Петри Николай Захарович : другие произведения.

Колесо превращений. Книга 2. Часть 2: В землях таинственных вигов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    И ушёл охранный отряд росомонов в земли предков своих, и осталась троица наедине с чужим миром,полным неожиданных встреч с непредсказуемыми последствиями...

  
КНИГА ВТОРАЯ:

Боль об утраченной памяти

  
  
ЧАСТЬ ВТОРАЯ:

В землях таинственных вигов

  
  Как же сердце осознает всю Красоту Бытия, если оно не проникло во все радости
   и горести жизни? Так, часто, прочитывая Книгу Жизней, сердце трепещет,
  но и слеза страдания трансмутируется в жемчужину.
  "МИР ОГНЕННЫЙ" ч.3, п.208
  
  
ГЛАВА 1:

В каменном мешке

  
  Целый день они почти не разговаривали. Обменивались незначительными фразами, и ненароком оглядывались назад, будто поджидали кого-то - того, кто вот-вот должен был их нагнать. В очередной раз, поймав себя на том, что напряжённо прислушивается к звукам за своей спиной, не послышится ли вдали дробный стук копыт, Милав с неудовольствием на самого себя стеганул ни в чём не повинного коня и понёсся вперёд с такой скоростью, словно за ним гнался сонм ужасных демонов. Кальконис с Ухоней без лишних слов последовали за ним. Каждый из них стремился поскорее оказаться подальше от оставшихся за спиной росомонов, чтобы даже сама мысль о возможном возвращении домой стала невозможной...
  Первую ночь они провели в каменном мешке, имевшем всего один вход. Милав понимал, что в случае нападения этот мешок может оказаться для них настоящей ловушкой и возможно даже могилой, но останавливаться на поляне в редком лесу ему не хотелось. Поэтому он выбрал это каменное укрытие, созданное природой, как будто специально для таких одиноких путников как они.
  Разговор за жарко горевшим костром не складывался. Милав, понимая, что его унылый вид действует на товарищей не лучшим образом, старался пересилить себя, схоронив все имеющиеся страхи и сомнения подальше, надеясь на то, что в ближайшие дни они не смогут довлеть над его думами. После чего завёл разговор с Кальконисом о возможном маршруте их движения, не пытаясь при этом скрыть в своём голосе наигранной весёлости.
  - Что вы знаете о перевале Девяти Лун? - спросил Милав Калькониса после того, как они перекусили вяленым мясом и расслабленные сидели у догорающего костра, не забывая бросать короткие взгляды на то место в каменном мешке, где находился единственный вход в их природную крепость.
  Сэр Лионель с охотой откликнулся. Теперь, после того как они остались одни, вся ответственность за маршрут лежала на нём, и он в течение всего дня обдумывал их возможный путь по стране вигов. Он пытался вспомнить всё, что когда-либо слышал о перевале Девяти Лун, являющемся природным и почти непреодолимым препятствием на пути в страну Виг.
  - Это больше напоминает слухи, - заговорил сэр Лионель, задумчиво вглядываясь в гипнотическую пляску огненных языков умирающего пламени
  - Поделитесь с нами хотя бы ими. - Милав подложил хвороста в костёр.
  - Немногие отваживаются проникнуть в страну через перевал Девяти Лун.
  - Разве это единственный путь к вигам? - удивился Ухоня.
  - Есть ещё один, - ответил Кальконис, - нужно идти на юг. Дней через десять будет другой перевал - Бычье Ухо. Там излюбленное место гаргузов для грабежа караванов. Я слышал, той дорогой ходят только караваны в триста-пятьсот повозок. На такие крупные силы горгузы-пакостники не нападают.
  - И больше путей нет?
  - Можно спуститься ещё южнее. Переход в пятнадцать-двадцать дней. Там начинаются предгорья, и есть много троп, ведущих через горы. Но это уже владения кочевников. А наши северные лошади против их быстрых скакунов, что Ромулка-стрела из сотни Вышаты против крестьянской телеги, запряжённой в мула. В случае погони у нас нет никаких шансов...
  - Н-нда-а... - почесал ухо Милав. - Выходит, кроме перевала у нас нет другой возможности проникнуть к вигам?
  - Есть ещё один путь, - пояснил Кальконис, - по морю.
  - Нет, - возразил Милав. - На корабль нам никак нельзя. Слишком уязвимы мы на воде. Да и викинги, если встретят нас в море, не станут вникать в хитросплетения внешней политики росомонов.
  - Я так понял, - подал голос Ухоня, - нам остаётся только перевал Девяти Лун?
  Кальконис пожал плечами.
  - Я рассказал обо всех способах проникновения в страну Виг. А какой из предложенных способов выбрать - решать вам.
  Милав понимающе усмехнулся.
  - Надо понимать, сэр Лионель, впереди нас подстерегают неожиданности?
  Кальконис прятать глаза не стал.
  - Я очень хорошо помню, на каких условиях я решился идти с вами, - сказал он. - И уж поверьте, не ответственности я боюсь, потому что, какой бы вариант вы не выбрали, в любом случае это будет не увеселительная прогулка.
  - Да уж... - невразумительно пробормотал Ухоня.
  - Хорошо, - Милав внимательно поглядел на Калькониса. - Я спрашиваю ваше мнение: какой вариант из всех перечисленных, вы можете посоветовать как самый безопасный?
  - Боюсь, безопасных нет... - пожал плечами сэр Лионель.
  - И всё-таки? - настаивал Милав.
  - Я выбрал бы морской путь, - ответил Кальконис. - Если идти на небольшой лодке вдоль берега, не выходя далеко в море, то есть шанс преодолеть горы более или менее спокойно.
  - Сколько на это понадобится времени? - уточнил Милав.
  - Мы находимся перед самой высокой точкой горного хребта, - пояснил Кальконис. - До моря отсюда больше двух недель. Несколько дней уйдёт на поиски подходящей лодки. Само плавание займёт не менее десяти дней.
  - Значит, месяц... - подытожил Милав.
  - Около того, - согласился Кальконис.
  - А если мы пойдём через перевал Девяти Лун?
  - Три дня подниматься, - стал подсчитывать сэр Лионель. - Не менее суток на самом перевале. И около трёх дней уйдёт на то, чтобы спуститься в долину.
  - Итого - неделя... - подсчитал Милав.
  - Неделя, - согласился Кальконис. - Но только в том случае, если с нами ничего не случится.
  Милав посмотрел на Калькониса испытующим взглядом.
  - А что может случиться?
  Сэр Лионель развёл руками.
  - Я не смогу точно ответить на ваш вопрос, - пояснил он свои телодвижения. - Я не встречал никого, кто смог бы пересечь перевал, и поведать об этом людям.
  - Но кое-какая информация у вас всё-таки есть? - поинтересовался Ухоня.
  - Есть! - глаза Калькониса загадочно блеснули.
  - И? - любопытный Ухоня завис над Кальконисом огромным розовым ухом.
  - Говорят, - заговорил Кальконис, - я подчёркиваю слово говорят - ибо мне не знаком ни один путешественник, который бы собственной ногой коснулся заветных камней - своё название перевал Девяти Лун получил за то, что там, на вершине, счастливчику, добравшемуся туда, открывается чудесное видение. Ночью, когда камни звонко трескаются от нестерпимого мороза и когда больше ни один звук не нарушает первозданного великолепия горных теснин, на совершенно безоблачное небо выплывают девять лун. Все они разной величины и разных цветов, словно сама богиня радуги - Ирида - искупала каждую небесную странницу в отдельном цвете. Говорят, что зрелище это настолько прекрасно, что мало, чей рассудок устоит под натиском умопомрачительного великолепия.
  - А что-нибудь ещё, кроме девяти разноцветных лун там есть? - спросил Милав, на которого поэтическое описание не произвело должного впечатления.
  Кальконис, прежде чем ответить, долго всматривался в темноту.
  - Я слышал, перевалом владеют глетчерные рогойлы...
  Несколько минут Милав с напряжением ожидал дальнейших объяснений, но Кальконис почему-то молчал.
  - Ну, и... - первым не вытерпел ухоноид.
  Кальконис вздрогнул, поморгал глазами, с удивлением посмотрел по сторонам.
  - Про хранителей перевала Девяти Лун - глетчерных рогойлов - я ничего не знаю. Да и никто не знает, потому что нет никого, кто бы их видел, а потом смог поведать о своей встрече с ними. Вот так-то...
  - Успокоил, что называется... - пробурчал Ухоня, вернув себе облик тигра и подползая поближе к почти прогоревшему костру.
  Милав молчал, обдумывая словам Калькониса. Причин не верить сэру Лионелю у него не было. Где-то, когда-то он и сам слышал подобные страшные истории про самый таинственный перевал страны Виг. Теперь оставалось только решить, пойдут ли они утром в горы, приняв во внимание всё сказанное Кальконисом, или же будут искать другой способ проникнуть в загадочную страну? Лично для себя, Милав уже решил: непременно стоит посмотреть вблизи и на таинственные луны, от красоты которых со слов Калькониса можно лишиться рассудка, и познакомиться со стражами перевала, облик которых остаётся для людей неразрешимой загадкой. Но, определившись с выбором пути, Милаву не хотелось навязывать своего мнения остальным. Ему стало бы неизмеримо легче, если бы каждый из них принял решение самостоятельно. Поэтому и молчал Милав, глядя на рубиновые угли костра, заранее впитывая живительное его тепло, помня о том, что мороз на перевале Девяти Лун, по рассказам очевидцев, просто жуткий. Милав поднял голову, долго смотрел на чёрное ночное небо, усыпанное гроздьями ярких бриллиантов. Стены каменного мешка чётко оконтуривали светлый овал звёздного неба, отрезая свет взошедшей луны.
  У костра зашевелился Ухоня.
  - Я думаю, надо идти через перевал, - сказал ухоноид, и его голос разнёсся по всему каменному мешку.
  Несколько секунд эхо дробилось на звуки, отражаясь от стен и неравными порциями выплёскиваясь через каменные края.
  Стало тихо.
  Кальконис тяжело вздохнул:
  - Если вы, Милав, не против штурма перевала, то я с радостью последую за вами. Хотя...
  Договорить он не успел, потому что Ухоня прыгнул к нему и от избытка чувств лизнул прямо в раскрытые от изумления глаза.
  - Ну, молодец! - промурлыкал ухоноид, продолжая тереться о Калькониса, опешившего от столь экзотического способа выражения обуревавших Ухоню чувств.
  Милав, разворошив костёр, бросил в него несколько сухих головней. Когда языки пламени стали с жадностью лизать древесину, он сжал плечо Калькониса.
  - Спасибо, сэр Лионель, - сказал кузнец. - Надеюсь, вы не против того, чтобы взглянуть на деяние богини Ириды, а заодно познакомиться с хранителями перевала, о которых почему-то ничего не известно?
  - Не против! - отозвался сэр Лионель бодрым голосом, при этом в животе у него возникло неприятное сосущее чувство: таинственный перевал Девяти Лун не жаловал гостей. Тем более - незваных...
  
  
ГЛАВА 2:

Перевал Девяти Лун

  
   ...ГОЛОС.
  "...Каждое действие, будучи следствием причины, уходит своими корнями глубоко в сознание человека. А причин, побуждающих человека совершить именно этот поступок, может быть множество. Нужно помнить, что подобное притягивается подобным. И если человек мыслит о мелком, низком и ничтожном, то он не в состоянии получить ни дивно пахнущую розу, ни любой другой образ, достойный восхищения и одобрения человеческим сердцем. Поэтому и прошу - думай благородно, думай красиво, думай не только о себе..."
  
  Ночь прошла спокойно. Ухоня "который никогда не спит", действительно, не спал, охраняя сон своих товарищей. Утром Милав предложил провести осмотр всего имущества, находящегося в их распоряжении. Продукты, запасную одежду и тёплые вещи разделили на три примерно равные тюка и приторочили к трём лошадям.
  - Если мы потеряем какую-либо из лошадей, - пояснил Милав, - то часть вещей сохранится в любом случае.
  Деньги и драгоценности, без которых нечего было делать в столь длительном путешествии, тоже разделили на три неравные доли. Большую часть Милав сложил в свой широкий кожаный пояс, с которым он не расставался ни на минуту. Средняя доля досталась Ухоне. Ему надели декоративный ошейник из буйволиной кожи, внутри которого имелось множество мелких кармашков для драгоценных камней небольшой величины. Самая маленькая доля досталась Кальконису, который, на столь "несправедливую" делёжку, ничуть не обиделся, понимая, что доверие своих спутников нужно ещё заслужить.
  - А почему запасная лошадь без поклажи? - спросил Ухоня, когда они выехали из каменного мешка, предварительно проверив, нет ли где засады.
  Милав показал рукой на тёмную громаду гор, закрывавших перед ними весь горизонт.
  - Там, - пояснил кузнец, - морозы будут покрепче, чем в январь-студень. Без огня мы долго не выдержим! Поэтому топливом следует запастись здесь, внизу.
  - Если там так холодно, то как могут жить на перевале его хранители - глетчерные рогойлы? - недоумевал Ухоня.
  Милав вопросительно посмотрел на Калькониса, но сэр Лионель сделал вид, будто не заметил взгляда кузнеца. Милав попытался ответить сам.
  - Думаю, стражи перевала чувствуют себя при ужасном морозе не менее комфортно, чем мы, грея простуженную спину в парильне...
  Предположение было, что называется "притянуто за уши", но другой информации у кузнеца не было. Вот поднимутся на перевал, тогда и гадать не придётся. Каменное седло само обо всём поведает.
  К концу дня деревья на едва различимой тропе, по которой они поднимались, пропали совсем. После полудня высота и толщина стволов заметно уменьшились, уступая место высоким кустарникам и стланцам, имевшим стебли невероятной толщины и прочности. Милав долго рассматривал корявые, перекрученные стебли, принюхиваясь к листве и даже пробуя на вкус янтарные капельки смолы, выступавшие в тех местах, где коричневая узловатая кора полопалась, обнажив светлое нутро. Ухоня и Кальконис с интересом наблюдали за непонятными манипуляциями Милава.
  - Могу я полюбопытствовать, - наконец спросил сэр Лионель, - чем вы занимаетесь?
  - Древесина этого кустарника необычайно плотная. Не чета осине или сосне. К тому же, в ней невероятное количество смолы. Думаю, он подойдёт нам, как топливо. Если до вечера кустарник не пропадёт, сменившись другими растениями, более приспособленными для жизни в горах, мы заготовим его впрок.
  Приглянувшийся Милаву кустарник, не пропал. До самого вечера ехали путешественники по тропе настолько узкой, что почти через каждый десяток аршин приходилось спешиваться и рубить крючковатые стебли, извивающиеся между камней. В прочности кустарника пришлось убедиться всем на собственном опыте. Топор, наточенный Милавом на огромном природном абразиве до зеркального блеска, со звоном отскакивал от ветвей, словно голубоватое лезвие вонзалось не в древесину, а в камень, в изобилии валявшийся вокруг.
  - По тропе давно никто не ходил... - заметил Ухоня, тяжело дыша. (Он только что прорубил очередной проход в переплетающихся ветвях и теперь стоял посреди тропы, сжимая в выращенных руках отшлифованное до матовости топорище.)
  Милав остановился рядом, удерживая двух лошадей. Кузнец посмотрел по сторонам, оглянулся на пройденный путь, угадывающийся позади светлой лентой изрубленных ветвей, поднял голову и посмотрел вверх. Гора закрыла весь горизонт. Впереди не было ничего, кроме бурого, серого, зеленоватого камня. Шея затекла от упражнения. Милав бросил взгляд на своих усталых спутников:
  - Как вы думаете, сэр Лионель, прошли мы треть пути?
  Кальконис вытер струившийся по лбу пот, посмотрел на вершину горы и ответил:
  - Трудно сказать. Думаю, что прошли.
  - Тогда привал. Даже если мы и не одолели трети подъёма, не стоит перетруждаться в первый день. Впереди дорога намного сложнее...
  Остаток вечера потратили на то, чтобы отсортировать нарубленные за день ветки кустарника, упаковав их в две огромные вязанки. Одну из них Милав накрыл запасным плащом - небо стремительно хмурилось, и в воздухе чувствовалось приближение не то грозы, не то снежного заряда. Спать легли сразу, как только подкрепились горной куропаткой, пойманной Ухоней по дороге, и вдоволь напились ароматного напитка из мёда с местными травами, собранными Кальконисом вокруг их импровизированного лагеря. Спали тревожно. Но не потому, что ожидали нападения вигов или гаргузов (откуда им взяться на такой высоте, да ещё на тропе, по которой уже много лет никто не ходил!), а потому что намаялись за день. Да и дышалось на такой высоте не так легко и вольготно как на ранине.
  Ночью пошёл снег. Милав, проснувшийся первым, долго лежал с открытыми глазами, укрывшись до подбородка тяжёлым плащом. Росомон в тихой душевной истоме наблюдал величественную красоту гор, очертания которых таяли и дробились за стеной снегопада. Было тихо до мысленного звона. Милав лежал, завороженный невероятной красотой. Он не решался громко дышать, словно от этого невообразимо слабого звука вся окружающая красота могла исчезнуть, как исчезла вершина с седлом перевала, скрытая от глаз повалившим снегом.
  Послышался слабый хруст. Милав стремительно повернулся на звук, одновременно касаясь пальцами Поющего Сэйена, покоящегося в просторных "ножнах" на поясе. Тревога оказалась ложной. Это Ухоня шёл по прорубленной вчера тропинке и лопатообразным языком смешно ловил на лету огромные, в пол-ладони снежинки.
  - Какая благодать, напарник! - произнёс он восторженным голосом, привалившись к Милаву своим лохматым боком.
  "Ухоня с каждым днём становится всё более материальным, - с тревогой подумал кузнец, - быть может, скоро он не сможет возвращать телу невидимость! Как же тогда мы сможем путешествовать с ним?.."
  Зашевелился Кальконис, стряхивая с плаща снег и щуря глаза на Милава.
  - Вставайте, сэр Лионель, - вскричал Ухоня, - нас ожидают славные дела!
  Кальконис с подозрением посмотрел на ухоноида, не понимая его возбуждения.
  - Чему вы, собственно, радуетесь? - спросил он, с кряхтением выбираясь из-под припорошенной снегом накидки.
  - Ну, как же! - удивился Ухоня. - Солнце светит. Снег падает. Мы дышим. Разве этого мало?
  - Вообще-то... - начал Кальконис, но фразы не закончил, лишь махнул рукой - дескать, радуйтесь, чему хотите, только меня не трогайте.
  Ухоня по сварливому ворчанию сэра Лионеля понял, что от него не добьёшься восторга по поводу чудесного утра, поэтому переключился на приготовление костра. Предполагалось, что до самого вечера они не будут его разжигать, чтобы не терять драгоценного светлого времени.
  До обеда приподнятое настроение Ухони сохранялось. Кустарник со стеблями железной крепости почти закончился (его встречалось всё меньше и меньше), попадающиеся ветви уже не были столь прочными и толстыми как утром. Сама собой отпала необходимость изнурять себя ежеминутной борьбой с ними. К полудню снег, выпавший ночью, растаял. Камни стали скользкими. Приходилось вести лошадей очень осторожно, так как в случае повреждения копыта пришлось бы бросить коня на верную гибель.
  После полудня погода резко изменилась. Подул пронзительный холодный ветер, повалил мокрый снег с дождём. Видимость сразу у пала до нескольких десятков саженей. Солнце не проглядывало сквозь толстую пелену облаков. Лошади забеспокоились, и покорителям перевала приходилось прикладывать немало сил, чтобы успокоить тревожно всхрапывающих животных. Лошади косили на людей грустными огромными глазами и понуро брели вверх. Идти стало ещё труднее. Снег налипал на одежду, забивался в складки и там медленно таял, сосульками застывая на усиливающемся ветру.
  К вечеру значительно похолодало. Дождь со снегом сменился ледяной крупой, которая с унылым стуком барабанила по промёрзшим плащам путешественников. Камни тропинки обмерзали на глазах. Милаву, на долю которого выпало вести в поводу сразу двух лошадей, приходилось нелегко. Он дважды соскальзывал прямо под ноги своим лошадям, рискую опрокинуть их и увлечь в бесконечное падение по обледенелому склону. После небольшого совета решили не рисковать и сделать привал в ближайшем удобном месте. Подобное место нашлось не сразу. Ухоне пришлось несколько раз уклоняться в сторону от основной тропы. В конце концов, ухоноид обнаружил нагромождение камней, которые с известной долей фантазии можно было принять за естественное укрытие от непогоды.
  К тому времени, когда трое путешественников, едва живые от холода и усталости забились в самый дальний угол каменного бастиона, разразился настоящий ураган. Милав с Кальконисом кое-как сумели освободить лошадей от поклажи и заставили их лечь, чтобы самим укрыться за этой живой преградой. О том, чтобы развести огонь, нечего было и думать - ветер усилился настолько, что стал срывать мелкие камни с вершины их естественной защиты и бросать в людей. Один из них угодил Кальконису в ухо. Другой нашёл приют на лбу Милава. Ухоне повезло больше: его толстый мех хоть как-то защищал ухоноида от ревущей непогоды. В течение долгих часов лежали они, крепко прижавшись друг к другу, согревая общим теплом и себя и лошадей, которые страдали от холода не меньше, чем люди. Забылись тяжёлым, тревожным сном только к рассвету, когда ужасной рёв ветра немного утих, и над миром закружилась метель.
  
   ...ГОЛОС.
  "...Никогда не ходи старой дорогой! Да, она известна тебе, да, она не сулит тебе встречи со страшным и неведомым. Но старая дорога - она сушит и черствит тебя! Что можешь ты найти на дороге, по которой твоя нога ступала не одну сотню раз?.. Только пыль и тлен. Только запах старого и заплесневелого... Так выйди на новый путь! Ведь ты не из тех, кто, попав однажды в проторенную кем-то колею, так и плетётся по ней, не в силах вырваться из порочного круга обыденности. И помни: нет ничего ужаснее, если люди подходят со старыми мерками к новым вещам. Нельзя открыть дверь, построенную тысячу лет назад ключом, который кузнец отковал только сегодня утром..."
  
