Петров-Одинец Владимир Андреевич : другие произведения.

Империум. Туман с Альбиона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отрывок из романа, написанного в 2015 году в рамках проекта (условно) "Империум". Нас было человек восемь, если не больше. Мир разрабатывали вместе. Он получился детальным, убедительным. А проект- не пошёл. Так бывает. Насколько мне известно, у Олега Мушинского роман тоже готов. Как только он его выложит - дам ссылку.

Туман с Альбиона

Неудачная засада

  
   Жеребец оступился и так резко дёрнулся, ловя равновесие, что капитан Мухин почти свалился наземь. От позорного падения его спасло не менее позорное хватание за луку седла. Это мгновенно взбодрило и заставило прошипеть сквозь зубы ругательство - из тех, что вырываются помимо воли.
   "Как баба вы, Дмитрий Сергеевич, верхами держитесь, - зло подумал он про себя, ловя ногой потерянное стремя - слава богу, темно, никто из бойцов не видел!"
   Своим реноме командир заставы очень дорожил, поэтому, как обычно, возглавлял кавалькаду. Взвод двигался следом, создавая рокот перестуком копыт. Безлунная ночь и сплошной туман - конечно, скверно, что всадники дорогу не видят. Но кони по знакомой тропе шли вполне уверенно, не спотыкаясь. Кроме капитанова Вихря. Однако, винить жеребца - дело последнее. Вместо этого Дмитрий Сергеевич легонько похлопал по тёплой шерстистой шее: "Осыпь, дружок, понимаю, камень подвернулся..." - и выбросил пустяковое происшествие из головы.
   Впереди, на грани слышимости, охнул боец из головного дозора, потом выругался. Более низкий голос - там же, впереди - негромко, но командно рыкнул, и наступила тишина.
   - Стой! - обернувшись, скомандовал Мухин.
   Приказ, повторяясь, улетел назад - взвод остановился. Перестук копыт по камням почти прекратился. Рядом появился унтер-офицер Егор Суров, спросил, в чём дело. Вслушиваясь, он вместе с капитаном пытался рассмотреть хоть что-то во тьме, которая всегда предшествует рассветным сумеркам. К тому же низкая облачность или высокий туман - хоть как называй, сущность одна - заполнял тайгу промозглой и непроглядной сыростью.
   Выждав минуту, капитан двинулся вперёд. Что случилось с дозорным, осталось непонятным, но раз тревогу не подняли, значит, ничего важного. И всё равно Мухин напрягал зрение, пытаясь рассмотреть тропу. Это и спасло его. Толстая ветвь, покрытая чешуйчатой коричневой корой с обломками мелких сучочков, способных выколоть глаз - вдруг проявилась перед лицом. Именно вдруг!
   Пригибаться? Поздно!
   Уклоняться? Тоже поздно, не успеешь - порвёт щёку!
   Капитан едва успел откинуться назад, почти лечь на круп жеребца. И понял, почему охнул дозорный - напоролся на эту преграду, бедолага. Чтобы сберечь других бойцов, Мухин обернулся к унтеру, который следовал за ним:
   - Суров, тут ветка на уровне лица. Передай назад, чтобы брали левее.
   Когда взвод поднялся на перевал, видимость ухудшилась окончательно - мир окутало такой белесой мутью, что руки не видно. Капитан в сердцах выругался:
   - Проклятая облачность!
   - Вашбродь, - глухо прозвучало сбоку, - здравия желаю!
   - Хурхэнов, ты?
   - Так точно! - отозвался бурят из ватно-серой мглы. - Дальше идти не надо, там он стреляет, - и знакомое лицо проявилось на уровне капитанова колена.
   - Суров, ко мне, - позвал Мухин унтер-офицера, - всем спешиться, лошадей в безопасное место, одно отделение к засаде, остальным заниматься лагерем, - и обратился к бойцу, который более отчетливо проступил сквозь туман. - Хурхэнов, доложи обстановку. Почему раненые, как? Подставились сдуру, небось! Что значит, издалека подстрелил? А ты где был со своей дальнобойной? Ладно, потом в деталях расскажешь... Он не уйдёт по туману? Уверен? Тогда - к засадникам.
   Бурят двинулся вперёд по невидимой тропе, ведя за собой жеребца. Капитан размышлял о стычке с контрабандистами и задавал уточняющие вопросы. Понять ситуацию, чтобы поставить взводу верную задачу - было делом безотлагательным.
   Мухин принял заставу не так давно, всего-то год с небольшим, но реалии пограничной жизни усвоил крепко. И никаких иллюзий по части лёгкой службы не питал. Задачу охраны границы капитан решал, надеясь только на себя, потому что агентурную работу с кочевниками вести - как воду решетом носить. Сегодня поишь его водкой, в друзья набиваешься, подарки делаешь, сулишь другие на будущее, а завтра тот свернул юрту и был таков. Вот и верь сведениям тувинца!
   Поэтому пограничники заставы не мудрствовали лукаво, а перекрывали главные тропы своей части Урянхайского края для досмотра всех и каждого. На высотах ставили долговременные наблюдательные пункты, в укромных местах - устраивали засады. Как эту. Из доклада Хурхэнова следовало, что дозор мух ртом не ловил, если издалека заметил караван:
   - ...трое верховых, ведут пять вьючных лошадей. Не охотники, раз столько вьюков. Без баб и детей - не кочевники. Значит, с товаром. Таких брать сразу нужно. Вот мы и выскочили, окружили, обезоружили...
   Капитан одобрил поведение бойцов. Численное преимущество, внезапность - всё было на их стороне. Сначала. Два тувинца и русский - что могли сделать втроём, увидев пять нацеленных стволов? Только сдаться. Контрабандисты и сложили винтовки. Именно тогда пограничники расслабились, утратили бдительность. Кто же мог ожидать, что русский окажется опытным волчарой, улучит момент и в стремительной рукопашной схватке уделает всех засадников?
   - Да, опростоволосились вы, вояки... - с горечью признал недочёт подчинённых Мухин. - Хоть одного бы в секрете оставили. Хурхэнов, ты же снайпер, первым же выстрелом его и обезвредил бы. В плечо, если мало - во второе, а боец из раненого, что из дерьма пуля. Эх...
   - Виноват, вашбродь, не додумали! Я успел выстрелить. Потом, когда он спешился. Но попал в лошадь. Она там и сдохла, у пещеры, - оправдался Хурхэнов, прислоняясь к высокой глыбе. - Дальше только ползком, а то подстрелит. Он и в темноте видит, а уже светлеет. Вон, пещера, между скал.
   - Да ладно, видит! Скажешь тоже...
   Облако ушло, оставив после себя сырость и мизер света - невооружённый глаз улавливал лишь контуры скал и разную плотность темноты в складках горы. Но для оптики - уже достаточно. Капитан выполз чуток, умостился между камней и стал в бинокль изучать подходы. Хурхэнов был прав - уйти оттуда незамеченным не получилось бы у самого ловкого человека. Отвесные скалы справа и слева, козырёк и отрицательный уклон. Не то что зацепки для рук - даже для копыт архара, прирождённого скалолаза, и то не видно опоры.
   В темной продолговатой дыре вспыхнул огонёк. Камень вздрогнул от удара, в щёку Мухина хлестнула каменная крошка. Отрикошетившая пуля с воем ушла вверх. Бурят с опозданием рванул командира за плечо, но тот и сам, рефлекторно, спрятал голову.
   - И верно, заметил меня. Но как? - поразился капитан, осторожно промокая посечённую щёку платком и рассматривая пятнышки крови.
   - Нечистый, однако. Или сын барса?
   Капитан надел фуражку на ствол винтовки бурята, выдвинул в просвет между камнями, точно на то место, где только что была его голова. И замер в ожидании. Так прошло несколько минут. Со стороны тропы послышались шаги и негромкий голос Сурова:
   - Ваше благородие, отделение прибыло.
   - Смени людей в секретах, - распорядился Мухин, строго подчеркнув, - и следи, чтобы на открытое место не выходили! Ходок отменно видит. И отличает людей от обманок, впустую не стреляет, - констатировал он, опуская винтовку с надетой на неё фуражкой.
   Собственно, по докладу капитан сразу заподозрил, кого прихватила засада. "Ходоки" - явление нередкое, про них все наслышаны. Только вот откуда такая нечисть появляются, даже церковь не знает. Судя по проповеди полкового священника, всё же, сатана плодит ходоков, раз оружие их нелюдское, огнестрелы, серой воняет?
   Правда то, нет ли, Мухин не заморачивался. Его задача - схватить или убить ходока, дальше будет разбираться Орден. Но как выкурить глазастого стрелка из пещеры? Если ни сверху подхода, ни сбоку, а по открытому месту не подкрадёшься, так, может, уговорить?
   - Эй, в пещере! К вам обращается командир заставы Мухин, - сложив ладони рупором, прокричал капитан. - Вы окружены и блокированы. Предлагаю сдаться. Гарантирую жизнь! Учтите, при штурме дам приказ стрелять на поражение!
   Голос, ослабленный расстоянием, хамовато ответил:
   - Да ты что! Вот напугал, так напугал! Мухин, а ведь я тоже стрелять умею!
   - Один, против взвода?
   - Да хоть рота! Ты лучше меня выпусти, а то замучаешься своих хоронить!
   Сделав вывод, что ходок умом и манерами не блещет, капитан от уговоров отказался, отполз вниз, где Хурхэнов что-то шепотком рассказывал Сурову. При виде командира оба пограничника смолкли, ожидая команды. Мухин махнул рукой, дескать, вольно, поёрзал, усаживаясь удобнее.
   Унтер-офицер пересел, вынул кисет, набил трубку. Единственный курильщик на заставе, он всегда устраивался с подветренной стороны. Сделав первую затяжку, Суров выпустил дым, разогнал ладонью. Глядя, как белые клубы закручиваются вихорьками и растворяются, Мухин подумал:
   "Может, выкурить ходока? Сбросить горящий хворост. Потом сырые ветки, хвою для дыма... Да, пошлю пару бойцов!"
   Заря пробилась сквозь облачность, добавила света, выявила плоскую вершину скалы над пещерой. Из-за этого, что ли, воображение нарисовало радужную картинку: "Под прикрытием дыма подбежим, забросаем пещеру гранатами, - но опыт возразил. - А ну, он заляжет в углу, куда осколки не достанут? И выкосит моих, едва они внутрь войдут. Им со света ничего не видно, а сами будут как на ладони. Осколочно-фугасный снаряд бы туда... Если не зацепит, то оглушит, и бери тёпленького! А что? Прямой наводкой... Но волочь орудие сюда? Нет, справимся и так..."
   Бурят сладко зевнул, прикрывая рот ладонью. Суров добродушно хохотнул:
   - Что, не выспался?
   - Ага. С прошлой ночи.
   Капитан встрепенулся, ловя себя на том, что упустил очевидную вещь:
   "Ходок там один! И тоже спать хочет! Значит, надо тревожить его, чтобы ни минуты спокойной, а как утомится, тут мы его и возьмём!"
   - Хурхэнов, найди позицию подальше, чтобы ходок тебя не достал, и стреляй по входу в пещеру. Не реже чем раз в пять минут. Тревожащий обстрел, понял? Будет отвечать - бей по вспышкам. Суров, пришли ему кого потолковее на смену.
   Мухин вскочил, направился вниз, к уже готовому лагерю, где в палатках отдыхали уставшие за ночной переход бойцы, а на костре готовился завтрак. Согреваясь у веселого пламени, капитан написал обширное донесение командованию. Факты, говорящие о ходоке, подчеркнул, как положено - такие события автоматически попадали в сферу интересов Собственной Е.И.В. Канцелярии. Вот пусть штаб полка им и сообщит!
   Снайперская винтовка Хурхэнова била методично, заявляя о себе характерным, чуть протяжным звуком. Пока командир заставы составлял донесение и писал приказ, у ходока сдали нервы - он несколько раз откликнулся на выстрелы бурята короткими очередями, сдвоенными и строенными. Чувствуя, насколько самому хочется смежить веки, прикорнуть у костра, командир заставы позлорадствовал в адрес ходока:
   - А побудь без сна! Солнце встанет, второй раз предложу сдаться. Нет? Тогда, извини. Коли враг не сдаётся, его уничтожают.
   Класть пограничников в немедленном штурме пещеры капитан не собирался. Ходок никуда не уйдёт, а бойцам надо отдохнуть. Операция с засадой переросла в осаду долговременной огневой точки - значит, надо, как сказано в Наставлении, атаковать, подавляя массированным огнём, чтобы победить малой кровью. Его этому учили. И он, капитан Мухин, это сделает!
  

Приют отшельника

  
   Раскат грома разрушил безмятежность отдыха, как нога пляжного хулигана - песочный замок. Руслан подскочил, оглядывая только что чистое небо. Легкий, едва ощутимый ветерок, сдувавший с тела избыточное тепло - сменился резкими порывами. Ощутимо похолодало, солнце скрылось за тёмной тучей.
   - Чёрт! Позагорал, называется!
   Он в два глотка опустошил бутылку, уже без удовольствия, но не бросать же пиво? Блаженство ничегонеделанья решительно отменялось грозой, которая завесила мутной пеленой дождя склон горы и стремительно приближалась. Пришлось подхватить матрас с подушкой и бежать во ведь дух. Первые капли зашумели по траве, редко, но полновесно шлёпая - особенно неприятно, когда по голове - и Руслана.
   Он успел захлопнуть дверь, когда стена воды рухнула - другого слова не найдёшь - на крышу домика. Под гул ливня, который перекрыл все звуки, аспирант прошёл из сеней в большую комнату, щёлкнул выключателем. И выругался:
   - Чёрт, - когда лампочка под потолком не вспыхнула, - что значит привычка. Знаю, что света нет, а рука сама тянется включить. Ничего, завтра к вечеру будет!
   Это была чистейшая правда. Руслан Рослов, младший научный сотрудник кафедры электрометаллургии, сюда прибыл, чтобы электрифицировать охотничий дом, где над входом красовалась резная вывеска "приют отшельника". Ещё утром он завтракал в родном Новосибирске. А час назад, проводив вертолёт, устроился под алтайским солнышком, посасывая прихваченное с собой, заботливо увёрнутое в полотенце и ещё холодное пиво. Почему нет? Заказчику он убедительно доказал, что работы много, всякие там монтаж, наладка, настройка, прозвонка - канитель дня на четыре. Но потом нужен прогон под нагрузкой!
   Короче, недельный отпуск Руслан себе обеспечил, хотя реально мог управиться и за день, даже без спешки. Но зачем, если клиент наукообразную аргументацию схавал, деньги уплатил, а докучливых надзирателей или просто свидетелей безделья в тайге гарантированно не будет? Только дурак станет хвататься за работу, когда можно позагорать! Поэтому Руслан первым делом выволок на травку матрас и блаженствовал под солнышком, охлаждаясь пивом. Естественно, ознакомиться с обителью, в которой ему предстояло жить - банально не успел.
   Сейчас он оглядывался, соображая, где может находиться керосиновая лампа, а в голове его, аспирантской, мельтешили, прямо-таки, философские мысли. Про то, что цивилизация формирует привычки быстро, а держатся те - на редкость прочно. Горячую воду из крана, электрический свет, телефон, мороз в холодильнике, тот же унитаз, не к обеду будь сказано, и всё такое прочее - горожанин воспринимает как естественные и обязательные удобства. И на тебе, избалованный комфортом чел, получи дом в тайге, за сотню километров от цивилизации! Огреби разрыв шаблонов! Вода - в ручье, туалет - снаружи, с комарами в задницу, а еду будь любезен готовить на костре или на печи, предварительно собрав хворост в соседнем сосняке.
   Свет нужен? Легко! Делов-то. Надо лишь сотворить простенький ритуал с керосиновой лампой: снять стекло, протереть изнутри от вчерашней копоти, вернуть на место, рычажком поднять, просунуть зажжённую спичку к фитилю, отпустить рычажок, отрегулировать фитиль, чтобы горел ярко, но без копоти...
   - Фу-у-ух! Вот ты где, - пробормотал Руслан, вынимая из шкафа лампу и радуясь бульканью в резервуаре, - хоть заправлять не придётся.
   Фитиль загорелся ровно, двугорбый язычок пламени рассеял сумрак в комнате. Под раскаты грома ливень молотил по крыше и в окна. Даже если он скоро кончится, позагорать уже не получится - земля просохнёт, хорошо, если к вечеру.
   - Сидеть без дела? Тоска...
   Руслан решил пока собрать и "прозвонить" цепь мини-ГЭС на предмет полной исправности:
   "Заказ исполнять надо? Надо. Если всё нормально, останется турбину на место закрепить и кабель провесить. Так я его сейчас присоединю, на генератор же и намотаю... В сборке и покачу к ручью... считай, полдня на том сэкономлю".
   Он вытащил из кладовой генератор, турбину, открыл ящик с инструментами и приборами. Привыкшие к такому труду руки сами находили болты, гайки, шайбы, а мысли витали вокруг этой охотничьей резиденции. Рослову казалось - он понимал владельца, денежного мужика, который лет пять назад создал "Приют отшельника".
   Алтайская тайга, место, решительно оторванное от цивилизации: вертолётом - час, ногами - неделя. Идея проста - если уж сбегать от повседневной суеты, так сбегать! Без мобильников, без телефона, без тёщи, жены, любовницы и детей. Взлетел, приземлился, вертушку отпустил и - ты Робинзон. Даже Пятница в такой медвежий угол не попрётся.
   Видимо, буржуин сильно уставал, если от людей прятался. Конечно, когда нервы ни к чёрту, лучше сбежать на пару-тройку дней в тишину. Рослов вспомнил, как при написании дисера умолял соседа-меломана не шуметь. Разговор закончился дракой.
   - Да уж, хорошо, что административный арест до защиты отсидел, - он усмехнулся. - Менты, суки, нет, чтобы уголовников сажать! Ну да, со мной проще, я же без ножа, без ствола...
   Мысли покрутились вокруг единственного за всю жизнь "срока" и вернулись к отдыху на дикой природе. Понятно, что сперва бизнесмену тут нравилось. Помнится, в школе учили, как физиолог Павлов доказал собакам пользу смены деятельности. На обезьян, видать, учёному денег не хватило, но спасибо, не на людях проверял. Хотя, спору нет, порыбачить, побраконьерствовать, просто побыть наедине с природой - разве плохо?
   Но лопушок плохая замена туалетной бумаге, а местные комары так яростно голодны, что захотелось буржуину и в тайге благ цивилизации. Электричество нужно? Легко! Мини-ГЭС в ручей - и волшебная сила подаст в дом воду, обеспечит яркий свет, загонит мороз в холодильник и оживит телевизор со спутниковыми тарелками.
   - Ага, и хозяин сюда больше не поедет, - криво усмехнувшись, вслух произнёс Рослов, затягивая ключом последний контакт на генераторе.
   Шум ливня уменьшился. Или же молнии били часто и слишком близко, заглушая остальные звуки оглушительным треском. Скорее, второе, потому что сквозь окна то и дело врывался мертвенно-белый свет, как от мощной фотовспышки или клубного лазера, когда тот чиркает по глазам.
   Руслану стало чуточку страшно. Экстремальные виды развлечений его не привлекали, а напротив, отталкивали ясной опасностью для жизни и здоровья. Поэтому в свои тридцать два года о силе природы он имел лишь теоретические представления. Как, собственно, большинство нормальных людей, кто всякие там горовосхождения, дрифт, клифдайвинг, дельтапланеризм или серфинг созерцать желает не воочию, а на экране, с дивана.
   Гроза ушла, солнышко так славно плеснуло светом в окно, что неприятные мысли, навеянные буйством стихии, забылись. Легкий ветерок быстро подсушил луг, и хоть за хворостом в сосняк пришлось брести в сапогах, зато разогретая на сковородке говяжья тушёнка отлично пошла под очередную бутылку пива.
   - Ну, господин аспирант, - шепнул себе Руслан, умащиваясь на прекрасной двуспальной кровати, - завтра халтурку закончим, а потом балду бить можно. Отдых от науки, плюс полштуки баксов, неслабо?
   И крепко уснул.
  

Первый штурм

  
   Подняв вестового, капитан Мухин вручил ему пакет с донесением. Тот козырнул, кинулся седлать коня. Кашевар доложил о готовности завтрака, наполнил котелок, подал с ломтём уже черствеющего хлеба. Не утерпев, капитан откусил горбушку, прожёвывая, попросил слить на руки, ополоснул лицо, сел на камушек, принялся за кашу.
   Вестовой вспорхнул в седло.
   Два отрывистых звука донеслись от пещеры - словно швейная машинка крутанулась. В конусе ели над головой капитана цвиркнул рикошет - в котелок посыпалась хвоя и маленькие веточки. Вестовой вскрикнул, выгнулся, но усидел, припал к гриве. Конь вынес его из сектора обстрела и умчал в распадок. Капитан Мухин прошипел ругательство, подозвал бойца весеннего призыва, совсем молодого калмыка:
   - Бери лошадь, и - за ним! Если он плох, доставь сюда, если легко ранен, окажи помощь и сопроводи. Пакет - срочный! Понял?
   - Так точно!
   - Верхами пойдёшь там, а сейчас - бегом!
   Калмык схватил повод, дернул лошадь за собой и припустил по склону что есть духу. Разогнав кобылку на рысь, он заскочил в седло и переливчато свистнул, отчего та рванула галопом. Выждав, когда этот курьер скроется за деревьями распадка, командир заставы отдал распоряжения Сурову, а сам ползком отправился к снайперу:
   - Ну что, Хурхэнов? Видишь его?
   - Вашбродь, - бурят на миг оторвался от прицела, - темень там.
   - А по вспышкам!
   - Бил. Только его Эрлен-Намун хранит, - на полном серьёзе предположил снайпер, делая пальцами козу против злого бога Нижнего мира.
   И снова припал к длинноствольной винтовке. Та досталась буряту после победы на окружных стрельбах. Неслучайно - для доводки перспективных образцов оружейники желали получать отзывы от бойцов, которые реально вели бои, а участок границы в Эрзинском районе последние годы славился, как место чрезвычайно беспокойное.
   Ожидая, пока верхолазы поднимут на вершину хворост и дадут отмашку о готовности, Мухин позволил себе отдохнуть. Поерзав спиной по скале, он нашёл более-менее удобное место, накрыл лицо фуражкой. Но даже так расслабиться не удалось. Кипела злость на Монголию.
   После укрепления русско-китайской границы, когда просачивание нелегального опиума на Дальнем Востоке существенно затруднилось, контрабандисты, как тараканы, полезли искать другие щели. И зашастали в Урянхай!
   - Чёртовы араты, - выругался Мухин, облегчая душу, - свои границы не охраняют, а мы отдуваться должны?
   Подняв фуражку, он окинул взглядом окрестности. Тайга, горы, опять тайга, рассекаемая реками, редкие безлесные долины... Граница была условной линией, которая только на картах видна, а здесь, в первозданно диких местах - обозначению в натуре не поддавалась:
   "Эх, стать бы на их границе с Китаем, по степи! Перепахать, колючку натянуть, и всё! Дел - на пару месяцев. А здесь? На вершинах и в ущельях, где чёрт ногу сломит? В тайге, где от верхового пожара бежать некуда?"
   Летом тайга горела то там, то здесь. Специально её кто поджигал, молнии ли пакостили, но пожарные дирижабли дежурили в небе с мая по сентябрь. Вот и сегодня в одном месте почти вертикальным столбом поднимался дым, на высоте размазывался тонким слоем и уносился к северо-востоку. Два дирижабля таскали воду из реки в цилиндрических емкостях, которые висели на невидимых с расстояния тросах. Кто знает, сколько кубов входило в эти гигантские вёдра, но когда вода рушилась на горящую тайгу, дым резко светлел.
   Подполз Суров, доложил:
   - Верхолазы огонь развели. Тройка атакующих ждёт приказа. Пулемет уже под паром, бойцы на позициях к залповой стрельбе готовы, - и высказал опасение. - Боюсь, в своих бы не попали.
   - Окстись! Типун тебе на язык, - осёк его Мухин, на что унтер только перекрестился.
   Капитан подобрался к последнему валуну, от которого до пещеры бежать добрых полста саженей. Три самых проворных пограничника с гранатами стояли в готовности за соседним камнем. Убедившись, что котёл пулемёта раскочегарен - об этом говорил предохранительный клапан, стравливая время от времени белые струйки пара - Мухин сложил ладони рупором и прокричал:
   - Эй, в пещере! Снова предлагаю сдаться! Гарантирую жизнь!
   Никто не отозвался. На вершине скалы пламя уже пожирало несколько вязанок хвороста.
   - Суров, отмашку скалолазам.
   Бойцы увидели сигнал, жердями спихнули огневые снаряды. Красиво оставляя за собой длинное пламя, хворост кучно упал на козырек, выбросив искристый фейерверк. Оттуда ветки покатились вниз порознь, создав перед входом тлеющую линию, которая недолго почадила и схватилась дружным огнём.
   Сырая добавка, щедро брошенная сверху, попала точно и сработала, как задумано - пригнетённое пламя смешалось с густым серым дымом, застилая видимость. За спиной капитана грянул первый залп. Пули улетели в тёмный проём пещеры, а некоторые оставили светлые выщербины на скале.
   - Пулемёт!
   Скорострел резво выкатился на открытое место. Лежа за броневым щитком, пулемётчики послали в черноту пещеры первую очередь, осеклись, дождались залпа стрелков, после них снова отстучали смертоносную дробь.
   Так, чередуясь, взвод стегал по входу свинцовым дождём, прикрывая бег атакующей троицы, которая уже приготовила гранаты для бросков. Однако из дыма, застлавшего вход, по крутой дуге вылетел какой-то небольшой предмет, упал за спинами бегущих и взорвался. Другой ударил снизу в козырёк, отскочил и рванул перед ними.
   Взрывные волны сбили всех троих, а наспех отброшенные бойцами гранаты бесполезно разметали догорающий хворост. Капитан оцепенело смотрел, как ещё три разрывных снаряда ходока - сомнений в том не осталось - с небывалой скоростью вылетели из пещеры. Одна из таких гранат взорвалась в воздухе, видимо, от попадания пули, но две - по всем законам баллистики, которые Мухин помнил по училищу, вот-вот должны были пасть на землю. В опасной близости от бойцов огневого прикрытия!
   - Пулеметчики, назад! Укрыться за камня...
   Команда запоздала. Сдвоенный взрыв опрокинул станок и пробил бак. Струя острого пара со свистом вырвалась, ошпарив оглушённых взрывом бойцов. Пренебрегая личной безопасностью, Мухин утащил одного за валун и позвал санитара, пока кто-то из пограничников выносил второго раненого. Следующая граната по очень отлогой дуге долетела до леса и взорвалась в кроне, никого не задев осколками. Наступила тишина, в которой стоны раненых били по нервам с особенной силой. Санитар закончил перевязку:
   - Ракитин - тяжело, в грудь. Надо бы в госпиталь.
   Атака захлебнулась - капитан осознал это лишь теперь. И подвёл итоги, молча, для себя: "Скверно. А трое истекают кровью там!" Чувство вины оказалось так велико, что Мухин сломил ближайшую ветку, содрал хвою и мелкие лапки, повязал на неё белый носовой платок. Уязвлённое самолюбие - как же? напрасно положил бойцов! - требовало совершить нечто искупительное, наказать себя. Но в голову ничего путного не приходило, а спрашивать совета - у кого? Он здесь старший, ему принимать решение.
   Мешанина, даже не мыслей, а каких-то нелогичных обрывков - цитат из уставов, наставлений, собственных представлений о долге командира и чести офицера - подталкивала Дмитрия Сергеевича к быстрому принятию решения об участи лежавших возле пещеры раненых. Это было неотложным предприятием. Потому руки и сделали белый флаг. Оставалось назначить парламентёра.
   И тут Мухин сделал глупость - направился к пещере. Суров кинулся вдогонку:
   - Ваше благородие, куда? Зачем сами? Дайте мне! Убьёт ведь он вас! Как пить дать, убьёт, после атаки же, не остыл он... Вы ему хоть слово сперва скажите, пусть пообещает...
   Дмитрий Сергеевич слышал разумные слова унтер-офицера, да и сам уже опомнился, сообразил: ходок сейчас поразит его, как ростовую мишень на стрельбище, с одного выстрела, и всё - взвод останется без командира. Но возвращаться? На глазах бойцов и ходока показать, что празднуешь труса? Это было бы ещё хуже.
   И капитан Мухин продолжил идти.
   Умирать ой как не хотелось! Страх перекрыл слюну, высушил рот, мешал дышать, но честь офицера послужила надёжной опорой - он распрямился, зашагал, как на параде, чтобы выглядеть достойно, когда ходок полоснёт очередью:
   "Дурак, дурак, дурак! Что же ты делаешь, Мухин? А деваться некуда, бойцы смотрят в спину... Значит, надо идти... Распрямись, Мухин, ты воин!"
   Но страх не отступал, не отставал, напротив - с каждым шагом всё сильнее давил на плечи, сильнее, чем штанга с рекордным толчковым весом. И так он действовал на Дмитрия Сергеевича, что метания его мыслей сравнить было можно с переполохом в курятнике при визите лисы или хорька:
   "Цугцванг! Назад - позор. Вперёд - смерть. И она всё ближе. Господи, только бы сразу, чтобы не мучиться! Стреляй, ходок, чего тянешь? Ну же, не тяни!"
   Расстояние до пещеры сокращалось с каждым шагом, а ходок всё не стрелял.
   "Мотаешь мне нервы? Ждёшь, что испугаюсь? А я дойду! Стреляй, хоть в упор! Как наказание мне... За глупость... И ничего со взводом не случится. Суров возьмёт командование..."
   Испытание страхом не кончилось, но Мухин уже дошагал к месту побоища. Возле первого пограничника, с которого взрывом гранаты сорвало гимнастёрку, Дмитрий Сергеевич отбросил "белый флаг" и наклонился, проверяя состояние раненого. Тронул рукой за плечо - тот шевельнулся, застонал, повернулся на бок, поднял голову. Страдальческая гримаса на окровавленном лице, и шёпот:
   - Ва... больно...
   - Куда тебя, Крутов? - едва справились с вопросом сухие губы и язык капитана. - Встать можешь?
   Ответа не последовало - боец опять обмяк, потерял сознание. Капитан вдруг сообразил, что не взял с собой даже индивидуальный перевязочный пакет, и сквозь пелену страха пробилась первая здравая мысль - упрёк себе:
   "Идиот! Чем я его перевяжу?"
   Дмитрий Сергеевич огляделся, разыскивая гимнастёрку Крутова, в кармане которой должен лежать бинт, но рыться в разбросанных клочьях - только время терять. Тем более, что отозвался второй боец, иссечённый по спине мелкими осколками, отчего кровь на одежде запеклась сплошной коркой, словно панцирь:
   - У меня нога подбита. А Сидорову шею порвало и грудь пробило, кровью харкает. Помрёт, если быстро не вынести.
   Его бодрый доклад поразил капитана в самое сердце - за самим кровавый след тянется, длиной метров пять, всё, что смог проползти, а он о другом раненом заботится! И страх, гнетущий смертного по имени Дмитрий, отступил перед неотложными делами командира заставы, офицера Мухина:
   - Эй, в пещере, - сорвавшимся голосом крикнул капитан в сторону пещеры, давя желание грязно выругаться, как уличные драчуны в дни его отрочества, - чего не стреляешь? Бей сейчас, чтоб не в спину, когда мы раненых заберём!
   Ходок отозвался. В его глуховатом голосе, свойственном немногословным людям, Мухину послышалось - или показалось на фоне собственных переживаний? - нотка сочувствия:
   - Забирай. Подходят двое и без оружия, - продиктовал условия этот неистребимый человек, а потом дополнил странным требованием. - Ну, а ты здесь посидишь, типа, заложником. Портупею отстегни, с кобурой, да. И положи подальше.
   От этих слов большой СТРАХ быть убитым, который Дмитрий Сергеевич усиленно давил в себе, не то чтобы исчез, но утратил остроту, стал, скорее, разумным опасением. И капитана Мухина отпустило, вернулся командный рык:
   - Санитар с помощником, сюда! Бегом!
   Те ринулись на зов, один - держа сложенные носилки, а второй - неся перед собой большую сумку с красным крестом. Три десятка сажен они одолели вмиг, затем принялись перевязывать беспамятного Крутова и перхающего кровью Сидорова. Дмитрий Сергеевич оказался не у дел.
   - Сядь, капитан, - донеслось из пещеры, - не мельтеши перед глазами.
   Подходящего камня, куда можно присесть, рядом не оказалось, однако выбирать-то из чего? Осталось ладонью смахнуть колючую крошку и сесть на землю. Ногам и заду пришлось жестко, неудобно. Пока Мухин ёрзал, выбирая приемлемое положение, ему подумалось, что молчать, находясь тет-а-тет с ходоком, глупо. Этими словами он и возобновил разговор:
   - Без экивоков, чтобы время не терять, предложу: сдавайтесь. Как вас зовут, кстати?
   - Меня давно уже не зовут, никуда, - иным тоном, словно иронично, отозвался ходок. - Сдаваться? Разбежался, ага.
   - Поймите, так или иначе, но вы обречены. Зачем погибать?
   - А зачем жить?
   - Не понял? - удивился Дмитрий Сергеевич, теперь уже безысходности слов.
   - И вряд ли поймёшь. Смотрю, ты ещё капитан, - глухо прозвучало из пещеры. - Когда до большой звезды дослужишься, всех понимать разучишься, кроме себя, любимого...
   Логика рассуждений выглядела странной, однако перечить никакого резона не было. Слово за слово - это уже мирная беседа, а там, глядишь, ходок выговорится, помягчеет. Лучше на спорные утверждения отвечать добрым или, пусть, уклончивым словом, чем пулей на пулю. И капитан пожал плечами.
   - Вижу, не веришь, что поменяешься. Ну, может, у вас скотов среди генералов и поменьше, чем у нас... Не о том речь. Я должен уйти и уйду.
   - Это вряд ли. Мы вас отсюда не выпустим.
   - Не кажи гоп, капитан. Из разных заварух выходил... Жизнь, порой, такой шанс подбростит, что...
   Капитан искренне удивился такому оптимизму:
   - Шанс? Где вы его увидели?
   - Было раз... А, время покажет!
   - Понимаю, вы надеетесь выбраться ночью, но...
   - Давай не будем! - оборвал Мухина невидимый собеседник, но после краткого молчания высказался с мечтательной или ностальгической ноткой в голосе. - А шанс... Вот, представь, запрыгнул, это, я в БТР, хвать две цинки... А духи в него влепили... И взлетел я... Очнулся здесь, у аратов - два стойбища друг друга мочат, и я в секторе обстрела валяюсь, как хрен на блюде. Не подыхать же впустую? Ну, вписался за тех, возле которых лежал, потом у них же за вождя сошёл...
   Некоторые слова в речи ходока звучали, как совершенно русские, но оставались непонятными: "бэтээр, вписался, мочат". Однако переспрашивать капитан Мухин не стал, давая собеседнику излить боль, которой был буквально пропитан монолог:
   - ... и, знаешь, вдруг человеком себя почувствовал. Порядок навёл, дэрэмчинам и беспредельщикам, - ходок снова употребил незнакомое, в отличие от монгольского "бандит", но понятное по смыслу слово, - укорот дал. Род, с которым остался, авторитет набрал, его уважать стали. Крупные люди сами ко мне пришли, караваны сюда водить доверили...
   Санитар с помощником возвращались за третьим бойцом, а Мухин слушал глуховатый голос из пещеры, выжидая момент, когда будет удобнее и логичнее повторно предложить сдачу в плен. Однако ходок и сам понял, что время беседы истекает:
   - А, что я тебе уши шлифую! Слушай, давай миром разойдёмся? Выпусти меня. Слово, больше на твой участок - ни ногой, и других не пущу. Вам же спокойнее будет! А?
   - Не могу. Мой долг, - чеканно выделил капитан, глядя на раздутое брюхо лошадиного трупа у входа, - схватить вас. Сдавайтесь. Вы человек порядочный, это видно, раненых отдали. Не хочу вас убивать.
   - И я не хотел бы. Ты сюда шагал, как отмороженный. Так за своих бойцов болеть... Это дорогого стоит.
   Глядя в спину санитару и помощнику, которые бережно уносили от пещеры последнего бойца, Дмитрий Сергеевич порадовался, что никто - ни свои, ни ходок - так и не поняли, насколько глупо он поступил, взяв на себя роль парламентёра. Глупо, по-геройски. С другой стороны, удалось напрямую поговорить с ходоком. Так, может, получится убедить его, если обрисовать скорую перспективу?
   - Вы отдаёте себе отчёт, что ослабеете от жажды, голода, от вони гниющей падали? Или патроны кончатся.
   - Суждено, значит, подохну. Думаешь, я не знаю о пожизненном сроке за наркоту? Сдаться и сесть в тюрьму... Нет.
   - Почему в тюрьму? - удивился капитан. - Вас передадут Ордену.
   - Хрен редьки не слаще. Твой Орден, что, меня отпустит?
   - Он не мой, а насчёт отпустит...
   И вдруг Дмитрий Сергеевич обнаружил, что совершенно не знает про цели учреждения, вездесущего не только в Империи, но и по всему миру. Удивляясь сам, он вывалил на ходока всё, что было известно про мальварин, который придавал мощь паровым двигателям, про армаферрит, сверхпрочный металл, про гигантские плавучие острова, про стремительные дирижабли и мобили, изобретённые братьями и сестрами Ордена. И про мир во всем мире, который сохранялся благодаря усилиям, опять же, Ордена. А вот куда девались ходоки, которых орденцы собирали со всего света, он ничего не смог сказать.
   Использовав весь неважнецкий ораторский талант, капитан смолк. Увы, заболтать собеседника не удалось. Из пещеры донеслась скептическая оценка дифирамба Ордену, наспех сочиненного Мухиным:
   - Угу. Крутая контора. Типа, пендосы и ООН сразу. Хед энд шолдерс, два в одном флаконе, - отпустил непонятное, но ядовитое сравнение ходок, а потом совсем другим тоном сделал вывод. - Такому зверю я на хрен не нужен, так что, капитан, не убедил. Ещё раз прошу, отпусти. Нет? Тогда всё, свободен, вали к своим.
   - Погодите...
   - Перемирие закончилось. Извини, если грохну ненароком.
   Дмитрий Сергеевич встал, опоясался портупеей, ещё повитийствовал, обращаясь к пещере, но безответно. Чувствуя, что с каждой минутой он выглядит всё глупее и глупее, Мухин козырнул в сторону входа и зашагал прочь, уже не опасаясь выстрела в спину. Пережитое изменило его, убрав из мыслей престижность скорой победы и переживания о дурацкой неосмотрительности. Теперь капитана заботило иное:
   - Сберечь бойцов! И самого ходока, тоже, не застрелить. Враг, конечно, однако, человек чести. Хорошо бы взять невредимым. Ну, пусть раненым...
  

