Аннотация: О змее и якоре, живом камне и зловредном фонтане, душившем лозами пациентов клиники.
Тропинку пятнили тени. Несколько шагов, и ударившее в глаза солнце заставило сощуриться, а мир раздвоился. Под туфлями захрустели комки глины, змей, уже расправивший крылья, и собиравшийся улететь с обрыва, попятился, возвращаясь на твердь. Жесткая блестящая чешуя крошила глину в рыжую пыль. Узкий гребень змея встопорщился, тяжелый синий взгляд оценивал нового якоря.
- Ты его сейчас видишь? - не оборачиваясь, спросил Вирм.
- Вижу, Владимир Петрович, - без запинки ответил Яр.
Не стал хитрить и переспрашивать, кого. Понял, значит, что надо как-то договариваться.
- Я тебе уже говорил, меня по имени-отчеству не зовут. Он вирм, и я Вирм. Привыкай. Можешь его змеем звать, чтоб не путаться. Ему все равно, а меня уже по-другому не окрестишь, и я привык, и люди привыкли.
Яр Вирму по душе не пришелся - настороженный, озлобленный, как битый бродячий пес. Вроде оно и неудивительно, не с чего пока доверять незнакомому человеку, но так и хочется ухватить за шкирку, натыкать носом. Прими реальность - пусть и выбивающуюся из твоих обычных представлений - и начинай делать то, что требуют. Всего-то и надо: быть рядом, пока змей утюжит здешнее небо, и помочь вернуться.
Вирм ненавидел неведомо кем наложенные ограничения - на время вылета змея он терял контроль над телом, превращался в овощ, и приходил в себя только после окрика или прикосновения якоря. Была и альтернатива, зыбкая, то работающая, то неработающая - боль. За дни поисков Яра три прикуренные сигареты потушили, вдавливая ему в плечо. Помогло. А могло и не помочь. Пока нашел Кристину, ухитрился в больницу загреметь, две недели пролежал в коме. Налетался в змеиной шкуре так, что думал, от высоты тошнить начнет. Обошлось.
Может, оно и правильно - границы должны быть. Неизвестно, что Вирм бы натворил, без рамок-то... на мировое господство, конечно, не замахнулся, но властью над любимым Красногорском не ограничился.
- Ты крепкий якорь. У нас все получится.
- А что делать будем?
- Будем работать. Змей должен приходить сюда... не прямо сюда, - Вирм очертил круг над головой. - Он должен приходить туда, где его ждут, убивать, за кого заплатят, и возвращаться, откуда пришел.
- А за кого платят-то?
- Не боись, не за человеков, - успокоил Вирм. - Есть паразиты, которые не к людям цепляются, к месту. И годами на семьях жиреют, судьбы ломают, здоровье сосут. Кто-то, узнав о таком соседстве, все бросает и переезжает. А кто-то бежать не может или не хочет. Тогда меня ищут, просят, чтоб змей поохотился.
- Тебя ищут, тебе платят. А я тут при чем?
- Поможешь выйти. И вернуться, после того, как заказ будет выполнен. Мне - домой. А вирму на тот обрыв.
- Как я помогу?
- Я не знаю, как это делается, я не якорь, я вирм, - Вирм пожал плечами, достал из кармана джинсов связку ключей, отцепил брелок. - Вот ключ. Дальше сам разберешься. Потренируемся. Я уверен, у тебя быстро получится.
Яр забрал и взвесил на ладони продырявленную монету на короткой цепочке. Монету с якорем.
- Погоди! А откуда ты знаешь, что это ключ? Монета как монета.
- Другие якоря с ним работали. И ты сможешь.
- Другие? Были и другие? Так, может, мне того... поговорить с ними, спросить, что делать?
- Не о чем спрашивать. Каждый по-своему приспосабливается.
- Не о чем или некого? Что-то ты темнишь. Сколько у тебя было этих... якорей?
- Трое. Первую уже ни о чем не спросишь, тут ты угадал. Второго, наверное, можно отыскать... но от него будет мало толку. Я его уволил за служебное несоответствие. Третью я беспокоить не хочу. Она со мной честно семь лет проработала, сейчас замуж вышла, ребенка ждет. Ни к чему ей в эти дела возвращаться.
Тропа пошла круто вверх, сосны, закрывавшие панораму, остались ниже. Еще десяток шагов, и... Вирм сунул Яру мешавшую бутылку с водой. Подошел почти к самому краю, игнорируя табличку: "Осторожно, обрыв!" Поднял руки, позволяя ветру пробраться под намокшую от пота футболку. Он приветствовал лесистый ковер, укрывавший горы, четкую линию горизонта, далекую шапку облаков.
- Подожди... это же?.. Так змей тут живет? - Яр завертел головой.
- Нет-нет. Ему тоже нравится это место. Ему нравятся эти горы. И он создал такие же горы у себя.
Вирм приехал в Красногорск случайно. Десяток лет назад метался по стране, пытаясь справиться с горем, пережить смерть Ирины, научиться жить без якоря. Он еще не подозревал, что найдется замена - сначала продажный Игорь, потом надежная Кристина - и решал проблему, как мог. Останавливался в недорогих гостиницах, ночью выпускал змея на свободу, не зная, сможет ли утром очнуться, или горничная вызовет "Скорую", наткнувшись на почти бездыханного постояльца. Они утюжили небо, крушили, ломали, рвали на части, выплескивая ярость. Змей возвращался к себе, а Вирм сбегал, меняя поезда, автобусы, привокзальные гостиницы. Долго бы не пробегал, и не таких вычисляли и ловили, остановили бы... сам остановился, повезло.
Он влюбился в Красногорск с первого взгляда на башню вокзальных часов. Закрепил чувство глотком воды из питьевого фонтанчика, и уверился, что нашел свой дом. Горы, зелень вперемешку с белизной далеких зданий, внушительные старые корпуса санаториев со шпилями, куполами и вычурными балконами, тенистые улочки - все было пропитано спокойствием, надежностью, незыблемостью вековых привычек. Красногорск вытер из памяти промозглый, закованный в дремлющий камень Питер, унял боль от потери Ирины. А змею понравились горы. Даже место встречи изменилось: исчезли набережная, мост через канал, возле которого Вирм поджидал Ирку из колледжа. Появился утоптанный обрыв, с которого шаг - и в пропасть. Вирм тогда порадовался, что новый дом пришелся по душе им обоим. Жить в разлуке с Красногорском он бы не смог, жить в разладе со змеем - тоже.
- Ты говорил, тут кафе рядом?
- Вон оно. Шпиль видишь? - Вирм развернулся, показал пальцем.
- Ага. Недалеко. Давай чуть-чуть постоим тут, - Яр приставил ладонь ко лбу, заслоняя глаза от солнца. - Полюбуемся. А потом дойдем туда, сядем, и ты мне объяснишь, где именно змей живет, где это "у себя", и давно ли ты его... гм... знаешь.
