До Смольного дошли минут за пятнадцать. Теперь я определился с местом, где я вошел в этот мир - где-то в районе Суворовского и Советских улиц. А в первый раз я родился в Парке Победы. Ну да, там был родильный дом. Потом столько раз гулял по родимым аллеям. Сейчас его еще нет, парк разбили после Отечественной, там кирпичный завод, в печах которого в блокаду сожгли сотни тысяч погибших ленинградцев. Вот такая история.
К одиннадцати народу на улицах прибавилось, я старался не разглядывать всех встречных-поперечных, но удавалось с трудом. Отвык от цивилизации, все интересно. Шпалерную чего и не узнать, если впереди Смольный собор. Только присутствие шагавшего рядом Алексея удерживало мою челюсть на положенном месте, но раз взял провожатого, то что уж теперь. Для связи с гвардией, на пару дней, потом посмотрим.
У собора встретили Ленина, я ему рукой помахал, хотел подойти, но Ленин торопился и только кивнул, быстро прошелестев мимо. С ним было еще четверо совершенно разных товарищей, очень сосредоточенно наступавших на пятки вождю. Я тут же оделся в завесу неприступной занятости и целеустремленно зашагал к зданию Смольного. Не очень надо - ручкаться со свитой, если вождь демонстрирует мне свое пренебрежение. Не так поймут, будем считать, что у всех свои дела, спешу по его поручению. Свои люди.
И только потом до меня дошло, что Ленин был какой-то слишком худой, высокий и молодой. Черное пальто меня ввело в заблуждение. Этот с бритой головой и без кепки. Да и вообще не слишком похож, хотя что-то знакомое есть. Перебдел, излишне настроился на встречу, а тут, может быть, полно народу с лысиной, усами и эспаньолкой. Маскируют Ильича от царской охранки, попробуй, найди его в такой толпе. Нужно картавых отбирать. Опять расслабился, серьезнее надо.
Будем штурмовать через центральный вход. Серьезно тут они подготовились, у дверей по бокам "Максимы" вместо стандартных дворцовых львов, на мостовой у стены пушечка-трехдюймовка. Ну и народ шарится - туда-сюда, все деловые, озабоченные, штатские. В трудах - заботах. То ли дело солдатики при входе. Покуривают, общаются, закусывают. Одна группа даже костер запалила, стулья приволокли и сидят, греются, шутки-прибаутки, клуб веселых адьютантов. И морячки - больше десятка - вольно расположились и, время от времени, дергают проходящих в шляпах, шуточки шутят. Пропускают внутрь двое: которые им бумажки суют, тех внимательно и без почтения, а вон того, с бородой - как и не заметили. Расхристанного стилягу в ковбойской шляпе - вообще чуть не расцеловали, по плечу похлопали, и - внутрь. Это чего, анархисты в карауле стоят? Мой дезертирский прикид... даже не знаю. Пусть признают и пропускают, без вариантов, ничего в голову не приходит. На абордаж!!!
Улыбаясь, кивнул на Леху - "Это со мной" - и прошел, как к себе. И все. И никто не кричит, не хватает. Будем дальше Алексею демонстрировать, какой я здесь большой начальник. Надо туалет найти и Ленина. Сначала туалет. На лестнице на второй этаж наткнулся на пристальный взгляд спускающегося товарища. Товарищи! Меньшевик пробрался в наш лагерь! Такими их в кино изображали, пробрался и попался мне, и уставился на меня. Сдаваться хочет? Буду брать.
Взяв за локоть, арестованный отодвинул меня к перилам, пропуская проходящих. Сверху к меньшевисткому отродью двигалось подкрепление из таких же киношных злодеев. Смольный захвачен меньшевиками! - эти трое, да еще сверху идут, потряхивая стандартными козлиными бородками. Евреи, само собой, ну не Чеховы же. Мыслящая интеллигенция.
Не обращая внимания на мою подготовку к обороне, вообще на меня внимания не обращая, подоспевшие накинулись на моего визави и забросали его вопросами, продолжая свой разговор, перебивая друг друга, спеша что-то шепнуть в подставленное ухо и подергивая главного меньшевика за лацкан. Громче всего слышалось; - Лев Давидович! Лев Давидович! и потом всякое шу-шу-шу. Не то, чтобы тихо, но я впал в ступор, слышал и не понимал, мысли метались, не мог выработать линию поведения. В голову приходило только одно - стряхнуть его руку и, нацепив на лицо выражение грубого безразличия, двинуться дальше.
Это провал!!!
Соберись, скотина!
Этак я и от Ленина сбегу!
Лев Давидович, чего-то знакомое...
- Товарищ Троцкий, наша фракция должна поставить этот вопрос в повестку дня! Да, я так считаю и настаиваю! И...
Я опять отключился. Троцкий, твою мать!!! По спине потек жар, лоб покрылся испариной и я вытер ладонью лицо.
- Простудились?
Несколько снисходительно-барственно, так прозвучало. Лизоблюды, наконец, заткнулись, меня окутала тишина. Мой выход.
- Только что юнкера захватили типографию "Рабочего пути". У них постановление Временного правительства. Весь тираж арестован.
