Орды и полчища выступают из темноты; несут, влекут за собой волокут и толкают в спину, в плечи, в затылок - нет, носилки и жгучей дрелью ввинчивается распространяется по телу боль из-под правого ребра. из бредовой темноты полусознания поблескивают хищно злорадно сверкают стволы Вулканов и Максимов, откуда-то сверху наезжает Катюша двумерной тенью растягивается на несуществующий потолок и по рельсам грохочет дальше. Мино-мино-ми-но-мет, всем пора в огонь. да в полымя. в огонь. огонь. к выстрелу не готов. покачивается - вокруг вода, почему мы, почему мы в лодке и куда. полынное полымя, задумчиво глядит белобрысый наш лейтенант лезет в огнестрельное ранение саднящее под правым ребром. задумчиво глядит, а из инструментария только скальпель и даже - тонет в тяжелой влажности ленивый звон Волковой гитары. Еще похоронный, блять - дава-ай, заводи. с усилием спокойно и без паники пытается Винтовский завести лодочный мотор - нет, подполковник, омуляжение на раз-зва два срабатывает, греби фуражкой и ручками не то под первым же дождем пойдем ко дну. насколько я могу видеть из лежачего положения - вода вокруг черная и вязкая, как смола, и мотор только сокрушенно взревывает, а руль начисто прибит к панели управления. это же. абстрактная персонификация затвора и сталелитейная печь, строительный цех, слесарный стол, хирургические очки хха набор нонсенсов почти полный комплект. Доктор молча ковыряется в моем подреберье, а ппули то - неужели черти унесли, суки, разноцветный ублюдок воздушно-капельно заразил меня. все черно как сажа, кажется, это просто я расслаиваюсь в цветовую инверсию и на самом деле посеребренные равномерным осенним светом небес все белые, белые как андели хреновы все кроме меня индиффирентно скрежещет по кости лезвие скальпеля индиффирентно истекаю кровью в бесполезном месте бессмысленной посудине и Волков косится на меня с пристальным недоверием.
- Не вздумай, - говорит он, проследив взглядом до рабочей области лейтенанта - видимо, хлещет родная-алая из меня - выдыхает облачко влажного дыма и выбрасывает окурок за борт. Этот полудурок бросает окурки за борт, хотя Нон с Марком пять минут назад пришли к выводу, что плывем мы по нефти. Они явно ошибались, ччерт, иначе тут развелось бы такое охуительное полымя что любо-дорого. - Не вздумай, не то я тебе на том свете этой Библией все ебало твое от эмо разобью.
- Почему Библией, - уточняю я тихо, лень делается говорить в знакомом подступающем сонном равнодушии - знак начала отправки к ебеням.
- Очень к лицу, - зло соглашается доктор, забывается и окровавленными пальцами затыкает за ухо прядь льняно-белых волос. а потом мы потонем из-за того что крови внутри меня слишком много - каждый раз целые реки и все недостаточно для оконечного выключения системы. что за идиотизм. Марк сплевывает - снова за борт - и, переступив через меня, лезет под скамью. Извлекает весла. Ой, не, блять, только не давай Волкову, хочется сказать но слишком лень. Он же грести будет не в ту сторону и точно потонете все как три полудурка вместо одного и вместо меня - если бы удача улыбнулась мне хоть раз, я бы уже к моменту отхода ко дну умер от потери крови. Не в ту сторону грести что за неэвклидово. Что за хуйня и отмотка момента кто стрелял вообще. Зачем стрелял в четыре безоружные солдата, а перед ними океан непрозрачного черного мазута. Какая сука - этим прикладом все ебала им разбей. Там, высоко, что-то мигает, или мелькает - надо ли, надо пойти проверить а вдруг. Что. Пощечиной вбивают обратно в тело, доктор смотрит на меня обиженно и раздраженно.
Сидя, они слаженно гребут вниз по реке. облака передо мной проплывают за облаками. Больно но как-то не очень и совсем не - чувствую влажный след от мокрых пальцев альбиноса на лице у меня моя кровь. она везде пропитывает доски днища. днища днища топорища я увлекаюсь часиками тикающими в моей груди нестройно неритмично и очень забавно. зачем, что ты сука белобрысая там копаешься зачем вообще ты со всем этим возишься и нахуй было волочь меня в лодку. Да давно уже надо было тут редкий случай подвернулся снова они поганят все планы и схемы малюются на дощатом полу алыми дорожками - не вижу но чувствую она же моя все-таки. как же ты что будешь делать - завязывает там чего-то какими-то шмотками моей рубашкой своей рубашкой рубашкой от Марка. бросай к ебеням дай поспать. затягивает - резко и больно. Показывает, держа в двух обагренных кровью пальцах, извлеченную пулю. девять миллиме-етров, знакомо хочется идентифицировать да только лень. тяжко им грести наверное по треклятому мазуту хорошо бы разобрать все эти нерабочие механизмы и к хуям сдать на металлолом. пункт приема металлолом с нами разорился бы, пацаны. мы ведь снова в пацанмобиле, это просто водная разновидность. нет только не велосипеды. вилосипеды? сипеды. черт подери.
- Не отъезжай, - растерянно просит доктор, вырисовываясь вновь из накрывшей было промозглой неуютной темноты.
- Давай я его веслом перехуячу, - осененный идеей, живо предлагает Волков; это выглядело бы довольно развлекательно, как по мне, но Нону так явно не кажется. Щас еще разведет это тут ебаное схе и скажет "поговори со мной", не? не. Не говорит. я все равно могу разве что отметить "ебануться к хуям" и ебануться к хуям, потому что слов как-то кончилось все позавершались ебаные процессы уже от всей КАШИ.
