Петри Николай Захарович : другие произведения.

Колесо превращений. Книга 1. Часть 3: Штурм цитадели зла

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чтобы штурмовать собственную крепость, в которой основательно обосновался Аваддон, сил одних только росомонов оказалось явно недостаточно, поэтому пришлось идти на поклон к Лесному Народу...

КНИГА ПЕРВАЯ:

Чародей Чёрного Квадрата

  
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:

Штурм цитадели зла

  
  Когда, кроме рождения, у нас нет ничего великого,
  то чем знатнее наш род, тем ничтожнее мы сами...
  ЕВРИПИД
  
  
ГЛАВА 1:

Вила-Самовила

  
  Они выбрались из Рудокопово, обойдя его в целях предосторожности по полям и огородам. К этому времени окончательно рассвело. Густой туман рассеялся, оставив на траве и листьях обильную росу. Милав отметил, что кудесник выглядит сейчас намного лучше, чем в момент побега. Это его заинтересовало. Тем более что прошли они вёрст десять, и сам кузнец был не прочь устроить небольшой отдых. За разъяснениями он обратился к Ярилу.
  Кудесник широким жестом обвёл рукой вокруг себя.
  - Всё это и есть истинная благодать! - объяснял Ярил с благоговением в голосе. - Только здесь и дух, и тело людское может жить в гармонии, постигая себя и окружающий мир. К сожалению, большинство росомонов забыло об этом. Свои силы они черпают, вкушая убитых животных и одурманивая разум хмельным напитком. Но это всего лишь телесная пища, а о духовной никто и не помышляет.
  На несколько мгновений кудесник замолчал, собираясь с мыслями. В молчании его было столько одухотворённости, что Милав не рискнул напомнить Ярилу, что и он вкушал в разбойничьей пещере "убитое животное" - не хотелось нарушать торжественности момента пустыми замечаниями.
  Впрочем, Ухоня так не думал. Его тело взвихрилось перед кудесником, и он запальчиво произнёс:
  - А чем же тогда питаться?
  Ярил странно посмотрел на ухоноида, словно видел это несуразное создание впервые в жизни и ответил:
  - Человек обязан жить в гармонии с природой, а это значит, он не должен употреблять в пищу животных, которые являются его предшественниками по развитию. Ибо и у них есть душа и не гоже человеку уподобляться зверю лесному. Вкушайте царство растительное, и откроется вам многое, что сокрыто сейчас животной страстью и гордыней непомерной.
  Кудесник остановился на минуту, чтобы перевести дух. Глянув на своих спутников, он заметил, что и Милав, и Ухоня смотрят на него глазами, в которых с немалым трудом можно отыскать слабое понимание речи кудесника.
  - А если попроще... - взмолился Ухоня.
  Ярил вздохнул. Подумал секунду. Заговорил:
  - В мире существует четыре великих царства, через которые прошла бессмертная человеческая душа. Первое - царство камней и минералов, второе - растительное, третье - животное и четвёртое - люди, наделённые не только душой, которая есть и у животных, но и разумом! Поэтому человек должен употреблять в пищу создания царством ниже.
  - А пятое... - спросил неугомонный ухоноид.
  - Что, "пятое"? - не понял кудесник. Его мысли были заняты совсем другим.
  - Я спрашиваю, есть ли пятое царство?
  - Конечно. Есть и пятое, и шестое, ибо мир наш прекрасен, а у красоты нет предела!
  Ухоня пробормотал что-то невразумительное. Милав хитро улыбнулся.
  - А тебе, зачем пятое царство? Неужели ты собрался нас покинуть! Так ты не волнуйся, в ближайшие сто тысяч лет тебе это не грозит!
  - Я не собираюсь так долго выслушивать ваши оскорбления!
  Тело ухоноида скользнуло по поверхности речки Малахитки, вдоль которой пролегал их путь, и исчезло в прибрежных кустах на другой стороне.
  Кудесник неодобрительно покачал головой:
  - Не стоит его обижать. Его участь ещё более печальна, чем твоя.
  - Это чем же?
  Милав насторожился, потому что кудесник редко говорил что-либо, касающееся их предыдущего облика.
  - Великий камень Алатырь показал, что ты прошёл все четыре стадии. Значит, ты - человек. Точнее - росомон. Пока трудно сказать, кем ты был до того, как Аваддон измарал своей чёрной магией весь наш край. Надеюсь, мы узнаем это когда-нибудь. А вот с Ухоней сложнее. Белгорюч камень Алатырь ничего не поведал нам о том. Поэтому он может оказаться чем угодно или кем угодно...
  - Аваддон знает о нём и обо мне много больше, - медленно проговорил Милав, - но захочет ли он открыть правду?
  - Аваддон - чародей. Если он преследует вас, это ещё не значит, что нужны ему именно вы.
  - Как это? - не понял Милав.
  Кудесник не ответил. Он прислушался и резко потянул кузнеца с дороги в кусты. Почти сразу впереди послышались громкие голоса. Схоронившись в густом орешнике, все трое следили за тем, как мимо них проехало около четырёх дюжин вооружённых воинов. Внимательный взгляд кудесника узнал некоторых из них. Это были люди из ближайшего окружения Тур Орога. Ярил хотел окликнуть их, но вовремя вспомнил о приёме, который им оказали в "хоромах" городского старшины.
  Всадники скрылись за поворотом. До Кудесника и Милава ещё некоторое время долетали отдельные слова. По непринуждённому разговору росомонов кудесник сделал вывод, что они не находятся под контролем Аваддона, однако окликать их не стал - мало ли что? Подождав ещё некоторое время (не покажется ли кто следом?) они вернулись на дорогу.
  - Здесь недалеко есть озеро, - заговорил кудесник, - о нём мало кто знает. Мы можем там отдохнуть и привести себя в порядок. Не гоже являться к воеводе в таком затрапезном виде.
  По едва заметной звериной тропинке Ярил повёл кузнеца в глубь леса. Путь оказался недолгим и скоро они вышли на берег совсем небольшого озерца с водой такой хрустальной чистоты, что просматривалось всё дно, усыпанное поблёскивающими под лучами солнца разноцветными каменьями. Время перевалило за полдень, прошли они порядочно, и Милав с огромным наслаждением скинул сапоги. Нагретая трава приятно обвила натруженные ступни. Кузнец негромко застонал от удовольствия и принялся стягивать пропыленную одежду. Он чувствовал себя невероятно грязным после всех многочисленных превращений. Безумно хотелось как можно скорее окунуться в благодатные воды лесного озерца, чтобы смыть весь многодневный кошмар со своего тела. И - кто знает - может быть, тогда он обретёт свой истинный облик? Кузнец приблизился к берегу и шагнул в жидкий хрусталь воды. Она оказалась настолько холодной, что Милаву показалось, будто он мгновенно лишился обеих ног. Крик родился в его груди, но так и не пробился к губам, замёрзнув где-то в пути. Инстинкт самосохранения вышвырнул его и воды, и кузнец принялся бешено растирать онемевшие ступни. Когда кровообращение вернулось в его члены, он огляделся. Челюсть медленно отвисла, а потом так же медленно вернулась на место, плотно прикусив высунутый язык.
  В самом центре озерца, наполненного жидким льдом - Милав был сейчас в этом абсолютно уверен - сидел кудесник. Его тело по шею погрузилось в воду, а голова с закрытыми глазами была поднята кверху. Целую минуту поражённый Милав следил за Ярилом и не уловил ни малейшего движения его тела!
  "Может он умер?.." - со страхом подумал кузнец.
  Окликнуть кудесника не решился. Подождав некоторое время, Милав стал размышлять о том, что, возможно, чувства сыграли с ним злую шутку, и вода вовсе не такая холодная, как показалось вначале?
  Кузнец решительно направился к озеру.
  "Что я, слабее Ярила, что ли?!" - с непонятной злостью подумал он.
  Оказалось - слабее. Повторное бегство из водоёма заставило Милава (в который раз!) пересмотреть своё отношение к кудеснику. Кузнец ещё трижды пытался побороть страх перед обжигающим холодом воды, но каждый раз водная стихия одерживала победу. Это заметно ущемляло самолюбие Милава, однако не настолько, чтобы превратиться в сосульку в угоду своей самости. Кузнец дождался, когда кудесник в своём медленном дрейфе по совершенно спокойной воде окажется недалеко от берега, и задал давно мучавший его вопрос:
  - Как вам это удаётся?..
  Ярил открыл глаза, посмотрел на Милава, как на дитё малое и неразумное, и спокойно ответил:
  - На самом деле это просто. Нужно брать тепло из холода!
  Милав крякнул от досады, что такое "простое" объяснение до него не доходит, и прекратил попытки понять то, что пока ему не доступно. Вообще-то, его способность к спонтанному распознаванию любых предметов окружающего мира что-то такое ему объяснила - о единстве двух противоположностей и скрытой энергии, но это было слишком далеко от его понимания. Пришлось ограничиться осознанием своих недостатков в области закаливания. А ещё он твёрдо решил брать тепло от тепла - чего над природой издеваться! Вон как солнышко припекает. Зачем лезть в ледяную воду, чтобы там теплотворные молекулы от живого холода отделять!
  Милав со спокойной совестью растянулся на траве, подставив спину благодатному солнышку. Сон подкрался незаметно, словно сам от холода недалеко от кузнеца хоронился. Приснился Милаву сон сладкий, в котором он самоутверждался в озерце в виде животного странного именем... жорж... корж... а может - морж. И что плавает он в водах прозрачных, и что тело его, как труба длинная - с одной стороны холод в него втекает, а с другой - жар течёт, словно из драконьей пасти. И так хорошо ему было, что и просыпаться не хотелось. Но кто-то назойливо продолжал елозить по его спине травинкой, а потом и вовсе принялся щекотать голые пятки.
  - Отстань, Ухоня! - пробормотал Милав, которому не терпелось досмотреть, чем же всё закончится в приятном сне?
  Но ухоноид не отставал, видимо, решив отыграться за недавнее оскорбление. Пришлось Милаву распрощаться с надеждой узреть чудесное видение о победителе холодных глубин, и открыть глаза. Солнце почти закатилось за высокие сосны, его красные лучи светили теперь прямо в лицо. Кузнец прищурился, пытаясь разобрать в радужном ореоле Ухонину фигуру.
  - Как-то странно ты сегодня выглядишь, - сказал он, заметив белое одеяние и... козлиные ноги!
  Милава, как кипятком обдало:
  
  "Вила-Самовила, женский дух, обладающий способностью "запирать" воду. Очаровательна и чертовски привлекательна, хозяйка ледяного озера и всех колодцев в округе. К людям, особенно к мужчинам, относится дружелюбно, помогает обиженным и сиротам. В гневе может жестоко наказать и даже убить одним своим взглядом; умеет лечить, предсказывать смерть, но сама - не бессмертна"
  
  Кузнец вскочил на ноги, в одно мгновение оценив красоту девушки, чьи рассыпанные по плечам волосы припорошили тонкие перепончатые крылья. Переступая козьими ногами, почти скрытыми длинной белой одеждой, она внимательно смотрела на Милава. Кузнец, осознав, что стоит совершенно нагой, хотел броситься к одежде, но она оказалась позади девушки, поэтому Милав самоотверженно кинулся в воду. За те пару часов, что он спал, вода теплее не стала. Однако чувство стыда не позволяло ему вернуться на берег. И, видя, как стремительно нарастает амплитуда дрожи его тела, он стал искать глазами Ярила. Кудесник сидел на берегу, облачённый в свой балахон и с невозмутимым видом наблюдал за Милавом. Кузнец почувствовал, что ещё минута-другая и влага в его теле превратиться в лёд, поэтому попросил кудесника дрожащим голосом:
  - Од-д-дежд-д-ду... б-б-бр-р-росьте...
  Кудесник не тронулся с места. Вместо него Вила-Самовила подняла с песка рубаху и бросила её Милаву, которого дрожь буквально выбрасывала из воды. Прикрывшись материей, кузнец рванулся в кусты, не обращая внимания на острые колючки шиповника, бороздящие его тело, словно радивый пахарь. Облачившись в рубаху, он принял из рук девушки свои штаны и торопливо стал их натягивать. Естественно, в этот самый ответственный момент наиболее острые колючки решили пощекотать его... ну, в общем, ниже спины и выше колен! Сжав зубы, Милав стерпел и эту пытку, потому что чистый, васильковый взгляд Вилы-Самовилы по-прежнему следил за ним. Когда кузнец добрался до своей обуви, тело его горело от крапивы ничуть не меньше, чем уши - от стыда!
  "Бальзамом" на душевные раны пролились слова Ухони:
  - Как уморительно ты от барышни улепётывал!
  Милав захрустел кулаками, размером с пудовую гирю и сказал, как ни в чём не бывало:
  - А вода ничего... тёплая!
  Невидимый Ухоня захрюкал, давясь смехом.
  Кудесник поднялся, подошёл к девушке и низко поклонился.
  - Благодарим тебя, Вила-Самовила, за лечение доброе да за воду хрустальную!
  Подобрав из-под ног два небольших камешка, он бросил их в озерцо. Вода приняла их без всплеска. Милав видел, как медленно опускаются невзрачные камешки на дно, приобретая, по мере погружения всё более яркую окраску. А, коснувшись дна, они вдруг вспыхнули, точно редкие драгоценности, и Милав мгновенно почувствовал в теле невероятную лёгкость.
  - Вода-целительница приняла ваши хвори. Идите с миром! - голос девушки оказался тонким и переливчатым, словно колокольчик.
  Кудесник вежливо подтолкнул остолбеневшего Милава.
  - Идём, солнце почти село.
  Кузнец последовал за ним, поминутно оглядываясь. Он проделывал это до тех пор, пока звериная тропа, по которой они удалялись от целебного озера, не запетляла в бузине, и Милав не потерял из виду воздушную фигуру Вилы-Самовилы. Тогда он тяжело вздохнул.
  - Видать сразила тебя девица-красавица наповал, - сказал Ухоня, впрочем, без тени иронии.
  - Ярил, а кто она, Вила-Самовила? - спросил задумчивый кузнец. - Я что-то про них ничего не слышал.
  Кудесник отозвался не сразу.
  - Мало их осталось на земле нашей, потому как души у них почти что ангельские - каждый обидеть может. Видел её белую одежду? Кто отнимет у неё платье это волшебное, тому она и подчинится безропотно. А народишко по здешним лесам всякий бродит - и разбойник, и лихоимец какой. Им-то её душу хрустальную не жаль, отнимут платье - она в полонянках и окажется. А если у неё и крылья отнять, тогда она простой женщиной становится. Вот так и поредел род хранительниц озёр хрустальных. Некоторые в горы ушли, некоторые людьми стали. Вила-Самовила последняя хранительница лечебного озера в нашей округе...
  
  
ГЛАВА 2:

Мечк Стервятник

  
  Солнце уже село. На лес накатился влажный сумрак. Луна ещё не взошла, а многочисленные грозовые тучи сплошным ковром закрыли небо. Ни одной звёздочки не было видно. Собиралась сильная гроза. Ветер налетал стремительными порывами, угрожающе раскачивая деревья и швыряясь в путников ветками, листьями и прочим лесным хламом.
  - Гроза будет сильной, - уверено заявил кудесник, стараясь перекричать завывания ветра, - нужно найти убежище!
  Милав согласился, но в такой темени это оказалось непростым делом. Лишь после того, как неожиданно хлынувший дождь вымочил их изрядно, а сверкающие молнии не раз грозили обрушиться прямо на головы, им удалось отыскать вместительную нишу, вырытую неизвестно кем в высоком глинистом берегу оврага, по дну которого уже нёсся стремительный грязевый поток. Ниша находилась довольно высоко от дна, поэтому можно было не опасаться ночного подтопления. Используя частые вспышки молний вместо факелов, кудесник с Милавом организовали небольшое ложе из прошлогодней травы, занесённой сюда ветром, и улеглись на него.
  - Когда, наконец, мы как люди будем спать на нормальной постели? - спросил кузнец у грохочущей темноты.
  Темнота не ответила, а вот кудесник отозвался.
  - Я так сплю последние пятьдесят лет...
  Милав не нашёлся что сказать, зато Ухоня не утерпел:
  - В вашем возрасте пора уже и на перине спать!
  - Мой возраст - моя сила! А силой меня природа одаривает. Давайте спать!
  Милав плотнее прижался к спине кудесника, в надежде таким способом научиться делать сухое из мокрого. Его самого ливень промочил до хлюпанья воды в сапогах. Однако сколько он не старался, мокрые порты сухими становиться не желали, зато он с удивлением почувствовал, что костлявая спина кудесника сухая. Кузнец даже изловчился потрогать её пальцами. Одежда Ярила оказалась совершенно сухой! Милав так и заснул, не в силах понять, как кудесник из холода тепло получает, а мокрое сухим делает. И снилось ему... Что же ему снилось?..
  Он проснулся от тишины. Это было непривычно, но очень приятно. Утро уже давным-давно хозяйничало за пределами их земляного убежища. Кудесника рядом не оказалось. Милав поискал его глазами, но кроме трухи, которую они использовали вчера вместо подстилки, в нише ничего не было. Обострённое чутьё ошеломило его букетом из запахов, большинство из которых вызывали неприятные воспоминания. Милав сморщился и торопливо выбрался наружу.
  Ярила он нашёл недалеко от их импровизированной пещеры, сидящим перед массивным камнем голубоватого цвета и что-то рисующим на песке своим тонким пальцем. Как часто бывает после скоротечной бури, вокруг было солнечно, ветер едва шевелил листву деревьев, и даже птицы пели вполголоса, наслаждаясь редким спокойствием и умиротворением. Кузнец стащил сапоги, раскисшие от влаги, и опять поморщился от неприятного запаха, бьющего в нос.
  - Проснулся, ночной путешественник... - сказал кудесник, не оборачиваясь.
  Фраза прозвучала двусмысленно. Милав поскрёб пятернёй взлохмаченные вихры, выцарапывая из них грязь, солому и ещё что-то смутно знакомое. Слова Ярила требовали объяснений.
  - А что это за запах, будто сдох кто неподалёку?
  - Это у тебя надо спросить, - ответил кудесник, и Милав понял, что без Ухони здесь не обойтись.
  - Кто-нибудь может мне объяснить?
  Милав изо всех сил пытался быть вежливым.
  - Конечно, напарник! - тут же отозвался ухоноид. - Тебе по порядку или самое интересное?
  - Давай по порядку, - буркнул Милав, - ты же всё равно не отстанешь!
  Ухоня немедленно приступил к повествованию. По его словам выходило, что Милав всю ночь напролёт только тем и занимался, что менял личины. Когда он принял облик Красного Волка, это никак не задело его спутников, но потом метаморфозы стали происходить как в калейдоскопе, и первым спасительную пещерку покинул кудесник, так как сонный Милав, превратившись в мерина-тяжеловоза попытался сложить на бедного старика все свои четыре ноги! Две, может быть, Ярил и стерпел бы. Но четыре! В общем, старик выполз на улицу в тот момент, когда Милав в обличии Мечка Стервятника принялся кататься по глиняному полу, в поисках наиболее удобного места. Потом был матёрый вепрь, не отличавшийся любовью к омовению, потом потный изюбр, а потом... Короче говоря, Ухоне надоела вся эта нескончаемая беготня из тела в тело, и он последовал примеру кудесника.
  Милав почувствовал себя виноватым перед спутниками. Сам, значит, валялся всю ночь в своё удовольствие, а на их долю выпала малоприятная обязанность следить за его превращениями...
  - Не кори себя, Милав, - сказал кудесник, заканчивая чертить таинственные письмена, - нет в том вины твоей. Умойся, да пойдём не торопясь. Близок двор Годомысла.
  Умывшись в огромной луже и кое-как расчесав пальцами спутанные волосы, Милав предстал перед кудесником.
  - Покушать бы чего... - пробормотал он, - у меня желудок уже размером с орешек кедровый стал!
  Ярил на эти слова только улыбнулся:
  - Длиннее пояс - короче жизнь!
  - Надеюсь, обратной силы ваши слова не имеют, - вздохнул Милав, - а то получится, что с поясом длиною в голый нуль жизнь не будет иметь конца?
  - Кто знает, Милав-кузнец, кто знает... - загадочно ответил кудесник и лёгкой походкой двинулся по подсохшему оврагу.
  Чем ближе они подходили к осаждённому двору Годомысла, тем труднее становилось прятаться от многочисленных сторожевых разъездов и тайных засад. В конце концов, пришлось остановиться в какой-то болотине и обсудить положение. Воинственный Ухоня предложил наскоком прорваться к Тур Орогу и всё ему рассказать.
  Кудесник охладил его пыл.
  - Аваддон рядом. Кто может поручиться, что он не контролирует кого-либо из окружения воеводы, или даже его самого? - Кузнец и ухоноид промолчали. - Нужно попасть в лагерь тихо, не вызывая подозрений. И понаблюдать за тысяцким издалека.
  - Но как? - поинтересовался непоседливый Ухоня.
  - Есть одна задумка... - загадочно ответил Ярил.
  