  Утро радости не принесло. Всё так же выла метель, всё так же свистел ветер, выдувая последние крохи драгоценного тепла из окоченевших за долгую ночь тел. Ухоня попытался развести костёр, но тщетно - искры, высекаемые кресалом, были холодными, они сразу же подхватывались неистовым ветром и уносились в снежную муть.
  - Оставь! - прокричал Милав, приблизившись к Ухоне. - На таком ветру всё равно воды не согреешь! Будем надеяться на то, что к вечеру мы сумеем достичь перевала. Должны же глетчерные рогойлы где-то спасаться от непогоды? Вот мы и воспользуемся их гостеприимством!
  Кальконис, стоявший рядом и слышавший весь разговор, с ужасом посмотрел на кузнеца.
  - О чём вы говорите? - воскликнул он, поражённый словами Милава. - Уж не обезумели ли вы!
  - Нисколько, сэр Лионель, - осклабился Милав. - Но хочу напомнить вам, что у нас не снежные барсы под поклажей, а равнинные кони, которые едва ли продержаться в этом аду больше нескольких дней! Если мы сегодня не достигнем перевала и хоть немного не отогреем лошадей в какой-нибудь пещерке, то завтра нам придётся тащить весь груз на себе. Вы готовы к этому?
  - Я не боюсь трудностей, - откликнулся Кальконис, - но считаю абсолютной глупостью намеренно искать встречи с хранителями перевала!
  - Не волнуйтесь, - отозвался Милав, - нам самим искать глетчерных рогойлов не придётся.
  - А кто же этим займётся? - не понял Кальконис.
  - Они сами найдут нас! Поэтому не лишним будет проверить оружие...
  К полудню небо на востоке посветлело. На несколько минут выглянуло солнце. Ветер немного стих, но мороз усилился. Снега становилось всё больше. Теперь покорители перевала по очереди торили тропу. Один выходил вперёд и утаптывал снег, чтобы уставшим лошадям было легче идти. К вечеру всем стало ясно: засветло до перевала не дойти. Милаву, не смотря на весь его внутренний протест, пришлось согласиться на ещё одну холодную ночёвку.
  На этот раз, благодаря огромным снежным наносам, им удалось построить своеобразную стену из уплотнённого снега, и в этой тихой заводи насладиться горячим варевом на костре. Хворост, предусмотрительно накрытый Милавом от непогоды, горел ровно и жарко. Стена из снежных блоков, высотой в полтора человеческих роста, надёжно укрывала костёр от посягательств разъярённой стихии. Кальконис, Милав и Ухоня, окружив огонь плотным кольцом, впитывали каждую толику тепла, рождённого животворным пламенем в этой стране вечного холода. Милав понимал, что завтра их ждёт самое серьёзное испытание, поэтому без сожаления позволил сжечь треть всего запаса топлива, "нажимая" на ту её часть, что была основательно подмочена непогодой. Либо они хорошо отдохнут этой ночью и завтра смогут преодолеть перевал, либо хворост им больше не понадобится...
  
  
ГЛАВА 3:

Глетчерные рогойлы

  
  Они проснулись от страшного холода. Ещё вчера они понадевали на себя всё, что нашлось из одежды в походных сумках, но всё равно ужасно страдали от стужи, которая заморозила, казалось, даже кровь в их венах. Мысли текли вяло и нехотя, словно им приходилось преодолевать снежные заносы, сплошным ковром покрывшие пространство мозга. Ветер был слабым, но при таком морозе даже малейшее его дуновение воспринимался не иначе, как болезненное покусывание кожи на лице - единственном участке тела, который не удалось спрятать от ежесекундной атаки лютой стужи.
  Ухоня торопливо разжёг костёр, вскипятил снег в котелке, от нетерпеливого желания немного согреться, толкая лапы прямо в огонь, отчего подпалил и шерсть на лапах и длинные усы на морде, когда вознамерился на человеческий манер раздуть посильнее пламя. В это время Милав с Кальконисом, притопывая от мороза, готовились к последнему броску на перевал. Воду кипятили несколько раз, греясь сами и давая тёплого пойла лошадям. В путь двинулись после того, как на востоке показалось солнце. Ухоня по наивности считавший, что с восходом солнца станет теплее, не мог понять, отчего мороз стал ещё жёстче, ещё свирепее?
  На вопросы, задаваемые им на эту тему, Кальконис только отмахнулся.
  - Мне кажется, что каждый раз, открывая рот, я в значительной степени теряю драгоценное тепло, которое ещё осталось в моём теле! Так что давайте лучше помолчим!
  Сэр Лионель торопливо засеменил по тропе, что, по его мнению, должно было соответствовать бегу. Милав с тревогой всматривался в снежную пелену в том месте, где должно было находиться "седло" - место, в котором подъём сменяется относительно ровной тропой, а потом медленно идёт под уклон. Мутная завеса не позволяла ничего рассмотреть. Милаву оставалось лишь гадать, что ожидает их там, на вершине... Поглядывая на своих спутников, кузнец видел, что тяжелее всего приходится, как это ни странно, Ухоне. Попытки ухоноида вернуть себе невидимость и расстаться с материальностью, в надежде таким хитроумным способом избежать воздействия мороза, ни к чему не привели. Возможно, всему виной было действие разряжённого горного воздуха. Однако Милав склонялся к другой мысли. В чужой стране Ухоня стремительно теряет свои способности, выручавшие их много раз в ту славную пору - два года назад. По-видимому, приближение к владениям Аваддона негативно сказывается на его способности к трансформации, потому что и сам Милав уже больше недели не может заставить своё тело измениться. Доступным осталось лишь частичное превращение органов.
  "Не будем паниковать раньше срока, - подумал Милав, - ничего удивительного в невозможности превращений в горах нет. От такой стужи, наверное, все мысли перемёрзли! Вот доберёмся до "седла", отогреемся, а там..."
  - Мила-а-в... - сквозь снежную завесу донёсся слабый голос.
  Кузнец насторожился. Впереди "торил" дорогу Кальконис. Именно его голос только что долетел сквозь вой и свист снежного заряда. Милав окликнул Ухоню, передал ему длинный повод, связывающий двух первых лошадей, и стремительно кинулся на звуки, едва доносившиеся откуда-то спереди. По узкой тропке он быстро добежал до сэра Лионеля, который, присев за огромным валуном, всматривался во что-то, находившееся впереди. Милав осторожно тронул Калькониса за плечо, отчего сэр Лионель подскочил на месте, едва не закричав от страха.
  - Что случилось? - спросил Милав, наклонившись к самому уху Калькониса.
  Сэр Лионель указал рукой вперёд и произнес дрожащим голосом:
  - Я видел их...
  - Кого?
  - Их - хранителей перевала!
  - Как они выглядят?
  Кальконис не ответил. Он продолжал всматриваться в снежную муть и, судя по его взгляду, он что-то видел. Милав ещё раз взглянул в том направлении, но ничего не сумел разобрать.
  - Как они выглядели? - повторил он вопрос, легонько встряхивая Лионеля, чтобы привести его в чувство.
  Кальконис замотал головой и что-то пробормотал.
  - Да что с вами, в самом деле! - вспылил Милав. - Сейчас же отвечайте, что вы там видели!
  - Я... я не знаю... - забормотал сэр Лионель простуженным или севшим от обуявшего его ужаса голосом. - Он появился внезапно... огромный и сверкающий... а за ним стоял ещё кто-то... они смотрели на меня, и глаза их вспыхивали как драгоценные камни... - Кальконис на секунду замолчал, потом стремительно кинулся к Милаву, забормотал торопливо, сбивчиво: - Давайте вернёмся! Пока не поздно... Они... они нас не пропустят!
  - Да вы спятили, что ли! - Милав тряхнул Калькониса так, что затрещал одежда, и весь намёрзший снег ссыпался под ноги. - Возьмите себя в руки!
  - Да-да, конечно... - забормотал Кальконис, пряча взгляд.
  Подошёл Ухоня, держа в зубах два длинных поводка.
  - О чём речь, други? - спросил он весёлым голосом, с удивлением взирая на скрючившегося на снегу Калькониса. - Что это с ним?
  - Говорит, узрел хранителей перевала, - пояснил Милав.
  - И от этого так расстроился? - Ухоня передал поводки Милаву и добавил: - Побудьте пока здесь. Я пойду на местных сторожей посмотрю. Может, о ночлеге столкуюсь!
  Ухоноид тенью скользнул за камень. Кальконис немного успокоился и теперь виновато смотрел на Милава.
  - Вы уж извините, что так вышло, - оправдывался он. - Вы должны меня понять. Нас с самого детства пугают ужасными хранителями перевала Девяти Лун. Вот... вот я и испугался...
  - Успокойтесь, сэр Лионель, только дураки ничего не боятся. А умному страхи не заказаны. Нужно только воли им не давать, а то умрёшь ненароком не от встречи с чудовищем, а от ожидания самой встречи с ним!
  Рядом зашуршал снег. Милав увидел довольную физиономию Ухони.
  - Ты чего такой весёлый? - спросил Милав.
  Ухоня хлопнул себя длинным хвостом по спине и ответил:
  - Есть две новости, - заговорил он, хитро поглядывая на сэра Лионеля, - одна новость плохая...
  - ...А вторая хорошая? - попытался угадать Кальконис.
  - Нет, - Ухоня ощерил клыки (видимо, хотел изобразить весёлую улыбку), - вторая - ещё хуже!
  - Чего же ты тогда цветёшь, словно майский луг? - Милав зябко передёрнул плечами (пока они стояли за камнем без движения, он успел основательно замёрзнуть).
  - А то и цвету, что новости хоть и плохие, но очень даже хорошие!
  - Можно без твоих словесных изысков, - взмолился Милав, - мы скоро в сосульки превратимся!
  - Извольте, - сразу согласился ухоноид (его лапы тоже довольно болезненно начали пристывать к накалённым морозом камням). - Если те существа, которых видел сэр Лионель и есть глетчерные рогойлы - хранители перевала Девяти Лун, - то у нас есть неплохой шанс их одолеть!
  - К чему это ты? - спросил Милав, испытывая непонятное раздражение.
  - Я нашёл следы.
  - И?
  - Если есть следы, значит, мы имеем дело не с демонами, а с вполне материальными существами, которых можно истребить, а можно попытаться договориться с ними.
  - Всего-то! - усмехнулся Милав. - Теперь давай о главном. Следов много?
  - Много. Судя по их количеству, здесь гуляло не менее пяти особей.
  - Рост?
  - Следы раз в пять больше человеческих. Судите сами.
  - Ты их видел?
  - Что-то мелькало за снежной пеленой, но я не уверен, что это были рогойлы.
  - И что думаешь?
  - А чего тут думать? Надо идти. Время на вторую половину дня перевалило!
  Милав повернулся к Кальконису.
  - Хотелось бы услышать ваше мнение, сэр Лионель?
  Кальконис распахнул плащ, попробовал легко ли вынимается шпага, и сказал голосом обречённого человека:
  - Я с вами...
  Милав быстро перераспределил свой отряд. Сам пошёл впереди налегке, за ним Кальконис с парой лошадей. Замыкал кавалькаду Ухоня с двумя оставшимися лошадьми. Оставалось только ждать и надеяться, что рогойлы (если это именно их следы обнаружил Ухоня) не застанут отряд врасплох. Погода ещё ухудшилась, играя на руку неведомым обитателям перевала. Ветер налетал короткими гудящими шквалами, грозя опрокинуть и людей и животных. Снег повалил густыми липкими хлопьями. Видимость, и без того не превышавшая десяти-пятнадцати саженей, упала до пяти-шести. Это было опасно. Рогойлы могли незаметно подобраться к ним на расстояние одного короткого прыжка, и кто знает, кому в этом случае повезёт больше?
  В снежной мути было совершенно невозможно ориентироваться. Милав стал опасаться, что они могли потерять тропу и опасно приблизиться к обледенелым склонам. Однако подъём продолжал ощущаться, хотя и не столь тяжело как утром. Кузнец сделал вывод: они приближаются к "седлу". Оставалось уповать на то, что на последних метрах они не потеряют путеводной тропы, и не забредут на какой-нибудь снежный карниз, способный стать их братской могилой.
  Мороз буквально озверел. И хотя ветер почти стих, Милав чувствовал, что всё его нутро будто заледенело. Он стал производить на ходу незамысловатые упражнения, согревая главным образом руки и ноги, потому что где-то впереди, надёжно укрытые непогодой путешественников поджидали хранители перевала.
  О том, что они добрались до "седла", Милав понял по тому, как ноги, привыкшие за три дня восхождение к нагрузке на переднюю часть стопы, вдруг стали двигаться легко и свободно. Прошло немного времени и сквозь поредевший снегопад он смог разглядеть то, что окружало их на самом верху перевала Девяти Лун. Справ и слева вставали небольшие уступы, а между ними находилось "седло", в котором оказались покорители перевала. Защищённые с двух сторон каменными гольцами, путешественники подвергались ветровому натиску только с той стороны, откуда пришли. Спереди, в лицо им дул совсем слабый ветерок. Снег почти прекратился. Зато справа и слева к ним полз туман, который мог оказаться облаками, зацепившимися за высокие гольцы.
  Милав торопливо махнул рукой вперёд и первым устремился к широкой площадке, являющейся центром "седла". Кальконис с Ухоней поспешали за ним, с тревогой поглядывая на клубящийся и неумолимо приближающийся туман. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: туман не случайно так стремительно настиг их в момент долгожданной победы над перевалом.
  Милав зорко осматривался по сторонам. Сейчас его интересовало только одно. Нет, не рогойлы, в нападении которых он не сомневался ни секунды. Его интересовало то, что могло их спасти - пещера. Судя по тому, что видел Ухоня, стражи перевала существа вполне материальные, а значит, и обитать должны в соответствии с потребностями живого организма.
  Внизу, недалеко от себя, он заметил то, отчего его сердце забилось часто и быстро, стремительно прогоняя по венам загустевшую кровь и согревая иззябшее тело. Он увидел чёрный овал на белом фоне гольца. Пещера! Хотя, если вспомнить всё, что известно людям о глетчерных рогойлах, то это могло оказаться рядовой западнёй. Милав решил проверить своё предположение, но не успел. В том месте, где туман клубился особенно неистово, кузнец увидел ЕГО. Одного-единственного взгляда хватило, что бы понять, кто перед ним...
  
  
ГЛАВА 4:

Бой на перевале

  
   "Глетчерный рогойл - самое злобное и ужасное существо в землях Виг, Полион и Гхотт. Живут исключительно на перевале Девяти Лун, являясь его единственными хранителями и обитателями. Существуют только прайдами по семь особей: два самца и пять самок. Средой обитания являются исключительно неблагоприятные условия для других живых существ - постоянные ветры, обильные снегопады и жуткий, непереносимый холод. Чем питаются - неизвестно, сколько живут - не известно. В случае гибели одной особи из прайда погибнут все, но только после того, как отомстят за гибель члена прайда. Попытки поймать рогойла не известны, попытки приручить рогойла не известны, попытки одержать победу над рогойлом не известны"
  
  Теперь Милав знал почти всё о мифических хранителях перевала Девяти Лун. Помимо этого, память услужливо преподнесла ему знание о том, что в прайде рогойлов два самца, но вожак всегда один. И что только вожак может атаковать противника первым. И только один. Все остальные члены прайда будут стоять рядом, но не сделают попытки помочь своему вожаку. Таков закон. А закон в горах никогда не нарушается. Лишь после того как вожак прайда будет тяжело ранен или убит, прайд нападёт одновременно всеми шестью оставшимися особями. Поэтому не известны случаи победы над глетчерным рогойлом, потому что победа может быть только в одном случае - когда погибнет весь прайд!
  Милав с удивлением обнаружил, что ему жарко! Он распахнул своё грубое одеяние, покрытое коркой льда, и осторожно достал Поющий Сэйен. Вожак рогойлов стоял в пяти саженях от него, внимательно наблюдая за действиями человека. Милав всматривался в хранителя перевала и никак не мог понять, чем и как будет атаковать глетчерный рогойл непрошеного гостя, незваным вторгшегося на его охраняемую территорию.
  Рогойл был огромен - более двух саженей в высоту и немногим менее - в ширину. Опирался он на массивные передние лапы (задние не были видны). Всё тело, отдалённо напоминающее волкодава жутких размеров, было покрыто густым мехом снежно-белого цвета. Пасть не выглядела огромной и особого опасения не вызывала. Росомон так и не понял способа, каким глетчерный рогойл собирается расправиться с противником.
  Милав с удивлением осознал, что снег прекратился, туман истаял, а ветер стих. Тишина опустилась на перевал.
  Кузнец краем глаза заметил: слева и справа от него, вынырнув из исчезающего тумана, стоят ещё шесть оставшихся рогойлов - по три с каждой стороны. Милав украдкой оглянулся. Кальконис, бледный, но решительный, стоял за его спиной, сжимая в руках шпагу, которая казалась поистине смехотворным оружием против хранителей перевала. Ухоня был здесь же. Шкура его дрожала и опалесцировала не то от холода, не то от возбуждения. Как ни странно, но путь за их спинами был свободен. Казалось, рогойлы говорили этим: "Убирайтесь, чужаки, откуда пришли! Если вы вернётесь той же дорогой, мы вас не тронем!". Милаву на миг показалось, будто в белёсых глазах вожака рогойлов сверкнула искра почти человеческого понимания!
  "А что если они разумны? - подумал кузнец. - Имеем ли мы право отнимать чью-то жизнь только из-за того, что кто-то кому-то не захотел уступить дороги?"
  Милав поднял над головой руку, в которой он сжимал не раскрытый Сэйен, показывая этим, что у него вполне мирные намерения. За спиной послышался негодующий голос Калькониса:
  - Что вы делаете, Милав! Рогойлы самые ужасные хищники в нашем мире!
  Словно в подтверждение его слов вожак рогойлов шагнул вперёд. Милав не понял, что произошло, но через миг после того, как рогойл прошелестел лапой по снегу, рядом с кузнецом с противным хрустом вонзилось длинное острое копьё хрустальной прозрачности и, по-видимому, алмазной твёрдости. Искры брызнули в том месте, где вонзилось копьё, оказавшееся наконечником длинного и невероятно гибкого хвоста глетчерного рогойла.
  "Так вот какое у них оружие!" - подумал Милав, отступая и разворачивая Поющий Сэйен. Посох мягко прошелестел в стылом воздухе.
  - Внимательно следите за остальными! - бросил он через плечо Ухоне и Кальконису. - Как только вожак будет серьёзно ранен, они набросятся одновременно. А пока понемногу продвигайтесь к пещере за спиной вожака.
  Едва он произнёс эти слова, не спуская глаз с рогойла, застывшего в скучающей позе, как смертоносное копьё вновь просвистело в воздухе. Милав был к атаке готов и встретил оружие хранителя перевала в воздухе. Раздался звонкий щелчок. Хвост рогойла змеёй скользнул за его спину, а Милав почувствовал, как дрожат его руки, принявшие всю мощь натиска глетчерного рогойла. По боли в пальцах он понял - его тактика ошибочная и нужно срочно искать другие варианты. (Разумеется, не столь радикальные, чтобы вожак погиб в ближайшие минуты, потому что Ухоня с Кальконисом прошли своим незаметным черепашьим шагом ещё недостаточно, чтобы успеть укрыться в пещере.)
  Милав шагнул навстречу снежному зверю, и первым атаковал его, нанося серию коротких и точных ударов шестом в наиболее уязвимые места. Некоторые из стремительных выпадов кузнеца достигли своей цели - окрестности огласились тонкими и крайне противными звуками, от которых ныли зубы, наворачивались на глаза слёзы. Вожак рогойлов отступил в сторону, неожиданно открыв проход в пещеру. Милав стремительно кинулся на зверя, желая подальше оттеснить рогойла от тёмного овала. Но Милав недооценил вожака. Либо рогойл не чувствовал боли и только притворялся, либо он заманивал кузнеца в хитроумную ловушку.
  Атаки вожака последовали с такой частотой и стремительностью, что Милав едва успевал уворачиваться, не всегда парируя смертоносные выпады хвоста рогойла. Один раз он всё-таки пропустил удар, и хрустальное копьё задело его, разорвав рукав до самой кожи. Боль была невыносимой, словно мириады ледяных игл вонзилось в его руку, парализуя мышцы, замораживая кровь. Теперь-то Милав точно знал все хитрости рогойлов и, подавив боль, начинающую распространяться по всему телу, яростно атаковал вожака.
  Глетчерный рогойл рассчитывал на то, что его противник сломлен и парализован холодом, поэтому позволил себе расслабиться. Милав мгновенно воспользовался оплошностью зверя и в течение нескольких секунд нанёс вожаку с десяток чувствительных ударов, от которых хранитель перевала сначала закачался, а потом рухнул на примятый снег.
  В доли секунды Милав убрал Поющего, отрастил вместо руки кузнечный молот и, прежде чем остальные члены прайда успели наброситься на людей, вдолбил вожака в снег, местами растерев его тело по камням. На это ушло несколько драгоценных секунд. Как раз столько, чтобы оставшиеся рогойлы взяли людей в полукруг и одновременно атаковали.
  В первую же секунду люди потеряли двух лошадей, пронзённых ледяными копьями. Кальконис, парируя ближайший выпад убийственного хвоста, обморозил до волдырей лицо. Ухоня, бросившийся на выручку сэру Лионелю сильно отморозил хвост и правый бок, по которому скользнуло ледяное копьё. Неизвестно, как бы всё обернулось, если бы в этот миг Сэйен в руках Милава не запел.
  Ухоня слышал этот священный звук лишь однажды и был внутренне к нему готов, а вот Кальконис, не имевший ни малейшего представления о мистическом голосе Поющего, впал в настоящий транс. Он упал в снег, закатил глаза и стал кататься по припорошенным камням, бормоча что-то себе под нос. Сопротивляться в эти мгновения он не мог. Но в этом уже не было необходимости. Сэйен пел, и у глетчерных рогойлов - таинственных хранителей перевала Девяти Лун - не оставалось ни малейшего шанса на спасение.
  Через некоторое время всё было кончено. Милав с Ухоней поднимали либо стонущее, либо визжащее тело глетчерного рогойла, с трудом относили его к краю пропасти и сталкивали вниз. У последнего - вожака хранителей перевала - Милав отсёк смертоносный наконечник хвоста и аккуратно завернул его в кусок ткани. На немой вопрос пришедшего в себя Калькониса, ответил:
  - На память! На долгую, светлую память!
  Кальконис ничего не сказал. Он лишь слабо морщился от боли, кусая заиндевевшие губы. Милав, видя, что сэр Лионель едва держится на ногах, приказал ему вместе с Ухоней идти в пещеру. Ухоноид взял двух лошадей, одна из которых была с остатками хвороста и, приволакивая отмороженный хвост, побрёл в сторону чернеющего входа. Милав огляделся по сторонам. Быстро темнело. Непогода, словно в отместку за поражение хранителей перевала вновь затянула свою долгую, нудную песнь.
  Кузнец снял поклажу с одной погибшей лошади и отнёс её к входу в пещеру. Вернулся ко второй жертве звериной ярости, отвязал тюк, взвалил его себе на спину и, пошатываясь под яростными порывами ветра, побрёл к чёрному входу, который за внезапно обрушившимся снегопадом становился всё менее различим. Милав прибавил шагу, опасаясь остаться в этой круговерти один на один с миром почивших в вечности хранителей перевала Девяти Лун...
  
