Петров Александр Петрович : другие произведения.

Меморандум часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мы повсюду окружены тайнами, мы сами для себя - великая тайна

роман

Меморандум

  

Часть 1. Степанов

Табула раса

  
   Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
  
   У меня случился весьма удачный день. Наконец получил я то, к чему так долго стремился. Мою работу оценил весьма серьезный человек и обещал помощь и поддержку. На душе было легко и светло, хоть вокруг быстро темнело. Казалось, весь мир, вся земля, весь воздух от травы до синего неба - всё, всё, всё - раскрылось и ответило на моё счастье: радуйся и веселись, ты это заслужил! Ты много трудился, был честен и бескорыстен, тебе удалось то, чего никто еще не делал. Сам Бог тебе благоволит, что еще!
  
   И надо же такому случиться, именно в тот миг, когда я - невесомый и пьяный от счастья - летел, плыл над землей, над тропинкой старинного сквера к звездам, этим блискучим, ярким глазам, зовущим в бездонное черно-фиолетово-синее небо - именно в тот миг...
   ...Накатывала необъяснимая тревога - и я просыпался.
  
  
   Этот загадочный сон приходит ко мне чуть не каждую ночь. Я спрашивал о нём хозяйку, но она лишь смеялась и легонько стучала костистым кулачком мне по лбу: не дури, а то накажу. Потом накатывали заботы наступающего дня, меня втягивало в круговорот работы, и сон забывался... Чтобы вскоре прийти ко мне среди ночи и вновь озадачить, и вновь растревожить.
  
   - Тебе разве плохо живется? - спрашивала моя госпожа.
   - Нет, не плохо, - соглашался я, - мне нравится.
   - Ну, и не забивай голову всякой ерундой.
  
   А я и не забивал. Мне нравилось работать на земле, от нее приятно пахло. Земля настолько добра и плодовита! Я не уставал наблюдать, как посеянное крохотное семечко выстреливало из черной теплой влажной земли росток, который потом разветвлялся, пускал листочки, и вдруг из невзрачных цветов появлялись крошечные зеленые плоды - они набухали, тяжелели, опускались к земле, на бережно постеленную соломку. Да это чудо! Я научился отличать помидоры от огурцов, грибы съедобные - от ядовитых, навоз - от чернозема.
  
   Добрая заботливая Люда меня кормила, одевала, учила правильно работать, зарабатывать еду и деньги. Меня не заставляли делать ничего такого, что не нравилось. Мне даже скучно было только два раза: однажды в проливной дождь и ночью после первого страшного сна - но это прошло, и я снова жил хорошо. Да и вообще, был вполне доволен собой.
  
   ...Пока не пришел незнакомец. Он был похож на Люду, также одет в брюки и рубашку, сапоги и кепку, разве чуть поменьше ростом и потоньше в поперечнике. Он долго наблюдал за мной, потом сказал:
  
   - Ты кто?
   - Я Борька.
   - Это и так понятно, у нас в деревне всех козлов Борьками зовут.
   - Козлов?
   - Ну да, с рогами такими...
   - А, видел, - обрадовался я. - Они говорят: бе-е-е-е. Да?
  
   - Ага. Говорят... А ты где родился, кто твои родители, как твоя фамилия?
   - Не знаю.
   - Скажи, а паспорт у тебя хоть есть?
   - А что это?
  
   - Нет, ну понятно: Людке - бесплатная рабочая сила, мужик в доме и все такое. А если мент подойдет и документы спросит, что ты ему предъявишь?
   - Ничего. А что нужно?
   - Вот здорово! - улыбнулся незнакомец и хлопнул в ладоши. - Слушай, а может ты китаец?
   - Может.
  
   - А может старый седой негр, играющий джаз?
   - Нет, я не седой и джаз не играю.
   - Но все-таки негр?
   - Может и негр. А это очень важно?
   - А может ты зомби? Нужно сбегать на кладбище и посмотреть, все ли могилы в порядке.
   - Давай сбегаем! - согласился я, отложив лопату.
  
   - Не-а, не интересно, все равно юмора не оценишь.
   - А зачем юмор? Что это?
   - Да, мужчина, - улыбнулся незнакомец, - ты просто мечта диктатора! Они хотят всех людей такими как ты сделать. "Табула раса" - вроде чистого листа бумаги. Пиши на нем что вздумается. - Он поскучнел и грустно сказал: - Ладно, пойду, у меня дела.
   - Какие?
   - Все равно не поймешь. Борька он и в деревне Зюзюкино Борька. Зря что ли так козлов называют.
  
   Незнакомец махнул рукой и ушел. А я задумался. Никто мне столько вопросов не задавал. Оказывается, я мало знаю. Люда как-то говорила, что есть такие особенные люди - они умные и жить умеют. У них имеется всё: деньги, дома, тачки. Я ей сказал: значит мы тоже умные и жить умеем! У тебя есть деньги в комоде, вот наш дом и вот тачка - я на ней навоз по грядкам развожу. Люда засмеялась и сказала: ты глупый, поэтому лучше молчи. Я и молчал, пока этот небольшой человек не заставил меня говорить разные слова.
  
   Пришла Люда, я спросил:
   - Скажи, а паспорт - что это?
   Она вздохнула:
   - Да я уже договорилась. Мент запросил аж пятьсот баксов. Слышь, Борька, а ты стоишь полштуки?
  
   - Наверное стою, - сказал я, - если мент сказал.
   - Ладно, будет тебе паспорт. Давай сегодня пораньше ляжем, а то завтра праздник, надо в церковь сходить, чтобы всё как у людей.
  
   Утром она повела меня на горку, где стояла белая церковь. На праздник пришло много хорошо одетых людей, они стояли, крестились, кланялись, улыбались, поздравляли друг друга и даже целовались. Мне это понравилось и я тоже повторял за ними всё, что они делали, а одна старушка в белом платочке меня даже похвалила: какой ты молодец, давай, давай, старайся, сынок. Люда постояла рядом со мной, потом встала в длинную очередь к священнику в золотой одежде с длинной бородой, а мне стало душно, и я вышел во двор.
  
   Рядом с церковью увидел домик, из которого вкусно пахло борщом, на крыльце стояла женщина в платочке и улыбалась мне. Я тоже ей улыбнулся. Она пригласила внутрь. Там на полках стояли книги, много книг. Я взял две самые красивые и стал их разглядывать, женщина в платочке позволила взять их домой и почитать, только велела вернуть.
  
   За обедом Люда выпила вина и легла в гамак отдохнуть, а я открыл большую книгу с крестом и вдруг понял, что умею читать. Мне даже показалось, что когда-то уже читал эту книгу с золотым крестом на обложке. Я так увлекся, что забыл обо всем на свете. В голове словно зажглась лампочка и осветила темные углы. Дошел до того места, где Иисус Христос учит апостолов молитве "Отче наш", запомнил и часто произносил, то шепотом, то про себя. За три дня осилил первую книгу и взялся за вторую, про святых - и снова ощущение, будто мне это знакомо.
  
   Люда почему-то ворчала, когда видела меня с книгами:
   - Ой, Борька, сильно умным станешь!
   - Разве это плохо? Стану умным и научусь жить. Будут у меня деньги, дом, тачка - много всего будет.
  
   - Ага, а Людку свою ты забудешь, да? А кто меня будет любить? Кто будет мужиком в доме? Ты мне смотри!
   - Что ты, Люда, эти книги как раз и учат любить ближних. Ты для меня самая ближняя, так что не бойся, я тебя не брошу и мужиком твоим всегда буду.
  
   - Правда? - обрадовалась она.
   - Правда, вот тут так и сказано: возлюби ближнего как самого себя.
   - Тогда ладно, читай. Всё лучше, чем водку пить.
  
   Отнёс книги в церковь, а женщина в платочке обрадовалась, что вернул, и еще предложила взять, что понравится. Взял целых три книги, поблагодарил и, прижав к груди, понес домой. Люда опять уехала в город. Я поработал в огороде, поджарил картошку, поел и сел на крыльцо читать.
  
   Мимо проходил незнакомец, который три дня тому задавал мне вопросы. Он взмахнул рукой:
   - Привет, раса табула!
   - Привет, мальчик!
   - Значит, не совсем ты у нас пропащий, раз книгу читаешь. - Показал на книгу в моих руках. - Ну и как она тебе?
   - Мне очень нравится. Я как поем, сразу читать принимаюсь.
  
   - Видно, поесть ты любишь? Вон какое пузо и ряшку наел.
   - Да, я добрый и телом гладкий, - похвастал я и погладил выпуклый живот. - Люда говорит, что добрым и гладким быть хорошо, а худым и морщинистым - плохо, значит злой.
  
   - Людка скажет... А в голове ничего не прояснилось?
   - Что, например?
   - Как что? Как звать, где родился, кто родители, была ли бабушка?
   - Бабушка - это кто? - Почему-то именно это слово отозвалось в голове.
   - Бабушка - самый добрый человек, она крестит ребенка, читает сказки на ночь, водит с церковь. Так была у тебя бабушка? Вспомнил?
  
   - Нет, этого не знаю. Пока не вспомнил. Зато у меня будет паспорт. И еще я знаю, что надо любить.
   - Уже неплохо! Ладно, созревай дальше, я пойду. Пока!
   - До свиданья.
  
   А ночью опять повторился таинственный сон.
  
   Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
  
   У меня случился весьма удачный день. Наконец получил я то, к чему так долго стремился. Мою работу оценил весьма серьезный человек и обещал помощь и поддержку. На душе было легко и светло, хоть вокруг быстро темнело. Казалось, весь мир, вся земля, весь воздух от травы до синего неба - всё, всё, всё - раскрылось и ответило на моё счастье: радуйся и веселись, ты это заслужил! Ты много трудился, был честен и бескорыстен, тебе удалось то, чего никто еще не делал. Сам Бог тебе благоволит, что еще!
  
   И надо же такому случиться, именно в тот миг, когда я - невесомый и пьяный от счастья - летел, плыл над землей, над тропинкой старинного сквера к звездам, этим блискучим, ярким глазам, зовущим в бездонное черно-фиолетово-синее небо - именно в тот миг меня убили...
  
   Вздрогнула моя голова, сверкнула ярко-синяя вспышка, затянуло багряным туманом звезды, чуть позже от затылка вдоль позвоночника скатилась горячая струйка боли - и моя любимая вселенная, где мне было так хорошо... Моя вселенная - все эти круги света и радости - перевернулись, погасли и утонули в черном беззвездном небе под ногами.
  
   Когда по затылку ударили, я вздрогнул и проснулся. Так вот почему каждый раз накатывала тревога! Меня кто-то незримый готовил к трагическому концу. Я пощупал затылок, обнаружил небольшую шишку. Она не болела, не кровоточила - значит, я выжил! Значит, беда прошла мимо, и я могу жить дальше. Эта мысль нежданно успокоила, я прочел "Отче наш", прислушался к мирной тишине в доме, тиканью будильника, лаю собаки на отшибе и снова заснул.
  
   А утром работал земле и опять она, такая огромная и добрая, меня утешала. Над лесами и полями, над домами и рекой - плыл туман. Я видел крошечные капли влаги перед самыми глазами - они трепетали, кружились и уносились воздушным течением вдаль. Я видел солнце, встающее из-за горизонта в прозрачной молочной пелене, оно будто просыпалось, улыбалось и расправляло радужные лучи света, пронзающие туман, изгоняющие влажную текучую изморозь. Наступало светило, наступал новый день.
  
   От земли исходил приятный домашний дух, обещающий обильный урожай. Я совсем немного удобрял растения, поливал зеленые корешки, убирал сорняки, а земля, мною удобренная земля, в ответ на малые труды сама становилась доброй, как мать к послушному ребенку.
  
   В душе разливалась благодарность к душистому теплому живому чернозему, к сияющему веером лучей солнцу, к текучему прозрачному туману, к птицам, разливающим веселые трели на все голоса, даже к жучкам-паучкам, даже к животным и зверькам. Я любил всё это великолепие и ради нескольких минут утреннего покоя был готов умирать каждую ночь от удара по голове.
  
   Передо мной в несколько секунд пронёсся тревожный сон. На этот раз я нисколько не расстроился. В этой жизни всё устроено правильно, и надо только научиться жить в мире с этой огромной вселенной, с её душой, с её людьми и с Тем, Кто всё это сотворил и позволил мне жить.
  