- Нечего особо рассказывать, - признался Вирм. - Не знаю я, где он живет. Может, это подпространство, а, может - параллельный мир. Я в этом не разбираюсь, я не ученый, академий не заканчивал. А связан я с ним уже, считай, тридцатник как. Мне пять лет было, когда я за мячом на заброшенную стройку полез, и понял, что там лежит яйцо. Невидимое яйцо, которое нельзя потрогать. Но я знал, что оно там есть, и из него кто-то вылупится.
- Подожди, больше ничего не говори, - Яр допил воду и тряхнул головой. - Невидимое яйцо - это круто. Это надо немножко переварить.
Ветер трепал тенты, капли испарины ползли по стеклу бутылок, добираясь до деревянной столешницы. Вирм смотрел на мешанину камня и зелени, отмечал изменения - в новостройке прибавились три этажа, а на старом корпусе разобрали крышу - и парил на волнах умиротворения. Он с первых дней удивлялся разнице - здешние львы, охранявшие магазины, орлы, прячущиеся в тени деревьев, барельефы домов, были безжизненны или не несли угрозы. Просто рай по сравнению с Питером. Поначалу он думал, что зло изгоняют горы и источники минеральных вод, потом, поездив по югу, решил, что жизнь в камне выжигает беспощадное летнее солнце. А может, дело в деревьях, растущих на каждой улице, пробирающихся корнями под фундаменты, с легкостью взламывающих асфальт и крошащих бетонные плиты - вытягивают из камня соки, не дают ожить.
- Я уже готов слушать продолжение, - сообщил Яр. - Где ты нашел невидимое яйцо? Здесь? - он огладил дрожащую от зноя панораму.
- Нет. Я сам... - Вирм запнулся на фразе: "Я сам из Питера".
Не из Питера, а из города-спутника. Сорок тысяч человек, женщин больше, чем мужчин, все, кто в силах штурмовать утреннюю электричку или автобус до станции метро, работали в северной столице. Памятники культуры - как без памятников? И обветшавший дворец, и парк, и отреставрированная крепость, к которой привозили туристов.
Вирм - тогда еще Вовочка - и достопримечательности существовали отдельно. Пацаны из пятиэтажек гоняли в футбол на пустыре, и он тоже носился по утоптанной траве в толпе малышни, то визжа от восторга, то вывесив язык от усталости. За пустырем, отгороженная бетонным забором, скалилась провалами окон законсервированная стройка. За пару лет до Олимпиады-80 и рождения Вовочки в городишке начали строить бытовой комбинат, и промахнулись с расчетами - топкий грунт просел, коробку перекосило. Детям к стройке подходить запрещали строго-настрого, да разве за шустрыми пацанами уследишь? А за Вовочкой в дни, когда закрывался детский садик, и не следил никто: бабушек-дедушек не было, мама-одиночка не могла отменить занятия в художественной школе, а соседка, которую просили присматривать... уставала она быстро от Вовочки и отправляла гулять на пустырь.
Он полез на стройку за футбольным мячом. Забросили туда мяч старшие пацаны, ударили сильно, перекинули через забор. А доставать послали подвернувшуюся под руку мелочь, верткую и щуплую - как раз пролезет в собачий подкоп под плитой забора. Вовочка сначала пачкаться в земле не хотел, но его взяли на "слабо". Стройка, заросшая кустарником, дохнула сыростью из подвального зева. В шорохи и размеренную капель вплетался тихий писк. Вовочка прислушался, зажмурился - от страха, не от любопытства - и вдруг понял, как будто ему картинку показали. Там, в сырости, возле стены, среди обломов кирпичей, лежит гладкое серебристое яйцо. И в нем ворочается, пытается оттолкнуть тесную скорлупу крохотный змееныш. Будь у гаденыша лапы, может, что и получилось бы. А так - бодается, пихается то лбом, то хвостом, и все одно без толку.
Страх исчез - змееныш был маленьким и неопасным. Вовочка его даже пожалел, и, все так же зажмурившись, помог раздвинуть, обмять по размеру скорлупу - не своими, а невидимыми ладонями. Писк прекратился. Серебристый гаденыш свернулся клубком и заснул. Вовочка, ухватив застрявший в ветках мяч, поспешно вернулся на пустырь и никому не рассказал о своей находке. Не поверят. Засмеют.
Маленькая тайна не давала о себе забыть. Вовочке снились странные сны - два могучих крылатых змея парили над болотистой равниной, охраняя серебристое яйцо, заботливо уложенное в гнездо из камыша. У большого змея чешуя отливала алым, а у мелкого сияла, как мамина чешская бижутерия. Если солнце из-за туч проглядывало, смотреть больно было, и Вовочка просыпался, вытирая слезы. Мама беспокоилась, спрашивала, почему он плачет, но про змеев толком не слушала, а впустую-то что рассказывать?
Второй раз Вовочка полез на стройку, устав от изматывающего писка. Змееныш опять подрос, скорлупа давила, крыланы во снах метались над равниной, и проще было помочь, чем слышать жалобный зов и видеть слепящее мельтешение чешуи.
Так и повелось: раз в полгода Вовочка пробирался на стройку, усаживался на бетонную плиту и спасал зажатого в тиски скорлупы змееныша. Вирм не раз задавал себе вопрос: "А если бы переехали?" Крепла ли нить связи из-за близости материнской квартиры и яйца? Или, увидев парящих в чужом мире родителей серебряного вирма, Вовочка был обречен заботиться о змееныше безотносительно расстояния? Теперь уже не узнаешь.
...Вирм протер ладонью запотевшую бутылку, решил, что лишние откровения ни к чему:
- Я сам из Питера. Яйцо на стройке нашел. Почувствовал, что оно там лежит. Змеев во сне стал видеть. Ходил на эту стройку, помогал яйцу расти. Вирму в скорлупе тесно было. Долго ходил, пока в армию не забрали. Вернулся, а змей уже вымахал о-го-го... меня почуял и вылупился.
- Вылупился, а дальше? - с любопытством спросил Яр. - Он в своем подпространстве летал или сразу Питер громить принялся? Как ты понял, что тебе нужен якорь? Где первого якоря нашел?
Вопросов было слишком много. Вирм выбрал один и дал нейтральный ответ:
- С первым якорем я познакомился до того, как змей вылупился. Это была моя девушка. Ждала меня из армии, дождалась. Монету я ей в подарок привез.
- Что с ней случилось? - Яр говорил чуть смущенно, но твердо. - Я тебя не допрашиваю, пойми мой интерес правильно - меня же это напрямую касается.
- Нас расстреляли после выполнения заказа.
Вроде уже отболело, а говорить все равно трудно.
