Аннотация: Чтобы штурмовать собственную крепость, в которой основательно обосновался Аваддон, сил одних только росомонов оказалось явно недостаточно, поэтому пришлось идти на поклон к Лесному Народу...
КНИГА ПЕРВАЯ:
Чародей Чёрного Квадрата
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
Штурм цитадели зла
Когда, кроме рождения, у нас нет ничего великого,
то чем знатнее наш род, тем ничтожнее мы сами...
ЕВРИПИД
ГЛАВА 1:
Вила-Самовила
Они выбрались из Рудокопово, обойдя его в целях предосторожности по полям и огородам. К этому времени окончательно рассвело. Густой туман рассеялся, оставив на траве и листьях обильную росу. Милав отметил, что кудесник выглядит сейчас намного лучше, чем в момент побега. Это его заинтересовало. Тем более что прошли они вёрст десять, и сам кузнец был не прочь устроить небольшой отдых. За разъяснениями он обратился к Ярилу.
Кудесник широким жестом обвёл рукой вокруг себя.
- Всё это и есть истинная благодать! - объяснял Ярил с благоговением в голосе. - Только здесь и дух, и тело людское может жить в гармонии, постигая себя и окружающий мир. К сожалению, большинство росомонов забыло об этом. Свои силы они черпают, вкушая убитых животных и одурманивая разум хмельным напитком. Но это всего лишь телесная пища, а о духовной никто и не помышляет.
На несколько мгновений кудесник замолчал, собираясь с мыслями. В молчании его было столько одухотворённости, что Милав не рискнул напомнить Ярилу, что и он вкушал в разбойничьей пещере "убитое животное" - не хотелось нарушать торжественности момента пустыми замечаниями.
Впрочем, Ухоня так не думал. Его тело взвихрилось перед кудесником, и он запальчиво произнёс:
- А чем же тогда питаться?
Ярил странно посмотрел на ухоноида, словно видел это несуразное создание впервые в жизни и ответил:
- Человек обязан жить в гармонии с природой, а это значит, он не должен употреблять в пищу животных, которые являются его предшественниками по развитию. Ибо и у них есть душа и не гоже человеку уподобляться зверю лесному. Вкушайте царство растительное, и откроется вам многое, что сокрыто сейчас животной страстью и гордыней непомерной.
Кудесник остановился на минуту, чтобы перевести дух. Глянув на своих спутников, он заметил, что и Милав, и Ухоня смотрят на него глазами, в которых с немалым трудом можно отыскать слабое понимание речи кудесника.
- А если попроще... - взмолился Ухоня.
Ярил вздохнул. Подумал секунду. Заговорил:
- В мире существует четыре великих царства, через которые прошла бессмертная человеческая душа. Первое - царство камней и минералов, второе - растительное, третье - животное и четвёртое - люди, наделённые не только душой, которая есть и у животных, но и разумом! Поэтому человек должен употреблять в пищу создания царством ниже.
- А пятое... - спросил неугомонный ухоноид.
- Что, "пятое"? - не понял кудесник. Его мысли были заняты совсем другим.
- Я спрашиваю, есть ли пятое царство?
- Конечно. Есть и пятое, и шестое, ибо мир наш прекрасен, а у красоты нет предела!
Ухоня пробормотал что-то невразумительное. Милав хитро улыбнулся.
- А тебе, зачем пятое царство? Неужели ты собрался нас покинуть! Так ты не волнуйся, в ближайшие сто тысяч лет тебе это не грозит!
- Я не собираюсь так долго выслушивать ваши оскорбления!
Тело ухоноида скользнуло по поверхности речки Малахитки, вдоль которой пролегал их путь, и исчезло в прибрежных кустах на другой стороне.
Кудесник неодобрительно покачал головой:
- Не стоит его обижать. Его участь ещё более печальна, чем твоя.
- Это чем же?
Милав насторожился, потому что кудесник редко говорил что-либо, касающееся их предыдущего облика.
- Великий камень Алатырь показал, что ты прошёл все четыре стадии. Значит, ты - человек. Точнее - росомон. Пока трудно сказать, кем ты был до того, как Аваддон измарал своей чёрной магией весь наш край. Надеюсь, мы узнаем это когда-нибудь. А вот с Ухоней сложнее. Белгорюч камень Алатырь ничего не поведал нам о том. Поэтому он может оказаться чем угодно или кем угодно...
- Аваддон знает о нём и обо мне много больше, - медленно проговорил Милав, - но захочет ли он открыть правду?
- Аваддон - чародей. Если он преследует вас, это ещё не значит, что нужны ему именно вы.
- Как это? - не понял Милав.
Кудесник не ответил. Он прислушался и резко потянул кузнеца с дороги в кусты. Почти сразу впереди послышались громкие голоса. Схоронившись в густом орешнике, все трое следили за тем, как мимо них проехало около четырёх дюжин вооружённых воинов. Внимательный взгляд кудесника узнал некоторых из них. Это были люди из ближайшего окружения Тур Орога. Ярил хотел окликнуть их, но вовремя вспомнил о приёме, который им оказали в "хоромах" городского старшины.
Всадники скрылись за поворотом. До Кудесника и Милава ещё некоторое время долетали отдельные слова. По непринуждённому разговору росомонов кудесник сделал вывод, что они не находятся под контролем Аваддона, однако окликать их не стал - мало ли что? Подождав ещё некоторое время (не покажется ли кто следом?) они вернулись на дорогу.
- Здесь недалеко есть озеро, - заговорил кудесник, - о нём мало кто знает. Мы можем там отдохнуть и привести себя в порядок. Не гоже являться к воеводе в таком затрапезном виде.
