- Ты ли это, Акимушка? Я чай, ты уж и дорогу-то ко мне запамятовал? Бывалочи кажен день, почитай, бегал, всё своими хозяевами нахвалиться не мог, и вдруг как отрезал - не видать и не слыхать.
- Ох, Нафанюшка, до того ль мне теперича, дела у меня все неказистые выходют, хвалиться-то особо и нечем.
- А что так? Случилось ли чего? Аль хозяева твои съехали?
- Да нет, куды им?..
- Небось, запили?
- Да что ты, Нафанюшка, Бог с тобой!
- А что ж тогда за напасть такая свалилась на твою беспокойную головушку?
- Эх, Нафанюшка, болезный ты мой, я ж говорю, что хвалиться-то особо и нечем. Сколь ни бегал я, высунувши язык, сколь ни старался, а воз, как люди говорят, и ныне там...
- Да ты не кручинься так сильно, Акимушка, сядь-ка вот рядом со мной, да по порядку мне всё и расскажи. Вот тебе кружечка, наливай себе чайку, только уж не обессудь, сахарку тебе предложить не имею возможности: давно все припасы кончились.
- Да и я тебе в энтом теперь не помощник. Когда была возможность, в кармашке завсегда хоть кусочек да присутствовал, а теперича там только ветер гуляет.
- Видать и впрямь плохи твои дела. Даже вон с лица спал. Заботы, видать, довели тебя, что сам на себя стал непохож.
- Ой, и не говори, Нафанюшка, дела мои теперича - совсем никуды!..
- Да ты пей, пей, прихлёбывай, да и рассказывай. Мож чаво и присоветую. Чай, не ты первый в передрягах- то бывал, нам тоже довелося горюшка хлебнуть.
- А что тут рассказывать? Обычное дело. Люди мне достались хорошие, только никак судьба не хочет улыбнуться им. Всё как-то не так, да наперекосяк выходит. Хочешь как лучше, а выходит невесть что...
- Эт ты об чём?
- Да всё об том же. Помнишь, я тебе тогда всё про надёжу свою говаривал, что, мол, бабуся переспективная живёт неподалёку от нас, что, мол, виды у меня на неё большие?
- Ну-ну, как жа не помню, всё, милый, помню. Ещё удивлялся на тебя, что ты такой ободрённый бегал, аж завидки брали, на тебя глядючи.
- Ну дык вот, ничего у меня с нею не вышло.
- Что ж, девочки уже не работают у неё?
- Почему не работают? Работают. Они умницы, да и бабуся на них не нарадуется.
- А чего ж тады?
- Дык я-то чаво планировал? Чтобы дело дальше двигалось! А оно-то дальше и не пошло.
- Так и не звонила она никуда?
- Ой, да что ты! Звонила! И не раз. Да толку-то с того, почитай, никакого.
- Что ж? Никто так и не отозвался?
- Почему не отозвались? Отозвались. Приезжали разные тётки-дядьки начальственные, разговаривали с моими хозяевами, обнадёживали. Они, бедолаги, ажно крылышками трепетали от радости, мол, вот оно, сдвинулось дело с мёртвой точки!
- Ну и что?
- А ничего!
- Как "ничего"?
- А вот так. Поговорили и уехали. Отметились. А дело как стояло на том же месте, так никуда и не сдвинулось. Зарплата как была курам на смех, так и осталась. Особенно припекло под самый Новый год. По телевизору такие столования да явства кажут, а у моих-то за душой - ни копейки. Сидят, горемычные, перед ентим "ящиком" да облизываются. Смотрят, как тёти и дяди в Москве "хорошо" на "хорошо" намазывают. Остается им только друг друга поедом есть.
- Ну дык выключили бы, чтоб не дразнил едой-то!
- А чем ещё заняться-то? Так всё какое-никакое развлечение, а если и того лишить, так вообще и остаётся, что повеситься.
- Ты ж сам говорил, Акимушка, что рукодельные они у тебя.