Пробой

  
   Назавтра гроза опять застигла Рослова врасплох. Он замерял проём в плотине, куда предстояло умостить мини-ГЭС, как вдруг за спиной полыхнул ослепительный свет, тотчас дополненный треском мощного электрического разряда. На фоне отдалённого порыкивания громов, которые с утра доносились из-за горной гряды - эффект получился оглушительный.
   Словно ужаленный, аспирант вздрогнул, распрямился, выронив рулетку. Та, естественно, упала в ручей, а суженный плотиною поток мгновенно унёс потерю в омуток нижнего бьефа. Лезть в ледяную воду, когда солнце скрылось за тучей, а до охотничьего домика бежать метров сто? Ищи дурака, мог бы сказать рулетке Руслан, но не успел.
   Капли зашлёпали по траве, по веткам, по воде, по плечам и спине, больно хлестнули по голове, породив незамысловатое ругательство:
   - Блин, как не вовремя!
   Держась за гребень плотины, аспирант приставным шагом перебрался на берег, намереваясь рвануть что будет сил к дому, но ливень опередил. Он хлынул стеной, мгновенно промочив ковбойку, джинсы, кроссовки, и отгородил от мира. Остались только струи, тяжёлые и мощные, словно душ Шарко, да трава под ногами, залитая водой. Ближайшая сосна, к шершавому стволу которой притулился генератор, показалась Руслану достойным убежищем - защита, какая-никакая!
   Он нырнул под лохматую ветку, прислонился к стволу. И только теперь почувствовал, настолько онемела кожа на голове, по которой лупили громадные капли. Такие крупные, что и сквозь хвою пробивались, правда, уже раздробленные в несущественную морось. Их массовая гибель создавала особенный, мощный звук.
   - Белый шум, - аспирант вспомнил термин и оценил силу. - Классно, натуральная Ниагара.
   Память была права - там, когда катер шёл через облако водяной взвеси, рокот потока глушил всё. Но это где было! То величие водопада наложилось на восхищение богатейшей и благополучнейшей страной, а тут в Сибири, в тайге - что, кроме мокрени? Ливень как ливень, одно отличие, что мощный. И воспоминание истаяло, улетучилось, сменяясь раздражением.
   Окончательно испортила благостный настрой, считай - сожгла дотла - вспышка, от которой мир утратил реальность. Только что рядом с лицом коричневела кора толстой горизонтальной ветки, а пучки хвои зеленели на тон или два темнее травы у ног - и вдруг цвета сравнялись. Беззвучно, словно Кощей волшебным посохом коснулся мира, как в своё время колдовал на Василису: "Была простая, стань золотая!" Только не в золото всё обратилось, а в серебро. Мертвенное, неживое, вроде промороженного зимнего леса.
   Звуковой удар - ХРЯСЬ! - погасил серебряную засветку.
   Мир ожил.
   Ненадолго - обращение в серебро повторилась.
   И ещё, ещё, чаще! Разряды вспыхивали вокруг, останавливая капли в полёте. Грянуло за ручьём, полыхнуло у плотины. Руслан с ужасом сообразил, что рядом лежит солидный кусок металла, способный притянуть молнию:
   - Чёрт! Как я раньше не допёр!
   Поднять генератор, закреплённый в центре трубчатой конструкции, вроде гигантской шпульки из швейной машинки, и ногой вытолкнуть из-под сосны - стало делом пары мгновений. Опасный сосед неохотно откатился метров на пять, разматывая с себя кабель. На какой-то неровности генератор остановился и двинулся обратно.
   Руслан выскочил из-под сосны. Ливень мгновенно проник сквозь уже мокрую одежду к телу, снова неприятно остудил. Оскальзываясь, аспирант остановил и повалил упрямую железяку на бок. Ещё одна петля кабеля соскочила с гигантской шпульки, легла Руслану под ногу, поймала, когда он ринулся назад. И тут прямо за спиной полыхнуло, толкнуло, обожгло. Последнее, что успел аспирант, теряя сознание, уместилось в оборванный крик:
   - А-а...
  

Агент Особой экспедиции

  
   Никто из пограничников не осудил выход командира в качестве парламентёра. Мухин краем уха слышал - отозвались с похвалой, дескать, себя не пожалел за раненых. Только Суров попытался высказать неодобрение:
   - Ваше благородие, зря вы сами...
   - Егор, - оборвал его Дмитрий Сергеевич, - хватит! Было и прошло. Зато я с ходоком потолковал накоротке.
   Умный унтер с полуслова понял - командир выводы для себя сделал, но с ролью несмышлёныша при дядьке-воспитателе не согласен. Поэтому новую тему разговора поддержал:
   - И как?
   - Человек порядочный. Отважный. Намерен убежать.Так что бдеть, денно и нощно! И отправь отделение за горным орудием.
   Как Мухин и предполагал, ходок оказался неугомонным. Глубокой ночью он попытался взобраться на скалу, но секрет на вершине услышал его шумное дыхание, обстрелял вслепую. Незадолго до рассвета подозрительные звуки донеслись до наземного секрета. Бойцы тотчас открыли стрельбу, не высовываясь, чтобы самим не попасть на прицел ходоку. Тактика оказалась верной - контрабандист понял, что обложен плотно, и вернулся в пещеру.
   К полудню вьюками привезли горное орудие, собрали. По настоянию капитана доставили даже щит, который в комплект не входил - взяли от полевой пушки. Но выкурить ходока не удалось и с помощью артиллерии. Пушкари успели сделать прямой наводкой всего три выстрела, после чего граната ходока непоправимо повредила затворный механизм. Хорошо, артиллерийский расчет не пострадал - вылетевшую из пещеры гранату наблюдатель заметил вовремя, и все успели отбежать, укрыться за валунами.
   Гражданский тип и майор Воронов с предписанием появились в лагере к вечеру. Румяного штабного толстячка Мухин видел несколько раз в Белоцарске на офицерских собраниях, но близко общаться не приходилось. Поэтому после обмена приветствиями капитан молча принял пакет и молча прочёл.
   А затем неприязненно уставился на спутника майора. Антипатия нахлынула разом, сильной волной. И было отчего - приказ командования гласил, что некий господин А. Е. Ханаев имеет неограниченные полномочия приказывать ему, командиру заставы! Глядя в упор на " шпака, ничтожную штафирку, который припёрся сюда мешать мне, опытному офицеру!" - примерно так звучал бы гнев, возьми Дмитрий Сергеевич труд высказать его пришлецу, - он потребовал:
   - Представьтесь!
   - Что вы себе позволяете, капитан! - попытался прикрикнуть майор, который неприкрыто лебезил и заискивал перед этим штатским.
   А.Е. Ханаев молча предъявил именной жетон сотрудника Особой Экспедиции Третьей Канцелярии Его Императорского Величества.
   - Тут граница, - адресовал капитан ответ штабному пришлецу, продолжая выказывать бессловесное пренебрежение штатскому типу.
   Для этого Мухин демонстративно медленно обвёл особиста Ханаева взглядом, накручивая себя: "Пижон! Вырядился! Одно слово - штафирка!" И то, как иначе аттестовать голубоглазого, пухлогубого молодого человечка, щуплого юнца, который стоит напротив, одетый вычурно, мало что неподходяще для тайги и высокогорья, так ещё и с претензией?
   И в самом деле, одежда господина Ханаева кричала о фатовстве или о легкомысленном следовании моде. Лёгкая куртка до середины бёдер с большим отложным воротником и косыми карманами дополнялась пышным галстуком. Нет, скорее, шейным платком в крупную красно-коричневую клетку, этакой шотландкой. Серые брюки прятались в замшевые сапоги жёлто-коричневого цвета, чьи внутренние складки лоснились неопрятной чернотой. Для высокогорья годилась разве что темно-синяя кепка с наушниками, которые двумя пуговицами застегивались на макушке, очень похожая на польскую конфедератку давних времён, где-то, начала двадцатого века.
   Неприязнь капитана худенький паренёк встретил как должное и перетерпел, устоял под обыскивающим взглядом, глаза не отвёл, не опустил. Мухин отметил про себя похвальное поведение полевого агента Ханаева, но не смягчился, пиетета перед особистом проявлять не стал, нарочито обратился по имени:
   - Антон, значит, - и усугубил ситуацию, провоцируя конфликт. - Ну, и что, сударь, вы здесь намерены делать? В таком-то наряде?
   Тот не вспылил, как ожидалось, лишь улыбнулся, словно предвидел попытку указать место. Улыбка и жесты сказали о миролюбии агента лучше слов, выпад же и замечание капитана не вызвали никакого всплеска эмоций. Пропали втуне, словно камень, брошенный в ряску.
   Дмитрий Сергеевич ошибся в оценке Антона Ханаева, хотя откуда простой офицер мог знать об уровне психологической подготовки служащих Особой Экспедиции? Знал бы он, какую подготовку имеет особист, так вовсе не затевал "проверку нервов". Ещё стажёрами те слышат от наставников, что с привлеченными службами конфликты неизбежны. Но если верно выбрать тон, не топтать чужое самолюбие - есть шанс уйти от скандала, который попусту забирает время.
   Антон же сразу, ещё на подходе оценил внешность начальника погранзаставы, начиная с выражения лица, осанки, жестикуляции и кончая шириной плеч, которые распирали полевую форму. Учёл и резкий ответ капитана Мухина штабному майору, и требование документально удостоверить личность. Вывод получился тревожаший: "Суров, самолюбив и агрессивен. Привык самостоятельно принимать решения. Меня считает мальчишкой".
   Понять отрицательное отношение боевого офицера к себе Антон смог без труда, да и любой человек отследил бы несложную логическую цепочку - какому командиру понравится войти в подчинёние к франтоватому хлыщу? Но полевой агент Ханаев прибыл с заданием задержать ходока, а не "бодаться" с упрямцем Мухиным, доказывая свою значимость.
   Важна конечная цель миссии, а чтобы достичь её, надо умело строить рабочие отношения с любым гражданином России. Благо, тактических приёмов в загашнике особиста - предостаточно. Поэтому хитрый Антон Ханаев мысленно сказал себе: "Мухин выстроил оборонительную стену? Обойдём!" И полевой агент избрал вариант подчёркнутой уважительности, а для начала признал собственную оплошность:
   - Когда собираться-то? Я прямо из канцелярии сюда бросился.
   Капитан ждал иного поведения, общепринятого среди неумных проверяльщиков и контролёров. Те мгновенно переходили к угрозам, обещали пожаловаться начальству. Агент-особист показался мягким и уступчивым, отчего Дмитрий Сергеевич бульдозерный напор утратил. Да и как откажешь человеку, имеющему немалые полномочия, но деликатному, когда тот не приказывает, а просит:
   - Если у вас нет срочных дел, то будьте любезны, расскажите, что произошло?
   - Здесь, на точке, засада на контрабандистов. Караван из пяти вьючных, который вели русский, как оказалось, ходок, и два урянхайца или монгола, был остановлен для досмотра. При обнаружении странного предмета бойцы утратили бдительность, чем ходок и воспользовался. Пользуясь приёмами рукопашного боя, он обездвижил досмотровую группу, вскочил на коня и укрылся в пещере, несмотря на выстрел, который успел сделать боец охранения. Его спутники скрылись в тайге...
   - Плохо, капитан, очень плохо! - прокомментировал майор.
   Антон резким жестом и голосом оборвал штабного критика:
   - Воронов, не мешайте докладу! - словно на скверного подчинённого цыкнул, но тотчас повернулся к Мухину и опять деликатно попросил. - Продолжайте, пожалуйста, я внимательно слушаю.
   О, как понравилось капитану разное отношение к нему и к майору! Он невольно вдохновился и стал оживлять сухой доклад подробностями:
   - Попытка бойцов досмотровой группы, когда те пришли в себя, преследовать и задержать ходока - не удалась. Имея при себе огнестрел и метко стреляя, он ранил двоих. Бойцы блокировали пещеру и вызвали подмогу. Когда мы попытались штурмовать, ходок ранил ещё пятерых, одного тяжело. И вывел из строя пулемет. Всё.
   - Ну, вы и вояки, - опять съязвил Воронов. - Сорок человек одного взять не могут!
   В этот раз агент рычать не стал, просто поморщился, находясь в задумчивости:
   - Насчёт "взять не могут" давно сказано: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, - и урезал штабного, словно прочел мысли того. - Командовать операцией я вас всё равно не поставлю, не напрашивайтесь. Но мы ещё поля боя не видели, а думать лучше по-зрячему... Дмитрий Сергеевич, покажите, где он засел.
   - Следуйте за мной. Когда скажу, ползком, - согласился капитан, широко шагая по тропе. - Сейчас увидите, какое у него место удобное. Долговременная огневая точка, фактически. Когда мы доставили горную мортиру, стрельба навесом оказалась бесполезна - снаряды падали на козырёк. Выкатили на прямую наводку - он забросал позицию гранатами. Повредил затвор, вот и отстрелялись... Черт знает, что у него за оружие! Так что наша ближайшая позиция от него в двухстах шагах... Вот она. Пригнитесь.
  

Второй штурм

  
   Солнце насквозь просвечивало редкую тайгу, отчего даже темнохвойные деревья выглядели нарядно и весело. Лёгкий ветерок слегка шевелил ветки, создавал характерный шумок, а запах травы и прогретого леса вместе с голубым небом, по которому ползли редкие барашки облаков - дополняли ауру безмятежности. Выйдя из леса, где таились пограничники, Мухин скомандовал:
   - За тем обломком скалы придётся ползти.
   - Вы издеваетесь? - воскликнул майор сварливым тоном, пыхтя и едва поспевая за капитаном и полевым агентом. - Десять метров, какая разница? Отсюда же всё видно!
   - Не всё. Можете подождать здесь.
   Капитан лёг и проворно скользнул вперёд. Антон последовал его примеру, менее ловко, но довольно быстро. Майор выждал, когда те преодолели опасные, по мнению Мухина, метры, пригнулся и рванул бегом. Пара секунд, и он оказался рядом со спутниками, гордо заметив:
   - Ничего не случилось. Вы преувеличиваете опасность ходока, капитан.
   Мухин промолчал, глядя, как агент отряхивает запачканную при ползании одежду.
   - Видите ли, Антон, подступы к пещере очень неудобные. С двух сторон скальные обрывы. Штурм пещеры считаю ненужным, погибнет много бойцов. Лучше выждать пару-тройку дней...
   - Зачем и почему выжидать? - вмешался майор, напуская на лицо пренебрежительное выражение. - Труса празднуете?
   Мухин очень хотелось ответить резко, но не в присутствии же особиста отшивать старшего по званию и по должности? Это желательно делать без свидетелей. Поэтому он проигнорировал хамский наезд, и сказал безлично, как бы для всех:
   - У самого входа в пещеру лежит стерво, убитая лошадь. Она уже раздулась, вовсю воняет. А лопнет, потечёт - того амбрэ никто не выдержит!
   Воронов изобразил проницательность:
   - Да ладно вам, капитан! Нашли отговорку.
   Мухин скрипнул зубами, развернулся всем телом, и, несмотря на равенство с майором в росте, словно навис над розовощёким, гладко выбитым бодрячком. Спроси кто Дмитрия Сергеевича в этот момент - что ты так неприязненно смотришь на человека? - он бы ответил: "Страсть как хочется вытолкнуть пузана на открытое место. Чтобы испытал на собственной шкуре, каково это - стоять под пулями ходока, чтобы в штаны навалил, чтобы..."
   Но никто капитана не спрашивал, а устраивать такие подвохи старшему офицеру - надо совсем безголовым быть. Единственное, что командир заставы позволил себе, это выразить презрение штабному майору. С точки зрения боевого офицера, было за что. Мухин смотрел на новенькую, необмятую полевую форму, которая туго обтягивала пузцо Воронова, придавая тому комический вид целлулоидного пупса человеческого размера, и кривил губы в усмешке. Когда он решил, что мимика вполне передала отношение к заносчивому "военному гению", то глянул в лицо майору так, словно хотел опалить того взглядом.
   Воронов мимику расшифровал - не дурак же? - и рассерчал. Он искренне полагал, что высокое звание или высокая должность надёжно гарантирует превосходство над нижестоящими и подчинёнными. Поэтому дерзкого капитана одёрнул, надеясь грубой фразой поставить на место:
   - Что пялитесь? Правда не нравится?
   - На голос не берите, господин майор, а укажите, как я должен поступить?
   - Продолжать атаки! У него с собой арсенал, что ли? Как всё отстреляет, бери его тёпленьким!
   У капитана закаменели желваки - настолько сильно он сжал зубы, чтобы не сорваться, не высказать в лицо этому заплывшему салом придурку нелестные слова. Молчать пришлось долго, два или три дыхания, и то голос дрожал от гнева, когда Мухин объяснял нелепость требования.
   - Трупами завалить? Меня учили, что фронтальная атака, - он выделил слово "фронтальная" интонацией, - это наименее благоприятная с точки зрения атакующего ситуация, и, прежде чем начинать таковую, нужно воспрепятствовать противнику вести эффективный обстрел наших атакующих порядков. Воспрепятствовать! А чем? Артиллерии уже нет, да и была бы, что она против фактического ДОТа? Естественных укрытий на подступах к пещере нет, а преодолеть надо метров семьдесят. Спуститься на веревках? Можно. Но вход длинный и узкий, одному еле протиснуться. Там он человека четыре положит, и уже не войти!
   Капитан Мухин всё-таки сорвался, повысил голос, почти выкрикнул последние слова. Воронов сразу оскорбился - ещё бы! ему не подчинились, а прочли лекцию по тактике боя! - и перешёл на визг:
   - Как вы разговариваете со старшим офицером?
   Полевой агент, опешивший от такого развития событий, вклинился между офицерами:
   - Господин капитан, господин майор! Остыньте! Командование операцией я принимаю на себя - это первое...
   - Как он того заслуживает, - по инерции Мухин отчеканил ответ майору, но Антону внял и замолчал.
   - ... а второе - штурмовать пещеру будем этой же ночью.
   - Вот это верно! - поддержал его майор Воронов.
   - Он прекрасно видит в темноте, - воспротивился Мухин.
   Антон широко улыбнулся, козырнул знаниями физиологии и психологии:
   - Так вы шли днём, без подготовки, на свеженького, бодрого врага! Надо было измотать его хорошенько, Дмитрий Сергеевич, что вы превосходно и делали! Посудите сами, человек два дня и две ночи в напряжении - вот сейчас повторится штурм! Ждал, ждёт и постоянно в напряжении, а за всё надо платить, не так ли? Естественная реакция организма - это расслабление, и оно непременно последует. Четыре утра это самый сон, не зря на флоте зовут собачьей вахтой! И ходок наш, если его не беспокоить, обязательно задремлет. Мы же пойдём тихонько, под завесой дыма, крадучись, наполним пещеру слезоточивым газом, и...
   Командир заставы тоже знал неформальную морскую терминологию, разумность доводов не отвергал, понимал - штурмовать придётся, но потребовал, чтобы бойцы шли в кирасах и рокантонах. Полевой агент, несмотря на неограниченные полномочия просто приказывать, замечания учёл:
   - Вы правы, капитан. Но, к делу! У вас фонарь Ратьера есть? Отлично, прикажите зарядить, я передам распоряжение о доставке слезогонки и дымовухи. Не понимаете, как? Да через пожарных! А те своим отсигналят.
   И действительно, в хорошем темпе отщёлкал послание в сторону пожарного дирижабля, спалив всего два световых стержня. Связист, который перезаряжал магниевые палочки, украдкой похвалил полевого агента, шепнув Мухину:
   - Статский, а морозянку как отченаш знает, не хуже меня шторкой щёлкал. Только, вашбродь, я ни слова не понял. Шифровка. Или не на русском. Вот пожарные ему на русском ответили, мол, передано дальше.
   Калмык, ставший вестовым после ранения ординарца, сразу умчался на заставу, но лишь ближе к вечеру привёз в лагерь два десятка продолговатых баллончиков, которые едва уместились в седельные сумки:
   - Моя рассыльный дирижабел ждать, - косноязычно оправдался он перед командиром, - долго, из Белоцарска летел, ага, - и снял через голову противогазовые торбы, которым места в сумках не нашлось.
   Капитан Мухин вместе со взводом выслушал инструктаж Антона - капитану тоже не приходилось использовать слезоточивый газ, весьма специфическое оружие, которое применялось полицией, в основном, для подавления тюремных бунтов.
   - Один вдох, и сразу слёзы, сопли, кашель. В таком состоянии не до стрельбы. Даже на вольном воздухе ещё полчаса действует...
   Суров подумал, усомнился, сварливо сказал:
   - А если очки-консервы, а на рот и нос - мокрую тряпку?
   - Вы, унтер, мудрствуете, - улыбнулся полевой агент. - Газ не улавливается водой, так что чих и кашель ходоку гарантированы. Очки у него могут быть, допускаю, но противогаз - вряд ли. А вот у нас есть! Один я возьму, остальные раздайте, кто со мной пойдёт.
   Капитан молча помог шестерым пограничникам подогнать маски на лица, а последним противогазом занялся сам. На недоумение полевого агента сухо ответил:
   - Мне ваша авантюра не нравится. Сам пойду.
   У Антона сдало терпение, он вызверился:
   - Дмитрий Сергеевич, знаете, хватит! Извольте помалкивать при подчиненных!
   На радость Мухину, к темноте небо затянуло тучами, которые полностью погасили зарю, оставив скудный свет. К четырём, как говорится, стало "ни зги не видно". Добираясь к месту выдвижения, Антон, да и сам капитан - спотыкались на каждом шагу. Пограничники же, привычные ходить вслепую, двигались бесшумно. С тропы в сторону пещеры вся группа отправилась ползком, по маршруту, старательно изученному в бинокль.
   Полевой агент полз за Мухиным. На полпути капитан активировал первую дымовую гранату. Та зашипела обиженной змеёй, выпуская тёмную струю, которая расплылась и замутила воздух окончательно. Четверть часа, не меньше, затратило отделение, подкрадываясь на дистанцию уверенного броска. Когда бойцы распределились по местам - капитан получил доклад о готовности, переданный ему условным нажатием на руку, и шепнул об этом Антону. Тот ответил тревожным шёпотом:
   - Начинаем по моей команде.
   Мухин вынул ещё одну "дымовуху", подцепил пальцем колечко чеки, услышал команду агента, отданную вполголоса:
   - Товсь, - через мгновение, - бросай!
   Вслед за дружным шипением загромыхали жестяные баллоны, влетая в пещеру.
   - Маски надеть. Медленно вперёд.
   Бежать в условиях нулевой видимости невозможно, да и нужды не было. Мухин отчетливо представлял, как клубится слезогонка, как смешивается с дымом из гранаты, которую бросил он: "Сейчас уже газ заполнил пещеру... ходок, конечно, бряканье и шипение услышал, вскочил... сейчас чих-кашель начнётся... "
   Кашель, и впрямь, раздался, но слишком громко, не как должно слышаться из глубины пещеры - с высоты. Тревожная мысль, что не всё ладно, мелькнула у капитана, но агент в полный голос, явно без противогаза, скомандовал:
   - Братцы, пора, фонари включай! Брать живым!
   Капитан сорвал маску, крикнул:
   - Антон, он снаружи! - и приказал. - Отставить! Ложись!
   Но опоздал. Три ранее затемненных фонаря вспыхнули, светя в утекающий дым. Громкая очередь выстрелов чужого оружия ударила вовсе не из пещеры, а сбоку и сверху - вспышки оказались совсем близко. Пограничники упали. Их фонари погасли. Вторая очередь хлестнула совсем рядом с Мухиным. Отскочившие от камня пули прогудели мимо обиженными шмелями.
  

Первые странности

  
   Руслан лежал, свернувшись калачиком, как в детстве, когда во сне скатывался на пол с дивана.
   "С кем же я так надрался? И по какому поводу?"
   Расплывчатая зелёная стена мешала мигать. Оказалось, он лежал в траве. Собранное в комок тело колотила дрожь, и крупная, и мелкая, а шея затекла - отозвалась болью на попытку повернуть голову. Со второй попытки это удалось - открылось небо над тайгой.
   Дальше дело пошло легче, удалось сесть, отталкиваясь от земли непослушными руками. Гимнастика, первое, что пришло в голову. Он приседал, чувствуя, как дыхание учащается. Ноги стали слушаться, удалось перейти на трусцу, сотрясаясь от ознобного дёрганья мышц.
   - Ни хрена меня колотит... И сколько я тут провалялся?
   Он наматывал круги по лугу, оживая всё быстрее. Кровь согревалась. Вот уже тепло пересилило озноб, дрожь унялась. Голова сообразила, что вокруг теснятся горы, а рядом журчит ручей.
   - Ну да, я же мини-ГЭС ставлю. Для охотничьего домика...
   Мокрая одежда мерзко липла к телу. Когда тепла скопилось много, он отважно снял рубаху и попытался отжать. Без успеха, если не считать десятка капель.
   - Но попытаться стоило, - оправдался Руслан, снова надевая ковбойку, - ладно, сейчас затоплю баню, переоденусь, сготовлю пожрать. Попарюсь, хватану грамм аскорбинки, аспирина, и в постель, чтобы пропотеть. Может, ещё и водки?
   Тут аспирант, наконец, глянул не под ноги, а на склон. И сбился с мысли. Даже остановился от неожиданности. Охотничий домик, который должен был там стоять - исчез. Вспухший от ливневой воды ручей - да, остался в наличии, хотя и без плотины. В принципе, жалкий бетонный бортик высотой в метр могло и снести мощным потоком, но рубленный дом, из толстых сосновых бревен, он-то куда делся?
   - А баня, а сарай? Где всё хозяйство?
   И тут в голове парня словно тумблер щёлкнул: "Ливень! Гроза! Молния! В генератор, потому и не убило... Но вырубило... И нехило!"
   Он огляделся, ожидая увидеть растёкшийся в лепёшку металл, но генератор выглядел целёхоньким. Правда, лежал очень далеко от ручья, да и могучей сосны, под которой Руслан укрывался от ливня - в помине не было. Ни пенька, ни щепочки, которые непременно остались бы от дерева после удара молнии.
   - Опа... Я не въезжаю или крыша реально съехала? Может, бухал всё же и память отшибло? Но, вроде, отходняка не чую...
   В студенческие годы Рослов пару раз отлетал конкретно, пробуя разные коктейли или перебирая с дозами, однако опыт пришёл быстро, и вот уже лет десять он не надирался и не накуривался до отключки. Опять же, самочувствие нынешнее ни в какое сравнение с похмельным синдромом не шло - голова варила нормально. Она и подсказала не паниковать, методично проверить склон, где должен стоять дом, и осмотреть оба берега, где раньше дугой корячилась плотина.
   Аспирант начал с ручья. Метров пятьдесят вверх и столько же вниз никогда с такой тщательностью не осматривались, но результат оказался нулевой. Признаков железобетона или дефекта берегов, если бы плотину снесло - обнаружить не удалось. Ни доски, ни кирпича! Везде склон, которого не касалась лопата строителя.
   - Офигеть!
   Руслан смотрел на поток, который бушевал в узких каменных берегах - маленький, вроде, но снесёт запросто, если в него сунешься.
   - Ага, - родилась догадка, - так, может, меня смыло, пока я в отрубе валялся? Поэтому и место не узнаю. Вот я тупой!
   Сил бежать, да ещё вверх, не нашлось. Жрать хотелось до урчания в животе. Одолев пешим ходом около километра, где тайга обступала ручей слишком плотно, аспирант убедился, что места дому нет. И версия с принудительным сплавом увяла.
   Солнышко поднялось и пригревало неслабо - тайга исходила паром, обеспечивая банный эффект. Обливаясь потом, Руслан вернулся к генератору, пнул железную шпульку, вымещая зло на собственную дурость:
   - С чего я решил, что меня смыло, если он рядом лежал? Его же никаким потоком не унесёт!
   Голод и усталость нагоняли в голову мысли о временном безумии после поражения током, о хождении без памяти, о всякой иной дури, вплоть до похищения пришельцами. Он отмел их, как разумный человек - читать или смотреть по телеку, это одно, но фантастика, она и есть фантастика! И ухватился за правильную:
   - Да что гадать? В Горно-Алтайск! Скажу ментам, что после молнии потерял сознание. От них позвоню буржуину, а там видно будет!
   Сюда, в "Приют", его доставили вертолётом, но Руслан знал, как выбираться к жилью: вдоль ручья Кадрин, который приведёт к реке, а там и к людям.
   - Вперёд!
  

Туманный Воксхол

   Сэр Роберт, глава Сикрет Интелидженс Сервис, стоял у окна и глядел на промозглый туман, застилавший набережную. Где-то там, за проливом, за цивилизованными и менее цивилизованными соседями притаилась страна дикарей. Язвительные журналисты привыкли изображать её в виде грузного, неповоротливого, туго соображающего медведя - извечного противника Соединённого Королевства. Однако этот медведь слишком силён, чтобы схватываться с ним напрямую.
   Беседа с новым министром иностранных дел и министром обороны касалась как раз этой темы, а закончилась приказом - запланировать и осуществить ряд операций против Российской Империи. "Чтобы потом загнать ослабевшего зверя туда, где ему место, - так военный министр чётко и ясно обозначил конечную цель, - в Сибирь. Пусть грызёт снег, а не покушается на новые территории..."
   Сэр Роберт представил заснеженную и заледенелую Россию и передёрнулся от мгновенного озноба. В кабинете было тепло, но тело, иззябнувшее за время поездки, этого ещё не воспринимало. Конечно, стоя у камина, впитывая жар и глядя на пламя, согреться удалось бы скорее, но в ходе совещания на такое удовольствие времени не выкроишь. "Дела, дела, бесконечные дела" - подумал он, поворачиваясь к сотрудникам:
   - Джентльмены, в рамках существующей доктрины сдерживания России нам поставлена новая задача. К сожалению, Император Александр IV совсем утратил страх и отбросил осторожность. Его ползучая экспансия в Средней Азии переросла в откровенный нажим на независимые ханства. А допускать усиление России за счет земель, которые Великобритания считает своими - мы не должны.
   Затем он дал слово аналитику:
   - Напомните коллегам, как шла экспансия.
   - Когда Россия освоила казахские степи, её форпосты вышли к горным цепям. Зная, что Халифат не в силах удерживать регион в целом, русские использовали местных кочевников. Часть особо агрессивных племён сделали союзниками, а нейтралы и раньше не поддерживали попытки Хокандского Ханства отстоять Иссык-Кульскую и Чуйскую долины. Киргизы давно мечтали отложиться, но обширная цепь ханских крепостей с сильными гарнизонами...
   - Да, и вы убеждали, что Хоканд удержит северную границу, - попрекнул его сэр Роберт. - Опрометчиво, как оказалось.
   - Увы, сэр Роберт, едва мы прислали хану оружие и наших инструкторов, как это самоуверенное ничтожество возомнило о себе слишком много. Не успев сосредоточить войска, он совершил набег на русское пограничное укрепление Кастек.
   - Сколько у него было конников? Пять-шесть сотен?
   - Почти три тысячи, включая пехоту и лёгкую артиллерию. Но русские успели прислать подкрепления и в жестоком двухдневном сражении наголову разгромили нападающих. Когда хану заявили протест, он грубо отказался от переговоров. Россия, судя по всему, готовилась заранее и почти сразу предприняла военную экспедицию. При поддержке переброшенных по воздуху штурмовых броневозов командующий экспедиционным корпусом полковник Эйммерман разрушил крепость Токмак и захватил там современную артиллерию английского производства вместе с нашим инструктором Чарли Блейзом. Чтобы отвергнуть прямые обвинения, пришлось пожертвовать лейтенантом Блейзом, заявить, что тот действовал по собственной инициативе...
   Постоянный секретарь метнул на докладчика взгляд, как бы предостерегая, но аналитик и сам знал, насколько опасно акцентировать такие прецеденты, поэтому описал слабость Халифата, который своевременно получил информацию, что группировка русских захватила крепость Пишкек практически нетронутой:
   - ...ни официального протеста, ни требования об отводе русских войск. Самое скверное, когда восьмитысячный корпус Эйммермана разгромил пятидесятитысячную армию Хокандского хана, другие правители сделались слишком сговорчивыми.
   - То есть теперь Пишкек, по сути, сильный имперский форпост, а Британия стремительно теряет влияние в Средней Азии, - констатировал глава МИ-6, строгостью голоса давая понять, что приступил к постановке задачи. - Джентльмены, сегодня утром военный министр напомнил мне, что мы не только орган внешней разведки Соединённого Королевства, но и мозговой центр. Нам поручено разработать ряд операций, которые покажут Ордену, что Россия нарушает договор.
   Начальники отделов изобразили заинтересованность на лицах. Сэр Роберт знал, насколько просто профессионалу сыграть любую эмоцию, он и сам это умел в превосходной степени, но понимающе улыбаться не стал. Напротив, добавил металла в голос:
   - К сожалению, у нас до сих пор нет копии договора между Орденом и Российской Империей. Приходится основываться на предположении, что он однотипен с нашим вариантом. Даже если это не так, утаивание ходоков и самостоятельная работа с ними ради использования технических и научных знаний иных миров - суровое обвинение. Нам известно, что государства, не заключившие договор о сотрудничестве с Орденом, такие как Китай, Аккумское царство и Халифат, создали закрытые институты, где содержат ходоков. Нам предстоит в сжатые сроки ОБНАРУЖИТЬ, - голос главы разведслужбы выделил слово, - я не оговорился, именно обнаружить соответствующие структуры на территории Российской Империи. Они там есть, наше дело лишь вовремя привлечь внимание Ордена к ним.
   Сэр Роберт смолк, вернулся в кресло, внимательно посмотрел в глаза каждому начальнику отдела, подбодрил их к проявлению инициативы:
   - Вопросы?
   Посыпались не только вопросы, но и здравые предложения:
   - Если ходоков, обнаруженных на территории отсталых стран, направить в Россию и там отследить их судьбы? Или доказать Ордену, что закрытые лаборатории стран, где используются знания ходоков, принадлежат России? Например, в том же Хоканде. Халифат открестится, а хан признается Орденскому инспектору, что его вынудили?
   Убедившись, что инициатива бурлит, ответственный секретарь встал, давая понять, что совещание закончено.
   - Благодарю вас, коллеги. Предложения жду в письменном виде.
   Не глядя на сотрудников, покидающих кабинет, сэр Роберт подошёл ближе к камину, дожидаясь, когда лучистое тепло проникнет сквозь твид пиджака и жилета. Потом подставил жару бок, дождался комфортных ощущений; предоставил огню напитать теплом спину, стал другим боком, завершив, таким образом, полный оборот, и, напоследок, вытянул ладони к щедрому пламени.
   Размышляя над поставленной задачей, глава внешней разведки никак не мог избавиться от воспоминаний о заваленной снегом Сибири. В своё время, будучи амбициозным третьим атташе посольства Великобритании в России, он зимой пересёк ту громадную страну, направляясь в Японию. Тогда молодой разведчик понял суть русских и правильно их классифицировал. В лютом холоде, от которого не спасали шубы, одеяла и отопление спального вагона, способны выживать только непритязательные дикари.
   - Дикари, - вслух повторил характеристику врага сэр Роберт, - наивные, доверчивые, но очень злые, когда понимают, что их одурачили...
   Потерев горячие и сухие ладони, главный разведчик Англии пересёк кабинет, посмотрел в окно на туман, который так и не рассеялся. Напротив, он уплотнился, стал почти непроницаемым, и залил Воксхол полностью. Казалось, ему нет конца и края, и весь мир погружён в промозглую белизну, где передвигаться даже наощупь можно лишь досконально зная свой район.
   - The Foggy Albion... Ну, что же, господа русские, мы подпустим вам тумана.
  

Холодный Алтай

  
   После луга, где остался лежать генератор, непролазная тайга оставила один путь - по руслу. Хорошо хоть уровень понизился, снимать джинсы не пришлось, только закатать выше колен. Ледяная вода мигом выстудила ноги. Сначала их ломило где-то глубоко, а потом чувствительность вовсе пропала. Ступни скользили по камням, пальцы бились обо что-то, а боль, как в первую минуту - уже не приходила.
   Что идёт он, как на ходулях, Руслана сперва не очень огорчало. Вот сопли - результат промёрзших ног - те стали проблемой. Шмыганье не помогало. Носовой платок промок мгновенно, а размазывать предплечьем - он что, ребенок? Приходилось отсмаркивать жижу по-деревенски, поочередно зажимая то одну, то вторую ноздрю, а потом споласкивать пальцы в ручье.
   Однако холод из ног стал подниматься выше. Когда добрался до пояса, Руслан споткнулся об угловатый валун, рухнул, едва успев выставить руки. И понял - пора выходить. Иначе, упади он в глубокую воду - окоченевшее тело не подчинится - тогда кранты!
   Так, на четвереньках, он и выполз на относительно свободный пятачок. Сел, принялся растирать ноги. Первой вернулась ломота и боль в костях, аж до слёз и мата. Ума хватило поступить, как лыжники - энергично махать ногой, загоняя в неё кровь.
   Через полчаса и сопли подсохли. Обувшись, Руслан продрался в сторону от ручья. Много выше уреза воды обнаружилась странная тропинка. Трава на ней была существенно реже,  хотя идти приходилось в полуприседе, а местами на четвереньках, если путь преграждала поваленная лесина. И всё равно аспирант обрадовался. Пусть полусогнутый, лишь бы не вброд!
   Ходьба в стиле шимпанзе не отвлекала от сетований на невезуху, которые перемежались мыслями типа: что бы такое съестное найти и сожрать? Самый каверзный вопрос - как ты, придурок, попал в незнакомое место? - ответа не требовал, но ощущался на заднем плане всех мыслей, и постоянно.
   Впереди показалась поляна. Ручей Кадрин, наконец-то, уткнулся в небольшую речку, шириной метров десять, вдоль которой змеилась уже полноценная тропинка. Рослов отогнул последние ветки колючего кустарника, распрямился. Комары, которые в чаще назойливо звенели, но атаковать среди листвы не успевали, на открытом месте бросились кусать с лёту. От лица их удавалось прогнать ладонью, а вот уши мигом набухли, отекли и зазудели. Несколько веток, собранных в веники, принесли облегчение, но махать ими пришлось в темпе чарлидерши.
   Солнце клонилось к закату, у реки становилось прохладно. Ходьба уже не согревала, сил хватало лишь тупо переставлять ноги и похлёстывать лицо веничками. Пока глаза различали тропу, Рослов брёл. Однако сумерки густели, заря покидала небо - он стал часто спотыкаться. Когда остановился - тело наполнилось усталостью, хоть падай, но ума хватило не поддаваться соблазну:
   - Чтобы опять застыть? Хренушки, только на подстилку!
   Веники пришлось отложить - комары радостно взвыли. Хвойные ветки поддавались плохо, поэтому Руслан измазал в смоле пальцы, и к ним прилипла всякая шелуха. Повозившись с четверть часа, он со стоном облегчения возлёг на ложе. Мелкие сучки тут же впились в спину.
   Проклиная бизнесмена, которые дал заказ, себя, Алтай, комаров, грозу и тайгу, аспирант, в конце концов, скрючился в комок, накрыл голову лапником, уткнул лицо в порядком обтрёпанные веники и вырубился.
   **
   Роса, озноб, кашель - разбудили Руслана, когда свет только набирал силу. Чувствуя, что готов сожрать что угодно, он вяло побрёл вдоль реки. Та набирала силу, то расширялась, то сужалась, падала с водопадов, вскипала на порогах. Многие места приходилось обходить, теряя время. В одном месте удалось перебрести, держась за скалу, в другом он даже рискнул переплыть узость, что заняло минуту вместо длиннющего обхода вкруговую.
   Но силы иссякали, пустой желудок терзали голодные судороги. Посчитав за лучшее наполнить его хоть водой, аспирант пригоршнями хватал ледяную воду, от которой ломило зубы. Солнце поднялось и не просто грело, пекло форменным образом, но простуда уже набрала силу. Из носа беспрерывно текло, в горле бился кашель, а в груди - хрипело и булькало. Жар пульсировал в голове.
   Тропа тянулась бесконечно, вилась вместе с рекой, только никуда не выводила. Несчастному аспиранту казалось, что он всю жизнь будет идти вдоль реки, пока не упадет в изнеможении. Даже отмахиваться веничками от комаров он стал экономно, в ритме ходьбы. Долбаные горы всё не кончались, хотя речка стала полноводнее, хоть сплав устраивай. Он бы сделал плот, даже помечтал воспалённой головой, как ложится на брёвна, а те несут его вниз, чудом преодолевая пороги - но где взять топор?
   На ночь аспирант устроился под шатром нижних ветвей ели, нащипал жиденькую лапниковую постель. Утром всё тело ломило. Озноб и кашель стали привычными, хотя мышцы живота чуть не рвались от потуг. Сопли текли ручьём, ноздри воспалились - сморкаться сил не было. Рослов так вымотался, что вперёд не смотрел, а, придерживаясь за ветви деревьев, тупо брел по тропе, которая вилась вдоль реки. От комаров он отбивался уже одним веничком.
   К вечеру тропа превратилась в просёлок, лес отступил от неё, отделился лугами. Стало свежеть. Ознобное потряхивание и слабость превратили походку Руслана в старческое шарканье. Он переставлял ноги на упрямстве, как вдруг услышал стук топора. Невысокий коренастый мужчина в темном халате обтесывал березовый ствол.
   - Здравствуйте, - Руслану хватило сил вымолвить это, - помогите.
   - Вечер добрый, - мужчина воткнул топор в ствол, удивленно уставился на аспиранта. - Что с вами?
   - Я заблудился, - кашляя, отсмаркиваясь, признался тот, - а надо в город. Вы на колёсах?
   - На колёсах?
   От энергичного сморкания у Рослова заложило уши, пылающая жаром голова, полная боли, закружилась. Но даже в таком состоянии он сообразил, что абориген тупит. Пришлось перейти на самый простой стиль общения:
   - Мне в Горно-алтайск, - он бросил веник, жестикулируя, ткнул себя в грудь, показал за спину, - я был в тайге. Заболел. Идти не могу. Довезёте? - потом вынул бумажник, показал тысячную купюру. - Деньги есть.
   Собеседник наморщил лоб, рассматривая деньги. Руслан потерял терпение, да и силы покинули его. Слабость заставила сесть на бревно. Он закашлялся, подумал: "Мало предложил... Пятёрку дам...", но потерял равновесие и стал заваливаться на спину. Абориген бросился к аспиранту, протягивая руки - схватить ли за горло, удержать ли?
   И сознание Руслана померкло.
  