  ...По широкой, наезженной дороге двигалась живописная процессия - высокий худой старик в облачении непонятного цвета и в низко надвинутой на глаза широкополой шляпе, вёл на тонком ремешке огромного бурого медведя. Медведь, возвышался на целую голову над самым высоким воином, из числа тех, которые вызвались проводить старика с его питомцем в лагерь росомонов. Все, кто встречались на пути, с удивлением взирали на колосса медвежьего мира. Сам же медведь, особого беспокойства не выказывал и крутил своей огромной головой с безразличным видом. Его вальяжная походка более всего поражала невольных зрителей.
  Добравшись до места, откуда были видны и поднятый мост над речкой Малахиткой, и огромные походные шатры воеводы и княгини Ольги, стоявшие рядом, старик устроил небольшое представление. Медведь плясал и приседал под дружные хлопки зрителей. Потом несколько раз колесом прошёлся по кругу, уморительно кланяясь после каждого кувырка. Успех был полный! Воины, боявшиеся в начале подойти к свирепому хищнику ближе пяти саженей, после выступления осмелели настолько, что стали тесниться вокруг него, борясь за право похлопать рыжего гиганта по плечу. Милаву - а это был именно он в медвежьей ипостаси - такая фамильярность не понравилась. Когда некоторые из храбрецов стали дёргать его за длинные, свалявшиеся космы на животе, пытаясь определить - настоящие ли? - тут он не выдержал. Оскалив огромную пасть, не двусмысленно намекая на желание отобедать чьей-нибудь, особенно глупой головой, он шагнул на рассыпавшихся зрителей. Однако и эту выходку медведя многие приняли за часть представления и продолжали тесниться вокруг него, требуя повторить наиболее понравившиеся номера.
  Кудесник незаметно подмигнул Милаву, на что тот ответил тяжёлым вздохом.
  Добрых полчаса пришлось валяться Милаву в пыли, пока старик не потребовал отдыха для медведя. Он повёл его ближе к лесочку, что тянулся к самому шатру тысяцкого. Воины медленно разошлись, громко обсуждая каждую ужимку медведя-танцора. Остался лишь один, который никак не хотел оставить лохматого плясуна в покое. Он то забегал перед медведем, повторяя его мимику, то отставал, изображая его походку, при этом закатываясь тонким икающим смехом.
  - Ну и забавная, и-ик! у тебя морда, и-ик! - гнусявил прилипчивый зритель.
  Это переполнило чашу терпения Милава. Он повернулся к назойливому зеваке и, чётко выговаривая слова, произнес, глядя в поросячьи глаза надоевшего "икалы":
  - А ты свою-то морду в ручье видел?
  "Икала" перестал хихикать, потому что очередной "ик" запечатал ему горло. Он бесшумно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, и круглыми безумными глазами смотрел на медведя, который, потеряв к нему всякий интерес, шаткой походкой последовал за стариком.
  - Что ж ты, Милав, подождать не мог! - укоризненно проговорил кудесник.
  - А чего он?
  - Ухоня, - попросил Ярил, - посмотри за этим пустоголовым, как бы чего не выкинул.
  - Это мы мигом! - отозвался ухоноид, обрадованный тем, что и его помощь, наконец-то, потребовалась.
  Старик с медведем расположились на взгорке в пределах прямой видимости от шатра тысяцкого. Милав опустился на траву и недовольно проговорил:
  - Получается, зря я представление устраивал? Хоть б чего пожевать перепало...
  Кудесник не ответил. Он внимательно осматривался по сторонам, иногда замирая и прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Вернулся Ухоня и доложил, что бестолковый "икун" оказался местной достопримечательностью - пожинал лавры незабвенного юродивого Рыка, так что его горячечной болтовни можно не опасаться.
  - А что новенького у вас? - вопросом закончил свой доклад неунывающий ухоноид.
  Медведь пожаловался на то, что фурор, произведённый его выступлением, не принёс ему ничего, кроме боли в спине и прилипшего к позвоночнику желудка.
  - Тихо! - вдруг сказал кудесник, глазами показывая на приближающегося к ним росомона в богатой одежде.
  Ярил сразу узнал милостника князя Вышату и поглубже нахлобучил на глазу мятую шляпу. Вышата шёл уверенным шагом. Глаза его спокойно смотрели на старика. В них не было ничего, кроме счастливой молодости.
  - Воевода Тур Орог просит посетить его шатёр! - сказал, подойдя Вышата.
  Слова его были обращены к старику, но смотрел он на медведя. Впрочем, ничего настораживающего в его взгляде не было. Старик поклоном ответил на предложение и потянул за ремешок своего лесного друга.
  - Пойдём, косолапый, покажем своё искусство воеводе, - сказал кудесник низким хриплым голосом, и Милав сразу понял, о каком "искусстве" идёт речь. Он резво вскочил на задние лапы, смешно отклянчив тугой зад.
  Стражников у входа стояло шестеро. В самом шатре столько же. Кудесник внимательно приглядывался ко всему, особенно обращая внимание на то, как вели себя воины. К счастью, их поведение особых волнений не вызывало. Были они в меру разговорчивы, в меру насторожены в присутствии странных гостей. Кудесник вздохнул с облегчением: незримого присутствия Аваддона он не чувствовал. Осталось приглядеться к Туру Орогу, и можно будет спокойно раскрывать своё инкогнито.
  Воевода сидел на широкой скамье и ждал, когда огромный медведь протиснется мимо стражей в центр шатра. Кудесник, бросив короткий взгляд на Тур Орога, сразу заметил, как постарел и осунулся тысяцкий за те дни, что они не виделись. Глубокая складка залегла между бровей, словно разрезав лицо пополам. В волосах заметно прибавилось седины. Глаза смотрели уже не так радостно и задорно, как в момент их последней встречи. Всего несколько мгновений понадобилась кудеснику, чтобы убедиться: перед ним настоящий воевода и никакая злая воля над ним не властна!
  Тур Орог широким жестом пригласил старика подойти ближе.
  - Вышата молвит, что медведь твой зело умён. Так ли это?
  - Ты сам можешь в этом убедиться, - ответил старик. - Медведь он не простой - он речь людскую разумеет.
  - Быть того не может! - не поверил Тур Орог.
  Его печальные глаза на миг вспыхнули былым задором.
  - А ты испытай его!
  Воевода с сомнением посмотрел на старика; громко попросил:
  - Не подашь ли ты мне, Михайло Потапыч, корчагу мёда со стола?
  Все, кто был в шатре, замерли. А медведь, вихляя своим огромным задом, протиснулся к столу, поискал чего-то глазами и взял мохнатой лапой серебряный кубок с остатками питья. Все ахнули. Медведь, как ни в чём не бывало, поковылял к воеводе и протянул ему кубок.
  Онемевший Тур Орог принял из лап медведя питьё и воскликнул:
  - Старик, да ты просто кудесник!
  - Конечно, - отозвался старик, - меня все так и зовут - Ярил-кудесник!
  
  
ГЛАВА 3:

Талисман здесь!

  
  Аваддон находился в одрине князя Годомысла. Он сидел в широком кресле, которое принёс для него Кальконис, стоявший здесь же с видом побитой собаки. Чародей смотрел на Годомысла, скованного непреодолимой завесой всёсокрушающего времени и думал о бренности своего существования. Неуспех, а точнее, полный провал всех попыток вернуть Талисман, сильно повлиял на него. Теперь Аваддон почти всё время проводил в глубоких раздумьях и даже перестал упражняться на Кальконисе, на предмет превращения его во что попало: от солидной лужи, что напустил слепой мерин перед княжескими хоромами, до клубка дождевых червей, на которых местные мальчишки-сорванцы совсем недавно ловили "вот такенных!" карпов.
  Аваддон стал молчалив, замкнут. Вспышки гнева происходили реже, но носили катастрофический для виновных характер. Как-то раз Кальконис оказался свидетелем тому, как разгневанный чародей за ничтожный проступок распылил нескольких женщин, имевших неосторожность оказаться у него на пути в неурочный час. Правда, вечером, успокоившись, он вернул несчастным их человеческий облик, однако забыл проследить за тем, чтобы распыленные органы вернулись прежним хозяйкам, и теперь по крепости разгуливает несколько молодаек с руками и ногами разной длины! Всё это сильно угнетало Лионеля Калькониса. Однажды он набрался храбрости и попросил Аваддона вернуть ему облик Рыка, чтобы он смог продолжить поиск Талисмана. Чародей посмотрел на бывшего "компаньона" глазами удава, гипнотизирующего свою жертву, и ответил:
  - Сбежать решили, уважаемый сэр Лионель? Не получится. Росомоны жаждут не только моей крови, которую почему-то считают чёрной, но и вашей - красненькой и вкусненькой!
  Кальконис сглотнул ком в горле и поспешил замять малоприятный разговор (всё-таки плескаться лошадиной лужей много приятнее, чем оказаться на копьях у разъярённых воинов!). Больше он разговора на такие опасные темы не заводил, беспрекословно выполняя все приказы мага, какими бы абсурдными они порой не казались. Вот и сейчас, стоя рядом с креслом Аваддона, которое философу пришлось тащить на собственных плечах, надрываясь под его тяжестью, Кальконис не мог понять, что заставляет чародея часами торчать здесь, лицезрея неподвижное тело Годомысла. Была бы у Лионеля возможность, он бы на брюхе уполз из этих гиблых мест!
  - О чём думаете, уважаемый философ? - вдруг спросил Аваддон.
  "Что он, дьявол, мысли мои читает, что ли?.." - поразился Кальконис.
  - Да, собственно, ни о чём... - пробормотал он.
  - Вот и плохо. Философу полезно думать.
  Аваддон ненадолго замолчал. Его отрешённый взгляд блуждал ни здесь, в этой печальной комнате, напоённой запахом тлена и смерти, а где-то далеко, наверное, на просторах далёкой страны Гхотт. Кальконис услужливо молчал.
  - Знаете, Кальконис, - вдруг произнёс Аваддон, - а ведь Талисман сам идёт в наши руки!
  - Я не совсем понимаю...
  Резкая перемена в поведении чародея обескуражила Калькониса. Голос Аваддона изменился, он стал жёстким, а в лице появилось хищное выражение.
  - Выше голову, сэр Лионель! Возможно, вам ещё удастся передать свой рыцарский титул по наследству своим потомкам!
  Кальконис не понимающе смотрел на чародея. Аваддон встал, выпрямился во весь свой тоще-долговязый рост, и Кальконис понял: возвращается то "славное" время, когда каждый новый вечер приносил и новые встречи (век бы не думать о них и даже не вспоминать!), и новые неприятности.
  - Смею ли я поинтересоваться вашими намерениями, уважаемый магистр?
  Спрашивать что-либо у совершенно непредсказуемого в последние дни чародея было небезопасно. Но и оставаться в неведении было злом не меньшим. Аваддон смерил Калькониса испытующим взглядом и улыбнулся улыбкой "благодетеля всех страждущих поэтов и философов":
  - Разумеется мой дорогой сэр! Поинтересоваться вы можете, тем более, что именно вам предстоит в очередной раз доказать свою преданность такому жалостливому и сострадательному человеку, как ваш покорный слуга.
  Кальконис затрепетал. Если Аваддон заговорил таким слащаво-велиричивым тоном, значит, грядёт новое, и обязательно ужасное, испытание его избитому телу и не менее израненной душе.
  - Пойдёмте на свежий воздух, - предложил Аваддон, - здесь так и несёт мертвечиной.
  Чародей шагнул в коридор. Кальконис в полупоклоне семенил за своим "благодетелем". Аваддон замер, обернулся к Лионелю, мгновенно изобразившему на лице умильную улыбку самого счастливого идиота в мире, и указал пальцем на кресло:
  - Захватите его. Мне нравится предаваться в нём размышлениям.
  Кальконис бросился к креслу, как изголодавшийся волк на хромого зайца. Взваливая шедевр деревянной резьбы на свои плечи, он с сожалением отметил, что за последний час оно легче не стало. Скорее - наоборот. Чародей, слыша за спиной угнетённое посапывание бывшего "компаньона", тоном наставника произнёс:
  - Вот видите, дорогой Лионель, к чему приводит нежелание думать.
  - Вижу, магистр Аваддон, - поспешно согласился Кальконис, - и даже чувствую на своих плечах!
  - Ну-ну... Я рад, что вы начинаете исправляться. Значит, в следующий раз я превращу вас во что-нибудь более совершенное, нежели конские испражнения.
  - Премного благодарен! - хрипел "польщённый" Кальконис под тяжестью кресла. - Уж не знаю, как отплатить за доброту вашу!
  - Скоро у вас будет такая возможность, - пообещал Аваддон.
  Кальконис в ответ захрипел, потому что его голова случайно проскользнула сквозь подлокотник, и вся тяжесть пришлась на нежное горлышко философа.
  - Нет-нет, ещё не время благодарить меня! - сказал чародей, приняв предсмертный хрип Калькониса за выражение искренней благодарности.
  Аваддон хлопнул дверью так, что сэр Лионель, не успевший проскользнуть со своей габаритной ношей вслед за чародеем, принял всю тяжесть дубового полотна на свою многострадальную голову. В ушах зазвенело, в глазах поплыли многоцветные радуги, а драгоценная ноша самым подлым образом погребла страдальца-поэта под собой. Лионель решил дождаться восстановления своих сил, подорванных непосильным трудом прямо здесь, на полу. Но голос, который наверняка будет преследовать его бесконечным кошмаром всю оставшуюся жизнь, уже сверлил морёный дуб властными нотками:
  - Где вы запропастились, сэр Лионель, не могу же я размышлять стоя!
  - Магистр, считайте, что вы уже сидите! - откликнулся Кальконис, пытаясь высвободить голову.
  - Я и считаю! - голос Аваддона был таким добреньким-добреньким. - Один... Два...
  На "три" Кальконис был уже перед чародеем, так и не успев высвободить шею из-под витиевато изрезанного подлокотника, отчего голова философа оказалась лежащей на дорогом бархате, а вот остальное тело...
  - Вы бы не могли мне помочь... - жалобно попросил он.
  - Конечно, нет, уважаемый сэр Лионель. Я и без того всю работу за вас выполняю! Хотя... - Аваддон на секунду задумался и...
  ...и Кальконис с ужасом понял, что мир начал вращаться вместе с его телом. Что-то хрустнуло, что-то брякнуло, что-то гукнуло и вот он лежит рядом с креслом, а лицо Аваддона - само милосердие! - с участием взирает на него сверху:
  - Видите, сэр Лионель, я опять делаю за вас вашу работу.
  - Это... больше... не... повторится... - выдыхая слова помятым горлом, заверил Кальконис.
  - Тогда поговорим о деле. Только не здесь! - Аваддон с ненавистью осмотрелся в памятной гридне, где он по вине Вышаты пережил несколько неприятных минут. - Пойдёмте на воздух.
  Кальконис обнял кресло как самое дорогое на свете существо и ринулся вслед чародею. Приближался вечер. Во дворе пахло дымом, дождём и ещё чем-то трудно уловимым - возможно, ожиданием чего-то ужасного и неминуемого, как приход ночи. Кальконис установил кресло, помог сесть в него Аваддону, затем статуей застыл перед ним.
  - Слушайте сэр Лионель и запоминайте! Второй раз мои слова не будут ласкать ваш слух учтивой речью.
  - Я весь внимания, магистр.
  - С помощью подлых уловок кудеснику Ярилу удалось лишить меня былого могущества. Однако никто не лишал меня знаний мага девятого уровня и Чародея Чёрного Квадрата! Я всё ещё могу многое! Например, я точно знаю, что Талисман Абсолютного Знания сейчас находится за стенами этой крепости.
  - Так чего же мы ждём! - порыв Калькониса был искренним, потому что возвращение Талисмана Аваддону обещало немедленное возвращение домой.
  Дом! Неужели он ещё есть на белом свете!
  - Не спешите, сэр Лионель, - охладил пыл философа чародей, - хотя мне нравится ваше искреннее рвение. Так вот, я уверен, что в эту самую минуту, когда мы ведём с вами столь непринуждённую и дружескую беседу, Талисман находится от меня не далее десяти полётов стрелы. Но... - Аваддон сделал паузу, - к сожалению, я не могу определить, кто из росомонов владеет этой бесценной реликвией. Для этого мне потребуется помощь мужественного и неординарного человека.
  Аваддон вновь сделал паузу, видимо для того, чтобы недогадливый Кальконис смог разобраться, о ком из них двоих так туманно говорит чародей.
  - И человек этот должен понимать, что если не найдётся добровольца...
  - Почему же не найдётся! - Кальконис наконец-то сопоставил себя с тем "мужественным и неординарным" героем, о котором говорил Аваддон. - Я всегда готов послужить вам, магистр!
  - Очень хорошо, - улыбнулся чародей, - ваше добровольное согласие избавило меня от неприятной работы по возвращению вам столь любимого образа навозной жижи. Только посмотрите, как живописно она раскинулась за вашей спиной!
  Кальконис втянул голову в плечи и торопливо проговорил:
  - Если вам будет угодно, я рад услышать о моём задании.
  - До чего же приятно иметь дело с умным человеком! - воскликнул Аваддон.
  "До чего же приятно избавиться хоть на миг от такого умного человека, как вы, магистр! - подумал Кальконис и мгновенно побледнел, заметив, каким холодом повеяло от взгляда чародея. - Определённо он читает мои мысли..."
  
  
ГЛАВА 4:

"Многоликая Кобра"

  
  Когда улеглись первые страсти вокруг неожиданного появления кудесника, которого многие считали принявшим лютую смерть от татей-разбойников, Ярил попросил остаться с воеводой наедине. Тур Орог бросил косой взгляд на молчаливую гору медведя в центре шатра и удалил всех, кроме Вышаты. Милостник отошёл к выходу и замер рядом с медведем, незаметно проверив, как вынимается меч из ножен (так, на всякий случай).
  Кудесник говорил долго, пересказав и то, что он слышал от Милава и то, чего кузнец не знал. Тур Орог и Вышата к сказанному отнеслись по-разному. Вышата, будучи непосредственным участником памятных событий превращения Аваддона в Годомысла, поверил сказанному сразу и безоговорочно. А воевода верил кудеснику с трудом. Да и кто поверит подобному на слово? Тогда Ярил попросил Милава вернуть себе облик кузнеца, что тот и проделал с огромным облегчением. Всё-таки полдня париться в такой шубе - удовольствие не из приятных! Превращение, произошедшее у него на глазах, несколько поколебало неверие воеводы, но до конца, по-видимому, так и не убедило. А кудеснику большего и не нужно было. Отправив Милава из шатра вместе с Вышатой - пусть себе погуляют - он обратился к Тур Орогу:
  - Теперь, когда мы одни, что делать думаешь?
  - Слухачи определили, что воинов в крепости не больше трёх сотен. Женщин и детей в расчёт не берём - не воевать же с ними. К штурму у нас всё давно готово. Однако не хочется мне такой грех на душу брать, ибо ведуны утверждают, что заколдованный воин боли не чувствует, и биться будет, пока в нём силы есть. Значит, всех придётся уничтожать под корень. А сколько своих поляжет - не ведомо! И это в то время, когда обры новым походом грозятся! Вот и не могу решиться на приступ...
  - И правильно, - сказал кудесник, - придумали мы с Милавом-кузнецом дело одно. Только без твоего согласия, воевода, никак нельзя.
  - Что за дело?
  - Сразу и не обскажешь. Вели чего-нибудь покушать принести - разговор будет долгим...
  
  - Итак, уважаемый сэр Лионель, есть ли у вас вопросы относительно того немудрёного дела, которое я собираюсь вам поручить? - Аваддон внимательно следил за реакцией Калькониса.
  - Вообще-то нет... - Кальконису совсем не хотелось, чтобы чародей лишний раз копался в его мыслях.
  - Тогда приступим. Однако... - секундная пауза насторожила Калькониса и заставила искать ответ в глазах Аваддона, - хочу напомнить, что я буду внимательно наблюдать за вами... Очень внимательно! - новая пауза. (Кальконис почувствовал, как сердце ёкнуло, а потом учащённо забилось). - Не пытайтесь сбежать!
  - Да что вы! Как можно! И в мыслях не было... - затараторил Кальконис.
  - Ваши мысли для меня просты и понятны. Поэтому и напоминаю: не пытайтесь удрать! Всё равно ничего не выйдет...
  Чародей взглядом указал на свои руки. Кальконис внимательно следил за тем, как тонкие пальцы сжали резные подлокотники кресла. Через мгновение из-под пальцев потекла вода! Сэр Лионель понял: ему действительно никуда от Аваддона не деться.
  - Я готов, магистр... - замогильным голосом проговорил Кальконис.
  
