Аннотация: В этой части, гл. герой, попав в недалекое российское будущее - становится объектом исследования! Он оказывается -вечен! (не стареет) Но в том будущем государстве - полно всяких странностей! выглядит наша с вами Родина... через 80-т лет...
1-ая часть "Ленин жив!" - по адресу:
http://proza.ru/2012/02/06/680
2--ая часть Ленин жив - по адресу:
http://proza.ru/2012/02/07/654
3-ая часть "Ленин жив!" - по адресу:
http://www.proza.ru/2012/02/08/323
((В этой части, гл. герой, попав в недалекое российское будущее - становится объектом исследования! Он оказывается -вечен! (не стареет) Но в том будущем государстве - полно всяких странностей! выглядит наша с вами Родина... через 80-т лет...))
"ЛЕНИН ЖИВ!"
Часть 4.
..................продолжение.....
- Первый секретарь министра медицины Егоркин в девять сорок, глава партии доверия и лидер поддержки лучезарного Гуськов в девять пятьдесят, зам народного прокурора Епишев в девять пятьдесят пять и какой-то Артеменко...
Щупп выслушав, вопросительно уставился на девушку. Обычно все звонившие говорили свою должность.
- Он не представился?!
- Не представился, странно, а, что надо-то было?
- Сказал дело государственной важности...
- Во как! А те товарищи, что хотели?
- Те, интересовались ноль девяносто восьмым.
- Что?! Вот дела! Спали, спали и на тебе! Ладно, если будут звонить, я к Сикоре пошел, - сказал Щупп и кивнул на динамик.
Лиза улыбнулась и высунула язык, скорчив смешную гримасу радиоточке. Михаил Альфредович погрозил ей пальцем и вышел из кабинета.
***
То, что четвертое отделение никакого отношения к медицине не имеет, понимал всякий, преступая границу этого помещения. Еще на входе, висевшая табличка:
"Посторонним вход запрещен! Отделение повышенной государственной важности"
намекала, что за дверью никто никого не лечит и лечить не собирается. Правда, в это крыло медцентра, вообще мало кто заходил из персонала, не говоря уже о пациентах. Четвертое отделение было обычным спецподразделением ФМБ и простых смертных даже близко сюда не допускали. Кабинеты секретного объекта были напичканы различной радио и теле аппаратурой, позволявшей вести неусыпный круглосуточный контроль, за всеми помещениями центра имени Топорыжкина. Причем, все разговоры записывались на аудио носители и лазерные диски. А особо важная информация предоставлялась заведующему Сикоре, который ее анализировал и передавал непосредственно в ФМБ.
Пристальное внимание фамибистов было приковано к палатам третьего спецкорпуса, в котором лечились госчиновники и партийные деятели. Ведь человек находящийся под наркозом и тем более отходящий от него мог болтать всякую чушь, среди которой могла проскочить запрещенная информация, неприличные высказывания в адрес руководства страны, верховного руководителя и крамольные планы пациентов.
Сорокапятилетний Лаврентий Васильевич Сикора возглавлял все это хозяйство. Коренастый маленький толстячек, с взглядом черных узеньких глаз, большем похожем на рентген. Сикора был седой и лысый, поэтому даже в помещении носил медицинский колпак, отчего смотрелся очень смешно. Эдакий, гномик, с лицом серийного убийцы. Говорил Лаврентий Васильевич очень тихо и никогда не повышал голос. Лучезарная улыбка никогда не покидала его лица, но все-таки, она больше походила на гримасу палача перед казнью.
А свою работу Лаврентий Васильевич выполнял хорошо, а иногда даже с излишним рвением. Причем некоторые чрезмерные усилия Сикоры работали против него самого. Так его инициатива с внедрением так называемых "урн доверия" чуть не стоили ему вообще карьеры.
Некоторое время назад Лаврентий Васильевич распорядился установить во всех палатах, коридорах, пищеблоках центра, ящики для "жалоб трудящихся". Причем "жаловаться" Сикора призывал на всех и всё, рассчитывая таким образом поставить под контроль общественную и хозяйственную жизнь коллектива и нравственный микроклимат пациентов. С начало, это сработало и сотни сигналов: о недовесах еды в столовых, нехватки мыла в туалетах, стали поступать в "урны доверия". Но в дальнейшем затея стала работать совсем не так, как было задумано.
