Схватив Артёма за отвороты куртки, Катя сделала подсечку и швырнула соперника на землю. Тот не ожидал броска, грянулся боком и спиной, жалобно вскрикнул:
- Ой!
Он больно ушибся - губы задрожали, вот-вот заплачет. Девушке стало жаль соперника, она протянула руку, помогла встать, отряхнула спину от пыли.
- Тёмка, не сердись. С кем мне еще тренироваться?
Младший брат шмыгнул носом, часто подышал, прогоняя слезы. Самоучитель по борьбе самбо, раскрытый в самом начале, терпеливо ждал продолжения занятий.
- Ладно, что там дальше? - и она перевернула страницу.
Сколько Катя себя помнила - лет с пяти, наверное - ей везло. То смятую денежку у сельмага найдет, то рыжиков или опят нарежет немеряно, когда другим и пенька не встретится, то звонок на переменку от двойки избавит. Но, как пятнадцать исполнилось, и отец умер - всё, удача отвернулась. Заколодило, напрочь.
Мама одна Катьку и Артема поднять не смогла, перебралась к бабушке, в Кирьяново. А там жизнь оказалась гораздо хуже и серее. Уж на что в райцентре - скукота плесневая была, но тогдашняя тусовка теперь чистой сказкой вспоминалась. И школа в селе оказалась - надо бы хуже, да некуда. Десятый с девятым и восьмым занимались вместе - никак иначе, ведь всего двенадцать учеников.
Парни отбывали время до армии. От них, пятерых выпускников, учительницы слышали не ответы, а хамство да срамные предложения. Шесть девчонок на уроки ходили, но к весне две замуж выскочили, третью не взяли, но брюхо выросло, да и остальным учиться не особо хотелось. Так что всё внимание учителей Кате досталось. Много позже она поняла, как ей повезло - репетиторов нанимать не пришлось. И в порядке исключения зачли ей два класса сразу.
Единственная в деревне, да и в районе, может, она получила заслуженный аттестат с твердыми пятерками-четверками. И ринулась поступать в университет. Не куда-нибудь, а в Питер! Её вдохновлял пример Михайлы Ломоносова, тоже дремучего провинциала, в дальнейшем - круто утершего носы спесивым столичным жителям.
И что вы себе думаете - у сельских оценок вес не тот? Как бы не так! Катя Фомина доказала свою состоятельность, поступив на юридический факультет без протекции и взяток. Придя в себя и осознав головокружительность успеха, она помчалась домой. Каникулы-то кончались, а ей предстояло столько дел, больших и малых, важных и не очень, что оставшиеся дни лета пришлось расписать. Иначе никак не успеть!
Первым делом она намеревалась навестить всю родню и попрощаться, ведь в Питере жить предстояло долго, да ещё искать работу, место для проживания... В общем, дел невпроворот! Сегодня был последний день дома, Катя уже огород прополола, скотину и птицу накормила, еду сготовила, вещи собрала, вот и тренировалась с Артёмом. Ничего, что мал - пусть помогает. Как же иначе освоить приёмы самообороны без оружия, ведь следователь непременно должен их знать!
Она так ему и сказала, а брат, вдохновлённый надеждой стать - ух, каким крутым! - самбистом, вытер нос тыльной стороной руки, принял оборонительную стойку:
- Нападай!
История первая - Живуха, столетняя ведьма
Новичок в мелком населенном пункте - это вам не фунт изюму! Не хухры-мухры, не баран чихнул. Тут событие крупного масштаба. Будь то деревня или посёлок городского типа - местные жители, так или иначе, знают всех и каждого. Кто хотя бы неделю продержался в деревне, тому косточки перемоют основательно. Заметят и обсудят до мелочей, а кличку прилепят - черта с два избавишься потом.
В Мироновке, которая много мельче даже Кирьяново, - ну, захолустье, да и только! - Катю не видели лет пять, по меньшей мере. Тогда-то она приезжала с отцом, выглядела голенастой пацанкой, а сейчас, в семнадцать лет - ого!
- Девка на выданье, а не без изъяна. Шибко умную из себя корчит.
Так оценила её деревенская молва. Донесла обидную оценку до ушей гостьи - соседка по улице, бабка Загорова. Можно было доказать:
- Не корчу, а такая и есть!
Да на кой ляд оспаривать общественное мнение? Неделя кончится, Катя уедет в большой город, навсегда. Она и так в кои веки-то выбралась погостить у бабушки Насти, с папиной стороны. Не по обязанности - по велению души.
Рукой подать, вот он, совсем рядом - сентябрь, а с ним и первый учебный год в университете. По рассказам, учеба на юридическом факультете требовала полной отдачи, плюс ко всему, денежку надо зарабатывать. Маме Тёмку бы поднять. У Кати, понятно же, с работой на прокорм - свободного времени не останется, и к бабе Насте когда она выберется? Нескоро.
А доживет ли старушка до следующего посещения - вопрос открытый. Это молодым пять лет - не срок, а когда со здоровьем дела плохи, да тебе уже шестьдесят, да врачей фиг дождешься... Не говоря о "скорой"...
Надо сказать, Мироновка по праву числилась жутким захолустьем. Сто с лишним километров бездорожья с гордым названием "улучшенная грунтовка" до города - вам не шутка. Собственно, потому районное начальство и разместилось в городе, чтобы ног не марать, идя на работу, в тёплый кабинет.
Но эти несколько дней Кате удаленность была по фигу, она даже радовалась тишине и покою. Никакого телевизора, никаких машин. Редко когда протарахтит трактор или грузовик. Вечером пташки щебетали за окном и в березовой роще. Днем отовсюду блеяли, мычали, брехали, крякали, кудахтали и кукарекали постоянные обитатели соседских дворов. Баба Настя кормила внучку и старалась не тревожить, всячески отказываясь от ее помощи по хозяйству. Что бы она понимала! Разве Кате в тягость прополоть пару грядок, подоить корову, полить огурцы, обобрать гусениц с ранетки?
А потом уйти на речку, плюхнуться в омуток и наслаждаться прохладной невесомостью, пока тебя несет к запруде... И ни одного назойливого парня, который шарит по фигуре взглядом, будто уже запустил потные лапы в лифчик. Тут не городской пляж, где не протолкнешься от молодежи. Ее вообще не было. Мироновка вымирала не первое десятилетие. Много пустых домов кричали о демографической катастрофе черными ртами выбитых окон. Наверное, потому царили в селе мир и покой. До сегодняшнего утра.
