Аннотация: Недоделанный рассказ, стал частью повести.
Поезд мерно постукивал колёсами на стыках, покачивался и убаюкивал. Андрей не спал. Он высчитывал, скоро ли начнёт умирать. Пока признаки опухоли надпочечника не проявлялись, но ему, врачу со стажем, известно, что до похоронного марша Шопена - рукой подать. Полгода. Даже меньше. Жаль, поздно обнаружили. А сейчас шансы ничтожно малы.
- Не ври себе. Шансов нет. Совсем.
Когда его скрутила почечная колика, а камень долго не выходил, пришлось лечь в урологию. Снимки ему не показали, и он заподозрил неладное по загадочно-напряжённым лицам коллег. Ночью в ординаторской открыл свою историю болезни, увидел контур опухоли и всё понял. Тотчас нахлынула жалость к себе, в постели он всплакнул, словно в детстве, от осознания, что жизнь так внезапно кончается. По второму разу переживания закончились быстрее - с полчаса, наверно, Андрей хлюпал носом и промокал глаза углом простыни. А потом задумался над подготовкой к уходу в мир иной.
- Собственно, жизнь - всего лишь отсрочка. Любому человеку предстоит умереть, рано или поздно... Ему остались не годы, а месяцы.
Ах, если бы боги и более мелкая шушера существовали! Мойры, конечно, мойры... Попадись они - ох, и досталось бы на орехи!
Он представил, как ногой вышибает дверь в каморку старушонок. А те всполошились - Клото в уголок забилась, Лахетис руками голову обхватила, присела в испуге. Атропос ножницы выронила, а ведь намеревалась перерезать нить его Судьбы.
Поверх внутреннего мозжения - пора принять таблетку, - нахлынула острая боль, сродни раскаянию протрезвевшего убийцы, с гневным рычанием и ненавистью к себе, истинному виновнику:
- Причём тут мойры! Судьбу надо делать самому!
Он не нашёлся, что ответить, обнял любимую. Та целовала его и твердила сбивчивым шёпотом:
- Я не верю, что ты умрёшь... Не хочу верить... Давай бороться с опухолью... Надо химию - соглашайся! Надо операцию - соглашайся! Борись!
Врач, который на триста раз изучил всю медицинскую литературу в поисках рецепта излечения и потому не верил в чудеса - молчал. А что ему оставалось? Только мысленно проклинать всех мойр, особенно Атропос, которая уже раскрыла ножницы, целясь на нить его судьбы.
*
Наутро Андрей зашёл в ординаторскую и требовательно произнёс, обращаясь ко всем:
- Коллеги, мне надоела игра в молчанку. Я сам врач, предварительный диагноз знаю, поэтому прошу сейчас же ответить, что вы отыскали, каков прогноз и, главное, сколько времени отмерено. Это важно, потому что, если умирать, то сделать предстоит так много, что медлить не могу.
Старший ординатор поднял трубку и передал требование Андрея заведующему отделением. Тот появился немедленно, оглядел врачей, получил несколько кивков и ответил:
- Хорошо. Будем откровенны, по биопсии - злокачественная. Через месяц вы сядете на опиаты...
- ... потом слягу, а через полгода сдохну, - продолжил Андрей, и как отрубил. - Выписывайте меня немедленно!
Спустя полчаса он вышел за ворота диспансера, поймал такси и направился к Маришке.
- Пару месяцев я продержусь на ногах. Ты выйдешь за меня замуж?
Спустя час Андрей стоял в кабинете начальника автовокзала:
- У меня рак, неоперабельный. Жить осталось полгода, а вы - билетов нет!
Откуда у него взялся напор и нахальство, Андрей не думал - он действовал. И все вопросы решались, как по волшебству. Появилось место, автобус дошёл без опоздания, трамвай не стал ждать на кольце, а отправился немедленно, и дверь квартиры оказалась открыта.
Наташка собиралась куда-то, вся принаряженная, расфуфыренная, и мужа никак не ожидала, даже растерялась:
- Ты почему здесь? Выписали? Говорил же, что до конца недели...
- Смысла нет валяться. Через полгода я умру. Значит, так, чтобы без лишних соплей - я ухожу от тебя.
- Андрюшенька...
- Не начинай! Если хоть капля совести осталась - дай развод.
Андрей скрылся в детской, не оборачиваясь на ошарашенную жену. Прикрыв дверь, он сел в обнимку с дочерьми:
- Я должен вам сказать...
- Мы слышали, - хором произнесли все трое, - ты уходишь от мамы.
Младшая расплакалась. Андрей сглотнул ком, закупоривший горло:
- Дарёнка, я просто ненадолго уеду из дома.
Старшие сёстры принялись уговаривать младшую, убеждать, оторвали от отцовского плеча. Андрей вышел в свою комнату, по пути смахнул слезу. Отыскал в комоде свидетельство о браке, повертел, сунул в карман. Достал большой чемодан, отложил туда самые новые рубашки, бельё, пару костюмов, кое-что из обуви. Получилось настолько мало, что места хватило для альбома с фотографиями. Старшая, Катя принесла бритву, зубную щётку, одеколон. Когда Андрей закрыл чемодан, она уточнила дрогнувшим голосом:
- Ты сказал, что скоро умрёшь. Это правда? - и разрыдалась на груди отца.
