Annotation

     В который уже раз в голове кружилась единственная мысль – что же тут могло пойти не так? Очевидно плохая идея – в условиях последних месяцев выходить на дорогу. Свернув на топкий, размытый дождями проселок, я подозрительно всматривался в обвисшие до самой земли ветви елей. Совершенно неподвижные, сейчас они могли послужить неплохим индикатором чужого присутствия. Не враждебного, не какого-то определенного, а вообще, в целом. Присутствия живого существа.

     В шуме радиопомех раздраженно перекаркивались злые голоса. С самого Конца живые попадались не более десятка раз, да и то в первые недели. Ничего хорошего о тех встречах сказать не получилось бы даже у самого ярого оптимиста – меня вульгарно пытались убить. Так что с тех пор к любой активности сложилось резко отрицательное отношение.

     Грязная топь расползлась по дорожке, оставив по краям две узкие, проходящие неприятно близко к густому подлеску тропки. Я замер, скользнув взглядом по непримятой траве. Хорошо, значит, тут никого не было, по крайней мере, сегодня. Вот только непонятно, удалось мне выбраться. Осторожный шаг. Показалось, или ветви едва заметно шевельнулись? Черт, может, белка? Хотя, откуда им… Нет, не показалось. Совершенно определенно там кто-то есть. Из-под темного полога донеслись тихие, но довольно отчетливые звуки. Кто-то нервно ерзал там, шурша усыпавшей землю хвоей. Ветви дернулись, в сумраке пискнули тонким голосом.

     Я резко дернулся назад, нырнувшая под ноги мертвая ветка пронзительно щелкнула. Понявший, что его раскрыли, человек зарычал, ветки дернуло раз, два, они рывком отскочили в стороны, выпуская на дорогу мужчину с перекошенным от страха и ярости лицом. В мою сторону смотрел старый охотничий двуствольный обрез. Я не успел дернуться, как ружье плюнуло огнем из обоих стволов.

     Конец наступил неожиданно и как-то буднично. Нет, конечно же, все предпосылки для него создавались неутомимыми руками правительств уже долго и так упорно, что ни у кого, кроме самых оголтелых, не было никаких сомнений – еще немного, и этот гнойник рванет. Но никто не мог поверить, что все случится так просто. Все ожидали чего-то киношно-космического, предельно серьезных и неумолимых говорящих голов в телевизоре, потряхивания потенциалом, в общем, какой-то подготовительный антураж. Но ничего подобного не было. Только короткий скрип люков вышедшей на боевые позиции подводной лодки – как сигнал к началу конца.

     Меня в тот день выписали из Института травматологии. Серые осенние улицы залиты слишком ярким для меня светом. Под ногами хлюпают желтые от палой листвы лужи. Мимо несутся озабоченные лица. Бесконечный поток машин на проспекте. Отчего-то остро захотелось уйти отсюда. За пару месяцев я успел отвыкнуть от больших скоплений людей. От всей этой шумной, находящейся в постоянном движении толпы становилось как-то не по себе. В глазах рябило, я прикрыл их рукой.

     Стараясь избавиться от наваждения, я нырнул в подземный переход. Народу и здесь хватало, откуда-то издалека донесся тревожный вой сирен. Не знаю, отчего я не придал ему значения. Встал у стены, в спину через тонкую джинсу куртки уперлось острое. Я развернулся, на глаза попалась торчащая из-под отколотой плитки острая ржавая проволока. Вдруг – яркая вспышка, на стене передо мной внезапно – две тени, через мгновение утонувшие в сгустившемся мраке. Последнее мгновение перед тем, как наступила тьма, отпечаталось резкой угловатой картиной: провалы теней на фоне настолько яркого света, что в какой-то момент он перестал отличаться от тьмы. В ушах пронзительно зазвенело.

     Рефлексы, усиленные и отточенные, не подвели. Как только глаза перестали видеть, четко отлаженный механизм тела начал действовать. Руки уперлись в стену, облегчая ориентацию. Кто-то повис на мне, навалившись грузным телом. Все это – в полной темноте и пронзительной тишине. Я еще не понял, что происходит, а слух уже вернулся, сразу и в полном объеме. Сквозь распахнувшиеся шлюзы хлынули вой, крики, жалобный плач. Я прижимался к стене, втянув голову в плечи, придавленный людской массой. Откуда-то издалека доносился жуткий вой, сухой треск, потянуло жирным чадом.

     Это потом, кое-как восстановив зрение и выбравшись по телам к выходу, я понял, что случилось. Какая-то нетерпеливая тварь с одной из сторон не сдержалась и нажала кнопку, видимо, надеясь на авось. Не знаю, как там у наших заклятых друзей, но наша история в тот день остановилась.

     Кто-то стонал, приваленный телами и потому все еще живой, в воздухе летала потревоженная сажа, еще недавно дышащая и живая. Где-то тихо и безнадежно плакал ребенок. Я даже не смотрел в ту сторону. Мне не чем ему помочь. Случись все это месяцем раньше – и для меня бы тоже уже ничего не существовало.

     Я стряхнул с керамо-графенового тела остатки обгоревшей одежды и того, что недавно формировало мою внешность. Осторожно подошел к лестнице, в глазах засверкали звезды, я едва успел отскочить назад, пока радиацией мне не выжгло рецепторы. Внутри в страхе завыл дозиметр. Выходить в погибший город небезопасно. Оставалось искать иные способы выбраться за пределы сгоревшей туши, некогда носившей звучное имя – Москва.

     Стараясь не смотреть на мерзко пружинящие под ногами тела, я торопливо вернулся в середину перехода. Где-то здесь должна быть одна очень нужная мне дверь… Замок навесной. Подарок, а не замок. Под кулаком звонко щелкнуло, дужка лопнула пополам. Но дверь все еще оставалась заблокирована. Стараясь сохранять спокойствие, я ухватился за первое тело. Оно повисло кулем, норовя выскользнуть из рук. В раздражении дернув его, я замер, упершись взглядом в его мертвые глаза. По искусственному покрытию спины пронеслись мурашки. Медленно, очень не сразу накатил животный ужас. Не в силах отвести глаз, я провел рукой по его обожженному лицу, прикрыв веками смотрящую на меня из темных мертвых провалов смерть.

     Не сразу смог двигаться, что-то делать… Дурак, сам настоял на сохранении эмоционального профиля, собираясь и дальше жить среди людей. Да кто бы знал тогда…

     Кое-как взяв себя в руки, продолжил. Чего мне это стоило – даже и не спрашивайте. Когда за спиной скрипнула, закрываясь, металлическая створка, ребенок все еще плакал.

     Со всех сторон раздавались голоса окружавших загонщиков, но до них было еще далеко. Тем сильнее оказалось удивление, когда ветви шарахнулись, выпуская мужчину с обрезом. Я не успел подумать, откуда же он тут взялся, как плотный свинцовый кулак ударил в живот, швырнув меня на дорогу.

     Мужчина замер, не сводя с меня настороженного взгляда. Потом махнул кому-то, скрывавшемуся в подлеске, а сам принялся перезаряжать ружье. На дорогу выскочила растрепанная женщина, дрожащие пальцы вцепились в руку маленькой, не старше трех лет, девочки. Та опасливо смотрела на меня, готовясь в любой момент зареветь. Женщина повернулась и, заметив мой взгляд, с силой дернула мужчину за рукав. Тот выругался и опять поднял обрез. Теперь оба ствола смотрели мне прямо в лицо, что мне совсем не понравилось. Он кивнул в сторону зарослей на противоположной стороне дороги и бросил ей, не сводя с меня взгляда:

     – Бегите дальше, я сейчас догоню.

     Схватив ребенка на руки, женщина бросилась к обочине, оскальзываясь в грязи.

     – Что ты такое? – мужчина запоздало взвел курки. Ему нужно было бежать, но он стоял, рассматривая сколы на полимерной броне там, куда ударил заряд картечи.

     Ответить я не успел. Что-то с тупым звуком ударило мужчину в плечо, выбив мелкие капельки крови. Крик боли перекрыл запоздавший звук выстрела. Кулем свалившись в грязь в метре от меня, мужчина завыл.

     Без карты и ориентиров мне пришлось довольно долго блуждать в зеленоватых сумерках ночного зрения. Узкие переходы заканчивались тупиками. В одном из них, в гнезде из гнилых матрасов, спал счастливый, еще ничего не знающий бомж. Я тихо отступил назад. Дрянь человек, но тревожить его не хотелось. Пусть лучше уйдет вот так, во сне, чем под гиблым небом. Ему и так осталось недолго – дозиметр уже заложил виртуальную стрелку в красную зону. Нужно уходить еще ниже, а в идеале и вовсе убираться за пределы зоны поражения.

     Прошел еще час, и настроенные на максимальную чувствительность уши уловили непонятный гул, доносящийся откуда-то из-за стены. Я прислушался. Крики. Много и непрерывно. Рядом проходит линия метро, только там могло скопиться такое количество выживших. В памяти всплыла популярная книга и гигабайты вывалившейся на нее критики. Чтож, теперь у фанатов есть уникальная возможность на собственной шкуре проверить достоверность романа. По крайней мере у тех, кто смог убраться под землю.

     Еще несколько коротких переходов – и я стою у очередной железной двери. Ничего сложного, толстый лист металла наварен на раму, а та вмурована в стену длинными арматурными штырями. Шум, какой бы ни получился, потонет в многоголосом хоре, выводящем жуткую песню. Так могла бы петь чума. Плач о неотвратимости смерти. Им там – темно. Душно. И очень, предельно, смертельно страшно.

     Идти туда не хотелось до одури. Я боялся увидеть происходящее за тонкой металлической преградой.

     Дверь оказалась заперта изнутри на простую задвижку. Проникнуть с той стороны не смогли, вот и остался тоннель нехоженым. Я подергал запор. Тот свистнул металлом, подавшись едва на миллиметр. Поднажав, я сорвал его с мертвой точки и потянул на себя дверь.

     Крики и причитания усилились. Я вошел в них, как в холодную воду. Ощущение было настолько сильным, что я против воли задрал голову, чтобы не хлебнуть разлитого вокруг горя. Люди стояли в десятке метров от меня, сбившись в плотную толпу. Крайние в испуге жались к остальным, боясь сделать шаг в темноту. Рыдали, громко и безутешно, как потерявшиеся дети. Звали кого-то, пытались разговаривать, но глаза у них были совершенно пустые. Кого они звали? Тени не успевших в спасительный мрак? И сходили с ума, быстро и бесповоротно.

     Плывущая в зеленом мареве, картина была подавляюще страшная и абсолютно нереальная, хотя я знал, что стоит подойти ближе – и мои пальцы смогут коснуться любого из них, но все равно не смог бы этого сделать. Я просто стоял и смотрел на потерянных, лишенных надежды и почти наверняка обреченных людей. Внутри все рвалось и перекручивалось от невозможности помочь, хоть как-то, хоть чем-то. Утешить? Шагнув вперед, я сказал негромко, так, чтобы меня могли услышать только самые крайние:

     – Простите, что не могу вам помочь.

     Мой голос произвел непредсказуемый эффект. Сначала затихли стоящие ближе ко мне. Кто-то каркнул хриплым голосом, приказывая молчать. Пугающей волной прокатился призрачный шепот, и вот уже всю застывшую толпу накрыла тягучая тишина. Крайние, все еще опасливо жмущиеся к остальным, протягивали руки, пытаясь нащупать источник звука, посмевшего влезть в их безумие. Откуда-то из бледно-зеленой массы визгливо выкрикнули:

     – Ты кто?!

     И все сдвинулось, разноголосая, многорукая толпа пришла в движение, качнулась в мою сторону. Хрустнуло раз, еще, донеслись приглушенные вскрики раздавленных людей, плотная масса от стены до стены поползла, оставляя на стенах черные жирные полосы. Передние выдвинулись вперед, скрюченными пальцами пытаясь найти и схватить посмевшего заговорить с ними. В глазах разгоралась ненависть к оставшемуся разумным и зрячим в этом аду. Я торопливо отступил, когда один из них едва не вцепился мне в плечо. Мужчина яростно зашипел, он не мог различить меня во мраке, но теперь точно знал, что я здесь. Черный злой рот еще только раскрывался для крика, а я уже развернулся и что есть силы понесся прочь. За спиной раздался крик, толпа кровожадно взревела, бросаясь за мной следом. А перед ней катился плотный вал нагретого нечистого воздуха, злоба и крики гибнущих, которым не дано было пережить эту погоню.

     Значит, загонщики шли за ними. Я вскочил, пальцы глухо стукнули о деревянное цевье. Мужчина с испугом следил за моими действиями. Я опустился и быстро проверил его карманы, ища патроны. Пусто. Поднявшись, повернулся в ту сторону, откуда появились эти люди. Там что-то происходило, до меня донеслись приглушенные голоса, раздался далекий неприятный смех.

     Мужчина все смотрел на меня, чего-то ожидая. Я пожал плечами:

     – Не мы такие, это все жизнь.

     В ответ он плюнул, дернулся было, но упал обратно в грязь. Над дорогой разнесся крик боли. Я еще раз пожал плечами и, поудобнее перехватив ружье, поспешил прочь.

     Как я выбирался из подземелий – тема отдельная. Очень тяжело было идти темными перегонами, буквально на каждой станции обнаруживая очередную толпу обреченных. Оторваться от преследования удалось не сказать, чтобы особо легко. Ярость гнала людей, жгучая, ничем не замутненная ярость. Не на меня, на кого-то гипотетического, того, на ком лежала вина за все произошедшее с ними. Они пытались нагнать упущенное, непрожитое. Меня, голоса во мраке, не существовало. Они гнали свой страх.

     Они устали. Вот и весь секрет моего чудесного спасения. Или их? Сколько их осталось лежать, размолотых колесами истребительной ярости? Дальше я шел с оглядкой, чтобы не влететь во что-то подобное еще раз.

     Когда я уже почти выбрался, на одной из станций уже начали приходить в себя. Самые активные уже распоряжались, то там, то здесь мелькали огни зажигалок. Я постарался проскочить как можно быстрее. Уже на входе в тоннель я обернулся, когда на стену рядом упал бледный отсвет. Над толпой гордо пылал страшно чадящий факел, скрученный из синтетики. На него слепо щурились, но глаз не отводили. В застывшей восхищенной тишине с характерным звуком сорвалась первая горящая капля. Кто-то вскрикнул, но его моментально поглотил разноголосый счастливый смех. Чтож, с чего-то нужно начинать. Чем черт не шутит, возможно, книга не совсем неправа.

     С того последнего дня прошло уже почти два месяца. Умирающая Москва, горящая, бьющаяся в конвульсиях – последнее фото уходящего в последний путь родителя. Изодранная в клочья из-за того, что у кого-то в высоких кабинетах оказался короче член. Она отпечаталась в памяти такой, безнадежной, разбегающейся чудом уцелевшими окраинами, под непрекращающуюся истерику дозиметра.

     Я никому не помог. Как тогда, в переходе, оглушенный электромагнитным импульсом – просто не видел в этом смысла. Если появится кто-то и обвинит в черствости – помочь я не смог бы при любом раскладе. А бегая между обреченными легко можно потерять и свою жизнь.

     Никто не выбрался дальше пригородов. Ни один. Я шел среди хаоса и смерти, а холодный ужас и счетчик Гейгера в два голоса уговаривали меня уносить отсюда ноги.

     И я побежал. Быстро, на пределе. И далеко. Пока не вышел из зоны поражения и дальше, пока не перестали мелькать по сторонам полубезумные города и престарелые поселки. Пока не обнаружил себя в таком диком лесу, что он оказался чуть более чем полностью непроходимым. Но и тогда я шел, проламывая дорогу и распугивая мелкое зверье. И сейчас иду, мало разбирая дорогу, наверное, даже бездумно, но всё же стараюсь не выползать на дороги.

     Нужно скорее убираться отсюда. С минуты на минуту должны подойти те, кто гнался за людьми. Не имею никакого желания вмешиваться. Выживет сильнейший. Или осторожнейший. Куда ни посмотри, все про меня. Им просто не повезло, а я проживу еще очень долго, если буду избегать бессмысленных рисков. Эти люди тоже обречены.

     Высокий пронзительный визг хлестнул в спину, едва не сбив с ног. Втянув голову в плечи, я продолжил идти. Место, где остался лежать раненый, уже скрылось за поворотом. Меня это не касается. Это отбор. Так нужно… Сзади донесся грубый мужской хохот, женщина вскрикнула снова, но крик резко оборвался. Я остановился, сжимая в руке обрез. Черт. Иди. Так надо. А кому? Что я выиграю, если сейчас просто уйду? Жизнь? У меня знатная фора перед всеми этими существами в хрупких мясных телах. Но меня негде чинить. Я не регенерирую. Любая поломка потенциально смертельна, потому что нет возможности ее исправить. Я – самое ценное, что осталось в этом мире. Так почему я стою здесь? Почему не ухожу?

