когда он доходит до наших уст, то бывает почти пуст.
П. Бауст
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:
Грёзы о былом...
Друг - тот, чья дружба отсутствием проверена.
Ибн-Аби-Талиб
ГЛАВА 1:
Необъятны росские земли.
На юг пойдёшь - сотрёшь не одну пару кованых набоек. На север пойдёшь - сгинешь в диких, непроходимых лесах тунгов и эскосов. На запад захочешь прогуляться - будь готов встретиться не только с воинственными викингами, но и с диким низкорослым племенем, названным "степными терликами", подчиняющимся только своей единственной Госпоже - Эрешкигаль. Если же твой взгляд, о храбрый путешественник, упадёт на восток, то тебе придётся молить всех богов ниспослать удачу в пути, ибо дорога на восход солнца таит такие опасности и невзгоды, что одного заступничества Перуна окажется мало...
...По-своему природа оплакивает деяния детей своих неразумных, мнящих себя венцом божественного творения. Как бы высоко не возносила гордыня дух человеческий, его бренная физическая оболочка никогда не сможет преодолеть земную твердь. Из праха мы вышли, - во прах и вернёмся... И нет в этом ничего обидного для рода людского. Природа мудра. Божественно мудра. Она была таковой уже тогда, когда мироздание только-только приступило к сотворению прообраза двуногого, двурукого, прямоходящего и самого пытливого создания из всех, когда-либо сотворённых.
И не нам судить его...
...Запахи молчали.
Зрение угасло.
Осязание почило с миром.
Вкус забыл о своём существовании.
Только слух, нет! - далёкое-далёкое воспоминание об отдельных звуках ещё жило в измученном болезнью теле. Звуки эти были разными: приятными и не очень, резкими и мягкими, громкими и такими тихими, что даже Глас Безмолвия оказывался в сравнении с ними громоподобным криком. Но всё-таки тело знало, что оно живёт. Об этом вещали воспоминания, редкими гостьями объявляющиеся в почти погасшем сознании. Приходя, воспоминания начинали хозяйничать в пустой голове, словно гости дорогие, заглянувшие на масленичные блины к бабушке Матрёне. Истерзанное тело не сопротивлялось их приходу, наоборот, оно с жадностью впитывало каждый звук, каждое слово. Тело желало вырваться из заточения и искало любую возможность сделать это...
...- Ну, что ты всё время крутишься у меня под ногами!
- Ха! Скажете тоже! Как я могу крутиться под вашими ногами, если я в холке выше вас в два раза!
- В холке, в холке! А по шее не хочешь?..
- По шее не хочу. Это ног у меня - четыре. А шея - в единственном числе!
Милав попытался открыть глаза, но не смог этого сделать.
- Да отстань ты! Мне показалось, будто у него веки дрогнули!..
- Не-е-т, бабушка Матрёна, это вам по старости всякое блазнится. Ярил-кудесник сказал, что ещё не скоро душа в тело вернётся!
- Тю-ю-ю, да ты-то что о душе знаешь!
- Не надо обижать реликтового ухоноида! Мои невероятные познания в самых разных областях даже смурного Нагина-чернокнижника в удивление ставят. Вот!
- Мне до твоих знаний, как до Легонтова займища - нет никакого дела! Говорю же тебе - моргнул Милавушка!
- Эхе-хе, не хотел бы я дожить до ваших лет! А то начнёшь видеть то, чего и нет вовсе...
- Ах ты, болтушка длиннохвостая, да я тебя!..
- Баба Матрёна! Давайте будем взаимовежливы! Вы перестанете дразнить меня этой мокрой тряпкой, а я сделаю вам одолжение и посмотрю, какого рожна у напарника зенки вздрагивают, если ему ещё недели три следует колодой берёзовой в постели валяться!
- Поговори у меня!
- Да, грустно признаваться, но старость - не радость. И как это я согласился жить в условиях круглосуточной тирании?!
Кто-то засопел в самое ухо, Милав вздрогнул всем телом и открыл глаза.
- Ух, ты!.. Нап... нап... напарник!.. Ты очнулся!
- Что?.. Правда! - воскликнула бабушка Матрёна.
Милав услышал торопливые шаркающие шаги и увидел склонившееся над собой лицо.
- Милавушка... боги услышали мою молитву! Теперь ты будешь жить!..
- Какая молитва, баб Матрёна! - с возмущением пробурчал Ухоня. - Да если бы не я, напарник бы давно загнулся от одних пролежней! Кстати, ворочать этого бугая - занятие не из лёгких. Я, может, из-за этого теперь спиной маюсь!
- Я... дома?.. - Милав не узнал своего голоса. Горло было шершавым, будто его набили речным песком. Голосовые связки дрожали, словно ножки ребёнка, делающего первые шаги.
- Дома! Дома! - торопливо ответила старушка.
- А почему так... темно?..
- Темно?! - удивился ухоноид. - Так за окном-то ночь глухая! И угораздило тебя очнуться в такой неподходящий момент!
- Ухоня! - прикрикнула баба Матрёна.
- Ты, напарник, давай, поскорее протирай свои гляделки, а то без твоей защиты меня здесь совсем в чёрном теле держат!
- Будет брехать-то! Да у тебя на всей шкуре пятна чёрного не сыскать!
- Баба Матрёна, я это в переносном смысле! Неужели не понятно?
- А что это... за вой?.. - облизав пересохшие губы, спросил кузнец.
- Какой вой, напарник! - изумился ухоноид. - Я тебе волк, что ли! С чего мне выть?
- Что за вой там... за окном?..