- И вы, как всегда, оказались там, чтобы обрадовать нас этим известием? Ну не здесь же. Пройдемте...
И, обернувшись к своим товарищам, произнес:
- Надеюсь, вы понимаете? Не стоит предавать немедленной огласке бессильную преступную попытку заглушить голос рабочих и солдатских масс в тот момент, когда авангард этих масс с оружием в руках защищает Съезд и революцию от натиска контрреволюции. Надо подумать и выработать консолидированное решение по этому вопросу. Прошу меня извинить, у нас с товарищем срочные дела.
Я махнул Лехе, чтобы подождал меня где-нибудь тут и тронулся за Троцким. Зашли в ближайший кабинет на втором этаже, он оказался пустым.
- Как не вовремя! Теперь вы понимаете трудности руководства революционным процессом? Мы закаляли революционную энергию петроградских рабочих и солдат, мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор. Партия возложила эту обязанность на меня, Председателя Петроградского Совета! Хорошо, на нас. Вы, как член бюро, должны это понимать! Партии соглашателей своей предшествующей политикой нанесли неизмеримый урон делу революции и безнадежно скомпрометировали себя в глазах рабочих, крестьян и солдат. Какие у вас предложения, что вы вообще думаете по этому поводу, интересно было бы узнать? Я считаю, что вопрос надо вынести на обсуждение... Я считаю, что это последствие предательских действий Каменева и Зиновьева, подготовка восстания дезавуирована и последствия этого могут быть самыми ужасными. Когда их политика обструкции и подделки общественного мнения революционных классов потерпела жалкий крах, когда восстание оказалось единственным выходом для революционных масс, обманутых и истерзанных буржуазией и ее прислужниками, - тогда они сделали для себя последний вывод. Каменев член вашей редакционной тройки. Что вы теперь думаете о нем и Муралове? Я настаиваю, чтобы вы передали мое мнение Владимиру Ильичу.
Так и хотелось поддакнуть: - Просто невозможно работать! В общем-то, Троцкий не слишком испуган, скорее - взволнован.
- Я не договорил. Рабочие призвали солдат из Волынского полка, комиссары Временного правительства арестованы, газета вышла. Предлагаю захватить еще одну типографию для резервного выпуска газеты, мы не можем рисковать единственным в городе печатным органом партии. Это надо сделать сегодня, днем, в крайнем случае - ночью.
А вот теперь он испугался.
- Вы понимаете, что вы наделали?! Мы еще не готовы к выступлению! Вы осознаете серьезность положения?! Правительство немедленно примет меры, организует силы контрреволюции, чтобы бросить их на нас. Мы не сможем обороняться, если они пришлют войска! Вы...
- Для начала - это сделали рабочие и солдаты. И, поскольку процесс уже запущен, считаю необходимым принять меры для недопущения такого впредь.
- Да! Да-да. Революционный порыв масс. Наша революция есть победа новых классов, которые придут к власти, и они должны защитить себя от той организации контрреволюционных сил, в которой участвуют министры-социалисты. Необходимо срочно принять соответствующее решение ВРК, мы не можем допустить, чтобы роль нашей партии была принижена партиями соглашателей, поддерживающими правительство смертной казни и народной измены. И вам небходимо сделать сообщение о текушем положении дел перед делегатами съезда из нашей фракции на совещании... .
Вообще-то, я имел ввиду резервную типографию, а не фальшивое указание какого-то ВРК задним числом. Мыслим по-разному, учту.
Голос журчащего и вскрикивающего Троцкого уже не держал в напряжении, постепенно я перестал вслушиваться и, вежливо улыбаясь в усы, перешел к оценке ситуации. Так вот ты какой, пламенный трибун, военный гений революции, вечный оппонент Сталина. Никогда не понимал, как можно настолько увлечься криками говоруна, чтобы потерять трезвость в оценке ситуации, пойти за таким. Не знаю, чего ты там умного придумал, я, как математик, вообще не воспринимаю всякие общественные дела как науку, но пока передо мной только заносчивый, несколько испуганный болтун. Еврей-полководец? Спорно, и уж никак - про этого. Даже биржевые махинации у себя в конторе этому господину я бы не доверил. Растерян, не знает что делать, но пытается командовать. Как же - представитель самой умной нации, априори гений, вынужден говорить почти на равных с полуграмотным "горским князем". Чего-то он от меня явно хочет, но ни черта не понимаю в их партийной терминологии. Сказал бы по простому.
Каменев, Зиновьев - чего? Надо послушать, хватит его разглядывать.
- Сталин, вы меня не слышите или только делаете вид? Я предлагаю не доверять Каменеву и Зиновьеву. В отсутствие Ленина все вопросы о подготовке восстания можем решать только вы, как член бюро, и я. У революции сейчас не может быть других вождей. Мы должны совместно выработать план наших действий, обстановка критическая. В любой момент все может закончиться крахом. Что вы предлагаете? Я хочу услышать, наконец, что вы думаете по этому поводу?