Она плакала совсем по-взрослому, плотно прильнув и обвив шею Андрея, как это недавно делала Маришка. Схожесть подчёркивалась ещё и тем, что он чувствовал полукружия юных грудей - дочь сильно выросла и оформилась за последний год. Но эта женственность вызвала в нём жалость, сочувствие и тревогу - как же Катюшка будет взрослеть без него, с кем советоваться?
- Доволен? - раздался за спиной голос жены, щёлкнули раскрытые замки, шумно опрокинулся чемодан. - Выступил, всех до слёз довёл, красавчик. Напоследок порезвиться захотелось, бабу свеженькую нашёл. Никуда ты не поедешь, понял?
Отец и дочь отпрянули друг от друга, с равной неприязнью посмотрели, как посреди комнаты подбоченилась Наташка. За её спиной виднелись испуганные мордашки Лизы и Даши.
- Понял. Хорошо, я так уйду. Пропусти.
Жена отступила, демонстративно уперлась рукой в косяк. Андрей шагнул вперёд, ухватил за эту наглую руку-шлагбаум и рванул на себя. Не ожидавшая такого Наташа споткнулась, рухнула на пол, вскрикнула. Не обращая внимания на её вопли, отец присел, обнял Дашу, чмокнул в щёку Лизу и уже с порога обернулся ко всем детям:
- Я хочу маленький кусочек счастья. Себе. Напоследок.
Заявление в суд Андрей подал в тот же день, не откладывая. Но его огорчили, предупредив, что не раньше чем через месяц займутся делом. Он предъявил справку онкодиспансера - её прочли, пообещали учесть срочность, но и только.
Вечером, садясь в поезд, он позвонил, собираясь поставить Наталью в известность, что "процесс пошёл". Трубку подняла Лизуня и первым делом сообщила отцу, что мама сломала руку при падении. Катюша добавила:
- И пожаловалась в полицию
Андрей немного попереживал, но сделанного - не воротишь. От Маришки он утаил неприятную новость, и почти забыл сам, занятый "расшиванием" неотложных проблем, в первую очередь - ВТЭК. По счастью, экспертная комиссия состояла из тех же врачей, которые его обследовали, так что первую группу инвалидности он получил за несколько минут.
Волокита с увольнением, выпиской, пропиской, оформлением пенсии и прочими нудными мелочами отнимала драгоценное время, поэтому Андрей везде разговаривал жёстко и требовательно, пугая податливых начальников или дожидаясь приезда полиции в кабинетах упрямых чинуш.
Справка из диспансера и слова, что скоро он умрёт - действовали лучше волшебной палочки, останавливая решительных полицейских и обращая их в союзников. Расписывая в красках очередной победоносный поход, Андрей обратил внимание на гримасу любимой:
- Что не так, Мариш?
- Мы тратим время на ерунду. Лучше давай куда-нибудь уедем, пока ты на ногах. У меня есть немного денег, я возьму ссуду... А станет тебе совсем плохо - тогда и вернёмся в город. Сейчас каникулы, за детьми мама посмотрит.
Андрей задумался. Идея показалась ему превосходной - ведь с каждым днём всё более явно проступали предсказанные онкологами симптомы. Боль оставалась терпимой, но давление скакало, почти не поддаваясь лекарствам, и мышечная слабость бесила его, мешая выполнять простейшие мужские работы по дому. Постоянная жажда, лихорадочное сердцебиение, обильная потливость - как он ненавидел себя в эти минуты!
Вот и сейчас у него застучало в висках, перед глазами поплыли мушки, застилая мир. Чтобы не упасть от внезапного головокружения, Андрей неуклюже рухнул в кресло, стиснул зубы, вслепую ударил кулаком о подлокотник. Немного полегчало, ярость схлынула, он перевёл дух, торопливо согласился:
- Да, надо уехать, - и похвастался, - с деньгами проблем нет, гонорара за триптих нам надолго хватит. Куда, вот вопрос?
- К деду Кузьме, на пасеку. Он меня и правнуков лет пять не видел. Всех детей возьмём, твоих и моих, пусть познакомятся, медку поедят, а назад - на поезде вернутся, не маленькие.
Так и поступили. Созвонившись с Натальей, Андрей выслушал порцию ругани, но своего добился - та согласилась отпустить детей на пару дней. Однако на пороге квартиры его встретили два полицейских:
- Вы арестованы. Пройдёмте с нами.
Торжествующая Наталья показала на гипсовую повязку:
- А ты как хотел? Отсидишь пятнадцать суток, тогда и детей получишь, козёл!
Возмущённые протесты Андрея, Марины и пяти детей разбились о непреклонность патруля. Арестованному надели наручники, запихнули в машину. Неожиданно Катя скомандовала:
- Побежали, это недалеко!
Когда вся орава пронеслась мимо ошеломленного дежурного и ворвалась в кабинет начальника горотдела, тот проводил совещание. Несколько младших чинов забежали следом и схватили Марину с Катей, как самых взрослых. Полковник встал из-за стола и прислушался к плачу Дашутки.
- Отпустите их. Кто может внятно объяснить, кого и почему арестовали? И уймите ребенка!
Через пару минут он вызвал по селектору изолятор временного содержания:
- Мухортов, арестованного Полоцкого уже оформили? А ты бумаги его видел? Он инвалид первой группы... А посмотреть? Ах, не успел! Если умрёт, кто отвечать будет? Ах, не знаешь! Так я тебе скажу, - и последовал такой изощрённый "трах-тибидох", что Катя и Марина поспешили вывести всех малолеток из кабинета.
