В одном прекрасном городе... Хотя это был и не город вовсе, так его называли только сами жители. Одни решили, что живут в городе, потому как был посреди поселения Кабак, а другие, потому что на окраине стоял Храм. Так и делился испокон веков городок на два лагеря - глубоко верующие и глубоко пьющие. В Храм глубоко верующие ходили только по воскресным дням, в Кабак же глубоко пьющие ходили ежедневно, из чего следовало, что стан пьющих был сплочение, а потому как бы главнее противоборствующего лагеря.
И был в том городке уж совсем малочисленный отряд, предателями их называли промеж собой горожане двух противоположных лагерей. Этих самых предателей, что и каждый день в Кабак наведывались, и по воскресениям в Храм ходили, ох как недолюбливали, и даже можно сказать ненавидели лютой ненавистью. Были предатели несчастны, но никак не могли выбрать приемлемый для себя лагерь, так как и выпить очень любили, и молитва и покаяние приносили их душам большое облегчение.
Объединить жителей города могла только свадьба. Именно на свадебном ритуале пересекались интересы всех горожан. Сначала все дружно шли к жениху, затем к невесте, далее шествовали до Храма, ну а потом, само собой, дорога вела в Кабак. Но так уж повелось, что каждой свадьбе предшествовала война, борьба противоречий. Виной этой борьбы было, какое-то непонятное нежелание молодых брать себе в жены или мужья из своего же лагеря. Проблема эта была многовековой, и никак неразрешимой. Глубоко пьющие желали объединяться только с глубоко верующими, а глубоко верующие с глубоко пьющими, представители же предательского болота брали себе суженных и там и сям. Такая вот была петрушка - дилемма по-ученому.
Так бы и жили жители городка, в непонятном состоянии то ли войны предшествующей свадьбе, то ли свадьбы предшествующей войне, если бы в одно прекрасное утро, вдруг, откуда не возьмись, не появился Мужичок.
Он возник ниоткуда. Каждый второй житель городка впоследствии готов был поклясться, что Мужичок возник внезапно. Вот не было его, и вдруг нате, стоит посреди улицы с котомкой наперевес, весь из себя странный. Ростом был Мужичок немал и невелик. С возрастом тоже полная неопределенность, не стар, но и не молод. С лицом также полное непонимание - не понять вроде и не страшен, но и красавцем особо не назовешь. Был он бородат неимоверно, из бородатости торчал курносый нос и глаза сверкали разного окраса, один голубой, другой зеленый. Глядели на вновь-внезапно-прибывшего жители и, что-то сильно его облик вызывал в них тревогу непонятную. Каждый подумал, не к добру это явление.
Тревогу вызывал взгляд Мужичка. Выражал он грусть-печаль и растерянность одновременно. Было не понятно с чего вдруг такое выражение. Кто ж мог знать о наличии у Мужичка третьего глаза на затылке, карего, между прочим! Он, этот невидимый третий глаз и придавал взгляду грустно-печально-растерянное выражение, потому как видел то, что не положено было видеть двум другим.
А за спиной творились у него непристойности. При виде Мужичка в его сторону тыкали пальцем и смеялись, бабы те, как правило, хлопали себя по бедрам и крестились неистово, дети строили рожицы и показывали вслед язык. Одним словом никто и нигде не встречал Мужичка радостно...
И вот стоит вновь прибывший гражданин посреди толпы, съежился весь, голову в плечи втянул, носом воздух затянул и вдруг слово молвит.
- Брожу я по белу свету, люди добрые, брожу, нигде надолго не задерживаюсь. Оглянулся Мужичок вокруг себя, выхватил взглядом из толпы Вдову с лицом серым-скорбным, губами поджатыми, глазами темными - бесчувственными и далее, вперив в нее свой странный взгляд, речь продолжил - Денег у меня нету, зато есть руки у меня крепкие-умелые, отплачу за постой трудом своим безотказным. Тишина вокруг Мужичка стояла звенящая, и смотрели на него все как-то недоверчиво, а что до Вдовы, так ей было уже давно все равно на все, она и согласилась Мужичка приютить.