Он за дурака меня держит. Восстание завтра или сегодня, все давно должно быть готово, люди расставлены, объекты для захвата намечены. Явный лидер он, Ленин еще скрывается. Кто вообще революцию делал, кто эту штуку спланировал? Ничего не понимаю, кто тут главный тогда? Мне еще с обстановкой и народом разбираться после внезапного приступа амнезии, я вообще никого не знаю, а этот опять завел шарманку о фракциях, постановлениях и постановках вопросов. Он чего - голосованием власть брать собирается?
- Я хочу услышать, наконец, что вы думаете по этому поводу?
Пожалуйста, услышал. Почта, телеграф, мосты, банки, вокзалы, порт, прочее, - отправить отряды из близлежащих казарм, по возможности - одновременно, во главе с надежными людьми. Демонстрация силы в мирных целях, установление контроля и поддержание порядка. Нам бои в городе не нужны.
Прозвучало серьезно, почти по анекдоту. В правильном исполнении. И ссылочка на Владимира Ильича, для авторитета.
Информация из будущего, цени. Смысл простой: знаешь кого-то - отправляй. Я никого не знаю (это я не вслух, про себя), зайдите через недельку. А пока со своими архаровцами могу захватить ресторан или баню. Я знакомиться пришел, ты сам давай.
Первое впечатление, с учетом этого борца - в городе власти нет. Временные еще пырхаются, издают указы, но наплевать на них народ уже готов, силенок у них маловато, иначе этот бардак давно бы уже прекратили. Смольный похож на театр перед премьерой - предсъездовская суета, но никак не штаб революции. Четкая организация отсутствует, самые именитые в разброде и под подозрением. Командиров, получающих приказы и отбывающих с отрядами для их исполнения, не замечено. Конференция, фойе. Может, меня, все-таки, в другую реальность забросило, здесь вам не тут? Имеет смысл не дергаться, понаблюдать. Троцкий меня признал, пока приклеюсь к нему, пусть с народом знакомит, представляет, так естественней войду в среду, выработаю хотя бы ощущения - кто есть кто.
А вообще - где массовые демонстрации, митинги, знамена, транспаранты? Тихо на улицах. Разбудить революцию получилось, денег дали, а организовать переворот и возглавить страну - кишка тонка. Всякое проявление старой власти воспринимается в штыки, новой власти на горизонте еще не видно. Сидим в говне и привычно ругаем виноватых, дальше пока не умеем. Все равно ведь рванет, назад откатиться не получится, надо брать ответственность и рулить. Блин, не понимаю большевиков...
Выяснилось, что я вообще ни черта не понимаю. Подумаешь, большевики. Кто такие? Троцкий привел меня в большую залу, (я Смольного не знаю, но не зал собраний, наверно, аудитория), где гомонили, кричали, размахивали руками и совсем испортили воздух человек сто, не меньше. Почти вытолкнул к этой толпе и, помахав руками, добиваясь тишины, объявил, что товарищ Сталин сейчас сделает сообщение по текущей обстановке в городе. Плевали они на обстановку. Тут же начались выкрики, вопросы, жалобы, склоки. Меньшевики, эсеры, какие-то социалисты, националисты, интернационалисты, бундовцы, поляки, хрен знает кто - оказывается, все они вели хитрую политику, мешая друг другу, интригуя и обламывая собравшимся на совещание однопартийцам игру по подготовке и проведению открывающегося съезда. И, по-моему, часть из них также торчит здесь и тоже сейчас яростно протестует. Бардак и неразбериха, а с виду солидные люди, делегаты, если я правильно понял. Троцкий минут пятнадцать боролся с этой вакханалией, пламенный трибун был в своей стихии. Роздал всем сестрам по серьгам, обвинил и заклеймил интриганов, успокоил жалобщиков, призвал к мировой революции. Все потихоньку замолчали и, наконец, уставились на меня. А я что? Я ничего, революций не поджигаю, починяю примус. Рассказал не читавшим газет товарищам, трудящимся на подготовке к съезду, все, что почерпнул с утра в прессе, повторил пару лозунгов и оглянулся на Троцкого. Дальше чего? Тут же очередная бородка завопила на весь зал:
- Какая цель у Военно-революционного комитета - восстание или охранение порядка?
- Порядок.
Достали уже. Кончать надо эту говорильню, пора народ рассылать на почту, телеграф и так далее, а я никого здесь не знаю. Или мне по-новой этого демократа на действия вдохновлять?
Слава богу, началась рассылка и постановка задач, я только успевал запоминать, кто есть кто, кого куда и с кем, вроде ничего существенного Троцкий не забыл, даже на захват новой типографии какого-то Уралова направил. И меня не забыл, отослал на митинг в Политехническом. Важное дело поручил, там без меня никак. Надоел, наверно. Только и поимел с барского плеча автомобиль для поездки - спасибо за все. Или чтоб быстрей уматывал. Где я этот автомобиль искать буду? Для начала и так не плохо, не гунди. К трибуну уже не пробраться, опять лапсердаки обсели. Поправил шинелишку, забрал на лестнице Алексея и почапал искать выданный транспорт. Веселее смотри. Революция!
Когда выехали на набережную Невы, попросил остановиться и вышел. Постоял, прижав ладони к влажному камню, держась за парапет, вглядываясь в серые волны. Помолчал. Наверно, минут двадцать...