  
ГЛАВА 5:

Мечтания Ухони

  
  Пещера оказалась мало пригодной для обитания. Многочисленные выступы, наросты, сосульки мешали передвигаться по ней в полный рост. Один только Ухоня не испытывал никаких неудобств, спокойно петляя по нагромождению обледенелых камней, в то время как Кальконис с Милавом чертыхаясь, пытались провести лошадей по хитросплетению заиндевелых ходов.
  - Сомнительно, чтобы здесь могли бродить эти ужасные снежные монстры! - выдохнул Кальконис, когда им с Милавом удалось протащить лошадей в довольно просторный грот, в котором без труда могла разместиться их немногочисленная компания.
  - Думаю, вы правы, - отозвался Милав. - Судя по росту глетчерных рогойлов, эти хоромы не для них.
  - Что ж, зато мы не откажемся от здешнего гостеприимства! - воскликнул Ухоня, колдуя над костром. Через некоторое время он спросил: - Мне кажется или здесь действительно теплее, чем на улице?
  - Здесь и должно быть теплее, - отозвался Кальконис, стараясь меньше шевелить губами (мимика доставляла ему мучительные страдания). - В пещере нет ветра, а тепло от наших и лошадиных тел в таком небольшом объёме должно повысить температуру. Вот сейчас костёр разгорится, совсем тепло станет...
  Милав дважды отлучался, чтобы принести поклажу, оставленную у входа. Он сообщил, что за каменными стенами бушует настоящий ураган и что если бы они не нашли этой пещеры, скорее всего победа над рогойлами оказалась бы напрасной.
  - Я в этом усматриваю высшую справедливость, - заявил Кальконис после того, как Милав намазал его лицо специальной мазью, изготовленной здесь же по рецепту бабушки Матрёны из сухих компонентов, которыми она в изобилии снабдила Милавом перед дальней дорогой.
  - В чём вы усматриваете высшую справедливость? - поинтересовался Милав, с наслаждением потягивая медовый взвар, разбавленный водой из растопленных ледяных сосулек.
  - В том, что после победы над рогойлами, которая сама по себе является делом неслыханным, судьба подарила нам это убежище. В противном случае, в чём же смысл сегодняшнего боя?
  - Смысл? - спросил Милав. - Наверное, смысл в том, чтобы всегда оставаться самим собой. В начале поединка мне показалось, что рогойлы разумны...
  - И это открытие едва не стоило вам жизни, - напомнил Кальконис.
  - Возможно, - согласился Милав. - Но я нисколько об этом не жалею - Ярил кудесник говорил: "Пытайтесь увидеть не форму, а содержание!". Сегодня мне показалось, что за формой страшного зверя я смог разглядеть что-то ещё... Может быть, я ошибаюсь, потому что не знаю этого наверняка...
  Костёр горел жарко. На стенах заблестела вода, выступающая из заполненных льдом трещин. Милав перебирал содержимое тюков с погибших лошадей и безжалостно кидал всё в костёр, оставляя лишь провизию и кое-какую мелочь, которая не могла перегрузить оставшихся коней.
  Кальконис задремал, уронив голову на грудь. Ухоня тоже спал, привалившись обмороженным боком к нагретому костром камню. Милав расправился с ненужной теперь поклажей, затем сходил к входу, удостовериться, что с этой стороны можно не опасаться внезапного нападения (где гарантия, что прайд рогойлов был в единственном числе?). Выход оказался наполовину завален снегом. Милав подкатил несколько валунов, набросал сверху больших ледяных сосулек, и со спокойной душой отправился спать, не забыв устроить парочку хитроумных ловушек на пути к их гроту.
  
   ...ГОЛОС.
  "... И были эпохи, когда первенствовали в мире тонкие и творческие энергии. Смрад гибели и тотального разрушения не висел ужасным смогом над миром людей. Тогда преобладали положительные сущности, и никто не смел настаивать на том, что закон равновесия является законом равноутверждающим и добро и зло. И никогда свет и тьма не находились в равновесии. Ибо равновесие - это всего лишь тончайшая, едва видимая грань, отличающая первозданный хаос тьмы от идеальной гармонии Света. Никогда, слышишь, никогда зло не сможет одолеть добро, как бы глубоко последнее не пало в пропасть отчаяния! Помни об этом и стремись к этому..."
  
  Они спали долго. Кальконис проснулся первым и принялся в полной темноте ворошить костёр. К нему присоединился Ухоня. Скоро грот осветился ярким пламенем. Милав выглянул из-под мехового плаща, улыбнувшись прямо в Ухонину физиономию:
  - С добрым утром!
  Кальконис пошмыгал носом, пытаясь изобразить улыбку. Из этого мало что получилось, и он продолжил колоть лёд в заиндевевший котелок. Милав откинул плащ, сел. Всё тело ломило - результат вчерашней схватки на пределе человеческих возможностей. Костёр разгорелся. Пахло дымом, смолой и ещё чем-то неуловимым, но очень-очень приятным. Милав решил взглянуть на то, что творится за каменными стенами. Ухоня напросился ему помочь.
  - Помочь в чём? - осведомился кузнец, накидывая плащ.
  Ухоня неопределённо помахал хвостом.
  - Ладно, пошли, - согласился Милав, первым исчезая в темноте, чтобы успеть обезвредить ловушки (Ухоня со своим любопытством непременно угодил бы в одну из них).
  Выход из пещеры оказался полностью завален снегом. У Милава и Ухони ушло много времени на то, чтобы откопать проход, не имея под рукой ничего, кроме собственных ладоней. Горный мир встретил их слабым ветром и редким снегом.
  - Похоже, постоянные ураганы здесь заказывали рогойлы, - сказал Ухоня, потягиваясь. - А после того как мы отправили их на местожительство немного ниже, погода значительно улучшилась!
  - Ветер слабее, и мороз не столь крепок, - согласился Милав. - Что ж, со спуском в долину у нас теперь особых проблем не будет.
  - А разве они у нас вчера были?
  Ухоноид геройски поднял хвост трубой и оскалился.
  - Ох, и грозен ты со своим обмороженным хвостом! - ужаснулся Милав. - То-то все рогойлы как тебя увидели, сами в пропасть попрыгали!
  - Ну-у-у, - протянул Ухоня, - может и не сами, но попрыгали же!
  
  Спускаться было намного легче. И вовсе не потому, что ноги сами несли тело вниз с такой скоростью, что приходилось притормаживать их стремительную поступь, а потому, что позади остался перевал, ещё вчера казавшийся непроходимым. Впереди, кроме вигов и гаргузов, никого не предвиделось. Что для покорителей перевала какие-то дикие виги, да гаргузы-пакостники? Так, мелочь пузатая! Впрочем, в подобном бахвальстве был замечен один Ухоня. Он семенил рядом с Милавом (лошадей осталось всего две, и ухоноид наслаждался полной свободой передвижения), донимая кузнеца своими вопросами:
  - Ты не заметил, что у каждого рогойла было по шесть лап!
  - С чего ты взял? - удивился Милав.
  - Ну, как же! - подпрыгнул Ухоня. - Ты тащил их за четыре лапы, а я за две!
  - Ты тащил их за хвост!
  - Да? Всё может быть...
  Некоторое время ухоноид молчал, потом вновь начинал доставать Милава:
  - Как ты думаешь, обморожение не заразное?
  - Конечно, нет!
  - Почему тогда я весь чешусь?
  - А когда ты последний раз мылся?
  - Ну-у... вообще-то, я не помню.
  - Чего тогда спрашиваешь?
  - Знать хочу. Шутка ли - целый прайд рогойлов одолели!
  - "Одолельщик", - подал голос Кальконис, - твоя очередь тропинку топтать!
  - Ну, вот, - хмыкнул недовольный Ухоня, - на самом интересном месте...
  В этот вечер пришлось сжечь последний пучок смолистого кустарника. Его едва хватило на то, чтобы натопить в котелке снега и приготовить напиток, высокопарно названный Ухоня "кубком победы". Милав поморщился от подобной напыщенности, но спорить с ухоноидом не стал. По крайней мере, Ухоня перестал приставать к нему с совершенно немыслимыми подробностями боя на перевале. Теперь это "счастье" выпало на долю Калькониса. Милав с хитрой улыбкой на губах прислушивался к тому, как вчерашний бой с рогойлами в интерпретации Ухони превращается в подвиг титанов.
  - Да-а-а... - размышлял Ухоня, глядя перед собой отсутствующим взглядом, - быть бы вам, сэр Лионель, ледяным истуканом, если бы я вовремя не вытащил вас из пасти второго вожака рогойлов!
  Кальконис удивлённо посмотрел на ухоноида (бедный сэр Лионель ещё не сталкивался с поразительной страстью Ухони к самовосхвалению и был, мягко говоря, шокирован его болтовнёй).
  - Позвольте! - изумился Кальконис. - А как вы узнали, что это был второй вожак? По-моему, они все были на одно лицо... то есть, простите, на одну морду!
  Э-э-э... - Ухоня редко оказывался в подобном затруднительном положении, и Милаву было интересно посмотреть, как выкрутится самонадеянный ухоноид на этот раз. - Ну, как же! - воскликнул Ухоня. - Это же так просто. Кто ещё мог отважиться напасть на меня, кроме второго вожака!
  - А-а-а... - протянул Кальконис и уткнулся лицом в ладони. - Как я сразу не догадался?
  - Как же иначе! - сказал Ухоня, не замечая наигранной заинтересованности Калькониса.
  - Это действительно всё объясняет! - заявил сэр Лионель серьёзным тоном.
  - А то! - расхваливал сам себя Ухоня. - Жаль только, что мы не прихватили никаких трофеев. Попробуй теперь доказать, что это были глетчерные рогойлы, а не какие-то там снежные барсы!
  - Если не секрет, - подал голос Милав, - кому ты собираешься поведать о своих подвигах?
  - Не о своих, - поправил кузнеца Ухоня, - мне чужой славы не нужно. А рассказать кому? Да мало ли! Вот вернёмся домой, я всем без утайки поведаю, как не щадя своей драгоценной тигриной шкуры спас достойного сэра Лионеля де Калькониса от неминуемой смерти под ударами ледяных хвостов хранителей перевала Девяти Лун! - мечтал с закрытыми глазами Ухоня.
  - Позвольте спросить, - прервал Кальконис сладкие мечтания ухоноида, - вы будете рассказывать своим восторженным слушателям о том, как сами едва не оказались на ледяном вертеле?
  - Разве такое было? - крайне удивился Ухоня. - Мне казалось, что пока вы, сэр Лионель, валялись в снегу, сражённые звуком Поющего Сэйена, я расправлялся с оставшимися монстрами!
  - Интересно, - задумчиво заговорил Милав, посматривая в сторону развалившегося у костра Ухони, - а где в этот ответственный момент был я?
  - Ты? - Ухоня на секунду задумался. - Неужели ты забыл? Ты помогал мне!
  - Действительно, - Милав подавил улыбку, - что-то с памятью моей стало...
  
  
ГЛАВА 6:

В долину

  
  Утро встретило покорителей перевала липким туманом и нудным затяжным дождём. Ухоня долго ворчал на "несносные горы, способные только на мелкие гадости".
  - Не такие уж они и мелкие, если судить по размерам рогойлов! - сказал Милав, стряхивая с плаща снежно-дождевую кашу.
  Ухоня отмахнулся. Этим утром он отчего-то не был расположен к лёгким словесным баталиям. То ли погода влияла, то ли бессовестное вчерашнее бахвальство не давало его совести покоя. (Впрочем, второе едва ли. Милав не помнил случая, чтобы ухоноид хоть раз пожаловался на угрызения совести. Может быть, у него её и нет вовсе?)
  За ночь значительно потеплело. Снег основательно подтаял, превратив песчано-глинистую тропу в сплошное месиво. Непрекращающийся дождь только ухудшил положение путешественников.
  - Нам следует поторопиться, - подгонял друзей Милав, - погода в горах обманчива. Сейчас идёт дождь, через полчаса снег, а там, глядишь, и мороз завернёт! Тогда нам придётся не ногами спускаться в долину, а лететь кубарем, уповая на встречу с не слишком крупным валуном!
  - Весьма многообещающее начало дня, - пробурчал Ухоня, настроение которого от слов кузнеца ничуть не улучшилось.
  - Тогда в путь! - приказал Милав и, утопая ногами по щиколотку в снежной каше, осторожно повёл свою лошадь вниз, выбирая места, где было больше мелких камней и меньше расползающейся под ногами грязи.
  Шли долго. Солнце так и не смогло прорваться сквозь пелену облаков. Покорители перевала не представляли, сколько времени они бредут по тропе, оскальзываясь и падая едва ли не через каждый десяток шагов. Судя по тому, что под мокрым снегом стали попадаться островки стланца, они спускаются вниз, а не кружат по горе параллельно её подошве. Кони измучились, да и люди порядком устали. Однако на предложение Ухони немного отдохнуть, Милав возразил:
  - Не время. Жалкими растениями, что мешают нам идти, костра не развести. А погода ухудшается на глазах...
  Действительно, вместе с дождём пошёл снег и, судя по клубящимся облакам, процесс этот не обещал быть скоротечным. Ухоня тяжело вздохнул и устремился вслед Кальконису, на удивление безропотно воспринимавшему погодные неудобства. Однообразие окружающего мира словно усыпило людей. Они не сразу и с большим удивлением обнаружили, что идут не по грязной жиже, в которую превратился вчерашний чистейший снег, а по упругому мху, словно губка впитывающему влагу.
  - Странно, - пробормотал Милав, останавливая лошадь и делая знак Кальконису и ухоноиду остановиться. - При подъёме мы не встретили мха...
  - Что тут странного? - встрял Ухоня. - Возможно здесь влаги больше, а долина лежит ближе, чем на той стороне перевала.
  - Может быть... - согласился Милав, внимательно рассматривая мох. - И всё-таки здесь что-то не так...
  - Я согласен с вами, - сказал Кальконис тоже обративший внимание на необычность мха. - На такой высоте и при таких перепадах дневной и ночной температур его не должно быть...
  - Но он есть, - напомнил Ухоня.
  - Есть. И это необычно, - произнёс Милав. - Этому должно быть объяснение...
  - Мы будем искать ответ на вопрос или продолжим спуск? - напомнил Ухоня не совсем юным натуралистам о цели их пребывания на склоне горы.
  Милав пожал плечами:
  - Продолжим спуск, разумеется.
  Вновь под ногами зачавкала жижа. И вновь с неба заморосил дождь, больше похожий на густой туман, насыщенный мелкими капельками небесной влаги. Солнце так и не выглянуло, зато они дошли до густых зарослей кустарника необычного фиолетового цвета, который оказался вполне пригодным в качестве топлива. Бивак готовили в полной темноте. Сырые ветви горели плохо, давая больше едкого дыма, чем тепла, однако другого способа согреться не было. Милав, Кальконис, а затем и присоединившийся к ним после небольшой отлучки в темноту Ухоня, жались поближе к костру, уворачиваясь от назойливого дыма. Но дым, по-видимому, основательно соскучившийся по такому живописному обществу, не думал оставлять путешественников в покое. Он бесцеремонно лез в глаза, выдавливал слёзы, до спазмов щекотал горло. Ухоня не выдержал первым. С возмущениями в адрес несносного костра он уполз в темноту.
  - Форменное безобразие! - бурчал он. - У проклятых вигов, даже дым против нас!
  - Это не дым, - возразил Кальконис, - это погода.
  - Какая разница! - не унимался ухоноид. - У них и погода паршивая!
  - Помнится мне, кто-то дней пять назад пел чудные песни о природной красоте, - напомнил Милав.
  - Мало ли что я пел! - отозвался Ухоня из темноты. - Тогда пел, а сейчас бы съел!
  Милав подмигнул Кальконису и сказал в темноту:
  - Ухоня, ты как самый стойкий из нас, к тому же не нуждающийся во сне, последи за костром, пожалуйста. А мы малость поспим.
  - Ничего себе! - возмутился Ухоня. - Это почему же такая несправедливость? Я тоже спать хочу!
  Милав спорить не стал.
  - Ну, тогда разбудишь меня... когда устанешь.
  - Но я уже...
  - Потом, Ухоня, всё потом... А сейчас будь порядочным тигром, дай поспать!
  Ухоня не ответил, только недовольное сопение раздавалось из темноты. Милав усмехнулся, повернулся к костру другим боком и мгновенно провалился в сон.
  
   ...ГОЛОС.
  "...Наблюдательность - одна из высших добродетелей. Учись видеть, а не смотреть, иначе пропустишь не только добычу лесную в час особой нужды, но и смертельного врага, притаившегося за ближайшим деревом и уже приготовившего для тебя остро отточенный кинжал. Наблюдательность ведёт к устойчивости. Человек многое замечающий мало подвержен пустым колебаниям. Он ступает ногой именно туда, где нет замаскированной ловушки, и верит только тому, кто не предаст его при первой же опасности. И вправду говорят: "Косоглазый не видит середины". Нельзя лицезреть две параллельные прямые и не выбрать одну из них для следования по ней. Не будь Буридановым ослом, который издох меж двух копен ароматного сена, так и не отдав предпочтения ни одной из них..."
  
  Последнее утро на склонах перевала Девяти Лун встретило путешественников чрезвычайно густым туманом: стоя у крупа лошади, можно было с большим трудом рассмотреть её гриву.
  Милав, засыпая вчера вечером, нисколько не сомневался, что Ухоня ни за что не выполнит его просьбу. Так оно и вышло. Когда Милав проснулся ночью оттого, что правый бок совсем закоченел, он нашёл от костра едва тлеющие угли. Ухоня, как и следовало ожидать, спал с другой стороны прогоревшего костра самым бессовестным образом! Милаву заново пришлось разжигать капризный костёр. При этом он нечаянно разбудил ухоноида, уронив на него, совершенно случайно, массивный сук. Ухоня мгновенно проснулся, покрутил лохматой головой и, честно глядя Милаву в глаза, сказал:
  - Напарник, твоя очередь дежурить. Принимай костёр. Видишь, как ярко горит. Это я специально для тебя расстарался!
  Милав едва успел раскрыть рот, чтобы достойно ответить на наглую ложь, но Ухоня уже спал, засунув во сне массивные лапы почти в самый огонь. Кузнецу пришлось позаботиться о конечностях друга и оттащить тигра подальше. Ухоноид не проснулся, лишь промурлыкал что-то огромной пастью и несильно сжал ладонь кузнеца передними резцами. Милав потрепал Ухоню по холке и накрыл своим плащом.
  - Спи, бедолага, - с нежностью сказал он. - Ты хоть и хвастун ужасный, но сердце у тебя благородное...
  Когда дождь прекратился и туман посветлел, говоря о скором наступлении утра, Милав разбудил Калькониса. Сам же улёгся на старое место, укрывшись плащом, любезно предложенным сэром Лионелем. Кальконис следил за костром, в пику Ухоне, с большей ответственностью, поэтому проснувшиеся Милав и ухоноид смогли сразу же насладиться и горячим питьём и обжаренным на углях вяленым мясом. Ухоня, с вожделением поглядывавший на то, как аппетитно завтракают Милав с Кальконисом, жадно облизывался.
  - Мы вас теперь всегда будем костровым ставить! - заявил он тоном начальника экспедиции.
  - Я не против, - отозвался Кальконис. - Ведь я по натуре своей жаворонок. Если долго сплю утром, то весь день себя разбитым чувствую.
  - Теперь вам это не грозит! - пообещал Ухоня, непонятно на что намекая.
  - А ты сам-то чего не трапезничаешь с нами? - спросил Милав, делая вид, что не замечает голодных взглядов ухоноида.
  - Я ещё не настолько материален, чтобы питаться вашей пищей, - ответил Ухоня, и в голосе его слышалось сожаление. - Хотя... я бы съел чего-нибудь... Но потом, когда вы не будете смотреть на меня!
  - Нужен ты нам! - ответил Милав. - Чтобы мы тебе в пасть заглядывали!
  - У кого пасть, а у кого - рот!
  - Вот именно...
  Сидели у костра долго, ждали, когда туман рассеется настолько, чтобы видеть тропу хотя бы на несколько саженей. Иначе можно было проплутать в этом молоке не один день! Когда туман поредел, живописное трио выступило в путь. Шли быстро. Кони отдохнули, да и травкой, пока ещё редкой, успели основательно подкрепиться. Мох исчез, пошла трава. Потом стали попадаться низкие, но отнюдь не карликовые деревья. Всё говорило о том, что эту ночь они смогут ночевать в настоящем лесу.
  Милав решил расспросить Калькониса о дальнейшей дороге.
  - В стране Виг городов мало, - заговорил сэр Лионель. - Собственно, и городами назвать эти поселения сложно. Не любят почему-то виги большого скопления домов. Однако это не значит, что здесь нет крепостей и укреплённых замков. Они есть, хотя не столь величественны, как на побережье в стране Франц. Если мне не изменяет память, сразу же после перевала должна быть живописная долина. Это изолированное место, потому что со стороны перевала Девяти Лун - как вы сами могли убедиться - пройти практически невозможно. А с этой стороны гор, по которым мы сейчас спускаемся, долину окружают высокие пики. Единственный удобны проход в неё закрывает замок Пяти Башен.
  - Что за странное название? - не удержался Ухоня от комментария.
  - Ничуть, - возразил Кальконис. - Я слышал, замок построен на месте древнего поселения, от которого сохранились лишь эти башни. При строительстве замка они так и остались в центре новой постройки. Отсюда и название.
  - А кто владеет замком? - спросил Милав.
  - Трудно сказать, - ответил Кальконис. - Могу с уверенностью сказать только одно - это не виги.
  - А кто?
  - Есть предание, будто до того, как на эту землю пришли виги, здесь жил очень-очень древний народ. Одни говорят, это были великаны торгиды, другие утверждают, что земли принадлежали карликам кигомам.
  - Любят историки точность! - усмехнулся Ухоня.
  - Ходят слухи, - продолжил Кальконис, - что именно потомки первых поселенцев возродили замок.
  - Если те, кто владеет замком, являются потомками первых поселенцев, - предположил Ухоня, - то почему такое расхождение в определении древних обитателях этих мест? Получается, внешний вид сегодняшних жителей замка Пяти Башен будет таким же, как у их пращуров. Разве не так?
  - Так, - согласился Кальконис. - Но проблема в том, что хозяев замка никто не видел.
  - Вот те на! - ахнул Ухоня. - Что это здесь за земли такие таинственные, что никто ничего не знает! Хранителей перевала - глетчерных рогойлов все боятся... боялись, но никто их не видел. В замке чёрт знает сколько лет кто-то обитает, и их тоже никто не видел!
  - Я этого не говорил, - возразил Кальконис.
  - Постойте! - закипятился Ухоня. - Как это не говорили? А кто минуту назад...
  - Я сказал, что хозяев замка никто не видел. Но я не имел в виду его обитателей. - Пояснил сэр Лионель.
  - Я совсем запутался... - насупился Ухоня. - Разве это не одно и то же - хозяева замка и его обитатели?
  - В данном случае - нет, - ответил Кальконис. - В замке живут, в основном, выходцы из восточных земель страны Франц.
  - А хозяева? - не унимался Ухоня.
  - А хозяев никто не видел!
  - Да ну вас, в самом деле... - обиделся ухоноид. - Я ведь не ради любопытства спрашиваю, а в целях нашей общей безопасности!
  Ухоня задрал хвост и с оскорбленным видом исчез в густых кустах, которые в изобилии стали встречаться на пути.
  Кальконис хотел окликнуть Ухоню, но Милав удержал его:
  - Не стоит. Он быстро обижается, но ещё быстрее отходит. Вот увидите, он скоро вернётся.
  
