Пинчук Янина Владимировна : другие произведения.

7. Мярзотная варажбiтка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  - Ты сегодня дала жару! Америку просто уделала! - захохотала сверху Оля.
  
  - Да ну, - оглянулась на лестницу Влада, - я вроде бы корректно вела дискуссию.
  
  Она подождала, пока подруга спустится к ней. Мимо вальяжно прошествовал политолог, прозванный Лениным за характерную внешность. Они поздоровались, но мысленно плюнули: опять за тест оценки ставил от балды, что учи, что не учи, всё равно получишь три. Особенно веселит, когда все друг у друга списывают, но баллы получают разные.
  
  - Ну это-то да, - тряхнула кудряшками Оля Муравская, - но пока мы договор подписали, все уже просто взмокли.
  
  - А как иначе? - возмутилась Влада. - Я не "упёртая". У меня просто чёткая позиция. И я отстаиваю государственный интерес.
  
  Сегодня семинар по истории международных отношений прошёл необычно. Елена Францевна предложила смоделировать международную конференцию в условиях холодной войны. А всё чтоб студенты немного оживились - вместо того чтоб писать до посинения или спать на задних партах (смотря, кому где сесть повезло).
  
  И сегодня все прочувствовали на своей шкуре, как нелегко даётся не то, что "мир во всём мире", но даже "balance of terror" (2). Американскую сторону возглавил Денис Бухвостов по прозвищу Янки - всё как по заказу, даже кличка совпала; со стороны СССР ему противостояла Владислава Кунец.
  
  Влада действительно взмокла - может, её твидовый пиджак был слегка не по погоде, ведь настала оттепель; но притом она заметно нервничала. Нет, не повышала интонации, не перебивала, не бряцала оружием - лицо у неё было застывшее и непроницаемое. Но дискуссию вела жёстко и очень педантично. Вот почему Муравская сказала: "Тебе точно надо back in USSR (3), ты там пришлась бы ко двору".
  
  Влада остановилась перед зеркалом, наматывая шарф, и придирчиво себя оглядела. Она была слишком интересной, чтоб остаться незамеченной, и слишком строгой, чтобы сразу понравиться.
  
  Одевалась почти исключительно в классику, пышные тёмно-русые волосы просто зачёсывала назад. Лёгкий намёк на квадратность в общем абрисе лица, ямочка на подбородке и заметные скулы придавали лицу волевое, упрямое выражение, как и строгая линия рта с узкими губами. Но задумчивость, даже лёгкая грустинка в серых глазах и мягкий изгиб густых тёмных бровей создавали ощущение спокойствия. Даже её фигура, несмотря на стройность, была крепкой и статичной - никаких порханий и метаний, да ещё вечно эти костюмы в английском стиле. Вот вспомнить даже девятый класс и сборы, когда готовились к республиканской олимпиаде по белорусскому языку, преподавательница-кураторша в беседе так и сказала: "Ну, девочки, что ж вы так переживаете - берите пример с Влады. Абсолютно невозмутимый человек".
  
  Но сегодня до этого было далеко. Ведь внизу в фойе её должен был ждать Вадим.
  
  ***
  Вся это жёсткая грызня с "американцами", застывшая осанка, постыдное дрожание внутри, за грудиной - из-за этой встречи. Интересно, то же самое человек ощущает перед дуэлью? Постоянное сердцебиение, прилив крови к щекам, в том числе от стыда за волнение, нервозность до подрагивания пальцев, напряжение, дикое напряжение.
  
  Влада прошагала в конец коридора, сжимая ручку кожаного портфеля, что служил ей вместо дамской сумочки. Зашла в туалет, там, среди прочего, сняла пиджак и пихнула его в отделение портфеля, который сразу разбух, как жаба.
  
  Ведь её не будут бить, не будут стрелять, к чему такая паника? Но ощущение было слишком знакомым. Разве не Вадим довёл до того, что её всю начинало колотить лишь от звуков его голоса в трубке? А иногда - даже от одних мыслей о нём. Учащение пульса, но не от любви, а от ненависти, спёртое дыхание, вибрация мышц, как перед тем, чтобы кинуться на врага... И он ещё пытался сделать её "своей девушкой".
  
  Влада с силой толкнула дверь и, громко цокая каблуками по гранитному полу, свернула направо, к расписанию.
  
  "Спокойно, следи за лицом, ты же дипломат". Смешно. Расхожая фраза.
  
  Было поздно, почти девять: вторая смена - лампы пригасили; в полутени он и стоял в своей неизменной кожаной куртке цвета красного дерева.
  
  Она подошла с лёгкой полуулыбкой.
  
  - Вот ваша флэшка.
  
  - Благода"ю, - картавя, произнёс Вадим. - Ну так что?
  
  - Что "что"? - иронично подняла брови Влада.
  
  - Ты ни-ичего не хочешь мне сказать? - Он ещё и заикался.
  
  - О, ну, вообще-то, я всё изложила, - язвительно сказала Влада, поддергивая углы рта в ухмылку.
  
  Он секунду помолчал.
  
  - Ты знаешь, мне таких гадостей ещё никто, никогда в жизни не писал...
  
  - Надо же, я польщена, - вставила Влада.
  
  - Я пгосто не п-понимаю, как в чеовеке может помещаться ст-только г"язи. Влада. - Пафосная пауза, в его духе. - Влада, я понял одно. Я говоил, что мы оба тгавмированные, оба - с ганами, с истегзанной душой... Но это - конец. У меня ещё что-то... - Он запнулся, силясь произнести. - ...остаось. Мой миг" они не газгушили, остался стегжень. Но вот тебя они... свомали п-полностью.
  
  Боже, как бесил этот дешёвый пафос. Также как его заикание, картавость, польское "л", его рожа и - в общем...
  
  - Ну хорошо, товарищ, вы получили свою драгоценную флэшку, надеюсь, наша беседа окончена? - холодно и враждебно осведомилась Влада.
  
  Мимо них всё время проходили студенты.
  
  - Ты хочешь убежать от меня. Я вижу стгах. - Его разноцветные, как у мелкого беса, глаза сощурились на одутловатом лице. - Я бы отпустил тебя, если всё - так, как случилось. Но зачем ты всё-таки согласилась встгетиться? Ты не выдегжала этой встгечи. Что бы ни было с твоей больной душой, я всё гавно всегда любил тебя. - Интонации снова стали мягкими, заискивающими. - Скажи. - Он всегда как-то резко, внезапно произносил это "скажи" перед очередной провокацией. - Скажи, тепегь особенно - я тебе хоть когда-нибудь, хоть немного нгавился? Ты меня хотела?
  
  Она тоже секунду помолчала и собралась.
  
  - Нет. - В её исполнении это слово прозвучало жирным шрифтом. - Ты никогда мне не нравился, сексуального влечения я к тебе никогда не испытывала, да мне это даже теоретически было бы трудно представить. И я дала тебе приблизиться нарочно, просто чтобы сделать то, что сделала - я ждала всё это время. Вот что значит моя фраза об ожидании. - Её резко прочерченный рот сложился в черту над знаменателем.
  
  - Ну тогда ты пгосто... - Он сделал паузу. - Дгянь.
  
  Вадим развернулся и размеренным шагом прошествовал ко входу.
  
  И тут она сорвалась.
  
  - Стой, пидорас!
  
  И на его голову обрушился портфель. В узком пространстве университетских дверей это смотрелось особенно зрелищно.
  
  Следующие несколько минут свидетелям запомнились, да и самой Владиславе тоже. Когда Вадим высокомерно обронил "дрянь" и направился восвояси, она почувствовала себя униженной и - чего-то ведь не хватало - обманутой.
  