В ящиках по утрам Сикора и его помощники находили столько нелепых и абсурдных жалоб и кляуз, что разбирать их не было, ни времени, ни смысла. Фимобщикам жаловались врачи на руководство центра, медсестры на врачей, санитары на медсестер и слесари на санитаров. Каждый чем-то недовольный, старался поскорей настрочить кляузу-анонимку. Писали: про служебные, любовные романы, про покупку дефицитных товаров на стихийных, запрещенных рынках, про порно журналы, про распитие спиртного на рабочем месте и даже про хищение туалетной бумаги (которая была дефицитом в республике) из кабинок сортиров медцентра. Сил на "аналитику и фильтрацию" этих сообщений не хватало. Сикора понял, что переборщил и приказал убрать проклятые "урны доверия". Но зловещий маховик людской зависти и злости друг к другу был запущен.
Не обнаружив "заветных информационных ящиков" в одно прекрасное утро, пациенты, врачи и медсетры стали носить свои кляузы прямо к четвертому отделению. Причем сваливали свою писанину у дверей в секретный объект. Каждое вечер Сикора с помощниками, матерясь, носили мешки с накопившимися анонимками на задний двор и сжигали их там кучами. Лаврентий Васильевич начал понимать, что выпустил ситуацию из-под контроля. А апогеем провала неудачной затеи стало попадание очередной партии письменных сигналов "бдительных граждан" в руки одного партийного функционера, отвечающего за работу с жалобами от населения. Важный "дядька" лечился в закрытой спец палате и как, на зло, случайно зашел утром в секретное крыло четвертого отделения, что бы увидеть Сикору. Лаврентия Васильевича спец пациент не застал, зато обнаружил на полу целый ворох анонимок. Бдительный вельможа решил сам втихоря проследить, куда Сикора отдает данные послания. Каково же было его удивления, когда важный клиент, на заднем дворе, увидел настоящий погребальный костер из "народных сигналов".
Разразился жуткий скандал. В центр приехала партийная комиссия с представителем руководства фимобщиков. И быть бы Сикоре снятым с работы. Если бы не Щупп. Именно Михаил Альфредович заступился за Лаврентия Васильевича, сказав, что он сам лично дал приказ сжечь бумаги, которые якобы уже рассмотрены им лично. Но, Щупп, сделал это, вовсе не из-за любви к Лаврентию Васильевичу, а из тактического расчета. Михаил Альфредович понимал, что, во-первых: вместо Сикоры могли прислать человека гораздо опаснее и коварнее, а во-вторых: таким поступком он обязал быть должным себе самого Сикору. И это сработало! Скандал удалось замять, Лаврентия Васильевича оставили на должности. После этого случая, Сикора стал более лоялен к Щуппу, хотя и затаил на него злобу, прекрасно понимая, что находится "на крючке". Ведь в любой момент Михаил Васильевич мог рассказать правду.
Сегодня Сикора находился в прекрасном расположении духа. После прослушивания записей переговоров и просмотра параметров, снятых с приборов из палаты 098 литерного, он понял, что настал день, когда Лаврентий Васильевич, наконец-то сможет отыграться на Щуппе и сделать карьерный рост. Шутка ли! Секретный пациент пришел в себя! Человек, который многие десятилетия был засекречен и охранялся, как зеница ока, может дать какую-то супер секретную информацию. Ведь недаром им интересовались прямо из администрации верховного правителя. В такой ситуации Щупп наверняка должен допустить ошибку.
Такие рассуждения Сикоры подтверждались его личными наблюдениями и исследованиями личности Михаила Альфредовича. Главврач центра, по заключению Сикоры, был человеком не благонадежным политически. С виду правильное поведение и взвешенное высказывание, было лишь маской. Сикора подозревал, что Щупп давно симпатизирует либеральной заграничной идеологической заразе, образу жизни там, за железным занавесом. Сикора даже знал, что Михаил Альфредович имел два выхода во всемирную компьютерную сеть интернета, а это было одно из самых опасных преступлений против государственного строя Народной федеративной республики. Интернет был запрещен на всей территории государства, как разлагающее и чуждое явление заграницы, а все интернет-каналы поставлены под госконтроль.
И вот сегодня можно ждать ошибки Щуппа...
Лаврентий Васильевич сделал вид, что оторвался от важного документа, когда в его кабинет вошел Михаил Васильевич.
На самом деле, он решал обычный кроссворд.
- Ничего что без стука? - спросил Щупп.
- А-а-а Михаил Альфредович! Да что вы! Какой стук?! Здесь для вас всегда двери открыты! Пожалуйста, присаживайтесь! - Сикора растянулся в улыбке и указал на кресло.
