Аннотация: "Неформальный роман", из первой части "Блоха"
Ленточка
Куда ни глянь, повсюду георгиевские ленточки. Когда они появились, мне подумалось, что это - гениальная идея. Сейчас это вроде уже попритёрлось, как поблекли и запылились ленточки, привязанные к автомобильным антеннам. Однако ко дню Победы ленточки свежеют и снова вспыхивают яркими красками.
Только вот ума не приложу, откуда они берутся - никогда не видел.
Я боялся получить продолжение и получил его. Когда нашёл, боялся потерять, и я потерял.
Окликнул Миху, когда он открывал кодовый замок на входе во двор. Подождал его на скамеечке, глядя, как две маленькие девочки пинают мяч. Мы поговорили и попили пива в "восточном" бистро, пока я перекусывал шавермой.
У выхода из метро было уже полно народу: среди них много знакомых, а также новознакомых и Лерка. С небольшой компанией совершили променад по окрестностям в поисках магазина, в котором было бы поменьше народу. Взяли пива, после чего влились в большую компанию в каком-то дворе, где они с венками из жёлтых одуванчиков на головах совмещали употребление пива, водки и коньяка. Некоторые так увлеклись, что передумали идти на концерт. Но основная часть всё же заспешила к СКК, по дороге не забывая заправляться пивом.
Один товарищ - Андрюха - сказал, что когда я приехал к ним в Киев из Минска, он всерьёз подумал, что я - белорус. Сказал, что и внешность у меня не русская, а там белорусская или украинская. В конце концов выяснилось, что я всё-таки не белорус, однако в народе осталось и такое моё прозвище. Ни с того, ни с сего он достал из кармана и подарил мне чёрно-оранжевую ленточку. Немного позже выяснилось, что сам он из пригорода и искал, где бы сегодня переночевать. Я предложил идти в гости ко мне. Мы договорились, и весь концерт он старался не потерять меня из виду.
"Алиса" была первая. Сегодняшнее выступление многим не понравилось - ни одной старой песни. Было мнение, что лучше было бы остаться во дворе пить водку. В новых песнях я тоже сначала плавал и ничего совершенно не мог понять, но сейчас стал врубаться, и в этих песнях открылись новые необычайные горизонты, а песню "Горько" я вообще не могу слушать без слёз. Лишь одна песня порадовала всех - "Апрель". Во время неё в зале начался "слэм": меня в него тоже приглашали, но я только колбасился в самой гуще, никто не посмел меня мять, а некоторых я отталкивал подальше от себя: сегодня все рёбра у меня были в порядке, и я чувствовал себя превосходно. После "Алисы" все повалили курить, хотя в общем-то курили и во время выступления в зале. Потом все стали заполнять длиннющие очереди за пивом. Кто-то, кстати, ещё только входил во дворец спорта. И вот, шатаясь по этажам, я встретил её.
Сначала я не поверил глазам. Я встал в нерешительности и стал на неё смотреть. Потом двумя пальцами за шиворот вытянул Нику из толпы. Никаких расписных опознавательных знаков на ней не было. Лишь волосы были крашенные, а в ухе болталась на цепочке бритва. Стал с ней говорить.
На любые воззвания к её разуму или сердцу она монотонно твердила "мне всё равно". Кроме прочего я говорил,
- Сначала за всё я готов был тебя убить.
- Убей, мне всё равно.
- Знаешь, убивать кого-либо я вообще твёрдо передумал. Тем более тебя - ты такой интересный человек.
- Я вышла замуж... Два месяца я жила далеко от Питера. Свой телефон я продала вместе с симкой. А с мужем мы вместе.
Не знаю что, да и не хочу уже знать, только что-то в её словах пахло отвратительно и кисло обманом. Её глаза тоже были затянуты непроницаемой плёнкой: она смотрела равнодушно куда-то мимо, в никуда. Всё время я держал её за плечи, а потом как-то незаметно сполз вниз и держал уже за руки. Лишь когда я оказался перед ней посреди расступившейся толпы на колене, её глаза беспокойно оживились.
