Пинчук Янина Владимировна : другие произведения.

11. Когда зацветёт папоротник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Я никогда не пылала восторгом по поводу пикников, походов и мероприятий подобного рода - мне больше нравились променады по городу, посиделки в кафе, концерты, выставки, музеи.
  
  За всё время в университете на Midsommar я выбралась только один раз. И то в сомнениях, несмотря на общий ажиотаж: девчонки отправлялись туда с явным желанием построить глазки шведскому послу. Он всегда купался во всеобщем внимании: посол обладал кинематографической внешностью, был человеком обаятельным, душевным, непринуждённым, а белорусским владел едва ли не лучше наших - немудрено, что для нас он был просто звездой.
  
  Но пляски вокруг майского дерева с песнями про маленьких лягушат меня не прельщали. Хотя бы потому что для таких действий нужно основательно приложиться к водке (и по возможности не увлекаясь картофельным салатом). А я крепкие напитки никогда не жаловала - следовательно, не могла расслабиться и влиться в атмосферу, а всё происходящее казалось мне глуповатым.
  
  Хотя прошлогодний фестиваль в честь Грюнвальдской битвы заставил меня изменить представления: тогда мы с Илоной и Олей провели незабываемый день. Мы с азартом наблюдали сражения рыцарей и алебардистов, реконструкцию достославной битвы, выискивали на ярмарке мастеров оригинальные украшения, слушали концерт, внимая средневековым, будоражащим голосам дуды и барабанов, валялись на сочной зелёной траве, потягивая медовуху и просто болтали, делясь блаженством после дневной жары.
  
  В Великом княжестве Ливтовском День Независимости (15 июля) вообще вызывал всеобщую экзальтацию: по проспекту Франциска Скорины чеканили шаг войска, в небе проносились самолёты с красными восьмиконечными звёздами на крыльях, месили асфальт танки с тем же символом, выглядывали из-за спин и карабкались на плечи дети, орали горожане, размахивая красными и бело-красно-белыми флажками, тут и там над толпой плыли, как венки по воде, портреты князей Витовта и Ольгерда, гремели марши, на трибуне перед Красным костёлом величественно представал сам великий князь, а с ним и значительные члены правительства, так, по правую руку обычно стоял министр иностранных дел... Звучало такое количество гимнов, проходило такое количество маршей, было наклеено такое множество плакатов, так единодушно ревела толпа, так одиноко и величаво выступал монарх, что наше государство просто не могло не вызывать у Запада столько нареканий, подозрений и сомнений.
  
  Но меня пьянило, ударяло в голову бесшабашным хмелем осознание такого вызова, такой смелости.
  
  Я теперь служила - действительно работала на министерство обороны, мне даже дали право ношения формы. Как говорится, сбылась мечта идиота. Хотя это и было неловко - я чувствовала себя двойным агентом. Но надеялась, что генерал поймёт. Со мной обращались нормально - к специалистам в принципе питали опасливое уважение и понимали, что их сложнее контролировать.
  
  Хотя министру это удалось... Я испытала и растерянность, и льдистое благоговение, а потом он полностью покорил меня - простотой, свойственной великим. Во-первых, он и сам был специалистом высочайшего класса. Во-вторых, друзей контролировать гораздо проще, чем врагов. Вряд ли от него кто-то уходил просто так, если привлекал внимание способностями.
  
   Я выполняла приказы добродушного, толстого, смугловатого майора из Бреста и была задействована в самых разных проектах. В основном я занималась тем, что Влада и министр так усердно старались предотвратить. Хотя не всегда: части сегодняшнего гербария предназначались для создания универсального средства, обрубающего даже самое опасное артериальное кровотечение, что в условиях боевых действий стало бы бесценным и спасло бы немало жизней. Хм, если всё получится, конечно...
  
  Катя вбилась в модную и раскрученную сферу GR, government relations, и строчила фотоаппаратом, как пулемётом, снабжая министерство информации красочными снимками с неожиданным ракурсом и порой эпатажной подачей. На неё сначала возмущались. Но бесстрашный гамен с обострённым чувством свободы и собственного достоинства даже солидных дядек и тёток сумел поставить на место своей уверенностью - как ей удалось, до сих пор не знаю. Мы-то с Владой совсем другого плана личности.
  
  Национальная Литовская партия не считалась обязательной для всех структурой. Кроме неё существовало ещё несколько штук, кажется, всего - пятнадцать. Но почему-то именно в НЛП все стремились и считали престижным попасть. Хотя князь-то, ясное дело, был беспартийным. Я задала Владе сакраментальный вопрос, сидя в мидовской столовой, которая напоминала хорошее кафе, только чересчур безликое. Она была одета в мрачный костюм с галстуком, но - губы накрашены, в ушах светятся томно-золотистым светом янтарные серьги - в обычном своём стиле.
  
  "А ты, Влада, в Партии?" - спросила я. "А что я, лох какой-то?" - отозвалась она, продолжая вкушать блюда народной кухни. Юный дипломат не отрывался от еды, смачно подбирая драником сметану. В нерабочее время она предпочитала наплевать на утончённые манеры и получать жизнелюбивое, заразительное наслаждение от простых радостей.
  
  Остановка прервала мои мысли.
  
  - Приехали! - бодро объявил водитель, и все стали высыпаться из двухэтажного вишнёвого автобуса. Я аккуратно спрыгнула на землю, стараясь не перекосить строгую белую юбку и блузку с национальным орнаментом: вытканными красной нитью восьмиконечными розетками.
  
  - Вот увидишь, тебе понравится, - с мягкой настойчивостью сказала Влада, увлекая меня за собой среди предвкушающего, возбуждённого гомона.
  
  Небо медленно гасло, разливая прозрачную карминную розовость, вдали уже мерцало сиреневым, и над рощей завис нетерпеливый месяц. Вздыхали берёзы в такт ветерку, разгоняющему дневной жар, с реки тянуло приятным запахом сырости.
  
  - Комары б не налетели, - проворчала я.
  
  - Возле огня не налетят, - покровительственно протянула Влада.
  
  ***
  - Стой, мерзавец! Ха-ха! Лови, эй!.. Девки, щеми слева! А-а-а-а!
  
  Парни напирали со всех сторон с гиканьем и воплями, девчонки визжали и неистово отбивались. Я орала, как дурная, и изображала крайне агрессивные выпады - вон тот, с русой щетиной, опасливо увернулся от моего берёзового дрына, другой весело выругался, третий пытался выхватить палку, но я оказалась проворнее. Нет, эти сволочи не получат нашу берёзку! Не зря же мы украшали её лентами, конфетами, фольгой, игрушками! Справа образовалась свалка, трава зарябила от мелькания белых одежд и яростно мечущихся тел, слева продолжалась мужественная, точнее, женственная оборона: девчонки похватали прутья и старались хлестнуть ими хлопцев.
  
  Тут я показательно взвыла и ругнулась: на правом фланге пошло беспорядочное братание, перемежающееся сдавленными хохотками, звуками бесцеремонных поцелуев, скабрезными шутками, возгласами. Оборона пала! Я собралась вытянуть по спине очередного наглеца, но со смесью досады и веселья бросила оружие на буйную, нетоптанную траву.
  
  Всё кончилось предсказуемо: мы с девчонками хихикали, обнимались, шутили, таща нашу драгоценную берёзку к реке - утопить, будто не было такой яростной обороны, жеманства и задора. Сзади кто-то снова грянул залихватскую припевку, и её подхватило множество голосов.
  