   ...И вдруг на меня нашло! Будто рассыпанные по полу бусинки сами собой собрались и выстроились в длинные красивые бусы. Передо мной пронеслись картинки из моего детства, юности, мелькнули родители - я почему-то узнал их - и пропали; учительница в школе у зеленой доски с мелом в руке - и растаяла как утренний туман; потом веером пронеслись: институт, друзья, улицы города, стол с бумагами и какая-то странная машинка с круглыми клавишами. Всё это быстро пробежало передо мной, словно кадры из кино, вскружило голову и исчезло.
  
   И понял я, что кроме этой земли в огороде, овощей, грибов в лесу, дома с печью, Люды, мальчика и маленького полупустого села у меня есть много другого, что было раньше и стерлось из памяти. Меня охватила радость, а потом вдруг нахлынула тревога. Мне стал понятен страх Люды. В конце концов, мы хорошо с ней ладили. А вдруг прежняя моя жизнь вернется и всё разрушит? Не зря же она так трагически закончилась, не зря же меня убили? Я потрогал затылок - он не болел, а только иногда чесался.
  
   Неожиданно появилась Люда, и я впервые посмотрел на нее, не как на единственного человека, которого знаю, с которым живу - а как на одну из женщин в длинной череде моих знакомых. Она почувствовала это и крепко обняла меня за плечи, будто пытаясь удержать того, кто собрался встать и уйти. Мне снова пришлось ее успокаивать, я бурчал под нос тихие слова, гладил ее по голове, вдыхая запах волос, пота и свежеиспеченного хлеба. Она затихла, улыбнулась, она сбегала в дом и показала мне паспорт.
   Осторожно открыл документ, пахнущий клеем, прочел имя: Степанов Борис Иванович - но это не моё имя! Меня звали не так! Я еще не знал как, но по-другому - это абсолютно точно. На словах же поблагодарил Люду, ведь ей пришлось отдать за эту книжечку целое состояние!
  
   Однако лето катилось, будто моя тачка по дорожкам огорода, и чем больше я старался успеть, тем быстрей жаркое лето спешило, неслось к прохладной осени. Та женщина в доме рядом с церковью - её звали матушка Елена - однажды подвела меня к священнику, отцу Борису. Он как узнал, что у меня такое же имя, обрадовался: да ты мой тёзка. Я повторил слова мальчика о козлах, что будто их так же называют, а он пуще прежнего обрадовался: так нам с тобой и надо, чтобы не заносились!
  
   Позвал меня отец Борис в церковь на исповедь, я и пошел.
   - Давай, Борис, рассказывай, что ты там нагрешил.
   - Не знаю, - говорю, - вроде бы веду себя хорошо, Люду слушаю, работаю много, ем с аппетитом до чистой тарелки. Книги читаю церковные. Разве, это плохо?
  
   - А ты состоишь в браке с Людмилой?
   - Не знаю. А брак - это как?
   - А что ты вообще о себе знаешь?
   - Ну как, - произнес я, почесав затылок, и меня озарило: - Знаю, что меня убили!
  
   - Как убили? - удивился отец Борис. - Ты же вот он - живой и здоровый.
   - Да, но мне часто снится сон, как меня ударили по затылку, и я умер. Вот и шишка осталась, пощупайте. - Потянул его большую шершавую ладонь к затылку. - Чувствуете?
   - Вот оно что, - сказал задумчиво отец Борис. - Значит, у тебя потеря памяти после удара по голове случилась. Соболезную...
  
   - Да это ничего, батюшка, - стал его успокаивать. - Правда же, мне хорошо живется. Люда мне как мать родная. И землю я люблю, и всякие растения, и птиц, и даже комаров и... этих, на которых рыбу ловят в пруду - червяков.
   - Значит, говоришь, ты доволен жизнью?
   - Конечно, батюшка. Вот и матушка Елена меня любит и книжки мне бесплатно почитать дает. Это мне тоже нравится.
  
   - Скажи, Борис, ты совсем не помнишь ничего из прошлой жизни?
   - Как-то раз после чтения церковной книги про святых, я что-то вспомнил: людей, школу, институт... - а сейчас опять забыл... Это плохо?
  
   - Да тебе, брат, просто позавидовать можно, - проворчал отец Борис, запустив пятерню в бороду. - А то чем старше становишься, тем больше мучает прошлое. Вспоминаешь разные плохие дела, и совесть будто огнем жжет. - Священник поднял на меня смеющиеся глаза. - А ты, стало быть, как дитя невинное! С тебя и спрашивать нечего. - Батюшка наклонил мне голову, положил ленту с крестами и прочел молитву, которой он меня прощал. - Ладно, иди домой. И, знаешь что, Боря, ты скажи своей Людмиле, чтобы тоже ко мне пришла.
  
   - Скажу. Я пошел.
   - Бог благословит.
  
   Во дворе меня ожидала матушка Елена. Она, оказывается, за меня переживала.
  
   - Ну что, Боря, батюшка сильно ругал?
   - Совсем не ругал. Сказал, что с меня, как с дитя невинного, нечего спросить.
   - Бедный ты мой, - погладила она меня по рукаву. - А хочешь, я тебе мою любимую книга дам! А?
  
   - Конечно, хочу!
   - Тебе ведь, правда, нравится читать наши книги?
   - Да, еще как!
   - Зайди-ка в дом.
  
   Матушка Елена сняла с полки обыкновенную книгу в серой обложке, без золотого креста, не очень толстую, слегка потрепанную. Прочел название: "Посланник", автор - Алексей Юрин - всё очень даже просто.
  
   - Ты, Боря, прочти, а потом скажешь, понравилась или нет, хорошо?
   - Хорошо, - сказал я. - А можно еще одну или две? Чтобы на всю неделю хватило.
   - Конечно, бери, что хочешь. Только сначала "Посланника" прочти. Ладно?
   - Ладно, ладно, - отозвался я рассеянно, увлеченный разглядыванием ярких обложек и корешков.
  
   Только открыть любимую книгу матушки Елены в тот день мне так и не удалось. Я передал Люде просьбу батюшки зайти к нему, она сразу испугалась, переполошилась, накинула платок на плечи и, бросив мне через плечо: "собери огурцы для засолки, я скоро" - убежала. Я прихватил ведра и отправился к теплице. Не знаю, почему Люда так испугалась? Батюшка такой умный и добрый. Матушка тоже как мать родная, переживает за меня, любую книжку мне дает бесплатно. Ладно, вернется, расскажет, о чем они там говорили.
  
   Вернулась Люда поздно, бросилась на кровать и зарыдала. Оказывается, батюшка ей объяснил, что живем мы с ней неправильно, а нужно сходить в какой-то загс и там чего-то подписать, а потом еще в церковь - и тоже что-то сделать, что называется "венчание". Интересно, что это такое? И почему Люда так расстроилась?
  
   - Давай, пошевеливайся, надо поскорей с огурцами-помидорами управиться. На той неделе холода обещали. Пора в город возвращаться. Там хоть никто не заставит жить законно. В городе всем друг на друга начхать. Законник, тоже мне!.. Всё, Борька! Уезжаем!
   - Зачем? Разве здесь плохо?
   - Здесь летняя дача, а в городе у нас квартира. Надо будет работу найти на зиму.
  
   Управились мы за пять дней. Конечно, пришлось поработать на славу. Зато у нас на полках в погребе выстроилась целая батарея банок с соленьями, а половину погреба под самый потолок завалили картошкой. Как сказала Люда: с голоду зимой не помрем. Ей видней, она умная.
  
   Перед отъездом я зашел к матушке вернуть книги.
   - Ну что, Боренька, удалось "Посланник" прочитать? Как он тебе?
   - Нет, матушка Елена, не удалось. Мы собирали урожай и готовились к отъезду. Завтра уезжаем в город.
   - Ой, как жалко-то! - сказала она, прижав руки к груди. - А, знаешь, Боря, ты бери "Посланника" с собой в город, а как прочтешь, вернешь. Ты ведь у нас самый аккуратный читатель, всегда книги возвращаешь. Договорились?
   - Конечно. Спасибо за вашу доброту, матушка Елена. До свидания.
   - Погоди, - остановила она меня. - Возьми благословение у отца Бориса, что бы всё у тебя хорошо сложилось.
  
   Отец Борис снова улыбался мне как сыну, перекрестил, сказал: "Бог благословит" - и отправил домой. Так я с книжкой в руке и ушел из церкви, из гостеприимного дома, из любимого села.
  
  

Из полы в полу

  
  
   Шел я пустынной улицей села, последний раз рассматривал дома, согбенных людей на грядках, ленивых собак, вальяжных котов, заросшие молодым березняком поля и бирюзу неба с багровыми подпалинами заката. Вдыхал густые запахи дыма и навоза. Меня бросало от любопытства к тревоге...
  
   Что это! У нашего дома стоял большой черный автомобиль. Я обошел участок по тропинке, огородами прокрался в дом и затаился. Люда разговаривала с чужой женщиной.
  
   - Между прочим, он мне тоже не даром достался! - сказала Люда. - Знаете, сколько я заплатила врачам, чтобы ему рану залечили? А видите паспорт? Я за него две тысячи долларов отдала.
  
   А мне говорила пятьсот, наверное, не хотела меня расстраивать, пронеслось в моей звенящей голове.
   - Насчет этого не волнуйтесь, - раздался незнакомый приятный голос, - я возмещу все ваши расходы. Этого хватит?
  
   Наступило тягучее молчание. Как не вытягивал шею, так и не удалось из моего укрытия увидеть, что они там делают. Честно говоря, я ничего не понимал, только чувствовал раненным затылком беду, которая сгущается над моей глупой головой.
  
   - Вообще-то можно бы и добавить, - заискивающе произнесла Люда, - мужик-то чистое золото: ни пьет, ни курит, работящий, послушный.
   - Имейте совесть, милочка, - строго сказала незнакомка, - этой суммы вам до конца жизни хватит.
   - Ну, хорошо, хорошо, он ваш.
   - А можно узнать, долго еще ждать вашего протеже?
   - Кого? А, Борьку-то? Да сейчас прибежит.
  
   Наступила долгая пауза. У меня от жалости к себе и пыли запершило в носу, сколько я не тер переносицу, меня все-таки встряхнул чих, и я вынужден был выйти из укрытия.
   - Боря, слушай меня, - строго сказала Люда, - ты пойдешь с этой женщиной. Ей нужно помочь по хозяйству.
   - А как же наш отъезд в город? - растерянно спросил я.
   - Борис, я привезу тебя в город чуть позже, - ласково произнесла незнакомка. - Давай знакомиться. Меня зовут Кира Львовна, можно просто Кира.
  
   Я подошел к темному силуэту у окна, осторожно пожал маленькую ручку с гладкой кожей и без мозолей, почувствовал веяние приятого цветочного аромата и только сейчас решился поднять глаза на чужую женщину. Она мне показалась очень красивой и взволнованной: глубоко дышала и часто моргала блестящими глазами.
  
   Люда протянула мне клеенчатую сумку с моими вещами и подтолкнула к двери. Я последний раз прошел по дорожке, которую выложил из речных камешков, и сел в открытую водителем машину. Внутри она не казалась такой страшной, как снаружи: здесь кругом было светло от желтоватой кожи и веселых огоньков. Кира села рядом со мной и сказал: "поезжай" - и машина мягко тронулась, потом разогналась и быстро выехала из села. За полем и балкой, на пригорке, покрытом березами и кустарником, нам открылось целое селение, о котором я раньше ничего не знал. Мы проехали через ворота с вооруженным охранником и по асфальту домчались до двухэтажного дома, сложенного из ошкуренных бревен. Навстречу нам вышла с виду деревенская женщина в темном платке и платье до пят.
  
   - Вот, Нина, это твой новый помощник по хозяйству, - пропела грудным голосом Кира. - Знакомься, Борис.
   - Здравствуйте, я Нина, очень приятно, - сказала женщина и пожала мне руку. Её ладонь царапнула мозолями и сухой жесткой кожей, похожей на наждачную бумагу.
  