Поражение

  
   Капитан Мухин перекатился очень вовремя - пули ударили рядом, в место, где он только что лежал. Тонко ойкнул особист, уронив фонарь. Луч упёрся в скалу, подсветил козырёк. Как раз оттуда и стрелял ходок - ему пришлось отвлечься от Мухина и Антона, расстреливая невыгодную подсветку. Капитану хватило этого, чтобы швырнуть на козырёк гранату со слезогонкой, выхватить пистолет и ещё раз перекатиться.
   Опять своевременно. Короткая очередь простучала - пули прошли мимо. А потом ходок зашёлся в кашле, который сместился вниз и стал глуше. Мухин выпустил на звук все пули. Но короткие ответные очереди, по два, три выстрела, не прекращались. Затем раздался взрыв, второй, третий. И кто-то застонал.
   - Кто жив, доложитесь, - вполголоса запросил капитан.
   - Я Михеев, цел. Я Зинчук, цел. Я Липартия, ранен в плечо, - ответили трое.
   Остальные молчали. Полевой агент шумно, с бульканьем дышал неподалёку от капитана. За спиной бухнул взрыв, осколок ударил капитана в руку. Боль не пришла, но рукав стал намокать.
   - Липартия, ползти сможешь? Не очень... Да хоть на карачках, но ползком! Кто ближе, Зинчук? Перевяжи его. Михеев, проверь остальных. Если...
   Близкий взрыв заставил Мухина распластаться. Ещё один громыхнул подальше, у скалы, и напрочь отбил желание продолжать штурм. Из пещеры доносился кашель ходока и хлёсткие выстрелы, два-три сразу. Пули щёлкали о землю или скалы в разных местах - значит, стрелял тот неприцельно, веером. Затем снова прозвучал взрыв. И короткая очередь. Мухин отбуксировал Антона к скальной стене:
   - Потерпи. Он головы поднять не даёт, - шёпотом окликнул бойцов. - Зинчук, что? Михеев?
   - Липартию перевязал, он уполз. Николенко, похоже, убит, - срывающимся шёпотом ответил первый, а второй дополнил. - Улюкаев и Мирзоян дышат, но не откликаются.
   - Перевязать их сможешь?
   - Никак нет. Темень же, а они молчат! Куда кто ранен - не видно...
   - Тащите их вдоль скалы. Николенко оставьте, - принял решение капитан. - Сурову скажите - направить двоих на помощь.
   Когда стихло тяжкое дыхание бойцов, которые волокли за собой раненых, стрельба из пещеры прекратилась - доносился только кашель и непонятные всхлипы. Капитан подобрался к Николенко, ощупал - тот отозвался стоном. Щадя его левую сторону, липкую от крови, Мухин за правую руку подтащил бойца к Антону.
   Тучи разошлись, луна залила всё серебристым, мертвенным, сейчас предательским светом. Отступающие пограничники в нём просматривались, хотя отползли довольно далеко. Мухин вынул из сумки особиста последние баллоны, активировал "дымовуху", катнул её в сторону предстоящего ему отступления, а ту, что со слезоточивым газом - зашвырнул ко входу в пещеру.
   На дребезжание баллонов и шипение газа ходок ответил выстрелами. Капитана не задело. Он переждал, поднял голову. Дым, спасительный, густой - расползался по земле медленно, увы, слишком медленно! А небо, мало что очистилось от туч, так ещё и разгоралось зарёю. Мухин отстегнул кирасу особиста и задрал на нём рубаху, пытаясь рассмотреть место ранения, но грудь Антона была неразличимо залита кровью. Предательского для отступающих бойцов света - не хватало для перевязки.
   "Проклятье! Ну, всё против меня!" - скрипнул зубами капитан, боясь вслух облегчить душу ругательствами и вспугнуть тишина, в которой звучал только кашель ходока.
   Дым, наконец-то, дополз, накрыл полной непроглядностью. Капитан переместился к Николенко, осторожно отстегнул с него пробитую грудную пластину кирасы, беззвучно положил на землю. После этого припал ухом к груди пограничника, надеясь услышать удары сердца. Перевязывать некогда - надо тащить двоих, чередуя. Или нести? Встать в рост, взвалить первого на спину, пройти, сколько сил хватит, опустить, вернуться за вторым...
   Он сбился с мысли, не услышав сердца Николенко. Торопливо проверил пульс на его шее, потом на правой руке, потом долгую минуту напрасно ждал, шевельнётся ли грудь бойца на вдохе. И понял - перед ним труп.
   - Убит. А всё из-за тебя, - обвязывая беспамятного агента под мышками поясным ремнём, снятым с мертвого бойца, шептал Мухин, изливая злость. - Вот брошу, чтобы сдох здесь, а его тело вынесу! Так бы и сделал, ей богу... Ну, погоди, если выживешь, вылечат, встретимся, как щенка выпорю, этим же ремнём...
   Ходок дал короткую очередь - одна пуля ударила в скалу над головой, убедила, что надо ползти. Тащить Антона оказалось трудно. Худенький на вид полевой агент с каждой саженью тяжелел, а встать и взвалить его на спину - Мухин не решался. Подбадривая себя угрозами и обещаниями в адрес бессознательного особиста, он полз и полз, пока Суров с помощниками не подхватили его и ношу, убирая из сектора обстрела.
  

Село Белый Бом

   Миг просыпания Рослов всегда воспринимал, как откровение. Типа, лакмусовая бумажка предстоящего дня. Если первой приходит мысль, что идти на работу не хочется - пиши пропало, опыт провалится, а научный руководитель вставит неслабый пистон. И наоборот.
   Сейчас никаких мыслей не появилось. Сознание включилось, как лампа - сразу, высветив последние воспоминания и дав первые ощущения: "Я в постели, голый. Вчера мужик на меня набросился, я отрубился. Тело болит... Наверное, он меня пинал. Ноги болят... Я их сбил в ручье... И мозоли натёр. Лицо горит и зудится... Обгорело на солнце. А уши почему зудятся? А, комары нажалили!"
   Рослов выпростал руки из под одеяла, потёр лицо и уши, испытывая огромное наслаждение. В стороне скрипнула дверь, он повернул голову, увидел женщину, повязанную платком на манер плакатных колхозниц - узел сзади, под волосами. Но ни ватника, ни сапог - белый халат на уровне колен, туфли на среднем каблуке. И очень приличная фигура, что стало заметно, как только гостья - а может, хозяйка? - приблизилась.
   - Пришел в себя, славно. Как звать-то? Руслан... Жар ещё есть?
   Теплая ладошка легла на лоб, взгляду аспиранта открылось декольте с ровной загорелой кожей, и соблазнительной ложбинкой. Молодое симпатичное лицо, милая улыбка, обнажившая прекрасные зубы - как не улыбнуться в ответ?
   - Да я здоров, вроде.
   - Это вряд ли, но, надеюсь, кризис миновал. Я полночи билась, вон, глянь, сколько лекарств извела, - ладошка описала полукруг, указывая на мусорное ведро, заполненное бумажными упаковками и ампулами. - Когда Еремей тебя привёз, ты горел, бредил...
   - Вы медсестра?
   - Фельдшер. Полина.
   - А Еремей...
   - Пасечник. Когда ты в обморок упал, карлик Асом тебя на руках к нему и принёс. Ерёма лошадь чуть не загнал, боялся, помрёшь. Где тебя угораздило простыть? Летом-то?
   - А вот, сумел, места знать надо, - пошутил аспирант, но тотчас зашёлся в приступе кашля. - Простите. Вы не поверите, но в меня молния шандарахнула. Я ночь под ливнем пролежал, вот и простудился...
   Расспрашивая, Полина налила теплого молока из глиняного кувшина, предложила выпить. С жадностью опустошив стакан, аспирант сказал:
   - Есть хочу зверски! Полина, а телефон далеко? Мне бы позвонить...
   - Телефон? - удивилась Полина и подняла брови, как бы изумлённо. - Во что звонить? И зачем? А покормить, это я мигом!
   - Ой, не надо! - возмутился Руслан, не расположенный к шуткам. - Ну, рация тогда! Допускаю, мобильник у вас тут не берёт, но какая-то связь должна быть! И дуру мне гнать не надо!
   - О-о-о, похоже, у тебя опять горячка... - огорчилась фельдшер, и не думая обижаться на "дуру". - Погоди, я завтрак принесу.
   Она велела больному лежать смирно, оставила халат в соседней комнате и вышла наружу. Немного подумав, Руслан поднялся с постели, оделся, благо ковбойка и джинсы лежали на стуле рядом. Чистые, сухие.
   "Постирала, и спасибо, - затягивая ставший широким ремень, поблагодарил он Полину, встал, качнулся, оперся плечом о стену, - блин, совсем я ослабел".
   Переждал дурноту, пошел к двери. На крыльце мальчишка строгал какую-то деревяшку, а теплый ветерок ерошил ему волосы. Голова Руслана кружилась. Решив немного отдохнуть, он сел на ступеньку, прислонился плечом к брёвнам дома, пробормотал, глядя на стружки, летящие из-под ножа:
   - Пацан, что за деревня?
   - Белый Бом.
   - Сколько до Горно-Алтайска, знаешь?
   - Горно чего? Неа, - мотнул головой мальчишка.
   Рослав понял, что чего-то не понимает, но отнёс это на счет недомогания - голова сильно кружилась. Это заставляло мир крениться, и глазами воспринимался он как вид через трубу: не целиком, а кусками, по две-три избы вдоль раскатанного в пыль и грязь просёлка. Ладно хоть уши, пусть и глухо, словно ватой заткнутые, воспринимали гагаканье, кряканье, петушиные крики, мычание и поросячий визг - чисто сельскую озвучку.
   - Вот глухомань! А в город, вообще, как добраться?
   Мальчишка откликнулся:
   - Староста, Тимофей Кондратьич, завтра собирались, с мобилавкой. Вон, где палисадник.
   Пошатываясь, аспирант добрался к дому старосты. Крупная собака, лёжа посреди двора, похлопала хвостом по земле, как бы приветствуя, буркнула "гав" с закрытой пастью. На стук в дверь никто не ответил. Рослов вошёл в дом:
   - Тимофей Кондратьевич?
   Крепкий мужик лет сорока появился из второй комнаты:
   - День добрый. Это тебя Мироничев привёз? С пасеки?
   - Здрасьте. Мне надо в город.
   - Завтра. Но ты бы отлежался, а? Мордаха красная, горишь ведь. Заплохеет в дороге, и что с тобой делать? Не зря Поля сюда бежит, - староста показал в окно, - ишь, всполошилась!
   Аспирант успел задать ещё пару вопросов, удивиться, возмутиться, но Полина потребовала, чтобы он вернулся в постель, цепко схватила за рукав. Чувствуя, что сил на сопротивление не хватит, Руслан сдался и побрёл назад, в опрятный дом с вывеской: "Медицинский пунктъ". Хотя голова и кружилась, но аспирант отметил непривычный твердый знак, который в конце надписи стоял скромно, не выделяясь ростом и статью, в отличие от собрата из заголовка журнала "КоммерсантЪ". Насколько помнится, такой архаизм носил довольно странное название - "ер".
   - Или "ять"?
   Аспирант потёр лоб, задумался над совершенно неважным сейчас вопросом, но Полина оказалась девушкой решительной и быстро сбила его с дурацкой мысли. Она уложила Руслана в постель, поставила на кровать удобный деревянный столик на низких ножках, с которого тот с удовольствием поел. Куриная лапша с волокнами мяса, гречка и котлета - улетели вмиг. До чая фельдшер заставила принять ложку темной сладковатой микстуры, высыпала на язык больного сразу два порошка, потребовала запить киселём, а потом поставила укол.
   Аспиранта прошиб пот, навалилась слабость, что веки не поднять, и он уплыл в забытьё. Когда проснулся - поздним вечером или ночью - в палате стоял полумрак, а за окном слабенько рдела заря. При неясном свете свечного ночника, похожего на бумажный китайский фонарь, Руслан сел, соображая - где же туалет?
   Решив действовать "методом научного тыка" - искать за каждой дверью - он спустил ноги с кровати, нашаривая обувь. Пятка ударилась о металл, дребезжание заставило наклониться, а увидев ночной горшок, Руслан сообразил - придётся вспомнить детсадовские навыки. Встав в полный рост, он покачнулся от сильного головокружения, отчего сразу же сел и уже в такой позе зажурчал, облегчаясь. Никакого смущения при этом аспирант не испытал:
   - А что? Не наяву, бред же!
  

Староверы?

  
   Утром он проснулся без головной боли, и сразу, открыв глаза, задался вопросом - почему под потолком вместо привычной лампочки висела керосиновая? Гадая, как он вчера не заметил этого, аспирант спросил Полину, есть ли в деревне электричество? Та отмахнулась, опять напоила микстурой и порошками. А попутно спросила, что за татуировка у него на шее. Руслан гордо усмехнулся:
   - Китайский иероглиф, который означает счастье. И приносит его.
   - Да как же он может приносить христианину? Если нерусь придумала, значит, он только для них и годится. Нет, баловство это!
   Тут в палату вошёл староста и сообщил, что пора ехать. Полина возразила, но после недолгого препирательства тот настоял на своём:
   - Сказал, со мной поедет, значит, поедет! До города не помрешь, парень? Ну и ладно!
   На улице Руслан напрасно искал взглядом столбы с проводами. И в доме Тимофея Кондратьевича роль светильника играла керосиновая лампа. Спрашивать старосту Руслан не стал, понял сам, что электрификация медвежьих углов России - дело далёкого будущего. Да и как расспрашивать, если рот полон слюной?
   Наваристые щи и тушёную картошку с мясом подала полная женщина, видимо, жена старосты. Сам Тимофей Кондратьевич есть не стал, только выпил стакан крепкого чая, посматривая на аспиранта. Огненные щи и второе прогрели того до пота. Вытирая испарину со лба, Руслан откинулся на спинку деревянного стула и поблагодарил хозяйку:
   - Класс! Вкуснее, чем в ресторане. Честно, вам надо шеф-поваром работать! Профессионально готовите!
   Староста отодвинул пустой стакан, глянул на жену, на гостя, удивился:
   - Ну и речь у тебя, парень... Слова странные говоришь, не к месту...
   - Это да, - с внутренней гордостью согласился Рослов.
   Он знал, что научная работа накладывает неизгладимый отпечаток даже на простые разговоры. Если годами насыщаешь речь специфическими терминами, то они всегда вылетать будут, надо или не надо. Академгородок потому и назывался "академ", что в нём высшее образование подразумевалось низшей точкой отсчета, платформой, так сказать. Ну, можно ли сравнивать человека с ученой степенью и деревенщину?
   - ... какой класс, ведь здесь не школа, - продолжил хозяин. - А вчера ты непонятное бормотал. Ибланы, какие-то. И бога поминал, еврейского...
   Рослов покраснел:
   - За ебланов извините. А еврейский бог... Когда это я?
   - Ты Яхвой клялся. Яху, ей! Или ею.
   Аспирант спешно перевел разговор на другую тему:
   - Тимофей Кондратьевич! Мне бы уже сейчас связаться с бигбоссом, сказать, где я. В деревне, как я понимаю, телефона нет. А почта по пути будет? Только в городе... Хреновастенько. А куда мы едем?
   Ответ поразил его и заставил забыть про стыд за матерщину:
   - Ойрот-Тура? Что за город? Где я нахожусь, вообще? Что? Томская губерния, Алтайский округ... Да ладно шутить!
   Староста понимающе усмехнулся, разубеждать не стал, сам задал вопрос:
   - А ты, Руслан, откуда будешь? К нам-то забрёл вдоль реки, а в тайге что делал? Одёжа у тебя дивная. Штаны особенные...
   - Обычные джинсы. Что вы меня разыгрываете?
   - А права Полинка, с головой нелады, - в голосе мужика отчетливо звучало сочувствие. - Андрон когда с крыши упал, тоже так заговаривался. Ты, вот что, парень, как Филиппов в Климовке подсядет, расскажи ему свою историю, он покажет, куда тебе надо.
   - Филиппов, он кто?
   - Унтер наш, становой. Ладно, пора нам!
   После древних слов, знакомых по книгам и фильмам, аспирант вдруг сообразил, что не видел в этой деревне телевизор: "И радио нет. Даже отголоска музыки, - что моментально всё и прояснило: - Так они староверы! Или раскольники. Ну, правильно, а тут скит, типа монастыря! Живут в лесу, молятся колесу! И что я удивляюсь?"
   Беседа угасла. Пока Тимофей Кондратьевич обговаривал с женой, что купить в городе, Руслан углядел на подоконнике газету, спросил разрешения. Газета "Сибирская жизнь" выглядела обычно, разве что текст пестрил твердыми знаками. И скандальных историй со знаменитостями заголовки не анонсировали.
   - Пойдём, - позвал староста, - газетку возьми, если хочешь. Я уже прочёл, да и позавчерашняя она.
   На улице их ждал грузовой фургон, на мощном капоте которого блестела эмблема "Руссо-балт", а по борту косо шла надпись "Мобилавка". Шустрый мужичок по имени Сидор укорил Тимофея Кондратьевича за медлительность и немедленно отправился в путь. Шум двигателя показался Руслану необычным, без стука, характерного для дизелей, и урчания, свойственного бензиновым. Этот автомобиль шипел и клацал, но аспирант удивляться не стал: "Староверы! И техника у них старая, тоже. Газогенератор, небось, на дровах работает..."
   Кабина оказалась широкой и просторной, как у дальнобойщиков, только вместо отдельных сидений здесь во всю ширину тянулся почти диван. Последний раз такое сиденье Руслан видел в древней "Победе" или самой первой "Волге", чему несказанно удивился. А вот приборная панель и торпедо, в целом, аспиранта поразили полной необычностью.
   Увидеть хотя бы радио он не ожидал, понятно же, староверы себе ничего подобного не позволят, но вместо привычных серых и чёрных пластиковых кнопок перед шофёром сверкали рычажки и переключатели. Маленькие и средние, очень удобные на вид, с рифлением или накаткой, чтобы не скользили при захвате, они сияли хромировкой. И впечатляла сама панель, целиком деревянная, лакированная, тёмно-коричневая. Такую отделку Руслан согласился бы иметь в своей "Ладе-Калине" вместо угрюмого однотонного пластика.
   Сидор, судя по всему, давно привык и утратил интерес к роскошному виду передней панели. Он держал баранку руля крепко, ловко выкручивая то вправо, то влево, объезжая слишком большие рытвины. Грунтовка с колдобинами заставляла грузовик раскачиваться, но тот катил довольно резво, расплёскивая лужи. Аспирант вдоволь налюбовался приборами и теперь поглядывал на окружающую тайгу, покашливал, слушал анекдоты водителя, улыбаясь и старым и новым. Староста реагировал живее, порой оглушительно хохотал.
   Извилистый проселок вывел на поле, заросшее высокой цветущей травой. А за ним началось хорошее четырехполосное шоссе, по которому мчались автомобили совершенно незнакомого вида. Руслан снова ощутил тревогу: "Для староверов их тут многовато..." Пытаясь отвлечься, он развернул прихваченную газету, благо плавное движение позволяло читать. Взгляд упал на последнюю страницу: "Императорский Томский университет объявляет набор учащихся..."
   Аспирант безумным взглядом уставился на газету, потом откашлялся и спросил старосту, который хохотал над очередным анекдотом:
   - Тимофей Кондратьевич... Скажите, кто у нас президент?
   - Президент чего? - удивился тот.
   - России!
   - Господин император, что ли? Александр четвёртый.
  

"Сомы", начальник Томской канцелярии и орденка

  
   Штабной майор склонился над носилками с перевязанным Антоном, спросил санитара:
   - Он живой?
   - Пока да. Срочно надо в госпиталь.
   Мухин подошёл, посмотрел. В рассветных сумерках лицо полевого агента выглядело алебастровой маской, того же мертвенного оттенка, что и бинты. Но губы шевельнулись:
   - Жаль, что не смогли... Дмитрий Сергеевич, скоро будут сомы, они его возьмут...
   - Ждать не будем, - бодро воскликнул майор Воронов, - сами захватим. Я грубо подсчитал, он сделал уже более полста выстрелов и бросил с десяток гранат. Вряд ли у него много боеприпасов. Так что имитируем еще две-три атаки под завесой дыма, заставим растратить всё и...
   Мухин вскинул голову, насупился, резко возразил новоявленному стратегу:
   - Опять попусту класть бойцов? Нет!
   - А вам, капитан, я слова не давал, - окрысился тот. - Как старший офицер...
   - Нет. Под трибунал пойду, но не дам...
   - Что? - Воронов взвизгнул, положил руку на кобуру.
   - Суров! Арестовать майора!
   В голосе капитана прозвучала непреклонная решимость, а унтер с такой готовностью выкликнул к себе пару пограничников, что сомнений в исходе конфликта быть не могло. Полевой агент попытался подняться с носилок, слабым голосом призвал:
   - Господа! Остыньте... - и после длительного перерыва, подкопив сил, закончил речь однозначным приказом. - Отстранять капитана Мухина не позволяю. Вы меня поняли, господин майор? Никаких атак...
   Воронов оскорблено засопел, отвернулся и ушёл. Подоспевший унтер с двумя бойцами молча смотрел в спину майора. Санитар хлопотал над особистом и корил:
   - Нельзя вам говорить. Совсем нельзя!
   - Дмитрий Сергеевич, наедине, минуту, - прошептал Антон, убедился, что по жесту Мухина все отступили от конных носилок, совсем тихо сказал, - я был неправ. Извините. Хотел сам, до сомов управиться... Прошу, не дайте ему уйти. Наши скоро придут, они профи, возьмут его...
   Капитан кивнул, протянул руку, агент слабо пожал её. Караван тронулся, унося убитого и раненых. Унтер-офицер Суров, дымя трубкой, смотрел вслед, пока последняя лошадь не скрылась в распадке.
   - Ваше благородие, что дальше?
   - Ждать, пока ходок с голоду не помрёт. Или пощады запросит. Чуешь, как пропастиной несёт?
   Капитан втянул носом запах разложения лошажьей туши, которая вздулась и топорщила ноги у входа в пещеру. Ветра не было, и резкая вонь заливала всё вокруг. Суров выбил трубку, подтвердил:
   - Да уж. Скоро продыхнуть нельзя будет. И как он терпит? Ему-то куды с добром достаётся! А там и шкура лопнет, да жижа внутрь потечёт.
   - О! Этому помочь можно, - осенило Мухина. - И нужно! Скажи засаде, пусть в снайперской стрельбе практикуются. Бить в одно место на пузе, чтобы шкура быстрей прорвалась! Понял? Исполняй.
   Стрелки с удовольствием занялись делом. К сожалению, шкура оказалась слишком прочной, но пограничники так основательно издырявили тушу, что брюхо заметно уменьшилось в объёме, а вонь от вытекающей гнили усилилась.
   Майор Воронов куда-то исчез, во всяком случае, до обеда капитану на глаза не попадался. В полдень из распадка появилась целая кавалькада. Военные в необычной форме остались рядом с постом, а офицер, женщина и прихрамывающий мужчина средних лет - направились к штабной палатке. Мухин сидел, прислонившись спиной к стволу дерева - ждал, пока санитар обновит повязку. Ночью, в горячке отступления, касательная рана в предплечье была наспех замотана. Сейчас рука болела. Несильно, досаждая лишь при сжатии кисти.
   Горбоносый офицер с погонами капитана козырнул, представился Ахмедом Газаевым, командиром взвода сопровождения оперативных мероприятий. Хромой мужчина славянской наружности оказался многословнее:
   - Меня зовут Ильгиз Кадырович Каиркенов, начальник Томской региональной канцелярии Особой экспедиции Третьего отделения. В связи с ранением полевого агента Ханаева принимаю его обязанности по руководству операцией на себя...
   Капитан Мухин проигнорировал удостоверение, скандальным тоном ответил:
   - Очередной начальник? Сразу предупреждаю, бойцов гробить не позволю. Ваш мальчишка перед отправкой в госпиталь сказал, что есть какие-то сомы, вот их под пули и посылайте!
   Все молчали, ожидая реакции Каиркенова. А тот не спешил, перебирая в уме варианты действий. Формально если, то дерзость командира заставы заслуживала наказания вплоть до трибунала. Но Антон, встреченный на половине пути в Белоцарский госпиталь, себя в попытке взятия ходока не обелял, а командиру пограничников воздал должное. Особо подчеркнул, как тот возражал против ночной операции.
   И ведь прав оказался Мухин - авантюра не увенчалась успехом, а бойцы его погибли! Это оправдывало нервозность капитана. К тому же Ильгиз Кадырович отслужил в боевых частях и отнюдь не кашеваром, так что знал, как больно терять соратников в нелепом бою. Поэтому мудрый хромец от "наезда" воздержался, субординацию же восстановил косвенным образом:
   - Дмитрий Сергеевич, сом - это аббревиатура: силовое обеспечение мероприятий. Бойцы капитана Газаева. Если вы не в состоянии передвигаться сами - дайте толкового бойца, который хорошо знает место. А?
   - Покажете, где он засел, и всё, - добавил усатый горец. - Дальше мы сами.
   Воронов, пыхтя и отдуваясь, ворвался в круг. Чистый мундир, сияющие хромовые сапоги, гладкие розовые щёки и аромат хорошего мужского парфюма выгодно отличали штабного майора от помятого Мухина. Бойко вскинув ладонь к фуражке, Воронов представился новоприбывшим, красиво закончив фразу:
   - ... от штаба полка для оказания содействия уполномоченным лицам Особой экспедиции! Приказывайте!
   Капитан Газаев хмыкнул в усы. Каиркенов выразил недоумение вопросом:
   - Простите, а зачем, когда мы всё решили с Дмитрием Сергеевичем?
   - Идёмте, - игнорируя майора, Мухин расправил закатанный рукав, надел фуражку.
   - Вот и хорошо, - обрадовался Каиркенов, - на месте и обсудим, что делать, - но его прервал звонкий голос:
   - Минутку! Ишь, теплая мужская компания, всё бы вам воевать. Капитан Мухин? Соберите мне тех, кто видел предмет...
   Забытая всеми спутница протиснулась к пограничнику. Тот мельком окинул девицу взглядом, оценил соразмерность лица, яркие полные губы, нежную кожу щёк и выразительные глаза, опущённые густыми, загнутыми вверх ресницами. Девушка была чудо как хороша, особенно, в приталенной кожаной куртке, просторных хромовых брюках и полусапожках на среднем каблуке. Но ее появление на поле боя, где уместны кровь, бинты и убийственное оружие - разозлило Мухина: "Только бабья мне не хватало..." - поэтому он высказался резко:
   - Девушка, здесь опасно, ходок стреляет, гранаты бросает. Вернитесь на заставу и ждите, пока мы его возьмём...
   На красивом личике возникло выражение презрительного высокомерия, словно принцесса увидела вонючего свинопаса, а голос обдал холодом:
   - Вы кто такой, чтобы мне указывать?
   - Тот, кто имеет право. Выдворить силой? Это можно.
   Голос и выражение лица капитана, наверное, напугали девушку. Её рука метнулась под расстёгнутую куртку, где намётанный глаз Мухина заметил оперативную кобуру и рукоять пистолета.
  

Побег

  
   Староста ляпнул, не задумываясь:
   - Император. Александр четвёртый, - и продолжил хохотать над примитивным анекдотом, как дебил, которому показали пальчик.
   "Да что за дела? Дурдом на волю выпустили? - возмутился аспирант, но тотчас одёрнул себя. - Стоп, Рослов! А не дурак ли ты сам?"
   Руслан слышал раньше, что шизики никогда не признают себя сумасшедшими. И внутренне соглашался, что так и должно быть, не зря ведь Шопенгауэр зло пошутил, мол, человек считает умным одного себя, а идиотами - всех остальных. Но сейчас аспиранту стало не до философии. Он вдруг ощутил несоответствие окружающего мира своему представлению о нём:
   "Как это, шоссе современное, а газета и вывески с царскими ещё буквами? Машины необычные, только не раритеты, а новёхонькие? И президент России зовётся императором Александром четвёртым. Не понимаю!"
   Из осторожности Руслан решил не показывать спутникам виду, что изумлен. Он дождался конца очередного анекдота, обратился к водителю:
   - Сидор, а твой Руссобалт неплохо бежит! Он какого года?
   - Двухлетка! Я ещё не гоню, а то бы как этот, - водитель кивнул в сторону седана, идущего на обгон, - только так всех делал! Дорожная полиция лютует, ограничения по скорости для грузовиков сделала.
   Он включил правый поворотник и остановился за длинным автобусом, который высаживал пассажиров. Почти тут же из щедро остеклённого здания автовокзала вышел, слегка прихрамывая, немолодой, сухощавый мужчина. Староста потеснил Руслана:
   - Двинься, он подсядет.
   Широкой скамьи грузовика хватило и новому спутнику, который представился Филипповым. Он выглядел бывшим военным. Фамилию эту Руслан уже слышал, разговор со старостой вспомнился сразу: "... унтер тебе поможет". Но то, что на поясе у соседа висела кобура с пистолетом, а взгляд оказался пристальным, словно у вахтёра на проходной, аспиранта встревожило. Крепко пожав руку парня, Филиппов задал странный для первого знакомства вопрос:
   - Вы, сударь, в столице давно бывали?
   - Года два назад, на симпозиум летал, - коротко, стараясь не ляпнуть лишнего, ответил Руслан. - А что?
   - Ну и как вам, понравилась?
   - Да так, - неопределённо пожал плечами аспирант, - Москва всегда Москва. Толкотня, дороговизна.
   - Это да, - согласился Филиппов и переглянулся с Тимофеем Кондратьевичем, - толкотни в Москве много. Так вы заблудились, значит, - сменил он тему разговора. - И документы, поди, в тайге потеряли? Бывает, бывает... Как приедем, я вас, сударь, сопровожу. Есть у нас служба, которая людям в таких случаях помогает.
   Руслан кивнул, не задумываясь - ему было не до этого. Когда машина тронулась, он смотрел вперёд, на трассу, которая шла вдоль реки, не повторяя её прихотливые изгибы, а плавно используя ширину долины от берега до лесистых гор. Железная дорога, по которой тащился длинный состав, отражая солнце окнами пассажирских вагонов, сразу показалась аспиранту старинной, но вот чем, он понял только сейчас. Вагоны тащил не тепловоз и не электровоз, а самый настоящий паровоз, из трубы которого валил дым, а понизу белой струёй выбрасывался пар.
   Шоссе повернуло, и перед глазами возникла перспектива тайги до горизонта, над которой висел аэростат или цеппелин - Руслан видел такие на древних фото. Вкупе с паровозом и отсутствием электричества летательный аппарат окончательно убедил аспиранта и доказал инаковость дремучего, безнадёжно отсталого мира.
   Страх. Он обрушился лавиной, заставил похолодеть и замереть.
   Руслан не знал, что делать, как поступить. Водитель, безудержно моловший анекдоты всю дорогу, почему-то заткнулся. Молчание выглядело зловещим, а переглядывание старосты с унтером - подозрительным. Руслан лихорадочно соображал, где и что ляпнул не в тему, и нашёл:
   "Столица! Ой, ё! До революции же Петербург был! Вот я накосячил... Сам себя сдал!"
   Сердце заколотилось, едва не выскакивая из груди - настолько страшные перспективы нарисовало воображение. Царская Россия даже в приличных фильмах, вроде "Статского советника" или "Сибирского цирюльника" - представала страной жестокой, где жандармы, полицейские и обыватели дружно травили и преследовали инакомыслящих. Разве будет тупой унтер Филиппов слушать какого-то приблудного попаданца? Да со слов не менее тупого старосты он его уже чуть не к шпионам причислил! Тюрьма, каторга, рудники ждали Руслана Рослова!
   Решение пришло мгновенно:
   "Удрать!"
   Он застонал, зажал рот руками, делая вид, что его затошнило. Попутчики поверили. Сидор резко затормозил, вывернув на обочину, староста и унтер вышли. Отойдя к заднему колесу, аспирант продолжил изображать страдальца, даже сунул два пальца в рот, но организм не желал отдавать съеденное. Спутники деликатно отвернулись. Улучив момент, Руслан перепрыгнул ограждение и сбежал по откосу.
   - Эй, куда?!
   Крик подстегнул. Аспирант мчался в сторону леса без оглядки, спеша преодолеть жалкий десяток метров быстрее, чем унтер-офицер Филиппов начнет стрелять ему в спину.
  
   На долгий бег сил не хватало, но аспирант всё-таки гнал себя до железнодорожной насыпи. С неё он увидел, что погони нет, а грузовик с надписью "Мобилавка" уже влился в общий автомобильный поток. Спускаться с насыпи Руслан не стал - так идти было быстрее, чем по густой траве. Сбиваясь с ноги из-за коротких промежутков между шпалами, он поспешил вперёд, размышляя, как правильнее распорядиться свободой.
   - Надо стать незаметным. Староста говорил про джинсы, значит, край как нужны другие штаны. Вопрос, где взять?
   Ответ напросился, но удовольствия не доставил: "Украсть". Стать вором аспирант никогда не мечтал, хотя поведение безбашенных отморозков или крутых парней из "Бумера" там, из "Бригады" - в юные годы на себя примерял. Однако сегодня жизнь ему выбора не оставила. Поэтому, дошагав к полустанку и разглядев сверху развешанное у дома бельё, он спустился, присмотрел вполне приличные брюки, украдкой сдёрнул с верёвки. Не услышав гневного крика, осмелел, прихватил рубашку с отложным воротником.
   Торопливо отмахав не меньше километра, Руслан спустился с насыпи, переоделся в кустарнике. Брюки оказались чуть великоваты, зато свободный напуск прикрыл кроссовки, которые тоже могли выдать попаданца внимательному взору. Рубаха, напротив, обтянула так, что стоило чуть посильнее свести плечи, и лопнула бы. Однако капризничать аспирант не стал - главное, его внешний вид разительно преобразился. Сразу и тревога ушла, почти вся, отчего думы о реалиях этого мира вышли на первый план. Руслан даже залюбовался толстой сигарой дирижабля, которая степенно проплыла над головой. Зрелище, действительно, впечатляло.
   Раздумывая над ближайшим будущим и своими перспективами, он добрался к следующему полустанку, порядком намотав ноги и пропустив пять или шесть поездов в разных направлениях. Это напрягало - шастать с насыпи вверх-вниз. Поэтому пассажирскую платформу аспирант встретил с радостью. Деревянные скамейки в тесном зальчике вокзала, бесплатный поильный автомат незнакомой, но понятной конструкции, к тому же, с запасом картонных стаканов - обеспечили комфортное ожидание.
   Свежий ветерок насквозь продувал небольшое кирпичное здание через распахнутую дверь и открытое окно. Пение птиц из густого подлеска, отдалённый собачий перебрех подействовали на аспиранта умиротворяющее. Он даже немного подремал, вскидываясь лишь на шум пролетающих на скорости товарняков. Примерно через полчаса дежурный, он же кассир, мужик средних лет, сидевший в застеклённом кабинете, вышел в зал ожидания, заботливо предупредил Руслана и одинокую старушку:
   - Идёт пригородный до Ойрот-Туры. Бабуль, это твой. Сударь, если у вас сезонный, то пройдите в голову состава. С первого по пятый.
   Аспирант кивнул, застигнутый врасплох. Он намеревался поступить по ситуации, в крайнем случае, занять гармошку последнего вагона - приём, освоенный благодаря военной кафедре университета. Во время лагерных сборов они так срывались в самоволку. Но под бдительным взором этого железнодорожника пришлось войти в вагон, как обилеченному пассажиру.
  