- Ах, за окном! - обрадовался Ухоня. - Скажу тебе по секрету - этот вой называется вьюга!
- Сейчас зима?.. - От удивления Милав попытался сесть. Сил хватило только на то, чтобы немного повернуть голову.
- Ты лежи, лежи! - встрепенулась старушка. - Нельзя тебе двигаться. Рано ещё!
- Какой... сейчас... месяц?..
- Перелом зимы - январь, - мягким голосом сказала бабушка Матрёна. - Емельян-накрути буран, стало быть, двадцать первое число.
- Сколько же я... спал?..
- Спал? - переспросил ухоноид. - Нет, напарник, ты не спал. Ярил-кудесник назвал это состояние "сумерки жизни"!
Милав попытался вглядеться в Ухонину физиономию, чтобы определить, шутит он или нет. Рассмотреть Ухоню кузнецу не удалось - на глаза набежали слёзы, и всё заволокло бледною мутью.
- Что-то с глазами у меня... - прошептал Милав, откидываясь на подушку.
Бабушка Матрёна и Ухоня в напряжённых позах стояли рядом с кроватью.
Не открывая глаз, Милав спросил:
- Ухоня, а где Кальконис?
Молчание оказалось красноречивее любых слов. Милав не торопил ухоноида, в глубине сердца питая надежду на счастливое избавление своего верного спутника от ужасной гибели. А Ухоня не спешил с ответом, зная, насколько слаб ещё кузнец. Милав собирался повторить вопрос, когда ухоноид заговорил:
- Поверь мне, напарник, мы искали... Разметав остатки орды терликов, росомоны несколько дней разбирали завалы. Знаешь, я насмотрелся там такого...
- Вы его не нашли?..
- Нет. Видишь ли, некоторые камни были такими огромными, что могли превратить любое тело в мокрое место...
- Хватит! Я всё понял...
Милав услышал, как баба Матрёна зашикала на ухоноида.
- А чего? - стал оправдываться Ухоня. - Врать я не приучен!
Кузнец больше ничего не спрашивал. Ухоня начал беспокоиться:
- Напарник, ты чего молчишь?
- Думаю...
- Ничего себе, "думаю"! Мы, почитай, четыре месяца с живым покойником в одном доме маемся, а он, видите ли, "думает"!
- Ухоня! Отстань от человека! - пригрозила бабушка Матрёна.
- Ну, нет! Времена деспотии кончились! - решительно заявил ухоноид. - За все мытарства в этом доме я должен быть вознаграждён подробным рассказом о твоих похождениях!
- Если можно, - негромко попросил Милав, - об этом я расскажу чуть позже... Хорошо?..
- Нда-а-а! - вздохнул ухоноид. - Я оставил тебя всего на несколько недель, и посмотри, в какую историю ты умудрился вляпаться!
- Ухоня! Последний раз предупреждаю! - повысила голос бабушка Матрёна.
- Ладно-ладно, - отмахнулся Ухоня. - Вижу, что и эту ночь мне придётся мучиться в полной неизвестности...
Ухоноид в сердцах поскрёб когтями пол, после чего удалился в дальний конец комнаты. Однако спать он не собирался. Ещё долгое время из угла доносилось его недовольное ворчание. Милав с трудом улыбнулся, потому что слушать то, как Ухоня костерит всех на свете, без смеха было нельзя.
Бабушка Матрёна наклонилась к самому лицу кузнеца. Заговорила, едва сдерживая нахлынувшие слёзы радости:
- Знаешь, Милавушка, а я уже и не надеялась тебя выходить. Это ж надо - столь времени провести в беспамятстве! Если бы не Ярилка-кудесник, да не Нагинка-дурной глаз, уж и не знаю, как бы я тебя вылечила... А на Ухоню ты не обижайся. Он всё это время безотлучно возле тебя сидел и всё корил себя, что поздно матер... материл... Тьфу ты пропасть, что за поганое слово он всё время говорит! А! Вспомнила - сматерилзовался!
- Материализовался. - Подсказал Милав.
- Вот-вот, - подхватила старушка, - то самое слово, будь оно неладно!
- Что вы, баба Матрёна! - приоткрыл глаза Милав. - Разве можно на него сердиться?..
- Вот и я говорю - сущее дитё этот Ухонька! Однако я ему спуску не давала, а то разбалуется навовсе!..
- С вами разбалуешься! - подал голос из добровольного затворничества недовольный ухоноид. - Вот обижусь и уйду навсегда!
- Это куда же? - встрепенулась старушка. - Уж, не в скит ли к Нагинке?
- Не-е-е, к нему не пойду. - Решительно заявил Ухоня. - Он мне со своими расспросами здесь надоел хуже той горькой редьки, которой нас систематически подкармливает ваша соседка - Парашка-громобойша. Я лучше к Ярилу-кудеснику подамся! - мечтательно произнёс ухоноид. - Он хоть ворчун и скопидом порядочный, но меня обижать не станет. Я, как-никак, ему жизнь спас!
- Это произошло во время моего отсутствия?.. - хриплым голосом спросил кузнец.
- Да будет ёрничать, напарник! - обиделся Ухоня. - Я говорю о том славном времени, когда мы с тобой за какую-то неделю спасли весь край росомонов от ига Аваддона. Если бы не я...
- Извини, Ухоня, - с улыбкой сказал Милав, - теперь я начал кое-что припоминать...
- Я тебя прощаю, - великодушно ответил ухоноид, - потому что твоя душа все эти долгие месяцы болталась непонятно где. Но бабе Матрёне непростительно забывать о том, кто на самом деле победил Аваддона!