- А я и сейчас то же самое утверждаю. Да только сам посуди, кому же в ум прийдёт на голодный-то желудок рукоделием заниматься? Для энтого настрой особый требуется. А когда кишка кишке кукиш кажет, какое там рукоделие?
- Эт верно... Я вон и сам такой...
- Тогда ты, Нафанюшка, должон меня понимать. Как прошёл Новый год-то, жрать совсем стало неча. Прям беда! Ну, хозяин и говорит:"Пора, мать, искать возможности. Здесь нам жизни не будет." Ну а куды хозяйке-то деваться? Погоревала да согласилась. Если денег не занять, совсем худо будет. А коли заняли, значит, действовать надобно. Хозяин у одного здешнего мужика занял, да ты его знаешь - Макаром кличут, туда вот, вниз по дороге живёт.
- Ну-ну, знаю, Акимушка, знаю.
- Ну вот. Побегал он за ним несколько дней, всё его дома нет. Он, в отличие от остальных наших-то мужуков, не пьющий, всё больше лесом промышляет, дрова людям продаёт.
- Да ну знаю я, Акимушка, чего ты мне рассказываешь? Кто ж Макара-то не знает?
- Ну дык вот он, хозяин-то мой, с ним и договорился, что, мол, деньги занимает у него до конца февраля. Приврать пришлось немного, мол, зовёт брат в Москву, работа есть. До конца февраля, мол, уже первую зарплату получит и сразу всё до копеечки отдаст.
- А что, и впрямь брат в Москве у твоего живёт?
- Живёт-то он живёт, только ничего такого он ему не обещал. Звать в гости звал, мол, в Белоруссию вместе смотаемся. Отпуск, говорит, у меня, к матери хочу, говорит, съездить.
- Самое время...
- Во-во! Сытый-то голодного, сам знаешь, не разумеет...
- Ну так что ж, Акимушка, поехал-таки хозяин-то твой, али нет?
- Само собой. Да только не к брату.
- А куды?
- Дык это... Немного раньше, чем вся эта карусель-то завертелась, хозяину моему письмо пришло от стародавнего друга его, Санькой он его кличет. Кстати, и брата его тоже Санькой зовут, отчего у детей хозяйских часто в головах путаница происходит: кто кому кем доводится?
- А чаво ж так-то?
- Ну, эт, Нафанюшка, как Бог на душу положил. Просто совпадение такое вышло, что обоих Саньками кличут. Только брат-то в Москве живёт, а друг его - в Новомосковске. Город такой есть в Тульской губернии. От Москвы два часа на поезде.
- Так что ж за письмо-то?
- Друг его писал, что у них на заводе новый цех создают, что, мол, набирают новых работников даже без трудовых книжек. Что заработки будут хорошие. Ну, мой, конечно же, загорелся, но тогда денег-то у них уже не было, а занимать ещё не решались. Это было незадолго до Нового года. А уж когда припёрло, пришлось срочно деньги занимать, чтобы не помереть с голодухи, и предложение друга пришлось как нельзя кстати. Буквально в один день были собраны вещи в дорогу и хозяйка проводила мужа, надававши ему кучу наказов.
- Эт каких жа?
- Ну, к примеру, прежде чем искать работу, чтоб жильё нашёл, да разузнал, во сколько обойдётся переезд всем семейством туда же. Машина там, да ещё по мелочи. Ну и поехал он с тяжёлым сердцем.
- Совсем не надеялся?
- Да дело-то даже и не в этом. Без мужука в семье жуть как не просто. Вместо себя мальца оставил двенадцати лет. Ну а с него какой спрос? Воды из колодца принести - и то проблема. От такой-то жизни полуголодной разве будет ребятёнок в соку? Чтоб тяжести тягать, надо и питаться соответственно.
- Эт как водится. Ну а почему же старшой-то не помогает?
- Какой старшой?
- Ну дык ты ж сам говорил, что у них две девочки и два пацана. Про девочек сказал, про мальца сказал, а где ж второй-то?
- Нафанюшка, а я рази не говорил, что его в армию забрали?
- Да ну? Нет, не говорил. А что, и вправду?
- Забрали, милок, забрали. Первого ещё декабря. Один был кормилец, и того загребли.