  - Милав, тебя там какая-то старуха спрашивает, - обронил Вышата, входя в шатёр, в котором они разместились вместе с кузнецом. (Ярил от гостеприимства Тур Орога отказался, по своей давней привычке отдав предпочтение небольшому шалашику, который соорудили для него расторопные гриди прямо за шатром воеводы.)
  - Что за старуха? - спросил Милав.
  - Имени не назвала. Сказала, что хорошо тебя знает.
  - Ну, пойдём, глянем...
  Вышата по своим делам немного задержался в шатре, и Милав пошёл один. Через миг до Вышаты долетел радостный возглас кузнеца:
  - Бабушка Матрёна, как ты нашла меня?
  - Э-э, милок, для меня нет загадок на земле нашей. Где травинку, где лесинку спросила. Вот они и привели меня сюда!
  - Когда ты только всё успеваешь, баба Матрёна? - удивился Милав. - Мы сами только вчера вечером сюда добрались! Или ты в свои годы ещё и верхами ездишь?
  - Ох, и шутник ты! - сконфузилась старушка. - Я тропы тайные ведаю. По ним и добралась.
  - Странно, - удивился Милав, - мы с кудесником тоже не шибко-то по лесам плутали.
  - Нашёл чему удивляться! Да я по этим лесам столько годов хожу - не чета твоему кудеснику!
  - Ладно, ладно, - примирительно замахал руками Милав, - вижу, что вы друг друга стоите. А ты, баба Матрёна, сюда по делам или как?
  - Я всегда при деле. Вот травки-говоруньи соберу для зелья знатного и обратно. А ещё хотела на тебя посмотреть, как ты здесь? Не забижают ли?
  - Ну что ты, баб Матрёна, - улыбнулся Милав, - здесь нас с кудесником, как самых дорогих гостей встретили!
  - Вот это хорошо! - радостно воскликнула старушка. - А этим охальникам - припевалам городского старшины, я ещё устрою лечение по всем правилам!
  - Полноте, Тур Орог уже наказал ослушников.
  - Гляди ты, - изумилась старуха, - и когда успел только?
  - Вчера человека специального с дознанием в Рудокопово отправил.
  - Это правильно, - согласилась старушка, - не гоже так с людьми обращаться.
  Милав предложил старушке перекусить чем найдётся, но баба Матрёна отказалась:
  - Мне травку-то до росы вечерней собрать надо. А как стемнеет - я зайду к тебе. Проводишь старушку?
  - Какой разговор! - воскликнул Милав.
  Старушка направилась прямо в лес. Милав, что-то вспомнив, окликнул её:
  - А где растёт трава-говорунья?
  - У водоёмов чистых, - отозвалась старушка, - а тебе зачем?
  - Здесь неподалёку озеро есть хрустальное. Там травы этой, небось покосы целые?
  - Озеро? - задумалась старушка. - Вроде не припомню что-то...
  - Ну, как же! Там ещё девица такая - Вила-Самовила обретается!
  - Извини, милок, не ведаю я озера этого, - отозвалась старушка, - я уж лучше по своим местам пройдусь - вернее будет.
  "Странно, - подумал Милав, - столько лет по лесам ходит, а озера целебного не встречала!"
  В этот момент к нему подошёл Вышата и пригласил в шатёр воеводы, чтобы обсудить план захвата крепости. Милав поспешил на зов и сразу забыл про бабушку Матрёну.
  Обсуждение плана заняло много времени. Не все согласились с предложением Ярила, считая, что пребывание в плену серьёзно отразилось на его умственных способностях. Ярил не обижался. В последнее время росомоны видели на своей земле слишком много странных и даже страшных вещей, и это не могло не сказаться на их взглядах. Спокойно-нейтральное существование двух народов: человеческого и лесного, которым так гордились и те и другие, грозило сейчас затяжным конфликтом. Кудесник всё это понимал, и с тем большей настойчивостью стоял на своём плане. Потому что он, в случае успеха (а поражения быть не могло по той причине, что на карту было поставлено само существование земли Рос!) мог вернуть двум народам взаимное уважение и доверие. Ради такой цели Ярил готов был пожертвовать даже славой непогрешимого кудесника. В конце концов, сошлись на том, что план захвата крепости будет состоять из двух частей. В первой принимают участие только представители Лесного Племени, а во второй - только росомоны.
  Кудесник итогами напряжённых споров остался доволен.
  - Не просто было убедить военачальников, - сказал он Милаву, когда они вышли из духоты шатра в лесную вечернюю свежесть. - Спасибо Вышате - помог сломить недоверие.
  - Я после того боя в тереме Годомысла, готов молиться на Лесной Народ, - подал голос милостник, вышедший из шатра вслед за кудесником. - И откровенно говоря, если бы не то событие, не знаю, как бы я сам повёл себя на совете.
  - Доверять надо, - сказал Ярил, - и первым делом не на личину страшную смотреть, а в глаза заглянуть, или в душу...
  - Золотые слова! - вклинился знакомый голос. - Я вот слушал вас там, на совете и всё удивлялся...
  - Ты только этим и занимаешься, - усмехнулся Милав.
  - Разумеется, потому что, глядя на вас, нельзя не удивляться, - парировал Ухоня. - Так вот, я продолжу мысль, так бестактно прерванную молодым неотёсанным кузнецом!
  В сгущающемся сумраке блеснули зубы Вышаты - поддай-ка Ухоня этому зазнайке!
  - При обсуждении плана вы забыли самое главное.
  Все трое насторожились. Уверенный голос ухоноида вызывал интерес к его словам.
  - И что же? - спросил за всех Вышата.
  - Вы забыли дать название секретной операции! - воскликнул Ухоня, удивлённый несообразительностью своих собеседников.
  - Всего-то? - Милав пытался казаться серьёзным.
  - Без названия нельзя, - убеждённо заговорил Ухоня, - тогда удачи в деле не будет...
  Удача была больным вопросом при обсуждении, поэтому кудеснику ничего не оставалось, как поинтересоваться:
  - У тебя есть предложения?
  - Есть! - гордо ответил ухоноид. - Многоликая Кобра!
  Милав прыснул, едва удержавшись от смеха, а Вышата, принявший всё за чистую монету, спросил:
  - А что такое "кобра"?
  - Я тебе потом объясню, - сказал Милав, подавив смех и оттаскивая милостника в сторону.
  - Чего это вы? - обиделся Ухоня. - Вполне приличное название. И со смыслом и со вкусом!
  - Видишь ли, Ухоня, - кудеснику не хотелось обижать искренних чувств ухоноида, - нам не знакомо слово "кобра", и мы не даём название битве до боя, чтобы не сглазить.
  - Правда? - удивился Ухоня. - Я не знал этого...
  "Я тоже!" - подумал Ярил.
  
  
ГЛАВА 5:

Беда!

  
  Вышата раздвинул камыши и негромко позвал:
  - Эй, кто здесь?
  - Кому здесь быть кроме несчастного старика, - ворчливый голос показался Вышате знакомым.
  - Дедушка-баенник, это вы? - спросил он в темноту.
  Что-то громко заплескалось, потом захлюпали босые ноги по прибрежному илу, и перед милостником выросла фигура старика. Сегодня он был покрыт не листьями от веников, как в прошлую их встречу, а тиной и водорослями. Да и дрожал дед совсем как закоченевший гуляка в студёную пору.
  - Что с тобой, дедушка? - поинтересовался Вышата, рассматривая в речном отсвете фигуру старика.
  - Захолодел я совсем, тебя ожидаючи. Чего не шёл так долго? - спросил старик недовольным тоном.
  - Так... - замялся Вышата, - думал, кто шуткует надо мной... Где это видано, чтобы жаба с запиской в пасти в гости пожаловала?
  - Эх, поросль молодая, не разумная! - воскликнул старик. - А как же иначе мне тебя из шатра-то вызвать?
  - Верно, дедушка, не подумал я о том... - извиняющимся тоном проговорил Вышата, - вы уж не сердитесь...
  - Да чего уж там, - старик махнул рукой, сплошь заплетённой водорослями, - теперь-то уж как пить дать воспаление лёгких подхвачу!
  - Разве они у вас есть? - искренне удивился Вышата.
  - А то, как же! - обиделся старик. - Что я хуже лешего? Он в прошлую зиму аж два раза простудой маялся! - баенник сказал это с такой гордостью, словно речь шла не о простуде, а о подвиге великом.
  - Вы зачем меня звали-то? - напомнил Вышата.
  - Ух, ты! За хворями своими и про дело позабыл! - спохватился старик и стал торопливо рассказывать.
  - Ты родственничка моего помнишь, с которым мы тебя от смертушки умыкнули?
  - Да разве ж такое забудется?
  - Так вот, нонче днём сродственник мой разговор один услышал возле терема княжеского...
  - Так, так, - заинтересовался Вышата.
  - Овинник в подполе сидел и не всё смог понять, что говорили. Однако хорошо запомнил то, что Аваддонька - язви его в душу! - поручил своему прихлебателю Кальсоньке в войско ваше отправиться и какого-то кузнеца найти. Именем не то - Мелик, не то - Лавмин...
  - Милав... - подсказал Вышата, вмиг догадавшись, о ком речь идёт.
  - Во, во - Милавка-кузнец! - обрадовался баенник.
  - И что дальше?.. - поторопил милостник словоохотливого старика (на последних словах баенника знакомое чувство опасности ледяной пятернёй схватило его за сердце).
  - Проклятущий чародей наказал Кальсоньке найти кузнеца и тотчас вертаться в крепость. А там, говорит, моя забота, как с ним совладать...
  - Да что ж мы столько времени о чепухе всякой говорили, когда Аваддон вновь какую-то подлость задумал! - воскликнул Вышата.
  - Это, выходит, моё здоровьишко - "чепуха"? - обиделся баенник.
  Однако свою обиду ему высказать не удалось, потому что Вышата со всех ног бросился к своему шатру, лихорадочно соображая, когда он последний раз видел кузнеца? Получалось, что сразу после разговора с Ухоней про "многоликую кобру" Милав куда-то ушёл, и Вышата его больше не видел.
  "Неужто, опоздал!" - сокрушался милостник, подлетая к своему шатру.
  - Где Милав? - спросил он у стражника.
  Тот пожал плечами:
  - Как вы от воеводы вернулись, я его не видел.
  - Эх, напасть-то какая! - проговорил Вышата и бегом кинулся к шалашу кудесника.
  Ярил сидел подле небольшого костерка и что-то мастерил из тёмной деревяшки. Подняв глаза на подлетевшего милостника, осведомился:
  - Куда летишь, не глядя под ноги?
  - Беда! - выдохнул Вышата.
  Кудесник секунду всматривался в лицо милостника и, не найдя в нём ни намёка на подвох или глупую шутку, спросил:
  - С Милавом что?
  - С ним, кудесник Ярил! Я только что с баенником беседовал. Он от родственника своего овинника в доме князя Годомысла узнал, что к нам в лагерь Кальконис должен был пожаловать с целью тайной.
  - А где сейчас Милав?
  - Не нашёл я его. Как вместе с вами у шатра Тур Орога расстались, так больше его и не видел.
  Кудесник на минуту задумался.
  - Здесь, в лагере, на него никто напасть не посмеет. Значит, захотят куда-нибудь выманить. Либо к крепости, либо куда ещё - в лес, например... - вслух размышлял Ярил. - Ты, случаем, ничего не приметил, - спросил он у милостника, - может, кто приходил к нему?
  Вышата замялся:
  - Днём старуха к нему приходила...
  - Старуха? Кто такая? - встрепенулся кудесник.
  - Я сам её не видел, но сквозь шатёр слышал, что Милав её "бабушкой Матрёной" величал... - чувствуя себя не понятно в чём виноватым, оправдывался Вышата.
  - А о чём речь была? - допытывался кудесник.
  - Так...- милостник задумался, - я к разговору не прислушивался. Понял только по голосу кузнеца, что рад он встрече, а потом... - Вышата замер на полуслове. - Точно!
  - Что?
  - Старушка просила его вечером проводить её...
  - Эх! - выдох кудесника резанул воздух, словно сабельное лезвие. - Неужто, поймался Милав на такую простую уловку?
  Вышата, чувствуя себя косвенным виновником случившегося, понуро молчал.
  - Может воеводе сообщить? - неуверенно проговорил он.
  - Рано ещё, - возразил кудесник. - Ухоня где?
  - Кто его знает? - ответил Вышата. - За этим шалуном разве уследишь?
  - Тогда сделаем так. Ты поспешай к сотнику Эрзу - он за конные разъезды отвечает. Вместе с ним проверите все дороги на расстояние получасового конного перехода. А я с лесными обитателями пообщаюсь. Может чего и сведаю...
  Вышата шагнул в темноту, но его задержал голос подошедшего росомона:
  - А мне что делать?
  Вышата обернулся. Перед ним стоял Милав. Кузнец непонимающе переводил взгляд с кудесника на милостника и обратно.
  - Откуда ты! - только и смог проговорить Вышата.
  Кузнец обернулся назад - с кем это говорит милостник таким тоном, словно мертвяка узрел ожившего?
  - Чего это с вами? - в недоумении спросил Милав.
  Кудесник поднял руку и этим движением остановил поток вопросов, готовый обрушиться с уст милостника на кузнеца.
  - Ты с бабушкой Матрёной виделся? - осведомился Ярил, внимательно наблюдая за кузнецом.
  - Да. Я проводил её до первого разъезда на дороге в Рудокопово. - Милав по-прежнему ничего не понимал.
  - И... как она?..
  Вопросы кудесника были странными. Милав стал что-то подозревать.
  - Вы мне скажете, что здесь творится? - вспылил он.
  Вышата вкратце пересказал свой разговор с банником.
  Реакция Милава последовала незамедлительно:
  - А при чём здесь бабушка Матрёна? - спросил он.
  - Ты не кипятись, - охолонил кудесник разгорячённого Милава, - Вышата дело говорит. Аваддон сейчас в безвыходном положении, поэтому способен на любые подлости!
  - Но бабушка... - вновь начал кузнец.
  - Ты уверен, что это была та самая бабушка Матрёна, которую ты знаешь?
  - Конечно! И потом, вы же знаете о моих способностях узнавать о людях всё без моей на то воли.
  - Это ещё ничего не значит, - возразил кудесник. - Аваддон рядом, быть может, он даже слышит нашу с вами речь. Ему не составит труда внушить тебе то, что ему нужно.
  - Не могу поверить, что это была не она! - не унимался Милав.
  - Хорошо, - сказал мудрый кудесник, - предположим, что ты прав и старушка, навестившая тебя, - та самая бабушка Матрёна. Тогда постарайся припомнить, не показалось ли тебе что-либо странным в разговоре с ней?
  Милав надолго задумался.
  - Ну-у... мы говорили недолго, - неторопливо начал он, что-то напряжённо припоминая, - меня удивило только то, что старушка ничего не знает о ледяном озере и Виле-Самовиле...
  - Это действительно странно, - задумчиво произнёс кудесник, - чтобы знахарка-травница не слышала о целебном озере?
  - Да мало ли здесь озёр? - не сдавался Милав. - А что вы скажете на то, что я проводил старушку до разъезда, и она спокойно пошла в Рудокопово?
  - На ночь глядя? - спросил молчавший до этой минуты Вышата.
  Милав пожал плечами:
  - Она сказала, что папоротники собирать будет, а их днём не рвут.
  - Правильно, - согласился кудесник, - их собирают в полночь...
  - Вот видите! - обрадовался Милав.
  - ...и только в полнолуние. - Закончил свою фразу кудесник.
  - А до полной луны ещё пять дней! - задумчиво проговорил Вышата.
  
  
ГЛАВА 6:

Ночной допрос

  
  - Чем закончился визит в логово варваров? - поинтересовался Аваддон, когда Кальконис прислуживал ему за вечерней трапезой.
  - Ваш гениальный план полностью удался! - отрапортовал сэр Лионель.
  - Заподозрил ли что-нибудь кузнец?
  - Нет, - уверенно заявил Кальконис. - Я беседовал с ним дважды. Он ни о чём не догадывается.
  Чародей удовлетворённо потёр ладони.
  - Тогда вместо тренировки в колдовстве, мне придётся похвалить вас.
  - Что вы, магистр Аваддон, - расплылся Кальконис в счастливой улыбке, - я ведь не ради награды...
  - Неужели! - поднял брови чародей. - А ради чего?
  У Калькониса было на раздумье всего несколько мгновений. Потом - либо в лужу навозную, либо...
  - Я это сделал исключительно из безграничной к вам преданности, и ещё более безграничного уважения! - Выпалил Кальконис и замер с плотно закрытыми глазами.
  - Вот как?
  Аваддон слегка промокнул губы салфеткой из тончайшего шёлка и поднялся из-за стола. Кальконис, затаив дыхание, прислушивался к тому, как шаги чародей приближаются к нему... приближаются... а вот и замерли рядом. Сэр Лионель успел уловить слабый запах дорогой ароматической воды, привезённой магом из далёкой родины, после чего холодные пальцы Аваддона опустились на плечо философа, дрожащего, точно осенний лист.
  - Нервы у вас не в порядке, - произнёс чародей тоном заботливого друга. - Что же касается моего поручения, то вы просто молодец!
  Вздох облегчения вырвался из груди Калькониса. Какое счастье привалило неутомимому искателю сладкозвучной рифмы, ибо сегодня он сможет поспать в настоящей постели, а не будет плескаться в гигантской луже, богатой удобрениями!
  - Готов и впредь служить вам столь же ревностно! - Кальконис так и сочился безграничной преданностью правому делу своего господина.
  Аваддон с ироничной улыбкой на губах опустился в кресло, услужливо выдвинутое для него Кальконисом, и поманил его пальцем:
  - Так чем закончилась ваша вторая встреча с кузнецом? - спросил он негромко, когда лицо Калькониса склонилось к самому его уху.
  - Я сказал, что на утренней заре буду ждать его в условленном месте, - зашептал сэр Лионель, дыша запахом чеснока.
  Чародей брезгливо поморщился от неприятного аромата и спросил:
  - А он?
  - Кузнец радовался, что дитё малое, - веселился Кальконис, - и всё пытался меня под белые ручки взять, да проводить до дороги!
  Аваддон слегка отодвинулся от напиравшего на него в целях конспирации Калькониса и сказал:
  - Планы меняются. Мы поступим иначе...
  
  ...Скрип половиц Кальконис услышал сразу, потому что в последние дни он научился спать вполуха - Аваддон не повторял своих слов дважды, и когда он звал Лионеля посреди ночи, горе, если философ опаздывал. Вот и сейчас, услышав непонятный скрип, Кальконис соскочил со своей кровати (он спал в комнате, примыкавшей к спальне Аваддона) и, не успев открыть заспанных глаз, уже стоял возле двери. Проснувшись окончательно, он заглянул в приоткрытую дверь. Прислушался. До него донеслось тихое посапывание чародея. Аваддон спал сном младенца, чего нельзя было сказать о Кальконисе. Сэр Лионель прислушался ещё раз, обратив внимание на вторую дверь, выходившей в коридор. Там определённо что-то происходило. Шуршание, слабый шёпот и непонятное поскрипывание исходило именно оттуда. Кальконис насторожился. Обеспамятевшие гридни, стоявшие на страже на каждом этаже терема, не могли так шуметь, потому что передвигались совершенно бесшумно, словно бестелесные тени (что было недалеко от истины). Девки, убиравшие комнаты, двигались так же бесшумно, отчего любвеобильный Кальконис не воспринимал их как создания женского пола, скорее, как одушевлённую тряпку для уборки грязных полов. Поэтому звуки за дверью показались ему подозрительными. Он осторожно приблизился к двери и приложил ухо к дубовым резным доскам. Шорох за дверью сразу стих, словно там тоже кто-то прижался ухом к дверному полотну. Кальконис подождал некоторое время - шорох не возобновился. Тогда он, уверенный, что этот шум производят мыши (все коты по непонятной причине покинули княжеский двор после трагедии с Годомыслом) открыл дверь. Пламя свечи, стоявшей за его спиной на ночном столике, осветило небольшую часть коридора. Сэр Лионель собрался распахнуть дверь настежь и...
  