  Она огрела его ещё раз - Вадим поднял руки; Влада в бешенстве отбросила портфель и нацелилась кулаком ему в лицо. Она лупила и лупила, ещё и ещё. Он отворачивался каким-то вялым, томным движением. Это ещё больше ярило. Влада наконец поставила ему подножку и свалила в тонкую слякоть на каменном крыльце - шёл снег с дождём. Она нацелилась по яйцам, он заслонился пакетом, потом схватил её за ноги и перекинул через себя. Боли в коленях не было, была жажда реванша - Влада вскочила в полсекунды. Потом - новые удары по физиономии, то же отворачиванье... А потом их разняли.
  
  - Эй, а ну стой! Куда! - Муравская решительно кинулась наперерез и толкнула Вадима в грудь. Сзади собралась поглазеть кучка изумлённых студентов. Не каждый день на факультете творятся такие страсти.
  
  - Она это заслужила... - снисходительно ухмыльнулся Вадим разбитыми губами. Не "я заслужил" - "она".
  
  - Как хочешь, если ещё раз хоть пальцем Владу тронешь, с тобой разберутся, - непривычно суровым тоном говорила Муравская, глядя парню в глаза.
  
  - Брось, - презрительно кинула Кунец, - пусть это говно ползучее сваливает! Вали-ка нахер отсюда!
  
  Вадим круто развернулся и зашагал к метро. Влада вырвалась от Оли, подскочила и засадила ему носком туфли под зад - она ещё кипела.
  
  - Пидор! Пидоро-о-ок!
  
  Под этим крики он и покидал поле брани.
  
  ***
  Оказалось, ручка у портфеля оторвалась. Колени - на одном кровь, другое будет со страшным синяком. Колготки, ясно, рваные. Но Владе было всё равно, в каком виде она едет в трамвае - она поставила на дырки портфель, взвинченно шутила и посмеивалась, хотя глаза были стеклянные, а шея закаменела от напряжения. Потом был чай с Олей.
  
  "Хорош ты "дипломат", молодец... Твоя миссия провалена".
  
  На следующий день её мутило и трясло. Казалось, даже глаза у неё потемнели, а волосы почернели от злобы.
  
  - Алё, Надь... Я же знаю, я могу на тебя рассчитывать. Ты сама собиралась одного придурка "закопать за Кольцевой" - вот у меня тоже такой появился.
  
  - Я уже в курсе, - ответил на другом конце знакомый бесцветный голос. Интонация была обманчивой, Надя тоже была одной из самых дорогих Владе подруг. А ещё - мастер спорта по кикбоксингу.
  
  - Я узнаю, где этот гад живёт, надо его выследить! Просто подстрахуй меня, я достану монтировку и засажу ему по башке - эта мразь не заслуживает жизни!
  
  - Послушай, Куница, не дури. Во-первых, как ты узнаешь, где он живёт? Во-вторых, это статья. И он таких стараний не заслужил. Ты же не хочешь сесть тупо из-за какого-то мудака.
  
  Да, она не хотела. Потом сама посмеялась над собой: надо же, в минуты слепой ярости ей казалось, что она без проблем обдурит милицию и сумеет избавиться от тела. Да ещё мнилось, что она вполне себя контролирует и здраво рассуждает! И ещё... всё-таки рассуждать о расчленении чьей-то тушки на кровавые куски (а если ещё с первого раза не рубится-не режется?), а также сбросе их в Свислочь, и реально заниматься этим - разные вещи. А вдруг ей стало бы плохо?
  
  Ерунда.
  
  Он получил как положено. Скорее всего, теперь "всё уяснил". И не будет всплывать и соваться к ней через год или два.
  
  Через пару дней к ней пришли гости - Надя и её брат Юра. Оба носили звучную фамилию Тур - она бы чудесно смотрелась на обложке книги, а Юра как раз собирал материал для диссертации, хотя пока был всего лишь магистрантом истфака: но он знал, чего хотел, и имел чёткие планы. "Если знаешь, о чём писать, лучше сразу, - говорил он, - а то потом мозги заплесневеют".
  
  Само по себе это не удивляло, у неё уже сложился определённый круг общения, в который входили люди, что называется, примечательные: не чуждые исторических исследований и political science (4), да ещё, как правило, владеющие иностранными языками - хотя бы одним и хотя бы на среднем уровне. На самом деле ей это ужасно нравилось и льстило - она, недавняя выпускница обычной гомельской школы, общается с такими интеллигентными, солидными людьми, зачастую старше её возрастом. На самом деле Влада уже давно не была зелёной первокурсницей, да и изначально была не из тех, кто лаптем щи хлебает, но это ощущение, отдающее удивлением и затаённым торжеством, она до сих пор сохранила.
  
  А вот Юра занял в этом кругу знакомств особое положение - теперь иначе, как "мой душеприказчик", Влада его не называла. Познакомились они очень странно - по переписке, а потом после двух недель общения внезапно выяснилось, что этот блондин, заядлый спорщик и азартный исследователь - Надин брат. Влада пожала плечами и под каким-то предлогом заявилась к Турам, а там они с этим юношей два часа просидели на кухне, обсуждая проблемы национализма, песни Луи Армстронга, народные поверья и их отражение в беллетристике, да Бог знает что ещё. Разошлись в полном восторге друг от друга. Влада теперь доверяла Юре, как себе, но притом очень характерно хранила сочетание непринуждённости и чёткой дистанции - о романе пока было рано говорить. Но кто знает, кто знает... В любом случае, они не проводили ни дня без бесед.
  
  Юра очень глубоко разбирался в народной обрядности, заговорах, магических формулах, да и сам практиковал, называя это "народной верой". У Влады это вызывало крайне скептическую реакцию - так что он даже как-то рассердился и в сердцах обозвал её "советским атеистом" (хотя крещена она была в веру православную - впрочем, набожностью не отличалась). Но полесская кровь, наверное, брала своё - Владе нравились рассказы обо всём мистическом, она находила в этом тайну и поэзию.
  
  Как бы там ни было, сегодня и брат, и сестра решили нанести ей дипломатический визит с целью выражения своей поддержки и солидарности с её официальной позицией в инциденте. Влада была тронута и организовала радушный приём - с английским чаем и домашним маковым рулетом. Вот только икра её расстроила.
  
  - Фу, да эту гадость даже есть нельзя! - поморщилась она и отошла к раковине, чтобы деликатно сплюнуть. - Вам я и предлагать не буду.
  
  - А что с ней не так? - удивилась Надя.
  
  - Да всё не так - это какой-то цветной клейстер, не более. Альгиновую икру, вишь, надумала купить. Если б знала! А тут ещё и банка здоровенная.
  
  - Ну так что ж ты ожидала, - засмеялся Юра, - что будет как на Венском конгрессе? Императорский стол типа? Это ж унылая поделка из водорослей!
  
  - Нет, ну мало ли - я ожидала менее отвратительного вкуса, - проворчала Влада, засовывая злополучную банку обратно в холодильник.
  
  Хотя икра была не самым противным в её жизни - об остальном надо было рассказать.
  
  - Так это не твой препод по философии...
  
  Надя почему-то решила, что у её подруги какие-то трения и "неуставные отношения" с преподавателем.
  
  - Да нет же, - как могла, мягко, возразила Влада, - просто он учится на философском факультете. Всегда считал себя невесть каким мыслителем. Вечно возвышался над людишками. Например, такими, как мы с тобой.
  
  - Я вроде что-то припоминаю, что вы раньше встречались, да?
  
  - Вот именно. Как я старалась от него избавиться - нет, опять нарисовался. Я слишком эмоциональна, - извиняющимся тоном, проговорила Кунец, - но тут уж никак.
  
  - Да я вижу, - снисходительно отозвалась Надя со смешком, вспоминая недавнее бурление страстей.
  
  С этим парнем Влада познакомилась в одиннадцатом классе на очередной олимпиаде - теперь по обществоведению. Диплома и льготного поступления это ей не принесло, но острых ощущений - на несколько лет вперёд.
  
  Они разговорились перед тем, как писать второй тур. Владу неприятно кольнуло, что собеседник заикается и картавит, зато он был очевидно умён, а как галантен - даже ручку ей тогда поцеловал, "по-шляхетски" - как тогда разговор о шляхте зашёл, она не помнила, но Вадим упомянул со значением о своём предполагаемом благородном происхождении, равно как о польской крови.
  