  Все мы видели друг друга в первый раз, но моментально сроднились, хотя у меня тут была Влада. Но она с самого начала сбежала на другой конец ряда и строила глазки своему Юрке. Все девушки в этот день надели национальные наряды, что предназначались для особых случаев, я тоже; потом пошли песни: весёлые, кокетливые, порой на грани пристойности. Парни сверкали глазами, девушки горели ярым цветом, как яблоки в августе, белели в темноте наши зубы, тут и там взрывы смеха и горячие взоры. Я знала, что Влада скоро возьмёт фамилию Тур. Я же никем особо не интересовалась, но пощеголять считала обязательным. Это в любом случае возбуждает... А вон тот, с голубыми глазами, хорошенький...
  
  Ой, на Купалле, на Яна,
  Дзевачкi зелле збiралi.
  Яны збiралi, не зналi,
  У старога дзеда пыталi:
  - Што гэта, дзядулька, за зелле,
  Чорны галоѓкi насенне?
  Нашто вы яго збiралi,
  Калi вы яго не зналi?
  Гэта дзявоцкая красата,
  Вашаму сэрцу сухата!
  
  Медовуха делала своё дело, а её тут было предостаточно; просыпался аппетит, а на костре жарили яичницу, верещаку и блины. Кто-то шарил в рюкзаках и сумках. В плане еды всё гульбище было разбито на небольшие участки, так что съестного хватало всем. Я познакомилась с Оксаной, наполовину украинкой, третьекурсницей филфака, которая была католичкой и притом молодым специалистом. Она решила наплевать на выбор идентичности и склонилась к варианту конвергенции.
  
  Огонь завораживал, возбуждал, тянул к себе - неудивительно, что я решительно выступила вперёд и сразу же попала в число факельщиков. Через костёр я прыгала тоже одной из первых. Я не вспоминала о городе и недочитанной книге. В жилах моих бежала раскалённая оранжевая субстанция. Первый момент страшно: загорится одежда, во второй уже не думаешь - проносишься над разверстой огненной пастью, а в третий - стукнувшись подошвами о землю, перерождаешься.
  
  Я никогда не плела венков, только на языковых курсах в Швеции попробовала изобразить нечто из растущих за общежитием ромашек, чтобы отпраздновать день рождения. Облачена я была в сильно стилизованную блузу в этно-стиле: из правильного было лишь сочетание цветов - белое с красным. Но наряд мой прошёл на ура, и я заслужила славу оригинальной и патриотичной личности. Хотя тощий веночек мой потом завял и смотрелся непрезентабельно, но кой-какой опыт всё равно имелся.
  
  Поэтому после потопления купальского деревца я уселась на берегу вместе с Оксаной и, негромко переговариваясь, принялась за работу. Тут слева от нас коршуном упала на траву знакомая курносая полешучка.
  
  - Ага, плетёте! Нет, дай я тебе покажу, как надо...
  
  В руках у неё тоже красовался венок - пышный, основательный, благоухающий разнотравьем.
  
  - Тебе-то, Влада, зачем гадать? - засмеялась я. - Всё ведь уже известно!
  
  - Мне тоже нужно кое-что узнать, - уклончиво ответила она, отбрасывая длинную тёмную косу.
  
  Девушки познакомились, перекинулись парой фраз, но я всё равно влезла со своим вопросом:
  
  - Вы-то с Юрой - когда?
  
  - Помолвка уже состоялась, - зарделась Влада. - А так - решили через полгода...
  
  - Счастливая! - вздохнула Оксана с мечтательной улыбкой. Влада тоже вздохнула - о чём-то своём.
  
  Когда мы опускали венки на речную гладь, то заметили, как фосфоресцирует вода - такое я видела только в августе в Крыму, когда тут и там в тёмной толще вспыхивали холодные огоньки планктона. Здесь же слабое сияние окутывало руки полностью, а в воде оставался плавный серебряный след. Где-то затянули "Купалинку". У меня, конечно, не было ни голоса, ни слуха, но эта песня у меня была связана с детством, и я запела, забыв о стеснении.
  
  Мой венок повёл себя странно, закружился, предательски качнулся несколько раз, потом задел чей-то ещё, и они уже оба чуть не утонули, потом мой нехотя отцепился и поплыл. Хотя я бы ничуть не удивилась, если б он сразу же пошёл ко дну. Я почти ждала этого момента со скрытым мазохизмом аскета. Но нет... однако я, вот незадача, потеряла свой венок из виду.
  
  Ни на хороводы, ни на пускание с горы горящего колеса я не осталась. На открытой сцене уже начался концерт, но я брела в противоположную сторону, музыка всё отдалялась. Не надо ведь забывать и о задании. Доносились последние разборчивые куплеты:
  
  
  У хараводзе я пяю,
  Вянок Ладзе аддаю,
  Ладу крэпка я цалую,
  Прыласкаю, прыгартую...
  
  Тонкий луч фонарика выхватил из темноты игольчатые головки руты - я аккуратно срезала их ножом и положила в бумажный пакетик. Верно говорила Влада, что в "Васильках" на такие ингредиенты цены взвинчены, по сравнению с собранными в обычные дни дерут втридорога. К тому же, сделанное своими руками несёт совершенно иную метафизическую нагрузку, будь то нарисованная картина, приготовленное кушанье или срезанные травы. Тут мне послышалось неподалёку тихое ржание - я выпрямилась и огляделась. Справа от меня шагах в двадцати рисовался в туманной дымке силуэт всадника - призрачно-серый, неподвижный, как памятник, он показался поразительно знакомым. Нет, это невозможно!
  
  - Сегодня всё возможно, - узнала я резковатый, с хрипотцою, голос.
  
  - Аугусто, что ты здесь делаешь? - глуповато спросила я.
  
  - Не видишь? Совершаю конную прогулку, - невозмутимо отозвался генерал. - И предлагаю присоединиться.
  
  Под уздцы он вёл тонконогую кобылку, тоже серую, но в яблоках. Я кое-как распихала растения по пакетам, перекинула сумку через плечо и забралась в седло. Иногда власть имущие делают предложения, от которых невозможно отказаться.
  
  - Потом дособираешь свой гербарий, я тебе ещё и помогу, - снисходительно произнёс генерал.
  
  - Тоже мне учёный-кипячёный, - шутливо проворчала я, - а кто в детстве энциклопедию по ботанике продал?
  
  - Так я ж дурной тогда был, - беззаботно пожал плечами генерал.
  
  Юбка у меня была пышная, я наплевала на условности и села по-мужски, как привыкла.
  
  Мы погнали через поля, в молчании рассекая фату туманной влажности. Мы напоминали двух призраков - единственный звук, глухой и мягкий стук копыт, лишь довершал впечатление.
  
  Кровь начинала волноваться от возбуждения. Теперь не огонь тёк по моим жилам, а ветер. Ветер и тёмная, лунная истома.
  
  Мы всё молчали. Ивы на берегу отливали платиной. Придержав лошадей, мы съехали к реке шагом и спешились.
  
  - Что ты здесь делаешь, Аугусто? - шёпотом спросила я. - Я тебя никогда не представляла... в такой обстановке.
  
  - Наши представления бывают слишком просты, - покачал головой генерал. Он снял фуражку, и его волосы были того же цвета, что ивы в лунном свете.
  
