Аннотация: Как не потерять лицо, когда ты влюблена в представителя другого вида.
Love kills.
Queen
Каким ветром его занесло в эти края, где эльфами пугают детей, для меня осталось загадкой. Я увидела его в лавке старого скриптора, где порой можно было найти дивной красоты ветхие и вытертые книги, да нет, какое там книги - настоящие инкунабулы, которые он мне продавал по старой дружбе за полцены... Я не спрашивала его, откуда он их брал. Он не спрашивал меня о том, о чём спрашивать не стоило. Это была настоящая дружба уважающих друг друга существ. Он был из горных гномов, чья община в нашем городе была когда-то уважаема и обширна, но со временем потеряла былое влияние - молодёжь возвращалась в горы или уходила в более крупные города, а тут оставались старики - такие, как скриптор. Мой друг.
Я - вместе с сёстрами - держала самую крупную охранную контору в нашем городе. Нетрудно быть охранником, когда в тебе росту чуть пониже, чем в тролле, и силы немеряно, да и клыки лишними не будут... И нетрудно управлять сотней громил, если все они - орки, а ты орка. Мы мало что сохранили от наших предков, но верховенство женщин было и оставалось для нас святым. Для орки я не слишком-то велика (а жаль) и уж точно не так красива, как могла бы, но для всех остальных мы всё равно на одно - страшное зелёное рыло. Нас боялись и уважали, и клиенты наши были довольны. Дело процветало. И тут.. какой демон потянул меня к скриптору в тот день?
Он стоял у полок с недавно привезёнными книгами и листал то ли ежегодник, то ли календарь садовода. Его волосы переливались густой искристой рыжиной в луче света, падавшем сквозь окно в решётчатой раме и пахло от него дальними странами, дымом и конём. Я редко видела эльфов в наших краях - разве что в городах покрупней нашего, где их можно было встретить в университетах и читальнях. Когда я жила в столице, я даже водила знакомство с некоторыми из них - мне льстило их внимание, а они, видимо, считали меня экзоткой, которой можно хвастаться перед друзьями, такими же эльфами и эльфками, как они сами.
Вместо того, чтобы перебрать не просмотренные в прошлый раз раритеты, я самым нескромным образом пялилась на него во все глаза. Высокий, худощавый, я бы сказала даже - сухопарый. Видно, что ему довелось многое пережить и многое повидать. Куртка тонкой оленьей кожи со шнуровками по бокам, высокие верховые сапоги, штаны грубой шерсти - всё неброско, но я-то вижу, насколько дорого стоит эта неброскость... Я засмотрелась на его ноги, когда он обернулся и с улыбкой помахал мне рукой. От неловкости я не знала, куда деться. Щёки залила густая чернота, и я опустила взгляд. Его голос оказался ещё красивей, чем я могла себе представить:
- Эй, привет! А у вас тут неплохой выбор книг, как я посмотрю.
И в воздухе разлились колокольцы, песня ветра и лёгкий звон танцующей в солнечном луче пыли... Ещё чуть-чуть, и я бы свалилась на пол в глубоком обмороке, но тут послышались шаркающие шаги скриптора, и старый гном произнёс:
- О да, я стараюсь поддерживать ассортимент на уровне!
Меня попустило. Чернота схлынула, и я опять могла видеть. Эльф по-прежнему смотрел на меня и улыбался. В пол-шага он оказался рядом и придержал готовую выпасть из моих рук стопку полуразваливающихся старых томов. На левой руке мигнул и погас свежей зеленью изумруд в серебряном перстне. И снова голос, мягкий и глубокий баритон:
- Я помогу вам, с вашего разрешения. Не похвастаетесь, что за драгоценности вы тут нашли?
Выложенные на прилавок книги могли многое сказать и о старике, и обо мне. Видимо, именно это вызвало нотку уважения в общей нейтральной приветливости его тона.
- Да тут у вас настоящие сокровища... Если вы не против, после того, как вы сделаете свой выбор, я тоже в них пороюсь.
Я молча мотнула головой, предоставляя право первого выбора ему. Перевела взгляд на старика. Тот кивнул. Всё, что выберет здесь этот дивный гость, будет ему подарено. За мой счёт. Я могу себе это позволить...