  Влада тогда ужасно смутилась, радостно раскраснелась и засмеялась, пробовала отшутиться: я-то чистая крестьянка по происхождению, мама у меня из Речицы, а папа из Гомеля, хотя родился вообще в деревне Старые Громыки - ну вот, такая деталь, на факультет международных отношений сам Бог велел поступать, хотя, конечно, на пост министра она не метит, что она, Тэтчер какая-то. В общем, Влада несла какую-то вполне обычную благодушную чушь.
  
  Она была ужасно польщена интересом к своей особе. Ведь до сих пор решительно никто не обращал на неё никакого внимания, кроме всякой шушеры на улице, а ведь она и не бука, и с лица не урод, даром что нос слегка селянский - она уж отчаялась и старой девой себя считала, ну конечно, не шуточки, уже скоро восемнадцать стукнет...
  
  Вадим оказался очень начитанный, эрудированный. Правда, постоянно съезжал в гороскопы и оккультизм, зато какими витиевато-изысканными были его комплименты! Он разговаривал вкрадчивым мурлычущим голосом, написал ей стихотворение, постоянно искал ей в толпе. Иногда его внимание становилось навязчивым, как и насыщенный запах одеколона, которым он пытался придать себе лоску и мужественности, компенсировав свою обыкновенность и "кругловидость", как выражалась Владина тётя Зося. Хлопец, конечно, был не ахти - но на безрыбье, знаете ли... А ещё она решила, что это будет её первый опыт - а опыта ведь надо набираться.
  
  Всё было хорошо до его отъезда, когда Вадим внезапно вздумал её поцеловать - прямо на улице перед общежитием, под синим небом, среди синих луж и снующих людей. Она не любила вспоминать этот момент. Хотелось пофорсить и ощутить себя смелой и взрослой, но потом...
  
  В рот внезапно влез какой-то мокрый, отвратительно тёплый шевелящийся моллюск. Она чувствовала, как уже и вокруг рта солоноватая плёнка, следы этой тепловатой чужой слизи, как на земле возле туалета у тётки, когда летом ночью под вишнями жирные слизняки ползали, а потом исчезали под кирпичами... Её рот заполнило это мерзкое, постороннее безымянное нечто, а она так обомлела, что забыла сопротивляться, просто стояла в панике и не понимала, как это выплюнуть - но оставалось ждать, пока уползёт само.
  
  Потом она нашла в себе силы улыбнуться и даже кокетливо соврать, что понравилось. Но её первый поцелуй был уничтожен. Он был утоплен в помоях.
  
  Она ждала момента, когда можно было утереться - сделала это незаметно и с достоинством. А потом в комнате у неё резко подскочила температура, хоть она ничем и не болела. Просто Влада поняла, что такое - сгорать со стыда.
  
  ***
  Потом последовала переписка по электронной почте - вот тут-то Влада впервые в жизни усомнилась в том, что она флегматик. Взаимные шпильки начались с его хвастливого признания, что он-де на олимпиаде "хотел её соблазнить". Это вызвало реакцию с изрядным скепсисом и ядом - проще говоря, она стала его отшивать. Потом заелись о политических взглядах: она в пику Вадиму высказала довольно радикальную точку зрения. Тот не остался в долгу и стал крыть её аргументами и просто болезненными, издевательскими колкостями - мастерски, насмешливо, беспощадно. Бил по самым больным местам. Она ещё никогда не попадала под такой шквал. И за эти несколько недель поняла, что такое "быть снедаемой" каким-то чувством, в данном случае, злостью, обидой и - грандиозным унижением.
  
  В Минске же Вадим нарисовался как ни в чём ни бывало и начал подбивать клинья. На попытки разборок, мурлыча и картавя, принёс свои извинения и заверил, что не хотел обидеть её лично. Да, что он даже восхищается тем пылом и страстью, с которыми Влада отстаивает свои убеждения - ведь у основной массы людей нет вообще каких-либо убеждений. А если и есть, они уж точно не готовы бороться за них.
  
  - Но тогда вроде в конце он всё равно произнёс какую-то гаденькую фразу насчёт того, что пыл хорош даже тогда, когда человек ошибается и несёт чушь, - Влада подняла палец. - То есть, он дал мне понять, что мои слова всегда были, есть и будут для него чушью. Приятно ведь быть уверенным в своей правоте и превосходстве. Но ведь правда я ни такой находчивости, ни такого красноречия ни у кого не встречала.
  
  - Ну, а что в итоге?
  
  - Предлагал мне быть его девушкой. Но притом по интересной схеме - у него уже была девушка, в его городе. Сам же сразу признался, запросто так. И сказал, мол, она всё ещё общается со своим бывшим, и порой ощущает, что у неё не остыли ещё к нему чувства, ах, так переживает по этому поводу, чувствует себя виноватой передо мной... И она сказала мне, что даёт мне право на одну измену. Представляешь, Надь, он предложил мне быть "его изменой"! - со смехом воскликнула Влада. - Эту девушку звали Лилия, кстати. Он её пафосно именовал Лилит. Страшна она, кстати, была, как Карибский кризис.
  
  - Да-а-а... - протянула подруга. - Своеобразный парниша... Оба они такие, не зря парочка. А что потом?
  
  Потом они продолжали общаться, Вадим "клеился", Владислава ершилась. Такие странные отношения с небольшими регулярными перерывами продолжались долго.
  
  - И он всё равно вечно, понимаешь, Надя, всегда меня морально бил... Как будто походя, не замечая, потом извинялся типа "не хотел" и "не это имел в виду" - но я-то видела, что всё рассчитывает, "косит лиловым глазом", исподтишка удар примеряет... А он просто не мог так не делать! Натура его такая. Но ты представь - день за днём каверзные приставания в стиле "А почему?", а потом - смеялся надо мной. Издевался. Последовательно громил. Смеялся над моими ценностями... Над моими взглядами... И семейность ему плохо, патриотизм - плохо, хорошая учёба - плохо, всё - рабская психология и закомплексованность. Я, по его мнению, была забитая девочка, ходячий мешок с комплексами. По ним и целился.
  
  - Так зачем ты его терпела? - возмутилась Надя.
  
  - Да дура я была! Ради комплиментов терпела. Он же какой гад был, то укусит, то погладит. Я сорвалась всего раз или два, а так всегда держалась. Плакала только дома - только голос иногда дрожал. Да и вообще, было видно по мне... А я боялась, что я какая-то "не такая", никому не нравлюсь, надо, чтоб хоть кто-то был... потерять парня боялась... И ещё - вот идиотство, о-о-опыт же!..
  
  Так Вадим и затащил её в постель. Была Страстная пятница (из-за этого Влада себя потом и грызла).
  
  Отдельной тошнотой отзывалось то, как она притворялась, стонала и вздыхала. А на самом деле почти ничего не чувствовала.
  
  Единственное - презрение. Удивлённое презрение при виде этого усердия, этих жадных и суетливых собачьих движений, такого же собачьего, беглого исподлобья взгляда...
  
  Влада просто лежала, позволяла делать что-то со своим телом, наблюдала и удивлялась, как можно так низко пасть. Как можно в пару минут из человека превратиться вот в такого похотливого пса.
  
  Ещё у него была какая-то грубая кожа, на ней даже были видны эти пупырышки, откуда волос растёт. Влада вообще не разбиралась в том, какая у мужчин бывает кожа, но в случае с Вадимом ей на ум пришло почему-то слово "свиная".
  
  Вообще-то, тогда она так и не лишилась девственности. Когда он приготовил свой причиндал, из уст Влады и прозвучало это тяжёлое, как обкатанный голыш: "Нет".
  
  Это было единственное, что она произнесла. Потом отпихнула кавалера и стала спешно одеваться, стараясь, чтоб движения были чётче и не выдавали волнения. Попутно она прикидывала, дотянется ли до тяжёлой хрустальной вазы, если он вздумает брать её силой.
  