*
Катя проснулась от истошного крика бабки Загорихи:
- Убила! Рятуйте, люди добрые! Убила, стерва!
Несмотря на преклонный возраст - почти семьдесят - крикунья сохранила голос, дай бог каждому! Вопль вонзился в уши Кати, и сон исчез. Старуха вещала на манер предвыборной агитмашины:
- Клавка, шалашовка, мужика задушила! Ночью спутала, паскудина, и удавила! Ой, горюшко, ой, люди добрые, единственного племянника моегои со свету сжила! Грицко ты мой, родимый, да как же так! Ой, лышенько! Вяжите ее, люди добрые...
Вскочив с постели, Катя подбежала к окошку, выходящему на улицу. Кроме Загорихи, шкандыбавшей по обочине - ни одной души в обозримом пространстве.
- Чего она блажит? Кому? - Сказала девушка, обернувшись в глубину избы.
- Себе, - ответил голос из кухни, - вдруг кто выглянет, ей и в радость будет новостью поделиться. Трандычиха же местная она, или ты запамятовала? Как же, Загориха спокон веку свободные уши ищет.
Бабушка Настя отличалась умом и наблюдательностью. А уж язычок имела - острее бритвы! За что внучка в ней души не чаяла. Где ты в наше убогое время почерпнешь уместные поговорки или присказки? В интернете? Там они похожи на засушенную воблу. Зато в устах бабушки слова оживали, обретали объем и силу, краски и яркость. Немудрено, что Катя старательно запоминала обороты, способные выделиться из скудной обыденности штампованных разговоров.
Вместо вульгарного "да пошел ты!", что никого и никогда не убеждало, бабушка применяла удивительные по сочности выражения, которые внучка обнаруживала позже в литературных произведениях, например:
- Соблаговолите выйти вон, - или не менее звучное, - избавьте меня от вашего присутствия.
Как выгодно отличалась эта учительница русского языка, отработавшая почти сорок лет в селе, от нынешних, поражавших Катю своим невежеством. С первого гостевания впечатлилась десятилетняя девчонка речью диковинной и принялась дома выискивать правильное написание в толстенных словарях - помня о грамотной бабушке. Да и пристрастилась читать книги. Поэтому и понимала внучка свою престарелую родственницу, как никто другой. Можно было подержать тему о неуемно говорливой Трандычихе, но - убийство! Кому, как не будущему юристу, заинтересоваться новостью?
- Баа, кого убили-то?
- Почему сразу убили? Клавдия нашла Гришу в постели мертвым. Ивановы, помнишь? Третий дом от сельсовета. Ты куда? Катюша, а завтрак?
Но внучка уже метнулась в горницу, набросила майку, впрыгнула в шорты и в кроссовках на босу ногу побежала к дому Ивановых.
*
Она успела. Растолкав десяток селян преклонного возраста, оккупировавших крыльцо, Катя толкнула дверь:
- Здрасть! Эй, тут есть кто? Алё? Чего молчите? - И прошла в горницу.
Клавдия и ее брат Дима в дальней комнате как раз склонились над кроватью, где в позе распятого лежал покойник. Его руки и ноги, схваченные толстыми веревками, были растянуты между толстыми трубчатыми опорами-спинками широкой двуспальной кровати.
- Стойте, ничего не трогайте!
Дима обернулся на приказ незнакомой девушки:
- Ты кто?
- Катя, баб Настина внучка, - пояснила брату Клавдия, а продолжила, обращаясь уже к непрошенной вторженке, - чего это нельзя?
- Надо дождаться следователя или врача, иначе плохо будет, - уверенно заявила Катя, усиливая довод сомнительным и фальшивым аргументом, - я знаю, я на юриста учусь!
Как ни странно, обман сработал. Дима пожал плечами, не стал развязывать узлы. Он немного постоял, глядя на спину покойника, потом направился к выходу, говоря сестре на ходу:
- Тогда пусть так и валяется, жди. Я позвоню в район.
Кате, самозваной юристке, достался комплимент:
- Ишь ты, какая вымахала, и не признал сразу.
У крыльца дома толпился не только прежний народ, но и новый. Старики и старухи подходили, узнавали подробности у тех, кто оказался тут раньше. Затем рассаживались, кто на бревнах, кто на завалинке, кто просто на травке. Словно перед началом спектакля, неторопливо, обстоятельно. Надолго устраивались - смерть молодого мужика, это вам событие никак не рядовое. Однако в дом никто не входил. Лишь только Катя появилась в дверях, как стала центром притяжения. Откуда-то всем было известно, что Настина внучка тут за главную, поэтому девушку плотно обступили:
- Ну, что с Гришкой-то? Неужто Клавка его и порешила? А вечор он с участковым опять нажрался и в Радаевку к сестрам Зиминым, к этим прости... господи, катались...
Невесть откуда вывернулась бабка Загориха:
- Так и что с того, что безмужних помял? Да хороший петух всех кур топтать должен! Да, вчера они хороводились, знамо дело. Так и что, спрашиваю? Разговеться мужику нельзя? Я слышала, как Гришка вернулся, почти и тверезый. А не ваше собачье дело, как мужик жену учит! Клавка, паскудина, мало он ее дрючил! Жалел, а вот не надо бы! Она его, племяша моего, она извела! С ведьмой проклятой сговорилась!
- Точно, она, Живуха, - согласились несколько женщин помоложе, - отомстила мужику за внучку, как грозилась. А нет бы развестись Клавке, если не живется...
Два или три пожилых мужчины, но не старики еще по внешнему виду, довольно бодрые, опротестовали тезис виновности жены Иванова:
- Вам бы только оговорить бабу! Кобеляка ваш Гришка, все елду начесать не может... Гад он, чисто гад! Ладно бы по чужим бабам таскался, так зачем он жену смертным боем бил? Вчера мы слышали, как она плакала. Да вон же, вся в синяках...
Загорова быстро и громко заверещала, не давая никому вставить слова. Катя убедилась в точности характеристики - Тарандычиха! Из сплошного потока слов удавалось вычленить отдельные слова:
- ...ведьма... живуха... сглазила... поганка... топить в колодце...