  Мы посмотрели на реку: по тёмной глади тихо скользили миниатюрные пушистые островки - венки. Был ли среди них мой? Показалось, что да... или это был просто чей-то похожий?
  
  - Сейчас уже прохладнее. Но, Аугусто, разве тебе не жарко в этом кителе?
  
  Генерал медленно повернулся ко мне, тонко улыбаясь. Наши кони щипали траву поблизости, привязанные к иве. Шелестел камыш.
  
  - Я могу постелить его на траву, если хочешь, - ответил он, не спеша расстёгивая пуговицы.
  
  Тогда я растянулась, расправив юбку, и, втягивая пьянящий ночной воздух, изогнулась, потёрлась щекой о серое офицерское сукно. Боже, как давно мы не виделись... мне казалось, от волнения даже кружится голова - звёзды плясали у меня перед глазами, а сердце стучало так, что даже генералу, наверное, было слышно. А среди звёзд надо мной склонилось его лицо. Он мягко протянул руку и провёл по моей груди, как по воде, пустив по моему телу звонкую, сладко-мучительную рябь. Меня подняло этой волной, я не улежала спокойно, разметалась, резко выдохнула - когда же? - подняла руку и скользнула пальцами по гладкой генеральской щеке:
  
  - Ну иди же сюда, Аугусто!
  
  Он улыбнулся счастливо-нетерпеливой улыбкой и бросился на землю рядом со мной. Через секунду я поняла, что взята в плен - не вырваться из таких тигриных объятий. Мои губы, шея, грудь плавились и таяли от его поцелуев. Наверное, это жутко - любить мёртвого генерала. Но я привыкла иметь дело со сверхъестественным. Перед тем, как окончательно обезуметь от взрывных волн эйфории, я успела подумать, что добилась, чего хотела.
  
  Кроме того, теперь я стану практически непобедимой.
  
  ***
  Влада повертела в руках узкий аккуратный бланк, в одну из граф было вписано: "оперативное воздействие FP-07". Ага. Культурная дипломатия, пиар, образование. Желательно, чтобы эти товарищи из ЮНЕСКО прониклись, впечатлились и выделили необходимое число грантов в рамках страновой стратегии культурного сотрудничества. Ну что же... Убедить их можно. Дело не то, чтобы архисложное - но сегодня она уже осуществляла "оперативное воздействие PS2001", то есть, ставила защиту одному дипломату, отправляющемуся на Ближний Восток.
  
  А ведь любое практическое действие требует затрат энергии, иногда связанных с тем, что приходилось мотаться в город - иные делишки ведь не провернёшь нигде, кроме кладбища. После некоторых ритуалов она еле дотягивала до конца рабочего дня, а придя домой и выпив какао с печеньем, моментально заваливалась спать. Иногда она, правда, сбегала в архив. С тамошними сотрудниками Влада была в хороших отношениях, а те знали, что она занимается тонкими материями. Она забиралась в комнатку за стеллажами, о которой не знал почти никто, и там могла полчаса подремать на старом протёртом диване. Но это был уже крайний, и довольно рискованный вариант. Она обливалась холодным потом, представляя, что в эти несчастных полчаса не контролирует ситуацию, не может предстать во всеоружии, что её кто-то ищет, возможно, поминает недобрым словом, приписывает ей безалаберность... Бррр. Ужас... Нет, лучше "стоять на посту до конца". Но тогда, выполняя поручения министра, она ловила себя на невнимательности и заторможенности. Зависала на полминуты, пытаясь вспомнить, отправила она ноту куда следует или нет. И выдержала ли поля и оформление?
  
  Министр всё замечал и понимал. Иногда даже отпускал её домой, видя, что она уже "никакая". Ну да, он и сам не гнушался черновой работы, был к этому привычен - но Владе в такие моменты было ужасно стыдно.
  
  "Это не так уж плохо, - увещевал её министр, - это знак того, что вы выкладываетесь на сто процентов. Халтуру я сразу замечаю. А по вас вижу, что вы в принципе халтурить не умеете - и если у вас что-то не получается, то не потому, что вы небрежно отнеслись к задаче. Но со временем всё будет проходить легче. Вам просто нужно наработать потенциал, и иначе этого никак не сделаешь. Чтобы быть в отличной форме, спортсменам приходится выбиваться из сил на тренировках - здесь алгоритм тот же".
  
  Ну да, оно-то так.
  
  - Зато ты очень талантливая ведьма! - горячо восклицал Юра в ответ на жалобы.
  
  - Но-но, - строго одёргивала Влада. - "Ведьма" - термин примитивный и устаревший. Я - атташе по связям со сверхъестественным.
  
  Министр говорил и о ступенях мастерства, замечая, что для удобства можно иносказательно использовать систему дипломатических рангов. В таком случае, она пока действительно всего лишь атташе. Короче - малёк.
  
  Все эти мысли пролетели в голове за полминуты, что Людмиле Лантушко из отдела международных культурных связей уже показалось долгим.
  
  - Ну, и всё-таки? - настойчиво переспросила она.
  
  - Особых проблем здесь нет. Сделаю, - коротко ответила Влада.
  
  Но мысленно всё равно поворчала: почему сегодня все стараются подлезть именно к ней? Не к этой Герасимене, не к Томашевичу... А ей ведь ещё предстоит бессонная ночь.
  
  Завершив оперативное воздействие и поставив личную печать, она вернулась к Людмиле Лантушко и вручила бланк, а сама, потягиваясь, поводя плечами на ходу, решила прогуляться к "своим американцам" - все и так уже в предвкушении обеда. Только бы не попасться в коридоре Минской, а то она снова отпустит колкий комментарий по поводу того, что кое-кто "прохлаждается". Вроде и переживать особого нечего, а неприятно.
  
  Отношение к Владе уже как-то выровнялось. Люди поняли и осознали, что она помогает им делать их работу - притом не просто делать, ключевое слово - успешно. Она же была со всеми мила, занимала отстранённую позицию профессионала, но притом умениями открыто не кичилась. И, в принципе, за исключением отдельных личностей вроде мадам Минской, её начинали уважать. А уж с сотрудниками Североамериканского отдела её связывали особые отношения.
  
  - А вот и наш сенсей, ну наконец-то! Думали, ты не придёшь! - воскликнул Артём Тризно.
  
  - Ха, вы думали, я вас оставлю в покое? Вот и нет! - торжествующе отозвалась Влада.
  
  - Мы с утра тут пашем, как кони... И уже хотим detente!
  
  - Всё будет... - смиренно отозвалась Влада.
  
  - Мы тебя ждали, - поддакнула Данута Василевская. - Чтобы ты изрекла мудрость.
  
  - Ах, это... Ну это пожалуйста, - хулигански усмехнулась Влада.
  
  Она откашлялась, сделала серьёзное лицо и когда заговорила, голос её зазвучал напевно, строго и назидательно.
  
  - Дипломатам бывает трудно иметь дело с императорскими сёгунами. Они воспитаны в духе войны и постоянно рвутся в битву. Однако надлежит проявлять твёрдость. Если у воина имеется острый меч - это хорошо, но не следует размахивать им налево и направо. Это обнаруживает скудость мышления и преступную неосторожность. Наше главное оружие - вежливость. Однако и настоящей вежливости не бывает там, где нет хорошего меча. Мне бы хотелось, чтобы молодые люди понимали это.
  
  Влада торжественно замолчала и в знак завершения чуть склонила голову. Послышались довольные смешки.
  