  Но этого не произошло. Она ушла.
  
  Потом через полгода он снова объявился, и всё повторилось по новой, вплоть до нелепых прелюдий у него дома (теперь на другой съёмной квартире). Влада тупо надеялась на свою южную кровь, думала, что-то "взыграет" - но чего не было, то и не появилось. Потом они, как раньше, поругались, и Вадим, издевательски растянув рот, проворковал:
  
  - Вот ты чувствуешь себя этакой цагицей, валькигией... Котогая цагственно возлежит и пгинимает ласки - и может в любой момент величавым жестом всё это остановить. А не пгиходило тебе в голову, что тебя, кгасиво всё это обставив, пгосто... - Он сделал драматическую паузу. - ...использовали.
  
  Это уж было слишком.
  
  Именно тогда Влада поняла, что хватит: её невинность, дурость и долготерпение в одном флаконе зашли слишком далеко. Вадим бесповоротно попал в список личных врагов. С ним были разорваны все контакты.
  
  Впрочем, он то и дело создавал новые профили в социальных сетях и набивался на разговор - кончалось новой ссорой и расстройством по поводу утраты равновесия.
  
  Прошло два года. И вот три недели назад он снова написал.
  
  - И ты наступила на те же грабли? - укоризненно покачала головой Надя.
  
  - Я не хотела ни на что наступать, как раз наоборот, - возразила Влада. - Я восприняла это как задание. Миссию по сохранению спокойствия. Я хотела убедиться, что повзрослела, стала умнее, обрела равновесие, разделалась с призраками прошлого, так сказать. И что могу поддержать ни к чему не обязывающую беседу с человеком, который когда-то пускай даже был мне неприятен.
  
  - Не особо получилось, как посмотрю.
  
  - Просто не рассчитала ходы, - сказал Юра, отставляя чашку. - Пустила слишком далеко на своё поле.
  
  Он знал, в чём дело, сейчас она повторяла всю историю больше для его сестры.
  
  - Это верно, - вздохнула Влада. - Если б не стихи и не роман...
  
  Вряд ли она сознательно пыталась его прощупать и подманить. Даже решение об агрессии не являлось изначальным. Отнюдь. В какой-то момент она действительно поверила, что "всё обойдётся", что собеседник "адекватный".
  
  Она просто обрадовалась и на волне идеализма поделилась самым сокровенным, святым: своим творчеством.
  
  Это было самое грандиозное подношение. Самый безусловный акт доверия, который можно было представить.
  
  Вообще-то, она давала читать свои стихи и прозу уже относительно многим. Но по неопытности просто не могла предположить, что сложные переживания, связанные с Вадимом, помешают реагировать спокойно.
  
  От отзыва у неё внутри всё перевернулось и... превратилось в кашу.
  
  Вадим восхищался тем, какой она создала мир. А тут Влада действительно дала волю фантазии - она описала альтернативную реальность, которая почти ничем не отличалась от нашей, но где Великое княжество Литовское было реально существующим (и реально великим) государством, а в ткань повседневной реальности и официозных новостей закрадывались загадочные явления и аномалии. На этом фоне она со смаком выписывала политические и придворные интриги, щедро пересыпая повествование иронией и разнообразными аллюзиями, а также с наслаждением сдабривая "спецификой", почерпнутой в университете - опять же, с долей иронии.
  
  Кому-кому, а уж ей-то нравилось - по крайней мере, Влада получала удовольствие от процесса творения. Друзья тоже находили эту выдумку необычной и даже советовали печататься (она уже даже почти склонилась к их мнению).
  
  Но на похвалах оригинальности всё и закончилось. Дальше пошла тягучая, дозированным ядом пропитанная критика - в такой до боли знакомой манере. Вадим писал: "Реальность, сама конструкция этой реальности - просто великолепна, но вот язык... Ужасно старомодный, неуклюжий. Такое чувство, что ты вытащила его из сундука с нафталином. Так не пишут. Так - теперь - не пишут". Владу это больно кольнуло, она возразила насчёт отсутствия моды на стиль - он может быть плохим и хорошим, и только. Ей возразили: "Ты не права. Писатели с течением времени стали лучше писать. Да, нынешние гораздо лучше пишут - чем в том же 19 веке, "я вообще не понимаю, как можно так носиться с теми, старыми произведениями... Тогда писатели вечно делали какие-то косяки: у них вечно было дерево с табличкой "дерево", неестественные диалоги..." Иными словами, он верил в прогресс. Уже этого хватало, чтоб её начало подташнивать. Да ещё опять этот снисходительный, менторский тон.
  
  Влада возразила, в умеренно резких выражениях - просто чтоб выразить несогласие и отстоять свою позицию. Но при виде её раздражения Вадим возбудился, как пиранья, учуявшая кровь.
  
  Он начал откровенно издеваться: "Ты ничуть не изменилась, и все твои комплексы остались прежними. Ты всё тянешься назад, пытаясь найти опору, а там только гниль и разложение - так и твой этот "классический литературный"... И твоя эта одержимость западными писателями - там нет ничего живого, но ты ими зачитываешься, потому что тебе плохо в окружающей реальности, ты пытаешься убежать. И вот когда мы читаем и видим такой язык, это всё косяки переводчиков, а ты - ты изначально так пишешь. Убого, беспомощно. А твои персонажи говорят так, как хочешь ты - а не так, как живые люди. Они как марионетки, которых тупо дёргают за ниточки. А всё потому, что ты - не понимаешь людей. И, хуже того, не хочешь понимать. И эти диалоги так же неестественны, как твоё поведение и вообще вся твоя жизнь".
  
  Это, опять-таки, было слишком.
  
  Её же стихи он назвал "подражанием подражанию", даже не удосужившись конкретизировать.
  
  Можно и не говорить, что чувствовала Влада. Нет, ей не плюнули в душу - её душу просто обоссали. Из этого мерзкого коричневатого отростка, который она видела у него между ног.
  
  Она почувствовала себя разбитой. То, что она создавала, вернее, то, чем она жила последние два года, оказалось просто кучкой мусора. Выходит, она носилась с каким-то дерьмом и думала, что это золото... Сколько сил, сколько переживаний - можно было перешибить одним смачным плевком.
  
  Конечно, это было ненормально, Влада понимала, что это временное настроение, что ей надо бы укреплять уверенность в себе, что Вадим опять обнаружил свою сущность, хоть и не могла взять в толк, чего он так на неё ополчился. А ещё было обидно, что она доверчивая дурёха. Опять.
  
  Но на резкости не пошла, держалась. Корректным тоном начала просить советов. И тут мэтр развернулся вовсю - он начал приводить в пример свои рассказы, в том числе в виде шедевра приводил в пример тот, где описывалась порочная страсть к сестре, и "учил жизни". И явно был польщён её смиренным, униженным поведением.
  
  Но она рассказала обо всём Юре. Тот знал и всю предысторию и решительно заявил, что надо бы отплатить. Вместе они сочинили обширное коммюнике и отправили обидчику. Влада его помнила почти наизусть и бесстрастным тоном процитировала особо смачные места.
  
  Она словесно изничтожала и его собственное творчество, и комплексы, и, в конце концов, изящно подводила теоретическую базу насчёт того, что он "голубой, как небо над Багамами", и поэтому она, мол, и не смогла строить с ним никакие отношения. Естественно, она использовала всё, что к этому моменту о нём знала, что он сам опрометчиво рассказал ей в порывах откровенности - тогда, когда она сама почти верила, что это общение может-таки быть нормальным.
  
  "...Может быть, в этом виноваты твои жесткая, властная мама и старшая сестра, они слишком доминировали над тобой и воспитывали тебя "подкаблучно" как девочку, в результате чего ты стал таким. Твоя принадлежность к мужскому полу чисто формальна и условна. Ты не в своем теле. Ты психологическая женщина.
  
  Ты болезненно переживаешь то, что ты не мужчина ни душевно, ни поведенчески.
  