***
Весь день после этой дурацкой встречи я ходила сама не своя. Я не могла найти себе места, шаталась по городу, заходила к разным клиентам, проверяла, как работают наши парни, перекидывалась парой-тройкой слов с конкурентами, угощая их чашечкой горячего вина в их заведении за мой счёт, проверила, как идут наши банковские дела, наведалась к одному из наших основных заёмщиков и получила у него наши законные проценты за последние полгода, и, так и не успокоившись, отправилась в наш любимый кабачок. Обе сестры уже были там - дневные расчёты закончены, заказы распределены, и можно немного отдохнуть. У младшей был роман с молодым пришлым орком, который собирался открыть контору по прокату грифонов, и они уединились в дальнем углу, наслаждаясь тушёной уткой и вином. Средняя разбиралась с музыкантами, которые требовали повышения ежевечерней ставки. Я села в угол возле камина, вытянула гудящие ноги и заказала у мигом подлетевшего халдея бокал токайского. Мы, орки, знаем толк в еде и вине. А пуще того - в войне... Но зачем о грустном? Хотя предчувствие, которое никогда меня не подводило, не давало расслабиться и точило и дёргало, как больной зуб. К исходу второго бокала я поняла, что народу в кабаке не так чтобы мало, но что-то не так. Более внимательный обзор зала подтвердил - у выхода за сиротским - самым нелюбимым столом - сидели двое молоденьких парнишек-людей из городской стражи. Один из них показывал другому перстень с зелёным камнем. Сердце ёкнуло. Я еле слышно щёлкнула пальцами, и сидевший на другом краю зала Рыжий, наш старший брат, поднял на меня взгляд. Я показала глазами на парнишек у входа, и черед пять минут они оба стояли передо мной в комнате между залом и кухней. Их ещё не трясло, но страхом от них уже шибало изрядно.
- Что, красавчики, вы забыли в этом притоне греха? - Рыжий говорил негромко, но ещё чуть-чуть, и его бас совсем уйдёт в рычание.
Мальчики, запинаясь, начали рассказывать о том, что они в городе недавно, что родня за большие деньги устроила их работать в стражу, и они только хотели выпить пива, а наше пиво все хвалят (что, замечу, было правдой - орки варят отличное пиво, а наша пивоварня славилась даже среди местных орков).
- А что это за колечко, которым вы тут светите? - и его тяжёлая рука с крупными, ровно подпиленными когтями поднялась со стола, и в свете двух свечей заискрился живой травяной зеленью изумруд, виденный мною днём в лавке скриптора.
- А это мы с чужака сняли, пока он валялся в камере..
- В КАКОЙ КАМЕРЕ?! - зарычала я, выступая из темноты за братовым плечом. Парни рухнули на колени. Один из них, тот, что посветлее и потолще, заикаясь, пробормотал:
- Чужак, он приходил к городскому голове, они долго говорили, а когда он вышел, было велено его схватить и бросить в каземат, он одному из наших, отбиваясь, проломил череп, а ещё двоим поломал руки, его скрутили и бросили в камеру городской тюрьмы - до каземата мы бы его живыми не довели, и...
Дальше слушать не имело смысла. Эльф-зайда умудрился вляпаться. И вляпаться по самые свои длинные и прозрачные на свет уши. Надо было что-то делать.
***
Разговор с секретарём городского головы ничего не дал. Он либо ничего не знал, что скорее всего, либо не хотел говорить. И даже деньги его не убедили развязать язык. С городским головой я никогда не была на короткой ноге, но тут уж пришлось напрячься, и за два часа до полуночи я была удостоена личной встречи с Самим. Он был из хумансов - и пользовался немалой поддержкой людских и не только цехов и общин других народов, живущих в нашем городе. Что до орков, то нам он не мешал, и мы не мешали ему. Мы платили свою долю, и поэтому никаких ссор и недоразумений между нами не было. Глава нашей общины, которая помогла мне попасть к нему в столь поздний час, предупредила - он опасен. Как будто я сама не знаю... Разговор получился короткий и неприятный. Эльф отсюда живым не уйдёт - сколько бы денег на уплату штрафа я ни предлагала.
Несолоно хлебавши, я отправилась к тюрьме. Недолгие переговоры с начальником стражи и небольшой кошелёчек, с мягким тяжёлым звоном поменявший хозяйку на хозяина, обеспечили избитому до потери сознания эльфу медика немедленно, чистую воду, еду, и тёплое одеяло. И одного моего у камеры. Чтобы быть уверенной, что всё, что я для чужака заказала, он получит. Начальник стражи не спорил. Он знал, что если что-то - хотя бы самая малость - пойдёт не так, как я хочу, то он может недосчитаться любого из своей семьи. Может, его дочь найдут мёртвой возле дома, или его сын потеряется по дороге домой из школы -- у нас небольшой город, но живым тут может прийтись очень несладко, если он перейдёт дорогу мне - или любой из моей семьи.