  
ГЛАВА 7:

Исчезновение Калькониса

  
  Но Ухоня не возвращался. Минул полдень. Туман, в клочья разорванный резким порывами ветра, вновь окутал путешественников глухотой всех звуков и чрезмерной влажностью воздуха. Милав с Кальконисом встревожились не на шутку.
  - И куда он запропастился? - негодовал Милав. - Ну, погоди у меня! Вот вернёшься...
  Милав ещё долго мог бы собирать проклятья на тигриную голову, но в этот момент впереди послышался душераздирающий крик. Милав с Кальконисом быстро переглянулись.
  - Ухоня? - спросил Милав напряжённым голосом.
  - Вроде он... - неуверенно ответил сэр Лионель.
  - Тогда берите обеих лошадей и ведите по тропинке, - быстро заговорил кузнец. - А я напрямик через кустарник. Встретимся впереди!
  Милав словно на крыльях полетел на затухающие в лесу звуки. Однако как он ни торопился, всё-таки оказался в долгожданном обществе ухоноида уже после того, как Ухоня одержал победу в коротком лесном бою. Милав огляделся. На небольшой поляне валялось множество вещей: верёвки, какие-то палки, обрывки серой ткани, даже несколько плетёных корзин. Убитых и раненых не было. Да и вообще - никого не было! Хотя...
  Среди обрывков ткани зашевелился большой свёрток. Кузнец приблизился к нему вместе с Ухоней, из пасти которого всё ещё торчали остатки чьих-то штанов.
  - Что здесь произошло? - спросил Милав, не спуская глаз с ожившего свёртка из грубо выделанных шкур не то горных коз, не то равнинных туров.
  - Как только я углубился в лес после непочтительного ответа Калькониса, - стал объяснять Ухоня, - сразу приметил, что за нами кто-то следит. Мне пришлось немного поднатужиться и превратиться в невидимку. Оказалось, по нашим следам шли разные группы. Я решил за ними последить, ежесекундно рискуя оказаться в их кровожадных лапах...
  - Ухоня! - взмолился Милав. - Пожалуйста, давай без твоих штучек!
  - Как знаешь, - обиделся Ухоня, но рассказ свой, тем не менее, продолжил: - Следил я за ними долго. А потом вижу, они в одном место собираются. Я за ними. Оказалось, они по очереди за нами следят. Представляешь, какие наглецы! Ну, я малость не сдержался... В тот момент, когда очередная парочка этих наивных следопытов вернулась в свой основной отряд, идущий параллельно нам, я устроил им маленькую пакость.
  - Хочется верить, ты никого из них не съел?
  - Напарник! Как только твой язык повернулся обвинить меня в подобной мерзости!
  - Ладно-ладно, - торопливо проговорил Милав. - Пойдём-ка лучше посмотрим, что за поклажа такая неугомонная по земле елозит.
  - А чего смотреть? - возразил Ухоня. - Это их пленник. Я видел, как они кормили его, а потом опять в мешок затолкали.
  - Пленник? - переспросил Милав. - С чего ты взял, что он пленник?
  - Руки у него связаны, так эти бандюки его прямо из котелка кормили. Потом сунули кляп в рот, мешок на голову надели и поволокли.
  - Интересно, - проговорил Милав, развязывая узлы на шевелящемся мешке. - Что это за пленник такой у самого подножья перевала Девяти Лун?
  Ухоня не ответил, наблюдая за тем, как из широкого устья появляется пыльная физиономия. Милав вытащил у незнакомца изо рта кляп и спросил:
  - Вы кто?
  Освобождённый посмотрел на Милава ясными глазами, в которых не было ни подобострастия и унижения бывшего невольника, но не было и надменной заносчивости знатного дворянина, случайно пленённого разбойниками. Незнакомец росомону понравился, потому что в тот миг, когда их взгляды встретились, Милав уже знал, кто перед ним.
  
   "Витторио Чезаротти - потомственный дворянин. В силу обстоятельств, связанных с потерей родового замка, пошедшего с молотка за долги его многочисленных братьев, вынужден продавать свою шпагу тем, кто в ней нуждается, и кто хорошо за это платит. Холост. Образован. Общителен. Красив. Мало того, - чертовски привлекателен. Склонен к длительным путешествиям. На родине в Итталоо не был семь лет. Владеет всеми языками Большого Полуострова. Любит - красивых женщин (а кто их не любит?). Не любит - бражничать с малознакомыми людьми, ибо попойки в этом случае часто заканчиваются чьей-то безвременной гибелью"
  
  Информация оказалась полезной и своевременной. К сожалению, в ней не было ни слова о том, что холостяк Витторио почти всегда говорит с такой скоростью, путая слова сразу нескольких языков, что даже Ухоня не мог бы соревноваться с ним в "речевой скорострельности". Ничего этого Милав ещё не знал, задавая свой простой, казалось бы, вопрос. Однако его наивное неведение продолжалось недолго: ровно до того момента, когда красавчик Чезаротти разомкнул свои уста.
  - О! Прекрасно! Прелестно! Брависсимо!
  Слова лились с языка Витторио сплошным неостановимым потоком, в котором малознакомый с подобной манерой общения человек мог бы ненароком утонуть.
  - О! Стераго корлезо рыцарь! Вы освободить меняно и яно, потомко древний родо Свято Чезаро у вас в неоплатный долг! Это наивно разбойнико позорно бежано от ваш огромный мяу-мяу! Я есть полный восторго!
  - Скажи ему, - прошептал Ухоня, - что я не "мяу-мяу", и что я вовсе не в восторге от него самого!
  - Сам и говори... - огрызнулся Милав, которого речь молодого Чезаротти тоже застала врасплох.
  Витторио молчал всего несколько секунд, переводя свой светлый взгляд с Милава на ухоноида и обратно. Затем словесный водопад вновь обрушилась на росомонов.
  - О! Я видеть, ваш мяу-мяу говорить, а вы ему достойно отвечать! Это есть колоссаль и полный фур-фур! Мои глаза вылезано из орбито, я упадано в обморок и лишайся чувство от этот вид! Если вы сказано мне ваш титуло и званий, то я много разо читать молитва про вас стояно на колено! Меня есть имя Витторио Чезаротти, я чрезвычайно впечатлено ваш поступко. Вы - воино храбрано!
  Чезаротти закрыл рот, и Милав понял, по какой причине разбойники держали красавчика Витторио не только связанным, но и с кляпом во рту такой внушительной величины, что им можно было при необходимости воспользоваться, как оружием против глетчерных рогойлов!
  - Очень рад вашему освобождению, - заговорил, Милав вглядываясь в глаза Витторио, горящие непередаваемым восторгом. Потом подумал: "Чего он светится, словно месяц ясный?". Витторио по-прежнему молчал, и Милав продолжил: - Меня зовут Милав-кузнец. Я из страны Рос. А это мой друг Ухоня. Он вроде и тигр, но на самом деле такой же, как мы с вами. Вы меня понимаете?
  Зря спросил Милав об этом. Ой, зря!
  - О! Я поимей и понимай всё! Мяу-мяу есть не мяу-мяу, а таинственно секретно животное именем Ухонио ("Наконец-то дошло!" - пробормотал ухоноид). А вы Милаво - есть колдуно-чародеё и владеть секретно колдовано. О! Это полный восторго мой тело, мой душ! Не слушайт мой плохой и медленный (О-го-го!) слово - я есть сильно взволновано и нужный слово куда-то улетано. Но я всё-всё совсемо понимано! Вы есть не бойся, я большой другано Милаво и мяу-мяу Ухонио!
  - Взаимно, - буркнул Ухоня недовольный той приставкой, которой каждый раз снабжал Чезаротти его имя.
  - С нами путешествует ещё один наш товарищ, - заговорил Милав, вспомнив о Кальконисе, - его зовут Лионель, и мы сейчас идём к нему. Вы с нами?
  - О! Я ходино ваш компанио и долго благодарино каждый из вас и не только вас, но и ваш мамо, папо и грандомамо и грандопапо! Я теперио не отставано от вас, и каждый минуто говорино, как я обрадовано моё освобожденио!
  - Спасибо, мы всё поняли.
  Милав торопливо зашагал сквозь кусты, прислушиваясь к лесным звукам. Туман рассеялся, стало тепло и тихо. Солнце продолжало прятаться за рваными облаками, но всё говорило о хорошей погоде назавтра. Милав почти бегом вышел на тропинку, по следам лошадей определив, что недавно здесь проехал Кальконис.
  "Неужели он не слышал болтовни Витторио!" - удивился кузнец и негромко позвал:
  - Кальконис! Сэр Лионель! Вы где?
  Чирикали птицы. Шумели кроны деревьев. Ответа не последовало.
  Милав опрометью бросился по тропинке, на ходу вглядываясь в следы. Их было немного - от двух лошадей и одного человека, который шёл посередине, ведя за собой коней.
  - Кальконис! - крикнул Милав громче и вспугнул пару огромных птиц, с шумом вырвавшихся из ближайшего кустарника.
  И вновь в ответ - молчание. Лишь теперь до кузнеца и ухоноида стало доходить, что с Кальконисом могло что-то случиться. Слишком опрометчиво поступил Милав, оставив его одного. Через два или три поворота они нашли лошадей, спокойно стоящих на тропе и щипающих траву. Калькониса рядом не оказалось. Это было странно. За всё время пути они никогда не оставляли лошадей одних (что делать пешему путнику в чужом краю, без запасов пищи, одежды и прочего необходимого имущества?). Милав принялся изучать следы. Первого беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: трое неизвестных подошли к Кальконису с трёх сторон - спереди, справа и слева и, видимо, обездвижили его, потому что от лошадей вели только три пары следов.
  - Они понесли его на себе! - уверенно заявил Ухоня, читавший следы не хуже Милава-волка.
  - Это случилось недавно...
  - Я грустно смотрено, - подал голос Витторио, - ваш другано пропадано?
  - Да, - ответил Милав, проверяя поклажу на лошадях.
  - Я знать! Его похищано разбойнико! Я знать их, и знать, где оно скрывано!
  Милав повернулся к Витторио.
  - Мы вас слушаем.
  - Одно денио путь в сторона мой родино нахождено большой крепость...
  - Замок Пяти Башен?
  - Да-да, Пятто Башено замок. Разбойнико обитано тамо!
  - Вы не знаете, есть ли у них лошади?
  Милав говорил на ходу, когда они вдвоём с Витторио шли по тропе. (Ухоня бежал впереди, принюхиваясь к следам.)
  - Много лошадь рядомо бурно широко речано.
  - Далеко до неё?
  - Рядомо совсемо! Мы не успеть ваш другано, если быстрано не поскакано!
  Милав кинулся к поклаже, выхватил нож и обрезал кожаные ремни. Если догонят похитителей, то вернутся. Ну, а если не догонят...
  Вскочив на первую лошадь, Милав кинул поводья второй Витторио и пришпорил коня.
  - Поторопись, Ухоня! - крикнул он товарищу. - Нагоняем!
  Ухоня и сам сообразил, что подобным черепашьим шагом им вовек не догнать разбойников (едва ли они отважились на похищение, если бы не были уверены в том, что смогут оторваться от погони росомонов). Поэтому Ухоня парил в полуаршине от земли, всё увеличивая скорость.
  Лес скоро поредел. В просветах стали заметны серебристые отсветы воды. Ухоня сделал своё тело невидимым и рванулся в ближайший просвет между деревьями в надежде на то, что настигнет злоумышленников на переправе. Он проскользнул между поваленными осинами и вылетел на плёс, слыша за спиной дробный перестук копыт. Это Милав и Витторио настигали его.
  Река оказалась широкой, полноводной. Брода не было. Вместо него имелся узкий подвесной мост, который полоскался в стремительных водах, обрезанный кем-то из похитителей. Вдалеке Ухоня заметил несколько удаляющихся точек.
  - Опоздали... - вздохнул Милав, остановив лошадь у самой кромки воды.
  - Нет! Я успею догнать их! - крикнул Ухоня, переливаясь голубым светом.
  - Не дури! - возмутился Милав. - Один ты не справишься. Давай вернёмся за вещами, и всё хорошенько обдумаем...
  
  
ГЛАВА 8:

Зеркальный перевёртыш

  
  Но Витторио покачал головой и стал бурно возражать:
  - Нельзямо медлимо. Если ваш другано попадано в крепость, то мы не есть ему помогано!
  - Мне кажется, он прав, - сказал Ухоня. - Не станем же мы, в самом деле, штурмовать замок!
  - Ладно, - согласился Милав, - ты займись мостом, а я вернусь за поклажей.
  - Я тожемо хотено помагано! - подал голос Витторио, глядя на Милава чистыми, преданными глазами.
  - Хорошо. Будете делать то, что скажет Ухоня.
  - О! Говорино мяу-мяу Ухонио! Я иметь наслаждение помогано такой чудесно тигрино!
  Ухоня только клацнул зубами, но перечить Милаву не стал - больно счастливым выглядел Чезаротти в предвкушении помощи своим спасителям. Когда Милав вернулся, мост уже был готов. Оказалось, когда рот красавчика Витторио закрыт, его руки работают гораздо быстрее языка!
  Милав покачался на деревянных пластинках моста, связанных не то верёвками, не то местной разновидностью необычайно прочных трав. Мост казался хлипким и ненадёжным.
  - Нас-то он выдержит, - произнёс Милав, - а лошадей?
  - Лошадино подвесано мосто не ходино, - затараторил Витторио. - Конино напугано и в воду бултыхано!
  - Ничего не "бултыхано"! - возразил Ухоня. - Я их буду на весу поддерживать.
  - А справишься? - усомнился Милав.
  - Какой разговор, напарник!
  - "Напарнико" - это титуло колдуно Милаво?
  - "Титуло", "титуло", - пробормотал ухоноид только для того, чтобы отвязаться от назойливого Витторио.
  - О! Чезарно-лучезарно! Можемо я тожемо называно Милаво титуло напарнико?
  Милав открыл рот, чтобы объяснить Чезаротти смысл этого слова, но поймал умоляющий взгляд Ухони. Поэтому смущённо пробормотал:
  - Можете, Витторио, конечно можете...
  - О, гранде карлиццо! Какой удивляно титуло у росомоно - напарнико Милаво кузнеццо!
  - Да уж, мы такие! - не растерялся Ухоня и, растёкшись на спине первой лошади не столько самим тигром, сколько его шкурой, медленно повёл дрожащую лошадь на другой берег.
  Применив орлиное зрение, Милав видел, что конь почти не касается копытами тонких и столь ненадёжных дощечек моста. К тому же находчивый ухоноид закрыл своим хвостом глаза лошади, отчего она заметно успокоилась. Едва конь ступил на траву на другой стороне реки, Милав торопливо перебрался по подвесному мосту, принял у Ухони поводья, и операция по переправе повторилась. Последним к ним присоединился Витторио. Милав с Ухоней вновь смогли насладиться его образной речью.
  - О! Непостижимо! Грандиозо! Я бесконечно удивляно способо переправляно!
  - Мы тоже... - не удержался Ухоня.
  - Извиняно! Я мало отыскано нужно слово, открыто изъясняно мой восторого!
  "Если это мало слов, - ужаснулся кузнец, - то, что такое - много!.."
  Несколько секунд понадобилось Милаву, чтобы заново приторочить поклажу, и погоня возобновилась. Однако уже через некоторое время стало понятно: разрыв между ними и похитителями слишком велик.
  - Далеко до замка? - спросил Милав у Витторио.
  - Трудно сказано. Надо смотрено какое лошадино!
  - До вечера мы доберёмся туда?
  - О, нето! Нужно одно ночио переспано!
  - И разбойникам тоже?
  - Ночио долина ехать невозможно. Сразу дорого потеряно!
  - Что ж... - вздохнул Милав, - давай, Ухоня, дуй за разбойниками на всех парах! Но в драку не ввязывайся. Постарайся напугать их так, чтобы они бросили Калькониса, а сами разбежались.
  - Это мы можем...
  Такие просьбы ухоноиду не нужно повторять дважды! Его тело стало плоским и стремительно понеслось вперёд. Витторио от изумления округлил глаза. Захлёбываясь заговорил:
  - О! Колоссале энергио! Ухонио - не тигрино, Ухонио - арбалето стрелано! Такой грациозо грандиозо полёто!
  Ухоне не сразу удалось настигнуть разбойников. Похитители петляли по зарослям, несколько раз заходя в воды стремительной реки (видимо, в надежде сбить со своего следа ухоноида, которого они по незнанию могли принять за огромную собаку). К счастью, Ухоне не требовались лошадиные следы. Он летел на запах. На острый запах страха, паники и первобытного ужаса, который овладел похитителями в тот момент, когда на одном из долгих, прямых участков дороги, они увидели позади себя нечто, мало похожее и на тигра и на собаку. На разбойников катился огромный шар, состоящий, казалось, из одних клыков! Приём этот был Ухоней неоднократно проверен на практике и никогда не давал сбоев. Вот и сейчас, оказавшись в двадцати-тридцати саженях от разбойников, которых было не менее дюжины, Ухоня издал такой ужасный рёв, что некоторые кони шарахнулись с дороги, унося своих седоков в непроходимые дебри.
  Ухоня посчитал первую фазу атаки удачной и приступил ко второй. Он быстро нашёл в поредевшей толпе человека с мешком на голове и крепко привязанного к седлу. Однако, опасаясь ошибки, он ещё некоторое время преследовал похитителей, пока по одежде не определил, что всадник с мешком на голове - это Кальконис. Тогда Ухоня рванулся вперёд, поравнялся с сэром Лионелем и, вернув телу облик двадцатипудового тигра, обрушился на коня, сбив его с ног вместе с седоком.
  Разбойники даже не заметили потери, продолжая удирать со всех лошадиных ног. Ухоня кинулся к седоку, откатившемуся к самой обочине. Он принялся зубами срывать мешок, спеша удостовериться в том, что перед ним действительно сэр Лионель, а не кто-либо другой. Лохмотья от мешка полетели в стороны, обнажив бледное лицо Калькониса. Глаза его были закрыты, губы плотно сжаты. На лбу алела здоровенная шишка не то от недавнего падения, не то от дубинки похитителей в момент пленения.
  Ухоня принялся тормошить Калькониса, пытаясь привести его в чувство. На это ушло некоторое время. Наконец, сэр Лионель застонал, веки его затрепетали, он полуоткрыл глаза и спросил:
  - Где я?
  - На небесах! - осклабился Ухоня, впрочем, чрезвычайно довольный тем, что Кальконис пришёл в себя.
  Сэр Лионель потрогал шишку на лбу.
  - Кто это меня так?
  - Не я... - развёл лапами Ухоня.
  - Я догадываюсь, что не вы, - Кальконис сделал попытку подняться и застонал. - Однако хорошо они меня приложили! - пробормотал он. - Посижу, а то голова кружится...
  Пока Кальконис приходил в себя, Ухоня успел проверить седельные сумки лошади, на которую он так бесцеремонно обрушился. Конь от нападения не пострадал, продолжая косить глазом на огромного хищника, от которого почему- то пахло не зверем, а чем-то приятно-знакомым.
  В сумках ничего интересного не оказалось за исключением умело нарисованной карты! Ухоня зарычал от удивления. Карты в их мире являлись большой редкостью, поэтому были необыкновенно дороги. Как такая ценная вещь могла оказаться у банальных разбойников? Ухоня версии строить не стал, решив дождаться Милава с Витторио.
  Скоро послышался топот. На тропе показались двое всадников.
  - Догнал? - крикнул Милав издалека, увидев одинокую лошадь, но не замечая сидящего в траве Калькониса.
  - Догнал, - отозвался Ухоня и махнул лапой вбок.
  Милав подскакал, спешился. Стремительно шагнул к Кальконису, намереваясь поднять его.
  - Осторожно! - предупредил Ухоня. - Сэр Лионель малость пострадал...
  - О! Разбойнико натурале - омерзительно человеко! - подал голос Витторио.
  - Как вы себя чувствуете? - спросил Милав у Калькониса.
  - Сейчас уже лучше, только голова кружится...
  - Ладно, отдыхайте, а мы немного оглядимся.
  Ухоня знаком позвал Милава в сторону.
  - Ты чего? - спросил Милав, приближаясь к ухоноиду.
  - Я думаю, пришло время расспросить Витторио, каким образом он оказался в руках бандитов и кто они такие. К тому же...
  - Что ещё?
  - Похитители какие-то странные. С картой!
  - Да ну!
  Ухоня подвёл Милава к лошади, на которой скакал Кальконис и указал на раскрытую сумку:
  - Смотри!
  Милав долго изучал карту. Это была, насколько он мог судить, карта перевала Девяти Лун и равнины на западе от него.
  За спиной кузнеца раздался взволнованный голос красавчика Витторио:
  - О! Это мой карто! Я рисовано его прошлый лето! Где вы его откопано?
  - Здесь, - Ухоня указал на сумку.
  - Я трудно понимано, зачемо горгузо мой карто?
  - Так вас похитили горгузы?
  - Это печально историо. Я много есть страдано в это замок Пятто...
  - Пяти Башен?
  - Да-да, плохо место! Много грязно, сильно вонь! Хорошо собеседнико совсемо нет! Я без беседа совсемо умирано!
  - Что вовсе не удивительно при такой болтливости! - сказал Ухоня очень тихо.
  - Два зима до этот час меня приглашано богатый дож в эти горо, чтобы я соствляй для него подробный карто. Прошлый лето дож погибано на охото. Очень-очень таинственно смертио! А потомо в замко прибывано другой хозяино. Я просить мой деньги за карто, но он меня не выпускано. Я убегано три разо, но на западо мне один не пройти, а востоко - перевало. Тамо - погибано!
  - Уже нет, - сказал Милав и похлопал Витторио по плечу.
  "Можно ли ему доверять? - размышлял он, вглядываясь в лицо говорливого картографа. - Глаз он не прячет. В них я прочитал его истинную судьбу. Что же касается рассказа Чезаротти, то проверить его будет непросто. Да и зачем? Нам нужно только выбраться из этой долины. А там - у каждого своя дорога..."
  - Напарник, - голос Ухони вывел Милава из задумчивости.
  - Да! - сразу откликнулся кузнец.
  Они оставили Витторио одного изучать свой труд, сами отошли в сторону.
  - Чего? - спросил Милав, замечая в товарище настороженность и тревогу.
  - Посмотри на Калькониса.
  Милав повернулся. Лионель по-прежнему сидел в траве, осторожно поглаживая шишку на лбу.
  - Что я должен увидеть?
  - Его застёжка на плаще... Зелёная...
  - Ну?
  - Она на левом плече...
  - И что?
  - Кальконис её всегда носит на правую сторону!
  - Уверен?
  - Я сам несколько раз помогал ему застёгиваться на перевале...
  - Ты думаешь, что он...
  - Угу. Зеркальный перевёртыш.
  - А сам Кальконис?
  - О нём нужно этого типа расспросить...
  
