- Я тоже жива. Мы с тобой будем вместе жить. Тебе хорошо теперь?
- Хорошо. А тебе?
- Мне тоже хорошо. А отчего ты такой худой? Это в тебе смерть была, а ты ее не пустил?
- А ты хотела, чтобы я умер? - спросил Александр.
- А я не знаю, - ответила Соня.- Я видела, что людей много, они умирают, а остаются".
(А.Платонов. "Чевенгур")
Профиль
Повестка пришла по почте вечером в пятницу, вызвала скандал со стороны мужа, и, пока он перечислял аргументы в пользу того, что подобное в доброй семье недопустимо, Таня пила кофе и думала, что для нее, кажется, наступает тяжелое время, так как она кое-что потеряла и не может найти.
Глядя, как оранжевые полосы заката перетекают в забрызганные улицей фонари, где бьется о стекло рой мух, она приходила в удивление в связи с тем, насколько быстро все может измениться, причем с подтекстом необратимости.
Так, неделя начиналась с традиционно суховатого поцелуя мужниных безводных губ, его бодрого звучания в унисон с сантехническим оборудованием, проверки внутренних систем на боеготовность и жалоб на обстоятельства места и времени, которые препятствуют делать то, что хочется, но вынуждают осуществлять то, что должно.
Ни один фактор не выходил за рамки повседневности, и даже случившееся отсутствие отравившегося выходными начальника, вызвав множество положительных эмоций, не стало праздничным явлением, хотя и было отмечено в обеденное время куском непозволительного медовика с последующем покаянием приятельнице детства по телефону.
Разговор с подругой длился некоторое время, за которое прозрачные морозы, нарядившие редкие растения во дворе по последней серебряной моде, сменились тяжелой оттепелью и густым девятым валом мокрой метели. На нее сразу зарычали злые снегоуборочные машины. По творческой привычке она сразу вывела параллель между колонной спецтехники и высвориванием борзых, но собеседница деликатно помолчала в трубку и пропела меццо-сопрано:
- Танька, не выдумывай фантазий, лучше помоги мне осуществить мечту жизни.
Будучи с детства неравнодушной к чужим страданиям и до всякой мечты любопытной, Татьяна дала согласие и оповестила мужа об опоздании, которое провела за эскортом подруги и выразила в выборе плаща, пахнущего кожей. Восторженная подруга сочла необходимым дать за бокалом светлого от дружбы вина пояснение:
- Если в жизни что-то можно сказать определенно, так это то, что зима когда-нибудь закончится. И мы, Танька, должны этот момент встретить во всеоружии.
С этим тезисом Татьяна полностью согласилась, и, воодушевленная своей отзывчивостью, продолжала жить неторопливо, мирно коротая неделю времени на работе, дома и в общественном транспорте, пока ее существование не сотряс солидный конверт с росписями и печатями, уважительно доставленный работницей почты с побелевшими от ежедневной злобы глазами, с вызовом по делу об одном задержанном.
Муж, навалившись цепким взглядом на тарелку гуляша из говядины с подливой, педантично сформулировал причины негодования и, наконец, взяв ложку и дуя на жидкость, испросил обоснований. Татьяна держала в руках повестку, чувствуя, что этот документ ее каким-то образом дезавуирует. Еще не полностью осознав ощущения, она повернулась к мужу, и, ища защиты от непонятного, сказала:
- Ты знаешь, Вадик, это, наверное, потому что я никак не могу найти свое отражение.
Сидящий за столом на светлой кухне основательный мужчина, пошевелив емким подбородком, проглотил порцию говядины с грибами и нашел в ней утешение от внезапной скорби и неустроенности. Татьяна перевела сначала дух, потом - взгляд на зеркало, до сих пор скромно и терпеливо ожидавшее на стене чистки от жизненных разводов и помутнений, и не увидела четкой картины мира. Она с мольбой и надеждой оперлась на покатое плечо человека, примеренного с бытием.