  - Я записал, о сенсей, - подыгрывая, произнёс Тризно. - Не могли бы вы изречь что-нибудь ещё?
  
  Влада снова важно кивнула и заговорила:
  
  - Дипломату следует соблюдать умеренность в употреблении сакэ. А лучше - вообще никогда к нему не прикасаться, ибо посол, переусердствовавший с горячительным и валяющийся на татами, представляет собой жалкое зрелище. Подобный человек позорит свою страну и дипломатическую службу. Кроме того, нечестивым языком своим он может разболтать государственные тайны, и тогда ему точно придётся совершить сэппуку.
  
  Тут уже все дружно покатились со смеху и даже зааплодировали. Влада, улыбаясь во весь рот, раскланялась на все стороны. Она чуть ли не через день развлекала здешнее честное общество, выдавая свои псевдояпонские стилизации с ужасно комичным серьёзным видом. Всем было ясно, кого она изображает. "Интересно, знает или нет?" - не раз думала она, облившись секундным жаром, но удержаться от шуток не могла - её словно нечистый подбивал. Впрочем, шутки эти лишь добавляли известному персонажу популярности.
  
  Говорят, мысли материальны - оказалось, её срочно вызывает к себе сам министр. Влада по-рысьи ступила в кабинет, ещё заливаясь румянцем от перепада обстановки и не вполне стерев улыбку с лица.
  
  - Я вижу, вы в приподнятом настроении, - заметил министр. - Надеюсь, и не слишком устали? Есть задание.
  
  Он протянул ей фотографию сухопарого человека в серой визитке. Чёрные с проседью волосы, спокойный, но несколько вызывающий взгляд голубых глаз в сочетании со скептическими, резкими складками у рта.
  
  - Сэр Уильям Хартфорд. Считается тёмной лошадкой, однако - скоро станет главой Форин-Офис. Расскажите мне про этого человека. Ах да, присядьте.
  
  Влада скользнула на стул и вгляделась в незнакомую фотографию.
  
  - Мне кажется...
  
  - Ну же?
  
  - Это сильная личность, он производит на всех впечатление человека непреклонной воли, умеющего всегда поставить на своём. Патриотичен, но по натуре... скорее, игрок - иными словами, он несколько... тщеславен, что ли? И ради личной выгоды вполне мог бы переходить из партии в партию, как Черчилль - но для этого у него не хватит наглости. Рассматривает себя как публичную фигуру и многое принимает на свой счёт. Это придаёт азарта и импульса, но ставит под угрозу самолюбие. Сэр Уильям блестяще образован, но притом и в сущности - умён и проницателен. Может питать некое предубеждение в отношении Великого княжества... Хм... В целом считает, что Британия никому ничего не должна, и придерживается принципа лорда Пальмерстона: нет постоянных союзников, есть постоянные интересы. Довольно авторитарен и напорист. Во время переговоров предпочитает тактику давления, тактику завышения требований, порой прибегает к искажению позиции оппонента. В иных случаях ищет возможность применить тактику двойного толкования или вынесения спорных вопросов за скобки...
  
  - Так, это ясно. В принципе, если покопаться, можно было бы проанализировать его приёмы. Но каковы личные особенности?
  
  - Его слабое место - то, что он спринтер, а не стайер. Не всегда сохраняет самообладание, а также сравнительно легко утомляется в случае затягивания переговоров, но срывать их из-за личного дискомфорта точно не будет.
  
  - Прекрасно, - удовлетворённо произнёс министр. - А вам спасибо за анализ. Это чтоб вы не расслаблялись, - прибавил он. - Кстати, вы у нас книгу вчера забыли, это Эмилия в прихожей возле телефона нашла.
  
  Министр достал из ящика стола небольшую книжицу в строгом переплёте - самурайский трактат "Хагакурэ".
  
  - Ой, точно, наверное, из сумки выпала, а я и не заметила, - благодарно кивнула Влада.
  
  Она сопровождала министра, как верный денщик офицера, и дома у него уже не просто примелькалась, а стала своей. С детьми его она отлично поладила, и немудрено - люди академического склада ума обычно приходят в восторг, найдя единомышленников. Чтобы понять отношение пани Лидии, достаточно было вспомнить один случай. Она как-то увидела, что министр и Влада стоят рядом (он даёт какие-то инструкции, девушка усердно внимает) и воскликнула:
  
  - Да вы только обернитесь!
  
  Они оба отреагировали озадаченным выражением лица, но послушно повернулись - прямо к зеркалу.
  
  - Вот так и стойте, и в зеркало на себя посмотрите, - довольно улыбаясь, сказала пани Лидия. - Это нарочно не придумаешь.
  
  У него - обычный строгий костюм, у неё - английский жакет почти того же цвета, похожее выражение лица, черты, вплоть до склада рта... Им оставалось только переглянуться и рассмеяться - правда, перед этим Влада смущённо пробормотала: "Честное слово, это случайно...", скорее всего, имея в виду свой стиль.
  
  - Всё, Влада, как хотите, а мы вас удочеряем! - воскликнула пани Лидия. - И даже не думайте возражать!
  
  И им тоже было известно, что она проходит обучение. Это вносило элемент сближения и придавало общению несколько заговорщицкий оттенок. Примерно такой, с каким сейчас министр пристально посмотрел на неё и с нажимом произнёс:
  
  - Жду вас сегодня вечером, Владислава. Смотрите, ничего не забудьте. И можете уйти на час раньше. Вы неплохо поработали, а ваша помощь мне сегодня не понадобится.
  
  ***
  Влада замерла на коленях, словно молясь, и отрешённо, мечтательно смотрела вдаль: кто-то даже умудрился пустить несколько венков со свечами - огоньки закачались на чёрной воде, один погас, за ним другой, остальные же, мерцая, продолжили свой странный путь. Не смолкали и песни - после "Купалинки" зазвучала другая, незнакомая, тоже тягучая и элегическая. Не из-за песен ли она внезапно ощутила смутную тоску? Такое чувство бывает, когда внезапно хочется вскочить, пойти куда-то, что-то сделать - но что? Зачем? И накрывает волной досадливой, раздражительной растерянности, словно упускаешь момент, безвозвратно, но всё равно не понимая, для чего он предназначался.
  
  Хотя что уж тут мудрить, подумала Влада, вставая, отряхивая юбку и поправляя на голове венок из ромашек и клевера, нужно приниматься за сбор трав. Посмотрела на часы: было почти полвторого. Она неторопливо, но деловито зашагала в сторону от общего скопления, раскрашенного оранжевыми сполохами и синькой тени. Вот она уже и сама погрузилась в синюю тьму подлеска. Из-за сосёнок виднелись светлые фигуры на лугу: некоторые девушки покинули всеобщие игрища с той же целью - правда, и блуждали, и собирали они как-то бестолково, по-дилетантски. Вот ей министр обещал показать некоторые редкие штучки.
  
  Для него это было прежде всего культурным мероприятием с символическим значением: отдать дань традициям, показать их жизнестойкость и почувствовать связь с народом. Точнее, в его случае - ощутить, что она не прерывалась.
  
  - Добрый вечер, Влада! Ну вот мы и встретились, - поприветствовал министр.
  
  Она на секунду замерла от восхищения: он стоял почти прямо перед ней, опершись на молодой дуб, одетый в вышитую сорочку, в добротных сапогах, подпоясанный домотканым узорчатым поясом. Ему поразительно шёл этот наряд. Хотя, учитывая его происхождение, это было естественно - такую одежду ему и полагалось носить.
  