   Водитель поставил машину в гараж и ушел со двора. Мне показали комнату в пристройке к дому, она мне понравилась - просторная и светлая, в шкафу стояли книги, на стенах висели картины. Я разложил вещи, и меня позвали ужинать. Мы ели за одним столом на стеклянной веранде, Нина налила всем супу, разложила по большим тарелкам жаркое с картошкой, салат, разлила по фужерам квас для нас с ней и красное вино - Кире и тоже присела за стол. Поначалу-то я робел, а потом Кира Львовна рассказала о кончине мужа-профессора, о том, что они с Ниной совсем осиротели, я их пожалел и как-то сразу расположился к обеим хорошим женщинам. Говорили со мной ласково, не грубили, не кричали, как иногда Люда. Кира и Нина мне напоминали евангельских Марфу и Марию, сестер Лазаря - таких же гостеприимных и добрых.
  
   А после ужина я остался один в своей комнате, посидел в кресле-качалке, встал и прочел "Отче наш" - и моя рука сама потянулась к книге, которую так советовала мне матушка Елена, а я так и не удосужился её открыть.
  
   С первой страницы "Посланник" раскрыл мне дверь в другой мир, не такой, что окружал меня последние месяцы и не такой, который промелькнул передо мной однажды и забылся. О, мир этого Посланника оказался настолько бесконечно огромным и светлым, что мне захотелось самому войти в распахнутые двери и остаться там навечно. Ближе к концу я понял, что автор сделал величайшее открытие и взялся писать свою историю для того, чтобы поделиться неисчерпаемыми сокровищами таинственного клада, закрытого для жадных и злых, доступного же для любого человека с добрым сердцем.
  
   Кажется, такое чтение называется "проглотить книгу". Потрясенный, я вышел из комнаты во двор, поднял глаза к небу и простоял так, пьяный от нахлынувшего счастья. В тот миг в душе сиял огонь, и хоть я стоял в кромешной тьме ночи, мне казалось, будто весь двор, да что там - всю огромную вселенную - залил этот тихий радостный свет, льющийся из моего сердца.
  
   Так вот почему матушка Елена так настойчиво просила меня прочесть "Посланника"! Она тоже открыла для себя его тайну, эту светлую тайну, вселяющую надежду, растворяющую страх, разливающую свет по твоей вселенной, в которой ты живешь и которую боишься из-за большого зла, которое наплодили недобрые люди, чтобы обманывать других и отнимать деньги и саму надежду на лучшую жизнь.
  
   А этот обычный парень, как его?.. Алексей Юрин! Да... Алеша, ставший вдруг таким родным, подарил мне, матушке Елене и всем читателям своей замечательной книги столько света, столько благодати!
  
   ...Благо-дати, благое, хорошее, доброе - дать, наверное потому, что у самого этого добра с избытком, ведь от избытка сердца открываются уста, и человек говорит, писатель пишет. Пожалуй, теперь хватит на всю оставшуюся жизнь раздавать это радостное благо всем-всем людям. Вдруг я понял, что отныне уже не смогу жить по-старому, мне нужно изменить свою жизнь, так как это сделал Алексей. Но как? В отличие от свободного и умного автора я целиком зависел от Киры и мой разум пребывал в таком состоянии, о котором отец Борис выразился словами: "да какой с тебя спрос"... Надежда была лишь на Божий промысел, который, оказывается, действует во всех, всюду и всегда. Оставалась молитва и терпение.
  
   И еще я понял, что не смогу расстаться с этой книгой. Она мне нужна, как воздух, для ежедневного прочтения. Ведь автор такими простыми словами раскрыл величайшую тайну вселенной! Он первым из родни, из своего окружения, прошел собственный уникальный путь, полный огненных искушений, нечеловеческих скорбей - на грани жизни и смерти - и все для того, чтобы прийти в храм, в Единую Святую Апостольскую Церковь и открыть там, в её святых недрах сокровище, которое не украдут, не растащат, не превратят в пыль, потому что оно хранится в недосягаемой для земных людей вечности и охраняется не людьми, которых можно подкупить и обмануть, а небесными ангелами, мощными, светлыми, божественно-совершенными по своей природе.
  
   Следующие дни, освещенные благодатью, исходящей от книги, проживались на подъеме. Все мне было хорошо, ничего не мешало носить в себе тихий радостный свет - ни простая работа, ни вежливое добродушное общение с дамами, ни легкое похолодание, впрочем, солнечное, пронизанное золотом осени. Все мне стало нипочем, верней, всё стало на пользу - как написал Алексей - "для верующего во Христа всё поспешествует спасению", потому что всюду Божия воля, Его помощь и Его любовь.
  
   Как-то за ужином - центральным событием дня - Кира Львовна спросила:
   - Боря, друг мой, а не случилось ли чего с тобой необычного? Уж больно ты улыбчив стал, прямо весь светишься, как влюбленный юноша. - И подозрительным долгим взором прожгла Нину, уткнувшуюся в тарелку с бараньим жарким.
  
   - Да, Кира, случилось, - ответил я, не умеющий лгать и скрывать. - Это книга!
   - Что, вправду, такая интересная книга? Да ты и раньше читал, как говорила Людмила, но таким счастливым не был.
   - О, эта книга - моя, понимаете? Это как... не помню точно, кажется, называется в унисон... пришлась. То есть, там каждое слово будто именно для меня написано.
  
   - Ах, вот что, - облегченно вздохнула Кира. - Если позволишь, я при случае тоже пролистала бы...
   - Конечно, Кира, и ты, Нина, вы можете ее читать, только не получится "пролистать" - она захватывает полностью. Я только закончу ее переписывать... Мне ведь ее вернуть нужно, я обещал.
  
   - Да зачем же вручную, Боря? - удивилась Кира. - Есть же техника. В моем кабинете на столе компьютер, сканер, принтер - всё, что нужно для копирования. Приходи, я научу тебя, помогу, и ты сделаешь столько копий, сколько нужно.
   - Вот спасибо! А я и не знал, что есть такая техника.
   - Наверняка знал, только после ранения забыл.
  
   У Киры участок делился на две части: рабочую и для отдыха. На рабочей Нина сажала овощи, зелень, ягоды; а на той, что для отдыха, Кира отдыхала. Меня она попросила соорудить пристройку к летней столовой - нечто вроде веранды, только по ее собственному замыслу. Я набросал чертежи, потом несколько раз Кира их правила, наконец, мы пришли к общему мнению - и вот из-под моих рук стало выходить нечто странное и замысловатое: половина веранды была крытой и остекленной, другая половина - открыта всем ветрам и, главное - солнцу. Всё это Кира называла: "элемент комфорта" и очень гордилась своим изобретением. После окончания строительства, я окрасил конструкции и был направлен на новый объект: забор - необходимо было заменить подгнившие стойки на новые. Потом хозяйка показала покосившееся крыльцо и расшатанный стол в беседке.
  
   Кира Львовна выходила к завтраку всегда наряженная, в бусах, с брошью, на высоких каблуках - да так и ходила, как барыня, весь день. Всегда вежливо улыбалась и старалась быть со всеми приветливой. Только однажды я все-таки разозлил ее.
  
   В то утро Кира собралась в город по срочному делу. Водитель оказался занятым - он повез в город другую даму, а Кира садиться за руль профессорской машины отказывалась: после аварии, в которой она получила перелом бедра и пролежала два месяца в больнице, у нее появился панический ужас от одного вида руля и педалей. Так что пришлось вызвать такси. Нину она взяла с собой, так что я остался "беспризорным".
  
   Итак, работал я себе спокойно, выставлял стойки забора, и вдруг пришел водитель Юра - он свозил туда-обратно поселковую даму и зашел узнать, не нужно ли везти Киру. Я объяснил, что она не дождалась его и взяла такси, он немного расстроился, видимо, из-за потери заработка. А потом как-то по-мальчишески махнул рукой и бросил мне: "Жди, сейчас приду!"
  
   Минут через десять он, пыхтя, притащил картонный ящик и водрузил его на столик с моими инструментами, раскрыл и выставил на мое обозрение целый ряд бутылок с пивом. Я поморщился и сказал, что не пью - врач после ранения запретил. Юра опять махнул рукой и сказал: "Ерунда, этим врачам верить нельзя, они за деньги что угодно скажут, выпей немного". Я отхлебнул из горлышка, ничего кроме легкой горечи не почувствовал. Правда, когда Юра стал рассказывать о своих приключениях в этом дачном поселке, я ощутил в теле небывалую легкость, и стал работать еще быстрей. Когда Юра описал почти всех "бабулек" нашего "дома престарелых", как он выразился, я закончил почти всю работу, которую наметил на сегодня и выпил пятую или шестую бутылку пива.
  
   Потом, когда нам с Юрой всё стало нипочем, он предложил мне сесть за руль машины и прокатиться по улицам дачного поселка. Он показал мне что крутить и на что нажимать, я безо всяких сомнений устроился на месте водителя и стал управлять автомобилем так, будто всю жизнь только этим и занимался. Машина послушно выполняла мои команды, мы с ней слились в единое целое - и вот уже выехали за ворота, пронеслись по дороге по направлению к шоссе, выскочили на трассу, проехали километров десять и вернулись обратно домой.
  
   - Да ты классный водитель! - кричал Юра, возбужденный быстрой ездой и пивом.
   - Я и сам это только что понял, - удивленно ответил я. - Наверное, в прошлой жизни, до ранения, мне приходилось водить.
  
   Тут и появились Кира с Ниной. Юра почему-то испугался и, поздоровавшись, бочком ретировался. Я же встал у почти законченного забора и замер в ожидании похвалы: вон сколько успел сделать! Но вместо лестных слов, мне пришлось выслушать лекцию о вреде пьянства и мнение Киры о водителе Юре, как ненадежном работнике и выпивохе, который еще и спаивает работника, который так недешево ей достался. Всю эту длинную речь она произнесла, указывая пальцем с кроваво-красными длинными ногтями на череду пустых темно-коричневых бутылок, голосом скрипучим и неприятным.
  
   Над домом повисла черная грозовая туча. Я даже стал подумывать, а не сбежать ли мне отсюда. Паспорт остался при мне, забросать вещи в сумку, книгу не забыть - и махнуть через забор в сторону церкви, где отец Борис и матушка Елена подскажут, куда податься. Юра между прочим, сказал, что руки у меня золотые, парень я трудолюбивый, а одиноких дамочек - хоть отбавляй, на мой век хватит, так что я могу устроиться в любом месте и не хуже, чем здесь у Киры. Но тут, словно почувствовав неладное, вышла из дома Кира, как всегда с милой улыбкой, в бусах и с большой чашкой малины со сливками - её любимого лакомства. Чашку Кира Львовна протянула мне и сказала, что она не обижается, это всё Юра, а я как был "милым послушным мальчиком" так и остался.
  
   Я рассказал, что ездил на машине и вспомнил как нужно водить. Она растерянно улыбнулась, покачала головой, а потом сказала, что пожалуй это хорошо, теперь не надо будет зависеть от непутёвого Юры, а мне она вполне доверяет, надо вот только права мне купить, но это небольшая проблема, позвонит кому нужно и принесут. Подождала, пока я съем розовую малиновую кашу, взяла обратно чашку, погладила меня по затылку и, напевая, удалилась в дом.
  
   Видимо, чтобы совсем загладить неприятные впечатления от внезапного раздражения, Кира за ужином протянула мне три папки с названием книги на обложке - "Посланник" - и сказала, что чуть-чуть почитала книгу, и ей понравилось. Зная, что Нина иногда ходит в церковь, я спросил, когда там будет ближайшая служба. Она сказала, в субботу вечером. Я напросился ее сопровождать: мне нужно вернуть книгу матушке Елене. Кира обаятельно улыбнулась и сказала, чтобы я спокойно заканчивал строительные работы, а книгу она сама отнесет: пора возвращаться в город, дачный сезон закончился. История со срочным бегством Люды подальше от матушки Елены и отца Бориса, кажется, повторяется. И чем священник им так не угодил?
  

Незнакомка

  
  
   Переезд в городскую квартиру добавил суеты. Мне приходилось заниматься мелким домашним ремонтом, поездками на рынок и по магазинам. Но эти заботы не смогли отвлечь меня от книги "Посланник" - я будто мысленно переселился на страницы, в то время и пространство, в котором духовно близкие мне люди искали, находили, неистово любили Иисуса, кроткого, любвеобильного, всемогущего и сладчайшего...
  