- Моя вина, моя ошибка. Я польстился на большие деньги, не подумал об опасности. Не подумал о последствиях. Змей сделал, что заказывали. Ни я, ни он не ожидали, что особняк начнет рушиться, хороня под собой людей. Пока мы справлялись с шоком, дверь в квартиру выбили. Ирина умерла на месте, я почему-то не умер. Оказалось, что меня трудно убить, когда я в трансе. Повышенная регенерация. Даже кровью не истек - утром смог замотаться в одеяло и уползти на чердак. Там две недели отлеживался. Змей сам к себе вернулся. А через месяц я его позвал, и мы отомстили. Я забрал у покойного заказчика и оплату, и проценты. И уехал из Питера. Со стартовым капиталом для новой жизни, - Вирм отогнал давние воспоминания, и, упреждая возможный вопрос, объяснил. - С тех пор я ученый стал. На заказы без охраны не выезжаю. Заказчиков проверяю. Так что за безопасность не беспокойся. Все под контролем.
- Я об этом пока не думаю, - пожал плечами Яр. - Может быть, у нас ничего не получится.
- Вечером попробуем, - пообещал Вирм. - Ну, что? Еще вопросы есть?
- Нет.
- Тогда пойдем к канатке.
Яр вертел головой, рассматривал станцию, развевающийся флаг, подошел к перилам смотровой площадки, слушая указания, разыскал белую горную вершину среди далеких облаков. Вирм поздоровался с пожилой кассиршей, кинул купюру на тарелочку - "за двоих, без сдачи" - и, нарушая правила, вытащил Яра на посадочную площадку, куда нельзя было выходить без сопровождающих.
- Смотри, вон, справа, будто арки в камне, видишь? Это Бурые скалы. Мы мимо них не проходили, на развилке влево взяли. А можно было вперед пройти. Как-нибудь потом прогуляемся. Там скальники живут, на которых змей охотится.
- Кто это такие?
- Твари не особо опасные, но ценные. Мало кто знает, что они здесь живут, иначе бы тут толпы с сетями сидели. Скальник на краба похож, только панцирь каменный. А так - один к одному, глаза на стеблях, тонкие лапы и клешни. Жрут они мало, лисицы на год хватает, прикол весь в том, что жрут хитро. Если клешней цапнет, что человек, что зверь, что птица цепенеют. Скальник жизнь вытягивает. От укуса окаменение расползается. Жертва уже никуда уйти не может - ноги или лапы каменные. А скальник пристраивается и потихоньку жизнь отщипывает. Когда доест, из жертвы офигенная скульптура получается. Мне один человек говорил, что древнегреческие скульпторы специальные загоны со скальниками держали. Выбирали натурщика, поили сонным зельем, усаживали или ставили в нужную позу, и голодных скальников в комнату запускали. Не знаю, правда ли это...
Яр поежился:
- Экая хрень... Я сказку помню, арабскую, кажется... там баба мужика от ног до живота в камень превратила, заперла и по ночам приходила издеваться.
- Если скальника от добычи оторвать, так и будет, - объяснил Вирм. - Жертва какое-то время проживет. Потом все одно помрет, но помучается. Сам понимаешь, кто отомстить хочет, и в таких тварях разбирается, за скальника бешеные деньги заплатит. Да и скульпторы, желающие прикупить, находятся.
- Продаешь?
- Нет, - усмехнулся Вирм. - Я не готов вносить такой вклад в искусство. А кто хочет мстить, пусть сам ловит. Дорогу не заступлю.
Желтый вагончик приближался, рос - будто огромный лимон в воздухе болтается, плывет над зеленью, неведомо почему на землю не падая. Все ближе, ближе... сейчас на площадку выйдут немногочисленные пассажиры - день будний, клонится к вечеру, отдыхающие разбежались по санаториям - и они с Яром отправятся на нижнюю станцию. Телефон зазвонил, когда вагончик подставил бок под ладонь Вирма.
- Да, Софа, приветствую.
Сонька не выдержала, первым делом спросила:
- Ну, как, удачно? Не ошибся? Привез якоря?
Сонькин интерес был объясним - ей с заказов хороший процент отваливался.
- Привез. Сегодня попробую размяться.
- Доктор мне всю душу вымотал, - голос посредницы приобрел знакомую вкрадчивость. - Что ему сказать? Обнадежить?
- Ничего пока не говори. Я еще не готов работать, - Вирм отогнал вьющуюся перед лицом мошку. - Будет сильно душу мотать, повтори совет клинику продать. Не понимаю, зачем за нее цепляться. Все равно репутация похерена.
- Ой, да что той репутации будет от пары придушенных алкашей, - хихикнула Сонька. - Дело житейское.
Вирм усмехнулся - Сонькины замечания о заказчиках всегда сочились циничным ехидством.
- А еще ему Тимофей в красках расписал, как после твоих визитов энергетика здоровеет, и доктору прямо печет тебя заполучить.
- Сказал же - я пока не работаю.
- Не злись, - и, словно и не было разговора о делах. - Я по тебе соскучилась.
- Я тоже соскучился, - честно ответил Вирм. - Через пару дней, ладно? Если накладок не будет, то через пару дней.
- Договорились, - Сонька почмокала в трубку, подсластив гудки отбоя.
Вагончик тронулся. Яр высунулся в открытую форточку, рассматривая пещеры скальников.
- Слушай, а никого не беспокоит, что тут вроде как курорт, а человека каменный краб сожрать может?
- Да от одного укуса ничего не будет. Онемеет нога, захромаешь, но уйти сможешь. Надо часа три просидеть, чтоб скальник тебя второй раз укусил. Они стаей опасны. Если в кольцо взяли, тогда хана, да. А тут они в стаи не сбиваются, змей разогнал.
- А до змея как было?
- Не знаю. Я же тут не жил. Может, кто-то другой гонял. Я тебе уже говорил - мир не таков, как его большинство людей видит. Не скажу, что чудовища на каждом шагу встречаются... но иногда на такую дрянь наткнешься, что волосы дыбом встают.
Яр покосился на двух женщин и маленькую девочку, стоявших у другого окна.
- Люди пропускают мимо ушей все неприятное, - заверил его Вирм. - В самом худшем случае - если услышали, и попытались осмыслить твои слова, сочтут психом. Это правильная защитная реакция. Жить в неведении проще и безопаснее.
- Но ведь у тебя есть заказчики?
- Мои заказчики не в вагончиках подслушивают. Не с этого начинается.
За разговором путешествие по воздуху закончилось. Они пошли вниз, к выходу в город - свернули с более широкой, но длинной дороги на короткую прямую тропку. В далеких облаках невидимые крылья разрезали воздух, свист торопил, как раньше торопил писк мелкого змееныша. Но по тропе шел Вирм, не Вовочка. Он уже давно научился противостоять змеиной воле. Иначе бы наворотил дел...
Вечером сели во дворе Вирмова дома. Там площадка была, специально для змея. А вдруг захочет навестить?
Сумерки казались гуще из-за ярких фонарей. Небо, плотное, сизое, темнело с каждой минутой. Вирм устроился на плетеном стуле, бросил ключи на столик, указал Яру на второй стул и на монету:
- Садись. И вытаскивай меня, если что-то пойдет не так.