  Узнавали его селяне или нет? Скорее, нет, чем да, а он о подобном вообще не задумывался, чувствуя себя среди них в родной среде.
  
  В ответ на её приветствие, министр серьёзным, деловитым тоном произнёс:
  
  - Вот что, Влада. Я вас взял с собой для практики. Но сегодня не стоит размениваться на мелочи - мы отправимся с вами за самым главным трофеем.
  
  У девушки забилось сердце, но она не удержалась и выразила осторожное сомнение: им даже на уроке биологии как-то рассказывали, что папоротники - спорофиты, а значит, принципиально не способны к цветению. "Зачем я это сказала?" - недоумённо подумала Влада в следующую минуту. Ведь речь, наверняка, пойдёт и о других легендарных травах.
  
  - Вы логичны, как и я, - пожал плечами министр, ничуть не смутившись. - Но иногда происходят нелогичные вещи - увы. Или "ура"? В "Васильках" этот ингредиент не продаётся. Точнее, он иногда появляется, по взвинченной до небес цене - но это фальшивка. Хотя разметают её моментально. Но мы с вами постараемся раздобыть настоящее сокровище, - улыбнулся он. - А вот если по пути попадётся ещё что-то редкое, тоже расскажу.
  
  Влада не возражала. Они углубились в лесную чащу. Ей казалось, что он ступает осторожно, как дикий зверь, а у неё вечно под ногами что-то трещит и шелестит - исполнение обязанностей оруженосца и загонщика до сих пор не прибавило ей уверенности.
  
  Они останавливались несколько раз. Влада срезала травы ножничками, клала в отдельные пакетики, даже надписывала маркером.
  
  - Это - разрыв-трава, - объяснял министр, указывая на призрачно светящееся растение с лиловыми цветами. - Она приносит больше пользы разведчикам и военным. Но вы её на всякий случай срежьте. В случае чего отдадим нашей общей знакомой из министерства обороны.
  
  Владе пришлось ещё рвать лютик, землянику, аккуратно подкапывать одолень-траву, слушая зачитываемые бесстрастным голосом инструкции... Она старалась класть травы в сумку поосторожнее, чтоб не задеть и не испачкать аккуратный белый пакетик.
  
  - А как ваши успехи в народных промыслах? - неожиданно спросил министр.
  
  - Да так, потихоньку, - засмущавшись, опустила глаза Влада.
  
  Она никак не ожидала, что ей придётся заниматься вышиванием и ткачеством. Причём на полном серьёзе, с толкованием метафизических смыслов, заложенных в определённых орнаментах и мотивах, да с регулярными занятиями на выходных. Здесь ей, конечно, в академическом смысле очень помогал Юра, но Влада всё равно чувствовала себя обалдевшей. Разве этим должен заниматься работник МИДа?!
  
  - Вы очень быстро развиваетесь, - задумчиво произнёс министр. - Не буду ничего скрывать, выражусь прямо: в будущем вы принесёте большую пользу нашей стране.
  
  Влада неловко молчала, явно польщённая.
  
  - Помните высказывание Людовика XIV? "Государство - это я". Так вот, могу сказать то же о себе. Для кого-то родная страна - просто отвлечённое понятие. Пустые слова - и никакой связи. А есть те, кто не могут представить своего счастья без счастья Родины - и иногда они чувствуют себя идиотами, скорее даже, частенько. Потому что добра не ищут. Не могут наплевать и бросить, развернуться и уйти. Например - просто взять и уехать отсюда. Даже если здесь проблемы, даже если здесь - плохо... и они ощущают, что даже символ имеет живую плоть - которая неотделима от их собственной плоти и крови. К таким людям относитесь вы. Над этим пытались насмеяться - но вы не пали духом. Конечно, методы - не дай Бог, но твёрдость позиции несомненна.
  
  У Влады выветрились обрывки ответных любезных фраз. Ей было не совсем ясно, к чему он клонит, хотя с мыслями она соглашалась.
  
  - В иной реальности у меня не было ученика, Влада. Я даже порой сам не знал, что творил, потому что не осознавал законов - но Сила есть Сила в любой вселенной. Наши действия машинальны и бессмысленны. А что понимаешь, когда берёшься изучать историю и этнологию? То, что у наших предков любое действие имело смысл. Смысл - вот чему я хочу научить вас. Поэтому вы и занимаетесь "не своим делом", получая дополнительную нагрузку. Что касается американцев, их слабое место - материализм. Их использование специалистов не носит системного характера. А ведь соединив прагматичный профессионализм и специальные знания, можно добиться гораздо большего...
  
  Министр замолчал и, казалось, о чём-то задумался. Он пожал плечами, словно признавая, что его слова - бледное подобие мыслей, неубедительно звучащие и примитивные. Но Влада дослушала почтительно. Она наконец осмелилась и полезла в сумку за тем самым пакетиком.
  
  - Пан министр, сегодня необычная ночь, и поэтому я захотела сделать вам подарок, - пробормотала она и достала пакетик. - Это ответ на ваш вопрос.
  
  Поблагодарив, он взял белый свёрток и открыл. Это был тканый пояс с символами Перуна.
  
  - Но ведь это... превосходно! - просиял министр. - Какая приятная неожиданность. Вот видите, всё у вас получается...
  
  Возможно, он хвалил не технику, а выбор мотива, промелькнула у Влады скептическая мысль, но министр не дал ей углубиться в рассуждения.
  
  - А это - вам, и тоже в честь хорошей ночи, - тихо сказал он, вкладывая ей в ладонь что-то маленькое и прохладное.
  
  Влада поднесла руку с подарком ближе к лунному свету, чтобы разглядеть. Подвеска. Молот Тора. Министр довольно улыбался. Вот и обменялись любезностями.
  
  - Я буду её носить, - завороженно проговорила Влада, рассматривая серебряную подвеску, - нет, я даже надену её прямо сейчас, - и повесила себе на шею украшение.
  
  - Ну, воля ваша, если нравится, я только рад, - добродушно произнёс министр, - но давайте пройдём дальше. Вы чувствуете? Нам несказанно повезло... мы уже близко. Но неприятель может нас заметить - на всякий случай, читайте про себя охранные формулы.
  
  Влада не могла бы описать в точности, что именно она ощущала. Чувство лёгкости, характерное для знания, указания, пригасило усталость. Но её стало преследовать настырное ощущение взгляда в спину. Она много раз испытывала подобное чувство в тёмных помещениях... Влада собрала волю в кулак и, нахмурившись, начала зачитывать про себя заговоры, в том числе более агрессивные, собственного сочинения.
  
  Ноздри щекотал аромат, похожий на тот, что после грозы - только без влажных нот, а так - чистый озон, какой-то дивный, освежающе-колкий, холодный запах... Ей показалось, что впереди что-то блеснуло, как вспышка планктона в ночной волне. Могло и показаться: мало ли, вдруг в лучах месяца просто заблестел какой-то мусор? Маловероятно. На пикники сюда никто не ходит. Вспышка больше не возникала. Они с министром двигались по пояс в море папоротников, то и дело отгибая свёрнутые улитками хвостики и морщась от ночной росы.
  