Мне стоило удержаться от посещения пленника, но что-то сильнее меня тянуло меня и притянуло наконец, чтобы я увидела, как он хрупок, как тонок и беззащитен... Его прекрасные волосы, с утра убранные в затейливую косу, были в беспорядке, измаранные кровью и землёй, на лицо было страшно смотреть, пока медик промывал ему многочисленные (к частью, неглубокие) раны, ссадины и порезы на корпусе, заплывшие синим глаза были закрыты. А у меня в памяти всплыл тёплый взгляд этих карих глаз, и золотые пылинки вокруг зрачков, и... только ладонь одного из моих, опустившись на моё предплечье, слегка меня отрезвила, иначе бы сейчас тут всем досталось на орехи. А то и на костыли...
Я вложила в остановившую меня руку перстень и попросила передать пленнику. Мой соплеменник кивнул.
На следующее утро по всему городу раздавались голоса глашатаев о том, что вечером состоится казнь вражеского шпиона. Ох...
***
Я не могла рисковать никем из своих - кроме себя. С самого утра я собрала сестёр и Рыжего, и объяснила свой план. Сложила с себя все полномочия, передала все дела средней - всё заняло много меньше времени, чем я боялась, - взяла часть своей доли в общем котле и отправилась на другой край города.
Контора нашего основного конкурента, Ральфа Одноглазого, была маленькой и аккуратной. Он нанимал только хумансов, и только тех, которые воевали. Как он говорил, - давал возможность трудоустроиться таким же ветеранам, как он сам. В результате наших переговоров под его контроль перешли два весьма лакомых для него городских участка, на которые у нас не хватало сил, а также некая сумма денег... Взамен я получила команду из тех, кто собирался уйти со службы в его конторе на почётный отдых. И которым была весьма нелишней существенная добавка к выходному пособию - на которую можно было спокойно прикупить ферму вдалеке от города и никогда не попадаться на глаза городской страже. Их было десять. Ещё не старые, но уже зрелые, ещё не грузные, но крупные. Ветераны множества битв, лучше всего умеющие две вещи - убивать и выживать. Второе сейчас было важнее. Лучше бы это были орки. Я не привыкла доверять хумансам, но другого выхода не было. Остаток дня до вечера, на которое была назначена казнь, мы провели в обсуждениях, расчётах, прочёсывании местности, проработки вариантов отхода и организации транспорта, чтобы покинуть город. Мы успели сделать всё, что я запланировала.
***
Ко времени объявленной казни на площади перед ратушей собрался чуть не весь город. Было ещё достаточно светло - летние вечера в наших краях долги и прозрачны - когда на помост вышел палач, поправил петлю, проверил, хорошо ли открывается люк, под приветственные крики помахал рукой толпе. Я наблюдала за всем, сидя на крыше дома напротив помоста, и прокручивала в памяти - всё ли я продумала, всё ли проработала... Пока вроде получалось, что всё. На соседней крыше сидел Арчи - лучший стрелок из тех, кого смог мне найти Ральф. Арбалет в его руках был мощной и красивой игрушкой. Купленный с утра в лучшей оружейной лавке города, он был пристрелян за городом до филигранной точности и мог пробить железным болтом насквозь доску толщиной в мою руку. А руки у меня не тоненькие. Под помостом сидели трое. В переулке сразу за ратушей стояла подвода с сеном - лошадки для экипажа городского головы должны хорошо кушать. Возница ждал моего сигнала. Выглядел он обычным селянином, и только очень опытный глаз заметил бы, что спина у него круглая не от кривого хребта, а от мышц... Ещё двое, на лёгкой двуколке, ждали на противоположной стороне - там, где ратушная площадь ужималась в длинную улицу, долго и со множеством поворотов ведущую к выходу из города. И ещё трое стояли почти у самого помоста. Они должны были вступить в дело, только если всё пойдёт наперекосяк, и любой ценой вывезти чужака из города живым. Я не могла появиться нигде поблизости - никакая маскировка не превратит орку в существо другого народа. А влезть в драку означало подставить своих, и этого я не могла допустить никакой ценой.
Когда городской судья зачитывал приговор, я не слушала - что толку слушать эти измышления? Было очевидно, что эльф чем-то крепко не угодил городскому голове - скорей всего, это было связано с его, головы, прошлым, про которое ходили разные слухи. Слухи ходили и про его единственную дочь, на диво красивую и совсем на него не похожую. Её матери никто никогда не видел - говорят, она умерла сразу после рождения девочки - и это было незадолго до того, как этот человек появился в нашем городе...