- Да ну тебя, с твоей болтовнёй, - вскинулась старушка, - дай человеку отдохнуть!
- Ничего себе! Провалялся в кровати почти всю зиму и не выспался ещё? - Ухоня от удивления развёл передними лапами.
- Пусть говорит, - едва слышно сказал Милав, - я по Ухониному голосу так соскучился!.. Да и засыпается под его ворчание лучше, чем под завывания вьюги...
- И то верно! - согласилась бабушка Матрёна. - Пущай болтает, говорилка гладкошкурая, а я возле тебя тихонько подремлю. Мой сон теперь спокойным будет, потому как в сердце благодать пришла.
Ухоня в течение получаса припоминал всех известных ему богов, чтобы взять их скопом в свидетели жестокого угнетения реликтового ухоноида в родном доме. Потом, удивлённый странным молчанием и бабы Матрёны и Милава, тихонько пробрался к кровати. Разочарование отразилось на его довольной физиономии.
- Выходит, я битых полчаса сам с собой разговаривал? - воскликнул он, забираясь на кровать рядом с кузнецом. - Извини, напарник, но дрыхнуть одному на такой шикарной постели, в то время как твой несчастный товарищ ютится на каком-то жалком коврике, совершенно некрасиво!
Ухоня бесцеремонно подвинул Милава к краю, вытянувшись всем огромным телом. Засыпая, замурлыкал, очень собой довольный. Впервые с момента его материализации на Ключевом холме, ухоноид видел сны...
Как выяснилось позже, эта ночь оказалась для кузнеца самой спокойной из череды многих и многих последующих, наполненных напряжёнными раздумьями. Причина безмятежности заключалась в том, что, засыпая, Милав ассоциировал себя с тем росомоном, который в течение долгого времени пробирался домой, опираясь на преданную руку сэра Лионеля и неся в сердце одно-единственное желание - вернуть ухоноида на материальный план. Прошедшие с момента последней битвы за обладание Потерянным Жезлом месяцы для кузнеца как бы не существовали. Он слышал голоса бабушки Матрёны и реликтового ухоноида, но в его ушах продолжал звучать голос Калькониса, словно кузнец лежит не в мягкой кровати в самом центре вотчины Годомысла Удалого, а отражает атаки степных терликов на древнем холме, камни которого помнили поступь Олчигота - Хранителя Знаний Ка-Нехта. И, странное дело, слыша отзвуки боя на фоне беззаботного голоса Ухони и беззлобного ворчания старушки, Милав был счастлив. Он бы испытал сейчас настоящее блаженство, если бы не мысль о печальном конце сэра Лионеля. Немного успокаивало то, что грустные мысли шли в его пробудившемся к активной жизни воображении лишь фоном, выдвигая на передний план главную мысль: "Мы сделали это, сэр Лионель!..".
ГЛАВА 2:
Самая жуткая история...
Насколько первая осознанная ночь в доме бабы Матрёны была безмятежной и почти идиллической, настолько последующие дни оказались неспокойными и сумбурными. Началось всё с раннего пробуждения Милава на мягкой кровати.
Открыв глаза и прислушиваясь к тихому дыханию старушки, спящей рядом с ним в огромном дорогом кресле, кузнец с недоумением огляделся. Чем дольше он осматривал комнату, в которой находился, тем в большее изумление приходил. Взять хотя бы саму опочивальню, где он пролежал, по словам Ухони, все эти месяцы. Милав не настолько долго отсутствовал, чтобы напрочь позабыть вековую избушёнку бабушки Матрёны. Та изба могла вся целиком поместиться только лишь в одной этой опочивальне, потому что высота потолков была в ней где-то под три сажени! Да и размеры самой комнаты приводили в трепет. Вчера, когда обиженный Ухоня отправился в свой угол, Милав не расслышал, как он с ворчанием устраивался на подстилке! Понимание пришло только сейчас - опочивальня имела размеры более десяти саженей в длину! Но даже не это больше всего поразило кузнеца. Осторожно привстав на локтях (наглый ухоноид сложил все четыре лапы на живот Милаву, и росомону не хотелось будить безмятежно спящего Ухоню), кузнец с изумлением увидел кованые решётки на окнах! Подняв голову вверх, Милав так и застыл на некоторое время, впав в столбняк: всю огромную кровать накрывала клетка из плоских кованых прутьев, опускавшаяся на ложе с помощью хитроумного приспособления, хорошо различимого за спинкой кровати!
Увиденное никак не укладывалось в голове кузнеца и наводило на тревожные мысли о мороке, Переплуте, Маре, Нави... Милаву в голову полезла всякая чертовщина. Действительно ли он находится в вотчине Годомысла Удалого? Не проделки ли это Тёмной Госпожи - Эрешкигали? Может быть, он до сих пор не покинул Ключевого холма?
Наверное, Милав выглядел неважно, даже принимая во внимание его многомесячную болезнь, потому что проснувшийся Ухоня от испуга едва не свалился с кровати. Бухнувшись на ноги бабушке Матрёне, он испуганно спросил:
- Напарник, а ты чего глазищами остекленевшими на потолок таращишься? Там ничего окромя подволока нет...
Проснувшаяся бабушка Матрёна кинулась к Милаву.
- Что! Хуже стало?.. Да не молчи ты!
Милав справился с потрясением не сразу.
- Что всё это значит?.. - спросил он, обводя глазами огромную комнату.
- Ах, это! - сразу успокоился ухоноид. - Это мы у тебя должны спросить.