Не тот Алтай, не та Сибирь

  
   По счастью, проводников пригородному поезду не полагалось, а контролеров Руслан заметил своевременно, когда на следующей станции те садились в крайние вагоны. И сразу сместился в средний. Хитрость удалась, на следующей остановке он успел перебежать в конец поезда.
   Такие перемещения не мешали думать, и решение сформировалось окончательно. Надо отыскать умного человека, лучше всего - профессора физики, который поймёт ценность Руслана, как перспективного учёного: "Ну да, который сумеет отстоять от жандармов, от полиции, добьётся освобождения из тюрьмы. А как добраться до такого профессора? В университет, конечно... В какой только... Томск? Но я его плохо знаю... Нет, лучше Новосибирск!"
   Вокзал Ойрот-Туры встретил Руслана муравьиной суетой пассажиров. Держа подмышкой сверток с джинсами и ковбойкой, аспирант отправился читать расписание. Громадная таблица на стене, подсвеченная снизу шеренгой неярких прожекторов, его озадачила. Кроме Томска, Омска и Красноярска там значились незнакомые города Новониколаевск и Щегловск. Беспересадочные вагоны до Москвы, Санкт-Петербурга, даже Хабаровска - он нашёл. Новосибирск отсутствовал.
   Немножко странно выглядели иные пассажиры. На фоне обычной серости провинциалов среднего достатка, одна группа смотрелась канарейками среди воробьиной стаи. Галифе песочного цвета с подшитой между ног кожаной вставкой, контрастно-коричневой, оттенялись охрой или умброй пиджаков, разнообразно клетчатых. А круглые котелки с козырьком, и высокие лаковые сапоги - доводили отличие этой группки до крайности.
   - Что за перцы? - вырвалось у Руслана невольное восклицание.
   - Вот, Настенька, слышишь, как аттестует среднестатистический нормальный гражданин этих столичных ретроградов? - раздался сбоку бодрый голос. - Простите, молодой человек, что использовал ваше высказывание, но ведь мы не сговаривались, а мыслим почти одинаково. Ишь, прохиндеи, что удумали! Агитационное путешествие по России затеяли. Помните их лозунг? Конь всему голова! В пику техническому прогрессу.
   Интеллигентный очкарик средних лет раскланялся с Русланом и снова обратился к симпатичной девушке, облачённой в умопомрачительного покроя наряд. На взгляд аспиранта такое платье вполне сгодилось бы для показа мод.
   Белоснежная воздушная накидка создавала иллюзию ангельских крылышек - так она струилась от легчайших, неощутимых движений воздуха. А юбка, слегка прикрывающая колени, подчёркивала талию и собирала под широкий пояс крупные складки блузы персикового цвета. Та, в свою очередь, оттеняла роскошные белокурые локоны красавицы, больше всего подошедшие бы ангелу - Руслан давно забыл автора старинной картины, но впечатление, оставленное образом, помнил.
   Девушка, которой прекрасно подходило имя Настенька, улыбнулась аспиранту. Тот рефлекторно кивнул и расплылся в улыбке, хотя и помнил, как неказисто выглядит в оксфордской щетине. Ну, не шла она ему, в отличие от гламурно-брутальных мачо из телереклам! Но такой красотке Руслан просто не мог не ответить. Тем временем очкарик отпустил спутницу в свободное плавание по залу ожидания:
   - Погуляй пока у киосков, купи пару безделушек. Я быстро, только спрошу, и поедем вместе...
   - Нет, милый, некогда!
   Настенька-ангел чмокнула его в щёку и пошла к выходу походкой женщины, уверенной в своей неотразимости. Очкарик покачал головой и даже неодобрительно стукнул тростью по кафельному полу. Скривил губы в гримасе разочарования, приложил согнутый указательный палец к подбородку и несколько раз его погладил, вероятно, погрузившись в задумчивость.
   Его по-мужски привлекательное лицо, если использовать саркастический оборот из анекдота, и без того было непоправимо изуродовано интеллектом. А в задумчивом состоянии мужчина выглядел даже утончённо, словно аристократ. Ну, это уже на взгляд Руслана, который дворян встречал только на экране. Но вряд ли селянин от сохи или рабочий от станка сумел бы с достоинством носить такую элегантную одежду. Весьма непростую: серый костюм-тройку из тонкого сукна очень уместно украшал или оживлял серебристо-серый галстук или, скорее, шейный платок, затейливо повязанный и заколотый серебряной булавкой.
   Наверное, именно особенная, свойственная интеллигентному человеку, одежда и подтолкнула Руслана на прямой контакт. Воспользовавшись шапочным, но знакомством, он спросил элегантного очкарика:
   - Справочное бюро, не подскажете, где?
   - Вон, будочка, - любезно указав направление тростью, мужчина озаботил аспиранта встречной просьбой, - займите и на меня очередь. За вами буду.
   За справкой пришлось постоять, хотя миловидная дама старалась всем отвечать кратко и полно. Но народ тупил, переспрашивал раз по пять одно и тоже, так что Руслан истомился в ожидании. Он проверил бумажник, сразу отмёл идею расплачиваться "деревянными", а вот валюту пересчитал. С неё и начал:
   - Девушка, где ближайший обменник?
   - Простите, - та удивлённо подняла брови, - как вы сказали?
   - Обменный пункт, - повторил аспирант. - Валюту поменять на рубли. Доллары.
   - Долари, - повторила дама явно незнакомое ей слово. - Ой, даже не знаю... Может, талеры? Наверное, в банке. У вас всё?
   - Нет. До Новосибирска какой поезд идёт?
   - Простите, это где?
   - Да вы что, - раздражением крикнул он в окошко, - не слышите по названию что в Сибири?!
   Выслушав отрицательный ответ, Руслан отошёл в сторону, прислонился лбом к стене, чувствуя себя совершенно раздавленным. Он вдруг из зрелого самостоятельного мужчины стал мальчиком, которого мама впервые оставила в детском саду, где верховодят чужие тетеньки, которым он безразличен, где везде, куда ни ткнись, незнакомые дети, которые не хотят делиться игрушками... Жалость к себе нахлынула, накрыла аспиранта, выдавила слёзы и рыдание:
   - Да что же творится! Почему такая непруха?
   Чья-то рука тронула за плечо:
   - Сударь, вам нехорошо? Возьмите.
   Рослов смахнул слёзы. Тот самый интеллигентный очкарик средних лет, который только что стоял за ним в очереди, протягивал аккуратно сложенный платок. Неподдельное участие оказалось настолько кстати, что аспирант не выдержал и, хлюпая носом, признался:
   - Да, плохо. Хуже некуда. Просто катастрофа. Полный трындец...
   - Может, врача?
   - Нет. Я попал... хер знает как и куда...
   - Хер? Простите, - удивился собеседник и потянул Руслана за собой. - Вы привлекаете внимание, надо бы где-то уединиться!
   Однако рослый мужчина в форменной одежде с погончиками, аксельбантом, жёлтыми пуговицами, металлической планкой на нагрудном кармане с именем и фамилией уже остановился рядом и требовательно спросил:
   - Господа, что случилось?

И снова штурм?

  
   Мухин готов был рассмеяться, настолько нелепым показалось ему попытка девушки напугать его, боевого офицера. Когда вокруг взвод пограничников? Да ещё в присутствии бойцов Особой Экспедиции? Капитан едва не воскликнул: "Детский сад, ей богу", но красотка повела себя умнее, чем выглядела. Она выхватила не пистолет, отнюдь, а удостоверение:
   - Грамотный? - и дополнила, как в лицо плюнула. - Читай!
   Капитан уже сообразил, что для репортёра - а вездесущих проныр, обнаглевших после Указа о свободе информации, в Империи расплодилось немеряно - девица экипирована слишком скудно. В её наплечной сумочке не уместился бы даже компактный фотографический аппарат. Да "особисты" никого бы и не взяли с собой, кроме представителя Ордена.
   Так оно и оказалось. В удостоверении значилось, что предъявитель сего - инспектор Баторина. Орденка дёрнулась убрать документ в карман, но не тут-то было! Мухин решил доиграть роль дуболома, поймал её тонкое запястье, удержал:
   - Минутку.
   Выгадывая секунды для принятия решения, капитан нарочито долго вглядывался в цветное фото, где Баторина Магдалина выглядела ещё красивее, нежели сейчас. Это порождало в пограничнике противоречивые желания. С одной стороны - очень хотелось уступить, чтобы использовать ситуацию, познакомиться поближе, с приятными последствиями всякими там...
   С другой стороны - бабьё, оно всегда бабьё! Не зря ведь флотская поговорка родилась про бабу на корабле? И вообще, на кой чёрт ему здесь, сейчас, когда надо сосредоточиться на взятии ходока - проблемная барышня с немереными претензиями? Лишних забот Мухину и не хватало! Да чего стоит один вопрос с обустройством для неё отхожего - не к обеду будь сказано - места? Это ведь в мужской компании пожурчать сообща можно. Портки расстегнул, струю на дерево направил, и вся недолга. А девице надо деликатным манером отойти в сторонку, заголиться, присесть...
   "Тьфу! - мысленно сплюнул капитан, представляя, как его бойцы непременно углядят в редколесье округлую розовую попку и отвлекутся от задания, что чревато. - Принесла нелёгкая... Нет, надо отшить! "
   С представителями Ордена пограничникам пришлось встречаться дважды, когда те проходили через Эрзинскую заставу. Но то спокойные мужчины, которые не суетились, всего лишь просили проводить до перевала и не обращать внимания, кто с той стороны их встречал. Они даже не назывались, предпочитая безличное обращение "брат". Поэтому сравнение с настоящими орденцами девица Баторина проиграла полностью.
   Капитан отпустил её руку с удостоверением. Он определился с линией поведения, поэтому выбрал безличную манеру общения, чтобы не навеличивать, пусть симпатичную, но стерву:
   - Барышня, хоть вы право имеете находиться здесь, но инспектировать лучше в безопасном месте. Пройдите в штабную палатку, я закончу насущные дела и...
   Стерва не преминула выказать строптивость:
   - Обращайтесь ко мне вежливо и называйте сестрой Магдаленой, это первое. Второе, не смейте указывать инспектору Ордена, что и где делать. Третье, полнота власти, насколько мне известно, перешла к господину Каиркенову. Ильгиз Кадырович, извольте приказать капитану.
   Хромец среагировал мгновенно:
   - Ой, простите, сестра, совсем забыл о вашей просьбе. А подождать вы не можете? Ну что же, придётся исполнять! Дмитрий Сергеевич, кто из ваших бойцов видел предмет, упомянутый в донесении? Пригласите всех, пожалуйста.
   - Такой один. Суров, отправь Хурхэнову смену, - распорядился капитан, а потом с неудовольствием добавил в спину унтеру, который направился исполнять приказание. - Пусть ответит сестре Магдалене.
   Затем оба капитана и Каиркенов отправились к пещере. Майор Воронов, которым пренебрегли "особисты", остался возле инспектора Ордена, что-то темпераментно рассказывая, взмахивая ручками и показывая в сторону вершины, где на фоне неба вырисовывалась тройка бойцов, наблюдающих за пещерой.
   Ползком преодолев опасную зону, особисты долго разглядывали вход в пещеру, подходы и труп лошади, вонь от которого шла как раз в их сторону. После рекогносцировки капитан Газаев надолго задумался. Мухин тоже молчал, угрюмо глядел на вход в пещеру, катая желваки на скулах.
   Затих и Каиркенов, баюкая заболевшую от ходьбы по камням ногу и посматривая то в сторону, где засел ходок, то на офицеров. Конечно, Ильгиз Кадырович не придумывал вариант атаки, на то есть два профессионала, но мысли куда денешь? А поразмышлять есть над чем, ведь долгая осада - не решение проблемы.
   Желательно бы взять ходока живьём.
   Но до пещеры - ровная поверхность без укрытий, да ещё и сужение на манер рыболовной ловушки, как там она называется, верша или вентерь? Сам вход в пещеру, по сути, узкое горло, вдвоём тесно. К тому же, по аттестации Мухина, стреляет вражина мощно - щит мортиры в трех местах издырявил! Значит, даже армаферритовые кирасы не устоят. И толку-то, что боец Газаева умеет "качать маятник", если в узости входа хоть одна пуля, да зацепит атакующего "сома"?
   Значит, прямая атака невозможна.
   Заваливать трупами, пока пули с гранатами не кончатся - безумие.
   Врасплох захватить?
   Пробовали. Не удалось. То ли ходок вовсе не спит, то ли мгновенно просыпается. Якобы, ночью он прекрасно видит или чует лучше кошки. Вроде, такое невозможно, но как не верить командиру заставы?
   Остается одно - убить ходока. Застрелить не получится, значит, взорвать. Вопрос, как, если он укрыт толщей скалы? Артиллеристы свой единственный снаряд отправили-таки в пещеру, а толку - ноль. По словам пограничников, прежде пещеру никто из них глубоко не осматривал, так что гадай, где там ходок может укрываться от взрывов?
   Можно притащить ещё две-три пушки и пару пулемётов, поливать вход свинцовым дождём, чтобы ходок голову поднять не смел, и целый день засыпать пещеру снарядами. Можно. Но потом всё равно надо идти внутрь - искать труп ходока. А если тот уцелеет, то на входе всех положит, как при обычной атаке. Фугас взорвать перед входом? А смысл? Потом месяц разбирать завал, чтобы найти труп ходока... Нет, не дело!
   Отравить? Плевать, что Конвенция запрещает химическое оружие, тут не война, и победителей не судят. Перед входом прострелить баллон хлора - газ тяжёлый, сам затечет в пещеру, и прощай, ходок... Но вдруг ветер переменится? Своих потравишь. Нет. Значит, единственный надёжный вариант - это забросать пещеру газовыми гранатами.
   Была неудачная попытка, ну так что? На то и профессионалы "сомы", чтобы сделать дело лучше пограничников. И когда ходок зайдётся в кашле и зальётся слезами - войти туда в противогазах. Нет. Он будет стрелять на слух.
   "... получается, бойцов всё равно не уберечь, - замкнул Каиркенов цепочку размышлений и подытожил. - Скверный расклад. Остается одно, травить ходока насмерть..." Оказалось, произнёс он это вслух.
   - Убить, да, проще. Но это последнее дело. А чтобы слезогонкой надёжно выкурить, надо подойти ближе, вплотную ко входу. Защита нужна, - озадачился Газаев. - Эх, бронеход бы, он чихать хотел на пули, да и снаряд не всякий его берёт. Хоть осадную башню строй!
   - Так построй, - удивился командир заставы. - Почему нет?
   Под заинтересованными взглядами командира сомов и начальника Томской канцелярии Мухин пояснил:
   - Берем лафет от мортиры. Ставим сруб, небольшой, человека на четыре, причём спереди, на щите, в два наката. И катим к пещере.
   - Зачем сруб? - удивился Ильгиз Кадырович. - Тяжело будет. Хватит наката спереди. Пуля его не пробьёт.
   - А взрыв? Капитан прав, - гортанно вмешался Газаев. - И сверху накрыть надо. Ходок гранаты мечет. Перекинет в сруб и всех положит. А так мы к самому входу подберёмся, считай, закупорим, сектор обстрела перекроем... Хэ, идём строить!
   Пограничники вместе с "сомами" споро принялись за дело. Застучали топоры, несколько елей в распадке с шумом повалились. Лафет принял первый венец из наскоро обтёсанных брёвен, рядом готовились другие. Подготовка к очередному штурму пещеры ходока шла полным ходом.
  

Как ловят сусликов

  
   Короткий, но мощный ливень с грозой ненадолго остановил работу. Бежать к палатке смысла не было - далеко, всё равно промокнешь. Капитан Мухин нырнул к стволу ели, под нижние ветви. Отдельные капли сумели пробиться сквозь хвойный шатёр, но в целом укрытие оказалось надёжным.
   Ливень отгремел и умчался. Провожая его взглядом, капитан обратил внимание, что пожарные дирижабли добили очаг возгорания. Черного дыма почти не осталось, он побелел, зато над выгоревшим местом сформировалось пышное продолговатое облако.
   Газаев укрывался под соседней елью. Выбравшись из "шатров", капитаны поднялись к тропе, откуда предстояло стартовать почти готовой "осадной башне". Прячась за стволами, они смотрели, как ливневая вода, где потоком, где мелкими ручейками мчалась по тропе. Та, как русло реки, собирала их вместе. На повороте, где невысокий останец торчал, словно камень из сказки, только без надписей, чем рискуешь на том или ином маршруте - поток вздыбился и разделился. Большинство воды ушло под гору, а часть свернула и весёлыми бурунчиками запрыгала при входе в пещеру.
   - Мухин, - окликнул пограничника капитан Газаев, - там второго выхода точно нет? Значит, теперь у него и вода про запас... Скверно. Знаешь, если он слезогонку перетерпел, то вонь от падали ему совсем без разницы...
   Оба замолчали, не собираясь озвучивать общеизвестную истину, что мокрая тряпка на рот и нос - сильно ослабляет естественные запахи. Пограничник глянул на небо:
   - Скоро солнце будет с нашей стороны. Пару часов подожди, засветку используй... А мы попробуем подавить его, будем по входу стрелять. Жаль, пулемёта нет.
   - Угу, - согласился командир сомов.
   Капитаны замолчали, вернулись в лагерь. Штабной майор и сестра Магдалена прятались от солнца в палатке. Орденка допрашивала Хурхэнова, добиваясь точного описания удивительной вещи, которую тот обнаружил при досмотре контрабандистов и даже подержал в руках. Бурят, прежде невозмутимый, сейчас почти кипел. Он говорил быстро и горячо, что делало его акцент более заметным:
   - Говорю вам, плоская коробочка, сверху стекло, гладкая. Чёрное, но как зеркало. Я пальцем провел по боку, там кнопка. На медальонах такие делают, нажал-открыл! Она не открылась, а стекло светлое стало. И картинка живая. Я чуть не выронил! Сунул урянхайцу назад, отскочил, и тут ходок меня ногой сбил, а нас в наряде трое было - он и тех... Что как? Руками и ногой!
   - Не кричите, а вспоминайте. Точнее, - ледяным тоном рыкнула орденка, - какой рукой и какой ногой, что за слова сказал. Припоминайте!
   - Он мало сказал. Когда мы из секрета выскочили, заставили ружья на землю положить и отойти от лошадей, сперва выругался нехорошим словом. Бля, сказал, вы, с это... э-э-э... как из женщины, из... как рожает... на лыжах... Непонятно, но ругался и на проводника крикнул, что делать. Нет, монгольский не знаю, но он похоже спросил. А я им - досмотр! И седельные сумки стал проверять, где она, плоская шкатулка лежала... Тогда он подпрыгнул и меня ногой...
   - Что сказал ходок потом?
   - Плохо помню, я лежал, голова кружилась. Он ружьё свое схватил, на вьюки запрыгнул, как верхом скакать собрался. Лошадь понесла вниз, а проводники остальных и бегом увели. Но ходок перепутал и прямо к пещере, а назад не успел, как он повернул, я уже винтовку взял и выстрелил. Но голова кружит, не попал в него, лошадь ранил, впереди седла, может, в сердце. Кричала она сильно... А проводники ушли. Кого догонять? Кто ближе. Мы все пещеру караулили, а один на заставу...
   - А ходок?
   - Он вьюк срезал, заволок, а сам у входа спрятался и уговаривал отпустить. Ты, говорит, чурка, я заплачу. Бери деньги или ханку, так и сказал, сам торганёшь и озолотишься. Угрожал, что потом перетрёт с начальником, и мне ... как женское ... мне конец придёт.
   - Ты уверен? С начальником... - в голосе майора Воронова прозвучал восторг рыбака, выловившего стерлядь вместо уклейки, - вот даже как!
   Орденка тоже встрепенулась:
   - Припомни слово в слово! Имя было?
   Хурхэнов почти взвыл:
   - Не помню! Что вы мне - точнее, точнее? Я всё сказал!
   Мухин вмешался:
   - Прерву вашу беседу. Есть более важные дела, - опустил руку на плечо бурята, повернул к себе, приказал. - Свободен, - бестрепетно принял яростный взор орденки и как отрубил. - Он снайпер. Сейчас нужен на позиции. А допрашивать станете, когда с ходоком закончим.
   Сестра Магдалена не вскипела, как ожидал капитан, напротив, улыбнулась и подначила:
   - Это не вы тот самый начальник? С которым ходок перетереть что-то собирался?
   *
   Хурхэнов от удивления раскрыл рот - он никак не ожидал, что его слова будут истолкованы настолько превратно, против начальника заставы. Майор Воронов злобно улыбнулся после слов орденки, но смолчал. Ласковая тональность обращения сестры Магдалены не обманула Мухина - та явно провоцировала его на взрыв негодования, на скандал. Но времени для словесных пикировок у капитана не было и он поступил проще - нагрубил красивой стерве:
   - Сестра Магдалена, такие подозрения оскорбительны для офицера. Жаль, что вы не мужчина. С удовольствием бы вызвал на дуэль!
   - Они запрещены. Поэтому вы такой грозный, Мухин, - красотка состроила презрительную мину, обильно источила словесный яд, надеясь острым язычком всё-таки задеть капитана и дополнительно уязвить, - жаль, не для врага. Боже, какая незадача! Ходок забился в норку, и никак его оттуда не извлечь, не выкурить. А на мой взгляд, это не сложнее, чем суслика из норы вылить!
   - Вылить? - Капитан сдёрнул фуражку, шлёпнул себя по лбу и радостно воскликнул. - Ну, конечно же!
   И вместе с бурятом, безмерно счастливым, что допрос закончился, он побежал делиться с Каиркеновым возникшей идеей бескровного захвата ходока. Начальник Томской канцелярии мгновенно проникся предложением Мухина, затребовал сигнальный ратьер, но передавать сообщение на дирижабль поручил сигнальщику. Когда тот резво отщёлкал шифрованный текст и получил подтверждение, хромец от руководства отстранился:
   - Я не военный, а командовать надо чётко. Так что вы уж сами, Дмитрий Сергеевич, идею суслика реализуйте.
   Пожарные отрядили в помощь одно судно. Мухин, задрав голову, смотрел, как подплывает к вершине цилиндрическая ёмкость, закреплённая на внешней подвеске громадины пожарного дирижабля. Когда тот завис, отрабатывая пропеллерами против ветра, командир заставы скомандовал сигнальщику:
   - Красную!
   Ракета ушла вертикально, вспыхнула на середине пути. Как условлено, на счёт "пять" с трёх сторон вылетели такие же, скрестились над входом в пещеру, промчались дальше, ударились о скалы и погасли. С дирижабля мигнули, сигнальщик прокричал капитану перевод морозянки на человеческий язык:
   - Отметку засекли!
   Пропеллеры зашумели сильнее, могучая туша осторожно двинулась. Вблизи и сам воздушный корабль и гигантское "ведро", заполненное водой, впечатляли гораздо больше, чем издали. Многие бойцы впервые видели такого монстра вблизи, с каких-то полста метров. Ткань, которая обтягивала величественную рыбину, крепилась изнутри к рёбрам жёсткости, а те становились заметны под толчками ветра. Гондола, небольшая по сравнению с размерами всей махины, казалась игрушечным железнодорожным вагоном.
   Но сильнее всего впечатляли винты. Шесть длиннющих лопастей каждого из четырех пропеллеров, разнесённых по бокам толстенного веретена дирижабля, рассекали воздух, порождая низкий рокот.
   Он звучал, как музыка, мощно и основательно, напрочь исключая любые подозрения о суетливости воздушного гиганта. Благоговейное молчание воцарилось с появлением дирижабля. Казалось, голос не способен пробиться сквозь могучий гул, но сигнальщик как-то понимал крики Мухина, который следил за падением жиденьких струек, сочащихся из "ведра", и корректировал:
   - Чуть правее! Так держать! Стравить цистерну ниже! Еще ниже!
   Сомы капитана Газаева рассредоточились за стволами деревьев, в готовности к рывку. Ильгиз Кадырович и сестра Магдалена стояли дальше, на безопасном расстоянии от пещеры, впереди пограничников, чтобы не упустить ничего из диковинного зрелища. Суров тоже пялился вверх, не пытаясь разгонять бойцов.
   Мухин, волнуясь, как никогда прежде, крикнул в ухо сигнальщика:
   - Открывай!
   Тот защёлкал ратьером, отправляя приказ на дирижабль. И вот - свершилось!
   Конус цистерны распахнулся настежь. Водяной столб выпал, кудрявясь по бокам пылью. Пять тонн воды гигантской каплей неслись к земле, набирая скорость.
  

Спасительное знакомство

  
   Высокий мужчина в форме ждал ответа. Руслан глянул в его суровое лицо, заметил на фуражке кокарду с орлом и надпись полукругом: "желдорполиция". Сердце аспиранта сбилось с ритма, пустилось в галоп: "Мент!" Пятнадцать суток, штрафы, участковый, которого хлебом не корми, дай помешать хорошей вечеринке! - вся недобрая память о милиции, недавно переименованной в полицию, всколыхнулась в нём. И застопорила любые слова. А их надо было сказать, чтобы отбрехаться, чтобы документы не спросили!
   - Ничего особенного, - выручил Руслана участливый мужчина и солгал, - коллега потерял билеты. Вот и расстроился. Всё в порядке, милейший, не волнуйтесь.
   - Если обокрали, подайте заявление, вот там наш участок, - показал рукой полицейский и двинулся по своим делам дальше, возвышаясь над большинством пассажиров, как утёс в реке с бурным течением.
   - Пойдёмте-ка в ресторан, там поговорим, - уверенно предложил Руслану новый знакомец, - пойдёмте, пойдёмте, я угощаю.
   Странное дело, им сказано было всего несколько предложений, а отчаяние отпустило аспиранта. Надежда, невесть на что, но явная - зародилась в Руслане. А человек, спасший его от разборки с полицией - шёл впереди на полшага. Аспирант искоса разглядывал его, непроизвольно дивясь элегантности спутника:
   "Ну, точно киношный Ватсон! Одежда по фигуре, хотя пиджак выглядит длинноватым, а брюки с манжетами, вообще, архаика. Зачем ему трость? Хотя, она и саквояж гармонируют с костюмом... Непростой тип, очень непростой..."
   Руслан дивился себе - он и не подозревал о способности делать умозаключения "по одёжке". Но мысли тотчас сместились в другую плоскость -навстречу хлынули такие ароматы, что рот наполнился слюной. Обеденный зал железнодорожного ресторана сиял, словно банкетный - белели скатерти на квадратных столах с закруглёнными углами, куда из высоченных сводчатых окон лился солнечный свет. Мужчина во фраке, похожий на дирижёра, величественно осведомился:
   - Господа изволят откушать или только перекусить?
   - Мы не торопимся, - в тон ему ответил очкарик. - Нам местечко для приватной беседы.
   Метрдотель понимающе кивнул, сопроводил гостей в нишу, где стол жался к стене в компании трёх стульев. Шустрый официант нарисовался рядом, держа блокнот наготове. Выслушав заказ, задал вопрос:
   - Что для аппетита? Коньячок, водочка? Или аперитив?
   Спутник вопросительно посмотрел на Руслана. Тот по прошлому опыту не доверял железной дороге, даже чай в поездах не брал, но пауза слишком затянулась, пришлось-таки высказать предпочтение:
   - Водка у вас всегда палёная! Коньяк, но лучше не молдавский.
   Официант удивлённо поднял брови:
   - Палёная? Прошу прощения, такой марки нет. И молдавских коньяков тоже. Осмелюсь рекомендовать шустовские. Вот винная карта, посмотрите, а я пока ваш заказ передам.
   Спутник Руслана с любопытством посмотрел на визави:
   - Вы не местный, молодой человек. Мало, что горячительные напитки назвали, каких в империи нет, так и арго дивный. Где у нас такая русская диаспора проживает, а? Откуда вы, если не секрет?
   "И этот про империю, - с горечью констатировал Руслан, - да ещё слова подбирает, чтобы поприкалываться... Диаспора, это же про эмигрантов, как хохлы в Канаде, русские в Израиле? А что такое арго? Арго... нет, не греческий корабль, и не Эллада по смыслу... Кажется, он имел в виду жаргон! Ну, держись, древний интеллигент, сейчас я тебе устрою когнитивный диссонанс..."
   - Из двадцать первого века, - доверительно шепнул аспирант, ожидая эффекта, многажды описанного в фантастике, - из будущего.
   Поражённый собеседник должен был ахнуть, податься вперёд и вскрикнуть: "Что?" Спутник же Рослова только расхохотался, откинувшись на спинку стула. Просмеявшись, он по-доброму улыбнулся, указательными пальцами размазал слезинки в уголках глаз и попросил собеседника:
   - Полноте, не шутите так больше, сударь, - а затем поднял руку вверх, щёлкнул пальцами и требовательно произнёс. - Человек! Московские ведомости.
   Официант плавно переместился от стойки, где вполголоса беседовал с буфетчиком, к газетному автомату, бросил монетку, получил и принёс сложенную вдвое пухлую сшивку. На первой странице газеты аспирант прочёл дату: "29 июня 2015 года". Он глянул на свои часы - квадратик календаря показывал то же число.
   - Не может быть... Это старый, отсталый мир... Не такой...
   Спутник изменился в лице, перегнулся через стол, поймал руки Рослова, прижал их к столу и шикнул, как строгий воспитатель на плаксивого, обидчивого или капризного ребёнка:
   - Тш-ш-ш! Не привлекайте внимания. Хотите спросить - спрашивайте.
   Окрик подействовал. Аспирант не сорвался в истерику, как возле справочного бюро. Более того, он вдруг оценил важность случайного знакомого, а в душе укрепилось с детства знакомое, но забытое чувство - спокойствие, когда рядом взрослый, сильный, всё-всё знающий человек.
   - Не, ну вы поймите, - тоже шёпотом сказал Рослов, - любому крышу снесёт, если из атомного века ты, бац, и в каменный!
   - Прямо-таки в каменный? - съязвил собеседник. - Воздухоплавание и железная дорога не в счёт, надо полагать... Вот что, сударь. Для начала давайте представимся, поедим, пропустим чарочку за знакомство. А уже потом определимся, что и кому делать...
   Официант, ловко балансируя подносом, поставил блюда с закусками, две изящные тарелки, графинчик с коньяком и тонко напластанный лимон:
   - Приятного аппетита. Жаркое доходит.
   - Итак, сударь, вас величают...
   - Рослов, Руслан Игоревич. Аспирант кафедры электрометаллургии Новосибирского технического университета...
  

Бескровная победа

  
   Вода, привезённая дирижаблем, который поднялся вверх, стремительно полегчав - рухнула всей массой у входа в пещеру. Протухшая лошадиная туша пушинкой отлетела в сторону и взмыла на волне чуть не в половину высоту, с которой упала гигантская капля!
   Мухин толкнул капитана Газаева в колено, но тот уже и сам сообразил, дал отмашку. Его бойцы неслись к пещере стремительной нестройной кучкой, как бегут рыжие лесные муравьи, зачуяв гусеницу или другую беспомощную добычу.
   Тем временем вода опала, вернулась в скальные берега, затопила вход до самого козырька и быстро убыла, крутясь воронкой. Сомы успели подбежать и вслед за потоком исчезли в пещере, расплескивая сапогами остатки воды.
   Рокочущий гул смещался по кругу - пожарный дирижабль ждал, закладывая циркуляцию на высоте, куда облегчённо взмыл с пустой ёмкостью.
   - Господин капитан, - громко обратился сигнальщик, - эти просят указаний.
   - Ах, да, - спохватился Мухин, - спасибо им и счастливого полета!
   Он видел, как и все присутствующие, что операция закончена. Сомы вывели из пещеры насквозь мокрого человека в необычной пятнистой одежде. Ловко просунутые под его локти руки бойцов опирались на его же затылок, сгибая в три погибели и не давая возможности дёрнуться в сторону. Капитан Газаев, Каиркенов, орденка и майор вышли на открытое место. Все ждали, когда ходока доставят к ним. Мухин заспешил - ему тоже не терпелось увидеть человека, который причинил столько хлопот и неприятностей.
   Ходок, скрученный "сомами" Газаева, обтекал водой, которая прилепила темные пряди волос ко лбу и пропитала всю одежду. Даже согнутый и поставленный на колени, он производил сильное впечатление. Широкие плечи, жилистая шея, плотно прижатые к черепу хрящеватые уши - неровные, словно многократно сломанные, как у боксёров или профессиональных борцов. Капитан Мухин попросил Газаева:
   - Скажи, пусть на ноги поставят.
   Тот просьбу выполнил, но велел застегнуть наручники. Ходок распрямился, волком глянул на окружающих:
   - Ну?
   - Баранки гну, - резко ответил ему Каиркенов. - Вы арестованы за незаконное проникновение на территорию Российской Империи, незаконное хранение и применение оружия, причинение смерти двум гражданам Империи и тяжких телесных повреждений десяти гражданам...
   - Ильгиз Кадырович, - остановил его Мухин, - позвольте?
   Хромец кивнул. Капитан принял уставную стойку, приложил руку к фуражке, отдал ходоку честь, а потом высказал давно приготовленные слова:
   - Благодарю вас за согласие на вынос раненых! Полагаю, вы кадровый военный, офицер?
   - Прапорщик Нефёдов, спецназ ГРУ, двадцать вторая отдельная гвардейская бригада, - с некоторой неохотой представился ходок, потом вдруг с любопытством глянул на Мухина. - Твоя задумка с водой, капитан? Поздравляю. Лихо ты меня...
   - Как вам удавалось не спать столько времени?
   Но Нефёдов замолчал, глядя в небо. Он словно выключился из мира, не отвечая на вопросы Каиркенова, сестры Магдалены и капитана Газаева. Штабной майор тоже что-то вякнул, гневное, визгливое. Мухин смотрел на схваченного врага и не испытывал к нему никакой неприязни или ненависти. Скорее даже, сострадание. Нефёдов показался командиру заставы воином, который отлично знал своё ремесло:
   "Такого бы в нашу армию, а не Ордену отдавать! Службу знает, воевать умеет, - вздохнул капитан, представляя, как этот прапорщик на пару с Егором Суровым обучает новобранцев приемам рукопашного боя, - эх, мы бы тогда контрабандистам кислород славно перекрыли!"
   Подошли остальные "сомы", разложили по земле оружие, вынутое из пещеры. Удивительная короткоствольная винтовка с оптическим прицелом и толстой трубкой под стволом заинтересовала Мухина. Он поднял увесистое оружие, приложил к плечу. Да, стрелять из такого карабина было удобнее, чем из штатной винтовки, но оптика почти не отличалась, выглядела один в один с прицелом, который стоял на винтовке Хурхэнова.
   Несколько плоских кривоватых коробок привлекли внимание капитана. Внутри тускло поблескивали желтизной снаряды, очевидно, конические пули, вставленные в более широкие латунные стаканчики. Насколько Мухин помнил, примерно так выглядели экспериментальные боеприпасы индивидуального снаряжения:
   - То-то ходок дальше стрелял, чем наши... Конечно, с таким оружием чего же не победить! А это что за чудо?
   Толстые круглоголовые пули, запрессованные в металлические цилиндры, судя по калибру, вставлялись в трубку под стволом, но освоить эту технику Мухину не дала орденка. Сестра Магдалена стервозным тоном потребовала вернуть трофеи на место:
   - Никому не подходить, руками не трогать! Господин капитан, дайте мне человека в помощь, чтобы упаковать это! И поживее! Господин Каиркенов, потрудитесь обыскать пещеру и окрестности для сбора всех и всяческих предметов, связанных с ходоком. Всё сдать мне!
   Ильгиз Кадырович страдальчески поморщился, беспомощно развёл руками, взглядом ища поддержки сразу у Газаева и Мухина. Оба капитана понимающе вздохнули, но промолчали.
   Спустя час на месте лагеря остались только неустранимые сразу следы - пятно кострища, дырки в земле от колышков и квадратно примятая трава, в местах палаток. Ну, и дозорные, которые сместились немного ниже, к скальному выступу, где тропа делала поворот по краю обрыва, и где перекрыть пути к бегству было проще. Опыт пошёл пограничникам впрок.
   На заставе капитан Мухин тепло распрощался с Газаевым и его бойцами. Ему понравился сам капитан и "сомы", прекрасно подготовленные воины, которые с оружием обращались умело, а в группе работали, как единое целое. Внешне не отличаясь от пограничников, они перемещались иначе, более ловко, что говорило о недюжинной подготовке.
   - Спасибо тебе, что без схватки обошлось. А так, да, - согласился Ахмед, когда Мухин отметил культуру движений его подчинённых, - парни работать умеют. И немудрено, тренировки каждый день. Будешь в наших краях, загляни, оценишь полосу препятствий. Ну, будь здоров, Дима, и до встречи!
   Ильгиз Кадырович поблагодарил довольно странным манером. Сначала расспросил о конфликте со штабным майором, о поведении Антона Ханаева, о боевом прошлом самого Мухина. Дмитрий Сергеевич отвечал неохотно, односложно, теряясь в догадках - зачем это кабинетному работнику? Но хромой начальник Томской канцелярии оказался человеком въедливым и настойчивым, всю подноготную выведал. А потом закрыл тетрадь, куда вписывал результаты допроса, встал со стула и торжественно произнёс:
   - Объявляю вам благодарность. Буду ходатайствовать о награждении. Несказанно рад нашему знакомству, - и чуток загадочно дополнил, более неофициальным тоном, - питаю надежды, что оно продолжится.
   Инспектрисса Магдалена Баторина в дороге к заставе уделила Мухину около часа, разнообразными вопросами выпытывая, насколько он смог понять, одно: у ходока Нефёдова был или мог быть нелегальный контакт с каким-либо пограничным начальством? Лошади несли их рядом, отчего колени орденки и капитана порой соприкасались. Лёгкий ветерок трепал волосы Магдалены, бросал пряди, как ему заблагорассудится, заставлял девушку убирать их с лица, чем делал ту ещё привлекательнее.
   Дмитрий Сергеевич сначала любовался орденкой, не скрывая интереса и порой фантазируя, как было бы хорошо продолжить общение в уединении. Но вопросы повторялись, становились всё более резкими и настолько "достали" капитана, что тот вспылил:
   - Сестра Магдалена! Я если раз сказал, что никто ко мне, ни прямо, ни косвенно, удочек на этот счет не забрасывал, то ответ свой уже менять не стану! Ясно? Ищите предателей в другом месте! И вообще, по какому праву вы мне допрос устроили?
   После такой отповеди инспектриса Баторина заткнулась, сделала вид, что поглощена заботами о ходоке и трофейном имуществе. Майор Воронов воспользовался ситуацией - всё время держался рядом с ней. Отбыла сестра Магдалена в компании сомов и хромца, даже взгляда на Мухина не бросив. Издали глядя на стройную фигурку, капитан дал волю мужским мыслям, которые совсем недавно подавил было недюжинным усилием воли:
   "Что же ты такая стерва? Типичная недавайка... Там у вас, в Ордене, целибат, что ли? А хороша, чертовка! Эх, в койку бы тебя, да покувыркаться всласть! И не сестрой называть, а Леной... Жаль, больше не встретимся..."
   Вечерний сумрак и поворот дороги скрыл цепочку конников. Отбросив посторонние мысли, Мухин вернулся к повседневным обязанностям. Ему ещё предстояло отчитаться, списать утраченное и поврежденное в бою имущество, обдумать письмо родителям погибших пограничников...
   Да мало ли неотложных дел у начальника заставы Эрзинского района Урянхайского края?
  

