рассказа "Озеро, облако, башня", считает Мущинский.
Представители Государства в романе прямо говорят о том, что существование человека как такового не представляет для них особенной ценности.
- Жизнь индивидуума недолговечна; мы же гарантируем бессмертие Государства. Граждане гибнут ради того, чтобы Град их остался жить
Поднимает Набоков и тему ответственности народа за то, что он подчинился тоталитрному режиму, - ".. в "Bend Sinister" молодое пока еще полицейское государство Падука, в котором некоторое тупоумие является национальной особенностью населения (увеличивающей возможности бестолковщины и неразберихи, столь типичных, слава Богу, для всех тираний), - отстает от реальных режимов" ( Источник: http://nabokov-lit.ru/nabokov/proza/nezakonnorozhdennye/nezakonnorozhdennye-19.htm ).
Омри Ронен в статье "Исторический модернизм, художественное новаторство и мифотворчество в системе оценок Вл. Набокова" приводит цитату из предисловия Набокова. Набоков, замечает исследователь, пишет о том, что слова чудовищно искажаются в Падукграде. Да и всякий человек здесь понимается как анаграмма другого ( смотри "мир Геликсов и Ферманов" в романе "Отчаяние" ).
Задача системы, считает писатель, - по-своему перекодировать язык, на котором говорят граждане, сделать их частью своего лингвистического проекта. Привив людям собственный язык, ими легко управлять.
Сваровская пишет о "институте заложничества" в романе. "Институт заложничества, становящийся пружиной действия в романе, демонстрирует продуманность всей государственной машины HacиЛИЯ (массовые аресты, завербованные агенты, агрессивно-лицемерная пропаганда и прочие *общие места" любого подобного режима)".
Среди рычагов давления власти на индивидуума - материнский и отцовский инстинкт, считает Сваровская. "Любовь героя к сыну - это органическая потребность держать его подле себя ; отсюда панический испуг Круга в момент исчезновения Давида, когда опасность оказалась ложной, и животный страх, когда ребенка хватают уже всерьез. Изощренность пыточной системы не знает предела. В романе такой предел, точнее, "запредельность" - сделать из ребенка объект садистских развлечений убийц и насильников".
В романе тиран "то притворяется другом, то заслоняется тупостью подчиненных, то пытается "перевернуть ситуацию" (при встрече с насильно привезенным Кругом Падук делает вид, что тот сам нуждается в нем и сам просил об аудиеииин). Запутанность, обмаиность ходов лабиринта не противоречит четкому знанию палача об исходе блужданий жертвы".
А. В. Святославский и Е. В. Егорова в статье В.И. ЛЕНИН В ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЦЕПЦИИ В.В. НАБОКОВА пишут о рассказе "Истребление тиранов", где образ диктатора вырисовывается довольно неприятный - так же, как в ПЗН.
Скромный учитель рисования, служащий в провинциальной гимназии, создает собирательный образ тирана и пишет что-то вроде его жития. Тиран под его пером предстает "самодуром, жестоким и мрачным пошляком с болезненным гонором" [9; c. 448], который "только наряжается богом" [9; c. 448]. У этого "торжествующего чудовища" [9; c. 450] "толстая морщина через весь лоб" [9; c. 447], "кесарская плешивость" [9; c. 451], "гнусное задыханьице" в конце произносимых им фраз [9; c. 451]; обитает он "в камере главной столичной тюрьмы, превращенной для него в замок" [9; c. 455].
( с. 323 ).
"Преступление" Круга в романе ПЗН - в том, что он мыслит не как все, считают авторы статьи. Между тем в Падукграде господствует идея эквилизма - уравнивания всего и вся. "Герб тиранического государства в романе -- паук на красном фоне, что вызывает ассоциации одновременно и с "серпом и молотом", и со свастикой. В предисловии к более позднему изданию романа Набоков прямо говорит о преломлении в нем большевистской и фашистской идеологий".
Приводится, между прочим, такой "выпад" Набокова в сторону Ленина:
Воспоминания близких часто бывают невыносимо приторны, а бедной Крупской не хватало ни юмора, ни вкуса. Ироничный читатель, дойдя до пассажа, где Ленин не выстрелил в лисицу, потому что она была "красивой" (из книги Н. К. Крупской "Воспоминания о В. И. Ленине" [4; с. 31] -- Е.Е.), может в ответ бросить: "Жаль, что Россия ему такой не показалась"
( с. 326 ).