- У меня?! - опешил Милав.
- А кто ещё сможет объяснить, что тут творилось после того, как почти бездыханным твоё тело доставили в Рудокопово!
- Погоди, Ухоня, - проговорила старушка. - Откуда Милавушка может знать об этом, если даже Ярилка с Нагинкой так ничего и не поняли?
- О чём вы?.. - терялся в догадках кузнец.
- О-о-о! Это, брат, запутаннейшая история, пролить свет на которую может одно-единственное существо на свете. И тебе просто сказочно повезло, что совершенно случайно именно этим существом оказался...
- Ты! - без труда догадался Милав.
- Именно я, напарник. А теперь приготовься выслушать самую жуткую и самую захватывающую историю из всех, которые ты когда-нибудь слышал!
- А можно без этих нудных предисловий, - взмолился кузнец, понимая, что о самом главном ухоноид расскажет не раньше масленицы.
- Без предыстории нельзя! - решительным тоном заявил Ухоня. - Потому что без моих пояснений в этой туманной истории сам чёрт ногу сломит!
- Я понял, Ухоня. Если за дело взялся ты, то даже бесам здесь делать нечего!
- Значит, ты готов меня выслушать? - устрашающе сверкнув глазами, спросил ухоноид.
- А куда ж я денусь с этой кровати?
- Тогда слушай, напарник и трепещи!..
Зря Ухоня пытался нагнать жути там, где её в помине не было, хотя история, действительно, оказалась чрезвычайно запутанной. Начать хотя бы с того, что росомоны, сколько бы не искали под развалинами, но тела Калькониса так и не нашли. Как не нашли и тела Бальбада. Разумеется, это ещё не означало, что они оба целы и невредимы, но надежда на их спасение появилась.
Вернувшиеся через неделю на поле боя, после погребения павших товарищей, росомоны не отыскали на Ключевом холме даже намёка на то, что всего несколько дней назад здесь произошла кровопролитная битва: на всём обширном пространстве не нашлось ни одного тела, ни одного элемента оружия! То, что погибших степных терликов и гаргузов-пакостников кто-то предал земле, удивления не вызывало (горы совсем близко, а все знают, что полновластной хозяйкой там - Тёмная Госпожа - возлюбленная Нергала). Но кто, а главное - зачем уничтожил все малейшие следы жестокой битвы? Это было необъяснимо.
Была и ещё одна странность, которую заметили все: Жезл Исчезающей Силы никуда не исчез после материализации ухоноида. Он так и остался стоять там, заменив собой истаявшую колонну-Ключ. Никому, даже самому могучему из росомонов - Вырвидубу, не удалось не то что вынуть Жезл из камня, а даже - прикоснуться к нему! Жезл до сих пор стоит на Ключевом холме, олицетворяя подвиг человека по имени Милав.
Следующие непостижимые события стали происходить с самим Милавом сразу же, как только дружинники Вышаты доставили его в Рудокопово. Баба Матрёна категорически отказалась отдавать кузнеца куда бы то ни было. Она настояла на том, чтобы Милава оставили в её ветхой избушке. Вышата выполнил её просьбу. Однако Ухоня, безотлучно находившийся рядом с кузнецом, уже на следующий день объявился у тысяцкого в палатах и попросил помощи. Оказалось, что, находясь в бессознательном состоянии, Милав перестал контролировать своё тело, начавшее жить отдельной жизнью. Порой оно превращалось в такое, что даже видавшие виды Ярил-кудесник и Нагин-чернокнижник только руками разводили.
Закончилось всё неожиданно. Одна из ипостасей Милава-кузнеца, приняв обличье неведомого зверя колоссальных размеров, разрушила древний сруб бабушки Матрёны. Вышата распорядился поставить новые хоромы. Их изладили в течение одного месяца. Не имея представления, во что может превратиться кузнец в следующий раз, хоромы построили, что называется "на вырост"! Соорудили и кровать соответствующего размера. (На таком ложе мог без ущемления разместиться весь прайд глетчерных рогойлов!) А для того, чтобы обезопасить бабушку Матрёну и ухоноида, местные умельцы отковали солидные решётки на все окна и изготовили клетку, которой при необходимости можно было накрыть лежащее на ложе тело. Правда, воспользоваться механизмом так и не успели - с началом зимы Милав перестал изменяться. Он днями, неделями, месяцами лежал на дорогих покрывалах и никто в целом свете не мог сказать: будет ли жить храбрый росомон, или же его призовут славные предки?
Милав внимательно выслушал речь ухоноида и надолго задумался.
Отлучившаяся во время разговора баба Матрёна вернулась с небольшим подносом.
- Откушай, Милавушка! От всей души старалась!
Кузнец не стал обижать бабушку Матрёну и поклевал чего-то прямо из рук хлебосольной старушки. От пищи, которой и было-то - один напёрсточек! - сразу потянуло в сон.
- Ты поспи, поспи, сердешный! - засуетилась бабушка Матрёна. - Сон для тебя сейчас - первое лекарство!
Милав не стал спорить. Глаза закрылись сами собой. Продолжая слышать тихие голоса самых дорогих его сердцу людей, кузнец уже плыл где-то далеко-далеко, словно пенное море воспоминаний вновь выбросило его на мрачный берег собирательницы душ...
Он спал долго. Но этот сон, в отличие от того, который сковал его сильное тело на долгие месяцы, оказался исцеляющим. Проснулся Милав через сутки и понял: он может встать! Однако явившиеся по радостному известию счастливой старушки Ярил-кудесник и Нагин-чернокнижник в один голос запретили кузнецу двигаться.