   В доме я обнаружил множество стеллажей с книгами. Кроме научных, там имелись сотни книжек самых разных авторов. Как голодный на обильный пиршественный стол, набросился на это богатство, интересуясь то у Киры, то у Нины, что тут самое интересное. За несколько месяцев проглотил не менее тысячи книг - и наконец пресытился. Понял я, что из всего изобилия, перечитать хочется лишь три-четыре, остальные - в лучшем случае пусты, в худшем - ядовиты. Книги для светских авторов - нечто вроде интеллектуальной игры, словесного покера, поля для соперничества в тщеславии, гордыне. Ничего подобного "Посланнику" по силе воздействия, по реальной духовной пользе так и не нашел.
  
   Киру порой настигали приступы ревности. Да, она ревновала меня к книге, автомобилю, молоденьким продавщицам, соседям и даже собственной домохозяйке Нине. Воспитание и трезвый рассудок помогали ей справляться с беспокойством, да и мое глубокое увлечение книгой сообщили мне нечто вроде непреклонности, вполне способной в случае помехи с её стороны всё оставить и уйти из профессорского дома в неизвестный мир, полный непостижимых тайн. Во всяком случае, прокормить себя и обеспечить жильем я уж как-нибудь смогу.
  
   Переделав, наконец, срочные дела, я стал свободней, и мне удавалось выкроить время на одиночные прогулки по городу. При этом ловил себя на том, что подсознательно ищу те улицы, по которым ходили герои "Посланника". Если автор описывает какие-то места, должен же он там хоть иногда появляться, думал я. Так ходил пешком, выискивая знакомые по книге магазинчики, кафе, заросли кустов, необычные деревья, старые дома со старинными парадными, колоннами по фасаду. Иногда казалось - вот оно! И только присмотревшись попристальней, понимал: ничего подобного, не то.
  
   Зато нашел отрезок бульвара, который очень походил на то место, где меня убили в навязчиво повторяющемся ночном кошмаре: вот кусты сирени, ряд стареньких лавочек, такое знакомое небо и таинственное ощущение моей причастности к этому месту. Одна из лавочек мне показалась "тёплой" - будто сидел тут не раз. Когда я опустился на ее выгнутые бруски, будто все тело вспомнило привычные ощущения, каждая мышца отозвалась добрым теплом. Довольно продолжительное время я просто сидел и прислушивался к себе, может что отзовется и подскажет...
  
   ...Вот тогда-то и подошла ко мне женщина лет тридцати в клетчатой юбке.
  
   - Песочек! - воскликнула она, улыбаясь.
  
   Я вскочил и замер.
  
   - Песочек, дорогой мой, что с тобой? - Кажется, моё напряженное молчание её удивило. Я же в эти секунды вовсю прислушивался к себе, пытаясь понять кто это, и что нас может связывать. Очень глубоко внутри - я даже не подозревал такую в себе глубину - вспыхнуло крошечное пламя, затухло и остался легкий ноющий ожог и струйка тепла, стекающая вниз.
  
   - Простите, мы знакомы? - наконец, нашелся я. - Вы понимаете, со мной тут что-то произошло...
   - Знакомы! - сдавленно вскрикнула женщина, прикрыв рукой рот. На лице остались одни глаза, широко распахнутые, удивленные, наливающиеся дрожащей слезой. - И ты спрашиваешь, знакомы ли мы?
   - Простите меня... Вы понимаете, со мной тут произошло... - снова попытался я что-то объяснить.
   - Да как тебе не стыдно! Предатель! Я тебе этого никогда не прощу!
   - Послушайте, послушайте, - вклинился я, умоляюще. - Я не помню, понимаете... Я ничего не помню!..
  
   Женщина отвернулась и быстрым шагом удалилась в сторону огромной арки. Темный зев этого архитектурного сооружения мне что-то смутно напомнил, но я отбросил мысли, пытаясь догнать убегающую женщину. Она лишь на миг обернулась, что-то невнятное вскрикнула и скрылась во тьме. Преодолев гулкое пространство арочного свода, я оглянулся - никого. Двор оказался совершенно пустым. Под высокой березой нашлась лавочка, я присел, пробежался глазами по темным окнам - никого. Посидел еще с полчаса, думал, может она успокоится, выйдет и объяснит, наконец, кто она и почему назвала меня песком, нет - Песочком.
  
   Вернувшись домой, я открыл книгу, пролистал и нашел ту страницу, где парень встречает девушку своей мечты. Там были и огромные влажные глаза, и клетчатая юбка из шотландки, и двор, в который можно попасть с бульвара через арку. Но и в книге они встретились только раз, и девушка пропала из виду главного героя. Он искал ее, но так и не нашел. Что было на самом деле? Неясно. Может, автор намеренно скрыл тайну их отношений? Что-то уж больно там много недомолвок, таинственности. И я решил посещать это бульвар, пока не встречу незнакомку и с ней не объяснюсь.
  
   Спустя четыре дня и три ночи, у моей лавочки на бульваре появилась Людмила. Поначалу-то я не узнал ее: на ней была надета незнакомая одежда, на лице краска, даже выражение лица стало чужим. Она подсела ко мне, взяла под руку и прижалась к моему боку.
  
   - Борька, ну ты на меня не в обиде?
   - За что?
   - Ну как, я же тебя вроде как другой продала.
   - Как это продала?
   - А ты не понял? - удивилась она. - Ну тогда нечего и объяснять. Все в порядке?
  
   - Да, все хорошо.
   - Я тут живу недалеко. Может, по старой памяти зайдешь?
   - Нет, не могу, прости.
  
   - Понимаю. Тогда послушай. Я от тебя кое-что скрыла.
   - Разве?
   - Да! Дело было так. Ехала я на такси из ресторана, где мы справляли юбилей подруги. Смотрю - сидит на газоне и смотрит в небо мужик в белом костюме. Я остановила такси и предложила довезти тебя до дома. А ты был вроде как в беспамятстве. Может, поэтому согласился. Я привезла тебя домой, а утром увезла на дачу. Ты мне понравился, понимаешь!
  
   - А как же травма головы? Операция на мозг? Частная клиника?
   - Да не было этого! Ты и без дырки в голове был как дитё без ума и памяти. А что с тобой случилось в тот вечер, я до сих пор не знаю. Прости, а?
   - Ладно, Люда, забыто. У меня в душе к тебе осталась лишь благодарность, так что не мучайся зря. Спасибо тебе за всё.
  
   - А я смотрю, ты в полном порядке! Одет с иголочки, пахнешь дорогим парфюмом, весь такой лощеный. Борька, а ты помнишь наши малиновые ночи? Разве нам с тобой плохо было? Поди с этой теткой у тебя не так?
   - Кира не "тетка", Люда, она - интеллигентная добрая женщина. После смерти мужа совершенно одинока, а я ей как приёмный сын. Так что у нас никаких малиновых ночей не было.
  
   - Бедненький! Так может, зайдешь ко мне, вспомним молодость?
   - Прости, Люда, нет. Мне умные люди объяснили, что это плохо. К тому же, я до сих пор ищу свою прежнюю семью. Должна же она быть где-то. Может даже здесь, рядом...
   - Ладно, как хочешь. На вот тебе, на всякий случай, визитку с телефоном. Захочешь, позвонишь. Прости еще раз. Пока!
  
   Людмила удалилась незнакомой вихляющей походкой. Я повертел визитку и выбросил в урну. Моя знакомая незнакомка в клетчатой юбке опять не появилась. Хоть и чувствовал, что она за мной наблюдает.
  
   И все-таки я дождался! Высидел! Читал газету и наблюдал поверх верхнего среза, как она издали увидела меня и стала нерешительно приближаться. Женщина дважды останавливалась, оглядывалась, видимо, в ее душе происходила борьба: обида и любопытство, симпатия и гнев - схватились намертво. Мне ничего не оставалось, как молиться о том, чтобы ее Ангел победил и склонил к милосердию. "Господи, Иисусе, помилуй нас! Ангел хранитель, помоги нам!", - повторял я мысленно, настойчиво и непрестанно. И она подошла. Я встал и улыбнулся:
  
   - Простите, мне очень жаль, но я на самом деле потерял память и ничего из прошлого не помню. Я буду очень признателен, если вы поможете мне вспомнить хоть что-то.
   - Песочек, неужели ты забыл всё, что у нас было? - жалобно протянула она. - Разве можно такое забыть?
   - Мне очень стыдно... Но я даже мать родную не помню... Даже имени своего не знаю. Кстати, как зовут меня и вас?
  
   - Так ты сам предложил такую игру: у нас новая жизнь, и все прошлое как бы не существует. Ты придумал нам с тобой новые имена: себе - Дик Сэнд, а мне - Мила.
   - Так вот почему Песочек - это "сэнд" в переводе на русский. А Мила - тоже понятно - ты на самом деле милая девушка, - сказал я облегченно, незаметно для себя перейдя на "ты".
  
   - Ну да! - наконец, улыбнулась она, и огромная глыба нашего отчуждения растаяла и рухнула. - Так что же с тобой случилось? Почему всё забыл?
   - Я и этого не помню. Поначалу-то я думал, что меня ударили по голове, и потеря памяти произошла в результате травмы мозга, но тут недавно подошла ко мне одна женщина, которая меня подобрала, когда я был в бесчувствии...
   - А я видела ее! Прости, но я уже давно за тобой наблюдаю из окна. Видела и ту женщину. Мне показалось, она тебя пригласила на свидание, а ты ей отказал.
  
   - Примерно так и было. Она меня тогда подобрала и увезла к себе на дачу. Там я и жил с ней с полгода. Работал на огороде, ремонтировал дом, помогал делать заготовки на зиму.
   - Так ты у нее в рабстве что ли был, Песочек?
   - Сейчас и я так думаю, а пока жил на даче, мне казалось, что она моя спасительница. И, знаешь, я был очень ей благодарен. Да и сейчас, пожалуй, благодарен.
  
   - Надо же!.. Ты в своем репертуаре. Тебя обманывают, используют, а ты их оправдываешь и прощаешь.
   - Да. Единственное, что я вспомнил про себя, это то, что я христианин. И эти оправдание и прощение - вполне по-христиански.
   - Да, верно, ты даже прикасаться к себе не позволял. А мне так нравилось тебя касаться, хотя бы пальцами - твоих пальцев. Я от этой малости была на небесах от счастья.
  
   - У нас с тобой была?.. - я осекся. - Мила, у нас с тобой - любовь?
   - Еще какая! Хм... Платоническая! Ну ладно, Песочек, вставай, пойдем ко мне в гости.
   - Пойдем. А ты еще про меня расскажешь?
   - Конечно. Только, знаешь, ты ведь сам говорил, что у нас с тобой новая жизнь, а старую нужно забыть.
   - Но хоть что-то о моей семье ты можешь рассказать?
  
   Мила открыла дверь и по длинному коридору провела меня в комнату, выходящую на бульвар. Отсюда хорошо просматривалась скамья, ставшая на время моим наблюдательным пунктом.
  
   - О семье, говоришь? Ты сказал, что чувствуешь себя там чужим. Ты мог уехать на месяц, другой, и никто даже не хватится тебя, не поинтересуется, куда ты пропал. Что-то вроде этого... Да ты сам не позволял расспрашивать себя о том другом мире, в котором ты жил до нашей встречи.
  
   Мы пили чай с малиновым вареньем, играла тихая приятная мелодия. Мне было удивительно уютно и хорошо с девушкой Милой. Она смотрела на моё лицо, ловила каждый взгляд, каждое движение рук... Она казалась мне весьма красивой женщиной и тонко чувствующей натурой, от нее даже пахло как-то очень по-родному. Но то, ради чего я искал встречи с ней, так и не получил. Мила не ответила на вопрос: кто я и откуда.
  
   На моем лице, видимо, отразилось разочарование, я сделал невольное движение по направлению к двери, Мила вцепилась в мою руку и стала поспешно что-то говорить. Поначалу я мало что понимал, потом, скорей сердцем чем умом, проникся торопливой исповедью.
  
   Ты говорил, что любишь жену, это чувство мучительно, это как истекающая кровью рана. Каждый миг, проведенный с ней, - тяжкий душевный труд. Когда мы встретились, я вся подалась к тебе, ничего не требуя взамен, только бы ты иногда бывал у меня. Мы просто болтали, ты сидел в этой комнате и пил чай или ел суп, а я за тобой ухаживала. Нам просто было хорошо вместе. Ты здесь со мной отдыхал, а я тихонько любила тебя.
  