- Заткнись, дура старая, - появился в толпе Дима, Клавкин брат, - и бабушку языком не тронь. Я тебе утоплю, я тебе так утоплю...
- Вы слышали, слышали? Он меня убить обещает!
- Не дури, - одернул голосистую старуху коренастый мужчина в милицейской форме, соскочивший с трескучего мотоцикла с коляской. - Клавка где?
Катя ответила быстро, чтобы поддержать свой статус значимого человека, и не потерять лицо:
- В хате. Пойдемте.
*
Спустя четыре часа по деревне протарахтел гусеничный вездеход страшного вида - высокий, широкий и длинный, весь железный. Подняв клубы густющей пыли, он резко тормознул у сельсовета, лихо развернулся на месте, совершенно скрыв себя в клубе светло-коричневой взвеси. Слабый ветерок медленно нес светлеющее облако вдоль улицы, открывая затихшего гусеничного монстра. Перепуганные селяне и пичуги подали голос далеко не сразу.
- Это кого принесла нелегкая?
- Чик-чирик, чик-чирик, - робко высказалась пичуга, а вторая и третья согласились с ней, - чик, чик-чирик. Чик-чик-чик!
- Оперативная группа приехала, - прояснил ситуацию коренастый участковый, выскочив на порог из дома Ивановых.
Тем временем в боковой стенке гусеничного монстра распахнулась дверь, оттуда спустилась железная лесенка, почти доставшая до земли. Прилично одетый человек, городской по виду, в костюме, клетчатой рубашке, выглянул наружу. Заметив милиционера, спустился и смело ступил в пыль.
Нога в городской туфле полностью утонула в светло-коричневой пудре. Поняв свою оплошность, городской резко выдернул ногу, безнадежно пропыленную, и вернулся в кузов. Было слышно, как в резких выражениях он пояснил кому-то, что выходить надо на травку, на обочину. Очевидно, шофер понял, так как железный монстр заревел и пополз к обочине, но уже медленно. Но пыль все равно взлетела и окружила машину облаком, только прозрачным.
Она, пыль, наматывалась на гусеницы, широкой струёй спрыгивала вперед и вздымалась вверх, вкручивалась в открытую дверь. Кто-то изнутри попытался захлопнуть ее, но забытая лесенка помешала. Напоследок лесенка зацепилась за обочину, вспахала с метр, зарылась в траву и согнулась.
Монстр затих. Городской шагнул на ступеньку, вторую, споткнулся, потерял равновесие. Сельские ждали, затаив дыхание - вот он свалится, да плашмя, да со всего маху! Эх, раскатяшится, перепачкается, заговорит в полный голос! Но горожанин в костюме извернулся, спрыгнул и устоял - ко всеобщему разочарованию.
Остальные пассажиры спустились без происшествий, молча. Некоторые держали в руках чемоданчики с непонятными надписями. Разнообразие внес шофер транспортера. Увидев погнутую лестницу, он разразился потоком такой брани, что первый горожанин вернулся и резко, но негромко сказал что-то очень неприятное.
Затем вся компания вошла в дом Иванова. Катя сунулась следом. Старший в группе - как было понятно сразу - показал на тело Гришки Иванова:
- Бума, займись. Мне нужна причина смерти, быстро. Но прежде...
Высокий блондин с чемоданчиком кивнул. Катя поняла - это врач.
- ... ты, Тимофеич. Пробегись по полу, кровати, чтобы он мог работать.
Плотный мужчина с чемоданчиком поменьше направился в спальню, принялся фотографировать, слепя всех вспышками. Старший группы повернулся к эксперту спиной:
- Участковый, как вас? Валентин Сергееич, коротко и по сути.
Коренастый милиционер рассказал, как и когда обнаружили тело, показал пальцем на Клавдию, которая так и сидела у кровати мертвого мужа. Старший прервал рассказ участкового, назвал его на ты:
- Хорош, Валентин, все ясно. Будешь у меня на подхвате, а пока выведи гражданку Иванову наружу. Пусть там подождет. Ну, а вы сами знаете, что делать. Я только оперов работать не учил!
Два одинаковых парня улыбнулись и отправились наружу вслед за участковым и Клавдией. Старший уставился на Катю:
- Вы кто?
Надо отметить, та успела присмотреться, отметить особенности внешности каждого приезжего. В ожидании следственной группы участковый рассказал, как задерживал преступников, находящихся в розыске. Катя, как будущий следователь, решила тренироваться в составлении словесного портрета. Это просто, когда умеешь. Вот этот, например, хоть и следователь, но совершенно невзрачный. Умные голубые глаза, круглое лицо, нос средний, прямой, с конопушками. Сам среднего роста, светловолосый, стрижка короткая, но давнишняя - лохмы скрывают уши. Рубашка новая, рукава и воротник не затертые.
Закончить описание Катя не успела. Пауза затянулась до неприличия. Так что следовало поспешить с ответом, и подать себя выгодно, свойской личностью - чтобы разрешили поприсутствовать. Как истая женщина, внучка бабы Насти почти натурально изобразила обольстительную улыбку:
- Студентка юридического факультета. Я следила, чтобы они ничего не успели скрыть! Можно мне...
- Понятно. Нам как раз тебя для полного счастья и не хватало! Гуляй отсюда, коллега. Гуляй, гуляй!
Только что этот человек казался нормальным и умным, но после таких слов Катя увидела - он тупой и ограниченный. Даже не спросил ничего, будто уже все знает! Козел! Мужлан! И лицо у него тупое, нос картошкой, губы толстые, глаза бесцветные, а одет, вообще, словно с помойки! Развернувшись, обиженная девушка выбежала из дома и помчалась к бабушке Насте.
*
С точки зрения следователя, допрос шел неправильно. То есть, ответы потерпевшей, она же подозреваемая - мешали следствию продвигаться. Невозможно понять, говорит та правду или косит под дурочку. Вроде бы отвечает, но уклончиво, вразрез вопросу и поперек смысла.
- Связала, и только? А топор у постели зачем?
- Всегда связываю, как он заснет. А что топор - топор в доме нужен, как без него. Сроду коло печи лежал...
