В одной далёкой земле, на острове - на котором трава всегда - круглый год оставалась зелёной и яркой - был небольшой лес. Не такой лес, который мы часто видим - с буреломом, поваленными больными деревьями, непроходимыми грязными тропами. А светлый лес - где деревья не враждовали друг с другом за место под Солнцем, где места хватало для всех - где между ними всегда оставалось немного места для танцев солнечных и лунных зайчиков на просторных лужайках.
В этом лесу жили три зверя, которых не видел ни один человек - но которые часто являлись им во сне. Имя первого из них единорог. Он похож на лошадь - но звонче. Как ручей со свежей водой, стекающей по горным тропам, играющий искорками под светом луны и солнца. Белоснежный - с гривой, меняющей свой цвет в зависимости от места и настроения. Золотистой, соломенной - когда всё хорошо и солнечно. Рыжей - когда нужно что-то менять и действовать. Тёмной - когда нужно больше погрузиться вглубь, нырнуть на дно в поисках твёрдого камня смысла. С копытами, чей стук иногда может разбудить даже спящего за тысячи миль человека. С копытами, чей стук иногда может усыпить целые армии. С копытами, оставляющими следы на самом твёрдом камне... не оставляющими следов на морском песке... не приминающие под собой ни одной травинки...
Единорогом принято называть зверя этого, так как рог растёт из лба его. Рог един как истина. Ускользающая от слишком пристального взгляда. Он пронзает собой время и место, границы миров и чужих снов.
Более всего этот зверь любит ходить по чужим снам. Самым светлым и волшебным из них. И лишь к самым чистым озёрам и самым чистым сердцам и душам выходит он в мир бодрствующий. Таков он - зверь первый.
Второй зверь тёмен и бесформен - границы его текучи - тяжело зрением своим уловить их. И лишь взгляд его пристальных глаз постоянен. Жёлтые зрачки его смотрят не мигая. И многим знаком взгляд его. Очень знаком. Но редко когда замечают зверя этого. Хотя и гораздо чаще он крадётся за людьми по миру бодрствующему. Пристально взирая на них немигающим взглядом своим. Тревогу рождает взгляд его - тревогу и осторожность.
Силу чувствует этот зверь внутри себя. Силу и предельную внимательность. И со-чувствие - со-чувствие к тем, кто чувствует лишь тревогу и волнение под его взглядом. В ком не рождается внутри страх. И в сложный для человека момент зверь всегда кладёт лапу свою на плечо - и через лапу его с теплом передаются сила и взгляд зверя, дарующий ясность. Таков зверь второй. И ради передачи силы этой и части мудрости своей ходит он за людьми.
Второй зверь тоже имеет имя. И даже во многих языках людских произносят его. Вслух. Но сам зверь никогда не произносит его - ибо его истинное имя не может быть полностью произнесено губами. И он всегда произносит его - и человек, который принимает от него силу и ясность сознания своего - человек этот всегда слышит его. Имя это говорится головой, спиной и той силой, что протекает по ней и по позвоночнику человеческому.
Третий зверь крылат и искрится светом. До такой степени искрится - что формы его по большей степени теряются в свете этом, им порождаемом. Светом, перекликающимся со светом звёзд небесных, солнца божественного и в который вплетаются маленькие искорки радуги.
Из всех зверей тяжелее всего людям заметить его - ибо только лишь на считанные мгновения появляется он с ними рядом. И тяжелее всего людям не заметить появления его. Ибо явление его как звук колокольчика, как звонкий смех, услышанный краешком уха.
Весело путешествует он по лесу и по земле своей - выбираясь на крохотные мгновения и в наш мир.
Из трёх зверей он единственный не имеет ясного имени. А если и имеет, то говорится оно всей сущностью нашей - пробудившейся и ярко-ясно-живущей - и ещё чем-то за пределами нас самих. Всей истинной полнотой мира этого и всех миров за гранью и в полушаге от нас. И когда он появляется рядом - мы чувствуем это его имя - что-то снова в нас оживает и пробуждается. Что-то снова в нас расцветает и становится вечно светлым и ясно-зелёным - как трава и листья в той земле, откуда он родом.
И иногда он приходит на мгновение к нам - порывом свежего ветра, ибо больше ничего не успеваем заметить мы при его появлении - по нашему собственному зову - когда нам удаётся вымолвить частичку его имени.
Три имени называю я сейчас. "Единорог" - говорю я губами и своим сжимающимся сердцем. И второе имя произношу я сознанием своим и силой в теле моём. И третье имя я произношу всем собой и всем миром вокруг меня.
Три зверя эти живут на далёком-далёком острове, в светлом лесу, в котором деревья никогда не воюют друг с другом, оставляя между собой просторные поляны для путей и танцев этих зверей, и маленьких спутников их - солнечных и лунных зайцев, цветов, ёжиков, белок и множества малых зверей нами видимых и невидимых.
На острове, где трава круглый год остаётся зелёной и яркой.
Искристый свет, цвет тёплых пристальных жёлтых глаз и солнечный зайчик на конце витого острого рога.
Три зверя, которые каждый год приходят танцевать ранним летним утром к озеру вблизи города Кенмар, что в графстве Керри. Танцевать вблизи прохладной, быстро нагревающейся под солнечными лучами, чистой воды. На росистых зелёных лугах с высокой травой с яркими голубыми, розовыми, белыми, красными и жёлтыми цветами. Три зверя, из-за которых на все века благословенен остров Эрин.