Вадим Масленников, герой "Романа с кокаином", - постоянно говорил о словно бы осаждавшем столицу холоде:
1. "Стоял сухой и шибкий мороз, которым все, точно до треска было сжато";
2. "В коридоре меня сразу шибко зазнобило";
3. "Ледяной ветер мчал сквозь переулок... с окон, заборов, крыш вьюжило сухим снегом... задыхаясь от ветра, напрягая спину от холода, я отчаянно зашагал и еще не дошел до конца переулка, как почувствовал, что шибко замерз";
4. "...по пустому, визжащему от мороза городу, и этот донимающий спину озноб.."
5. "Подбородок и плечи так морозно стянуло, что говорить приходилось с лицом неподвижным, брови и ресницы клеились в ледяных сосульках, плечи, рукава и грудь покрывала похрустывающая корочка".
Такова и, собственно, зоорландия в романе "Подвиг" - это северная страна, "там холодные зимы и с крыш свисают целые системы сосулищ - как органные трубы, снега тают, делается все очень водянисто, и на снегу появляются "точки вроде копоти", "холод, лед, сосульки - элементы одного семантического ряда , призванного... обозначать пление души потусторонними силами" ( Ирина Пуля ). "Мартын Эдельвейс создает в своем воображении некую страну зоорландию, людоедскую тиранию насильственного равенства, и отважно пересекает ее границу" ( Б. Бойд ). Ветер, холод ассоциируются с общественной атмосферой в зоорландии, где сформировалась своя, довольно изощренная, система подавления личности. На насилии над личностью построено все зоорландское общество. Неудивительно, что именно писатель, высоко ставящий интересы личности, воспринимается в зоорландии как непосредственная угроза относительному "благополучию" этой страны. Зато принадлежность или служение деструктивной силе в этой стране составляют предмет самодовольства, доходящего до гордости.
Это довольно зловещий мирок, превосходящий в силе даже такие убедительные произведения как "Процесс" и "Замок" Кафки (ситуации с участием второстепенных персонажей замкнуты и ведут в "в маленький до фантастичности мир искусственных переживаний", который, по словам А.В.Ждановой, совершенно отгорожен от большого мира и подлинной душевной жизни ). Для того, чтобы достоверно изобразить его основную безотрадность, необходимо быть гениальным писателем.
В "Романе с кокаином" есть отдельные его признаки, - этот роман весьма похож на произведения Владимира Набокова, о чем писал не один исследователь.
В журнале "Вестник русского христианского движения" Никита Струве в статье "К разгадке одной литературной тайны" утверждает, что "Агеев сверхгениальный подражатель Набокова, наперед знавший все дальнейшее его творчество, его совершеннейший alter ego, то есть попросту сам Набоков, приучивший нас к псевдонимам и мистификациям". Однако Б. Бойд резонно сомневается в набоковском авторстве "Романа с кокаином": "В 1985 г. Никита Струве высказал абсурдное предположение, что Набоков был автором "Романа с кокаином", впервые частично опубликованного в середине 1934 г. и написанного неким фактически неизвестным "М. Агеевым" (псевдоним Марка Леви). Действие романа происходит в Москве (где В. Набоков никогда не бывал); автор его, судя по всему, -- бывший кокаинист, у которого есть талант, но нет набоковского чувства стиля, и написан он был как раз в то время, когда Набоков был поглощен работой над "Жизнью Чернышевского", а затем сочинением "Приглашения на казнь". В письме Ходасевичу, написанном после публикации журналом "Числа" первой части "Романа с кокаином", Набоков сравнил стиль журнала в целом с самой пошлой торговой кампанией русской эмигрантской прессы: рекламой крема "Токалон" от угрей" ( Русские годы, 523 ).
