Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Столпник и скоморох

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...У нас в зале на книжном шкафу стоят иконы Христа, Богородицы и Николы чудотворца, а рядом, над телевизором, недавно повесила я батик с индусским богом Ганешем, и теперь, глядя на них, думаю: не так уж и важно, какую религию, - хотя бы из четырёх основных: Христинство, Иудаизм, Ислам, Буддизм, - каждый из нас поселил в себе, раскачиваясь между человеком реальным и воображаемым, а важно то, что жить мы должны по канонам этих религий, ибо в них заложены моральные устои нашего бытия. Недавно еще раз перечитала рассказ "Скоморох Памфалон" Николая Семеновича Лескова и хочу, очень хочу кратко изложить его, дабы тебе, читатель мой, не пришлось искать его где-то...
  Завидую тем, кто верит в Христа неоглядно! А для меня Иисус - гениальнейшая историческая личность... хотя и как Бога отрицать не могу, - а, может?.. - и поэтому на Пасху, Троицин день, Рождество зажигаю перед иконами лампаду, а когда сын уезжает в очередную поездку, крещу его.
  Притягательна и религия индуизма с её верою в "переселение душ", в Единство всего сущего, - ведь утверждается Высший Разум, который управляет нами, и наш мозг... (это уже моя версия) для НЕГО что-то вроде радиоприемника-передатчика, и я, к примеру, легко управляемая "модель", а есть такие, которые для Атмана (Всебытия, Единства, Вечного, Всеобъемлющего, Целого, Первоисточника) слишком слабы, а, значит, просто неинтересны.
  
  В шестом подъезде нашего дома живет "киргиз по имени Динамо", как называет его мой друг, и недавно этот Динамо рассказал ему, что перед сном надевает себе на голову тазик, - боится космического облучения.
  А вот я не стану прятаться под тазиком - пусть скачивает мою информацию Атман, Единство... или кто там еще? - но когда у меня с ночи ох!.. как болит голова, то невольно думается: это ОНО нечаянно перебрало в эту ночь и вот... (Почти шутка). Кстати, недавно смотрела фильм по телевизору: ученые предполагают, что в мозгу человека есть участки, связывающие его с Космосом, и что эпилептики в большей степени, чем здоровые, способны воспринимать его сигналы... а когда у них случаются припадки (снова - моя версия) так это ОНО тоже перестаралось.
  
  У нас в зале на книжном шкафу стоят иконы Христа, Богородицы и Николы чудотворца, а рядом, над телевизором, недавно повесила я батик с индусским богом Ганешем, и теперь, глядя на них, думаю: не так уж и важно, какую религию, - хотя бы из четырёх основных: Христинство, Иудаизм, Ислам, Буддизм, - каждый из нас поселил в себе, раскачиваясь между человеком реальным и воображаемым, а важно то, что жить мы должны по канонам этих религий, ибо в них заложены моральные устои нашего бытия.
  
  Недавно еще раз перечитала рассказ "Скоморох Памфалон" Николая Семеновича Лескова и хочу, очень хочу кратко изложить его, дабы тебе, читатель мой, не пришлось искать его где-то. А начинает своё повествование Лесков так:
  "Жил в Константинополе один знатный человек, "патрикий и епарх", по имени Ермий. Был он богат, благороден и знатен; имел прямой и честный характер; любил правду и ненавидел притворство, а это совсем не шло под стать тому времени, в котором он жил...". А дальше я буду пересказывать текст, - да простит меня Николай Семенович! - чтобы нынешний читатель, приученный к ёмкой клиповой информации, смог познакомиться с мудрым рассказом Лескова.
  
  Долго думал Ермий о людях, что живут "себялюбиво и злобно" а, надумавшись, роздал все свое состояние бедным и "покинул тайно столицу, и пошел искать себе уединенного места, где бы ему никто не мешал уберечь себя в чистоте и святости для прохождения богоугодной жизни". После долгого пути, "совершенного пешими и босыми ногами", пришел Ермий к отдаленному городу Едессу, и совсем нежданно для себя нашел здесь "некий столп". "Это была высокая каменная скала, и с расщелиной, и в середине расщелины было место, как только можно одному человеку установиться. "Вот, - подумал Ермий - это мне готовое место". И сейчас же влез на этот столп по ветхому бревнышку.
  
  И простоял на этом "месте" тридцать лет, молясь богу и желая позабыть "о лицемерии и других злобах, которые он видел и которыми до боли возмущался". Но, повторяя молитвы, все думал:
  "Пусть земной мир весь стоит для вечности и люди в нем, как школяры в школе, готовятся, чтобы явиться в вечности и там показать свои успехи в здешней школе. Но какие же успехи они покажут, когда живут себялюбиво и злобно, и ничему от Христа не учатся. Не будет ли вечность в пусте" от таких людей?" И никак не мог представить себе Ермий таковых, "кои были бы достойны вечности, все ему кажутся худы, все с злою наклонностию в жизнь пришли, а здесь, на земле живучи, еще хуже перепортились. И окончательно взяло столпника отчаяние, что вечность запустеет, потому что нет людей, достойных перейти в оную".
  