Якорь, похоже, хотел спросить, как отличить "так" и "не так", но Вирма уже разорвало надвое. Так ясно, так четко, получалось только с Ириной: тело обмякло, но не полностью утратило чувствительность - лакированная столешница холодила щеку, под пальцами теплела монета с якорем. Вирм, уткнувшийся носом в стол, сейчас лежал тряпкой. Зато второй Вирм, шагнувший на обрыв, смог, наконец, прикоснуться к змею, истосковавшемуся в одиночестве. Пальцы скользили по броне, гладили чешую, не ощущая ни порезов, ни боли - здесь не было места крови, она пятнала монету на столике.
- Хороший якорь.
Голос, искаженный шипением, наполняло довольство.
- Хороший, - согласился Вирм. - Мы оставим его себе.
Он поплыл в синеве змеиного взгляда, приник лбом ко лбу, погружаясь в чужие мысли. Погружаясь и растворяясь, теряя себя-человека, сливаясь со змеем.
- Летим!
Он заорал от восторга, оказавшись в небе над Красногорском. Город сиял разноцветьем огней: фонари, гостиничные вывески, реклама, яркие гирлянды на колесе обозрения... Змей полыхнул хищным азартом, расправил крылья, собираясь атаковать медленно движущееся колесо. "Нельзя!" - вопль заставил подскочить Яра - тот завертел головой, пытаясь понять, откуда доносится голос. Змей изменил курс, облетел колесо обозрения, словно совершая круг почета, и направился к горам. Вирм ошалел от легкой победы - обычно приходилось навязывать свою волю, бороться, пытаться перехватить управление чешуйчатым телом.
Опьянение полетом смешивалось с давно забытым чувством единения - сейчас они со змеем понимали друг друга с полуслова, совпадали в желаниях. Как в той, прерванной автоматной очередью жизни, когда они наперебой старались угодить Ирине, и змей соглашался работать, чтобы Вирм мог купить цветы, серебряную цепочку, заказать столик в кабаке, снять квартиру.
Вирм летел над парком, одновременно ощущая слабые укусы перекиси - над ним суетились, останавливая кровь, текущую из порезов на руках. Не рассчитал, когда обнимал змеюку на обрыве...
За пару часов налетались от души, устроили переполох в спорткомплексе и обвал на закрытой для туристов тропе. Змей удерживался в воздухе, яростно работая крыльями, дробил скалы ударами хвоста, сбрасывая излишек скопившихся сил. Наконец, наигрался и полетел к дому. Увидев двор, Вирм усмехнулся - странно было смотреть на самого себя, валявшегося мордой в стол. Яр потянулся к монете, сжал в кулаке. Взмах крыльями, и змей переместился между мирами. Огни города пропали, внизу расстелилась безжизненная лесистая долина. Обрыв приблизился. Вирм упал на растрескавшуюся глину, крепко ударившись коленом, кое-как встал и нос к носу столкнулся со странно прозрачным Яром. Якорь протянул руку, коснулся его запястья. Змей хлопнул крыльями, прошипел: "Возвращайся". Вирм не успел ответить - его, разорванного надвое, слепило воедино, будто комки глины превратились в статуэтку под руками скульптора.
Он открыл глаза в своем теле, сел, охнув от боли в разбитом колене. Яр убрал пальцы с его запястья, спросил:
- Получилось?
- Отлично получилось! - признал Вирм. - Можно работать.
Утром, под кофе, открыли ноутбук и папку "алкаши" на рабочем столе - десяток текстовых файлов и много фотографий.
- Наш клиент - известный на весь край врач-нарколог. Живет в соседнем городе. Клинику держит уже пятнадцать лет. Когда-то выкупил одноэтажное здание, бывшую районную поликлинику. Не руины, но в аварийном состоянии. Тут такого добра хватает - архитектурные памятники, в которых ремонт можно делать, только получив подпись на каждый чих. Не у каждого связи есть, чтоб на подписи болт забить. У доктора нашего, видать, были, раз развалюху прикупил. А к зданию прилагался очень большой земельный участок. А еще док считал, что клиника на месте поликлиники вызовет у людей больше доверия. В этом он прав. Старые поликлиники, булочные, аптеки, по двадцать лет не забывают. Экономка моя, к примеру, отправляет внуков в бывший "Универсам", хотя есть магазин ближе, где выбор больше.
- Согласен, - кивнул Яр. - А в чем у доктора беда?
- Двух пациентов какие-то живые корни задушили.
Яр аж кофе подавился. Нервный какой...
- История мутная. Сегодня поедем, только на место посмотрим. Доктор со временем на участке новый корпус отгрохал. Вместительный, современный. Старое здание отреставрировал, оставил для понтов - бухгалтерия, свой кабинет, зал для собраний персонала, - Вирм листал фотографии, изредка увеличивая детали. - Там сейчас тишь да гладь. Беда случилась в новом корпусе, в конце июня. Задушили мужика в палате на первом этаже. Окно было закрыто и зарешечено, а всякая кора и щепки на полу валялись, как у себя дома. Менты руками развели, доктор не растерялся и вызвал астрального диагноста. Тот сразу погрешил на фонтан. Вот, глянь.
Безмятежная мраморная дева прижимала к груди виноградную гроздь. Вторая рука статуи опиралась на корзину с фруктами. Бортик и сухую чашу фонтана украшал растительный узор. Стилизованная лоза извивалась, касалась позеленевших трубок для подачи воды, запускала усики на дно. Яр пролистал фотографии кнопкой, возвращая назад. Увеличил.
- Смотри, лепнина на доме и рисунок...
- Совпадают. Я тоже заметил.
Вирм продолжил рассказ. После визита астрального диагноста доктор вызвал пару специалистов из краевого Центра. Не диагностов, а чистильщиков. Те ощупали статую в фонтане, сообщили, что сила, скрытая в камне, им не по зубам, и удалились. Доктор поразмыслил и решил избавиться от фонтана простым способом - снести. А возможным архитектурным комиссиям наврать, что памятник культуры разрушился от времени. Тут-то и началась чертовщина среди бела дня.
Бульдозер не смог заехать во двор - наткнулся на невидимую преграду, забуксовал и практически развалился на части. На рабочих, подошедших к фонтану, упала огромная ветка старой шелковицы. Вторая ветка оборвала провода электропередач. Бригада, занимавшаяся сломом домов и вывозом строительного мусора, поспешно ретировалась с территории, вернув аванс. По городу расползлись слухи об агрессивной чертовщине, усилившиеся после падения с шелковицы альпиниста, согласившегося опилить ветки. Работать в проклятой клинике никто не хотел. Даже за большие деньги. Доктор с трудом уговорил электриков заняться оборванными проводами и начал названивать Софье - посреднице независимого специалиста. Вирм не взял заказ по отсутствию якоря. Обращался ли доктор к другим чистильщикам, Софья не сообщала. Наверное, обращался. В конце июля произошло второе убийство.
- Эксперты дали заключение, что вторую жертву задушили чем-то вроде виноградной лозы. Тот же компот: закрытое помещение, санитары в коридоре, решетка на окне. Никто не входил, ни выходил.
- Живая лоза? Проползла в палату?