Характерно и признание Набокова в письме Рене Миша 1961 года: "Я против любой диктатуры, правой или левой, земной или небесной, белой, серой или черной, розовой, красной или пурпурной, Ивана Грозного или Гитлера, Ленина, Сталина или Хрущева <...>. Я приемлю только правительства, которые позволяют человеку говорить то, что он хочет".
Осипова А.С. замечает в романе знакомые нам штампы -
.. штампы официальной пропаганды ("газета является коллективным организатором"; "как сказал вождь"; стихи в честь Падука, напечатанные лесенкой, как у Маяковского).
( "Краткое содержание.." )
3. Герои и персонажи.
3.1. Круг.
Дональд Бартон Джонсон, говоря об образе героя в "ПЗН". замечает, что имя его не случайно. "Адам, по-древнееврейски "человек", находится в таких же отношениях с антропоморфным божеством книги, как библейский Адам -- со своим Создателем. С точки зрения философской и моральной географии, эти две ситуации также параллельны, по крайней мере, после грехопадения: мир Круга -- зло; мир его создателя -- добро" ( с. 263 ).
Кроме того. По-русски Круг означает "круг", а по-немецки -- "кружку" или "кувшин". "Во время рокового разговора Круга с Падуком последний говорит ему: "Все, что нам нужно, -- это тот кусочек тебя, в котором упрятана рукоятка". На это Круг с яростью отвечает: "Ее не существует" (и здесь он ошибается) (СА 1, 322). Позже, после своего ареста и похищения Давида, Круг думает: "он не предполагал, что они сумеют найти рукоятку. Собственно, и сам-то он едва ли знал, что какая-то рукоятка вообще существует" (СА 1, 368)" ( там же ).
У Круга есть палиндромная тень в романе - стражник Гурк. "В этом месте, как говорит Набоков в предисловии, нас должна поразить палиндромная оппозиция русской окружности (Круг) и тевтонского огурца, так как "gurk" -- это форма германского корня слова "огурец". Этот чисто словесный палиндром скоро начинает жить своей жизнью. После того, как Кругу наконец разрешают перейти мост, его заворачивают назад на южном конце, так как на его пропуске нет подписи стражи с северного конца моста. Философ идет назад, чтобы получить подпись неграмотного Гурка. Палиндромная природа имен противопоставленных героев, Круга и Гурка, буквально воспроизводит многократные переходы моста и является миниатюрным зеркальным отражением абсурдности обреченных усилий Круга" ( с. 265 ).
Рассматривается связь имени героя с мотивом геометрической одноименной фигуры. "Хотя в рамках романа "Под знаком незаконнорожденных" круг в противоположность греческому кресту, несомненно, положительный символ, так как он отмечает родство Круга с миром его создателя, круг -- это еще и форма его тюрьмы. Можно вспомнить метафору Круга, сравнивающую его ум, заключенный в черепную коробку, с круглой темницей, а также круглую тюремную камеру, в которой он оказывается перед допросом (СА 1, 345 и 372). В качестве символа-мотива романа круг имеет недостаток, так как хотя он совершенен в одном смысле, в другом смысле он очерчен, самоограничен и даже порочен" ( с. 274 ).
Есть в романе и однофамилец героя - доктор Круг.
- В городе темно, на улицах опасно. Право, вам лучше бы здесь провести ночь... В больничной кровати - (gospitalisha kruvka - снова этот болотный акцент, и он ощутил себя тяжелой вороной - kruv, помавающей крыльями на фоне заката). - Пожалуйста! Или хоть подождите доктора Круга, он на машине.
- Не родственник, - сказал он. - Чистое совпадение.
Доктор Круг своей короткой фамилией напоминает нам доктора Гибель из рассказа "Соглядатай", занявшего место героя в его комнате после самоубийства будущего Смурова.
Первая буква фамилии напоминает другого героя Набокова - Найта - Knightа. В одной своей статье я уже писал о том, что первая буква фамилии набоковского героя напоминает ход шахматного коня ( Гумберт Гумберт, Годунов-Чердынцев, Герман и т.д. ). Мотивы хода шахматного коня появляются и в "Защите Лужина", и здесь. "Прочие затаились окрест, и когда скакнул, словно шахматный конь, фонарь, чтобы его осветить".