Отстрелялся как по нотам. А все потому, что думал о другом - где денег взять для передачи гвардейцам на наем квартир. Да и митинг плюгавый, какая-то сотня собравшихся. Покричали, повозмущались и разошлись. Вот крикни я лозунг: - "Все на фронт!", "Записываемся в Красную гвардию!", то и разбежались бы. А так - утренний моцион, призывы послушали и по домам, борцы тоже люди, обедать хотят. И с домашними надо поделиться, призвать их, живут дремучими, газет не читают, а в стране такое творится.
Все таки, где взять денег?
Давай судьба, шевелись. На обратном пути в Смольный, можно сказать, повезло. Сбили мы гражданина, невесть как затесавшегося под колеса на полупустой от прохожих улице, где, кроме нас, в конце ташился непонятный экипаж, запряженный парой лошадок. Удачно сбили, гражданин не расшибся, самодвижущуюся повозку нам не повредил, но испугался сильно. Можно сказать, он сам на это пошел, только нас и дожидался, ради дела революции на улицу вышел. Ну, а дальше чего? - крик, конечно. Прохожие собираться стали. Мне много не надо, я покричал (а кто же?) еще чуть-чуть и сопроводили мы заикающегося владельца ссудной кассы на заплетающихся ногах прямо к нему домой, где в беседе о возмещении ущерба и выяснилось, что он владелец. Вообще-то, я так сразу и подозревал, что деньги у этого троцкиста есть, а автомобили вещь редкая, хрупкая и недешевая. Так что, на дело революции и ремонт, забрали семь шестьсот, даже обои отклеивать не пришлось и мебель разбирать, сам вынес. Собственно говоря, судьба - она для всех судьба.
На Троицком мосту уже пришлось копаться в бумажках, искать мандат. Сам себе головняк создал, сказал Троцкому про мосты на свою голову и получай теперь - блок пост. Ну, по крайней мере, все идет своим чередом. Трое матросиков высыпали на дорогу перед одиноким авто, пришлось вылезать и объясняться. С утра крошки во рту не было, есть хочу, а неграмотный матрос держит в руках мою цидулу со штемпелем Военно-революционного центра и пытается что-то понять. Да там сам черт не разберет, неграмотная бумажка, без фото, проще на слово поверить.
- Товарищ, я член Петросовета, еду в Смольный с митинга. Такие дела разворачиваем, товарищ! Ты дай мне сопровождающего, чтобы больше не тормозили, каждая минута на счету...
Нихрена не помогает. И бумажку уже вверх ногами перевернул, а все прочесть пытается. А вон на мосту патруль с офицером, может ему пожаловаться? Забодали эти революционные матросы, сейчас не выдержу и дам в морду. Черта я вас сюда послал, надо было только подъемный механизм контролировать, разводку моста.
- Старшого давай, ему объясню, раз не понимаешь. Тороплюсь, надо срочно в Смольный.
Завываю это "Смольный" как пароль, зомбирую парнишку. Вот ощущение есть, что все матросы из деревенского призыва, не помню уже, почему? Да он и сам не знает, что со мной делать. Сказали - проверять, он и старается.
- Долой Временное правительство, понял?
Опа! Сработало. Понял! Улыбочка заиграла. Ну, не поминай лихом, может еще встретимся...
А может и забуду про тебя, как повезет.
Ладно, уже забыл.
Война - войной, а обед по расписанию. Смольный у меня никаких положительных ассоциаций с едой не вызывает, в ресторан не пойдешь - фигура не та. После толстого намека поехали к Алексею, где и пообедали, благодаря его матушке, вновь обретенному толстому кошельку и лавочнику-мироеду через дом направо. Сто рублей и, надеюсь, неделю Лехе с матерью голодать не придется. И настроение улучшилось. Вечереет. Поеду в Смольный, посмотрю, что там Троцкий ест.
Пока доехали - совсем стемнело, после сумрачных улиц Смольный светился, как во время бала, всеми рядами окон. Костров у входа добавилось, самый большой разложили невдалеке, на газоне - пламя взлетало выше человеческого роста. К дверям пришлось проталкиваться через собравшуюся толпу. Среди шинелей мелькали темные пальтишки рабочих, полушубки и арестантские обноски крестьян, интеллегенция, не задерживаясь. просачивалась внутрь, избегая панибратства и не отвечая на подколы, какой-то матрос, напялив совершенно боярскую шубу, развлекал веселящихся, изображая министра-капиталиста, надувая щеки, выпятив живот и выкрикивая что-то визгливым бабьим голосом. Но уже мелькали кожаные наряды комиссарского типа, раздавались команды и какой-то отряд, вполне пристойно построившись, вдруг зашагал стройными рядами в дождливую темноту. Вслед ему неслись свист, гогот и напутственные крики. Похоже, заседание продолжается. А-а, без нас не начнут.