- Надо хорошенько фонтан осмотреть. Чего на территории клиники нет, так это винограда. Даже дикий не растет. Только плющ. Из деревьев - шелковица, четыре каштана, два дуба, ну, и клумбы с цветами. Доктор удвоил мой гонорар за ознакомительный визит. За такие деньги не грех и общественный туалет обшарить.
- Не успеешь оглянуться, как август закончится, - догадался Яр. - Доктор думает, что будет третье убийство?
- Наверное, - пожал плечами Вирм. - Он крепко влип. Клинику сейчас никому не продашь, только за бесценок. Поток пациентов иссяк. Вполне возможно, что в конце августа кого-то снова убьют. Куда ни кинь - клин. Вот такие дела.
- Вы со змеем пообещали снести фонтан?
- Я пока еще ничего не обещал. Только осмотреться.
В машину погрузились около девяти утра. В десять были уже в соседнем городе, возле клиники, в которой исцеляли от алкогольной и наркотической зависимости. "Фольксваген" медленно проехал мимо каменного забора, за которым виднелась пятиэтажная новостройка. Вирм велел водителю: "Еще медленней, Петя", ткнул пальцем в кряжистое дерево:
- Вот это и есть шелковица, как я понимаю.
- Наверное.
- А фонтан не видно. Жаль.
Старый дом за забором не прятался, парадное крыльцо выходило на тротуар. На массивной двустворчатой двери красовалось ламинированное объявление: "Вход через ворота. Приемная и консультации в новом корпусе, во дворе".
- Петя, звони доктору.
- Он уже сам звонит, Владимир Петрович. Да? Да, конечно, подождем, пока полностью откроются.
- В окошко выглядывал, - усмехнулся Вирм.
Желтая сигнальная лампа помигала и потемнела. Автоматические ворота открылись. Впереди был узкий въезд на территорию, дорожка между старым зданием и соседним домом. В глубине двора, перед новостройкой, зияла свободными местами парковка. Солнце отражалось в стеклах машин, чистеньких окнах корпуса, слепило глаза.
"Фольксваген" проехал метров пять и обо что-то ударился. Затрещали, захрустели фары и бампер, а ведь дорога еще секунду назад была пуста. И сейчас... Вирм вытянул шею, но ничего не увидел.
- Газануть? - нахмурился Петя.
- Не надо. Я не гордый, пешком пройдусь. Выезжай задом на улицу. Не выходи. Жди в машине.
- Владимир Петрович!
- Делай, как сказал!
Яр в машине не остался, сообразил, что к нему приказ не относится. Дружно посмотрели на асфальт. На дороге перед "Фольксвагеном" не было никаких преград. Словно в пустое место врезался.
Петя сдал назад, к улице, а они пошли вперед, во двор.
- Сейчас вдоль задней стены, мимо служебного крыльца. Фонтан возле торца дома.
Доктор уже метался по крыльцу. Увидев Вирма, просиял:
- Здравствуйте, Владимир Петрович!
- Приветствую, Геннадий Сергеевич.
Вирм замедлил шаг. Вот он, прежде скрытый домом фонтан. Ничего особенного. Статуя обшарпанная. На корзине с фруктами свежий голубиный помет. В сухой чаше - ветка со скрюченными листьями. Вирм раздраженно ответил зудящему доктору: "Да я еще ничего не посмотрел, какой диагноз?" и сделал пару шагов к фонтану.
Мир волшебно изменился. Мраморные веки статуи дрогнули, и Вирм встретил живой, полный жгучей ненависти взгляд. Каменные пальцы сдавили гроздь темного винограда - мягкую, сочную, расплевавшуюся косточками. Тунику запятнала алая влага, а из газона и асфальта, стремительно, как разъяренные змеи, полезли щупальца-лозы. Одно из них подобрало камень и метко ударило Вирма в висок, на чем весь осмотр местности и закончился.
Запах нашатыря, казалось, не только "Фольксваген", всю улицу заполонил - редкостно вонючая дрянь, но действенная, не отнимешь. Вирм открыл глаза и спросил:
- Что это было, бляха-муха?
- Не знаю, - доктор Геннадий Сергеевич развел руками. - Вы вдруг упали, а напарник не позволил занести вас в дом и доставил к машине.
- Оставьте нас на десять минут нам надо посовещаться, - потребовал Вирм, и заодно избавился от вонючей ваты и вскрытой ампулы, которые держал в руках Петя - доктор покорно унес мусор в дом. - Вода есть? Попить хочу.
Вода пошла по кругу, как трубка мира. Вирм напился, протянул початую минералку Яру, тот сделал пару глотков, передал Пете. От движения в памяти ожила картинка - жадные лозы. Вирм не стал откладывать дело в долгий ящик, поблагодарил:
- Спасибо, что не бросил.
- С хрена ли бросать?
Вирм пожал плечами - Игорь бы бросил, а Кристинке просто сил не хватило вытащить. Признал:
- За мной должок.
- Сочтемся.
- Договорились. Ты там хоть что-нибудь рассмотрел?
Яр вдруг поежился, признался:
- Ага. Всякое. Только доктор этого точно не видел, и я теперь думаю - может, это галюники были?
- Ага-ага, - передразнил Вирм. - И один из этих галюников подобрал камень и врезал мне по башке. Вспоминай все мелочи. Это важно. Я только пару секунд смотрел. Давай сравнивать воспоминания.
- Гроздь виноградной стала, не каменной. Понимаешь, она ее смяла, сок, мякоть во все стороны. Мне показалось, что куда ошметки попали, там эта погань и проросла.
- Очень может быть. Этого я не заметил.
- Ты что-нибудь похожее уже видел? - Яр спросил почти жалобно - явно желал подтверждения, что это не безумие, не внезапный приступ шизофрении.
- Видел, - успокоил его Вирм. - Я с оживших цветочных гирлянд начинал. Первый барельеф, первый разбитый камень. Такое не забудешь. И вазы с фруктами на том доме были. История повторяется.
Судя по просветлевшей физиономии, Яру полегчало.
- Мне надо этот фонтан рассмотреть.
- Влезем на забор?
- Нет, не пойдет. Там ковка по верху, виноградная лоза. Видишь?
- Да.
- Не хочу, чтобы меня внутрь втянули и задушили. Давай-ка... - Вирм выбрался из машины, огляделся. - Петя, а мы как лохи печальные приехали, или хоть бинокль в бардачке лежит?
- Бинокля нет, - развел руками тот.
- Напряги доктора. Пусть скажет, где можно купить, или займет у кого-нибудь. Если нет возможности достать, звякни домой, пусть с кем-нибудь пришлют. Так... там работают в полный рост... - Вирм очерчивал горизонт, задерживаясь на стройках. - Это дворец какой-то, пока договоришься, семь потов сойдет. О! Смотри! То, что надо!
Неподалеку торчала четырехэтажная коробка, похоже, заброшенная: бетонные плиты украшало граффити, по балкам карабкался то ли дикий виноград, то ли плющ - издали не разберешь.
- Бинокли привезут через двадцать минут, - доложил Петя. - А доктор подойдет через пять. Он несет вам кофе.