Матвей Анатольевич Грамотин взором "прессовал" жену внезапно умершего Григория Иванова. Та пожала плечами, отвела глаза в сторону. Зеленые, красивые, с кровоподтеками вокруг - муж избил. В уме следователя мелькнул полузабытый мотивчик.
"И с правой и с левой, я ей хорошенечко врезал", - так совершенно непрошено, но услужливо прогнулась память кээспешника.
- Клавдия Емельяновна! Я вас на экспертизу отправлю, побои снять... Что значит, не хотите? Это не просьба! Должен же я документально подтвердить, в каком состоянии вы находились, когда убили мужа?
Грамотин не стал бы так грубо давить на подозреваемую, но потом же от проверяльщиков не отбрешешься. Они сами ни фига не умеют и не понимают в следствии, зато поучать и контролировать - хлебом не корми!
"Не просто в позу "а-ля ваш" поставят, а показательно. В госкурятнике - кто выше, у того жердочка всегда чище!"
Неприятные мысли пришлось гнать энергичным потряхиванием головы. Подозреваемая покосилась на следователя и даже отстранилась, будто он собака, вышедшая из воды - забрызгает. Матвей медленно и верно закипал, накапливая злость на упрямую бабу:
- Иванова, кроме вас, ни единый человек не входил сюда?
Клавдия посмотрела на следователя пустым и равнодушным взглядом. Так, наверное, тупо пялятся индийские коровы на автомобили - как на помеху свободному хождению по шоссе. Слов у селянки не нашлось, и вместо ответа гражданка Иванова изобразила пожимание плечами. Следователь сделал глубокий вдох, глубокий выдох и задержал дыхание, насколько хватило терпежа. Так друзья-медики учили снимать напряжение - пока с дыханием борешься, обо всем забудешь. Прием помог и в этот раз, но не совсем:
"Тупая, что ли? Ну, ты подумай, вот деревенщина! Мымра натуральная. Одета - хуже не придумаешь! Такой серо-синей стеженой дряни, попробуй, добудь где! Музейная фуфаечка. И монолитные сапоги-дерьмодавы. На босу ногу, сто процентов, без капроновых чулков..." - цитатой из песни про "Тамарку-санитарку" внезапно прорвалась неприязнь.
А следователь обязан быть хладнокровным!
И в дело пошёл другой прием - на отстранение. Представить Клавдию Иванову изображенной на экране, а себя - отдельно, сидящим в кинозале. Настроился Матвей, указательными пальцами глаза помассировал, чтобы переключение вышло с медленной фокусировкой - это, как резкость постепенно навести.
Получилось. Возникло впечатление, словно давнее кино смотрит следователь Грамотин, а не с реальным человеком говорит. Сидит в одиночестве и хладнокровно обсуждает качество фильма:
"Тамарка и есть. Только вместо пилотки платок. Добро бы банданой, а то, как старуха - у подбородка. Напрасно, при таком красивом лице. Синяки придают глазам глубину и выразительность гораздо лучше всяких там теней. Подвести губы помадой, и прелестная ангардистская штучка выйдет - этюд убийцы в багровых тонах..."
Хороший прием получился у следователя Грамотина, отвлекающий, в натуре. Нервы успокоились, пришли в порядок. А кто станет злиться на плохое кино? Тем более, кино о деревенском убийстве. Навроде сказки о Колобке такой фильм надо комментировать, нараспев:
"Жила себе простая, как стакан, баба в селе Мироновка. На лицо симпатичная, но косметикой пользоваться необученная... И вот как-то раз завалила она своего мужа, а губы и не накрасила... О, словно подслушала, открыла тюбик, нарисовала рот. Кукольным бантиком - дура деревенская, одно слово!"
- Так что с топором? Зачем он возле постели?
- Оставила у точила, поди. Я помню, что ли? Кто позвал-нито, я и бросила, где стояла... Как не точить? Жало сбилось, так зазубрины убрать, чтоб растопку, ежли что, нащипать было...
Следователь Матвей Грамотин готов рукоплескать ответу. Правда-правда! Он спросил, и ему ответили. Честно ответили. Ни словом не солгали. Вот как есть - так и сказали!
"Верно. Вот оно, переделанное из швейной машинки ножное точило. Эх, рукодельники, эти селяне. Из дерьма конфетку лепят. И держат в доме, прямо в комнате. А что? Там точилу самое место - неподалеку от кровати. И свеженаточенный топор тоже принято держать в спальне. Привычка у деревенских такая - как топор купили - сразу его к постели поближе! В сказке же солдат суп из него варил? Почему нельзя топор в качестве украшения использовать? То-то будет зашибись, чисто картинная галерея: - а вот деревенское украшение, прелестная штучка эпохи Путина, плотницкий топор..."
*
Чтобы перевести дух и взять паузу, не заматериться, следователь головой покрутил, осматривая места дома, доступные взгляду. Ему это удобно делать, он лицом ко всем, кто в избе, повернут. Удачно, что Клавдия сидит не на стуле, а табурет взяла. Без опоры под спину она оплыла, слегка сгорбилась - не загораживает перспективу.
Над её плечом виден дверной проем, который ведет в горницу. Отсюда, из кухни, все обзорно следователю - вон, в спальне эксперт суетится, пол рассматривает. Участковый ему пояснения дает.
Матвей Грамотин - при виде местного мента, естественно - из только что найденного спокойного равновесия выпал в раздражение, за что мысленно обругал этого коренастого мужика:
"Дебил ты, Валентин, не простой - стоеросовый. Додумался заявить - колдовское убийство. Будто бы ведьма публично прокляла, предрекла смерть неминучую, мужик и откинулся скоропостижно. Хорошо, что следственная группа не слышала - икали бы от смеха. Взрослый, а в сказки верит!"
Следователь Грамотин давно не удивляется людскому невежеству, но кондовую дурость каждого индивида на заметку берет - коллекционирует случаи, чтобы было чем козырнуть в кругу коллег. Этот прикол с обвинением ведьмы ему забавен, ведь догадаться, откуда ноги растут, совсем несложно:
"Надо же, как мощно внедрилась культура в массы - мент впечатлился, не иначе, самим Воландом. Или Азазеллой-Филиппенко. Ведьму нам подавай, экзотично, чтобы, с мистикой, со страшилкой... А проще быть, приземленней, ближе к реальности - не пробовали, господа менты? К примеру - топором мужика долбанули, точнее, обухом, по затылку, вот и все колдовство..."