Внутри все кипело. Шатающаяся публика иллюстрировала броуновское движение, никто ничего не знал, все лезли с вопросами и, как только кто-то что-то начинал отвечать, туда сразу устремлялись за новостями. Вот такое мое впечатление от фойе и коридоров штаба революции. Помимо этой случайной публики, набившейся в здание, были заметны пробегающие с деловитым видом порученцы, а может быть и руководители низшего звена, нашедшие свое место в революции. Таки да, что-то такое витало в воздухе, пахло большими переменами и - кто не успел - тот опоздал. Доказывай потом, кричи - За что боролись! Да хоть тельняшку на груди порви - поезд ушел!
Минут пятнадцать я простоял, прислонившись к стене у окна - в торце коридора на втором этаже, неторопливо отвечая на вопросы захваченного моментом, возбужденного Лехи, демонстрируя себя и высматривая зорким оком кого-то из новых знакомых по утренней встрече. Никто ко мне не подходил, никакого интереса моя задрипанная фигура в солдатской шинели c проглядывающими в распахе гимнастеркой и галифе не вызывала. Справедливо, Сталиным еще надо стать.
Но одну толковую точку я все-таки высмотрел. Там тусовались граждане местечково-буржуазной наружности, что-то обсуждали, шептались, спорили, иногда резко переходя на вскрик и снова затихая. Пока наблюдал, несколько человек покинули группу, по деловому скрывшись за дверьми разных коридорных кабинетов, но свои постоянно прибывали, некоторые курьеры целеустремленно сливали информацию тихушникам и резко ускорялись, продолжая нести в даль свои поручения. Мне они напомнили работу брокерской конторы на бирже, с четкой обработкой полученной информации, анализом и рекомендациями своим заинтересованным клиентам. Не открывших клиентский счет и тех, кто рожей не вышел, контора не обслуживала. Как-то им удавалось профессиональным небрежением, повернутой спиной и взглядами поверх голов, пресекать на корню попытки приблизить свой любопытный нос у страждущего информации коридорного большинства. Не разобравшийся в ситуации хваткий мужчина, по виду - делегат от совета из глубинки, пролез почти в середину, пару минут прождал ответа на свой вопрос, повертел головой и, в конце концов, сломив гордость, решил удалиться. Без проблем отсеялся, расступились, и подозрительный на предмет делегатства мужик, заметив мой интерес, направился ко мне.
- Уважаемый, не обскажете, что тут творится? Мне бы на учет встать, с ночевкой решить, я на съезд делегированный.
- Да я сам только подъехал. А эти что говорят?
- Черт знает, не понял, по-немецки, вроде. Сначала по-русски, а я подошел - по-немецки начали. Не хочется рот поганить, сказал бы, прости господи. А вы товарищ, с войны, с фронта, то есть? Да кто же здесь делегированными-то занимается?
Пожав плечами, улыбнулся бедолаге и приступил к открытию дверей на этаже, всех подряд, заглядывая, а, не нарвавшись на гневный окрик - заходя и присаживаясь послушать. Наличие верного адъютанта Лехи, грозно стоящего за плечом присевшего командира, вопросов к командиру не вызывало... в третьем кабинете, в двух меня шуганули с порога. В третьем выясняли, куда делись люди, отправленные еще днем на захват какого-то банка с длинным названием. Судя по всему, не дошли. Или дошли, но не захватили, или захватили, но не сообщили. В общем, гаданием занимались. Я послушал и вышел.
В четвертой кабинке на меня был спрос. В углу за столом, в окружении пяти серьезных товарищей (четверо в кожанках, один - матрос с пулеметными лентами наперекрест), сидел партийный лидер. Вот было в нем что-то... э-э-э... властное в лице. А лицо никакое, хрен запомнишь, может и видел уже, удобное, такое ммм? шпионское. У стены на стульях кемарили в согнутых позах еще двое матросов.
- Коба! Хорошо, что зашел, посоветоваться надо. На мне желенодорожный транспорт, станции, вокзалы, депо, основных людей разослал, все равно зашиваемся. Мои красногвардейцы сделают все для обеспечения контроля, можете на меня положиться. Но связь! На Николаевский отправил роту, связи пока нет, должны связного прислать, но не знаю... У меня две роты в запасе, может, еще одну отправить? Пока никакого сопротивления, берем под контроль, офицерье просто уходит. Или остается, но держат нейтралитет, ни одной перестрелки. Приказа разоружать правительственные войска не было. Ты-то что скажешь?
- Роту надо отправить. Проконтролировать, чтобы этой ночью и завтра движение на дороге, по возможности, прекратилось. Особое внимание на продвигающиеся в сторону Петрограда воинские эшелоны. Но и выпускать от нас боеспособные части не стоит, не дадим собрать мощный кулак на стороне. Возможны попытки вывоза продовольствия. Каждый состав перед отправкой должен быть всесторонне проверен. А то, что все проходит мирно, очень хорошо. Не стоит нам, пока не достигнута главная цель, тратить силы на второстепенные, связывать себя боями в городе, там, где можно обойтись миром и все равно настоять на своем. Нас интересует контроль над городом, ты все правильно решил. Думаю, Владимир Ильич это одобрит. Ладно, я тут посижу у тебя, послушаю, ты командуй.
Расположился в углу, прикрыл глаза и стал наблюдать за разворачивающимся кино. Ведь когда-то смотрел фильмы о революции и не мечтал оказаться в центре событий, в самом сердце восстания. Ну, о чем там будут слагать легенды!