Вадим по своей доброте душевной повторил Татьянин взгляд в зеркало и тоже обнаружил неполадки в пространстве, не найдя женского образа.
С мужской железной решимостью он молниеносно перебрал варианты поведения, найдя, как ему показалось, безупречную модель, выраженную в идее лечебной силы любви. Испытывая умиротворение после ужина, он аккуратно взял жену на сильные короткие руки и отнес в комнату, дабы связать ткань разорванного мира и выразить любимой женщине благодарность. Татьяна привычно прикрыла зрачки воздухом ресниц, подставив под поцелуй сонную артерию, и вскоре даже смогла передохнуть от внезапных тревог, но и во сне не управилась обнаружить исчезнувшее отражение. Она пыталась согреться у обширного живота мужа, у нее ломило кости от незваных мыслей и воспоминаний.
Фас
В другой части города пребывал сутулый человек, и он не спал, потому что тоже не мог согреться. Отведенный ему объем полнился влажным противным теплом, но он обхватил себя за плечи поверх матраса и мерз от переполняющих его образов; что же касается отражений, то он не мог их оценить в реальности за отсутствием запрещенного зеркала.
Еще час назад, глядя в картонное лицо, швыряющее куски вопросов и фактов, как сеятель - зерно в поле, он жил жаром ярости, но оказался предоставлен сам себе и быстро сжался, следуя закону физических тел. Он желал воскресить ненависть, не видя иного способа привычного существования, но она скоропостижно скончалась. Человек печалился этой кончиной, связывая ее с неспособностью к дальнейшей борьбе, без которой он не мыслил следующего времени суток.
Ярость давно стала профессией, он жил и питался ею, и этот огонь горел много лет негасимо - так требовалось в борьбе; а боролся он за всеобщее счастье. Пламя его души опалило не одно существо, многих вело за собой, многих сметало с пути - человек всю жизнь готовился к задержанию по заветам учителей, умерших от ненависти, так как более всего желал увидеть врагов, недостижимых на свободе: даже уничтожая их, он тщился, но не мог разглядеть лиц. Он обрадовался чиновнику, как родной матери.
В окружающей человека действительности ничто не звучало, кроме редких казенных шагов за дверью, тишина окутывала уши, в которые еще бился шум большого общества, и человек блестящими глазами и сморщенной кожей пальцев привыкал к тишине и темноте, которых ожидал уже давно. Мужчина был устойчиво и решительно подготовлен и даже удивлялся, отчего все так затянулось, не умея понять, что всякое действие должно произойти в положенное время. Он так долго ждал, что даже испытал ликование, и стискивал зубы до эмалевой крошки - не из опасения ляпнуть лишнее, а боясь выплеснуться в лицо визави, что казалось тактически неверным.
Но радость оказалась недолговечной, как первый допрос, ибо его быстро определили в пустое пространство, где лишь влага неуклонно и медленно оседала на стены; здесь некого было ненавидеть, кроме себя, и ярость покинула мужчину, оставив усталую тонкую оболочку.
Ненависть, удалившись из тела, обнажила большое, неоправданно пустое место, которое тут же начало заполняться водой картин прошлого.
Теперь он пытался прокручивать в уме предыдущие моменты, дабы убедиться в безупречности сделанного и еще раз вызубрить дальнейшую линию поведения и защиты, но многое мешало, и он злился на бесхарактерность и хаос, который никак не поддавался упорядочиванию. Человек немного разочаровался, потому что ожидал, что после задержания в ум придет предельная ясность и исчезнут разные досадные, как мошки, помехи, но вышло наоборот: в появившемся времени все ранее не имевшее значение стало приобретать смысл и краски яви. Это сильно отвлекало и мешало человеку набираться сил перед испытаниями.
Мужчина позавидовал еще не схваченным, а потому не отягощенным товарищам, но тут же устыдился своего поведения, как мягкотелого - просто, подумал он, их черед еще не настал, но настанет обязательно, потому что рано или поздно это всегда происходит с теми, кто посвятил жизнь борьбе.