Ну вот, от насмешки над чужой глупостью - злость улеглась, Матвей задышал свободно, разрешил себе продолжить допрос подозреваемой:
- Почему же топор в доме держишь?
Ответ последовал немедленно, быстрый и совсем не о том:
- Так сказала же, нет разве? Он припечный, где и быть - у дровец, только. А где еще? Думала, потом растопку нащепать возьмусь, а - нет.
"Да распротудыт твою растопку с топором припечным!"
Все! Нервы следователя сдали окончательно. Он вскочил, открыл рот, чтобы заорать на эту деревенскую идиотку, вслух облегчить душу, но отвлекся на более практичное дело. Эксперты, закончившие работу, сделали знак - иди сюда, внимай, что скажем. Медицинский, по кличке Бума, выдал первое заключение - труп целехонек, внешних повреждений нет.
Эксперт пожал плечами. Криминалист изобразил понятный следователю знак в сторону Клавдии, получил ответный кивок и приступил к взятию отпечатков у подозреваемой. Участковый и шофер вездехода тем временем переложили тело покойника, которого вчера звали Григорий Иванов, на носилки, с кряхтением потащили наружу.
Следователь закурил, краем глаза наблюдая возню криминалиста, который накатывал пальцы Клавдии и оттискивал на специальный бланк. А та, неуличенная убийца, безвольно позволяла крутить руки и прижимать к нужному месту таблички.
Сама же посвятила себя другому занятию - провожала труп равнодушным поворотом головы. Словно там и не муж вовсе, а чужой дядя.
"Конечно, чего переживать. Наоборот, радоваться надо, почему нет? Грохнула мужика, - отметил для себя Матвей Грамотин, а потом внезапно продолжил мысль музыкальной фразой, - вот и славно, трам-пам-пам."
На последнем такте дверь за медицинским экспертом захлопнулась, громко закончив мизансцену и заставив вздрогнуть. Взгляды следователя и деревенской женщины в синяках - встретились.
*
Белокурый врач вышел из Ивановской избы последним, вслед за носилками, которые сильно провисли и даже прогнулись под тяжестью тела. Народ притих, все как-то сгрудились, создали проход, пялились на ношу и ждали, как им покажется накрытый одеялом и мертвый Гришка?
Катя понятия не имела, насколько отличается неживое тело от недавно живого. А надо бы узнать - она следователь! Тем более, что отчетливо помнила покойника, с позавчерашней встречи. Иванов - здоровенный парень, можно сказать, верзила, плохо выбритый и наглый, растолкал очередь в сельмаге, купил хлеб, оценивающе посмотрел на незнакомую девушку:
- Я Григорий. Ты чья будешь?
Узнав, что новенькая - родственница бабы Насти, Иванов расплылся в улыбке, пообещал вечером заглянуть в гости. Только Кате хватило и двадцати секунд, чтобы проникнуться неприязнью и омерзением. От крепкого, но уже пузатенького парня воняло застаревшим перегаром, а запах немытого тела должен был отпугивать комаров и слепней. Уж Катю - точно отпугнул. Не то что принимать ухаживания деревенского Дона Хуана, встречаться с таким самодовольным ублюдком не хотелось!
"Интересно, как Гришка сейчас выглядит? Говорят, лицо покойника становится добрее..." - мысль подстегнула будущего юриста. Катя забежала перед белокурым врачом, чтобы привлечь к себе внимание, обратилась вежливо:
- На минуточку можно?
- Маловато будет, вот полчаса бы на разок хватило, - странно ответил блондин, и так красноречиво глянул на грудь без лифчика, обрисованную маечкой, что девушка залилась краской.
- Как вам не стыдно! Я не об этом, - она решительно отклонила непристойный намек, - мне хотелось бы...
- Так и мне захотелось, и еще как!
Положительно, врач не собирался становиться серьезным! Катя топнула ногой, гневаясь на шутника:
- Ну, правда, хватит! Я студентка юрфака, следователем буду. Мне можно посмотреть на...
- ... вскрытие? Да без проблем!
Катя испугалась, когда смысл нового слова дошел до нее полностью: "вскрытие". Это же... это... Жуть! Но отказываться вот так, сразу, она не рискнула.
Эксперт вошел вслед за носильщиками в медпункт, велел уложить тело на стол. Бывший Гришка Иванов, только что скрытый одеялом, перекатился с носилок и уставился в потолок бледным лицом. Мокрое пятно на его штанах выглядело очень неприятно, да к тому же источало запах, характерный для загаженного вокзального туалета. Катя зажала рот, сдерживая тошноту, и выбежала вон под смех врача:
- Куда же ты, девочка?
*
Матвей Грамотин следователем быть не мечтал, это жизнь ему подсуропила. Как-то вызвал его начальник и поручил выяснить, кто из соседей "скоммуниздил" у начальниковой тещи набор льняных простыней. А чего выяснять - кому на опохмелку не хватило, тот и стянул их.
В десять минут Грамотин выяснил, кто вчера гулеванил, в двадцать - сыскал воров, через полчаса изъял краденое у соседки пьянчужек. И заплели Матвея, как лыко в лапоть - крепко и безвозвратно, до полного износа. Да лихо так, обманно заставили учиться, что он и не заметил, как окончил юрфак.
"Эх, едрит твою в карусель! На кой мне эта командировка? Тут участковому дел на полчаса, а у меня дома своих висяков - гора до потолка!" - вздохнул Грамотин и тупо повторил вопрос, в стотысячный раз:
- Дрова, говоришь...И что же не нарубила?
- Чего вы от меня хотите? Не убивала я его.
"Ага! Вот ты и попалась! Совесть заговорила?" - Матвей вперил проницательный и жестокий взгляд в лицо Клавдии, поймал ответный и сдвинул брови. Жена хвалила именно такой суровый вид, говорила, что до печенок пронимает, если он смотрит долго и с бровями сведенными вместе. Получилось неплохо. Свеженькая вдова первой отвела глаза. Следователь ужесточил напор:
- Признавайся, как убила? Опоила? Что у тебя за пузырек?
Эксперт нашел в спальне, на комоде, странный флакончик, в котором подозрительно зеленела пахучая жидкость, а на ярлычке было меленько написано от руки: "Принимать три раза в день по чайной ложке. Будь здорова, Клава!"