     В Последний день я вышел из института. Знаете такое двойственное ощущение, когда долго не был дома, а потом ходишь по комнатам, одновременно знакомым и чужим? Всё то же, вот только квартира собрана из сверхпрочных материалов, хотя еще совсем недавно была из костей и дряблого мяса. Двоякое чувство.

     Не было никакого «до» и «после», после аварии меня, полумертвого, насаженного на аппарат жизнеобеспечения, вывалили на каталку и с ураганной скоростью покатили в операционную. Молодому врачу хватило одного взгляда, чтобы все про меня понять. Он долго не раздумывал. Один короткий вопрос: экспериментируем? Подвешенный на тонких шлангах вентиляции и еще не пойми чего я смог только моргнуть. Из пальцев ручка выпадала на заляпанный красным формуляр. Медсестра дрожащими руками снова и снова пыталась моей рукой вывести подобие подписи. После пятой – или седьмой? – попытки доктор нетерпеливо махнул рукой. Из-за слепящего провала лампы тягуче прогремело:

     – Он кивнул. Все видели? Работаем.

     С того дня я не терял сознания никогда. И не спал. Еще бы не ел – цены бы не было, как шутил тот доктор, приходя по утрам с обходом. Что они там со мной сделали – я даже не интересовался. Но что бы ни сделали – от всего сплошные плюсы. Например, в питании пластиком или деревом (пластик сытнее). Бионика и живое переплелись тесно, но на полное взаимопонимание у них ушел месяц. А на осознание – еще больше. Доктор только руками разводил на все вопросы о том, кто я теперь – робот или человек. Говорил, чтобы я не заморачивался. Я тот, кем я себя считаю. Пытался натравить на меня психиатров на предмет моральных проблем, чтобы они объяснили все преимущества моего положения. А я никогда и не говорил, что мне не нравится. Все упиралось в простое бытовое: прав на собственность, счет в известном банке и прочее. Добрый доктор обещал помочь с социализацией и признанием. А теперь он мертв. Правда и с паспортом проблема отпала.

     На все вопросы, почему он сам не переедет в модное тело, док невнятно отшучивался и сворачивал на другие темы. Боялся? Может быть. Со мной он действовал смело и недрогнувшей рукой. Еще недавно я ловил себя на мысли – а один ли я такой? Нет, не подумайте, без всего этого про уникальность и прочее. Прототипы не раздают направо и налево, модель явно в серии. Да и читал я уже про первые операции. Я к тому, что где остальные? На всякий случай я пооткрывал все каналы связи, хоть интернет умер вместе с миром, а по радио не передавали ничего, кроме пения реликтового излучения. Иногда правда выныривали переговоры, уцелевшие военные обменивались приказами и страшно секретной информацией. Но для этого нужно было оказаться недалеко от населенных мест, а их я старался обходить седьмой дорогой.

     Разбрасывая грязные брызги, я сорвался с места. Вскинуть ружье, высматривая цель и при этом стараться не растянуться на топкой дороге – та еще работа. Но не в боевом режиме. Окружающий мир остановился так резко, словно на полном ходу влетел в невидимую стену, едва на дороге я увидел фигуры в гражданском камуфляже. Для них ничего не изменилось, один склонился над мужчиной, а второй занес приклад над опустившейся перед ним женщиной. Та пыталась закрыться руками, но без особого результата: по ее виску тянулась широкая алая дорожка крови. Больше вокруг никого не было видно. Нужно было сперва выяснить, сколько их! Радио на таких скоростях было бесполезно – они ничего не успели бы передать физически. Ладно, пора начинать.

     Ружье, уже поднятое в боевое положение, оставалось только навести. Оно слегка сопротивлялось, когда я прицеливался в замахивающегося бугая. Осторожно нажал курок, обрез лениво, но чувствительно лягнулся в плечо, потом еще раз, уже глядя в сторону второго. Разогнанная до бешеных скоростей горсть металла вбила камуфляж тому в грудь, рядом сломанным манекеном опускалось обезглавленное тело первого. Я пронесся мимо замершей женщины. Еще ничего не понявшая, она продолжала закрываться от обидчика. Сами, вот сейчас точно без меня.

     Ход из леса успели подвытоптать, но мне не сюда. Подхватив на ходу весло калашникова, я передернул затвор и перекинул флажок огня на одиночные. Мне с моей подготовкой (читай: никакой) или так, или палить от пуза, надеясь хоть в кого-то попасть. Длинным прыжком я вломился в лес метрах в двадцати от пролома…

     …Чтобы лицом к лицу столкнуться с одним из преследователей. Тот еще не сообразил, что происходит, а я от неожиданности пальнул, не целясь. Удача оказалась на моей стороне: мох спружинил под ногами, ствол немного сдвинулся, и пуля ударила человека в шею, выбив фонтан крови. Он еще опускался на ослабевших ногах, пытаясь зажать рану, а я резво отскочил в сторону. И как раз вовремя. По тому месту, где я только что находился, хлестнула короткая очередь. Растянувшись в длинном прыжке, я влетел под прикрытие широкой разлапистой ели. Над головой прогудели злые пули, с резким стуком вошли в ствол дерева. Меня им не разглядеть, это хорошо, но и я сам остаюсь без обзора. Припав к земле, постарался поймать хоть какое-то движение. Насколько удалось рассмотреть при первом прыжке, недалеко от меня находились двое. Остальные наверняка побежали разбираться, что произошло на дороге. Надеюсь, женщина успела убраться. По крайней мере, за ней не побегут, услышав здесь выстрелы. Сколько же их? Кто-то взволнованно крикнул в рацию, на него шикнули, и в эфире снова наступила тишина.

     Где-то недалеко справа щелкнула под чьим-то ботинком ветка. Я дернул стволом, автомат басовито гавкнул. Лязгнул затвор, медленно отбрасывая горячую гильзу. Кто-то вскрикнул, по дереву дали сразу из полудюжины стволов. Значит, остальные уже вернулись. Одна пуля прилетела откуда-то сбоку, меня начали брать в клещи. Я прижался к земле, над головой пронеслась еще одна короткая очередь. Экономят патроны или у них есть план? Ох, лучше бы первое…

     Справа металлически щелкнуло. Я резко повернулся, глаза в глаза встретившись с незаметно подкравшимся загонщиком. Он смотрел на меня через прицел автомата, и с его лица замедленно сползало радостное предвкушение. Вместо него во взгляде начала появляться растерянность. Осечка. Как же мне повезло! Проворонить, да еще так бездарно! А еще ускоренный. Помогло бы тебе ускорение, получи ты пулю в керамический бок? То-то и оно.

     Я перекатился, автомат трижды дернулся, человек выронил оружие. Вскочил и, низко пригибаясь, рванул к соседнему дереву. Потом, не задерживаясь, дальше и дальше. Вспыхнувшую было мысль сбежать задавил на корню: раз уж ввязался, доводи до конца. Вслед неслись беспорядочные очереди, я добежал до большого выворотня и начал высматривать преследователей. Между деревьев мелькали пятнистые тени. Я насчитал троих. Они действовали профессионально, прикрывая друг друга. В ускоренном восприятии они словно шагали в толще воды, хотя на самом деле наверняка двигались быстро и бесшумно. Я тщательно прицелился в припавшего на колено бандита, неподвижный, он представлял отличную мишень. Приклад боднул в плечо, пуля свистнула над его головой. Я ругнулся, палец дергал спуск, посылая в него пулю за пулей. От волнения я не мог нормально прицелиться, так что попали только пятая и шестая пули. Зеленую фигурку швырнуло на землю, а меня заставил спрятаться массированный огонь двоих оставшихся охотников. Под дождем из колотой щепы вперемежку с трухой я переполз на другую сторону гнилого ствола и, рывком вскочив на ноги, бросился вокруг. Странный опыт – попытка бежать в ускоренном состоянии. Похоже на бег во сне, когда ты не можешь сделать ни шагу. Но здесь ты хотя бы двигаешься, продираясь сквозь болото влажного лесного воздуха и надеясь зайти со стороны, пока они не успели среагировать.

     Успел. Один из стрелков уже прекратил стрелять и неторопливо поворачивался вслед за мной. Тело начинало осваиваться в боевом режиме. Удивительно, но за все прошедшее с Последнего дня время мне еще не приходилось им пользоваться так долго.

     Тот, что первым среагировал на перемещения, начал стрелять. Длинная очередь на весь остаток рожка веером ударила по деревьям. Я упал на колено, вскидывая автомат и огрызнувшись короткой очередью на три патрона. В это же время в мою сторону повернулся второй. Он оказался или удачливым, или метким, две пули звонко щелкнули по плечу, но следующей очередью я зацепил и его. Он упал, каблук тяжелого ботинка начал рыть сырую податливую почву.

     Всё. Даже проверять не буду, хватит. Автомат почти беззвучно спружинил о желтую хвою, а я направился к дороге.

     Там за это время ничего не изменилось. Разве что прятавшаяся где-то в лесу девочка теперь вцепилась в мать и обе они замерли возле мужчины, не сводя с меня испуганных покрасневших глаз. Я подошел ближе, показав пустые руки. Женщина благодарно кивнула и посмотрела на мужчину. Я подошел и опустился с ним рядом. Что-то они подозрительно спокойные. Еще не отошли от шока?

     А мужик-то живой! Я недоверчиво посмотрел на серую, но явно только что наложенную повязку, поверх которой была накинута куртка. Да и лежал он теперь на относительно сухом участке дороги. Без сознания, не известно, выживет ли. Стоп, вот только жалеть их не нужно. Делай, что там еще можно, и вперед, тебе с ними не по пути.

     Я скрылся в лесу, быстро наломал веток, потом перетащил с дороги раненого. Едва оказавшись у меня на руках, он застонал и попытался вырваться, но тут же обмяк, потеряв сознание. Ему бы обезболивающее, что ли… Знаками показав женщине не отходить от раненого, я бросился через дорогу. Нужно обыскать мародеров, у них должно быть хоть что-то. Вон у того, крайнего, небольшая сумка на поясе так и кричит, что это аптечка.

     Наклонившись над телом, я протянул руку к сумке, когда сзади кто-то тихо свистнул. Отпрыгнув, я резко развернулся замер в удивлении. В паре метров от меня, вскинув тяжелый автомат, стояла женщина. Я растерянно шагнул в ее сторону, и она без предупреждения нажала спуск. Грохнуло, злые пули ударили в грудь, расколов защиту. Я глупо посмотрел на дыры. Как-то отстраненно подумалось: а ведь не зря боялся попаданий. А вот помогал – зря. Зря. Не зря. Помог. Дыры в корпусе. Убили? Меня убили? Меня? А меня за что? Ведь я помог. Помог же?

     Дальнейшее я воспринимал рывками, периодически отключаясь. Даже глазами двигать не мог, но широкое поле зрения позволяло рассмотреть многое. Мужчина оказался не только жив, но и вполне здоров. Он ходил среди тел, сдергивая с них все, что могло пригодиться. Его женщина стаскивала все, не перебирая. Они деловито переговаривались.

     Потом они как-то разом оказались возле сваленного в кучу добра. Недалеко трещал небольшой костер, над которым что-то жарилось, а все трое были заняты, они разбирали добычу.

     Меня дергали, пытаясь, видимо, сорвать броню, но бросили. Разочарованный мужской голос, удаляющиеся шаги.

     Последнее, что связано с ними: прямо надо мной стоит девочка. Лицо перепачкано, в руке крепко сжимает кусок жареного мяса.

     Сколько я там пролежал? День? Пять? Не помню. Все урывками, несколько раз была ночь, но вот сколько? Не было ни грусти, ни злости. Ни скуки. Вообще ничего. Роились какие-то мысли, но блеклые и не запоминающиеся.

     Во время очередного включения я вдруг понял – что-то изменилось. Внутри шевельнулось давно забытое. Интерес? Я прислушался, но это было не здесь. Пошарил еще, найдя так и не выключенное радио. Оно было там. Тонкий девичий голос. Скорее даже не голос, мелодичное пение радиопомех. Жизнеутверждающая, веселая песня без слов. Откуда идет сигнал? Его источник может оказаться где угодно в радиусе нескольких километров. Дорога. Мне нужно к дороге…

     Она нашла меня сама. Вдруг замаячила на фоне низких ветвей. Поцарапанная керамика. Подвижное лицо, очень похожее на живое человеческое, две косички поверх зеленого защитного капюшона. Такой же поцарапанный велосипед прислонен к елке.

     «Ты кто?».

     «Привидение. Ты чего валяешься?» – голос из радио. Так вот ты какая.

     «Подстрелили».

     «Вижу, ничего, сейчас поправим».

     Скинула на землю металлически звякнувшую сумку. Все будет хорошо. Она такая же, как я? Лучше. Наверняка лучше.

     – Геном – ни что иное, как носитель голографической волновой структуры, о которой обычная генетика если и догадывается, то довольно смутно. – дородный круглолицый мужчина развалился в глубоком кресле, лениво роняя слова. – ГМО не может быть не вредным уже по определению, как любая другая созданная человеком дрянь.

     Его оппонент, тощий нескладный, типичнейший «сумасшедший ученый», время от времени порывался вставить слово, но отключающийся микрофон останавливал его на половине фразы, а мужчина продолжал вещать:

     – Волновая структура ДНК, с помощью которой она осуществляет свои функции...

     Денис ткнул в экран, сворачивая режим телевизора. В последнее время эта история с ГМО снова начала набирать обороты. Наверняка это лоббисты от компаний, делающих кровавые деньги на здоровье обычных людей. Он имел строго отрицательное мнение о всех этих генетических штучках, но неприятный осадок от увиденного остался. Все эти ученые – кучка чудаков, не более. Без низ как-то обходились. Но перед внутренним взором все время стояли его уставшие, чуть на выкате, печальные глаза. Может, этим они и берут? Ведь кто в здравом уме согласится спонсировать их людоедские исследования?

     Сенсорная панель уползла в недра приборной панели. До дома оставалось всего два перекрестка, так что Денис решил побыть в тишине. Машина катила по ночной улице, ее черные бока ярко блестели в свете фонарей.

     – ГМО. Звучит-то как погано. – Он усмехнулся, ни к кому не обращенный, собственный голос прозвучал фальшиво. От чего-то нарастала тревожность, в мыслях он снова вернулся к чокнутому профессору. Такой точно наизобретает всякого. И со взглядом его опять же не все в порядке. Злые глаза-то. Подлые и злые. Того гляди укусит. Денис и так и эдак проигрывал в памяти ролик, пока уже и сам не смог сказать, где настоящая картинка, а где – не к месту подключившаяся фантазия. Рука дернулась было к проигрывателю, но впереди уже появились знакомые деревья и шлагбаум у въезда. Ладно, еще раз посмотрит дома, не к спеху.

     Полосатая балка шлагбаума торопливо отскочила, пропуская автомобиль. Денис привычно сложил руль, пока машина ползла к своему месту, прихватил с пассажирского сиденья портфель. Дверь открылась почти без звука, асфальт под каблуками в ночной тишине щелкнул особенно громко. Денис посмотрел в сторону дома. Не самый высокий, но добротный и, главное, дорогой, крайние окна на пятом этаже тускло светились оранжевым. Не спит, ждет. Значит, нужно поторопиться, он сегодня и правда задержался.

     До подъезда было метров пятьдесят. Ровно посередине между ним и бетонными ступенями на овальной клумбе раскинулся густой куст. Не самый большой, в нем могла бы затаиться средних размеров кошка. Денис ходил мимо него уже не первый год, и ни разу тот не проявлял нему никакого интереса. Так почему же сейчас со страшной силой захотелось убраться обратно в машину и преодолеть оставшиеся до подъезда метры под защитой металла? Денис мотнул головой, прогоняя наваждение. Одернув пиджак, он шагнул к дому.

     Против воли голова сама поворачивалась в сторону куста. Шея заболела от напряжения, он едва сдержался, чтобы не побежать, когда темные ветви остались за спиной. Денис заставил себя остановиться. Он стремительно терял самоуважение, с этим нужно было что-то делать. Свет фонаря не проникал под покров листьев. Из кармана появился мобильный, слабый свет от вспышки позволил заглянуть еще на пару сантиметров глубже. Вытянув руку с телефоном, Денис наклонился, неуверенно шагнул вперед. Ничего. Он перевел взгляд на экран и уже начал отворачиваться, когда до него донесся пронзительный хруст и из темноты к нему метнулась смазанная желтая тень. Мужчина успел закрыться рукой, и целившая ему в горло тварь вонзила крохотные иглы зубов в подставленное запястье.