- Не можешь ты, дружок, - говорил мягким голосом Ярил, - перетруждать себя. Сил в тебе сейчас, что в мотыльке. Он хоть и прыток сверх меры, но летит-то - глупая голова! - на свет факельный! А, значит, и жизни ему осталось - всего два-три взмаха тонкими крыльями! Так же и ты - дашь сейчас потугу большую для слабого тела и сгоришь от болезни внутренней!
- Да чего ж ты, Ярилка, страсти-то такие болтаешь! - недовольным голосом заговорила баба Матрёны. - Мы молодца, можно сказать, с того света вынули, а ты его опять туда задвигаешь?
- Помолчи, женщина! - нахмурился Ярил. - Ты толк в приворотах, да в хворях телесных ведаешь, а я могу и душевные недуги излечивать. Так что не мешай мне!
Нагин-чернокнижник, молчавший во время перебранки двух знахарей, обратился к Милаву с малопонятной речью:
- Во время болезни с тобой много странного и страшного происходило. Но самым удивительным я считаю твои пророческие слова о том, каким образом восстановить Поющий Сэйен.
Милав непонимающе посмотрел на Нагина.
- О чём вы говорите?
- О тех словах, что сорвались с твоих губ месяц назад - в день Анны и Стефана. Ты заговорил о приметах, сказав, что волки сойдутся в стаи и станут очень опасными. А потом ты сказал несколько фраз на непонятном языке и потребовал восковую доску и палочку для письма...
- Палочку для письма? - перебил Милав Нагина.
- Для письма, - подтвердил чернокнижник. - Мы дали тебе, что ты просил, и ты нарисовал нам, как можно восстановить Поющий Посох. Правда, пометки я не разобрал - не ведом мне тот язык.
- Пометки... язык... - в задумчивости проговорил Милав. - Но я... я не умею писать!
Нагин закусил губу, пристально посмотрел на кузнеца.
- Ухоня разобрал всего несколько слов, - сказал чернокнижник, - это тайный язык шаманов Холодной Страны. До нас дошли сведения только об одном из них - Чиоке.
Милав вздрогнул. Это имя он уже слышал из уст Эливагары! Как она тогда сказала? - "Не нужно по пустякам беспокоить творение Чиока-шамана, не любит оно этого!"
Нагин, не спускавший с Милава пронзительно-зелёных глаз, спросил:
- Ты что-то знаешь об этом легендарном шамане?
- Немного... - Милав с трудом заставил себя говорить. - Я знаю только то, что Поющий Сэйен создал Чиок-шаман...
- Это многое объясняет, - загадочно проговорил Нагин. - Но мы отвлеклись, а я хотел тебе сообщить, что Якау Намуто - ты помнишь его? - по твоим чертежам восстановил Посох.
- Я могу на него взглянуть? - спросил Милав.
- Конечно. Через неделю его доставят из скита.
- Как только Ярил позволит мне вставать, я хотел бы начать тренировки.
- Это будет нескоро, - сказал кудесник. - Может, через месяц, а может, через два...
- Я никуда не тороплюсь, - улыбнулся Милав.
Нагин с Ярилом пробыли ещё некоторое время и засобирались каждый по своим делам. Кудесник ушёл первым, а чернокнижник немного замешкался у кровати больного. Милав коснулся руки Нагина и тихим голосом, чтобы никто не услышал, спросил:
- Вы уверены, что это я писал?..
Чернокнижник ответил не сразу.
- Я видел, как твоя рука водит стило, но утверждать, что писал именно ты, я не могу...
Когда Нагин ушёл, ухоноид стал бодать кузнеца в бок.
- О чём ты с чернокнижником шептался? У меня от его взгляда прямо мурашки по телу бегают!
- По твоему телу только блохи размером с саранчу могут ползать! - Милав не упустил случая слегка подтрунить над товарищем.
- Знаешь, напарник, я считаю, что ты бессовестно пользуешься моей снисходительностью! Если ты здесь валяешься, словно бревно говорящее, это ещё не значит, что я не могу тебя... - ухоноид на секунду задумался. - Да хотя бы укусить!
- Ладно, Ухоня, не обижайся, - примирительно произнёс Милав. - Это я так, в качестве разминки.
- Ты бы лучше руки-ноги разминать начал, а то лежишь худющий, словно поганка лесная!
- Ты же слышал, что Ярил сказал - нельзя мне тело упражнениями нагружать!
- А ты и рад, как я погляжу! Ох! Не узнаю я тебя, напарник, после своей вынужденной отлучки. Испортился ты совсем! Обленился, зазнался...
- Это я-то зазнался! - привстал на локтях Милав. - А кто все лавры в победе над Аваддоном себе присвоил?
- Напарник! Да ты, никак, подслушивал? - От удивления Ухоня широко разинул пасть.
- Подслушивал? Как же! - ехидно сказал Милав. - Ты так превозносил себя, что тебя слышал не только я, но и вся живность в округе, включая мышей в подполе!
Ухоня заёрзал на полу, задрал голову к подволоку и сконфуженно проговорил:
- Вообще-то, меня иногда заносит... Но лишь из-за того, что мне так долго не удавалось ни с кем поговорить. ТАМ так одиноко...
- Я сейчас от твоих слов заплачу, - ухмыльнулся кузнец. - Ты эти байки бабушке Матрёне рассказывай, пока она для тебя пирожки с зайчатиной готовит! Я видел, как ты уплетаешь их за обе щёки!