  - Честно говоря, мне не верится, что это был Кальконис, - сказал Милав.
  Ему и думать не хотелось, что поганый Аваддон добрался до образа бабушки Матрёны, ставшей в последнее время для кузнеца самым дорогим человеком в крае росомонов.
  - Ладно, - вздохнул кудесник, удивлённый непонятным упорством кузнеца, - ты лучше расскажи о том, как вы расстались.
  - Она попросила меня прийти на рассвете проводить её, - вздохнул Милав.
  - И тебе это не кажется странным? - спросил Вышата.
  - Чего тут странного? - отозвался кузнец. - На дворе июнь месяц. Ночи сейчас короткие, что кафтан у сироты. Не успеешь оглянуться - вот и рассвет. А ей травы разной надобно много собрать...
  - Где встреча у вас назначена? - спросил кудесник.
  - Там же, недалеко от первого разъезда. В орешнике придорожном.
  - Вышата, - обратился кудесник к милостнику, - возьми десятка два воинов - засаду устроим.
  Милостник кивнул головой, соглашаясь со словами Ярила, но с места не тронулся. На его лице внимательный взгляд кудесника прочитал замешательство.
  - Что тебя тревожит? - спросил кудесник.
  - Я вот о чём подумал, Аваддон без труда может принять личину любого из нас?
  - Может, - согласился Ярил.
  - Нам нужен какой-то тайный знак, чтобы в случае... - Вышата замялся. - В случае подмены тела распознать самозванца.
  Милав, насупившись, молчал. Кудесник с доводами милостника согласился:
  - Дело говоришь. Нам непременно нужно секретное слово, и оно у меня есть...
  - А вдруг меня уже подменили? - неожиданно произнёс Милав, расценив слова милостника как обращённые, прежде всего к нему.
  Кудесник с осуждением покачал головой, а импульсивный Вышата шагнул к кузнецу, вынимая меч:
  - А мы сейчас проверим...
  - Стойте, забияки, - повысил голос кудесник, - распетушились, как глупые тетерева, а того не ведаете, что всё это только на руку Аваддону! Вы ещё побоище тут устройте, на радость чародею поганому...
  Милав опустил голову - стыд залил ему лицо. Хорошо, что костёр почти прогорел, и никто вокруг не обратил внимания на их ссору.
  "Меня словно за язык кто-то дёрнул! - изумился он. - Может, и впрямь Аваддон управляет моим мозгом..."
  Вышата чувствовал себя не лучше.
  Кудесник улыбнулся краем губ, разворошил почти прогоревший костёр и сказал:
  - Ночи сейчас кротки - успеть бы нам засаду организовать. А там поглядим, кто прав...
  
  ...и получил страшный удар по голове. Огонёк свечи мгновенно превратился в сотни ярко горящих факелов, оранжевым светом заливающих всё вокруг. А потом стало вдруг совсем темно, и Кальконис с радостью позволил своему истерзанному ужасными испытаниями сознанию ненадолго ускользнуть от него.
  - Дормидон, ты очумел, что ли! - брюзжал старческий голос, показавшийся сэру Лионелю смутно-знакомым. - А вдруг он помер?
  - Как же! - откликнулся тот, кого назвали Дормидоном. - Ты посмотри на его физиономию. Да он, небось, притворяется. Дай-ка я его опять палицей спробую!
  Кальконис вздрогнул всем телом, ожидая нового удара.
  - Я же говорил, он притворяется! - удовлетворённо произнёс Дормидон.
  Сэр Лионель понял, что его рассекретили, и потихоньку приоткрыл один глаз.
  - Ишь, зенками погаными так и зыркает! - свистящим шёпотом прошелестело лохматое создание, именуемое Дормидоном.
  - Зыркает, говоришь... - откликнулся знакомый голос, и Кальконис увидел склонившегося к нему баенника!
  "О боги! - мысленно простонал сэр Лионель, - опят этот ужасный старик!"
  - Я вижу, ты узнал меня, - с улыбкой палача, желающего своей жертве долгих, но несчастливых лет жизни, произнёс старик.
  Кальконис согласно закивал головой, только сейчас почувствовав, что во рту у него кляп, и, судя по мерзкому запаху, струившемуся прямо в нос, кляп побрызгали вовсе не той ароматной водой, которую Аваддон бережно хранил в своих красивых склянках.
  - Ты нос от запаха не вороти, - приказал баенник. - Я специально такое благоухание устроил, чтобы ты знал, где мы тебя утопим, коли ты... - он сделал многозначительную паузу, - не захочешь поведать о замысле Аваддоньки.
  Кальконис поспешно закивал головой, отчего ужасный запах затопил его сознание. Сэр Лионель понял, если кляп в ближайшую минуту не вынут, он либо задохнётся от удушья, либо захлебнётся - позывы к рвоте становились всё настойчивее.
  - Тогда я вытаскиваю кляп, - прошептал баенник, - а ты помни - ежели пикнешь...
  Увесистая палица в руках Дормидона красноречиво показала Кальконису, что именно его в этом случае ожидает. Сэр Лионель, соглашаясь со всем, ещё быстрее закивал головой, чувствуя, что больше не в силах держать во рту ужасную затычку. Баенник рванул кляп, и Кальконису показалось, будто вместе со зловонной тряпкой его рот покинуло большинство зубов, довольно неплохо себя чувствовавших там в последние тридцать лет. Благодатный воздух ворвался в лёгкие, погасив рвотные спазмы. Баенник подарил Кальконису целое мгновение на то, чтобы отдышаться, а потом повторил свой вопрос:
  - Что замыслил Аваддонька?
  - Ему нужен Талисман Абсолютного Знания. Без него он не может покинуть вашу страну, - торопливо заговорил Кальконис свистящим шёпотом.
  - То нам ведомо, - скривился Баенник. - Ты нам про другое скажи: о чём нонче вечером вы в трапезной секретничали?
  "Откуда они об этом узнали?" - удивился Кальконис.
  - Этим утром я должен был встретиться с Милавом-кузнецом в оговорённом месте, но магистр Аваддон сказал, что пойдёт сам.
  - Почему? - насторожился баенник.
  - Откуда мне знать, - всхлипнул Кальконис, - он ничего не объясняет!
  - А ты что должен в это время делать?
  - Со сторожевой башни наблюдать...
  - Для чего?
  Баенник придвинулся к самому лицу сэра Лионеля, поигрывая кошмарным кляпом, который он не выпускал из рук в продолжение всего допроса.
  - Он не сказал, - заскулил Кальконис, уворачиваясь от тряпки, которую баенник, как бы невзначай подносил всё ближе к его лицу.
  Баенник отошёл к Дормидону. Они о чём-то оживлённо зашептались. Кальконис только теперь смог хорошо осмотреться и понял: допрос происходит в его собственной комнате! Он лежит на кровати на смятой постели, которая вся измарана той самой ужасной субстанцией, что и омерзительный кляп в волосатой лапе баенника. От обиды и возмущения, сэр Лионель собрался исторгнуть из груди героический вопль, но... Дормидон со своей палицей уже стоял рядом и, казалось, только и ждал подобной промашки от Калькониса.
  "Ну, нет, - злорадно подумал сэр Лионель, - назло вам не скажу ни слова!"
  - Нам пора, - прошелестел спутанными космами баенник, кидая кляп в руки Кальконису. - А ты полежи тут... Только не дури! Мы пострашнее твоего Аваддона будем, потому как от нас ни на этом, ни на том свете не скроешься...
  Кальконис несколько раз клацнул зубами, следя за тем, как две мохнатые тени растворяются в коридорном сумраке. Затем на дрожащих ногах он приблизился к двери и осторожно выглянул. В конце коридора, освещённые слабым светом зарождающегося утра стояли два обеспамятевших гридня. И всё. Ни следа тех, кто учинил Кальконису этот поистине дурно пахнущий допрос. Кальконис оглянулся на свою развороченную постель, и со слезами на глазах подумал: ему понадобится целая уйма времени, чтобы всё убрать... А поспать так хочется!
  Сэр Лионель сладко зевнул и...
  - Эй, Кальсонкин! - донеслось из-за закрытой кем-то из ночных визитёров двери в опочивальню чародея. - Готовь моё платье!
  
  
ГЛАВА 7:

Беленькая козочка

  
  - Голову даю на отсечение, что никто не придёт! - раздражённо произнёс Милав, прогуливаясь по неширокой тропинке возле зарослей бузины, за которой схоронились кудесник с милостником и ещё половина взятых с собой воинов. Вторая половина расположилась на другой стороне тропы, поближе к воде.
  - Отойди от нас подальше, - попросил кудесник, - не ровен час, услышит кто.
  - Да нет здесь никого! - в сердцах воскликнул Милав.
  - Тсс! - цыкнул из кустов Вышата. - Слышите?
  Все замерли, напряжённо прислушиваясь. Действительно, недалеко послышался лёгкий хруст песка - кто-то приближался к ним со стороны крепости. Все затаились. Милав вышел на середину тропы и стал всматриваться в туманный сумрак. Сердце билось учащённо, но совсем не от страха, а оттого, что он буквально разрывался на части. Первая половинка желала, чтобы баба Матрёна (ненастоящая) обязательно пришла (надо же наказать самозванца!), но вторая часть его души категорически не хотела этого (пусть имя старушки окажется не запятнанным, а Вышата-сумасброд посрамлённым!).
  Когда шорох был совсем близко, Милав физически ощутил, как напряглись тела воинов, готовых броситься на ворога и скрутить, смять, сковать и даже растерзать его, если в этом появится нужда. Затаив дыхание, слушал кузнец надвигающиеся на него шорохи и ждал.
  Вот хрустнула ветка прямо за поворотом тропы, находящимся от него саженях в десяти... Вот закачались высокие стебли крапивы, вольготно разросшиеся по обеим сторонам тропинки... Вот появилась...
  Хрустя песком, на Милава спокойно шагала беленькая козочка с огрызком сыромятного ремня на шее!
  Кузнец, замерев, смотрел на то, как грациозные ножки несут белоснежное животное ему навстречу. Коза шла спокойно, неторопливо и даже как-то величественно. Милаву пришлось отойти с дороги, чтобы уступить тропу этому ангельскому созданию. Коза прошествовала мимо, не удостоив его мимолётным взглядом. Создавалось впечатление, будто такой походкой она шествует по знакомой тропинке уже не первый год. Коза прошла, и Милав услышал за спиной шевеление.
  - А ничего, бабуля-козуля! - сострил один из засадников.
  На тропе стали собираться все, кто долгие часы томился в сырой траве. Подошли кудесник с милостником. Вышата выглядел обескураженным. Ярил молчал, о чём-то сосредоточенно размышляя. Воины сбились в кучку, и до кузнеца время от времени долетал их заглушаемый ладонями смех.
  "Похоже, мы здорово прославились..." - покачал головой Милав.
  - Я должен извиниться... - пробормотал Вышата.
  Он чувствовал себя неловко.
  - Подожди с выводами, - предостерёг кудесник.
  Обратившись к воинам, приказал:
  - Приведите сюда эту козочку.
  Воины, давясь от смеха, кинулись вслед животному. На тропе остались лишь Милав, Вышата и кудесник Ярил, который в отличие от своих молодых собеседников подавленным не выглядел. Но и веселья на его лице тоже не было. Прошло некоторое время, а воины не возвращались.
  - Чего они там копаются? - недовольно проговорил Вышата.
  В это время вернулся один из посланных:
  - Козы нигде нет... - виновато сказал он. Смеяться воину больше не хотелось.
  - Как это нет? - возмутился Вышата. - В кустах ищите, в траве!
  Воин опрометью бросился выполнять приказание. Через минуту до милостника долетели обрывки слов - распоряжение передавалось по цепи.
  - Не найдут они козу... - тяжело вздохнул кудесник.
  - Почему? - не понял Милав.
  - Потому что не коза то была.
  - А кто?
  - Это, парубки вы мои несмышлёные, сам Аваддон-маг спробовать нас приходил! И спробовал по всем статьям...
  
  Сэр Лионель, стоя на вершине самой высокой сторожевой башни, во все глаза всматривался в сторону дороги на Рудокопово (именно там и должна была состояться его встреча с Милавом-лопухом). Однако сколько он не вглядывался в том направлении, напрягая зрение до рези в глазах, в ожидании узреть что угодно (ужасный характер импульсивного чародея он успел изучить достаточно хорошо на собственной шкуре), но так ничего и не заметил. Уже и утро наступило, и туман истаял, пряча свои поредевшие лохмы по ямам, да оврагам. Кальконис облегчённо вздохнул: лучше нынешняя "размеренная" жизнь под дамокловым мечом грядущего штурма росомонов, чем неожиданные всплески бешеной активности чёрного мага, которые каждый раз в обязательном порядке весьма круто меняли жизнь любителя сладкозвучной рифмы. В предвкушении нового спокойного дня, Кальконис стал спускаться на землю, напевая куплет из героической саги:
   Я славный воин Артарголь
   Меня не сломит алкоголь.
   Меня не сломит алкоголь,
   Ведь викинг я, ведь я - король!
  Напрасно доблестный сэр Лионель вспомнил сей героический эпос! Ой, напрасно! Ибо внизу его поджидала совсем не восторженная публика и даже не публика вовсе.
  - Я рад, что в вас заговорил патриотизм викингов!
  Голос чародея прошёлся по спине Калькониса, точно пучок розог, пробуя тело своей жертвы на прочность. Кальконис вздрогнул, повернулся на голос и узрел Аваддона, красноречиво разминающего свои тонкие невероятно длинные пальцы, способные при необходимости завязать конскую подкову в забавный бантик.
  - Ик...
  Это оказался единственный звук, родившийся в горле Калькониса при виде чародея, медленно бледнеющего от бешенства. Аваддон, шаг за шагом наступал на стремительно уменьшавшегося в размерах Калькониса - словно тело философа медленно втягивалось в некий внутренний резервуар. Однако от судьбы и Аваддона убежишь! В этом сэр Лионель убедился, когда его физиономия (с зачатками потомственного аристократизма и некоторого благородства) принялась добросовестно подстригать траву, в изобилии произраставшую вокруг. Оно бы ничего, - не самое плохое занятие газоны стричь, стоя в услужении у чародея, однако при этом Кальконису приходилось ещё и на вопросы успевать отвечать! А делать это было не просто - с полным ртом, набитыми сочными побегами, а также остатками жизнедеятельности многочисленной живности, обитающей в крепости.
  - Так ты говоришь, кузнец ничего не заподозрил? - вопрошал Аваддон, выбирая самые густые, заросшие крапивой места и орудуя Кальконисом точно заправский косарь.
  - Клянусь жизнью, магистр Аваддон! - хрипел Кальконис, выплёвывая изо рта пережёванный силос.
  - Тогда объясни, почему в месте встречи меня ждала засада?
  Новый взмах и новая порция пахучей травы-муравы у Калькониса в зубах, за которыми он так тщательно любит ухаживать.
  - Не могу знать! - верещал Кальконис, разравнивая носом многочисленные неровности. - Не могу знать...
  Сэра Лионеля спасло то, что Аваддон не любил грубой физической работы, а интенсивная косьба именно к ней и относилась. О своем "помиловании" Кальконис узнал по резкой команде Аваддона:
  - Кресло мне для раздумий!
  Кальконис с большой радостью осознал, что летит в нужную сторону, а, значит, успеет выполнить приказ мага вовремя. Удачно спланировав недалеко от крыльца, он резво вскочил на ноги и кинулся выполнять поручение чародея. Через минуту можно было наблюдать идиллическую картину. Аваддон с невозмутимым видом восседает в любимом кресле Годомысла. (Может быть, таким необычным способом, посредством тонкого контакта седалищного нерва с эманацией подобного нерва князя, маг хотел перенять хоть малую толику неведомой силы Годомысла?). А рядом с чародеем в глубоком поклоне склонился преданнейший слуга, готовый за своего господина отдать, не задумываясь, жизнь... Разумеется, не свою!
  - Послушайте, сэр Лионель, а что это за мерзкий запах стоял в вашей комнате сегодня утром? - расслабленным голосом спросил Аваддон.
  - Собственно... понимаете...
  Кальконис к вопросу оказался не готов, а лгать ему не хотелось - вдруг чародей прочитает его мысли?
  Аваддон бросил на философа насмешливый взгляд:
  - Мало того, что вы трус, вы ещё и зас...
  Кальконис зажмурился, собираясь услышать самое ужасное и обидное оскорбление из всех, что он испытал на себе в этой стране. Но чародей фразы не закончил, повернув разговор в другое русло.
  - Впрочем, это ваше личное дело. Меня сейчас занимает другое...
  - Я весь внимания, уважаемый магистр! - в поклоне склонился Кальконис.
  Он был невероятно благодарен чародею за то, что оскорбительные слова так и не сорвались с его губ. А то, что Аваддон слегка поработал Кальконисом как серпом - сущий пустяк. Теперь газон перед теремом ровнее будет!
  
  - Что ж ты, Вышата-удалец, старого человека столь долго ждать заставляешь?
  Встреча милостника с баенником происходила на том же месте, что и прежде. Только по причине светлого дня, старик спрятался в самых густых зарослях камыша, и Вышате пришлось пробираться к нему по шею в холодной воде.
  На недовольное ворчание милостника старик задорно ответил:
  - С твоим ли здоровьем, удалец-молодец, на долю свою жаловаться!
  - Как бы не так! - продолжал ворчать Вышата. - От постоянных омовений в речке-Малахитке по утрам, да после бессонной ночи недолго и в гробовину-домовину сыграть!
  - Э-э, молодец, - отозвался баенник, - я при своей немощи не ропщу, а тебе-то и вовсе не к лицу слова слезливые!
  - Ладно, дедушка, говори, чего звал... - с неудовольствием на собственную несдержанность пробормотал Вышата. Что-то слишком часто в последнее время ему краснеть за свои слова приходится. К чему бы это?
  - Хотел упредить тебя насчёт замысла Аваддоньки, да вижу, опоздал?
  - Да... - вздохнул Вышата, - упустили мы колдуна. А ведь он в двух саженях от нас был!
  - А сколь вас было, храбрецов-то? - поинтересовался старик.
  - Поболе дюжины.
  - Тю-ю, - пискнул баенник, - и с такой силой "несметной" вы самого Аваддоньку полонить хотели?
  - Ты, дедушка не ёрничай, - обиделся Вышата. - Мы же не чародея ждали, а бабку переодетую...
  - Ладно, милостник, не печалься, - поддержал старик Вышату, видя в каком угнетённом состоянии находится милостник. - Давай условимся с тобой, где встречаться будем. Чую нутром своим болезненным, что затевает что-то колдун проклятый. Я буду приглядывать за ним на пару с Дормидоном. Ваши старшины-то, что надумали? Не век же чародею в крепости отсиживаться!
  - Да уж надумали! - воскликнул Вышата. - Недолго ждать осталось. А ты, дедушка, готовься.
  - К чему это? - насторожился баенник.
  - А к тому, что без помощи Лесного Народа нам Аваддона не одолеть!
  - Это ты верно сказал! - старик от гордости за своё племя расплылся в широкой улыбке. - Без нас вам ни за что не справиться. А мы, что ж, за землицу-кормилицу, да за водицу-поилицу и порадеть готовы!
  - Эх, и боевой же ты у меня дед! - восхитился Вышата.
  - А то как же! - воскликнул польщённый баенник, наматывая на кулак длинную бороду. - Нам без этого никак нельзя!
  
