Я не могу понять. Не могу понять, почему все так нелепо получается. "Мой милый, что тебе я сделала?..." за окном - мутная пелена дождя. Тусклый свет фонарей. И тоскливое журчание воды в унитазе. Боже, как пусто в этом гулком гостиничном номере. Пусто и зябко.

"Обязательно позвони, как приедешь. Я буду ждать", - сказал ты, и я ошалела от радости. Не шла - летела к зданию аэропорта, сияя как новенький самовар, напевая: "Двадцать два-двадцать два-двадцать семь", - это твой телефон. Улыбалась миру и мир улыбался в ответ, щедро возвращая умноженную радость. Солнце разбивалось о витрины магазинов и тысячами осколков светилось в глазах прохожих. И небо было синее-синее, и плыли по нему ослепительно белые облака.

Это было вчера.

А сегодня - дождь. И все серо, промозгло, ненужно.

Машина времени - память - работает вовсю. Щелчок - и ты уже в далеком вчера. Лысое кресло на удивление удобно, и уже не так дует из расхлябанного окна. И не белый телефон передо мною, а тот, красный. И вновь - звонкая трель.

*****

- Слушаю.

- Девушка, Бога ради, не бросайте трубку. Поверьте, я не грубиян, не хулиган. Стало вот грустно, набрал первый попавшийся номер и - чудо! - мне ответили. Вы не торопитесь?

Куда можно торопиться в час ночи? В чужом городе, где ни единой родной души.

- Не тороплюсь.

- Хотите послушать музыку? Я свое любимое поставлю.

"Орфе-е-ей полюбил Эвридику...", - давно забытая мелодия отзывается в душе щемящей грустью.

- Вы слушаете? Правда, изумительно? Черт знает, что творится с нами. Всяк сам по себе. Вот сидите вы сейчас у телефона и думаете: "Кретин? Искатель ночных бабочек? Розыгрыш?" Ведь так? А если просто: одиноко. И до боли хочется общения. Услышать живой человеческий голос. И на мгновение поверить в невозможное: кому-то нужен. Кто-то откликнулся... А хотите, я почитаю Окуджаву?

Я сижу, глупо расплываясь в улыбке, в зеркале отражается угол тумбочки, моя голова с беспорядочно накрученными бигуди, а в окне сияет звездное небо.

- Вы слушаете? Простите, Бога ради, мою беспардонность...

"Бога ради". Поменял слова местами и выражение обрело индивидуальность. Как звучит непривычно. И хорошо. Бога ради... Конечно, я прощаю беспардонность ночного звонка. И даже больше - рада. И сердце - как у пойманного воробья (держишь его в ладонях и в пальцы бьется испуганное "тук-тук"). Голос. Какой же у него голос...

******

Щелчок. И машина времени раскручивает ленту памяти.

- Ну вот. Встретились. Сколько ж вечеров нас соединял телефон? Что же ты молчишь, Лена?

Лена - это я. Он улыбается, а в глазах - тревога. Не знаю, отчего. Может, переживает: как воспримут не голос, а - его? Внешность, манеры... Господи, да какое это имеет значение? Когда вот - Он. Стоит протянуть руку и коснешься человека, ставшего сердцу милым за какую-то неделю. Эти ночные разговоры, до предела искренние исповеди... И что мне в цвете глаз, волос... Да, кстати, какие же у него глаза?

На столе - свеча, еле слышная музыка, запах леса. Откуда лес? А, вот: еловая ветвь, немного березы, а чай заварен травами.

- Ты любишь лес? - полу утверждая, спрашиваю я.

Он пожимает плечами, улыбается, молчит. Протянув руку к стеллажу (сухие, нервные и сильные руки), берет что-то и протягивает мне.

Когда-то это было сучком, валялось себе подле трухлявого пня, пришел бы черед - сгнило. Но пришел не черед, пришел Он. И я держу в руках пугливую лань и кажется: скажи слово - вздрогнет, метнется из рук...

-Это тебе, - произносит Он своим бесподобным голосом.

Всегда считала: именно такой голос должен быть у моего мужчины. И обязательно виски, тронутые сединой. И черные глаза. Ничего, кроме голоса. Может, ошибаюсь? И не он предназначен мне судьбой? Но разве может сердце ошибаться? Говорят, может. Но только не мое!

- Ты знаешь, Лена, я... женат.

- Что из того?

Какая разница, если я знаю, знаю: Он создан для меня. Я только родилась и уже ждала его! Женат?... Но... Как же так? Зачем? А я?

Долгая, долгая тишина. В голове пустота. "Кап-кап-кап", - вода из плохо закрытого крана.

- Ну что ты, девочка?... Я мог бы сказать, что не люблю жену, что мы - разные люди, в общем, какую-нибудь банальную пошлость. Но это было бы неправдой. Понимаешь...

Он мнет сигарету нервными пальцами и смотрит на колеблющееся пламя свечи.

- Понимаешь, все гораздо сложнее...

******

Стук в дверь. Машина времени замирает.

- Открыто, - говорю я.

- Привет! Ты не спишь? - на пороге сияет улыбкой Лида.

- Как видишь. Заходи.

Она впархивает, обдавая запахом цветочных духов. Морщусь. Терпеть не могу эту гамму.

- Слушай, Ленка, он только что звонил! Читал Окуджаву. Какой голос у него! Какой голос! Слушай, интересно: блондин или шатен? Люблю блондинов. Орфе-е-ей полюбил Эвридику... Хочешь кофе? - она не ждет ответа, ей положительно не до меня.

****

Мы познакомились за завтраком в буфете. Между порцией сосисок и стаканом чая она поведала о себе самое значительное: работает в библиотеке, обожает брэйк, верит в НЛО и ждет ночного звонка. "Какого ночного звонка?" - насторожилась я. Даже не насторожилась, а так, что-то шевельнулось в душе. "О, это целая история! - она с наслаждением откусывает пирожное, жмурит ярко-зеленые глаза. - Я здесь уже неделю и каждый день, нет - ночь, звонит мужик. Говорит о смысле жизни и звездных мирах, читает стихи и крутит музычку. Вчера дал свой телефон: двадцать два-двадцать два-двадцать семь. Правда, легко запомнить?..."

*****

- Да ты же не слушаешь меня! Ау, Лен! Кофе, спрашиваю, будешь?

Боже, как дует из окна! И какая промозглость за ним...

Людмила ПЕТРОВСКАЯ.