Вывели чужака. Он был явно слаб, но выглядел получше, чем ночью в тюрьме. Сделать зарубку в памяти -- медик отработал свои деньги. Не забыть отблагодарить. Держался эльф прямо, почти не пошатываясь. Волосы его были вымыты и уложены в косу - простую, обычную. Левая, видимо, сломанная рука висела на перевязи. Куртка открывала перетянутую повязкой грудь, и горло перехватило - на шнурке, сплетённом из ниток одеяла, которое ему передали по моему распоряжению, висел, подмигивая зеленью, перстень. Теперь снова были видны глаза - тёплые, карие. Я смотрела на его, не отрываясь, и он поднял на меня взгляд. Секунду, нет, долю секунды, нет, половину вечности, мы смотрели в глаза друг другу. Он подмигнул - и шагнул навстречу палачу.
От мешка он отказался, и петля легла на основание шеи, такая грубая и неуместная, что меня покоробило. Вот. Сейчас.
Лук хлопнул, арбалет щёлкнул, перерезанная болтом верёвка хлопнула, толпа охнула, судья вскрикнул, городской голова осел, а я замерла на месте - сейчас, сейчас решится... В это мгновение двуколка на выезде с площади сдвинулась с места, и парни погнали её с криками и воплями к выезду из города. Стража, ругаясь и расталкивая зевак, побежала за ней. Несколько незаметных движений - и стражники, падая, увлекают за собой стоящих вокруг горожан, и вот уже почти пол-площади дерутся, барахтаются, отрывают друг другу рукава и рвут шапки, крик стоит такой, будто на город напали, и до выезда с площади добралось хорошо, если пятеро из тех, кто двинулся туда от помоста...
Хорошо, что начальник стражи не выставил охраны с той стороны помоста, которая обращена к ратуше. Он сохранил себе людей, а мне - седину. Я махнула арбалетчику, и мы вместе двинулись по крышам в другую сторону - туда, куда неспешно двигалась подвода с драгоценным грузом.
***
В небольшом лесном домике, в котором жила моя старая приятельница, лекарка из полуэльфов, которую в её родной деревне чуть не сожгли, и которую я спасла, я рассчиталась с парнями. Они поблагодарили, приятно удивлённые размером вознаграждения - видимо, Ральф обещал им меньше. Ещё раз предупредив их о том, чтобы в город не смели и соваться, я поблагодарила их и попрощалась.
Аквилина ждала меня на кухне. Чужак спал в комнате, сморенный тяжким и долгим переезедом на тряской подводе и упоенный отваром трав, состав которого мне не хотелось бы знать.
Её взгляд был туманным. Лекарка помешивала ложечкой чай и смотрела в окно. Я не стала её окликать и села в углу на трёхногую табуретку. Напряжение чуть отпустило. Теперь надо было думать, что делать дальше. Как минимум, решить некоторые дела, которые потребуют к себе внимания в самом ближайшем будущем.
Я достала из кошеля на поясе несколько мешочков. Выложила их на стол, ощущая, что кошель больше ничего не весит, и выстроила их в ряд. Аквилина обернулась и удивлённо охнула.
- Что это?
- Это плата за беспокойство. Мне нужно будет, чтобы он выздоровел и ушёл отсюда целым и невредимым. Его будут искать, но сюда доберутся вряд ли. Здесь хватит на то, чтобы купить лицензию в цехе медиков, и открыть свою практику в городе. У тебя будет много состоятельных клиентов. Мои сёстры присмотрят за тем, чтобы у тебя всё было хорошо.
- Ладно, как скажешь. Кто это, и почему он здесь, а главное - почему ты здесь?
Я улыбнулась и покачала головой.
***
Оставалось самое сложное - поговорить с ним.
Я сидела рядом с постелью, на которой он лежал, бледный до прозрачности, и спал, постанывая во сне. Я откинула прядь с его лба и провела кончиком когтя в воздухе над левой, рассечённой наискось густой бровью. Его глаза открылись. Он улыбнулся.
- Прекрасная любительница старинных книг, я знал, что наша встреча неслучайна. Именно вас я должен благодарить за то, что я здесь, а не на закатных лугах, за медика, за одеяло, за мой перстень... Так ?