- Баб Лада настой болотника сделала, по женской части мне, не затяжелеть чтобы.
- Погоди, проверим, что за настой! Ведь неспроста ты мужа связала, неспроста! Ну?! Небось, подлила в водку, и...
- Не убивала. А связываю всегда. Он, пьяный, меня бьет, потом ...
"Ох, эти общеизвестные слова! Ими сельская речь пропитана, как весенняя почва водою..." - грустно подумал следователь, мысленно вороша, словно поэт Маяковский, "тонны словесной руды единого слова ради".
Как Иванова рассказывала - ни один писатель не сумеет повторить в точности. Лев Николаевич Толстой просто отдыхает в сторонке и нервно курит. Русская речь, если без прикрас - убедительна именно простотой. Но в такой "песне" слова приходится заменять, раз выбросить нельзя.
Кому нужна грубая деревенская прямота? Сказанный Клавкой глагол - в протокольной версии, разумеется - облагородился. Как иначе его впишешь, когда он начинается с буквы "Е"? В результате раздумий на бумаге записалось изящно и понятно - "совокупляет".Берет, значит, свою жену, и совершает с ней половой акт, насильственный.
Другие слова менять не пришлось. Минуты за три записал Матвей Грамотин, все, что говорила Иванова, кроме повторов. Перечитал протокол, вздохнул.
Простая и скучная история, непригодная для сериалов. Бабу-убийцу можно понять. И посочувствовать. Гришка Иванов вернулся в село завидным женихом. Десантник, "чеченец"! Одна беда - создавая бойца, армия выбила из парня и без того невеликий разум. А доброты не добавила. Гришка злобился и буянил, приняв на грудь. Но разве пьяное буйство порочит мужика? Да что говорить - на Руси это, скорее, достоинство.
Углядел дембель Клавдию. Быстро разогнал конкурентов. Кулаками, естественно - иначе не умел! Полгода таким образом ухаживал, и дождался своего часа. Пара месяцев флирта привела к беременности, а там и к свадебному столу.
Но молодожен оказался востребован многими односельчанками. Свидания проходили по обычному сценарию - водка плюс постель. Могучий организм альфа-самца деревенской общины не удовлетворялся ординарными случками на стороне. Придя домой, подонок желал сравнить жену с только что опробованной любовницей. Так и говорил супруге, безотлагательно приступая к сверке. Неудивительно, почему жена проигрывала конкурс, что ей и сообщалось тут же, на постели. Довольный собой муж засыпал.
Самое жуткое - Клавдия Иванова супруга не осуждала. Уж, какой есть! У многих не было и такого. От безысходности свыкнешься и со скотством. Однако привычка мужа среди ночи проснуться и опять реализовывать супружеское право - Клавдию категорически не устраивала. Однажды она связала заснувшего изувера, распялив по кровати за четыре конечности. Пометавшись, тот угомонился, а проспавшись - ничего не вспомнил. К воплям, мату и угрозам соседи относились равнодушно - кого колышет чужое горе!
Своего невпроворот.
*
Катя постояла у забора, пережидая тошноту. Комки подкатывались к горлу и отступали, подкатывали и отступали. Ветерок обдул горящее лицо, успокоил. Глянув на закрытую дверь медпункта, она отказалась от повторной попытки:
- Нет, это не для меня! Пусть врач сам смотрит, на то он и врач. А я следователь, мне думать надо.
Легко сказать - думать! О чем? Тот следователь, городской, который так жестоко отказал ей, коллеге - он сейчас Клавдию допрашивает. Участковый, дядя Валя, сказал, что Клавка убила мужа. Вот попробуй, пойми, зачем она так сделала?
Бил этот гад ее смертным боем, как бабушка Настя говорит. А чего же она не подала на развод, Клава-то? Или заявление написала бы в милицию, чтобы Гришку на пятнадцать суток посадили. Опять же, можно уехать было, сбежать в город...
Размышляя о странном поведении деревенских женщин, Катя дошла до бабушкиного дома.
- Чего такая смурная?
- Баб, а почему Клавдия не ушла, не уехала от него?
- Куда?
- В другое село, в город...
Катя понимала, как хлопотно менять место жительства, её семья три раза переезжала. Но жить вот так, с изувером и терпеть?
- Непросто решиться, да и как ты без денег устроишься? К тому же, Клава не одна, на ней прабабка. Живухина, наша долгожительница. Так вот она без её, Клавиной, помощи пропадёт. Дима парень хороший, но жена его Живухе, если что, кашу на шиле подавать будет...
Баба Настя не успела закончить пояснение, как в дверь постучали. На пороге возникла невысокая фигура:
- День вам добрый, девоньки. Настенька, как твои суставы? Я лекарство приготовила, вот, лечись...
*
Матвей Грамотин снова перечитал протокол допроса Ивановой, Клавдии Емельяновны. Хотя ни о каком признании или уликах речь пока не шла, в подтексте явственно воспринималось - она и есть убийца. Невозможно нормальному человеку подвергаться таким издевательствам в течение нескольких лет подряд и не рассвирепеть.
Ну, не рассвирепеть - это он по себе судит - так взорваться, свести счеты. Самому ангельскому терпению когда-то приходит конец. Чаша переполняется, ненависть прорывается наружу и вот вам очередное нелепое убийство. На первый взгляд - немотивированное, но при внимательном рассмотрении - совершенно обоснованное поведением жертвы.
Ему, опытному следователю, понятны мотивы. Осталось выяснить, как жена убила мужа-истязателя. Этот мерзавец хладнокровно издевался над ней, избивал, насиловал, оскорблял - и все это совершенно безнаказанно. Так и шло бы все, да этой ночью здоровенный, тренированный мужчина в расцвете лет - внезапно скончался. Вот взял себе и внезапно умер. Якобы жена обнаружила утром, что он холодный, и молча собралась схоронить его. Хорошо, что какая-то родственница позвонила участковому.
Грамотин ожесточённо сплюнул на затоптанный пол:
- На хрена вот надо было такой шум поднимать? Сдох и сдох - списали бы на пьянку. Мало их от водки сгорает? В городе своих жмуров едва успеваем актировать, так на тебе, вали в район, сто верст киселя хлебать! Да мне за четыре часа грохотом мозги вынесло, и ради этого урода! Рядовая бытовуха!