  Всю свою жизнь ты пытаешься доказать обратное. Что ты мужчина. Это у тебя ассоциируется с сексом - "стать мужчиной", "стать настоящим мужчиной". Сестра тебя подавляет - сестре надо доказать, что ты мужчина, поиметь её..."
  
  - О чёрт, - ругнулась Надя со смешком. - Ну ты хватила.
  
  - Но ты же помнишь мои писательские терзания, наш разговор на подоконнике и его рассказ "Комната", который ты читала с планшета? - подняла брови Влада.
  
  - Помню-помню. Как бы ты ни "хватала", но воспевание сексуальности старшей сестры мне тогда тоже... как-то... в общем-то, что-то там не то...
  
  - Ну вот, - издевательским тоном с ноткой суровости обронила Влада.
  
  "...Ведь мужчины всегда всех имеют. И все твои связи со старшими женщинами отсюда - так ты на время доказываешь себе, что ты все-таки мужского пола. Может, и мать свою всё-таки ублажишь в итоге, я помню по фоткам, что она очень секси - груди, как вымя у коровы, прямо как ты любишь (ах, эта преувеличенная страсть к женским атрибутам!). Многое ты делаешь нарочито и демонстративно - чтобы показать всем, что ты не извращенец. Но твои попытки соответствовать своему телу неубедительны даже для тебя самого.
  
  Отсюда и твое раздвоение - потому что тебе хочется секса с самцом-активом, в котором ты бы был пассивной стороной, с мазохистским сладострастием принимающим все унижения. Ты и в детстве вел себя как девочка, не умея драться. Понимаю, что каждый отказ для тебя - катастрофа, подтверждающая то, что ты сам и так знаешь, но смирись, у тебя никогда ничего не выйдет с нормальной девушкой, потому что ты - гомосексуалист, и настоящее твое желание - быть оттраханным в жопу другим гомосексуалистом, ты же не мужчина и никогда им не был, поэтому у нас с тобой ничего и не сложилось. И твои отношения с Лилией-Лилит - ты ей даешь советы, помогаешь и поддерживаешь, то есть играешь роль подруги-женщины, понимающей и сочувственной. Вы вместе обсуждаете мужчину. Посему вы с ней и несовместимы в физическом плане. Как и со мной - меня же к женщинам не тянет. Вполне ожидаемое отталкивание. Ты с детства вызываешь отторжение у людей именно благодаря несоответствию твоего пола и твоей сущности. Твои обидчики просто учуяли тогда детским чутьем, что ты - какой-то не такой. У тебя типичная педерастическая зацикленность на собственном теле, мягкость, ранимость, изворотливость, лживость и нытьё. И песни ты любишь крикливо-пафосные, слишком вычурные и чуток слащавые. Когда пытаешься говорить о "чувствах", аж блевать хочется от приторности. В твоей речи много штампов, бородатых анекдотов, которые старше меня, занудных поговорок и чужих клишированных острот. Ты безграмотен. А иностранные книги не можешь читать потому, что они рассчитаны на читателя с более высоким уровнем интеллекта, чем у тебя. Твой удел - попса. Кстати, поэтому ты и написать ничего толком не можешь. Так смешно было, когда я тебе врала, будто бы твои опусы нечто из себя представляют, а ты купился... Короче, мне тебя жаль, но не настолько, чтоб с тобой мудохаться".
  
  Надя, помолчав, проронила:
  
  - Мощно. Ну ты, Юрка, тоже молодец, литератор эпистолярного жанра, блин.
  
  - Ну а что, - пожал плечами Тур-старший.
  
  Влада хлебнула чаю, как уставший лектор в конце пары и уже помедленне дорассказала:
  
  - Хотела бросить его по переписке. Но он мне такой шлёт СМС: "Солнышко, но ты забыла, что у тебя моя флэшка, так что сегодня тебе всё же придётся посмотреть мне в глаза". Ну ладно. Итак, сначала у нас были СМС-препирательства по поводу того, когда отдавать флэшку (оказалось, он ещё не в Минске). Ну ничего - я согласилась, дав понять, что не боюсь с ним встречаться и разговаривать прямо. А то ведь он, снова включив свой голимый пафос, сказал: "...к вечеру запал пройдёт - останется страх". Страх? Ха. На самом деле, конечно, я весь день была правда на взводе, потому что теперь уже твёрдо решила устроить рукопашные разборки.
  
  А когда я ещё была на работе, то решила с ним выяснить эти обстоятельства (где, когда и как) устно, говоря: "Если до тебя не доходит, то это единственный твой шанс получить эту твою драгоценную флэшку, хотя мог бы уже не мелочиться да подарить мне её, что ли, чего ты как жид". Тогда он и сказал, мол, я в Несвиже. Ну окей. Тогда же прозвучало и про "страх", тогда же и вот это: "Но у меня крик твой души. Скажу прямо, твой роман откровенно скучный, читать его неинтересно. Персонажи не прописаны, характеры никакие, язык ужасный, а герой - просто тряпка, потому что он боится совершать ошибки, а значит, прямо как ты, боится жить. Так что мне ни сохранять это на память, ни читать не интересно - а вот кому надо передать или выложить в интернет..." Тут я и укрепилась в намерении съездить ему по физиономии. Обязательно. Думала, повалю, а там в яйца, а там и по лицу сапогом... Рисовала себе живописные картины, просто-таки возбудилась. А сейчас разочарована, мало он получил.
  
  - А Муравская говорит, что было шикарно! - горячо возразила Надя. - Говорит, ты напоминала разъярённого коршуна. Или итальянскую любовницу - опять-таки разъярённую.
  
  Влада мрачновато и горько усмехнулась. На самом деле ей казалось, что она опростоволосилась. Собственные движения казались какими-то мягкими, ватными и нелепыми. Одно дело видимость, другое - эффект.
  
  ***
  Вчера они с Олей чудесно провели время.
  
  Сначала, вынырнув из метро, они прошагали к вогнутому фасаду бассейна, каждая со своей стороны. Девочки поёжились от влажности весеннего воздуха и весело, возбуждённо болтая, поспешили внутрь, предвкушая и тёплый душ, и свежесть воды, и мягкую нагрузку, которая сначала почти не чувствуется, но потом разливается по всему телу лёгкой, блаженной истомой. Влада неслучайно облюбовала этот бассейн: только там, плавая на спине, можно было созерцать настоящие советские фрески и лепнину на потолке.
  
  Она ведь вообще была известной любительницей винтажа и ретро, и до сих пор, бывало, хаживала по Проспекту, восхищённо задрав голову и полностью погрузившись в рассматривание разных медальонов, рельефов, карнизов, статуй, портиков. Строгие "тоталитарные" линии тяжеловесных сталинок не подавляли её, а завораживали, элементы декора, устаревшие и утратившие серьёзность вместе с ушедшей эпохой, казались ей не нелепыми, а трогательными. Влада знала, что многих раздражает эта помпезность, но была уверена: доведись ей работать в таком административном здании, она бы чувствовала себя как рыба в воде. Её нельзя было назвать сторонницей советской власти - но она была горячей поклонницей советского стиля.
  
  Муравская над ней немножко подшучивала, но относилась к этому увлечению доброжелательно. После бассейна она предложила сходить в кафе и стала горячо превозносить своё любимое заведение в центре:
  
  - Я знаю, что ты больше всего любишь - атмосферность! Так? Так! Я тебя уверяю, Владушка, там просто шикарно, как кусочек Англии, вот увидишь, и персонал - сплошь леди и джентльмены, ну разве в какой-нибудь, скажем, обычной кофейне это встретишь? Мы вчера получили стипендию, давай кутить!
  
  Влада засмеялась:
  
  - Ну если кутежом можно назвать чашку капучино и чизкейк...
  
  Правда, покутить у них не получилось: кафе было переполнено, официанты носились как бешеные, скользя по тёмному паркету, над дубовыми столиками стоял столь же неумолчный гомон, сколь густой табачный дым - на ум немедленно приходили мысли о трубках, не о сигаретах. Абсолютно не расстроившись, Оля предложила немедленно ехать к ней в гости на Спортивную.
  