Из огня да в полымя

  
   В комнате ещё стоял полумрак. Голова шумела, язык сухо ворочался во рту, плохо скользя по нечищеным зубам. Привкус ацетона и похмельной мерзости сразу объяснил Руслану - вчера он здорово надрался. Одежда кучками валялась у кровати. Босиком прошлёпав до ванной комнаты, аспирант нащупал фаянсовый включатель необычной формы. Поворотный. На щелчок отозвался газовый светильник, вспыхнул приятным розовым светом и за несколько секунд разогрелся до ослепительного белого.
   - Ах, да, я в другом мире, - вспомнил аспирант, и настроение упало ниже плинтуса, - в гостинице. В Томске. Киселёв меня сюда привёз... Мы с ним о чём-то договорились... А о чём ? Во, блин, не помню.
   Он справил нужду, ополоснул лицо, напился из-под крана, с омерзением рассмотрел мешки под глазами. Щёки зудели от щетины в "оскфордском стиле", просили бритвы, и Руслан открыл горячую воду, побрился гостиничным одноразовым станком, оставив узенькую, щеголеватую полоску усов и абрис испанской бородки. С чего вдруг ему взбрело украшать себя - он не задумывался, хотя...
   Голова совершила усилие, преодолела барьер стыдливого кокетства. Раньше аспирант Рослов старался выглядеть лучше перед самим собой, но теперь решил не врать. И сразу понял, что причиной стала элементарная трусость. Он боялся, что его узнают, тот же унтер Филиппов, поэтому желание изменить внешность копилось-копилось и прорвалось.
   - А зачем? Не рыло, но речь и повадки вам надо менять, сударь, - сказал он отражению, которое сплюнуло зубную пасту и выдало скептическую гримасу.
   Одеваясь, Руслан рассматривал визитку вчерашнего собеседника: "Киселёв Семён Михайлович, собственный корреспондент журнала "Экономическая новь". Беседа в ресторане и продолжение разговора в купе поезда аспиранту помнилась, как одно длинное собеседование, или, выражаясь новомодно, интервью при устройстве на работу. "Да, точно, я говорил, говорил и никак не мог выговориться. Пока обедали на вокзале, и потом, когда сели в поезд... И когда ужинали в вагоне-ресторане..."
   Аспирант вдруг ужаснулся своей болтливости. Да, собеседник слушал очень внимательно, но почему постоянно подливал водку? Спаивал. И споил. Руслан только теперь понял, что разоткровенничался напрасно. Киселёв ведь не профессор физики, а журналист! Сумеет ли такой человек оценить важность знаний, которыми владеет электрометаллург Руслан Рослов? Сто процентов - нет. А разболтать, опубликовать эпатажную статейку, типа: "Попаданец из электрического мира"? Как пить дать!
   - Нет, спасибо, Семён Михайлович, я делаю ноги... До Томска довезли, спасибо, а университет найти - плёвое дело.
   Стенные часы показывали семь, когда Руслан бессовестно увернул в гостиничное полотенце только что использованный гигиенический набор. Мало ли как сложится, а бритва и зубная щётка в дороге не помешают. Бумажная сумка с ручками, найденная в коридорной мусорной урне, приняла в себя и джинсы с рубахой. Аспирант сдал ключ портье, пошел на улицу.
   Швейцар, блестя пуговицами ливреи, отворил дверь, пожелал хорошего дня. Грузовой паромобиль - вчера Руслан узнал, наконец, в какой мир попал - пролетел мимо, размеренно пришепётывая клапанами. Двухэтажный автобус трубно гуднул, встраиваясь в поток из остановочного кармана. Несмотря на раннее утро, мобили шли один за другим, отчего ропот шин по квадратным плитам дорожного покрытия перекрывал другие звуки.
   Руслан шёл к вокзалу, в который упирался проспект, вслух споря с вчерашним доброжелателем. Вчера, в начале обеда, когда графин с коньяком был ещё полон, Киселёв посоветовал не мудрить, а подойти к любому полицейскому, сказать: "Я ходок". Дескать, никаких наручников, никакой тюрьмы, всего лишь беседа с врачом, а если психиатр признает аспиранта здоровым, то сотрудники Ордена подберут ему место жизни и работы.
   - Ага, разбежался. Это электричество, не железки и палки, что пощупать можно... И хвалёный орден не поймет, насколько это важно - когда монахи в науке петрили? В лучшем случае мне шарашка светит, как при Сталине. Или солнечный Магадан, как шпиону. Нет уж!
   Как назло, впереди появился полицейский. Руслан живо свернул в проулок, зашёл в арку внутреннего дворика. Здесь царила тишина, если не считать выкрики детворы, которая возилась в песочнице. Сзади послышались шаги, надтреснутый тенорок произнёс:
   - Сударь, где дом номер шесть? Заказ остывает, а найти не могу.
   Тщедушный мужчина нагонял аспиранта, держа в руках бумажный пакет с яркой надписью "Пальчики оближешь". Руслан открыл было рот, чтобы вежливо отказать, мол, не местный, как позади доставщика появился легковой мобиль. Пришлось податься к стене прохода. Дальше случилось непонятное, тотчас перешедшее в неприятное - тщедушный ловко и больно скрутил руку Руслана, втолкнул в машину.
   Аспирант упал лицом на перину или подушки. Крепкая рука легла на затылок, вдавливая, поэтому крик угасал в мягкой глубине. Побрыкаться тоже не удалось - на ногах сидел человек, видимо, тощий. Мобиль заложил несколько поворотов, за время которых Руслан растратил воздух на вопль, и теперь учился дышать через подушку. Дело оказалось трудным, он едва не потерял сознание. Битва с похитителями только усугубила боль - ему заломили и вторую руку.
   Паника породила вопросы, кто, зачем и почему похитил его, добавила страх: "Не убили бы!", когда тормоза скрипнули. Мобиль остановился. Действо продолжилось в других декорациях - Руслана выволокли, согнули в три погибели и заставили почти бежать по коридору в комнату, где толкнули на диван. Жадно дыша, он осмотрелся.
   Это был кабинет, судя по обстановке. Массивный письменный стол с лампой под зелёным абажуром, солидные книжные шкафы, портативная пишущая машинка, кресло, два стула у приставного стола, портрет мужчины в парадном мундире, с лентой и орденами - на том месте стены, где обычно чиновники держат изображения глав департаментов или государства.
   - Доброе утро, сударь, - прозвучал знакомый голос.
   Вчерашний советчик прикрыл за собой дверь, занял кресло и жестом пригласил Руслана к столу. Свет из окна падал сбоку, отчего рот Киселёва выглядел жёстко очерченным, а глаза слегка щурились, особенно левый - как у охотника.
   - Ну, коль скоро вы не дождались нас и не пришли сами, пришлось доставить силой.
   - Минутку, - дошло до Руслана, - так вы... Вот это я попал! Блин, какого чёрта кормили, в гостиницу устроили? А, ну конечно... Кошки-мышки... Забавлялись, да?
   - Помилуйте, сударь, кому нужна ярмарочная потеха на вокзале?
   - И что сейчас? В кутузку, на опыты или сразу под расстрел, - скрывая дрожь в голосе, напустил на себя браваду аспирант, - как там у вас принято?
   Собеседник усмехнулся. Аккуратная стрижка, усики и бородка, как у Чехова, Дзержинского, Калинина - придавали ему вид законченного интеллигента. В баритоне Семёна Михайловича появилось сочувствие:
   - Браниться изволите? А напрасно. Вы засветились и наследили, сударь, пользуясь вашим же арго. Нет бы тихо прийти, заявить, я попал сюда не знаю как. Теперь мы вынуждены сдать вас Ордену...
   - Что вы меня им пугаете?!
   - Не пугаю, но оттуда ходоки не возвращается. Кто к ним попал, как говорится, тот пропал.
   - Блин, они иезуиты, что ли? На кострах жгут, типа, инквизиция?
   Киселёв вышел из-за стола, остановился напротив аспиранта:
   - Отнюдь. Орден тамплиеров делами веры не занимается, это прерогатива Святой Церкви. Орденцы ведают техническим прогрессом...
   - Ё... Попы-регрессоры! - простонал Руслан. - Трудно быть богом, ну да!
  

Взаимные надежды

  
   Аспирант любил фантастику и отлично помнил страшный мир, описанный Стругацкими, особенно, "чёрного брата", безжалостного дона Рэба. От тех мракобесов спасения не было. Значит, и эти истребляют всех, кто опасен. Аспирант ощутил себя Прометеем, которого вот-вот прикуют к скале и отдадут орлу на растерзание. Он передёрнул плечами, прогоняя холодок между лопаток:
   "Мамочка, жить хочу, хочу жить! Что же делать, что?" - и, страстно надеясь, что ему не чудится, а Киселёв сочувствует, жалеет его, почти заголосил:
   - Семён Михайлович! Вы же патриот России, вы же понимаете, что я тоже русский!
   - И что? - скользнула тонкая усмешка по лицу собеседника, словно этот аккуратно подстриженный шатен в квадратных очках читал мысли Руслана, как открытую книгу. - Сударь, боюсь, ваши надежды беспочвенны. Вряд ли знания, которые вы обладаете, настолько важны для Российской Империи. А вот риск испортить отношения с Орденом, утаив от могущественной организации жалкого ходока - очень велик.
   - Нет, да нет же, вы просто не понимаете грандиозность внедрения электричества в жизнь! Поймите, это коренной перелом в развитии техники! Россия так рванет вперёд, что весь мир обгонит! Да что мир! Она и ваш Орден раком поставит! Радио, телефон, телевидение! А электроника? А компьютеры? Да блин, одна ядерная бомба на Орден, и всё, Россия на коне!
   Аспирант спешил, широкими мазками рисовал перспективы, сам верил в них, и был, видимо, так убедителен, что собеседник дрогнул, задумался, почесал пальцем переносицу:
   - Если вы так настаиваете, я доложу наверх. Пусть начальство принимает решение...
   - Пожалуйста!
   - ... если оно будет в вашу пользу, - строго и сухо, как бы расставляя точки над "и", пояснил Семён Михайлович, - секретность предстоит высочайшая. Да и сейчас вам придётся посидеть взаперти...
   Он что-то ещё рассказывал, но Руслан ничего не понимал в происходящем. Одурение, как в Турции, первом его зарубежье, овладело аспирантом. Обилие впечатлений, волнение, боязнь не так повернуться, не то сказать - тормозило все реакции. Киселёв неожиданно постучал карандашом по графину с водой:
   - Эй, Руслан Игоревич! Вы со мной? Смотрю, мыслями куда-то отлетели? Так вот, запрос я направлю куда надо. Но до получения ответа вам придётся сидеть взаперти. И не здесь, - уточнил он, как бы отвечая на незаданный вопрос. - Это рабочая квартира, я ведь корреспондент журнала, как-никак, по всей Сибири.
   Аспирант очнулся, изобразил внимание на лице. Семён Михайлович посмотрел на Руслана с сомнением, покачал головой и позвал:
   - Демид! Сопроводи господина Рослова к себе. Глаз с него не спускай, но вежливо, без насилия. Не исключено, что Руслан Игоревич будет работать с нами. В некотором смысле. Как привлечённый специалист. Без допуска, - он хмыкнул, будто заметил в своих словах скрытый смысл, - к оперативным секретам.
   Здоровенный бритоголовый парень, гораздо аспиранта шире в плечах, с перебитым носом и глубоко утопленными блекло-голубыми глазами, бесшумно вошёл, выслушал приказ, кивнул и поманил аспиранта пальцем. За дверью кабинета он пропустил Руслана вперёд:
   - К выходу. Там пойдём рядом.
   В этот момент напротив входа в подъезд со скрипом тормозов остановился мотоцикл, несомненно, мотоцикл, если судить по внешнему виду. Но какой! Большой, блистающий хромом и полированной медью, с крупным и толстым задним колёсом, он выглядел могучим зубром из Беловежской пущи. Расхваленные "Харлеи" рядом с таким монстром смотрелись бы легкими мопедами. А лёгкий остаточный дымок, курящийся из толстой трубы, очень похожей на выхлопную у какого-нибудь американского грузовика, только усиливал ощущение мощи, скрытой в этом блистающем звере.
   Из глубокого кресла выбрался седок с навороченной фотокамерой на груди, облачённый в клетчатую куртку со множеством карманов и карманчиков. Он поддёрнул такие же клетчатые брюки, повернул вперёд козырёк лёгкого квадратного кепи, которым укрывал голову вместо шлема. И лишь потом снял с лица стрекозиного вида очки, оказавшись довольно молодым.
   Выдернув из передней панели мотоцикла ключ, седок бегом направился навстречу Руслану и Демиду. Те посторонились. Шустрый мотоциклист мазнул взглядом по здоровяку, кивнул, как знакомому:
   - Привет, биндюжник! - окинул стремительным взором аспиранта с головы до ног и хмыкнул: - О, хороша пара, гусь да гагара. Вы кто, изуродованный интеллектом сударь? Тоже журналист? Татуировочка у вас задорная на шее. Так модно ныне? Ладно, потом познакомимся ближе, а сейчас спешу!
   Прежде чем открыть свою дверь с надписью: "собкор Столичных новостей Богдан Резников", молодой человек бесцеремонно заглянул в апартаменты Киселёва и громко крикнул:
   - Семён, привет! Прости, что на бегу, но времени нет! Под Белоцарском ходока брали, так при штурме солдат уйма погибла. Сейчас мчусь туда, подробности вызнать! Дня два не будет. Если что, глянь мою почту! Чао!
   Дослушать, что ответит Киселёв, аспиранту не дал конвоир. Он толкнул Руслана в спину и направил в соседний подъезд. Безымянная квартира с бронзовой шестеркой на мощной двери оказалась просторной и недурно меблированной. Из гостиной или салона - Руслан не знал, как правильно называется комната, обставленная диваном, креслами, журнальным и обеденным столами, но без кроватей - в разные стороны вели три двери.
   - Эта моя, та Арика. Твоя - тут. Если жрать хочешь, скажи, дворника в ресторан сгоняю.
   В этот момент аспирант понял, что главного добился - в лапы неведомого и жестокого Ордена его не передадут. Облегчённо вздохнув, Руслан прошёл в свою комнату, рухнул на кровать, взгромоздил ноги в кроссовках на никелированную спинку, замурлыкал Вагапова: "Молчи и ничего не говори..."
   Он представил, как Семён Михайлович Киселёв, очень непростой человек и вовсе не журналист, сейчас парится над донесением - или как их тут называют? - рапортом, докладной запиской. Короче, строчит подробный отчёт о Руслане, ходоке, который, вроде бы, представлял интерес для Российской Империи.
   Аспирант был прав - его благодетель корпел над донесением. Семён Михайлович вёл сложную жизнь, где личина журналиста надёжно скрывала от внешнего мира подлинную сущность - внимательного и обстоятельного сотрудника специфической службы, который проявлял себя нечасто. Как вот сейчас, когда полномочий на конкретные действия нет, а нюх подсказывает - надо использовать случай.
   Так сложилось, что на вокзале в Ойрот-Туре Киселёв проявил искреннее сочувствие. Да-да, он всего лишь хотел помочь растерянному молодому человеку. Но уже в вокзальном ресторане в журналисте ожил тот, внутренний профессионал, и мгновенно оценил перспективность использования ходока в своих целях. Неважно, как и когда - с этим определиться можно позже, без спешки. С того момента Киселёвым двигало уже совершенно естественное желание сделать карьеру, провернув рискованную операцию в свете недавних расплывчатых указаний высокого начальства.
   Семён Михайлович давно томился ожиданием. И то, сколько можно амбициозному и умному человеку сидеть в провинции, занимаясь только сбором сведений и наблюдением за обстановкой? А тут, с появлением неучтённого ходока, отчётливо вырисовалась возможность отличиться. Может, и дважды.
   Если удастся выжать из ходока новые знания тайком от Ордена - прекрасно! Страна не забудет такой заслуги. Но кто мешает использованного ходока сдать в виде бессловесной тушки, получив признательность уже от орденцев?
   Кто-то из его безвестных коллег не отважился бы так рисковать, однако Семён Михайлович давно понял, что скромность - лучший путь к безвестности. Поэтому он не просил, а требовал выделить средства на лабораторию для ходока и на прикрытие, зная, что только такое нахальство сработает и доставит рапорт на стол наивысшего начальства.
   Вдохновение несло, и на бумагу ложились дословные цитаты из монолога Руслана, осевшие в тренированной памяти. Когда донесение было готово, Киселёв задёрнул шторы, достал из сейфа шифровальный блокнот. Инструкции запрещали вести служебную переписку в первозданном виде. Исключать ничтожно малую, но не нулевую вероятность ошибки, когда сортировка промахнётся с адресом доставки? Чтобы случайный человек прочёл? О, нет!
   Через пару часов, уже глубокой ночью, машинописное сопроводительное письмо в несколько строк легло в пенал поверх шифрограммы. А затем пневмопочта помчала донесение в столицу Российской Империи. Набранный адрес принадлежал небольшой торговой компании. Судя по надписи на конверте, предназначалась почтовое отправление некоему Ивану Кузнецову. Спроси кто хозяина компании: "Где адресат?", тот пожмёт плечами - мол, отродясь такой у меня не работал! И промолчит, что вся корреспонденция, поступающая на вымышленное имя, тотчас пересылалась дальше, настоящему получателю.
  

Загадочная шифровка

  
   Поговорка гласит, мол, дураки и дороги - традиционные беды России. Так было, так оно и осталось. Хотя вторые постепенно уходили в прошлое по мере прокладки новых и реконструкции старых. Однако разновидность "дураков", так называемые разгильдяи, которых с первого взгляда не выявишь, а со всех рабочих мест и должностей не уберешь - как раз на дорогах собственную дурость демонстрировала ярче всего, создавая нормальным людям кучу проблем.
   В этот раз отличился лихой водитель грузового мобиля с прицепом. Почему он вознамерился обогнать фуру на повороте, а не километром дальше - отвечал лихач уже привратнику Петру. Когда разогнавшаяся сцепка со всей дури сшибла ограждение - шофёр выбросило через стекло. Грузовик расплющил бедолагу и вписался в магистральный почтопровод.
   Ударом изувечило все воздуховоды. Сжатый воздух рванулся наружу через разрывы и трещины, в изгибах заклинились пеналы, в те воткнулись следующие, и мгновенно создалась километровая пробка. Из немногих труб, которые разорвались напрочь, почтограммы брызнули фонтаном, щедро усеивая поле, пока автоматика не засекла падение давления и не заблокировала участок. Спустя полчаса к месту разрыва прибыла аварийная группа почтового ведомства.
   - Что же ты натворил, урод? - воскликнул бессердечный бригадир ремонтников, провожая взглядом труповозку, а когда увидел размер разрушений, горестно констатировал. - Тут на сутки работы, парни.
   Восстановив пробитое ограждение, отбыла дорожная служба, так что почтовикам никто не мешал, пока те вырезали повреждённые куски трубопроводов, отмеряли и подгоняли сгоны с короткими резьбовыми концами, снова разбирали, зашлифовывая изнутри стыки, тщательно удаляя пыль.
   Эта часть работы отнимала больше всего времени - любая помеха движению пенала по трубе пневмопочты серьёзно снижала скорость доставки писем. Пока вставки навинчивались и очередная готовая ветка опрессовывалась для проверки на герметичность, свободные аварийщики собирали разлетевшиеся почтограммы.
   Основную партию сразу отправили на чистку от грязи, а те немногие, что выбросило первыми, когда давление в сети было максимальным - приходилось искать, прочесывая выпас и даже раздвигая кусты на опушке. Веселая дворняжка, давно прикормленная ремонтниками и ставшая часть аварийной бригады, существенно помогала людям, по специфическому запаху обнаруживая пеналы. Последнюю находку псина выдернула из-под копыта коровы буквально за мгновение до шлепка на многострадальный пенал мощной навозной лепёшки.
   - Молодец, Жучка, - похвалил её ремонтник, высвобождая из зубастой пасти неразличимо грязный цилиндрик. - Только вряд ли теперь адрес восстановишь... У-у-у, как его покорёжило, все настройки снесло. Ну, это не наше дело!
   Закончив восстановление магистрального пневмопровода, аварийная бригада сдала последние найденные отправления почтовикам сортировочного отделения. Те очистили пеналы, часть вернули в сеть сразу, часть повреждённых заменили, установив былые настройки. Всего три пенала, почтовые адреса которых пострадали слишком сильно, пришлось вскрывать. Как полагается, комиссионно, с участием полицейского, под протокол. Тут и возникла коллизия, инструкциями не предусмотренная.
   - Опа, - удивились почтовики, вскрыв странное письмо, - и что будем делать?
   С десяток листов испещряли цифры, стройными рядами по четыре штуки вместе, а на конверте отсутствовали адреса, как прямой, так и обратный. Краткая сопроводиловка гласила: "Донесение А-2 прилагается. Седьмая вода".
   - Доложу начальству, - мудро решил участковый околоточный, укладывая письмо в свою объёмистую сумку и подписывая протокол вскрытия пеналов, - а вы языками не ляскайте. Мало ли что! Вдруг шпиён?
   Почтограмма попала прямиком на стол уездного исправника. Тот дураком не был, службу знал, поэтому не погнушался лично расспросить участкового. Впечатлённый историей обнаружения шифровки, исправник нарочным отослал подозрительное почтовое отправление имперской спецслужбе, в Территориальную канцелярию. Тоже напрямую, не тратя время на доклад губернскому начальству. И как бы умыл руки:
   - Вам делать нечего, вот голову и ломайте. Подумаешь, Собственная Его Императорского Величества...
   Тут он спохватился, рот поспешно захлопнул и даже прикрыл для верности ладонью. Всуе употреблять имя Государя - плохая манера для государственного служащего, лучше уж Христа-Спасителя помянуть. Последний наветы и поклёпы не слушает, всем грехи отпускает, а вот неуважительное отношение к Императору, ежели кто донесёт - исправнику простят вряд ли.
   Из Территориальной канцелярии шифровка незамедлительно улетела в столичную. Но тамошние контрразведчики к такой длинной депеше отнеслись скептически: "Шпион не станет писать роман с продолжением. Скорее всего, коммерческие секреты", и занимать мощности своей вычислительной машины не стали. Однако пренебрегать возможностью получить компромат на значимую персону - глупо. Поэтому кто-то из младших чинов нацарапал соответствующую сопроводиловку и переправил копию документа операторам аналитической машины Ордена.
   Величественное здание, где от подвала до потолка верхнего этажа жужжали и крутились колёсики, пощёлкивали анкеры и кулачки, дергались штанги, толкатели, настолько шумные, что воздух казался густым - вмещало в себя собственно арифметическое устройство и регистры памяти.
   Человек, которому хоть раз довелось посчитать на простом арифмометре Чебышева или Однера - сразу понимал и правильно оценивал удобство такого прибора. И то! Изумительно точная работа механики помогала почти мгновенно сосчитывать: складывать, делить, перемножать устрашающего вида цифирь, где вручную или на счётах - суток бы не хватило!
   Как же мог нормальный человек не восхититься гигантом, который вырос из вычислительной машины Чарльза Бебиджа, который с недоступной мозгу скоростью совершал тысячи вычислений в минуту! После экскурсий по машиносчётным залам народ выходил тихим, задумчивым, находясь под впечатлением от торжества могучей механики над слабым человеческим разумом. И с трудом понимая, как этот разум создал гигантский и точнейший механизм, безмерно усиливая свои возможности?
   Но курьер Третьей Канцелярии Е.И.В. давно привык к чудесам, поэтому равнодушно сдал пакет с шифровкой в небольшом флигеле, где располагался отдел ввода-вывода информации. Часа за полтора такой же равнодушный оператор перенёс цифры на чёртову уйму перфокарт. Проверка на соответствие русскому языку заняла почти сутки и оказалась почти бесполезной - всего треть текста поддалась расшифровке.
   Однако персонал машины отличался педантичностью и тотчас задал пересчёт частот повторов уже в сравнении с английским. На третьем часу сдался и этот язык, а оставшаяся часть упрямой шифровки оказалась написанной на французском.
   Машина закончила вычисления, и терминал выдал итоговую расшифровку к исходу вторых суток. Оператор вывода наскоро пробежал глазами распечатку, чтобы убедиться в читаемости текста. Для английского и французского пришлось звать коллегу, который немного владел теми языками.
   - Вроде, нормально, фразы понятны. А что это?
   Найдя индекс заказа, первый оператор удивился:
   - Шифровка.
   - Никогда бы не подумал. Похоже на фантастический рассказ. Про какие-то ракеты и авиацию, Россию и тамплиеров...
   - Тамплиеры? Ой, а не про нас ли? - изумился и встревожился оператор, вспомнив, к чему обязывает его звание послушника Ордена. - Надо доложить инженеру.
   Вальяжный начальник отдела ввода информации нехотя прочёл десяток строк расшифровки, сел в кресле прямо, вчитался дальше, подскочил, а одолев страницу - всполошился, запаниковал и побежал сломя голову к терминалу пневмопочты. О такой находке следовало безотлагательно сообщить в Португалию, в ставку Великого Магистра!
   Срочнейшее донесение взволнованный брат подписал полным наименованием должности и орденского статуса - имя, фамилия, начальник отдела, Рыцарь - и отправил в специальном пенале, который мгновенной вспышкой гарантированно уничтожал содержимое при несанкционированном вскрытии.
   А пока письмо мчалось, перфокарты со всеми исходными и выходными данными шифровки легли в надёжный сейф вычислительного комплекса. И лишь после этого вспотевший от усердия Рыцарь сообщил о происшествии всем прочим фигурантам, как велела инструкция. Но уже без паники и без спешки.
   Местному начальнику службы собственной безопасности, в канцелярию консулата Ордена по Российской Империи и в приёмную Командора, ведающего делами по России - письма ушли с оговорками о строжайшей секретности и с указанием, что текст шифровки известен только высшему руководству.
  

Тревога мирового масштаба

  
   Спустя час в кабинете Великого Магистра состоялось экстренное совещание. Начальник отдела внешней разведки помалкивал, временами делая пометки в записной книжке. Глава Ордена тоже не вмешивался в бурный разговор Сенешаль-маршала Пиреса с начальником информационно-аналитического центра Главной резиденции. Он посматривал в окно на летний Лиссабон, но внимательно слушал спорщиков, ожидая, когда кто-то из них выскажет мысль, близкую к уже принятому, но не озвученному Магистром решению.
   Если бы его спросили и если бы он счёл нужным ответить - зачем нужен Ордену высший управленческий аппарат и почему нельзя декларировать фактическую авторитарность главы, ответ Магистра звучал бы так: "Нельзя объять необъятное". И был бы абсолютно прав! Коллегиальное обсуждение всегда позволяет рассмотреть проблему со всех сторон, не упустить скрытые, неявные нюансы последствий. А роль Ордена в жизни планеты слишком велика, чтобы допускать ошибки, реагируя на вызовы подконтрольных стран.
   Чрезвычайное событие, ради которого он созвал это совещание, произошло в далекой России, где-то на её бескрайних просторах. Очень тревожное событие, которое могло, если не разрушить, то существенно изменить баланс сил на мировой арене. Судя по документу, случайно попавшему в руки бдительного брата, Российская Империя не только намеревалась нелегально усвоить перспективную научную идею. Хуже того, в тексте значилось обещание ходока открыть русским постоянный проход в мир, который обладал разрушительными военными технологиями, самоубийственными, с точки зрения Ордена!
   Ради этого Россия скрыла ходока. А это значило, что он, Великий Магистр, недооценил правителя России. При последней встрече, которая состоялась два года назад, Император подтвердил лояльность Ордену и готовность полностью исполнять многостраничный договор о взаимодействии и сотрудничестве.
   На "инфильтрацию", как деликатно обозначалось возрастающее присутствие Российской Империи в Средней Азии и на Ближнем Востоке, Орден внимания не обращал. Англичане ведь тоже времени даром не теряли и активно покупали "агентов влияния" в тех же регионах. Главное, опасности полномасштабного военного конфликта с перспективой очередной мировой войны не было и в помине.
   "Но если одна из стран получит передовые технологии, нарастит военную силу, то жди беды!"
   Именно это занимало мысли Великого Магистра, именно поэтому он вполуха слушал оживлённые препирательства сенешалей. Да Коста, начальник информационно-аналитического центра, зачитывал прогнозы научных прорывов силами европейских институтах и доказывал опасность неконтролируемого прогресса. Хорошо помня последний доклад руководителя научного департамента об успехах орденских учёных, Магистр пытался представить, на что способна Россия:
   "Электродвигатели, радиосвязь... Официально они совсем рядом с этими открытиями. А если у них есть тайный научный центр, где всё уже изучено значительно глубже? Иначе как бы они поняли важность этого ходока? А если ещё проще, и у нас сидит их шпион? Конечно! Русские узнали о наших разработках и заспешили... А тут ходок, готовые знания. Скверно! Такого допускать нельзя. Приоритет должен быть у нас..."
   Сенешаль-маршал Пирес, статный седой красавец, без намёка на брюшко, в отличие от пухлого аналитика, повысил голос, доказывая, что незачем тянуть с наказанием нарушителя договора:
   - Удар на опережение! План молниеносной войны давно разработан и просчитан до мелочей. Победоносной войны, двух-трёхдневной!
   - Вы с ума сошли, уважаемый сенешаль. Какая война? - возмутился аналитик. - Численность российских вооружённых сил значительно превосходит нашу армию...
   Маршал Пирес расхохотался в лицо профану.Он и не собирался воевать на земле! Какой смысл захватывать территорию, когда достаточно десантироваться в столице и пленить правительство? Когда Император России окажется в руках Ордена - страна капитулирует. И победитель будет диктовать условия.
   Чеканя слова, глава военного ведомства объяснил начальнику информационно-аналитического центра, что мало собрать сведения, надо умело их осмыслить. Корпус оперативного реагирования создан именно для стремительных атак на правительство любого государства, а не ради тупого взаимоистребления на полях сражений. Великий Магистр это знал не хуже Пиреса, поэтому вернулся к своим мыслям:
   "... ах, русские! Решили схитрить... Тайный исследовательский институт? Нет, это слишком заметно и непременно попало бы в поле зрения наших инспекторов. Тут должно быть небольшое, тщательно законспирированное место, где содержится и работает один ходок, максимум, двое. Индивидуальная лаборатория. Причем, русские должны быть готовы при малейшей опасности разоблачения гарантировано уничтожить и ходока и лабораторию. Сжечь, затопить, взорвать, завалить грудой скальных обломков..."
   Великий Магистр слишком глубоко ушел в свои мысли и потерял нить разговора главы военного ведомства и аналитика. К реальности его вернул баритон Жоржи Барбоза. Начальник отдела внешней разведки впервые за получасовое совещание взял слово:
   - Сеньоры, вы напрасно сотрясаете воздух. Нам нечего предъявить России. Случайно обнаруженная шифровка может оказаться многоходовой провокацией. Если мы поведёмся на неё и сейчас обвиним русских в нарушении договора, то Орден может попасть в весьма неприятную ситуацию. Российская Империя громогласно потребует доказательств, добьётся международного расследования, а что будет у нас в руках? Бумажка, которую они же нам и передали на расшифровку? Которую мы утаили от них?
   - Да, - согласился Да Коста, - шум поднимется знатный...
   Сенешаль-маршал Пирес нахмурился, пожевал нижнюю губу, оценивая значимость общемирового мнения по озвученному вопросу. Для него, военной косточки, вся эта болтовня казалась переливанием из пустого в порожнее. К сожалению, гражданские Сенешали не понимают важность показательного устрашения, а уважаемый Великий Магистр слишком доверяет их мнениям. Высказав свою обиду, глава военного ведомства замолчал. Барбоза воспрял духом, и, поглядывая на кивающего аналитика, предложил вариант отсроченного вмешательства:
   - Никаких мгновенных действий! Я не исключаю возможность того, что сказанное в шифровке, имеет место быть. Но держу в уме и вариант провокации. Да-да, это мог быть ловкий ход третьей стороны, - тут разведчик указал на стену с громадной картой мира, где полушарие Африки-Азии-Европы сияло разноцветьем, в отличие от мертвенной бледных Америк, - чтобы выставить Россию нарушителем договора и толкнуть под наши санкции. Позволю себе напомнить присказку из римского права...
   Выходец из простолюдинов, Жоржи Барбоза имел простительную слабость - пристрастие к древней латыни. Он цитировал античных авторов при удобном и неудобном случае, полагая, что этим демонстрирует недюжинную образованность и, как бы, уравнивает себя с носителями родовых титулов.
   Действительно, аристократия превалировала в руководящем корпусе Ордена, но лишь в силу способностей и талантов, которые в богатой семье развить легче. Поэтому аналитик не удержался от улыбки, а Великий Магистр по той же причине отвернулся к окну, когда Сенешаль Барбоза произнёс:
   - ... куи продест. То есть - кому выгодно. Больше всего разрыву отношений России с Орденом обрадовался бы Кингдом.
   - Так что вы предлагаете? - не выдержал Пирес. - Я военный, а ваши торгашеские рассуждения... С одной стороны, с другой... Конкретнее!
   - Умолчать о расшифровке. Признаться, что не смогли. И приступить к активным поискам тайного научного центра. Причем искать по всем каналам! Для начала опросить заново всех ходоков, полученных от русских. Я свою службу напрягу, аналитики пусть прессу изучат, а инспекторский состав, фельдъегери и, вообще, все, кто на территории Российской Империи, хоть с миссией, хоть проездом, пусть сообщают о любых подозрительных событиях...
   Аналитик демонстративно схватился за голову:
   - Сеньор Барбоза! Мы захлебнёмся в потоке информации!
   Великий Магистр понял, что пришла пора вмешаться. Он легонько стукнул жезлом о подставку - все смолкли.
   - Братья! Опасность велика. Искать надо быстро и правильно. Если сведения в перехваченной шифровке верны, то у русских созданы индивидуальные лаборатории для каждого конкретного ходока. Глубоко законспирированные и удалённые от населённых пунктов. Пещеры в горах, непроходимые леса, болота, уединенные островки, чего на их просторах предостаточно. Но без доставки туда оборудования и припасов - русским не обойтись. Следовательно, можно отследить в подобных местах необычную активность. Задача ясна?
   Все кивнули, но Великий Магистр выждал десяток секунд, разграничивая паузой резюме и приказ:
   - Итак, на сбор и поиск сведений о тайных лабораториях отвожу две недели. Опрос ходоков, полученных Россией от Ордена, на предмет любых подозрительных оговорок или допросов с выраженным научным интересом - неделя. Сенешаль Да Коста, доклад и выводы предоставлять раз в два дня. Сенешаль-маршал Пирес, уточните план военных действий против Российской Империи. Сенешаль Барбоза, англичане, конечно, мастера провокаций, но поищите концы и в других странах, которым выгодно.
   Глава Ордена встал, давая понять, что совещание закончено. Когда сенешали дошли к двери, он негромко кашлянул. Все обернулись. Сделав знак секретарю, что дальше протоколировать не нужно, Магистр добавил ровным тоном, словно размышляя вслух:
   - Жаль, что нет кандидатур альтернативного Императора... - и глянул на разведчика в упор. - Или есть, сенешаль Барбоза?
  

Ойкумена странного мира

  
   Минула неделя. Руслан сидел взаперти. Первый день он пребывал в неприличной эйфории. Радовался за себя. Ему мнилось, что он, младший научный сотрудник Рослов Руслан Игоревич, находка для этой России. Ну да, для местной науки, естественно. Ещё бы, кладезь готовых знаний! И каких? Такого попаданца следовало утаить от Ордена, выкачать в пользу государства.
   Поэтому аспиранту рисовались радужные перспективы - он директор Императорского института Электричества, доктор, профессор, академик, мировая знаменитость, а имя, фамилия, отчество увековечены в терминах, вместо всяких там амперов, омов и вольтов. К вечеру буйство мечтаний унялось, он готов был хотя бы заведовать лабораторией на кафедре физики Томского университета.
   Утром второго дня Руслан заскучал. От нечего делать изучил газовую систему освещения и пришёл в полный восторг. Техническое исполнение поразило гениальной простотой конструкций. Обычные медные трубочки, как и в его мире, но проложенные вместо проводов, вели от выключателей к светильникам. Поджиг осуществлялся самым простым и надёжным способом, искрой, как в любой зажигалке, а высекалась та автоматически, от давления газа в сети.
   - Да-а-а...- восхищённо покрутил головой аспирант, оценив изящество технического решения, - наши газовые плиты с электроподжигом и рядом не стоят! Вот тебе и каменный век. Ой, я неправ... Но, блин, тогда им электричество освоить как нечего делать, влёгкую! И чего они тянут, ответа не дают?
   Киселёв не появлялся. Руслан пал духом. Мечты об альтернативной научной карьере потускнели. Вернулась тоска по компьютерным игрушкам, по самым тупым квестам, арканоиду, тетрису. Увы, теперь он полностью осознал, как многого лишился. Любимый интернет, телевизор и радио в этом мире не существовали в принципе. Стереофонический граммофон с пластинками, который отыскался в салоне, никакого удовольствия не доставил. Записи классической музыки, хоть и очень неплохого качества, с Вагаповым не шли ни в какое сравнение.
   Книг в квартире не водилось, толстенные комиксы, взятые у Демида, который развлекался ими, пивом и солёными семечками - удивили примитивизмом. С тоски аспирант попробовал решать кроссворды из комиксов, но расщёлкал все за какие-то пару чаксов. Судя по примитивности вопросов, плинтус для составителей был недосягаемой высотой.
   Руслан возроптал, запросил чего-нибудь почитать. Щуплый мужик, которого звали Арик, появился в квартире вовремя, просьбу понял, принёс стопку газет. Там аспирант почерпнул много интересного, постепенно привыкая к твёрдым знакам, дополнительным, как бы латинским "и" с одной и двумя точками над ними, а также странной "эф" и ещё какой-то непонятной литере. В отличие от привычного ему, насквозь политизированного телевидения, которое не столько промывало, как разрывало мозги полярной оценкой одних и тех же фактов, пресса Империи работала тоньше. Или так казалось.
   Редакторские колонки, как и обширные экономико-политические обзоры - просто показывали мировые новости со всех ракурсов. Официальные вестники трактовали события через призму государственных интересов, неофициальные - прикидывали, как это скажется на обывателе. Высоколобые политологи философски рассуждали о влиянии на геополитику. Военные - прикидывали расстановку сил, "если завтра война, если завтра в поход".
   Главное, что Руслан усвоил, обрадовало. Российская Империя, как и в его мире, держалась наособицу, ни с кем не заигрывая, но сама являясь объектом флирта или ненависти со стороны западной Европы. Что удивительно, Штаты в политических обзорах не упоминались, а в военных расчётах - игнорировались. Абсолютно, словно табу наложено было на страну. Скорее, на оба американских континента. Канада, Мексика, Бразилия или мелкота Латинской Америки не фигурировали нигде. Аспиранта заинтересовала причина умолчания. Демид не понял вопрос Руслана - тупо вытаращился и пожал плечами:
   - Это где она, Америка? Дальше Китая?
   Арик отделался невнятным бормотанием:
   - Я что, помню? В школе про те земли ничего не говорили, а потом читал, давно уже, что в ту сторону Орден никого не пускает, чтобы заразу к нам не занесли. Вроде, хвостатая комета там упала, всех отравила.
   Изумлённый Руслан ответами не удовлетворился, но не идти же в библиотеку за энциклопедией, или где тут получают инфу, которую в его мире Википедия за секунду выдаст? Пришлось принять отсутствие Нового Света на веру. Это, кстати, помогло аспиранту понять итоги последней войны, судя по размаху, мировой. Великобритания, как ни пыжилась, ни бряцала оружием, ни уповала на полководческие таланты своих сэров-пэров, а по итогу основательно огребла от России по сусалам. Судя по намёкам журналистов, лишь вмешательство Ордена спасло британского льва от полной потери шкуры.
   - Да что же за контора такая, этот Орден? - удивился Руслан, всё сильнее страшась неизвестного, вездесущего и всемогущего монстра, который напоминал ему международную преступную группировку.
   Или наднациональную мафию. Да-да, именно всепланетного "братка", который "крышевал, разводил, включал счётчик" провинившимся государствам, будучи уверенным, что никто против него и рыпнуться не рискнёт. Собственно, так и было.
   Лучше всех стран устроилась Португалия, которую Орден избрал своей резиденцией. Балканская мелочь помалкивала, нещадно потрёпанная Аксумским царством, Испания никак не могла решить, с кем ей выгоднее, Франция проституировала перед Англией, а Швеция пыталась удержать под собой лопарей, норгов и прочих северян, ностальгируя по древней славе.
   Африканцы, индусы и разнообразные азиаты, да и турки - хотя численность имели нехилую - особой роли в этом мире не играли. Рискни кто из аутсайдеров, русским пришлось бы тратить время и силы дважды: сперва истребляя тупые орды, а потом ещё и захоранивая побитых.
   Германия вела себя намного осмотрительнее, держась русских, как союзников. С нею Россия, напади кто из европейцев - после войны только усилилась бы за счёт репараций. Мощью вооружения, боеспособностью наземных и воздушных соединений армия Российской Империи, похоже, превосходила всех.
   "Кроме, опять же, Ордена, - сделал вывод аспирант, без сна ворочаясь на постели, - у того всё самое лучшее, самое новое. Понятно, за счет чего. Он скупает мозги по всему миру! Может, я дурака свалял? Поселил бы меня Орден в их Силиконовой долине, башлял бы немеряно..."
   Аспирант припомнил свои мечты свалить в Штаты, где учёным платили бешеные, по его представлениям, деньги. Но здравый скептицизм тотчас внес коррективы, напомнил, что там американцы заключали договоры с полноценными гражданами РФ, а здесь его арестуют, как бомжа, и заставят работать бесплатно.
   - Однако! Тут шибко думать надо! - с нарочитым акцентом выразился Руслан на манер чукчи, героя старых анекдотов, которыми маленького его потчевал покойный дед со стороны матери вместо сказок на сон грядущий.
   После долгого размышления юморить ему расхотелось. Перспективы выглядели скверно:
   - Ни хрена Российская Империя меня не защитит, и зря я губу раскатал, что дадут лабораторию. Зачем, если можно держать в рабстве до самой смерти, как в сталинских шарашках? А вероятнее, струсят, сдадут они меня Ордену, не рискнут. Как им оправдываться, что электричество сами открыли, какого гения предъявлять? Некого, - сам себе сказал он, - нет в их колоде такой карты.
   Гордость за себя, обладателя неведомых для этого мира знаний, на миг вернулась, но Руслан Игоревич Рослов, как учёный, имел привычку анализировать все вероятности. Она, привычка, и сработала, привела к финальному неутешительному выводу:
   - Получается, я могу стать причиной конфликта России с Орденом? Блин, это уже политика, где решения принимаются на высшем уровне... Охренеть! А императору оно нужно, рисковать страной ради неизвестно чего? Ой, ё... Что же я замутил? Тут полный трындец! Им дважды невыгодно меня Ордену сдавать - те новые знания получат, плюс, я же настучу, что Раша раздумывала, не оставить ли себе. А труп не проговорится... И что меня грозой не убило сразу?
   Слёзы жалости готовы были пролиться, когда аспиранта торкнуло: "Надо в темпе маркетинг делать! Нарисовать перспективы, чтобы купились, чтобы поверили! Эх, пару бы, тройку фокусов, - и желание выжить так напрягло память, что искрой сверкнула дельная мысль. - Генератор! Он же в тайге лежит!"
   Как ни странно, после мыслей о смерти настроение Руслана поднялось. Напевая под нос неформальный гимн факультета: "Нам электричество пахать и сеять будет", он за два часа настрочил разборчивым почерком целое эссе. А потом растолкал дремлющего Демида:
   - Эй, господин жандарм, срочно передай письмо Семёну Михайловичу!
   - Какой я тебе жандарм, чего мелешь? - окрысился тот, но конверт взял.
   Аспирант облегчённо вздохнул, глядя в спину здоровяка. Он был уверен на все сто, что смерть примет от руки Демида, если написанный для Киселёва и высшего начальства "рекламный" текст сработает наоборот. И этот страх порождал странное желание посадить бесчувственного бугая на своеобразный электрический стул. Чтобы мощность разряда была, как у хорошего шокера - не убивать, не вырубать, а внушать почтение к образованным людям, причём, именно к Руслану:
   - Чтобы ты вместо лягушки Гальвани подрыгался!
  