*
Спустя полчаса сводная семья катила в электричке и с хохотом вспоминала инцидент с арестом. Дети вели себя так, словно были знакомы с рождения. Дима спорил с Лизой о преимуществах последней версии какой-то сетевой игры, Маша и Даренка пересылали друг дружке эсэсмески с картинками, а Катя рассказывала Марише о новых женских причёсках. Андрей сидел, прислонившись головой к простенку, боролся со слабостью и счастливо улыбался. Сбылась ещё одна мечта - о большой и дружной семье.
До пасеки их довёз старенький колёсный трактор, неторопливо влекущий полуприцеп по ухабистому просёлку. Они сцепились в цепочку от борта до борта и весёлым визгом отмечали каждое сильное покачивание. Вдалеке синели, а совсем рядом - хвойно зеленели горы, начинаясь вертикальной скалой. Выбравшись на луг, рассечённый горной речушкой, трактор посигналил и тормознул у поскотины, куда неторопливо подошёл дед Кузьма, кряжистый старик с чисто выбритым лицом:
- Вот это мне привалило счастье! Здравствуй, Машенька, Дымок. Подружек представьте, ага... Катюша, Лизавета... Царские имена. О! Дарья? Дарёнка, значит. А вон, на крыльце - кошка Мурёнка, так что вы прямо по Бажову... Орда, а ну, бегом в избу и руки мойте! Маринка, это твой муж, надо полагать? Андрей, говоришь... А что такой бледный, как задохлик? Эх, горожане... Ты какой медок уважаешь? Не понял? Тогда пошли, я тебе разницу покажу, начнём с липового, сравним с гречишным и таёжным разнотравьем... Ну, и медовухой причащу, чтобы зарумянился! Баньку затевать?
Рослая белая собака усиленно сигналила о дружелюбии пушистой каралькой хвоста и натягивала цепь. Она так явно хотела познакомиться, что дети бесстрашно окружили её и принялись ласкать, кто куда дотянулся. Восторженно взлаивая и поскуливая, Белка облобызала всех. Мурёнка приняла поглаживания с достоинством, подняв хвост трубой, но в горницу за гостями не пошла. Она осталась на крыльце и надавала лайке оплеух, чтобы та не лезла на верхнюю ступеньку.
Ближе к полуночи, когда сытые и усталые дети спали, Маришка рассказала деду историю Андрея. Старикан извинился за неудачную шутку про задохлика и предложил:
- Травками если попробовать? Бесполезно? Ладно, навязывать не стану. Месяц-два, говоришь... Тогда вот что - я ночами сплю чутко, а ваше дело молодое... Не красней, Маришка. Чтобы я вам не мешал, спите на сеновале. Или занимайте летнюю кухню. Копёшку на пол, сверху брезент - мягче перины будет.
Воскресным утром влюблённые проводили детей до электрички, помахали вслед и отправились назад через лес, чтобы поискать грибов. Березняк, поросший нежной травой, сменялся обширными полянами, где могучие зонтики, похожие на гигантский укроп, поднимались чуть не на два метра. Проламываясь сквозь густую травищу, Андрей наткнулся на куст смородины, усыпанный зелёными ягодами, от которых во рту стало горько и кисло, аж свело скулы.
- Зачем ты, она неспелая, - запоздало спохватилась Маришка, видя, как он отплёвывается.
Зато дальше им попалась малина, где несколько ягодок, слегка поклёванных сбоку, оказались сладкими. В очередном березовом колке подвернулись грибы, разные и очень красивые, как сошедшие с картинок. Влюблённые собрали их в пакет, который предусмотрительно захватили, отправляясь на станцию. В глубине рощицы деревца расступались, образуя продолговатую полянку, сплошь поросшую шелковистой травкой.
Андрей осмотрелся по сторонам, прислонил пакет к ближайшей берёзке и обнял Маришу. Головокружительный аромат, который жаркое солнышко возгоняло из многочисленных цветов, а ветерок смешивал в изменчивых комбинациях, вызвал у него необоримое желание. Пара опустилась на траву...
К пасеке одни добрались нескоро.
*
Неделя пролетела незаметно. Состояние Андрея стабилизировалось, будто воздух, мёд и постоянное общение с любимой женщиной оказались панацеей. Он с Мариной раз в два дня ходил на станцию покупать хлеб и звонить дочерям - до пасеки мобильная связь не дотягивалась.
Остальное время пара почти не расставалась, предпочитая валяться на полу, засыпанном сеном. Подтверждалась истина - счастливые часов не наблюдают. Это озвучила Мариша. Андрей вышутил её:
- Не порть афоризм. Правильная версия - трусов не надевают.
- Маньяк. Ты сексуальный маньяк, все разговоры только об одном, - вывернулась из его объятий подруга, приказывая, - накинь попонку на чресла, маньячище, людей напугаешь!
И верно, на крыльце, затем в огороде нарочито зашумел дед Кузьма - дверью, сапогами по ступенькам, кашлем. Метрах в пяти от кухни он громко спросил:
- Доброе, доброе... С утра так давит, что жди грозу вскоре. Мне надо в район смотаться, так вы присмотрите тут. Вернусь последней электричкой. Белку я накормил, больше не давайте, ни к чему ей жиреть...