Для начала, мужик оказался Бубновым, фамилия его мне ничего не говорила. Мы с ним вожди восстания. Ленин и ЦК неделю назад организовали Военно-революционный центр для разработки конкретного плана захвата власти, кроме нас в нем Урицкий, Свердов и Дзержинский, все на равных правах. Каждый рулит и разрабатывает, что умеет, общего руководства нет, все на совещательном уровне. Троцкий сам себя в лидеры произвел, как председатель Петросовета, куда, опять же, по настоянию Ленина, меня и Дзержинского кооптировали три дня назад, видимо, на усиление. Центр готовит восстание в стране, а Троцкий у себя в Петросовете создал Военно-революционный комитет по разработке планов мятежа под видом борьбы с корниловцами, туда я, вроде, тоже вхожу, но структура нежизнеспособная, очень много народа от всех партий, всякой твари по паре. В дискуссиях увязли, Троцкий там на коне, оратор. С одобрения временных, кстати. До утра толку от него не было, говорильня и лозунги, но на дневном совещании ожил и рассыпался в распоряжениях (по мнению Бубнова - вполне, вполне). Проявил, так сказать! Ну да, меня на митинг послал. Вообще, мне Бубнов понравился, народ у него горел на работе, изложив информацию и получив распоряжения - не задерживались. Чувствуется технарь, не даром железные дороги на нем. ЗабегАли Подвойский и Дзержинский - тот самый Ленин, с которым я на входе обниматься хотел. На Дзержинского захват почты и телеграфа повесили, советоваться прибегал, а Подвойский отхватил синекуру наблюдения за Временным правительством. Чего за ним наблюдать, чтобы не разбежалось? Иди, работай, я сам из своего угла понаблюдаю.
Все-таки, растормошили меня. Включился в дела, стоя над Бубновым вместе с матросом шарили пальцами по карте, смеялись моим неспешным комментариям происходящего, спать расхотелось. Вместе мы родили идею, что про электростанцию все забыли. Свет дают - и хорошо. Срочно отправили Троцкому порученца, он сидел где-то дальше по коридору, в привычном своем кабинете. (Я, как бы, должен был знать). Совсем у временных мышцА ослабла, ну что может быть проще - вырубить в Смольном свет. Паники бы не было, но пограбили бы всласть. Народу всякого полно, кто-то с часами явился. А вообще - веселье и воодушевление нарастали. Наконец-то прекратились выяснения межпартийных отношений о пользе и недостатках всяческих платформ. Я пару раз выходил в коридор - у людей горели глаза. Даже у забредших зевак и озабоченных провинциальных делегатов все происходящее вызывало воодушевление - в городе шел захват власти! Моего знакомца из глубинки запрягли на захват электростанции - все равно поспать не удастся и теперь СВОЙ!!!, счастливый, он кучковался около назначенного командира. Будет что порассказать, историю - своими руками!!! На выход, товарищи! Вперед, борьбе навстречу!!!
Здесь и состоялась моя историческая встреча с Лениным.
- Вот так! Ну не надо, не надо хмуриться, все понимаю, но не мог усидеть. В такое время быть вне Смольного - преступление. Даже дети знают, что восстание развивается успешно. Товарищ Рахья все обеспечил, никакого риска.
Небольшой человечек в огромных темных очках держал меня за руку и пристально, вывернув набок шею, смотрел в глаза. Голова была перевязана белым ситцевым платком в мелкий синий цветочек, из-под которого торчала пацанская челка, у щеки напихано столько ваты, что страшно за болезного, осмелившегося с таким флюсом вылезти из дома на пронизывающий осенний ветер. Его к хирургу надо, спасать. Подтверждая мои выводы, он болезненно дернул щекой (встрелило - а ты не болтай!), едва намеченные усики и бородка страдальчески покривились.
- Пройдемте к Троцкому, там все и обсудим. Не будем раскрывать мое инкогнито, я все понимаю и обещаю продолжать выполнять решение ЦК. Даже стыдно, как мальчишка, но так не терпится узнать, что у вас происходит. Тем более, мое присутствие в решающий момент может быть необходимо.
Ленин!!! Точно!, как говорили - в зубной повязке через всю шеку! Маленький. Здесь коротышек хватает, но этот ниже почти всех, может и метр шестьдесят всего. Как прорвался? В распахе вполне приличного (не рабочего) пальто видны белая рубашка, галстук, пиджак с жилеткой. Этакий адвокат - прислужник империализма. Наверно, пожалели на входе - больной, - пропустили.
- Владимир Ильич, обстановку, конечно, может рассказать Троцкий, но, в целом, к утру город должен быть у нас в руках. Основные объекты - железнодорожная сеть, почта, телеграф - сейчас захватываются под руководством Бубнова и Дзержинского. Временное правительство лишено какой-либо поддержки и захват Зимнего уже становится необходимой формальностью. Но, конечно, может еще произойти всякое. Я организовал новую сеть из десятка конспиративных квартир в районах порта и вокзалов, старые засвечены, пусть и среди надежных людей. Наши обеспечат возможность добраться до них в любой ситуации, поэтому я хотел бы находиться рядом с вами до окончательного прояснения. Подготовка к открытию съезда завершена, мы готовы начать действовать по вашему слову.