По едва заметной звериной тропинке Ярил повёл кузнеца в глубь леса. Путь оказался недолгим и скоро они вышли на берег совсем небольшого озерца с водой такой хрустальной чистоты, что просматривалось всё дно, усыпанное поблёскивающими под лучами солнца разноцветными каменьями. Время перевалило за полдень, прошли они порядочно, и Милав с огромным наслаждением скинул сапоги. Нагретая трава приятно обвила натруженные ступни. Кузнец негромко застонал от удовольствия и принялся стягивать пропыленную одежду. Он чувствовал себя невероятно грязным после всех многочисленных превращений. Безумно хотелось как можно скорее окунуться в благодатные воды лесного озерца, чтобы смыть весь многодневный кошмар со своего тела. И - кто знает - может быть, тогда он обретёт свой истинный облик? Кузнец приблизился к берегу и шагнул в жидкий хрусталь воды. Она оказалась настолько холодной, что Милаву показалось, будто он мгновенно лишился обеих ног. Крик родился в его груди, но так и не пробился к губам, замёрзнув где-то в пути. Инстинкт самосохранения вышвырнул его и воды, и кузнец принялся бешено растирать онемевшие ступни. Когда кровообращение вернулось в его члены, он огляделся. Челюсть медленно отвисла, а потом так же медленно вернулась на место, плотно прикусив высунутый язык.
В самом центре озерца, наполненного жидким льдом - Милав был сейчас в этом абсолютно уверен - сидел кудесник. Его тело по шею погрузилось в воду, а голова с закрытыми глазами была поднята кверху. Целую минуту поражённый Милав следил за Ярилом и не уловил ни малейшего движения его тела!
"Может он умер?.." - со страхом подумал кузнец.
Окликнуть кудесника не решился. Подождав некоторое время, Милав стал размышлять о том, что, возможно, чувства сыграли с ним злую шутку, и вода вовсе не такая холодная, как показалось вначале?
Кузнец решительно направился к озеру.
"Что я, слабее Ярила, что ли?!" - с непонятной злостью подумал он.
Оказалось - слабее. Повторное бегство из водоёма заставило Милава (в который раз!) пересмотреть своё отношение к кудеснику. Кузнец ещё трижды пытался побороть страх перед обжигающим холодом воды, но каждый раз водная стихия одерживала победу. Это заметно ущемляло самолюбие Милава, однако не настолько, чтобы превратиться в сосульку в угоду своей самости. Кузнец дождался, когда кудесник в своём медленном дрейфе по совершенно спокойной воде окажется недалеко от берега, и задал давно мучавший его вопрос:
- Как вам это удаётся?..
Ярил открыл глаза, посмотрел на Милава, как на дитё малое и неразумное, и спокойно ответил:
- На самом деле это просто. Нужно брать тепло из холода!
Милав крякнул от досады, что такое "простое" объяснение до него не доходит, и прекратил попытки понять то, что пока ему не доступно. Вообще-то, его способность к спонтанному распознаванию любых предметов окружающего мира что-то такое ему объяснила - о единстве двух противоположностей и скрытой энергии, но это было слишком далеко от его понимания. Пришлось ограничиться осознанием своих недостатков в области закаливания. А ещё он твёрдо решил брать тепло от тепла - чего над природой издеваться! Вон как солнышко припекает. Зачем лезть в ледяную воду, чтобы там теплотворные молекулы от живого холода отделять!
Милав со спокойной совестью растянулся на траве, подставив спину благодатному солнышку. Сон подкрался незаметно, словно сам от холода недалеко от кузнеца хоронился. Приснился Милаву сон сладкий, в котором он самоутверждался в озерце в виде животного странного именем... жорж... корж... а может - морж. И что плавает он в водах прозрачных, и что тело его, как труба длинная - с одной стороны холод в него втекает, а с другой - жар течёт, словно из драконьей пасти. И так хорошо ему было, что и просыпаться не хотелось. Но кто-то назойливо продолжал елозить по его спине травинкой, а потом и вовсе принялся щекотать голые пятки.
- Отстань, Ухоня! - пробормотал Милав, которому не терпелось досмотреть, чем же всё закончится в приятном сне?
Но ухоноид не отставал, видимо, решив отыграться за недавнее оскорбление. Пришлось Милаву распрощаться с надеждой узреть чудесное видение о победителе холодных глубин, и открыть глаза. Солнце почти закатилось за высокие сосны, его красные лучи светили теперь прямо в лицо. Кузнец прищурился, пытаясь разобрать в радужном ореоле Ухонину фигуру.
- Как-то странно ты сегодня выглядишь, - сказал он, заметив белое одеяние и... козлиные ноги!
Милава, как кипятком обдало:
"Вила-Самовила, женский дух, обладающий способностью "запирать" воду. Очаровательна и чертовски привлекательна, хозяйка ледяного озера и всех колодцев в округе. К людям, особенно к мужчинам, относится дружелюбно, помогает обиженным и сиротам. В гневе может жестоко наказать и даже убить одним своим взглядом; умеет лечить, предсказывать смерть, но сама - не бессмертна"
Кузнец вскочил на ноги, в одно мгновение оценив красоту девушки, чьи рассыпанные по плечам волосы припорошили тонкие перепончатые крылья. Переступая козьими ногами, почти скрытыми длинной белой одеждой, она внимательно смотрела на Милава. Кузнец, осознав, что стоит совершенно нагой, хотел броситься к одежде, но она оказалась позади девушки, поэтому Милав самоотверженно кинулся в воду. За те пару часов, что он спал, вода теплее не стала. Однако чувство стыда не позволяло ему вернуться на берег. И, видя, как стремительно нарастает амплитуда дрожи его тела, он стал искать глазами Ярила. Кудесник сидел на берегу, облачённый в свой балахон и с невозмутимым видом наблюдал за Милавом. Кузнец почувствовал, что ещё минута-другая и влага в его теле превратиться в лёд, поэтому попросил кудесника дрожащим голосом:
- Од-д-дежд-д-ду... б-б-бр-р-росьте...