- Видите ли, Лаврентий Васильевич, я к вам принес очень важный документ и информацию вместе с ним.
- Да! А, что такое?! Что случилось?!
Михаил Альфредович положил на стол Сикоре рапорт. Лаврентий Васильевич хмыкнул и принялся читать. Ознакомившись с документом, он снял белый колпак с головы и, медленно почесав лысину, молвил:
- Да, дела, надо же! Случилось!
- Что думаете?
- Ну, не знаю это очень серьезно, - натянуто сказал Сикора, подумав: "Хитрый лис" на меня свешивает, ну посмотрим, посмотрим!"
- Так что, правильно я написал? - невинным голоском произнес Щупп.
- Написали-то правильно, а куда сею бумагу, отправить хотите?!
- Так я... к вам и пришел... посоветоваться. Что скажите?
Воцарилась тишина.
Сикора понял, что Щупп его переиграл. Выбора теперь у него нет. Если он скажет не правильное решение, Михаил Альфредович сошлется на него, если верное Щупп останется на коне.
"Нет, раз так уж лучше самому первому сообщить руководству, а то вообще глядишь, вне игры останусь" - подумал он.
- Так что, что делать? Куда? Партийным или в эф-эм-бэ? - прервал молчание Щупп.
- Я думаю, что все-таки в эф-эм-бэ. Там знают, как быть в этой ситуации. Кстати мне буквально вчера звонили, интересовались, если хотите, я немедленно сам займусь и, ваш рапорт уйдет в нужные руки?
- Конечно, конечно! Я за этим и пришел. Дел куча, а вы уж на этом поприще - дока. Будьте добры!
"Вот сволочь! Скотина!" - обозвал про себя Щуппа Сикора, а вслух добавил:
- Ну, что ж так и быть!
- Вот и ладненько, не буду вас отвлекать! - Михаил Альфредович резко поднялся из кресла и направился к двери.
Когда она закрылась за его спиной, Сикора снял трубку экстренной связи с центром и сказал в нее:
- Алло! Товарищ генерал?! Это майор Сикора, я по экстренной. Случилось! Да, сегодня утром. Знают только шесть человек. Да принес. Подстраховался сволочь! Что будем делать? Понял! Понял! Есть! Есть, будет сделано!
После этого разговора Сикора снял трубку обычного телефона и, набрав номер, произнес:
- Алло!!! Третье отделение? Мне Турнову! Светлана?! Узнала? Я! Нужно срочно увидеться! Приходи прямо сейчас!
***
У нее такое красивое лицо! Он никогда не видел такого красивого лица! Правильные черты и мягкие тона... Белый почти невидимый свет. Белые одежды, тишина и покой, звуки не слышны.
Тихо, Боже как тихо!!!
"Я живой? Я живой или, или я уже там, вернее тут? Там или тут? Какая глупость? Это что, рай! Или, как там назвать! Рай или, или чистилище, всего лишь чистилище?! Боже! У нее такое красивое лицо! Она смотрит, так внимательно смотрит, этот добрый взгляд, какие у нее губы? Из-под маски не видно. Наверняка красивые губы, она как совершенство, слишком красива..."
Девушка медленно подошла к кровати аккуратно, словно боясь повредить, дотронулась Кириллу до запястья правой руки. Внимательно посмотрела в полуоткрытые глаза Лучинского и сжала руку. Она напряглась, это успел заметить Кирилл, он тяжело вздохнул и зажмурился.
- Вы меня слышите?! - позвучал где-то вдалеке ее голос.
Тембр был приятным и каким-то успокаивающим. Кирилл слегка улыбнулся и вновь тяжело вздохнул, и тихо молвил:
- Да, я вас слышу, вас невозможно не услышать...
- Как вы себя чувствуете? У вас кружится голова, тошнит? Что сейчас вы ощущаете?
- Хм, а что может ощущать человек, который отравился какой-то дрянью, очень хочется пить. Пить, я хочу пить....
Девушка отпустила его руку и, привстав, потянулась к нижней полочке возле прикроватного столика. Достав оттуда стакан с какой-то желтой жидкостью, она поднесла его к губам Кирилла. Тот напрягся и, приподняв голову, сделал несколько глотков. Жидкость была немного сладкой на вкус, при этом какой-то необычный привкус остался во рту. Кирилл благодарно кивнул головой и откинулся на подушку. Девушка поставил стакан наместо, и вновь взяла Кирилла за запястье.
- Вам нужно еще поспать. Еще как можно больше поспать. Вы слишком слабы.