  
ГЛАВА 8:

Переговоры

  
  Народу в шатре Тур Орога было немного: сам воевода, милостник князя Вышата, Милав-кузнец, Ярил-кудесник и с полдюжины наиболее знатных гридей из ближайшего окружения Годомысла Удалого. Княгини Ольги не было. Опечаленная судьбой супруга и сына, она отправилась со всей своей свитой в скит тайный, где волхвы знатные пытались излечить обеспамятевших девиц. Отъезд княгини несколько разрядил напряжённость в окружении Тур Орога - стыдно было воинам бесстрашным в глаза княгине смотреть, ибо вину за собой чувствовали, и позор тот бременем тяжким лежал на их сердцах...
  Тур Орог, внимательно оглядев присутствующих, заговорил:
  - Многих гонцов отправили мы в чащобы лесные. Многие уже возвернуться успели с ответом о согласии лесных обитателей помочь нам. То радостная весть. Но столкнулись мы с трудностью большой. Всем известно - лесные обитатели своенравны, кого попало не захотят слушать. И даже кудесник Ярил для них просто человек из рода росомонов. Нам нужно решить, кто сможет хоть в малой степени руководить всем лесным племенем. И сделать мы это должны как можно быстрее, потому как приход лесных обитателей ожидается через два-три дня. Если мы не найдём нужного... - Тур Орог замялся, не зная как назвать небывалого военачальника, - нужное существо, то нас ожидает путаница великая.
  Он закончил свою речь, потом ещё раз оглядел присутствующих. Все молчали. Воевода поднял непростой вопрос: кого захотят слушаться столь разные обитатели леса? Здесь нужен человек (или существо?) с авторитетом у лесных жителей не меньшим, чем Годомысл у росомонов. Несколько минут было тихо. Потом заговорил, как ни странно, Милав (все ожидали, что слово возьмёт Ярил - большой знаток нравов и обычаев Лесного Народа).
  - Я могу предложить только Бабу Ягу, - сказал Милав, осторожно подбирая слова. В шатре присутствовали некоторые из тех, кто имел своеобразное отношение к лесному "меньшинству". - Мне приходилось сталкиваться с ней... один раз. По-моему - она самый подходящий вариант.
  Милав замолчал. Кудесник сидел напротив него и наблюдал за реакцией гридей. Зрелище было занятным. Воины, закалённые в многочисленных походах и имевшие за плечами опыт и побед и поражений, сидели на военном совете и решали очень сложный вопрос: ставить ли Бабу Ягу военачальником над первым штурмовым отрядом или нет! Кудесник по их лицам, изуродованным шрамами и истерзанным неумолимым временем, видел, как нелегко им оставаться невозмутимыми, словно речь идёт об обыденной вылазке против обров.
  - Думаю, Милав прав, - вглядываясь в знакомые лица, заговорил кудесник. - Баба Яга, являясь патриархом в мире лесных обитателей, сможет хоть как-то обуздать своих подопечных. Вот только согласится ли она?
  Тур Орог посмотрел на кузнеца - дескать, тебе решать. Под пристальным взглядом воеводы Милав смутился и торопливо пробормотал:
  - Я попробую... Последняя наша встреча закончилась не в мою пользу...
  - А ты не робей, Милав! - сказал Тур Орог. - Не за себя просить будешь, а за всю землю нашу!
  - И то верно! - поддержал кудесник воеводу. - Неужто, старушка без понятия?
  "Старушка, - подумал Милав, - да эта старушка всех нас заткнёт за пояс по части гонору!"
  - Сколько времени понадобится, чтобы отыскать её? - спросил Тур Орог у Милава.
  Кузнец собрался пожать плечами (кто ж её ведает, старуху неугомонную!), но знакомый шёпот уже щекотал его ухо:
  - Привет, напарник! Скажи этим воякам, что вечером ты встречаешься с Бабой Ягой у Вилы-Самовилы. Да сделай вид попроще, а то таращишь свои зенки, словно покойника ожившего узрел!
  Милав с трудом сглотнул ком в горле (принесла же нелёгкая Ухоню в такой неподходящий момент!) и громко произнёс:
  - Вечером у лечебного озера я буду говорить с ней.
  Кудесник удивлённо посмотрел на кузнеца, но ничего не сказал.
  - Тогда встретимся завтра! - поднял правую руку Тур Орог.
  
  - Ты где пропадал столько времени? - накинулся Милав на Ухоню, когда они шагов на пятьдесят отошли от шатра воеводы.
  Вышата и кудесник были тут же.
  - А где здрасьте? А где спасибо? - парировал ухоноид выпад кузнеца.
  - Будет тебе "здрасьте"! - пообещал Милав.
  - Эй! Полегче, напарник, - невозмутимо продолжал Ухоня, - я ведь не ради себя за Бабой Ягой столько времени охотился!
  - А зачем ты вообще её искал? - спросил кудесник.
  - Ну, вы ребята даёте! - удивился Ухоня - Вы что, про название первой части операции забыли?
  - О чём это он? - поинтересовался Вышата, до которого "скорострельная" и малопонятная речь ухоноида доходила позже всех.
  - Как это "о чём"? - закипятился Ухоня. - Название помните: "Многоликая Кобра"!
  - А-а-а... - протянул Вышата.
  - Да не "а-а-а", - не на шутку разошёлся Ухоня, - а "Многоликая Кобра"! А теперь я хочу вас спросить: кто самая главная змея в здешней чаще?
  Задав вопрос, он сделал театральную паузу. Не дождавшись предложений, ответил сам:
  - Это же Баба Яга!
  Трое собеседников переглянулись. Кудесник вежливо спросил:
  - Ты, случаем, об этом ей самой не говорил?
  - Нет, - улыбнулся Ухоня едва видимыми розовыми губами, - это я на потом оставил - вместо сюрприза!
  - Не надо никаких сюрпризов! - попросил Милав. - У нас впереди непростые переговоры, и если ты попытаешься их сорвать, то...
  - То?.. - спросил Ухоня, кривя губы во все стороны.
  - ...то я попрошу Ярила превратить тебя во что-нибудь мерзкое! - с трудом закончил начатое предложение Милав, просительно поглядывая на кудесника. - Например, в гадюку! Такую холодную, скользкую, противную гадюку!
  - А он не умеет... - неуверенно проговорил Ухоня, на всякий случай, пряча нахальную улыбку.
  Ухоноид патологически боялся змей, и Милав, правда, исключительно редко - вот как сейчас, например, - пользовался этой слабостью.
  Кудесник, к неописуемому ужасу Ухони, твёрдо заявил:
  - Обязательно превращу!
  Несчастный ухоноид поверил сразу, хотя, если бы он пошевелил своими невидимыми извилинами, то вспомнил слова самого кудесника, что его дар не позволяет творить зло в любом проявлении. Но Ухоне было не до воспоминаний, он видел перед собой лишь облик мерзкого пресмыкающегося, и видение это ненадолго парализовало его волю.
  - Ладно, сатрапы, - пробормотал он обиженно, - празднуйте победу над жертвой биологического эксперимента!
  - О чьих экскрементах он говорит? - поинтересовался Вышата, как всегда, поняв в речи ухоноида не больше половины.
  - Не обращай внимания, - сказал Милав, увлекая Вышату за собой, - это у него молитва такая! Лучше пойдём, перекусим чего-нибудь.
  Обратившись к Ухоне, позвал его:
  - Ты с нами?
  - Вот ещё! - Ухоня изобразил розовый язык циклопических размеров. - Сначала стращают, а потом к трапезе зовут!
  - Ухоня, не дури, - сказал кудесник, - у нас всех сегодня выдался нелёгкий день. Надо быть терпимее друг к другу. Согласен?
  - Согласен... - негромко произнёс Ухоня, - но поблагодарить за инициативу, всё таки, могли бы!
  - Обязательно, - согласился Милав, - как только получим согласие Бабы Яги, так сразу и поблагодарим!
  - Ладно уж, поверю вам на слово, - пробурчал Ухоня. - Что у нас на ужин?
  - Просим прощения, но лошади жареной пока нет, - извиняющимся тоном сказал Милав. - Ужин лёгкий - рыба, хлеб, зелень, да добрый штоф мёда.
  - Ну, вот! Опять! - обиделся Ухоня. - Вы, значит, будете трескать, а я вам в рот должен заглядывать?
  - Не надо нам в рот заглядывать, - попросил Вышата, принимавший все слова ухоноида за чистую монету, - а то я подавиться могу.
  - Хорошо, - подозрительно быстро согласился Ухоня, - встретимся у озера. Только не опаздывайте. Баба Яга - дама пунктуальная!
  - Да уж постараемся, - откликнулся Милав, про себя с ревностью подумав: "Что-то больно ретиво согласился Ухоня! Может быть, это с Вилой-Самовилой как-то связано?.."
  Трапеза много времени не заняла. Скоро Вышата, Милав, кудесник и те самые гриди, которые утром "отличились" в поисках козы, отправились знакомой кузнецу тропинкой в сторону целебного озера. Шли ходко, не хотелось оказаться на месте позже Бабы Яги. Озеро открылось неожиданно. Всё та же хрустальная прозрачность. Всё то же абсолютное спокойствие водной глади.
  Милав поискал глазами по берегу, никого не увидел.
  - Знаю, кого высматриваешь! - шепнул Ухоня.
  - И что с того? - огрызнулся Милав.
  - Ничего, просто её нет здесь, - спокойно ответил ухоноид. - Она колодцы в округе инспектирует...
  Ухоня говорил тихо, чтобы воины, следовавшие позади, не смогли услышать голос, льющийся прямо из воздуха.
  - Ты лучше проверь, далеко ли наша уважаемая старушка, - попросил кузнец, чтобы отвязаться от назойливого Ухони.
  - Чего её проверять? Если Баба Яга сказала, что прибудет вечером, значит, прибудет, - заявил Ухоня.
  Всмотревшись в вечернее небо, он радостно воскликнул:
  - Да вон же она рулит!
  Милав покрутил головой.
  - В какой стороне?
  - Да вон же! - не унимался Ухоня.
  - Ты свой невидимый палец мне хоть в глаз воткни, я всё равно ничего не увижу!
  Кузнец почувствовал лёгкое прохладное прикосновение к своим щекам, и его голова повернулась в ту сторону, в которую показывал Ухоня. Милав сразу увидел тёмную точку, медленно растущую в размерах. Кудесник тоже заметил её.
  - Иди на плёс, - сказал он, - там сподручнее вести беседу. А мы здесь побудем. Мало ли что...
  Милав согласно кивнул и пошёл к знакомому берегу. От воды ощутимо тянуло прохладой. Хотелось плюнуть на всё и... нет, пожалуй, купаться он бы не стал, потому что память услужливо распахнула перед ним незабываемое чувство постепенного вмерзания тела в прозрачную воду, испытанное им в прошлое посещение лечебного озера.
  Ступа Бабы Яги с громким хрустом врезалась в сырой песок, брызнув выжатой из него водой под ноги кузнецу.
  - Ишь, что вытворяет! - не то возмутился, не то восхитился Ухоня.
  - Ты об уговоре нашем не забыл? - на всякий случай напомнил Милав.
  - Всё под контролем, напарник! - отозвался Ухоня. - Можешь начинать процесс охмурения бедненькой старушки...
  - Да помолчи ты! - шикнул на товарища Милав, следя за тем, как старуха, помогая себе метлой, выбирается из ступы.
  - Ладно, буду молчать. Только ты слишком низко не кланяйся - огреет метлой, как пить дать!
  - Хорошо ли добралась, бабушка Яга? - спросил Милав, подходя к старухе и растягивая губы в вежливую улыбку.
  Баба Яга внимательно посмотрела на кузнеца - не насмешничает ли молодец. Ответила с достоинством:
  - Ветер попутный был, да и метла строптивостью своей меня нынче не донимала. Так что летела, аки голубка молоденькая!
  Милав откашлялся. Не хватало ещё от волнения пустить "петуха" осипшим голосом! Заговорил с кротостью в голосе:
  - Благодарю тебя, бабушка Яга, что откликнулась на просьбу нижайшую и прошу тебя по наказу воеводы Тур Орога, от имени Годомысла Удалого и его законной супруги княгини Ольги помочь нам изгнать супостата Аваддоньку с земли нашей!
  Баба Яга даже руками всплеснула - никак не ожидала горемычная такого "политесу" от бывшего крикливого Ворона.
  - Да чем же я смогу помочь-то! - искренне удивилась она, покрываясь красными пятнами от смущения.
  - Обратились мы ко всему Лесному Народу с той же просьбой, и почти никто нам в помощи не отказал.
  - Слышала я о том...
  - Через день-другой начнут приходить их представители, а мы в неведении, кто справится с этакой ватагой? Нас ведь они не послушают!
  - Не послушают, - согласилась старуха.
  - Так вот, мы бы хотели попросить вас...
  - Меня!
  - ...вас, уважаемая Бабуся Ягуся...
  - Ой!
  - ...не откажете ли вы нам в такой любезности...
  - Ой!
  - ...взять на себя почётную обязанность...
  - Ой!
  - ...руководить всем вашим славным народом во время штурма крепости? - Милав перевёл дух, глядя на то, как млеет старуха от такого количества эпитетов.
  - Ну, конечно я согласна! - восторженно воскликнула Баба Яга, не дав открыть кузнецу рот для очередной заготовленной тирады.
  - Вот и славно!
  Милав обрадовался, что церемония переговоров закончилась - так глупо он себя ещё никогда не чувствовал. Подошли Вышата с кудесником. (Воины стояли в сторонке, не слишком доверяя весёлости Бабы Яги.) Кудесник галантно предложил старухе проследовать к её новому месту жительства, на что польщённая Баба Яга предложила подвезти Ярила в ступе с "ветерком"! Кудесник вежливо отказался. Тогда счастливая старуха стремительно залезла в ступу, рванула ввысь, и от переизбытка чувств стала выписывать в бледнеющем небе замысловатые фигуры.
  - Много ли живой твари надо? - философствовал Ухоня, внимательно наблюдая за головокружительными пируэтами ступы. - Вот назначили старушку генералиссимусом - она и рада, словно ей быка, целиком на вертеле зажаренного преподнесли!
  - Кому что... - Усмехнулся кудесник и предложил возвращаться в лагерь - неудобно заставлять даму ждать!
  
  
ГЛАВА 9:

Баба Матрёна?!

  
  Ночь прошла спокойно, без происшествий. Утром, после короткого разговора в шатре Тур Орога, каждый занялся своим делом - все готовились к приёму многочисленной когорты гостей, самые нетерпеливые из которых ожидались ближе к вечеру.
  С самого раннего утра, пока большинство населения осадного лагеря ещё спали, дюжина самых искусных плотников приступила к изготовлению "игрушки" - так кудесник Ярил назвал макет княжеского двора. Плотники строили его из стеблей камыша, склеивая смолой. Макет рос быстро, хотя размеры его впечатляли: квадрат со стороной в три сажени! Макет являлся точной копией крепости, за стенами которой хоронился сейчас Аваддон. А понадобился он для того, чтобы объяснить каждому представителю Лесного Народа, весьма и весьма далёкому от военного искусства, его конкретную задачу. В противном случае, приходилось рассчитывать лишь на свалку и неразбериху во время штурма.
  Ярил, хорошо знакомый со своеобразным складом ума лесных обитателей предвидел это, поэтому и устроил "потешное" строительство. Едва была готова первая "стена" со рвом и подъёмным мостом, кудесник пригласил Бабу Ягу и стал объяснять ей, что именно требуется от Лесного Народа. Старушка схватывала на лету. Быть может, её великие годы сыграли здесь роль, или повлияла её неистребимая любовь к интригам и заговорам, только через некоторое время она уже спорила с кудесником по поводу того, кого и куда следует направить. И спорила весьма аргументировано!
  - Леших надо поближе к воде пустить, - кипятилась она, - им так сподручнее будет!
  Кудесник не возражал, с едва заметной улыбкой наблюдая за азартом Бабы Яги. Он с радостью сознавал, что старушка "с головой" погрузилась в порученное ей дело, и теперь он сам может инструктировать гридей, которые тоже принимали участие в этой ночной вылазке. Только не с внутренней стороны частокола, как Лесной Народ, а с внешней. Невероятный, невозможный, нелепый и даже абсурдный план кузнеца и кудесника воплощался в реальность, обещая принести плоды. Вот только какие?..
  Вышата с Милавом, понаблюдав некоторое время за тем, как Баба Яга управляется со своим "контингентом" в "потешной" крепости, отправились на другую сторону речки-Малахитки повидать баенника.
  Старика на месте не оказалось.
  - Наверное, с родственником своим, овинником за чародеем следит, - предположил Вышата. - Подождём его?
  - Можно, - согласился Милав, устраиваясь на полке - дескать, чего время попусту терять, лучше вздремнуть с пользой для здоровья!
  Милостник лёг на широкую лавку.
  - А где Ухоня? - спросил он, когда понял, что сон не придёт.
  - Кудесник с ним всё утро шушукался, - отозвался Милав, который тоже не мог заснуть - слишком много мыслей теснилось в голове в предчувствии задуманного дела. - Должно, быть, отправил его куда...
  Помолчали.
  - Милав... - вновь позвал Вышата.
  - Что?
  - А ты не думал над тем, кем бы хотел быть...ну, когда всё закончится?
  Кузнец ответил не сразу.
  - Думать-то я думал, да вот решиться ни на что не могу... Всё это так странно...
  - Поня-я-ятно... - протянул милостник.
  Хотя, что могло быть ему понятно, если он всю свою недолгую пока жизнь никогда не покидал крепкого юношеского тела? Поэтому не мог он, как бы не старался, представить, каково это, ложиться спать волком, а проснуться человеком! Милав догадался, что милостник думает о нём, но из деликатности не продолжает своих расспросов.
  - Кудесник уверен - я человек. Сомнений на этот счёт у него нет. Уверен он и в том, что я жил до появления Аваддона где-то в этих краях... - Кузнец говорил, глядя в угольно-чёрный потолок, блестевший от солнечных лучей, проникавших в баню сквозь приоткрытую дверь. - Но сказать наверняка кто я - нельзя... Пока нельзя...
  Милав замолчал. Вышата не отважился нарушить его тяжких дум. Затянувшееся молчание прервал скрип отворяемой двери.
  - Чую духом мясным потянуло, - осклабился баенник. - Доброго здоровья вам, молодцы!
  - И ты будь здрав на все четыре ветра! - отозвался Вышата. - Нынче я сам пришёл к тебе в гости, чтобы ты в речке-Малахитке свои старые кости не морозил.
  - Добрые слова, да только новостей у меня - пшик...
  - А вот у нас новостей полон рот и сверх того - телеги две! - гордо заявил Вышата.
  - Ты про Бабу Ягу, что ли? - хитро прищурился баенник.
  - А откуда вы...
  - Э-э-э, милостник! Да я почитай два раза уже с ней беседовал. Она мне и наказ дала для домовых всех мастей. Этим и занимался всё утро. А вот для вас у меня есть кое-что...
  - Ты же сам сказал, дедушка, что новостей - "пшик"?
  - "Пшик", он тоже разный бывает, - заявил старик. - Про Бабу Ягу и вашу затею с Лесным Народом знаю не только я. Про то и Аваддоньке поганому ведомо...
  - Откуда! - встрепенулся молчавший до этой минуты Милав.
  - А вы что ж думаете, чародей сидит в затворничестве и ждёт, когда вы его в полон возьмёте? - спросил баенник.
  - Вот так новость! - воскликнул Вышата.
  - Чародей всё время у Кальсоньки про кузнеца какого-то спрашивал, - добавил баенник. - Говорил, что пришло какое-то там время...
  Милав с Вышатой переглянулись и одновременно вскочили на ноги.
  - Пойдем мы, - обронил Вышата. - Тревожны твои новости...
  - Ступайте, - согласился баенник, - воинское дело - оно такое...
  Оказавшись в лагере, Вышата передал неутешительные новости кудесник, однако Ярил, к удивлению милостника, отреагировал спокойно:
  - Разумеется, маг не мог не заметить движений в нашем лагере. Я ожидал этого. Меня тревожит другое - как бы кто из Лесного Народа не проговорился. Аваддон начеку, и своей возможности напакостить нам ни за что не упустит.
  Посовещавшись с Бабой Ягой, решили "обучение" на макете отложить до завтрашнего вечера - так меньше шансов, что кто-то из разношерстной (в буквальном смысле этого слова) лесной братии проболтается, ведь Аваддон мог принять любой облик (белая козочка на лесной тропе была тому подтверждением). А ещё решили, что завтра, после того как каждая группа получит отдельное задание, все особи в ней должны оставаться на виду друг у друга. Только так можно было избежать "утечки информации". (Мысль принадлежала Ухоне, вернувшегося к этому времени в лагерь.) С предложением все согласились. Ухоня чрезвычайно возгордился, тут же потребовав присвоить себе какое-нибудь воинское звание. Росомоны быстренько решили, что чина десятского над вурдалаками ему будет более чем достаточно. Ухоня для видимости поворчал, а потом отправился в лес, знакомиться со своими подопечными.
  Оставив Бабу Ягу у почти законченного макета, кудесник, Милав и Вышата отошли в сторону. Ярил внимательно посмотрел в глаза кузнецу и сказал:
  - Аваддон охотится только за тобой. Помни это. Один никуда не ходи - только с Вышатой и только с охраной из дюжины гридей!
  Повернувшись к милостнику, добавил:
  - Любого, кто захочет повидаться с Милавом или просто будет интересоваться кузнецом - ко мне на разговор. И всё время будьте готовы к чему угодно! Не ведомо нам, что сотворит Аваддон, оказавшись в безвыходном положении.
  Милав согласно кивнул головой, и они с Вышатой отправились в их шатёр.
  - Не по нутру мне, что я должен всё время прятаться... - сказал кузнец.
  - Знамо дело! - согласился Вышата. - А ты подумал о том, что с тобой будет, попади ты в лапы Аваддона?
  Разумеется, Милав думал об этом, но так и не решил для себя, что нужно такому сильному и страшному чародею как Аваддон от... от... в общем, от того, кто в данную минуту имеет облик Милав-кузнеца? Неожиданно Милав осознал, что уже несколько дней с ним не происходит никаких превращений! Он ложится спать и просыпается тем же, кем был накануне - кузнецом по имени Милав, не помнящим ни кто он, ни откуда! Что это - случайность? Или же всё происходящее связано с тем, что Аваддон (опять этот проклятый Аваддон!) находится от него так близко? Вопросы. Одни вопросы вокруг...
  Милав тяжело вздохнул, бездумно шагая за милостником. Мысли кружились по кругу, натыкаясь на непреодолимую преграду в виде вопросов-без-ответов. А вот и ещё один вопрос. Такой свеженький, с пылу с жару, словно только что испечённый каравай. Милав утратил прежнюю способность определять суть вещей при одном коротком взгляде на них. Он не узнал бабушку Матрёну (точнее говоря, он не узнал, что она - это не она!). И ещё. Он не распознал Аваддона под личиной грациозного животного. Что всё это может значить? Либо он вернулся в свой настоящий облик кузнеца, и оттого утратил все прежние способности, либо близость Аваддона непонятным образом влияет на него? При всём при том, способности менять свою внешность по внутреннему велению он не утратил.
  Милав потёр виски. Казалось, мысли переполнили его голову, и она распухла так, что вот-вот лопнет. Вышата искоса на него поглядывал, но молчал. Приближаясь к своему шатру, они услышали впереди шум. Для относительно спокойной и размеренной жизни лагеря (если не считать появления кудесника с Милавом в виде медведя) это было явлением необычным. Милав с Вышатой подошли поближе и стали свидетелями забавной сцены. В кругу из человеческих тел металось несколько воинов. Они подпрыгивали, чесались, падали на землю и катались по траве, при этом безостановочно выкрикивая проклятия:
  - Прекрати! слышишь, прекрати! ведьма проклятая! - вопил один, садясь прямо на траву и яростно ёрзая по ней своим седалищем.
  - Ой! съела меня мелюзга злючая! - верещал второй, катаясь по земле и хлопая себя по плечам, голове, лодыжкам.
  Ещё трое козликами скакали по кругу, норовя вырваться из цепи тел и скорее броситься в прохладные воды Малахитки.
  - Что здесь творится? - спросил Вышата, расталкивая плечом толпу.
  Услышав голос милостника, воины расступились. Прямо в объятья Вышаты попал тот, кто несколько мгновений назад так рьяно "отплясывал" на "пятой точке". Вышата встряхнул воина, тело которого извивалось вьюном в его сильных руках:
  - Говори!
  - Бабка, треклятая! - стал объяснять "вьюн-страдалец". - К Милаву рвётся! Ну, мы её и задержали, а когда повели в тёмную, тут она чего-то и наколдовала - все мураши из леса на нас кинулись... Ой, кусают проклятые! Ой, щекочут!
  Вышата ещё раз встряхнул воина, который так и норовил из рук выскользнуть:
  - А где бабка-то?
  - Да здесь я! - ответил женский голос. - Чего мне прятаться?
  К милостнику подошла старушка небольшого росточку с объёмистым узелком в руках. Милав, стоявший за спиной Вышаты, удивлённо воскликнул:
  - Баба Матрёна?
  - Ой, Милавушка! - обрадовалась старушка и шагнула к кузнецу.
  Милостник преградил ей дорогу.
  - Чего это вы! - вспылила старуха. - С ума посходили что ли? Али последние мозги в речке утопили?
  Милав собрался оттолкнуть милостника. Дескать, не дури, разве не видишь, что это настоящая бабушка Матрёна! Но Вышата так зыркнул на него бешеными глазами, что кузнецу пришлось уступить.
  - Ты про наказ кудесника не позабыл?
  Милав потупил взор, а старушка не унималась:
  - Люди добрые! Да что же у вас здесь деется! Или вправду, Аваддонька вам всем мозги задурил?
  Старуха производила столько шума, что это привлекло внимание многих. Толпа росла. Через некоторое время подошёл кудесник. Выслушав речь Вышаты, он отозвал старушку в сторону и о чём-то с ней поговорил. Потом окликнул молодых людей:
  - Баба Матрёна женщина с понятиями. Надеюсь, сердиться на нас не станет.
  - На вас, может, и не стану. А вот на них... - старушка указала пальцем на несчастных воинов, продолжавших неравный бой с муравьями под общий дружный хохот.
  Кудесник неодобрительно покачал головой:
  - Не шутки ради они вас задержали, а по приказу воеводы. Так что вы отзовите своё войско. А то чего доброго съедят они воинов.
  - Станут мураши-малыши таким поганым делом заниматься! - возмутилась старуха.
  Она что-то быстро зашептала, наклонившись к земле. Потом подняла горсть пыли, плюнула на неё и раструсила по ветру. Прошло немного времени, и обессиленные воины стали подниматься с травы, внимательно оглядывая себя. Со всех сторон летели достойные такого момента весёлые советы:
  - Эй, Ламил, ты в штаны-то загляни. Может у тебя там муравейник!
  - Рагдан, твой живот стал ещё толще! Наверное, ты всех муравьёв в округе слопал?
  Милав не стал слушать продолжения и пригласил бабушку Матрёну в их с Вышатой шатёр.
  - Ты не обижайся, - просил он старушку, - у нас такие дела творятся...
  - Наслышана, - недовольно откликнулась она, - весь край бурлит, оттого и пожаловала сюда. Не могла дома сидеть, когда здесь такое действо затевается!
  - Какое действо? - сделал удивлённые глаза Вышата, вошедший вслед за старушкой в шатёр.
  Баба Матрёна хитро посмотрела на милостника и ответила:
  - Будет вам секреты-то городить! Ухоня мне обо всём ещё вчера вечером поведал!
  Вышата бурно задышал. Ну, Ухоня, ну, попадись мне под горячую руку! Старушка, заметив негодование на лице милостника, попросила:
  - Вы уж его не ругайте! Он мне обо всём по большому секрету поведал.
  Милав почесал затылок.
  - Бабушка Матрёна, "секреты" Ухони это почти всегда то, что известно всем, кроме него самого! Так что не волнуйтесь, мы его не накажем. - А про себя подумал: "Хотел бы я знать, как можно наказать невидимое, нематериальное создание?".
  