Ну а потом мы отправились пить пиво. Кукушку я держал за руку, боясь снова потерять - сегодня. Никого и ничего вокруг я уже не замечал. Миха, Лерка и все куда-то понимающе исчезли. Зато неожиданно появилась Никина подруга Аля и как-то обиженно за то, что её не замечаю, поздоровалась. В ответ я пролепетал какое-то небрежное и не к месту "салам алейкум". Встали в хвостатую очередь. Тут Аля сказала, что пока стоим, они успеют послушать в зале пару песен. Ника отдала свою торбу какой-то знакомой в очереди, и они ушли. Больше я не видел ни Нику, ни Алю, ни подругу с торбой, за которой у меня была очередь. Лишь пригласил меня потом в свою очередь человек, который сочувственно угощал меня в поезде из Киева пивом. Я стоял с тремя стаканами и ждал. Пока ждал, выпил бокал. В зал с пивом не впустили. Я снова ждал и выпил остальные два.
В зале сразу ухитрился встретить Миху и Лерку.
- Когда это ты так успел напиться? - поинтересовалась Лерка.
- Да, вот... - лишь произнёс я в ответ.
Кроме "Алисы" на фестивале получилось послушать ещё только несколько песен "Агаты Кристи". Форма их песен мне нравится, а содержание кажется пустым и мрачным. Я забрался на высокий забор, упав откуда можно запросто свернуть шею. Лерка даже захлопала мне в ладоши. Оттуда я стал подпевать ту самую песню, которую в детстве мы распевали вместе с Михой. В ней были слова, которые сегодня меня проняли сильнее мороза: "я крашу губы гуталином, я обожаю чёрный цвет", а ещё "убей меня, убей себя - ты не изменишь ничего".
После "мороза", не дослушав фестиваля до конца, с Михой и Леркой поехали в сторону дома, расстались на "Гостинке". Я оказался один дома. А гости, которых я куда-то пьяными потерял, так и не появились и не позвонили.
В телевизоре, в рекламе спросили, как чувствуют себя мои зубы. Мне стало дико смешно: оттуда интересуются здоровьем зубов, но никого совершенно не волнуют покалеченные души.
Пусто. Но это всё. А душу согрели полоски на георгиевской ленточке, которая вдруг оказалась в руках.
* * *
Прошло много времени. Я уже успел сдружиться с Никой по интернету, там мы вполне нормально общались. И даже назначили встречу, которая с зимы постоянно откладывалась. Год даже успел сменить цифру. И вот однажды в конце лета встреча незапланированно состоялась.
Наши телефоны поочереди противились нашей встрече - сообщая унылыми голосами о недоступности своих хозяев. Она приехала не на метро с "Балтийской", а на трамвае с Финляндского. Когда мы встретились, с её стороны было какое-то робкое движение в мою сторону, мы несильно обнялись.
Я ещё ни разу не видел её на каблуках, не видел в такой цивилизованной одежде и никогда не видел в её руках сумочку. Правда, в её ухе по-прежнему болталась бритвочка, а на ремне умещались пять рядов металлических шипов.
Она сразу отдала пакет с моими раритетными кассетами "Алисы": только вместо 30 их было 15 с половиной: одна коробка была пуста. А я, наконец, избавился от груза её тетрадок со стихами: просто выкинуть эти тетрадки с мыслями и переживаниями человека, мне кажется, я не имел права. Ещё я отдал диск Башлачёва: она уже не помнит, кому он принадлежит, поэтому обрадовалась, что теперь он будет её.
Ходить на каблуках ей было явно тяжело. Поэтому мы пошли в "Камчатку" побыстрее - именно там мы задумали встретиться ещё зимой, но тогда она хотела взять ещё подругу Алю. Хитрая Петроградка заставила сделать круг прежде, чем мы попали во двор "Камчатки". Сели за деревянный стол, и я принёс по пиву.