- Такие пирожки не грех и за три щеки уплетать! - ухмыльнулся довольный ухоноид.
- И тебе не мешает твоя нематериальность? - изумился Милав.
- Какая нематериальность? Окстись, напарник! Да у меня теперь тело покрепче твоего будет!
- А ты не врёшь? - Милаву было непросто поверить в то, что его ближайший друг - единственный в обитаемом мире реликтовый ухоноид - утратил свойство, так часто выручавшее их в прошлых приключениях.
- Напарник! - голосом чревовещателя заговорил Ухоня. - Ты должен знать, что я возложил на себя суровый обет - не лгать детям, женщинам и умирающим воинам!
- Однако, ты и нахал! - покачал головой Милав. - Ты что же, похоронил меня?
- Ха! Да в этом и заключается вся хитрость! - расплылся в довольной ухмылке ухоноид. - Ты сам посуди: детей мне вообще без надобности обманывать, женщин, окромя бабушки Матрёны мы с тобой, почитай, не видим. А обманывать человека на смертном одре - вообще грех непростительный!
- А я? - вставил слово Милав.
- А ты?.. - Ухоня загадочно улыбнулся. - Пока ты был на грани между жизнью и смертью, мне никакого проку не было обманывать тебя. Зато сейчас, когда ты так и рвёшься уцепиться за мой умопомрачительной красоты хвост - этот обет на меня уже не распространяется!
Ухоноид победно посмотрел на кузнеца.
- Я вижу, пребывание ТАМ не прошло для тебя бесследно.
- Конечно! Я теперь такое могу!
- Ухоня, последние слова в твоей речи были для меня самыми важными. - Милав вдруг стал серьёзен. - Потому что твои новые способности мы используем даже раньше, чем ты думаешь.
- Напарник! Забодай меня комар! Как же мне не хватало этих слов ТАМ!
- Ничего, Ухоня, дай только срок - мы с тобой такого наворотим!..
ГЛАВА 3:
Пятьдесят сотен!
Вопросы росли, будто снежный ком. Их стало так много, что Милав выпросил у бабы Матрёны аршинную верёвку и на каждый животрепещущий вопрос завязывал один узелок. Кузнец решил, как только он найдёт ответ на какой-нибудь из них, то узелок будет развязан. И так - до тех пор, пока верёвка не окажется гладкой, словно её только что сплели умелые пальцы бабушки Матрёны.
В первый день Милав навязал узелков более двух дюжин. Но шло время и их становилось всё меньше и меньше. Вслед за Ярилом-кудесником и Нагином-чернокнижником к Милаву стали приходить знакомые и не знакомые люди. С первыми кузнецу было встречаться радостно до слёз. Это и Вышата, заматёревший и раздавшийся в плечах настолько, что стал походить на медведя Мечка-стервятника даже больше, чем сам кузнец в ту далёкую пору. Это и Тур Орог, заметно постаревший и поседевший до самых корней волос. Это и сам Годомысл Удалой, изъявивший желание увидеться с Милавом сразу же, как только кузнец пришёл в себя. Были ещё десятки других посетителей, которых Милав знал хорошо и не очень: Ромулка, по прозвищу "стрела", успевший привести росомонов на Ключевой холм в самый критический момент битвы; сотники Эдам и Сороб, памятные Милаву по событиям двухлетней давности; мечники Стойлег и Борислав, которых запомнил не столько сам кузнец, сколько ухоноид, на долю которого выпало нести этих богатырей по воздуху. Однако со многими Милаву свидеться не пришлось - непростым оказался путь росомонов в родные края.
Но были встречи и вовсе непостижимые! Как только бабушка Матрёна отправлялась спать на свою половину, в гости к Милаву нет-нет да наведывались то баенный дедушка, то старуха-обдериха, а то и овинник Дормидон. Всем им было, что порассказать. В итоге всех этих многочисленных посещений Милав узнал немало. Количество узелков уменьшилось на порядок. Зато оставшиеся узелки казались неразрешимыми, как Гордиев узел, и стояли у кузнеца, словно кость в горле.
Первым по порядку значимости шёл больной для кузнец вопрос: "Что случилось с сэром Лионелем?". Вторым следовал тоже непростой: "Какова судьба Бальбада?". Далее по порядку шли три оставшиеся: "Как понимать поведение собственного тела в то время, когда сознание было неспособно его контролировать?", "Каким образом изменились приобретённые ранее способности после того, как я попросил Жезл исполнить моё желание?" и последний, пятый - "Как же так случилось, что два сна из тех, что я запомнил до мельчайших деталей, сбылись, а третий - нет?".
На первые два Милав не мог ответить лёжа в постели. Над оставшимися тремя он думал и денно и нощно. Например, четвёртый: "Каким образом изменились приобретённые ранее способности после того, как я попросил Жезл исполнить моё желание?". Уже на третий день Милав решился провести небольшой эксперимент. Он попросил бабу Матрёну принести её зимнюю накидку. Удивлённая старушка просьбу исполнила, и Милав, не без душевного трепета, прикоснулся ладонями к грубому сукну. Он ждал минуту, другую, третью... Потом вернул бабушке Матрёне её вещь, с горечью осознав, что утратил последнюю из своих невероятных способностей. Теперь у него не осталось даже этой призрачной надежды - с помощью контакта своих рук с камнями Ключевого холма восстановить события последней битвы. Милав выглядел подавленным - ведь он так надеялся...