- Господи?! Где я? В токсикологическом отделении? Чем я отравился? Я отравился? - Кирилл внимательно посмотрел на медичку, та вздохнула и тихо ответила.
- Нет, вы не отравились. Нет. Вы не в токсикологическом отделении. Вы в другом месте.
- В другом?! Где?! Я ведь выпил, этот чертов бальзам! Я траванулся! Куда меня отвезли? Я хочу позвонить, сделать звонок, это возможно?
Девушка как-то недобро посмотрела на Лучинского, но затем улыбнулась и ласково ответила:
- Вы можете потом позвонить. Потом. А сейчас, сейчас вам нужен покой. Просто покой. Поспите еще часов восемь девять. И там поговорим....
- Как, восемь-девять?! Вам, что трудно дать мне возможность позвонить?! Моя родня уж наверное ищет меня! Да и на работе переполох... Господи я не пошел на работу, мне конец!
- Успокойтесь, все предупреждены. Все знают, что вы тут находитесь, не надо ни о чем беспокоится, - настоятельно и как показалось Кириллу, даже в форме приказа, сказала красотка.
Лучинский внимательно посмотрел на нее. И тут... У девушки в руках блеснул шприц. Еще мгновение и в предплечье воткнулась иголка. Инъекцию, красотка поставила быстро и умело. Кирилл хотел, что-то возразить, но пелена заволокла его взор и он отключился.
***
- Лаврентий! Ты хоть знаешь, что сегодня произошло?! - толстый человек в генеральском мундире лениво ходил из угла в угол кабинета.
Он был возбужден, но двигаться быстрее из-за огромного веса своего тела попросту не мог. Толстая красная шея напряглась и вся покрылась капельками пота. Сикора видел это, и его немного подташнивало, когда он представлял, как пахнет этот самый генеральский пот...
- Лаврентий! Да ты не понимаешь, что произошло! - генерал подпрыгнул и тяжело дыша, впился взглядом в майора.
Сикора немного поежился и, ухмыльнувшись, втянул голову в плечи, слабеньким голоском прожужжал:
- Я все понимаю. Вес понимаю товарищ генерал...
- Да не все ты понимаешь! Это же история! Это наш счастливый билет! Это окно в бессмертие! Дурак ты Лаврентий! Дурак!
- Никак нет, товарищ генерал, не дурак!
- А если не дурак, что не рад-то ты? А? Вот смотрю, нос повесил? Что не так? Ты-то в списке, в списке будешь! Дурак! Ты в списке! И я в списке, и мы оба в списке! А это значит...
- А это значит, нам повезло..., - подхватил Сикора.
Генерал крякнул и, растянувшись в улыбке, пробормотал:
- Не только повезло, а совсем повезло! Мы теперь жить так будем...
Сикора ничего не ответил, он лишь тяжело вздохнул и, вновь покосился на потную генеральскую шею. Мутная капля лениво стекла на воротник рубашки. Сикору вновь затошнило.
- Ты Лаврентий главное сейчас не обосрись! Главное не обосрись! Ты его уже допрашивал? Ты его видел?
- Нет пока...
- Что?!!! - толстая генеральская туша надвинулась на майора.
Вновь стало страшно и противно, Сикора почувствовал, как воняет генеральский пот. Он задержал дыхание, пытаясь сглотнуть липкую слюну, которая заполнила полость рта.
- Идиот! Ты от него, что б вообще не отходил! Каждое его движение под твоим контролем должно быть! И что б вообще никто с ним не общался без тебя! Принеси туда раскладушку, горшок и зубную щетку, и ночуй с ним! Ночуй! Что б, не вздоха он не сделал без тебя! Я тебя лично размажу если что!!!
- Эх, товарищ генерал, и так все под контролем. Он еще и разговаривать-то толком не может. А в открытую, вот так, его опекать тоже ничего хорошего...
- Болван! Я тебе сказал, значит делай! Делай и в списке останешься, а иначе...
- А, что иначе?
- А иначе долой! Желающих тьма, без тебя поезд уйдет! Ты хочешь выйти из государственного списка?
- Нет, но...
- Что еще но?! - взревел генерал. - И так на полном пансионе живешь! Я не каждому синюю карту-то выделяю...
- Мне бы, мне бы жену в список-то пристроить еще, - жалобно вздохнул Сикора.
- Что?!!! - обомлел генерал. - Да как ты смеешь, вообще это говорить? У тебя жена кто?!
- Учитель...
- А хрена ль ты тогда просишь?! Кто в список попадает?! А?! Кадровый резерв, кто?!