     – Они говорят нам, что ген северной рыбы спасает культурные растения от заморозков. Но сами при этом не могут объяснить, как это происходит. И, главное, не в силах дать нам гарантии, что конечного потребителя такого продукта не вырастут жабры. Что они нам в следующий раз предложат? Ген утки, чтобы урожай сам по осени мигрировал в закрома?

     Громкий смех аудитории окончательно уничтожил профессора. Теперь он даже не пытался защищаться. А зрители тыкали в него пальцами, закатывались, как на хорошем юмористическом концерте.

     Лера тоже смеялась, блестя ровными белыми зубами. Так ему и надо, развелось шарлатанов! Откуда-то с задних рядов в сторону тощей фигуры полетела бутылка с водой. Один из гостей студии, женщина в ярком платке, вскочила и, в один прыжок преодолев расстояние до ученого, вцепилась тому в волосы.

     В дверь позвонили. Косясь в сторону экрана, Лера вскочила и понеслась в прихожую. Площадка за пределами глазка была погружена во мрак. Лампа перегорела?

     – Кто там? – Лера подозрительно всматривалась в темноту. Кому-то чужому миновать консьержку было нереально, так что там не посторонний человек. Но подстраховаться не мешает.

     Ей не ответили. Женщина повторила вопрос громче. В ответ из-за двери послышалось нечленораздельное бормотание, что-то массивное шлепнуло по металлу. Все понятно, опять насовещался, урод. Сыто щелкнули замки, Лера толкнула тяжелую дверь, яркий свет из квартиры залил площадку. Никого. Странно. Она подождала еще секунду, потом равнодушно дернула плечом: ну, никого, так никого. Дверь уже ползла обратно, когда из оставшегося темным угла донеслось рычание. Лера замерла, разглядев в сумраке источник звука.

     С тихим шелестом из тьмы шагнула огромная, около двух метров высотой, яркого оранжевого цвета морковь. Темная, почти черная при таком освещении ботва шуршала по стенам. Переступая короткими тонкими ножками, корнеплод резво кинулся к женщине. Лера дернула неподатливую створку изо всех сил, но чудовище оказалось возле двери раньше, чем та закрылась. Хрупкие на вид полупрозрачные ручки вцепились в металл. Монстр тянул дверь на себя, женщина перехватила устремленный на нее взгляд пустых глаз. В раскрывшейся пасти блеснули длинные клыки, пахнуло сыростью и морковным соком. Ослабевшие руки соскользнули, Лера пронзительно взвизгнула и бросилась вглубь квартиры.

     За спиной грохнуло металлом, тварь шелестела ботвой о дверную коробку, дергаясь и рыча. Получившая несколько секунд форы, Лера бросилась в спальню. Там, в прикроватной тумбочке Дениса, должен лежать пистолет! Скользя босыми ногами, она добежала до кровати, рухнув на колени, вытянула ящик. В прихожей загрохотал падающий шкаф, шелест и рык быстро приближались. Заскрипела сдвигаемая мебель. Лера направила ствол в дверной проем, руки ходили ходуном, сердце едва не захлёбывалось в адреналине. Шелест приближался, и, когда перед ней показалась жуткая оранжевая тварь, она нажала на спуск.

     Щёлк!

     Женщина непонимающе посмотрела на оружие. Щёлк, щёлк!

     Тонкая водянистая плеть выбила пистолет, щерясь кинжалами клыков, монстр ухватил Леру и потащил к себе. Дико визжа, она начала отбиваться руками и ногами. Тело чудовища влажно похрустывало, не получая видимых повреждений. Пасть распахнулась во всю ширь, едва не теряя сознание, женщина ухватилась за клыки, распоров об один из них ладонь. Всё. Она уже представляла, как они войдут в тело, когда тварь дернулась. Потом еще раз, и еще. Выпустив Леру, чудовище отступало, его била крупная дрожь. На подгибающихся ногах оно пошло к выходу, но упало и, страшно захрипев, стало извиваться на полу. Не сводя с монстра глаз, Лера заскочила за массивное кресло, оставляя на обивке кровавые следы. Все ее внимание было приковано к твари.

     А та уже заметно убавила в размерах, съеживалась, ботва укоротилась, стала заметно темнее. Конечности удлинились, покрываясь светлой кожей. Через пару минут на полу застыла обнаженная женская фигура.

     Они сидели рядом, Лера с перевязанной наспех ладонью и Лера, застывшим взглядом изучающая маникюр на тонких пальцах.

     – Ты точно раздавил эту тварь? – настоящая Лера с интересом рассматривала двойника.

     – Сразу же. – Вторая кивнула. – Я от злости ее об асфальт растер. А потом, уже в подъезде, меня скрутило… Что теперь делать-то?

     Денис грустно вздохнул. Лера продолжала изучать свою копию. Да, пяток килограммов набрала, они некрасивой гусеницей сложились на животе. Поджав губы, она отвернулась. Ну и урод же Денис, мог бы и не так явно намекать!

     – Слушай, я сначала стал морковью, потом тобой, когда попробовал крови. В меня встроилась твоя ДНК! – Денис просиял. – Значит, процесс обратимый! Мне нужен волос, кожа, что-нибудь мое, без разницы!

     – Уверен? – Денис кивнул. – Хорошо.

     Еще раз покосившись на предательские складки, она направилась в спальню. Появившись через минуту, протянула Денису волос.

     – Держи. С твоей подушки.

     Вцепившись в него, как в родного, Денис поспешил на кухню. Лера с неудовольствием отметила, как подпрыгивает при ходьбе слегка отвисшая задница. Ничего, издевайся, я тебе еще отомщу!

     Зашумела в кране вода, звякнул о стол стакан. Лера хотела пойти следом, но решила, что ей хватит превращений на сегодня. С грохотом разметав стулья, на пол упало грузное тело. Женщина терпеливо ждала. Наконец, все затихло.

     – Ну неужели вы не понимаете? Почему вы даже не хотите понимать? Нет никакого гена ежа, ужа и прочего! Есть только участки цепи, которые можно замещать. Все это безопасно, мы обеспечиваем полный контроль.

     Профессор стоял посреди опустевшей студии. Нападавших разогнали, ведущий, с которого в потасовке сбили парик, замер в окружении гримеров. Ученый держался за поцарапанное лицо и продолжал причитать.

     – Дикий народ. Сумасшедшие…

     Нечеловеческий крик раздался с кухни. Знакомый голос, сейчас неуместный и невозможный. Не тот. Осторожно заглянув на кухню, Лера в ужасе отпрянула. У стола замер, разглядывая свое отражение в темном оконном стекле, высокий атлетически сложенный молодой человек. Он удивленно трогал свое лицо. Потом медленно перевел взгляд на Леру.

     – Так ты говоришь, это твой брат приезжал?!

     – Это не то, что ты думаешь! – Лера осторожно отступила на шаг. – Я могу все объяснить…

     Коротко взвизгнув, она бросилась бежать. Сейчас ей действительно грозила смертельная опасность.

     Только сегодня и только для Вас! Великолепное исполнение! Премиальное качество! Чувствовыжималка-3, с новым улучшенным интерфейсом, для всей семьи! Десятки чувственных оттенков доступны уже сегодня!*

     *предоставляются при заключении контракта на предоставление услуг сроком не менее, чем на один год.

     Кое-как доковыляв до дома, Семеныч торопливо скинул в прихожей поношенные сандалии и поспешил в зал. Завернутая в синий потрепанный халат жена, как обычно, трепалась с кем-то по телефону, периодически помешивая в огромной кастрюле очередной кулинарный шедевр. На Семеныча она обратила внимания не больше, чем на мух, кружащих над башней из бигудей, венчающей ее голову.

     – Дорогая, я дома! – Семеныч аж скривился, настолько фальшиво прозвучало это вот «дорогая». Сама дорогая не повела и ухом в его сторону, продолжая вещать невидимой собеседнице о тяготах семейной жизни.

     В зале Семеныч уже изготовился было приземлиться на диван, но выдвинувшаяся с кухни колонна бронетехники в лице жены остановила его доблестное продвижение к цели. Смерив мужа долгим взглядом, она коротко бросила сквозь презрительные губы:

     – Уличную одежду. Снять. Бегом. Я тебе здесь не тут.

     Выразительно моргнув крохотными поросячьими глазками, жена вернулась на позиции, а Семеныч потащился в спальню переодеваться.

     В старых трениках оказалось настолько хорошо, что Семеныч воспрял духом и даже предпринял набег на холодильник. Там были взяты в плен три пива и селедка кружочками, а сам он отделался легким облаиванием и сотрясением собственного достоинства коленом под зад. Отступив к дивану, Семеныч рухнул в его объятья, блаженно зажмурившись. Мысли поползли неторопливо, обе в разные стороны. Нечеловеческим усилием собрав их в кучу, Семеныч ухватил пульт. Что там у нас сегодня как всегда? По всем каналам идут непрекращающиеся репортажи о бесконечных революциях, крушениях самолетов и поездов, очередном вирусе-убийце… В углу экрана – счетчик погибших. С утра уже пять тысяч, и это еще рабочий день. Семеныч пронзительно зевнул, пульт послушно листал каналы. Остановившись на спортивном, с надеждой крикнул в сторону кухни:

     – Дорогая, можно я включу чувствовыжималку?

     В ответ пророкотало неразборчивое, из чего вычленились отдельные «дети», «ужин», «оторву» и «любимый». Глубокомысленный вывод напрашивался сам собой. Огорченно вздохнув, Семеныч стер с толстой небритой щеки несуществующую слезу и обиженно уставился в телевизор. По ту сторону экрана один хоккеист снес другому голову отточенной клюшкой, в последний момент забив ею решающий гол, но какой в этом толк, если нет возможности сопереживать общей радости победившей стороны?

     Вы потеряли удовольствие от просмотра своих любимых передач? Не чувствуете любовь Хулио к Кончите? Вам нет дела до ситуации в мире? Только сегодня, позвонив по телефону 223-322-223-322, вы получите чувствовыжималку-4(комбо), с поддержкой до десяти абонентов! Сфера покрытия нашей новой чудо-приставки увеличена до пятнадцати метров! Теперь Ваша жена сможет сопереживать и на кухне!*

     *Абонент массой свыше двухсот килограммов тарифицируется в двойном объеме.

     Семеныч бездумно пялился в кровавое месиво каналов. Пиво кончилось, но было лень вставать. Где же дети? Где эти неблагодарные спиногрызы? Они влетели в квартиру одновременно, беззлобно толкаясь, пронеслись в детскую. Семеныч в предвкушении привстал на диване, и, как только дверь открылась снова, быстро бросил:

     – Детишки, пивка бы батьке.

     Выскочившая первой девочка обиженно надула губы, но поплелась на кухню, сопровождаемая издевательским смехом брата. Шлепнула дверца холодильника, льдисто звякнуло. Затем донесся звонкий шлепок, и дочь вылетела из кухни под аккомпанемент грозового ворчания жены. Семеныч забрал бутылки, благодарно потрепал дочь по мясистому загривку. Затем ткнул пальцем в сына.

     – Так, ну-ка мне тут! Сходи, спроси у матери, скоро она там?

     Откупоривая запотевшую бутылку, он проследил за сыном. Пузо и щеки видно даже со спины, богатырь, весь в отца! С кухни долетел звонкий шлепок. Следом за ним вкатилось толстое тельце. Оно печально ойкнуло, вынимая из складок тапочек матери, потом простонало:

     – Скоро будет. Включай.

     Семеныч удовлетворенно хрюкнул. Ну, наконец! Пошарив в меню, указал количество подключенных и сегодняшний общий вес. Женский голос, томно похвалив за прибавку, предложил выбрать каналы. Подоспевшая жена, поставив на журнальный столик кастрюлю с варевом, втиснулась, растолкав всех необъятным задом. Все дружно выдохнули, приглушенно чпокнуло, и женщина угнездилась под пение рвущихся пружин.

     – Включил? Что там?

     Она вырвала пульт из ладони мужа, собираясь настроить канал и для себя, но в этот момент экран осветился, через него поползла строка с ровными четкими буквами. Под ней тянулась такая же, но крупнее и медленнее, эта для самых одаренных. В довершение для самых ленивых голос домашнего компьютера прочитал чуть не по слогам:

     – Передаем срочные новости. Тридцать секунд назад были обнародованы данные комиссии по надзору и недопущению всякого там. В мире началась очередная эпидемия. На этот раз зараженные не умирают, чихая и кашляя, в неестественных позах. Вместо этого они начинают испытывать эмоции без подключения к чувствовыжималке, что приводит к отказу от использования прибора. Тем самым провайдеру наносится финансовый ущерб и глубокая моральная травма. В связи с чем сообщаем, что эмоции без прилагающегося оборудования расцениваются как пиратство, объявляются стыдными и облагаются штрафом и принудительным лечением. Приятного вечера.

     Голос затих, а на экране замелькали кадры передач и фильмов, свои для каждого из членов семьи. Дети увлеченно следили за похождениями очередных мультяшных животных, жена рыдала в три ручья, утирая нос футболкой мужа, но Семеныч не обращал на это внимания, полностью увлеченный игрой. На экране как раз Тони Рамос порвал мяч, но, не растерявшись, оторвал голову судье и продолжил атаку…

     Глубоко за полночь включился генератор сна, разгоняя семейство по кроватям. Дети увлеченно спорили, кто из мульт-персонажей круче – Кровавая Пони или Джейн Мозгоед. Семеныч, еще переполненный эмоциями, вдруг ухватил супругу за выступающее, звонко чмокнув в мокрый нос.

     – Не рыдай, старушка, никуда твой Хулио до завтра не денется!

     – Точно? – голос жены еще дрожал от пролитых слез. – А не то я тебе того самого!

     – Да точно! – Семеныч уверенно подмигнул. – Ты давай утирайся и спать. Дети, выжималку гасите уже!

     Подскочивший было к аппарату сын замер, раскрыв рот. Дочь, подошедшая следом, испуганно вспикнула, всем своим центнером заваливаясь на ковер.

     – Бать, она, кажись, не работает…

     Семеныч, не веря глазам, схватил прибор, тот оказался холодным и каким-то неприятным.

     – И правда не работает… Мать, что же это делается? Мы теперь что ли эти…

     Рев жены оглушил, едва не отбросив к стене:

     – Мы теперь стыыыдныееееее……

     Вторя матери, заныли перепуганные дети. Семеныч дико озирался, слабый звук привлек внимание.

     – Ну-ка тихо все! – Он прислушался. В наступившей тишине все явственней звучал приближающийся вой полицейской сирены.

     – Давай быстрее, чего тормозишь?!

     Илья, едва усевшийся за руль, страдальчески закатил глаза, мысленно пожелав себе доброго утра.

     – Заводись давай! Да что ж мне за наказание-то, а? Заводись, если сейчас тронемся, как раз в «зеленую волну» успеваем!

     – Эля, помолчи, пожалуйста.

     Илья сосредоточенно изучал данные на приборной панели, высматривая просветы в потоке машин.

     – Чего это? Хочу и говорю!

     – Ты мешаешь!

     – Мешаю?! Ах, ты…

     Илья примирительно поднял руки.

     – Все, не начинай. Видишь? Я уже завожу, трогаюсь…

     Ярко-синий остроносый автомобиль юркнул в поток, его повлекло к главной трассе, под завязку набитой спешащими по делам шустрыми рыбками-машинами.

     – Скорость не превышай.

     – Я иду в потоке.

     –Сказала же – не превышай!

     – Ты что, слепая? – в голосе Ильи звякнула сталь. – Я в потоке иду, тут медленнее нельзя!

     – Не ори на меня!

     Илья глубоко вдохнул, про себя досчитав до десяти. Рука скользнула по сенсорной панели, из колонок заскрипело что-то модное. Пальцы забарабанили по рулю, мелодия набирала объем и темп, готовясь разразиться финальным проигрышем, когда Эля переключила магнитолу на свой трек. Безголосая певичка старательно, но неумело рыдала про очередную безответную любовь. От бездарной аранжировки моментально заныли зубы. Илья вопросительно вздернул бровь.

     – И что это такое?

     – Мурлена Золотарева, а что?

     – Нет, я спрашиваю тебя, зачем ты переключила трек?

     – А ты предлагаешь всю дорогу слушать эти непонятные завывания?

     – А ты предлагаешь слушать ЭТИ непонятные завывания?!

     – Ой, все, делай, что хочешь!