Духота нарастала с каждым часом. Неподвижный воздух словно тяжелел, даже слепни и пауты, обычно шустрые, летали натужно. У Андрея пульсировало в голове, сердце то и дело пускалось в бешеный галоп, заполняя уши таким гулом, что одного серого кровососа он заметил поздно, по боли в подколенном сгибе. И даже не сумел отомстить - хлопнул слишком медленно и поздно. Плотный отёк от укуса разозлил его и обидел до слёз:
- Совсем никуда не гожусь.
Усилилась грызущая внутренняя боль - родила мысль, что если и дальше будет так - то надо сдохнуть сразу и не мучиться! Нахлынула жалость к себе. Хорошо, что Маришка не увидела, как он промокал глаза - разговаривала с двумя охотниками, которые стояли у порога.
- ... к остановке, прямо по насыпи. Мужики увидели, криком отогнали, но поздно. Так что смотрите, в лес не суйтесь!
Белка сурово обнюхивалась с незнакомой лайкой, отчего хвосты у обоих почти раскрутились и не виляли. Выяснить, кто имеет право на старшинство, собакам не удалось - охотники прервали их знакомство, рванув поводок, и отправились дальше.
- Медведь-людоед объявился, - передала новость Маришка, подавая холодную окрошку, - бригада из города специально приехала, отстрелять его. Облаву устраивают. Плохо, что дед не знает. Как бы медведь его не подстерег...
После обеда Андрею стало совсем невмоготу, он вынужден был лечь. Частые далёкие выстрелы успокоили его и Маришку, но в сумерках знакомая пара охотников и четверо незнакомых сокрушённо пожаловались, возвращаясь в село:
- Ушёл в горы. Поднялся с лёжки, а двумя собаками его не задержишь. Завтра догоним, по свету. Вы, если в лес надо, сперва пальните в воздух - он выстрелов шугается, видать, подранок.
Когда стемнело совсем, Маришка растревожилась:
- Последняя электричка осталась, в одиннадцать. Как дед потемну пойдёт? Медведь же вернуться может!
- Если Белку спустить, она Кузьму бы встретила. Попробуем? - тоже заволновался Андрей.
Но лайка отказалась уходить от крыльца, как ни уговаривали её, какие слова ни произносили, сколько ни указывали в сторону железной дороги.
- Может, мы зря паникуем, он в селе заночует?
- Я его знаю, он, когда ночью возвращается, короткой тропой у скалы ходит. Давай я Белку возьму и ружьё, - выдала безумное предложение Маришка, - и побегу навстречу.
- Только вместе, - отрезал Андрей, преодолевая слабость и обуваясь. - Поищи фонарик.
Однако всё, чем им удалось разжиться, оказалось большими керосиновыми лампами. Слава богу, те оказались исправными и освещали круг метров пять, если не больше. Зарядив ружьё и опоясавшись патронташем, Андрей почувствовал себя настоящим бойцом.
Курки двустволки ему пришлось взводить, прикладывая неимоверные усилия, хотя раньше бы он справился одним большим пальцем. Белка сама примкнула к процессии, нарезая круги и появляясь то спереди, то сзади.
Духота не ослабевала, но стала прохладнее, отчего комаров поубавилось - они уже не бросались в лицо, а лишь издалека проверяли концентрацию аэрозоля, которым Андрей изрядно опрыскал себя и Маришку. Путь лежал в сторону скалы, где тайга сомкнулась над головами, изуродовав узловатыми корнями только что гладкую тропу.
Свет керосиновых фонарей создавал иллюзию замкнутости и придавал хвойным лапам и жидким кустикам некую сказочность. Андрей даже перестал бояться и ускорил шаг, подбадривая любимую:
- Таким темпом мы на станцию успеем до электрички! Вот Кузьма удивится...
- Ой, - вскрикнула Маришка.
Её фонарь упал, отскочил от корня, медленно лёг на бок, продолжая светить, но очень тускло. Обернувшись, Андрей увидел, как она неловко сидит, держась за стопу.
- Что?
- Подвернула!
Фитиль Маришкиного фонаря закоптил один бок стекла и судорожно мигал, собираясь погаснуть. Поставив свой рядом, Андрей поднял его, аккуратно утвердил, положил ружье и ощупал повреждённую ногу любимой. Опухоль росла на глазах, а боль свидетельствовала о растяжении голеностопа.
- Вот ни фига себе, сходил за хлебушком, - присказка из анекдота детских времён служила Андрею оценкой серьёзности травмы, - это на пару недель кузнечиком скакать!
О походе на станцию можно было забыть. Кое-как подняв Маришку, он поручил ей нести фонарь, подпёр пострадавшую сторону, и на трёх ногах они двинулись в обратный путь. Обеспокоенная лайка сопроводила их, зашла в избу, и села напротив дедовой кровати, ожидая развития событий. Разув любимую, Андрей отыскал бинт, наложил тугую повязку и налил в грелку ледяной колодезной воды:
- Клади на неё. А я пошёл.
- Куда? Один? А вдруг тебе плохо станет?
- Не станет, - отрезал он, кликнул лайку с собой и поспешил к свету оставленного на тропе фонаря.
Протесты Маришки доносились через закрытую дверь, потом стали громче - та допрыгала и кричала уже с крыльца, но Андрей пренебрёг ими. Слабость не позволяла бежать, да и хорошо, что не позволяла. Без фонаря споткнуться - как нечего делать!
- Вот и он,- обрадовался осторожный пешеход, завидя переносной светильник, мирно ждущий на тропе.