Сикора вновь тяжело вздохнул и не ответил. Генерал покачал головой и более миролюбивым тоном добавил:
- Лаврентий! Ты потом себе молодушку найдешь, дурак, молодушку, да не одну! Дурак, там потом бабы на выбор будут, найдешь себе и молодушку, и не одну, Лаврентий, не валяй дурака, ничего тут не сделаешь, время оно есть время, оно безжалостно, но мы его приучим!
Сикора про себя считал: сколько раз этот "боров", назвал его "дураком". Ему вдруг стало обидно, но вида естественно он не показал, лишь корчил задумчивую серьезную гримасу и кивал головой. Но когда генерал начал говорить про "молодушку", Сикора все-таки не выдержал:
- Да не хочу я молодушку! Я свою жену хочу, вы-то вон, свою берете...
- Что?!!! - как бегемот зарычал генерал. - Ты сука, что тут болтаешь?! Совсем охренел! А ну, пошел на рабочее место свое! И что б ни волоска с этого человека не упало и, ни слова не выскочило из его рта! И готовить спецоперацию! Готовить спецоперацию по перевозке в Москву! Лично ответишь, если что не так пойдет! Пошел вон болван!
Сикора вскочил со стула и ринулся к выходу, он умудрился обернуться и посмотреть на генерала, нет не на него самого, а на его красную бегемотную шею с мутной каплей. Сикору вновь затошнило и он, как-то неестественно крякнув, вылетел в приемную.
***
- Лиза! Все очень серьезно! Уже переполох поднялся! До Москвы дошло! Скорее всего, от нас его скоро заберут! Тут главное не облажаться! Поняла? Главное не облажаться не дать ему говорить вслух, так что бы потом его записали и на расшифровку не отправили. Он что-то тебе уже говорил? Он что-то сказал? - взволнованно бормотал Щупп.
Он говорил, словно был в бреду, быстро и как то отрывисто. Временами прерываясь смотрел по сторонам сквера. Лиза в свою очередь смотрела на шефа и слегка улыбалась. Ей было смешно смотреть на человека, который был ее начальником, и который, боялся окружающих, как школьник двоечник завуча.
Они сидели в дальнем углу сквера разбитого при медицинском центре, в резной деревянной беседке. Плотные кусты скрывали их от окружающих случайных прохожих или гуляющих пациентов. Вообще, этот сквер, многие называли: "местом свободы". Здесь можно было говорить совершенно спокойно, не боясь, что разговор будет записан сотрудниками ФМБ. И дело был вовсе не в том, что подслушивающих устройств тут не было. Их было ровно столько, сколько по всей территории топорыжкинского центра. Просто тут, по какому-то загадочному стечению обстоятельств, аппаратура не реагировала на человеческую речь. Сквер был словно заколдован от прослушек и прочей шпионской ерунды. Сначала об этом мало кто знал, но в дальнейшем все-таки информация утекла из охранного ведомства и народ, тут же начал использовать это сквер, как место для самых сокровенных переговоров, разговоров и признаний.
Вот и Щупп с Палкиной не раз тут вели беседы, которые не предназначались для ушей сотрудников четвертого отделения.
Лиза была спокойна.
Она понимала, что два взволнованных человека сейчас будет просто перебор. И ничего хорошего для них с главврачом от паники и суеты не предвидится. Девушка взяла Щуппа за руку и ласково сказала:
- Да успокойтесь, он ничего еще не сказал...
- Но пытался?
- Но пытался. Он уверяет, что отравился. Он говорит, что отравился каким-то препаратом, а точнее бальзамом. Он думает, что находится в токсикологии. Он не знает еще о времени.
- Так, - мрачно выдохнул Щупп. - Придется ему как-то аккуратно об этом говорить. Придется. Ой, боюсь я на неадекватность. А вдруг, он все помнит?!
- Что именно?
- Но все, все помнит, что с ним было и вообще историю помнит. Что с обществом и со страной было. Не дай Бог помнит все! Ой, беды не оберешься! Ой, боюсь я! - запричитал Щупп.
- Да как же он не помнит? Он же нормальный человек из двадцатого века, не то, что мы, - хмыкнула Палкина.
- Ты это Лиза, брось, брось сейчас речь не об этом! - отмахнулся Михаил Альфредович.
- Да? А я об этом. Я тоже хочу все помнить! Тоже хочу все знать и не бояться этого! Я тоже хочу быть нормальным человеком! - прикрикнула Палкина.