В последующие дни, обдумывая случившееся, кузнец пришёл к выводу, что создатели Потерянного Жезла не случайно назвали его Жезлом Исчезающей Силы. Выполняя волю того, кто собрал все части воедино, он забирал у "пожелателя" либо часть, либо всю его силу... Может быть, именно поэтому ни Аваддон, ни Нергал не слишком-то хотели заполучить Жезл? Иначе им пришлось бы расстаться со всеми способностями, приобретёнными ими за многие и многие века! Милав не мог знать этого наверняка, но считал своё предположение верным. Однако развязывать пятый узелок не спешил. Он верил - грядущее приоткроет покрывало над этой тайной...
По поводу третьего вопроса: "Как понимать поведение собственного тела в то время, когда сознание было неспособно его контролировать?", у кузнеца были некоторые предположения. Проверить их он собирался в самое ближайшее время.
А вот в отношении пятого вопроса: "Как же так случилось, что два сна из тех, что я запомнил до мельчайших деталей, сбылись, а третий - нет?", у Милава объяснение скоро нашлось. Дело в том, что мысленное пожелание Потерянному Жезлу касалось только судьбы реликтового ухоноида и никоим образом не затрагивало ни Вышаты, ни Годомысла Удалого! Значит, Жезл Исчезающей Силы сумел изменить грядущее, из которого исчезли события, виденные кузнецом в его сне. После долгих раздумий Милав развязал пятый узелок. Теперь на верёвке остались нанизаны лишь четыре вопроса, на которые кузнец хотел найти ответ. А для этого ему предстояло сначала вернуть телу былую силу, а потом возвратиться в те места, где он так много обрёл, но так много потерял...
Матушка-природа! Кормилица и поилица многочисленных народов, вскормленных и взращённых твоей благодатью! Ты так щедро даришь людям свою любовь и заботу, и как мало они это ценят!
Понеслось время вскачь!
Не успел Емельян-накрути буран, любитель метельной круговерти потешиться вволю, заставляя людей прятаться по избам, да хоромам, чтобы убить время за россказнями-побалтушками, о которых в народе так и говорят: "Мели Емеля - твоя неделя!", как им на смену торопко пришагали и Григорий-летоуказатель, и Федосей-весняк, и Антон-перезимник в обнимку с Афанасием-береги нос! А там - глядь и февраль-бокогрей объявился! Да только "тёплому" прозвищу метельного месяца не доверяй! Не зря говорят острословы-прибаутчики: "Февраль - месяц лютый: спрашивает, как обутый".
Так и побежали дни за днями: Тимофей-полузимник, Ефрем-сверчковый заступник, Николай-студёный, Захарий-серповидец, Онисим-овчарник, да Касьян-завистливый, нечастым гостем наведывавшийся к людям двадцать девятого февраля. А уж едва Касьян-недоброжелатель сгинул за ригами да овинами, так и первый весенний месяц объявился - март-берёзозол. Как с Маремьяны-праведной зачался весенник, так Кириллом-дери полоз и завершился. Ну, а апрель-зажги снега, заиграй овражки - любимый месяц у росомонов. Снега, почитай, стаяли, теплом почти летним щедрое солнце всю живь по лесам да долам благолепствует. Где ж тут душе росской не взыграть! И не беда, что середину месяца принято уважительно величать Марья-пустые щи, ибо на исходе запасы, а до новой зелени ещё нескоро. Зато впереди Иосиф-песнопевец, а с этого дня и сверчок из-за печи свой голосок подавать начинает, и журавль впервые после суровой зимы клёкот радостный объявляет истомившимся по теплу да по солнышку людям.
...Так уж случилось, что на Зосиму-пчельника - в последний день месяца апреля - Милав пригласил в дом бабушки Матрёны нескольких самых знатных росомонов. Было их числом немного: Тур Орог, Вышата, Ярил-кудесник, да Нагин-чернокнижник. Сам князь удельный и полновластный хозяин всей вотчины неоглядной Годомысл Удалой прибыть лично не смог. Занедужила с зимы супруга его - Ольга, попросилась к родителям. Не захотел князь отпускать супругу одну, поэтому вместе с ней отъехал на несколько месяцев.
Окромя четырёх именитых росомонов, в просторной трапезной присутствовали только Милав и Ухоня, набросивший на себя по такому важному случаю дорогой парчовый плащ. Сели по обе стороны широкого стола. На одной стороне - Милав, Ухоня и Вышата, на другой - Тур Орог, Ярил и Нагин.
Чернокнижник, глянув на сидящих напротив, невольно улыбнулся.
- Случайно ли так вышло, что все молодые сели по одну сторону стола, а вся старость и мудрость - по другую?
- Случайности в этом нет, - сказал Милав, взяв на себя на правах хозяина дома обязанности распорядителя. - Я виделся с каждым из вас в отдельности, но нам ещё ни разу не удавалось собраться вместе. Раньше в этом необходимости не было.
- А теперь? - спросил Нагин.
- Теперь кое-что изменилось... - вздохнув, продолжил Милав. - Во-первых, Ярил-кудесник и бабушка Матрёна сумели меня не просто вылечить. Они подарили мне нечто большее, чем здоровье - веру в будущее, которое все эти месяцы рисовалось для меня в чёрном цвете. Во-вторых, Якау Намуто и Нагин смогли восстановить Поющий Сэйен, не выдержавший чудовищного напряжения битвы на Ключевом холме. В-третьих, будучи росомоном и чтя каноны предков, не могу не сдержать слово, которое дал своей совести. Я говорю о Лионеле Кальконисе и моряке Бальбаде, судьбы которых остались неизвестными. Я пригласил вас в этот дом, потому что хочу просить вашего совета.