Утешаясь мыслью о неизбежности, он позволил себе расслабиться и осознать старые мещанские времена, в которых оказались луга и быстрая девушка: он подсаживал ее на велосипед, качал на качелях и наблюдал за полетом волос, недоумевая от сладости первой любви.
Он не спал и мерз в ожидании света, которого надеялся добиться в будущем всеми своими небольшими силами, чтобы всякая любовь обрела взаимность и не повторяла путь ненависти.
Профиль
Склеенная из осколков, как разбитая кошкой любимая чашка, ночь закончилась утром томлением ежедневно осознаваемой заново жизни, и Вадим, желая убедиться в ее нерушимости, долго гляделся в зеркало и отчетливо наблюдал полотенце, перекинутое через надежное плечо.
Уверовав, он проглотил одно за другим три желтоватых яйца, сваренных всмятку, и на цыпочках отправился приносить пользу, в то время как Татьяна еще только выбиралась из паутины сна, в котором ехала по лугу на велосипеде в сопровождении удивленного любовью юноши. Отогнав видения женской, но твердой ладошкой, Татьяна прошла на кухню, заплетаясь ногами в утренней неуверенности, и обнаружила немытую посуду, скорлупу от трех яиц и отсутствие своего отражения.
Ликвидировав семейную мужскую неаккуратность, она долго разглядывала покрасневшими веками и нахмуренным лбом место, в котором должна была отражаться, и пришла к выводу, что у нее болит в голове. Тогда она взяла таблетку, и держа ее, как доказательство, двумя изящными подушками пальцев, оповестила начальника о временной нетрудоспособности. От этого Татьяна почувствовала бодрость и пошла с приятельницей детства в парк культуры и отдыха.
Оттепель продолжалась; еще недавно вершил таинство перезвон морозных колоколов, но сейчас природа состояла из синиц и снегирей, совершавших хулиганские действия в мокром кустарнике, и белок, крутивших в верхушках деревьев колесо обозрения, отчего на шапки прохожих периодически падал теплый снег. Бело-черный ансамбль пропитался водой, которая проникла в речной лед и ворчливо клокотала у набережной, красный трактор неумело давил сугробы; что касается иных субстанций, то воздух при вдыхании сулил близкие радости.
В милой прелести Татьяна немного забылась от невзгод и утеряла бдительность, вынеся сор из избы. Приятельница эффектно обмахивала полами нового плаща, от которого пахло кожей, впечатляющие проходящих бедра. Преисполнившись участия и жажды немедленной деятельности, она деловито продиктовала ряд советов, первым из которых оказалось указание что-то поменять в жизни.
- Потому что, Танька, если у тебя исчезло отражение, это уже не жизнь, а полжизни, - сказала она проницательно, - а вторая половинка, стало быть, пропадает безвестно и безответственно.
Из этого последовал неожиданный логический вывод о том, что в первую очередь надо попробовать изменить мужу, как основе существования. Татьяна всей своей целомудренностью отвергла порочную логику и даже собралась было гордо удалиться, но упустила удобное мгновение, засмотревшись на трактор. За сим подруги обсудили моду и договорились похудеть к весне каждая на пять килограмм.
Гордые принципиальностью, они совершили променад по набережной, сопровождаемые снегирями и темной водой в промоинах, и Татьяна взволнованно обещала держать связь на предмет поиска пропавшей детали.
- Все-таки как-то неуютно, - сказала она, растерянно улыбаясь. - Не привыкла я еще глядеть в зеркало так, чтобы себя не видеть. Не понимаю, зачем тогда зеркало.
Собеседница Татьяны губами, из которых исходило предчувствие весеннего счастья, высказала мнение, что подобные умозаключения могут привести к несоответствующему подруге эгоизму, поскольку зеркала созданы не только и не столько для того, чтобы отображать ее персону, в высшей степени достойную, но далеко не единственную.