- Что-то он слишком уж любезный... - Вирм смерил появившегося в воротах Геннадия Сергеевича подозрительным взглядом. - Чует мое сердце...
Пока пили кофе и дожидались биноклей, провели короткий допрос. Доктор и не запирался, рад был переложить беду на чужие плечи. Хотя бы попробовать переложить.
- Одна медсестра, один санитар и один пациент. Все трое отделались легкими травмами.
- Давайте поподробнее. Когда, где именно, во сколько.
Уже и полицейская машина подъехала - служители порядка подработали доставкой биноклей - а Вирм все вытягивал из доктора детали нападений. Яр слушал внимательно, не упуская ни слова. При всех с вопросами не полез, но когда Вирм тронул его за локоть и показал на стройку: "Пойдем", не удержался:
- Ты какие-то выводы сделал?
- Да. На фонтан замкнута охрана дома. Дома и его законного владельца. Такие статуи сменившихся хозяев признают редко... этой наш доктор, видать, приглянулся. Взяла под крыло. Обратил внимание, что медсестра собиралась уволиться? Она поцапалась с доктором, требуя выходное пособие.
- Точно. Он говорил - был конфликт. И санитара он отчитал за пьянку на ночном дежурстве.
- Возможно, тот отпустил в адрес доктора пару угроз. За спиной. Бдительной хранительнице этого достаточно. А пациенты...
- Сомневаюсь, что они выбирают выражения.
- Ага.
За разговором дошли до заброшенной стройки. "Фольксваген" тащился следом, в узкий проулок поворачивать не осмелился, припарковался. Вирм тронул замок на воротах, пустые скобы на калитке и замолотил кулаком по хлипкому забору. Металлические листы оглушительно загремели. Залаяла мелкая собачонка. Стучать пришлось минут пять. Наконец из-за забора спросили:
- Кто там?
- Сто грамм, - пробурчал Вирм, повысил голос. - Открывай, отец! Дело важное. Помоги, мы в долгу не останемся.
Сторож открывать не хотел, согласился только после просунутой в щель сторублевой купюры.
- Чего надоть?
- Отец, выручай, - Вирм запихнул в карман грязной робы еще одну сторублевку. - Мы тут братюню в больничку поклали. Знаешь, рядом тут больничка, лечат, если кто белку словил?
Дед сощурился, перекрестился.
- Бабла отсыпали мешок, а сейчас заехали его навестить, говорит - хавчик поганый. Мы к доктору. А тот говорит - ништяк тут кормят, это братюня пену гонит. Охота разобраться, кто прав. Пусти нас наверх, мы глянем, что ему на второй завтрак принесут.
Сторож оглянулся на привязанную возле вагончика-бытовки шавку - та заходилась лаем - поскреб щетину, посоветовал:
- Вы его того... забирайте оттудова. Дурной там дом.
- Да куда его заберешь? Только-только перестал пауков гонять, - Вирм старательно закручинился, в карман спецовки перекочевала пятисотенная.
Сторож сломался, махнул рукой:
- Идите. Поосторожней там. Лестницы рассыпаются.
- Спасибо, отец!
Сзади проговорили:
- Я с вами, Владимир Петрович.
- Нет, Петя, - не оборачиваясь, ответил Вирм. - Это мы сами. Пойдем, Яр.
Он уселся на стопку бетонных плит. Вид на клинику открывался шикарный, все как на ладони. Оптика приблизила фонтан. Хранительница - плосколицая, изъязвленная временем - удерживала на губах загадочную полуулыбку.
- Джоконда, так ее растак!
Яр, выбравший в качестве сиденья перевернутый деревянный ящик, коротко хохотнул. На этом общение и закончилось, смотрели молча каждый в свой бинокль. Прошло около часа. Статуя не подавала признаков жизни.
- Она может сколько угодно дремать. Пока не почует угрозу для себя или доктора. Очнулась она из-за меня. Хорошо, тебя опасным не посчитала. Полегли бы оба. Доктор привык своих наркоманов в смирительные рубашки увязывать, да капельницы ставить, не реанимация у него, от удушения хрен бы откачали.
- Это я удачно зашел.
Цитата из старого фильма прозвучала удивительно к месту. Вирм хотел повторить: "Я перед тобой в долгу", но шутки и серьезные разговоры оборвало движение каменных век. Из нового корпуса, цокая каблучками, вышла медсестра в форменном салатовом халате. Статуя проводила ее цепким взглядом, гроздь давить не стала и окаменела, когда девушка скрылась в старом доме.
- Так я и думал, - сам себе кивнул Вирм. - В особняк ей хода нет. Придется доктору открывать нам парадную дверь и троекратно приглашать внутрь.
- Почему троекратно?
- На всякий случай. Не отвалится у него язык, а мне спокойнее будет. Сейчас я ему позвоню, скажу, что мы еще понаблюдаем, а потом в дом придем.
Он переключил телефон на громкую связь. Геннадий Сергеевич, тот еще жук, услышав о парадном входе, заюлил: "Там, кажется, кирпичом заложено. Это сколько придется ломать!.."
- Вы уж определитесь, что вам дороже: интерьер или безопасность персонала и пациентов, - посоветовал Вирм. - Как решите, сообщите результат, чтоб я на стройке с биноклем зря не просиживал.
Геннадий Сергеевич определился мгновенно. Вспомнил, что дверной проем не кирпичом заложен, а гипсокартонными листами забит, и пообещал, что санитары за полчаса обеспечат свободный вход-выход на улицу через парадное крыльцо.
- Вот и славно. Как закончите со строительными работами, позвоните.
- Слышь, - Яр отложил бинокль, заерзал на ящике, - расскажи пока про ожившие вазы с фруктами. Интересно же!
Вирм почувствовал, поверил - Яру действительно интересно. Игорь методично накапливал информацию, Кристина не требовала объяснений, а если что-то и слушала, то всегда с преувеличенной внимательностью, отыскивая повод, чтобы перевести разговор на очередную покупку. С Ириной они учились вместе... Вирм вспомнил промозглую, отделанную стылым мрамором кофейню в подвале, Виктора Ивановича с его неспешными рассказами, и признался:
- Я сам о живом камне не особо много знаю. Мне говорили, что мастеров, которые защиту на дома ставили, по пальцам можно пересчитать. На одной руке хватит. Мало дар иметь, надо выучиться, в подмастерьях дома три-четыре заговорить, а на это годы уходят - с фундамента начни, крышей закончи. Потом попробуй заказчика отыщи: не каждый тысячи золотом отваливать будет за то, что его семейство львы у парадного оберегут, или гирлянды цветочные зло в дом не пустят. Слишком долго, слишком дорого, слишком зыбко. В общем, настоящие дома-крепости та еще диковинка. Второй такой фонтан мы вряд ли встретим, доктор, считай, бриллиант в куче навоза отыскал. Беда в том, что от заговоренных домов зараза оживления расползается. Как плесень, которая хорошие вещи портит.
- Думаешь, и тут поползла? - Яр недоверчиво осмотрел невысокие дома, прячущиеся в зелени. - И что теперь? Как это проявится?