Тут Матвей покривил душой - случай ему сразу показался нетипичным. Если и "бытовуха", то художественная, не абы как. С выдумкой. Когда следователь вошел в спальню, труп лежал на кровати врастопырку, словно на круге золотого сечения Леонардо. Вниз лицом. Голова прикрыта подушкой. Уже после первичного осмотра Матвей поразился - на лице умершего застыло выражение ужаса.
Медик сразу усомнился, что тридцатилетний парень врезал дуба самостоятельно. Но после внешнего осмотра требовалось вскрытие, а ближайший морг - за сто километров. Труп только что потащили в сельский медпункт. На носилках! Через все село! "Вот спектакль учинили - на год пересудов хватит, едрить твою карусель!"
Недовольство сегодняшним днем нарастало, и сил выпытывать правду из Клавдии Ивановой, вдовы и подозреваемой - просто не оставалось. Требовался перерыв, перекур. На обдумывание.
- Ждите во дворе, - приказал Матвей, стараясь не смотреть в глаза Клавки. - Я еще вызову, мы не закончили.
Та покорно вышла, беззвучно притворив дверь. Он отложил протокол допроса в сторону. Облокотился на стол, затянулся дымком и загрустил.
"Нет, надо бросать эту работу! Чем дальше, тем фиговее..."
По мнению Матвея Грамотина, вертикаль власти, любовно утолщаемая гарантом Конституции, превратилась в негативный фильтр. Умные, а потому строптивые начальники отсеивались, заменяясь серыми клонами премьер-президента. Инструкции дописывались усердными теоретиками, знающими Россию в пределах столицы. Плодились нововведения, смахивающие на американизацию.
Он, профессионал, прослуживший без малого двадцать лет, сам стал путаться, где работает. По утрам задумывался - какой закон опять приняли? Под какую вывеску ехать? В криминальную милицию? В прокуратуру? В фиг-знает-как-называется? И какое звание у него, Матвея Грамотина?
"Какого черта устраивать показательные выезды в глубинку? Ну, сегодня группа четыре часа ехала на гусеничном вездеходе! Ну, расследую я странную смерть на месте, потеряв целый день! Кому нужна показуха, если в районе ни приличной лаборатории, ни морга, ни даже исправной машины? Завтра придется выпрашивать попутку, чтобы добраться до нового трупа. Да растудыт твою, едрена-матрена!"
В комнату заглянул участковый. Значит, труп отнесли в медпункт, Бума приступил к вскрытию, скоро даст полезную подсказку о причине смерти. Матвей не успел порадоваться, как милиционер снова проявил усердие, оказал помощь:
- Бабка Загориха просится. Говорит, видела чего...
Грамотин обреченно вздохнул:
- Давай, Валентин, заводи.
Он зря тратил вздох - свидетельница если и врала, то, как очевидец. Прочно оседлав табурет, бабка затрещала хуже сороки. Решительные окрики участкового: "не тарахти, медленней, да не спеши ты, зараза, отвечай на вопросы!" позволили, наконец, получить членораздельную речь.
Невзрачная старуха стала отвечать, почти не срываясь на монологи. Через полчаса, наверное, картинка произошедшего нарисовалась полностью, и ее удалось перенести на бумагу.
Очень живо и достоверно - словно в окно поглядывала - Загориха показала, как о многом умолчала Клавка. Не сказала, утаила от следствия такие вот подозрительные факты:
- ...за отказ и навешал ей по первое число. Душевно месил, не только по харе. Я сперва слышала крики, но потом он ее завалил и долго ... - глагол тоже пришлось заменить на благозвучный, - опосля уснул. Она почти сразу выбежала. Через час в избу шмыганул кто-то шустрый и убег, а потом зашла ведьма...
- Кто?
Загориха, сморщенным беззубым лицом похожая на сгнившую картофелину, изобразила улыбку:
- Живуха. Прабабка Клавкина. Вот тварь, сто лет справила, а смерть ее не берет! Она и мужа и зятя, а теперь вот Гришку приговорила. Почему? А вот! Вошла, свет на кухне включила, а в комнате - нет. Занавески задернула. Не зря ить? Ты не сомневайся, она убийца. Ведь как обещала, ведьма, так и сделала...
На всякий случай - мало ли что? - Матвей показал свидетельнице флакончик, где ярлык предписывал Клавдии принимать зеленое содержимое три раза в день и быть здоровой.
- Живухин почерк! Она, зараза! Ведь всему селу лекарства готовит, а мне - ни разу не дала. Я ведь по-доброму просила, так нет, подлюка, Гришеньку отравила из мести!
*
С трудом выпроводив старуху и отделавшись от потока деревенских сплетен, следователь умничать не стал. Хоть суевериями он и не страдал, но уже второй человек переводил стрелки на некую "ведьму". Хочешь, нет, но если ты ищешь убийцу - пренебрегать подсказками, даже сомнительными - неразумно.
Участковый отправился за "Живухой", которая жила на отшибе. Как и положено ведьме. Оперативники опросили многих селян, которые про Гришку слова доброго не сказали, зато Клавку выгораживали всячески. Возможно, Иванова и не причастна к смерти мужа, засомневался Матвей Грамотин. Но зачем мудрить, когда есть специалист, обязанный помочь подсказкой? В медпункт полетел звонок:
- Что ты копаешься, Бума? Не забудь проверить на предмет отравления... Никто тебя не учит! Я вопросы ставлю, и не выдрючивайся...
Разозленный отказом эксперта, следователь решил уточнить некоторые моменты вчерашнего вечера и ночи, уже в свете показания Загорихи. Все еще подозреваемая Клавдия вернулась на стул против Грамотина.
- Иванова, не надо врать. Я все равно узнаю правду, пусть не от вас. Почему утаили, что сбегали из дома? Где ночевали? Кто заходил в дом после вас? В каких отношениях вы с Элладой Живухиной?
