Аннотация: Все это фрагменты, касающиеся последних лет жизни самого писателя.
Вот что написал Дм. Галковский о своем визите в Монтре:
"В Монтрё наша гостиница была рядом с гостиницей Набокова - Монтрё-Паласом. Это два жёлтых здания справа в стиле модерн. Зеленый квадратик слева - небольшой скверик, где стоит памятник работы скульптора Рукавишникова, его дальнего родственника.
Палас стоит на самом берегу Женевского озера-моря, а наша гостиница - ещё ближе, почти в воде. На фото не получилась панорама. Если посмотреть чуть левее, то открывается вот такой вид..
Монтрё считается джазовой столицей Европы, там проходят знаменитые фестивали. Первое что мы увидели в фойе гостиницы - маленького китайского мальчика, игравшего что-то академическое на рояле, в окружении сверстников. Видимо был какой-то конкурс.
Поэтому Набоков сидит в окружении памятников неграм-джазистам и выглядит всё это довольно комично. Или символично. Набоков от них брезгливо отворачивается.
Набокова принято считать аристократом, это не совсем так. Его мать была из семьи старообрядцев, то есть брак родителей походил на брак английского лорда и дочки гонконгского/голкондского купца. В эмиграции ситуация была отполирована до блеска самим фактом эмиграции, а также блестящей женитьбой на невозможной "Слоним". Это уже человек в белой рубашке и галстуке поехал на слоне через тропический лес: жара, лианы, вопли мартышек, круги пота подмышками.
Тут можно вспомнить судьбу "евразийца" Блейка-Оруэлла, бывшего бирманского полицейского. Аристократическая поза, принятая Набоковым, неубедительна и даже мало понятна. Вообще-то аристократы никаких поз не принимают. До такой степени, что люди двумя-тремя классами ниже могут принять эту "социальную естественность" за хамство. Набоков всю жизнь прожил на герценовской фальшивой ноте обиженного фальшивого аристократа и это делает его личную биографию малоинтересной для литературоведческого анализа.
Странным образом вроде бы фактурная, вроде бы парадоксальная, вроде бы где-то даже загадочная жизнь Набокова оказывается жизнью убежденного рантье и филистера. Не было в его личной жизни ни трагического одиночества, ни судьбы изгнанника, ни даже плохого или истеричного характера (не говоря уже об интересных патологиях). Жил человек в свое удовольствие, аккуратно потреблял мещанские радости и посмеивался. Все остальное - в книгах, действительно великих и осенённых таинственным хитросплетением смыслов.
В какой степени это была сознательная жизненная позиция? Думаю в гораздо большей, чем это можно себе представить. Дураком Владимир Владимирович конечно не был. "Прости господи глуповат" был Бунин.
Набоковская жизнь в Монтрё это итог карьеры процветающего буржуа. Опять же ловко вывернутая как продолжение судьбы изгнанника, будто бы из чувства нансеновского протеста решившего до конца дней жить в гостинице. В нескольких номерах люкса на всём готовом с прислугой и секретарями. На фешенебельном курорте. И так 17 лет.
Настоящим аристократом был вышеупомянутый Толстой. Уж этот никогда бы не стал писать политкорректную (для русского генетического изгоя) "Лолиту", а главное сказал бы западным послевоенным людям всё, что он о них думает. Мало бы не показалось. От его антишексипировских филиппик англичан до сих пор корчит до немоты. Показал бы Лев Николаевич и футбол, и бокс, и хоккей с шайбой. И энтомологию. Втрамбовал бы бредбериевских бабочек в грунт штучек так двести. Запомнили бы тульского лорда надолго.
Монтрё город вытянутый вдоль побережья в несколько ярусов. На верхнем ярусе прямо над гостиницей, где жил Набоков, находится кладбище.. Мы поднимались туда по серпантину, оказалось минут сорок. А обратно нашли вертикальный спуск по лестницам и мостикам и получилось минут 10".
Под стеклом в квартире Дмитрия Набокова в Монтре хранится листок, расписанный почерком Владимира Набокова. Распорядок дня: полпятого утра он просыпался, подхватывался и принимался сочинять, писал часа три, потом - часовой перерыв на завтрак, умыться и свежую газету. В пол одиннадцатого уходил на прогулку до второго завтрака с позволительным бокалом Бордо. До трех часов - сиеста, и до шести вновь подъем, работа, ответить на письма и первая обязательная кружка пива. В семь вечера второе пиво, обсуждение новостей, разговоры и, наконец, в постель и почитать книгу до пол одиннадцатого...