  
ГЛАВА 10:

Хитрость чародея

  
  - Что нового у нашего противника? - поинтересовался Аваддон, когда Сэр Лионель, едва заслышав голос своего "добродетеля", кубарем скатился с наблюдательной вышки.
  - Суета у них по всему лагерю, - ответил Кальконис с дрожью в голосе.
  - А вы никак испугались? - прищурился чародей.
  - Как можно, магистр! - искренне (ну, или почти искренне) вознегодовал сэр Лионель. - Да с вами мне... мне никто не страшен!
  - Слова не мальчика, но мужа! - Аваддон поудобнее устроился в кресле и принялся пытливо разглядывать Калькониса.
  В течение некоторого времени он настойчиво искал в хитрой физиономии Калькониса хоть намёк на мужество, но видел лишь маленькие поросячьи глазки, суетливо перебегающие с предмета на предмет и ни на одном надолго не останавливающиеся.
  "И послали же боги мне помощника!" - с сожалением вздохнул Аваддон.
  - Должен вас успокоить, сэр Лионель, - сказал чародей, когда ему наскучил взгляд Калькониса. - У нас в запасе ещё есть кое-что...
  Кальконис всей позой изобразил глубочайшее внимание. Аваддон продолжил:
  - Я подумал, зачем нам охотиться за кузнецом, если он сам может придти к нам прямо в руки.
  - ?!
  - А этого, уважаемый сер Лионель де Кальконис, я вам не скажу. Ваша хитрая физиономия не внушает мне прежнего доверия.
  - Магистр...
  - И всё! Я слишком долго полагался на вашу помощь, которая каждый раз выходила мне боком. Сейчас всё будет по-другому.
  - Как вам будет угодно...
  
  Милав проговорил с бабушкой Матрёной до самого вечера. Даже на вечернюю трапезу не пошёл. (Вышата принёс на медном подносе ужин и для кузнеца и для старушки.) Трапезничать баба Матрёна отказалась, сославшись на дела неотложные. Покинув шатёр молодых воинов, оправилась ночевать к Бабе Яге, объяснив, что давным-давно, когда она не была ещё бабушкой, а просто звалась Матрёной, к тому же по меткому определению Ухони - Матрёной-ядрёной! - её пути с Бабой Ягой пересеклись на почве своих, женских дел.
  Милав возражать не стал.
  - Милости прошу утречком в нашу компанию! - пригласил Вышата старушку и проводил её к Бабе Яге.
  Делать было нечего, поэтому Милав, а потом и вернувшийся Вышата, решили лечь пораньше. За безопасность их самих, да и всего лагеря в целом можно было не опасаться, потому что ближе к вечеру стали прибывать лесные обитатели. Им определили место позади основных сил росомонов - в лесу. Теперь там бурлила своя, совершенно непонятная человеку жизнь. Засыпая, Милав слышал с той стороны самые разные звуки: от поросячьего визга и петушиного крика, до совиного уханья и тонкого, пронзительного вопля, принадлежавшего не понятно кому.
  Сон Милаву приснился тоже подстать вечерним звукам. Толком он ничего не запомнил, но ощущение чего-то жуткого и тоскливого не покинуло его и в момент пробуждения. Было раннее утро. Со стороны стойбища Лесного Народа слышались звуки большого пробуждающегося табора. От реки неслись голоса караульных, негромко интересовавшихся утренней трапезой. Начинался день - последний перед атакой Лесного Народа на крепость.
  Милав поднялся, пытаясь восстановить в памяти хоть что-то из ночных кошмаров. Однако сколько не старался, смог вспомнить лишь чувство безотчётного страха и ощущение зловонной бездны, в которую он падал бесконечное число раз. Прежде подобных снов он никогда не видел, поэтому ночные видения повлияли на него так сильно, что когда проснувшийся Вышата весело его поприветствовал, он ничего ему не ответил.
  Удивлённый милостник приблизился к Милаву и заглянул ему в глаза:
  - Что с тобой?..
  Кузнец вновь промолчал. Он сидел на походной кровати и тупо смотрел перед собой. Встревоженный Вышата позвал Ухоню, но тот не откликнулся.
  "И куда он пропадает каждый раз, когда требуется его помощь!" - подумал недовольно Вышата.
  Милав по-прежнему безучастно смотрел в землю. Милостник встревожился не на шутку. Он выбежал из шатра и кинулся искать кудесника. Ярила он нашёл не сразу (тот вместе с Бабой Ягой "инспектировал" Лесной Народ). Едва кудесник услышал, что с кузнецом что-то неладно, оставил Бабу Ягу и почти бегом направился к Милаву.
  - Стражу у шатра поставил? - спросил он, не оглядываясь.
  - Нет... Зачем это?
  - Зачем! Зачем! - недовольно проговорил кудесник. - Я же вам говорил - нужно быть готовыми ко всему!
  - Да кто на него в лагере нападёт?
  - Ох, молодёжь... - только вздохнул кудесник.
  До шатра Вышаты они ещё не дошли, но поняли, что опоздали - с той стороны неслись звуки настоящего боя!
  - Эхма! - выдохнул Вышата. - Опять меня Аваддон облапошил!
  Он рванул из ножен меч и кинулся вперёд. Кудесник сразу отстал. До милостника долетел только его властный голос:
  - Не дай Аваддону завладеть Милавом...
  Вышата зарычал как медведь, почуявший смертельного врага, и выскочил к месту, откуда слышались звуки боя. Ворога, атакующего росомонов, милостник не увидел. Но от этого ему не стало легче, потому что источником шума оказался Милав, прокладывающий себе путь сквозь ряды росомонов! Гриди, опешившие от неожиданного нападения кузнеца, оружия не применяли, не понимая, что происходит. Вышате хватило одного быстрого взгляда на происходящее, чтобы понять: Милав направляется прямиком к подъёмному мосту, который медленно опускается навстречу обезумевшему кузнецу!
  Вышата, напрягая лёгкие, гаркнул во всё горло:
  - Не пускайте его к воротам! Мост опускается!
  Легко сказать "не пускайте"! Кузнец шёл сквозь человеческую толпу также легко, точно сквозь воздух. Вышата видел, как отлетают в разные стороны гриди, даже не успев прикоснуться к кузнецу. Руки Милава работали подобно мельнице, расшвыривая воинов, будто котят несмышлёных. Вышата с ужасом понял - он не успевает! Ему приходилось перешагивать, перепрыгивать, перебираться через многочисленные препятствия, оставленные за собой кувалдоподобными руками кузнеца. А Милав, между тем, всё шёл. Мост уже опустился, и на нём стройными рядами стояли обеспамятевшие гриди. Тонко пропели стрелы, и толпа вокруг Милава сильно поредела. Со стороны лагеря тоже полетели стрелы, но менее удачно - восходящее солнце светило прямо в глаза росомонам.
  "Даже это сумел предусмотреть Аваддон!" - подумал поражённый Вышата.
  Милав уже был перед мостом, а гридей вокруг него становилось всё меньше. Вышата рванулся вперёд изо всей силы. Он отчётливо увидел за молчаливым строем обеспамятевших росомон ненавистного Аваддона. Орлиное зрение милостника позволило ему рассмотреть, что делает чародей. Руки мага совершали вращательные движения, а его взгляд был устремлён прямо на кузнеца. Вышата понял: у него не осталось времени. Тогда он кинулся к ближайшему раненому воину, выхватил арбалет, вложил стрелу и...
  Целился он бесконечно долго, вкладывая в свой единственный выстрел всю ненависть к Аваддону. Наконец краткий миг, длившийся целую вечность, закончился. Тетива щёлкнула, стрела ушла в цель. Вышата был уверен, что стреляет прямо в сердце ненавистному магу...
  Аваддон по-прежнему владел даром предвидения и спокойно увернулся от стрелы за миг до того, как она должна была пробить его одежду. Вышата не поверил своим глазам... Но это было так. Тем не менее, его выстрел не был бесполезным. Аваддону понадобилось ничтожное время на то, чтобы увернуться. Именно на этот краткий миг он потерял контроль над Милавом. Кузнец вздрогнул всем телом, посмотрел вперёд на опущенный мост, на поднятые ворота и... бросился с моста прямо в воду!
  Вышата перевёл дух, глядя на то, как бурные воды речки-Малахитки подхватили Милава и понесли вниз по течению. Краем глаза он заметил, что с десяток воинов кинулись вылавливать кузнеца из стремнины. Отметив также и то, что за его спиной послышался торопливый топот. Это гриди пришли в себя и построились в боевой порядок. Вышата поднял руку - не стрелять.
  Мост медленно поднимался, отрезая один берег от другого, разделяя один и тот же народ на две неравные части. Ворота в крепость захлопнулись. За миг до того как это произошло, Вышата успел заметить чьи-то безумные глаза, горевшие такой холодной ненавистью, что у милостника по спине мурашки забегали. Он вздохнул и обернулся к гридям, успевшим занять весь берег.
  Перед строем стоял Тур Орог и с теплотой в глазах следил за Вышатой. "Добрый воевода из него получится!" - подумал он с нежностью. А гриди, в знак одобрения действий милостника, ритмично стали бить рукоятью меча о щиты.
  Над крепостью по-прежнему висела мертвящая тишина...
  
  
ГЛАВА 11:

Лесной Народ

  
  Милав открыл глаза, сразу столкнувшись с встревоженным взглядом бабушки Матрёны.
  - Оклемался, сердешный! - мягким голосом произнесла она и всхлипнула.
  Милав положил руку на старушкину ладонь и ответил:
  - Что мне будет, вороно-волко-медведе-человеку...
  Шутка не удалось - больно грустным и тусклым оказался голос у кузнеца.
  - Эй, напарник, - Ухоня распластался над Милавом розовым покрывалом, - ты прекращай хандрить - сегодня такой день!
  Милав закрыл глаза, ничего не ответив.
  - Ты, никак, совсем расклеился! - возмущённо воскликнул Ухоня. - А ну, вставай! Нечего страдальца изображать!
  - Кыш, говорилка невидимая! - заступилась баба Матрёна за кузнеца. - Не видишь, разве - раненый он...
  - Раны вовсе даже не смертельные, - авторитетно заявил Ухоня, - а потому - нечего прохлаждаться в постели!
  - Да уймись ты! - не на шутку рассердилась старушка. - А то я не посмотрю, что твой физиономий для меня невидим - нашлю на тебя порчу ужасную...
  Милав подивился словам, несвойственным для бабы Матрёны. Хотя чему здесь удивляться, с Ухониной невероятной болтливостью, он и камень разговаривать научит!
  Чтобы прекратить спор между старушкой и ухоноидом, кузнец сказал:
  - Баба Матрёна, мне, правда, не мешало бы прогуляться...
  Он поднялся, чувствуя, что всё тело ломит, а в голове, словно кто кочергой раскалённой ворочает. Кузнец поморщился, но, пересилив себя, шагнул к выходу. Внимательные глаза старушки с тревогой наблюдали за ним.
  - Со мной всё в порядке... - сказал Милав, поймав этот жалостливый взгляд. - Только в теле каждая косточка ноет... Где это меня так?
  - Ты, как только в воду бултыхнулся, так сознание из тебя вон, - принялась объяснять бабушка Матрёна. - Пока гриди тебя из Малахитки выловили, ты не с одним камнем пободаться успел!
  Милав осторожно ощупал голову. Несколько здоровенных шишек говорили о том, что "бодался" он усердно. И тут воспоминания разом нахлынули на него. Он с ужасающей отчётливостью и до мельчайших подробностей вспомнил всё, что с ним произошло. От стыда кузнец едва не задохнулся.
  Баба Матрёна, заметив как сильно побледнел кузнец, спросила:
  - Что с тобой?
  Милав поморщился как от зубной боли и спросил Ухоню, с трудом выдавливая слова:
  - Много... погибло... там, у моста...
  - Нет! - жизнерадостно откликнулся Ухоня, словно речь шла не о побоище, а об увеселительной прогулке в горы. - С десяток воинов раны незначительные получили и пятеро ранены стрелами.
  Милав испытал огромное облегчение. Самым страшным для него сейчас было бы услышать, что он стал причиной гибели кого-нибудь из росомонов, ещё недавно принявших его как брата. Слава богам, что этого не произошло! Кузнец поторопился на свежий воздух, где нос к носу столкнулся с Вышатой.
  - Ты уже на ногах? - обрадовался он. - Славно!
  Радость милостника была искренней.
  - Я как раз за тобой! - продолжил Вышата. - Тур Орог к себе просит.
  - Может...
  - Ты себя за прошлое не казни! Нет в том вины твоей.
  И подтолкнул кузнеца в спину:
  - Идём!
  Когда Вышата с Милавом вошли в шатёр воеводы, там уже собрались все самые важные военачальники числом не более дюжины. А также Тур Орог, кудесник Ярил и Баба Яга, которой галантный кудесник предложил почётное место рядом с воеводой. Польщённая старушка заняла низкую лавку с видимым удовольствием.
  Подождав, пока утихнет шум, к собравшимся обратился Тур Орог:
  - Все знают, для чего мы собрались здесь. Повторяться не буду. Хочу лишь ещё раз напомнить всем, что у нас будет только одна попытка. Второй Аваддон не даст.
  Далее поднялся кудесник и объяснил задачу каждого. Самая ответственная часть задуманного ложилась на Бабу Ягу и её разномастное воинство. Старушка заверила всех, что её подопечные готовы порадеть за родные дебри и чащобы, не жалея своей многоцветной крови.
  Когда всё было оговорено, Тур Орог отпустил всех, попросив задержаться Ярила, Вышату и Милава.
  - Что думаешь по поводу утреннего события? - спросил он, обращаясь, прежде всего, к Ярилу. - Может, стоит отложить операцию до завтра?
  - Нет, - категорически заявил кудесник. - Думаю, всё случившееся пойдёт нам на пользу.
  - Каким образом? - не понял Тур Орог.
  - Аваддону потребовалось неимоверное напряжение всех его сил для того, чтобы воздействовать на Милава. Затем в течение всего дня, мы слышали его проклятия, доносившиеся из-за частокола. Я уверен, чародей сейчас сильно ослаблен, и мы должны этим воспользоваться.
  Кудесник замолчал, поглядывая на своих путников.
  Заговорил Вышата:
  - Ярил прав. Аваддон после сегодняшнего бурного дня, должен спать особенно крепко. Именно этого нам больше всего хотелось бы сегодняшней ночью.
  - Хорошо, - не сразу сказал Тур Орог, - быть по сему! И да поможет нам земля родная!
  За тонкими стенами шатра почти наступила ночь. Милав, по-прежнему, занятый своими невесёлыми думами, прислушался к тому, что творилось вокруг него. А творилось дело не слыханное, диво не виданное. По лесу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на анчуток-чертенят, играющих в прятки вокруг шатра воеводы, на степенных леших, явившихся спасать Отечество со всем своим многочисленным потомством, на домовых, вставших многоликим табором на огромной поляне, на кикимор, готовивших "праздничный" обед из мухоморов и кокетливо зазывавших молодых ратников отведать угощеньица перед ночным боем. В общем, не нашлось в лесу ни одного создания, ни одной твари, которая бы не откликнулась на призыв Тур Орога. Все как один встали, чтобы изгнать супостата, осквернившего своей чёрной волей светлую душу страны Рос.
  Милав, наблюдая и слушая этот невероятный по своему составу табор, почувствовал острое угрызение совести оттого, что с головой погрузился в собственные беды-печали, позабыв о происходящем вокруг. Ему стало невыносимо стыдно и перед Ухоней, который, несмотря на всю свою браваду, всегда был с кузнецом искренен. И перед Вышатой, на долю которого выпало страданий никак не меньше, чем ему, Милаву. И перед бабушкой Матрёной, пришедшей сюда для того, чтобы помочь ему своим умением травницы и простым участием в его судьбе. Но больше всего, Милаву было стыдно перед кудесником. Ведь это он, Милав-кузнец, предложил план ночной атаки на крепость силами Лесного Народа, а потом самоустранился, взвалив бремя забот на Ярила.
  Подавив в себе тяжкий вздох, чтобы не выдать окружающим той бури чувств, что бушевала сейчас в его сердце, Милав спросил у кудесника:
  - Могу я принять участие в ночной вылазке?
  Кудесник подошёл к нему поближе. Луна только всходила, вокруг было темно.
  - Сегодняшняя ночь, - сказал он, - всего лишь предыстория того, чему обитаемый мир не был свидетелем. История будет писаться завтра - тобой! Так что спи эту ночь спокойно.
  - А как же вторая часть нашего плана?
  - Ухоня обо всём позаботился.
  "Наш пострел - везде поспел!" - подумал Милав. Недовольства Ухонина расторопность не вызвала. Напротив, кузнец почувствовал радость и облегчение. По всему выходило, что только он один во всём лагере занимается самобичеванием в том время, как остальные заняты нужным делом. На душе Милава сразу потеплело, огненная кочерга перестала перемешивать его мысли, вызывая сумбур и смятение.
  Когда глухая ночь опустилась на землю и муравейник из всевозможных живых (и не совсем живых) существ вокруг крепости успокоился, началась первая часть операции по изгнанию Аваддона, которую Ухоня, проникнувшись воинственным духом, образно назвал "Многоликая Кобра". Суть операция, к которой так тщательно готовились все, сводилась к следующему: в назначенный час вся масса лесных обитателей, которых по самым скромным подсчётам оказалось не менее тысячи, проникла в крепость, используя способности, которыми их щедро одарила природа. Способы проникновения оказались самыми необычными и экзотическими: через колодцы, под землёй, сквозь дерево, по воздуху. Используя своё численное преимущество, они буквально на руках унесли, утащили, уворовали, похитили, выкрали, уволокли, умыкнули, заграбастали, зацапали большую часть заколдованного воинства. Причём, всё происходило в такой тишине, что воины Тур Орога, поджидавшие своих "коллег" снаружи частокола ничего не слышали, и оставались в полной уверенности, что дело провалилось до тех пор, пока перед ними из воды, из-под земли, а то и прямо из воздуха не начали появляться лесные обитатели со своими трофеями в виде крепко связанных воинов Аваддона. Всех обеспамятевших собрали в одном месте и спешным маршем отправили в ближайший острог под бдительным присмотром ведунов, лекарей, знахарей и кудесников всех мастей. Всего удалось "умыкнуть" у Аваддона более двухсот воинов и сотни три женщин и детей. Успех оказался ошеломляющим!
  Тур Орог светился от радости.
  - Дело осталось за малым, - говорил он, потирая руки, - нужно заставить Аваддона покинуть нашу землю. Но случиться это должно так, чтобы у него никогда больше не возникло желание вернуться сюда!
  - Это уже второй этап задумки Милава-кузнеца, - отозвался кудесник Ярил, находившийся с Тур Орогом в его шатре всё время, пока длилась тихая ночная атака.
  - Кстати, а где он сам? - спросил воевода. - Мы успели поблагодарить всех, а самого главного "виновника" успеха забыли?
  - Спит он, - пояснил кудесник, - самое важное завтра случится. Пусть отдохнёт...
  - А надёжна ли у него охрана? - поинтересовался воевода, вспомнив об утреннем происшествии.
  - Надёжна, - успокоил кудесник, - с ним Вышата, да бабка эта - Матрёна. А уж сам шатёр охраняется получше твоего.
  - Что ж, добро.
  Радость не давала ему сидеть на месте, и Тур Орог всё шагал вокруг стола. Потом остановился, глянул на кудесника просветлённым взглядом и спросил:
  - Как думаешь, счастливую весть прямо сейчас послать княгине Ольге, или...
  - Думаю, погодить надо до завтра, - осторожничал Ярил. - А там, коли одолеем супостата, обо всём разом и сообщим.
  - Всё-таки молодец твой Милав! - с улыбкой воскликнул Тур Орог. - Это ж надо, такое дело невозможное придумал! Хотел бы я поглядеть на Аваддона, когда он проснётся утром!
  
  
ГЛАВА 12:

Ночные визитёры

  
  Кальконис спал плохо. Ему всё время мерещились обрывки прошедшего дня. После того как затея Аваддона своей силой принудить кузнеца прийти в крепость прямо в распростёртые объятия чёрного мага потерпела полное фиаско, чародей словно обезумел. С ужасом взирал сэр Лионель на то, как разбушевавшийся Аваддон вымещает свою первобытную злобу на стражниках, которых и людьми-то нельзя было назвать. Не один обеспамятевший гридень отправился на удобрение после того, как чародей распылил его до состояния мелких брызг и тонкой пыли. Кальконис, наблюдая за беснованиями мага, предусмотрительно укрылся в старом, заброшенном колодце, иначе и его постигла бы та же печальная участь. Аваддон успокоился не скоро. Всё это долгое время Кальконису пришлось просидеть в сыром, полузавалившемся срубе, вдыхая запах многолетней плесени. Он отважился выбраться на свет только после того как Аваддон тихим голосом больного и измученного человека позвал:
  - Сэр Лионель, принесите мне кресло...
  Кальконис бросился за своей обычной ношей, с замиранием сердца ожидая от чародея чего-нибудь такого... Но всё обошлось. Аваддон принял позу каменного истукана, и весь окружающий мир перестал для него существовать. Прежде чем чародей обрёл способность реагировать на происходящее, Кальконис простоял подле чародея битых два часа, не в силах самовольно оставить свой пост. Наконец, чародей поднял свой туманный взор на Лионеля, услужливо наклонившегося навстречу ему, и сказал:
  - Меня все покинули... Никто не захотел помочь мне... никто...- И вдруг спросил у Калькониса: - Вы тоже хотите удрать?
  - Н-н-нет... Пока - нет!
  Аваддон криво улыбнулся:
  - А всё-таки, судьба не зря свела меня с вами, сэр Лионель...
  Кальконис от гордости стал выпячивать грудь.
  - Без вашей безнадёжной тупости и фантастической трусости мне было бы здесь не так весело.
  Грудь Калькониса вернулась на место.
  - Идите, сэр Лионель, сегодня вы мне больше не понадобитесь...
  Кальконис склонился в подобострастном поклоне и спиной попятился от чародея.
  - Завтра... - Короткое слово Аваддона заставило Калькониса замереть. - Завтра будет ваш звёздный час!
  "О боги! Неужели эта пытка никогда не кончится?.." - подумал сэр Лионель, переполненный жалостью к самому себе.
  Ночью Кальконис ворочался с боку на бок. Именно по причине последних, многообещающих слов чародея и не спалось несчастному философу. Поэтому, когда он услышал подозрительный шум за своей дверью, выходящей в коридор, он не стал дожидаться новых приключений, обещавших навестить его в виде двух кошмарных стариков, а решил дожидаться утра поближе к молчаливым, но таким надёжным стражам Аваддона. Сэр Лионель осторожно выглянул (прошлая встреча с баенником его кое-чему научила). Осмотрелся. В длинном коридоре горело всего два факела, да и те так нещадно коптили, что света от них было не больше, чем от полной луны. Кальконис на цыпочках стал пробираться в тот конец коридора, который был ближе к его спальне. Босые ноги бесшумно ступали по гладким доскам, приятно холодившим ступни. Кальконис с тревогой всматривался вперёд, не видя знакомых неподвижных фигур ночных стражей.
  "Куда они могли подеваться?" - недоумевал он.
  Коридор закончился. Сэр Лионель увидел меч, аккуратно прислонённый к стене возле факела. Стражников не было. Кальконис прислушался и уловил шум, доносившийся из-за поворота.
  "Может, они по нужде отошли?" - предположил он, заворачивая за угол.
  В этой части коридора было гораздо светлее, поэтому сэр Лионель разом охватил картину, распахнувшуюся перед ним в ярком свете. Оба стража лежали на полу с кляпами во рту. Они были крепко связанные и упакованные так, словно их собирались вместо тюков отправить с торговым караваном. Вокруг них копошилось несколько фигур, которых даже в ярком свете распознать было непросто. Кальконис едва успел подготовить своё горло к разоблачающему ночных разбойников крику, как увидел, что один из "упаковщиков" обернулся к нему и спокойно произнёс:
  - Иди сюда, помогать будешь!
  Рот Калькониса захлопнулся, не издав ни звука, а создание, в котором сэр Лионель без труда признал знакомого баенника, вновь нагло потребовало:
  - Чего рот-то раззявил? Помогай!
  Кальконис на ватных ногах приблизился к поверженным стражам и замер подле них. Баенник с ухмылкой похлопал его по ноге, потому что доставал философу едва ли до пояса.
  - Порадей, Кальсонька, за росомонов неповинных... - всхлипнул он.
  Калькониса заставили опуститься на колени, чьи-то цепкие ручонки забросили связанного стража ему на шею. Страж, хотя и обеспамятевший, весил как два кресла Аваддона одновременно! Сэр Лионель крякнул и с трудом поднялся на ноги. Баенник дёрнул его за штанину:
  - Покричать не желаешь? А то мой сродственник - Дормидон - в большой печали, что дубинку свою в дело пустить никак не может!
  Нелёгкая ноша не позволила Кальконису помотать головой и тем самым отказаться от "заманчивого" предложения. Проглотив ком в горле, он засеменил за копошащейся группой впереди, которая волокла второго стража прямо по плахам пола. Труднее всего пришлось на улице. Дотащив свою ношу до нового колодца, Кальконису пришлось - не без участия Дормидона с его палицей - вернуться за вторым стражем. К тому времени, когда Кальконис дотащился до колодца со второй ношей, у него осталось сил только на то, чтобы попросить у баенника:
  - Может, вы и меня с собой возьмёте?.. Я сам пойду!
  Баенник оценивающе посмотрел на сэра Лионеля и отрицательно покачал головой:
  - Не-ет, тебя нельзя! Ты же почти нормальный. Потопнуть можешь...
  Баенник подал тело одного из стражей в лапы водяных, успевших скользнуть в прозрачную воду. Кальконис не уходил, с ужасом думая о том, что с ним будет, если Аваддон узнает о его предательстве! Кальконис с брезгливостью тронул голое тело баенника.
  - Ну, что ещё? - повернулся недовольный старик.
  Кальконис замялся.
  - Не могли бы вы... э-э-э... оставить какой-нибудь след на моём лице, который бы поведал Аваддону, что я... что я героически сопротивлялся в момент пленения стражей?
  - Да, запросто! - обрадовался баенник. - Дормидон, нарисуй Кальсоньке следы сопротивления!
  - Вы не так меня поняли... - похолодел от ужаса Кальконис. - Я не...
  Договорить он не успел, ибо Дормидон-овинник слыл большим мастером по части подобных "следов"!
  
  Вместительный шатёр воеводы вновь наполнили спорящие голоса росомонов. Успешная ночная вылазка словно вскружила всем головы. Мало кто из участников военного совета удержался от того, чтобы не предложить немедленно начать штурм.
  - Почему мы не можем штурмовать крепость прямо сейчас? - спрашивал самый молодой из военачальников. - В крепости осталась лишь горстка защитников. Мы сомнём их, ведь нас в двадцать раз больше!
  - Дело не в числе оставшихся в крепости, - сказал Тур Орог. - Хотя и их со счетов сбрасывать не стоит. Вы должны понять: главное не в том, чтобы захватить крепость, а в том, чтобы заставить Аваддона убраться отсюда. Навсегда убраться! Если же штурмовать крепость сейчас, то он может просто затаиться где-нибудь. С его магическими способностями это совсем нетрудно. В этом случае нам придётся жить в постоянном страхе, что мерзкий колдун в любой миг может нанести удар в спину! Не должно быть этого! Поэтому и надеюсь от всей души, что задумка Милава удастся.
  - Ох, не верится мне, что сие возможно! - воскликнул всё тот же воин.
  - А многие из вас верили в то, что произошло этой ночью? - спросил Тур Орог.
  Общее молчание было красноречивее любых слов.
  - Вот видите! - подытожил воевода.
  - Всё равно не ясно, как мы одолеем чародея пусть и в ночном бою?
  Тур Орог посмотрел на кудесника. Ярил встал и заговорил:
  - Не с обрами мы сейчас сражаемся и не с пенегами. Иной сегодня у нас враг. Поэтому и способ борьбы не может быть прежним. С чародеем нам следует биться на равных только его оружием. Есть у нас по этому поводу мысль одна. Пока рано о ней говорить - не пришло ещё время. Но все вы должны знать, что как бы не повернулась завтрашняя схватка, крепость всё равно будет наша, и Аваддону мы не дадим покоя!
  В этот момент в шатёр вбежал встревоженный сотник Исей.
  - Воевода, крепость горит! - крикнул он.
  
  
ГЛАВА 13:

Вихрь

  
  Кальконис очнулся, когда вокруг уже почти рассвело. Он осторожно потрогал правый глаз, который почему-то ничего не видел, потом нащупал добрую шишку на затылке, и понял: Дормидон сотворил на его лице весьма правдоподобную для Аваддона "легенду"! Сэр Лионель одним глазом осмотрелся по сторонам, заметив непривычную пустоту на защитных стенах. Там, где ещё вчера вечером стояло пятеро стражей Аваддона, сейчас стоял лишь один, да и то не везде. Кальконис поднялся на ноги, ощущая ломотную боль в шее и пояснице. Ох, и здоровые попались стражи! Осторожно ступая босыми ногами по холодной траве, он поспешил в терем. Тело Калькониса дрожало мелкой дрожью (видимо, пролежал он на земле немало времени). Он торопился в свою спальню, чтобы успеть одеться до того, как Аваддон узнает о ночном вторжении, потому что потом... Это "потом" даже представить было жутко, помня о вчерашнем буйстве чародея. Кальконис, отбивая белоснежными зубами чечётку в такт своим шагам, вспорхнул на крыльцо и уткнулся в грудь Аваддона. Чародей был одет и излучал вокруг себя удручающее спокойствие.
  - Я вижу, наш гарнизон заметно поредел, - сказал он, обводя взглядом частокол.
  - П-п-поредел... - согласился Кальконис, заикаясь не то от холода, не то от предчувствия надвигающейся беды, носившей звучное имя: "Аваддон".
  - Если я правильно прочитал "записи" на вашем лице, вы славно сопротивлялись этому?
  - О-о-о, я...- заговорил Кальконис, подыскивая самые эффектные слова, чтобы поведать о своей неравной схватке с ночными демонами.
  - Можете не утруждать себя, - произнёс Аваддон подозрительно спокойным голосом. - Вы всё равно соврёте. Ведь так?
  - Возможно, я бы и приукрасил самую малость...
  - Я освобожу вас от этого. Ступайте прочь!
  Аваддон спустился с крыльца и направился в сторону внутренних построек. Кальконис кинулся наверх. Нужно было успеть переодеться, пока чародею вновь не захотелось потренироваться на нём в изысканно-утончённом унижении. Сэр Лионель был почти одет, когда уловил запах гари. Он торопливо выглянул в окно и с ужасом обнаружил, что страшный пожар охватил все внутренние постройки двора. Кое-как одевшись, он выбежал на улицу. На крыльце Кальконис вновь столкнулся с чародеем. Аваддон с мрачным спокойствием наблюдал за пожаром.
  - М-магистр! М-мы горим-м! - не придумав ничего оригинальнее, промычал Кальконис.
  - Знаю, - ответил Аваддон, не размыкая губ.
  - Так это вы?!
  - Вам их жаль? - спросил маг, не двигая губами.
  - Но там - дети!
  - Дети - это будущие росомоны. Запомните это хорошенько!
  Кальконис промолчал. Чародей удалился в терем. Философ несколько секунд стоял в раздумье, а потом кинулся к горящим домам. К счастью, он не услышал ни криков, ни стонов, которые говорили бы о непоправимом... Он выбежал на широкую площадь, расположенную позади горевших домов и обнаружил множество женщин и детей, занимавшихся странным делом: одни из них засыпали колодцы, а другие раскатывали по брёвнам постройки, которых ещё не успел коснуться огонь. Затем все брёвна откатывали к частоколу и городили из них завалы. Происходило всё это нереальное действо под аккомпанемент звонкого потрескивания огня и гробового молчания людей. Кальконис с тревогой смотрел на растущий пожар и молился всем богам, чтобы не поднялся ветер, ибо в крепости росомонов из камня только печи выкладывали. Если подует ветер, к вечеру они с Аваддоном останутся на пепелище... Если останутся...
  
  - Эк, полыхает-то!
  - То избы горят, да анбары...
  - Неужто, Аваддонька людей подпалил?
  Тревожные фразы неслись со всех сторон.
  - А что если чародей от злобы своей невозможной и вправду людей поджёг? - спросил Вышата.
  Тур Орог бросил на него суровый взгляд:
  - Даже если это так, мы им ничем не поможем. Не успеем...
  Подождав немного, добавил:
  - Смотрите гриди - злее будете!
  После чего удалился в свой шатёр.
  - Лютует Аваддон, - вздохнул кудесник, - наверное, конец свой чует.
  Обратившись к Милаву, позвал:
  - Пойдём, о деле ночном подумаем. А там, глядишь, и Ухоня возвернётся...
  