Будни региональной канцелярии

  
   Каиркенов подписал квартальный отчет и вернулся к докладной записке. Собственно, можно было подать рапорт, но сухое изложение недавних событий претило Ильгизу Кадыровичу, тем более что он сам принял участие в непростой поимке ходока. Начальник Томской региональной канцелярии, положа руку на сердце, с удовольствием размялся - старый конь, извините, кадровый полицейский - борозды не испортит!
   Само собой, намётанным глазом он не только заметил непростые отношения начальника заставы с штабным майором, но постиг их суть и постарался детально оценить правоту участников. Первым о конфликте упомянул Антон Ханаев, хотя верить тяжело раненому на слово - Каиркенов остерегся.
   Однако близкое знакомство с пограничными офицерами подтвердило - майор беспардонно, что называется, "катил бочку" на капитана. Ильгиз Кадырович виды видывал и прохиндеев, паркетных шаркунов, карьеристов - определял мгновенно, по льстивой манере общения. Штабной вызвал у начальника Томской канцелярии отвращение, как и у Газаева, командира "сомов". Зато молоденькая инспекторша Ордена, пороху не нюхавшая и смерти подчинённых не пережившая, на приторную любезность бездельника Воронова купилась, обманувшись суровостью Мухина.
   - Наивная дурочка, - усмехнулся Каиркенов, вспомнив, как сестра Магдалена старательно записала всю словесную грязь, вылитую штабным толстяком на капитана.
   По своему опыту он знал, что лебезящие перед начальством типы имеют второе, подлинное лицо - мстительное и злобное. К сожалению, такое дерьмо часто преуспевает. Недалёкие или падкие на лесть командиры верят тому, кто наушничает. А как не верить, если доносчик находится рядом, а оклеветанный - далеко, если подтвердить или опровергнуть инцидент некому?
   Как в случае на границе, например. Обиженная орденка ничего хорошего сообщать начальству Мухина не станет, но, как пить дать, отметит показное усердие майора Воронова. Чтобы нейтрализовать такую дурость, Ильгиз Кадырович, конечно, сразу отправил в Белоцарский пограничный округ хвалебный отзыв об инициативном командире заставы и отметил, что Мухин достоин представления к награде. Но кто знает, получит ли такая рекомендация ход? Докладывать-то командованию про отзыв будет всё тот же майор Воронов, штабной!
   - Да, характерец у вас, Дмитрий Сергеевич, не мёд. Представляю, как вы портите настроение командованию предложениями по улучшению охраны границы...
   По мнению начальника региональной канцелярии, капитан Мухин в конфликте с майором своевольничал правильно. Без сомнения, весьма неординарный офицер давно перерос должность начальника заставы. А повышать его не спешили. По умыслу или ждали вакансию, но почему не предложить толковому командиру Военную Академию?
   - Потому, что толковые всем нужны. Вот и рекомендуют тех, от кого хотят избавиться. Да уж, вот она, традиционная беда России. Повысить? Опасно, лучше окружить себя посредственностями, чтобы выглядеть умным. А отпустить талантливого парня - жалко...
   Каиркенов знал это по собственному опыту. Служа в полиции, он постоянно томился сознанием ненужности системе. Ему повезло, его заметили, Третье Отделение по настоянию Особой экспедиции дало обширное поле деятельности, позволило реализовать аналитические способности. Но много ли таких случаев? И, как правило, множество умных людей на службе страдает из-за невозможности приложить свои способности к - пусть невеликому, но достаточно серьёзному - делу. Это и у птиц заметно: если негде расправить крылья, так она и не полетит, а перепархивать с жёрдочки на жердочку - занятие скучное донельзя.
   "... после безрезультатного штурма с подручными средствами, капитан Мухин организовал беспокоящий обстрел входа в пещеру. После доставки горного орудия он попытался расстрелять фугасными снарядами пещеру, но дальнобойные гранаты ходока вывели орудие из строя. В попытке штурма, авантюрно предпринятой полевым агентом Ханаевым, капитан получил ранение. После прибытия группы Газаева, Мухин предложил и осуществил идею захвата ходока путём затопления пещеры водой..."
   Закончив предложение, Каиркенов мысленно вернулся к только что законченному квартальному отчету. Последние годы Томский регион как по воле рока терял полевых агентов одного за другим. Они становились жертвами случайностей, ломали ноги, руки, попадали в транспортные происшествия, по счастью, после или во время захвата ходоков. То есть задания ими выполнялись, но какой ценой? На замену никого не присылали, а разовые поручения исполняли агенты из других регионов или стажёры. А нужен свой, постоянный!
   - И не штатский. Как раз такой, опытный офицер, которого на авантюры не потянет. Мухин, - вслух закончил рассуждения Ильгиз Кадырович, занося перо над страницей.
   Добавив несколько предложений относительно поведения майора Воронова и его же попыток перехватить командование у начальника заставы, Каиркенов сформулировал итог:
   "Полагаю капитана Мухина хорошей кандидатурой. По отзывам рядовых пограничников, капитана Газаева и моим личным наблюдениям, капитан обладает навыками аналитика и оперативного работника, которые приобрёл и развил на должности командира заставы. Убежден, что даже без специальной подготовки он способен достойно работать агентом Особой экспедиции".
   Отослав пневмопочтой докладную записку, Ильгиз Каиркенович успокоился. Он знал, насколько внимательно относятся кадровики к рекомендациям подобного толка, ведь оперативный работник замечает себе подобного мгновенно - "рыбак рыбака видит издалека". Один бумажный лист, стремительно летящий сейчас в столицу, призван был решительно поменять жизнь капитана Дмитрия Сергеевича Мухина, и существенно облегчить трудовые будни Томской региональной канцелярии.
  

Идея обратного портала

  
   После чтения газет и осмысления картины этого паро-газового мира - воображение Руслана разыгралось не на шутку. Он нафантазировал такие роскошные, головокружительные возможности введения электричества в жизнь, что возбужденно расхаживал по комнате и разговаривал сам с собой. Через открытую форточку доносились звуки отдалённого духового оркестра, слаженно исполнявшего незнакомую музыку. Уютный мир Российский Империи не так сильно пугал аспиранта Рослова, как в первые дни, но угроза попасть в лапы Ордена незримо висела дамокловым мечом.
   - Если Киселёв получит согласие, я сделаю для них всё, что могу. Но не оставаться же здесь? Домой! Домой, домой, домой! Да, да... Как можно скорее сваливать к себе. Хорошо, а как? Не знаю... Но путь назад должен быть... Выход, где вход... А ведь это был портал! Ну да, портал. Я влетел сюда через портал, конечно... Почему бы не открыть его там же? Искать аналогичный? А где? Как? Нет, глупо искать то, не узнаю что и так, не знаю где... Меня сюда вбила молния, и если её же использовать?
   Руслан за новыми веяниями в научной среде следил всегда, поэтому космос давно представлял себе не пустотой, а структурированным пространством. И допускал, что два мира, существовавших одновременно, как вероятности Эверетта или в виде фридмонов, этаких слипшихся пузырей - на мгновение открылись. Почему нет? Мощь молнии, кратковременного электрического разряда, да при наличии особых условий - запросто могла прогнуть пространство.
   - ... а потом этот прогиб вернулся в прежнее положение, захватив с собой человека и генератор. Ну да, в теории просто. Вопрос, как его прогнуть, долбанное пространство? И чтобы оно захватило меня... Опять разрядом молнии, конечно. На словах это просто. А в реале... Выйти под грозу и ждать, когда шандарахнет?
   Как учёный, Рослов относился к породе скептиков. Он ещё в школе пристрастился проверять практикой любые постулаты, поэтому током его било несчётное количество раз, кожа пальцев была пожжена разрядами до неустраняемых рубцов, а вольтаж слабых токов Руслан определял по силе кислого вкуса на языке. Немудрено, что первоначальное предположение о возможности возврата вскоре подверглось разгрому:
   - Меня просто убьёт. Зажарит. Какой, к чёрту, портал? А если перебросит, то где гарантия, что в то место, откуда я пришёл? Попаду в космос, чтобы мгновенно замёрзнуть. В толщу земли, и могила не нужна. Или в море, утону... Нет, дурь это, голимая дурь. Если бы обратные перемещения были возможны, то об этом давно стало известно. Шила в мешке не утаишь. Нет, нет и нет, зачем мне такой изысканный способ самоубийства?
   Но тоска по привычному миру заставляла мечтать, пересиливала скепсис, и находила новую аргументацию:
   - Я же умнее, чем эти дети парового века, - хвалил себя он, валясь на кровать и разглядывая калильный газовый светильник, - и понятно, почему. Поток информации, который мы пропускаем через себя, приучает мозг работать быстрее и шире рассматривать проблему. Так что думай, думай, думай, Рослов! Как защититься от поражения током, от электромагнитного поля, от высокой температуры и ударной волны, находясь рядом с молнией? Меня перенесло сюда, когда я стоял метрах в двух или трёх от неё...
   Мысли не хотели слушаться, метались кузнечиками, посаженными в стеклянную банку. Но заданные аспирантом условия заставляли их возвращаться и постепенно возникли предположения:
   - Ослабление поражающих факторов... Конечно, квадрат расстояния! Значит, кольцо кабеля, где я буду стоять, метров шесть диаметром. Ударная волна уже не убьёт. Теперь ток, что с ним? Главный, конечно, уйдёт через заземление, я его сделаю на совесть... Но если веточка молнии даст пробой на меня, то зажарюсь мгновенно. Резиновый коврик под ноги? Фигня. Будет дождь, всюду вода... Да и диэлектриков я здесь не найду... А защитную металлическую сетку? Пусть даже редкую... Ток по ней пройдёт, ну, нагреется, попалит одежду... Решено!
   Голова заработала в нужном направлении, мысли выбрали генеральный путь и не хотели останавливаться. Руслан неожиданно для себя сообразил, почему оказался по другую сторону ручья, хотя его мир и этот были полными близнецами:
   - Пробой межмировой перегородки не мгновенный, это несколько миллисекунд. Меня и генератор отнесло почти на двадцать метров от ручья. Если, в порядке бреда, предположить, что фильм "Назад в будущее" не совсем дурь, то там машине нужна была скорость. А у меня сказалось движение планеты в пространстве... Блин, жаль, я не Эйнштейн! Но и так ясно - ставить портал в месте, где я выпал...
   Дело пошло. Идея срабатывания обратного портала нарисовалась в уме аспиранта упрощённо, по типу соленоида, только роль сердечника играть должен он, Рослов, и "вылететь" из обмотки ему предстояло в свой мир. Схватив карандаш, аспирант по памяти набросал план "Приюта отшельника", отметил взаиморасположение плотины, сосны, генератора и занялся подсчётами.
   Первоначальная заумь с возвратом, которая выглядела фантастикой, обретала черты реальности. Ведь если вдуматься, то все логично. И принцип "ничего лишнего", или бритва Оккама, этого францисканского монаха-философа, соблюдён. Что было при переносе Руслана сюда? Молния, килограммов двадцать железа с навитым на него кабелем, две сброшенных петли кабеля, в которых запутался ногой аспирант - и всё!
   Значит, чтобы получить пробой, нужен хороший электрический разряд. "Портал со мной в центре петли, плюс молния", - легла итоговая строчка на исчерканный расчётами лист. Найти тот генератор - а куда он из таёжной глуши денется? - дождаться грозы, поднять антенну, как приманку для молнии, стать внутри петель кабеля и ждать разряда.
   - А грохнет насмерть, так все равно лучше, чем жить в страхе, - обманывая себя, чтобы превозмочь резонные опасения, вслух произнёс Руслан. - Осталось хорошенько обмозговать способ продажи идеи. Просто так удрать не дадут, значит, надо действовать хитрее, чтобы поверили, помогли собрать портал. И свалить при первой грозе. На кой хрен мне здесь оставаться?
   Приняв решение, он стал обдумывать, как и что будет предъявлять особистам, когда те дадут ему лабораторию. Формулировку "если дадут" аспирант принципиально отверг. Он не намеревался портить себе жизнь бесполезными переживаниями, типа, а вдруг у меня ничего не получится?
   "Получится, всё будет по-моему, как задумано, потому что я умный, я их всех переиграю."
   Хорошее, всё же, дело, этот аутотренинг и умение настраиваться на позитив! Руслан твердил волшебную фразу так долго, что поверил в себя. Настроение опять стало улучшаться, да ещё так вовремя хлопнула входная дверь, и голос Арика объявил, что обед доставлен. Запасливый Демид принёс из своей комнаты початую бутылку мадеры, разлил на троих. Подняв стакан, силач неожиданно выдал тост:
   - Чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось!
   - Ага, - согласился тощий Арик.
   Руслан выпил молча. Он не искал дружбы с этими людьми, фактически, с тюремщиками, потому что знал о "стокгольмском синдроме" и боялся, что в нужный момент пожалеет их, не может убежать.
   "Тупорылое, ограниченное быдло, те же менты, только в штатском... У меня с ними нет ничего общего... Они мне враги, скрытые, но враги... Я не должен к ним привыкать, не должен им сочувствовать..."
   Дохлебав прекрасный гороховый суп с копченостями, аспирант принялся за свиные рёбрышки. Вкусная еда отвлекла его от формулы, которую он твердил. Наверное, поэтому он утратил бдительность и ответил на вопрос Арика о своем мире:
   - Там так классно! Да, скучаю. Особенно, по компьютеру. Была бы возможность вернуться - всё бы отдал за это!
   Демид хохотнул:
   - Помолись, боженька и поможет, - и язвительно присовокупил. - Ах, да, ты же нехристь! А то, может, покрестишься?
   Руслан вскипел - он не мог себе простить, что, в первые дни, пребывая в подавленном расположении духа, разоткровенничался с этим бугаём и проговорился об атеизме:
   - Заладил, нехристь, нехристь! Ты-то чем лучше? Тебя-то твой бог только в загробный мир переправит, как концы отдашь... А я в свой сам дорогу найду!
   И осёкся, похолодел, осознав, что сгоряча выдал самую тайную, запрятанную очень глубоко, сокровенную мысль о побеге.
  

"Кроты" есть везде

  
   Португалия, самое западное государство континентальной Европы, прижатая Испанией к юго-западу Пиринейского полуострова, всегда кишела туристами. Любуясь достопримечательностями, которые остались после завоевания страны Римом, вестготами, арабами, испанцами, организованные в группы или одиночные иностранцы проникались желанием заиметь что-то на память.
   Владелец небольшой сувенирной лавки, господин Жоан да Силва, знал, как привлечь и чем удивить туристов. Над входом в его магазинчик висела вытянутая в высоту красочная вывеска на всех популярных языках мира, включая арабский, амхарский, китайский и даже японский.
   Продавая очередному фалашу глиняную статуэтку, которая осталась от лузитан, первых обитателей этих земель, Да Силва заметил, как сместились влево цветочные горшки на подоконнике трактира: "Срочная посылка?" Это было серьёзно, и лавочник послал мальчика с заказом, хотя время обеда ещё не наступило. Сорванец мухой обернулся, доставил судок с супом и горшочек фейжоадо. Но квитанцию об оплате заказа, как оказалось, выкинул за ненадобностью. Юный балбес! Хорошо, что бумажку не унесло ветром, она нашлась на обочине.
   Выхлебав порцию калдо верде, Жоан изучил оборот квитанции, где карандаш вывел две цифры. Да Силве они дали понять - сверхсрочно! Отставив судок, лавочник проверил глубину горшочка ложкой. Пакет был укрыт двумя-тремя ложками фасоли. Быстро проглотив их, Жоан ополоснул под краном свёрток, промокнул его полотенцем, развернул листы, скрутил в трубочку и спрятал в трость.
   Спустя несколько минут на двери лавки повисло объявление: "Прошу простить, приболел". И действительно, ссутуленный лавочник, тяжело опираясь на трость, похромал к автобусной остановке, идущей в центр Лиссабона, где жил и работал врач-ортопед.
   Да Силва предпочитал лечиться у знаменитости, хотя это и стоило больших денег, особенно приём вне очереди, как сегодня. Но подагра, как известно всем, на высоте приступа дает непереносимые боли. Во всяком случае, лавочник постоянно жаловался соседям, что его небольшие доходы идут, в основном, на облегчение жутких страданий.
   Жоан да Силва и сам верил в подагру. Он держал дома десяток различных книг и популярных брошюр об этой болезни, которая поражала, если верить легендам, людей из благородных семейств, аристократов, пивших изысканные вина. Периодически штудируя учебники и монографии, лавочник старательно подгонял внешние симптомы и жалобы под диагностические каноны. Болезнь выглядела классически. Хромота возникала приступообразно. Лекарства помогали плохо. Жоан ходил, шаркая и тяжело опираясь на прочную трость.
   По рекомендации врача Да Силва периодически уезжал на лечение в разные страны. И там у него всегда наступало облегчение. Настолько сильное, что лавочник словно сбрасывал лет пятнадцать - двадцать, распрямлялся, оставлял в гостиничном номере клюку и даже переодевался. Помолодевший и неузнаваемый, Жоан резвился с интересными женщинами, играл в казино и не только. В общем, пускался во все тяжкие. К сожалению, разгульная жизнь слишком быстро утомляла, словно высасывала из соки, поэтому домой он возвращался ссутуленным, старым и больным.
   Таким, какой, тяжело опираясь на трость, вошёл в приёмный покой профессора-ортопеда Орасио Муньеса. Фамилия ортопеда, если быть точным, звучала бы в два раза длиннее: Муньес-Пикок, но зачем в Португалии нужна добавка от матери? Давно, ещё только перебравшись в Лиссабон, будущий профессор, тогда всего лишь бакалавр медицины, отсёк английский хвостик фамилии ради благозвучия.
   Поздоровавшись с медицинским секретарём Элизабет, которая уже лет пятнадцать работала у доктора, Жоан да Силва после недолгого ожидания был приглашён на приём. О чем беседовали врач и пациент, знали только они. По рассеянности лавочник оставил содержимое трости на столе профессора, а ортопед, вероятно, принял несколько листков за собственные записи и небрежным взмахом отправил их в ящик стола.
   Спустя десяток минут, держа в руках ворох рецептов, Жоан да Силва раскланялся с Элизабет и направился к аптеке, что была в соседнем квартале. По пути лавочник посетил общественный туалет, видимо, фейжоадо уже переварилось. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что Жоан все рецепты выбросил, решив обойтись без лекарств. Да только кто будет следить за жалким подагриком?
   Тем временем знаменитый ортопед успел начать осмотр следующего пациента. Видимо, случай оказался сложным, если доктор объявил больному, что спишется с лондонским коллегой для консультации. Несколько листков бумаги, извлечённых из ящика стола, легли в пенал пневмопочты и отправились в туманный Альбион, а гордый вниманием пациент согласился подождать пару дней до ответа и постановки окончательного диагноза.
   Откуда ему было знать, что лондонский коллега лиссабонского ортопеда уже вечером положит на стол главы английской внешней разведки копию протокола секретнейшего совещания, которое накануне состоялось в кабинете Великого Магистра. Ни единая душа в мире, кроме нескольких доверенных сотрудников МИ-6, не знала о существовании цепочки, которая обеспечивала быструю передачу сведений, добытых сверхсекретным агентом, давно и прочно засевшим в Главной резиденции Ордена.
  

Туман клубится

  
   Министр иностранных дел Соединенного Королевства, лорд Томас Пальмергрин, с неудовольствием слушал доклад главы МИ-6. Тот, вместо рассказа о ходе исполнения недавнего поручения об активизации работы против России, нёс какую-то чушь:
   - ... уникальная возможность повлиять на отношения Ордена к России и даже подвигнуть Великого Магистра к полному разрыву отношений с Императором! Надо всего лишь воспользоваться ситуацией. Орден перехватил в России случайную шифровку и очень встревожился! В свете недавнего поручения, доведённого нам, мы могли бы...
   - Сэр Роберт, вы берёте на себя смелость рекомендовать? - гневно воскликнул лорд Пальмергрин, чтобы поставить зарвавшегося руководителя секретной разведывательной службы на место. - Рекомендовать министру? Это не ваш уровень! Внешнеполитические решения прерогатива даже не премьера! Кабинет министров обязан запросить одобрение парламента, но лишь после проработки в комитете по обороне и внешней политике! Совет национальной безопасности и парламент...
   Глава внешней разведки терпеливо пережидал истерику министра. Он давно занимал высший пост МИ-6, и прекрасно знал, как два упомянутых правительственных органа вырабатывают общие направления внешней политики страны, задавая тем самым тон международной политике Великобритании. Но речь шла о секретной операции, разглашать которую было в высшей степени неразумно. Что знают двое, то знает и свинья - говорят немцы, и не ошибаются. Поэтому убедить сэра Томаса следовало обязательно:
   - Сэр, только вы в состоянии оценить важность сиюминутного решения, сиюминутного, но судьбоносного. Если поставить сведения, добытые в Ордене, на обсуждение кабинета, парламента и Совета, то обсуждение затянется на месяцы. Я не говорю о возможной утечке сведений, гораздо важнее, что мы упустим редчайшую возможность свалить Россию, ловким ходом обратив её в колосса на глиняных ногах. Сэр?
   Лорд Пальмергрин откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу. Заняв пост министра иностранных дел, сэр Томас плохо понимал, в чем заключается его функция. Собственно, раньше, в других министерствах, ничего особенного от него и не требовалось - чиновничий аппарат прекрасно справлялся со своими делами, надо было лишь не мешать людям работать. Разве что изредка озвучивать подчиненным решения, принятые Кабинетом.
   Беда в том, что министерство иностранных дел, как и министерство обороны - представляли собой суперконсервативные учреждения, где сделать что-либо так же быстро, как в министерстве финансов - не удавалось. Там было легко и просто за ничтожные четверть часа перенаправить солидный денежный поток. А здесь, чтобы поменять курс линкоров, требовалось затратить больше суток, ведь самому быстроходному дирижаблю еще предстояло долететь до эскадры! А чтобы добиться нужного телодвижения от правительства какого-то паршивенького государства, предстояло вызвать в Лондон и надлежащим образом проинструктировать собственного посла на предмет правильного реагирования при неожиданном поведении тамошнего государя.
   Недовольство премьером, который коварно подсунул лорду Пальмергрину такое хлопотное министерство, достигло высшей точки сегодня, когда глава МИ-6, назначенец ещё позапрошлого министра, напросился на приём. Не просто напросился, а настоял, и кто? Подчинённый - обычный разведчишка, всего лишь удачливый шпион, средней руки чиновник, едва-едва секретарь по должности! - а фактически требовал срочно принять решение, которое могло стоить сэру Томасу, вообще, всей политической карьеры!
   Негодование заставило лорда Пальмергрина встать с кресла. Унимая гнев, он прошёлся до шкафа с книгами, которые обычно играли роль предметов интерьера, и впервые прочёл названия на корешках. Наугад вытянул томик - "Евангелие от Матфея", раскрыл. Глаза выхватили стих 24:6, который гласил:
   " ... ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец..."
   - Надлежит всему тому быть, - повторил министр.
   Цитата оказалась настолько к месту, что изменила направление его мыслей. Он вдруг подумал, что Библия никогда не осуждала и не запрещала войну. Справедливую войну. За восстановление справедливости. Каковую предстоит вести Великобритании с варварской Россией. Собственно, поручение, отданное службе внешней разведки чуть меньше месяца назад, подразумевало планирование и проведение ряда операций, которые должны стать для варваров началом конца.
   "Если беспристрастно смотреть, что предлагает руководитель МИ-6? Использовать подвернувшийся случай. Да, проводить незапланированную операцию - рискованно, отдает авантюрой. С другой стороны, если экспромт сработает, то репутация победителя гарантированно вознесёт инициатора авантюры в кресло премьер-министра. Чертовски соблазнительно!"
   Лорд Пальмергрин представил, как восхищённо будут отзываться потомки о временах его руководства Британской Империей, последний раз стукнул пальцем по столу и твёрдо произнёс:
   - Повторите, о чём идет речь.
   - В руки Ордена попала шифровка из России, отправленная неустановленным лицом другому неустановленному лицу. Из контекста понятно, это доклад подчиненного, который готов проявить инициативу, чтобы использовать ходока, имеющего уникальные знания о неизвестном физическом явлении. Суть явления в том, что устройство позволяет передавать голос на гигантские расстояния...
   - На это способен любой граммофон, - ядовито прокомментировал военный министр. - Записать на пластинку, перевезти в любое место и прослушать...
   - Отнюдь. Передавать мгновенно. Как если бы мы беседовали, когда я нахожусь в Балтиморе, а вы здесь, в кабинете. Но значимость шифровки не в том. Важна сама суть! Россия посмела нарушить договор с Орденом, согласно которому все ходоки немедленно передаются в его руки. Она практикует создание тайных центров, где научные знания пойманных ходоков использует на собственное благо. Судя по протоколу совещания, который нам удалось добыть, Орден обеспокоен нешуточно. Он будет лихорадочно искать такой центр по всей России. Нам надо помочь ему в этих поисках. Максимально. И есть некоторые предложения на этот счет...
   Лорд Пальмергрин встал, степенно прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. Будучи почти постоянным членом правящего кабинета, он привык долго и обстоятельно взвешивать доводы за и против, избегая скоропалительных решений. В большинстве случаев такое поведение себя оправдывало, так как часть проблем решалась сама собой, а другие выходили за рамки его компетенции. Но сегодня уйти от рассмотрения или затянуть решение - значило показать свою несостоятельность. И сэр Томас как отрубил:
   - Доклад мне на стол. Вечером я встречаюсь с премьер-министром. Там и будет принято решение. Идите же, сэр Роберт, составляйте доклад! С выводами, прогнозом и стоимостью предлагаемой авантюры!
   Глядя, как этот кадровый разведчик удалился ровным шагом, министр пожелал ему свернуть шею на лестнице. Хотя точно знал, что руководитель Сикрет Интеллидженс Сервис до своей резиденции доберется без происшествий. Уж слишком удачлив! Ни одного провала за долгую шпионскую карьеру. Именно эта деталь биографии руководителя МИ-6 подтолкнула лорда Пальмергрина принять решение:
   - А рискну! Поддержу. В случае провала - сделаю его козлом отпущения...
   Министр иностранных дел плохо разбирался в людях. Он даже не догадывался, что сегодняшний разговор имел иную цель - глава службы внешней разведки всего лишь намеревался легализовать задним числом уже начатую игру. Сэр Роберт принялся действовать на свой страх и риск, едва прочёл протокол совещания у Великого Магистра. Не колеблясь ни мгновения! Неприязнь разведчика к Российской Империи имела высочайший накал, и возможность навсегда рассорить Орден с дикими азиатами - мгновенно стала идефиксом постоянного секретаря, как скромно именовалась должность главы МИ-6.
   Поэтому ещё вчера ночью всем резидентам, работающим в Российской Империи, улетели шифровки с одинаковым заданием: "По достоверным данным, в малонаселенном или ненаселённом пункте азиатской или дальневосточной части России существует законспирированная лаборатория с ходоком. Принять меры к ее обнаружению".
  

Крутой поворот

  
   Командир части огорошил Мухина с порога:
   - Не знаю, зачем, но вас вызывают в Санкт-Петербург, срочно. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, шестая Экспедиция. Вот предписание, отбываете сегодня. Надеюсь, ничего серьёзного, и вы обернётесь за неделю.
   В коридоре капитан встретил майора Воронова, увидел торжествующую улыбку того и выслушал ехидные слова:
   - Сочувствую. Третье отделение шутить не любит. Ну, вы ведь у нас человек самостоятельный, независимый! Желаю успешно объясниться с жандармами и особистами.
   Мухинс сделал равнодушный вид, презрительно буркнул гниде в ответ:
   - Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют.
   Но угрозу штабного майора о трибунале он помнил, как и льстивое обхождение того со всеми особистами. А если Антон Ханаев, нормальный, вроде, парнишка, пожаловался начальству на непокорного командира заставы? Или Каиркенов, шишка немаленькая, начальник региональной канцелярии Третьего отделения, обиделся на капитана? Ну, а сестра Магдалена Баторина, инспектор Ордена, которую Мухин почти публично поставил на место - смазливая стерва! командовать вздумала! - наверняка "настучала" на строптивого командира заставы.
   Раньше капитан как-то не задумывался о последствиях своего поведения, но сейчас словно со стороны на себя глянул: "Хорош ухарь! С кем я тогда встречался - всех против себя восстановил. А зачем? Потом ведь и с Ханаевым и Каиркеновым нормально, без гонора разговаривал - люди-то оказались умные, понимающие... О, дурак!"
   Но раскаяние припоздало. Как говорится, поезд ушёл, да повороты остались. Такого количества отрицательных отзывов и жалоб вполне хватало для понижения в звании. Единственный, с кем отношения капитана установились сразу и замечательные, так это Ахмед Газаев. Однако искать заступничества у него или у кого бы то ни было - Мухин не собирался:
   - Да что я, за свои слова ответить побоюсь? - решил он, устраиваясь в кресле рейсового дирижабля.
   И спокойно заснул. До столицы пришлось лететь долго. Хорошо, компания подобралась удачная, так что два с половиной дня пути удалось скоротать за ломберным столом и в баре. Дирижабль пришвартовался к причальной мачте центрального аэропорта утром третьего дня.
   К начальнику канцелярии Шестой экспедиции Мухина допустили тотчас по прибытию. В кабинете навстречу капитану во весь немалый рост поднялся очень худой человек лет пятидесяти, чью идеально накрахмаленную белую сорочку украшал галстук с родовым вензелем. Статский советник фон Бок, так звали чиновника, совершенно гражданского по внешности и повадкам, прервал рапорт пограничника словами:
   - Душа моя, Дмитрий Сергеевич, без церемоний! Знаю, вы военная косточка, но мне, человеку решительно мирному, привычнее без бряцания шпор и козыряний. Присаживайтесь, побеседуем...
   Беседа затянулась надолго. Николай Христианович спрашивал мнение Мухина о литературных новинках, высказывал своё, обсуждал кулинарные изыски шеф-повара ресторана "Невские зори", в котором офицеры отмечали окончание училища, интересовался взглядами на внешнюю политику...
   Томясь непониманием, капитан отвечал, стараясь не вдаваться в подробности и говорить кратко. Ему казалось, что все эти разговоры - только прелюдия, и вот сейчас этот тощий седой мужчина с растрёпанными волосами задаст главный вопрос. Мухин наивным себя не считал, причину вызова давно определил и намеревался отказаться от предложения: "Благодарю покорно, но жандармом становиться не намерен!"
   Однако собеседник закончил встречу неожиданно. Он встал, протянул сухую и жёсткую ладонь:
   - Поздравляю! Вы зачислены в оперативный состав шестой экспедиции. Стажёром. Воинское звание, выслуга, довольствие и всё прочее - сохраняется. Завтра начинается курс подготовки. Все детали обговорите с моим секретарём. Вы хотите что-то спросить?
   - Так точно!
   Мухин кипел от гнева. Ему казалось, что столь пренебрежительное отношение заслуживало резкого ответа - ведь даже формального согласия не спросили! - поэтому недовольство он скрывать не стал, заявил прямо в лицо фон Бока:
   - Я готовился воевать, а не слежку вести! Я боевой офицер! И...
   - Душа моя, Дмитрий Сергеевич, вас потому и выбрали. Додуматься вылить опасного ходока, словно суслика из норки - ваши слова? - незаурядно. Нам требуются люди с творческим подходом. Командовать придётся постоянно, и не взводом там, ротой, заставой или батальоном. Курс прослушаете и узнаете, на что способны ходоки. А теперь извольте получить приказ у секретаря! Не смею задерживать.
   Голос статского советника звякнул командным металлом. Фон Бок стоял и смотрел на капитана Мухина так пристально, что тот почувствовал - препирательства бесполезны. Единственный способ избежать службы в Особой, Шестой Экспедиции, о которой он практически ничего не знал, это подать просьбу об отставке. Но что делать на гражданке потомственному офицеру?
   "Не буду горячку пороть", - смирил себя капитан.
   Щёлкнув каблуками, он развернулся и вышел, чеканя шаг.
  

Один шанс для двоих

  
   Киселёв волновался. После отправки подробного письма начальству минуло три дня, но ответ не пришёл. Шифровка не могла остаться без внимания, значит, либо пропала, либо была перехвачена. А ходок от безделья стал вести себя странно. Демид принёс от него длинную рукопись, где обосновывалось и пояснялось совершенно невероятное то ли открытие, то ли изобретение - портал. Собственно, суть-то, как раз, была предельно ясной, и выгоды были видны, как говорится, невооружённым глазом, но на разработку ходока требовалось разрешение руководства.
   Пришлось повторить отправку шифровки, предусмотрительно сделанной на трёх языках, только по другому адресу. Это письмо произвело нужное действие - ответ пришёл к вечеру того же дня в виде одной цифры условного кода, которая означала: "Предложение одобрено и разрешено к исполнению". Киселёв так обрадовался, что тотчас направился в соседний подъезд и появился в комнате ходока, улыбаясь во весь рот:
   - Поздравляю, Руслан Игоревич. Руководство согласилось дать вам, и... - тут он выдержал паузу, понизил голос, как заговорщик, - и мне, чтобы вы знали... Да, один шанс на двоих. Надо оправдать доверие. Я, видите ли, проникся к вам доверием сразу, ещё на вокзале, но чего стоило убедить их! - он воздел палец к небу, - вы даже близко не представляете. Знаете, чем я взял?
   - Чем?
   Аспирант с любопытством следил за Киселёвым, которого как подменили. Сняв котелок, перчатки и белый шарф, особист небрежно бросил их на стол, а не уложил аккуратно, как обычно, друг на друга. Глаза блестели чуть ли не лихорадочно, отчего прямоугольные золотые очки казались прозрачнее. Речь ускорилась, московский говор стал заметнее, а баритон звонче:
   - Обещанием дать теорию вашего, как вы назвали, э-лек-три-чес-тва... Между нами, Орден, он настолько недостойно себя ведёт, так тиранит Российскую Империю, что давно уже вызывает гнев у... - палец вновь устремился вверх. - Если вы дадите технологию, которой нет ни у кого, даже у Ордена - Россия будет на коне. Вы патриот?
   Киселёв перестал расхаживать по комнате, стукнул тростью, в упор уставился на Руслана. Тот заволновался. Россия, в которой он жил, сравнения с Европой и Америкой не выдерживала, а на доллар с евро только что не молилась. Недостаток крутых машин, навороченных пи-си, ноутов, мобил, смартфонов, да всего, что символизировало прогресс - раздражал до ужаса! Пределом мечтаний в кругу молодых ученых было удачно свалить в штаты, где бабла всем и каждому платили немеряно, а машины стояли дешевле грязи.
   С другой стороны, Руслана, который прилично играл на гитаре и в универе даже пел сольно, злили тамошние реперы, в безразмерных майках и джинсах, что едва не сваливались с жоп. Типа, продвинутые афроамериканцы! Да обычная безголосая гопота, которая, единственно, что умела, это держать ритм и причитывать чушь на английском! И она влёгкую становилось кумиром как в тупых штатах, так и среди отечественных быдлофанов!
   "Любить нищую Рашу? Щаз!"
   Однако признаваться в пренебрежительном отношении к Родине аспиранту показалось опасным. Киселев, по сути, кэгебешник, чекист - наверняка, фанатично предан "царю и отечеству". Так, кажется, звучала формула из какого-то сериала про благородных белых офицеров? И Руслан торопливо подтвердил:
   - Конечно, я за великую Россию!
   - Тогда вы понимаете, как многим страна рискует, спасая вас от Ордена. Его вездесущие шпионы не дремлют, увы. Поэтому нам придётся оборудовать лабораторию в укромном месте. Без связи с внешним миром. Вы готовы?
   - Что, в крепости на острове, как Монте-Кристо? - щегольнул образованностью аспирант и пояснил свою обеспокоенность. - Мне понадобится оборудование, материалы, железо, медь, химреактивы... Приличная металлообработка, токарь там, фрезеровщик. А химреактивы, бакелит, а лаки? Электричество, это же вам не баран чихнул!
   - Я буду доставлять, по заявке и по мере возможности. Меня назначили куратором проекта. Времени на подготовку обещанного вами новшества отвели мало, месяц-два, так что список самого необходимого представьте к вечеру. Вылетаем в четверг утром. А теперь, извините, спешу.
   Киселёв натянул перчатки, набросил на шею белый шарф, угнездил котелок, слегка примяв аккуратную стрижку, тотчас слегка приподнял его, склонил голову в кивке и вышел, оставив аспиранта в состоянии раздрая:
   "Блин, надо сразу две электромашины делать, генератор и двигун... Якорь и статор сейчас заказать? Успею, что там чертёж сделать... Обмотку? Простую петлевую навью, лак для пропитки сварю... Проволока нужна, много.... Ну, за месяц управлюсь, потом покажу пару фокусов и разведу на подготовку портала... Блин, в какую тюрьму они меня запрут? Понятно же, что в город выпускать не будут. Во как, прямо-таки программа защиты свидетелей! Тогда и я маскировку наведу. Башку побрею, бородку оставлю..."
  