  Влада вспомнила, что в ночном лесу ей должно быть страшно. Но ровным счётом ничего не почувствовала - как будто набралась медовухи. Но и дурмана в голове не было - было чувство, что её ведут, и притом верным путём. Ощущение чужого взгляда рассеялось и исчезло.
  
  - Смотрите, вот оно, - внезапно прошептал министр. Он указывал в направлении призрачно светящейся поляны между соснами и елями.
  
  Влада не охнула, не сказала "Ничего себе!", не восхитилась. Она вообще в подобных случаях молчала - вернее, сначала, замерев, задумавшись, вдумчиво изучала диво, а потом уже начинала комментировать. Влада, следуя за министром, вступила в гущу листьев, тускло отливавших зеленоватым светом, которым обычно мерцают брюшки светлячков. Цветы испускали более яркое и тёплое, золотистое сияние - а сами были похожи на нежно-розовые гардении.
  
  - Эти цветы имеют в большей степени ритуальное, а не прикладное значение, - шёпотом пояснил министр. - Будете смеяться, но в нашей практике они тоже очень ценны. Я три прошлых года ходил в лес, но не мог их найти. У них есть особенность: они откликаются на наш потенциал. Хорошо, что я вас нашёл, мы смогли объединить силы. - Влада сдержалась и не стала делать замечание насчёт того, как она польщена. - Теперь дело в шляпе, только действовать надо быстро. Пока мы их не коснёмся, всё в порядке, но чуть станем срезать - они начнут гаснуть. Орудуйте живо, и лучше возьмите нож, - велел министр.
  
  Влада ощутила азартное кипение в груди, словно готовясь на старт.
  
  - Давайте! - скомандовал министр.
  
  Она не ожидала такого адреналина. Чуть снесла ножом головку ближайшего цветка, как остальные рядом резко погасли, как выключились. Влада кинулась к горящему в два прыжка - успела! - до нового не дотянулась, чуть не выругалась, ломанулась по кустам к скоплению нежно-розовых огоньков, зверски оторвала сразу два, метнулась снова, чуть не уронила пакет с головками, резанула ещё один... Министр словно дрался с кем-то на ножах: он кружил по поляне, делал выпады, метался, точно уворачиваясь - и ни единого возгласа, всё в ожесточённом молчании.
  
  Оказалось, цветов было не так уж и много - вот Влада прыгнула, промахнулась мимо последнего, и поляна окончательно потухла, лишь только листья цедили слабый зеленоватый свет, медленно, как после схватки, угасая.
  
  - Прекрасно, - тихо, возбуждённо произнёс министр. - Покажите, сколько у вас.
  
  Она подняла руку с пакетом - на дне светилось семь маленьких "гардений". У министра оказалось почти столько же, чуть больше. Мерцали цветы в пакетах, бледнел свет листьев. Владе показалось, что тишина стала какой-то особенно пронзительной, чуть не звенящей.
  
  - Прекрасно, - напряжённо повторил он. - А теперь... бежим.
  
  И, развернувшись, рванул через заросли.
  
  Влада, недолго думая, припустила за ним. Если сам министр ведёт себя так несолидно, значит, есть причина.
  
  Она, несомненно, была. Потому что Владу захлестнула волна леденящего, липкого ужаса. Что-то гналось за ними.
  
  Она чувствовала, что ноги двигаются усилием мозгов, воли, а не мышц - они просто были чужие. Нельзя было даже закричать - казалось, в рот набьётся чужая, вражья чернота.
  
  Только бы не потерять из виду белую сорочку впереди.
  
  Нет, он не бросит её, но... не задохнуться бы, не споткнуться, не упасть...
  
  Так уже бывало - когда в детстве она боялась выключать свет в комнате. Девочка опрометью кидалась через коридор в зал, к родителям, а сзади неслись они... С каждым шагом в темноте чудовищ из углов выскакивало всё больше и больше, они лавиной громоздились за ней, умножаясь каждую секунду - и лишь резкая полоса жёлтого света отсекала страшную громаду, стена чудищ бессильно распадалась и с недовольными неслышными вздохами расползалась по привычным углам.
  
  В какой-то миг показалось, что обратный путь - короче, что они проскакивают целые участки пространства, пробиваясь сквозь материю, сокращая дорогу в разы.
  
  Вместе с этим в сердце впрыгнуло ощущение экзальтированной радости, солдатской везучести - обманули дурака на четыре кулака! - они в недосягаемости! Потянуло дымом костров, замелькали огоньки.
  
  Наконец министр замедлился и остановился, и пошёл вязким шагом, тяжело дыша и пригнув голову, как борзая после загона.
  
  - Фффух... ну я и запыхался, - наконец признался он. - Вы как?
  
  - Но-нормально, - заикаясь, просипела Влада.
  
  - Ничего, - выдохнул министр, - всё хорошо... но это издержки... недаром такой дефицит... Всё хорошо, - повторил он, одной рукой обнимая Владу за плечи.
  
  Та еле переставляла ноги, уставившись перед собою, и всё никак не могла отойти. Хотя смутно уловила: здесь - безопасно. Лес был тёплый, свой. Праздничный, словно шепчущий, что всё сегодня понарошку и всё дозволено - атмосферу игры усиливали звуки музыки, отдалённый смех, отсветы пламени. Слева, крадучись, мелькнули два белых силуэта - парень с девушкой, пожелавшие уединиться.
  
  Министр велел ей читать молитвы, какие вспомнятся. Влада на-гора выдала "Отче наш", потом пошарила по закромам памяти и прочла "Символ веры", "Богородице, Дево, радуйся", поднапрягшись, вспомнила ещё пару-тройку. И с приятным удивлением обнаружила, что успокоилась. По крайней мере - могла соображать.
  
  О странной экспедиции в лес напоминали теперь только пакетики с цветами, да и те лежали в сумках, чтоб не привлекать ничьего внимания.
  
  ***
  Он так и не привлёк ничьего внимания, оставшись неузнанным. Они проходили между компаний, окружавших костры, мимо хороводов, прошагали мимо трёх музыкантов, отдыхавших под берёзой - лежащая рядом дуда со сдувшимся мехом и торчащими трубочками напоминала утомлённого осьминога в траве.
  
  Потом министр сказал ей подождать, направился к одной из компаний и вернулся с двумя бумажными стаканчиками, в которых дымной темнотой плескался сладкий чай.
  
  - Выпейте, вам станет лучше. Надо немного восстановиться.
  
  Влада послушно взяла протянутый стаканчик, скорее из вежливости, но с первыми же глотками ощутила настоящую благодать: мышечное напряжение разошлось, по телу разлилась уютная истома. Они шли очень медленно, вдыхая запах дыма и трав.
  
  - Да уж, кто бы предположил, что я буду скакать по лесу, как олень, срывая какие-то цветочки? - усмехнулся министр. - С нашей рабочей обстановкой это... мягко говоря, не вяжется. Но сегодня многое проявлено в наивысшей форме - может, поэтому вам многое кажется абсурдным?
  
  - Нет, - покачала головой Влада. Но в душе её на самом деле запоздало зашевелились какие-то сомнения.
  
  - Конечно, мы не станем автоматически всемирным гегемоном на завтрашнее утро, - усмехнулся министр. - Но я просто чувствую ваш скепсис. Сегодня многое кажется нереальным, а завтра вовсе вспомнится как сон. Сила проявляется своеобразно, идёт своими путями и не действует буква в букву по нашей указке. Но она чутко поддаётся нашим обращениям. Самое трудное - своеобразный психологический барьер, блокирующий дальнейшее развитие - это поверить, что с помощью тонкого воздействия можно управлять не только отдельными личностями, но и общностями, программировать не только единичные события - но и процессы... Разумеется, это требует очень больших затрат энергии. А мои возможности не всегда на подъёме - поэтому мне бы хотелось объединить усилия и привлечь вас, - произнёс министр, глядя на девушку.
  