Кудесник не тронулся с места. Вместо него Вила-Самовила подняла с песка рубаху и бросила её Милаву, которого дрожь буквально выбрасывала из воды. Прикрывшись материей, кузнец рванулся в кусты, не обращая внимания на острые колючки шиповника, бороздящие его тело, словно радивый пахарь. Облачившись в рубаху, он принял из рук девушки свои штаны и торопливо стал их натягивать. Естественно, в этот самый ответственный момент наиболее острые колючки решили пощекотать его... ну, в общем, ниже спины и выше колен! Сжав зубы, Милав стерпел и эту пытку, потому что чистый, васильковый взгляд Вилы-Самовилы по-прежнему следил за ним. Когда кузнец добрался до своей обуви, тело его горело от крапивы ничуть не меньше, чем уши - от стыда!
"Бальзамом" на душевные раны пролились слова Ухони:
- Как уморительно ты от барышни улепётывал!
Милав захрустел кулаками, размером с пудовую гирю и сказал, как ни в чём не бывало:
- А вода ничего... тёплая!
Невидимый Ухоня захрюкал, давясь смехом.
Кудесник поднялся, подошёл к девушке и низко поклонился.
- Благодарим тебя, Вила-Самовила, за лечение доброе да за воду хрустальную!
Подобрав из-под ног два небольших камешка, он бросил их в озерцо. Вода приняла их без всплеска. Милав видел, как медленно опускаются невзрачные камешки на дно, приобретая, по мере погружения всё более яркую окраску. А, коснувшись дна, они вдруг вспыхнули, точно редкие драгоценности, и Милав мгновенно почувствовал в теле невероятную лёгкость.
- Вода-целительница приняла ваши хвори. Идите с миром! - голос девушки оказался тонким и переливчатым, словно колокольчик.
Кузнец последовал за ним, поминутно оглядываясь. Он проделывал это до тех пор, пока звериная тропа, по которой они удалялись от целебного озера, не запетляла в бузине, и Милав не потерял из виду воздушную фигуру Вилы-Самовилы. Тогда он тяжело вздохнул.
- Видать сразила тебя девица-красавица наповал, - сказал Ухоня, впрочем, без тени иронии.
- Ярил, а кто она, Вила-Самовила? - спросил задумчивый кузнец. - Я что-то про них ничего не слышал.
Кудесник отозвался не сразу.
- Мало их осталось на земле нашей, потому как души у них почти что ангельские - каждый обидеть может. Видел её белую одежду? Кто отнимет у неё платье это волшебное, тому она и подчинится безропотно. А народишко по здешним лесам всякий бродит - и разбойник, и лихоимец какой. Им-то её душу хрустальную не жаль, отнимут платье - она в полонянках и окажется. А если у неё и крылья отнять, тогда она простой женщиной становится. Вот так и поредел род хранительниц озёр хрустальных. Некоторые в горы ушли, некоторые людьми стали. Вила-Самовила последняя хранительница лечебного озера в нашей округе...
ГЛАВА 2:
Мечк Стервятник
Солнце уже село. На лес накатился влажный сумрак. Луна ещё не взошла, а многочисленные грозовые тучи сплошным ковром закрыли небо. Ни одной звёздочки не было видно. Собиралась сильная гроза. Ветер налетал стремительными порывами, угрожающе раскачивая деревья и швыряясь в путников ветками, листьями и прочим лесным хламом.
- Гроза будет сильной, - уверено заявил кудесник, стараясь перекричать завывания ветра, - нужно найти убежище!
Милав согласился, но в такой темени это оказалось непростым делом. Лишь после того, как неожиданно хлынувший дождь вымочил их изрядно, а сверкающие молнии не раз грозили обрушиться прямо на головы, им удалось отыскать вместительную нишу, вырытую неизвестно кем в высоком глинистом берегу оврага, по дну которого уже нёсся стремительный грязевый поток. Ниша находилась довольно высоко от дна, поэтому можно было не опасаться ночного подтопления. Используя частые вспышки молний вместо факелов, кудесник с Милавом организовали небольшое ложе из прошлогодней травы, занесённой сюда ветром, и улеглись на него.
- Когда, наконец, мы как люди будем спать на нормальной постели? - спросил кузнец у грохочущей темноты.
Темнота не ответила, а вот кудесник отозвался.
- Я так сплю последние пятьдесят лет...
Милав не нашёлся что сказать, зато Ухоня не утерпел:
- В вашем возрасте пора уже и на перине спать!
- Мой возраст - моя сила! А силой меня природа одаривает. Давайте спать!
Милав плотнее прижался к спине кудесника, в надежде таким способом научиться делать сухое из мокрого. Его самого ливень промочил до хлюпанья воды в сапогах. Однако сколько он не старался, мокрые порты сухими становиться не желали, зато он с удивлением почувствовал, что костлявая спина кудесника сухая. Кузнец даже изловчился потрогать её пальцами. Одежда Ярила оказалась совершенно сухой! Милав так и заснул, не в силах понять, как кудесник из холода тепло получает, а мокрое сухим делает. И снилось ему... Что же ему снилось?..