     Илья раздраженно ткнул сенсор, переключаясь на свою волну. С минуту все было спокойно, а потом экран магнитолы погас, плюнув напоследок машинными ругательствами.

     – Какого…

     – Ты не будешь слушать ЭТО. По крайней мере, не при мне.

     – Знаешь, это уже ни в какие ворота…

     – Следи за дорогой, милый, не отвлекайся!

     С зубовным скрежетом, с побелевшими костяшками, но Илья сдержался. За окном проплывали щиты заграждения с мелькавшими за ними домами в один-два этажа. Частный сектор. Ехать еще минут тридцать. Вот черт…

     – Илья, я вот хотела спросить…

     – Что?

     – К кому ты ездил на прошлой неделе? Маршрут новый, мы там до этого не были. У тебя кто- то появился? Кто эта стерва?

     Глубоко вздохнув, Илья снова принялся считать. Не помогло.

     – Все, с меня хватит. Код два – четыре – двенадцать – четырнадцать. Ребут.

     – Принято. Перезагружаюсь.

     Голос Эли, Электронно-Логистической программы, стал равнодушно-пустым. Датчики мигнули, руль конвульсивно дернулся в руках. По экрану бортового компьютера побежала приветственная надпись, тихий обезличенный голос прошелестел из пустоты:

     – Электронный Логистик ЭЛ-210, приветствую. Настройки? Распоряжения? Указания?

     Илья довольно кивнул:

     – Слушай первое указание: никогда, ни при каких обстоятельствах не выполнять команд моей жены и не пускать ее в настройки!

     Средних лет мужчина неторопливо прогуливался по зеленеющей улице. Весеннее солнце пригревало, и он собирался посвятить прогулке еще час – полтора. В его планы не входило посещение магазинов, но яркий баннер, переброшенный через проспект, привлек его внимание, назойливо бросаясь в глаза: «Эверест – всегда на высоте!». Мужчина хмыкнул в усы, двинувшись дальше. Уже через пару секунд он позабыл бы увиденное, если бы не интригующий слоган, кричащий с полотна, висящего следом: «Мы всегда на острие научного прогресса!». Заинтригованный, он хмыкнул снова, уже заинтересованно. Двери услужливо распахнулись, белозубый консультант, подобострастно изогнувшись, ждал, пока мужчина войдет.

     – Добрый день! Могу я Вам помочь? – заученной скороговоркой протрещал он.

     – Я и сам… Не утруждайтесь, молодой человек. – Мягко отстранил консультанта мужчина. Тот шагнул в сторону, жестом приглашая войти.

     Посетитель двинулся вдоль стеллажей и полок, заставленных разнообразной, но давно знакомой техникой. Остановившись, он недоуменно огляделся. Притаившийся за углом консультант подскочил пулей, в глазах – немое обожание и готовность.

     – Молодой человек, из вашей вывески ясно следует, что здесь в продаже современные разработки, что вы «на острие прогресса»… Но я вижу на прилавках все те же утюги, фены, пылесосы. Даже во времена моего детства все это перестало быть чем-то удивительным. Таким товаром завалены десятки магазинов только на этой улице! Потрудитесь объяснить, что это за странный рекламный трюк?

     Глаза консультанта истекали самодовольством. Заложив руки за спину, он вытянулся, казалось, еще на целую голову.

     – О, я бы не стал делать таких скоропалительных выводов. Наш магазин – первый и пока единственный в своем роде, а товар уникален! Недавно появилась технология, позволяющая создавать порталы... Э то такие отверстия заданного размера и формы. Мы можем открывать их в любую точку пространства. К сожалению, я не смогу поделиться с вами принципом действия прибора, вы же понимаете, коммерческая тайна… Так вот, пока ученые ищут новой технологии применение, инженеры нашей компании уже приспособили ее к своим нуждам. Прошу вас. – широким жестом молодой человек пригласил мужчину к полкам с пылесосами.

     – Вот одна из первых разработок. Эти пылесосы бесшумные и экономичные. На открытие микро-портала требуется в тридцать раз меньше энергии, чем потребляет обычный пылесос. Портал в нем выходит в открытый космос, каждый раз в новом месте. Когда аппарат только разрабатывался, мы еще не умели делать точную привязку к координатам, но именно этой разработке недоработка пошла на пользу. Только представьте огромное облако домашней пыли посреди космоса! Астрономы просто сошли бы с ума! – Он довольно хохотнул.

     Мужчина осторожно покрутил пылесос в руках.

     – А он не…?

     – Ну что вы, конечно же нет! Все наши разработки совершенно безопасны! – мягким движением консультант отнял пылесос и осторожно поставил на полку. – Пройдемте дальше.

     Немного попетляв, они вышли к стеллажам с приборами, подозрительно похожими на духовые шкафы. По крайней мере, мужчине они показались таковыми. Подобный был у его матери, она пекла в нем пироги. Но после пылесоса можно было ожидать чего угодно.

     – Духовой шкаф Дэ Шэ сто – пятьсот. – Развеял сомнения молодой человек. – Уникальнейшая разработка, заверяю вас! Вы ни за что не догадаетесь, как он работает!

     –Там портал? – неуверенно предположил мужчина.

     – Именно! – консультант распахнул стеклянную дверцу. – Вы только посмотрите на это!

     Как только мужчина приблизился, молодой человек крутанул один из тумблеров настройки. В ту же секунду в задней стенке шкафа раскрылись миниатюрные врата в Преисподнюю. Лицо стянуло жаром, брови затрещали от жара.

     – Каково, а? – консультант с довольной улыбкой выключил аппарат. – Портал напрямую в жерло вулкана!

     – А как же регулировать температуру?

     – Диаметром портала, конечно. Но тут все строго ограничено. На испытаниях, рассказывают, каплями лавы прожгло шкаф, потом стол, вот писку-то было…

     Мужчина заглянул в шкаф. Там, где еще минуту назад полыхал ад, было спокойно. Только потрескивал остывающий металл и почему-то нестерпимо пахло серой.

     – От нашей техники сплошная выгода! – консультант повлек ошарашенного мужчину к следующему стеллажу. – Каждый прибор универсален. Вот, к примеру, тот же духовой шкаф. Ведь в нем можно совершенно не утруждаясь жарить шашлык, даже не выходя из дома!

     – Шашлык – это хорошо…

     Мужчина растерянно разминал лицо.

     Они вышли к рядам с холодильниками. Те стояли вдоль уходящей в даль длинной стены. Консультант подошел к одному из них, взгляд скользнул по информационному табло.

     – Ого! В Арктике сегодня на удивление солнечно! И довольно тепло, -25 градусов. – молодой человек открыл дверцу, из холодильника клубами пополз густой пар. – Но нам такая температура не нужна…

     Пальцы ловко пробежались по сенсору, пар стал прозрачнее и осел.

     – Вот, так будет лучше. Минус десять. – он повернулся к мужчине. – Управление крайне простое. Вот этими кнопками мы просто перемещаем портал в более теплое место…

     Консультант был увлечен объяснениями, а из раскрытого холодильника совершенно неожиданно показалось нечто странное. Черное и дергающееся, оно оказалось кончиком носа, за которым в магазин втянулся сам нос, а за ним и хозяин носа.

     Мужчина в ужасе замер, из перехваченного страхом горла не донеслось и звука. Морда белого медведя торчала в двадцати сантиметрах от плеча консультанта, но тот, ничего не замечая, продолжал заливаться соловьем.

     Медведь был не менее озадачен случившимся. Черная пипка носа дергалась, втягивая незнакомые запахи. Удивленные глаза вперились в ничего не подозревающего консультанта.

     – …Таким образом, мы достигаем беспрецедентной экономии электроэнергии! Вы ни секунды не пожалеете о покупке этого аппарата! – молодой человек неловко дернул локтем и угодил в глаз все еще ничего не понимающему медведю, который от неожиданности громко хрюкнул. Повернувшись на странный звук, консультант ошарашено уставился на зажмурившегося медведя. Повисла тягучая пауза. Медведь обиженно закричал, могучая лапа сгребла консультанта и повлекла внутрь. Молодой человек кричал и упирался, но животное было опытнее и сильнее. В последней отчаянной попытке спастись, парень схватился за край двери, но та поддалась. В закрывающемся проеме в последний раз мелькнули дергающиеся ноги, чмокнул уплотнитель двери и все стихло.

     И только сейчас мужчина закричал.

     На крик из соседнего проема вылетел еще один молодой человек. Подбежав к мужчине, он озабоченно осмотрелся.

     – Я менеджер. Что случилось? Вам нужна помощь?

     – Там… Таам… – трясущейся рукой он неопределенно указывал на злополучный холодильник.

     Менеджер потыкал в планшет, выискивая видео с камер. Его слегка повело от увиденного, но он быстро взял себя в руки.

     – Ничего страшного, все согласно штатному расписанию. – не сумев поймать ускакавший голос, прохрипел менеджер. – Все в порядке. Могу я вам чем- то помочь?

     Мужчина ошалело посмотрел на менеджера все больше округляющимися глазами. Выдавив что-то нечленораздельное, он быстро посеменил к выходу, ежесекундно оглядываясь. Натыкаясь на холодильники, он отскакивал, как ошпаренный.

     Проводив мужчину взглядом, менеджер устало прикрыл глаза. Где-то в глубине торгового зала раздался грохот и страшный вой. Тяжело вздохнув, молодой человек поспешил на звук.

     Рабочая неделя только начиналась.

     Фрау Даниелла Аккер, мастер полиции, сжалась в высоком неудобном кресле, в котором с легкостью затерялось ее крупное тело. Опустив голову, она старательно изучала узор на ковре. Колоссальное ворсистое чудище захватило пол от стены до стены, в нем утопали ножки тяжелой мебели, а кончики ее туфель вовсе скрылись в неведомых глубинах. Не в первый раз фрау Аккер удивлялась вкусу шефа Потсдамской полиции. Невысокий сутулый человечек, какие обиды и комплексы он старался скрыть за монументальной мебелью и мерзким ковром, перемещения по которому всегда напоминали ей болота Верхней Швабии?

     Сам шеф сейчас расхаживал перед ней по протоптанной вдоль стола колее, и, гневно сверкая очами и метая молнии, вершил правосудие. Лысая макушка покрылась испариной, пуская по углам стада солнечных зайцев. Обильно жестикулируя и брызжа слюной, гер Фосс вещал.

     – До каких пор, фрау Аккер, мне еще ждать? Вам было запрошено на расследование этого дела два месяца. Целых два месяца, фрау Аккер! Третий раз подряд! Во мне зреет недовольство, и скоро кое-кому из присутствующих придется пожинать его плоды! И я, кажется, знаю этого человека, да, фрау Аккер?

     Даниелла Аккер продолжила молча изучать ковер, на всякий случай изгнав из взгляда остатки разума. Раздражающая привычка повторять фамилию появилась у шефа недавно и проявлялась только в отношении нее. Даниелла связывала ее с отказом выйти за гера Фосса замуж. Ответа же на его вопрос просто не было. Она действительно потратила на расследование дела о серийном убийце более полугода. Все осложнялось еще и тем, что несколько раз в месяц появлялась новая жертва. При этом маньяк не оставлял ни единого следа, за исключением упаковки от колготок, которыми жертвы были задушены. Женщины, молодые и не очень, блондинки и совсем темные… его не интересовали ни раса, ни социальное положение. Единственное, что связывало убитых – все они были полноваты. Не до такой степени, когда у женщины возникает непреодолимое желание носить лосины, но от слегка до вполне упитанных. Фрау Аккер отвлеклась от невеселых мыслей и на секунду вынырнула проверить, не закончил ли шеф. А тот, уже заметно уставший, резюмировал:

     – Таким образом, фрау Аккер, мы приходим к невеселой альтернативе. Либо вы закрываете дело до конца недели, либо ваше личное дело будет открыто в отделе кадров в последний раз. Вы можете быть свободны, фрау Аккер, но помните: моя рука занесена, но пока неизвестно, пряник ли в ней, или кнут.

     Даниелла всегда обладала отменной реакцией. Дверь в кабинет шефа полиции закрылась одновременно с его ртом. Гер Фосс недовольно дернул щекой ей вслед, вынимая из кармана брюк платок. Промакнув лысину, бросил его, заметно потяжелевший, на стол, и побрел сквозь заросли ковра к своему креслу.

     Обложившись кипами бумаг, Даниелла не заметила, как наступил вечер. Фрагменты мозаики складывались в единую картину, вот только отсутствовал маленький ее кусочек. Нигде, ни в показаниях свидетелей, ни в результатах осмотров и обысков, не было ни единого следа самого преступника. В воздухе коршуном парила перспектива неизбежного провала.

     Отшвырнув карандаш, фрау Аккер откинулась в кресле и прикрыла глаза. Плюнуть на все и объявить все это чередой самоубийств? Каких-нибудь ритуальных, пусть другие ломают голову… Но что-то неуловимое, на краю сознания, не позволяло сдаться, раз за разом заставляя пересматривать обстоятельства дела.

     Полноватая женщина приносит домой колготки и на утро ее находят мертвой. Все. Ни следов, ничего. Колготки они покупают сами, в одном магазине, тому есть доказательства в виде показаний продавца и видеозаписей…Продавец вне подозрений, у него алиби на все три десятка случаев.

     Быть может, стоит еще немного копнуть в этом направлении? Может быть, но не сегодня. Даниелла потерла усталые глаза и выключила лампу.

     В здании уже почти никого не было, когда она, перекинувшись парой слов с дежурным офицером, вышла на улицу. Домой? Пожалуй, но сначала нужно зайти в магазин, Габи не простит ей еще один вечер на макаронах. Поправив сумку, фрау Аккер торопливым шагом двинулась по улице, продолжая рассуждать.

     Жертвы покупали колготки сами. В одном и том же месте, так? Но продавец имеет неопровержимое алиби. Помощник продавца? Кто – то еще, наблюдающий за входом? Но уличные камеры тоже не заметили ничего подозрительного. Как и камеры в подъездах. Уж не призрак ли это? Чушь какая. Даниелла в который раз вернулась к идее о призраке. Круг замкнулся, и мысли привычно пошли на очередной виток.

     Ведь преступника не видел никто. То-есть, совсем никто. Не было его. И в то же время на лицо десятки однотипных смертей…

     – Черт с ним, завтра же закрою это дело! – Даниелла зло пнула не вовремя выползшую на дорогу жестянку. Та, металлически прискуливая, унеслась в темноту. – Пусть теперь другие голову ломают, тот же Вагнер…

     Она остановилась, ища в сумочке телефон. Нужно вотпрямщас позвонить этому зазнайке и осчастливить грядущим висяком. Подняв трубку, Даниелла замерла. Ее прозрачный силуэт отразился в витрине того самого магазина. Дыхание перехватило, двойник в стекле по-рыбьи разевал рот, как-будто пытаясь что-то ей сказать. Гудки в трубке сменились низким самодовольным голосом, выводя Даниеллу из ступора.

     – Вагнер. Слушаю, фрау Аккер.

     – Вы точно заставите меня сменить фамилию! – зло прошипела она, сбрасывая вызов. Пряча телефон, она посмотрела на вывеску. Какого черта? Как она оказалась здесь? Глубоко вдохнув, она рванула на себя дверь. Ничем не примечательный магазин, один из многих. Ряды одежды и обуви, недорогой и, на вкус Даниеллы, слишком вызывающей. Стойки с очками и журналами. И посреди всего этого – скрытый за прилавком крохотный бледный человечек с пошлым ртом и блуждающими глазками. Он терялся на фоне Даниеллы, и она в который раз пожалела, что не удалось посадить под любым надуманным предлогом. Крайне скользкий и неприятный тип.

     – О, фрау Аккер, какими судьбами? – проплямкал он, расплываясь в приторно-сладкой улыбке.

     – Расследование, гер Зальцман. В противном случае ноги моей не было бы в этом клоповнике.

     Даниелла подошла вплотную к прилавку, на голову возвышаясь над Зальцманом и фальшиво улыбаясь. Тот сделал вид, что не заметил колкости.

     – Быть может, я могу вам помочь? – он опустил крохотные и наверняка влажные ладошки на прилавок, бережно поглаживая разложенные на нем журналы. Юные пышные девы с обложек, казалось, вот-вот начнут брезгливо расползаться из-под его пальцев.

     – О, я не думаю. Если только вы продадите мне колготки…

     – …такие же, какие брали жертвы? – глаза гера Зальцмана странно блеснули. – Намечается следственный эксперимент?

     – Именно. И хотелось бы побыстрее.

     – Сию секунду, госпожа мастер полиции.

     Он стремительно отвернулся, скрывшись в подсобке, но Даниелла могла поклясться, что глаза гера Зальцмана полыхнули красным.