- Если так случилось, что тебя в нем нету, значит, это зачем-то надо, - сказала она мудро. - Может, тебе следует задуматься, а нужно ли тебе вообще отражение? Зачем оно тебе, когда ты замужем и у тебя все есть?
Пораженная Татьяна покорно задумалась и думала долго и сильно. Иногда ей казалось, что не требуется никакое отражение, так как она - женщина с богатым внутренним миром, но тут же она панически представляла, как будет красить губы и ресницы на ощупь, и приходила к выводу, что без отражения не обойтись.
- Послушай, - обратилась она робко к подруге. - А ты уверена, что я сама есть, если меня не видно в зеркале?
- Не уверена, - сказала подруга, улыбаясь тонко и значительно, и с хрустальным звоном растаяла в приближении близких сумерек, махнув на прощание полой свежего изделия.
Оттепельная влага переполнила Татьяну и нашла выход наружу: окруженная сочувствующими птицами, она расплакалась и поэтому, придя домой, обрадовалась временному одиночеству, потому что у нее покраснел нос - она чувствовала жжение, но не могла подтвердить ощущения визуально, так как в зеркале по-прежнему не отражалась.
Фас
На другом конце города человек очнулся от нелегкой дремоты, в которую впал от потраченных усилий, и проглотил немного перловой каши. Пища дала основание считать себя согретым изнутри, и он наполнился приливом сил и снова осознал задачи и цели. Образ девушки, о котором он невольно вспоминал, тоскуя и готовясь ночью к будущему, перестал мешать размышлениям, наоборот, даже стало светлее от мысли, что он видел и запомнил чудесное.
Воспоминания переполнили его и спроецировались на стене в пучке тусклого утреннего света. Так спрятанное за решеткой солнце сигнализировало, что началась оттепель, хотя, когда его задержали, холодный циклон из Арктики еще сбивал голубей с веток. Он доверчиво удивился перемене природы, подумал, что весна будет, и ему понравилась ощущать в этом направлении.
Мужчина снова понял робость, которой напиталась юная рука, касающаяся тела девушки. Вспоминая ее лицо, он начал думать в будущее, где любовь станет совмещенной с счастьем, потому что борьба закончится и станет светло всем, даже тем, кто привык к темноте. Курносое лицо девушки укрепилось на поверхности, и стена перестала быть скучной.
Мужчина уже не тосковал душой и ни в чем не сомневался. Раньше борьба препятствовала осмыслению своих же истоков, поглотив человека без остатка, но он получил ночь свободы и быстро понял, откуда взялось желание сделать всех счастливыми - оно жило с тех времен, когда он полюбил.
В положенное время его вывели и, аккуратно касаясь казенными ладонями, направили в надлежащий кабинет, где он вновь увидел картонное лицо и улыбнулся ему, как старому знакомому. Мужчине показалось, что он получил в ответ искорку понимания, и он строго сжал себя в комок, чтобы не поддаваться ни на какое человеколюбие и участие.
Его собеседник сегодня оказался бледным от страсти и жажды познания правды, но уже не разбрасывался фактами, а вежливо интересовался данными. Человек также вежливо ответил, что не поделится информацией - но не потому, что желает что-то скрывать, а потому что считает это проявлением индивидуализма, которого не только не заслуживает, но и считает вредным для общего дела, которое он здесь представляет.
Служащий ведомства некоторое время смотрел, размышляя посредством постукивания ручки по зубам, затем с уважением присвоил подопечному номер. Кроме того, клерк счел возможным поведать, что задержанного ожидают разнообразные действия для более четкого выяснения сути дела, во время которых необходимые данные могут быть зафиксированы. В ответ он услышал смех.
- В конце концов, это не так уж и важно, - сказал человек. - Мне уже давно все равно, как меня зовут.
Служащий был поражен самой возможностью такого восприятия, потому что чрезвычайно ценил имя и дорожил личностью. Он понял, что необходимо обдумать вновь открывшиеся пласты реальности, и взял паузу, ничуть не огорчаясь, так как никогда не жалел потраченного на дело времени.