Он проснулся от тишины. Это было непривычно, но очень приятно. Утро уже давным-давно хозяйничало за пределами их земляного убежища. Кудесника рядом не оказалось. Милав поискал его глазами, но кроме трухи, которую они использовали вчера вместо подстилки, в нише ничего не было. Обострённое чутьё ошеломило его букетом из запахов, большинство из которых вызывали неприятные воспоминания. Милав сморщился и торопливо выбрался наружу.
Ярила он нашёл недалеко от их импровизированной пещеры, сидящим перед массивным камнем голубоватого цвета и что-то рисующим на песке своим тонким пальцем. Как часто бывает после скоротечной бури, вокруг было солнечно, ветер едва шевелил листву деревьев, и даже птицы пели вполголоса, наслаждаясь редким спокойствием и умиротворением. Кузнец стащил сапоги, раскисшие от влаги, и опять поморщился от неприятного запаха, бьющего в нос.
- Проснулся, ночной путешественник... - сказал кудесник, не оборачиваясь.
Фраза прозвучала двусмысленно. Милав поскрёб пятернёй взлохмаченные вихры, выцарапывая из них грязь, солому и ещё что-то смутно знакомое. Слова Ярила требовали объяснений.
- А что это за запах, будто сдох кто неподалёку?
- Это у тебя надо спросить, - ответил кудесник, и Милав понял, что без Ухони здесь не обойтись.
- Кто-нибудь может мне объяснить?
Милав изо всех сил пытался быть вежливым.
- Конечно, напарник! - тут же отозвался ухоноид. - Тебе по порядку или самое интересное?
- Давай по порядку, - буркнул Милав, - ты же всё равно не отстанешь!
Ухоня немедленно приступил к повествованию. По его словам выходило, что Милав всю ночь напролёт только тем и занимался, что менял личины. Когда он принял облик Красного Волка, это никак не задело его спутников, но потом метаморфозы стали происходить как в калейдоскопе, и первым спасительную пещерку покинул кудесник, так как сонный Милав, превратившись в мерина-тяжеловоза попытался сложить на бедного старика все свои четыре ноги! Две, может быть, Ярил и стерпел бы. Но четыре! В общем, старик выполз на улицу в тот момент, когда Милав в обличии Мечка Стервятника принялся кататься по глиняному полу, в поисках наиболее удобного места. Потом был матёрый вепрь, не отличавшийся любовью к омовению, потом потный изюбр, а потом... Короче говоря, Ухоне надоела вся эта нескончаемая беготня из тела в тело, и он последовал примеру кудесника.
Милав почувствовал себя виноватым перед спутниками. Сам, значит, валялся всю ночь в своё удовольствие, а на их долю выпала малоприятная обязанность следить за его превращениями...
- Не кори себя, Милав, - сказал кудесник, заканчивая чертить таинственные письмена, - нет в том вины твоей. Умойся, да пойдём не торопясь. Близок двор Годомысла.
Умывшись в огромной луже и кое-как расчесав пальцами спутанные волосы, Милав предстал перед кудесником.
- Покушать бы чего... - пробормотал он, - у меня желудок уже размером с орешек кедровый стал!
Ярил на эти слова только улыбнулся:
- Длиннее пояс - короче жизнь!
- Надеюсь, обратной силы ваши слова не имеют, - вздохнул Милав, - а то получится, что с поясом длиною в голый нуль жизнь не будет иметь конца?
- Кто знает, Милав-кузнец, кто знает... - загадочно ответил кудесник и лёгкой походкой двинулся по подсохшему оврагу.
Чем ближе они подходили к осаждённому двору Годомысла, тем труднее становилось прятаться от многочисленных сторожевых разъездов и тайных засад. В конце концов, пришлось остановиться в какой-то болотине и обсудить положение. Воинственный Ухоня предложил наскоком прорваться к Тур Орогу и всё ему рассказать.
Кудесник охладил его пыл.
- Аваддон рядом. Кто может поручиться, что он не контролирует кого-либо из окружения воеводы, или даже его самого? - Кузнец и ухоноид промолчали. - Нужно попасть в лагерь тихо, не вызывая подозрений. И понаблюдать за тысяцким издалека.
- Но как? - поинтересовался непоседливый Ухоня.
- Есть одна задумка... - загадочно ответил Ярил.
...По широкой, наезженной дороге двигалась живописная процессия - высокий худой старик в облачении непонятного цвета и в низко надвинутой на глаза широкополой шляпе, вёл на тонком ремешке огромного бурого медведя. Медведь, возвышался на целую голову над самым высоким воином, из числа тех, которые вызвались проводить старика с его питомцем в лагерь росомонов. Все, кто встречались на пути, с удивлением взирали на колосса медвежьего мира. Сам же медведь, особого беспокойства не выказывал и крутил своей огромной головой с безразличным видом. Его вальяжная походка более всего поражала невольных зрителей.
Добравшись до места, откуда были видны и поднятый мост над речкой Малахиткой, и огромные походные шатры воеводы и княгини Ольги, стоявшие рядом, старик устроил небольшое представление. Медведь плясал и приседал под дружные хлопки зрителей. Потом несколько раз колесом прошёлся по кругу, уморительно кланяясь после каждого кувырка. Успех был полный! Воины, боявшиеся в начале подойти к свирепому хищнику ближе пяти саженей, после выступления осмелели настолько, что стали тесниться вокруг него, борясь за право похлопать рыжего гиганта по плечу. Милаву - а это был именно он в медвежьей ипостаси - такая фамильярность не понравилась. Когда некоторые из храбрецов стали дёргать его за длинные, свалявшиеся космы на животе, пытаясь определить - настоящие ли? - тут он не выдержал. Оскалив огромную пасть, не двусмысленно намекая на желание отобедать чьей-нибудь, особенно глупой головой, он шагнул на рассыпавшихся зрителей. Однако и эту выходку медведя многие приняли за часть представления и продолжали тесниться вокруг него, требуя повторить наиболее понравившиеся номера.