- Хорошо, хорошо, пойдемте, батенька, вы мне все объясните. Архиважно использовать революционный порыв масс, но, не менее важно блюсти свой интерес. Сейчас мы втроем все обсудим.
Батенькой назвал. Да мы почти в одном возрасте, в бритом виде ему и сорока не дашь. Может, злится, что в коридоре разговариваем, нервничает, не хочет чтоб узнали? А финн Рахья ни слова не сказал, так и стоит, как не родной. Настоящий финн. Ладно, пошли за лидером.
Интересно было наблюдать встречу двух знаменитых вождей в такой переломный момент. Тема. Увидев меня, Троцкий сразу наехал - где я был и что делал?! Не давая ответить, сообщил, что с утра был арестован тираж "Правды", но, благодаря вмешательству ВРК, ситуация взята под контроль, отправлены люди на захват резервной типографии. Роль Каменева и Зиновьева (этого то что - до кучи?) в этом прискорбном случае не ясна, но, если вспомнить, что Сталин без разрешения ЦК опубликовал их покаяния, то тенденция просматривается. Накляузничал по поводу моей сегодняшней статьи, где я призвал к мирной передаче власти Советам вместо согласованного с вождем и проводящегося другим вождем вооруженного выступления. Сказал, что срываю подготовку к открытию Съезда. Утром не явился на экстренное заседание ЦК и исчез из Смольного, несмотря на принятое на нем решение о запрете всем членам ЦК покидать здание без специального на то разрешения. Скрываю от ЦК свою деятельность, например, не сообщил о произошедшем на меня утром нападении, о котором он узнал от Аллилуева. В общем - люди работают, а этот нарушитель партийной дисциплины где-то шляется, и вообще - что ты здесь делаешь, дай поговорить вождям, иди куда шел! Опа!!
Промолчу, может, теперь восстанием займутся.
Ленина он зря испугал новостью о нападении на меня. Все остальное сразу как-то побледнело, похоже, вождь примерил ситуацию на свою шкурку и подскис. Трусоват, на это я ставку и делал. А будь во мне пятьдесят кило и богатырский рост в метр с кепкой? Сейчас по новому вспоминает, как недавно, по темноте, сюда добирался.
А что я хотел? Нет еще Сталина, но нет ни Ленина, ни Троцкого. Есть кучка заговорщиков, прилепившаяся к волне народного гнева, на немецкие деньги вербующая своих сторонников и расшатывающая державу. Есть испуганный эмигрант-литератор, пол-жизни скрывавшийся по заграницам, покрытый мурашками от разыгравшегося воображения. Революция - это пока теория, иллюзия, мечты, игра, а то, что грохнуть могут в темноте - это жизнь. Не знаю, кем был Троцкий раньше, но он, по крайней мере, в мэрском кресле столицы уже побыл, освоился, на кривой козе не подъедешь - Председатель Петросовета. Этот уже ощутил власть, ее легкое касание смерти, когда невинные слова, шутка за обеденным столом, ломают хребты людских судеб. Местечковый вариант, но - вождь, никакого сомнения. Ни у меня... ни у него - по поводу своего права вершить судьбы страны по своему усмотрению. Молодая лиса, пока неопытная. Но матереть будет быстро, через любого перешагнет, никому пощады не даст. Ах, как греет душу, когда удается затравить такого матерого волчару. Живым, с завязанной пастью, только желтые глаза бешено сверкают на оскаленной морде и - глухой рык, рожденный глубоко внутри, слышный только мне, лучше всякой музыки для души охотника. Эх, хорошо!!!, кто понимает...
Ленин привык к партийным боям в узком кругу знатоков марксистской теории, там он достиг своих высот, там любого в дугу согнет, беспощадно обвинив в каком-нибудь оппортунизме. Страшное оружие. Но только для тех, кто понимает, о чем речь. Сейчас на площадях пришло время проливать реальную кровь, красненькую. Сейчас придется провинившихся, правых и виноватых, и деток невинных, не из партии гнать, а к стенке ставить. Подлость та же, методы разные.
Все, Ленин оправился. Я весело и успокаивающе глянул на него, прижмуривая глаза. Указал взглядом на дверь - Потом. Троцкого это перемигивание окончательно взбесило и он залез в мою вотчину - национальный вопрос. То есть, высказал порицание моей национальности. Сталин ведь был большой спец по этому делу? И, в моем лице, он ответно выразил недовольство засильем лиц еврейской национальности в текущем революционном движении. Тянут друг друга наверх, как в анекдоте, а пользы от них никакой, одна говорильня. И главный у них - Троцкий! Ленин аж побледнел.
Выволочку я получил за грубость по отношению к товарищам и низкую революционную сознательность. Блин, я про его дедушку Сруля забыл! Пришлось грубияну мрачно извиняться и валить в коридор, проветриться.