Рядом с фонарём лежало ружьё. С ними идти стало тяжелее, зато вернулась уверенность. Белка смутным пятном мелькала впереди, нарезая круги - намекая, что надо спешить. Вдалеке прогудела электричка, замедлилась, постояла с минутку и снова разогналась, пересчитывая стыки рельсов. Получается, дед Кузьма уже приехал, а до станции оставалось не меньше километра. Андрей прибавил ход, обливаясь потом и проклиная свою болезнь.
*
Духота и слабость выжали столько пота, что с лица смыло весь репеллент. Комары восторженно гудели и пикировали стаей, что заставило повесить ружьё на плечо и отбиваться свободной рукой. Белка гавкнула за спиной, стремительно рванула вперед. Андрей обрадовался, сбавил ход, крикнул:
- Дед Кузьма, это я!
Но лай собаки стал злобным и неистовым. Она захлёбывалась, рычала так, что Андрей уронил фонарь и бахнул дуплетом в том направлении. От грохота выстрелов сообразил, какую глупость сделал - судорожно переломил ружьё и рванул стреляные гильзы из стволов, спеша перезарядить.
Пальцы дрожали, первый патрон не попал в ствол, вывалился под ноги. Разыскивать его было некогда, да и как? Фонарь упал неудачно, стекло разбилось, а обнажённый фитиль горел слишком тускло. Неподалёку ударила ветвистая молния, озарив тайгу, следом сухо треснул гром.
Патроны вошли, ружьё клацнуло, закрывшись. Взведя курки, Андрей пялился в ревущую и лающую темноту, боясь наклониться и поднять фонарь. Треск кустов приближался, мелькнуло светлое пятно - это лайка метнулась. Что-то крупное и тёмное двигалось вслед за ней. И явно приближалось, судя по треску кустов.
Боясь попасть в Белку, Андрей выпалил, как сам понял, слишком высоко. Очередная молния помогла увидеть медведя, громадного и лохматого - пасть зверя грозно распахнулась в рёве. Второй выстрел тоже прошёл мимо, а звук его вместе с медвежьим рыком жалко затерялись в оглушительном громыхании.
Андрей делал это, не задумываясь, не контролируя себя и не понимая, что отступает шаг за шагом, спиной раздвигая заросли. Небо щедро метало близкие молнии, помогая запечатлеть картинку во вспышке и ударяя по ушам сухим треском. Зверь ревел, отмахивался от лайки. Тусклый огонёк разбитой лампы вдруг вспыхнул обширным пламенем, осветив медведя снизу - тот отпрянул назад, оставляя горящий след.
"Раздавил", - отстранённо мелькнуло понимание, не мешая воспользоваться этой подсветкой, прицелиться и выпалить. Дуплет грянул, ударил по плечу. Зверь словно вскрикнул, развернулся и скрылся в кустах, не переставая рычать. Пламя догорело, мгла стала беспросветной. Белка смолкла, потом гавкнула другим голосом, подсказывая Андрею: "Уходи скорее, пока я его сдерживаю!" и снова залилась боевым лаем.
Перезарядив ружьё, он шагнул сначала вправо, затем влево, нащупывая потерянную тропу. Наконец, под ноги попал относительно чистый от травы участок. Обрадованный Андрей двинулся вперёд, запоминая путь, когда всё озарялось вспышкой, а потом заслоняя лицо от веток и проверяя путь ногой, когда молния гасла и мир чернел.
Шум схватки и лай удалялись и словно спускались. Или он поднимался? Отведя в сторону лохматую ветку, Андрей упёрся в камень. Вспышка осветила скалу перед носом и тайгу - внизу.
- Как я сюда забрался? - неприятно поразился он, ощутив под ногами узенький карниз.
Хлынул ливень - сплошная стена воды, где утонули все звуки. Молнии ушли за скалу, а их резкие вспышки уже не слепили, лишь заставляли серебристую штриховку замирать. Прохладные струи приятно освежили, смыли едкий пот с лица, но тотчас ввергли Андрея в новое испытание. Вертикаль обрыва обрушивала такую "Ниагару" на карниз, что поток норовил подмыть ноги и сильно в том преуспевал. Кроссовки постепенно съезжали по мелкой каменной крошке к близкому краю.
Андрею удалось прижаться к скале спиной, отчего поток воды с каменный крошкой стал сечь голову и плечи. Стало понятно, зачем альпинисты надевают каски, но прикрыться рукой он не успел - на темя обрушился такой удар, что в глазах помутилось...
Очнулся Андрей, лёжа на полочке. Рука свисала в обрыв, голова гудела, но внутренний окрик: "Ну же, соберись!" - позволил сесть, подтянуть ружьё, которое едва не свалилось вниз.
Ливень ослабел, превратился в редкие капли, затем совсем стих. Небо быстро очистилось, и мир посветлел - настолько ярко догорала вечерняя заря. Из тайги, что темнела под ногами, слегка отступив за валуны и глыбы осыпи, не доносилось ни звука.
Слабость навалилась на Андрея. Он вдруг представил, что мог упасть с этой высоты - метров десять, не меньше? - и разбиться вдребезги. Мысль о самоубийстве вспомнилась вдруг, как нелепость. Он, и прыгнул бы со скалы? Он, который так боролся за жизнь, сначала отстреливаясь от медведя, потом выстаивая под напором воды, которая готова была смыть на эти камни?