- Как? Не угадаешь. Это как дичок в саду, может сладкие фрукты принести, а может мелочь и горечь. Бывает, что оживший камень о людях заботится, удача им прет, бывает - жизнь вытягивает, жильцы пачками мрут. А еще, если асфальт по старому булыжнику положен, дорога проклятой становится, или перекресток. Тачки на пустом месте бьются, хоть обвешай светофорами и трех регулировщиков поставь.
Яр передернулся, словно от холода.
- Перекресток мне ни разу чистить не приходилось, - продолжил Вирм. - Только дома. Дед Витя, мой первый заказчик, не деньгами расплатился, а знаниями. Деньги тоже дал какие-то, по мелочи, но главное - глаза на мир мне открыл. Он к нам с Ириной в кофейне подошел. К делу подошел издалека, запорошил мозги сказками и легендами, потом, как бы невзначай, ввернул, что силы у моего змея немереные, его бы силы, да на благое дело... Помнится, у меня кофе поперек горла встал. Я-то думал, кроме Ирки никто о вирме не знает. Мы его поначалу в городе не выпускали, уезжали на электричке, в перелесках прятались. И тут дед незнакомый с такими речами. Я его сразу не придушил, потому что в людном месте встретились, а после Ирка сказала: "С ума сошел? У него хоть чему-то научиться можно! Ты же не собираешься всю жизнь по лесам скитаться?"
Раньше горчило, давило - был бы тогда один, без Ирины, так и убрался в какую-то глухомань. И она бы жива осталась, и... С годами Вирм понял, что в сплетении тропок не угадаешь, на какую ступить. Ирка была якорем, к ней змей и вылетел в первый раз. Может, без нее так бы и жили, каждый в своем мире, может, Вирм бы свихнулся от раздвоенности, жажды полета и странных снов. Если бы сбежал, не стал у деда крохи знаний выпрашивать, долго ли без дела смог в лесу или в деревне просидеть? Силы-то у вирма действительно немереные, куда бы их было прикладывать?
От давних сожалений Вирм отмахнулся, нет нужды их Яру пересказывать. Вот дед Витя и его тетради - это тема. Об этом можно и нужно поговорить, не отрываясь от фонтана и бинокля.
Он постарался вместить в рассказ самое главное и важное. Дед Витя, Виктор Иванович, и сам был немного не от мира сего. Тень вирма за спиной дембеля Вовы разглядел, силу почуял, и увидел в ней спасение. Две тропки в одну слились: отец Виктора Ивановича до революции подмастерьем на двух заговоренных домах отработал, записи вел, сыну оставил; а еще - по совпадению - две комнаты в коммуналке по ордеру получил в трехэтажном доме-обереге. Получил давно, перед войной, забот не знал, кроме свар с соседями, и радовался. Защита к подмастерью и его семейству относилась снисходительно, признавала таившуюся в людях волшбу. Беды посыпались, как горох, на старости Виктора Ивановича, когда дом ретиво перестраивать начали. Первый этаж поделили между собой бутики и магазины деликатесов, выраставшие по городу, как грибы после дождя. Новые хозяева нанимали строителей, выбивали одряхлевшие, посаженные на кровь рамы, сносили капитальные стены, не беспокоясь о трещавших балках перекрытий. Дом огрызался, увечил шабашников, сбрасывал с фасада вывески, уродовавшие заговоренную лепнину. Битва закончилась победой людей - кованые решетки и парадный подъезд исчезли, их сменили огромные витрины с пластиковыми манекенами, следы от сбитой лепнины укрыла плитка и россыпи светящихся по ночам букв. Дом проиграл и решил выместить зло на оставшихся жильцах.
Тени оживали вечером. Сумрачные усики-щупальца вползали в комнаты, приникали к теплой плоти, жадно пили дневную радость и надежды на будущее. Стены оплетал невидимый ковер из сухих ветвей и жухлых листьев. В закутках темных коридоров и светлых комнат поселился неистребимый запах тлена. Болезни непременно приводили к смерти, случайности оборачивались бедами. Падали доселе незыблемые балконы, поддерживаемые лиственными лапами, сминались тела и припаркованные во дворе машины.
Виктор Иванович запаниковал. Ему не хотелось умирать от прикосновения озлобленного камня, равно как и оставлять внукам сомнительное по ценности наследство. Он попытался продать квартиру, но дом отпугивал покупателей и посредников, обваливая им на головы пласты штукатурки и антресоли, заставляя ломать ноги на выщербленных лестницах. В тетрадях отца, не решившегося в свое время уехать в Европу за мастером, нашлись отрывочные сведения о том, как разрушить защиту. Усмирить ее было невозможно, да и уничтожить непросто, в записях упоминались "тати крылатые, диаволом понукаемые", за ними следовала лекция о тушении пожаров, драконьим дыханием вызыванных, и несколько сомнительных абзацев о морозной смерти и василисках.
Куда дом стягивал выпитую из людей жизнь, Виктор Иванович выяснил, поднявшись на крышу. Особняк венчали не шпили, а расставленные по углам чаши с алебастровыми фруктами. Старик едва в обморок не упал, обнаружив, что некогда гипсовые виноградные гроздья проминаются под пальцами, пятная их кровью. И даже решился избавиться от сосредоточия зла - принес монтировку, замахнулся. Очнулся на чердачной лестнице, со сломанными ребрами и левой рукой, лежа в больнице, поразмыслил, и сосредоточился на поиске татей. Наследство отца - второе зрение - помогло ему найти пару вирмов, змея и человека. Сильных, бестолковых, не знавших, что они могут очистить дом от защиты, превратившейся в проклятье.
Вирм вмешал змея в дела земные, предложив ему разрушить чаши с фруктами. Виктор Иванович внес свою лепту в план, объяснив, что мало просто разбить гипс, надо добраться до заложенных в кладку или декор оберегов. Мастер, чья работа описывалась в тетрадях, прятал в фундамент, перекрытия и колонны серебряные монеты в кисетах. Тонкая кожа была расписана наговорами, шнурок пропитан настоем трав с каплей крови. Серебро годами впитывало волшбу, защита крепчала с годами - если хозяева дорожили домом и не тревожили лепные заклинания.
Что закладывали в фундамент цветочно-фруктового особняка, Вирм так и не узнал. А под чашами мастер спрятал вырезанные из темного камня фигурки птиц - с ними-то змей впервые хлебнул лиха.