Но, в самом деле, ряд совпадений "Романа .. " с творчеством Набокова позволяет предположить: вряд ли писал его если не сам автор "Лолиты", то его приверженец и подражатель. Ведь во многом "Роман.." выглядит наивно: и эпизод, в котором автор живописует любовные похождения "эротического вундеркинда", и гневный монолог "Васьки", обращенный к священнику. О подражательности "Романа с кокаином" свидетельствует и Ю.Левинг, называя произведение самым первым удачным пастишем "под Набокова" в истории русской словесности двадцатого века. На сходство стиля М.Агеева и Сирина указывал еще Д.Мережковский (Д. Мережковский // Меч. Варшава, 1934, 5 августа), версий же авторства было несколько: роман приписывали парижскому книготорговцу М. Каплан, а Эндрю Филд высказывал предположение, что "Роман с кокаином" написал Георгий Иванов, пародируя Набокова, желая ему отомстить.
Композиционно "Роман с кокаином" решен в подлинно набоковском стиле: первая фраза "Буркевиц отказал" является продолжением последних слов в романе ( что тождественно композиции романа "Защита Лужина" и рассказа "Круг" ).
Есть и другие доказательства, например, описание альбома напоминает шахматный набор Лужина: "Альбом этот запирался пряжкой с шишечкой, нажав на которую он, скакнув, раскрылся. Переплет альбома был из лилового бархата (в нижнем переплете по углам имелись медные, выпуклые головки гвоздей, немного сточенные, -- альбом на них покоился, как на колесиках), между тем как на верхнем переплете изображена была потрескавшимися красками лихо несущаяся тройка с замахнувшимся кнутом ямщиком и с облаками под полозьями".
Тема "работы сознания" и выстраивания защиты со стороны сознания, характерная для Набокова, также проявляется в "Романе.. ":
"Я сажусь у черной решетчатой дыры камина и совершаю внутри себя работу, которую делал бы всякий на моем месте и в моем положении: я напрягаю свое сознание, заставляя его наблюдать за изменениями в моих ощущениях. Это самозащита: она необходима для восстановления плотины между внутренней ощущаемостью и ее наружным проявлением".
По словам Набокова, бытие вовсе не определяет сознание.
"Первый постулат набоковской философии, -- утверждает Б. Бойд, - это первичность сознания, сознания, которое есть "единственная реальность мира и величайшее его таинство" ( Русские годы, 219 ).
Лучше всего эту гипотезу о первичности сознания выразил Вадим Масленников, заявивший, что мы живем "отражаемостью событий в нашем сознании".
Набоков декларирует приоритет сознания в одном предложении романа "Под знаком незаконнорожденных" и подробно развивает этот тезис в "Жизни Чернышевского", написанной героем "Дара".
При этом речь идет нередко о сознании творца, создателя книги ( напр., в "Даре" ) или шахматной системы ( в "Защите Лужина" ).
В "Романе с кокаином" буквально разворачивается мысль, высказанная в "Соглядатае":
".. для человека важны не события в окружающей его жизни, а лишь отражаемость этих событий в его сознании. Пусть события изменились, но, поскольку их изменение не отразилось в сознании, такая их перемена есть нуль, - совершеннейшее ничто. Так, например, человек, отражая в себе события своего обогащения, продолжает чувствовать себя богачем, если он еще не знает, что банк, хранящий его капиталы, уже лопнул. Так, человек, отражая в себе жизнь своего ребенка, продолжает быть отцом, раз до него не дошла еще весть, что ребенок задавлен" ( ср. в романе "Соглядатай" -
" ..засесть, скажем, писать завещание было бы столь же нелепым, как принять в такую минуту средство от выпадения волос, ибо в м е с т е с ч е л о в е к о м истребляется и весь мир, в пыль рассыпается письмо и с ним все почтальоны и как дым исчезает доходный дом, завещанный несуществующему потомству" ).
Фраза: " .. все больше и больше росла уверенность, что очень и очень скоро, если не завтра, то через месяц, если не через месяц, так через год -- я кончу в сумасшедшем доме" тождественна фразе из романа "Отчаяние", где один латыш, знавший Германа в Москве, предсказывает ему, что он "кончит в сумасшедшем доме".
Н. Струве указывает на то, что Вадим -- буквальный сверстник Набокова: в 1915 г., когда начинается рассказ, Вадим, шестнадцатилетний, как и Набоков, находится в последнем классе гимназии. Война мало затронула его: "Когда война с Германией бушевала уже полтора с лишним года, гимназисты, а в том числе и я, потеряли к ней решительно всякий интерес".