  
ГЛАВА 9:

Неудачный побег

  
  Милав приблизился к Кальконису(?), рывком поднял с земли и так тряхнул, что затрещала одежда.
  - В чём дело, Милав? - выпучил глаза сэр Лионель(?), делая вид, что ничего не понимает.
  Милав оторвал Калькониса(?) от земли, приблизив его лицо к своему, приказал:
  - В глаза мне смотри!
  - Да что вы... - забормотал Кальконис(?), дрыгая ногами в воздухе.
  - Напарнико Милаво кузнеццо, вы другано убивано? - рядом с Милавом очутился Витторио.
  Милав на говорливого картографа даже не взглянул, продолжая трясти Калькониса(?) словно дикую лесную грушу:
  - В глаза смотри, проклятый перевёртыш!
  Кальконис(?) мотал головой, пытаясь отвести взгляд, но Милав не дал ему такой возможности. Он улучил мгновение, чтобы заглянуть не столько в зелёные глаза, наполненные страхом, сколько за них...
  
   "Черкарчикаг Боррогос (позывной "Рог") - вечный ученик чёрного мага Ириса Одурманивающего. За двадцать лет обучения сумел овладеть только искусством оборотней-перевёртышей, да и то на уровне низшей ступени. Глуп, рассеян, завистлив. Магией не владеет (да и вообще ничем не владеет, кроме своего тела, которое от частых превращений утратило первоначальный облик). Подвержен гнусному пороку - любит подглядывать, подслушивать, подстрекать к ссорам, в которых сам не участвует по причине паталогической внутренней трусости. Как собеседник - полный "тьфу"
  
  - Ну что, вечный ученик Ириса Одурманивающего, - сказал Милав, опуская перевёртыша на землю, - будешь со мной говорить или хочешь с ним познакомиться? - Кузнец указал на Ухоню, который по такому случаю обнажил оба ряда жутких клыков.
  - Г-говорить! Б-будем г-говорить! - пролепетал перевёртыш.
  Витторио удивлённо смотрел то на Милава, то на Боррогоса, вызывающего своим видом не столько жалость, сколько отвращение.
  - Это не ваш другано Кальконисо?
  - Как видите, - нет.
  - А где другано?
  - Сейчас узнаем, - пообещал Милав, приближаясь к Боррогосу, - сейчас всё узнаем...
  
  Ночью Милав долго не мог заснуть - всё обдумывал события сегодняшнего дня, начавшегося так славно и так печально закончившегося. Из трусливого Боррогоса он вытряс всё, что ему было нужно и даже то, о чём он и не спрашивал. Картина вырисовывалась странная, но не лишённая логики.
  За несколько дней до сегодняшних событий в замок Пяти Башен прибыла очень странная процессия: несколько повозок, наполненных молчаливыми людьми и карета огромных размеров, окна которой были всё время занавешены. Из кареты никто не вышел, но оттуда всё время доносились какие-то звуки. Нынешний владелец замка Ингаэль Пьянчуга несколько раз на дню исчезал в её таинственной утробе, каждый раз отсылая слуг подальше. Потом он выходил из кареты и начинал торопливо отдавать приказания. Именно в результате этой непонятной активности Ингаэля Пьянчуги и оказался однажды ночью Боррогос - незадолго до этих событий поселившийся в замке - в таинственной карете. Из своего посещения он мало что запомнил и ещё меньше смог объяснить. Сомнений не вызывало лишь то, что на следующее утро Черкарчикаг Боррогос по кличке "Рог" и ещё десяток горгузов, постоянно обретающихся в замке в надежде на какую-нибудь грязную работёнку, отправились в сторону перевала Девяти Лун, якобы на поиски картографа Витторио Чезаротти, незадолго до этого в очередной раз удравшего из замка. Чезаротти они нашли (каким образом им это удалось, Боррогос ответить не смог), но возвращаться в замок не спешили. Они ждали у подножия перевала. Чего? Этого перевёртыш не знал... Только вчера вечером к ним прибыл посыльный из замка, передал карту и сказал, что они должны следить за чужаками, спускающимися с перевала. Боррогос этому, конечно, не поверил (с перевала уже много лет никто не приходил), но нарушить приказ не осмелился. Поэтому спокойно ждал, когда таинственные чужеземцы спустятся в долину, испытывая при этом понятное удивление. Затем в тайне от пришлых людей стал следить за ними. Далее к нему явился ещё один посыльный с приказом выкрасть Калькониса, которого он мог узнать по худосочной фигуре. Тут как раз ужасный зверь (надо полагать Ухоня?) напал на горгузов, сопровождавших Чезаротти в крепость. Горгузы разбежались, но Боррогоса это не касалось. Он с двумя посыльными из замка напал на Калькониса, когда тот остался на тропе один, и спокойно ушёл с ним к переправе, где их поджидал ещё десяток горгузов. Там Боррогос совершил ритуал оборотня, а настоящего Калькониса двое посыльных в состоянии беспамятства повезли в замок. Сам же Боррогос с дюжиной наиболее трусливых разбойников должен был следовать за ними на большом удалении. Потом прилетело страшное чудовище и пожрало всех, кроме несчастного Черкарчикага...
  Милав не стал разубеждать Боррогоса в том, что Ухоня никого из его сопровождавших не съел (пусть верить в ужасную кровожадность ухоноида!). Кузнец продолжал допрашивать перевёртыша-неудачника, но тот больше ничего толкового сообщить не смог. Пришлось на время оставить его в покое и заняться красавчиком Витторио. Но и здесь Милав не добился ничего, кроме боли в голове от ужасной манеры отставного картографа коверкать слова. К тому же Чезаротти, будучи дворянином крови, совершенно чурался общества отщепенцев, с молчаливого согласия Ингаэля Пьянчуги обосновавшихся в замке Пяти Башен. Чезаротти не смог сообщить Милаву, где могли содержать Калькониса, а главное - зачем понадобилось его похищать...
  Милав заёрзал на подстилке. Ухоня, лежавший рядом с ним, спросил:
  - Не спишь?
  - Уснёшь тут... - пробурчал кузнец.
  - Я тоже не спать! - донёсся из темноты радостный голос.
  - О, только не это... - простонал Милав, надеявшийся в тишине обдумать сложившееся положение.
  - Я охраняно трусливо разбойнико, чтобы он не сбегано!
  - Никуда он не убежит, - заверил Витторио Ухоня, - а если попытается, то я его съем!
  - Ик! - донеслось из темноты
  "Не спит, проклятый оборотень, - с удовольствием подумал Ухоня, - меня боится!"
  Усталость брала своё. Милав задремал, впрочем, не утратив во сне чуткости. Ему не хотелось, чтобы перевёртыш сбежал от них, не попрощавшись...
  
   ...ГОЛОС.
  "...Изощрён род человеческий в подмене. Люди подменяют всё: любовь - привычкой, страх - бравадой, радость - слезами, горе - умственным отупением. А пробовали люди подменить мысль собственную? К сожалению, пробовали и не раз. Особенно сейчас, когда близится время снятия ауры. Скоро все, а не только избранные из самых избранных смогут видеть ауру любого человека и читать его мысли так же легко, как пергамент, лежащий перед ними. Поэтому и пытаются многие подменить собственные пустые и никчёмные мысли чем-то красивым и возвышенным. Но разве сможет в болотной тине родиться Золотая Рыбка?.. Не нужно подменять мысли, нужно научиться думать красиво, избегая подмены красивостью..."
  
  Утро принесло свежие новости - сбежал Боррогос. Правда, недалеко. Ухоня проснулся как раз в тот момент, когда вечный ученик Ириса Одурманивающего пытался тихо раствориться в утреннем тумане. Зря он задумал подобную гнусную неблагодарность. Ведь предупреждал его Ухоня вчера вечером! Так что нечего теперь вопить на весь лес, взывая к милосердию и человеколюбию. Да такие длинные слова пока проговоришь, Ухоня уже все косточки Боррогоса обгложет!
  Ухоноид приволок беглеца в таком растерзанном виде, что Милав усомнился: уж не нарушил ли Ухоня собственное табу не есть говорящих двуногих? Однако, присмотревшись к Боррогосу, Милав понял - с ним всё в порядке. Просто Ухоня успел располосовать на нём своими огромными клыками всю одежду, превратив её в весьма живописные лохмотья. В довершение ухоноид оборвал зубами все пуговицы, пряжки, застёжки, ремешки. В итоге неудачному беглецу пришлось руками поддерживать сползающие штаны!
  - С голыми окороками далеко не убежит! - уверенно заявил Ухоня.
  Милав вынужден был согласиться.
  - А что есть "окоро комо"? - спросил Витторио, с большим интересом наблюдавший за тем, как ухоноид "воспитывает" пленника. - Это есть ного?
  Милав замялся.
  - Это как бы не совсем нога, но примерно в той области...
  - О, я понимать! Языко росомоно тяжко знакомо! Вы, напарнико Милаво кузнеццо тактично и... о-го-го!
  - Что у него за манера такая, - недовольно пробурчал Ухоня, - то трещит точно сорока, то ржёт словно лошадь!
  Скоро двинулись в путь. Шли не торопясь, обсуждая предстоящую выручку Калькониса из вражеских застенков. Так как лошадей было три, то верхами ехали только Милав, Ухоня и Витторио. Боррогосу в наказание за его попытку покинуть гостеприимных росомонов без их согласия, пришлось путешествовать пешком. Причём руки его были всё время заняты, и несчастному недоучившемуся ученику Ириса нечем было отгонять комаров, облюбовавших его лицо и руки.
  Шли без привалов, лишь после полудня остановились ненадолго - всем надоело слушать нескончаемое нытьё Боррогоса. Милав дал ему небольшой отдых и поход возобновился. Скоро Витторио уверенно заявил, что замок близко. Ухоня предложил свернуть с тропы и пробираться по густым зарослям. Боррогос от такого предложения пришёл в полный ужас. В целях безопасности пришлось заткнуть ему рот и привязать верёвкой к Ухониному седлу.
  - Сколько в замке людей? - спросил Милав, когда они прошли по дну глубокого оврага и оказались на его вершине, откуда стал виден замок.
  - Я не считано это грубияно. Но думай, сотено три-четыре.
  - Ничего себе! - присвистнул Ухоня.
  Милав повернулся к нему.
  - Не в количестве дело, а в боевом духе.
  - Боюсь, номер с пещерой разбойников здесь не пройдёт!
  - Если не пройдёт, найдем что-нибудь другое...
  Некоторое время они пробирались в сторону замка, скрываясь в зарослях. Потом остановились. Дальше двигаться при свете дня стало опасно.
  
  
ГЛАВА 10:

"Это не Кальконис!"

  
  - Витторио, вы приглядите за нашим пленником?
  - А вы кудано уходино?
  - В замок.
  - Я рьяно хотено освобождано ваш другано!
  - Это невозможно, - возразил Милав, - вас там каждая собака знает.
  - Зачемо собако? - удивился Витторио. - Я хорошо знамо достойный людено замко!
  - Я хотел сказать, что вас могут узнать те, кто охотился за вами.
  - О! Это есть так! Они ужасно напугано ваш мяу-мяу Ухонио, и сразу меня арестовано и в тюрьму отправляно!
  - Вот видите, вам с нами никак нельзя.
  - Но и вы, Милаво кузнеццо хорошо им ведомо!
  - За нас не волнуйтесь, - сказал Милав, - нас никто не узнает.
  - О! Тогда гнусно пленнико не беспокойся есть! Если вы давано мне оружио - пленнико убегано невозможно!
  Ухоня принёс шпагу, обнаруженную на месте освобождения Витторио, но отдавать её красавчику не спешил.
  - А вдруг они оба удерут? - тихо спросил он у Милава.
  - И что мы теряем в этом случае? - в свою очередь поинтересовался Милав.
  - Как же! И лошадей и весь груз!
  - Придётся рисковать. Без Калькониса мы далеко не уйдём...
  Некоторое время Милав потратил на то, чтобы выяснить у Витторио план замка и расспросить Боррогоса о страже. Оказалось, стражи у ворот не было. Здешние места обладали весьма дурной славой, да и природная изолированность позволяла гарнизону замка не опасаться внезапного нападения. Всё это было на руку росомонам. Вот только стоило ли доверять рассказу коварного перевёртыша? Однако Витторио подтвердил правдивость слов Боррогоса, и Милав с Ухоней отправились в замок, имея довольно смутный план поведения за его стенами.
  Солнце опускалось за молчаливые гольцы, когда Милав, изменив свой облик на неприметного и скверно одетого горгуза, вошёл в ворота замка. Стражи у ворот, действительно, не оказалось, хотя механизм подъёма моста перед воротам был исправен. Множество объедков, валявшихся вокруг, говорило о том, что здесь недурно проводят время любители жареного мяса, которыми горгузы и слыли. Ухоня, не без труда став совершенно прозрачным, парил рядом с Милавом, всё примечая, во всё вникая.
  Они прошли по грязной улочке и очутились на небольшой торговой площади. Вокруг толпилось множество народа, хотя торговля шла вяло. Пли ближайшем рассмотрении выяснилось, что основное занятие местных торговцев - это устало переругиваться с немногочисленными покупателями, не желавшими брать товар за назначенную цену.
  - Здесь большого барыша не получишь! - хохотнул Ухоня прямо в ухо Милаву.
  - Тебя это беспокоит?
  - Конечно! Можно было бы малость потрясти местных толстосумов!
  - Ухоня!
  - Я имел в ввиду: потрясти их в пользу голодающих!
  - Ты и себя к этой категории относишь?
  - А почему нет?
  Они миновали площадь и углубились в хитросплетение узких улочек.
  - Мы правильно идём? - поинтересовался Ухоня.
  - Согласно рассказам Витторио...
  - Не знаю, какой он картограф, но рассказчик - ещё тот!
  Милав закрыл глаза, мысленно представив себе план замка, который Витторио торопливой рукой набросал ивовым прутиком прямо на песке в том месте, где они беседовали перед расставанием. Согласно наброску, они шли верно. Вон за тем поворотом должна быть ещё одна небольшая площадь. На ней любят собираться горгузы, и там же должны находиться два питейных заведения, пользующихся у них особой популярностью.
  Милав завернул за угол. Красавчик Витторио не ошибся - они оказался перед широкой деревянной дверью, сквозь распахнутые створки которой доносились громкие голоса и запахи гаргузской кухни.
  - Зайдём? - подал голос Ухоня.
  Милав не ответил. Он огляделся по сторонам. Не заинтересовал ли кого одинокий воин больше похожий на бродягу? Несколько обитателей замка, которые бесцельно слонялись по площади, не обратили на Милава никакого внимания.
  - Пожалуй, зайдём... - сказал кузнец и шагнул в распахнутые двери, словно нырнул в вонючий омут.
  Внутри было шумно, сумрачно и смрадно. Милав осторожно проскользнул в наименее освещённый угол и там затаился, изображая перебравшего хмельного напитка сельского простачка. Голоса вокруг гудели, то там, то здесь взрываясь громкой руганью или безумным хохотом. Речь говоривших оказалась Милаву вполне понятна, хотя множество специфических словечек были ему незнакомы. Приходилось только гадать, что они могли означать для непосвящённого.
  Кузнец простоял в своём углу довольно долго, но ничего интересного так и не услышал. Разговоры касались либо недавних стычек с вигами, либо амурных похождений по злачным местам замка. Милав решил попытать счастья во втором питейном заведении и выбрался наружу.
  Наступил вечер. После тяжёлой, угарной атмосферы убогого трактира, воздух улицы, даже с примесью запахов выливаемых из окон нечистот, показался чистым и благоуханным. Милав с содроганием подумал о том, что ему придётся вновь окунуться в подобную клоаку. Но выбора не было. Он нехотя направился в сторону второй двери, распахнутой столь же призывно, что и первая. Однако внутрь войти не успел. Прямо на него из тёмного зева шагнул нетрезвый гигант и отодвинул кузнеца в сторону, будто пустой кубок из-под вина. Милав шагнул в сторону, освобождая проход, потому что вслед первому на улицу вышли ещё трое здоровенных воинов.
  Это были ни горгузы и ни виги (и те и другие отличались худощавым телосложением при невысоком росте). Эти же воители могли прийти только с северных земель. Как выяснилось чуть позже, Милав в своём предположении не ошибся. Едва первый из воинов заговорил, кузнец понял - перед ним викинги.
  "С этими рубаками нужно держать ухо востро, - подумал Милав. - Они из тех, кто сначала убивает, а потом с участием интересуется, из какой ты земли!"
  Милав спиной вжался в старые каменные стены, пытаясь стать незаметным. Викинги вели занятный разговор, кузнецу не хотелось упустить из него ни слова.
  - Скоро третья стража, - произнёс тот, который вышел первым. - Мы славно погуляли в этой дыре, а теперь пора приниматься за работу.
  - Может, ещё посидим? - неуверенно предложил второй.
  - Нет! - сказал, будто отрубил первый. - К утру мы должны узнать всё от того дохляка! В полдень ОН отбывает из этого убогого замка, и нам не поздоровится, если мы чем-то ЕМУ не угодим. Ясно!
  - Ясно... - пробормотал второй недовольным тоном. - Только мне не нравится, что наш свирепый ярл так...
  - Что! - взревел гигант и схватил говорившего за грудки. - Думай, Рогдан, о чём лепечет твой поганый язык!
  - Я не...
  - Ты хочешь для нас той же участи, что постигла ярла Хельдрара?
  - Да нет... - прохрипел второй - ему явно не хватало воздуха.
  Третий и четвёртый викинги стали успокаивать своего ярла:
  - Отпусти его, Гельтр, не подумавши он брякнул... Хотя ты сам должен понимать, нам всем от этого унижения несладко...
  - Ладно... - Гельтр оттолкнул Рогдана от себя и сказал с гневом в голосе: - Запомни, молокосос, если хочешь вернуться к своему роду, не пытайся привлечь ЕГО внимание. Хельдрар был втрое старше тебя и в десять раз мудрее, но и его светлая душа уже давно пирует в Валгалле!
  Рогдан попятился в темноту, откуда сверкнули его испуганные глаза.
  - Прости ярл... хмель ударил в мою голову...
  - То-то, что хмель, - прогудел, успокаиваясь, ярл Гельтр. - Идём. Наверное, этот росомоновский дохляк уже заждался нас!
  Прохрустели шаги по каменной крошке, негромко звякнуло оружие.
  - Голову даю на отсечение, что они говорили о Кальконисе! - жарко зашептал Ухоня на ухо Милаву.
  - В этом нет сомнений...
  - Так чего мы ждём?
  - Мы не ждём, мы думаем.
  - Ну да, пока ты будешь шевелить извилинами, викингов и след простынет!
  - Ты прав, поспешим за ними...
  Преследовать викингов оказалось не просто, а очень просто! Они так громко разговаривали и хохотали, чувствуя себя в замке абсолютными хозяевами, что потерять их из виду было невозможно. Милав с Ухоней шли за шумной компанией, совершенно не опасаясь быть узнанными. Кузнец всю дорогу лихорадочно соображал, как им освободить сэра Лионеля? Рано или поздно викинги войдут в какое-нибудь строение, как преследовать их в таком случае?
  Решение пришло неожиданно. В тот момент, когда горластая четвёрка остановилась перед освещёнными двумя факелами массивными воротами, окованными полосками изъеденного временем железа, за спиной Милава негромко мурявкнула кошка. Кузнец не успел обдумать до конца появившуюся мысль, как его тело самопроизвольно стало трансформироваться, уменьшаясь в размерах и принимая облик хитрющего кота Борьборьки, разбойным образом крадущего у бабушки Матрёны всю сметану в её погребке.
  Милаву не приходилось принимать кошачий облик, поэтому он малость промахнулся - хвост получился коротеньким, а лапы массивными и несоразмерно длинными. Устранять огрехи времени не было. Двери, распахнувшиеся для того, чтобы принять шумную компанию, начали закрываться. Милав кинулся вперёд, надеясь успеть проскочить в щель. Ухоня едва слышно шелестел где-то рядом, и Милаву не пришлось тратить драгоценное время на объяснения с ним.
  Дверь с глухим стуком захлопнулась, едва не прищемив коту хвост.
  - Напарник, смотри в оба! - едва слышно прошептал ухоноид на ухо кузнецу. - А то зазеваешься - они с тебя шкуру и снимут!
  - Ты лучше за собой последи! - огрызнулся Милав. - Светишься, словно месяц ясный! Не будь они в изрядном подпитии, давно бы устроили на тебя охоту как на демона...
  - Учтём-с...
  Милав неслышной поступью кота-хулигана следовал по скудно освещённому факелами коридору за шумной ватагой. Подвыпившие вояки громко обсуждали методы, какими они намеревались "разговорить" пленника-дохляка. От таких подробностей у Милава становилась дыбом шерсть, а Ухоня тихо сожалел о том, что они слишком поздно обнаружили местонахождение Калькониса.
  Коридор кончился. Они оказались в сводчатом зале, не похожем на каменные мешки подземелий. Здесь горело множество факелов, стоял широкий стол с остатками богатой трапезы. В дальнем углу отсвечивала металлическими прутьями большая клетка. В ней, спиной к вошедшим, кто-то сидел.
  - Кальконис... - выдохнул Милав.
  - Сейчас поглядим!
  Ухоня всколыхнул застоявшийся воздух помещения и, оставив Милава в спасительной тени одной из многочисленных колонн, скользнул в сторону клетки.
  Викинги подошли к столу.
  - Что-то рановато ОН сегодня отужинал, - сказал Гельтр.
  - Наверное, пленник испортил ему трапезу, - предположил Рогдан.
  - Не мудрено! Такого крепкого старика я не встречал за всю свою жизнь...
  "Старика! - похолодел Милав. - О боги, неужели мы ошиблись!.."
  - Родись он в нашей земле, - продолжил Гельтр, - быть бы ему великим ярлом! А так...
  Вернулся Ухоня.
  - Это не Кальконис... - произнёс он упавшим голосом.
  - Я уже понял, - ответил Милав. - А как он выглядит?
  - Седой старик в лохмотьях. Очень худой и весь в язвах...
  - Дела-а-а...
  
