Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Мой дед Афанасий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Деда моего по отцу звали Афанасий Никитич. А родился он в начале 1860-х в семье экономических* крестьян слободы Рясники, что под городом Карачевом. Так что крепостными мои предки никогда не были, имели свои наделы земли, и мама рассказывала: ЈГосподи, сколько ж мужики работали! Всё крестьянство только на силе и держалося. Силён - будешь жить крепко. И землю обработаешь, и урожай соберешь хороший, сам будешь сыт, и скотинка твоя в достатке будить. Вот и трудилися, только по праздникам и отдыхали. Бывало, как только подходить праздник, так дед Илья и запрягаить лошадь мучички белой купить, сахарку, водки бутылку и две четвертушки и когда на праздник придуть от обедни разговляться, так и выпьють по рюмочке, и женщинам дадуть чуть-чуть, и нам по напёрсточку. Семья-то наша в одиннадцать душ была, а только бутылку водки и распивали...
  
  Деда моего по отцу звали Афанасий Никитич. А родился он в начале 1860-х в семье экономических* крестьян слободы Рясники, что под городом Карачевом. Так что крепостными мои предки никогда не были, имели свои наделы земли, и мама рассказывала:
  "Господи, сколько ж мужики работали! Всё крестьянство только на силе и держалося. Силён - будешь жить крепко. И землю обработаешь, и урожай соберешь хороший, сам будешь сыт, и скотинка твоя в достатке будить. Вот и трудилися, только по праздникам и отдыхали. Бывало, как только подходить праздник, так дед Илья и запрягаить лошадь мучички белой купить, сахарку, водки бутылку и две четвертушки и когда на праздник придуть от обедни разговляться, так и выпьють по рюмочке, и женщинам дадуть чуть-чуть, и нам по напёрсточку. Семья-то наша в одиннадцать душ была, а только бутылку водки и распивали. На другой день только четвертушку поставють на завтрак, и нам уже никому не дадуть, а еще четвертка останется, - не пришел бы гость какой, - вот тебе и вся выпивка. И в праздники не работали, это ж грехом-то каким считалося! Хоть тут что, а не работали. Бывало, полотье самое подойдёть, а тут как раз наш приходской праздник Тихоны, вот и празднують. А Петров день? Покосы ж как раз начнутся, но всё равно, и в чистенькое переоденутся, и на чистой постельке поспять, вкусненьким побалуются, обязательно в церковь сходють, Богу помолются, а потом мужики сойдутся, о своих делах потолкують. У взрослых-то душа, можить, и потомится, - ах, работа стоить! - а все ж после отдыха... как ты думаешь? Возьмешься за дело, да и еще больше сработаешь."
  
  Всегда было у моих предков свое хозяйство, - коровы, овцы, свиньи, куры, пчелы, лошади, на которых ездили в извоз - отвозили товары и деньги купцов в другие города и даже до Москвы добирались.
  "Сейчас как соберутся в дорогу, так и едуть к купцу. Открываить тот амбары, а они бяруть лопатки, ставють мерку и набирають этими лопатками пятаки. А они бо-ольшие были, и на что их такими делали? Набяруть в мешки, завяжуть, на возы и-и по-оехали. И вот ты подумай, деньги-то лопатками насыпали, кто ж их шшитал?.. а ведь никто не развяжить мешок и пятака чужого не тронить! Умирать он сейчас с голоду будить, а не возьмёть! Как же ты и возьмешь-то? Неравён час, о тебе слух разойдется по округе, что ты вор и тогда ни к кому больше не подрядишься! А честным будешь, то и тебе, и твоим детям работа найдется.
  Рассказывал: раз так-то едуть они обозом, а навстречу - мужики:
  - Куда вы?
  - В Москву.
  - Да что ж вы туда едете-то? В Москве ж хранцуз*!
  Ну, раз там хранцуз, так что ж ехать-то? Развернули лошадей да назад."
  
  Ездить в извозы было не просто, ибо иногда на обозы нападали бандиты, и не раз такое случалось у деревни, которая была на полпути от Рясника до Брянска (теперь - "Красные дворики").
  "Часто молодые ребяты заснуть да заснуть, вот свёкору и приходилося сторожить за всех, так, бывало, уцепится руками за задок саней, идёть и спить на ходу. А раз согласилися они с братом и купили револьверты, водку ж купеческую охранять надо. И вот рассказывал: едуть, сидить он на задней повозке... а заря уже занималася, и вдруг видить: как грач какой через дорогу ша-асть!.. другой за ним, третий... Закричал Митьке, а тот подхватился, да как давай спросонья пулять из револьверта куда попало, пули прямо мимо него фью-ють, фью-ють! Плюхнулся он на воз, а одна пуля даже картуз так и снесла. Остановили лошадей, глянули, а на среднем возу в веретьи* дырка прорезана и бутылки повыташшаны. Значить, воры-то забралися на воз, да по одной и кидали в канаву, ехали и кидали, бутылки эти, как грачи, и летали."
  
