Глоток свежести. Пьяный перепуганный двенадцатилетний мальчик нервно-судорожным движением головы отбрасывает с глаз длинную мелированную из каштанового в платиновый челку. Коротко, напоминая электрический разряд между пальцами и забором, горячая свежесть, ощущаемая Шелиз рассеянно где-то внутри, первые посткоитальные всхлипывающие смешки, волнение, свежесть.
"Я не хочу уезжать Шелиз нет не хочу запиши мой адрес приедь ко мне Шелиз Шелиз запиши мой телефон звони мне дай мне свой мобильный Шелиз я хочу остаться нет..." с расширенными голубыми глазами цепляясь за руки, с истерически подрагивающим подбородком и напряженными скулами.
Электричка воет, ревет и увозит его.
Шелиз садится на сцене, где стоят столы с настольным теннисом и играет. Виолончель, расположившаяся между ее бедер подобно страстной любовнице, подыгрывает. Люди садятся на скамейки и с внимательным испугом слушают.
До, ми, ля, фа, ми, ля, ре, тихо мурлычет Шелиз. В центр площадки выходит темноволосый парень. Он бросает куртку на пол и садится на нее по-турецки. Внимательно глядя на Шелиз. Ей он нравится.
Карина красива. Ей лет тринадцать. Темноволосый парень сидит на веранде и внимательно наблюдает за тем, как Карина смущается, исподтишка наблюдая за его наблюдениями. Вечером Шелиз берет морскую подзорную трубу и, некоторое время поискав, находит. В старом заброшенном строении, напоминающем голубятню, он трахает Карину. Шелиз делает торопливую и неопрятную зарисовку. Они так красивы, четко полосками освещаемые заходящим солнцем.
На песке сидит одетый в черную футболку, джинсы и ботинки с железом лохматый мальчик и осторожно перебирает ракушки в поисках экзотики. Его волосы медного оттенка, густые и завиваются в большие красивые отливающие золотом кольца. Шелиз обходит его и располагается напротив. Мальчик поднимает глаза яркого серо-платинового оттенка, цвета холодного заката, и улыбается.
Шелиз долго не может развести костер и ожесточенно дует на него, головокружась от гипервентиляции. Пламя горит светлым цветом Яновых глаз. Шелиз долго группируется и высоко перепрыгивает через огонь. Она катается по песку и весело смеется. Ее угощает пивом из своей бутылки красивый стриженый под ноль четыре и похожий на скинхеда панк Марк Винтовский в холодных тонов камуфляжных штанах с карманами и светящихся по рантам ботинках.
Когда Шелиз ходит по кромке моря, толстый мальчик, подобно белому медведю валяющийся в прибое, порывается защемить ее ноги, составив свои нижние конечности ножницами. Шелиз брезгливо отскакивает. Из воды выходит благородного сложения шатен с красивыми почти что флюорисцентными зелеными глазами и здорово забавляется, глядя на "ножницы" того жиртреста. Шелиз оскорбляется, пытается швырнуть в насмешника огрызком дохлой валяющейся на берегу медузы, промахивается, спотыкается и падает в воду, прямо в своем цветастом сарафане. Слабея от смеха, незнакомец помогает ей встать.
Шелиз лежит на поле среди скошенных колосков под большой вышкой и слушает звуки далеких кукурузников.
Она, давясь от наслаждения, тоннами поглощает теплую красную чурчхэлу, и орехи в виноградном соку забавно хрустят на ее неумолимых зубах. Потом она услаждается сладкой ватой, которую жадно заедает двумя сахарными кочанами сахарной кукурузы. Далее на очереди - холодное пиво и домашнее вино.
__________
прелестное существо без ярко выраженной женственности в силуэте, с иссиня-черным каре и бездонными фиалковыми глазами, невероятно экспрессивное в каждом своем движении, тонко- и белокостное, такое ностальгически красивое.