   Однажды ты пришел расстроенный. Ты похоронил друга, тебя кто-то предал, началась полоса безденежья и болезней. Ты был такой обессиленный и смертельно усталый. Я напоила тебя чаем с медом, положила на кровать и ты мгновенно уснул. А я сидела рядом с молитвословом в руках и, глядя на икону Пресвятой Богородицы, молилась как в последний раз. Мне показалось, что в полночь произошел перелом болезни. Ты перестал стонать и вздрагивать, успокоился, задышал глубоко и спокойно, даже улыбнулся. Тогда и я свернулась в кресле калачиком, укрылась пледом и отключилась. Утром ты проснулся здоровым и спокойным, а я будто взяла на себя твои болезни, свалилась с температурой за сорок. Тогда уже ты стал ухаживать за мной.
  
   Вспомнил, как в детстве мама кормила тебя больного черной икрой, поила чаем с лимоном. Ты нашел в холодильнике брусок паюсной икры, привезенный с Амура братом, настругал тонкими пластинками и соорудил бутерброд, разрезал на крошечные квадратики. Сбегал в овощную палатку и вернулся с огромным желтым шариком. Выдавил в чашку половину лимона, долил медом и кипятком. И стал кормить, как маленькую. Мне было так приятно! Никто после смерти родителей меня так не кормил, так не заботился. Господи, что же мы все такие брошенные, несчастные!.. А когда рано утром проснулась - тебя дома уже не было, а на столе нашла записку. Тебя срочно вызвали по работе. И ты пропал. Тебя не было год. А теперь нашелся и вдруг такое - ничего не помнишь.
  
   Мила еле сдерживала слезы, глаза опять стали огромными и влажными. Мне нужно бы ответить как-то, но сердце предательски молчало - не было там любви к этой одинокой женщине. Сочувствие, симпатия, благодарность - но не любовь. Видимо, сердце мое принадлежало той, кто продолжал оставаться женой, той, кто мучила меня. Как найти эту женщину? Сам того не желая, я произнес эту фразу вслух, Мила сникла и чуть слышно произнесла.
  
   - Не знаю, ты ничего не открывал: ни адреса, ни телефона, ни имени. Ты оберегал ее покой. Ты оберегал семью от всего постороннего. Так что, Песочек, сам виноват.
  
  

Посещение издательства

  
   В здание издательства "Святой Горец" я входил с огромным сомнением. Слишком это просто, твердил внутренний голос, чтобы здесь открылась тайна загадочной книги. Впрочем, возможно, моя внешность сообщит работникам издательства необходимую степень уважения и развяжет языки. Кира Львовна перед выходом из дома успокаивала меня:
  
   - Поверь, мой мальчик, ты выглядишь в этом английском костюме от Hackett, как настоящий джентльмен. И не забывай, на свежем воздухе при правильном питании ты возмужал и стал солидным мужчиной, к тому же этот бронзовый загар, борода и твои затемненные очки от Gucci делают тебя и вовсе привлекательным. Надеюсь, мне не придется разыскивать тебя в домах на Рублевке.
   - На какой Рублевке?.. Нет, что вы, Кира, меня сейчас волнует только книга и то, что можно узнать об авторе, - бормотал я рассеянно, собирая в сумку Malberry всё, что может понадобиться для дела.
   - Надеюсь, что так, - сказала хозяйка на прощание, слегка коснувшись моей щеки сухими губами.
  
   Перед выходом из дому я посмотрелся в зеркало в прихожей. Оттуда меня пристально разглядывал плечистый полноватый мужчина с длинными волосами с проседью, небрежно собранными сзади в модный хвост, с белоснежной улыбкой - триумфом современной стоматологии, в элегантном светлом костюме, оттенявшем загар, но с трудом скрывавшем выпирающий живот любителя позднего ужина за богатым семейным столом.
  
   В секретариате издательства милая девушка сказала, что директора нет и скорей всего сегодня не будет. "Ну вот, - подумал я, - первое препятствие. Господи, помоги!" Пустой кабинет главного редактора с табличкой "Гл. ред. Пищикова Роза" оказался нараспашку, я позволил себе войти, присесть на стул посетителя. На столе покоилась открытой распечатка трудов святителя Иоанна Златоуста. Красным карандашом вычеркнуты целые абзацы:
  
   "Страсть к деньгам... сильнее и неистовее других страстей и может причинить больше скорби не потому только, что жжет сильнейшим огнем, но и потому, что не поддается разумному облегчению и гораздо усерднее.
  
   Пристрастившиеся к деньгам неизбежно бывают и завистливы, склонны к клятвам, вероломны, дерзки, злоречивы, исполнены всех зол, хищны и бесстыдны, наглы и неблагодарны.
  
   Сребролюбец есть страж своего имения, а не владелец; раб, а не господин. Для него легче отдать часть своего тела, чем уделить сколько-нибудь из своего богатства.
  
   Кто стал служить маммоне, тот уже отказался от служения Христу".
  
  
   Что-то так долго нет хозяйки кабинета, чтобы ее поторопить, я принялся читать "Отче наш". Будто услышав мой зов, вошла молодящаяся женщина с кошачьими повадками и, оглядывая меня с ног до головы, нежно промяукала:
  
   - Добрый день! Чем могу помочь?
   - Здравствуйте, Роза, - обратился я к женщине, надеясь, что она и есть главный редактор. - Меня зовут Борис Иванович.
   - Очень приятно, - расплылась она в очаровательной улыбке, томно растягивая слова. - Я вас очень внимательно слушаю.
  
   - Видите ли, Роза, - решил я идти напрямик. - Я прочел одну замечательную книгу вашего издательства и хотел бы поговорить с автором. У меня к нему масса вопросов.
   - Что за книга? - по-прежнему улыбаясь, промяукала женщина. - Как название?
   - "Посланник".
  
   Не успел я договорить слово, как увидел мгновенное превращение ласковой кошечки в разъяренную пантеру. Она вскочила, с треском закрыла входную дверь и нервно закурила. В тот миг я почувствовал на себе прожигающий взгляд, полный ненависти. Что такого я сказал, чем вызвал столь негативную реакцию? На немой вопрос ответила она сама:
  
   - Вы что, все с ума посходили! - заскрипела она изменившимся голосом. - Написал какую-то галиматью полный невежда без литературного образования, а вы и рады его до небес возносить!
   - Простите, не могу с вами согласиться, - мягко осадил я разъяренную пантеру. - Книга весьма полезная, к тому-то написана интересно, что в наше время случается редко. А насчет образования... Простите, Роза, какое-такое литературное образование было у Льва Толстого, Бунина, Достоевского, Чехова, Платонова? Продолжить?.. Там, среди "недуочек" еще Хемингуэй с Бредбери, Бродский со Стругацкими...
  
   - Прекратите! - взвизгнула Роза, выпустив наружу все имеющиеся в наличии острые шипы. - Этот ваш Юрин пишет, как холоп и о холопском.
   - Простите, вы о смирении так изволите выражаться? Так это основополагающий принцип Православия.
   - Кто вам сказал? - прошептала она, схватившись за горло.
  
   Глаза её, минуту назад такие ласковые и выразительные, превратились в два прыгающих уголька. Я вспомнил, что Алексей описывал в книге этот взгляд гордой самовлюбленной женщины, впавшей в безумие, и понял причину ее столь явного возбешения: смирение такому типу людей, как нож острый - это прямая противоположность их горделивой сути.
  
   - Простите, ради Христа, можно последний вопрос?
   - Ну что еще?
   - Это вы, Роза, у Иоанна Златоуста вычеркиваете слова о сребролюбии?
   - Да, я же редактор!
   - И не страшно? Святого поправлять не страшно?
   - Вон отсюда!..
  
   Кажется, больше мне делать в этом кабинете нечего. Я встал и перед тем, как покинуть недружелюбное место, оглянулся и кивнул на прощанье. Женщина проводила меня ненавидящим взглядом. Куда теперь? Господи, помоги!
  
   Я медленно поплелся по коридору, рассматривая надписи на дверях, ожидая хотя бы чего-то. И дождался. Дверь с табличкой "Склад" оказалась полуоткрытой, оттуда попахивало вином, слышался разговор мужчин. Неясно по какой причине, меня туда потянуло, будто услышал невысказанное приглашение. Я робко заглянул в комнату и встретился с веселыми глазами четверых бородачей.
  
   - Что стоишь, как неродной, заходи! - воскликнул один из них. - Ух ты! Наверное, покупатель или спонсор?
   - Здравствуйте, господа, - поприветствовал я честное собрание. - Скорей, читатель.
  
   - Да? А что читаешь, если не секрет?
   - Вашего автора, Алексея Юрина. Очень мне его "Посланник" понравился.
   - Не тебе одному, - хмыкнул бородач. - Только ты это нашему глав-вреду не ляпни, она его ненавидит! Верно, глубоко и беззаветно.
  
   - Уже ляпнул, - кивнул я обреченно. - А за что ненавидит, как вы думаете?
   - Во-первых, книгу выпустили без нее, пока она гуляла отпуск. Роза бы точно зарубила! А во-вторых, там же Алексей пишет о смиренных женщинах, их почитает, а она у нас - убежденная эмансипэ! Садись, примем на рамена. Правда, у нас тут на донышке...
  
   - Я могу внести свою лепту, если позволите, - робко предложил я, выставляя серебристую коробку из Мексики, прихваченную из домашнего бара, дополнив настольную композицию парой консервных банок и тремя апельсинами.
   - Вот это другой разговор! - воскликнул самый веселый бородач, хлопнув меня по плечу. - Сразу видно, наш парень, без симптомов прелести и фарисейства.
   - Только, друзья, - с прискорбием сообщил я, поникнув головой, - простите, мне пить нельзя, у меня, как сказал батюшка, на спиртное вечная епитимия. Простите...
   - Ах, ты... бедный ты наш, - погладил он меня по тому же плечу, которому достался энергичный удар хлопка. - Сочувствую! Витька вон тоже, - кивнул он на соседа, - как женился, так сократил потребление до канонических ста граммов, но мы к нему без претензий. Да ты не горюй! Не позволим пропасть твоей законной доле, мы по-братски возьмем твою тяготу и понесем во светлые дали. Жэка, наливай!
  
   Мы познакомились. Кроме женатого трезвенника Виктора за столом со мной сидели самый шумный и общительный Илья, чуть менее шумный Коля и слегка задумчивый Женя - он отмечал 30-летний юбилей, третий день подряд. Выдержав приличествующую моменту паузу, я продолжил расспрос. Оказалось, я далеко не первый фанат, приходили другие почитатели Юрина, только все больше непьющие дамочки в платочках, с которыми разговаривать этим четверым было малоинтересно. Они выдавали им книгу-другую и спроваживали ни с чем. Оказывается, они и сами почти ничего не знали о Юрине - он человек-загадка. Ну что ж, купил и я три экземпляра и собрался было возвращаться домой не солоно хлебавши. Но когда мы с мужчинами вышли на улицу, Илья поймал такси, посадил рядом с собой Виктора с Колей - и мы с Женей остались вдвоем. Он дождался, пока ярко-желтая машина скроется за поворотом, схватил меня за плечо и заговорщицки прошептал:
  
   - Пойдем ко мне. Я вижу ты, Борис, парень свойский. У меня кое-что есть для тебя.
   - Что есть? - забормотал я, не веря своему счастью. - Куда пойдем?
   - Тут рядом...
  
   Пройдя с полкилометра по тротуару мимо старых купеческих особняков, Илья свернул в подворотню и, показал на одну из входных дверей.
  
   - Нам сюда, - сдавленно прошептал он. И вдруг его прорвало: - Вот ты говоришь, "Посланник" тебе понравился. А мне, Борька, он всю жизнь перевернул! Можно сказать, с головы на ноги меня, урода, поставил. Вот тут, - похлопал он себя по лбу, - мой умственный хаос Алёшка выстроил в систему и всё четко разложил по полочкам. Ты не представляешь, кем я был до Юрина! У меня вот тут, - он снова ударил по лбу кулаком, - всё было всмятку: католичество, ислам, буддизм, агни-йога, неоязычество - вперемешку, как винегрет, по слову святителя Игнатия Брянчанинова... Читал?
  
   - Да, "Отечник" и "Аскетические опыты".
   - Молодец! Я ж говорю: наш парень! Братуха!
  