"Кокаин, случайными замечаниями или сравнениями, присутствует по крайней мере в четырех романах Набокова: в "Король, дама, валет" (1928) (дальше -- КДВ) упоминается дважды: "Конечно, есть кабачки... вроде тех, которые торгуют кокаином" и "...словно после благодушной понюшки почихивал". В "Камере обскуре" главный герой Кречмар с трудом двигал "одеревеневшими, как от кокаина, губами". В "Отчаянии" двойник Германа "с душой, как скрипка, занимался воровством, подлогами, нюхал кокаин и наконец совершил убийство". И последнее упоминание в итоговом "Look at the Harlequins!" ("Посмотри на арлекинов!"): "Я однажды пробовал нюхать кокаин, но от него меня только вырвало", -- быть может, признание?"
Кроме того, характерны для Набокова неожиданные метафорические "фруктовые оттенки", но то же и у Агеева ( прилагательные "абрикосовый", "мандариновый", "персиковый", "апельсиновый" со значением света ).
Характерно для Набокова и Агеева и воспроизведение звуков голоса или шумов:
"...лихач... отрывисто припевал кротким бабьим голоском-пр..., пр..., пр..." (Р. К.).
Н. Струве приводит еще ряд небезынтересных совпадений ( шестнадцать, если быть точным ) на лексическом уровне, подтверждающих заимствование набоковских слов в романе.
К ним могут быть отнесены и тождественные аллитерации.
В "Романе с кокаином" - " ...мимо грохочущего цепями грузовика через улицу пробежала девочка".
В произведениях В. Набокова:
" ...презренный прогон для гигантских грузовиков, грохотавших..." "высокие грузовики, усыпанные разноцветными огнями, как страшные и гигантские рождественские елки, поднимались из мрака и грохотали" ( "Лолита", 2000, 156 )
" ...гремел по нашему городу громадный голос... кряк, карикатура, его надрывное ораторство..." ( "Истребление тиранов", 1991, 384 ).
В "Романе с кокаином" девочку, которая перебегает через ревущую улицу, схватывает и больно бьет мать. В "Защите Лужина" трехлетний ребенок, который пытался съесть снег, "лежавший аппетитной горкой", был схвачен сзади и огрет.
Лужин в рассказе "Случайность" принимает кокаин. В "Романе.." автор в качестве примера приводит историю с человеком по фамилии Иванов. эта фамилия встречается и у Набокова. В романе "Защита Лужина" персонаж, проходящий далеко на втором плане, носит не менее распространенную фамилию - Петров.
В "Защите Лужина" есть место, где будущая теща обещает Лужину навести справки: "Да-да, справки, - не больны ли вы какой-нибудь такой болезнью". "Одышка, - говорит Лужин, - И еще маленький ревматизм". "Я не про то говорю". В "Романе с кокаином" "грязной болезнью", как он ее тоже фигурально называет, был болен Вадим Масленников.
В романе "Защита Лужина" однажды "между первым и третьим уроком оказалось пустое место .. простудился учитель географии". В "Романе с кокаином" заболевает учитель словесности.
И в том, и в другом случае повторяется такое воспоминание: "Громов рассказывал что-то хриплым голосом, со смаком произнося странные, непристойные словечки". "Олег, обозленный, мерзко выругался" ( "Роман с кокаином" ). И в том и другом случае речь идет о выпадении из естественного хода времени, прослеживается синонимическая связь "пустой час" - "опустошенная страна" - "разрушенный мир".
В романе "Лолита" у Куильти недостает "доброй четверти" лица. У Олега - персонажа "Романа с кокаином" - голова вытянута и повернута вбок. У директора темницы в "Приглашении.." голова оказывается бледно-плешивой, с шишками и боковой сизостью.
Несколько произведений объединяет несообразность нахождения персонажа с местом.
В рассказе "Обида" старушка, изъяснявшаяся на ломаном французском, направляла Путю в темную нишу между бельевым шкапом и изразцовой печкой. В романе "Приглашение на казнь" Полина "повалилась за кресло".
В "Романе с кокаином" - "Между портьерой и шкапом втиснулись Нелли и Зандер..."
