Витька Охриков всем рассказывал, что он спортсмен и мастер спорта. Витька Охриков по кличке Охра нагло врал.
Двенадцать лет назад он, действительно, занимался в конной спортшколе, но так растерялся на первых соревнованиях, что забыл про повод в руках. В результате серый рысак Днепр после "шлагбаума" и "каменной стенки" перемахнул через ограду конкурного поля и ускакал в степь вместе с Витькой.
Маленький Охра не вынес позора.
На спортивной конюшне его больше не видели. А сейчас он держал во дворе своего дома на Корбельной стороне белокаменного города Севастополя двух лошадей и отдавал их надсжным людям в прокат.
Марик Гордеев был надёжным человеком. Очень дисциплинированным и целеустемлённым. Не было у него в голове такой дури -- носиться галопом по улицам, прямо по асфальту. Ещё при первой встрече Марик, держа за руку свою молодую элегантную маму, заявил Охре:
- Понимаете, я хочу научиться ездить верхом. Для мужчины это просто необходимо.
Лохматый краснолицый Охра смотрел на Марика сверху вниз - но не подумайте, будто он вспоминал себя в двендацать лет. Он вообще не любил размышлять и сравнивать. Просто мальчик был послушный на вид и вежливый, мама у мальчика -- явно богатая... Охра запросил вдвое больше обычной цены -- и тихо порадовался, когда заплатили.
Однако, полученные деньги быстро исчезли, как это всегда бывает с деньгами, серьёзный бледненький мальчик занятия прогуливать не любил, а вдобавок после весны наступило необычайно жаркое даже для Крыма лето... Охра долго терпел, боялся потерять клиента, но как раз сегодня не выдержал. Подседлав вороного Гришку, Охра вручил Марику тесьмяный повод и сказал:
-- Марат, сегодня ты должен доказать, на что вообще годишься... При мне, понимаешь, тебя Гришка слушается, но это - не показатель. Вот сейчас я уйду -- есть кой-какие дела -- а ты должен заставить Гришку ходить по манежу рысью. Ясно?
Марик стал ещё серьёзней и быстро кивнул. Охра посмотрел на него сурово, потом повернулся -- и весело отправился на пляж, тот самый городской пляж в Апполоновой бухте, где можно нежиться на песочке рядом с громадами серых кораблей, а зеленоватая морская вода не всегда чистая -- но какая, в сущности, разница...
Так и получилось, что жарким июньским днём, когда с выцветшего неба потоком льются обжигающие солнечные лучи, зелень деревьев кажется бледной, а севастопольские дома из белого инкерманского камня делаются вовсе ослепительными, Марик и Гришка окащались одни на манеже -- заброшенном стадиончике, где трава давно была выбита копытами Охриных лошадей. Мерин Гришка нервно ходил по стадиону кругами, чёрная шерсть его от носа до хвоста блестела от пота, под ремнями уздечки и в пахах сбилась белая пена. Марик тоже то и дело брал повод в одну руку и размазывал пот по лицу, чтобы он не ел глаза.
Уже час на манеже шло сражение.
На каждый шенкель, на каждый удар тополевым хлыстиком по плечу, Гришка резко взбрыкивал.
Марик еле держался в седле, но не сдавался.
Дело было в том, что Марик воспитывал себя. Он был домашним, книжным мальчиком и страшно боялся всего, что ползает, лает или ржёт. Но такое можно прощать себе в детстве. Сейчас Марику исполнилось целых двенадцать лет и пора было становиться взрослым.
Умирая в душе, он брал в руки кузнечиков или жуков -- и не выпускал их, пока не досчитает до ста, не выпускал, хоть они омерзительно шевелились и скребли по пальцам жёсткими лапками.
На улице он выбирал самых страхолюдных псин и вежливо спрашивал хозяев:
-- Скажите пожалуйста, можно его погладить?
И, получив разрешение, сжимал зубы и опускал напряжённую ладошку на огромную голову... Глаза сами по себе закрывались, каждый раз Марик ожидал чего-то ужасного, один раз чуть сознание не потерял, но руку не убрал.
Мама об этих опытах, конечно же, не знала ничего -- Марик не мог её так травмировать.
Но потом настала очередь приучать себя к лошадям -- и тут уж не сказать маме было нельзя. Уроки стоили денег, а Марик никогда не тратил деньги без спросу.
Маме понравилась идея сына заняться благородным спортом, спортом королей. И краснолицый Охра маме понравился, он выгляел именно так, как должны выглядеть люди, работающие на открытом воздухе, и при такой внешности даже не ругался матом! Вначале Охра и Марику понравился, но скоро Марик понял: его учитель просто глуп. И тем обидней было то, что Охру лошади слушаются, а Марик их боится.
Прошло уже полтора часа, как сгинул Охра, Марик выбился из сил, он с тоской поглядывал на синюю полоску моря над крышами домов, он мечтал, чтобы этот Гришка, тупой, упрямый, мерзкий гад, немедля сдох, и чтоб вороны его клевали... Марик почти плакал, он еле держался в седле, но снова и снова высылал Гришку в рысь.
А вороной мерин горной крымской породы брыкался и брыкался, сердито вскидывая головой. Он ведь не клячей был, которая возит помои, он был хозяйской лошадью, значит слушался только хозяина.
И Гришка доказывал это, и пытался Марика сбросить, хоть устал и хотел сильно пить.
Впрочем, пить хотели оба... А в маленьком замшевом рюкзаке Марика, лежавшем у каменной полуразвалившейся ограды стадиона, была пластмассовая бутылка с водой.
Марик долго боялся слезть на землю, ожидая от Гришки какой-нибудь подлости вроде укуса или удара ногой, но все ж наконец решился.
Он спрыгнул, чуть не упав, и сразу почувствовал, что после часа в седле своими ногами ходить неудобно... Потом он подвёл Гришку к рюкзаку, достал бутылку...
Вода стала почти горячей, но это была вода! И Марик жадно пил, надев повод на руку. Пил, а потом заметил, что Гришка, шлёпая губами, пытается ловить капли, срывающиеся с бутылки в пыль...
Когда тоже хочешь пить, неожиданные решения приходят сами собой. Марик стал осторожно лить воду из бутылки в подставленную ковшиком ладонь.
Когда хочется пить, страшно сообразительными делаются не только люди. Гришка моментально догадался, что делать, и стал пить из ладошки, да так ловко, что больше ни капли не пропало зря.
Скоро бутылка опустела и Гришка её горлышко облизал. Марик тоже облизнул снова пересохшие губы и сказал:
-- Ну вот... Больше нет...
Гришка вздохнул.
Марик секунду думал, что делать с хлыстиком, потом осторожно взял его в зубы и вскарабкался в седло.
Дал шенкель -- Гришка взбрыкнул.
На вид всё шло как раньше, только Марик уже не мог ненавидеть Гришку, он чувствовал, что они с ним -- одной породы.
Что чувствовал Гришка, не мог знать никто.
Но всё равно под жгучим крымским солнцем на маленьком пыльном стадиончике, откуда видно было море над красными крышами домов, мальчик и мерин продолжали доказывать всему свету, что один -- настоящий мужчина, а другой -- непокорный конь.