  Та остановилась как вкопанная и еле-еле проглотила чай. Владу обдало жаром: "Меня?! Объединить усилия?" - уже второй раз она была в шоке от оказанной чести и свалившейся на неё ответственности.
  
  - Я уже говорил, что взял вас в качестве ученицы, а это серьёзно, - отрезал министр.
  
  - Я буду делать всё, что скажете, - глухо отозвалась Влада. Без подобающей случаю торжественности, хотя... нет, высокопарный тон прозвучал бы глупо. Она заговорила: - Я понимаю, о чём вы. Мне вспомнились рушники - и то, как женщины всей деревни ткали их за один день и жертвовали в храм, чтобы отвести эпидемию, окончить засуху и добиться чего-то подобного. Казалось бы, ну какая тут связь? Глупости, предрассудки... Но ведь всё работало! Я понимаю, что вы говорили о смысле: то же ткачество - это язык программирования.
  
  - Именно об этом я вам и говорил. Кстати, позвольте ещё раз похвалить ваш пояс - он вам удался.
  
  - А знаете, - потупившись, продолжила Влада, - есть у меня идея...
  
  - Ну, какая же?
  
  Она ещё пару секунд собиралась с духом, прежде чем ответить.
  
  - Все ткали рушники, программируя урожай, любовь и семейную жизнь, а я хочу сделать... государственный. Да-да, я хотела бы воплотить в символах идеал государственного устройства и внешней политики, - договорила она, уже окончательно раскрасневшись и замирая от поведанного честолюбивого замысла.
  
  Министр не стал смеяться над ней. Не стал и выражать сомнений: она, мол, новичок, а замысел такой масштабный - да и вообще претенциозный... Он просиял - и от этого света его деревенское, заурядное лицо стало почти красивым.
  
  - Вот видите, Лада, - тихо сказал он, снова называя тайным именем, - я ни минуты в вас не сомневался. Это чудесный, смелый замысел. Я уверен, что он тоже принесёт плоды. Дерзайте.
  
  Они прошли несколько шагов в возвышенном, но довольно неловком молчании.
  
  - Нет, ну голубок - это я понимаю, - задумчиво заговорил министр, - так он - символ любви, а тут сгодится для Лиги Наций; Древо Жизни - ВКЛ, ясное дело; а для НАТО вы какую розетку использовать собираетесь?
  
   Влада прыснула от смеха - ему удалось разрядить обстановку. Небо на востоке уже начинало потихоньку светлеть. Министр предложил:
  
  - Давайте сядем где-то поблизости и отдохнём. А то что-то так толком и не присели, а уже стоило бы.
  
  Она сразу согласилась: чай чаем, в его чудодейственных свойствах девушка не сомневалась, но вот ноги уже начинали гудеть. На краю берёзовой рощи пушилась сочная, густая трава. Кусты уютно обступали с двух сторон. Влада машинально потянулась к голове, чтобы поправить и пригладить волосы.
  
  - Ну вот, я венок в лесу потеряла... - с лёгкой грустью вздохнула она.
  
  - Зато нашли вот это, - улыбнулся министр и приоткрыл свою холщовую сумку, откуда сразу замерцали золотисто-розовые огоньки цветов.
  
  - И то правда, - согласилась Влада.
  
  Она ощутила, что её, как с теми шутками в Североамериканском отделе, словно нечистый подбивает; желание стало уж очень навязчивым и оттого дерзким, неслыханным - но ведь оно, в сущности, было абсолютно невинным, хоть и нарушало этикет - однако, боже, этой-то ночью, с такими дикими приключениями уже давно было не до этикета... И она это уже делала, но ведь тогда он, может, и не почувствовал - а вспоминать... О нет. Хватит мыслей. В молчании Влада робко взяла министра за руку.
  
  Он не удивился, не возмутился - и руки своей не убрал. Вместо этого он наклонился к ней и поцеловал в щёку.
  
  Влада никогда раньше не представляла, как этот человек ухаживал за своей будущей женой, как он целуется - просто в голову не могло прийти, настолько он казался отстранённым. Нет, не холодным - теплоту с его стороны вполне можно было вообразить. Но вот прикосновения? Хоть какие-то намёки на чувственность? Вряд ли.
  
  Тем не менее, сердце у неё забилось чаще. Плевать на регламент и на должности. Ей просто как-то тоскливо, невыносимо захотелось, чтобы он коснулся её ещё раз. Клубы прочих мыслей отнесло в сторону, логические цепочки бессильно свернулись и осели телеграфными лентами - она потянулась к министру и обняла его, как утопающий, хватающийся за соломинку.
  
  - Не думай, Лада, - прошептал он. - Прекрати думать.
  
  Министр мягко прижал её к себе, будто защищая, и гладил по спине, по волосам, целовал в щёки, в лоб, словно стараясь успокоить - хотя волновал всё больше. "Обманщик", - с нежностью подумала она, - "мне казалось, ты вообще сухарь...". Впрочем, о себе она была аналогичного мнения, если не хуже. А министр, читая её мысли, усмехнулся, полузакрыв глаза, потёрся о её щёку, как зверь, а затем начал целовать в шею. Откуда-то снизу побежал по телу будоражащий разряд, и потому она не помнила, в какую секунду они наконец поцеловались в губы. Это не оказалось неожиданностью - но пронзило её, как молния. Министр не позволил себе ничего лишнего, не проявил вульгарной грубости, но неторопливо, постепенно завладел её устами и очень мягко разомкнул их - и, сражённая прикосновением этой влажной нежности, Влада тесно прильнула к нему, обмирая от лихорадочных, потусторонних волн. Ей стало трудно дышать - она забывала это делать. На поглаживания не хватало терпения, хотелось просто обнимать его вечно, слиться воедино, и объятия её были хищными, жадными. Тело у министра оказалось таким приятным - крепким, горячим... или это у неё уже поднялась температура?
  
  Ощущение фантасмагории пронизывало всю эту ночь - а сейчас у Влады было ощущение, что душа расстаётся с телом и через секунду возвращается в него, передумав, что контуры их тел размываются, как у призраков, и перекрывают друг друга...
  
  Когда долгий поцелуй их закончился, Влада не сразу восстановила ориентацию и, чуть отшатнувшись, почти сразу же осела в траву с чуть слышным возгласом. Она потеряла равновесие - но ощутила, как жилы её и всё нутро пульсирует от страшной и тайной, новообретённой, магической силы. Казалось, преграды перестали существовать, казалось, она сейчас способна остановить криком и пассом руки целую армию, загипнотизировать целый парламент, вить верёвки из самого великого князя - из какого угодно прославленного политика, высадить войска - чёрт возьми! - в Парагвае и выйти победительницей... Она была готова свершить невозможное.
  
  Медленно возвращалось сознание и ясность - но не желали возвращаться мысли. Министр участливо встал на колени рядом с нею, спросил, всё ли в порядке - но, похоже, не сильно и волновался, как будто понимал, что творится...
  