Тема употребления наркотиков встречается и в рассказе "Подлец" - "Он замечал, что о Тане не думал, что он как бы охлажден наркотиком, нечувствителен к ее отсутствию" ( Владимир Набоков, 1991, 96 ). Героя одолевала "боязнь опрокинуться, поскользнуться" - "как у очень иззябшего человека, ступившего на тонкий лед" ( "Роман с кокаином", 1992, 275 ), очевидная и в следующих строках -
...я влачу виденья
в иных краях - на площадях зеркальных,
на палубах скользящих - трудно мне...
( "Петербург" )
Так же, как и у героя рассказа "Ужас", у Вадима Масленникова во время кризиса вид человеческого лица вызывает отвращение.
В "Романе с кокаином": "Тоска наваливается страшная, небывалая. На улице было сумеречно. Небо, грязно-малиновое, висело низко. Меня обогнал трамвай, - сквозь его заснеженные стекла расплющенными апельсинами просвечивало горевшее в вагоне электричество. Никогда прежде не думалось мне, что люди ( человек ) могут вызывать такое непомерное отвращение".
В рассказе "Ужас": "Когда, опустошенный безсонницей, я вышел на улицу, в случайном городе, и увидел дома, деревья, людей - душа моя отказалась воспринимать их как нечто привычное, человеческое.. Я глядел на дома, и они утратили для меня свой смысл.. И с деревьями было то же самое, и то же самое было с людьми. Я понял, как страшно человеческое лицо.. Вид человеческого лица возбуждал во мне желание кричать".
Заметим, что в произведениях В. Набокова так же герои чувствуют подлинное отвращение к метафизическому соседу - Лев Глебович Ганин ("Машенька"), когда застревает в лифте вместе с Алферовым, нащупывая, вынужденный пожать в темноте руку, герой рассказа "Истребление тиранов", когда пожимает руку будущему тирану, Князь Годунов-Чедынцев из "Дара", когда страдает от вида тупого в своем типичном самодовольстве немца в трамвайном вагоне.
В рассказе "Памяти Л.И. Шигаева" герой доводит себя до похожего состояния - " .. длительным, упорным, одиноким пьянством я довел себя до пошлейших видений. Да, отчетливее, чем вижу сейчас свою вечно дрожащую руку, я видел пресловутых пришлецов.. они небольшие, но довольно жирные, величиной с раздобревшую жабу, мирные, вялые, чернокожие".
В "Романе с кокаином" - "...все стало каким-то странным, причем странность эта началась или, может быть, усилилась как раз с той минуты, как я проник в коридор... так, остановившись у дверей моей бывшей комнаты, я не помнил, запер ли за собой кухонную дверь, даже не мог вспомнить, был ли в замке ключ".
Похожие описания содержатся и в произведениях Набокова: "...и странно было глядеть на кружевной узор постели и на туалетный алтарь" ( "Соглядатай", 1991, 173 ); "...со странным чувством долго смотрел на тикающий будильник, на розу в стакане, со стеблем, обросшим пузырьками" / "Дар", 96, 511 /; "...вообще все это было слегка нелепо, как бывает во сне: пустая бутылка... с воткнутой в нее розой, доска с начатой шахматной партией" ( "Подлец", 1991, 87 ) - и ничего в комнате не объясняло случившегося, " .. и только роза казалась тем, что французские стихотворцы называют "заполнением пустоты" / 2004, 46 / , - "ни одного намека на Смурова" - "..и вот я уже был в столовой и, еще вздрагивая, пожирал изюм" / 1991, 174 /. В "Романе с кокаином" - "Я стал жадно есть, обморочно дрожа рукой и шеей".
В романе "Соглядатай": " .. на Ваниной кружевной подушке вдруг появилась звездообразная мягкая впадина - след от удара моего кулака". Результат действия и его причина даны здесь в последовательности субъективного восприятия: сначала дано следствие, и затем - его разгадка, которая кроется в простом действии самого героя. Так же и в "Романе с кокаином": "В коридоре вдруг что-то гулко по-ночному ухнуло, одновременно во мраке моей комнаты возник протяжный вой. Только спустя мгновение я понял, что вою-то я сам, и что моя же рука зажимает мне рот".