Мне перехватило горло от его слов. Звуки его голоса помутили моё сознание. Я не могла ответить и только кивнула. Он взял правой, побитой, но целой рукой меня за левую руку и поцеловал в ладонь. Волоски у меня на хребте стали дыбом. Меня начинало трясти.
- Вы, наверно, хотите знать, как я попал в ваши края и почему оказался на виселице, с которой вы меня сняли до того, как стало поздно. Моя сестра, чьё имя вам ничего не скажет, училась в университете в одном городе далеко отсюда. Она приглянулась одному парню из людей, богатому и родовитому. Он выкрал её и сделал своей женой. И его родня, и её была против - из таких браков не получается ничего хорошего. Она не любила его, но вернуться к родителям не могла - считала себя опозоренной неравным браком. Родители пытались уговорить её вернуться, но тщетно. Когда она родила, а родила она девочку, дела пошли совсем худо. Ведь считается, что эльфы могут зачать только по любви, а она, получается, не только зачала, но и родила от того, кто её, собственно, выкрал и изнасиловал. Стыд и угрызения совести измучили её, и она угасла, как свечка. Родители не могли найти себе места от горя. Они правдами и неправдами пытались уговорить её мужа отдать девочку нам - потому что полуэльфы среди людей пользуются куда более худой славой, нежели мы сами... Среди эльфов её судьба была бы тоже не очень завидной, но мои родители не бедны и могли бы сделать так, чтобы девочку хотя бы уважали... Тот отказался. И через какое-то время исчез из города вместе с дочерью. Его родня отказалась назвать место, куда он уехал, и никакие уговоры, посулы и деньги не помогли. Мы искали его долго, и вот я его нашёл. Когда он увидел меня, то отказался разговаривать. На все мои мольбы разрешить хотя бы взглянуть на племянницу он отказывал. А мне ведь нужно было только одно - передать ей кольцо, которое в нашем роду передаётся от женщины к женщине уже который век... Но она не знает, что по крови она наполовину эльф. Что ж, пожалуй, мне не стоит беспокоить её - ведь здесь все думают, что она человек, очень красивый, но человек. Её эльфийские черты проявятся позже, и надеюсь, её отцу хватит мудрости отправить её туда, где эти черты не навлекут на неё беды. А раз ей перстень уже не нужен, - тут он запнулся.
Я протянула ему чашу с водой, он отпустил мою руку и, взяв у меня чашу, поднёс ко рту и стал пить. Пил долго. Дольше, чем ему хотелось. Я забрала у него чашу и поставила на столик у постели.
- То что? - прочистив горло, спросила я хриплым шёпотом.
- То я отдам его вам.
В его голосе не было слышно сомнений.
- Более того, вы спасли мне жизнь. Отныне она принадлежит вам. Я буду с вами в радости и горе, в болезни и здравии, чтобы любовью отдать этот долг.
Я встряхнула головой.
- Ты чего-то не договорил. Это же часть ритуала бракосочетания. Так?
Он с улыбкой кивнул.
- И последние слова там - пока смерть не разлучит нас?
- Именно, - и, порвав шнурок, снял с шеи перстень и вложил мне в ладонь. (Весьма здравое решение, учитывая, что он пришёлся бы мне впору разве только в ноздрю).
Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Сухие, разбитые губы - и я коснулась их нежно, как целуют первенца счастливые родители, как возлюбленная будит возлюбленного утром первой ночи, как мать благословляет дочь, как солнце гладит котёнка... Оторвавшись от его губ, от дыхания, от запаха, от тепла, я выпрямилась и закрыла глаза - ненадолго, на долю секунды.
Подняла на него взгляд - прямо, глаза в глаза, и положила перстень обратно в его ладонь. Он не понял. Посмотрел на наши руки. Поднял взгляд обратно на меня - удивлённый, обиженный, непонимающий.
- Ты не принимаешь моего подарка?
Я вытащила из-под постели таз с водой, которой его обмывала лекарка, поставила между его постелью и собой, стала на колени, вытащила из-за левого голенища ритуальный обсидиановый нож, проверила его остроту на наружном крае правой ладони - острый, как бритва. Он смотрел на меня с возрастающим непонимание.
- Нет, зачем он мне? Договоришься с Аквилиной, она через моих сестёр передаст перстень девочке. Мне он ни к чему. Да. Извинишься за меня перед Аквилиной, хорошо?
- За что извиниться? - голос, который обволакивал меня, как мамино дыхание, звенел недоумением.
- Как за что? За беспорядок. Я принимаю твой долг.
И одним выверенным и отработанным движением я перерезала себе горло.