Кудесник незаметно подмигнул Милаву, на что тот ответил тяжёлым вздохом.
Добрых полчаса пришлось валяться Милаву в пыли, пока старик не потребовал отдыха для медведя. Он повёл его ближе к лесочку, что тянулся к самому шатру тысяцкого. Воины медленно разошлись, громко обсуждая каждую ужимку медведя-танцора. Остался лишь один, который никак не хотел оставить лохматого плясуна в покое. Он то забегал перед медведем, повторяя его мимику, то отставал, изображая его походку, при этом закатываясь тонким икающим смехом.
- Ну и забавная, и-ик! у тебя морда, и-ик! - гнусявил прилипчивый зритель.
Это переполнило чашу терпения Милава. Он повернулся к назойливому зеваке и, чётко выговаривая слова, произнес, глядя в поросячьи глаза надоевшего "икалы":
- А ты свою-то морду в ручье видел?
"Икала" перестал хихикать, потому что очередной "ик" запечатал ему горло. Он бесшумно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, и круглыми безумными глазами смотрел на медведя, который, потеряв к нему всякий интерес, шаткой походкой последовал за стариком.
- Что ж ты, Милав, подождать не мог! - укоризненно проговорил кудесник.
- А чего он?
- Ухоня, - попросил Ярил, - посмотри за этим пустоголовым, как бы чего не выкинул.
- Это мы мигом! - отозвался ухоноид, обрадованный тем, что и его помощь, наконец-то, потребовалась.
Старик с медведем расположились на взгорке в пределах прямой видимости от шатра тысяцкого. Милав опустился на траву и недовольно проговорил:
- Получается, зря я представление устраивал? Хоть б чего пожевать перепало...
Кудесник не ответил. Он внимательно осматривался по сторонам, иногда замирая и прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Вернулся Ухоня и доложил, что бестолковый "икун" оказался местной достопримечательностью - пожинал лавры незабвенного юродивого Рыка, так что его горячечной болтовни можно не опасаться.
- А что новенького у вас? - вопросом закончил свой доклад неунывающий ухоноид.
Медведь пожаловался на то, что фурор, произведённый его выступлением, не принёс ему ничего, кроме боли в спине и прилипшего к позвоночнику желудка.
- Тихо! - вдруг сказал кудесник, глазами показывая на приближающегося к ним росомона в богатой одежде.
Ярил сразу узнал милостника князя Вышату и поглубже нахлобучил на глазу мятую шляпу. Вышата шёл уверенным шагом. Глаза его спокойно смотрели на старика. В них не было ничего, кроме счастливой молодости.
- Воевода Тур Орог просит посетить его шатёр! - сказал, подойдя Вышата.
Слова его были обращены к старику, но смотрел он на медведя. Впрочем, ничего настораживающего в его взгляде не было. Старик поклоном ответил на предложение и потянул за ремешок своего лесного друга.
- Пойдём, косолапый, покажем своё искусство воеводе, - сказал кудесник низким хриплым голосом, и Милав сразу понял, о каком "искусстве" идёт речь. Он резво вскочил на задние лапы, смешно отклянчив тугой зад.
Стражников у входа стояло шестеро. В самом шатре столько же. Кудесник внимательно приглядывался ко всему, особенно обращая внимание на то, как вели себя воины. К счастью, их поведение особых волнений не вызывало. Были они в меру разговорчивы, в меру насторожены в присутствии странных гостей. Кудесник вздохнул с облегчением: незримого присутствия Аваддона он не чувствовал. Осталось приглядеться к Туру Орогу, и можно будет спокойно раскрывать своё инкогнито.
Воевода сидел на широкой скамье и ждал, когда огромный медведь протиснется мимо стражей в центр шатра. Кудесник, бросив короткий взгляд на Тур Орога, сразу заметил, как постарел и осунулся тысяцкий за те дни, что они не виделись. Глубокая складка залегла между бровей, словно разрезав лицо пополам. В волосах заметно прибавилось седины. Глаза смотрели уже не так радостно и задорно, как в момент их последней встречи. Всего несколько мгновений понадобилась кудеснику, чтобы убедиться: перед ним настоящий воевода и никакая злая воля над ним не властна!
Тур Орог широким жестом пригласил старика подойти ближе.
- Вышата молвит, что медведь твой зело умён. Так ли это?
- Ты сам можешь в этом убедиться, - ответил старик. - Медведь он не простой - он речь людскую разумеет.
- Быть того не может! - не поверил Тур Орог.
Его печальные глаза на миг вспыхнули былым задором.
- А ты испытай его!
Воевода с сомнением посмотрел на старика; громко попросил:
- Не подашь ли ты мне, Михайло Потапыч, корчагу мёда со стола?
Все, кто был в шатре, замерли. А медведь, вихляя своим огромным задом, протиснулся к столу, поискал чего-то глазами и взял мохнатой лапой серебряный кубок с остатками питья. Все ахнули. Медведь, как ни в чём не бывало, поковылял к воеводе и протянул ему кубок.
Онемевший Тур Орог принял из лап медведя питьё и воскликнул:
- Старик, да ты просто кудесник!