  Но вот однажды, при опускающемся покрове ночи, когда столпник "усиленно подвигался мыслию увидети: кацы суть иже богу угожающи"... повеяло на него тихое и ровное дыхание воздуха, и с тем принеслись к его слуху следующие слова: "Напрасно ты, Ермий, скорбишь и ужасаешься: есть тацы, иже добре богу угожают и в книгу жизни вечной вписаны". А зовут того таца Памфалон, и живет он в Дамаске. Не поверил сразу этому "дыханию воздуха" Ермий, но когда и в третий раз прозвучал тот же голос, то пришлось ему вылезать из каменной расщелины и идти в Дамаск.
  
  И вот, к концу долгого пути по пустыне, когда уже опускались сумерки, вошел он, наконец, в грешный город.
  И стал стучаться в двери, чтобы пустили его переночевать, но никто не открыл старцу. Тогда окликнул он единственного прохожего и вот такой диалог меж ними случился:
  "- Скажи, - спросил Ермий - а нет ли здесь таких людей, кои известны как человеколюбцы?
  - Как же, - ответил тот, - есть таковые. Вот ты сейчас у их домов стучался.
  - Ну, значит их человеколюбство плохо.
  - Таковы все показные человеколюбцы.
  - А не известны ли тебе те, кои боголюбивы?
  - И такие известны.
  - Где же они?
  - Эти теперь, по заходе солнечном, на молитву стали.
  - Пойду же я к ним.
  - Ну, не советую, боже тебя сохрани, если ты своим стуком помешаешь их стоянию на молитве, тогда слуги их свалят тебя на землю и нанесут раны.
  - Что же это - всплеснул руками Ермий, - человеколюбцев никак в своей нужде не уверишь, а набожных от стояния не отзовешь?.. Ночь же ваша темна, и обычаи ваши ужасны. Увы мне! Увы!
  - А ты вместо того, чтобы унывать и боголюбцев разыскивать, иди к Памфалону".
  
  И узнал Ермий, что Памфалон - скоморох, который на свои скоморошьи деньги помогает бедным и путникам, и "что такого другого весельчака нет: никто не может без смеха глядеть, как он шутит свои веселые шутки, как он мигает глазами, двигает ушами, перебирает ногами, и свистит, и языком щелкает, и вертит завитой головой".
  Пораженный тем, что тот самый "тац", которого он искал, всего лишь скоморох, остался Ермий один в потемках и стал думать:
  "Что же мне теперь делать? Это невозможно, чтобы человек, для свидания с которым снят я с моего камня и выведен из пустыни, был скоморох? Какие такие добродетели, достойные вечной жизни, можно заимствовать у комедианта?"
  Но делать было нечего и пошел он к той двери, которую указал прохожий, и что одна лишь приветливо светилась и была распахнута, и спросил скомороха:
  "- Как же ты угождаешь богу?
  На что тот ответил:
  - Что ты, что ты старец! Какое от меня угождение богу! Да мне об этом даже и думать нельзя.
  - Но в чем же, однако, состоит вера твоя, веселый беззаботный человек?
  - Верю, что я сам из себя ничего хорошего сделать не сумею, а если создавший меня сам что-нибудь лучшее из меня со временем сделает, ну так это его дело.
  - Ну, так ты человек пропащий... И я думаю, что ты совсем не тот Памфалон, которого мне надобно.
   - Я не могу тебе на это ответить, - отвечал скоморох, - но только мне кажется, что на этот час, когда я так счастлив, что могу послужить твоей страннической нужде, я теперь, пожалуй, как раз и есть тот Памфалон, который тебе нужен... и я умою твои ноги, и ты покушай, что у меня есть, и ложись спать, а я пойду скоморошить.
  И с этим принес Памфалон лохань свежей воды, омыл ею ноги гостя, подал ему есть, а потом уложил в свою постель и сказал:
  - Завтра будем говорить с тобою, как ты просишь".
  А на следующий день узнал Ермий, что не смеет Памфалон даже и мечтать о прощении божьем потому, что совсем недавно обет тому дал, но тут же нарушил.
  "- И теперь знаю, - сказал Ермию, - что разве может слабый человек давать обет всемогущему, который предуставил, чем ему быть, и мнет его, как горшечник мнет глину на кружале? Да знай, старичок, знай, что я имел возможность бросить скоромошество, но не бросил".
  И рассказал Ермию все, как было.
  