   Женя открыл дверь, обитую кожей, и впустил меня в просторный коридор. Предложил на выбор три пары шлепанцев и кивнул:
   - Нам сюда. Это моя келья. Домашние сейчас на даче, нам никто не помешает. Садись к столу, на этот стул, я - в рабочее кресло, и начнем. Только сейчас кофе налью.
  
   Он взял с подноса разномастные чашки, сыпанул в них бурого порошка из банки, добавил сахарного песку, налил из термоса кипяток и придвинул вазочку с печеньем. Мы пригубили крепкого кофе, молча отхлебнули по несколько глотков бодрящего напитка, Женя встал и прошелся с чашкой в руке по комнате.
  
   - Ты вот что, Боря, никому о нашем разговоре не сообщай. Всё, что я скажу, должно остаться между нами.
   - Обещаю.
   - Я подумал, подумал и знаешь, что на ум пришло? Кроме нашей Розы и еще парочки недоброжелателей в нашем издательстве, у Алешки Юрина может быть много врагов.
  
   - Да почему, Женя? - вырвалось у меня, - Алексей пишет светло и радостно, в книге столько надежды, столько любви!.. Ну, скажи на милость, откуда в этих розах-мимозах столько ненависти к нему?
   - У нас это называется просто: бесняк. Любое доброе дело обязательно приносит неприятности. А Юрин не просто доброе дело сделал на сто рублёв, а с Божьей помощью написал и издал книгу, которая многих - ох как многих! - вывела из духовной комы и привела в Церковь - единую, святую, апостольскую. Понимаешь, Борька, он один! Он монах по сути. Он "один в поле воин"! Мы ему не помощники, мы ему не защитники, мы можем только читать его книги и пытаться понять, что он туда вложил с Божьей помощью, какую силищу залил!
  
   - Постой, ты сказал "книги", - удивился я. - Но разве еще что-то его издавалось?
   - Да, еще четыре книги. Правда тираж был мизерный, поэтому они разошлись по книжникам. Они еще на Лешкиных книгах такие барыши наварят, мама не горюй!
   - А как бы мне их почитать? - Я поймал себя на заискивающих нотках.
  
   - Очень просто. Пока я принимал участие в редактуре его книги, мы подружились, я Лешке бесплатно создал сайт и туда закачал тексты. У тебя интернет есть?
   - У моей хозяйки есть. Думаю, она не откажет.
   - Тогда я дам ссылки. Скачивай, читай, распечатывай... На вот диск, тут все нужные ссылки, - он протянул мне маленький диск в зеленой коробочке. - Только Борис, не для этого я тебя позвал. Понимаешь, я сразу, как увидел тебя, как услышал, понял, что ты не просто так к нам пришел.
   - Почему?
  
   - Те, кто приходили до тебя, отличались... А ты сразу своим стал. Ты меня не пытай, почему и как. Просто я вот этим органом, - он указал пальцем на область сердца, - почуял: этот парень у нас не просто так оказался. Он как тот Посланник из книги Юрина - пришел, чтобы зажечь факел и нести людям свет. Вот именно! Ты, Борис, посланник! Посланник!..
   - Не знаю что и сказать, Жень. Ты понимаешь, я ведь умер и воскрес. На меня было совершено нападение, ударили по голове, и я потерял память.
  
   - Когда это случилось?
   - Думаю с год назад, может чуть меньше.
   - Как раз в это время Алешка Юрин пропал, - сказал Женя тихо и пристально на меня посмотрел.
   - Что ты имеешь в виду?
  
   - Да так, ничего... Алешу я видел живьём всего-то секунд десять. Он вошел в кабинет директора прямо во время оперативки, положил на стол рукопись, а нас директор сразу выгнал. Ты понимаешь, он всё делал, говорил и писал так, словно у него за спиной стоял целый полк ангелов. В Евангелии есть такие слова о Спасителе: говорил "как власть имеющий". Вот и у Алексея Юрина была такая власть не от мира сего.
  
   - Почему была?
   - Потому что год назад он пропал. Его искали не только читатели, но и родичи, и друзья. Мы и в милицию обращались и в службу безопасности, и даже к братве. Словно растворился, растаял! - Женя снова рассмотрел меня с ног до головы, помотал головой. - Нет! Он был худющим, сутулым, с лицом аскета, бледным, раза в три тебя худей и на полголовы ниже. Нет!.. А еще у него была такая манера - он всё делал просто и бесхитростно, но "как власть имеющий". У него был сильный духовник и прародители святые.
  
   - А я своих не помню... - вздохнул я.
   - Такое не забывается! - почти крикнул Евгений. - Духовник со дна морского свое чадо вымолит. Это тебе не сосед по коммуналке... Знаешь, чем он взял нашу директоршу? Именно этой силой, которая за его плечами угадывалась, словно ангелы его окружали. Ведь наша Милена по прозвищу Миледи сначала выгоняет автора, а потом, если тот проявляет настойчивость, тогда только отправляет к Розе на порку.
  
   А Леша как вошел, как бросил рукопись на стол, так Миледи и обмякла, как ее прототип от шарма д'Артаньяна. ...И нас всех выгнала. А еще мне стало известно, что Лешка тогда в рукопись конверт с долларами сунул и, скорей всего, Миледи их сразу учуяла. Хотя не факт, что конверт сыграл главную роль. Мне авторы говорили, что она иной раз деньги брала, а книгу не издавала. Тянула с полгода, крутила деньги, а автору говорила: книга в работе, просто очень большая очередь, жди, терпила. И авторы ждали. А через полгода возвращала деньги и разводил руками: наш духовник не благословил, прости, мол, мы люди подчиненные.
  
   А с Лешкой все было совсем не так! Он и вошел, как генерал, и не просил, а просто сказал: вы должны это издать! И всё! Даже отсутствие Розы не помешало. За три недели книгу издали - в рекордные сроки. Когда Миледи нужно, она может горы своротить.
  
   - Да, Женя, я тоже это почувствовал, - сказал я. - В каждой строчке книги Алексея живет некая-то таинственная сила, очень добрая и светлая. Сила любви! Да.
  
   - Ты тоже?.. Это потому, брат, что мы все - он, ты, я, читатели его и даже Миледи - связаны одним духом. Быть может лишь на время - но связаны. Скажем так: на время совершения какого-то богоугодного дела, например, издания и распространения "Посланника". Ведь сколько людей книга перевернула - уму не постижимо.
   - Меня-то уж точно!
   - И меня! Так, давай вернемся к нашим делам. Я тебя пригласил сюда, чтобы сообщить нечто, что покрыто тайной. Об этом будем знать только мы с тобой. И, ради Бога, никому!..
   - Я же обещал, Евгений.
  
   - Тогда на вот тебе, - он открыл ключом сейф, что стоял под столом, достал оттуда пачку бумаг и протянул мне. - Ты хотел узнать о Лешке как можно больше, так вот получай.
   - Что это?
  
   - Когда я ему создал сайт, он завел на нем дневник. Знаешь, только для своих, зарегистрированных читателей. А пароль, который я ему присвоил, он не изменил. Однажды я по его просьбе заливал туда присланный текст и обложку его новой книги, обнаружил дневник и на всякий случай его скачал. Думал, надо сохранить, а то мало ли что: вирусы разнесут сайт, или кто взломает. Сам изменил пароль и ему новый сообщил. Однажды взял, распечатал дневник, открыл ради любопытства - а закрыть не смог, пока не дочитал до последней страницы. Знаешь, тогда мне очень многое открылось в Лешке.
  
   Ведь он после издания книги "Посланник" буквально ушел в затвор. Мы с ним общались только по интернету. Даже после того, как Миледи выгнала нас из кабинета, я его ни разу живьем и не видел. А год назад он пропал. Ты, Борис, почитай Лешкин дневник. Может, он тебе поможет его найти и как-то связаться с ним. Уверен, вы подружитесь. Что-то в тебе есть такое, что было в нем - чистота, наивность, искренность, немощь и великая скрытая сила. Вы похожи духовно, хоть и разные внешне. Очень надеюсь, что я в тебе не ошибся, Борис. Пожалуйста, не подведи меня.
   - Я сделаю все, что в моих силах, - сказал я с необъяснимой уверенностью, прижимая к груди пачку распечаток дневника. - Обещаю, Женя.
   - В таком случае, Бог тебе в помощь.

Начало расследования

  
  
   Вернувшись домой, я отсидел положенные полтора часа за ужином, затем, прослушал вместе с Кирой концерт фортепианной музыки. Мои же мысли были там, в моей комнате, где в столе покоилась папка с дневником. Наконец, "обязательная программа" завершилась, и я, пожелав хозяйке спокойной ночи, заперся в своей комнате и открыл дневник.
  
   Вряд ли историю, изложенную довольно отрывисто, с большими временными пробелами, можно было назвать особенной. Алексей жил примерно так же, как многие парни его поколения. И все-таки ему открылась истина, он принял ее открытым сердцем и за этот искренний порыв получил то, чего удостоились единицы. Он полюбил Христа всем существом. Он обрел готовность умереть за Спасителя в любой миг. Он даже истово желал умереть за Христа, как умирали первые христиане - с улыбкой на лице, подняв глаза к небесам, откуда сходят ангелы, забирая души, как жнецы собирают созревшие колосья. Сын Человеческий стал для Алексея альфой и омегой, отцом и учителем, кормителем и покровителем, другом, наконец!
  
   Следующую неделю я перечитывал книги, написанные Юриным. И понял одну немаловажную вещь - дневник дополняет многие логические пробелы его поиска смысла жизни, поиска истины. Возможно, автор умышленно замалчивал какие-то страницы своей жизни, ведь люди, с которыми он конфликтовал, до сих пор живы, и он не пожелал предавать огласке их промахи, вольные и невольные обиды, череду предательств, получивших расхожее распространение в его среде.
  
   И тогда у меня созрел план! Я, наконец, понял, почему Женя именно мне передал этот материал. Конечно, он мне поверил. Несомненно, он увидел наше духовное родство с таинственным Юриным, отшельником и сознательным мучеником. Но Евгений еще и почувствовал во мне способность написать то, что не смог Алексей. Моя задача отныне собрать разбитые разноцветные кусочки смальты в единое мозаичное полотно, которое станет летописью нашего времени через судьбу христианина, нашего современника, одного из нас.
  
   Шаг за шагом я опишу путь современного христианина к Истине. И что-то мне подсказывает, что на этом пути я обрету себя самого, настоящего, истинного.
  
  
   ...А ночью ко мне снова пришел тот кошмарный сон. Только на этот раз всё произошло несколько иначе. Между мной и тем парнем в светлом костюме появилась стена, будто из бронированного витринного стекла. Вместо действующего лица мне выпала роль зрителя. Поначалу-то всё происходило как прежде, я спал и видел сцену из жизни, очень явно и чуть отстраненно:
  
   Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
   У меня случился весьма удачный день. Наконец получил я то, к чему так долго стремился. Мою работу оценил весьма серьезный человек и обещал помощь и поддержку. На душе было легко и светло, хоть вокруг быстро темнело. Казалось, весь мир, вся земля, весь воздух от травы до синего неба - всё, всё, всё - раскрылось и ответило на моё счастье: радуйся и веселись, ты это заслужил! Ты много трудился, был честен и бескорыстен, тебе удалось то, чего никто еще не делал. Сам Бог тебе благоволит, что еще!
  
   На этом месте я вздрогнул и мысленно спросил, обращаясь к невидимому режиссеру: "Удача - в чём, в какой работе?" В остановленном кадре сквозь бронированное стекло ко мне проникли вполне живые ощущения. Телом и душой я почувствовал незримый свет, льющийся на меня сверху, из темного неба властным и кротким лучом. Вокруг меня воздух сгустился и стал насыщенным как после дождя с грозой. Передо мной образовалось облако плазмы, оно колыхалось, слегка перетекало внутренними слоями, даже едва заметно пульсировало тихим сиянием. В глубине таинственного, как бы фотонного сгустка родился звук, напоминающий далекую песню, вроде колыбельной. Сияющий нежным светом звук преобразился в слово, потом в другое, в целую череду слов - родилась фраза, целая история человеческой жизни. Подчиняясь внутреннему приказу, я записывал слова на скрижалях своей памяти, потом - на листах папируса, позже - чернилами на белой бумаге и, наконец, пальцами на клавиатуре - так рождалась книга, так незримое превращалось в нечто вполне материальное, чтобы нести слова, излившиеся с небес, людям - тем, которые способны их вместить и принять.
  