- У-у... Совсем плохи тогда дела.
- Я ж об чём тебе и говорю! Он хоть с Макаром ездил в лес дровами промышлять, так всё-таки какая-никакая, а копейка у них была, а таперича вообще - хоть волком вой! Хозяин - ни при должности ни при какой, дети при них - малы ещё, подрабатывают, правда, у бабуси, но, сам понимаешь, что это за заработки? На раз в магазин завернуть.
- Да... Ну и что ж дальше-то?
- Дальше? А дальше было, Нафанюшка, вот что. Приехал он к своему другу, как снег на голову.
- Почему? Ведь он же сам звал.
- Дык ведь это хозяин мой по горячности сердца своего понял, будто друг его зовёт, а когда разобрались, тот ему сказал, что он просто описывал ему ситуацию на заводе и ничего другого не имел в виду.
- Во как!
- Ага. Да только дело-то уже сделано, деньги потрачены и надо что-то придумывать, как-то выкручиваться из положения. А тут ещё другая беда: мало того, что квартира у ентого Саньки только-только для них самих, так ещё и холод собачий! Зуб на зуб не попадает!
- Не топят, что ли? Дров на зиму не заготовили?
- Нафаня, да какие дрова в городской квартире-то? Отопление у них паровое, как и во всех культурных домах.
- Ну дык и чаво ж, пару, что ль, не хватает? Ленится друг-от?
- Экий ты, Нафанюшка, ишшо у меня необразованный! Топят-то они не сами, а специяльная такая котельная. Одна на весь город.
- Ишь ты! И что же, не справляется?
- В том-то всё и дело!
- Ну дык как же это они? Все зимы вот так и пропадают?
- Нет, конечно! Раньше с этим всё было в порядке, горячую воду по трубам гнали безбоязненно, но время-то идёт, трубы-то стареют, ржой покрываются! Вот теперь-то и стали не так сильно гнать енту самую горячую воду по ентим по гнилым-то трубам. Как бы чего не вышло! А то вон мало ли по ящику показывают, как лопаются трубы посередь зимы, да люди без тепла сидят в замерзающих квартирах? Вот ихние начальники, ентих-то истопников, и опасаются, велят топить по чуть-чуть.
- Гнать надо в шею таких начальников! Хороший хозяин летом обо всём заботится! А они зимой надумали економить!
- Ну, Нафанюшка, то уж не наша епархия. Нам бы со своими делами управиться. Систему-то ихнюю отопительную строили ещё при царе Горохе, вот её срок и вышел!
- Ну так что же? Новую, значит, надо делать!
- Экий ты, Нафанюшка, скорый! Ты хоть знаешь, во сколько эта забава обойдётся?
- Сколько бы ни была! Что ж люди-то в холоде сидят?
- Да ведь если денежки народные на отопление пустят, чего ж люди получать-то будут?
- Ясное дело - зарплату!
- А её ж на отопление пустили! Где ж взять-то?
- Тьфу ты, пропасть! Всё у них не слава Богу! То рот заткнуть нечем, то задница голая! Воруют, небось, начальнички-то?
- А то как же? На Руси без ентого - ни-ни!
- Дело ясное. Так бы сразу и сказал. А то денег, говоришь, нет. Есть! Только не туда расползаются!
- Ты чавой-то уж очень сильно разволновался, Нафанюшка! Не дай Бог Кондратий хватит. Хлебни чайку-то, поостынь маненько. А я дальше буду рассказывать. Только вот тоже пригублю... Ну так вот. Стал ентот Санька разные вариянты продумывать да прикидывать, куда бы мово хозяина приткнуть. С заводом полная фикция вышла.
- Эт почему жа?
- Да всё по той же причине. Кругом обманщики да воры. Понабрали в тот цех работников. Как сказал тот Санька: "Разной шушеры." Проработали те "шушеры" один месяц на заводе, да все хором и убежали с него, как увидели свою зарплату. Обещали каждому не менее восьми тыщ рублёв, а получили на руки по полторы.
- Тоже деньги. Чаво ж не работать-то?
- Смеёшься, Нафанюшка? В городе тех денег хватит разве что задницу подтереть!
- Ну уж ты скажешь!
- Скажу-скажу! Так ведь мало того, на енти же гроши решили новые нормы положить!
- Эт как?
- Ну, чтобы деньги получать те же, а работать в два, а то и в три раза больше.
- Ишь ты! Ушлые какие!
- Во-во! Короче говоря, Санька рассоветовал моему хозяину соваться на их завод.
- А сам-то работает?
- Работает. И неплохо зарабатывает.
- Так чё ж, не мог свово дружка пристроить? Не по совести!
- Ты, Нафанюшка, всё валишь в одну кучу. Ты тут хоть наизнанку вывернись, а выше головы не прыгнешь. Нет у моего хозяина документу об том, что он хоть какой-никакой специялист и всё тут! А такие нигде не надобны.
- А почему ж ты говорил, что он у тебя и то, он у тебя и это!
- Наверно, Нафанюшка, ты плохо слушал, когда я тебе об нём рассказывал. Всё что он умеет и знает, это у него - от Бога, а для приёма на работу этого не достаточно. Как люди говорят: "Без бумажки ты - какашка!" Нет документу - и везде тебе дорога закрыта.
- А что ж он не учился в своё-то время?
- Молодой был, да глупый.
- Вот то-то и оно!
- Ну да чего уж теперь-то об ентом говорить? Теперь надо вариянты искать. Часики-то тикают!
- Что за часики?
- Ну время-то идёт, срок-то подпирает, на который денежки-то занимал.
- А-а...
- Стал тот Санька моего хозяина по друзьям своим водить насчёт шабашки какой-нибудь, да обзванивать их насчёт жилья хоть на первое время. Всё какая-то тянучка да ерунда выходит. Если шабашка, то не сейчас, а в скором времени, если жильё, то за полгода, а то и за год вперёд. Да и не в рублях, а в долларах! Правда, не везде.
- Вот напасть-то на нашу голову енти долдары! Совсем от русских денег отказались!
- Не говори, Нафанюшка! Всё за супостатами Ваньки наши угнаться хотят, да больно руки коротки, да ноги ленивы. Ну так вот, помыкались-помыкались оне с Санькой и вдруг в голову ему приходит мысля, на первый взгляд вроде бы как и дельная. Вспомнил он, что не так давно, будучи сам в подобном положении, обращался он в одну контору, котора прозывается "Работа в Москве". Присоветовали ему добры люди. Услугами её он так и не воспользовался, сам как-то выкрутился, но с тётенькой тамошней он всё-таки приятную беседу имел. Она ему растолковала, что и как, куды обращаться надобно, чтоб в граде стольном должность обрести и угол для житья найти. Вот он, Санька-то, моему и посоветовал к той тётечке обратиться, поговорить, может чаво и присоветует. Сам-то он с ним пойти уже не мог, на работу надо было. Но контору уже поздним вечером перед тем сводил показал.
- Ну и?..
- Сходил мой в ту контору, обнадёжила его та тётенька на пятьсот рублей, растолковала, куда прибыть, к кому обратиться, что сказать.
- Не уразумел я, Акимушка, пятьсот рублей - это что, зарплату такую она пообещала, что ли?
- Да нет же, это плата только за то, что она направление дала, да адрес указала, а уж как в Москву приедешь, там ещё надо будет триста рублёв отвалить, чтоб другая тётенька в своём компьютере посмотрела, на каких именно стройках требуются работники и дала направление.
- Ну ничего себе! Благодетели!
- Во-во! И я ж об чём. Ну так вот. Тут же мой сходил за билетом да на следующее утро и дунул в Москву счастья искать.
- Ну и как, нашёл?
- Не забегай вперёд. Я обо всём попорядку.... Приехал он, значит, к брату, рассказал обо всех своих бедах. Тот сразу сказал, что чего-то в ентом духе и ожидал, когда мои "бусурмане" только сюды направлялись. Только говорить под руку не хотел. Да теперь-то куды дяватьси? Дело сделано, обстоятельства припёрли дальше некуда. Надо что-то решать.
- Чего ж решать, когда уже всё решено?
- Эт ты про ту контору-то?
- Ну дык...
- Не пустил брательник его туда.
- Как не пустил?
- А вот так. Сказал, что не намерен его потом из рабства выкупать. Денег, мол, на это нет.
- Господи! Какое ишшо рабство-то? Об чём ты говоришь, Акимушка? Опомнись! Век-то какой сейчас на дворе?
- Эх, Нафанюшка, сразу видно, что ты телевизор-то и не смотришь.
- А на кой он мне?
- Смотрел бы, так в курсе всех новостей был бы.
- Я и так, Акимушка, все новости знаю.
- Откуда?
- Дак ведь ты ж у меня вместо радио! Всё принесёшь, да по полочкам разложишь.
- И тебе ентого хватает?
- Вполне.
- Эх, простая твоя душа, Нафанюшка, сейчас в мире такое творится, что не приведи Господь! Набирают в той же Москве таких вот работников, у которых уже никаких шансов выжить не остаётся, отнимают у них паспорта, якобы для порядку, а уж потом вертят ими, как хотят. Хотят платят, хотят совсем без денег оставят. А будешь возмущаться, так хорошо, если только выгонят, а то и пришикнуть могут. И никто твоих концов не найдёт. А если выгонят, то без документу куда ты сунешься? Без бумажки, я уж говорил, ты кто?
- Да помню, помню...
- Ну так вот брат и сказал, что не позволит ему, хозяину-то моему, в такое дерьмо вляпаться. "Мы, говорит, что-нибудь получше придумаем." И стали они с брательником разные вариянты прикидывать. Залезли в газеты с объявлениями, моего послал по городу со столбов объявления о работе посдирать. Так, на всякий случай. Когда он вернулся с целым ворохом ентих бумажек, брат сразу же откинул большую часть: "Аферисты, говорит,это. Наживаются на бедах таких вот как ты."
- Как много паразитов-то порасплодилось! Работать, видать, не хотят, а только на халяву проехаться.
- Вот именно. А тут сразу подфартило: пока мой по городу шастал в поисках объявлений, брательник с женой квартиру ему подыскали. А в Москве это ох какое дело непростое!
- Зато у нас - живи, не хочу!
- Ну что ты, Нафанюшка, сравниваешь море-окиян с нашим-то болотом? Потому и едут все в Москву, что там условия не в пример нашим. И газ тебе, и вода, и ванная с туалетом. Да ещё и работа с хорошей зарплатой. Крепко живут. Только пристроиться трудно. Народу понаехало - тьма! И все кусок получше хотят урвать друг у друга.
- Вавилонское столпотворение!
- В самый корень зришь, Нафанюшка! Так вот квартира та нашлась прямо под ними этажом ниже. Там бабуся одна в шикарных апартаментах век доживает. Дочка её замуж вышла, да у мужа обосновалась, у него своя квартира. Вот бабуся и согласилась моего пустить. Она с брательником в очень хороших отношениях. Вернее, даже не она, а её дочка. Она же хозяйкой квартиры числится.
- А с чего это брат стал квартиру-то искать? Неужто помешал бы один-то человек?
- Да ты что, Нафанюшка! Они ж сами ютятся, как тараканы, в одной-то комнатке. Пока квартиру не нашли, приходилось каждую ночь посередь комнаты раскладушку ставить. И тогда уже ни пройти, ни проехать в той комнатушке. Ночью по нужде сходить, и то проблема!
- А ты говоришь - Москва! У нас-то попросторней будет!
- Так ты что ж, думаешь, что в Москве все так живут?
- А разве нет?
- Да там у многих такие хоромы, что твой огород! За день не обойдёшь!
- Ну эт ты, конечно, хватил!
- Ну, может, чуть и преувеличил. Но только самую малость. Всё ведь от достатка зависит. А брательник его тоже из таковских, как мой хозяин. Ну, может, чуть побогаче будет. Он-то рос в полноценной семье, не то, что мой, да его супруга.
- Эт как понимать?
- Ну дык ведь без отца его мать подымала, да на ноги ставила. А супруга евоная так и вообще у бабки росла. Мамой её прозывала.
- Что ж так-то?
- У мово-то отца поездом перехало, когда ему ещё только шесть месяцев от роду было.
- Ох ты, господи, страсти-то какие!
- Да. А у Натальи мать её просто на бабку бросила, когда та ещё под стол пешком ходила.
- Тоже не сахар.
- Ещё какой "не сахар". Мой-то в тепле и заботе рос, мать в нём души не чаяла, а Наталью бабка в ежовых рукавицах держала. До самого замужества строжила. Ни шагу ступить без её ведома не дозволяла. Только когда замуж вышла, тогда и вздохнуть сумела полной грудью. Да только не долго счастье то продолжалось. Началось чеченское безобразие, и им пришлось оттеда срочно ноги уносить.
- Вроде и люди неплохие, как я посмотрю, а всё как-то не слава Богу у них.
- Твоя правда, Нафанюшка! Ох, правда. Вот я и переживаю за них всею душою, как бы им поспособствовать, да хоть немного дать в счастье да в покое пожить. А оно, вишь, как складывается...
- Ну ты не грусти, Акимушка, авось, да что-нибудь случится из ряда вон.
- На то и уповаю. Да только у Господа нашего всё больше забота о ком угодно, но не о таких вот обездоленных.
- Не греши, Акимушка, Господь с тобой! Что ты такое говоришь? Разве можно так богохульствовать? Язык-то попридержи!
- Да непонятно мне, Нафанюшка, где он, Бог-то? Почему одни как сыр в масле катаются, хотя того вовсе и не заслуживают, а другие...
- Да замолчи ты, наконец! Таких словесов я от тебя ишшо не слыхивал! От хозяев своих нахватался, что ли?
- У меня и своя голова имеется.
- Сомневаюсь я теперича, что она у тебя хорошо работает. Это ж надо же - супротив Бога попёр! Ума у тебя нету! Ладно люди, существа недалёкие. Но ведь мы-то, домовые, на порядок ближе к Богу! Мне ли тебя учить?
- Да будет тебе, Нафанюшка, прописными истинами пичкать меня. Я и сам всё понимаю.
- Ну а коли понимаешь, так будь добр блюсти традицию.
- Блюду, Нафанюшка, успокойся. Ишь, разобиделся-то как! Глазищи аж огнём полыхают! Волосики все дыбом повскакали. Правду говорят: век живи, век учись. И не помышлял я, что ты так набожен.
- А что ж ты-то так распустился?
- Да уж ладно тебе, Нафанюшка глазами-то блымкать. Послушай-ка лучше, чего я тебе дальше буду рассказывать.
- Языком-то чесать - не мешки ворочать! Ты рассказывай, Акимушка, да только не заговаривайся. Не терплю я таких вот вольностей.
- Да я уже понял... Ну, дык об чём же это я?
- Ну дак про квартеру жа!
- Ага! Вот-вот! Ночевать он теперь стал у бабуси ентой, а дни в поисках работы проводить, да ишшо напасть ентую справлять, тоже немало денег пожирающую. Регистрацией прозывается. Эт чтоб кажный человечишка, в Москве-городе проживающий, у властей на виду был.
- Ну это правильно. Порядок быть должон.
- Правильно-то оно правильно, Нафанюшка, да только правильность ентая тоже денег стоит. И немалых!
- Скажешь тоже!
- Ну да! За одну за енту регистрацию надо около четырёх сотен вывалить...
- Рублей?!
- Ну не копеек же. Так ведь мало того, регистрация та хитро прозывается: "Временная". Эт значит, что через сорок пять днёв ты сызнову должон свои кровные им нести на поклон, коли ещё не передумал в Москве проживать.
- Ой, батюшки! Да что ж ента бумажка золотая, что ли? Али буквы на ней драгоценными каменьями выложены?