О пользе недоверия, хорошей памяти и тонкого слуха

  
   Богдан Резников вернулся из Урянхайского края недовольным. Материал он собрал, пусть и с трудом, однако убойный финал - не вытанцовывался. Статья получалось сухой, без живинки, хотя факты в её основе выглядели потрясающе интересными. Начинал Богдан скандально, указывая, как заставу его не пустили, а перехваченный в приграничном поселке унтер-офицер - даже фамилию командира заставы не назвал. Это была правда. Почти. Никто и не обязан докладывать первому встречному, в какую командировку отбыл командир.
   Дальше цитировался рассказ механика дирижабля из пожарного депо Белоцарска - о феерической забаве с затоплением пещеры. Умышленно без указания, что там засел ходок. И лишь потом завеса тайны над историей с водой - медленно приоткрывалась. Эту часть Резников переписывал дважды. Сначала, как ту подал упитанный майор из штаба полка. На него - в качестве достоверного рассказчика - Богдану указал дневальный. Майор пренебрежительно прошёл мимо, не отозвавшись на просьбу какого-то штафирки:
   - На минутку! Пара вопросов!
   И лишь когда прозвучали ключевые слова о ходоке, Воронов стал, словно вкопанный, с любопытством оглядывая репортёра:
   - Вы о чём?
   - Господин майор, возможно, вы проясните, что случилось при поимке ходока? Ходят слухи, что погибла чуть не рота пограничников, а доблестная Особая Экспедиция осрамилась...
   Резников специально сказал так, уповая на естественное желание любого обычного человека посудачить о провалах спецслужб. Не только обыватели, но и военные мало разбирались в задачах Третьего отделения, воспринимая эту службу как некую надзорно-карательную. Возможно, расчет Богдана сработал - майор Воронов, лично принимавший участие в той операции, пошёл на контакт.
   Согласившись продолжить беседу, он наболтал много больше, чем воздушный механик, после чего ситуация предстала в достаточно живом виде. Получалось, командир заставы вел себя, как безрассудный карьерист, и бросал пограничников в лобовые атаки на пещеру, в которой укрывался до зубов вооружённый ходок. Имея скорострельное оружие и большой запас гранат, ходок легко отбивал все атаки, в результате чего трупы бойцов устилали подходы к пещере.
   - И только с моим появлением там бессмысленные атаки были прекращены. Я настоял на отстранении капитана Мухина от командования. Почему не сам? Так ведь Третье Отделение, как всегда, старается рулить. Его полевой агент, совсем мальчишка, несмышлёныш, а туда же, - майор выразительно скривился, - решил покомандовать захватом. Ну, и тоже положил кучу народу у пещеры. Когда его ранило, я воспользовался случаем, вызвал пожарный дирижабль... А, вы слышали уже? Да, это я предложил нестандартный способ захвата ходока. Славу, конечно, приписал себе Каиркенов... Кто? Да так, совершенно гражданский тип, чиновник Томской канцелярии Третьего Отделения.
   Версию майора Богдан выслушал, не перебивая. Потом, в гостинице, записал подробности необычного захвата, подчеркнув хитроумие Воронова. Действительно, использовать пожарный дирижабль, чтобы затопить пещеру с ходоком и потом бескровно арестовать - верх изобретательности! Слова майора подтверждались новенькой медалью "За боевые заслуги", но когда Богдан остыл, изложил рассказ на бумаге - возникли первые сомнения. Он репортёром служил не первый год и нестыковки ловить научился.
   Воронов привирал.
   Он прокалывался на мелочах, которые непосредственному участнику врубаются в память намертво. Не сразу ответил, куда был ранен боец, которого майор вытащил на себе, рискуя жизнью. Увильнул от конкретики при перечислении потерь. Однако мелкие неточности, вроде бы, искупались важностью сведений. Ведь даже причины отсутствия опрометчивого командира заставы майор объяснил мотивированно:
   - Он нахамил полевому агенту, помешал тому провести правильную атаку. По его вине агент был тяжело ранен. А капитана Мухина за это вызвали в столицу, непосредственно в Особую Экспедицию. Так что сюда он уже не вернётся. Трибунал, точно. Погоны сорвут и в солдаты!
   Капитан Мухин. Дмитрий Сергеевич. Это имя Богдан подчеркнул, записывая в блокнот. Хотя план статьи уже сложился в голове репортёра, но для полноты картины требовались сведения о недотёпе-капитане, который напортачил, возомнив себя стратегом. Поэтому, вернувшись домой, Резников задействовал прирученного информатора из губернского полицейского управления. Как тот умудрился получить выписки из личных дел Мухина и Воронова, журналист не интересовался, но доставленные пневмопочтой несколько листков оказались весьма кстати.
   Пробегая взглядом скудные биографические и послужные сведения, Богдан отметил, что запись об инициативном задержании ходока есть и в деле капитана, хотя наградой того не отметили. Пометка, что эта запись сделана на основании отзыва начальника Томской региональной канцелярии Третьего отделения - расставила всё на свои места:
   - Ага! Ну, майор, ну, хитрец! Примазался! Особисты капитана не дрючить, а служить вызвали, - догадался Резников. - Значит, всё врал Воронов. Не он отличился, а именно капитан. Ну, теперь и статейку закончить есть чем! Заголовок? Заголовок... По Грибоедову? Служить бы рад... Нет, не так. Служить он рад, прислуживаться - тошно! Интригу на медальке майорской замутить... И Третье Отделение обгадить, как полных неумех... Ещё бы! Полевой агент обделался, так они взамен прислали чиновника. Бездаря сменили на бездаря! А простой офицер, самый обычный пограничник - играючи взял ходока! Ух, шуму будет!
   **
   Скандал - верный способ поднятия популярности. "Столичные Новости" в Западной Сибири хорошо расходились, когда речь в газете шла о местных делах. Поэтому рядовые заметки Резников не писал. Честолюбие подталкивало его, заставляло выискивать неформальные данные или толковать их фривольно, давая волю намёкам.
   Конечно, обиженные фигуранты эссе или очерков, а то фельетонов нередко обращались в суды и даже выигрывали их. Но руководство ценило ушлого репортёра и подстрекало на острые материалы. Критикуя Особую Экспедицию, он чувствовал себя канатоходцем над пропастью. Или укротителем, кладущим голову в пасть льва.
   Остро завершив статью, Богдан не исчерпал вдохновения. Ему захотелось обыграть историю с этим ходоком, как частный случай непрофессионализма Третьего Отделения.
   - Почему нет? Закрытая для критики система? А вот фигушки! Я покажу, что вы совсем мышей не ловите...
   Сказано - сделано. Информатор получил задание собрать все сведения по ходокам, которые появлялись в Томской губернии за последние годы. И расстарался - сводка уложилась в десяток машинописных листов и фотографических отпечатков. Внимательно проработав случаи появления ходоков, Резников отметил, которые не подтвердились. Два прошлогодних полиция проверила тщательно и списала на повышенную бдительность старушек, которые впервые увидели эфиопов.
   Чернокожие люди с татуировками на лицах оказались студентами-филологами, прибывшими из Аксумского царства по программе обмена, да ещё и христианами, хоть и своеобразного толка. Какой-то шутник из детективного отдела, вероятно, начальник, наложил на рапорт дознавателя о встрече с чернокожими ехидную резолюцию: "Почему в баню не сводил? Вдруг он ваксой вычернился, а крест на лбу чернилами нарисовал?"
   Богдана заинтересовал недавний случай. Буквально неделю назад становой пристав Филиппов отметил в рапорте странное поведение и оговорку незнакомого молодого человека, якобы, заблудившегося в алтайских горах и пришедшего в село Большой Бом. Сомнение в личности возникло после того, как молодой человек невпопад ответил на несколько вопросов и пустился в бега, не доехав до Ойрот-Туры пяток верст.
   Однако проведенное расследование закончилось ничем. Жители села однозначно списали оговорки и поступки незнакомца по имени Руслан на горячечный бред и психические сдвиги. Староста подчеркнул, что на высоте приступа лихорадки парень сбежал из медпункта, забрёл к нему в дом, бредил, выкрикивал имя иудейского бога и вёл себя, как помешанный.
   Показания фельдшера, которая оказывала помощь и выхаживала больного парня, полностью сняли подозрения в иномирском происхождении Руслана. Под описания и фотографии бежавших из тюрьмы преступников парень не походил, поэтому рапорт переслали в Третью канцелярию Е.И.В. и дело закрыли.
   Дочитав справку, репортёр заварил свежего чаю и перебрался из-за стола на диван. В лежачем положении ему думалось лучше. Устремив глаза в потолок, где трещина давала занятие для глаз, Богдан пытался припомнить шероховатость - этакую занозу, задоринку, как сказал бы столяр - встреченную в тексте справки.
   - Что меня цепануло, имя? Нет. Тут память сбоев не даёт...
   Промаявшись четверть часа, Резников вернулся к столу, заново прочёл все листы. И в фотокопии рапорта пристава Филиппова нашёл-таки искомую задоринку: "Когда подозрительный тип склонился у заднего колеса мобиля, делая вид, что его вырвет, я заметил на его шее синюю татуировку странного вида. Она немного напоминала букву с множеством добавок. Похоже на китайские каракули, только жирная..."
   - Изрядно! - воскликнул репортёр, представив себе жирный иероглиф. - А ведь я видел такую букву. На ком?
   Откинувшись на спинку стула, Богдан постарался вспомнить, где и когда ему мог встретиться носитель приметы. Белоцарск он отмёл, пересмотрев снимки. Там он каждого, с кем говорил - сфотал по нескольку раз.
   - По дороге в Урянхай? Нет. Я нигде не останавливался. Значит, здесь, в Томске.
   Но память подводила, пришлось вынуть ежедневник и проштудировать расписание на предшествующую поездке неделю. Проговаривая встречи, день за днём, Резников добрался к последнему:
   - Так... Я узнал по новостям о стычке на заставе... Приехал сюда, собрался и рванул в Белоцарск. Нет, не сразу, я же к Семёну заглянул, попросил брать почту... Да! Вот оно! От него выходили двое, Сёмкин курьер-ломовик и такой стройный, высокий посетитель. Глаза умные, как у студента. Они спорили, точно! И он стоял ко мне спиной, а потом повернулся... Вот у него и был иероглиф... Так надо у Сёмки спросить, кто это и откуда!
   Сказано - сделано. Богдан решительно позвонил в дверь соседа, дождался, когда Киселёв открыл и поздоровался. Затем шагнул внутрь, заставив коллегу посторониться, и заявил:
   - Сёма, надо поговорить! Ты должен, просто обязан мне помочь! Помнишь, пару дней назад от тебя вышел Демид с незнакомым парнем? Кто он, как найти?
   - Зачем?
   - Ты только в обморок не падай. Он - ходок!
   **
   Руслану нравилась ванная комната. Нет, квартира целиком тоже была выше всяческих похвал! Просторные комнаты и кухня имели метраж поразительный для обитателя бетонных многоэтажек - не меньше двадцати квадратов. Но ванная комната, выполненная в стиле совмещённого санузла, где широкую ванну от унитаза, биде и настенного писсуара отделял трельяж над раковиной - приводила аспиранта в полный восторг. Два газовых рожка обеспечивали роскошную подсветку, а створки трельяжа вкупе с широким зеркалом за спиной позволяли осматривать спину и затылок.
   Благодаря такому ракурсу, Руслан самостоятельно подровнял бритвой волосы на шее. Они всегда росли некрасиво, двумя мысками спускаясь вниз. Аккуратная ровная линия стрижки держалась всего дня три после парикмахерской. Потом шея зарастала, причёска теряла строгость. Аспирант не то чтобы по-бабски ревниво ухаживал за внешностью, просто, считал себя парнем привлекательным. Положа руку на сердце, ему хотелось быть похожим на голливудских красавцев. Но таскаться к парикмахеру каждую неделю - перебор!
   А тут он играючи выровнял линию волос. Всего-то дел оказалось - приноровиться ровно держать бритву и десяток раз провести по зарослям на шее! Довольный собой, Руслан любовался отражением, как вдруг услышал негромкие, однако отчётливые голоса, обсуждающие "татуировку". Характерный баритон Киселёва покрывал собой тенорок второго собеседника, но кто мешал взобраться на раковину и прильнуть ухом к вентиляционному отверстию? Так слышимость стала превосходной.
   - ... кто он? Координаты для связи есть?
   - Случайный человек. Богдан, он заходил насчёт работы, курьером подработать хотел. У меня же Демид на постоянной основе, я и отказал. А что ты им заинтересовался?
   - Сёма, повторяю - он ходок!
   Если бы Руслан мог, то втиснулся бы в квадратную отдушину, расположенную под потолком, чтобы глянуть на "тенорок", который знал его секрет! Но пришлось лишь задержать дыхание и вслушиваться. Звякнул стакан, зажурчала вода - стало понятно, что беседа происходит на кухне. Вероятно, Киселёв выигрывал время, делая вид, что его мучает жажда и он желает сперва утолить её. Снова звякнул стакан. Видимо, уже пустой.
   - Богдан, твоя одержимость темой ходоков...
   Тенорок решительно перебил, возвысился и почти крикнул:
   - Перестань, Сёма! Ты прекрасно знаешь, что я в теме глубоко, что у меня информация нерядовая. Татуировка прошла по рапорту, который проверяли всерьёз! Полиция не нашла подтверждения, но я-то своим глазам верю! Я должен найти и потолковать с этим типом. Ты пойми, если я сам, лично, возьму интервью у ходока раньше, чем его схватит Особая Экспедиция и сдаст Ордену - это фурор!
   - Карьерист, - неодобрительно фыркнул Киселёв. - Журналистом года стать хочешь?
   - Почему нет? Если тебе не надоело торчать собкором в провинции, то я уже давно засиделся. Хочу в столицу!
   Голоса стали удаляться. Руслан изогнулся немыслимой дугой, пытаясь ещё плотнее прильнуть ухом. Последние разборчивые слова Киселёва, совсем на пределе слышимости, повергли его в ужас:
   - Да бога ради, я всегда готов с тобой поделиться сведениями. Для хорошего человека ничего не жалко... Того парня звали Руслан Рослов. Хочешь с ним встретиться? Устрою...
   Тенорок обрадовано зачастил. Киселёвский баритон оживил аспиранта, но не успокоил, а лишь вернул к состоянию обыденной тревожности:
   - Через месяц... Нет, адрес он не дал... Сказал, что едет куда-то в село. Жаль тебя, ведь никакой он не ходок. С чего бы мне его скрывать? Но раз ты просишь... Обещал заскочить на обратном пути, а у меня Демид как раз в отпуск...
   Тенорок разочарованно взвыл, но разобрать слова опять не удалось. Затем наступила тишина, хлопнула дверь. Руслан спустился с раковины, ладонью смыл следы подошвы с фаянсовых краёв, протёр мокроту туалетной бумагой. Пребывая в задумчивости, он вернулся в комнату, завалился на кровать, привычно умостив ноги на спинке. Странное поведение особиста требовало кропотливого анализа:
   - Зачем он обещал? Через месяц... Это как, если я уеду на два? И кто к нему приходил, интересно? Кто меня видел здесь? С Демидом. Только байкер, больше некому. Ну да, он журналист! Репортёр. А где взял инфу про меня? В полиции, раз татуировка упомянута. Значит, унтер и староста донос про меня накатали. Проверка... Он сказал, проверка. Тогда понятно, водилу и Полину тоже допрашивали, к бабке не ходи. А почему же менты решили, что я не ходок? Или это особисты решили? Ну да, конечно, они! Чтобы меня не светить, прикрыли очко бронелистом! Если шум, то Ордену рапорт о проверке покажут, типа, отмазка. А свалят на стрелочника. Вот козлы, всё как у нас делается!
   Огорчённый выводом, Руслан внезапно зевнул - азарт рассуждений сменился пониманием: "Поздняк метаться, теперь уже не сбежать и не переиграть. Только тупо сидеть и ждать... Да. Это единственное, что я могу..." Он снова зевнул, прикрывая рот ладонью. Навалилась апатия, парализовав все мысли, а телом завладела какая-то непонятная усталость. Он вернулся в комнату, упал ничком на постель и заснул - как выключился.
  

Провинциальная служба Третьего отделения

  
   Томская региональная канцелярия Третьего отделения никогда не казалась коллежскому асессору Ильгизу Кадыровичу Каиркенову заведением скучным. Хотя он пришёл сюда после бурной, сначала наполненной опасными приключениями, а потом - переживаниями за принятые решения - полицейской жизнью.
   Так получилось, что превосходный сыскной агент Каиркенов после ранения в ногу охромел слишком тяжко. Рачительное начальство направило хромца в школу полиции, откуда тот вернулся с отличными оценками и рекомендацией в дознаватели. Но следовательских вакансий не оказалось, и Каиркенов получил должность помощника оперативного дежурного города Мариинска.
   Нелишне отметить, что от человека, который координирует сиюминутную деятельность криминальной, патрульно-постовой и прочих полицейских служб - требуются незаурядные способности. Мало держать в памяти карту города, надо знать особенности каждого района, время, потребное на дорогу от одной точки до другой. А ещё - верно определять приоритет происшествий и всяческих неприятных событий.
   Да-да, это важно, сходу врубиться, въехать, просечь - такое великое множество глаголов используют русские люди, чтобы передать сущность простого умственного действия, суть которого сводится к умению быстро понять важность рапорта, сообщения или донесения, поступившего к дежурному.
   Ильгиз Каиркенов имел не только это, но и чутьё на необычность, если можно так выразиться. Первого своего "ходока" он вычислил по косвенным признакам, на которые не обратил внимания никто, кроме него. Доставили в каталажную тюрьму беспаспортного человека с коротко остриженными волосами и замысловатыми наколками по телу. Тот ограбил пасеку в Осиновом улусе - что тут такого, казалось бы? Но помощника оперативного дежурного Мариинской полиции описание татуировки собора с тремя куполами насторожило. Он не поленился спросить специалиста о характере наколок и получил однозначный ответ:
   - У нас таких не делают!
   "Ходок" оказался уголовником-рецидивистом, бежавшим из тюрьмы в своём Мире и свалившимся в наш. Орден его брать отказался, и тот посейчас томится на Камчатской каторге. За преступления, что успел совершить уже в Российской Империи до поимки Мариинской полицией. После нерядового случая министерство внутренних дел издало памятку с признаками ненашенских татуировок. Ильгиз Каиркенов получил премию и значок "Отличник полиции", но из МВД его уволили. Переводом в Томскую региональную канцелярию Третьего отделения, делопроизводителем.
   Внушительную денежную премию он потратил с толком, на подержанный мобиль. Благодарственное письмо начальника Третьего отделения повесил на правую стену, рядом со свидетельством об окончании школы полиции. Когда Ильгиза Кадыровича повысили до начальника региональной канцелярии, эти два главных документа переселились на соответствующую стену.
   Любуясь на замысловатую подпись, украшавшую низ благодарственного письма, Каиркенов отвлёкся от чтения донесений. Из приемной донеслись голоса, узнаваемые даже через дверь. Высокий, почти дискант, принадлежал новому сотруднику, стажёру Исаеву:
   - Почему я должен разбирать почту? Меня готовили к практической работе!
   Густое контральто принадлежало Ольге Максимовне Деевой, делопроизводителю, ласковой толстушке, абсолютно неумолимой, когда дело касалось принципа:
   - Верно, Константин Григорьевич. Это она и есть, работа. Ежедневная. Вот ваш стол, вот рапорт полицейского управления, вот сводка несчастных случаев - читайте и отмечайте всё, что кажется необычным. Потом покажете мне, вместе проанализируем.
   Исаев помолчал. Видимо, устраивался за столом, открывал сводки и рапорта. Тоном ниже, но уже с ноткой отчаяния он воскликнул чуть погодя:
   - О, вейз мир! Убийства, ограбления, драки... Муж зарезал жену, из ремонтной мастерской угнали карьерный бульдозер Ильинского разреза, пьяный водитель мобиля раскатывал по городу и стрелял в собак, жена зарубила мужа, в Топольниках бродяга самоповесился в развилке дерева... Как понять, что тут необычного?
   - Для начала пометьте бродягу, бульдозер и пьяного стрелка. Просто из интереса. Вам хочется спросить, чем ему собаки-то не угодили? Вот и ставьте крыжик, или знак вопроса, - прогудела Ольга Максимовна. - Не робейте, к обеду разберём почту, доложим начальству, а оно пусть голову ломает - надо нам про собак спрашивать, или нет... Ильгиз Кадырович неладное нюхом чует.
   Каиркенов усмехнулся. Хотя внешне канцелярия выглядела обычной конторой, он любил эту работу и категорически возражал бывшим коллегам из полиции, шутившим над "бумажной крысой":
   - Мы работаем головой, а не с бумагами. Разницу чуете?
   К сожалению, понимали немногие. Вот и Костя Исаев пока не видит толка в чтении сводок. Потому что не умеет их читать. Ничего, пусть пока тупо покопается в фактах, под контролем Деевой пробует осмыслять сведения, описанные скупыми строками. Пусть дойдёт до белого каления, пусть взорвётся. И тогда начальник Томской канцелярии возьмёт стажёра на прогулку в "каталажку", куда свозят задержанный сброд. И предложит по внешнему виду определить, кто есть кто.
   А когда стажёр осрамится, Ильгиз Кадырович расскажет, почему чиновники в конторах бывают разные. Некоторые почти не отличаются от бюрократов, какие прели в столоначалиях позапрошлых веков, в чинах дьяков, подьячих, писарей, и бездельно отсиживали рабочие часы, усердно исполняя лишь одно действие - прочистку ушах и носа тыльной стороной карандаша. Из-за таких, малограмотных, искажавших диктуемое или переписуемое, и возникла притча про никому неведомого "поручика Киже".
   Вряд ли мальчишка Исаев читал по мифического поручика, да и неважно это. А вот что мир стал компактнее с появлением быстроходных дирижаблей и доведением пневмопочты до таких российских глубинок, провинциальней которых остались только хуторы - стажёр поймёт. Ещё бы не понять! Пять лет назад столичные газеты ехали до Сибири почти неделю, а нынче местная типография получает по почте готовые клише для печатных машин. Вуаля! И жители Малороссии, Сибири, Дальнего Востока или Камчатки утром читают свежий номер главной газеты страны.
   Да, мир стал компактнее - с этим стажёр согласится. И тогда Ильгиз Кадырович покажет, чем отличается творческий работник от "конторской крысы". Даст прочесть Косте копию одного циркуляра, где вымараны даты, названия населённых пунктов и даже инициалы, но оставлено главное - выдержки из отчета о странной болезни. Зимой 20.. года она выкосила почти всё население местечка ... N-ского уезда. Только потому, что полиция не сумела вовремя поймать заразного "ходока" из другого мира. И кому из умерших интересно, что "ходоком" оказалась невинная девочка? Вот тогда стажёр ужаснётся, поймёт, насколько это важно - своевременно извлекать информацию о "ходоках" из сводок и справок всех губернских департаментов и ведомств...
   Каиркенов не успел додумать план воспитательного разговора со стажёром. Прогудел сигнал пневмопочты. Раскрыв пенал, начальник Томской канцелярии расправил лист, испещрённый буквами. Они выглядели бессмысленным набором, однако, циферка в начале одной из строк - являлась условной, конечно, для знающего человека. Вынув из сейфа шифровальную сетку, Ильгиз Кадырович наложил её на текст и прочёл циркуляр:
   "Всем региональным канцеляриям.
   Сделать годовую выборку странных происшествий криминального и некриминального характера, классификация коих затруднена или же невозможна, так и других, попадающих в раздел "прочие". По приготовленной выборке проверить тщательность и полноту расследования упомянутых происшествий. В случае явной халатности или недобросовестности расследований взять должностных лиц, повинных в том, под негласный контроль. Об исполнении доложить через две недели от сего числа.
   Л.В. Дубельт"
  

Первый полёт к свободе

  
   Проснувшись рано утром, аспирант Рослов понял, как чувствовал себя Менделеев после осознания формы и структуры знаменитой таблицы. В голове сложился план действий, осталось только его записать и реализовать. Чем он и занялся безотлагательно.
   Выпросив у Арика линейку и карандаш, Руслан сделал чертежи якоря и статора самой примитивной электромашины. Подшипники по типоразмеру детализировать не стал, просто обозначил ожидаемую нагрузку. Сечение медного провода указал, как помнил, а вот над коллектором пришлось помараковать основательно. То, что в его мире было делом минутным - вылез в сеть, нашёл нужное - и всё! А здесь аспиранту пришлось долго расспрашивать Демида и Арика, тупых до ужаса, пока он понял, что прессованный графит для щёток найти не удастся.
   Вчера это воспринялось бы, как удар ниже пояса, но сегодня всего лишь стало отложенным вопросом - чем и как заменить? Плюс, сработали давнишние навыки, приобретённые за время изучения методик ТРИЗа. Знаменитая теория решения изобретательских задач советовала для начала точно выразить, чего ты хочешь?
   - Хочу снимать или передавать электроны с неподвижного контакта на подвижный, - сказал вслух аспирант, адресуя формулировку себе.
   И "отпустил корову бродить, куда та захочет", как учила ТРИЗ - то есть перестал ломать голову над проблемой щёточного узла. Этому помогла суета со сборами на дирижабль. Арик прибежал возбуждённый, приказал Демиду с Русланом:
   - Ноги в руки и поехали!
   Он погнал мобиль за город. Аспирант сунулся было на переднее сиденье, но Демид рыкнул и загнал во второй ряд. Даже опускать стекло не позволил. Руслан с любопытством пялился на оживлённое движение, на вывески и рекламу, на пешеходов, но всё это быстро примелькалось и утратило вкус новизны. Зато потом, как только дома расступились, впереди возникли куполообразные ангары. Такие точно, надувные, устанавливали над передвижным "Луна-парком", куда Руслана пару раз водили родители в бытность подростком. Но чем ближе подъезжал мобиль, тем яснее становилось - тут не ангары!
   Огромные дирижабли низко парили над аэродромом, держа носы по ветру, подобно кораблям, стоящим на рейде у морского порта. Когда Арик свернул на платную парковку, и вся троица пешком направилась дальше - на соседнем поле зажужжал самолётик и комаром, жалкой букашкой промелькнул в стороне от гигантов. Руслан шёл, всё выше задирая голову. Он, что называется, запал на дирижабли "нипадецки", как совсем недавно выражался в чате.
   И то, когда серая продолговато-ребристая туша, больше всего похожая на тыкву, растянутую за жопку и хвостик, вырастает, нависает и закрывает небо - только тогда понимаешь силу инженерной мысли. Никакие большегрузные самолёты, а Рослову довелось посмотреть на "Антея" и "Мрию", и в сравнение не шли с этим. Небольшой дождик, налетевший с запада, заставил его и спутников бежать, чтобы укрыться под навесом у причальной мачты.
   Восторг аспиранта не омрачил даже образчик разгильдяйства, видимо, свойственного любой России в любом мире - бетонный тротуар закончился в считанных метрах от мачты, а дощатые мостки, брошенные через лужу, прогибались до самой грязи и пачкали обувь. Отирая боковину и подошвы туфель о траву, Руслан продолжал смотреть вверх.
   - Нравится? - раздался над ухом знакомый голос, и невесть откуда возникший Киселёв доброжелательно поддел попаданца. - А вы, сударь, изволили ляпнуть, мол, каменный век... Вот эта сигара, что ожидает нас, всего лишь малотоннажный дирижабль полужёсткого типа.
   - Красавец! - воскликнул аспирант, задирая голову. - Какая, к чёрту сигара? Это небесный кит!
   Горизонтальные рули, действительно, раскинулись широким полукругом на всю ширину баллона и слегка изгибались под порывами свежего ветерка. Он же, ветер, проминал бока баллона, гоняя волнообразные складки, но килевая ферма в виде длинного металлического ложа - для защиты мягкого брюха "небесного кита", что ли? - заставляла дирижабль держать форму.
   Ажурная причальная мачта серебристого цвета, в которую носом уткнулось воздушное судно, играла роль лифта. Застеклённая кабина, неспешно жужжа двигателем, который почему-то был спрятан в полу, поднялась до самого баллона, выдвинула ещё более ажурный телескопический мостик и дотянулась к гондоле. Киселёв, Демид и Арик первыми прошли по нему, почти не касаясь перил. А Руслан смотрел на землю, которая оказалась далеко внизу. Он ощутил давно забытый холодок между лопаток, как в армии, когда робел на парашютной вышке перед первым тренировочным прыжком.
   Ветер налетел сбоку, надавил на дирижабль. Тот лениво шевельнулся, уступил нажиму наподобие флюгера - сместил гигантский хвост, не отрывая нос от причальной мачты. Лифт и мостик сместились вместе с гондолой. Руслан покачнулся, судорожно вцепился в ажурные поручни. Пилот дирижабля, отчетливо видимый сквозь большие лобовые стёкла, усмехнулся испугу пассажира, приглашающе махнул рукой. Его помощник, сосредоточенный на управлении лебедкой, которая поднимала в гондолу багаж, на порыв ветра и поворот дирижабля не обратил никакого внимания.
   Руслану стало стыдно. Он решительно шагнул вперёд, страшась, что металлическая сеточка пола прогнётся под ногой, но та выдержала вес, а после второго шага мостик кончился, и началась пассажирская гондола, прочная, двухэтажная, отделанная внутри лакированным деревом. Киселёв со спутниками уже сидели в креслах вокруг стола, выкладывая из несессеров дорожную снедь. Демид вожделенно рассматривал бутылку вина, одной рукой ловко раскрывая штопор карманного ножа:
   - Вот это славно, а то я засыхать стал! Господин начальник, вы будете?
   - Нет, это вам с Ариком. Руслана я угощу "Крымским нектаром князя Голицина". Специально захватил. Присаживайтесь, господин учёный. Знаете, как готовят это божественное вино?  Из трёх сортов винограда. Кокур белый, Мускат белый и Мускат розовый. Шесть золотых медалей! А началась история с князя Голицина, когда тот вступил в должность Главного винодела Императорского удельного ведомства. В тысяча восемьсот девяносто первом году...
   Рослов слушал, пригубливал вино и удивлялся. "Крымский нектар" в сопровождении истории его возникновения казался очень вкусным. Раньше аспирант никогда не задумывался о культуре винопития, а рекомендации ресторанных сомелье воспринимались, как попытка впарить дорогущее спиртное. Но сейчас Руслан отпивал по глотку из бокала, отчего вино не проваливалось в желудок, а обволакивало язык, нёбо. От этого запах и вкус, вовсе не градусы, стали основным. Он восхитился и перебил Киселёва:
   - Семён Михайлович, откуда у вас такие познания?
   - Долго рассказывать, - отмахнулся тот, - я ведь журналист. Работа обязывала собирать информацию по крупицам и осмыслять, иначе толковое эссе или очерк не создашь.
   И замолчал, видимо, углубился в свои воспоминания. Аспирант не стал ему мешать, справедливо разделил остаток дивного вина по двум бокалам, подхватил свой и встал, глядя за борт. Тайга проплывала внизу, словно перед Русланом медленно прокручивался спутниковый снимок в большом увеличении. Это очень походило на события недельной давности, когда грохочущий МИ-8 вёз его к охотничьему домику. Меньшая скорость и почти полная тишина - вот и все отличия. Два поворотных пропеллера, заключённых в узкие обечайки, стояли чуть под углом к движению воздушного корабля, видимо, компенсируя боковой ветер.
   Крамольная мысль, что этот мир вовсе не отсталый, просто техническое развитие идёт иным путём, игнорируя нефть с обязательными двигателями внутреннего сгорания - опять посетила Руслана. А вино, такое лёгкое и вкусное, будоражило мозг хмелем. И он решился:
   - Семён Михайлович, послушайте, у меня вчера окончательно сформировалась идея, как помочь России сделать технический рывок. Я повторю про портал. Это проход в обе стороны. Только не думайте, что я хочу бежать от вас, нет. Это взаимовыгодный проект. Мы с вами сможем подняться, сделать карьеру. Вы и я, как люди, стоящие у портала с двух сторон.
   - Портал, я помню, вы интересное название придумали...
   - Не придумал, - отважно солгал аспирант, воспитанный на фантастике. - У нас они давно открыты, лет двадцать назад. Ворота между разными мирами.
   Врать так врать! Руслан популярно, словно выступая с лекцией перед старшеклассниками, растолковал всё, что было им недавно обдумано и выстрадано. Киселёв выслушал и даже поддержал идею:
   - То есть, достаточно отыскать ваш генератор, я правильно понял? И поднять на вершину дерева металлический, как вы сказали? Проводник? А, проволоку. Почему медную?
   - Можно алюминий.
   - Увы, я про такие проводники не слышал ранее. Стальной трос или цепочка подойдут?
   Немного подумав, аспирант согласился. Ему раньше и в голову не приходило, что в мире без электричества нужды в проводах, тем более, в оболочечных проводах - просто не будет. Это огорчило его. Спешно допив вино, Руслан повернулся к столику, чтобы поставить бокал, и ненароком задел ногой замшевые сапоги Киселёва.
   Тот укоризненно глянул на спутника, подтянул к себе дорожный саквояж, вынул небольшую щётку. Прошёлся по испачканному месту в разных направлениях, полностью удалив грязь. Удивлённый Руслан, который знал лишь один предмет для чистки замши - наждачную бумагу, взволнованно попросил:
   - Дайте глянуть!
   Упругие проволочки, а не щетина, искусно вставленные во множество гнёзд, поразили аспиранта. Только теперь он вспомнил, что страшно давно, на прочно забытой лекции, студентам-электротехникам объясняли происхождение термина "щётка", никак не подходящего для кусков прессованного графита:
   - Ой, я дурак! Вот же решение... - и деловым тоном пояснил куратору, вопросительно поднявшему брови. - Мне понадобится с десяток таких же. Мы скоро прилетим?
  