- Дурак! Надо каждой секундой дорожить, а я рассоплился... Нет! До последнего вздоха!
И тут же тревога за деда Кузьму, которого он не встретил, за Маришку, чья "растянутая" нога спасла её от встречи с медведем-людоедом, за Белку, которая билась с этим чудовищным зверем - все тревоги сразу навалились на Андрея, встряхнули и заставили спускаться по мокрому карнизу вопреки желанию лечь и расслабиться. Он проломился сквозь густой подлесок, сразу нашёл тропу, раздавленную медведем лампу и клок белой шерсти.
- Неужели он убил Белку?
Оскальзываясь на корнях, Андрей двигался вперёд, держа ружьё наготове. Участок тайги кончился, как обрезанный - дальше лежал луг, до самой деревни. Край глаза засёк движение слева, руки вскинули двустволку к плечу. Но это мчалась лайка, невредимая и жизнерадостная.
Уверенность, что Кузьма жив, окрепла - Белка бы нашла хозяина! Значит, она прогнала медведя, добежала до станции и вернулась. Тогда надо возврашаться к Маришке, которая - это к бабке не ходи! - сейчас "мечет икру" и плачет, строя домыслы, один хуже другого.
Распахнутая дверь избы напугала Андрея чернотой проёма. Но Белкин "гав" вызвал Марину. Скача на одной ноге, та появилась на пороге:
- Почему долго? Кто стрелял? Ты цел? - тревоги в её голосе хватило бы на сотню человек.- Деда встретил?
- Долго? Так ливень пережидал. Дед, видать, там заночевал, - высказал соображение Андрей и браво соврал, - а пальнул я для острастки...
- Ой, у тебя на темени рана! До кости рассёк!
Марина притащила бинт, вату, йод, зелёнку, но он выбрал лейкопластырь, на ощупь наложил салфетку, прилепил и уснул мгновенно, как младенец.
*
Судя по солнцу в окне, время близилось к полудню. Маришка сидела рядом и отгоняла кровососов. Когда Андрей открыл глаза, ветка хлестнула его по лицу:
- Беспардонный враль! Тебе надо на конкурс лжецов - враз победишь. И как я сразу не поняла!
Кузьма неспешно шёл от омшаника, поднимая маску. Пчелы отставали, возвращаясь к улью. Лишь несколько штук жужжали, выползая из складок сетки, отброшенной на тулью шляпы.
- Пойдём-ка во двор... Сколько раз в медведя пулял?
- А что, разве попал? - вопросом ответил Андрей, понимая, что разоблачён.
- Шесть дырок. Понимаю, пуль не нашёл, пришлось в упор бить, - ворчливо похвалил старик, хлопая по плечу, - дробью-то. Я шкуру снял. Выделаю, подарю. Ты чего, паря?
Андрей Полоцкий стоял перед лохматой шкурой, в которую его можно было закатать, словно в персидский ковёр. Он вдруг представил, как громадная когтистая лапа сбивает его, а клыки вонзаются в тело и разрывают на мелкие клочки. И он закричал, бессильно оседая на землю.
*
Дед Кузьма выслушал оправдание сочувственно:
- Болезнь, говоришь? Жутко стало? Приступ страха, ну да... Хорошо, не ночью, а то мишка бы... Ладно, забудь. Дай, я башку посмотрю...
Он мастерски сделал Андрею шапку из бинта. Медовуха подняла настроение умирающего, выправила и даже вселила уверенность, что он - настоящий охотник, мужик.
Гордость за себя, победителя медведя, держалась до утра. Бреясь, Андрей почувствовал, что порезал кожу на скуле. 'Жиллетом', трёхлезвийным, совершенно безопасным!
Ополоснув лицо и промокнув полотенцем, Полоцкий принялся осматривать себя, как врач - пристально и беспристрастно. Вытянув руки и растопырив пальцы, он заметил, что они трясутся. Сами по себе, без всякого повода. Зеркальце над умывальником отражало слишком мало, чтобы оценить состояние тела, а на прогрессирующую худобу он как-то не обращал внимания.
Но сейчас значение имела не только толщина кожной складки, а общий вид. Зеркала во весь рост или хотя бы поясного у Кузьмы, разумеется, не было, так что пришлось воспользоваться мобильником. Отставив руку, Андрей сделал фотографию торса, присмотрелся и охнул - узники концлагерей выглядели краше.
В памяти мобильника хранилась фотография годичной давности. Сравнив её и паспортную с только что сделанной, врач Полоцкий задумался. Мысли были не из приятных. Болезнь прогрессировала гораздо быстрее, чем он предполагал месяц назад. Узнать в измождённом заморыше крепкого мужчину можно было с трудом.
- Если детям покажусь, за Кощея примут...
Он вдруг представил, каково будет дочерям, когда их любимый папочка появится в таком виде и начнет стонать от приступов боли, что становились сильнее с каждым днём.
- А когда свалюсь совсем и буду в постели? Держаться на наркотиках, ходить под себя в памперсы, вонять и медленно гнить? Чтобы они мечтали о дне, когда я сдохну, избавлю их от мучений?
Врач Полоцкий знал, как умирают раковые больные - всегда на дому, изводя близких. Ему вдруг отчетливо представилась перспектива, на которую он собрался обречь Марину.
- Да я же в гроб её загоню! Боже, какой я идиот, какой эгоист! Жениться, чтобы она мне сиделкой стала, чтобы уходом за мной расплачивалась за нашу недолгую близость? Болван. Нет, я этого не допущу! Надо что-то придумать.