  До полудня росомоны пребывали в большой тревоге: перекинется огонь на другие постройки или ограничится уже "съеденными" избами? Кудесник с Бабой Ягой уединились на полянке, где ещё утром хозяйничали кикиморы, а теперь было пусто как на скошенном поле. Они пытались вызвать дождь. Но из этой затеи, к большому их удивлению, ничего не вышло.
  - Чародей какое-то заклятие наложил... - в раздумье произнёс кудесник. - Остаётся уповать на ветер, чтобы не захотелось ему порезвиться в столь неподходящий час.
  Баба Яга предложила кликнуть хмурников, но кудесник не согласился:
  - Хмурникам этой ночью большой труд предстоит. Не хотелось бы до срока у Аваддона подозрения на их счёт вызывать.
  На том и порешили. А тут и погода сама удружила - ветер успокоился. Все вздохнули с облегчением, авось и уцелеет-то крепость? Однако спокойствие в лагере росомонов продолжалось недолго. Сторожевой отряд, стоявший ближе всех к воротам в крепость, заметил что-то неладное: мост стал медленно опускаться, одновременно начали открываться главные ворота. Сразу заиграл боевой рог, предупреждая всех об опасности. Воины, после вчерашнего случая, оказались готовы к неожиданностям. Не прошло и пяти минут, как перед воротами стояло четыре сотни гридей, готовых к бою, но пребывающих в недоумении: на что рассчитывает чародей с несколькими десятками обеспамятевших воинов?
  Тот же вопрос задал и Вышата, поспешивший вместе с Милавом на звук рога к воеводе. Кудесник оказался уже там.
  - Не биться он с нами собирается, - предположил он, - здесь что-то другое...
  Ворота открылись только наполовину и замерли. Все, затаив дыхание, ждали. Прошло несколько томительных мгновений, и росомоны увидели удивительную картину. На опустившийся мост, на который так никто из воинов Аваддона и не вышел, шагнул сам чародей. Один! Он спокойно посмотрел на замершее перед ним море из доспехов, и усмехнулся.
  - На что он надеется? - недоумевал Тур Орог.
  - Скоро узнаем... - откликнулся Вышата.
  И тут началось! Вокруг фигуры Аваддона закружился слабый воздушный вихрь. Все ждали. Тренькнула тетива арбалета самого нетерпеливого воина. Стрела, пролетев не более пяти саженей, упала в траву.
  - Чёрное колдовство... - прошептал кто-то, стоявший рядом с Милавом.
  Аваддон стал плавно покачивать руками, и вихрь вокруг него закружился всё стремительнее и стремительнее. С десяток стрел, выпущенных умелой рукой, полетели в сторону мага, но упали далеко от цели. А скорость вихря всё росла и росла. Закружился всяческий лесной мусор, подхваченный кружением. Даже вода под мостом стала втягиваться ветром в неумолимое движение по кругу. В это мгновение фигура чародея дрогнула, поднялась над землёй на добрую сажень. Всё больше веток, травинок щепок, воды, гальки втягивалось вихрем во вращение. Но фигура мага, на удивление, оставалась хорошо различимой за мутной стенкой из несущегося по кругу воздуха. Ещё один лёгкий прыжок чародея внутри вихря, и все увидели как нижняя часть воронки, истончившись до игольной толщины, разметала в мелкие щепки мост, сплочённый из просмолённых вековых лиственниц! Передняя сотня, на которую обрушился град из остатков подъёмного моста, шагнула назад. А вихрь, качнувшись из стороны в сторону, словно ванька-встанька, двинулся прямо на остолбеневших от происходящего воинов.
  Тур Орог отдал команду атаковать чародея. Мгновенно на вихрь обрушились сотни стрел. Будь перед ними другой противник, от него остались бы только тела, утыканные арбалетными стрелами как лесной ёж своими иголками. Но Аваддону это не принесло совершенно никакого урона. Тогда полетели копья с тяжёлыми металлическими наконечниками. Результат оказался прямо противоположным - изломанные и раскрученные вихрем они вернулись в самих нападавших, калеча и убивая их. Тур Орог приказал использовать только стрелы. Результат - тот же. А вихрь, между тем, медленно двигался прямо в центр лагеря, оставляя за собой глубокую канаву, названную впоследствии "тропой чёрного колдуна" из-за того, что на этом месте больше никогда ничего не росло.
  В какой-то момент кудесник с ужасом понял: росомоны не смогут сдержать Аваддона. Вслед за этим пришла догадка, заставившая его содрогнуться - он понял, куда и зачем движется чародей. Ему нужен был Милав! И к ужасу Ярила, у росомонов не было силы помешать Аваддону.
  Сквозь растущий гул, в который слились многочисленные крики, стоны, брань, шум падающей дождём на траву земли, вывороченной из канавы, кудесник смог прокричать Вышате, чтобы он брал Милава и уходил отсюда. Милостник почти ничего не понял. Обнажив меч, он порывался броситься на чародея и поквитаться с ним, как это уже однажды происходило. Вихрь был уже рядом. Теперь и Милав, и Вышата, и Тур Орог поняли, за кем пришёл чародей, облачившись в непробиваемый доспех из чёрной магии. Времени на принятие решения почти не осталось.
  И тут рядом с кудесником появилась Баба Яга.
  - Я возьму его в свою ступу, - прокричала она в самое ухо Ярилу, - авось успеем убечь...
  Кудесник кинулся к Милаву, чтобы попытаться уговорить его лететь вместе с Бабой Ягой, но замер на полдороги, воззрившись в небо. Там он увидел...
  Прямо из леса на Аваддона, закованного в броню из непробиваемого воздуха, кинулось нечто огромное, раза в два больше самого вихря. Создание имело круглую форму и состояло из одних, острых как бритва, зубов. Оно коршуном набросилось на Аваддона и с ужасным хрустом стало рвать воздушную ткань вихря в клочья. Чародей запаниковал в своём убежище, потерял контроль, и некоторые стрелы смогли коснуться его, правда, не причинив сколько-нибудь серьёзного вреда. А зубастое "нечто" продолжало терзать защитную оболочку чародея со свирепостью голодного тигра. Воины возликовали. В Аваддона - теперь уже почти не защищённого - тучами полетели стрелы, копья, топоры. Смертоносный шквал был бы много сильнее, если бы воины не боялись задеть того, кто так неожиданно и так кстати спас их от поражения.
  Через минуту всё было кончено. Под улюлюканье счастливых воинов Аваддон вернулся в крепость, едва не рухнув в своём измочаленном вихре в речку-Малахитку, так как от моста остались только остатки настила на берегу. Ворота в крепость с шумом захлопнулись, и дружный крик росомонов поведал чародею, что он опять проиграл. Все озирались вокруг в поисках благодетеля, но его нигде не было. Гриди сошлись на том, что это было чудо - самое обыкновенное и самое невероятное, какое только можно себе представить.
  А "чудо" тем временем, докладывало кудеснику:
  - Всё сделал по высшему разряду! Пять хмурников и семь облакогонителей прибудут вечером, перед заходом солнца! - Ухоня сделал театральную паузу и спросил: - Ну, хоть звание сотника я заслужил? А то упыри - они ж не воины - одна срамота!
  Гвалт здесь поднялся невероятный (дело происходило в шатре Вышаты)! Всем хотелось поблагодарить Ухоню и за помощь и за спасение. Кудесник от всего сердца обещал всегда заступаться за ухоноида перед властями, Милав клялся, что теперь он Ухонин должник до гробовой доски, Вышата обещал руки-ноги повыдёргивать тому, кто хоть словом его обидит, а бабушка Матрёна превзошла всех - она обещала вечный приют в своём доме. Ухоня растрогался невероятно, и если бы ни его невидимость, то все могли бы увидеть, что он первый раз в своей недолгой жизни от радости заплакал...
  
  
ГЛАВА 14:

Гематит-кровавик

  
  До самого вечера воины наводили перед крепостью порядок, с довольным видом прислушиваясь к тому, что творится с той стороны частокола. Крики самого Аваддона звучали недолго, а вот стоны, вопли, стенания и плачь безутешного Калькониса многим скоро надоели. Когда его голос, в конце концов, понизился до едва слышимого визга, а потом и вовсе стих, многие испытали облегчение.
  Несчастный философ, в который раз превращённый вконец обезумевшим чародеем в огромную отвратительную жабу с двенадцатью лапами, не перечил и не прекословил магу - себе дороже. Он ждал лишь одного - скорее бы росомоны разрушили крепость, да выпустили его куда-нибудь на болото. О большем он не мог и мечтать. Поэтому, когда Аваддон удалился к себе, так и не вернув сэру Лионелю его облика, он потихоньку заполз под крыльцо терема Годомысла в надежде пересидеть там лихие времена, а там... Впрочем, Кальконис так далеко в будущее не заглядывал, потому как в обществе Аваддона каждый прожитый час сам по себе являлся поступком, достойным всяческого восхваления.
  
  Когда Милав, устав от Ухониной болтовни, протиснулся в шалаш Ярила, у кудесника с ним состоялся непростой разговор.
  - Хочу о ночи сегодняшней поговорить с тобой...
  Кузнец присел на ствол сосны.
  - Я для того и пришёл...
  - Ты всё обдумал? - глядя Милаву прямо в глаза, спросил Ярил.
  - Да... - поспешно ответил кузнец. Голос его звучал тускло, а глаза потеряли блеск, став грустными и задумчивыми.
  Кудесник вздохнул.
  - Подумай хорошенько! Аваддон, даже потеряв всё своё могущество, остаётся очень сильным колдуном. Не ведомо нам, что он сотворит, когда поймёт, что битву свою он проиграл окончательно! Но даже если он и не успеет околдовать тебя, его исчезновение навсегда лишит тебя возможности узнать свой истинный облик! Подумай! Хорошенько подумай...
  Милав задумался. Времени у него было предостаточно - вечер только-только заявил о себе, выкрасив западную часть небосвода в розовые и жёлтые тона. Выбор у кузнеца был непростым: либо смерть жуткая и непонятная, либо вечное скитание из тела в тело. Но разве есть другой выход? Вообще-то есть - ускользнуть незаметно куда-нибудь в горы, бросив на произвол судьбы всех тех, кто поверил в его - Милава - бредовую затею. А потом всю жизнь ждать того момента, когда длинные руки Аваддона всё-таки достанут тебя, в какую бы вонючую и узкую щель ты не забился. Но когда случится это, рядом уже не будет ни доброго кудесника Ярила, ни насмешливого Вышаты, ни сурового Тур Орога. Быть может, даже Ухоня не захочет разделить участь вечного изгнанника, трусливо бросившего своих товарищей...
  - Я решил!
  Два коротких слова дались Милаву нелегко.
  Кудесник положил свою тонкую ладонь на руку Милава, горевшую от внутреннего возбуждения.
  - Ты правильно поступил, - голос Ярила был тихим, но проникал в самые потаённые уголки души Милава. - Знай - мы все поможем тебе... А сейчас иди к милостнику. Дела у меня...
  
  В шатёр Вышаты, где в этот момент находились Милав, Ухоня, бабушка Матрёна и сам милостник, влетел взволнованный воин:
  - Плывут! Планетники плывут!
  Все поспешили на воздух. У входа они столкнулись со стражниками, которые что-то высматривали в небе. Подошедший кудесник посмотрел в том же направлении и сразу заметил скопление тёмных облаков, неторопливо приближающихся к крепости. Со стороны они выглядели вполне мирно и безобидно. Ну, плывут облака, ну и что? Мало ли их по небу бродит? Но кудесник знал: облака эти особые. На каждом из них либо хмурник восседает, либо планетник осторожно по небу правит. Облака проплыли к лесу и там замерли, словно зацепившись своими ватными краями за верхушки елей.
  - Больше дюжины планетников согласились помочь нам! - весёлым голосом сообщил Ухоня.
  - Добрая новость, - отозвался кудесник и, повернувшись к Вышате, сказал: - Пойдём к Тур Орогу, оговорим последние приготовления...
  Ночь эта показалась всем участникам самой долгой и напряжённой за всё время осады. Утра дожидались со страхом и нетерпением. Наконец, немногочисленные звёзды погасли, восток побледнел, и к крепости медленно двинулись облака. Последняя битва с Аваддоном началась.
  Облака подплывали к самой воде, опускались, принимали в своё пуховое нутро сотню воинов и тихо поднимались вверх, дрейфуя в сторону тёмной и молчаливой крепости. Двенадцать облаков приняли в свои владения тысячу двести воинов и понесли их к крепости, обойдя её по кругу, а потом одновременно направившись в центр. Несколько томительных минут ожидания оборвались страшным криком из сотен глоток - это воины живой лавиной обрушились на тёмную крепость, затопив её своим количеством. Сопротивления тёмного воинства не было. Какое сопротивление, если на одного обеспамятевшего росомона приходилось по несколько десятков воинственных гридей! Шум стоял ужасный! Воины специально создавали гам и сумятицу, чтобы заставить Аваддона действовать необдуманно и опрометчиво. Пока что хитрость кудесника удавалась - гриди вовсю хозяйничали в крепости.
  В это время Милав в сопровождении дюжины воинов ворвался в хоромы, в которых отдыхал Аваддон. Здесь кузнец попросил свой эскорт остаться внизу, а сам кинулся наверх, где (как сообщили самые сильные слухачи) должен был находиться Аваддон. Воинов Милав умышленно оставил внизу. Ему было нужно, чтобы чародей увидел в нём лёгкую добычу и не улизнул куда-нибудь раньше времени. Поэтому и нёсся кузнец по ступеням наверх, изображая из себя этакого простофилю, который в одиночку решил расправиться с магом. Аваддон клюнул на эту приманку. Он выпрыгнул в коридор и, увидев, что Милав один, расхохотался ему в лицо.
  - Так вот как мы встретились, глупый мальчишка! На что ты надеешься? Мне даже пальцем пошевелить не придётся, а от тебя мокрое место останется!
  В этот миг он заметил что-то такое, отчего глаза у него стали круглыми и страшными. На груди кузнеца висел Талисман Абсолютного Знания - точная копия хрустального шара Всезнающего Ока. Аваддон мгновенно изменился. Он стал просто безумен - что-то кричал, вопил, ревел. Слюна из его рта брызгала во все стороны. Глаза вылезли из орбит, и казалось, что теперь они живут другой, отдельной от остального тела жизнью. Его руки шевелились и извивались как змеи. Милаву показалось, что они удлиняются, всё ближе и ближе подбираясь к его горлу. Это было настолько страшно, что Милав не выдержал и рванулся обратно.
  В спину больно ударил жуткий вопль Аваддона: "Верни Талисма-а-а-н!". Через миг кузнец почувствовал, как тонкие холодные пальцы сжали его горло. Мысли спутались. Милав пытался сопротивляться, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он лишь ощущал, как змееподобные пальцы шарят по его телу... Неожиданно всё померкло, и он больно ударился обо что-то твёрдое, когда обезумевший Аваддон отшвырнул его от себя словно котёнка. Боль в затылке была ужасной, но Милав не позволил себе потерять сознание - он непременно должен увидеть конец Аваддона.
  Тем временем чародей с дрожью в пальцах и благоговением в сердце надел на себя отнятый у кузнеца талисман. Милав с облегчением вздохнул.
  - Попался, лиходей...- прошептал он.
  И тут началось. Талисман, мгновение до этого имевший форму хрустального шара, начал изменяться. Аваддон замер, не в силах понять, что происходит. Ещё через миг Талисман окончательно утратил видимость шара. Теперь это был простой камень кроваво-красного цвета.
  Аваддон с ужасом осознал, что именно он собственноручно повесил на себя, а, осознав, попытался сорвать Талисман со своей груди. Но было поздно. Из камня во все стороны ударили рубиновые лучи и в долю секунды обволокли тело чародея. Аваддон бился в рубиновых путах, точно раненый зверь. Он ещё надеялся победить, однако гематит-кровавик, подаренный Милаву самой Хозяйкой медной горы, содержал в себе мощь камня Алатыря - отца всех камней и прародителя земной тверди. Поэтому вся сила Аваддона оказалась для него ничтожнее песчинки на океанском дне. Участь Аваддона была решена... Несколько бесконечно-долгих секунд содрогалось тело чародея, закованное в рубиновый туман, а потом раздался ужасный грохот, и бьющееся в агонии тело мага поглотила разверзшаяся под ним тьма...
  И стало тихо...
  И пустота ворвалась в сердце Милава...
  И понял он, что нет больше поганого колдуна Аваддона...
  
  Милав сидел на крыльце и бездумно глядел перед собой. Повсюду были люди. Они сновали туда-сюда по каким-то своим надобностям, и никого из них не интересовало, что Милав-кузнец пожертвовал своим будущим (да и прошлым тоже) ради них.
  В душе была пустота.
  В голове - боль.
  В глазах - слёзы...
  - Поплачь, - сказал кудесник Ярил, отодвигая чёрную косу, чтобы наложить повязку на огромную ссадину на затылке, - поплачь! Для девицы сие не зазорно...
  - Держись, напарник! - хлюпнул невидимым носом Ухоня. - То есть я хотел сказать - напарница...
  
  

Эпилог

  
  Зима в этом году оказалась ранней. Ещё только октябрь пришёл похозяйничать в страну росомонов, а земля уже вся под снегом лежала. Видимо таким образом природа решила поскорее от духа колдовского избавиться...
  Милав-кузнец и бабушка Матрёна сидели за столом и баловались чайком с мёдом, когда в сенях послышались шаги.
  - Ухоня, не посмотришь, кого там нелёгкая принесла? - попросила старушка.
  Ухоноид, облюбовавший для себя в последнее время облик уссурийского тигра только ухом шевельнул, развалившись поперёк горницы.
  - Вот ещё!
  Дальнейшие Ухонины возмущения прервал знакомый голос:
  - Путников усталых принимаете, али сразу в печь отправляете?
  - Кудесник Ярил! - вскочил из-за стола Милав. - Как же ты в наших краях очутился?
  - Моя дорога петлять любит, - откликнулся Ярил, снимая зимнюю одежду и присаживаясь к столу. - Вот так у вас и оказался!
  У Милава на языке множество вопросов теснились, однако, обычай есть обычай. Сначала накорми гостя, по возможности в баньке искупай, а потом и расспрашивай хоть до петухов.
  Трапеза у Ярила оказалась скорой - не любил кудесник тяжести в желудке, и кушал всегда, что птичка лесная: хлеба немного, да отвара из трав лесных жбан добрый. Вот и сейчас, едва обмакнув седые усы в корчагу с мёдом, он отставил её от себя - сыт.
  - Ну, как вы тут живёте? - спросил он, легонько ткнув ногой полупрозрачного тигра на полу. - Вижу, Ухоня так и не научился достойный облик принимать?
  - Мы, тигры, и сами с усами! - гордо отозвался Ухоня.
  Милав, не выдержав томления духа, поинтересовался:
  - Как там воевода, Вышата, ну, и вообще...
  Кудесник погладил усы, стрельнул хитрым взглядом на бабушку Матрёну и сказал:
  - Новостей много! Слушать не устанете?
  - Нет! - взвился Ухоня, сразу утративший прежнюю невозмутимость.
  - Тогда слушайте...
  Кудесник говорил долго. Уже и день короткий вечеру в пояс поклонился, и баба Матрёна два раза самовар грела, а Ярил всё рассказывал... После памятного боя, вернувшаяся княгиня Ольга приказала крепость разобрать, оставив лишь терем, в котором так и покоилось тело Годомысла, скованное не то временем несокрушимым, не то колдовством тёмным. Разобранные по брёвнышку строения предали очистительному огню - не гоже росомону чистому обитать в домах, колдовством изгаженных! А вокруг княжеского терема поставили новый частокол, вырыли ров по кругу и соорудили мост подъёмный. С тех пор один раз в месяц - именно в тот день, когда с Годомыслом Удалым и случилось ужасное колдовство - опускается мост, открываются ворота и сотня самых верных князю гридей на месяц заступает на охрану его покоя. Предыдущая сотня уходит в острог на зимние квартиры, чтобы месяц спустя, в этот самый день сменить своих товарищей. Так повелела Ольга... Тур Орог, видя, как тяжело переживает княгиня потерю мужа и сына, в поход на обров не пошёл - отправил Вышату, которого теперь все величают не "милостник", а "тысячник". Вышата порывался и Милава с собой прихватить, но Тур Орог не согласился, сказав, что дело настоящего кузнеца - ковать орала, а не мечи... Самому кузнецу, сразу после известных событий Тур Орог от имени княгини Ольги предложил место городского старшины в Рудокопово. Милав наотрез отказался... Дважды кудесник встречался в лесу с Бабой Ягой, которая интересовалась здоровьем Ухони и Милава и передавала им привет с сушёными мухоморами в придачу - первейшее средство от насморка.
  И, наконец, незабвенный сэр Лионель де Кальконис, самозванный кудесник-целитель земли Рос. Его обнаружили под тем самым крыльцом, на котором в памятный день сидел Милав в образе Онеги. С исчезновением Аваддона, колдовство над Кальконисом рассеялось, и он вернулся в своё прежнее тело. Правда, не обошлось без казуса. Будучи жабой болотной, он со страху забился в самый дальний угол, поэтому, когда произошло обратное превращение, то он оказался зажат в деревянные тиски. Пришлось разбирать крыльцо и вызволять бедолагу. С тех пор он неотлучно находится при Тур Ороге - воевода продолжает вызнавать у него всё, что касается чёрного мага и тех мест, откуда тот прибыл к росомонам. Что же касается самого Аваддона, то... Милав собственными глазами видел, как его поглотила бездна. Однако кузнец не забыл, что Аваддон сам являлся олицетворением этой бездны...
  - О чём задумался? - спросил кудесник, закончив своё долгое повествование.
  - Да так... - отмахнулся Милав. - Сны я стал видеть... разные... интересные...
  Ярил улыбнулся:
  - Это хорошо. По снам ты сможешь найти дорогу в свой дом.
  - А есть ли он дом-то? - усомнился кузнец.
  - Есть! И ты обязательно найдёшь его, если поверишь!
  
  
Конец Части Третьей.
  
  
Конец Книги Первой.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"