Тур Орог положил широкую ладонь на стол, низким голосом заговорил:
- Росомоны не забывают ни плохого, ни хорошего. Плохое требуется помнить, чтобы зло никогда не оставалось безнаказанным. Хорошее требует ответного деяния. Князь наш - Годомысл Удалой - обязан тебе, Милав, и твоим спутникам - Ухоне и Кальконису своей жизнью. Он исполнит любую твою просьбу.
- Я искренне благодарен князю и вместе со всеми молю богов, чтобы они ниспослали княгине Ольге исцеление. - С поклоном, произнёс Милав. - Я хотел просить вашего совета в непростом деле. - Кузнец на секунду задумался. - С момента окончания битвы на Ключевом холме я утратил все свои способности к прозреванию минувшего. К тому же в бессознательном состоянии моё тело ведёт себя совершенно немыслимым способом. Тем не менее, я хотел бы отправиться на место битвы, чтобы самому разобраться во всём. Ярил-кудесник может подтвердить - я совершенно здоров. Нагин может засвидетельствовать, что навыков в обращении с Поющим Посохом я не утратил. Благодаря некоторым записям, сделанным мною в бессознательном состоянии, я узнал новые возможности Поющего Сэйена. На них я и полагаюсь в предстоящем походе. Кроме того, Ухоня, не без помощи Жезла Исчезающей Силы, получил не только материальность, но и некоторые своеобразные способности. Всё вместе позволяет надеяться, что вы разрешите мне взять небольшое число воинов и попытаться выяснить судьбу Калькониса и Бальбада.
Милав опустился на своё место, обвёл взглядом лица сидящих перед ним росомонов.
Минута протекла в напряжённом молчании. Поднялся Вышата.
- К тому, что сказал Милав, я хочу добавить следующее. После боя мы не нашли не только тела Калькониса, мы не смогли отыскать больше десятка наших раненых воинов, оставленных на повозках. Это показалось мне странным. Ни кони, ни повозки с провизией и оружием не пропали. Куда могли исчезнуть раненые, никто не сумел сказать, потому что все, кто мог держать меч - штурмовали холм. Мы искали росомонов больше десяти дней. Обшарили все деревни и городки вплоть до самого побережья, но не нашли даже следов их пребывания. Местное население, симпатизирующее нам, намёками сообщило, что их могли захватить шайки орчей-наймитов, пришедших в эти края из полионских земель. Однако дальше Змеиного Ущелья продвинуться мы не смогли. На Ключевом холме я потерял почти половину всей дружины. А это ни много, ни мало - больше сотни воинов! С такими потерями я не мог продолжить разведку в горах и должен был вернуться вслед за передовой частью отряда, в первый же день отправленную домой с раненым Милавом. По дороге в росские земли я слышал много историй о летучих и неуловимых отрядах чёрных разбойников, наводящих ужас на всю округу. Однако выяснить, кто они - эти загадочные ночные тати, я не смог. В пору было позаботиться о сохранности остатков дружины, нежели искать лихих людей в горных теснинах. Теперь же - другое дело. Всю зиму секретные люди под видом полионов, верверов, а то и вовсе - гаргузов или терликов, бродили по тем местам. После событий на Ключевом холме множество народу захотело взглянуть на Жезл, который в народе прозвали Пророческим, так что тайным людям было легко обретаться в тех землях. Вернувшись, многие из них принесли тревожные сведения. Степные терлики, которых мы никогда не считали серьёзным противником, стали силой, с которой теперь считаются и гаргузы вольные и орчи-наймиты, известные своим коварством. Скажу больше: есть предположение, что и те и другие решили объединиться со степными терликами и устроить набег на соседние земли полионов. Если такое случится, их следующей добычей может стать земля россов.
- А что же полионы? - спросил Тур Орог. Многое из того, что говорил Вышата было ему известно, однако выводы, которые сделал тысяцкий, оказались неожиданными.
- Полионы разобщены, - ответил Вышата. - Аваддона давно нет, но секты "Пришествия Избавителя" процветают. Полионы не смогут удержать хлынувшую в их земли лавину озверелых разбойников. Об остальном догадаться нетрудно. Едва об этом узнают обры, они обрушатся на наши юго-восточные рубежи. Сможем ли мы в такой ситуации воевать и с теми и с другими?
Вопрос повис в воздухе.
- Неужели всё настолько серьёзно? - подал голос Ярил-кудесник, далёкий от военных баталий.
- Годомысл Удалой, каждую неделю требует от меня отчёта о событиях на западной границе, - вместо Вышаты ответил Тур Орог. - Вопрос этот, действительно, непростой.
- А что предлагаешь ты? - спросил Нагин-чернокнижник у Вышаты. - И как твоя речь связана с тем, что говорил Милав?
- Сейчас объясню, - ответил Вышата. - Я думаю, Калькониса постигла та же участь, что и раненых росомонов. Мы начнём их искать от Ключевого холма.
- Вы думаете, они ещё там? - вновь спросил Нагин.
- Скорее всего, нет. Но начинать поиски с любого другого места бесполезно. Наша главная задача - не дать отдельным шайкам терликов собраться в орду.
- Как ты себе это представляешь? - спросил Тур Орог.
- Я возьму с собой всех тайных людей, знакомых и с местностью, и с обычаями терликов. Зная отношение степняков к росомонам, я не сомневаюсь, что они при первой же возможности захотят напасть. Разумеется, мы бездействовать не станем!
- Это будет долгий поход, - задумчиво проговорил Тур Орог, - сколько воинов ты возьмёшь?