  - Ой, уже поздно, - заметила Влада. - Мои девчонки не очень-то любят, когда кто-то возвращается ночью: ключами бренчит, на предметы натыкается.
  
  - Ну так в чём проблема? У меня заночуешь! Тем более, никого из моих нет, все уехали: дедушка с бабушкой на дачу, а родители по делам в Вильнюс, - заявила Муравская.
  
  Влада не стала изображать ложное стеснение и с удовольствием согласилась. Съёмная квартира на улице Якуба Коласа, где кроме неё обитали ещё две девчонки, тоже обладала своеобразным флёром. Но, конечно, ни в какое сравнение не шла с хоромами юной княгини Ольги. На самом деле, это были две квартиры, перепланированные и соединённые в одну - в этой резиденции обитало всё семейство.
  
  Идею насчёт кутежа они решили не отметать и зашли в магазин за венским фруктовым пирогом, бельгийским кокосовым печеньем и пудингом. Девчонки решили, что после нагрузки можно себя и побаловать. Тем более, "необязательно ведь съедать всё за раз", заметила Муравская - таким назидательным тоном, что Влада прыснула.
  
  На кухне они заварили чай и включили сериал "Дживс и Вустер", решив самостоятельно создать английскую атмосферу.
  
  - Кстати, а где твоя малая? - спросила Влада.
  
  - Танюшка? Да тоже на дачу напросилась. Она каждый год туда жаждет попасть, о-о, ты что, это для неё земля обетованная! Вот и просит, чтоб её взяли, даже когда там загорать нельзя и на огороде добыть нечего - говорит, я с вами сажать буду.
  
  - Ну, ребёнок-то городской, ей, наверное, всё в новинку, вот и просится.
  
  Потом они плавно перешли к теме деревни, Влада нарассказала кучу забавных случаев и каникулярных впечатлений из сельской жизни. Оля считала, что и в ней самой было нечто "рустикальное и буколическое"; "Колхозное, что ли?" - грубовато переспросила Влада. "Что ты, я совсем не это имела в виду!" - возразила Оля, но её подруга понимала, в чём дело: говорила она не на трасянке, но с заметным акцентом. Однажды она поехала в гости к кузине в Москву, они гуляли по разомлевшей от зноя набережной у посверкивающей бликами воды уже ближе к вечеру и услышали позади себя развесёлую компанию: парни галдели, шутили, хохотали и отпускали громогласные комментарии.
  
  - Ну вот, твои соотечественники, - произнесла Светлана.
  
  - Чего это они мои? - слегка ощетинилась Влада. Ей не хотелось иметь ничего общего с этой хмельной компанией с голыми торсами.
  
  - Послушай, как они говорят.
  
  Влада примолкла минуты на полторы, силясь понять, в чём соль. Не поняла - и озадаченно молчала ещё столько же, так что двоюродная сестра не выдержала:
  
  - Ну?
  
  - Нормально они говорят, - пожала плечами Влада.
  
  - Нет, - наставительно заметила Светлана, - у них акцент слышен! Они дзекают, цекают, акают. Вот у тебя тоже это есть. Надо бы поработать...
  
  И она начала рассказывать, куда ставить язык, как его там удерживать и заставила Владу произносить слова наподобие "день", "тень" и "плетень". Та из вежливости попробовала, но потом сразу же забросила это бесполезное занятие.
  
  Ибо что требовать верного произношения от человека, который и русские слова-то иногда с трудом находит.
  
  - Честно, не смейся, хоть у нас в семье не только на белорусском разговаривают, но иногда я вместо "меткий" говорю "трапны", а вместо "вывеска" - "шыльда", - улыбнулась Влада.
  
  - Да это уже все знают, - подхватила Муравская, - вспомнить хотя бы шпаргалки по истории международных отношений, все сразу поняли, кто их делал!
  
  - О да, я и там умудрилась что-то куда-то всунуть по рассеянности! А мне просто нравятся аутентичные выражения. Иногда кажется, что ни на каком другом языке так не скажешь. Вот была у меня в детстве книжка со сказками графини де Сегюр, очень талантливо переведённая. Там была сказка про принцессу, на долю которой выпало много страданий и врагом у которой была "мярзотная варажбiтка" - то бишь, мерзкая колдунья. Я до сих пор помню, - улыбнулась Влада.
  
  - Да уж, колоритное выражение! - согласилась Оля.
  
  Ещё они посплетничали про декана, преподавателей, однокурсников и сложную систему взаимоотношений.
  
  - Про тебя уже говорят, что ты приближена к государю, - томно протянула Муравская.
  
  - Ага, ну это ты меня ввела в круг придворных! - парировала Кунец.
  
  - Но за тот промежуток перед экзаменами тебе спасибо, а то все просто на ушах стояли, невозможно ведь выучить за два дня...
  
  Влада скромно потупила взор. Ну да, это благодаря одной частной беседе им выкроили пару дней сверх положенного и неизвестно каким манером сдвинули весь сессионный график. Влада ещё не успела обнаглеть, но особое отношение почувствовала - теперь она могла просто остановиться с деканом в коридоре поболтать "за жизнь" и даже в кабинет к нему входить почти запросто, к желчному неудовольствию секретарши. Правда, положением Влада не злоупотребляла. Ну, если не считать той поездки в Таллинн и Стокгольм, куда они с Олей втиснулись вместе с преподами, едущими обсуждать какие-то свои научные проблемы. Кроме них там был, естественно, Бухвостов и ещё несколько человек из числа "элиты".
  
   Потом они ещё около часа проболтали обо всём на свете, Муравская рассказывала про своего дедушку, как тот был послом в Иране, Влада припоминала какие-то книги и мемуары, цепляясь за разные детали, упоминаемые подругой. Наконец девочки решили, что пора спать, хотя завтра и была суббота.
  
  - Оля, у тебя же принтер есть? - полувопросительно обратилась к подруге Влада, уже сонным голосом.
  
  - Ну да, конечно, - с зевком ответила Муравская. - А что тебе, эссе распечатать надо?
  
  - Ага.
  
  - Правильно, не иди ты никуда, на такое и денег жалко, если честно. Лучше в столовой печеньку купить.
  
  Спали они прекрасно, правда, Влада собралась куда-то ни свет ни заря, даже не позавтракав. На протесты подруги она ответила:
  
  - Ничего, я сумку пока у тебя оставлю, а сама через минут сорок буду, в крайнем случае, через часок. Мне просто надо срочно с одним человеком встретиться.
  
  Оля понимающе кивнула и закрыла за нею дверь. Она пошла мыть заварник; в глубокой металлической раковине струя воды стронула две-три странных серых чешуйки, похожих на плесень, но Оля не успела разглядеть, их засосало в сток - и она не стала придавать этому никакого значения.
  
  
  ***
  Наступившая весна казалась такой же невероятной, как минувшая снежная зима: настолько затянулся этот унылый переходный период с промозглой серостью. Ночью прошёл мелкий дождь, асфальт влажно и темно поблёскивал, казалось, весь мир преобразился, оставив лишь два цвета: антрацитово-чёрный и буйный, нагловатый салатово-зелёный. Вырезы и всполохи ветвей и кустов заставляли картину плясать перед глазами, хотя Влада на самом деле летела, полы её плаща хлопали, как крылья молодого ворона.
  
  Раньше она никак не могла отыскать это место, а оказалось - элементарно, просто всё время не могла сориентироваться и глядела в другую сторону. Но этот кирпичный забор с арочками и пиками, сквозь которые победоносно лезла насыщенная, кудрявая зелень, не оставлял сомнений: она пришла по адресу, вот только вход должен быть с другой стороны.
  
  Наконец она узнает, что же скрывается под таким красивым, таким старинным словом: Кальвария.
  