     Потом был продуктовый магазин и стремительный бросок к дому. Габи было слышно еще на лестнице. Стоило открыть дверь в крохотную квартирку, как огромная толстая кошка тигрицей ринулась отнимать пакет с едой. Кое – как отбившись, Даниелла оставила оккупированную кухню на разграбление, а сама отправилась в гостиную, она же спальня. Выложив на прикроватную тумбочку пистолет, она не торопясь переоделась в домашнее. Затем во встроенном баре смешала себе водки с содовой. Привалившись спиной к стене, смаковала пойло, оказавшееся непозволительно теплым. Пройдя на кухню, где едва разминулась с рычащим и чавкающим хищником, она выплеснула содержимое стакана в раковину. Все, хватит тянуть. Руки предательски тряслись, когда Даниелла вынимала из дешевого пакета упаковку с колготками. Едва те оказались на свободе, она отбросила и их, и пустую пачку. Под долгим пристальным взглядом они не сдвинулись ни на миллиметр, замерев на кровати. Подождав для верности еще, Даниелла успокоено вздохнула и снова пошла на кухню, благо, кошка уже укатилась.

     Вытащив из холодильника бутылку минералки, она возилась у бара, когда что – то неприятно кольнуло между лопаток. Когда она шла с кухни…

     Развернувшись в прыжке, Даниелла уставилась на кровать. Колготок на ней не было.

     Едва удержавшись на подкосившихся ногах, она осторожно подошла к кровати. Пусто. За ней у стены – тоже. Одинокая пачка лежала на полу, Даниелла бросила ее обратно на покрывало и, опустившись на колени, заглянула в подкроватный мрак. Ничего. Только запах пыли и грядущих кошачьих неприятностей.

     Уже поднимаясь, она заметила короткое смазанное движение. А в следующий миг на ее шее затянулась эластичная петля, конец которой тонул в темноте под кроватью. Уперевшись руками и ногами, Даниелла что есть силы подалась назад, но безрезультатно. Сантиметр за сантиметром колготки, превратившиеся в тонкий трос, уползали, скрываясь в тени. Рванувшись, женщина смогла приподнять кровать, но у нее уже начинала кружиться голова. Почти теряя сознание, она тащила за собой петлю, слепо шаря вокруг, пока рука не нащупала металл пистолета. На последних крохах сознания она дослала патрон и, щелкнув предохранителем, одну за другой начала скармливать мраку пули. Мрак поперхнулся, исторгнув наружу оплавленное нечто, бывшее недавно колготками.

     Потом Даниелла долго лежала, приходя в себя и благодаря полицейских богов за выучку. Кряхтя и потирая багровый след на шее, она заползла на кровать, размышляя, стоит ли ей звонить в отдел, или за нее это уже сделали чуткие до тошноты соседи. В бок кольнуло. Изогнувшись, Даниелла вытащила на свет упаковку. Взгляд скользнул по буквам и замер.

     «Сотонанг Люцифенг. КОЛГОТКИ УТЯГИВАЮЩИЕ».

     На просторной круглой полянке, не без удобства расположившись на пне, восседал Обыватель. Маленькие любопытные глазки блестели поверх толстенного фолианта, вдавившегося в мягкую землю на добрый десяток сантиметров. Водя толстым пальцем, Обыватель с трудом осиливал пару строк, после чего энергично дергал острым носом по сторонам. Непонятно, пытался ли он таким образом уложить не укладывающееся в голове, или просто отвлекался на пролетающую бабочку, собственно, это и не важно. Главное, что процесс чтения со скрипом, но шел. Обыватель открыл следующую страницу, губы влажно заплямкали.

     Из кустов за ним неотрывно следила пара крупных ящеров, хищно блестя крошечными глазками, они выжидали удобного момента. Один пригнулся, изготовившись к атаке. Хвост хлестнул воздух, мощные лапы бросили стремительное тело из укрытия. До человечка, увлеченного чтением, оставалось совсем немного, когда странный шум за спиной отвлек внимание ящера, прервав атаку. Второй ящер, выскочивший с небольшим опозданием, катался по земле в приступе неудержимого смеха. Страшные задние лапы со смертельными серпами когтей болтались в воздухе, короткими передними ящер утирал слезы на зубастой морде.

     – Ну, и чего ты ржешь? – первый ящер в удивлении переступал на месте. Второй затих, истерика прошла, икнув пару раз, он указал на первого когтистым пальцем.

     – Да ты на себя посмотри, чудик! Я буду звать тебя птичкой! – ящер снова закатился смехом, глядя, как его незадачливый приятель с глупым выражением на морде оглядывает невесть как возникшее по всему телу оперение.

     – А ты почему голый? – первый ящер удивленно посмотрел на барахтающегося товарища, лишенного оперения. Тот перестал смеяться, коротенькие передние лапки подперли чемоданообразную голову. С огромным любопытством разглядывая чудное оперение, он презрительно бросил:

     – Мы, арийские рапторы, не носили никаких бабьих перьев! Это все происки протоевропейских геезавров, от которых произошли все заднеприводные европейцы. А от нас, соответственно, гордые арийцы, победители и завоеватели.

     Перья на обросшем рапторе стремительно принимали радужную окраску. Тот попытался выдергивать их, но маленькие пальчики скользили, а зубастая пасть лишь бессильно клацала, стараясь ухватить хотя-бы самые длинные из них. Поняв бесполезность попыток, он обессилено опустился на траву, из глаз покатились горькие слезы. Голый ящер подошел вразвалочку, размахивая передними лапами как крыльями.

     – Не плачь, девчооооонка, пройдут дождиии… ну, чего раскис?

     – Да отстань ты, не видишь, и без тебя ему тошно! – возникшая неизвестно откуда обезьяна с младенцем на руках оттеснила арийского раптора от плачущего собрата. – Тут дело не в том, кто из вас благородный арий, а кто геезавр. Все гораздо прозаичнее. Половина ученых убеждена, что динозавры носили перья, а остальные по старинке представляют вас голыми. Вы всего лишь оказались в разных группах, и еще неизвестно, кому повезло. А насчет ариев, так вот он, самый настоящий арий.

     Младенец спал, крепко вцепившись в черную грубую шерсть. Обезьяна осторожно погладила его, тот на миг приоткрыл заспанные глазки. Блеснуло небесной синевой, затем ребенок уткнулся обратно в шерсть.

     – Видели? Вот он, основатель благородных династий и потрясатель миров! Неделя от роду, а какая мощь во взоре! – обезьяна гордо вздернула голову, но тут же скривилась, крепкие ногти заскрипели по крепкой шкуре.

     На поляну один за другим вышли трое высоких мужчин, облаченных в отливающие металлом комбинезоны. На длинных благородных лицах явственно читалось презрение к собравшимся. Подойдя к присутствующим на некоторое расстояние, двое замерли, руки за спинами, высокомерный взгляд устремлен в пространство. Третий же, главный, приблизился вплотную к обезьяне. Та попыталась отстраниться, но, подчиняясь волевому взору, протянула ребенка, со страхом ожидая, что же будет. К ее счастью, пришелец лишь осмотрел спящего младенца, презрительно поджав губы.

     – Арий… Ага, мечтайте, никогда арии такими не были. Максимум, великий семит.

     Обезьяна возмущенно запыхтела, под губой блеснули крупные клыки.

     – А кто это у нас тут такой умный? Ты чего ребенка обижаешь?

     Собравшийся было уходить, человек нехотя бросил:

     – Атланты мы. И вот что хочу сообщить – арии от нас произошли. От обезьян – все прочие. Так что не обольщайтесь.

     Троица неторопливо двинулась прочь, но дорогу им преградил луч золотистого света. Секунду в нем плясали пылинки, коротко блеснуло, и вот уже навстречу атлантам движется невысокий крупноголовый гуманоид.

     – Приветствую, земляне. Я – представитель цивилизации Больших Медведян, и вы все – последствие нашего эксперимента.

     Главный атлант замер. Внешне он оставался спокоен, только вздувшиеся желваки да ходящие вверх-вниз брови выдавали охватившее его волнение.

     – Хорошо. Тогда, может, ты объяснишь, кто из нас является родоначальником гордых ариев, а кто – всяких прочих?

     Он выразительно покосился в сторону обезьяны. Та незамедлительно показала ему язык. Медведянин с минуту колебался, обдумывая ответ. Затем одним неуловимым движением подтянул к себе луч и пропал.

     – Вот те на! – обезьяна возмущенно фыркнула. Главный атлант поник, оба ящера обступили его, вместе с оставшимися атлантами пытаясь успокоить. Убаюкивая хныкающего малыша, обезьяна бездумно осматривалась вокруг, пока взгляд не уперся в несколько крохотных фигурок, вышедших из кустов на краю поляны. Приближаясь, те увеличивались в размерах, причем не только за счет сокращения расстояния. Вскоре к тоскующей компании подошли пятеро странного вида людей. Одетые в шкуры, кривоногие, они были больше всего похожи на сородичей обезьяны, но с каждой секундой менялись. Низкие лбы становились все более выпуклыми, тела вытягивались. У каждого в руке появились каменный топор или примитивное копье. Заметившие их атланты заинтересованно поспешили к новоприбывшим. Ящеры тоже оживились, но, заметив оружие, отступили, спрятавшись за обезьяной.

     – Приветствую, путники. Кто такие будете? – главный атлант вышел вперед, белозубо улыбаясь. – Вы арии?

     – Мы люди. Давно сидит? – старший, самый крупный из прибывших, ткнул пальцем в Обывателя, пускающего слюну над очередной страницей. Не дождавшись ответа, оттер плечом атланта, твердым шагом направившись к человеку на пне.

     –Да уже и не вспомним… – пробубнил главный атлант, оторопев от такой наглости. Но, поймав недобрые взгляды пришельцев, продолжил миролюбиво: – Только он тоже не ответит, кто арий. В книге столько вариантов…

     Старший, не слушая, подошел вплотную к обывателю. Тяжелая книга пинком отправилась в продолжительный полет. Схватив Обывателя за подбородок, он посмотрел тому прямо в глаза.

     – Прекращай. Нет никаких ариев. Как и атлантов. – За его спиной громко охнул в возмущении главный атлант. – Есть только мы. Мы – твоя правда.

     Обыватель встретился со старшим взглядом. На мгновение в глазах проснулось понимание, но, не успевшая разгореться, искра тут же утонула в нахлынувшей мутной пелене. Вырвавшись, с громким рыком, он на четвереньках пополз в сторону книги. Толстые пальцы гладили корешок, бережно стряхивая грязь и траву. Бросая недовольные взгляды, Обыватель раскрыл книгу и погрузился в чтение.

     Старший до скрипа сжал кулаки. Сейчас он уже был высок и строен, хотя все еще темнокож. Сзади осторожно подошел главный атлант, в глазах блестит плохо скрываемое злорадство.

     – Ты все понял. А теперь – убирайтесь.

     Старший тяжело вздохнул. Бросив последний взгляд на тихо лопочущего Обывателя, вскинул копье, знаками приказывая уходить. Никто больше не смотрел на них. Среди оставшихся с новой силой разгорался спор. Только обезьяна и проснувшийся младенец проводили ушедших печальным взглядом.

     А Обыватель уже подтащил книгу к пню. Усевшись, замер. Что-то новое появилось во взгляде.

     – А, может, и правда не было никаких ариев? Да нет, бред какой-то…

     Толстый палец уткнулся в строчку.

     Изображение тряслось, резкость не наводилась.

     – Да не помню я уже, какого числа!

     – Подождите немного… – картинка перестала скакать, сфокусировавшись на сидящем за столом. – Хорошо, можете начинать. – чернявый молодой старлей, закончив с установкой, махнул рукой.

     – Оперативная запись номер четыре дробь семнадцать – ноль шесть – пятьдесят семь. – Старшой бросил на стол планшет и пригладил рыжие усы. – Господин Сергеев, ответьте на такой вопрос. Какого числа вы впервые отправились с бригадой в микрорайон Молодежный?

     – Капитан, ну не помню я! Почему бы вам не узнать в центральном справочном? – крупный молодящийся мужчина поднял взгляд на представителя власти.

     – Вы не хуже меня знаете, что в то время в вашей конторе, да и не только вашей, все записи о заказах велись вручную. Мы не будем сейчас выяснять, с какой целью это делалось. Поймите, нам очень важно точно установить день, когда все это началось, а точнее, впервые было зафиксировано.

     Мужчина откинулся на спинку стула, пальцы с громким стуком пробежались по краю стола.

     – Дня за три до того, как мы ту запись сделали. Как раз в тот же двор вызов был, ну, мы и подумали, что опять эти тетки неуравновешенные появятся.

     – Хорошо. Лейтенант Певцов, зафиксируйте. Туда же ссылку на видео. – Капитан пробежался взглядом по экрану планшета. – Сколько всего вызовов поступило из тех дворов?

     – Не менее трех сотен. Но мы после пятой попытки не поехали больше. Решили не связываться.

     – А вот ваш напарник, Никишин, утверждает, что бригада выезжала несколько раз уже после указанного вами числа в тот район.

     – А, ну, это было. Понимаете, мы хотели закончить, ведь народ ждал. Там работы-то было по паре часов на подъезд!

     – И пока одни отвлекали, остальные с инструментом проникли в дом. Что было дальше?

     – Да ничего, собственно, и не было дальше. Появились тетки эти, с ними мужики какие-то. Ребят наших с собой притащили, побитых. Накидали они нам, больше мы туда ни ногой.

     – Понятно. Хорошо. Можете идти, мы с вами свяжемся.

     Мужчина вышел. Дверь закрылась, а капитан сидел, изучая страницы. Полистав дело, он запустил видео. Из крохотных динамиков донеслись приглушенные голоса:

     – Интернет? Он нам на*%й не нужОн, ваш интернет!

     Жители тех домов не один год жаловались на неадекватных соседей, но все как-то по мелочи. В отделе никто не хотел связываться с бесперспективным делом, поэтому заявления складировались в стол, а позже – мертвым грузом переполняли архив, пока очередной сбой в системе не унес его в небытие. Весь личный состав вздохнул с облегчением, в момент сбросив сотни неподъемных глухарей, но заявления продолжали идти непрерывным потоком.

     Жалобы поступали от людей, к которым не пропускали ремонтников, установщиков кабельного и IPTV. Жаловались владельцы новых авто, которым не позволяли парковаться на стоянке у дома. Огромное количество заявлений поступало от разъяренных родителей, у чьих детей местный управдом с командой горластых бабок отнимали и уничтожали телефоны, современные игрушки, отбирали у молодежи сумки с ноутбуками и планшеты. Дела начали возбуждаться снова, но теперь спускались на тормозах: сынок управдома не зря сидел в канцелярии отдела.

     Шли годы. Управдом ушла с поста, но к этому времени подросла достойная смена: семьи, не желавшие мириться с произволом и бездействием властей, съехали, а на их место поселились пожилые люди и маргиналы.

     При новом управдоме был окончательно закрыт проезд и проход через двор. Постепенно несколько соседних дворов также были оккупированы. Необъявленная республика перестала платить за коммунальные услуги. Несколько лет шла безрезультатная война с должниками, но те, чувствуя свою безнаказанность, открыто посылали всех. В конечном итоге все коммуникации были отрезаны. К тому времени республика уже занимала весь небольшой микрорайон, который за одно лето оброс забором из спиленных деревьев и разобранных гаражей. Дважды в сутки в нем открывались ворота, выпускавшие и впускавшие жителей, идущих на работу. Те, кто имел машину, ездили за водой, топливом и продуктами.

     Руководство силовых структур и администрация собирались снести укрепления, но, подвергнувшись нападкам правозащитников и «мировой общественности», сдались и оставили все как есть.

     Не менее трех десятков лет никто не знал, что происходит за высокой стеной. За это время город вокруг вырос и стал современным мегаполисом из стекла и металла, на теле которого безобразной язвой чернел район - отщепенец. Жители его все реже шли на контакт. Наконец, однажды утром патрулирующие периметр беспилотники доложили, что ворота не открылись. Несколько дней за ними напряженно наблюдали из Центра. Движения и признаков жизни не было обнаружено.

     Несколько беспилотников осторожно приблизились к стене. Один из них осторожно перелетел за ограждение, остальные, чуть помедлив, отправились за ним. Неожиданно для всех головной аппарат был сбит и рухнул. За ним последовал второй. Последнему досталось меньше - камера уцелела. Падая, дрон еще передавал увиденное: высокая трава, остовы разобранных машин, провалы окон, из которых с любопытством и страхом смотрели перепачканные лица.

     Последние кадры в Центре впоследствии крутили особенно часто: огромный волосатый человек в набедренной повязке заносит над головой камень.