Та кивнула - не буду врать, ладно. Уставила наивные, а на самом деле очень хитрые, как теперь дошло до Матвея, глаза. Дослушала вопросы до конца и сразу же улыбнулась одними губами - припухлые симметричные синяки под глазами оказались неподатливы мимическим мышцам:
- Так это, я не врала... Ходила к брату, жаловалась, и домой потом. А баб Лада, она же родня. Трудно ей, в таком-то возрасте. Одна что может? Ни подоить толком, ни пожрать приготовить. Так я и забегаю, сметанку там, творожок занесу. И по огороду помогаю. Если бы не Гришка, забрала бы совсем к себе. А что, теперь ее убивицей сделаете? Небось, Загориха натрындела, кто ж кроме...
За полчаса упорных расспросов картина вырисовалась отчетливее. В семь вечера Гришка сперва побил, потом ... того, в общем, жену. Около восьми заснул. Клавдия ушла к Живухе, провела там час, затем вместе направились к брату, Димке. Тот помчался в сельсовет - звонить в район, заявлять на Гришку. Спустя время бабка уковыляла тоже. Клавдия долго сидела, жаловалась братовой жене. Когда Димка вернулся ни с чем, побрела домой. Зашла тихо, прилегла на тулупе, на кухне. Свет не включала, но видела, что Гришка лежит мордой вниз...
- Погоди. Ты же связала его, когда уходила к Живухе?
Судя по прошлым показаниям, Клавдия стреножила и стреручила изувера Гришку постоянно, как только упивался тот до скотского состояния и засыпал. Так она избавляла себя от повторного изнасилования среди ночи, вроде бы. Следователь полагал, что и в этот раз несчастная баба сама увязала подонка-мужа. Выходит - нет?
- Нет. Но я подумала, что Димка, он мне несколько раз помогал...
- То есть, Дмитрий сюда заходил, когда вы еще оставались в его доме? А потом, когда вернулись сюда, состояние Григория вы не проверяли? Во сколько вы вернулись, говорите? В одиннадцать...
Грамотин воодушевился. Это уже была не ниточка, а целая веревка, канат, ведущий к другому подозреваемому:
"По боку колдовство! Чертовщина исчезает, когда появляется воистину подозреваемый! На этот раз - мужик, что существенно меняет дело. Допустим, связал спящего, а если тот вниз лицом, то придавил подушкой и - кранты! Задохнулся Гришка, как пить дать, задохнулся!"
Напрасно следователь радовался. И вовсе зря звонил в медпункт. Эксперт обошелся без губозаверточной машинки:
- Не угадали, Мегрэ. Не отравление. Никакой асфиксии. Всего лишь остановка сердца. Внезапная, - а потом ощетинился, - и хватит меня доставать нелепыми вопросами! Нашерлачивайте сами, уважаемый дедуктор, и ждите. Заключение напишу, а сейчас некогда.
"Ну, погоди, говнюк", - горько и бессильно подумал Грамотин, понимая, что без хрена обидчивого эксперта не сожрешь.
Тут оперативники завели в избу Дмитрия, брата Клавкиного.
- Мама дорогая, - чуть не заплакал от жалости следователь, когда рассмотрел это существо, - его же любой комар насмерть засосет, одним укусом.
*
Бабушка Настя приняла из рук старушки аптечную склянку коричневого стекла, поставила на стол:
- Эллада Эммануиловна, спасибо! Прямо не знаю, как вас благодарить. Вы меня опять на ноги поставили.
- Настенька, молочка дашь, и ладно. А благодарности, к чему они?
Катя взяла пузырек, украшенный длинным листиком. Точь-в-точь, как в книжке про Айболита! Ярлычок был испещрен строчками, где буковки, пузатенькие и с завитушками, лежали ровно и говорили:
"Олеум гиосциами. Для наружного применения при ревматоидном артрите. Способ применения: налить в ладонь десять капель и растирать сустав до полного проникновения в кожу".
Бабушка Настя налила трехлитровую банку молока, поставила в авоську и позвала Катю:
- Помоги Элладе Эммануиловне донести.
- Настенька, да куда мне столько, - запротестовала старушка, однако отбиться не смогла, да еще и литровую банку сметаны получила в придачу.
Катя возвышалась над местной лекаркой почти на две головы, и делала шаг там, где Эллада Эммануиловна - три. Из-за такого разногласия в скорости передвижения она решила не терять времени даром и удовлетворить любопытство. Бабка Живухина жила на конце села, в покосившемся домишке, топать туда таким темпом предстояло минут десять, не меньше. А вопросов у Кати накопилось много:
- Баб Лада, как это вы сами лекарства делаете?
- Не я, Катенька, природа. Флора наша, пока не загажена, лучше всех таблеток лечит. Только знай, когда какую травку собрать, как приготовить и как применить...
- Вы, правда, колдунья? Загориха верещала, что вы ведьма, - девушка отважно выдала новость и внутренне напряглась, ожидая истеричной реакции.
Живуха хрипловато хихикнула, и слегка вплеснула руками:
- Ага, колдунья... Ты же умная, грамотная, зачем бредням веришь?
- Да я нет, но она так вопила, что даже смешно...
- Невежество всегда спешит воздвигнуть пред собою щит. Держать народ во тьме кромешной - вот ключ к правлениям успешным!
Старушка неожиданно процитировала такой стройный и классически звучный стих, что Кате стало неловко обращаться к ней не по имени-отчеству.
- Это откуда, Эллада Эммануиловна?
- Гимн нашего общества просвещения. Я его написала...Ты не найдешь его в учебниках, большевики стерли память о нас. Вот так, девочка... А ведьма, это древнее, исконно русское название женщины, ведающей многое. Оскудел русский язык, утратил тысячи слов, вот и не постигают люди значения истинного, тупо церковникам да властям внимают... Если брать нынешний синоним, то я - фармацевт, которому ведомо действие природных лекарств. А ваши химио-таблетки, они во многом плацебо. Но Загориха права, мне ведомо и ноцебо. Не всем я благоугожу, кого и смертью награжу...
Старушка закончила стихом. Ошалев от ученого языка, Катя замолчала. Она никак не могла подумать, что вот эта дряхлая бабка, которая выглядела самой старой из всех деревенских, имеет обалденное образование. Понятно же, тут не меньше университета, и не одного, наверно!
Она бы осмелилась уточнить значение совершенно непонятного "ноцебо", однако перед избушкой Эллады Эммануиловны ждал участковый и недобро улыбался:
- Ну, все, Живуха, отколдовалась. Пошли к следователю, ведьма!