  Сажали мои предки рожь, картошку, много конопли сеяли. И вырастала она высо-окая, головка - по полметра, ведь землю пахали сохой так, что ступишь - нога в земле тонула, а как только конопля подрастала, бабы шли замашку из нее выбирать, а если её не выбрать, то могла заглушить коноплю:
  "Вот и дергали ее, как время подойдёть. Наденешь вязёнку* и-и пошёл... а потом сушили эту замашку, обрабатывали, и уже зимой пряли из неё на исподнее*, на простыни, на мешки, она ж кре-епкая была!"
  А сеяли конопли много еще и потому, что почти рядом была фабрика, на которой из неё делали пеньку, верёвки, канаты, и всё это покупали купцы, приезжавшие даже из других стран. А еще сеяли лён, из которого зимой пряли на приданое дочерям, ведь когда они выходили замуж, то обязательно должны были своё приданое выставить: полотенца, рубахи, шторы, скатерти, и чтобы всё обязательно вышито было.
  "Если в семье была на выданьи девка, так за зиму по две холстины напрядали, а в каждой - по шестьдесят аршин*. И пряли под лучинкой, под курушечкой... нальють маслица или керосинчика в пузырёк, вот и прядуть."
  Правда, к концу 19 века появились семилинейные* лампы и когда свёкор первым на деревне такую купил, то мужики приходили на неё дивиться, - "О-о, свет-то какой яркий!" - и тогда уже под лампой, а не под лучиной и пряли, и дела все делали.
  "А потом свёкор и самовар привез. Бо-ольшой, ведра на полтора, должно. Сейчас как закипить, так бабы откроють окно и выставють его на подоконник и соседи смотреть на него сходилися: диво-то какое! Самовары эти потом быстро распространился. Топилися-то углями, а угли всегда дома есть, это тебе не дрова колоть... и сейчас сыпанёшь их в него, воды нальёшь и моментом вода готова, а кипяток есть - и чай тебе, и помыть что, и постирать. Другой раз самовар этот весь день дымить, один вскипятишь, другой, третий..."
  
  Питались мои предки просто, как и все крестьяне и в основном картошкой, - отваривали её, а за столом чистили, макали в соль и ели, запивая квасом. Если после утра оставалась, то чистили и ставили в печку, где она подсыхала до вечера.
  "А сила какая была!.. Свёкор рассказывал: едить он как-то с извозу, смотрить, мужики мост ремонтирують, а бабку, которой сваи забивали и бросили поперек дороги, ни-икак ему не проехать! Вот и говорить им: ребята уберите, мол... А те сидять и только курють. Он - опять: "Уберите, ребят"! Ни-ичего те, только один и отвечаить: "Сам убери, коль тебе мешаить". Ну, свекор и говорить: ладно, мол, уберу, только тогда не обижайтеся! Те: ха-ха-ха! А в бабке этой, должно, пудов пятнадцать было. Подошел он, поплевал на руки, да как хватить её за конец! Потом - на попа и ку-увырк с дороги. А там как раз болото рядом был, вот и попади эта бабка в него петлёй вниз. Попробуй-ка, достань ее теперича! Бросилися мужики к свёкору, а один и остановил их: "Не-е, не троньте его. Пусть едить. Он же просил вас..."
  
  Когда деду Афанасию надо было венчаться, то у него даже сапог не было, в лаптях ходил. Но для тех, кто женится, у старосты хранились общественные сапоги, и такие большие, что б всем в пору. И вот как надел жених эти сапоги, так и с места ног не стащил. Ну, отец посмотре-ел, посмотрел на него, да сжалился, поехал в город и купил сыну сапоги, так потом вся деревня завидовала моему деду: в своих сапогах венчался!...
  С моей бабушкой жили они в ладу, хотя она его не сказать, что любила, но уважала, ведь он трудяга был, каких мало. И в семье ссор никогда не было, если кто и начинал, то свекор сразу прикрикивал: "Что такое?.. Чтоб у меня этого не было!"
  "Как вечер, кто на балалайке садился играть, кто на гармошке, а он - рассказывать. Сидим, бывало, слушаем... И смеяться любил, гро-омко так смеялся! Особенно, когда приходил Гарася. Работящий, веселый мужик был, и трудился на железной дороге, мост охранял, поезда провожал, да еще и сапожничал, кожу выделывал. Бывало, как поезд подходить, выскочить его встречать, а в одной руке флажок, в другой кожа и еще в зубах конец её держить, на ходу выделываить. Кре-епко суетный мужик был! А как-то прибегаить к нам и ругается:
  - Во, Наталья-то моя, пралич её убей! Гроб мой спалила!
  А он гроб этот для себя заранее сделал, да повырезал, повыписал и поставил на чердак, ну а Наталья и приладилася в него уголь собирать. Уголь-то всегда нужен был, и утюг разжечь, и самовар раздуть, вот, бывало, и вытопишь печку, лишний уголёк отгребешь да в горшок какой и высыпишь, накроешь, он там и задохнется. Вот и Наталья... только не в горшок ссыпала, а в гроб, в нём же просторно, да и крышка как раз есть. Нашла место!.. Раз так-то ссыпала, другой, а на третий уголь, видать, и не задохся, и загорись этот гроб! Ну, правда, приехали со станции, залили пожар, а Гарасе пришлось новый соображать. До-олго потом свёкор всё этот гроб ему поминал и смеялся, когда тот приходил. А приходил часто, часто и истории разные рассказывал про чудеса, про науку. Сын-то у него на инженера был ученый, вот, значить, и Гарася кое-что от него знал. Расскажить так-то, а свёкор смеяться над ним:
  - Да никакой науки нетути! Все люди только по опыту живуть.
  Спорють, спорють так-то, а раз Гарася и говорить:
  - Ну ладно, не веришь в науку, так я тебе сына пришлю. Придёть, посмотрить, к примеру, на твою свинью и сразу точно определить, сколько она весить.
  - Ха-ха-ха! - свекор-то. - Да я и так знаю. Должно, пудов девять или десять.
  - Да-а, хорошо же ты знаешь! А сын тебе до фунта сосчитаить!
  - Ну, брось ты... До фунта! Ха-ха-ха! - свёкор опять.
  - Не веришь, значить. Ну, ладно, когда будешь резать, скажи.
  Ну, свекор так и сделал. Приводить Гарася своего Федю, посмотрел тот на свинью, стал обмерять ее да записывать, обмерять да записывать, а когда зарезали, взвесили... и точно, фунт в фунт!
  Тут-то свекор и спродивился прямо:
  - О-о, пралич тебя убей, во, что значить ученый! И как он мог так сосчитать? Мерил-мерил, писал-писал и-и на тебе, до фунта!
  Сразу свёкор и поверил в науку."
  