- Все это очень странно, - вслух продолжая какую-то свою мысль, в ритме с греблей, констатирует разумный Винтовский. О, черт возьми, неужели раньше все по его мнению было заебись. Пульсирующая боль в правом боку приступами то напоминает о себе, то почти совсем затихает напишите на надгробии "baggage screened". пожалуйста это красная наклейка из аэропортовских посылок было давно еще Тамара клеяла. они же мыслей не читают, суки, а треклятого мистера Ебу и Плачу в лодке вроде не было.
- Сам посуди - это было бы слишком ноу гуд с твоей стороны, - серьезно и вполголоса обращается ко мне старлей, а блять что ж ты думал наивный идиот. Да валяй этим веслом пизданул бы лучше разок чем размышлять тут философствовать. Доктор закуривает по-прежнему растерянно на меня глядя. выебоны-выебоны - вот выебоны, заебались же на самом деле давным-давно таскаться если кто-то пулю и ловит - то я, если кто-то сознание и теряет - то я, сплошные тормоза и проблемы но нет они будут выебываться друг перед другом спасением утопающих в собственной кровище. харит это все заставлять себя им сообщать все равно же правды в ответ не дождешься никогда. жаль, рыжего нет рыжий превнес бы достаточно шума. мы попали в большую, большую кофейную чашку и теперь греби хоть до рассвета по круглой емкости бортики помешают тебе благополучно вылезти а я а я заебался смотреть на режущий глаз отвратительный дневной свет фонаря завуалированного туманом и облаками я пожалуй что даа вам не помешало бы за борт к ебеням меня грестись проще будет пока не обнаружите фарфор по краям. и медленно погружаясь в прошитые звоном музыкальных мелодичных простодушных шкатулок по струнам напротив себя я все падаю по спирали сквозь каждый кадр застывшего прохладного вялого момента я теряюсь на элементы приземляясь в теплую багровую глубину давясь собственной кровью озеро здесь бабочки темно-серо небо и солнце совмещается с луной из папоротников мерцают чьи-то приглашающие глаза здесь не выплывешь и снова дно дна дна в полупрозрачной алой толще с пузырьками кислорода и девочкой блондинкой длинные волосы будто водоросли детка, руки, детка. нет - тычками, толчками, обрывами проводов сквозь дно снова наружу, напрочь в капкане отсутствия собственных слез. пересвеченной рваной кинопленкой проскальзывают фабрики заводы пейзажи люди и картины я торможу внутри кораллово-красного мятного леденца - освежающе и спокойно внутри сладкой глади но со спины что-то девочка детка сссожри меня детка я выпадаю в исполненное ритмов пустое лимонное пространство не падаю и не ощущаю тела ничего кроме звона отлаженных струн клацанья зубчиков встречающихся шестеренок и знакомого цокота стали по стали. шахматными полами рябит, накрывая, стакан наперсточника и - не угадали, как водится все мелькание возобновляется. снова с вектором стали стали по стали скользить вниз в устье стеклянной воронки выпасть дождем на маковое поле алые одуряющие цветы, из них выйдут бошки когда я?- впитаюсь в корни и из них вверх по стволу смешавшись с новорожденным опием это будет так жжарко они соберут розовый сок вместе со мной с надреза на коробке они выварят они добавят ангидрид - это им не повредит очистят и выберут через петуха загонят в несовершеннолетний центряк осяду я протеиновой бляшкой на чьем-нибудь сосуде после оглушающе жизненного сердечного сокращения и - размечт. рраз, двва-а, девушка-крановщица, фигуристая и юная, слишком резко повернет рычаг, огромная раскаленная припортовая деталь в сталеплавильном цеху зайдется, рассыпая рабочих в стороны, гудя от температуры крановщица расплачется под паническим градом ругательств прораба. мелкой рыбешкой с серебристым на солнце боком - недолго и безмысленно, до попадания в мелкую сетку облаченного в гидрокостюм охотника за рыбьими головами в ярких весенних лучах искрясь в агонии губительного обезвоживания. мелким едва заметным кислотным узором по холодной каменной стене расползаясь на весь коридор вспыхивая и замирая слушая темноту - мимо, это кажется полковник и девочка. лиса и девочка. гиена и девочка. смерть и девочка. волк и - застревая утренней росинкой в серой жесткой шерсти вперед вместе с уверенной спиной вожака по лугам по полям и
неприятная цепкая лапа выдергивает из незримого и осязаемого; знакомые стальные когти и разом, насильно, грубым тычком куда-то в покинутое обратно до боли хрустит между лопаток и надрывный визг возрастает во вновь обретенном слуху куда и чего в визге перерыв мелькает здесь слишком здесь тяжко и больно снова тяжелое чертово тело и ребра неритмичное пиканье откуда-то слева чего и куда здесь слишком зачем же обратно. ну зачем же обратно зачем же ритм возвращается к нам уебите же нахуй выключите кардиограф уберите чертовы утюжки дефибриллятора ультразвук лишит меня слуха эта чертова лампа лишит меня зрения этот хруст и скрежещущее чвяканье сердца, эти судороги сосудов и хрипы в легких эта печень селезенка зрительный нерв по одному - обнаружено новое устройство, блять, остановите самолет обратно я хочу слезть слезть нет куда же и главное зачем
Лампа режет глаза и доктор, нагибаясь надо мной, ухмыляется -
- Не съебешься, - вероятно, шить собрался огнестрельную расковырянную им рану в правом боку. да ваты туда набей к ебеням и да что они упрямые никогда не подчиняются никаким приказам твари выебистые. по-садистски скалясь острыми зубами загоняет иглу в оборотку прячет меня под мягкий, ленивый и жаль живой наркоз.