Жила Вдовушка на отшибе, у самого леса, вот и пошла она к избе, и засеменил за ней Мужичок, волоча по земле котомку, бредут - не оглядываются. Проводила толпа странную пару взглядом, постояли еще, пару минут, молча, да и разбрелись, кто куда, по своим домам-делам. Разбрелись да и забыли, напрочь, о случившемся.
Много ли времени прошло, мало ли, неведомо, да только как-то раз, сидели женщины на завалинке, лузгали семечки, поплевывали, а одна из них возьми да и вспомни - Бабаньки, что-то давно Вдовы не видать! Бабы сначала удивились, потом заволновались - жива ли?! После решили навестить пропащую. Сговорились собраться на следующий день поутру, как петухи отсигналят и выступить в поход.
Как договорились, так и собрались, песни решили не голосить, а идти крадучись, с опаской, мало ли что... И добрели они до избы Вдовушки, добрели и остолбенели! Стоят, разинув рты, и глазам своим не верят. А было от чего в оторопь впасть. Изба у Вдовы из черной, покосившейся преобразилась в терем с наличниками резными, ставнями расписными, птицами райскими, цветами заморскими разукрашенными. Крыльцо высокое с колонами, крыша красная, а на конке крыши петушок всеми цветами радуги переливается, крылья раскинул, шею вытянул, как живой, вот-вот закукарекает. Оконца распахнуты, белоснежные занавесочки ветер теребит, благодать в воздухе разлилась. Тут бабы глазами моргнули, головами потрясли, наваждение прогнать задумали, а их взорам другая картина открылась. За забором решетчатым, во дворе стоит стол круглый, накрытый скатертью белой, на столе стои-сияет своей золотистой красотой самовар, самовар пыхтит дымком, и сидят друг против друга Вдова да Мужичок, нарядные, румяные, чай попивают, сахарком прикусывают. Вдовушка сидит сама на себя не похожая, волосы в косы сплетены, атласными лентами обвязаны, рубашка вышита и сарафан красный! Да и Мужичок преобразился необычайно, нарядный, причесанный на пробор и улыбается счастливо... У баб сердца разом ухнули, голоса прорезались, заголоси хором возмущенно - а это в них через раскрытые рты зависть просочилась.
И что тут началось! Побежали они своих мужиков искать. Мужики то вроде все при деле, кто в поле, кто в лесу, кто еще по какой надобности, все заняты. Бабы каждая своего разыскала, за шиворот схватила и поволокла к дому Вдовушки, показать чудо преображения. Так и столпилось все поселение, около дома вдовы, стоят, лицезреют, и ополчаются их мысли против счастья не ихнего. И забыли жители, то ли города, то ли деревни, что были они разных противоборствующих лагерей, и объединила и зависть против союза Вдовы и Мужичка. И пошла гудеть толпа и руками махать, и забор повалили, самовар уронили, сахарок в землю втоптали, ставенки поотрывали, петушка на крыше камнями сбили, занавесочки в клочья порвали, раззадорились в разрушительстве и пошли все крушить-кромсать. Разорили гнездо с любовью свитое, молча постояли каждый со своей думкою в голове, да и разбрелись, только без радости от содеянного, а с неведомым дотоле чувством, чувством вины.
Разбредались по домам, понурившись, плечи опущены, взоры в землю вперили, и никто даже не взглянул на виновников шабаша, на Вдову да Мужичка. А они стояли на своем пепелище, взявшись за руки, глядя с жалостью вслед уходящим, а друг на дружку с любовью, вздохнули, да и пошли собирать пожитки какие целые остались. Насобирали, в котомки сложили, взялись вновь за руки, да и пошли, без оглядки, куда глаза глядят.
- Где милый, там и хорошо, думала Вдова.
- Да, я для своей Вдовушки везде рай построю, мыслил Мужичок, и чтобы не видеть развалины закрыл третий глаз на затылке, карий, между прочим. Закрыл, чтобы больше никогда не оглядываться назад, а смотреть только вперед. Не один-одинешенек теперь был, брела рядышком с ним Вдовушка, только больше никогда и никто не называл ее так, а стали ее звать Мужичкова Жена.
А что же жители одно прекрасного города? А больше не враждовали они между собой, чувство вины сковало их крепко-накрепко, и ходили они дружно в Храм покаяться, в Кабак забыться. Вот такая история, ни веселая, ни грустная, каждому досталась своя ноша, по заслугам.