   ...И надо же такому случиться, именно в тот миг, когда я - невесомый и пьяный от счастья - летел, плыл над землей, над тропинкой старинного сквера к звездам, этим блискучим, ярким глазам, зовущим в бездонное черно-фиолетово-синее небо - именно в тот миг меня убили...
  
   На этот раз смерть этого человека - то ли меня самого, то ли двойника - показалась мне вполне логичной и даже заслуженной, как золотая медаль чемпиону, как венец - мученику, как достойное завершение земного пути христианина. Может быть поэтому я проснулся с легким сердцем, наполненным светлым чувством благодарности. Сомнения отброшены, мне доверено большое нужное дело, которым я буду заниматься в меру своих сил и той помощи, которая в иной реальности сошла на меня с небес.
  
   Кира услышала о моих планах написать книгу и... обрадовалась: мальчик будет сидеть дома и писать нечто научное. Это знакомо, именно этим занимался ее покойный муж. И уж Кира Львовна хорошо знала, насколько такая работа поглощает время и силы человека, так что поводов для ревности у нее поубавится. В мою комнату перебрался рабочий профессорский стол с компьютером и пустой книжный шкаф для заполнения исходниками, черновиками и готовыми текстами будущей книги.
  
   На первом же этапе я наткнулся на одну трудность. Оказывается, Юрин поместил в интернете сокращенный вариант текстов своих книг. Что ж, правильно! Пиратов, без разрешения автора качающих тексты из сети и издающих на бумаге, легко вычислить и обличить. Только вот книг Юрина на прилавках магазинов и на складах нет. Все ранее изданное разобрано, продано, а новый тираж без автора запускать не стали. Что делать? Женя выслушал меня, проникся важностью задачи и обещал провести собственное расследование.
  
   Я же пока решил максимально использовать то, что имею.
  
  

Порфирий

  
  
   На православной выставке мое внимание привлек старичок, мне он напомнил Алешкиного Димыча. Такой же ироничный взгляд юродствующего мудреца, грустная улыбка и бездна вселенской боли не только в глазах и морщинах, но и во всем облике. Небрежная старая одежда, длинные растрепанные пегие волосы, самодельный бейджик на груди: "Василий Же..."
  
   - Ты уже по третьему кругу тут вальсируешь, - прохрипел он. - Что-то ищешь?
   - Да, Василий, ищу и найти не могу.
   - Излагай. Что? Название? Автор?
   - Книги Юрина, изданные после выхода "Посланника".
  
   - Как твое святое имя?
   - Борис. По одной из версий.
   - Ишь чего захотел, Борис-по-одной-из-версий! Я сам их пачками покупал и раздавал кому ни попадя. А потом наблюдал за реакцией.
  
   - И какова реакция?
   - А как доктор прописал: или большой плюс или очень большой минус - резкая поляризация общественного мнения. Не было только индифферентности, как, скажем, после прочтения проходного романчика за любовь.
   - Да, да, это явление мне тоже знакомо. Так вы не могли бы мне помочь приобрести трехтомник?
  
   - У меня всё разобрали. Даже личный экземпляр с экслибрисом "украдено у Васьки Же". А вот у него может быть...
   - У кого, простите?
  
   - Порфирия!.. Кого же еще. Он, видишь ли, покупает для себя, любимого, пачками и держит под спудом. У него нечто вроде склада забытых вещей, только вместо сумок и зонтиков - книги. Причем покупает он только то, что у него вызывает мураш. Возьмет книгу, полистает, прочтет абзац, другой и погружается во внутренние ощущения. Если по рукам и спине пошел мураш, значит это его книга. Порфирий покупает сразу пачку, а то и две - и несет в свою нору.
  
   - Как! Как мне найти этого замечательного человека?
   - "Я хочу видеть! Этого! Человека!" - передразнил он меня. - Да я и сам толком не знаю. Был у него давно... Ладно, записывай. С Казахстанского вокзала до платформы Кратово, потом обходишь озеро по левому берегу, проходишь одну за другой три... нет, четыре сосны... там будет старая генеральская дача сороковых годов, а от нее отсчитаешь три дома и напротив кривой сосны увидишь высокий зеленый дощатый забор, постучишь и скажешь пароль: "я от Васьки блаженного". Слышь, не Василия блаженного, а Васьки - это важно.
  
   Я подробно зафиксировал каждое слово в записную книжку и поднял глаза.
   - Что смотришь, как теща на любимого зятя. Дуй за красным сухим, другого не употребляю.
  
   И вот ранним утром стою у заветной двери, стою долгие пять, десять, пятнадцать минут, поникнув головой. Не могу решиться протянуть руку к звонку под крошечной крышей, чтобы дождь не залил. Тишина стоит такая, будто я оглох, или как перед грозой. Читаю Иисусову молитву, как подсказал однажды монах у врат Афонского подворья: "Если хочешь, чтобы закрытые врата обители перед тобой отворились, призывай имя Господа Иисуса, да откроются". Наконец, поднимаю руку и давлю на кнопку. Где-то внутри чего-то раздается приглушенный звонок, шелестит цепь и раздается глухое собачье рычанье.
  
   - Кто там еще? - недовольно спрашивает невидимый ворчун.
   - Я к Порфирию от Васьки Блаженного, меня зовут Борис, по поводу Алексея Юрина.
   - Уходи прочь! Много вас тут шляется.
  
   - Но я же от Василия, что на выставке... - бормочу, а сам чувствую: похоже, никогда не войти мне в таинственную дверь. Там, за забором, за рычаньем собаки, за воротами раздается характерный хлопо?к закрываемой двери. Рычанье собаки переходит в басовитый лай. Жалобно блею: - Но мне очень надо, Порфирий! Откройте...
  
   Отступил от двери на три шага. Стою и призываю имя Господа. Надежда с каждым витком краткой молитвы тает, но что-то держит и не дает уйти. Делаю еще три шага в обратном направлении, еще пять, еще три...
   - Эй ты, как тебя... Борис, что ли, - раздается у меня за спиной, - подойди.
  
   Я повернулся на голос и подошел к чуть приоткрытой двери. Из щели на меня исподлобья глядели усталые глаза старика. Следующие пять минут прошли в молчании, лишь Иисусова молитва привносила в абсурдную ситуацию нечто устойчивое.
   - Ладно, входи, - сжалился старый ворчун, открыв пошире дверь.
  
   Слева я обнаружил длинную клетку с мохнатой псиной на ржавой цепи. Я подмигнул ей, и собака вопреки должностной инструкции улыбнулась и вильнула пушистым хвостом. Видимо, ей до смерти надоела роль злой собаки.
  
   - Зачем пожаловал?
   - Вы Порфирий?
   - Ну...
  
   - Василий Блаженный, то есть Васька, посоветовал обратиться к вам. Мне нужны книги Алексея Юрина, изданные после выхода "Посланника". Я, видите ли, полюбил автора, мне очень понравилась его первая книга и хотелось бы прочитать остальные. В интернете есть тексты этих книг, но они сокращенные, а мне что-то подсказывает, в сокращениях и затаился смысл.
  
   - Васька сказывал, что ты от Миледи с Мишаней? Что-то пишешь для них?
   - Так вы говорили с Василием? По телефону?..
   - Я ему еще лицо набью, пьянице горькому, чтобы он ко мне не присылал разных жуликов.
   - Ну, почему сразу жуликов?
   - Да разве может быть что-то хорошее от Милки с Мишкой? Они совесть потеряли. Я уж не говорю о таких тонких материях, как вера во Христа Спасителя и благодать Божия - этого добра у них отродясь не водилось.
  
   - Однако, Юрина они все-таки издали!
   - Это чудо Божие... А что у тебя с ними?
   - Я подружился с компьютерщиком Женей, который у них работает.
  
   - Ну, этот паренек еще ничего. А то ведь я эту "сладкую парочку" на порог не пустил! Как глянул в их пустые глаза, так и спустил собаку с цепи. Едва ноги унесли. Да... Так что вы с Женечкой-то натворили?
   - Видите ли, он разработал Юрину персональный сайт. Ну и скачал оттуда страницы позднего дневника и распечатал для меня. Но мне все равно этого мало. Понимаете, самое главное кроется в его книгах и в тех дневниках, которые он вёл на протяжении всей жизни. Пока я с ними не ознакомлюсь, вряд ли мне удастся написать хорошую книгу о Юрине. Согласитесь, это личность весьма глубокая и таинственная.
  
   - Да брось ты! - старик махнул рукой и грузно опустился в рабочее кожаное кресло у огромного стола времен НКВД и Наркомпроса. - Я ведь впустил тебя только потому, что увидел в тебе это... В общем, живой ты еще. Не совсем пропащий.
   - Благодарю.
  
   - Ну так и Алешка Юрин таким же был. Вы с ним чем-то похожи. Так что пиши о себе, используя материал Юрина, и все дела.
   - Не могу я так, Порфирий. Очень полюбил я Алешку, он стал для меня ближе родного брата. Не могу сфальшивить, не могу позволить себе халтуру хотя бы в чем-то. Эта книга для меня очень важна, понимаете!
  
   - Ладно, Боря, давай поступим так... На вот, бери фонарь, будешь мне светить. А я поведу тебя в то место, где бывали за последние сто лет только пять человек. А если кому расскажешь о том, что увидишь, я тебя...
   - Порешите?
   - Примерно... Пойдем.
  
   Старик захромал впереди, я с фонарем на дистанции полшага - следом. На кухне он открыл дверь в чулан, отодвинул полку с консервами и стал спускаться по узкой лестнице в черную тьму подвала. Я как мог вытягивал руку с фонарем, чтобы осветить наш путь. Впрочем, свет нужен был только мне, старик продвигался уверенно, глядя не под ноги, а прямо перед собой. По мере спуска по лестнице вниз, заметно холодало.
  
   И вот мы стоим на пятачке бетонного пола, перед нами две металлические двери. Старик ключом открыл потайной замок той, что справа, налег телом на тяжелый металл, дверь медленно открылась, и мой фонарь высветил горизонтальный туннель высотой чуть выше человеческого роста. Мы зашагали по сухому холодному коридору, сделали около сотни шагов и уперлись в следующую дверь. Старик открыл её, и наконец оказались в помещении гражданской обороны с вентилятором, баком для воды, санузлом, спальным местами и десятком стеллажей с плотными рядами книг.
  
   Порфирий поднял рычаг электрического щитка в стене, под потолком зажглись лампы в толстых плафонах. В помещении склада было сухо, прохладно, тихо и жутковато. Хозяин встал у третьего стеллажа от входа, провел рукой по корешкам книг на третьей полке и достал одну за другой четыре книги.
  
   - Порфирий, дорогой вы мой, надеюсь, это не последние экземпляры?
   - А хоть бы и так... Впрочем нет, есть еще два комплекта. Бери, что встал, как шокером пораженный. Только вот что. Как закончишь работать с книгами, вернешь сюда на место. Ты запомнил куда?
   - Конечно. Спасибо.
   - Ладно, чего там. Пойдем на выход. Здесь нельзя долго находиться, можем температурно-влажностный режим нарушить. Тут у меня все по науке! Иди вперед, вот тебе ключи. А я проверю как ты дорогу запомнил.
  
   - Кажется, запомнил на всю жизнь. У меня один вопрос. Василий сказал, что вы книги для хранения как-то странно выбираете: по совету какого-то мураша.
  
   - Видел фильм "Исполняющий обязанности"? Если не видел, скачай из интернета, сейчас это можно. Там, значит, маляр, его играет мой старинный друг Ролан Быков... Да, какой человек!.. Так этот маляр колер также замешивал. Нальет краски в ведро и опустит туда руку и водит, добавляя той или иной краски, а как мураш по шее пойдет - значит, колер составлен правильно. Это вроде наития. Понял?
  
   - Конечно. Думаю в любом деле есть такой мураш, только у каждого он свой. Когда открыл книгу "Посланник" и прочел первый абзац, у меня тоже мурашки пошли по спине и даже волосы на затылке зашевелились. Порфирий, позвольте еще вопрос?
   - Только если последний.
  