  
ГЛАВА 11:

Ярл Гельтр

  
  В одиночестве викинги находились недолго. Раскрылись высокие стрельчатые двери, вошёл коротышка в сопровождении четырёх слуг.
  - Вы опоздали! - произнёс он недовольным тоном.
  - Нас задержали дела... - ответил, вставая, ярл Гельтр.
  - Дела? - коротышка залился обидным смехом. - Знаю я ваши дела. Пьянствуете с самого утра, а настоящее дело стоит!
  Гельтр тяжело задышал, мышцы на шее вздулись, хрустнул изящный фарфоровый кубок, который он держал в руке. Осколки с тихим звоном посыпались на пол. Трое викингов приблизились к Гельтру и молчаливо замерли за его спиной. В зале повисла напряжённая тишина. Но, странное дело, коротышка ничуть не испугался. Он стрельнул на Гельтра хитрыми глазками и прищурился.
  - Вы - викинги - так несдержанны...
  - А ты... - Обидные слова готовы были сорваться с губ оскорблённого ярла, но он пересилил себя. - Мы готовы выполнить ЕГО приказ...
  - Так-то лучше, - хохотнул коротышка и галантно предложил викингам следовать за собой.
  - Странные дела творятся в этом замке, - проговорил Ухоня, - ты не находишь, напарник?
  - Нахожу, нахожу! - ответил Милав. - Вот только Калькониса найти не могу!
  Викинги последовали за коротышкой, а Милав с Ухоней - за викингами. Идти пришлось недолго. Несколько длинных коридоров, пара-тройка поворотов, и они оказались ещё в одном зале. Здесь факелов было значительно меньше, да и внутренне убранство говорило о том, что иностранных послов здесь не принимают - повсюду копоть на стенах, загаженный нечистотами пол, затхлый, смрадный воздух. У стены, на чёрной сгнившей соломе лежало тело высокого, худого человека. Он не был связан. Свободно лежал на полу, раскинув руки, подвернув левую ногу в неестественной позе. Милав сразу узнал Калькониса и похолодел: "Неужели они убили его!..".
  - Что с ним? - спросил Гельтр, подходя к недвижимому пленнику.
  - Наверное, спит, - осклабился коротышка. - Видать, устал с дороги!
  Ярл Гельтр внимательно осмотрел пленника и повернулся к коротышке.
  - Нам сказали, нужно допросить росомона-лазутчика. К тому же знатного вояку.
  - Так оно и есть. - Ответил коротышка.
  - Но это не росомон! - бас Гельтра загремел под сводами зала.
  - С чего ты взял? - голос коротышки слегка дрогнул.
  Гельтр шагнул к нему и выдохнул:
  - Я знаю его!
  Коротышка от неожиданности отступил назад.
  - Этого не может быть! - затараторил он. - Ты ошибаешься...
  Гельтр приблизился к коротышке на один шаг и тихо прошептал:
  - Моя память никогда меня не подводила. Этого человека зовут Лионель Кальконис, и он не может быть шпионом росомонов!
  Коротышка юркнул за спины слуг, которые, впрочем, и сами были не прочь ретироваться из комнаты, в которой тревожно запахло яростной потасовкой.
  - Да какая вам разница! - верещал коротышка из-за спин своих слуг. - Ваше дело развязать пленнику язык и доложить ЕМУ!
  Гельтр громыхнул кулаком по скамье, стоявшей у стены и ответил свистящим шёпотом:
  - Мы воины, а не палачи! Понял, мерзкий таракан!
  - Да вы... да вас... - коротышка не мог подобрать нужных слов и поспешно кинулся к двери. - Значит, участи Хельдрара захотел? - донёсся его голос уже из-за двери. - Ну, так ждите!..
  По камням застучали торопливые шаги.
  Гельтр повернулся к своим товарищам. Глаза его горели как раскалённые угли, ноздри раздувались. Казалось, ещё немного и из них пойдёт дым.
  - Гельтр, ты, правда, знаешь этого пленника? - спросил один из викингов.
  Гельтр стрельнул на него глазами:
  - Разве я лгал вам когда-нибудь? Да, я видел этого человек шесть или семь зим назад в шатре Хельдрара. И хорошо запомнил его рассказы о южных странах, где люди не ведают, что такое снег.
  Некоторое время Гельтр молчал, потом торопливо заговорил:
  - Коротышка сумеет рассказать ЕМУ о моём неподчинении такими словами, что ОН не станет в этом сомневаться. Так что участь моя уже решена, но вам не стоит расплачиваться за мою несдержанность. Если вы поторопитесь, то успеете уйти...
  - Странны твои речи, Гельтр. - Возразил самый пожилой викинг, - неужели ты мог помыслить, что мы бросим своего ярла?
  - Но...
  - Достаточно мы унижались перед НИМ! Нужно доказать своё право на то, чтобы валькирии отнесли нас в светлую Валгаллу, а не бросили во тьму Хель, как позорных палачей!
  Загремело оружие - викинги немногословны, когда дело касается боя.
  - А с ним что будет? - спросил молодой Рогдан, указывая на лежащее тело.
  - Его счастье, если он больше никогда не очнётся, - вздохнул Гельтр. - Иначе ему придётся выложить всё, что он знает. Во всяком случае, нам его не спасти...
  Где-то далеко послышались взволнованные голоса.
  - Идут...
  - Напарник, - прошептал Ухоня, - дело принимает скверный оборот. Как бы нас за кучу с викингами не приговорили! Надо выбираться отсюда.
  Милав покачал головой.
  - А Кальконис?
  - Тогда придётся немного размяться...
  - Не спеши, - охладил Ухонин пыл кузнец, - нужно сначала выяснить, кто этот таинственный "ОН", если его даже викинги так боятся!
  Шум стал ближе. Судя по бряцанью оружия, к ним приближалось не менее двух дюжин ратников. Гельтр указал места своим воинам, а сам встал перед дверью, чтобы не дать противникам ворваться всем сразу. Шум за дверью стих. Створки с противным скрипом раскрылись внутрь зала.
  Ярл Гельтр оказался перед одинокой долговязой фигурой, закутанной в длинный балахон. Ни рук, ни ног, ни лица не было видно за чёрной переливающейся материей. Милав, ожидая услышать ненавистный голос, почувствовал, как учащённо забилось сердце, однако слова, зазвучавшие в тишине, заставили его усомниться в первом неосознанном порыве.
  - Мне сообщили, что ярл Гельтр посмел ослушаться меня? - незнакомец упомянул о предводителе викингов в третьем лице, и одно это говорило о том, что он уже не считает его живым.
  - Вы обманули нас! - голос ярла был удивительно спокойным.
  - В чём я вас обманул?
  - Мы должны были охранять вас и охраняли весь долгий путь. Но мы не будем исполнять роль палачей. Пусть этим займутся ваши люди!
  - Ты смеешь указывать мне, что я должен делать?
  - Да...
  Непросто было Гельтру произнести короткое слово-приговор. Но он его произнёс и не пожалел об этом.
  - Глупец! - Голос загремел с удвоенной силой.
  Милав с содроганием узнал его: "Это ОН!..".
  Свет факелов заколебался, задрожали стены, подуло ледяным ветром. На соломе застонал Кальконис.
  - Убейте их всех!
  Четверо викингов одновременно ринулись к двери, мешая врагу проникнуть в зал. Люди незнакомца в чёрном оказались в затруднительном положении. Они могли сражаться только четверо в ряд, что соответствовало количеству разъярённых викингов. Это и решило исход первой атаки. Не прошло и минуты, как пространство перед викингами опустело, приглашая очередную четвёрку занять места павших.
  Викинги не потеряли никого, только молодой Рогдан оказался легко ранен в левое плечо. В рядах нападавших произошла небольшая заминка, вслед за которой на викингов одновременно ринулось не менее двух десятков обозлённых мечников, надеясь на то, что они силой своих тел смогут отбросить викингов назад и там, на оперативном просторе добить их, имея пятикратный перевес в людях.
  Своды коридора огласились яростными криками, но смять северных воителей оказалось непросто. Нападавшие вонзились своим оружием в живую стену и замерли, не в состоянии преодолеть каменной неприступности викингов. Ещё пять или шесть врагов остались лежать перед распахнутыми дверями. Кто-то громко стонал. Кто-то торопливо молился своим богам. Гельтр смахнул кровь с раны на лбу и поднял мёртвое тело мечника - щит ярла разлетелся на куски от удачного удара вражеского молота. Враги загудели, подбадривая себя перед очередной атакой.
  Их остановил властный голос:
  - Стойте! Я не хочу потерять всех людей в схватке с горсткой викингов!
  Враги расступились. Вперёд вышел человек в чёрном.
  - Ну вот, братья, - прошептал ярл Гельтр, - Валгалла уже открывает нам свои двери...
  Фигура в чёрном замерла, капюшон на голове задрожал, по черной материи пошли волны.
  - О, духи великих гор! - заговорила таинственная фигура вибрирующим, низким голосом. - Призываю всю вашу мощь, чтобы покарать ослушников, ибо нет силы, которая могла бы ослушаться меня, имеющего самое сакральное из имён, и имя это...
  Милав, напряжённо наблюдавший за разворачивающимися событиями, сделал то, к чему был готов с первого своего шага по каменным коридорам замка. Он слушал речь чёрного незнакомца и был уверен, что именно последует за тем, как последний назовёт своё сакральное имя. Зная это, кузнец не мог оставаться безучастным.
  Решение пришло неожиданно и оказалось единственно верным. Он скачком вернул себе облик Милава, ибо ни в какой другой ипостаси задуманное не могло быть осуществлено. После чего кузнец начал действовать стремительно, пока роковые слова фигуры в чёрном не прозвучали под сводами зала.
  Милав напряг свою память, вызывая наиболее яркие образы памятной схватки с Аваддоном. Память не подвела. Перед мысленным взором Милава распахнулось видение столь яркое и материальное, что кузнец без труда смог направить это видение на фигуру в чёрном.
  Для сторонних наблюдателей всё происходящее воспринималось как редкий туман, невесть откуда взявшийся в сумрачном зале. Совсем иначе воспринял видение незнакомец в чёрном. Он вдруг замер на полуслове, будто подавившись звуками собственного сакрального имени, потом стал торопливо озираться, не понимая, откуда исходит страшное для него видение.
  К этому времени Милав вызвал в памяти картину раскрывающейся бездны в таких подробностях, что на людей, находящихся в коридоре, пахнуло могильным холодом и чудовищным смрадом. Враги дрогнули. Они поспешно отступили, в страхе озираясь по сторонам. Ничего этого незнакомец в чёрном не видел. Его внимание было целиком приковано к картине раскрывающейся под ногами бездонной пропасти. Он судорожно отшатнулся назад. Это послужило его людям своеобразным сигналом - они с воплями ужаса кинулись по коридору.
  Милав напряг все силы и, прожигая клобук незнакомца своим взглядом, мысленно обрушился на него громоподобным криком:
  - Я вновь встретился с тобой, проклятый чародей! И я вновь отправлю тебя в бездну, тебя породившую!
  Незнакомец словно обезумел. Он заметался из стороны в сторону, а потом, издав тонкий вопль, от которого викинги едва не лишились слуха, кинулся вслед за мечниками, давно покинувшими своего господина. Милав устремился вслед незнакомцу. Он мысленно настиг и набросился на него:
  - Ты не уйдёшь от меня! Мы вместе упадём в эту бездну!
  Кузнец схватил бьющуюся фигуру и потянул её в сторону сворачивающейся пропасти. Незнакомец исторг из груди жуткий крик, рванувшись в сторону от мнимого Милава. В коридоре раздался громкий сухой треск. Яркое пламя полыхнуло на том месте, где секунду назад в конвульсиях бился незнакомец. Отвратительно запахло колдовством...
  Вслед за этим на остолбеневших викингов обрушилось тишина...
  
  
ГЛАВА 12:

Дож Эрайя Горчето

  
  - Великий Тор, что это было...
  Голос неустрашимого ярла дрожал.
  - Боги... - запинаясь, проговорил молодой Рогдан, - боги покарали проклятого колдуна...
  - Его покарали не боги, - возразил Милав, покидая своё укрытие. - Его покарал я!
  Викинги быстро обернулись, почти мгновенно перейдя от состояния религиозного столбняка, в котором они пребывали, узрев случившееся на их глазах, к состоянию опытных бойцов, готовых отразить любую атаку. Но, увидев перед собой одного человека невеликанского роста, сразу успокоились.
  - Кто ты? - спросил Гельтр, прислушиваясь к далёким звукам - паника в коридорах замка росла.
  - Я тот, кто шёл вместе с этим человеком. - Милав указал на Калькониса, которого невероятная суматоха последних минут привела в чувство.
  - Ответ не слишком учтивый, - усмехнулся Викинг. - Я - Гельтр, ярл тех славных викингов, что не побоялись возможности отправиться со мной на славный пир к Одину, но которого мудрые норны пока не захотели позвать к отцу богов. Теперь ты назови себя!
  - Меня зовут Милав. Я из племени Рос.
  - Ты воин?
  - Нет. Моё ремесло мирное. Я кузнец.
  - Кузнец, который смог прогнать мага, погубившего славного ярла Хельдрара? - Глаза Гельтра смотрели не столько настороженно, сколько хитро и испытующе.
  - У каждого свои секреты... - ответил Милав.
  Гельтр помог Кальконису подняться и спросил его:
  - Можешь ли ты подтвердить, что этот юноша - Милав из племени Рос?
  Кальконис удивлённо посмотрела на викинга, потом на росомона. По выражению беспомощности на его лице можно было понять, что, он совершенно не представлял, где находится.
  - Конечно! Это Милав-кузнец из вотчины Годомысла... - проговорил он, потирая виски. - А что случилось?..
  Гельтр не ответил. Он, не отрываясь, смотрел на кузнеца.
  - Не хочет ли Милав поведать о том, каким образом ему удалось прогнать неустрашимого мага?
  Милав на секунду задумался. Говорить правды он не мог, но и разрушить наметившееся взаимное расположение викингов своим категорическим отказом ему не хотелось. Пришлось искать иной путь.
  - Мне непросто ответить на ваш вопрос, ярл Гельтр. Но могу вас заверить в том, что маг покинул стены этого замка. Будем надеяться - покинул навсегда...
  Гельтр некоторое время раздумывал. Ответ росомона его удовлетворил.
  - У каждого народа свои боги, - сказал он, - и помогают они только самым достойным. Я принял твои слова.
  - Уважаемый Милав... - подал голос Кальконис.
  Выглядел он неважно. Синева на лице говорила о том, что беднягу, по-видимому, душили, а ссадины на руках свидетельствовали о яростном сопротивлении сэра Лионеля. Милав приблизился к Кальконису. Ярл Гельтр продолжал внимательно наблюдать за ним.
  - Что вы помните, сэр Лионель? - спросил Милав, стараясь не обращать на проницательные взгляды викинга излишнего внимания.
  - После того как вы пошли на голос, я продолжил идти по тропе. - Заговорил Кальконис, напряжённо припоминая случившееся в лесу. Иногда он морщился, и было не понятно, то ли воспоминания являются для него неприятными, то ли боль в голове продолжает его мучить. - Некоторое время я слышал громкие голоса в той стороне, куда вы пошли. А потом... потом кто-то хорошо приложил меня по затылку. Я очнулся только у реки. Вокруг было множество коней и вооружённых людей. Воины хотели меня связать, но я не собирался так легко сдаваться. Правда, моего сопротивления хватило ненадолго. Меня долго колотили чем-то твердым, и всё время норовили ударить по голове. Я закрывался руками, так что ладоням тоже досталось... Потом меня привязали к лошади, но второпях плохо закрепили верёвки. На повороте меня вышвырнуло из седла. Всё, что я отчётливо помню - это сильный удар головой не то о землю, не то о дерево. После этого в памяти всплывают только обрывки слов и мутные пятна... А недавно мне показалось, что я слышу звуки боя и ваш голос...
  Милав похлопал Калькониса по плечу. Несчастный философ от подобного проявления дружеских чувств едва не потерял сознание. Пришлось спешно усадить сэра Лионеля на лавку возле двери. Только сейчас Кальконис заметил груду мёртвых тел и удивлённо посмотрел на Милава:
  - Значит, мне не показалось?..
  - Не показалось, - ответил Милав. - Но об этом после.
  Он повернулся к Гельтру, продолжавшему держать в руках массивный топор.
  - Ярл Гельтр, как вы собираетесь распорядиться бегством чародея?
  - Бегством? - переспросил ярл.
  Казалось, он ещё не до конца поверил в то, что чёрный маг, столько времени державший викингов в унизительной зависимости, покинул их.
  - Вынужден вам напомнить, что сбежал только маг. Его люди и шайки горгузов, по-прежнему, хозяйничают в крепости...
  - Нужно расспросить старого владельца замка, - ответил Гельтр.
  - Старого владельца? - переспросил Милав. - Разве не Ингаэль Пьянчуга владеет замком?
  - Нет, - ярл Гельтр покачал головой. - Ингаэль просто щенок, которого проклятый маг с помощью своих штучек смог посадить в рыцарском зале этого замка. Истинный владелец - Эрайя Горчето.
  - Где он?
  - Здесь, недалеко. Если ваш друг в состоянии идти, вы скоро сможете с ним поговорить.
  - Идёмте!
  Милав подхватил Калькониса, который чувствовал себя ещё не настолько хорошо, чтобы поспевать за широкой поступью викингов.
  - Как бы опять в западню не угодить... - подал голос Ухоня.
  - Есть другие предложения? - спросил Милав, сделав знак Кальконису молчать.
  - Вроде нет... - голос Ухони растворился, как и он сам.
  Живописная процессия вернулась прежней дорогой. Они оказались в знакомом зале с остатками еды на столе. Теперь Милав понял, что за старик томился в железной клетке. Гельтр своим топором сбил замок. Милав нырнул в клетку, внутри которой на него воззрились тусклые глаза седого согбенного старика.
  - Что, пришла заветная минута? - спросил он, пытаясь подняться.
  - Это как посмотреть... - с улыбкой произнёс Милав, помогая узнику выбраться из клетки. Подвёл его к широкой скамье, усадил.
  Старик удивлённо посмотрел на окружавших его воинов, задержал взор на Кальконисе, которого поддерживал Гельтр.
  - Надеюсь, вы объясните, что здесь происходит?..
  Милав кивнул головой.
  - В замке произошёл переворот. Ваш родственник - Ингаэль Пьянчуга теперь не у дел.
  Старик поморщился как от зубной боли.
  - Не произносите при мне этого гнусного имени! - попросил он. - Лучше быть в родстве с огненной гиеной Дорс, чем с этим выродком!
  - Хорошо, что у меня нет родни! - подал голос Ухоня.
  - Если он вам не родственник, то каким образом мог распоряжаться в замке?
  Старик тяжело вздохнул. Глядя на Милава, ответил:
  - Всегда найдётся тот, кто захочет предать своего господина... Я слышу шум за стенами. Что там происходит?
  - По всей видимости, горгузы никак не могут договориться о главенстве после того, как чёрный маг оставил их, - предположил Милав. - Нам следует этим воспользоваться. У вас в замке остались верные люди?
  - Конечно! - воскликнул старик. - Эрайя Горчето всегда ценил верность и преданность!
  - Значит, пришло время эти качества ваших слуг проверить! - заявил Милав.
  Работа закипела. Оказалось, что строение, в котором они находились, было частью древней постройки, всех секретов которой не знал даже сам дож Горчето, проживший в этих стенах больше шести десятков лет. Впрочем, этого немалого срока ему вполне хватило, чтобы изучить большинство потайных ходов, которыми изобиловали древние стены. Эрайя Горчето пригласил Витторио Чезаротти именно для того, чтобы тот составил для него план всех секретных ходов.
  - И он его составил? - спросил удивлённый Милав (красавчик Витторио ни словом не обмолвился об этом!).
  - Мы не успели сделать и половины всех работ, - вздохнул Эрайя Горчето, - помешал чёрный маг...
  Вопросы к Витторио о планах тайных ходов Милав решил оставить на потом. Сейчас важно было не упустить момента. И они его не упустили. До самого утра бродила живописная компания по узким переходам, в которых порой и одному человеку развернуться было непросто. Многочасовое блуждание закончилось с наступлением дня. К этому времени старого дожа сопровождало не менее сорока хорошо вооружённых воинов, и примерно столько же дожидалось сигнала снаружи.
  Для всех слуг было настоящим потрясением увидеть своего господина живым, хотя и не совсем здоровым. Недостатка в оружии не было. Старый дож знал, как провести своих людей сквозь стены и оказаться именно в том месте, где горгузы, уже охваченные паникой, не могли оказать им серьёзного сопротивления.
  Было решено атаковать противника в полдень. Милав, Кальконис и четвёрка викингов с этим решением согласились, позволив себе короткий отдых в одной из многочисленных тайных галерей.
  Уже засыпая, Милав услышал голос Калькониса, едва живого от утомительной прогулки внутри каменного лабиринта:
  - Я думал, вы меня бросите...
  - Не говорите ерунды, сэр Лионель, - пробормотал Милав. - Куда мы без вас?..
  