Три бывших пластуна

  
   Пузатый графинчик мгновенно запотел по уровню жидкости. Столбин, блестя лысиной, разлил "Императорскую" по хрустальным стопкам и чуть отступил, оценивая уровень водки в каждой. Его собутыльник, Минин, сухощавый, высокий и немного сутулый, с гладко выбритым лицом и аккуратно подстриженными темными с проседью волосами, не преминул подколоть:
   - Недолил. Надо на слух, по три булька...
   - Оставь, Митрич, - привычно отмахнулся виночерпий, возвращая графин в холодильник, - у меня глаз - алмаз. Давай, за встречу!
   Давние знакомцы и приятели с первых армейских лет, эти два человека не стали крепкими друзьями по причине случайной - судьба рано развела их в разные стороны. Ерофей Алексеевич Столбин остался ревнителем Российской Империи и нынче трудился уже на посту начальника Особой экспедиции III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии.
   А вот Афанасий Дмитриевич Минин теперь служил Ордену. Так получилось невольно. При выполнении секретного задания он, единственный из группы диверсантов, выжил и оказался в открытом море. Тяжело раненый, изувеченный, фактически, полумёртвый, этот человек на одной воле двое суток не столько плыл, сколько держался на воде. И каким-то чудом добрался до орденской морской платформы, где его долго выхаживали и лечили. Когда Минин вернулся в Россию, где считался погибшим - его подвиг оценили, отнеслись уважительно, но комиссовали по инвалидности вчистую.
   Зато Ордену, как оказалось, деловые качества бывшего диверсанта очень понравились. Возможно, братья узнали кое-что о последнем задании, которое Минин выполнил, не щадя себя. Или оценили волю к жизни. Или ещё из каких-то соображений, но бывшему воину почти сразу предложили должность Почетного Консула. Изучив консульские должностные обязанности, Афанасий Дмитриевич дал согласие. А после выполнения довольно сложных и очень важных для "военной косточки" формальностей он присягнул Ордену.
   Несмотря на столь неожиданный взлёт по социальной лестнице, из младших офицеров до чиновника, вхожего к Государю, Минин остался прежним добросовестным служакой, хотя блюл интересы уже иные. Которые, естественно, значительно отличались от российских, но Родине во вред не шли. Столбин, когда стал начальником "особистов", досконально собрал сведения и проанализировал поведение бывшего подчинённого, выступающего в роли Почетного Консула. Лишь после этого их приятельские отношения возобновились.
   Особистам и братьям-орденцам приходилось не просто сотрудничать, а тесно работать вместе, вычисляя и отлавливая "ходоков". Немудрено, что полчаса назад Почётный Консул был тоже приглашён на срочное закрытое совещание в кабинет Императора. Недоумение приглашённых рассеял сам Государь, коротко объяснив:
   - Господа офицеры, вы собраны здесь, как ответственные сотрудники Третьего Отделения. Или как заинтересованные лица, я имею в виду вас, - он посмотрел в глаза Минина, - Афанасий Дмитриевич. Великобритания вознамерилась провернуть серию провокаций, дабы убедить Орден, что Российская Империя нарушает условия Договора с ним. Последствия провокации - утрата Россией лидирующих позиций, падение до уровня третьестепенной страны. Леонтий Васильевич, вам слово. После этого прошу всех высказаться. И уложиться мы должны в десять минут.
   Совещание длилось меньше восьми минут, ровно столько, сколько потребовалось на доклад, вопросы и ответы. К сожалению, кроме кодового названия и сути проекта англичан, контрразведка пока не знала ничего, но трудно ли тёртым профессионалам, а Император собрал именно таких, догадаться о направлении "подстав"?
   Конечно, все высказались очень кратко, в режиме перечисления сфер деятельности государства, где англичанам выгодно устроить провокацию. Прямые контакты с акватами, утаивание пойманных ходоков и - тут к гадалке не ходи! - копирование непозволительной техники, перенятой у тех же ходоков. Выслушав всех, Государь Император обвёл взглядом присутствующих. Ни один не спрятал глаза.
   - Я хочу войти в историю, как человек, который упрочил величие России, а не пустил по ветру. Надеюсь, вам тоже не нужен позорный ярлык. Что и как будете делать - решайте сами, но времени на раскачку нет! Благодарю вас, все свободны. Леонтий Васильевич, останьтесь.
   Начальники трёх первых Экспедиций и пятой, которая ведала иными народами, немедленно отправились в резиденцию контрразведчика - тому Дубельт заранее поручил координировать экстренную работу. Особист Столбин в пояснениях и помощи не нуждался, поэтому за дверями кабинета отвёл Почётного Консула в сторонку:
   - Ты хоть и не государев служащий, но в общей упряжке. Надо приватно посидеть. Не выпивки ради, а согласования для. Наедине, - заверил он и что-то шепнул на ушко адъютанту, который стремглав ринулся к выходу из дворца.
   Минин взял в расчет отсылку порученца - он, вообще, примечал всё и пытался понять, зачем это делается - в данном случае, чтобы предположить куда или за кем тот помчался. Но время тянуть не стал, согласился сразу:
   - Почему нет? Давненько мы с тобой не виделись. Месяц, никак? Я мобиль опущу, на твоём поедем...
   Так началась сегодняшняя встреча старых приятелей. Сейчас Консул нарочито крутил головой, как бы оценивая квартиру, в которой находился. На самом-то деле вывод был сделан почти сразу - конспиративная, конечно, да не вполне! Пяток минут назад, когда мобиль вёз их по Заневскому проспекту, приятели разговаривали о сущих пустяках, вроде прогноза на наводнение и проекте шлюзов в Финском заливе, о новой книге захудалого грузинского князя, но чертовски способного писателя.
   В тихой улочке - Консул не сомневался, что место будет безлюдным - они остановились. Особист негромко и отчётливо - специально? - отпустил водителя на пару часов. Привратник или консьерж, как любили говорить западопоклонники, Столбина узнал, вежливо поклонился, но слова не молвил и регистрационную книгу гостей не тронул. Консул мысленно отметил похвальную выучку этого соглядатая и одобрил выбор дома: "солидный". Квартира, если использовалась для встреч с информаторами или агентами, то не с простолюдинами.
   "И посещалась недавно, - понял бывший разведчик, намеренно укладывая шляпу на полку платяного шкафа в прихожей, - дождь был вчера... - сунул палец в складки зонтов, мужского и дамского, сиротливо стоявших в ведёрке, - а у вас, господин Экспедитор, кто-то под него попал. Даже двое? Ну-ну..."
   Убедившись, что оба зонта проверку на сухость не выдержали, Минин заглянул в обувной ящик, как бы, разыскивая щётку. Нашёл, обмахнул свои безукоризненно чистые туфли и вернул на место, оценив две пары тапочек. В туалетной комнате, где Консул сполоснул руки, шкафчик таил початую упаковку бритвенных станков, пару зубных щёток и зубной эликсир. Не модную жевательную смолку, а старый добрый полоскатель для удаления дурного запаха, который предпочитало его поколение.
   Это сказало о многом, так что олеографии на стенах, подарочные тарелки и статуэтки он рассматривал по привычке маскировать каждое свое действие. На самом деле его интересовало содержимое холодильного шкафа, куда повода заглянуть не нашлось, а спина Столбина закрыла почти всю видимость.
   Приятели чокнулись. Особист выцедил холодную водку медленно, отёр пышные усы, подцепил вилкой тонко напластанную сёмгу, подержал, давая жиру стечь в тарелочку. И лишь потом отправил ломтик в рот. К тому времени Афанасий Дмитриевич успел одним глотком разделаться со своей дозой, похрустеть солёным огурчиком и примостить на кубик холодца слой ядрёного хрена.
   - Зря графин убрал, Алексеич, - посетовал он, - давай сразу догоним. Водочка у тебя хороша, а мне в последнее время и посидеть-то не с кем. Эх, как в молодости славно было! Никаких поводов не надо, собрались, закатились в Славянский базар, погудели с девочками...
   Блестящая макушка Столбина биллиардным шаром переместилась от стола, занимавшего центр комнаты, в угол, к холодильному шкафу. Минин привстал и заметил, что выбор вин в дверце невелик, но все бутылки початы. На полках лежали отнюдь не консервы, а продукты, которые принято потреблять свежими.
   С учётом двуспальной постели, краешек которой удалось заметить в полуприкрытой двери спальни, предназначение конспиративной квартиры показалось Консулу почти выясненным. Он довольно крякнул и потёр руки, когда особист наполнил стопки. Колокольчик над дверью деликатно звякнул.
   - Ты кого-то ждёшь?
   - Я посмотрю, - уклонился от прямого ответа Столбин, заглядывая в телескопический глазок. - Ага, свои!
   Крепкий священник в коричневой рясе вошёл, пожал каждому руки:
   - Мир дому сему! Гостей принимаете?
   - Хозяину бы в ухо заехать, чтобы слово держал, - ласково улыбнулся Консул, который сразу заподозрил, что именно за этим человеком и умчался из дворца порученец Столбина. - Обещал, что наедине, но тебе я всегда рад, ваше высокопреподобие!
   Павел Николаевич Зверев, хоть и носил высокий чин - не шути! протопресвитер, представитель Святейшего Синода при Третьем отделении! - и в дворцовых раскладах с интригами свой статус использовал умело, здесь чиниться не стал. Он хохотнул, оценив первую часть сказанного Мининым, подмигнул Столбину, одобрительно поднял большой палец и ответил, продвигаясь к накрытому столу:
   - Место знакомое, дело неотложное, - тут же без стеснения вынул из посудной горки стопку для себя и споро наполнил водкой. - Ерофей, где капустка? А прованским маслицем сдобрил? Славно! Тогда рясу скину, чтобы не запачкать. Я так понял, что у государя аудиенцию не вы испросили, а Леонтий Васильевич Дубельт? Ну, со свиданьицем!
   Выпили. Похрустели огурчиком, квашеной капусткой. Столбин сёмгой в этот раз пренебрёг, аккуратно взял с тарелочки ржаную горбушку, натёртую чесноком в самом начале застолья. Понюхав, с аппетитом её сжевал и высказался:
   - Ты уже в курсе, о чём было совещание? Не очень? Тогда, коротко обозначу. Есть достоверные сведения, что Англия затевает против нас провокацию, и намерена завязать это на тайное использование ходока...
   Отец Павел многозначительно повёл косматой бровью, дескать, осознал, и занялся ветчиной. Минин последовал его примеру. Особист наполнил стопки, вынул вересковую трубку, развернул замшевый кисет, продолжая речь, как бы для одного священника:
   - Помнишь, Паша, файфоклоки в Средней Азии вознегодовали, когда Пишкек нам отошёл нетронутым? Там наши один диковинный артефакт, явно от ходока, получили. Так англичане втихаря донос в Орден задвинули! То есть, у них операции против нас давно разрабатываются. Но такого масштаба ещё не было. Вся МИ-6 под ружьё поставлена, вся русская сеть на провокацию настроена. И название какое! "Туман Альбиона". - Он резко повернулся к Почетному Консулу. - Афанасий, тебе что-нибудь, наверняка, известно. Подсказал бы, где провокацию ждать и какую конкретно. Знаешь ведь!
   Минин нахмурился, поставил пустую стопку на стол. Его лицо не дрогнуло, когда он ровным голосом ответил:
   - Ордену нет дела до ваших свар. Первое, по тому артефакту вопрос до сих пор открытый - кто его взял и откуда. Халифат, как известно, с Орденом договор не подписывал, поэтому, кроме агентурных данных, у нас ничего нет. Да я к ним и не допущен. Второе, ты сам-то ангел? Нет. Разведданные из МИ-6 вполне могут быть провокацией, чтобы засветить вашего агента. Так что туман с Альбиона - это ещё не ясно что! Но вербовать меня в информаторы - тут ты хватил, Ерофей!
   - Не вербую, а помощи прошу! По России целей для их провокаций не перечесть, - внезапно разъярился главный особист, - а ты? Или на вы тебя величать прикажешь? Может, католичество принять надумали, Афанасий Дмитриевич, а то и протестантом станете? Ты же в России родился! Нам надо-то всего ничего! Поймать британского льва за хвост! И осрамить на весь мир, чтобы королева своего премьер-министра пинком наладила, в отставку! В той пертурбации ... - он осёкся, так же внезапно успокоился, запалил спичку, раскурил трубку.
   Его нос картошкой и квадратные золотые очочки вкупе с пышными усами, подусниками, почти бакенбардами - придавали бы господину Столбину вид комический, но острый прищур глаз, угловатый подбородок и жёсткая складка в углах губ помогали сведущему физиономисту мигом поменять мнение. Вот и сейчас он пыхал ароматным дымком, но глаз от консула не отводил. Минину смотреть на особиста в упор не хотелось - мало удовольствия держать "полицейский" взгляд. Поэтому он обратился к батюшке:
   - Паша, почему этот ирод норовит всё испортить?! Позвал же просто посидеть. Что у него за манера дружеский расслабон превращать в деловое совещание? И каждый раз после второй стопки - он о делах! Нет бы о бабах, как положено гусарам...
   - Не ври. Ты знал, что разговор о деле будет. Но могу и о бабах, - ровным голосом возразил Столбин. - Средь моих пишбарышень такая ягодка появилась, что оперативников пришлось приказом разгонять...
   Отец Павел снял камилавку, положил на свободный стул, где на спинке висела ряса, поправил волосы, разгладил окладистую бороду. Его широченные, как сапёрная лопата, ладони оперлись на стол так, что тот жалобно скрипнул. Лицо, которое отлично подошло бы лубочному деду Морозу, озарилось улыбкой:
   - Соромно священнику про блуд слушать, разве что на исповеди... Так ведь не придёте, окаянные. Сын мой, - взор устремился на Столбина, - поелику крепость Руси Святой всего важнее для церкви нашей, православной, то поддержу, и... - тут могучий палец, поросший рыжими волосами, нацелился на Минина, - возглаголю тебе, господин Почетный Консул...
   Афанасий Дмитриевич словно не услышал, потянулся за сёмгой, подцепил на вилку, подстраховал кусочком хлеба, шепнул особисту:
   - Неужто, и впрямь, настолько хороша барышня? Не её ли ты сюда водишь? Смотри, Настасья вычислит - совсем облысеешь. А баки выщиплет, за фаберже примется!
   - Цыц! Афоня, дурака не валяй, - стукнул по столу отец Павел, - я не закончил! Вообще, касаемо англичан, ты что, возлюбил их, как ближнего своего? А ногу тебе кто изувечил? То-то же. И брось независимость разыгрывать. Русский, присягу давал?
   - А вот этого не надо, - утратил улыбку Консул. - Я освобождён от неё волею Государя...
   - Без разницы! Земле русской, народу, а не лично Императору присягают. Если ты равнодушен к пакости, что британцы затевают..., - тут священник отыграл в голосе то ли изумление, то ли догадку. - Да ты боишься, никак, за синекуру? Тёплое местечко, ну да... А я у Командора попрошу аудиенции. Дам ему просра... - священник запнулся, поискал и нашёл эвфемизм, - продефекалиться, чтобы знал, как трусов в Почетные Консулы рекомендовать...
   - Ты меня на голос не бери, - поднялся со стула Минин и подался вперёд, тоже опершись на стол ладонями, - и трусом не крести...
   Голос его звучал совершенно без эмоций, лицо лишь немного побелело. Кто не знал послужного списка Афанасия Дмитриевича, мог бы подумать, что этот немолодой человек к сердцу слова протопресвитера не принял и окорачивает того лишь по привычке отстаивать доброе имя от любых нападок. В чём сильно ошибся бы.
   Столбин, бывший взводный, своих людей знал досконально и потому видел, что оба дошли до крайности, вот-вот сцепятся. А пара воспитанников питерской школы пластунов-диверсантов в своё время могла разнести вдребезги - и разносила! - средних размеров вражеский городок, плюс, перебить всё население. Вероятно, жалея квартиру, начальник Особой Экспедиции рявкнул:
   - Смирно! Молчать! А ну, сели!
   Хорошо поставленный командный голос - великое дело. Консул и священник смолкли, подчинились. Молча же подняли стопки, куда точная рука особиста налила водку. Закусили.
   - Генерал-лейтенант, а орёт, как унтер, - нарочито прочищая ухо мизинцем, пожаловался в пространство Консул. - А что блажить-то? Я же хотел их высокопреподобию напомнить, что первый принцип Ордена - полная беспристрастность и абсолютный нейтралитет, - добавил он, откидываясь на спинку стула.
   - На словах, да, - согласился отец Павел, обеспокоенно рассматривая пятнышко масла на сером подряснике. - Как знал, что капну! Хорошо, рясу сберёг... Так о чём я? Лобби, есть такое слово, - и подчеркнул. - Английское, кстати, слово. Ерофей тебе не сказал, что МИ-6 обмолвилось про источник сведений в Лиссабоне?
   Минин понял намёк священника и знал, что такое серьёзное обвинение ложью быть не может. Но если в святая святых Ордена, в самой ставке Великого Магистра - и окопался лондонский агент? Это ломало все представления о беспристрастности структуры, которой служил Почётный Консул. Он задумался. Остальные ждали. Возникло тягостное молчание.
   - Так я про баб что хотел сказать, - разбивая тишину, зависшую над столом, совсем не в тему выступил особист. - Тебе, Афоня, о душе пора думать, а Паша утверждает - некто Минин медсестре каждый четверг юбку задирает...
   - Отче, а по чину ли священнику следить за светским человеком? - ожил и делано ужаснулся Консул. - За боевым другом!
   Искусно разыгранное возмущение давало понять особисту и священнику, что Минин совладал с нервами и принял решение. Мудрый Экспедитор улыбнулся, отправил в рот кусочек хлеба, чтобы не отвечать. Не менее проницательный отец Павел подал реплику, словно оправдываясь:
   - Никто не следит. Если монашек увидел известного ему человека и заподозрил непотребство, как ему умолчать? Он и делится сомнениями. Вот недавно Ерофея с молоденькой дамой видели возле этой квартиры, - и протопресвитер ханжески возвёл глаза к потолку, играя святошу. - Я, конечно, объяснил, что оперативник с агентом уединяется не прелюбодеяния ради. Никто свечку не держал, в ногах не стоял... Мой монашек плотью греховной терзаем, потому в других непотребство подозревает. Ладно, он мне доносит, я - могила, и верю, вы не греховодники. А жёна чья-нибудь встречу узрит? Поймёт ли, что се не блуд, а работа? Я ведь о пастве пекусь, о вас, дети мои. Стало быть, конспирация на высоте быть должна.
   Все трое улыбнулись. Сторонний наблюдатель бы решил, что собрались люди несерьёзные. И то, пятидесятилетние мужчины совсем по-молодому подкалывали друг друга. А ведь они, и особист, и консул Ордена и протопресвитер - все трое! - занимались серьёзнейшим делом, ловили "ходоков", попадавших сюда невесть из какого, но совсем иного, злого мира.
   "Да таких защитников нашего мира, - воскликнул бы сторонний наблюдатель, - надо с треском вышибать со службы!"
   Однако Государь Император, Патриарх или Командор Ордена по Российской Империи, доложи им кто о нерадивости подчинённого, только усмехнулись бы иронически. Эта троица своё дело знала - любые события на просторах страны, связанные с попаданцами, рассматривались не сквозь лупу, а под микроскопом. Маленькая же размолвка, которая только что возникла - ничего не значила. Зима без морозов не бывает!
   - Лобби, говоришь? Есть ещё одно слово, - консул вытянул длинную жилистую руку, взял опустевший графинчик. - Диффамация. Извет, если тебе английские термины не по нраву, - он постучал по выпуклому бочку ногтем, доверительно высказался, обращаясь к безмолвному сосуду, - например, когда кто-то что-то знает, знанием ни с кем делиться права не имеет, но своё дело делает. Некоторые же на него напраслину возводят...
   - А прямо сказать, что пусто? И не намекать, - Столбин отнял графинчик, направился к холодильному шкафу за бутылкой.
   - Вот думаю, зачем в Россию приехало больше десятка братьев и сестер? Одновременно, - наблюдая за повышением уровня водки в сосуде, сам себе сообщил Минин, - что удивительно, аналитики. Авариями почтопроводов интересовались. Кстати, про медсестру заблуждаешься, - укорил он священника, - она обычная массажистка.
   - Вели ей шторки повыше сделать, а то видно, как верхом садится, - ехидно ответил отец Павел, - на массажный стол, наверное. И скачет. Что скажешь, Ероха?
   - Аварии на почтовых линиях? - пожал плечами Столбин. - И аналитики... Уже что-то. Сразу бы знать, так мы бы уже увидели, откуда ноги растут... Насчет продолжить никто не возражает? Тогда, погнали. Ух, отменный тост есть, с Кавказа привёз, - продолжил он, наполнив стопки. - Стоит Вано на дороге, смотрит вниз, где его разбитый мобиль валяется, и причитает, мол, вах, тэпэр я нэ грузын...
   Когда и вторая "Императорская" опустела, Консул глянул на часы:
   - Ого, засиделся я, пора и честь знать. Дел по горло. Знаешь, ваше превосходительство, господин начальник Особой Экспедиции, ты, как англицкий туман обнаружишь, запроси у Ордена создания сводной комиссии.
   Столбин уставился в потолок, сложив ладони почти в молитвенном жесте и слегка касаясь губ кончиками указательных пальцев. Собутыльники знали, что особист размышляет, взвешивает расклады, потому ждали. Отец Павел не выдержал, спросил Почётного Консула:
   - А смысл?
   Минин даже рта открыть не успел, как ожил начальник Особой экспедиции:
   - Есть смысл, провижу. Гласность не позволит английским лоббистам ни один факт замолчать или обойти. Но потребуется соизволение Государя Императора. Завтра обговорю с контрразведчиком, потом с Дубельтом, пусть аудиенцию испросит. Да или нет - извещу. Не обессудьте, но шифровками. И вот ещё что...
   Голос и вид Столбина стали заговорщицкими. Он сделал жест, словно сгребал что-то к себе. Консул и священник непроизвольно подались вперёд.
   - ... надо на посошок! Или мы не русские?
  

Лаборатория на хуторе

  
   Бескрайняя тайга с горами на горизонте, плешинки лугов вокруг хутора и кривая лента неширокой реки испортили настроение Рослову сразу, едва он встал из-за стола и глянул в окно гондолы. Даже комфортная высадка, когда грузовая платформа мягко опустилась на четырех тросах до самой земли, не улучшила его. Тем более что таскать оборудование и вещи ему пришлось наравне со всеми.
   Один только Киселёв, видимо, на правах начальника, наблюдал за мурашиным мельтешением своих подручных и обитателей хутора, когда те на горбу волокли ящики, коробки и тюки от опушки леса под тесовый навес - более ста метров. Сердитый аспирант, который давно привык для ломовой работы нанимать алкашню - за бутылку, когда колосники горят, те паровоз толкать готовы! - злился, работал молча.
   - Ну, всего хорошего! Пока, Руслан, через неделю прилечу, доставлю заказанное, а вы готовьте трактат о вашем колдовском электричестве, - пошутил Киселёв, дождавшись конца разгрузки.
   Он вручил Арику какой-то пакет, отдал устное распоряжение Демиду, пожал аспиранту руку и вознёсся на грузовой платформе в гондолу. Прощальная команда пилота: "Отдать концы!" застала Рослова на высоком крыльце. Он обернулся вовремя, чтобы увидеть, как шустрый подросток отвязал толстые канаты от двух разлапистых, могучих сосен, которые росли чуть наособицу от тайги. "Небесный кит" легко всплыл, шумя пропеллерами и удаляясь. Руслан понял, почему причал устроен здесь, а не у дома:
   - Ясно, без груза бы сразу вверх унесло! Ну, вертолет в этом плане удобнее, сел рядышком, и мама не горюй!
   Провожая взглядом улетающую в сумерки тушу дирижабля, Руслан некстати вспомнил, как всего полторы недели назад "вертушка" играючи добросила его из Горно-Алтайска в такую же глушь, лихо приземлившись метрах в двадцати от охотничьего домика - и настроение упало ниже плинтуса. Он ссутулился, угрюмо вошёл в дом, где предстояло провести почти два месяца. Знакомиться с хуторянами, которые уже рассаживались вдоль длинного дощатого стола, аспиранту совсем не хотелось. А вот остаться на крыльце, задрать голову к луне, набирающей яркость, и завыть волком - да. И очень.
   **
   Вчерашний самогон или усталость сказались, но Руслан спал почти до обеда, пока Арик не растолкал. Умывание ледяной водой из рукомойника помогло проснуться полностью. С аппетитом умяв жаркое и мясной пирог, аспирант сначала пришёл в прекрасное расположение духа. Опасность попасть в лапы попов-ретроградов исчезла или отодвинулась на неопределённо продолжительное время.
   Но радость скукожилась, едва мысли вернулись к главной на сегодня мечте - как перебраться в свой мир? Отсюда, из глухомани, это казалось несбыточным. Томский университет, кафедра физики - вот где можно было бы собрать модель портала, поэкспериментировать, убедиться, что молния открывает проход между мирами, проверить хотя бы на мышах...
   Настроение рухнуло так низко, что слёзы жалости к себе навернулись на глаза. Участливая жена хозяина хутора, тетка, комплекцией под стать колхознице из парной композиции Мухиной, решила, что Руслан обжёгся чаем:
   - Чего же вы из стакана тянете? С блюдечка-то вкуснее, - и показала, как это делается, звучно швыркая после очередной ложечки мёда.
   Занятие оказалось не самым простым - налить почти до краёв, поднять на расставленных пальцах, не выплеснув на ладонь или в рукав - и помогло отвлечься от бесполезных переживаний. Аспирант расправился с чаем, утер пот, вышел на крыльцо. Помощники - хотя, если Руслан не ошибался, а ошибиться было трудно, скорее являлись его тюремщиками и охранниками - покуривали на завалинке.
   - Парни, пошли, надо с барахлом разобраться.
   Завезенное дирижаблем оборудование грудилось под дощатым навесом, который стоял впритык к новенькой бане. Недоделанной, по счастью - без полков в парилке и совершенно пустым предбанником. Прочный верстак и два лабораторных стола, сияя белой формайкой, разместились в парилке, а ещё один стол, несомненно, конторский, с тумбой, занял угол более просторного предбанника. Демид с Ариком взялись было расставлять стеклянные колбы, пробирки, штативы, горелки и всяческие приспособления, каких в любом школьном кабинете химии - пруд пруди.
   - Демид, слоняра, - заорал Руслан, услышав характерный хруст, - какого хрена! Ой, ё... Раздавил. Не, у тебя руки, точно, под хрен заточены! Арик, кто так змеевик крепит!
   Похоже, эти двое в школе никогда не учились, либо давно забыли, как крепить хрупкое стекло в угловатом захвате штативной лапы, подумал аспирант, отгоняя помощников-разрушителей от лабораторной посуды:
   - Парни, шли бы вы... лесом. Лучше займитесь химикатами. Да, вон те банки, только аккуратно, вот сюда, у стенки. Ага, ставьте просто. Этикетками наружу.
   Ближе к обеду удалось разобрать и рассортировать весь груз. Руслан сам сделал газовую проводку в комнатах, теперь уже не бани, а лаборатории. И сразу же проверил, как работают светильники. Он еще в томской квартире разобрался, как работала механика на конце газовой магистрали. Щелчок включателя - газ пошёл по трубочке, выжал поршенёк, перекинул клапан, тот чиркнул по кремню, искрой воспламенил первую порцию газа, биметаллическая заслонка нагрелась и открыла клапан полностью.
   - Блокировка. Как просто и мудро. Нет пламени, нет тепла - газ закрыт! А система автоподжига, вообще, супер. Без спичек!
   Ему понравилось освещение, принятое в этом мире и напрочь забытое в его родном, где нишу захватили лампы накаливания, газосветные, люминесцентные, а теперь и светодиодные светильники. Когда баня-лаборатория залилась светом, Руслан долго разглядывал через тёмный светофильтр ажурное плетение калильной сеточки и восторгался простотой технического решения.
   Предбанник оказался прекрасным местом для работы. В горнице за общим столом не особенно распишешься - кто-нибудь да пройдет рядом, хлопнет дверью, а то остановится за спиной. Короче, масса неудобств. А в отдельно стоящей лаборатории - тихо, уютно. И никому ты не мешаешь, сиди себе со светом хоть всю ночь!
   А вот химичить, особенно, готовя лак для пропитки обмоток - пришлось снаружи, под навесом. Оборудовать в парилке вытяжную вентиляцию оказалось невозможно, так не отравлять же себе воздух? К исходу недели Руслан окончательно перебрался в баню, которая совместила в себе склад, кабинет и спальню. Мелкая сетка на окне и такая же фальшдверь обеспечили защиту от гнуса и приличный сквознячок, приносивший прохладу.
   Вот только спалось аспиранту плохо. Руслан изводил себя навязчивой идеей, что его присутствие в этом мире - чистая случайность, недоразумение. Какое-то неизвестное пока науке энергетическое возмущение, петля, узелок, прогиб пространства. Или вовсе плод больного воображения, следствие электрического удара. Вот сейчас он заснёт, а пространство и вернётся в прежнее состояние... или голова придёт в порядок, бред улетучится, растает... и проснётся он уже в "Приюте охотника".
   Но с такими ожиданиями Руслану никак не засыпалось, лишь под утро усталость брала своё. Продрав глаза, аспирант с тоской смотрел на те же стены, выходил под то же небо, умывался под тем же рукомойником. Вернувшись к бане-лаборатории, он шёл под навес, смотрел на емкость с лаком для пропитки, единственное, что смог сделать здесь. И горько вздыхал. Если у тебя нет ничего, чтобы собрать портал, то как ты улетишь в свой мир с помощью удара молнии?
   От вынужденного безделья Руслан спасался писаниной. Стопка листов, которые пока являлись черновиком учебника по электричеству, всё росла, увеличиваясь, когда на три-четыре, а порой и на десяток страниц в день. Аспирант подшивал готовые главы с помарками и правками в скоросшиватель, откуда переписывал начисто уже в толстую общую тетрадь. Теорию он излагал кратко, а упор делал на описание экспериментов и перспектив использования феномена электричества, неизвестного в мире паровых машин.
   Писанина вручную, от которой Рослов давно отвык, оказалась делом утомительным - пальцы сводило судорогой. Первые дни приходилось устраивать длительные перерывы, когда он прогуливался по лугу или вдоль речки со смешным названием Аккабак и массировал предплечье, унимая болючий спазм.
   **
   В середине недели налетела гроза, полночи грохотала, швыряя молнии в тайгу. Аспирант долго стоял на пороге лаборатории, с трепетом ожидая следующего разряда, надеясь, что тот грянет рядом и свершит чудо. Наутро речка разлилась, что вброд не перейти. Глядя на быстрое течение, Руслан вспомнил плотину для мини-ГЭС. И генератор, который остался в тайге: "А ведь это главная часть портала. Только громоотвод поднять! "
   Настроение поднялось. Желание построить портал окрепло, стало почти маниакальным. Сон вернулся к аспиранту. Он старательно писал учебник, чтобы у Киселёва не было к нему никаких претензий, чтобы тот согласился, нет, чтобы немедленно организовал поиск генератора в награду за усердие. Но особист, выслушав просьбу, заявил:
   - Нет, - посторонил аспиранта, поздоровался с Демидом и Ариком, крикнул, задрав голову, пилоту дирижабля, - груз спускайте! - и лишь после этого соизволил объяснить свой отказ. - Накладно для казны, во-первых. Это сколько летать придётся? Где он лежит, ваш генератор - неизвестно...
   - Как это? Да проще простого найти, - закипятился Руслан, - от Белого Бома по ручьям, которые впадают справа! Делов-то на рыбью ногу!
   - Нет. И во-вторых, что вытекает из первого. Зачем тратить уйму денег на прогулки над тайгой, которые привлекут ненужное нам внимание? Нет.
   "Фигассе облом!" - едва не заплакал аспирант, восприняв отказ, как крушение единственной надежды. Ему стало настолько жутко от перспективы навечно остаться жителем таёжного хутора, что он закричал в манере капризного ребёнка:
   - Раз нет, то и я - нет. Всё! Сдавайте меня попам!
   И сел на землю. Особист не ожидал ультиматума, пошёл на попятную:
   - Ладно, ладно! Ещё раз напишите ваши доводы. Сразу на имя начальника Особой экспедиции, генерал-лейтенанта Столбина. Я попытаюсь.
   Пока Демид с Ариком выгружали очередную партию какого-то груза, Руслан сидел в лаборатории и, брызгая чернилами, вдохновенно расписывал выгоды от портала, который соединит миры Российской Империи и Российской Федерации. Он так хотел убедить неведомого Столбина, что почти поверил себе:
   - Портал сработает, обязательно сработает. Вернёт меня, а канал пробоя от этого укрепится, станет шире... И я его снова открою, а потом сделаю постоянным... Только дайте возможность! Сделаю!
   Десяток листов, старательно переписанных, красиво оформленных, с параграфами и подпараграфами, где тезисы подавались в строгой манере доклада на научной конференции увенчивались выводами, аспирант протянул Киселёву со словами:
   - Тут кратко указано только главное, а вообще-то, у нас там есть столько ништяков, что я замучаюсь перечислять. Но главное, это наше оружие. И радиосвязь. И спутники-шпионы. И самолёты. Представьте, у вас есть всё, а Орден нервно курит в сторонке. Пока ваша Россия рвёт всех, как Тузик грелку! - он взмахнул стопкой листов. - За наших я ручаюсь, они в тему въедут быстро. Оружие продадут, сколько захотите, особенно за золото. Нефть обесценилась, Пендосия санкции ввела, а тут такая удача!
   Руслан говорил и говорил, приплетая слышанное по зомбоящику к новостям в сети. Выдумки альтернативной истории, где попаданцы свободно шастали по параллельным временам, знакомили Сталина с Николаем Вторым и громили фашистов танками "Армата", казались аспиранту вполне реальными. Он же перенёсся? Да. Через портал? Да. Получив от молнии чёртову уйму энергии? Да. Значит, это энергетический пробой, не суть важно, чего. Главное, существует. Следовательно, если воссоздать условия, то проход между мирами можно открыть. И- вуаля! - это сразу обеспечит Руслану всемирную славу и Нобелевскую премию. Кстати, с этой стороны слава тоже кому-то достанется:
   - Вам что, карьера не нужна? Вы здесь подниметесь, это к бабке не ходи!
   - Не очень понимаю, зачем мы вашему миру?
   - Да, блин, - воскликнул аспирант, теряя терпение. - Я же сказал!
   Он стал злиться. В той жизни, институтской, Руслана раздражала необходимость доказывать начальству самые простые вещи. Элементарные! Типа, заказывать надо трансформатор японский, а не отечественный, потому что у импортного характеристики лучше. Почему Киселёву, неглупому, в принципе, человеку, надо сто раз вдалбливать азбучные аргументы:
   - Это взаимный рог изобилия, Семен Михайлович, и не только...
   Наверное, аргумент сработал, или Киселев устал противиться, но вдруг сдавил локоть Руслана:
   - Ладно. Но впредь говорите тише. Не надо, чтобы лишние слышали.
   Аспирант недоумённо покрутил головой, ожидая увидеть кого-то из хуторских. Кроме Арика и Демида, поблизости никого не было, да и те занимались выгрузкой оборудования и нескольких мешков с сыпучим грузом. Тощий как раз в этот момент забросил один из них на плечи и оглянулся, словно ощутил взгляд.
   Киселёв улетел, вселив в Руслана подозрительность. Теперь он не доверял никому. Тем более что рабочий журнал, где аспирант вёл ничего не значащие для постороннего записи о материалах, о рецептуре, о последовательности действий при варке лака и прочей лабуде - пропал. Кто его "тиснул" и зачем, Руслан так и не вычислил, как ни ломал голову. Но вывод сделал - рукопись об основах электричества, заполнившую почти половину общей тетради, теперь всегда носил с собой. А с обратного гонца стал вести дневник, нерегулярно, только по важным событиям. Для памяти, чтобы, когда вернётся в свой мир, было о чём рассказать.
   Если вернётся.
  

Экстренный курс для полевых агентов

  
   Учёба для капитана Мухина началась с того мгновения, как он получил приказ в приёмной Николая Христиановича фон Бока. Становиться на довольствие, давать подписки, пройти медиков, заселиться в служебную квартиру - всё пришлось делать в один день, почти бегом.
   В шесть утра заверещал будильник. Продрав глаза, приняв душ, капитан помчался в учебный класс. Семь курсантов в одинаковой гражданской одежде позавтракали, выслушали неожиданные лекции, разошлись по отдельным кабинетам и полтора часа отвечали на письменные вопросы в толстенькой брошюре. Потом снова лекции, обед, собеседование с психологами, лекции, поединок с тренером по рукопашному бою, лекции, получение книг для самоподготовки и - свободное время.
   Назавтра состоялось повторное тестирование и после него долгие, обстоятельные лекции о мироустройстве, о разнице и сходстве мировых религий, о мировой политике, о балансе сил на карте мира и о роли Ордена, как посредника в международных конфликтах. В конце третьего дня инструкторы по боевой и физической подготовке вручили каждому курсанту план тренировок. Дальше группа рассыпалась порознь - начались, преимущественно, индивидуальные занятия. Вместе курсанты собирались только в лекционном классе или в столовой, Они знали друг друга лишь по именам - да и когда знакомиться? - ведь сил и времени после занятий почти не оставалось.
   В такой круговерти промелькнула неделя, вторая. Теория оказалась сложной - много времени отводилось психологии и практическим ситуациям. Судя по обилию подробностей, разбирали они подлинные истории задержания или уничтожения ходоков. Преподаватели давали вводные, потом заставляли каждого письменно изложить предложения по проведению операции, затем зачитывали реальный рапорт о задержании.
   Оценок за версии курсантам не выставляли, это делала, как бы, сама группа, неформально, выйдя с занятий. Каждый раз оказывалось, что большинство выбрало путь, близкий к реализованному в жизни. Мухин досадовал, что всего один раз придумал вариант, который совпал с реальной историей. Он чувствовал себя отстающим. С каждым таким промахом капитан становился всё угрюмее, всё молчаливее. Один из преподавателей после занятий попытался утешить:
   - Дмитрий Сергеевич, я вижу, вы так переживаете, что с ответом не угадали, а напрасно. Перенять чужой опыт, конечно, важно. Но мы-то нарабатываем, в первую очередь, навык быстрого принятия эффективных решений. И неважно, похож ваш план действий на тот, что был, или нет. Главное, вы оценили обстановку, взвесили условия, возможности. Стали опытнее, понимаете?
   Мухин кивнул и опять отмолчался, катая желваки на скулах: "Мало, что тупым себя показал, так ещё и на жалость напросился! Как пацана, по голове погладили, сопельки вытерли... Да, дела, - и сделал для себя вывод. - Значит, надо следить за выражением лица!"
   После этого на групповых занятиях он старался контролировать мимику, надевая маску внимательного безразличия, а вне занятий почти перестал разговаривать с другими курсантами на вольные темы. Если спрашивали, отвечал коротко и сухо. Такое поведение сказалось на отношениях - он ни с кем не сблизился.
   Да ещё явное превосходство Мухина в тире и, особенно, спортзале - ставило его наособицу. Там он полностью брал реванш, потому что равных по пулевой стрельбе и рукопашке среди курсантов не нашлось. У капитана манера боя сложилась в практике уличных драк и реальных схваток с врагом, вследствие чего спарринговал Дмитрий Сергеевич практично, без показухи.
   Прыжки и удары ногами в голову, которые легко выполнять в зале, босиком или в невесомых спортивных тапках - не очень-то просто провести, когда на тебе облепленные килограммами грязи сапоги. Удар локтем или головой назад, пинок в голень, колено в печень, кулак в пах, кувырок с мощным ударом ногами и последующее добивание - при первом показе произвели впечатление даже на многоопытных инструкторов.
   Ещё капитану понравилось фехтование. Рубящий удар сабли - это просто, а вот кружевная вязь шпажного боя долго не давалась Мухину. Он проигрывал всем, отчего злился и фехтовал ещё хуже. Чтобы улучшить координацию, дома капитан мучил себя подскоками-отскоками, целясь кончиком клинка в кухонную доску, приколоченную к стене.
   Таких мишеней ему пришлось сменить не меньше десятка - те долго не выдерживали, раскалывались от мощных уколов. Зато рука обрела способность верно управлять клинком. Затем пошёл ножевой бой, совершенно неизвестный капитану. За пару недель короткий клинок покорился, пусть и не полностью - он порхал из руки в руку проворной бабочкой и лихо вил змейку, в финале "поражая" печень, сердце или горло спарринг-партнёра.
   Нагрузка казалась невероятно тяжёлой, но деваться было некуда, и он втянулся, хотя первые дни уставал настолько, что не засыпал - отрубался, едва голова касалась подушки. В личной двухкомнатной квартире, которую трудно считать своей - мебель и постельное бельё с инвентарными бирками, как ни крути, а отдают казённым душком - Мухин только ночевал.
   Несколько курсантов режима не выдержали. Их не отчислили, только перевели в другую группу, с менее интенсивной нагрузкой. Во всяком случае, оставшимся представили это так. В одну из пятниц руководитель курса объявил, что курсантам предоставлены два дня отдыха для устройства личных дел или свиданий с родственниками. Ни первое, ни второе Дмитрий Сергеевич не планировал, поэтому оказался в затруднении: "На что же убить время? Сходить в ресторан, оттянуться или поискать знакомых?"
   - А, просто погуляю. Как бог на душу положит, так и сделаю, - решил он, облачаясь в мундир, от которого отвык за время учёбы.
   Великое дело - форма! Сразу почувствовав себя человеком, капитан отправился на улицу. Он гулял, ел мороженое, любовался городом, обедал, заходил в музеи, а вечером оказался перед Мариинским театром. Билетов, конечно, в кассе быть не могло, но удача улыбнулась Дмитрию Сергеевичу. Помогла капризная пассия студента или молодого чиновника - тот с убитым видом сам предложил лишний билет за минуту до третьего звонка. Насладившись культурой, Мухин медленно пошёл домой, ни о чём не думая.
   Газовые фонари ярко освещали улицы, многочисленные прохожие фланировали или стояли на берегах каналов, кормя уток и чаек. Совершенно бездумно капитан искрошил купленную у мальчишки краюху, повернулся к воде спиной, оперся на чугунное ограждение. Глядя на дирижабль, медленно ползущий по светлому небу, Мухин внезапно сообразил, что всего полмесяца назад служил в глухомани Урянхайского края. Получается, жизнь его совершила неожиданный и крутой поворот?
   - И я уже в Особой Экспедиции. Ничего себе, жандарм, называется... Ох, мог ведь и сглупить, подать рапорт, уволиться - такой возможности у меня никто не отнимал.
   Дмитрий Сергеевич сказал это самому себе, вслух, предварительно оглядевшись, чтобы никто не услышал. Предосудительно, когда человек ведёт беседу сам с собой. На сумасшествие похоже. По счастью, рядом никого не оказалось.
   - Капитан Мухин, получается, тебя, как бычка на верёвочке, привели сюда? Начал Каиркенов, продолжил фон Бок. И ты уже особист... Почему всё случилось как бы помимо желания? А не врешь ли ты себе, капитан?
   Дмитрий Сергеевич незаметно дошел до дома, открыл дверь квартиры, снял мундир и принял душ, продолжая задавать неприятные вопросы. В таком "самособеседовании" не было игры. Он давно заметил, что намного лучше разбирался в проблеме, когда её озвучивал. Полковой священник, отец Ипполит, который многие исповеди принимал за бутылкой хорошего вина или даже водки, как-то объяснил этот феномен:
   - Пока носишь мысль в голове, она всего лишь зародыш. Высказал её, поганку, словами - сразу становится конкретным вопросом. А вопрос несёт в себе ответ. Исповедь, она ведь что? Проговаривание и осмысление. Когда человек заставляет себя признаться, то извергает грех, облачённый в слова, тем самым очищаясь. Священник нужен кающемуся грешнику токмо для моральной поддержки. Наливай!
   Капитан Мухин не считал согласие на перевод в Особую Экспедицию грехом, но что заставило его, боевого офицера, так легко согласиться? Слова распирали капитана, поэтому он облачился в халат, вернулся в комнату, сел верхом на стул, повернулся к зеркалу:
   - А ведь тебе польстило, Дмитрий Сергеевич, что заметили, отличили, выдернули из полка. Ты что, честолюбив?
   Отражение кивнуло, согласилось. Кто из лейтенантов не мечтает стать генералом? Таких идиотов нет, а если есть, то в армии им не место.
   - И тебе понравилось, что полевой агент Антон, мальчишка, имел право принимать решения на уровне, где майор Воронов вякнуть не посмел. Тот же Каиркенов? Совсем гражданский... Фон Бок сказал, что это и мой уровень будет. Но я военный, у меня лучше получится!
   Отражение неопределённо повело плечами, Мухину пришлось дожать себя:
   - Капитан, хорош кокетничать, честно скажи - там, в тайге, тебе обрыдло всё! Ты рассчитывал на другое, когда просил о переводе на боевую службу... А занимался тем, что ловил китайских и монгольских контрабандистов. Ходок дал тебе шанс, ты реализовал его, поэтому и здесь. Так?
   Возразить не успели ни отражение, ни сам капитан - в дверь позвонили. Миловидная девушка стояла на пороге, держа в руках несколько пакетов, а за ней томился карлик-носильщик, обвешанный чемоданами.
   - Чем обязан?
   - Здравствуйте, я ваша соседка справа. Тысяча извинений, но муж в отъезде, а я сломала ключ. Уже ночь. Дворника нет, пока он появится, пока запасной ключ найдёт, пока дверь откроет... Можно у вас вещи пока оставить?
   Оценив симпатичное лицо и стройную фигуру, капитан включил максимальную галантность. Кто знает, правда или нет про ключ, но если муж в отъезде, то почему не посодействовать даме? Ведь границы такой помощи можно раздвинуть до максимально возможных пределов, а то с этой службой Дмитрий Сергеевич уже чувствовал себя монахом.
   - Сударыня, прошу вас, входите. Извините за домашний вид, я сейчас приведу себя в порядок, - и Мухин рявкнул на карлика. - Что встал? Заноси, оставляй чемоданы вот здесь. На, спасибо!
   Он сунул носильщику в карман халата купюру, развернул того к двери и легонько придал ускорение, спеша приступить к реализации ещё одного шанса, скорее всего, очень приятного...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"