Когда мы покидаем бар, то обнаруживаем, что вместе с ночью на город опустился лютый мороз. Тихо и ясно; глубокие снега волшебно искрятся под чистым звездным небом темного индиго. Большая луна, в самом расцвете, желтоватая и колдовская, поднялась уже высоко.
- А Земля вокруг Луны?.. - незаметно для себя уточняю я; я пьян, совсем пьян, а в руке еще почти полная бутылка водки с тошнотворно-зеленой этикеткой.
Майор выдыхает облачко пара и фыркает.
- Нет. Не вокруг Луны, ты что. Земля ебашит вокруг своей оси, а Луна в это время пидарасится вокруг Земли.
Он еще пьянее меня, если может всерьез воспринимать подобные вопросы, однако держится довольно прямо. Лезу в карман и поспешно закуриваю, отмечая в дыхательных путях морозное покалывание. После теплого прокуренного помещения холод неприятно обжигает лицо и руки. Не задерживаясь, мы трогаемся в путь - для того, чтобы выйти к необходимой трассе, нужно пересечь весь город, а потом еще неизвестно, удастся ли нам поймать машину, чтобы доехать до части. Штаб-квартира по неукоснительной уставной традиции занята нынче сорок пятым полком, а проситься к ним на ночлег - дело слишком унизительное, чтобы эта идея посетила меня или майора.
Машины по заснеженным улицам не ездят вообще. Прохожих почти нет - те редкие кутилы, которые изредка нам встречаются, все сбились шумными компаниями, нетрезвые и радостные. Сегодня вечер, выходной; сугроб хрустит под нашими ногами.
В молчании проходим мы через парк - обледенелые ветки нравятся мне, стеклянно переливающиеся под лунным светом, и в одиночестве я, пожалуй, побродил бы тут, наслаждаясь наступившей зимой, но Райдер идет вперед целеустремленно и не говорит ни слова - лишь изредка протягивает руку за бутылкой, отхлебывает и возвращает обратно. Я не удивлюсь, если рано или поздно он все-таки свалится в обморок - мне тогда придется волочь его на руках остаток расстояния до дороги, но фару в этой стране изловить становится куда проще, когда ты имеешь в распоряжении чье-то бессознательное тело.
Мы выходим из парка и, не глядя по сторонам, пересекаем широкую дорогу - за ней распростерлась белоснежная центральная площадь, разделенная надвое трамвайными путями. Слева от нас - парк развлечений, безмолвный по причине позднего времени. Грозно и хищно высится колесо обозрения, сиротливо зависли заиндевевшие пластиковые карусельные звери. Мне туда хочется - майор, видимо, ловит волну и сворачивает с намеченного маршрута прежде, чем я успеваю что-либо сказать. Тихо преодолев невысокий, ледяной на ощупь железный забор, мы не знаем, что делать дальше и некоторое время растерянно осматриваемся. Неожиданно бледное лицо моего камрада озаряется радостной ухмылкой.
- Вот, - говорит Райдер и вновь трогается с места, указующе вытянув руку по направлению к ряду аттракционов для совсем маленьких детей - этих верблюдов и лошадей, возвышающихся над цементными постаментами на палках, с прорезями для монет в холке. Это дебильное развлечение вызывало во мне лишь недоуменное веселье с самого раннего детства, когда мы с Хелен еще посещали город по праздникам.
Старший по званию останавливается совсем рядом с больших размеров железным конем, давно не крашенным, отчего белая эмаль с вкраплениями из цветочков на боках у него облупилась. В большом декоративном седле отлиты пазы, формирующие детское сиденье, между ним и денежной щелью торчит обтекаемая ручка, за которую, вероятно, следует при катании держаться. Майор лихорадочно шарит по карманам и, найдя наконец монету в пятьдесят копеек, опускает ее в прорезь.
Откуда-то из недр коня начинает наряду со щелканьем доноситься монотонная шарманочная музыка; под этот аккомпанемент вид чертова аттракциона, с эмо-горестным выражением на цветастой морде размеренно опускающегося и поднимающегося, доводит меня-таки до громкого неконтролируемого хохота - я сгибаюсь пополам, а Райдер, завороженно следя за манипуляциями механизма, с фанатичным вожделением замечает вполголоса:
- Я его оторву нахуй.
В ответ я закашливаюсь и, роняя бутылку в снег, опускаюсь на колени. Проходит минут пять, пока дар речи возвращается ко мне - конь заканчивает наконец терзать меня этим зрелищем и, судорожно дернувшись напоследок, вновь замирает на полпути к постаменту.
- Зачем он тебе нужен, - поднимаясь на ноги, спрашиваю я. Майор не отвечает; нагибается, с интересом изучая дырку в животе животного, из которой выходит великодушно окрашенная в ту же расцветку труба. Выпрямляется, еще несколько секунд смотрит, потом решительно ступает на возвышение; выполняет план и не раздумывая хватается за заднюю ногу. Нахуй так нахуй, чего уж там - я следую за ним и смыкаю пальцы на переднем левом колене коня, стараясь не смотреть жертве в морду - слишком уж быстро я лишаюсь при виде этого грустного ебала от хохота сил.
Некоторое время мы сосредоточенно тянем и дергаем устройство прочь с означенного места, сначала молча, потом на счет три. Конь не поддается, сука, он только вяло пошатывается и глядит - спьяну начинает казаться, что в выражении его к безосновательной печали присоединилось некоторое злорадство.
Майор разгибается и лезет за сигаретами, с ненавистью глядя на железную спину.
- Мудила грешная, - зло говорит он и закуривает. Я фыркаю - коню идет - прикладываюсь к таре с синькой, рассматривая нарисованные темные глаза и частично облезшие черные поводья. Выдыхая дым, мой сообщник опускается на корточки и мрачно оглядывает основание трубы. Судя по всему, в приведении машины в движение она не участвует и никакой роли, кроме опорной, не выполняет - глубоко уходит в цемент, черта с два выкорчуешь. Я вынимаю из пачки лаки страйк и, прикурив, облокачиваюсь на лошадиную голову.
- Так за каким же хуем оно тебе надо? - интересуюсь еще раз, когда Райдер встает и опирается спиной на обшарпанный круп. Он смотрит на меня с выражением непримиримого упрямства и, дотянувшись, берет бутылку. Молча отпивает внушительный глоток и старательно завинчивает пробку обратно.
- Полковника снабдить, - наконец отвечает он; чуть подумав, добавляет. - Только на что он его будет при случае менять.
Меня смешит.
- Ну, - говорю я. - Здесь совсем неподалеку есть магазин игрушек - его можно подломить и найти там эту хуйню лошадиную, знаешь, на палке.
Он некоторое время глядит в пространство, представляя себе эту конницу, отчего давится дымом и смеется.
- Да, точно, - отзывается после. - Только ломать будешь ты, потому что я не умею.
Это и так ясно; меня лишь немного удивляет, с какой легкостью этот человек соглашается на предложение что-либо украсть. Мы докуриваем - окурки с шипением гаснут в снегу - и, не собираясь сдаваться, возобновляем прежнее занятие. Пальцы примерзают к холодному металлу; слаженно дергаем, постепенно стервенея оттого, что гребаная лошадь сражается отважно. Будь здесь Флойд, а еще лучше Легион - проблем скорее всего не возникло бы, но их здесь нет и справляться приходится своими силами. Я бросаю попытки оторвать нахуй спереди и, обойдя по цементу, хватаюсь за заднюю ногу рядом с Райдером. Неожиданно он прекращает и прислушивается - я следую его примеру и слышу скрип чьих-то шагов по снегу. Выпрямляюсь и оглядываюсь - из темноты парка выныривает направляющийся к нам человек в черной форме. Мы молча и устало ждем - он тормозит, приблизившись, и вглядывается в нас, сонно позевывая. Широкоплечий и высокий, но, судя по лицу, он еще младше меня. Следует пауза; потом вновь прибывший неожиданно, видимо, узнает и, забываясь, приставляет ладонь к пустой голове.
- Здравия желаю, герр майор, - говорит с немалым удивлением.
- Что это ты тут делаешь? - утомленно и фаталистически, игнорируя приветствие, интересуется майор.
- Я тут.. - человек продолжает нас оглядывать и недоуменно приподнимает бровь. - Я тут охраняю, герр майор.
- Это охраняешь? - вопрошает Райдер, для верности гулко хлопнув по железному боку упрямой нашей жертвы.
- Ну, да, вообще-то и это тоже охраняю, - парень смотрит на коня, потом на меня. Я вроде как не узнаю его - скорее всего, это одна из чекистских обезьян-астронавтов, но наверняка утверждать не возьмусь.
- Передай хозяину, что я это конфискую, - с широким жестом и на некоторое время вживаясь в прежнюю безапеляционность, хмуро заявляет майор. Его собеседник, хлопая глазами, в растерянности молчит - неясно, что на это можно ответить - а Райдер наблюдает за ним, изучая реакцию, после наглеет окончательно и вдруг продолжает. - Так что не стой тут, как манекены хуевы, а пойди-ка лучше поищи в своей сторожке лом.
- Лом? - с безграничным удивлением переспрашивает молодой человек. Белоснежка отзывается недовольным цыканьем.
- Ну да, лом, а то это ебало блядское само не откорчевывается. А если не лом, то хоть гвоздодер, или что-нибудь еще - в общем, ты понял. Не стой, говорю - выполняй.
- Т-так точно, герр майор, - по-прежнему недоуменно и медленно отвечает охранник, но, не в силах противостоять закоренелому рефлексу обезьян-астронавтов, удаляется-таки после некоторой заминки выполнять. Райдер тянется за водкой; я, в желании согреть теряющие чувствительность пальцы, засовываю ладони под меховый воротник пальто и кладу на собственную шею. Он вновь завинчивает пробку, снова закуривает. Минут пять все тихо - после, сопровождаемый снежным хрустом, на арену возвращается наш новоиспеченный помощник.
- Вот, это все, что удалось найти, - говорит он виновато, от бедра поднимая ничто иное, как монтировку, и, взявшись за нее обеими руками, протягивает к нам торжественно, будто меч.
- Опять этот блядский половник, - не в силах сдержаться, замечаю я. Майор фыркает и, избавившись от окурка, берет сверкающий инструмент посередине.
- Стой, - обращаясь к вознамерившемуся было съебаться экс-подчиненному, бросает он и критически осматривает хромированный предмет. Обезьяна-астронавт покорно поворачивается к нам лицом и глядит, преданно ожидая дальнейших указаний. Райдер переводит на него взгляд. - Подсоби-ка на благо Родины, в гробу выспишься.
Обойдя аттракцион слева, майор позволяет себе злорадную ухмылку, и, наклонившись, решительно вструмляет прямой конец монтировки между трубой и железным животом коня. Я следую за ним - когда необходимый для рычага угол по его мнению найден, Райдер смыкает пальцы на рукояти, позволяя мне положить руки на металл инструмента чуть ближе к жертве. Обезьяне-астронавту места на постаменте уже не находится, так что он, дотянувшись снизу, хватается за самый поворот загнутого края половника.
- Раз, два, три, - отсчитывает майор и жмет; жму и я, со всей дури; отчаянно дергает вниз верный охранник. С громким треском ломаются внутри коня какие-то крепления - под такой напористой атакой с перевесом сил он все же сдается и медленно, теряя пружины и гайки, валится наконец набок, сопровождаемый оглушительным гулким грохотом. Не удержав равновесия, мы, полупьяные, падаем назад с возвышения вслед за ним, задеваем охранника и уже все втроем приземляемся спинами в сугроб.
- ДА-А, ебануться к хуям! - с хохотом торжествует майор, когда поднимается и осматривает результаты своих трудов. Встаю - окрашенная не полностью, темнеющая на конце труба одиноко торчит из цемента, поверженный противник сиротливо лежит в снегу. Справа от меня старательно отряхивается обезьяна-астронавт. Райдер бросается к коню, на ходу поднимая с постамента несколько самых крупных пружин и торопливо засовывая их в карман. Приближается к лежащему животному вплотную и, издевательски ухмыляясь, снисходительно пинает эмо-морду. Еще бы лихую тарантеллу станцевал, ей-богу. Подхожу к предмету с другой стороны и пробую на вес, хватаясь за заднюю ногу - конь, сука, весит в два раза больше меня и по меньшей мере в три раза больше, чем майор, он тяжелее даже Флойдова гроба.
- Блять, - я представляю себе, теперь волочь его еще черт знает сколько до той трассы. - Чугунный он, что ли.
- Он пал, - эйфорически констатирует факт майор.
- Да, но он поломался, - вдруг приходит мне в голову. - Он же больше не будет играть, наверное.
Райдер отзывается заливистым пьяным хихиканьем.
- Нахуй ему играть, - отвечает он потом с изрядной долей бесшабашности. - Я к нему лучше колеса прихуярю - будет ездить, а играть этот похоронный марш ему вовсе необязательно.
- Два колеса? - уточняю я, мне смешно представлять себе, что полковник будет этим средством передвижения потом еще и пользоваться. Хотя более вероятно, что помимо своей воли этим средством передвижения будет по желанию полковника пользоваться сам майор - если уж отношения их доходят до забивания в ладони гвоздей и прочего бдсм-а.
- Нет, три, - уверенно отзывается он. - Трехколесного заебошить.
Черт, еще с педалями. От хохота я давлюсь водкой. Обезьяна-астронавт молчит, рассеянно прижимая монтировку к груди и в грустном удивлении разглядывая плоды наших стараний.
- А, да, - говорит Райдер, когда охранник подходит ближе и попадает в его поле зрения. - Свободен.
Вновь опуская взгляд на падший аттракцион, он лишь слабо отмахивается. Я гляжу в спину беспрекословно удаляющемуся незнакомцу и чувствую в его адрес некоторое сочувствующее сожаление - скорее всего, мы только что лишили его если не работы, то месячной получки уж точно. Зато честная обезьяна-астронавт, не предатель, что поделаешь.
Перекурив, мы решаем, что пора выдвигаться, и, взяв лошадь за ноги, для пробы пытаемся поставить ее на все четыре. Не стоит, мудила грешная, вновь с гулким грохотом падает - из-за того, наверное, что разработчик чудо-устройства изъебнулся над лихо отставленной правой задней. Райдер прилежно собирает со снега новую порцию порожденных конем деталек - шестеренок, гаек и пружинок - а после все с тем же непрошибаемым фатализмом жмет плечом.
- Понесли, - говорит. Покрепче хватаясь за частично облепленную снегом верхнюю ногу, приподнимаю - точно чугунный, сука, мало того что громоздкий. Боком держать его совсем неудобно; если придать ему обычное для него положение, то эмо-морда утыкается мне меж лопаток, не оставляя шанса для того, чтобы взяться за вторую ногу - так что в конце концов мы трогаемся с места, унося его с собой вниз головой, как дичь.
Невысокий заборчик тормозит нас, представая из-за экстравагантной ноши как препятствие.
- Шуму-то будет, - отвечая на свои размышления, неодобрительно говорит майор. Я догадываюсь о его намерениях и, игнорируя этот побочный эффект предполагаемого действия, опускаю груз, чтобы повернуться к нему лицом. От длительного контакта с холодным конем пальцы не гнутся и лишь слабо болят; Райдер покоряется намеченной идее и отходит к забору, когда я возобновляю хватку на металлических ногах. Расположив тяжелое животное таким образом боком к ограде, мы слаженно размахиваемся и перебрасываем его на булыжник площади. До того падал он в сугроб, конечно, громко, но грохот, производимый приземлением на жесткую обледенелую брусчатку - куда громче, чем звон церковного колокола, распространяется по всему безмолвно спящему центру и невольно радует мой слух. Перелезаем следом.
- Ну и, - с паузами говорит майор; он закуривает. - Как же теперь нести эту лошадиную голову, которую мы еще не спиздили?
- Спиздим - тогда и разберемся, - вспоминая о коннице, отвечаю я. Магазин игрушек и в самом деле располагается на одной из известных улиц неподалеку от того места, где мы находимся. Последовав примеру старшего по званию, я также лезу за сигаретами и извлекаю максимальное количество тепла из вдыхаемого дыма. Водка в бутылке подходит к концу - жаль, на холоде она служила скорее горючим, нежели спиртным. После перекура оба мы вновь беремся за коня и возвращаемся к сосредоточенной ходьбе - приходится идти в ногу, потому что иначе ноша раскачивается и требует дополнительных усилий для передвижения. Пересекаем безжизненную ночную площадь, переходим тихую мостовую - забавно было бы, приходит мне в голову, сбей нас сейчас всех троих какой-нибудь лихой полуночный гонщик, но судьба нам оного не предоставляет - и, свернув, ступаем на крытый темно-вишневой при дневном свете тротуарной плиткой, занесенный снегом проспект. Старые дома, с частично выкрошившимися беломраморными статуями и лепкой на откосах, двух-трехэтажные - квартиры в них с камышовыми перекрытиями, высокими потолками и просторными комнатами, шикарные, дворянские жилища - один из Рудовых особняков располагается где-то неподалеку. Первые этажи заняты в основном административными помещениями - блестят, отражая неверный свет уличных фонарей, витрины разных магазинов. Резким зеленым горит вывеска аптеки, мигают буквы на лайтбоксе над входом в стрип-бар. Не будь коня, мы, вероятно, и заглянули бы туда - но наш чугунный товарищ прочно ограждает нас от посещения порочного заведения; он, в любом случае, просто не пролез бы в небольшую дверь. Я поспешно отворачиваюсь от неожиданно появившейся слева витрины с протезами. Наконец останавливаюсь - майор реагирует не сразу, отчего морда коня тычется мне в ногу, и я едва не падаю - у небольшой, уютной двери темного дерева, ведущей в магазин игрушек - он маленький и, насколько я помню из последнего визита туда с Виолеттой, совсем недорогой, а значит и не особо защищенный.
Мы, стараясь действовать по возможности бесшумно, осторожно опускаем коня на тротуар, укладывая набок. Для того, чтобы добраться до внутренних карманов, мне приходится расстегнуть пуговицы на пальто - долго и нудно, я мерзну, шаря по одежде в поисках балерины. Рано или поздно находится, родная, в заднем кармане джинс.
- Ну, допустим, там сигнализация, - обращаюсь я к Райдеру; он устало садится на лошадиный бок и вынимает из глубокого, широкого кармана своего пальто бутылку с водкой. - И что же ты собираешься в этом случае говорить ментам?
- Нахуй их и их порядки, вот что я им скажу, - задиристо отвечает майор. Отхлебывает спиртного и задумавшись, некоторое время молчит. Потом вновь поднимает на меня взгляд. - Нну-у, во-первых, можно сходить за охранником из парка - он подтвердит, кто я такой, и всякие проблемы с ментами разом отпадут.
- А кто тебе даст ходить куда-либо и искать себе свидетелей, - любопытствую я; он молчит и глядит на меня растерянно. Нет, этот человек явно неопытен по части противозаконных действий. Забиваю на подобные проблемы хуй - в крайнем случае мы потеряем завоеванного было чугунного друга, в остальном за взлом нас нихуя не закроют и, с нашими должностями, даже в обезьянник не запрут - каким бы звероидиотом де Блэк ни был, однако наработанный им авторитет везде действует безотказно. Сплевываю и наклоняюсь к одному из двух замков. Вставляю отмычку; руководствуясь обширным опытом, далее позволяю себе действовать почти автоматически. Нижний замок - дисковый, верхний - крестовой. Хоть бы сувальдным отгородились, в самом деле. Первый преодолевается совсем легко, со вторым я вожусь подольше, отмечая про себя, что каждый раз забываю позаимствовать в нашей мастерской отвертку, которая непосредственно такие проблемы решает куда проще любой балерины. Щелчок; нажимаю на ручку, и дверь с легким скрипом поддается.
- Впечатляет, блять, - цитируя, по-видимому, Наруто - его также цитирует теперь благодаря Сейблу половина полка - усмехается майор и поднимается с бессильно лежащего коня. В недрах магазина совершенно темно, я вхожу, достаю зажигалку и клацаю, освещая дверной проем в поисках проводков от простой сигнализации - их не наблюдается. Может быть, правда, здесь есть датчики движения или еще что-нибудь в этом роде, однако интуиция упрямо подсказывает мне, что этот взлом останется абсолютно безнаказанным. Мой сообщник недолго медлит снаружи - скорее всего, решает, что чугунного коня в ночном безмолвии уводить у нас некому. В темноте не заметив забытого владельцами в проходе стула, я спотыкаюсь и с грохотом предмет мебели роняю - за спиной незамедлительно раздается издевательское фырканье. Я его игнорирую - не может же подобная операция обойтись без извечной неконтролируемой каши - и, заново повернув колесико своей бензиновой, вторично озаряю небольшое помещение огоньком зажигалки в поисках выключателя. Последний я замечаю на стене за кассовой стойкой как раз перед тем, как пространство вновь погружается во мрак - зажигалка явно требует бензина. Вытянув руку, шагаю к стойке; нащупав столешницу, кладу руку на край и обхожу ее, коленом задевая очередной стул. Наконец нашариваю и поворачиваю выключатель - видимо, он здесь не один, поскольку магазин озаряется светом лишь одной из ряда свисающих с потолка ламп под весьма домашними плафонами. Этого вполне достаточно, чтобы осветить ассортимент. Я осматриваюсь - здесь спокойно и приятно, с улицы кажется к тому же, что до душноты тепло. Ассортимент состоит в основном из кукол в коробках и мягких игрушек, на одной из дальних стоек замечаю розовый девичий мячик и разражаюсь негромким хохотом, когда Райдер снимает с ближайшей полки небольшую резиновую игуану с удивительно широко раскрытым красным ртом.
- Бери, - говорю я, отсмеявшись. - К Байту прибьем.
- Чтоб неповадно было, - заканчивает он за меня, криво ухмыляется и, с хрустом вытащив игуану из ее пластиковой обители, отправляет в карман. Я огибаю дальнюю из стоек, прохаживаюсь вдоль стены, полки на которой уставлены модельками автомобилей и яркими кукольными домиками, ищу взглядом - вроде бы нет. Наконец, уже отчаявшись найти необходимые предметы, вдруг замечаю в самом дальнем углу, возле маленькой двери в подсобку, рядком, будто флаги, стоящие на палках разнокалиберные конские головы.
- Эй, ты, - зову я; он бросает забавляться найденным на одной из стоек надрывно пикающим тамагочи и подходит вскоре ко мне. Я молча указываю на предметы пальцем; второй раз за вечер лицо майора озаряется детским торжеством.
- То, что надо, - осененно говорит он и, отодвигая меня плечом, устремляется к цели. Некоторое время оглядывает предоставленный ему выбор, после - как я и предполагал - уверенно смыкает пальцы на самой длинной - метра два, не меньше - деревянной палке самой большой головы с неприятно содрогающим меня куском шеи и резиновой сбруей, отдельно и заботливо прибитой к углам хищно полуоткрытого лошадиного рта. Этот конь не похож на своего чугунного соратника - в отличие от безутешной печали последнего первый выражает скорее агрессивное недоумение. Райдер опрометчиво тянет на себя, задевая остальные палки, которые с грохотом падают одна на другую и на него. Я разворачиваюсь, пока он там преодолевает им же созданное препятствие, и направляюсь к закрытому на ключ допотопному кассовому аппарату из дерева. Какой, черт возьми, тут может быть ключ - покрепче взявшись за стальную ручку, я изо всех сил дергаю. Крышка остается у меня в руках, открывая доступ к мирно лежащим под зажимами купюрам. Равнодушно набиваю карманы - коль скоро это взлом, то грешно миновать предоставившийся шанс финансово обогатиться.
Майор выходит ко мне, с шуршанием волоча палку с лошадиной головой за собой по полу и потирая красный след на лбу от удара ее соседкой. Я немного медлю - возможно, ограблению он воспротивится - но Райдер никак не комментирует изнасилованную кассу, так что я уверенно лезу за мелочью и сгребаю ее следом за бумагой.
- Пошли отсюда, - предлагаю я; хорошо будет, если мы попадем в часть к утру, учитывая наш груз и проблемы с перемещением и того и другого одновременно.
Распахивая дверь, мы, слегка согревшиеся в магазине, снова выходим на мороз. Потемнело - луна скрылась, и, стало быть, рассвет не за горами. За время грабежа пошел ленивый, мелкий снег, так что наша чугунная добыча, ожидая своих новоиспеченных хозяев, успела припорошиться мелкой белой крошкой. Майор ставит палку от деревянной лошади в снег, как алебарду, и мрачно оглядывает лежащего коня.
- Ладно, - наконец раздраженно бросает он в ответ на какие-то свои размышления и, перехватив шест поближе к голове, командует, кивком указывая на бывший аттракцион. - Положи его на спину.
- Но как ты собираешься.. - я не договариваю, он перебивает.
- Положи к ебеням и все, дальше я без тебя разберусь.
Без меня так без меня. Я поспешно прикуриваю извлеченную сигарету - в пачке осталось всего три - сую в зубы и нагибаюсь за передними ногами. В одиночку тяжело, но я поднимаю и с торжественным раскатистым гулом поворачиваю эмо-коня копытами вверх. Меняю руки, разворачиваюсь к майору спиной и жду - как-то он там изъябывается, чтобы удержать в ладони одновременно и деревянную палку, и металлическую конечность, но спустя некоторое время поднимает-таки, распределяя вес.
- Погнали, - бросает Райдер; прежде чем тронуться с места, я оборачиваюсь. Да, он умудряется держать в правой руке и то и другое, дальше деревянная рукоять уходит к нему под мышку и торчит из-за плеча шестом от флага. Фыркаю и, бросив последний взгляд на осиротело приоткрытую дверь пострадавшего игрушечного магазина, возобновляю строевую ходьбу.
Без остановок мы терпеливо, войдя в ритм и увлекшись, идем, хотя плечи рано или поздно начинают ныть, а руки от холода теряют последнюю чувствительность, и мне начинает казаться, что вместо них уже случились автопротезы. Я спотыкаюсь, опуская голову и косясь на собственные кисти, на ровном месте; майор тихо и неразборчиво, но длинно матерится у меня за спиной. Небо над нашими головами понемногу сереет; снег слегка набирает обороты. Застывшая подо льдом река волшебно переливается, уходя в снежную дымку, когда мы минуем мост; обледенелые перила с их замысловатой ковкой сверкают еще более хрустально, чем ветви деревьев в парке. Снег мерно хрустит под ногами; когда мы проходим через частный сектор в черте города - бедный район без садов - и наконец-то выруливаем на трассу, мне слабо верится в то, что цели мы наконец-то отчасти достигли. Подобная ноша представляется проблемой в предстоящем процессе автостопа; вслед за Райдером бросаю коня в придорожный сугроб, из которого виднеется кое-где седая от инея сухая трава и выхожу к безмолвной пока что дороге.
- Нам нужен грузовик? - оборачиваюсь на майора. Он швыряет палку вслед за аттракционом и устало опускается прямо в снег; лезет за бутылкой, жидкости в которой и на стольник уже не наберется, и великодушно протягивает мне. Я подхожу к нему, осторожно отпиваю половину количества и возвращаю. Прикончив остатки, он широким жестом отправляет тару в полет себе за плечо, и смотрит на меня задумчиво снизу вверх.
- Нет, зачем же, - равнодушно отвечает майор наконец. - Нам не нужен к хуям никакой грузовик. Нам просто нужен багажник на крыше.
Я некоторое время стою над ним, отвлеченно оглядывая простирающийся по обе стороны от дороги заснеженный пустырь - знаю, что если только сяду, сразу же начну терзаться невыполнимым желанием лечь и заснуть. Прислушиваюсь - отдаленный гул автомобильного мотора придает бодрости - возвращаюсь на трассу. Радость при виде машины, направляющейся в необходимую нам сторону, преждевременна - хоть водитель, коим на поверку оказывается дисфорический тощий пенсионер, и тормозит, но багажником на крыше не располагает и нас с конями брать категорически отказывается.
- Чем вам лошадки не угодили, - в неожиданно накатившем раздражении интересуюсь я, не спеша закрывать переднюю дверь, хотя он готов уже снова тронуться с места.
- Псих, что ли, - риторически любопытствует в ответ пенсионер, глядя на меня с угрюмым неодобрением, и плавно нажимает педаль газа - автомобиль начинает ехать, и я с размаху захлопываю старую дверь.
- Занеси тебя на повороте, - громко желаю я вслед, машинально провожая упрямца взглядом.
Райдер вновь поднимается на ноги и, видимо, окончательно замерзнув, начинает наматывать вокруг проблемного нашего груза автоматические круги.
- Красная девятка, - туманно и скучающе говорит он, когда замечает, что я отсутствующе за ним наблюдаю.
Да, пожалуй, красная девятка явилась бы на данном этапе немалым спасением, вместе с шоколадкой в бардачке - я чувствую, что начинаю от совокупности обстоятельств хотеть жрать. Следующий автомобиль разочаровывает меня в первую очередь тем, что едет он не в ту сторону - девочка лет десяти на заднем сиденье прижимается носом к окну, провожая взглядом странный караван с нерабочими конями. Долго - как мне кажется, чуть ли не полчаса - на дороге царит тишина, и уже совсем светло, когда на горизонте с нужной стороны появляется нечто на вид внушительное. Бредово озаряясь тем, что как я ни голосуй - он не остановится, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не привести в действие идею укладывания чугунной лошади на трассу, и поднимаю руку.
Это грузовик; какой-то он знакомый, но я, заебавшись ждать и мерзнуть, не утруждаю себя конкретным вспоминанием до тех пор, пока он не приближается и не тормозит резко, со скрежетом, окатывая меня снежной крошкой.
- Па-ца-ны-ы! - радостно вопит Скриншот, выпрыгивая из кабины и поспешно направляясь к нам. Майор поднимает голову и останавливается - все это время он вгонял себя в транс посредством механического хождения по кругу - и одаряет старого знакомого кривой ухмылкой.
Наш интендант оглядывает наворованное добро с недоумением и хохотом, машинально теребя прядь длинных, по-индейски жестких своих черных волос. Поздоровавшись с ним за руку, Райдер не говорит ни слова и подхватывает с земли покрывшуюся равномерным слоем снега палку с лошадиной головой. На лице его написано лишь терпеливое фаталистическое равнодушие - сунув под брезент фургона коня номер один, он с грацией киборга возвращается на прежнее место и снова хватается за задние копыта коня номер два.
- Для чего они? - с интересом спрашивает Скриншот, доставая из кармана вышитого трансерскими узорами пальто сигареты и прикуривая от кислотно-зеленой зажигалки.
- Для полковника, - коротко бросаю я, чтобы избежать дальнейших расспросов, и направляюсь майору на помощь. Совсем выбившись за время ожидания из сил, мы с ощутимым трудом дотаскиваем лошадь до задней части грузовика - и выясняем, что самостоятельно поместить ее в кузов мы уже не в состоянии. Чугунную тварь будто магнитом тянет к земле; локти ноют, а пальцы - пальцы у меня лично одеревенели окончательно уже довольно давно.
- Эй, сержант, - не выдерживая, индиффирентно зовет Райдер. Увлекшийся было осмотром зимнего пейзажа Скриншот, скрипя сугробом, направляется к нам и вскоре появляется из-за кузова. Замечает, чем мы заняты, и бросается помогать. Втроем, совместными усилиями, мы заканчиваем наконец с погрузкой трофея в транспортное средство и, не задумываясь, автоматически все трое устремляемся к кабине. Скриншот выплевывает окурок, от приставшего с лошадиного бока снега отряхивает о полы пальто руки и лезет на место водителя; дотянувшись, щелкает замком и открывает вторую дверь. Райдер тянется было в кабину, но медлит и растерянно оборачивается:
- Ты поедешь в кузове?..
Я теряюсь следом за ним, исключительно от одного этого полувопроса, с редкостным майоровым талантом усложнять элементарные действия, и молчу.
- Да здесь вполне на троих места хватит, - встревает Скриншот. Это замечание, по-видимому, добавляет Белоснежке решимости - он снимает руку с двери и отступает от кабины на шаг.
- Я поеду в кузове.
- Нет, я поеду в кузове, - отрезаю я и для верности разворачиваюсь обратно. Огибаю, не оглядываясь, автомобиль и лезу в фургон - натыкаюсь на злополучного металлического коня и едва не выпадаю обратно на дорогу. В кузове темно - небольшое деревянное помещение сплошь заставлено ящиками, пол покрыт почему-то сеном, а в самом дальнем углу сиротливо приткнулся старый черно-белый телевизор. Откуда здесь сено и почему телевизор - действительно странным выбором было назначить сержанта Скриншота на должность Нашего Интенданта, этот недоделанный индеец волочет в часть все, что попадается под руку, а под руку редко попадается что-то нужное. Хлопает дверь кабины и заводится с глухим ворчанием видавший виды мотор - я поспешно прохожу к самой дальней стене и опускаюсь на один из ящиков, ожидая, что машина сейчас тронется с места, но она трогается не сразу. Мы отправляемся, наконец, лишь после того, как в фургон следом за мной забирается упрямый и раздраженный майор Райдер.
- Вертел я на хую твое самопожертвование, - зло говорит он в ответ на мой усталый взгляд; по инерции отступает назад, когда Скриншот выдвигается вперед, после делает несколько шагов по направлению ко мне и садится на пол, прямо в сено, несмотря на изобилие в фургоне других свободных ящиков.
- В кабине тепло, - коротко замечаю я. Тянет курить, но первые несколько минут пути желание спать и есть захватывают меня настолько, что лень даже лезть за сигаретами.
- Вертел я на хую это тепло, - незамедлительно отзывается майор, утомленно откидываясь на деревянную стену, глядит на меня искоса с неодобрением и продолжает. - И вертел я на хую эту кабину, этого Скриншота и это его треклятое минимал техно.
Со всеми их шестеренками. Когда грузовик набирает ход, с мерным урчанием рассекая полевые занесенные снегом просторы расстояния до части, я теряю даже желание курить; полудремлю в латентности и молчании, оперевшись на граничащую с задней панелью кабины стену. Наслаиваясь на реальность, мне начинает что-то сниться, так что узорами разрисовывается дощатый потолок кузова, а узкая полоса дороги, которую видно между полом и брезентом, неожиданно и надсадно багровеет. Черт, скоро кошмары попрут - приходит мне в голову, так что я вновь выпрямляюсь, стряхивая с себя оцепенение, и лезу за сигаретами.
- А ну как полковник тебе за подобную выходку пиздюлей навешает, - полусвязно предполагаю я, чиркая зажигалкой. При виде огонька впавший было в задумчивость майор оживляется и вскоре следует моему примеру.
- Он их вешает хоть так, хоть эдак, по поводу и без, в любом случае, - едва ли не нараспев со спокойной размеренностью отвечает Райдер, выдыхает дым и заканчивает. - Так хоть будет за что вешать.
Он приподнимает крышку стоящего рядом с ним ящика и заглядывает внутрь, после чего, по-видимому убедившись в том, что содержимое ничего легковоспламеняющегося в себя не включает, осторожно стряхивает туда пепел с сигареты. Это разумно - сено, в конце концов. Я поступаю так же - бросая взгляд на темное нутро деревянной емкости справа от меня, сокрытое под влажной крышкой из ДСП, обнаруживаю, что ящик доверху заполнен жестяными консервными банками. Посиневшие пальцы совсем не слушаются. Глубоко затягиваюсь, прислушиваясь к монотонному гулу двигателя и размышляя над последней сказанной им фразой; после переключаюсь на тему доминации и подчинения - смысл последней погружен для меня в глубокий таинственный мрак, и я хоть убей не пойму, зачем же Руд издевается над Райдером с таким отчаянным постоянством, и, что еще более неясно, по какой же причине бесшабашный мотоциклист из раза в раз терпит издевательства с упорной безответностью. Вероятно, суть ясна только им, и потом - их явно связывает Тамара, на любое упоминание о которой оба отзываются с лихорадочной сверхценностью. Майор докуривает, снайперским щелчком отправляя бычок в просвет под толстым военным брезентом; заканчиваю с курением я, вжимаю окурок в одну из верхних консервных банок в ящике - я подобной меткостью похвастаться не могу и рисковать, как следствие, не стану. Дорога долгая. Я погружаюсь в бездействие, из-за которого вскоре начинаю дрожать от холода, но не обращаю на это внимания. Едем, шурша шинами по обледенелой трассе, не менее часа или двух - все это время мы молчим. Я сосредоточенно занимаюсь тем, что не даю себе заснуть - старательно фокусирую зрение на той или иной детали простенького темного интерьера фургона, а после, когда изучение оной перестает помогать, перевожу взгляд на другую. Хочется одновременно жрать, спать, греться и ебаться, отчего меня до самого завершения поездки не покидает тихое раздражение. Райдер, судя по всему, медитирует, сидя в сене по-турецки и отсутствующе уставясь в пространство. Он киборг - но это нормально, и я усмехаюсь, не в силах отделаться от устоявшегося выражения. Наконец - бездейственное ожидание достигает во мне катарсиса и я готов уже выскочить из кузова, чтобы пройти остаток расстояния пешком - откуда-то сзади раздается знакомый скрип больших, ведущих в часть ворот, после белая полоса между брезентом и дощатым полом сменяется темнотой, и наконец машина останавливается. Глохнет мотор, хлопает дверца кабины. Майор разом выходит из оцепенения и без труда поднимается на ноги. Я еще некоторое время сижу - лень шевелиться - вдыхая бензинный, царящий обыкновенно в гараже, технический аромат, который мало-помалу проникает в кузов.
Белоснежка выпрыгивает из фургона; я отрываюсь, наконец, от ящика, встаю и подхожу к краю. Нагибаясь, с шуршанием поднимаю из сена палку с лошадиной головой - из-под нависающей брезентовой занавеси не видно, но он принимает с готовностью ожидающего и с деревянным шумом бросает на асфальтированный пол в гараже - ждет, пока я подам второй, более проблемный трофей. Хватаюсь за ледяные, беспомощно вытянутые в сторону задние чугунные копыта - сначала за одно, потом за другое - и толкаю вниз. Майор принимает тяжесть, неразборчиво чертыхаясь - скорее всего, я случайно задел его этой эмо-головой. Скриншот помогает ему, судя по тому, как легчает ноша. Они тянут в сторону, позволяя мне покинуть кузов без того, чтобы ронять коня на асфальт - это же сюрприз, и не годится испортить его перебудившим всю часть грохотом. Покончив с разгрузкой, мы кладем лошадь и снова закуриваем. Ворота в гараж по-прежнему распахнуты, заливая светом большое полутемное помещение - полностью Скриншотовы владения. Оно и видно; весь пол завален досками от ящиков, крышками от стеклянных консервов, инструментами и шинами, расчищен лишь пятачок, необходимый для въезда и стоянки его зловещего черного грузовика, на котором мы сюда и прибыли.
- Что теперь, - интересуюсь я, когда сержант покидает нас, не теряя времени на простой и с энтузиазмом приступая к освобождению кузова от ящиков.
- Надо отнести, - совершенно беспристрастным тоном отзывается Райдер, опуская сигарету и недружелюбно косясь на опостылевший остаток от детского аттракциона.
Меня осеняет вдруг мысль о том, что это очень, очень хорошо, что полк ночует тут, а не на городской штаб-квартире, ибо покои фюрера расположены здесь на первом этаже - а в городе на десятом. В лифт наш тяжелый приятель явно не влез бы, а волочь его на самый верх - задачей представляется более сложной, чем доставка предмета непосредственно в чертог Создателя. Эта идея неожиданно придает мне сил и, выплюнув очередной окурок, я вновь нагибаюсь за передними ногами. По отработанной системе майор сует под мышку палку, увенчанную явно необъезженной частью от мустанга, и, одному ему известным способом удержав ее в руке, подхватывает вскоре задние конечности. Мы, не прощаясь с механиком и действуя автоматически, покидаем гараж; в молчании проходим укрытые сугробом пятьсот метров, разделяющие рабочую область сержанта и плац. На подходе я уже улавливаю нескончаемое, раздражающее жужжание - это якудза без устали пидарасятся, искусно лавируя меж обряженными в бушлаты манекенами, на своих вечных мотоциклах. На моей памяти ни у одного из гребаных мафиози ни разу не закончился бензин.
- Они не спят, не едят, не мерзнут и не заправляются, - бросаю я в пространство, Райдер хмыкает у меня за спиной.
- Я же говорю - эти блядские гангстеры заводные от и до, - отвечает он с упрямой уверенностью. Вскоре мы обходим главное здание - на обозрение открывается вид так называемого плаца и чертовых заводных мотоциклистов, терпеливо, как бескрылые пчелы, и бесцельно кружащих по снегу. Я, памятуя о том, что в последнее время никто не утруждает себя закрыванием тяжелых двустворчатых дверей, ведущих в холл этого самого главного здания, не опускаю надоевшей за ночь ноши и отвешиваю левой створке раздраженный пинок. С тонущим в гуле множества мотоциклетных моторов тихим скрипом она покорно распахивается, пропуская нас, наконец, в вестибюль. Не тормозя, мы размеренно и по-армейски сворачиваем в пустой, ведущий к полковничьему кабинету коридор.
- Но как же ты.. - неожиданно задумываюсь я над тем, каким образом майор собрался попасть в наверняка закрытые на ключ Рудовы покои, когда мы доходим наконец до очередной цели и вновь кладем чугунного коня на темный паркетный пол. Он не реагирует на отрывистое мое замечание и с машинальным упорством, мрачно сцепив зубы, расстегивает пуговицы отделанного черным мехом пальто. Вжикает змейкой и некоторое время роется по карманам джинс.
- Ты думаешь, я упустил бы такой шанс, - непонятно делится со мной он своими размышлениями, когда извлекает, наконец, большой французский ключ, и, переступая через наш груз, скрежещет замочной скважиной. Не забыв прихватить двух наших соратников, один из которых одноногий, а другой - четвероногий, мы заходим наконец в помещение, отведенное полковнику.
Да, эту комнату, несмотря на административное ее предназначение, однозначно тянет величать либо покоями, либо хоромами - помимо немалых габаритов, шикарный ковер на полу и внушительный дубовый стол посередине вызывают это желание в сочетании с прочими предметами интерьера, вроде бархатных штор или большого, комфортного, старинного кресла. Руд шикует - он всегда шикует, этот оборот также вошел уже за время службы в список клише у его подчиненных. Пускай шикует теперь с чугунным скакуном под боком.
- Черт, жаль, что эта мудила грешная не стоит, - доносится из-за моей спины. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не расхохотаться, и покорно поворачиваюсь, когда майор, обходя меня справа, направляется к центру комнаты. Мы с великим и явным облегчением избавляемся, наконец, от тяжелой, настоебенившей ноши, прислонив коня боком к массивному столу и расположив эмо-мордой ко входу. Палку же с агрессивным его камрадом майор долго и после нескольки неудачных попыток устанавливает в кресле, опирая шеей о спинку - голова по-прежнему глядит на свое окружение в диком удивленном возмущении.
Майор не отличается в мелочах безалаберностью; так и здесь, когда мы выходим из чертога де Блэка обратно в коридор, он не забывает закрыть дверь обратно и вытащить из скважины ключ - я бы на его месте, скорее всего, уже проебал. Я хочу спать, спать и ничего уже более - еблю и еду откладываю на потом. Покинув так называемое административное здание, мы молча и крепко жмем друг другу руки - к моей казарме направляемся, тем не менее, по-прежнему вместе. Некоторое время я недоумеваю, что он забыл в этом прокуренном строении, а потом до меня доходит - он идет за Шелиз.
Не заботясь о спящих верноподданных, рывком и с грохотом распахиваю большие двери в - теперь уже мои - владения. Лежащий на ближайшей ко входу койке Волк спросонок нервно поднимает голову и щурится, оглядывая вновь прибывших.
- Прокинулись, бляди, - констатирую я злорадно, ибо по выработавшейся за последний период традиции это они обычно шумом будят меня, причем часов в пять утра - чертовым зверолюдям, видите ли, зимой отчего-то не спится. Обычно не спится, а сейчас, тем не менее, спится - все мирно, аки в детском саду, лежат в кроватях, пустуют лишь два места - мое и принадлежащее по обыкновению ранней пташке, нашему военврачу. Рэнд недовольно цыкает и вновь ложится на подушку, тут же погружаясь в сон. Такое уж у лейтенанта свойство - стоит снова что-нибудь уронить или нашуметь любым другим способом, он опять проснется и притом не менее нервно. Майор, отодвигая меня плечом, проходит вглубь - как я и предполагал, к койке Шелиз, которая располагается почти в самом углу. Нет, трахаться здесь они не будут, рассеянно размышляю я, снимая с себя наконец пальто и расстегивая пуговицы на рубашке. Снова угадываю - для Райдера чертова эмо-Нана всегда готова, просыпается быстро и без лишних вопросов набрасывает на себя первую подвернувшуюся под руку шмотку. Молча они проходят мимо, обратно к выходу, пока я расшнуровываю ботинки. Всегда готова и даже холода не боится, думаю я, укладываясь, наконец, на несколько часов долгожданного сна, и вырубаюсь быстро, не успев даже толком согреться - я не спал более двух суток. Кошмаров Ватари сегодня не припас, так что все эти несколько часов я изучаю во сне монотонные ряды карусельных зверей, на рельсах безмолвно торчащих строем из глубокого сугроба. Между ними мерно и гипнотически вихляют туда-сюда извечные прибитые к мотоциклам якудза в солнцезащитных своих очках.
Кони не проходят, конечно же, бесследно. После полудня, после всех обычных дел, когда мороз заново набирает обороты, а за окном вновь темнеет раннедекабрьскими сумерками, двери в гостиную, где мы втроем - я, рыжий и Райдер - изображаем игру в шахматы, а на самом деле просто коротаем время до ночи, резко отворяются под решительным пинком. Входит Руд; на лице его царит выражение хмурой спокойной ярости, а в правой руке, шурша головой по полу, зажата деревянная палка, увенчанная головой недоуменного мустанга. Обогнув диван, миновав ряд пустующих нынче стульев возле барной стойки, он фюреровским шагом преодолевает расстояние от входа до нас и останавливается, со стуком поставив своего нового скакуна вертикально. Сверху вниз он глядит на сидящего на шатком стуле справа от круглого кафешного стола майора, и только на него - постепенно спокойствие из его ярости явно улетучивается. Райдер отвечает ему безмолвным, хладнокровно выжидающим взглядом в глаза - и дожидается в конце концов своего.
- Никогда больше не смей лезть в м.о.и. комнаты, когда они на ключе, - чеканит полковник, после чего уверенно перебрасывает рукоять из правой руки в левую и, со свистом размахнувшись, награждает майора такой пиздюлиной деревянной конской головой, что тот не удерживает равновесия и падает, с грохотом опрокидывая стул, направо, на пол. Рэд от подобного зрелища разом впадает в бешенство и порывается вскочить, но я, предугадав дальнейшие события в том случае, если в них примет участие Рейджер, равно как и если вмешаюсь я, удерживаю его обеими руками за локоть. Де Блэк возвращает новоиспеченное оружие в вертикальное положение и озаряется недоброй ухмылкой от уха до уха. - Эффективно, - комментирует он с некоторым удовольствием, допускает паузу и продолжает. - С этим на врага и пойду, когда он наконец на нас нападет. Что же касается железного устройства - можешь упереть его обратно в металлолом. Оно тяжелое и даже не стоит.
Закончив, Руд лихо закидывает палку с конской головой на плечо; не одаряя нас даже взглядом, разворачивается и направляется обратно к выходу. Рейджер встает, когда хлопает дверь в гостиную, и обходит стол. Садится на корточки возле по-прежнему лежащего на боку Райдера, который, уткнувшись носом в пол, закрывает ладонью лицо. Видимо, удар пришелся в бровь, поскольку пальцы его окровавлены. Некоторое время он просто лежит и лишь дышит шумно, потом, по нарастающей, разражается хохотом. Не нервным и не обычным тикоидным хохотом - я узнаю, ему в самом деле смешно.
- Ояебу, - мрачно говорит Рэд, приподнимая бровь - странно, но его, этого общепризнанного истерического свитча, судя по всему, больше всех заебали ежедневные прилюдные сцены доминации и подчинения. Он, протянув руку, легко проводит кончиками пальцев по майоровой кисти, на что тот отзывается лишь новым приступом смеха.
- Чего ржешь, - наконец, не выдерживая, спрашиваю я. Райдер приподнимается на локте, затем садится и опускает наконец руку. Да, правая бровь его точно разбита, кровища хлещет, живописно заливая бледную щеку - ухмыляется он тем не менее с детским восторгом.
- Вот щас коня поменяет и вернется, - злорадно говорит наконец Белоснежка, когда находит в себе силы перевести дух. Рэд фыркает; я предполагаю, что пиздюлины чугунным монументом по голове майор уж точно не переживет, и недоуменно гляжу старшему по званию в глаза. - Этот злоебучий конь меня поцеловал, - эйфорически поднимая взгляд к потолку, продолжает Райдер.
О да, поцеловал. Как Сэнда ангел, судя по всему - хорошо, если не контузил его треклятый конь, думаю я и рассеянно тянусь за своим ополовиненным граненым стаканом с виски.