  
ГЛАВА 13:

Уловка Милава

  
   ...ГОЛОС.
  "...Сон - благодетель человеческой души и целитель его тела. Отсутствие сна сделало бы невозможным накопление опыта общения с природой без посредника - физической оболочки. Каждый сон уже есть бесценная наука для тонкого тела, он учит человека даже тогда, когда последний об этом не подозревает. Учись наблюдательности, ибо для твоего роста нужен разносторонний опыт. Поэтому научись видеть плохое в хорошем и хорошее в плохом. Разве можно заранее угадать, на что наступит твоя босая нога, когда ты впервые оказываешься в незнакомом лесу? Но ты можешь призвать в помощники любые предметы тебя окружающие, ибо они ведают, то чего ты пока не знаешь, - они впитали в себя информацию об окружающем мире и тебе нужно только суметь прочитать её. И ещё: попробуй изучить свои ментальные способности не только с точки зрения цвета, но также касательно звука и аромата. Ручаюсь - ты будешь потрясён..."
  
  Овладеть замком оказалось несложно. Горгузы видели, что творится вокруг, поэтому не стали дожидаться, когда законный владелец расправится с ними, как с бунтарями. Единственной неожиданной проблемой явился небольшой гарнизон самозванца Ингаэля Пьянчуги. В его составе находились преимущественно северные виги и не более полутора десятков горгузов-кочевников. Это была достаточно грозная сила (около сотни крепких воинов, известных не только дикими попойками, но и свирепыми стычками с врагами). Обосновались они в Южной Башне замка, которая не имела скрытых подземных галерей. Поэтому, после того как немногочисленные улочки замка оказались освобождены от разномастных разбойников, не оказавших серьёзного сопротивления из-за полного разброда среди них, а ворота замка были взяты под надёжную охрану, всё многочисленное разномастное воинство дожа Горчето осадило бунтарскую башню. Нужно было спешно решать, как поступить с теми, кто скрывался за толстыми стенами.
  Мнений высказывалось много, но все они предполагали штурм башни под проливным огнём неприятельских стрел. Дож Горчето не хотел идти на такие жертвы своего немногочисленного гарнизона, справедливо заметив, что, останься он после штурма мятежной башни с десятком преданных слуг, - что толку в такой победе? Кто-то предложил осадить башню и просто дожидаться, когда Ингаэль Пьянчуга из-за отсутствия воды и припасов сам выбросит белый флаг. Но и это было рискованно по той причине, что мятежников было едва ли не больше, чем людей дожа Горчето. Если мятежники захотят ночью прорваться на волю, едва ли у защитников крепости найдутся силы противостоять им.
  Дож Горчето оказался в затруднительном положении.
  - Как жаль, что в Южной Башне нет потайных ходов, - сокрушался он.
  - Наверное, Ингаэль знал об этом, если решил обосноваться именно в ней? - предположил Милав.
  Дож Горчето промолчал.
  Время стремительно приближалось к вечеру, а решение ещё не было найдено. Ухоня, которого Милав отправил за Витторио и перевёртышем, вернулся с ними обоими. Милав, едва взглянув на Черкарчикага Боррогоса, радостно воскликнул:
  - Есть выход!
  Дож Горчето и четверо викингов внимательно выслушали его план. Был он безумен, но обещал стопроцентный выигрыш! Дож Горчето согласился, потому что садившееся солнце оставляло на всё про всё не более двух часов. Милав сразу же приступил к осуществлению своего замысла, главная роль в котором - как это не покажется странным - отводилась несостоявшемуся магу Боррогосу.
  Ухоня позволил себе усомниться в том, что "вечный ученик Ириса Одурманивающего" согласится рисковать своей жизнью. Ярл Гельтр, оказавшийся в эту минуту рядом, вытащил свой боевой топор и на его примере показал перевёртышу, что будет с ним в случае отказа - от страшного удара ближайшая дверь разлетелась в щепки. У Боррогоса, с ужасом наблюдавшего за викингом, не нашлось веских аргументов для отказа...
  Ухоня тоже получил от Милав исчерпывающие указания и, продолжая оставаться невидимым, умчался в сторону Южной Башни. Четыре викинга, едва получив от кузнеца соответствующие инструкции, заняли свои позиции. Оставался Боррогос - самое важное и самое слабое звено в его замысле. Но и здесь особых проблем с несостоявшимся магом не возникло. Либо зрелище сверкающего топора ярла Гельтра так его заворожило, либо он рассчитывал на то, что своим согласием сможет заслужить прощение старого хозяина. Как бы там ни было, но Боррогос беспрекословно выполнил всё, что Милав от него потребовал.
  Едва солнце скрылось за гольцами, и на землю опустились первые сумерки, операция, названная Ухоней в его обычном стиле - то есть весьма громко и чересчур высокопарно - "Большое Возмездие" (как будто возмездие бывает маленьким!), началось...
  Сигналом послужил шум на верхних этажах Южной Башни - там, где находились личные покои Ингаэля Пьянчуги. Милав подал знак, и они с Боррогосом стремительным броском кинулись к подножью древнего каменного колосса. Сгущающиеся тени частично прикрыли их, и большую часть пути до массивных ворот, расположенных в основании Башни, они преодолели незамеченными. Потом, выбежав на открытое место, Боррогос (который был теперь не "вечный ученик Ириса Одурманивающего", а "законный" владелец замка Пяти Башен Ингаэль Пьянчуга) заорал во всё горло:
  - Ворота! Скорее откройте, ворота! За мной гонятся викинги!..
  За дверями произошла суматоха. Стражники ясно видели, что к ним приближается их молодой хозяин, но никто из них не помнил, чтобы он покидал стены Башни. В то же время многие виги были наслышаны о многочисленных тайных ходах, прорытых из башни в башню, и сомнение поселилось в их душах. К тому же шум наверху усилился. Было непонятно, что там творится... А Ингаэль Пьянчуга был уже у самых ворот и продолжал неистово вопить:
  - Да открывайте же ворота, вы, олухи!
  Это был голос Ингаэля, да и вопил он своим привычным для многих тонким, писклявым голосом:
  - Мерзавцы! Вы хотите, чтобы вашего хозяина и его телохранителя разорвали на куски северные варвары?
  В это время из темноты вынырнуло несколько фигур, с громкими проклятиями кинувшихся к стенающему Ингаэлю. В тот же самый миг наверху раздался ужасный грохот и стражники, растерянные и сомневающиеся решили открыть дверь. Тяжёлые створки широко распахнулись, впуская обоих беглецов. Милав толкнул Боррогоса-Ингаэля вперёд, а сам отстал, якобы помогая стражнику закрыть ворота. Он даже и засов - массивный дубовый брус - взял в свои руки, но лишь для того, чтобы от души "приложить" ближайшего вига! Противники ненадолго растерялись, а потом со звериным рыком кинулись на Милава, не успевшего достать Поющий Сэйен и продолжавшего работать "подручными средствами". Кузнецу нужно было продержаться всего несколько секунд, потому что громкий и торопливый топот за спиной недвусмысленно говорил: викинги близко. Но секунды эти оказались невероятно долгими! Не менее дюжины воинов набросилось на него, стремясь вытолкнуть вон. Спас его опять же дубовый брус. Кузнец схватил его так, чтобы он, зацепившись краями за выступы каменной кладки, закрыл нападавшим проход. При этом чем яростнее они напирали на него, тем меньше у них было шансов одолеть дубовую крепость запора!
  Неизвестно, сколько бы ещё смог продержаться Милав, работая только руками, которые он превратил в молоты, если бы не подоспели викинги, а за ними остальные воины дожа Горчето. Участь Южной Башни была решена. Не прошло получаса, как мятежников небольшими группами стали выводить из Башни и отправлять в сырые подвалы, где ещё утром томились люди дожа Горчето. Судьба сыграла с мятежниками злую шутку, поменяв их ролями со своими жертвами. Ингаэль Пьянчуга тоже не избежал такой участи. Дож Горчето распорядился поместить его в ту самую клетку, в которой он едва не закончил свои дни.
  Победа была полной! В замке ликовали. Однако опьяняющее чувство овладело дожем Горчето не настолько, чтобы забыть о безопасности вновь обретённого замка. Количество стражи на стенах было увеличено, число факелов удвоено. В глубоких подземельях всех мятежников для надёжности приковывали к позеленевшим от времени медным кольцам. Сам же замок готовился к обороне на тот случай, если покинувшие его горгузы захотят вернуться. Всю ночь повсюду горели костры, звучали голоса, играла музыка - праздник, так праздник!
  Милаву, Кальконису и Ухоне ответили покои в Круглой Башне, стоявшей в самом центре замка (Боррогоса кузнец лично отвёл в подвал и выбрал для него кольцо помассивнее и понадёжнее, пообещав похлопотать за него... потом... как-нибудь). Здесь же, в Башне, в своих старых покоях расположились Витторио, дож Горчето и четверо викингов, которых старых хозяин попросил возглавить его личную гвардию. Ярл Гельтр не отказался.
  Милав с умилением разглядывал огромную кровать, накрытую драгоценным покрывалом.
  - Неужели, мы будем спать на этом? - изумился он.
  - Чур, я сплю слева! - воскликнул Ухоня, пробуя покрывало на вкус.
  - Ухоня, здесь три кровати, - возразил Милав, - я не собираюсь делить с тобой свою постель!
  - Ну, и подумаешь! - фыркнул обиженный Ухоня. - Как жизнью своей рисковать - так Ухоня, а как отдохнуть не по-звериному - так сразу, поди прочь!
  - Не говори ерунды. Тебя никто не гонит, - возразил Милав. - Выбирай любую кровать и ложись на здоровье. Вы не против, сэр Лионель?
  - Разумеется, нет!
  - Не нужны мне ваши подачки, - продолжал возмущаться ухоноид. - Вот лягу под дверью - пусть все видят, как вы обращаетесь со старым ветераном, которому не дают спать многочисленные раны!
  - Если бы они мне так спать не давали! - с завистью проговорил Милав.
  - Ну, и ладно! - не унимался Ухоня. - Никому не расскажу, как мне удалось запереть Ингаэля в его покоях. Подумаешь! Это же такой пустяк!
  - Ухоня!
  - Не приставайте... Всё равно ничего не скажу!
  - Тогда спокойной ночи! - примирительным тоном произнёс Милав. - Мы о твоих подвигах завтра узнаем, после того как ты разболтаешь об этом первой же смазливой служанке.
  - Да что бы я! рассказал! служанке! - Ухоня на секунду замер. - Хотя... почему бы и нет?
  Ухоноид замолчал.
  - Но я всё равно сердит на тебя, напарник! - напомнил он.
  - Я это помню... - отозвался Милав. - Давай-ка лучше спать...
  
  
ГЛАВА 14:

Спокойные дни

  
   ...ГОЛОС.
  "...Относись к сомнению с большой опаской... Ты никогда не задумывался над тем, почему люди чаще всего олицетворяют это чувство с червём? С длинным, омерзительным червём, способным не только на разъедание твоей души, но и на питание твоими сомнениями, отчего он, - если не лишить его благоприятной среды, - может превратиться в настоящего дракона. Подобный дракон в состоянии уничтожить не только тебя, но и всех твоих близких. Поэтому обрати свой взор на здоровую, разумную пытливость, неспособную породить дракона сомнения. Ибо сомнение ведёт к извращениям, а они готовы привести тебя прямо в объятья предательства. Только свободное, смелое, не зашоренное ограничениями допущение будет твоим спасением. Потому что древняя мудрость гласит: "В слове "допустить" - заключено ВСЁ!"..."
  
  Милав оказался прав. Не успели они проснуться, как ухоноид начал сыпать недвусмысленными намёками:
  - Люди должны знать своих героев в лицо?
  - Должны.
  - Они имеют право знать всю правду?
  - Имеют.
  - Ну, так в чём дело?
  - А в чём дело?
  - В вас! Вам совершенно безразлично, как мне удалось осуществить такую неимоверно сложную задачу!
  - Нам не безразлично, - возразил Милав. - Я хотел, чтобы обо всём случившемся ты рассказал в присутствии дожа Горчето. Он по заслугам оценит твой подвиг.
  - Ты серьёзно?
  - Абсолютно.
  Скоро их позвали к хозяину замка. Трапеза была долгой. Ухоне удалось-таки блеснуть своим рассказом, а Милав улучил минутку, чтобы переговорить с Витторио с глазу на глаз.
  - Скажите, Чезаротти, вы составляли планы тайных ходов для дожа Горчето?
  - Не один годо! Но дело есть ещё много!
  - А почему вы не рассказали об этом мне и Ухоне, когда мы отправились в замок? Это могло существенно облегчить нашу задачу.
  - Я на трезво головано давано клятво-ручительство, что от меня никто плано не узнавано!
  - Что ж, похвально. - Отозвался Милав, которого благородный ответ Витторио хоть и удовлетворил, но тень сомнения оставил.
  После застолья все оправились смотреть главный трофей - дормез (огромную карету), в которой в замок Пяти Башен прибыл чёрный маг. Подробный осмотр ничего не дал. Множество вещей, найденных в нём, могли принадлежать любому богатому обитателю замка и никак не проливали свет на то, кто был хозяин дормеза и откуда он взялся в этих краях. Однако, Милав, используя свою возможность видеть недоступное для других, всё-таки взял себе кое-что на заметку. Когда у присутствующих интерес к дормезу сбежавшего мага поиссяк, а возле кареты остались только Милав, Кальконис, Ухоня и двое стражников, поставленных для того, чтобы отгонять многочисленных зевак, ухоноид обратился к Милаву:
  - Тебе в бегстве чёрного колдуна ничего не показалось странным?
  Почему-то даже между собой они не называли чёрного мага Аваддоном, будто опасаясь, что едва прозвучит его имя, как проклятый чародей мгновенно явится на зов.
  - Что ты имеешь в виду? - не понял Милав.
  - Бегство было паническим. Это совсем не похоже на... на того, кто доставил нам столько неприятностей...
  Милав задумался.
  - А что скажете вы? - обратился он к сэру Лионелю.
  - Простите, я почти ничего не понял из происходящего. Но судя по словам Ухони - подобное бегство не в характере... того чародея.
  - Не знаю... - пожал плечами Милав. - Мы застали его в момент, когда он не был готов. Вид раскрывающейся перед ним бездны заставил мага запаниковать. При таком раскладе у него не оставалось времени, чтобы подготовиться. Я передавал ему образы такой силы и яркости, что сам верил в их существование!
  Ухоня ничего не сказал, но было понятно - он остался при своём мнении.
  
  В замке Пяти Башен они провели несколько спокойных дней. Отсыпались, отъедались. Впрок запасались положительными эмоциями, потому что едва ли стоило рассчитывать на подобное к себе отношение где-нибудь ещё. Дож Горчето вёл себя тактично, ни разу не осведомившись у Милава о цели его путешествия. Кузнец оценил это, и был с хозяином замка совершенно откровенным. Даже успел немного привязаться к старику, чувствуя в нём своеобразное родство душ.
  Время неумолимо текло. Настало утро, когда Милав объявил дожу Горчето о своём отбытии. Старик отговаривать кузнеца не стал, сказав только, что в замке, пока он жив, всегда будут рады тем, кто помог восстановить справедливость. В устах дожа Горчето это не прозвучало напыщенно или высокопарно. Милав ответил ему тем же:
  - Чем длиннее путь, тем больше ценишь настоящих друзей...
  Единственное условие, которое выдвинул дож Горчето, чтобы Милав взял с собой провожатых - в лесах, по-прежнему, скрывалось множество разбойников. Милав поблагодарил старика и от провожатых не отказался.
  - Но только до границы ваших владений! - поставил он условие.
  Старик согласился.
  Собрались быстро. Дож Горчето выделил из своих конюшен трёх отличных скакунов, основательно снабдив отъезжающих провизией и питьём. Когда всё было готово к отправлению, случилось событие, имевшее в будущем самое непредсказуемые последствия. Витторио Чезаротти в категорическом тоне заявил дожу Горчето, что отправляется вместе с Милавом. Кузнец этим заявлением оказался поражён не меньше владельца замка, ибо между ними, за всё время недолгого знакомства, не было произнесено на эту тему ни единого слова. Дож Горчето пытался отговорить своего "картографа", но тщетно. Витторио стоял на своём, заявив, что он устал от гор и хотел бы вернуться к себе домой. Пришлось спешно искать достойную красавчика Витторио лошадь и экипировать его в дорогу. Таким образом, стены крепости покинуло сразу двенадцать всадников: Милав, Кальконис, Ухоня, Витторио и восемь воинов-провожатых.
  Дож Горчето изъявил желание проводить путников до развилки дорог. Одна из них вела в сторону гор, другая, петляя по предгорьям, плавно спускалась на равнину. Она то и должна была привести пилигримов к границе владений дожа Горчето. А были они велики - несколько дней конного пути в сторону Великой Водной Глади.
  Простились просто.
  - Спокойного вам пути! - напутствовал старик.
  - А вам поменьше разбойников! - усмехнулся Милав и тронул лошадь. - А то опять придётся отбивать замок!
  Конь под кузнецом заржал, словно понял речь росомона. Дож Горчето грустно улыбнулся. Он долго стоял на месте, глядя вслед всадникам. Потом, не торопясь, повернул свою спокойную, такую же старую, как он сам, лошадь и потрусил в замок. Его ждала очень важная работа: при осмотре пострадавшей от штурма Южной Башни были найдены остатки старинного потайного хода...
  
  Милав был задумчив. Его смущало не столько неожиданное решение Витторио проводить их до побережья Великой Водной Глади, сколько события последних дней. Перед самым их уходом в замок Пяти Башен пришло множество крестьян из окрестных поселений. Все они бежали от горгузов, вымещавших злобу своего поражения на простолюдинах, не умеющих достойно обращаться с оружием. Беглецы требовали от дожа Горчето, как от своего господина, защиты и наказания виновных. Как должен был поступить старик, если его гарнизон насчитывал не более двух сотен воинов? Он не мог послать достаточно крупного отряда, чтобы разделаться с разбойниками, боясь ослабить крепость (никто не знал, какое количество горгузов-кочевников прячется по окрестным лесам). Именно это сейчас и тревожило Милава. Их отряд был слишком малочислен, а враг велик и, главное - неведом.
  Витторио, принявший молчаливую задумчивость кузнеца на свой счёт, заговорил с ним:
  - Я есть видеть, что кузнеццо Милаво не есть радоваться мой решение.
  - Вы ошибаетесь, - возразил Милав. - Я молчалив по другой причине.
  - Вы не хотено мне сказано?
  - Отчего же! - отозвался Милав. - Меня занимают горгузы, которыми кишат здешние леса.
  - О! Не стоит волновано! Кузнеццо Милаво прогоняно волшебнико-колдуно. Кто теперь хотено с ним сразино?
  - "Хотено", Витторио, ещё как "хотено"!
  Действительно, желающих находилось немало. В течение первых двух дней им несколько раз приходилось вступать в короткую яростную схватку с противником, который нападал рано утром или под вечер, когда сгущающийся лесной сумрак мог мгновенно поглотить в своих недрах не только дюжину нападавших, но и гигантское войско с воинами, лошадьми и всем обозом. Стычки были стремительными и почти бескровными, из чего Милав сделал неутешительный вывод: их проверяют. Основное сражение должно состояться где-то впереди.
  Он поделился своими сомнениями с Кальконисом.
  - Это, без сомнения, так, - согласился сэр Лионель. - К сожалению, мы не в силах изменить течение событий - их шпионы всё время следят за нами. Вот если бы мы смогли оторваться от них...
  - Едва ли, - усомнился Милав. - Восемь тяжело гружёных лошадей оставляют хорошие следы.
  - Значит, пришло время уменьшить количество следов... - сказал Кальконис.
  На следующее утро Милав отпустил провожатых, с большим трудом настояв на своём решении. Воины уходить не хотели, получив конкретные указания дожа Горчето проводить путников по возможности до самого побережья. Милаву пришлось пустить в ход все мыслимые аргументы и даже прибегнуть к помощи Ухони - мастера на подобные дела. Кузнец с ухоноидом потратили больше часа, но им всё-таки удалось уговорить провожатых.
  Полдень они встретили одни на давно заброшенной дороге. Теперь им следовало быть ещё осторожнее. По словам ухоноида кто-то шёл за ними буквально по пятам.
  