В романе "Соглядатай" герой говорит Ване: "И Вы первый человек, который сказал мне, что я хороший". Похожая характеристика героини содержится и в "Романе с кокаином": "Клара была для меня первым человеком, перед которым мне не нужно было утруждать себя собственным бытием".
Роман с кокаином в деталях похож на "Соглядатай" - первое произведение Набокова, написанное от первого лица. Герой "Соглядатая" также знает толк в амурных похождениях, также склонен к опрометчивым поступкам. В "Соглядатае", так же, как в "Романе.." появляется отрицательный персонаж по фамилии Мухин. Так же, как в "Романе.." герой "Соглядатая" терпит неудачу в своей тайной любви.
В "Романе с кокаином" есть строки, изумительно похожие на описание вечернего часа в романах Набокова: "Между тем быстро темнело ( в романе "Отчаяние" - "Меж тем завечерело.." ) и от крепчайшего ветра становилось безпокойно. Только еще там, над черной крышей дома, куда упало солнце, виднелась узкая мандариновая полоса. Но уже чуть выше было мрачно, - точно вливаемые в воду струи чернил, катились облака ветрено и так быстро, что, когда я задирал голову вверх - балкон вместе с домом начинали безшумно ехать вперед, грозя передавить весь город".
В этом фрагменте очевиден ряд слоев, пластов по вертикали, организующих картину: ниже всего - черная крыша, затем - узкая полоса мандаринового цвета, и еще выше - ветреные облака.
Так в рассказах Набокова картина заката содержит описание как минимум двух пространственных пластов. В рассказе "Катастрофа" картина вечернего неба такова: " .. огненный закат млел в п р о л е т е канала, и влажный мост в д а л и был о к а й м л е н тонкой золотою чертой, п о к о т о р о й проходили черные фигурки" ( снова упоминается черный цвет в связи с названной картиной ). В рассказе "Драка" - "Первым озарялся не наш, супротивный берег, мы были еще в тени, ровной и безцветной, а т а м уже ложился теплый свет, там тени сосен оживали на песке, вспыхивали вылепленные из солнца маленькие голые люди, - и внезапно, как счастливое, огромное око, раскрывалось сиянье и н а н а ш е й стороне".
Тождественен и вид на солнечный вечер с воображаемого балкона.
В романе "Соглядатай": "Балкон был совсем маленький, с пустыми зелеными ящиками для цветом и с разбитым горшком в углу.. И было тепло, хоть и не очень солнечно, а так, мутное, с ы р о е, разбавленное с о л н ц е". В "Романе с кокаином": "На балконе от заходящего, выпуклого как желток с ы р о г о яйца, с о л н ц а, хоть и зацепившегося за крышу, однако видимого целиком, словно оно прожигало эту крышу насквозь, - лица стали махрово-красными".
С наступлением темноты картина меняется: пространство напоминает лабиринт, освещенный луной, заставленный ящиками, в которых невесть что содержится. В рассказе "Катастрофа": "Крыши под луной лоснились: серебряные у г л ы, косые провалы мрака.. и в темных домах по той стороне улицы хлопало ночное эхо. А за черным забором, в провале между домов был квадратный пустырь - там, что громадные гроба, стояли мебельные фургоны. Бог весть что было навалено в них". В "Романе с кокаином": "Я поднимался теперь по этой темной, пахнущей котами лестнице, держался за узкие перила, и мне вспомнилось время, когда этих мусорных ящиков не было. Мне вспомнился день, это было летом.. уже к вечеру их пронзительно сколачивали. Когда это случилось?"
Отдельная тема - это темнота в театре, во время которой возникает шум, - и это сочетание темноты и звука человеческого голоса в театральной темноте запоминается герою. В романе "Соглядатай": "В огромном розовом театре потухли сразу все лампочки - и налетела такая густая тьма, что мне показалось - я ослеп. И в этой тьме все сразу задвигалось, зашумело, и панический трепет.." В "Романе с кокаином": " .. кругом темно. Идет третий акт сентиментальной пьески.. злодеи торжествуют, но ясно, что они на краю гибели. Добродетельные герои почти гибнут, и потому, как полагается, на пороге к счастью. Но вот в этой насыщенной дрожанием человеческих переживаний темноте сосед Иванова начинает громко, по-собачьему кашлять. Назойливый, харкающий звук лезет в ухо. И вот уже чувствует Иванов, как что-то страшное, мутное поднимается в нем - .. бы вас взял с вашим кашлем, - ядовитым, змеиным шепотом говорит Иванов".