И оба, размышляя над произнесенным и услышанным, пошли по коридорам одинаковым шагом, но в разные стороны.
Будучи возвращен в прежнее пространство, человек обрадовался, потому что адаптировался и уже мог его воспринимать. Задержанный думал о том, что не сказал ни слова лжи: он действительно не обращал внимания на имена - лишний балласт, хвастовство; они для него означали лишь нечто вроде приметы, отличающей одно от другого. Мужчина не видел смысла в отличиях, ибо нет никакой разницы в том, кто придумал и воплощает борьбу; оступившегося или погибшего сменят - только и всего. Кроме того, согласно законам конспирации, знание имени отягощало; имя ложилось тяжелым бременем, потому что его можно было выдать.
У бойцов не может быть имен, размышлял он, но вдруг сурово и честно понял, что есть нечто, опровергающее эту теорему, и это нечто он вспоминал минувшей ночью, когда иззяб: именно оно согрело его настолько, что к утру он смог задремать.
Тогда он преисполнился благодарности и вновь ощутил любовь к девушке, которая каталась по лугу на велосипеде.
Человека, несмотря на присвоение порядкового номера, в заведении повадились от общего незнания величать Неизвестным. Клерку несколько раз в день докладывали, что он блюдет себя аккуратно, не допускает нарушений, хорошо питается пищей, но, вероятно, глуп: почти все полученное время смотрит в стену с разных точек зрения. Такие характеристики вызвали в служащих симпатию, хотя это было не принято, и даже занятый на его деле чиновник велел покамест ничего в распорядке не менять и кормить калорийно, чтобы сохранить подопечного на как можно более обширный период.
- В таком образцовом заведении, как наше, надо уважить и глупость, - сказал клерк, и все согласились с таким емким и примечательным определением.
Профиль
И муж, и подруга, и другое сопутствующее окружение интересовалось планами Татьяны на предмет повестки, и женщина мучилась, не умея подобрать основания для ответа. Вадим даже подпустил мороза в отношениях, дабы помочь жене определиться, но лед держался недолго, смытый к ночи оттепелью слез и жалоб на неустроенность.
- Надо идти завтра, коли зовут, - вынес за нее решение Вадим после предпринятого осушения действительности. - Нечего оттягивать. Это как рожать - неприятно, но не смертельно. Такая у вас, баб, жизненная функция, и никто не протестует и не медлит.
Татьяна, как особа не рожавшая, испугалась еще больше и прострадала ночь насквозь, так как у нее не было даже отражения, с которым можно поделиться душевной болью и страхом перед будущим, а на утро овладела, кое-как причесавшись, решимостью и накинула на встревоженную голову пуховой платок для скромности и малой толики обаяния; в текущей ситуации она не могла оценить внешность объективно и положилась на подругу, которая сообщила о синяках под глазами.
- Ты стала на девчонку похожа благодаря нервам, - констатировала приятельница детства и пошла рядом, желая поддержать товарища и увидеть новое.
Они пробились через набухший водой наст и лопаты дворников; прошли чередой хитросплетенных улиц и переулков, обклеенных грозными объявлениями о том, что нельзя приближаться к стенам в связи с возможностью падения сосулек; миновали несколько площадей, одни из которых подверглась расчистке, но другие по крышу забились снегом, в котором местные жители вырыли тоннели для коммуникаций между собой и магазином, и нашли искомый адрес на другом конце города, но рядом с домом, потому что часто далекое располагается близко.
У ведомства они обнаружили очередь из людей и бродячих собак. Заняв положенное место, подруга приободрила Татьяну:
- Что ты трясешься? Тебе бояться нечего! Тебя вызывают не как фигурантку, а ради уточнения фактуры.
Таня ежилась под грузом ответственности и сомневалась:
- У меня же нет отражения, я же, может, ущербная. А вдруг решено к таким принять меры, как к существам неполноценным?