  
ГЛАВА 15:

"Черви Гомура"

  
  Оторваться от невидимых преследователей в этот день не удалось. Милав явственно чувствовал чьё-то молчаливое присутствие, сопровождавшее каждый их шаг по старой дороге. Несколько раз Ухоня, становясь невидимым, отправлялся "взглянуть на наглеца". Через непродолжительное время откуда-нибудь из кустов, или с вершины дерева раздавался рвущий тишину крик ужаса, после которого Ухоня возвращался довольный и успокоенный. Но ненадолго. Не проходило и нескольких часов, как назойливое незримое присутствие вновь начинало тяготить не только Милава, с его удивительным навыком ощущать изменение вибрации окружающего мира, но и Калькониса, весьма далёкого от способностей кузнеца. Ухоне вновь приходилось отправляться в лесную чащу...
  К вечеру стало ясно - таким способом от соглядатаев им не избавиться. Решили спровоцировать их, остановившись на ночлег на небольшой возвышенности, окружённой низкой травой и редким кустарником. Всю ночь жгли слабый костёр и напряжённо всматривались в темноту, держа наготове оружие. Но хитрость не удалась. Плотная тьма за освещённым кругом оставалась молчаливой и пустой.
  Утро принесло дождь и ветер. Решили идти не по дороге, а по узкой тропинке, проторенной многочисленными горными сернами у подножия гольцов, теряющих свою мощь и высоту по мере того, как тропинка всё дальше уходила от замка Пяти Башен. Теперь справа от них возвышались древние горы, изъеденные ветром, солнцем и дождём до состояния испещрённого ходами лесного муравейника. Слева начинался редкий смешанный лес. Идти стало труднее, но путешественники теперь чувствовали себя спокойнее и увереннее.
  Так прошло ещё два дня. Стычек с горгузами больше не было. Ухоня, иногда отправлявшийся на "охоту", возвращался ни с чем.
  - Может быть, они оставили нас в покое? - предположил Кальконис.
  - Едва ли, - усомнился Милав. - Скорее всего, они следуют за нами на большом удалении, не рискуя показаться на открытом месте.
  К вечеру они оставили за спиной последние предгорья и оказались на равнине, лесным ковром стекающей с горного плато и разбивавшейся о протяжённые песчаные отмели Великой Водной Глади.
  - Теперь ждите гостей... - пообещал Милав. И не ошибся.
  В вечерних сумерках произошла стычка, самая жестокая и продолжительная с момента их выхода из замка дожа Горчето. Горгузы напали неожиданно и в самом уязвимом месте - там, где дорога, и без того основательно заросшая по бокам густой травой, ныряла под шатёр из крон деревьев. Нападавших было не менее трёх дюжин, и держались они уверенно. Складывалось впечатление, будто ими руководит некто, хорошо разбирающийся в тактике лесного боя.
  Враги налетели стремительно. Их единственной целью было рассредоточить путешественников, а затем по одиночке добить. Милав предвидел это, и в первую же минуту боя собрал весь свой немногочисленный отряд в центре дороги. Теперь горгузам приходилось атаковать небольшим количеством, мешая друг другу. Милав воспользовался этим, и его Поющий быстро расчистил пространство перед собой. Тем временем Ухоня распластался на дороге тончайшим серебристым полотном и методично стал опрокидывать всех, кто по неосторожности ступал на его тело. Кальконис с Витторио тоже времени даром не теряли - не один горгуз отправился под брюхо своей лошади с колотой раной руки, ноги или груди.
  По молчаливому согласию Милав, Кальконис и Витторио не наносили врагам смертельных ран, ограничиваясь ранениями, надолго выбивающими врага из строя. Горгузы же вели себя иначе, особенно после того, как поняли, что Милава и его товарищей им не одолеть. Они отступили в спасительную темноту. Через миг оттуда на дорогу обрушились десятки стрел, но ни одна из них цели не достигла - дорога уже была пуста, потому что путешественники уходили по звериной тропе, петляющей вдоль полноводной реки...
  
   ...ГОЛОС.
  "...Кто поспорит с тем, что каждый человек подобен дереву и что только от него одного зависит, что вырастет на нём: горькие плоды обиды или сладкие плоды понимания и всепрощения. Прощай того, кто поднял на тебя руку, ибо он болен! Болен злобой, ненавистью, страхом. А больной человек достоин лишь жалости. Помни - твоя сила в умении прощать. Слабость твоего врага - в его ненависти. Не уподобляйся ему, постарайся думать о противнике хорошо, и ты переломишь ситуацию, заставив своего врага подсознательно относиться к тебе менее враждебно и более терпимо. Тогда ты обязательно пожнёшь сладкие плоды понимания..."
  
  Утро принесло облегчение. Сколько не всматривался Милав в окружающие их заросли, используя свои способности видеть нарушенную гармонию мира, ничего не заметил. Вокруг был только лес с его таинственной жизнью и воспринимавший людей как досадную помеху в своём отлаженном веками быте.
  Милав продолжал вести свой отряд звериной тропой, хотя это доставляло массу неудобств - приходилось почти всё время идти пешком, иногда прибегая к мечам и топорам, чтобы расчистить дорогу от валежника. Но все неудобства окупались тем, что лес больше не следил за ними горящими ненавистью глазами.
  Витторио сообщил: земля дожа Горчето закончилась. Всё, что их в данную минуту окружает, принадлежит народу, называющему себя "черви Гомура".
  Ухоня поморщился:
  - Не хотелось бы мне именоваться Ухоней из рода червей Гомура!
  - О! Это есть не обидно быть черве Гомуро, - откликнулся Витторио. - Их очень уважаемо этот край. Но черве Гомуро есть очень мало и редко. Я их не встречано никогдано!
  Сэр Лионель тоже кое-что знал об этом таинственном народе.
  - Ещё в те годы, когда я оказался в свите ярла Хельдрара, - заговорил он, - мне удалось услышать историю о том, что где-то в лесах живут остатки некогда могущественного племени. Они никогда ни строят себе жилищ, обитая в земляных пещерах, вырытых в недрах природных курганов. Этих людей почти никто не видел. Поэтому и слухи о народе ходят весьма противоречивые. Одни говорят, что это дикие людоеды, вымирающие из-за того, что с голоду пожрали самих себя, другие утверждают, что людей, мудрее их нет во всём обитаемом мире.
  - Если таковы слухи, - предположил Милав, - то действительность должна оказаться ещё более невероятной. Вспомните хотя бы историю с глетчерными рогойлами.
  Два дня прошли спокойно. На третий Милав понял: в утреннем лесу они не одни. Ощущение было странным. С одной стороны кузнец явственно почувствовал чьё-то присутствие, а с другой, оно выглядело настолько слабым, что казалось тончайшим проявлением многогранной жизни самой природы. Это было странно, потому что дикие лесные звери не могли быть носителями разума...
  Встреча произошла неожиданно.
  Они только миновали цепь небольших холмов и медленным шагом шли по редколесью, возрождающему прошлогоднюю гарь, как справа и слева из-за немногочисленных хилых деревец появились люди. Их было не более десятка. Одеты необычно - аккуратные короткие куртки из шкур медведя кулу, мехом наружу. Широкие штаны серо-зелёного цвета. Невысокие сапоги, плотно облегающие голень. Голову каждого украшал головной убор, ярко отсвечивающий металлом. Оружия у них не было - только короткие толстые посохи из тёмной, почти чёрной древесины. Вперёд вышел один из молчаливых незнакомцев и замер на небольшом расстоянии от Милава.
  Кузнец подал знак остановиться, после чего обратился к Витторио:
  - Спросите, что им нужно.
  Витторио послушно стал задавать вопросы на всех знакомых ему языках. Незнакомец молчал. Витторио исчерпал весь свой запас лингвистических знаний и обиженным голосом произнёс:
  - Он ни есть меня понимано, хотя это просто не есть можно быть! Я знакомо со все язык этот край!
  Милав оказался в затруднении. Незнакомец по-прежнему стоял у него на дороге и молчал. Кузнец попытался поймать его взгляд, чтобы с помощью всезнания определить способ общения, но из этого ничего не вышло. Глаза таинственного обитателя леса неуловимым образом плыли, не давая возможности заглянуть в них. Молчание становилось невыносимым. Наконец, незнакомец поднял руку вверх, призывая к вниманию. Потом указал ладонью перед собой, словно приглашая последовать за ним.
  - Всё происходящее смахивает на западню! - произнёс Ухоня настороженно.
  - Едва ли, - усомнился Милав. - Они пеши и безоружны. Нам не составит труда оторваться от них в случае неприятностей.
  - Смотри, напарник...
  Незнакомец шёл впереди, не оглядываясь, совершенно не интересуясь тем, едет ли за ним Милав со своими спутниками. Остальные таинственные обитатели леса незаметно растворились в зелени, словно их и не было вовсе. Шли долго, петляя по узким тропам, переходя через ручьи и глубокие канавы, наполненные застоявшейся водой.
  Ближе к вечеру, когда тени от всадников и коней стали быстро удлиняться, они пришли к подножью высокого кургана. На поляне, на которой таинственный проводник оставил их одних, было удивительно чисто - ни травинки, ни веточки, ни листика.
  Милав спешился. Остальные последовали его примеру.
  - Интересное место, - сказал Кальконис, оглядываясь по сторонам.
  Через некоторое время на поляну вышло несколько таинственных лесных обитателей. Они принесли с собой небольшие сосуды, в которых дымилось что-то, имеющее сладковатый запах. Расставив сосуды по кругу, в центре которого оказались путешественники, они молча удалились.
  - Не нравится мне всё это. - Заволновался Ухоня. - Потравят они нас, как тараканов! Или усыпят!..
  Милав не ответил, пытаясь "прощупать" пространство вокруг. Враждебности он не почувствовал.
  - Подождём... - сказал он. - Пока они не сделали нам ничего плохого. Зачем отвечать грубостью на гостеприимство? У каждого свои обычаи. Может, они так злых духов из нас изгоняют, чтобы не осквернить своё жилище?
  - Ага! - пробурчал Ухоня. - Изгоняют злых духов, а заодно и жизнь!
  Ответить Милав не успел. На поляне появился ещё один персонаж. Был он высок, худ и невероятно стар. И веяло от него такой силой и энергией, что Милав оторопел. Старик, указав на Милава, пальцем поманил к себе. Кузнец вышел из дымного круга и...
   - Приветствую тебя, юный росомон!
  Губы старца не двигались, но голос в голове кузнеца продолжал звучать:
   - Не бойся нас. Мы не причиним вреда ни тебе, ни твоим людям.
  Милав с удивлением продолжал следить за мимикой лица старца, по которому не пробежало ни тени мускульного движения.
  - Кто вы? - Голос кузнеца в вязкой тишине звучал необычно.
   - Зачем сотрясать вибрациями воздух, если мысль не нуждается в этом!
   - Кто вы? - мысленно повторил свой вопрос Милав.
   - Стоит ли задавать вопрос, зная на него ответ?
  - Так вы - "черви Гомура"?!
  - И да, и нет. Потому что твои мысли о нас ошибочны.
  - Они и не могут быть правдивыми. Я почти ничего не знаю о вас!
  - Ты наивен, юный росомон, потому что не можешь разобраться даже в своих собственных мыслях!
  - Так, помоги мне!
  - Зачем? Душа - священный храм, и в ней нет места посторонним. Думай сам и решай сам.
  - Тогда зачем ты позвал нас?
  - Я не приглашал твоих спутников. Я хотел поговорить только с тобой.
  - О чём?
  - О тебе...
  - Я не совсем понимаю...
  - Конечно, нелегко говорить с собственной совестью.
  - ?
  - Не удивляйся, хотя это чувство так прекрасно, что его нечего стыдиться. Я хотел поговорить с тобой о конечной цели твоего путешествия.
  - Откуда вы...
  - Не забывай, я - твоя совесть. Я знаю о тебе всё. Каждый твой шаг, каждый твой поступок известны мне. Как и все мысли, что рождаются в твоей голове. И даже те из них, которые ещё не родились! Ответь мне, зачем ты хочешь совершить то, что я прочёл в твоей душе?
  - Разве это непонятно?
  - Для меня - нет.
  - Я считаю, что зло должно быть наказано!
  - А ты уверен, что ОН - зло?
  - Но как же иначе!..
  - Не спеши. Обычно самое очевидное является ошибочным! Ты можешь ответить мне: ПОЧЕМУ зло должно быть наказано?
  - Если всегда будет побеждать зло, то равновесие в мире нарушится. А это - конец нашего мира, конец всего Мироздания!
  - Красивые, возвышенные слова, которые чаще всего ничего не отражают.
  - Я не понимаю вас...
  - Это хорошо. Если бы ты понимал всё, что я говорю тебе, ты был бы мне не интересен. Итак, я узнал всё, что хотел.
  - Но я ещё ничего не сказал!
  - И не нужно. Есть мир, в котором живут все твои ещё не рождённые мысли. Я был там. Я знаю.
  - Тогда к чему весь этот разговор?
  - Люди меняются, меняются и их мысли. Прощай, юный росомон. Я узнал достаточно. Дорога к побережью Великой Водной Глади не покажется вам трудной. Можешь вернуться к своим спутникам.
  - Постойте!
  - Да.
  - Скажите мне - кто вы?
  - Я? Я тот, кого все зовут Никто... Прощай, я верю - мы ещё встретимся...
  
  
ГЛАВА 16:

Великая Водная Гладь

  
  Старик ушёл так же, как появился - тихо и незаметно. Но с его уходом сразу стало тяжелее дышать, мир погрузился в грязный мрак безысходности, душа сжалась от недоброго предчувствия...
  Милав потряс головой, прогоняя наваждение. Вернулись таинственные лесные обитатели и молча унесли дымящиеся сосуды. Остался только один незнакомец - тот, который привёл их на эту поляну. Он указал рукой в сторону чёрного леса, затем показал на свои ноги.
  Ухоня прокомментировал:
  - Перевожу его молчание: "Убирайтесь ко всем чертям!".
  Никто шутке не улыбнулся.
  Кальконис спросил:
  - Кто тот старик, что молча простоял перед вами целую вечность, а потом ушёл, не сказав ни слова?
  - Это... - Милав замялся. - Это нелегко объяснить, но я постараюсь... потом, когда сам пойму...
  
  Таинственный старик сказал правду - до самого побережья Великой Водной Глади никто не посмел напасть на их небольшой отряд. Даже крупные хищники обходили их стороной, словно на людей было наложено столь мощное заклятье, что свирепые звери не отваживались попадаться им на глаза. Здесь было над чем поразмыслить...
  Выйдя на бесконечные песчаные отмели, маленький отряд оказался перед новой трудностью: страна Гхотт лежала за широким проливом, и следовало найти достаточно надёжную лодку, способную переправить их на далёкий берег. Для этого нужно было идти в ближайший городок, который виднелся в плывущем морском воздухе к западу от того места, где они вышли к Великой Водной Глади, и там искать кормщика, согласного на такое непростое предприятие.
  Витторио сразу же предложил свои услуги. Милав стал возражать:
  - Возможно, в городке окажется кто-то из тех, кто избежал сырых подвалов дожа Горчето. Если они вас узнают, нам опять придётся петлять по зарослям, спасаясь от погони. Я считаю, должен пойти Кальконис. Вы не против, сэр Лионель?
  - Я только собирался просить вас об этом!
  - Теперь просить не придётся.
  Но и Калькониса отпускать одного было опасно, поэтому Ухоня в образе невидимого телохранителя отправился вместе с ним. Милав с Витторио остались ждать.
  
   ...ГОЛОС.
  "...В человеке ещё так много вопиющей нетерпимости и ужасного зверства, что нетрудно понять - виной всему первобытное, дремучее невежество. Какая польза в том, что человек научился писать и считать, оставшись по сути своей ископаемым зверем! Есть много животных, способных понимать знаки и даже по-человечески на них реагировать, но разве стали они от этого людьми? Конечно, нет! Они по-прежнему остаются хищниками, способными только на то, чтобы удовлетворять свои инстинкты, и готовыми в любую секунду к бессмысленному кровопролитию..."
  
  Кальконис с Ухоней вернулись на следующий день с кучей новостей и весьма довольные собой. Новости были хорошими: вечером прибудет парусная лодка достаточной вместимости, чтобы переправить в страну Гхотт четырёх путешественников и всю их поклажу. Лошадей придётся оставить. Кальконис сумел договориться, чтобы они пошли в качестве уплаты за перевоз. Вечером вместе с кормщиком прибудут два его сына, они и заберут лошадей. Всё складывалось удачно, и Милав приписал неожиданное везение влиянию таинственного старика из непонятного народа, называющего себя "черви Гомура".
  До вечера времени было много. Милав потратил его на то, чтобы привести в порядок себя и снаряжение, которое им понадобится на другой стороне пролива. Лодка пришла вовремя. Когда её большой косой парус заиграл в лучах закатного солнца, Милав ощутил внутри непонятную сосущую пустоту.
  "Ну, вот, - с грустью подумал он, - подходит к концу ещё один этап долгого пути. Остаётся сделать последний шаг..."
  Лодка приближалась стремительно, было видно, что ею управляет опытная в морском деле рука. Скоро стал заметен не только парус, но и высокие борта, за которыми угадывался крепкий, до черноты загоревший человек.
  - Ты же говорил, с ним приедут два его сына? - спросил Милав.
  - Он сам нам сказал об этом, - пожал плечами Кальконис.
  Лодка приблизилась к берегу. Послышалось хлопанье убираемого паруса, хруст деревянного днища о песок, и все увидели кормчего, выпрыгнувшего в нагретую за день воду на отмели. Он быстро пошёл к путешественникам, широко загребая воду сильными ногами. Кальконис двинулся ему навстречу. Милав, Витторио и Ухоня остались на месте.
  - Где ваши сыновья? - спросил сер Лионель.
  - Я весь день был в море. Оттуда прямо к вам. А своим сорванцам наказал, чтобы они пешком сюда шли. Наверное, задержались где-то...
  - Когда они придут? - Кальконис выглядел недовольным. - Мы не можем долго ждать - скоро наступит ночь. Хотелось бы встретить её подальше от берега. Тем более что ветер усиливается!
  - Они уже близко, - уверенно заявил кормщик. - Здесь всего одна дорога. Если вы возьмёте ещё одну лошадь, то сможете их быстро доставить сюда, а уж я накажу их за медлительность...
  Кальконис подошёл к Милаву посоветоваться. Милав не возражал. Тогда сэр Лионель вскочил в седло, взял ещё одну лошадь и рысью поскакал по дороге.
  - Напарник, надо бы приглядеть за Кальконисом, - сказал ухоноид на ухо Милаву. - Мало ли кто по дорогам шастает...
  - Давай. Только не задерживайтесь!
  Ухоня умчался вслед Кальконису. Кормчий подошёл к Милаву, предложил донести вещи до лодки, чтобы потом не терять времени на погрузку. Кузнец кивнул и первым отправился к лодке, неся в руках объёмистый тюк. Витторио с поклажей последовал за ним. Милав брёл по мелкой воде, млея от удовольствия - барханчики розового песка приятно холодили голые ступни (обувь осталась на берегу). Кузнец подошёл к борту лодки, перевалился через него, опуская на палубу тяжёлую ношу. Мерный шелест волн убаюкал сознание, и Милав оказался не готов к тому, что произошло в следующий миг.
  Перегнувшись через борт, он увидел лежащих на палубе вооружённых людей. Их было не менее полудюжины. Все они разом оказались на ногах с зажатым в руках оружием. Милав мгновенно оценил обстановку, поняв, что единственный шанс выжить, это оказаться на палубе. (В воде, хоть и неглубокой, работать Сэйеном было сложно.) Поэтому он ошеломил нападавших тем, что не бросился к берегу в поисках спасения, а ринулся вперёд. Краткого мига растерянности противника ему как раз хватило на то, чтобы достать Поющего и начать методично лишать врагов способности активно двигаться. Через минуту к нему присоединился Витторио, успевший обездвижить кормчего. Враги поняли, что шансов на победу у них нет, поэтому постарались спастись бегством. Милав с Витторио такой возможности им не дали. Не прошло и нескольких минут, как тело последнего полетело в воду - пусть спасается, если хватит сил.
  Милав перевёл дыхание, сложил Поющего, медленно повернулся к Витторио.
  - У вас отличный укол правой! - похвалил он.
  - Укол правой - секрет моего рада! - ответил Витторио, ясно выговаривая слова.
  Ошеломлённый чётким ответом, Милав замер. Он не успел открыть рта, как почувствовал, что Витторио болевым приёмом выбил у него Поющего из рук. В следующую секунду сталь клинка вонзилась в тело кузнеца, с хрустом разрывая ткани грудных мышц. Дальше клинок пронзил сердце, и Милав успел подумать о том, чтобы локализовать боль в одной точке и продержаться как можно дольше. Однако ноги уже не держали, а гаснущее сознание уловило только один звук - парус, не до конца спущенный кормчим, затрепетал на усилившемся ветру. Лодка закачалась и...
  И...
  И для Милава-кузнеца из далёкой страны Рос мир перестал существовать...
  
  
Конец Части Второй.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"