   - У меня создается впечатление, будто я читал о таком вот подземном хранилище у Юрина. Сейчас не вспомню, где конкретно. А не мог ли Юрин принимать участие в строительстве данного спецобъекта?
  
   - Что-то, парень, ты совсем разболтался. Давай, давай, иди! Да не в ту дверь, а в калитку. Выйдешь в проулок, сверни направо, дойдешь до шоссе, опять направо - и выйдешь аккурат на саму станцию. Всё. Прощай.
   - Спасибо вам большое!
  
  

Договор

  
   - Женя, а что ты знаешь о своем начальстве? - почти прокричал я в микрофон телефонной трубки.
   - Знаешь, Борь, о таких, чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
  
   - И все-таки... Сдается мне, придется с ними как-то сотрудничать. А я только что от одного весьма интересного человека, так он мне книги Юрина дал почитать, и еще сказал, что иметь дело с Милкой и Мишаней - навеки себе реноме испохабить. Понимаешь?
   - Ты где?
   - Да на вокзале.
   - Что ж, приезжай в офис. Прогуляемся.
  
   На метро, потом на трамвае я добрался до издательства "Святой Горец", где работал Евгений. Он слонялся у подъезда и явно скучал. Завидев меня, подхватил под руку и потащил по улице в сторону станции метро.
   - Как ты понимаешь, информация такого рода конфиденциальна и разглашению не подлежит.
   - Конечно, господин резидент.
  
   - Так вот, что мне известно. Они учились вместе на филфаке универа и случилась промеж ними большая, но короткая любовь. Потом три года отработали учителями в школе. Как началась перестройка, Милена вышла замуж, у супруга была дача в Подмосковье, а там только открылся монастырь. Они с мужем стали там бывать. В общем, крестились, осмотрелись, и Милена не без помощи игумена монастыря открыла лавку перед входом в монастырь. Дело оказалось прибыльным, стала хорошо зарабатывать. Перевела дело в столицу и зажила как буржуа. Тем временем Михаил сменил двух жен, нашел богатую невесту, тоже открыл дело, только не при церкви, а так, что-то светское, вроде турфирмы. В кризис Миша прогорел, фирму обанкротил, но хорошие деньги с помощью братвы сумел изъять и вовремя купить валюту. Дальше жена с помощью знакомых папеньки устраивает его на телевидении сценаристом.
  
   Ноги нас сами вернули к издательству. Женя глянул на часы, хмыкнул и повел меня в свою комнату, поставил чайник.
  
   - В следующий кризис Милена прогорает, братва ее ставит на счетчик, и спасает ее от пули в лоб друг Миша, ссудив ей под процент крупную сумму. Милене пришлось поступиться принципами и заняться торговлей контрабандным золотом. Она снова поднялась и отдала другу должок с немалым наваром. Так они и дружат до сих пор. Миша дает деньги в оборот, Милена их крутит на контрабанде и отдает навар.
  
   - А что изменилось, когда у них появился Юрин?
   - Ну они, видишь ли, считают себя филологами, а это предполагает написание книг с последующим изданием. Видимо, ностальгия заставила Милену открыть издательский бизнес. До Юрина они издавали компиляции из святых отцов, молитвословы, календари. А как Юрин положил на стол свою рукопись, так у них в голове будто перемкнуло. Оказывается, можно и православные романы писать! Да так, чтобы их расхватывали как горячие пирожки, - до Юрина ничего подобного не издавалось! Читатель наш оголодал, ты понимаешь...
  
   - Хочешь, я сам продолжу? Они попытались написать нечто подобное, и у них ничего путного не получилось.
   - Да, читал я в инете их опусы: или мрак с тоской - или неуместный юмор на грани пошлости. Короче, золотой середины они так и не нащупали. "И долго, долго бился, но напрасно! Огня и сил лишен уж был несчастный" - это из Лермонтова, поэма "Сашка". Прямо в точку! Теперь понимаешь, почему остальные книги Юрин издавал в другом издательстве?
  
   - По той же причине, что и фарисеи распяли Христа!
   - Да, брат, - гнусная, дурнопахнущая зависть. А дальше следует абсолютно фарисейская реакция - если мне Господь не дает вдохновенья, то того, кому даёт, уничтожу! Распять его, распять!
  
   Итак, мы с Женей пили чай марки "Императорский" в компьютерном закутке склада издательства "Святой Горец", пытаясь пробиться к истине. В дверь постучала секретарь Нани и вежливо, но строго пригласила меня зайти к директору Милене Сергеевне. Я вскочил, поймал на себе удивленный взор слегка выпученных глаз моего сотрапезника и вышел следом за восточной красавицей.
  
   Девушка знала, что в этот момент она передвигается в место постоянной дислокации под прицелом мужских глаз. Девушка прекрасно знала так же, что она невыносимо привлекательна той особой, своеобразной красотой, именуемой "восточной", в комплект которой входят такие составные части, как густые каштановые волосы, огромные дюймового калибра карие очи с ресницами в полтора сантиметра, стройный гибкий стан и, разумеется, высокомерная неприступность на фоне всеобщего мужского обожания и глубокого воздыхания. Должно быть, непроста жизнь таких вот чаровниц, подумал я, скорей вслух, потому что Нани резко оглянулась и прострелила меня огненным трассером блестящих глазищ, прижалась спиной к двери и впустила в кабинет директора.
  
   - Ты знаешь, что это за стол? - вместо приветствия спросила Милена.
   - Стол начальственный, канцелярский, дубовый, под зеленым сукном, время изготовления - середина двадцатого века, - предположил я.
   - В основном верно. Только есть одно "но", весьма существенное. За этим столом в свое время сидел товарищ Берия, который как известно знал всё обо всех.
  
   - Кроме самого главного - куда он сам попадет после завершения карьеры...
   - Ну да, конечно... Интересная мысль! Так я о чем... Ага. Мне тоже по штату положено знать всё обо всех. Поэтому давай, Борис Степанович, рассказывай, чего ты там накопал и что из этого хочешь изобразить. Имея в виду, что про твои беседы с Женей, остальными пьяницами и даже про Порфирича мне всё известно.
  
   - Думаю однако не всё, коль уж я здесь, на допросе, за столом Берии.
   - То есть, ты задумал написать книгу об Алексее Юрине? Так?
   - Ну да, всё к этому идёт.
   - Хорошо. Ты видишь, Боря, я не против. Я твой друг и помощник в этом вопросе. Так что не надо на меня смотреть, как Тухачевский на владельца этого стола, не надо.
   - Да я и не...
  
   Милена Сергеевна оглянулась. Я только сейчас разглядел сидящего в глубоком кресле в затененном углу кабинета солидного господина в дорогом костюме с золотыми часами на запястье. Поднял я вопрошающий взгляд на леди-босс.
   - Познакомься, Борис, это наш благодетель и мой старинный друг Михаил.
  
   Я кивнул и учтиво улыбнулся. Деспотисса с благодетелем снова обменялись взглядами, слегка кивнули друг другу: мол, именно так мы с тобой и думали.
   - Так, слушай меня внимательно. - Миледи открыла черную папку, достала пачку сшитых листов и протянула мне. - Там, внизу, мелким шрифтом, видишь?
  
   Я прочел "Особое мнение. Автор согласен со всеми пунктами Договора и разрешает издание книги "Посланник" с одним условием: через десять лет издать тиражом не менее одной тысячи экземпляров книгу-дневник, рукопись которой я вручил Издателю (дата и подпись)".
  
   - Десять лет прошло, автора нет, я имею право и желание издать его вышеуказанную рукопись. - Она подошла к огромному сейфу, открыла тяжелую стальную дверь. От моего взгляда не укрылись пачки денег на двух нижних полках. Миледи неуклюже заслонила мощным торсом содержимое сейфа, извлекла желтый пакет и торжественно положила передо мной. - Вскрывай и пользуйся! Я уже с год ищу писателя, способного сделать из всего этого читабельную книгу. Сам понимаешь, дневник - не то, что можно выгодно продать, а интеллектуальный триллер с трагическим концом - самое оно! Да, еще, вот тебе от меня лично. - Она из прежней черной папки с надписью "Юрин" выдернула пачку листов, скрепленную стиплером, и положила сверху на желтый пакет. - Это подборка рецензий и отзывов на "Посланника", может пригодиться. Прошу держать меня в курсе о результатах твоей работы и каждый месяц доставлять на этот стол пред мои очи машинописные страницы с гениальным текстом. Оплата согласно действующему тарифу - четыре тысячи рублей за авторский лист. Всё иди. Успехов!
  
   - Нани, вы не подскажете, что такое авторский лист? - спросил я секретаря, покинув кабинет и присев на гостевой стул в секретариате. Мои глаза, как скрепку магнит, притянул светлый образ молодой красавицы.
  
   - Сорок тысяч знаков, - монотонно произнесла девушка, не отрываясь от экрана монитора. Длинный закрученный локон ниспадал на широкий гладкий лоб, поплясывая на красивом холодном лице. Я удивился: неужели не мешает? Мечтал спросить, но не успел. Девушка краем рта сдула черную пружину и спросила, обращаясь к монитору: - Четыре куска бросила? - И не дожидаясь ответа: - Не соглашайтесь, требуйте десять - сторгуетесь на семи.
  
   - Благодарю, - сказал я задумчиво, тотчас выбросив из головы цифры. Сделав над собой усилие, оторвался от созерцания восточного очарования и вышел из приемной, ругая себя блудливым подонком. Ноги меня уже понесли домой, домой, поскорей раскрыть таинственную рукопись... Но в тот миг я почувствовал на плече клещевой захват чей-то сильной руки. Резко оглянулся - Михаил.
  
   - Прости, пожалуйста, Борис, - сказал благодетель со смущенным ироничным прищуром. - Нужно поговорить. Давай, зайдем в ресторан, тут за углом.
  
   В китайском ресторанчике он привычно занял кабинет размером чуть больше телефонной будки, заказал буряту в белом врачебном халате каких-то неведомых закусок, я попросил чаю.
  
   - Борис, вот какое дело, - начал он, тщательно скрывая смущение. - У меня сложилось впечатление, что господин Юрин - несомненно талантливый, но весьма безалаберный писатель. Видишь ли, я закончил филологический эмгэу и поэтому могу судить на этот счет вполне профессионально. Мне кажется, эту завершающую книгу Юрина необходимо исполнить на самом высоком профессиональной уровне, ты меня понимаешь?
   - Пока что нет.
  
   - Я как филолог мог бы тебе помочь. - Он налил себе в крошечную чашечку из фаянсовой бутылочки, выпил, поморщился, приложил к губам горлышко и опорожнил ёмкость в широко раскрытый рот. Выдохнул и решительно выпалил: - Давай писать книгу вместе! Сам понимаешь, я вложу в этот проект солидную сумму, и сделаю из книжонки полиграфический шедевр!
  
   - Простите, можно вопрос?
   - Н-н-н-н-ну, давай, - протянул тот, стрельнув в меня исподлобья недобрым взглядом черных глаз.
   - Вы как филолог, много написали книг? Разумеется, православной беллетристики?
   - Я пишу сценарии для телевизионных шоу. Думаешь, откуда у меня и у твоей Милены деньги? На вашей прав-романтике много не заработаешь!
  
   - Понятно... - кивнул я, тщательно избегая попадания на собственную радужную оболочку глаз испепеляющего взгляда филолога-шоумена. - Михаил, я сейчас ничего пока не пишу, только собираю материал. Давайте вернемся к этой теме чуть позже. Заодно я обдумаю ваше предложение, ведь у меня нет опыта совместного писательства. Честно сказать, мне не очень понятно, как писали Стругацкие, Вайнеры, Ильф и Петров - через строчку, что ли? А может один диктовал, другой записывал и за пивом бегал? В общем, есть о чем поразмышлять.
  
   - Ну, ладно, думай, - прозвучало, скорей как угроза.
   - Разрешите откланяться, - сказал я, вставая с татами, и заспешил домой, в свой кабинет, к рабочему столу.
  
  
   Дома положил пакет на стол, аккуратно скальпелем взрезал желтую оберточную бумагу и обнажил пачку листов, сшитых белой шелковой нитью. На обложке крупным шрифтом набрано название - "Меморандум". Подрагивающими пальцами перелистнул титульный лист и приступил к чтению. 0x01 graphic
0x01 graphic
0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   31
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"