  И тут она решила заранее настроиться на волну и почувствовать их присутствие. Её сигнал не остался без ответа - перед Владой предстали двое: высокий, дородный немолодой шляхтич и тоже довольно высокая, худая, вся какая-то остроугольная пани. У него были длинные рыжеватые усы, насмешливый взгляд из-под густых бровей и грубый, каменный подбородок. По всему видно: такой человек - либо лучший друг, либо страшнейший враг: хотя с близкими и великодушный, но нрава крутого и жёсткого. Его спутница была одета в бледно-вишнёвое парчовое платье со старомодным корсетом и голландским кружевным воротником. Её пепельно-русые волосы были от природы не очень густы, но убраны в сложную причёску, лицо, уже тоже не первой молодости, сохраняло светски-учтивое выражение, но то ли склад её рта, то ли резкость черт навевали мысли об интриганстве.
  
  Влада не ожидала такого быстрого отклика и слегка оробела:
  
  - Вiтаю вас, Яснавельможны Пан i Яснавельможная Панi! Прымiце паклон мой да зямлi i знакi найвышэйшай да вас павагi! (5)
  
  Она произнесла это шёпотом и слегка поклонилась - настолько, чтобы прохожие не заметили и не подумали, будто она сбрендила.
  
  - Вiтаем i вас, гжэчная паненка, - басом проговорил длинноусый шляхтич, - радыя бачыць у нашых уладаннях. (6)
  
  - Але ж хiба вы проста так на шпацыр у такiх слаѓных мясцiнах выправiлiся, альбо, мо, з нейкаю справай прыйшлi? (7) - осведомилась Пани, грациозно склонив голову набок и, несмотря на фасон платья, будто бы изогнулась, как змея.
  
  Ну естественно, ничего от них не скроешь - теперь только бы получить санкцию. И, похоже, им нравится, что Влада выбрала для общения белорусский: конечно, невозможно разговаривать с ними на их устаревшем, неизвестном ей языке - но, видимо, это самый близкий вариант.
  
  - О так, - скромно признала Влада, - маеце рацыю, бо Яснавельможны Пан i Яснавельможная Панi бачаць не толькi на зямлi, а i пад зямлёй, не толькi на твары, але i ѓ душы чалавечай. (8)
  
  Те удовлетворённо переглянулись: приятно иметь дело с воспитанным человеком, не без светского лоска, так сказать. Они несколько уклонились от основного вопроса и ещё пару минут, пока Влада не дошла до ворот, беседовали на общие темы. Потом Пани всё-таки спросила:
  
  - Так что же привело вас сюда? Несчастная любовь? Измена? Может, какая-нибудь потеря?
  
  - Дело в том, - вкрадчиво произнесла Влада, - что у меня есть враг.
  
  Деревья любовно опустили свои кроны над входом, словно маня в это царство спокойствия, задумчивой отрешённости и старины. Возле ворот сидела бабуля в светло-коричневом пальто и продавала искусственные цветы; возможно, её звали Агнешка, или Ядвига, или Ганка.
  
  Влада Кунец с замиранием и тихим восхищением последовала за хозяевами. Те же не торопили её и понимали, что новой гостье хочется всё разглядеть, и вели её по самым интересным местам, показывали самые любопытные памятники. Со стороны казалось, что Владислава ищет могилу родственника. На самом же деле это была экскурсия, платье Пани мягко шелестело, трогая то асфальт, то траву, то узенькую дорожку.
  
  Ей понравился лаконичный красивый костёл, по стилю в чём-то родственный Мирскому замку. Впечатлил и рельеф над воротами, белой оштукатуренной стене: гроб, осенённый штандартами, а над ними череп - это очень напомнило эстетику Брауншвейгских гусар. При входе Владу заинтересовало оригинальное надгробие: на Военном кладбище в глаза бросались каменные деревья, колоды с обрубленными ветками, а здесь - памятник, достойный капитана, а то и адмирала: крест, словно сооружённый из обломков мачт, скреплённый грубыми морскими канатами. Она обнаружила имя, отдающее тёмной иронией: Вячеслав Черепович. Но что бы мог значить такой дизайн? Старосветские склепы глядели важно и сдержанно, и словно провожали взглядом. Они впечатляли, даром что многие пребывали в плачевном состоянии. Однако следовало торопиться вслед за Паном и Пани.
  
  Только бы не было посторонних. Хотя на это рассчитывать не приходилось, надвигалась Радуница, там и сям мелькали люди, одни степенно прохаживались по аллее с чувством исполненного долга и негромко беседовали, другие деловито теребили зажухлые цветы и утратившие свежесть вазоны, шаркали вениками-деркачами, аргументировали приехавшим с ними родственникам, куда лучше высадить барвинок...
  
  "Только этого ещё не хватало", - подумала Влада и ощутила себя неловко.
  
  - Ничего не стесняйтесь, вы же с нами, - ответил Пан, угадав её мысли. Влада благодарно улыбнулась, в то же время инстинктивно косясь на проезжающий мимо вишнёвый "опель".
  
  Действительно, где лучше всего затеряться? - в толпе! Никто не заметит, что она что-то делает - потому что все чем-то заняты.
  
  Справа открывалась панорама: стыдливо выглядывая из-под нежной салатной бахромы ветвей, взору открывался спуск - зелёные холмы, утыканные крестами и плитами. За ними нагло рисовались такие неуместные в этой экспозиции самодовольно-чистенькие дома с новой штукатуркой и термошубой.
  
  - Сюда, - показала Пани, вытянув руку с бледными музыкальными пальцами.
  
  Влада сосредоточенным грачонком последовала за ней, поправляя пояс плаща и осторожно ступая ногами в старомодных туфлях со скрещенными ремешками. Внизу по склону тоже кто-то копошился, она замерла, прислушиваясь и приглядываясь, а потом пробралась к указанной могиле - довольно заброшенной, зато с красивым крестом на надгробии.
  
  Она несколько торопливым движением выудила из глубокой сумки банку чёрной альгиновой икры, купленной наспех в подземном магазинчике, сорвала крышку и вытрясла угольно-склизкую жижу на прелые листья.
  
  - Это внутренности жабёныша, - с ухмылкой пояснила она. - Пусть их разъест и перекрутит. Из болота вылез - в болото и вернётся.
  
  Затем она достала из целлофана тонкий кусок ветчины и положила наверх.
  
  - Это его плоть - пусть она гниёт заживо и горит огнём.
  
  Пан и Пани одобрительно переглянулись: знает человек науку. Да притом изобретательна.
  
  Влада посмотрела на противную кучку у себя под ногами, помедлила секунду и припечатала её каблуком - расквасив икру, проткнув ветчину, вонзила его поглубже в лиственную прель и жирную рыхлую землю, подвигала его и только потом выдернула. Она нагнулась и сгребла листья поверх приношения, затем достала из сумки несколько шоколадных конфет и кусочек сыра и положила под листья поблизости.
  
  - Надеюсь, вам понравится, - скромно произнесла Влада.
  
  Затем она вытащила из внутреннего кармана спички, зажгла свечку и водрузила поверх раздавленной икры и ветчины.
  
  - Покойся с миром, кретин, - издевательски усмехнулась она.
  
  - Теперь решено, - медовым голоском пропела Пани. Влада с мрачноватой иронией кивнула.
  
  - Обещаем, что возьмём на себя часть отвода, - произнёс Пан, - но дело ваше серьёзное, паненка, не озаботились ли вы призвать кого-то из друзей своих?
  
  О да, Влада и об этом позаботилась. Волосы встали бы дыбом, перечисли она своих союзников: четверо известнейших диктаторов, два европейских, и два заокеанских, вызывались помочь ей в карательной операции. И теперь они по зову её выступили из сумрака, из небытия, и стояли вокруг, такие разные, среди могил - дико было видеть их вместе. Влада произнесла заклятие, и они все, включая Пана и Пани, повторили за ней - перед девушкой снова встало лицо Вадима, перечёркнутое рунным ставом, лицо, пожираемое пламенем. Она, конечно, соблюла правила противопожарной безопасности и выполнила действие над кухонной раковиной.
  