- Конечно, - отозвался старик, - меня все так и зовут - Ярил-кудесник!
ГЛАВА 3:
Талисман здесь!
Аваддон находился в одрине князя Годомысла. Он сидел в широком кресле, которое принёс для него Кальконис, стоявший здесь же с видом побитой собаки. Чародей смотрел на Годомысла, скованного непреодолимой завесой всёсокрушающего времени и думал о бренности своего существования. Неуспех, а точнее, полный провал всех попыток вернуть Талисман, сильно повлиял на него. Теперь Аваддон почти всё время проводил в глубоких раздумьях и даже перестал упражняться на Кальконисе, на предмет превращения его во что попало: от солидной лужи, что напустил слепой мерин перед княжескими хоромами, до клубка дождевых червей, на которых местные мальчишки-сорванцы совсем недавно ловили "вот такенных!" карпов.
Аваддон стал молчалив, замкнут. Вспышки гнева происходили реже, но носили катастрофический для виновных характер. Как-то раз Кальконис оказался свидетелем тому, как разгневанный чародей за ничтожный проступок распылил нескольких женщин, имевших неосторожность оказаться у него на пути в неурочный час. Правда, вечером, успокоившись, он вернул несчастным их человеческий облик, однако забыл проследить за тем, чтобы распыленные органы вернулись прежним хозяйкам, и теперь по крепости разгуливает несколько молодаек с руками и ногами разной длины! Всё это сильно угнетало Лионеля Калькониса. Однажды он набрался храбрости и попросил Аваддона вернуть ему облик Рыка, чтобы он смог продолжить поиск Талисмана. Чародей посмотрел на бывшего "компаньона" глазами удава, гипнотизирующего свою жертву, и ответил:
- Сбежать решили, уважаемый сэр Лионель? Не получится. Росомоны жаждут не только моей крови, которую почему-то считают чёрной, но и вашей - красненькой и вкусненькой!
Кальконис сглотнул ком в горле и поспешил замять малоприятный разговор (всё-таки плескаться лошадиной лужей много приятнее, чем оказаться на копьях у разъярённых воинов!). Больше он разговора на такие опасные темы не заводил, беспрекословно выполняя все приказы мага, какими бы абсурдными они порой не казались. Вот и сейчас, стоя рядом с креслом Аваддона, которое философу пришлось тащить на собственных плечах, надрываясь под его тяжестью, Кальконис не мог понять, что заставляет чародея часами торчать здесь, лицезрея неподвижное тело Годомысла. Была бы у Лионеля возможность, он бы на брюхе уполз из этих гиблых мест!
- О чём думаете, уважаемый философ? - вдруг спросил Аваддон.
"Что он, дьявол, мысли мои читает, что ли?.." - поразился Кальконис.
- Да, собственно, ни о чём... - пробормотал он.
- Вот и плохо. Философу полезно думать.
Аваддон ненадолго замолчал. Его отрешённый взгляд блуждал ни здесь, в этой печальной комнате, напоённой запахом тлена и смерти, а где-то далеко, наверное, на просторах далёкой страны Гхотт. Кальконис услужливо молчал.
- Знаете, Кальконис, - вдруг произнёс Аваддон, - а ведь Талисман сам идёт в наши руки!
- Я не совсем понимаю...
Резкая перемена в поведении чародея обескуражила Калькониса. Голос Аваддона изменился, он стал жёстким, а в лице появилось хищное выражение.
- Выше голову, сэр Лионель! Возможно, вам ещё удастся передать свой рыцарский титул по наследству своим потомкам!
Кальконис не понимающе смотрел на чародея. Аваддон встал, выпрямился во весь свой тоще-долговязый рост, и Кальконис понял: возвращается то "славное" время, когда каждый новый вечер приносил и новые встречи (век бы не думать о них и даже не вспоминать!), и новые неприятности.
- Смею ли я поинтересоваться вашими намерениями, уважаемый магистр?
Спрашивать что-либо у совершенно непредсказуемого в последние дни чародея было небезопасно. Но и оставаться в неведении было злом не меньшим. Аваддон смерил Калькониса испытующим взглядом и улыбнулся улыбкой "благодетеля всех страждущих поэтов и философов":
- Разумеется мой дорогой сэр! Поинтересоваться вы можете, тем более, что именно вам предстоит в очередной раз доказать свою преданность такому жалостливому и сострадательному человеку, как ваш покорный слуга.
Кальконис затрепетал. Если Аваддон заговорил таким слащаво-велиричивым тоном, значит, грядёт новое, и обязательно ужасное, испытание его избитому телу и не менее израненной душе.
- Пойдёмте на свежий воздух, - предложил Аваддон, - здесь так и несёт мертвечиной.
Чародей шагнул в коридор. Кальконис в полупоклоне семенил за своим "благодетелем". Аваддон замер, обернулся к Лионелю, мгновенно изобразившему на лице умильную улыбку самого счастливого идиота в мире, и указал пальцем на кресло:
- Захватите его. Мне нравится предаваться в нём размышлениям.
Кальконис бросился к креслу, как изголодавшийся волк на хромого зайца. Взваливая шедевр деревянной резьбы на свои плечи, он с сожалением отметил, что за последний час оно легче не стало. Скорее - наоборот. Чародей, слыша за спиной угнетённое посапывание бывшего "компаньона", тоном наставника произнёс:
- Вот видите, дорогой Лионель, к чему приводит нежелание думать.
- Вижу, магистр Аваддон, - поспешно согласился Кальконис, - и даже чувствую на своих плечах!