Андрей так распереживался, что состояние резко ухудшилось, сердце заколотилось, словно бешеное. Он совладал с собой, попытался вести себя, как обычно, но Маришка заметила озабоченность:
- Что тебя мучает? Опять боли?
Отговориться удалось недомоганием, а после лёгкого обеда его надолго запер в нужнике понос. Андрей не мог отлучиться от толчка даже на шаг, и в дополнение к основным мыслям мучил себя, представляя, сколько неудобств причинил Кузьме с Маришей. Они тоже живые люди!
К вечеру его отпустило. Настроение поднялось, а после чашки крепкого чая они забрели в березняк, собирая грибы. Там было так уютно, что у Андрея появилось мужское желание, которое любимая женщина тотчас удовлетворила, блаженно постанывая и счастливо улыбаясь небу.
Когда утомлённые любовники лежали, глядя в кроны, где сквозь мельтешение зелени просвечивала голубизна, совсем рядом неторопливо проскакал тучный заяц. Андрей хлопнул в ладоши, отчего косой всполошился и задал стрекача. И тут, как наказание, боль выросла настолько, что в глазах потемнело. Голос Маришки с трудом пробился сквозь обморочную глухоту:
- ...ожешь? Или я за дедом сбегаю, а ты полежишь? Ты меня слышишь? Встать сможешь? Господи, дура, что же я наделала, зачем согласилась в лес идти!
- Не причитай, я в порядке, - сглатывая слюну, которая обильно заполняла рот, успокоил её Андрей, переворачиваясь на живот.
Ему стоило больших усилий отжаться от земли, стать на четвереньки. В позе табурета он долго переводил дух, копил силы. Затем заставил руки сжаться на стволике, подтянулся, и уже стоя переждал странный шторм, что колыхал землю.
Дорога к пасеке оказалась трудной - утробная боль не унималась, гнула и скрючивала. И мешала трава, что норовила зацепить кроссовые "адидасы", которые, как назло, отличались рифлёной подошвой.
- Плохо стало, голова закружилась, и зрение - как оборвалось...
- Это бывает, - философски заметил старик, подхватывая Андрея за талию с другой стороны от внучки. - Мариш, кипяточку спроворь, а я травок своих заварю. И не хлюпай носом!
Прочный стул с высокой спинкой и подлокотниками придал уверенности, а горячий чай с тонким ароматом и горьковатый мёд вприкуску - бодрости. Спустя каких-то полчаса Андрей почувствовал себя вполне прилично. Разлитое мозжение внутри живота немного стихло, стало терпимым. Острота зрения вернулась, он рассмотрел лицо любимой и расстроился - красные глаза неопровержимо свидетельствовали, что она плакала.
"Из-за меня, - подумалось ему, - вот подарочек нашёлся! Чёрт меня дёрнул с ней встретиться, навязаться в любовники. Жила бы спокойно, а теперь вот - сам подыхаю и её убиваю! Нет, надо что-то делать, так не годится!"
Виноватя себя, Андрей не собирался показывать зло, выпускать его наружу, потому завел с Кузьмой степенный разговор о чае и горьковатом медке. Старик охотно пояснил:
- Лимонник и жимолость, свежие. Я их спецом на тощую почву высадил, они же чем яростнее за жизнь борются - тем ядрёнее. И медок горчит не так просто, он с горных цветов снят. Да вон, в то окошко глянь, по скале над уступом, аккурат на два улья... Нет, как цветы зовутся, не знаю.
Ночью Андрей не мог уснуть - он вдруг осознал себя гнусным эгоистом. Рука, сломанная Наташке, выглядела ничтожно перед ежедневной пыткой, которую он учинял самому дорогому человеку. За бывшую жену его чуть не посадили в тюрьму, так какое наказание следует назначить за пытку, придуманную им для Марины?
К утру решение пришло. Отойдя в сторонку, чтоб не шуметь струёй, Андрей снова увидел обрыв, куда забрёл в ливень. Скупая на детали, почти идеальная вертикаль открылась во всём величии - от скальной полочки до глыб у подножия.
"Упал бы тогда - и никаких мучений... А есть не здесь, подальше, на Лысухе, то и не найдут. Звери косточки разнесут, и похорон не надо..."
План сложился, на взгляд Андрея - безукоризненный и ко всеобщей пользе. Ощутив себя избавителем, он тихонько вернулся, прилёг, озябшая Марина в полудрёме прижалась к нему. Появилось мужское желание. Чуткая женщина тотчас отреагировала. Увы, ничего не получилось. Коря себя за несостоятельность, Андрей сполз набок и уставился в потолок. Любимая приподнялась на локте, чмокнула в губы:
- Не переживай, оно того не стоит. И вообще, надо бросить все силы на аутотренинг, собирать волю в кулак и приказывать себе - я стану здоровым, я переборю опухоль. Как йоги. Ты сможешь, я верю...
Её прохладная ладошка погладила лоб, проверяя температуру - легко, словно ребёнку. Затем взъерошила ему короткие волосы, мягко скользя ноготками к затылку. Волна сладких мурашек ринулась по телу Андрея, но лишь добавила горечи и разбудила боль в животе.
"От таких опухолей не выздоравливают, - стараясь не стонать, в который уже раз мысленно возразил он Марине, - я знаю. Нет, пора уходить, пока ты меня не возненавидела!"