Приятельница решительно осудила паникерство и слабость характера, но тайком достала пудреницу и исподтишка поглядела сначала на себя, потом на Татьяну, дабы удостовериться, что по крайней мере с одной из них все в порядке.
- Я тебя здесь обожду, - сказала она, указывая рукой на точку, вокруг которой бродячие собаки сидели, лежали и лизали снег, и присоединилась к ним.
Тогда дверь учреждения распахнулась, скрипя выполнив функцию, и в беспомощные глаза Татьяны ударил свет. В этом свете она предстала, как на ладони, и у нее временно изъяли сумочку, в которой, оказывается, существовало забытое карманное зеркало.
- Вам-то зачем? - сказал человек с безопасностью на боку. - Уж вам-то покамест совсем ни к чему.
Он полюбовался в зеркало на свой бок и бережно уместил стекло на вершину груды разнообразных предметов, отражающих мироощущение женщины.
Деликатными касаниями рук и голоса ее направили в нужном направлении и ввели в пространство, в котором Татя сначала приноровилась растеряться, так как не поняла, где в этом объеме человек. Кроме того, ей показалось, что данное пространство, обладающее такой густой насыщенностью образов, что в нем затруднялось движение, все-таки имеет черты незавершенности и разобщенности. Наличествующие явления были прекрасными, но не совсем рациональным, как иногда случается в интерьерах.
Так Татьяна разобралась в местной диспозиции, поняла смысл получения повестки и ощутила робость оттого, что сможет, наконец, оказать посильную помощь.
Фас
Учреждение предпринимало различные меры в процессе познания Неизвестного: мужчину вызывали на беседы, а также предлагали смотреть фильмы и читать книги. Он сперва с предвкушением сменил обстановку, но скоро убедился, что на просмотре кинолент засыпает, так как девушка оживляла существование гораздо ярче пленки; что касается книг, то фолианты из библиотеки мазались краской.
Иное положение оказалось в части разговоров: человек не видел худого в том, чтобы объяснить смысл борьбы хотя бы и картонному лицу, тем более это оказалось лицо заинтересованное. Они подолгу разговаривали на предмет справедливости, открывая для себя разные стороны восприятия, и как-то Неизвестный позволил удивиться фактом восприимчивости чиновника, на что тот объяснился.
- Мы это делаем к обоюдной выгоде, - сказал клерк, - потому что понимать справедливость бывает опасно.
- Для кого? - спросил мужчина.
- Для всех, - был ответ.
После такой заботы Неизвестный почувствовал дружбу к картонному лицу и охотно прерывал свои мысли ради встречи. Чиновник отвечал взаимностью и даже злоупотреблял служебным положением, вызывая мужчину и по выходным, так как в нерабочие дни стал осознавать одиночество.
Собеседники полюбили рассуждения, и клерк приобрел настольную лампу с абажуром для создания атмосферы. Они много времени проводили вместе, и иногда молчали по вечерам вокруг лампы вместе с незримыми всепогодными мотыльками, убаюканные ее теплом.
Но главным мужчина считал все-таки не разговоры. Узнавая пространство, он одновременно организовывал его, и постепенно наполнил смыслом. Глядя на лицо девушки своей юности, наблюдающее за обстановкой со стены, он творил произвольные конструкции, позволяя себе населить объемы несуществующими, но вероятными событиями. Он выстроил цепочку отношений, которые имели начало с велосипеда, на который он подсаживал нежное тело, чтобы любоваться летящими по ветру волосами.
Наблюдая отражение девушки под разными углами, он обдумывал, как бы поступила она в той или иной ситуации. Постепенно он изобрел параллельную жизнь и с наслаждением проживал ее, конструируя все новые и новые формы, в которых они были счастливыми, и в конце концов стал ощущать счастье в реальности.
Клерку доложили, что Неизвестный стал чаще улыбаться в стену, и чиновник распорядился добавить к рациону десерт и стал собственноручно заваривать чай пуэр, чтобы подбодрить себя и порадовать друга.
Профиль
Когда Татьяна вошла в пространство, мужчина как раз обустраивал их старость и старался не спешить, так как дело было серьезное и не терпело суеты. Он решил, что они будут жить в строении, уступами спускающемся со склона горы в сопровождении музыки лиственниц, сосен и скромного ветра: старикам нужен покой. Крышу у домика он придумал оборудовать сильно выступающим карнизом, дабы влага не встречала и не ела дерево. У крыльца должно было произрастать елкам, чтобы под ними существовали муравьи и грибы, и белки могли крутить колесо обозрения даже тогда, когда уйдут хозяева.
Вокруг дома, в горах, существовал неяркий серебристый полусвет - зимой от чистого нерушимого снега, летом - от огромности и округлости небосвода, с которого изредка падали отдыхать звезды. По разноцветным камням, под сенью хвойных пород, путешествовал ручей чистой воды. Он расположился в уютном неглубоком ложе в недалеком расстоянии от шале ради облегчения пожилых ног, и в доме всегда жил шепот потока. Во избежание скуки вода иногда разливалась и форели подкрадывались к крыльцу, будто стремились в тепло человеческого жилища, но никогда не заплывали внутрь, и воды не боялись ни обитатели, ни гости.
К ним часто приезжали спутники жизни - товарищи по борьбе и картонное лицо. Они любили любоваться от розовых кустов, нежно обихаживаемых Татьяной, в глубину горного воздуха, а также коротать вечера посредством камина и красного напитка с мягким вкусом заката.
В нижнем течении воды меж двух холмов теснилась деревня, куда старики временами спускались полюбоваться на лошадей. В этот вечер он стоял на крыльце, ожидая увидеть, как на ветру развиваются волосы любимой женщины, и все же ее приход оказался непредвиденным, а потому неожиданным, и мужчина обрадовался, что успел продумать жизнь до предельной ясности.
А Татьяна, войдя, ощутила удушье от густоты образов и, печалясь тому, что не понимает их и не может постигнуть, вгляделась в морщины сидящего напротив стены старика. Она проследила за линией его взгляда и внутренне ахнула, потому что увидела и узнала отражение, и засмотрелась, так как на казенной коричневой краске оно казалось лучистым и освещенным.
Тогда она поняла, что попала по назначению, и сказала мужчине:
- Я так и думала, что встречу здесь тебя, Павлик.
В этот момент картонное лицо у себя в кабинете печально хлопнуло в ладоши, потому что познало имя человека, который кивнул, светлея глазами, и ответил:
Мужчина посмотрел на бледное, круглое и плоское, как полная луна, лицо и короткую стрижку.
- Мне всегда казалось, что нет, потому что я был слишком занят борьбой. Но, попав сюда, я сразу вспомнил, - обрисовал он положение с оттенком нежности.
- Мало вспомнил, - сказала Татьяна, подошла и поцеловала его глаза, и теперь уже мужчина задохнулся от запаха женщины, состоящего из любви и тлена.
- Теперь я вспомнил достаточно, - сказал он.
Им принесли чай пуэр от клерка, в котором плавали пожелания добра, и они выпили напиток мелкими глоточками, и с каждой порцией Татьяна постигала надуманные Павлом образы, а он неспешно рассказывал о борьбе, ненависти и любви, и луч заключенного солнца вычерчивал по стене линии девичьего лица.
Так они пробыли вдвоем отрезок времени и узнали друг друга достаточно, чтобы понять, насколько они выросли от катающейся по лугам на велосипеде девушки и бегущего за волосами юноши.
- Ты осталась совсем молодой, а я состарился в жизни и борьбе, но кроме тебя, я не знал женщин, - сказал Павел. - Я бы тебе подарил все, что имею, но у меня ничего нет.
Татьяна прислушалась к этим словам, взвесила их на внутренних весах интуиции, и подумала, что друг лукавит ради желания избежать жалости.
- Отдай мне это, - сказала она, показав на стену.
Павел увидел в просьбе еще неиспытанный им ракурс и рассмотрел новую точку зрения.
- Возьми, - кивнул он во исполнение желаний, и Таня аккуратно, подушками пальцев, сняла свое отражение со стены и за неимением сумочки держала его перед собой, и оба ощутили, что так и должно быть.
Татьяна хозяйственно осмотрела пространство и нашла его теперь завершенным, не обнаружив ни малейшего изъяна. Она осталась довольна и понесла себя к проходной, где человек с безопасностью на боку почтительно вернул зеркало и сумочку со словами одобрения.
- Теперь совсем другое дело, барышня, - отметил он, любуясь светом Таниного лица, и проставил печать на повестку как свидетельство о выполненном гражданском долге.
Фас, профиль
Павел лично принес в кабинет чайные принадлежности и нашел лампу не зажженной по причине экономии электроэнергии. Клерк стоял в темноте и наблюдал в черную выемку окна, как за Татьяной и ее подругой крались бродячие собаки.
- Ну вот, - сказал он, - только что мы с вами, Павел, доказали конечность любого процесса.
- Разве это не было до сих пор доказано? - удивился мужчина.
- Есть вещи, которые нуждаются в постоянном доказательстве, - грустно ответило картонное лицо.
Павел хотел поинтересоваться логическими связями данного вывода, но картонное лицо предостерегающе отгородилось белой рукой с аккуратно стриженными ногтями.
- Мы больше не нуждаемся друг в друге. Таким образом, вы вольны делать все, что вам угодно, так как изучены и не представляете опасности. Идите с миром или оставайтесь, мне теперь все равно.
- А куда же я теперь пойду? - спросил Павел, но чиновник стал перебирать бумаги на письменном столе, убрав лампу в угол, включив верхний свет и глядя перед собой пустыми глазами.
- Гражданин, проходите, я вам здесь не дорожный указатель, - пролаял он.
Павел вышел в коридор и постоял в раздумье, посредством которого он понял правоту картонного лица. Машинально он отправился в свое пространство, но оно было законченным и оттого пустым; в нем больше нечего было делать.
Тогда он лег на матрас и стал мерзнуть, обхватив руками плечи и чувствуя, как один за другим отключается за ненадобностью механизм внутренних органов. Дверь была открыта, и оттуда тянуло холодом и стылой тишиной, которую не тревожили даже казенные шаги, и к утру он застыл, улыбаясь и прикрыв один глаз.
Когда об этом доложили клерку, тот досадливо махнул рукой и сказал:
- Окажите уважение - он неплохо держался - и поместите его в безымянном месте.
И Павла закопали в точке, где бродячие собаки сидели, лежали и лизали снег.
Со своей стороны Татьяна привела подругу домой и определила ей место напротив мужа, безмолвно созерцавшего икры приятельницы, розово манящие из-под нового изделия, от которого пахло кожей. Она распорядилась открыть шампанское и в атмосфере всеобщего довольства достигла ванной, где посмотрела в зеркало, по-прежнему терпеливо ожидающее очистки от жизненных помутнений. Она увидела зрелую, уверенную в себе женщину, в глазах которой девушка катилась по лугу на велосипеде, и ее догоняли развивающиеся волосы.
Юноши Татьяна не заметила, но на заднем плане виднелась хижина в горах, имевшая широкие скаты и несколько елок перед крыльцом. Хвою растрясли белки, и иглы усыпали крыльцо - она подумала, что надо бы подмести на предмет появления гостей и в соответствии с прохладной погодой затопить камин, дабы ночью не продрогнуть.
Вода ручья разливалась. Татьяна вспомнила, что форели подплывут к крыльцу; им надо приготовить корм. Еще она подумала, что они давно не ходили смотреть на лошадей. Она решила, что соскучилась без лошадей и им надо обязательно спуститься в деревню - они сделают это в ближайшее время, быть может, даже сегодня вечером, в ходе заката.