- Ну-ну... Я рад, что вы начинаете исправляться. Значит, в следующий раз я превращу вас во что-нибудь более совершенное, нежели конские испражнения.
- Премного благодарен! - хрипел "польщённый" Кальконис под тяжестью кресла. - Уж не знаю, как отплатить за доброту вашу!
- Скоро у вас будет такая возможность, - пообещал Аваддон.
Кальконис в ответ захрипел, потому что его голова случайно проскользнула сквозь подлокотник, и вся тяжесть пришлась на нежное горлышко философа.
- Нет-нет, ещё не время благодарить меня! - сказал чародей, приняв предсмертный хрип Калькониса за выражение искренней благодарности.
Аваддон хлопнул дверью так, что сэр Лионель, не успевший проскользнуть со своей габаритной ношей вслед за чародеем, принял всю тяжесть дубового полотна на свою многострадальную голову. В ушах зазвенело, в глазах поплыли многоцветные радуги, а драгоценная ноша самым подлым образом погребла страдальца-поэта под собой. Лионель решил дождаться восстановления своих сил, подорванных непосильным трудом прямо здесь, на полу. Но голос, который наверняка будет преследовать его бесконечным кошмаром всю оставшуюся жизнь, уже сверлил морёный дуб властными нотками:
- Где вы запропастились, сэр Лионель, не могу же я размышлять стоя!
- Магистр, считайте, что вы уже сидите! - откликнулся Кальконис, пытаясь высвободить голову.
- Я и считаю! - голос Аваддона был таким добреньким-добреньким. - Один... Два...
На "три" Кальконис был уже перед чародеем, так и не успев высвободить шею из-под витиевато изрезанного подлокотника, отчего голова философа оказалась лежащей на дорогом бархате, а вот остальное тело...
- Вы бы не могли мне помочь... - жалобно попросил он.
- Конечно, нет, уважаемый сэр Лионель. Я и без того всю работу за вас выполняю! Хотя... - Аваддон на секунду задумался и...
...и Кальконис с ужасом понял, что мир начал вращаться вместе с его телом. Что-то хрустнуло, что-то брякнуло, что-то гукнуло и вот он лежит рядом с креслом, а лицо Аваддона - само милосердие! - с участием взирает на него сверху:
- Видите, сэр Лионель, я опять делаю за вас вашу работу.
- Тогда поговорим о деле. Только не здесь! - Аваддон с ненавистью осмотрелся в памятной гридне, где он по вине Вышаты пережил несколько неприятных минут. - Пойдёмте на воздух.
Кальконис обнял кресло как самое дорогое на свете существо и ринулся вслед чародею. Приближался вечер. Во дворе пахло дымом, дождём и ещё чем-то трудно уловимым - возможно, ожиданием чего-то ужасного и неминуемого, как приход ночи. Кальконис установил кресло, помог сесть в него Аваддону, затем статуей застыл перед ним.
- Слушайте сэр Лионель и запоминайте! Второй раз мои слова не будут ласкать ваш слух учтивой речью.
- Я весь внимания, магистр.
- С помощью подлых уловок кудеснику Ярилу удалось лишить меня былого могущества. Однако никто не лишал меня знаний мага девятого уровня и Чародея Чёрного Квадрата! Я всё ещё могу многое! Например, я точно знаю, что Талисман Абсолютного Знания сейчас находится за стенами этой крепости.
- Так чего же мы ждём! - порыв Калькониса был искренним, потому что возвращение Талисмана Аваддону обещало немедленное возвращение домой.
Дом! Неужели он ещё есть на белом свете!
- Не спешите, сэр Лионель, - охладил пыл философа чародей, - хотя мне нравится ваше искреннее рвение. Так вот, я уверен, что в эту самую минуту, когда мы ведём с вами столь непринуждённую и дружескую беседу, Талисман находится от меня не далее десяти полётов стрелы. Но... - Аваддон сделал паузу, - к сожалению, я не могу определить, кто из росомонов владеет этой бесценной реликвией. Для этого мне потребуется помощь мужественного и неординарного человека.
Аваддон вновь сделал паузу, видимо для того, чтобы недогадливый Кальконис смог разобраться, о ком из них двоих так туманно говорит чародей.
- И человек этот должен понимать, что если не найдётся добровольца...
- Почему же не найдётся! - Кальконис наконец-то сопоставил себя с тем "мужественным и неординарным" героем, о котором говорил Аваддон. - Я всегда готов послужить вам, магистр!
- Очень хорошо, - улыбнулся чародей, - ваше добровольное согласие избавило меня от неприятной работы по возвращению вам столь любимого образа навозной жижи. Только посмотрите, как живописно она раскинулась за вашей спиной!
Кальконис втянул голову в плечи и торопливо проговорил:
- Если вам будет угодно, я рад услышать о моём задании.
- До чего же приятно иметь дело с умным человеком! - воскликнул Аваддон.
"До чего же приятно избавиться хоть на миг от такого умного человека, как вы, магистр! - подумал Кальконис и мгновенно побледнел, заметив, каким холодом повеяло от взгляда чародея. - Определённо он читает мои мысли..."
ГЛАВА 4:
"Многоликая Кобра"
Когда улеглись первые страсти вокруг неожиданного появления кудесника, которого многие считали принявшим лютую смерть от татей-разбойников, Ярил попросил остаться с воеводой наедине. Тур Орог бросил косой взгляд на молчаливую гору медведя в центре шатра и удалил всех, кроме Вышаты. Милостник отошёл к выходу и замер рядом с медведем, незаметно проверив, как вынимается меч из ножен (так, на всякий случай).