- Ничуть не бывало. Обнаковенная бумажка, с фотомордией самого хозяина, ну там ещё пара печатей стоит. И надпись, что, мол, дозволяется проживание в граде стольном, Москве, то есть, в течение сорока пяти суток. А хозяин мой со своей стороны обязуется никаких безобразиев не вытворять: водку пьянствовать, аль ишшо чего-нибудь хулиганское.
- Совсем люди совесть потеряли. Нешто и так человека не видать, имеет ли он хулиганские намерения аль не имеет?
- Скажешь тоже, Нафанюшка! Это нам с тобою видать, что человечишка из себя внутре представляет, поскольку нам енто по положению нашему полагается. А люди друг другу не доверяют. На всё бумажка требуется.
- Буто бы бумажка и соврать не может?
- Ещё как может, Нафанюшка, да только так уж у них, у людей, заведено: без бумажки шагу ступить нельзя. Ну так вот. Справил он ентую регистрацию, будь она неладна, заплатил он денежки свои кровные...
- Не пойму я чего-то, Акимушка. Ты ж говорил, будто у него деньги кончились, а сам опять: "заплатил"!
- Ты, Нафанюшка, видать, слушаешь меня невнимательно. Брат за него все расходы на себя взял.
- А говоришь: "свои", "кровные"!
- Ну дык ведь это пока они братовы! Но ведь их жа отдавать надо будет когда-то! И не кому-нибудь, а моему же хозяину! Вот оно и выходит, что он свои кровные отдавал.
- А что ж, брат не мог подарить ему енти деньги? Брат же всё-таки? Да и сумма по его зарплате не Бог весть какая великая.
- Экий ты, Нафанюшка! Да не таковский он человек, мой хозяин, чтобы на шее сидеть!
- А разве он не сидел? Брат же поил-кормил его всё это время, расходы за него нёс.
- Всё правильно, Нафанюшка, всё правильно. Но одно дело сидеть на шее у родственника, свесив ножки и в ус не дуть, что ты - обуза для его семьи, и совсем другое - постоянно, каждую минуту всякой клеточкой своей организьмы чувствовать свою вину, постоянно думать, что ты здесь лишний.
- Ну что ты такое говоришь, Акимушка? Как брат может быть лишним?
- Может, Нафанюшка, может. Хоть это прямо и не говорилось, но хозяин-то мой не дубина бесчувственная. Ведь у брата своя семья, свои заботы, и появление ещё одного рта на пользу евоной семье ну никак не идёт, согласись со мной.
- Оно конечно, Акимушка, но ведь ты только что говорил, что он поселился у соседской бабуси, а, значит, родственникам-то и вовсе не мешал.
- Толкую я тебе, Нафанюшка, толкую, да только всё у тебя как-то мимо пролетает. Раскрой свои ухи пошире и слушай внимательно: у бабуси ентой хозяин мой только ночевал, а весь день у брательника дома на телефоне сидел, всё по разным адресам названивал. Работу искал по объявлениям. Брательник-то дома не засиживался, у него работа крепкая, твёрдая, график только непостоянный: сегодня в день, завтра в ночь. А жена-то с дочкой всё дома, всё по хозяйству. И лишний человек в семье ох как в тягость приходится! Это и объяснять-то, по-моему, не требуется.
- Ну, положим, что так. Но ведь родственник же!
- Вот потому, что родственник, потому его и терпели. Куды ж деваться? Не выгонять же! Да и какой он родственник жене-то брательниковой? Так, одно название. Это с братом его связывают самые яркие детские воспоминания, а с нею что? Просто вынужденное знакомство. Но ведь и то правду сказать: за всё время слова худого от неё он ни разу не услышал. Кормила-поила, да обстирывала.
- Удивительно!
- Вот то-то и оно, что удивительно, Нафанюшка. Другая на её месте давно бы попёрла. Иди, сказала бы, некогда нам тут с тобою твои проблемы решать, своих хватает. А она - нет, мало того, что терпела лишнего человека, так ещё и душу ему изливала, как ей с мужем тяжко живётся.
- Это что ж получается? Брату на брата жаловалась?
- Выходит, что так. Некому, видать, ей пожаловаться на судьбу свою нескладную, вот она ему и выговаривалась.