     Человечество долгие годы ждало этого, и вот, наконец, свершилось: первый автоматический межзвездный аппарат, порождение гения человеческой мысли, достиг окраин чужой звездной системы.

     Люди, наблюдающие за полетом, свободно вздохнули - казалось, неприятности уже позади. Но аппарату еще предстояло долгое, полное опасностей путешествие сквозь систему, до краев набитую метеоритами и прочей неприятной мелочью.

     Без малого месяц понадобился аппарату для достижения конечной цели всего путешествия. Месяц осторожных маневров среди бескрайних астероидных полей, где приходилось ползти со скоростью раненой черепахи. Но это лишь подогревало интерес зрителей, уже основательно подуставших от однообразия межзвездного перелета. Немногие, оставшиеся с момента старта проекта «Новая жизнь», зрители еще позволяли рекламщикам кое-как сводить концы с концами, но, продлись полет еще хотя-бы полгода, аппарат пришлось бы отключить из-за отсутствия финансирования. Дело в том, что, начавшаяся как чисто научный проект, «Новая жизнь» очень быстро обросла долгами, а следом, как гиены на падаль, стянулись и рекламодатели. Наобещав золотые горы, они очень быстро прибрали все к рукам. Раскрутив великолепное шоу, запустив в продажу огромное количество сопутствующих товаров, они по максимуму сократили финансирование собственно научной части проекта. Приободрившиеся в ожидании притока денег ученые в скором времени обнаружили себя в еще более бедственном положении, чем до отправки межзвездного аппарата. Связанные по рукам и ногам жесткими условиями контракта, все свои деньги они тратили на выплаты немыслимых штрафов. Одного ученого, молодого и довольно ветреного, оштрафовали после того, как во время скучнейшего совещания он схематически изобразил на салфетке двигатель аппарата. Причем безопасники еще месяц не спускали с него глаз, при случае потрясая перед ним рисунком и грозя страшными карами.

     Посему неудивительно, что часть команды, не отвечающая непосредственно за техническую часть проекта, быстро скрылась в неизвестном направлении. Оставшиеся со скрипом тащили на себе все, а телевизионно-рекламная часть неуклонно теряла зрителей. Рекламщики хмурили лбы, подсчитывали убытки, хмурили лбы сильнее, но поделать ничего не могли. В связи с отсутствием на борту межзвездного аппарата разнополых нервных особ, которые концентрировали бы на себе внимание аудитории десятилетиями, интерес зрителя удержать становилось все сложнее. В порыве отчаяния провоцировались мелкие и не очень неисправности и внештатные ситуации, которые аппарат доблестно превозмогал. Но и тут было не совсем гладко: увитый шикарными усами ведущий путался и не мог выговорить длинных заумных объяснений. Из-за этого он страшно расстраивался, чем вызвал недолгий всплеск интереса к передаче.

     Как бы то ни было, жить аппарату оставалось полгода, так что ученые, все еще по какому-то недоразумению все еще остававшиеся в проекте, одним им известным способом умудрились разогнать «Новую жизнь» сверх всяких возможностей. И вот теперь, преодолев миллиарды километров и соизмеримое количество опасностей, она победно приближалась к конечной точке путешествия.

     Голубой шарик с двумя крошечными спутниками, слегка припорошенный космическим мусором, был так похож на Землю. Зрители взволнованно приникли к экранам, когда из раскрывшихся недр аппарата один за другим выпорхнули с десяток металлических сфер. Когда пламя торможения угасло, они зависли, распахнув голографические мониторы с изображением, увидев которое, даже самые непатриотичные вряд ли смогли удержаться от гордости.

     По вспыхнувшим небесам поползли витиеватые белые буквы, с детства знакомые любому землянину:

     «Свёкла-кола: путь к победе».

     Приближение объекта к границам Солнечной системы отслеживали с Земли с момента обнаружения в 2030-м. Бродячая планета размером с Марс на огромной скорости неслась сквозь пространство. Ученые как один заявляли, что с ее траекторией, она устроит катастрофические гравитационные возмущения, как минимум, сдвинув с места пару-тройку планет.

     Земные правительства в панике решали, как поступить с незваной гостьей. За десятилетие, прошедшее с ее открытия, наука и техника совершили колоссальный рывок. Снаряженные мощнейшими двигателями и вооружением корабли отправились на перехват к поясу Койпера. Но неожиданно для всех гостья скорректировала траекторию и вышла на орбиту вокруг Солнца.

     Прошло еще пять лет. Перехватчики, размещенные на Плутоне, Эриде, Макемаке и Хаумеа, самых крупных объектах ледяного пояса, успели обрасти базами и россыпью лабораторий. Физики, химики и ставшие вдруг очень востребованными ксенобиологи без отпусков и выходных бились над тайной новоприобретенной девятой планеты.

     Обладая чудовищно сильным магнитным полем, та сжигала спутники наблюдения и зонды. Они обрушивались на ее поверхность, удивительно темную, почти не отражающую свет. По этой же причине оптические и электронные телескопы почти не помогали. Старый астрофизик, один из прибывших первыми, долго рассматривал ее нечеткие фотографии и восхищенно прошептал:

     – Стелла Нигра! Черная Звезда, она прекрасна!

     Она неслась по орбите под пристальным взором полуслепой аппаратуры, перехватывая выскакивающие навстречу кометы и не обращая внимания на назойливый интерес к своей персоне.

     – Все равно не понимаю! – Дарья на объемном экране упрямо мотнула головой, – тебе же оставалась всего неделя!

     – Я сто раз объяснял! – Юджин посмотрел на девушку и продолжил уже спокойнее. – Там работы на месяц, не больше, зато потом можно подать запрос на повышение. Будем жить у океана, и никаких командировок. Ты согласилась уже, что изменилось?

     – Ну, не знаю, – картинка знакомым жестом убрала за ухо прядь светлых волос, зеленые глаза смотрели обиженно, – я тебя и так тут целый год жду! Ты меня совсем не любишь...

     – Отбой, – Юджин с силой потер лицо, пальцы взъерошили короткий темный ежик. – Перезапуск.

     Дарья на экране вздрогнула, радостно распахнула глаза:

     – Ой, привет! Ты домой собираешься? Пора уже, всего неделя осталась!

     Сложная, многоуровневая симуляция личности, включающая все привычки, поведение, образ мысли, и все для чего? Чтобы младший научный сотрудник Центра по контактам мог придумать правдоподобное объяснение, почему он остается на Хаумеа еще на месяц. Сказать правду? Не смешите меня! Кто в здравом уме признается, что участвует в опасном эксперименте? Какой поднимется крик!

     Эта попытка объясниться станет двадцать третьей. Юджин всматривался в радостно распахнутые глаза, милую улыбку, и не знал, с чего начать сейчас. Дарья-на-экране вопросительно вздернула брови, но сигнал прервал неловкое молчание. Выведя изображение звонящего поверх программы, он принял вызов.

     – Готов принести себя в жертву на благо любимой науке? – Фельдман, тощий старикан с живыми глазами под очками с такими мощными линзами, что они искажали не только свет, но наверняка еще и пространство, сразу взял быка за рога. – Алтарь готов, Сбруев и Митио точат обсидиановые ножи!

     – Авраам Борисович, я только за, но мне еще письмо Дарье отправлять, объяснять ситуацию...

     – Тогда давай быстрее, а не то передумаем и никакого тебе акияна!

     – Хорошо, сейчас закончу и бегом к вам.

     Мысль не шла, да и время поджимало, поэтому Юджин не стал ничего сочинять, а просто объяснил все, как есть. В конце концов, матрица снималась с личности Дарьи год назад, перед его отлетом, и теперь могла соответствовать оригиналу не полностью. Он смотрел, как анимированная пиктограмма письма влетает в виртуальный ящик. Через пять с половиной часов оно доберется до адресата. Остается надеяться, что никто не пострадает от урагана по имени Дарья.

     В лаборатории его встретили недовольным ворчанием, промолчал только японец. Дородный, в условиях пониженной гравитации грациозный, как плывущий слон, Сбруев выразительно нахмурился, указывая на лабораторный стол, над которым навис, поблескивая щупальцами, робот. Похожий на оседлавшего тощую травинку клеща, он кровожадно сверкал глазами.

     – Забирайся, времени все меньше, – Фельдман подтолкнул Юджина к столу, – Стелла Нигра будет в перицентре Хаумеи через полтора часа, а нам еще нужно будет тебя проверить.

     Юджин взгромоздился на холодную столешницу, та пошла крупными мурашками, растеклась, подстраиваясь под тело. Медицинский робот помахивал щупальцами, будто примериваясь, но на этот раз вместо инструментов он был вооружен крохотными датчиками на термостатичной подложке. Сбруев взволнованно спросил японца:

     – Ты все точно рассчитал?

     – Можешь перепроверить.

     – Я просто хотел сказать, что никогда еще такого не делали...

     Глаза-фонари железного чудовища вспыхнули, больно резанув светом. Юджин зажмурился, но Фельдман недовольно заорал от пультов:

     – Где твои глаза? Вот спалим тебе корку, тогда выспишься! Давай, ты же мужчина!

     Юджин кое-как проморгался, свет шел не особо яркий, скорее раздражающий, неприятно мерцающий на самом краю восприятия. Пульсация становилась все отчетливее с уменьшением частоты. В какой-то момент перед глазами понеслись призрачные картины, тело словно отнялось. Что это за место? Существа, суетящиеся рядом – кто они? Одно, самое крупное, что-то кричало, остальные ему отвечали. Он разбирал только отдельные фразы, потом внимание плыло, и только мелькающий свет заставлял вернуться обратно.

     – Он уходит! Нужно его задержать, Митио!

     – Фиксирую! Синхронизируем!

     – Подключаю...

     По телу – у него есть тело? – пробежали судороги, кожа под электродами невыносимо зудела. Он попытался двинуться, но не смог. Дернулся пару раз, хотел крикнуть, но не вспомнил, – как это? Вселенная прорвалась черным ужасом, он навалился со всех сторон, сдавил…

     Удивительное чувство, когда ты видишь мир вокруг, в центре которого – ты. Сознание раздвоилось, в спину легко давила столешница, тысячи насекомых носились по коже, а в приоткрытые глаза рвался матовый свет нарко-лампы. И одновременно он смотрел на себя через камеры наблюдения. Худой, за год почти без притяжения за ненадобностью растерявший все мышцы. Перед самым лицом неподвижно завис металлический клещ. Повинуясь неясному чувству, Юджин потянулся к нему, а через мгновение уже смотрел десятью, по количеству конечностей, глазами. Двинул щупальцем, оно подалось с трудом, поползло, как в густом растворе, вдруг остановилось. На мониторе, возле которого застыл человек с непонятной конструкцией на лице, загорелись знакомые символы.

     Вернувшись в систему наблюдения, Юджин увидел ярко-красные буквы: "попытка перехвата управления медботом, отключение периферии". Фельдман – имя вспомнилось не сразу – никак не отреагировал, как и остальные. Основные узлы, подключения, остальные системы... И везде на камерах одно и то же: люди в форме и белых халатах, сидя, стоя, лежа, и все – без движения. Только картинки снаружи немного успокоили: появившаяся из-за близкого горизонта ракета медленно ползла над безжизненным пейзажем. Уже хорошо, по крайней мере, это не галлюцинация.

     Пришлось постараться, чтобы замедлить себя. Электронная составляющая нового "я" сопротивлялась изо всех сил. Наконец, удалось взять подсознание под контроль, время сдвинулось, в уши и микрофоны потоком хлынули звуки. Последним вернулось ощущение тела, Юджин почувствовал, как дернулись пальцы рук, еще немного, и он вывалится обратно! Подался назад, поймав тонкий баланс, повис на самом краю, привыкая.

     В лаборатории мерзко верещал зуммер. Фельдман подскочил, едва не поднявшись над пультом, уставился на предостерегающую надпись:

     – Это еще что такое? Что у вас там случилось?

     Коллеги смотрели непонимающе, Сбруев пожал оплывшими плечами. Проникнув в систему безопасности, Юджин отключил сигнализацию. Ученые переглянулись, когда из системы оповещения раздался его голос:

     – Это я случился. Судя по всему, эксперимент прошел удачно?

     Идея была очень простой. Вблизи Стелла Нигра любые системы под управлением нейросетей отключались с ошибкой. Сенсоры накрывала лавина данных. Умная машина не справлялась с обработкой и захлебывалась. Попытки научить систему интуитивно отбрасывать несущественное неожиданно провалились. Неожиданно – потому что обученная на всем, от котиков до абстракций, нейросеть до этого щелкала любые задачи как орехи. А столкнувшись с реальной проблемой, спасовала.

     К решению шли долго, пачками сжигая дорогостоящее оборудование. И ответ оказался на поверхности, как это часто и бывает. Неизвестно, кому из троицы первому пришло в голову использовать систему записи личности. Она появилась года три назад, и теперь ей пользовалась едва не половина работников. Цифровые слепки тащили с собой все. Программа давала возможность во время долгих вахт почти вживую общаться с теми, кто остался на земле. Она реагировала, как оригинал, поддерживала беседу, в самый раз, если при беседе вживую между репликами проходило одиннадцать часов.

     Они вчетвером по очереди слали свои электронные копии к Черной Звезде. Результаты впечатляли, зондам с псевдоличностью на борту удавалось держатся дольше. Но и тут уперлись в барьер: в записи не было полного объема реакций на экстремальные ситуации.

     Так появилась идея за авторством Юджина о сопряжении живой психики и электронной начинки. Он же вызвался стать первым подопытным.

     – Получилось! – громогласно вскричал Фельдман, – предлагаю по этому поводу собраться у меня! И непременно с шампанским!

     – Сначала нужно проверить мою работоспособность, – прервал его Юджин, – откройте допуск к зонду, и можете сразу готовить следующий. Не думаю, что первый вылет пройдет гладко.

     Бросив взгляд на тело, замершее под змеиным взглядом робота, он через внутреннюю сеть прошел в аппаратную, откуда осуществлялись запуски зондов, осмотрелся, примеряясь к новым ощущениям. Он начал чувствовать электронную начинку, появилось тонкое восприятие времени. Теперь, ускорившись и ожидая разрешения на старт, он ощупал зонды, в программных кодах которых оказалось много мусора. Чувствуя, как растет интеллектуальная мощь, потянулся к скрытому в каменных недрах планеты электронному мозгу станции. Когда по нервам-проводам тела, которым стала вся система Хаумеи, прошло "добро" на отправку, он уже обладал всеми знаниями, доступными на крошечном куске камня.

     Отправив запрос на три другие планеты-лаборатории, Юджин оседлал все доступные зонды. Решение пришло спонтанно, и теперь без малого сотня крошечных ракет выстрелила в сторону загадочной гостьи.

     Черная Звезда приближалась. Влияние ее магнитного поля Юджин ощутил уже на ста тысячах километров, когда глаза-зонды застила легкая пелена помех. Он пробежался по частотам, подбирая оптимальное сочетание. В районе виртуального "затылка" настойчиво засвербило:

     – Это ты забрал все зонды? – голос Фельдмана звенел от возмущения, – ты ставишь под удар весь проект!

     – Не волнуйтесь, Авраам Борисович, я знаю, что делаю.

     – Немедленно вернись, я отменяю эксперимент! Или нам придется тебя отключить!

     – Даже не думайте об этом! – Юджин осмотрел лабораторию всеми доступными камерами, – я закончу начатое в любом случае, а вот вам может не понравиться мой ответ.

     – Да как ты смеешь!...

     Фельдман задохнулся от возмущения. Митио осторожно шагнул к столу, робот ощетинился навстречу всеми десятью руками. На концах щупалец блестели отточенные лезвия скальпелей.

     – База под моим контролем, а тронуть тело я не позволю. Ведите себя хорошо.

     Дети. Просто дети для него, получившего знания и мощный вычислительный аппарат станции. Глупые, ничего не понимающие, но опасные. Приглядывая за ними частью сознания, Юджин вернулся к основной задаче. Зонды уже расходились вокруг Черной Звезды. Вдруг навалились страшная слабость и апатия, это магнитное поле припекало кремниевый мозг. Может, стоит вернуться? Просто уронить тела-зонды и проснуться? Но зачем? Все это – зачем? Одна из крохотных ракет задрожала, клюнула носом, потеряв управление. Дюзы плюнули голубым, зонд на полной тяге прыгнул к поверхности. Юджин проводил его взглядом. В этом куске металла к неминуемой смерти несся и он.

     По нервам прокатилась нестерпимо жаркая волна, приводя в чувство. Черная Звезда поборола-таки, если бы он оказался здесь в одном зонде, то так и не узнал бы причин падения.