Так же, как герой рассказа "Путеводитель по Берлину" Вадим Масленников утром на улице прежде всего обращает внимание на трубы и трамваи. В рассказе "Путеводитель по Берлину": "И теперь, когда в матовой полутьме раннего утра я выхожу из дома, то на каждой черной трубе белеет ровная полоса, а по внутреннему скату, у самого жерала одной из них, мимо которой как раз сворачивают рельсы, отблеск еще освещенного трамвая взмывает оранжевой зарницей" ( вспомним "расплющенные апельсины", с которыми сравнивается освещение трамвая в "Романе.." ). В "Романе с кокаином": " .. когда я вышел, было уже утро. Труба с соседнего дома выпускала прозрачный жар, в котором трясся кусочек неба. На улицах было пусто, светло и безсолнечно. Трамваев не было слышно".
В рассказе с характерным названием "Тяжелый дым" печной дым из чужого дома также привлекает внимание героя: "Но по мокрой крыше трактира на краю пустыря, когда с поручением отца пришлось переть к Осиповым, стлался отяжелевший от сырости, сытый, сонный дым из трубы, не хотел подняться, не хотел отделиться от милого тлена, и тогда-то именно екнуло в груди, тогда-то".
Упомянутый мотив апельсина, по словам С. Сендеровича и Е. Шварц, является одним из важных строительных блоков в набоковском художественном мире.
В начале рассказа "Весна в Фиальте" видим "совсем еще желтую апельсинную корку" и "объявление заезжего цирка". В четвертом абзаце, появляются три апельсина: "Со ступеньки встал и пошел, с выпученным серым, пупастым животом, мужского пола младенец, ковыляя на калачиках и стараясь нести зараз три апельсина".
В первом романе Набокова "Машенька" апельсины встречаются трижды. "Мотив связан с Кларой, одной из обитательниц пансиона, где и Лев Ганин, герой романа, снимает комнату- Клара покупает апельсины у уличной торговки по пути на работу; позднее она видит сон, в котором ее тетя из Лодзи превращается в эту торговку апельсинами; на вечеринке в пансионе она пьет апельсиновый ликер. Фигура Клары, второстепенного персонажа, получает значение в ее связи с мотивом апельсина"
( Савелий Сендерович, Елена Шварц, Империя N, 312 ). В рассказе "Катастрофа" есть героиня по имени Клара, рыжие волосы которой ассоциируются, так же, как и апельсины, со светом солнца.
В бедной комнате Романтовского - два апельсина на крышке комода; их дополняет третий -- королек. В романе "Под знаком незаконнорожденных" Круг Круг видит в коридоре "резиновый мячик размером с большой апельсин". В романе "Истинная жизнь Себастьяна Найта"
из бумажной сумки на коленях героя выкатывается апельсин. "Мотив апельсиновой кожуры устойчиво отмечает сферу иллюзорности. Маленькие рыбки, словно вырезанные из апельсиновой кожуры, играют эту роль в "Картофельном Эльфе"" ( Савелий Сендерович, Елена Шварц, Империя N, 324 ).
Путь Федора Годунова-Чердынцева в "Даре" отмечен мотивом апельсина. Когда он приносит стихотворение редактору "Газеты", первое, что он видит, -- это "вазу с полутора апельсинами" .
С Зоорландией не следует путать Эстотию - выдуманную землю близ Полярного круга в северной америке, которую старинные географы помещали там, где находится Ньюфаундленд. Ее якобы открыл унесенный штормом поляк Джон Скальви, уверявший, что там "несметно золота" и живут очень умные люди ( Эстотия упоминается и Джоном Мильтоном ).
"Перефразируя Ходасевича, можно сказать, что искусство Набокова заключается в том, чтобы показать жизнь человека как носителя сознания и отражение реальности в сознании этого человека" ( О. Воронина ).