- Мы у деда в комнате до трех ночи просидели, ждали, пока город утихнет. Тогда еще жизнь не такая круглосуточная и иллюминированная была, я риск взвесил, по темноте вылетел. Змей чашу тронул, и как понеслось... Птицы, наверное, со всей области слетелись. И воронье, и голуби, и совы, и воробьи. Вирм раз дохнул, замерзли, на крышу попадали, два... а их все больше, глаза застят, в пасть лезут. Еле-еле смог основание расколотить и раскрошить фигурку. Ко второй уже на ощупь полз, хвостом бил вслепую, так с крыши и свалился, не расправляя крыльев, грохнулся об асфальт, чуть душу не вышибло. Ирка сообразила, что дело неладно - у меня лицо и руки ранками вдруг покрылись, видно, проклевали птицы броню - вытащила, вернула, перекисью умыла. А дом как взбесился. Двери, балки, все ходуном ходить начало, окна-форточки захлопали. Дед Витя с лица сбледнул, чуть не на колени грохнулся: "Ты только не бросай на половине, тут и сгинем, ни меня, ни вас на улицу не выпустит!" Я проверил - и точно, дверь заклинило, хрен откроешь. Пришлось на второй круг заходить. Птицы немножко рассеялись, зато на улице зеваки появились, и ментовской "бобик" остановился. Оно бы на завтра отложить, а надо срочно доделать. Змей вернулся бешеный, я его к вазам тяну, а он от дома улетает, не хочет, и всё. Пока втолковал ему, что Ирку погубим, пока сквозь птиц к третьему вазону пробился, думал, рехнусь. Как оставшиеся фрукты и фигурки раскрошил - не помню. Ирина потом мне рассказывала: дом тряхнуло до трещин в стенах, они с дедом решили - хана, не устоит. Ничего, обошлось. Наверное, потому, что я нижние обереги не трогал. А лепнина с двух этажей фасада осыпалась, весь тротуар в осколках был, и вывески вдребезги. Вирм, как дело сделали, к себе сбежал. Меня Ирка еле-еле вернула. На ноги встать не мог, весь побитый, голова кружится... но на крышу все-таки поперся, туда уже и менты, и жильцы подтянулись, надо было глянуть, что там, да как.
- И что? - Яр в сторону фонтана и не смотрел, ловил каждое слово, видно - переживал за давнее дело.
- Срань там была. Не поверишь - гипсовые голуби вперемешку с раздавленными фруктами. И живые птицы среди этого месива толкутся, яблоки с виноградом расклевывают. Получается, голуби на себя проклятие приняли, которое от вирмовой чешуи отскочило. Я на это дело посмотрел, порадовался, что легко отделался. Подумал - деду помог, но больше за такое никогда не возьмусь.
- Взялся же?
- Засветился, - объяснил Вирм. - Слухи среди знающих людей быстро расползлись, все, кому надо, протокол и показания очевидцев почитали, на крышу сходили, проверили. Из деда Вити мое имя вытряхнуть не хрен делать было. Он и не запирался. Я-то, по молодости и дурости даже не просил его молчать. Вот ко мне и подвалили через месяц. Сначала попросили дворик проверить. Вроде как бабло ни за что отсыпали, чистить не надо, только змеем слетать, посмотреть его глазами, нет ли там фигурок закопанных. Мол, не знаем, покупать или не покупать. Потом зазвали башенку в порядок привести, а то в ней по ночам кто-то стонет и шуршит. Деньги за дворик уже закончились, а красиво жить хотелось. Взялся. На меня внимательно посмотрели, убедились - сила есть, ума нет. Предложили сломать защиту особняка. Парадный вход два льва охраняли, на фасаде никаких вычурностей, только две девичьи головы в букетной рамке. На первом этаже контора по торговле акциями, на втором - две хозяйские квартиры. Дельца этого брат заказал. Доли прибыли не поделили. Протер мне сказку, что ему бы только в контору вход получить, а то львы не пускают. Я решил - дело плевое. Не таким плевым оно оказалось... девки в букетах как завизжали, вирм сразу оглох... и львов едва одолел. Ну, а дальше ты знаешь.
Яр кивнул, повернулся к фонтану, тут же дернулся, услышав звонок. Геннадий Сергеевич доложил, что путь свободен. И правда - вон, по двору цепочки пыльных белых следов, строительные обломки в мусорном контейнере. И Джоконда хренова ожила, забеспокоилась, посматривала по сторонам со злобой.
- Глянь-ка, пробрало! - обрадовался Вирм. - Точно, не дотягивается она в дом, я не ошибся. Иначе бы не бесилась, а только руки потирала. Пойдем, осмотримся по второму кругу.
Пока шли, Яр в фасады вглядывался, похоже, живой камень искал. У самого крыльца толкнул локтем в бок, неуверенно проговорил:
- Мне странным кажется, что защищен только двор. Какой смысл охранницу во дворе держать, если в доме тебя зарежут безнаказанно?
- В доме может быть другая защита. А эта пакость, скорее, для нападения. Удобно. Вывел нахамившего гостя через черный ход и дышишь свежим воздухом, пока придушат.
- Что-то не сходится, - покачал головой Яр.
Признавать чужую правоту Вирм не любил, поэтому отвязался коротким обещанием:
- Разберемся.
В дом вошли после троекратного приглашения. Из окна докторского кабинета фонтан был виден, как на ладони. Джоконду от злости аж перекосило - лозы взрыхлили газон, бессильно заскребли по стеклопакету. Вирм проследил движение, пришел к выводу, что надо не только от статуи избавляться, всю чашу ломать. И шелковицу выкорчевывать. Напиталось дерево колдовской заразой, без ветра шевелится, ветки к дому тянет.
- Геннадий Сергеевич, а что во дворе раньше было? Сад? - подал голос Яр. - Вы новый корпус на пустом месте ставили?
- Снесли отдельно стоящий флигель, он не представлял исторической ценности. Часть участка занимал сад, в углу была конюшня, которую после национализации особняка перевели в разряд технических помещений. Конюшню снесли, получив акт об аварийном состоянии и невозможности реконструкции. Если честно, не снесли, а руины разгребли, - доктор сбился с официального тона. - Кирпичная коробка без отопления тридцать лет простояла, шифера на крыше почти не осталось, балки сгнили. А ведь строили на совесть. Хозяин дома, отставной генерал-майор Парамонов, привез из Средней Азии пару ахалтекинских рысаков, на племя, заботился о них лучше, чем о дочерях. С одной стороны понятно - за жеребенка золото можно получить, а за дочкой хочешь, не хочешь, приданое отдай. И все же... Я копии писем из архива почитал и остался в недоумении. Чудной он был, этот Парамонов, кроме лошадей и конюшни для него ничего не существовало.
"Вот и отгадка, почему на дом положили с перебором. Фонтан для копытных поставили, не для людей, - Вирм встретился взглядом с Яром, склонил голову в ответ на еле заметный кивок. - А доктор, значит, и в архивах порылся, и письма почитал. Почему же Сонька мне об этом не рассказала? Скинула два десятка фоток и справку, а глубже копнуть? Лень? Решила, раз трахаемся, так и работать не надо? У, коза драная..."
Нельзя сказать, чтобы полученная информация что-то меняла. Для кого или для чего поставлен взбесившийся фонтан, сейчас не важно. Заказали разрушить - разрушим.
Вирм, не обращая внимания на лозы, прижался лбом к стеклу.
"Кусок ограды тоже придется сносить. Из кирпича поверху лезут. Да... возни на пару часов. В доме лучше не располагаться. На всякий случай. Выломает стену лозами, когда смерть почует".