Ника ездит на соревнования по стране. Недавно она была в "Чушке" (Финляндии) и пока больше не хочет пересекать границы родной страны. Сейчас летом она занимается батутом, скейтом и ещё какими-то спортами. Состоит в резерве российской сборной.
- Я - ужасная карьеристка. Поэтому мне очень надо попасть из резерва в сборную.
- Понятно. А что случилось во время нашей последней встречи, помнишь, тогда в СКК?
- Я слезала с антидепрессантов, поэтому находилась в самом чёрном депрессняке.
Я стал говорить то, что давно хотел ей сказать.
- Я очень тебе благодарен. Конечно, многое уже поменялось и многое произошло. Но благодаря тебе моя жизнь изменилась, точнее она способствовала тому, что моя жизнь изменилась. И сейчас другой жизни уже не могу себе представить. Было много чего, я встретил...
- Любовь там, всё такое?
- ... Да.
Мой телефон позвонил Лере. Лера очень удивилась и не могла сначала узнать голоса, который с ней говорил. А потом мы встретились у фонтана возле "Юбилейного". Миха после работы гулять не пошёл, но с ним разговаривал мой телефон голосом Лерки. В блинной я взял голодной Нике блин: она чуть ни подавилась, когда услышала его цену. Именно в тот день приспичило играть "Зениту", поэтому даже во время матча окрестные кабаки и магазины не продавали никакие алкогольные напитки. Всё же в одном магазинчике, в котором не так давно с приятелями ночью брали водку, из-под полы отпустили пиво. Мы сидели на спуске у моста. Один раз всех, особенно меня, немного окатило волной. Потом мы перешли через мост и зашли в старый добрый "Бар".
Я смотрел на неё и понимал, что она - очень милая, мои чувства к ней будто стали возвращаться. Я еле удержался на краю пропасти - пропасти бездонных и бессмысленных отношений. Мне не понравились её тёмно-коричневые глаза: как будто убегающие, как будто таящие какой-то обман или таящие какую-то бездну.
Ника больше всех суетилась из-за времени - чтобы у себя не опоздать на последний трамвай. Лера пошла домой, мы поехали на метро.
- На меня это очень непохоже: вот так, попив, возвращаться домой без продолжения и ночевать потом у себя дома.
- Поехали тогда ко мне?
Возникла странная тишина. Тишину сомнения прервал я сам, сказав:
- Если ты не поедешь ко мне... - я как бы перебил такую возможность.
- Тогда... Встретимся завтра? Пока я не уеду на соревнования.
Всё-таки старые любови никогда не умирают, но постоянно хранятся в дальних уголках сердца, которое занято новой любовью или новой пустотой. Сердце - будто многослойное.
На следующий день Ника предложила, чтобы я приехал к ней домой, но потом перезвонила и сказала, что планы меняются, и ей необходимо уезжать уже сейчас. Я вздохнул с облегчением после того, как избежал неловкой ситуации. Меня и так уже назвали бабником, а у Ники есть парень.
На Ладожском вокзале проводил Нику на соревнования. Она была в чёрных очках и передала Лерке через меня самодельный подарок на день Рождения. Ника обняла меня и поблагодарила, что проводил.
Потом было много выездов, дорог, путей... Теперь я не могу представить свою жизнь без знакомства с "Алисой". Через "Алису" я во многом стал таким, каким стал. Через "Алису" я узнал много людей, узнал много историй, много пережил. Без того, что я познал, жизнь была бы совершенно иной - наверно неинтересной и серой. Я пытался представить свою жизнь, если бы не вернулся к "Алисе": совсем ничего не мог представить значительного. Этот роман родился из жизни, и теперь снова в ней растворился. Жизнь становится романом, роман становится жизнью, всё становится на свои места, солнце идёт по кругу.