Кудесник говорил долго, пересказав и то, что он слышал от Милава и то, чего кузнец не знал. Тур Орог и Вышата к сказанному отнеслись по-разному. Вышата, будучи непосредственным участником памятных событий превращения Аваддона в Годомысла, поверил сказанному сразу и безоговорочно. А воевода верил кудеснику с трудом. Да и кто поверит подобному на слово? Тогда Ярил попросил Милава вернуть себе облик кузнеца, что тот и проделал с огромным облегчением. Всё-таки полдня париться в такой шубе - удовольствие не из приятных! Превращение, произошедшее у него на глазах, несколько поколебало неверие воеводы, но до конца, по-видимому, так и не убедило. А кудеснику большего и не нужно было. Отправив Милава из шатра вместе с Вышатой - пусть себе погуляют - он обратился к Тур Орогу:
- Теперь, когда мы одни, что делать думаешь?
- Слухачи определили, что воинов в крепости не больше трёх сотен. Женщин и детей в расчёт не берём - не воевать же с ними. К штурму у нас всё давно готово. Однако не хочется мне такой грех на душу брать, ибо ведуны утверждают, что заколдованный воин боли не чувствует, и биться будет, пока в нём силы есть. Значит, всех придётся уничтожать под корень. А сколько своих поляжет - не ведомо! И это в то время, когда обры новым походом грозятся! Вот и не могу решиться на приступ...
- И правильно, - сказал кудесник, - придумали мы с Милавом-кузнецом дело одно. Только без твоего согласия, воевода, никак нельзя.
- Что за дело?
- Сразу и не обскажешь. Вели чего-нибудь покушать принести - разговор будет долгим...
- Итак, уважаемый сэр Лионель, есть ли у вас вопросы относительно того немудрёного дела, которое я собираюсь вам поручить? - Аваддон внимательно следил за реакцией Калькониса.
- Вообще-то нет... - Кальконису совсем не хотелось, чтобы чародей лишний раз копался в его мыслях.
- Тогда приступим. Однако... - секундная пауза насторожила Калькониса и заставила искать ответ в глазах Аваддона, - хочу напомнить, что я буду внимательно наблюдать за вами... Очень внимательно! - новая пауза. (Кальконис почувствовал, как сердце ёкнуло, а потом учащённо забилось). - Не пытайтесь сбежать!
- Да что вы! Как можно! И в мыслях не было... - затараторил Кальконис.
- Ваши мысли для меня просты и понятны. Поэтому и напоминаю: не пытайтесь удрать! Всё равно ничего не выйдет...
Чародей взглядом указал на свои руки. Кальконис внимательно следил за тем, как тонкие пальцы сжали резные подлокотники кресла. Через мгновение из-под пальцев потекла вода! Сэр Лионель понял: ему действительно никуда от Аваддона не деться.
- Я готов, магистр... - замогильным голосом проговорил Кальконис.
- Милав, тебя там какая-то старуха спрашивает, - обронил Вышата, входя в шатёр, в котором они разместились вместе с кузнецом. (Ярил от гостеприимства Тур Орога отказался, по своей давней привычке отдав предпочтение небольшому шалашику, который соорудили для него расторопные гриди прямо за шатром воеводы.)
- Что за старуха? - спросил Милав.
- Имени не назвала. Сказала, что хорошо тебя знает.
- Ну, пойдём, глянем...
Вышата по своим делам немного задержался в шатре, и Милав пошёл один. Через миг до Вышаты долетел радостный возглас кузнеца:
- Бабушка Матрёна, как ты нашла меня?
- Э-э, милок, для меня нет загадок на земле нашей. Где травинку, где лесинку спросила. Вот они и привели меня сюда!
- Когда ты только всё успеваешь, баба Матрёна? - удивился Милав. - Мы сами только вчера вечером сюда добрались! Или ты в свои годы ещё и верхами ездишь?
- Ох, и шутник ты! - сконфузилась старушка. - Я тропы тайные ведаю. По ним и добралась.
- Странно, - удивился Милав, - мы с кудесником тоже не шибко-то по лесам плутали.
- Нашёл чему удивляться! Да я по этим лесам столько годов хожу - не чета твоему кудеснику!
- Ладно, ладно, - примирительно замахал руками Милав, - вижу, что вы друг друга стоите. А ты, баба Матрёна, сюда по делам или как?
- Я всегда при деле. Вот травки-говоруньи соберу для зелья знатного и обратно. А ещё хотела на тебя посмотреть, как ты здесь? Не забижают ли?
- Ну что ты, баб Матрёна, - улыбнулся Милав, - здесь нас с кудесником, как самых дорогих гостей встретили!
- Вот это хорошо! - радостно воскликнула старушка. - А этим охальникам - припевалам городского старшины, я ещё устрою лечение по всем правилам!
- Полноте, Тур Орог уже наказал ослушников.
- Гляди ты, - изумилась старуха, - и когда успел только?
- Вчера человека специального с дознанием в Рудокопово отправил.
- Это правильно, - согласилась старушка, - не гоже так с людьми обращаться.
Милав предложил старушке перекусить чем найдётся, но баба Матрёна отказалась:
- Мне травку-то до росы вечерней собрать надо. А как стемнеет - я зайду к тебе. Проводишь старушку?
- Какой разговор! - воскликнул Милав.
Старушка направилась прямо в лес. Милав, что-то вспомнив, окликнул её:
- А где растёт трава-говорунья?
- У водоёмов чистых, - отозвалась старушка, - а тебе зачем?
- Здесь неподалёку озеро есть хрустальное. Там травы этой, небось покосы целые?