bear hides and buffalo, вводящее в один ритм наши сердца, погружающее город вокруг нас в закатную лень. "the name's shelize". сексуальная впадинка между ключиц, в которую я ее целую. мост. наши тени, длинноногие, утонченные. недосягаемо чувственно. шелиз танцует. грация неповторима, непереводима и невероятно великолепна. мы под мостом, судорожный кашель сгибает меня пополам, и между безуспешными попытками вдохнуть чувствую ее легкое прикосновение к моей спине. предлагаемый мне кубик рафинада спасает дело. блестящие огромные глаза, кажущеся всегда готовые пролить несколько драгоценных капель слез на тело умирающего от смертельной раны принца. динамики слышны повсюду. мы пьем вино, мы пьем много вина. дорожки холодной красной жидкости, стекающие куда-то за воротник твоей изящной, но явно мужской официальной рубашки. глубокие и жадные поцелуи взасос и локон моих волос, накрученный на твой длинный указательный палец. он так играет на солнце, что я испытываю гордость. чем она пахнет. свежескошенными цветами. полевыми танцующими по ночам цветами. одно внутри другого это я внутри тебя. покатая полынь, отливающая в лучах серебром, тем самым, которое вызывает ассоциации с далеким ржанием лошади и дикой спелой ежевикой, и мне хочется всегда так быть.
вздохи, похожие на бредовые постанывания горячечно больного. быстрые вдохи и выдохи, и потемнение в глазах, посветление радужек и губ. в моих легких кровь, кажется. но это незаразно. это принадлежит только мне. падать вниз, падать в тебя. катать шелиз на качелях, в сумерках вдыхая ванильный аромат теплого тумана. делать все чтобы ты чувствовала. божья коровка на удивительно детском угловатом колене. идем ко мне домой. зажигая свечи, садимся - я за пианино, а ты рядом с виолончелью, и мы так идеально гармонируем в подражательстве рози.
__________
И после пяти бутылок вина она вдруг оказалась под рудом. она выгибала спину, удивляясь его странным кошачьим ласкам, ухмылкам и покусываниям ее нежного подбородка. она чувствовала себя так, как наверное чувствовали себя под ней все ее двенадцати- и тринадцатилетние избранники. он целовал ее в рот так умело, что она могла бы кончить от одного только его языка в ее глотке, если бы не притупляющий ее чувства алкоголь. она обнимала его затылок и жмурилась, чувствуя его бледные пальцы на своих сосках. верные сестры в колонках скрывали их умалишенные похихикивания, придавая всему, что она видела, глядя широко раскрытыми темными глазами, странную объяснимость. в никогда ранее не испытанном экстазе их соития ей виделись поезда, поля и его приходы. ей захотелось записаться в списки героинисток. руд не краснел, не бледнел и не кривлялся. он улыбаясь глядел ей в глаза. она поняла собственный инструмент. руд с редкой чуткостью играл на шелиз. виолончель шелиз праздно стояла в углу. шелиз выгибала позвоночник между лопатками с неприсущей ей обычно грацией, желая до предела вжать совсем маленькие темные соски совсем маленьких белых сисек в его худую бледную грудь. руд продолжал целовать ее, так что она передавала вибрацию своих голосовых связок непосредственно и только ему. ее ладони были погружены в его стриженые коротким каре густые пепельные волосы. для шелиз его глаза светились фосфоресцирующим абсентным зеленым. она вся пропахла запахом клубничного варенья. он оставлял синяки на ее чувствительных совсем узких бедрах. линолеум под ними прогрелся и шелиз казалось, что он расплавился. поезда гудели, стучали и ездили туда-сюда. заходящее солнце накрывало их настроением музыкальной шкатулки. руд был совершенно худым, и она понаставляла засосов на его трогательных ярко очерченных ключицах. они трахались долго и самозабвенно. они не сняли его джинсов и ботинок. шелиз не знала границ. его глаза были дикими. она стонала громко. вагоны гремели в едином ритме и заезжали из его висков прямо в шелиз. руд поделился с ней трамваями. он ебал ее так чувственно, что с него упали часы. они оказались под ее затылком. она четко слышала, как они тикали. она передала ему ранние воспоминания детства, она посещала уроки игры на фортепиано под заходящим солнцем, проходящим сквозь разноцветные витражи. она видела иглы в его венах в обществе обладающих иглами колосков. он прокусил ее нижнюю губу до крови, и она поделилась с ним. она сказала много лишнего. руд ухмылялся и молчал. он курил, а она целовала его мальчишеский подбородок. у них были темные круги под глазами. его глаза лихорадочно блестели. она играла, впервые сидя перед виолончелью без одежды. на ней были сексуальные зеленые босоножки. он смотрел на нее, сидя на подоконнике и редко моргая. шелиз пела. потом они долго говорили. у меня такое впечатление, будто все мои внутренности давно разложились и не осталось ни одного целого органа - проговорила шелиз. я был у тебя внутри - ответил руд - все там в порядке. шелиз улыбнулась.