  А случилось совсем недавно вот что: развлекая богачей на пиру, удалось ему с помощью доброй гетеры Азеллы получить вдруг от них очень много денег. И подумал тогда:
  "Вот случай, после которого я уже не должен более служить скоморошьим потехам... Отыщу себе небольшое поле с ключом чистой воды и многолиственной пальмою, куплю это поле и стану жить честно... И не буду больше свистать, а стану петь псалмы; буду днем работать в своем винограднике, а вечером сяду у своего ручья под своей пальмой и стану размышлять о своей душе да выглядывать путника. А покажется путник, пойду ему навстречу, приглашу к себе, приму в свой дом, успокою, угощу и потом поведу с ним в тишине под звездным небом беседу о боге".
  Вот так решил Памфалон... но всему этому не суждено было свершиться, ибо вскорости прибежала к нему в отчаянии когда-то очень знатная и гордая Магна, дочь Птоломея, а теперь оказавшаяся в рабстве с детьми и мужем.
  А прибежала к Памфалону с тем, чтобы предложить ему свое тело за те самые деньги, которые оказались у него, чтобы потом выкупить за них свою семью.
  И отдал ей скоморох все, что было, но так как денег этих не хватило, то пошел он просить остальные у бывших подруг Магны. Но Таора и Фатина даже не дослушали его до конца и выгнали, а Сильвия "повелела бить меня перед лицом ее". И слуги били его "медным прутом до того, что он вышел от нее с окровавленным телом и запекшимся горлом".
  И только гетера Азелла, сняв с себя все драгоценности, снова помогла Памфалону, так что Магна, дети ее и муж были спасены.
  После этого вот такие слова скоморох Памфалон обратил к богу:
  "Ты творец, а я тварь. Мне тебя не понять. Ты меня всунул в эту кожаную ризу и бросил сюда на землю трудиться.
  И вот я таскаюсь по земле, ползаю, тружусь. И я не хочу быть как ленивый раб, чтобы о тебе со всеми пересуживать, а буду тебе покорен и не стану разузнавать, что ты думаешь, и просто возьму и исполню, что твой перст начертал в моем сердце! А если дурно сделаю - ты прости, потому что ведь это ты меня создал с жалостным сердцем.
  С ним и живу".
  И на такой рассказ Памфалона спросил его Ермий:
  "- И ты на этом думаешь оправдаться?
  - Ах, я ни на что не надеюсь, я просто ничего не боюсь.
  - Как, ты и бога не боишься? - воскликнул Ермий.
  Памфалон пожал плечами и ответил:
  - Право, не боюсь: я его люблю.
  - Лучше трепещи!
  - Зачем? Ты разве трепещешь?
  - Трепетал.
  - И ныне устал?
  - Я уже не тот, что был прежде когда-то.
  - Наверное, ты сделался лучше?
  - Не знаю.
  - Это ты хорошо сказал. Знает тот, кто со стороны смотрит, а не тот, кто свое дело делает. Кто делает, тому на себя не видно".
   После этого Ермий встал, протянул руку к своей козьей милоти и молвил скомороху:
  "- Ты меня успокоил... Ты дал мне радость.
  - В чем она?
  - Вечность впусте не будет... потому, что перейдут в нее путем милосердия много из тех, кого свет презирает и о которых и я, гордый отшельник, забыл, залюбовавшись собою. Иди к себе в дом, Памфалон, и делай, что делал, а я пойду".
  
  И Ермий снова пришел в свою пустыню, но начал служить поселянам, гоняя их козье стадо и обучая детей, "а когда все село засыпало, он выходил, садился на холм и обращал свои глаза в сторону Дамаска, где узнал Памфалона. "И мнилось ему, что будто видит он, как скоморох бежит по улицам со своей собакой Акрой и на лбу у него медный венец, но с этим венцом заводилося чудное дело: день ото дня венец этот становился все ярче и ярче, и, наконец, в одну ночь, он так засиял, что у Ермия не хватило силы смотреть на него. Старик в изумлении закрыл рукою глаза, но блеск проникал отовсюду. И сквозь опущенные веки Ермий вдруг увидел, что скоморох не только сияет, но воздымается вверх все выше и выше, - взлетает от земли на воздух и несется прямо к пылающей алой заре. "Куда он несется? - подумал Ермий. - Он же испепелится, он там сгорит!" - И рванулся за Памфалоном, чтобы удержать его или чтобы, по крайней мере, с ним не расстаться, но в жарком рассвете зари между ними вдруг встала преграда... Это как бы частокол или решетка, в которой каждая жердь одна с другою не схожи. И видит Ермий, что это даже знаки какие-то, - во весь небосклон большими еврейскими литерами словно углем и сажей напачкано слово: "самомнение". "Тут мой предел!" - подумал Ермий и остановился. Но Памфалон взял свою скоморошью епанчу, махнул ею и враз стер слово это на всем огромном пространстве. И Ермий тотчас увидал себя в несказанном свете и почувствовал, что летит на высоте, держась, рука за руку с Памфалоном. "Как же ты мог стереть грех моей жизни?" - спросил Памфалона на полете Ермий. И Памфалон ему ответил: "Я не знаю, как сделал это. Я только видел, что ты затруднился, и захотел тебе пособить, как умел. Я всегда так делал, пока был на земле, и с этим же иду теперь в другую обитель".
  Дальнейших речей их не слышал уже списатель этого сказанья. Прохладное облако густою тенью застлало дальнейший их след от земли, и с румяной зарею заката вместе слились их отшедшие души".
  
  Дорогой читатель! Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей.
  Веб-адрес - http://galinasafonova-pirus.ru
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"