Набоков дарит своему герою находки и из своих стихотворений. Например, в словах - "Круг начал пересекать черную реку" - есть намек на лирического героя, стоявшего над темной рекой "в городе мглистом, огромном" и глядевшего в маслянистую темноту "рядом с тенью случайно любимой".
М.Р.Красина в статье "Концепция героя "незамеченного поколения".." рассматривает характеристики образа набоковского героя на материале романов "ПнК" и "ПЗН". Герой набокова - "особенный", считает она. Он сугубо индивидуалистичен, характеризуется "агностицизмом" в восприятии мира. Многогранно переживает действительность. На его свободу и жизнь посягают второстепенные персонажи романов. Их попытки прочитать "логику жизни" тщетны и наивны, считает автор статьи. А герой заявляет им: "Подите вы прочь, с вашими линейками и весами".
Приводится в подтверждение мысль Р.Гвардини, считавшего, что любая оформленная картина мира есть следствие ограничения собственного познания этого мира. А старания подобрать каждому предмету свое место лишают жизнь свободы, считает Красина.
Герой Набокова - личность, утверждает автор статьи, она наделена творческим потенциалом, глубоко чувствует мир и даже "потусторонность". Но одновременно это и "трагичный персонаж", обреченный на одиночество.
Отношение к жизни у героя Набокова имеет творческий характер, пишет Красина. Герой - творец, художник, меняющий окружающий мир. "Среди литературоведов писателя принято считать атеистом, однако его отношение к творческому процессу подтверждает глубоко осмысленное отношение к Богу". Смысл человеческой жизни, считает автор статьи, в том, чтобы уподобиться Творцу, стать созидателем, художником. Найти свое "живое" - будь то страсть к интеллектуальной игре или мечта о доме или любовь.
Творить, созидать - в этом предназначение героя Набокова, считает М.Р. Красина.
Круг напоминает чем-то Ван Вина из "Ады, или Страсти". Возможно, своим интересом к теме пространства ( божественного пространства - как уточнил бы Набоков ). Вот фрагмент из "ПЗН" -
Сначала у меня мелькнула непростительная мысль, что он разрешился чудовищной шуткой, как в тот раз, когда задом наперед прочитал лекцию о пространстве, желая узнать, прореагирует ли хоть как-то хотя бы один из студентов. Никто не прореагировал, как в первую минуту не прореагировал и я.
А Ван Вин, как известно, пишет работу как раз о пространстве и времени.
Любопытно, что Круг может быть сопоставлен и с героем романа "Защита Лужина" - хотя бы на основании вот такого абзаца из 4 части "ПЗН": " .. профессор Адам Круг, философ, сидел чуть в стороне ото всех, потонув в кретоновом кресле, сложив на его подлокотники свои волосатые руки. Он был большой тяжелый человек, немного за сорок, с неопрятными, пыльноватыми или отчасти засаленными кудрями и с грубо вырубленным лицом, наводящим на мысль о шахматисте со странностями или о замкнутом композиторе, только поинтеллигентней".
А часы в романе "ПЗН" напоминают циферблат из романа "Приглашение на казнь". Последний лишен стрелок - то есть так же "беззащитен".
Ударили часы. Ибо д-р Александер, аккуратист и умелец, не совладав с припадком трудолюбия, уже стоял на стуле и теребил висюльки и лапал беззащитный лик циферблата. Розоватой пастелью отражались в отворенной стеклянной дверце часов его ухо и энергический профиль.
( часть 4 "ПЗН" )
Казнина считает, что Круг - яркая индивидуальность ( в мире Набокова это несомненное достоинство ).
"Индивидуалистическая позиция" главного героя -- Адама Круга проявляется еще в школе: он никогда не участвует в собраниях, дискуссиях, партийных группировках, что вызывает недовольство директора школы. Непокорного ученика наказывают поначалу только явной несправедливостью, заниженными оценками. Директор -- "либерал со здоровым левым уклоном" -- требует, чтобы "все мальчики следовали своим социальным и экономическим инстинктам", он приветствует вступление в любую партию, и не может простить одного -- отсутствия общественных интересов, нежелания вступить в какую бы то ни было организацию. За школой следует университет -- придаток к политическому курсу, приспосабливающийся к любому режиму. "Президент" университета, по его признанию, за свою долгую жизнь успел "разделить большинство из политических идей".
( Конфликт "я" и "мы".. с. 69 ).
Своего героя Набоков наделяет собственными спортивными пристрастиями. Например, Круг играет в футбол ( напомним, Набоков был голкипером ).