  После гражданской войны и разрухи, в годы НЭП*а, когда большевики разрешили заниматься тем, что можешь, дед с сыновьями (было их четверо) соорудили кузню, в которой чинили ведра, опаивали самовары, подковывали лошадей и за всё мужики расплачивались только хлебом потому, что до НЭПа в ходу были обесцененные керенки*, которыми даже стены обклеивали. И вот:
  "Бывало, свёкор стоить возле кузницы, вешаить муку или зерно и ссыпаить в яшшыки, и ссыпаить. А яшшыки бо-ольшие были поделаны, должно пудов по пятьдесят туда вмешшалося, ну, а как на базар ехать засобирается, тогда опять из них насыпаить и вязёть."
  Но вольница НЭПа продолжалась недолго и уже к концу двадцатых подобные "предприятия" стали ликвидировать, присылая неподъёмные налоги. Да и не только "предприятия" разоряли:
  "Когда председатель колхоза предупредил нас, что, мол, дом ваш (мама с папой тогда построили себе отдельный дом) под свою контору присмотрели, мы с Сенькой решили уехать в Брянск, ведь он тогда уже на шофёра выучился, а дом продать. Продали и корову, да и свёкор только телочку и поросеночка себе оставил, ведь сыновья стали разъезжаться кто куда и кузню пришлось закрыть."
  
   А умер мой дедушка Афанасий Никитич вскоре после войны (1946-48 год). И умер за несколько дней, хотя, как говорила мама, всю жизнь не болел и даже докторам не верил. Правда, как-то заболел у него зуб, уговорили его пойти к знакомому врачу, тот угостил его спиртом, поговорили они о том, о сём, зуб его успокоился, и он ушел. Но как-то неподалеку от них с моста в речку машина с зерном свалилась. Мост-то этот мужики соорудили вместо взорванного немцами из кой-чего, ну, машина эта и перевернулась, но потом её вытащили, а зерно:
  "Время-то какое тогда голодное было! Вот свекор с Тихоном и сообразили его из речки таскать. А уже заморозки начиналися, вымокли они, намерзлися и занездоровилося ему. Ну что б доктора позвать, ведь в то время какие-никакие, а были, но куда там... А Сережка, сын его, в Карачеве в пожарке работал, и там у них банька была, вот и говорить бате: пойдем-ка, мол, папаш, в баню, хорошенько распаришься, все и пройдёть. Пошел свёкор. И распарилися они, а когда домой по заречью шли, то их продуло, - там же ветер всегда как привязанный! - и на другой день оба захворали. Но сын первым помер, а через четыре дня и свекор. Восемьдесят четыре года ему было."
  
  *Экономические крестьяне - категория крестьян, образовавшаяся из бывших монастырских и церковных крестьян после реформ Екатериной II в 1764 году.
  *1812-й год, французы в Москве.
  *ВеретьЁ - грубая ткань из оческов льна или пеньки.
  *Вязёнка - рукавица, вывязанная из шерсти.
  * ИспОднее - нижнее бельё.
  *Аршин - 0,7112 метра.
  *Семилинейная керосиновая лампа - фитиль по ширине равен семи линиям или примерно 18 мм.
  *НЭП - с 1921 года - Новая экономическая политика.
  *Александр Керенский (1981-1970) - министр, затем министр-председатель Временного правительства до 1917 года
  
   http://galinasafonova-pirus.ru/moy-ded-afanasiy мой сайт
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"