Рокочущий гул давил на уши, распирал голову изнутри и сотрясал тело вибрацией. Андрей открыл глаза, вяло удивился, когда "резкость" навелась сама, без привычного внутреннего усилия. Неяркий свет из круглых отверстий, люди, вблизи и снизу громадные, словно статуи Будды, а чем дальше, тем более похожие на бойцов спецназа, и вибрация от пола...
"Вертолёт? Откуда? Неужели меня разыскивали? - удивление выросло и увяло после догадки. - Нет, это случайность... С оружием, значит, опять беглых зеков искали... Эх, не повезло, - отчётливо представилось незавидное будущее, - когда вернут на пасеку, уже не убежишь... Мариша не оставит меня одного, никогда..."
Андрей попытался упереться рукой в пол, чтобы сесть, но запястья оказались скованными.
"Наручники? Почему?"
Он попробовал выкрикнуть этот вопрос, однако боль в горле перехватила звук, смешала в надсадный и беспрестанный кашель, который не давал перевести дыхание. Пока умирающий боролся за глоток воздуха, гул мотора изменился, пол качнулся, снизу раздался удар и вертолёт замер.
Спустя минуту распахнулась дверь, Андрея вздёрнули на ноги, толкнули в спину, заставили сбежать по неудобным ступенькам на траву лётного поля. "Камаз", вместо кузова которого высилась вахтовка с оконцами, перекрытыми толстой решёткой, принял бойцов. Туда же задвинули двое носилок, где лежали тела бородача и "зомби". Голова последнего была закрыта широким коричневым полотенцем, которое промокло сверху.
"Это я его, - догадался Полоцкий, - вот почему наручники. Меня считают убийцей... надо объяснить!"
Он дернулся сказать, что всё обстояло не так, что самозащита - святое право человека, но гортань снова подвела, обратила всё в кашель и вынудила молчать. Вахтовка укатила по скверной дороге, расплёскивая лужи. Человек в гражданском указал на легковушку, боец подтолкнул Андрея к ней.
Болтанка на заднем сидении заставила прилечь. В такой позе умирающий незаметно отключился. Когда человек в гражданском заставил вылезть - машина стояла у второй городской больницы, где Андрей работал так недавно, по мнению обычных людей, и так давно - по собственному ощущению. Разница проявилась, когда врач приёмного покоя воскликнул:
- Андрюха? О, боже, как ты исхудал! А, ну да, рак...
"Привет, Леонов, - беззвучно шевельнул губами умирающий, не рискуя напрягать гортань, - спасибо, что узнал..."
- Симулянт он, а не больной, - уверенно заявил мужчина в штатской одежде, на которого Полоцкий не обращал внимания, пока летели и ехали сюда.
- Да ладно, - возразил Леонов, - ему диагноз в области подтвердили.. Андрей, а что ты в наручниках? Кстати, гражданин, вы кто?
- Следователь Калганов. Приятель ваш свою законную жену убил и в бега бросился, - обвинительным тоном продолжил штатский, - да в тайге на зеков нарвался. И неплохо так для дистрофика расправился с ними... Давайте побыстрей, осматривайте и отправляйте его в отдельную палату, а я насчет охраны распоряжусь!
Дурацкие слова про Наташу и уголовников скользнули мимо сознания Полоцкого, который опять зашёлся в надсадном кашле. Спецназовец снял наручники, незнакомая санитарка отвела и усадила Андрея в ванну, обдала из душа и взялась за санобработку.
Спустя полчаса отмытый, перебинтованный и обклеенный повязками, он лежал в палате под присмотром молодого полицейского сержанта, который отчаянно нервничал. Ещё бы! Новость распространилась мгновенно, и все врачи спешили заглянуть к бывшему коллеге, что обвинялся в убийстве - многие знали Наташу. Отказать докторам сержант не мог, но медсестёр шугал, вымещая недовольство популярностью арестованного:
- Не положено! Только по разрешению следователя!
А тот лежал с закрытыми глазами и жалел себя, обречённого на мучительную смерть. Только теперь ему стало ясно, что мечта исчезнуть в тайге, уйти из жизни незаметно и безболезненно для любимой - не осуществилась по глупому стечению обстоятельств.
"Повезло же напороться на беглых! Выйди я на час раньше, и никто бы не помешал... Ой, дурак я, дурак, - снова вспомнился Андрею животный, неподконтрольный страх падения, - чего дёргался, за воздух цеплялся? Надо было оттолкнуться, чтобы вниз головой, и - привет! Даже не мявкнул бы... Или когда этот, здоровенный зомби, душил. А я сопротивлялся, камнем молотил... Неужели я его прикончил?"
Мысли текли лениво, полусонно. Скорее всего, в капельнице, что стояла у левой руки, был транквилизатор и обезболивающее. Поэтому и воспоминание о следователе не встревожило Андрея:
"Что он про Наташку молол? Я убил её? На кой чёрт мне эта крыса... Руку сломала, да. Но менты же отпустили меня? А, пошёл он, этот Калганов, всё равно я скоро сдохну... Жаль Маришу, плакать будет... И девчонок..."
И тут острая тревога пробилась через лекарственное одурение, заставила вскочить:
"Девчонки? Если Наташки нет, с кем они останутся?"
Он забыл, что раздавленное руками "зомби" горло не даст вымолвить ни слова, крикнул, обращаясь к охраннику: