все здесь, кроме нас двоих, такое заброшенное. почти до слез трогают на закате юные стебельки травы, пробивающиеся сквозь половицы чьей-то давно покинутой хатки. дерево рассохлось от времени, почернело от сырости - под шагами совсем не скрипит. здесь пахнет осенью, от тебя пахнет дождем. здесь все такое заброшенное, далекий поезд встряхивает сумерки за множество километров вокруг, от жары холодно. от холода жарко от овоидного язычка качественного свечного пламени - у основания зеленая парафиновая лужица, растет из пола огненным цветком. здесь все такое, сквозняки и спешки, слишком мало времени и отчаянно не срастаются одни размышления с другими, а те - с чувствами. ржаво-металлический привкус на языке. спокойно, это просто - это просто чужие зубы, чужие губы, чужой язык. сердце застревает в ключицах, пальцы путаются в целлофане со свежей пачки. слова застревают в ворохе неразобранных впечатлений. сквозь щели в черепице виднеется ясное ночное небо. я всего этого боюсь. обрывки фраз повисают во влажном воздухе ощутимыми гирляндами, пальцы печатают следы по щекам и ребрам. единственный возможный выход. что-то давно уже пошло не так, на колени и локти понавешать колокольчиков и - что за дикий вид. лицо осунулось так что резко выступают скулы. услышанное переплетается со сказанным, кружится голова и проснуться не светит.
несколько нескончаемых дней ожидания, мучительно-бесполезные попытки во всем разобраться, звонки, хриплые вопли, сквозняки, точки-тире морзянки и очередная вереница ожидаемых провалов на профессиональных поприщах. бескрайнее поле боя, на горизонте сливается со свинцово-алым небом, несколько домашних пожаров и нарастающее чувство беспокойства в груди голове воздух бляди попрятали.
одинокая до костей промозглая ночная дорога, онемевшие на руле пальцы, две-три сигареты в мятой пачке. туман, заунывно и размеренно зовет маяк - различаю задолго, за километр или десять - не считаю, не сверяю. и ходить по маякам себя предлагать, в этой области он только один глупо вызывающе себя предлагать. скрежет дверного замка - вблизи цилиндрическое здание намного шире, чем казалось, сквозь облупившуюся белую штукатурку пробивается краснокирпичная кладка. why do u welcome me. агрессивные поцелуи, непроглядное молчание и бесконечный селф-бондаж в виде неотвратимой скованности. один пролет, два-три, зарешеченные лампы светящимися зеленоватыми жуками по стенам и потрескивающая, мощная винтовая лестница с древними деревянными ступенями. голова кружится, с улицы слишком тепло и даже немного душно. сведенные зубы и выражения бесконечной усталости на лицах. несмываемо. под самой крышей - в-круглом-стеклянном-боксе с центром из замечательной карусели сигнального фонаря, здесь накурено и жарко. старый электрический обогреватель щерится докрасна раскаленными спиралями. кресло ранее принадлежало смотрителю маяка, коего наверняка расстреляли либо рыжие, либо именующие себя анархистами повстанцы. неясно только как же тогда выполняет свои обязанности маяк. он одушевлен. даже сквозь толщину стекол и прочность стен прекрасно слышны завывания туманного ветра и блекло-тоскливый плеск морских волн. на деревянном полу белые пятна соли - влага всегда просачивается даже в самые защищенные места. замедленной вспышкой неспешно прокручивается по оси огромное око сигнального фонаря. штормит. чтобы не упасть, два шага куда-то влево.
- чего?..
да, у меня снова. у меня всегда одно и то же, вероятно у меня давно уже спид. нехорошо в таком случае ничего об этом не сообщать.
- все вы.. слишком чахлые, господи.
всуе. "прекрати, я начинаю стесняться". и очередная порция цитат из тупого и еще тупее. кто-то из нас очевидно долбоеб, а кто-то - еще тупее. еще немного - и я избавлюсь от навязчивого желания все рассортировать. свет отворачивается от нас с едва заметным механическим скрипом. у тебя мертвая хватка и холодные руки, отлично ощущается сквозь тонкую ткань футболки. целует куда-то в шею напористо и упрямо, назло - будто я не хочу. сегодня от тебя пахнет дорогами и дождем. запястья сведены вместе, больно до кончиков пальцев. да, мне в таких случаях бывает очень обидно оттого что моя система отказывается мне подчиняться. это достойно наказания, помимо того что мое существование достойно наказания и моя трусость достойна наказания и все это достойно наказания неизмеримые количества несущественно сверхценной мишуры, каждая часть которой подлежит утилизации и посему бережно хранится прямо над головой домокловым мечом достойна наказания. обвиняющим прожектором заново уставляется маяк. рывок - и я валюсь в кресло, прямо на тебя, у тебя мертвая хватка и смертельно усталый вид. у меня температура, но ты все равно теплее. все тепло хранится в позвоночнике и солнечном сплетении. твое сердце бьется слишком часто, но мерно - слышно даже если прижать ухо к плечу. всего этого недостаточно, оттого и бесишься что недостаточно, боишься брать больше - на самом деле ничего особенного, помимо моей воли случалось проверять. невысказанные длинные письма молчально-могильными составами по телепатическим рельсам. да, я тебя боюсь. я не настолько глуп. клыки слишком острые, на самом деле они запилены, а пальцы отсчитывают позвонки, я уже задыхаюсь. я вылижу твои руки. это положение еще более безвыходно чем миллионы миллионов других, плохой выбор, но тебе же даже в русскую рулетку еще ни разу не повезло. навсегда прочно запечатленные подростковые черты. этот звук, которого не слышно даже если прижать ухо к виску. прикосновение к затылку под ошейником. да, наиболее это напоминает желание спать. острое желание спать, как бы сильно в свою очередь я не настолько глуп чтобы тебя бояться. все это ясно как пять пальцев каждый из которых указательный и нет нужды что-либо говорить, но я тебе все равно не поверю, потому что я так сказал.