     А еще в его психопрофиль добавилась запись реакции на черную, беспросветную тоску.

     Перегруппировавшись, нырнул глубже. Уже на нижней границе нахлынули одна за другой несколько волн. Ужас, безысходность, потеря – в самых диких сочетаниях. Он выдержал все, отделавшись малой кровью: еще три зонда пополнили кладбище техники, в которое начала превращаться Черная Звезда.

     Наконец, Юджин остановился в трех сотнях километров от поверхности.

     Здесь, внизу, было спокойно. Помехи, назойливым комаром зудевшие на периферии, почти не ощущались. Ощетинившись локаторами и антеннами тестеров, Юджин послал робкий запрос, и Звезда отозвалась. Очень глубокий, добрый голос убаюкивал, лишая контроля над телом. Лежащий на столе организм шевельнулся.

     Сидящим в железной коробке создателям могучих систем не дано понять всей мощи своего творения просто в силу ограниченности. Мозг в недрах планеты взвыл, перемалывая рокот и пение, через несколько секунд пришел ответ: Черная Звезда приветствовала его.

     А затем она ударила в полную силу. Юджина выбило из тел-зондов, он стал потоком частиц, сохраняя странным образом память и сознание. В короткое мгновение перед отделением от электронных носителей подоспел ответ от лабораторий, и теперь в него вливались потоки знаний, раздувая, наделяя сознание новыми гранями. Теперь он – самое великое и могучее существо, когда-либо жившее в этом секторе галактики! Он может все, стоит лишь захотеть!

     А на лабораторном столе умирал маленький человек. Освободившийся из-под контроля медицинский робот делал все, что мог, но....

     ...поверхность Черной Звезды стала такой притягательной. Магнитная воронка затягивала в раскрывшиеся недра. Юджин почувствовал, что его ждут. Представители разных цивилизаций, равные ему, экипаж странной планеты.

     В Центре началась паника: Стелла Нигра покидала Солнечную систему. Уйдет не один год, пока она скроется окончательно, но все понимали, это – все. Неземной разум так и не вышел на контакт. Возможно, посчитал человечество недостаточно развитым?

     Тело Юджина упаковали в металл и пластик, ближайшим рейсом оно отправится на Землю.

     Фельдман и Сбруев считали себя виновными в его смерти, даже всегда уравновешенный Митио уронил слезу.

     Девушка Дарья нашла успокоение в разговорах с матрицей погибшего.

     Человечество на пару дней объединилось в трауре по исследователю.

     Сам Юджин, потерявший часть индивидуальности, растворенный среди тысяч подобных ему, был рад случившемуся.

     И только Черная Звезда безразлично оставляла позади очередной мир.

     Джей-1984 выплыл из короткого небытия. Миллиарды крошечных глаз охватили пространство впереди. Нано-зонды, из которых состояло его тело, провели стремительную перекличку, собирая воедино сознание. Недоставало нескольких тысяч клеток, но это неизбежное зло. Встречный поток частиц на девяти десятых от скорости света мог оказаться намного опаснее, если бы не конфигурация Джея. Проще избежать травм, когда ты – это пять циклопических парусов площадью в двести пятьдесят тысяч квадратных километров каждый и немногим плотнее вакуума. В конце концов, всегда можно восстановить потерянное, набрав горсть космической пыли.

     Закончив диагностику, он сверился с журналом событий. В последний раз участие сознания понадобилось сорок лет назад. Тогда Джей собирал станцию наблюдения на очередной планете. Он бодрствовал почти год, пока не закончил с отладкой. Последнее, что зафиксировала память – он активирует приёмник, оставляя станцию ждать пакет обновлений с Ио, планеты-матери сектора Джей.

     Триста семьдесят световых лет от Метрополии. Что на этот раз? Джей включил сканер, почти сразу натолкнувшись на причину. Слабый сигнал немного в стороне от траектории полёта. Запустив тестовую программу, он проверил сигнал, через несколько секунд получив подтверждение: циклический, математически достоверный, вероятность искусственного происхождения – 0,97. По поверхности парусов возбужденно прокатились электрические волны любопытства. Неужели повезло? Три с половиной сотни лет тишины и вдруг – сигнал?

     На определение направления источника ушло еще полминуты. Совсем юная звезда, и до неё всего один световой год.

     Джей разделил сознание, один из пяти парусов сдвинулся, отклоняясь от курса.

     Дзета Змееносца – молодая, яркая, в двадцать раз массивнее Солнца. Она не позволила остаткам газо-пылевого облака собраться во что-то крупное. Чудовищные приливные силы сформировали три разреженных астероидных кольца. Всё, что было крупнее пары километров в диаметре, безжалостно разрывалось. К тому же возраст звезды едва перевалил за три миллиона лет. Даже будь здесь планеты, они всё ещё находились бы в стадии формирования. Жизни, тем более, разумной, тут нет. Тогда откуда сигнал?

     От Дзеты шёл мощный поток заряженных частиц, даже здесь, на окраине системы, он слепил, не позволяя рассмотреть за пеленой помех источник сигнала. Нужно было найти более удобную точку обзора, и ещё неделя ушла, чтобы переместиться к полюсу звезды. Здесь излучение было немного слабее, а все три кольца предстали, как на ладони. Сфокусировавшись, Джей повёл радаром тела, повторно определяя источник сигнала. Наконец, тот обнаружился в третьем, самом крайнем кольце.

     Приняв форму луча, уже через четыре дня он осматривался в нужной точке, выставив сенсоры.

     Источник сигнала двигался вместе с пылевым потоком в сотне тысяч километров от Джея. Уже на подходе тот рассмотрел тускло блестящую в видимом спектре крохотную искорку. Вытянутая игла, тянущаяся из чашеобразного отростка, длиной метров сто, и не больше пятнадцати в диаметре, она неторопливо вращалась вокруг огромного, не меньше мили, ледяного астероида.

     Когда корабль вошел в тень, Джей увидел, как стремительно темнеет, теряя тепло, его обшивка в инфракрасном диапазоне. Он стал практически невидимым, только центральная часть иглы продолжала слабо светиться тёмно-красным. Значит, под обшивкой имеется место, в котором, возможно, сохранилась жизнь.

     Растянувшись вокруг корабля полупрозрачным облаком, Джей начал осмотр. Гладкая, без неровностей и повреждений поверхность, значит – не столкновение. Даже самая уязвимая часть – чаша двигателя, – несла только слабые царапины. Там же оказался очень сильный радиоактивный фон, позволив предположить, что корабль приспособлен для ядерной тяги. Подробнее узнать о его строении можно было только изнутри. Джей плотным туманом опустился на обшивку, ощупывая её в поисках шлюза. Но, обойдя корабль от острия носа до двигателя, не обнаружил ни единой щели. Как же попасть внутрь?

     Радиосигнал продолжил звучать. Что ж, если не пускают в дверь... Ощупав часть обшивки, через которую выходила антенна, он перешёл в волновую форму и нырнул внутрь. В оптическом диапазоне внутреннее помещение оказалось погружено во мрак, но инфракрасное излучение давало хоть и тусклую, но чёткую картинку. Продолговатая цилиндрическая камера, в центре которой висит на жестких растяжках нечто, похожее на гнездо. Вдоль стен тянутся трубы, из которых щетиной торчат тонкие металлические волоски. Атмосфера внутри, плотная, как густой пар, вполне пригодна для дыхания, если не обращать внимания на низкий уровень кислорода и избыток аммиака.

     Джей принял человеческую форму. Осторожно, стараясь не делать резких движений, огляделся. Ближний торец цилиндра покрыт такими же иглами, что и на трубах, совсем немного уступая им в длине. На дальней же стене чернеет неаккуратная клякса.

     Стоило Джею двинуться, иглы на стенах едва слышно загудели от неразличимого движения воздуха. Он замер, ожидая, пока всё затихнет, но тут пятно шевельнулось. Выставив в его сторону три длинных тонких щупальца, существо повело трясущимися кончиками. По стенам прокатились волны, многократно отражаясь и усиливаясь, они обходили его со всех сторон. Вскоре Джей оказался внутри звукового вихря. Существо, не прекращая странных манипуляций, двинулось в его сторону, ловко перебирая двумя свободными щупальцами. Человек почувствовал, как его ощупывают волнами плотного воздуха. Существо рассматривало его всем окружением, полностью приспособленным для этого. Чтобы подтвердить предположение, Джей развоплотился, облаком повиснув посреди камеры. Существо тут же замерло, шар с торчащими в стороны пятью щупальцами, которые с бешеной скоростью разрезали воздух. Тот влажными волнами ходил от стены к стене, заставляя металлическую щетину выть в напряжении.

     Похожий на моллюска пятирукий инопланетянин бесновался недолго. Вскоре он замер, ожидая, пока вокруг него прекратится волнение потревоженного воздуха. Оттолкнувшись от трубы, квинтопус поплыл обратно. Не дожидаясь, пока тот снова замрет на стене, Джей сделал следующий шаг. Собравшись воедино, он копировал форму инопланетянина. Щупальца дрогнули, стараясь повторить жесты существа. Пилот корабля замер, резко развернулся, его конечности затанцевали в ответ. Джей ощутил, как по телу побежала вибрация. Скорее всего, это был вопрос, но что человек мог ответить? Он промолчал, а существо, не дождавшись ответа, бросилось в атаку, быстро перебирая щупальцами.

     Джея спасла низкая, всего двадцать процентов, плотность тела. Неожиданно твердые конечности квинтопуса рассекли его на несколько частей, которые тут же испарились. Инопланетянин ошарашено замер, потом попятился к стене, замирая и прислушиваясь. Даже снова оказавшись на стене, он оставил настороже одно из щупалец, которое время от времени вздрагивало, осматриваясь.

     Интересно, сколько он уже торчит тут? Понадобился год, чтобы долететь сюда, значит, с учетом перемещений внутри системы, чуть больше двух земных лет. Интересно, как у него с восприятием времени?

     На то, чтобы броуновское движение равномерно распространило Джея по всему помещению, ушло несколько часов. Теперь человек мог заняться исследованиями, не опасаясь побеспокоить квинтопуса. Независимо от того, имеет ли тот представление о сумасшествии, получилось не очень хорошо.

     Гнездо в центре цилиндра скорее всего являлось пультом управления. Его крепления состояли из переплетения трубок разного диаметра, сплошь покрытых отверстиями. Они соединялись с коммуникациями в стенах, те, в свою очередь, вели в другие отсеки корабля. Пройдя одной из труб, Джей вышел в носовой части. Узкое, конусом сходящееся помещение, в центре которого расположилась целая плантация светящегося в темноте мха. Он рос на тех же трубах, что протянулись вдоль центрального помещения, но здесь на них не было иголок. В помещении оказалось намного жарче, стены, покрытые отражающим материалом, не давали теплу рассеиваться.

     Влажность тут такая сильная, что, даже окажись здесь источники освещения, Джей все рано видел бы не дальше, чем на метр. Мох вбирал воду из воздуха, взамен выделяя остро пахнущую аммиаком густую субстанцию, которая обволакивала трубы и, проникая внутрь через отверстия, подхватывалась потоком воздуха. Оказавшись в трубе, Джей последовал за ним и снова оказался в цилиндре, выходя из тонких разбрызгивателей возле инопланетянина. Жидкость, попадая на кожу существа, конденсировалась и быстро впитывалась, освобождая место всё новым каплям.

     В двигательный отсек попасть оказалось не намного сложнее. Ведущие в него трубы оказались заполнены тончайшими металлическими нитями. Просочившись мимо, Джей оказался в камере, во всех направлениях затянутой тонкой проволокой – вариантом камер наблюдения и датчиков. Двигатель крепился к задней стене. Кое-как протиснувшись, чтобы не потревожить проволоку, он осмотрел неровную сферу, от которой едва заметно фонило. Непривычная конструкция, к тому же на неизвестном принципе. Чтобы разобраться, потребуется много времени. Осмотрев его со всех сторон, он осторожно сдвинул кожух, за которым обнаружился короб реактора. Ощутив повышение фона, он приглушил рецепторы, но вместо ярких помех от гамма-излучения почувствовал только лёгкое покалывание. Радиоактивный материал очень истощён. Джей осмотрел ядро реактора. Прямо в камеру выходили пластины, вероятно, преобразовывающие энергию распада, но проникнуть дальше возможности не было: остальная часть двигателя была герметично закрыта.

     Теперь понятно, что сигнал оказался именно призывом о помощи. Наверняка родина этого существа расположена у гораздо более легкой звезды, чем Дзета. У этого гиганта значение третьей космической намного выше, так что инопланетянин оказался в гравитационной ловушке. И полностью растратил топливо, пытаясь выбраться.

     С элементами для реактора вопрос решился быстро. Оставив в корабле часть себя, Джей отправился в кольцо в поисках астероидов с радиоактивной начинкой. Оставшемуся "я" предстояло не менее важное дело: попытаться завязать контакт с квинтопусом. Но как сделать это, имея самое поверхностное представление о его языке и вообще никакого – о его мышлении?

     Кроме того, нужно узнать, откуда прибыл инопланетянин. Проще всего было бы показать карту, но как это сделать, если он не имеет зрения в привычном понимании?

     Джей собрался у стены и осторожно тронул иглы, те задрожали на высокой ноте. Существо на стене дёрнулось, вытянуло щупальца, прислушиваясь. Человек подождал, затем снова провел по металлической щетине. Квинтопус протянул конечность и ответил, отправив низкий гул блуждать по помещению.

     На замену радиоактивной начинки в реакторе ушел месяц. Чтобы иметь постоянный доступ в корабль, Джей разобрал антенну. Часть его теперь собралась в мембрану, через которую он мог проносить найденный материал.

     К сожалению, с общением всё оказалось не так легко. Он быстро научился говорить, но дальше бессмысленного повторения дело у них не зашло. Нужно было что-то общее, от чего можно оттолкнуться. Оставалось попробовать ещё одно. Когда реактор был заряжен, Джей собрался в центральном зале. Представив карту этого сектора, он сгруппировался в материальное её изображение. В плотном воздухе повисли "звезды", вокруг которых по орбитам кружились совсем крохотные планеты. Квинтопус отделился от стены, повис, шевеля щупальцами и рассматривая плывущую перед ним картину.

     У Джея не было никакого представления, как именно раса квинтопусов видит звезды, но шансы на успех были высоки. Ведь они вышли в космос, и не просто на орбиту, а начали покорять Пространство. На карте крохотная точка ползла между звезд, потом немного изменила траекторию: человек показывал свой путь к Дзете. Потом она встретилась с такой же песчинкой. Он всматривался в замершего инопланетянина. Наконец, тот дрогнул, волна прошла, подхватывая плавающие в пространстве искорки. Точка, изображающая человека, сдвинулась и поползла обратно. Когда она оказалась за пределами экрана, в движение пришла и песчинка корабля. Покружив по системе, он покинул её пределы и поплыл к расположенной на самом краю карты звездной системе. Джей смотрел, как раскручиваемая обратно во времени игла поравнялась с неприметной планетой, кружащей вокруг красного карлика, и исчезла из виду. Сразу после этого инопланетянин замолчал.

     Корабль нёсся к Дзете, усиленно выжигая топливо, уже третий месяц. Скорость медленно, но неотвратимо росла, а в максимальном сближении со звездой она должна стать достаточной, чтобы выбросить иглу за пределы системы.

     Для Джея так и осталось тайной, как именно квинтопус управляет кораблем. Когда человек буквально на пальцах объяснил свою идею, инопланетянин забрался в гнездо. Запустив щупальца в отверстия, он больше не двигался, но корабль тут же сорвался с места.

     Время – понятие относительное. Около года понадобилось кораблю, чтобы набрать необходимую скорость и, обойдя по короткой дуге огромную и бесконечно тяжелую звезду, выстрелить прочь. Корабль удалялся от Дзеты. Джей раз за разом перепроверял расчеты, внося новые данные. Он успел обойти всю систему, предусмотреть почти всё, представляющее хоть малейшую опасность. Через две недели игла должна выйти в пространство. Там человек сменит выгоревшее вещество в реакторе, и их пути разойдутся. Квинтопус отправится домой, а в другую сторону полетит сигнал, что в секторе Джей обнаружена цивилизация Чужих. Дальнейшая судьба контакта теперь зависит от ребят на матери-Земле. А Джею предстоит долгий и мучительный забег по следам уходящего в пространство основного "я".