  Видение померкло - собравшиеся удовлетворённо переглядывались. Влада счастливо улыбнулась и от души всех поблагодарила, вежливо прощаясь. "Очуметь, - думала она, пробираясь узкими дорожками к выходу, - хотя что тут такого? Это сукины дети - но мои сукины дети..."
  
  Возле выхода они с Паном и Пани сердечно распрощались: те уже считали Владу своим другом и недвусмысленно намекали на возможность покровительства, а уж если кто обидит...
  
  - Кстати, панове, - непринуждённо сказала Влада, - поручик Субботин с Военного кладбища и супруга его Анастасия Никитична передают вам привет и заверения в глубочайшем расположении.
  
  Пан и Пани были очень обрадованы, польщены и велели также передать привет от себя.
  
  Влада вышла с Кальварийского кладбища в превосходном настроении, до странного лучезарно улыбаясь. Она с изумлением заметила, что какой-то груз упал с её плеч, плотный тёмный сгусток внутри рассеялся - тот самый, что засел в самом нутре уже глубоко и вечно тянул вниз, прибивал к земле, уничтожал уверенность и душевный свет. Влада включила в плеере весёлую музыку и шла, чуток припрыгивая в такт.
  Оказалось, асфальт ещё раз освежился меленькой прозрачной моросью, что обычно озорно покалывает лицо - просто девушка не ощутила её под шатрами кладбищенских деревьев. Вся улица, все палисадники выглядели какими-то радостно взбудораженными, кусты и травы расправлялись и словно соревновались в изысканности ароматов - но в особенности каштаны, раньше времени украшенные барочными канделябрами, наполняли воздух густым, дождевым, пряным благоуханием. Было даже жаль покидать улицу и входить в помещение.
  
  - Ну вот, - укоризненно протянула Оля, - наконец явилась! Хоть поешь теперь что-нибудь, вон я сунула в духовку омлет с пореем, как мы любим...
  
  - Да что ты, - засмеялась Влада, - я всего за час управилась! Как в том стишке, "быстро справилась с пожаром". Так что всё, хватит пенять.
  
  - Ладно-ладно, - проворчала Муравская, - иди руки мой, деловая женщина.
  
  И Влада послушно отправилась в ванную. Руки она мылила долго и тщательно. Защитные знаки на запястьях чуточку расплылись, сквозь кроваво-красные очертания птичьих лапок просвечивали миниатюрные поры и складочки кожи. Но знаки она смывать не стала - пускай вылиняют сами.
  
  ***
  Ей удавалось буквально всё, а лицо лучилось спокойной уверенностью. В университете всё было хорошо, за экзамены можно было не волноваться, зачёты ей в основном поставили автоматом. На работе, точнее, в интернатуре ею опять-таки были довольны, несмотря на юный возраст и неопытность: Влада изо всех сил старалась возместить это усердием и ответственностью. Но говорила ведь она в девятом классе, что хотела бы работать в ООН? Говорила. И - вот, пожалуйста. Обязанности были самые разные, в основном небольшие, но срочные, связанные с организационными вопросами. И ей это было вполне по душе: обзвонить посольства и консульства, пригласить людей на мероприятие, всё уточнить и согласовать, встретить кого-то в аэропорту - в конце концов, зачастую, перевести какой-то документ... Да мало ли. Вот сейчас они работали с французским и итальянским послами, занимаясь устроением культурного мероприятия с выставкой и серией лекций.
  
  Конечно, пока нельзя было сказать, задержится ли она на этом месте - но на любые вопросы Влада только загадочно улыбалась.
  
  С Юрой они ещё более сблизились. Способности к видению и к самому ремеслу оказались у Влады выдающимися. По крайней мере, так утверждал Юра, хотя она по-прежнему хранила надменно-скептичный и скучающий вид - даже когда производила непосредственные действия, приводившие к большему или меньшему, но практически всегда - к успеху.
  
  Окончилась сессия, полетело лето, мелькали страницы романа и прочитанных книг, сменялись краски новых впечатлений, показались разомлевшие волны цвета маренго, белый галечный пляж и величавые очертания Кара-Дага.
  
  Влада ушла с моря раньше родителей и брата и теперь сидела на балконе. Прямо перед нею покачивалась на лёгком ветру живая занавесь ивовых ветвей, из-за которой однотонная плитка под ногами казалась пёстрой абстракцией - да и ступни, и голени оказались вплетены в танец этого узора отсветов. Она потягивала через соломку сок и от нечего делать тыкала в планшет.
  
  Недавно её случайно перебросило на страницу Вадима - Влада обнаружила, что, во-первых, он зачем-то заляпал себе всю страницу ссылками из католических сообществ ("здрасьте, в религию ударился? - ну точно башкой поехал"), во-вторых, давно не заходил ("может, наконец нашёл, чем заняться?").
  
  Влада вздрогнула от резкого звука: завибрировал телефон. Номер оказался незнакомым, но она почему-то решила поднять - хотя и слышала о телефонных надувательствах, разговорах, которые потом влетают в копеечку. Однако рука её потянулась к трубке.
  
  Влада чуть не бросила её обратно на стол, а то и за балконные перила: в ухо взрывной волной ударила чья-то мокрая, захлёбывающаяся истерика. Голос женский, хотя истерики, в общем-то и есть женская прерогатива. Незнакомый. Не совсем адекватный, как будто пьяный.
  
  Примерно через полминуты выслушивания чужих слёз и соплей она поняла, что речь о Вадиме, а эта ревущая девушка кем-то ему приходится, то ли той самой "вечной музой", то ли очередной "герлой" (сказать "любовница" было бы как-то слишком пафосно). То ли сестрой, объектом "дьявольского желания". Одно было ясно: с ним что-то случилось.
  
  Палец Влады стал медленно водить и пристукивать по экрану, его страница, по очереди все особи женского пола, с шестой попытки попадание - профиль с ещё не закрытыми комментариями, стена, закиданная спонтанными соболезнованиями... Она уловила, что это был несчастный случай, стало плохо с сердцем (врождённый порок), парень упал на рельсы метро, поезд уже ворвался на станцию, было слишком поздно. Кровавые ошмётки, чёрно-красный, мясо с тканью, фарш, переломанные конечности... предчувствие смерти в течение последней недели, упоминания о ней, Владе - "ты не представляешь, что это за девушка", "а я причинил ей боль", "у нас всё равно ничего не получилось", "она получила сатисфакцию, интересно, хотя бы после этого простила ли меня?", "прости, но я всё равно люблю её"...
  
  Рыдания уже почти иссякли, слова не сливались в одну кашеобразную массу. Влада выслушивала и вежливо поддакивала, пару раз даже выразила сочувствие. Но уже стоя, потому что на середине рассказа от избытка чувств она вскочила со стула, да так, что он задел и шатнул столик с планшетом и одинокой пепельницей. Влада слушала. И девушка на том конце провода спросила:
  
  - ...скажи, так всё-таки... я понимаю, что... сложно, но... ты его простила.
  
  Повисла пауза. Влада тихо улыбнулась. Тихо - но раздвинув губы во все тридцать два. И ответила:
  
  - Нет.
  
  Она нажала кнопку и отключила телефон.
  
  ______________________________
  1. Мерзкая колдунья (бел.)
  2. Баланс террора (англ.)
  3. Назад в СССР (англ.)
  4. Политической науки (англ.)
  5.Приветствую вас, Ясновельможный Пан и Ясновельможная Пани! Примите поклон мой до земли и знаки глубочайшего к вам уважения! (бел.)
  6.Приветствуем и вас, прелестная паненка, рады видеть в наших владениях. (бел.)
  7.Но как, вы просто так прогуляться в таких славных местах пришли или, может, с каким-то делом пожаловали? (бел.) 8.О да, вы правы, ибо Ясновельможный Пан и Ясновельможная Пани зрят не только на земле, но и под землёй, не только на лице, но и в душе человеческой. (бел.)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"