  Боже, как он красив. Так хочется погладить эти соболиные брови, поцеловать с бесконечной нежностью эти добрые, грустные глаза, коснуться чуть заметной ямочки на подбородке... И - хулиганское, ничуть не возвышенное желание - потаскать его за эти милые уши, что так характерно изображаются на шаржах...
  
  Министр снова прильнул к ней и поцеловал в уголок рта, а потом улёгся на траву, положив голову к ней на колени. О большем счастье Влада не смела мечтать. Она ласкала прикосновениями его лицо, запускала пальцы в его тёмные волосы с проседью, короткие и густые, как мех британского кота.
  
  Она любила белорусскую классику и фольклор - но никогда не воспринимала всерьёз лирические обращения, они казались ей устаревшими и витиеватыми. Пожалуй - даже надуманными (впрочем, она никогда в своей жизни никого ласково не называла - не больно хотелось). Но здесь они лились сами собой:
  
  - Соколик мой ясный... василёчек... красавец мой чернобровый...
  
  Министр счастливо, умиротворённо улыбался.
  
  - Андрюша, миленький... я люблю тебя...
  
  - Я тоже люблю тебя, Ладушка, - ответил он шёпотом.
  
  Хотелось только одного: растянуться рядом с ним - и снова целоваться. Что она и сделала.
  
  ***
  Неизвестно, как это произошло и почему. Но горе от ума - существовало и будет существовать. В её случае - точно. Само потрясение пришло острым уколом в сердце и всплеском паники.
  
  Она, обезумев от горечи, откатилась и села. Она выдохнула и уставилась перед собой полными ужаса глазами.
  
  - Что такое? - встревоженно спросил министр.
  
  - Боже... что я наделала! - простонала Влада. - Это гадко... это... кошмарно! - и зарыдала, размазывая слёзы руками.
  
  Да, она оказалась предательницей дважды.
  
  Во-первых, они были официально помолвлены с Юрой: наконец нашёлся реальный, близкий человек, с которым она - к вящему своему удивлению - захотела провести жизнь. Влада верила и не верила своему счастью. Теплота, радость, интерес, забота, единомыслие - что ещё было нужно? Наряду с неплохими профессиональными перспективами для обоих и минской пропиской для неё - пожалуй, вообще ничего.
  
  Он не обижался на её восторженное отношение к отдельным историческим персонажам, даже включался в игру - а она и вовсе перестала волноваться, когда оказалось, что самые близкие подруги её порой грешат тем же сладким, величественно-мечтательным грехом.
  
  Во-вторых - семья министра. Неслыханная подлость... Она стала почти что одной из них, и вряд ли в полной мере заслуженно - просто он возлагал большие надежды и был слишком добр с ней.
  
  Пани Лидия никогда не отличалась классической красотой, но какой ум, темперамент, чутьё - они с министром были такой превосходной парой... Влада смотрелась более благородно и эффектно, однако - Господи, ну причём здесь внешность?! И она тоже не модель. И вряд ли более одарена. И это в принципе не оправдание... А с детьми его она затевала долгие беседы, в том числе на этих выходных, за чаем - о поступлении в магистратуру... Какая, к чёрту, магистратура?.. Какая теперь, к чёрту, магистратура?! Какая жизнь и работа?!
  
  Она змея подколодная, и больше ничего.
  
  Владе было стыдно. А становилось ещё стыднее от того, как сбивчива была её речь - составленная примерно поровну из расплывчатых иносказаний и всхлипов.
  
  - Влада, немедленно прекрати, - приказал министр.
  
  Это подействовало отрезвляюще, она вытерла глаза, потом, уже не стесняясь, шмыгнула носом и уставилась на светлеющее небо.
  
  - Но ведь я предатель...
  
  Ей и в голову не приходило обвинять в чём-то министра.
  
  - Нет. Не предатель. Тебе откроется сила и знание - мы вместе будем творить такие дела...
  
  - Но ведь - нельзя... - почти умоляюще протянула Влада, заглядывая ему в лицо.
  
  - И да, и нет, - вздохнул министр. - Что я могу тебе сказать? Просто жди.
  
  - Чего?
  
  Он наклонился ближе к ней:
  
  - Когда зацветёт папоротник.
  
  Влада ничего не ответила и отвернулась, дыша свободнее и не ощущая в глазах влаги - только жжение. Когда она повернула голову, он уже исчез. Небо уже робко переливалось смутными оттенками розового.
  
  Она, слегка пошатываясь из-за затёкшей ноги, встала и расправила юбку. Не забыла и подобрать сумку с цветами, которые она сегодня же отнесёт ему. "Ну же, Влада, соберись. Тебе ещё вымогать у Тризно тот дурацкий отчёт. И вообще, подумай, какую рубашку ты сегодня хочешь надеть". Одна, чисто-белая, была отглажена заранее, но не так нравилась Владе, как другая, с узенькой серой полосочкой.
  
  Она стала прикидывать, сколько у неё времени, сумеет ли она выкроить что-то для отдыха, с удивлением отметила, что ничуточки не устала, несмотря на эмоциональное потрясение, и могла бы целый день быть на ногах - зато стоял вопрос, хватит ли денег на обед. Она целиком погрузилась в вычислительные операции и довольно бодрым шагом вышла с полянки, даже носом шмыгая деловито и энергично.
  
  И тут её окликнула невесть откуда взявшаяся подруга.
  
  ***
  Мы с Владой вышли в поле. Перед нами вилась узенькая тропка в зарослях полыни, пырея, пижмы и цикория. Травяной дух был слаб и несмел с утра, еле заметная туманная дымка стелилась впереди, у самых домов. Мы вошли на пыльную улицу, где в палисадниках с облупленными голубыми штакетинами полыхали острыми лучами тигровые лилии, клонились низкорослые сказочные яблоньки с прохладными, кислыми, пока несъедобными яблочками. Потом снова пошли по полю, и слева, у канавы, так же серебрились знакомые ивы.
  
  Она была неразговорчива.
  
  - Вон там скоро покажутся красные дома, знаешь? Это улица Варвашени. Там и до станции метро Могилёвская недалеко, - довольно самоуверенно рассказывала я. Нет, я на самом деле представляла на карте этот глухой, почти деревенский район. Просто в пять утра всё выглядело слишком непривычно и незнакомо.
  
  Наконец мы вышли к цивилизации, да не куда-нибудь, а к магазину. Разумеется, ещё закрытому. А жаль - я бы купила минералки.
  
  Мы пошли вдоль серой, полукругло изгибающейся стены большой девятиэтажки - справа от неё были столь милые моему сердцу старые хибары и сады на Алтайской. Весной здесь всё кипело белым цветом.
  
  Казалось, нас объединяла общая тайна. Или две отдельные тайны, но очень похожие. Я ни о чём не спрашивала. И она меня - тоже.
  
   - Хорошо здесь, романтично, - сказала Влада. - Обычно не вспоминаешь, что в Минске есть такие сельские уголки.
  
  - Ага, - кивнула я. Всё-таки мы вышли в интересном месте физического пространства.
  
  Я собиралась остаться, а она, как мне казалось, намеревалась нырнуть обратно. Лениво перебрасываясь словами, делая вдохи полной грудью, забредая на газоны сквера, мы дошли до самой станции.
  
  - Давай ещё встретимся, - заговорщицки произнесла я.
   - Точно. В ночь цветения папоротника, - улыбнулась она. И помахала рукой, уже толкая тяжёлую стеклянную дверь.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"