Люблю быть незаметным. Нравится. После всех лет, прошедших во власти, хорошо постоять, прижавшись щекой к крашенной стене, чувствуя, как вокруг бурлит и клокочет... и т.д. Ладно, все поправимо, ничего смертельного не произошло. Помиримся с Ильичем. А разговор у меня за спиной очень даже интересный. Двое граждан, презрев конспирацию, обсуждают принятую их фракциями резолюцию с осуждением большевистского восстания и предложением Временному правительству пакета контрмер, в том числе экстренного проведения мирных переговоров на условиях союзников. Это как? И кто это здесь Родиной торгует? Быстро подхожу к двери и открываю ее нараспашку. Картина маслом: Ленин и Троцкий, уткнувшись носами, сидя на стульях друг против друга у стола, тихо строят куры. Господа заговорщики. Коридорные болтуны, проводив меня взглядом, меняясь в лице, заглядывают в кабинет, видят эту парочку и, успокоившись, удаляются. Вот сейчас как заору - Заговор! И кого кондратий хватит?
- А Дан меня не узнал, хе-хе...
Ильич, так и не расставшийся со своими атрибутами, довольно улыбается под повязкой. Всех обманул!
Ну, ему виднее.
Шептались Ильич и Давидыч не долго, я старался не слушать, не лез на глаза. Ленин меня не выгонял (ну это понятно), а Троцкий не замечал. Чего там слушать, придумывают, что дальше делать, возможная победа для них неожиданна, не готовы. Всю жизнь в борьбе, в приличный дом не пускали, а тут пьедестал на горизонте. Один за другим в комнату стал набиваться народ. С улицы, с ночного морозца, восторженно докладывали о взятии объектов. Некоторые опять убегали, другие оставались ждать новостей, оживленно обсуждая, делясь радостью. Город постепенно переходил в наши руки. К двум часам ночи мы готовы были уже плясать. Даже Троцкий начал мне подмигивать при каждом новом извещении о победах. Чувство единения, братства, удачи. Мы гордились друг другом! Мы это сделали!!! Радость требовала выхода, Ильич предложил сформировать новое правительство. Я предложил отойти от старорежимного - "Кабинет Министров". Все дружно поддержали идею, забросав вариантами, смеясь, выдумывали себе новые названия. Председатель Петросовета придумал Совет министров. Ленин двинул идею о комиссарах (слизал у временных), отбросив министров в темное прошлое. А кто крикнул - Народных - я сказать не могу, почти все лица в комнате были новые, случайно набились.
Так возник Совнарком.
Тут же стали выбирать председателя, Ленин выдвинул Троцкого. Зря, конечно, благодарность вещь непостоянная, после всех своих конспираций еще не отошел, только клоунскую повязку снял, а паричок сохранил на месте. Догадался я про паричок. Троцкому палец дай, он руку откусит. Ну и что, что ты лидер большевиков. Да он завтра со всем Cовнаркомом к эсерам переметнется, или еще к каким! Этого вождя революции пропускать вперед нельзя, у него своя идеология. Я выкрикнул Ленина. Троцкий, злобно поглядывая, заявил самоотвод в связи со своей национальностью. Ну, мы втроем понимаем, что он имел ввиду. Злобный, гадюка. И, не смотря на все уговоры (ох, как приятно Троцкому... и мне), по его предложению выбрали Ленина. Восторги еще не стихли, продолжили делить портфели.
Рыкова? На внутренние дела? Кто бы мог подумать.
Луначарского на просвещение. А куда еще?
Крыленку, Дыбенку и Антонова-Овсеенку - на войну. Были такие, слыхал.
А Троцкого сунули на иностранные дела - старая эмигрантская привычка, поближе к кормушке. Вариант - на внешнюю торговлю, он бы съел. Но народ такого комиссариата не придумал, а я не стал издеваться.
На финансы сел Скворцов-Степанов. Его же именем дурку назвали?
Еще в комнате оказались министры Милютин, Шляпников, Ногин, Оппоков, Теодорович, Авилов, таких даже не слыхал. И Сталин - народный комиссар по делам национальностей, Ленин не подвел. Остальным присутствующим портфелей не хватило, Зиновьев и Каменев не вякали.
А Бубнов и Дзержинский, в конце концов отправившиеся на места - курировать порученный им захват? Погулять вышли. И Подвойский до сих пор за временными где-то наблюдает. Урицкого и Свердлова тоже в комнате не было.
Вот и заканчиваются мои первые сутки в новой стране. Вчера в это время я смотрел на закат, думал о боге, о жизни, о своей судьбе... Сейчас часа четыре ночи, я сижу за столом и пытаюсь что-то изобразить, типа манифеста к гражданам России. Ленин поручил, прежде чем завалиться спать на газетах. Завтра тяжелый день, шеф должен отдохнуть. Счастливых назначенцев повыгоняли - работать, свободу нам добывать, а мы, закрывшись вдвоем, по быстрому раскидали обязанности. Я, как министр национальностей и вообще - народный! - должен набросать обращение к этому народу по поводу свержения Временного правительства, так, чтобы до любой национальности дошло, а Ильич взял на себя подготовку к съезду. К шести должны взять Зимний, велено будить.
Ничего у меня не получается, тупой я кавказец. Шуточки всякие. Временное правительство низложено, власть перешла к Совнаркому! Вот теперь вам всем Трындец!!!