- Уши нашла? Ну а твой-то что ж?
- А что "мой"? Куды ему деваться? Слушал да поддакивал.
- Соглашался, что ли, как брата в его глазах чернят?
- Тут дело не в том, соглашался он или не соглашался. Он её успокаивал да настраивал, чтобы она ко всему спокойно относилась. Ведь изменить-то всё одно ничего нельзя. Судьба - она такая вещь, супротив неё не попрёшь. И что сделано, то уж сделано.
- Так что же, получается, что брательник с женою плохо живёт?
- Не сказал бы, что сильно плохо, но и радости мало в их совместном проживании. Характеры у них больно неподходящие.
- Куды ж смотрели, когда жениться надумали?
- Да кто ж, Нафанюшка, угадать-то может, чем оно всё обернётся? Поначалу вроде всё неплохо было, дочку нажили, а там и родители с обоих сторон руку приложили. Ведь сам знаешь, как оно бывает?
- Да уж... Чай, оно не впервой
- Ну дык вот. Стало дело у моего вроде бы налаживаться. В одном месте пообещали, в другом сказали чуть позже позвонить. Обнадёжили, значит. А тут вдруг ентот Санька, брательник-то, в Интернете наткнулся на два интересных объявления...
- Где наткнулся, говоришь?
- В Интернете.
- Это что за Йентернета такая?
- Нафанюшка, это очень долго объяснять, да и не поймёшь ты всё равно, давай как-нибудь потом об ентом поговорим, а пока слушай дальше...
- Ишь ты! Понятливый какой нашёлся!
- Ну вот и обиделся. Ты, Нафанюшка, хочешь всё сразу, наскоком узнать. А ведь так не бывает.
- Эт почему жа?
- Потому что есть вещи настолько сложные, что к ним надо постепенно подбираться.
- Ну вот и подберись. А я послушаю. Небось сам-то ни шиша не кумекаешь, а только вид делаешь?
- Вот уцепился! Как же это я не кумекаю, когда в доме у мово хозяина только и разговору, что про компьютеры да про ентот самый Интернет! Все уши уже просвербели энтим Интернетом. Мол, там и то есть, и это, и всё, чего только душенька пожелает!
- Магазин, что ль, какой?
- Да какой магазин? Хотя... и магазины там тоже имеются.
- Видать, рынок?..
- Ну... это... Пусть будет так. Пущай будет рынок.
- Небось самый набольший в Москве?
- Да он не только в Москве, он и у нас есть. Был бы телефон...
- Не пойму чего-то, Акимушка, заврался ты совсем. При чём здесь телефон?
- Дык это... Туда по телефону ходють.
- Куда?
- В Интернет ентот!... Ну чего ты на меня так смотришь, глазищами своими блымкаешь? Вот как на духу говорю, истинную правду!
- Брехня какая-то. По проводам в магазин не ходють!
- Да ничего же ты не понял, Нафанюшка! Никакой это не магазин. Это сеть, по всему белу свету растянутая. Кто по ней шастает, тот и берёт всё, что душенька пожелает: хоть музыку, хоть кино, хоть книги, а ежели хошь, то и товары всякие, Были б деньги!
- Ещё лучше! То базар, то не базар, а теперь и вовсе какая-то сеть! Рыбу ловить, что ли?
- Да нет, она навроде паутины растянута. Так и зовут её - Всемирная паутина. То есть по аглицки - Интернет!
- А! Так бы сразу и сказал! Паутины-то у нас точно хватает. Вона, хоть метлой мети! На весь белый свет точно хватит.
- Эх, Нафанюшка, так ты ничегошеньки и не понял...
- Потому как врёшь ты не шибко складно, вот я и не понял. Давай уж, чеши дальше, что там были за объявления в той Йентернети? Может, чаво и пойму потом.
- Гм-гм!... Ладно, Нафанюшка, мы ещё вернёмся к ентому вопросу. Как видишь, не так всё просто это...
- Да уж... Ну дык чаво там с объявлениями?
- Объявления? М-да... Одно из них приглашало на работу стеклореза, а другое...