     Джей рассчитал почти всё, кроме случайностей. Да и кто бы смог? Пойманный гравитацией Дзеты четыреста лет назад, крошечный кусок камня диаметром в полметра неторопливо подлетал к границам системы. Он отскочил бы от обшивки, двигайся игла немного медленнее. Но несущийся с головокружительной скоростью корабль ударил с такой силой, что перешедшая почти мгновенно в энергию масса камня практически прожгла обшивку в районе рубки. Остатки камня с грохотом ударили в трубы у противоположной стены, но остатка сил хватило только, чтобы погнуть их.

     Джей находился внутри, когда через огромную дыру наружу ринулся воздух. На принятие решения времени не оставалось, да и какой тут может быть выбор? Человек тут же закрыл собой отверстие. Отток атмосферы замедлился, но на то, чтобы надежно запечатать брешь, массы не хватило. Атомы газов продавливались сквозь неплотные молекулы тела. Нужно было срочно что-то решать.

     Радиоактивные изотопы! Подготовленные к финальной заправке, они были закреплены в микроконтейнерах, разбросанных по обшивке. Рискуя вылететь пробкой, он потянулся тонкой плетью к ближайшему, чувствуя, как растягивается тело. Если он не выдержит... Вдруг держаться стало немного легче: квинтопус подобрался к нему и теперь всеми конечностями удерживал, прижимая к краям корабельной раны. Хоть от этого и зависела жизнь самого инопланетянина, Джей ощутил признательность. Дотянувшись до контейнера, он втянул из него вещество, перестраивая его, укрепляя связи между собственными молекулами. Уже более осязаемый, дотянулся до следующего, и еще, пока не вобрал в себя всё, что было заготовлено. Теперь он стал плотнее и мог удерживать ставшую немного более разреженной атмосферу. Но теперь оказался в ловушке: Джей не мог бросить пятирукого Чужого, не убив. А спасая – растратил всё топливо.

     В глазах всё ещё сверкали искрами остатки заряженных частиц из перестроенного урана. Квинтопус висел рядом. Неожиданно он вскинул щупальца, изобразив ими странную, но уже привычную глазу фигуру. Поврежденные металлические волоски на стенах фальшиво запели. Человек представил себе карту сектора. От указанной инопланетянином звезды их отделяло три световых года. Мелочь при его скорости, но почти вечность на лишённом топлива корабле. Горько хохотнув, Джей спросил у висящего перед ним существа:

     – Ну что, будем учиться говорить?

     Ранний звонок – это всегда очень неприятно. Особенно если это звонок с работы. В твой законный выходной. Грег с головой накрылся одеялом, но это не помогло, умная электроника дома зафиксировала движение и увеличила громкость.

     – Ну и кто там такой настойчивый!? – Грег наконец сдался. Рывком сдернув одеяло, сморщился от не успевшего снизить громкость сигнала.

     – Это Певцов. Судя по всему, что-то важное. – приятный женский голос донесся со всех сторон одновременно: умники в Службе психологического комфорта посчитали, что человеку легче воспринимать голос машины, если он не ищет непроизвольно источник звука. – Вызову присвоена красная степень. Принять?

     Грег шумно выдохнул. Надо же – красная степень. Видимо, что-то на самом деле необычное. Даже экстраординарное, учитывая, что у Службы расследования неклассифицируемых преступлений не бывает обычных дел вовсе, но выше оранжевой степени вызовов еще не наблюдалось.

     – Давай. Что там у тебя стряслось? – последнее уже было обращено к возбужденно сопящему в микрофон Певцову. – Ты смотри, я оружие дома держу, мало ли что мне от недосыпа в голову стукнет, приду к тебе и привет.

     – Ай яй яй, шеф, что ж ты такое говоришь? Я же теперь бояться буду, работать не смогу. Все, кладу трубку, мне надо жалобу написать куда следует.

     – Ладно, шучу. Докладывай. – Грег легко соскочил с постели и, разминая на ходу затекшие за ночь суставы, пошлепал в ванную.

     – Темное дело шеф. Звонят мне только что безопасники и рассказывают странное. В закрытом на ночь банке, до отказа набитом охраной и сигнализацией, где даже пыль летает строго по пропускам, срабатывает детектор объема и прочая автоматика. И где бы ты подумал?

     Увлеченный операциями с зубной щеткой, Грег промолчал. Певцов, не дождавшись ответа, продолжил:

     – В центральном хранилище.

     Ответом ему послужил захлебывающийся кашель. Вполне довольный эффектом, Певцов ждал, пока шеф успокоился. Тот, прочистив горло, поинтересовался:

     – Через пол?

     – Нет. В том то и дело, сейсмодатчики обнаружили бы его в два счета еще на дальних подступах.

     – Вентиляция? Ну не возник же он там, в самом деле! – Грег вытер лицо, бросив полотенце на край ванны. – Что сами охранники говорят?

     – Вот тут и начинается странное, шеф! Оператор камер наблюдения сообщил, что за секунду до того, как сработала сигнализация, в хранилище никого не было. На записи четко видно, что злоумышленник материализовался в центре зала.

     Грег недоверчиво хмыкнул. Судя по всему, имела место попытка ограбления, предпринятая кем-то из охраны. А, может, и всей сменой. Операция сорвалась, и теперь они собираются все свалить на попавшегося. Он открыл шкаф, на кровать полетели рубашка и костюм.

     – Выезжаю через десять минут. Проверь пока записи на предмет подделки. По-моему, дело ясное.

     – Уже проверили до нас. Или ты думаешь, нам бы передали простое дело? Видео не содержит никаких следов обработки. Разобрали покадрово. Самое интересное, грабитель не появляется неожиданно на каком-то определенном моменте, как можно ожидать в случае с подделкой. Он присутствует на десятке кадров, постепенно проявляясь.

     – Ладно, заинтриговал, сдаюсь. – Грег сунул в ухо шарик гарнитуры, переведя разговор на нее. – Он уже у нас?

     – Да, в комнате для допросов.

     – Хорошо, уже выхожу. С тебя кофе!

     Грег остановился у монитора, пристально вглядываясь в изображение. Тот, кого ему сейчас показывали камеры, не похож на тех, кто способен пойти на ограбление банка. Худощавый, острые плечи, на которых любая одежда висит, как на пугале. Длинные руки, прикованные наручниками к скобе на столе, в любой момент готовы освободиться от оков. Рыжеватые, давно не стриженые волосы, торчащие в разные стороны, очки в тонкой оправе. Правда, очки все больше носят не для коррекции зрения. В современных моделях скрыта довольно мощная начинка, превращающая их в легкий компактный компьютер. Догадка оказалась верна. Приглядевшись, он заметил, что парень, внешне совершенно неподвижный, активно двигает глазами, следя за чем-то, для остальных невидимым.

     – Это у него что? Почему не конфисковали? – Грег подозвал Певцова, указав на экран. Тот виновато потупился.

     – Сейчас все мигом сделаем, шеф! Не извольте беспокоиться…

     – Да теперь уже поздно. Ладно, я пошел.

     Прихватив с собой пару кружек кофе, Грег вышел из аппаратной. Комната для допросов находилась через пару дверей. Дежурный пропустил его внутрь, плотно притворив за ним дверь.

     – Приветствую. Я – Грегори Олсен, капитан полиции. – Подозреваемый, не двигаясь, сидел в той же позе. Грег поставил перед ним одну из кружек, сел напротив, притянув к себе планшет с делом. – А ты у нас…

     Мужчина с другой стороны стола молчал. Грег быстро просмотрел дело. О! Вот это уже интересно!

     – Соболев Андрей Валентинович, место работы – МИФИ, аспирант. Ученый, значит. Что же ты делал в закрытом хранилище, аспирант?

     Названный аспирантом не отреагировал, и это уже начинало напрягать. Грег поднял руку, сказал в пространство:

     – Включите глушилку. Очки забирать не будем, но доступ в Сеть ему перекройте.

     Внешне ничего не изменилось, но подозреваемый неожиданно заморгал. Руки, прикованные наручниками к кольцу на столе, дернулись, раздалось негромкое лязганье. Он недовольно поморщился, наклоняясь к рукам. Сняв очки, несколько секунд удивленно изучал их, затем поднял глаза на Грега.

     – Капитан, зачем вы интернет отключили?

     – Ах, так ты меня, значит, слышал, вот так новость! Не переживай, поговорим с тобой, а потом вернем тебе интернет. Может быть. А пока мне нужны ответы.

     – Попасть туда было очень легко. Для меня, конечно.

     – С чего ты решил, что я тебя именно об этом спрошу? – Грег был слегка удивлен.

     – А о чем еще? Или я здесь по какой-то не связанной с проникновением причине?

     В глазах мужчины появилась плохо скрываемая усмешка. Да и все лицо потеряло былую отрешенность. Капитан нахмурился. С первых минут допроса так глупо сесть в лужу! Теперь, как бы он себя не повел, тот будет считать его недотепой. Хотя, и это можно повернуть на пользу делу.

     – Ладно, поумничали – и будет. А теперь, может быть, поделишься, как ты оказался в хранилище? И почему это легко именно для тебя?

     Соболев сделал непроизвольное движение поправить очки, цепь наручников тихо звякнула, натянувшись. Он поморщился, опустив руки на стол. Ненадолго задумался.

     – Вы знакомы с парадоксом путешествия во времени, капитан?

     Грег удивленно вскинул брови.

     – Да, что-то про убийство собственного дедушки.

     Подозреваемый мотнул головой. Руки снова дернулись к очкам.

     – Нет, я имею ввиду другое. Дело в том, что я создал машину для путешествий во времени. Не нужно смотреть на меня, как на психа. Ее создание было делом времени. Еще пятнадцать лет назад отец разработал ее, правда, только в виде черновиков. В ученом совете над ним посмеялись, посоветовав заняться полезным делом. Сам он не мог ее собрать из-за отсутствия необходимых технологий. Я, можно сказать, и в физики-то подался, чтобы попытаться самому создать требующиеся приборы.

     – И как, получилось?

     – Как Вы могли увидеть на записи, да. Единственное, мой отец был приверженцем классической модели путешествий во времени. Считал, что сможет отправиться в прошлое, посмотреть на Древний Рим и прочие глупости в этом роде.

     – А что не так с Древним Римом?

     – Не так со всей моделью. Она рассматривает Землю, как статичный объект, в то время, как она постоянно движется. Причем, движение происходит не только внутри системы, что легко просчитать. Вся система движется вокруг ядра галактики, а сами галактики разлетаются в разных направлениях.

     – Ну, об этом я, допустим, знаю.

     – Да? Странно.

     – И что же в этом странного?

     – Простите, я не хотел обидеть, это общая тенденция – возвращение к геоцентрической картине мира. Так вот. Представьте теперь, какие нужно произвести вычисления, чтобы узнать, где в пространстве находилась Земля в интересующий нас момент времени? Можно смело отбрасывать все парадоксы времени, так как они так и останутся играми разума даже при рабочем прототипе машины.

     – Но почему, если появится возможность путешествовать, а значит, и проверить?

     –Потому что наша планета – слишком массивный объект, чтобы с достаточной точностью рассчитать ее положение хотя-бы на сутки вперед и назад во времени. Существует практически стопроцентная вероятность, что отправляемый объект «промахнется в Землю». Причем, либо окажется в толще земли, либо высоко над ней, что одинаково смертельно. Так что не будет никаких Древних Римов и иже с ними.

     – Хм, никогда не задумывался об этом.

     – Охотно верю. Не обижайтесь.

     – Все в порядке. Давайте ближе к делу. Как все это связано с Вашим появлением в банке?

     – О, дело в том, что я таки собрал машину времени.

     – Даже так? И где же она, в таком случае?

     – Вы что- нибудь слышали о нанороботах?

     – Конечно. Как и все, я смотрю новости. Но они еще только на стадии тестирования, или я чего- то не знаю?

     – В МИФИ я как раз участвовал в разработке. В них вложено довольно много моих оригинальных идей. Собственно, проблема, с которой столкнулся отец, это интеграция машины в нервную систему человека.

     – Вы хотите сказать, она настолько мала?

     – А насколько мал компьютер в моих очках? Машина была рассчитана на пересылку относительно небольшой массы. Например, человек вырабатывает достаточно энергии для переноса себя плюс десять килограммов. Но для отправки, например, автомобиля, требуется сила молнии, тот старый фильм не соврал. К тому же, большая масса дает большие погрешности в расчетах.

     – Значит, нанороботы были нужны вам…

     – Да, для сборки машины внутри тела. Мне достаточно было собрать первого нанита, а затем уничтожить наработки. Таким образом, я единственный носитель рабочего прототипа и информации о нем.

     – Хорошо, давайте на секунду представим, что я вам поверил. Насчет нанороботов, машины времени… Я правильно понял, что передо мной сейчас сидит первый эээ… киборг?

     – Ну, если хотите, можете считать так.

     – А сканирование?...

     – Покажет, что во мне полно металла.

     – Хорошо… Но мы снова ушли от основной темы. Так каким же образом Вы осуществляете свои… путешествия во времени?

     – Как вам объяснить… Собственно, путешествия, как такового, не происходит. Если, конечно, не считать времени, затраченного на перемещение. В действительности, путешествие – это прыжок через пространство-время. Я выбираю место, в которое необходимо попасть. Затем вычисляю ближайший радиус прыжка. После нужно узнать точное место старта и вперед или назад во времени двигаться. Например, чтобы попасть в хранилище, я высчитывал, где оно находилось в ближайшем прошлом и отправился туда.

     – Уж не хотите ли Вы заявить, что прибыли из будущего?

     – Странно звучит, правда? До последнего прыжка я жил на полторы секунды в будущем. А где мое исходное время, я не знаю. Запутался еще на стадии испытаний. Но уверен, что не более, чем в половине минуты в одну из сторон.

     – Все это очень похоже на плод нездорового воображения.

     – Даже не собираюсь переубеждать.

     – А почему вы попались? Как я понял, это далеко не первый прыжок. С чем связана такая досадная для вас оплошность?

     Подозреваемый сдержанно рассмеялся.

     – Глупо получилось. Я просто не ожидал, что системы безопасности окажутся и внутри сейфа. Неверно оценил ситуацию. А потом просто не успел ничего сделать – меня уже схватили и куда-то потащили… Капитан, –могу я попросить о крохотном одолжении? Я вижу, вам не по себе. Когда отправитесь передохнуть, можете на обратном пути прихватить мне воды? Три часа не пил, не смертельно, конечно, но приятного мало.

     – Хорошо, я распоряжусь. – Грег, у которого уже начинала гудеть голова, поднялся из-за стола, направившись к выходу. Когда дверь распахнулась, подозреваемый остановил его.

     – Капитан, еще одна просьба – пока вас не будет, включите интернет.

     Грег отрывисто кивнул и вышел. Дверь за ним захлопнулась, подозреваемый остался один.

     Капитан почти вбежал в аппаратную. Сидевший у монитора Певцов вскочил при его появлении, в глазах читалось глубочайшее удивление.

     – Что думаешь по этому поводу, шеф? По-моему, псих полный!

     Грег залпом влил в себя стакан кофе, наполнил снова.

     – Псих – не псих, но странного в нем – хоть отбавляй.

     Он уселся в кресло, расслабленно вытянув ноги. Разговор не занял и получаса, но оставалось ощущение, что длился он целый день.

     – Сеть вернули ему?

     – Да, опять глазами мельтешит. Что он там делает?

     – Не знаю, может, ищет чего. Слушай, а как туда сигнал проходит? Там же стены метровые.

     – Антенна проведена. – Певцов пожал плечами. – Без нее туда никакой сигнал не пройдет.

     Внезапная догадка озарила капитана. Он подскочил к монитору, уставившись на сидящего путешественника.

     – Узнай, в хранилище есть связь, или тоже антенна подведена?

     – Проверяли уже, там тоже как в гробу. Сигнализация и камеры проводные, внутри связи нет. А что?

     – А то! Ты слышал – ему необходимо рассчитывать каждый прыжок! А для этого стопроцентно нужны показания GPS и куча данных, которые не получится держать в голове! Смотри – сначала он оказался заперт в изолированном хранилище, потом его перевозили, а в итоге заперли в еще одной изолированной комнате. Когда включилась Сеть?

     – Минут за пять до твоего прихода, а что? Он бы успел все рассчитать и сбежать, так что не сходится, шеф.

     – А если ему необходимо было рассчитать прыжок с дополнительной массой и набрать для нее заряд?

     Внезапно все встало на свои места. Они крикнули одновременно:

     – Стол в комнате для допросов!

     – Отключай чертову антенну!

     Они одновременно подскочили к пульту. Певцов бросился отключать Сеть, а Грег уставился в монитор.

     Комната для допросов была пуста, если не считать двух сиротливо стоящих друг напротив друга металлических табуретов.

     В зале суда стояла необычайная тишина. Подходило к концу последнее заседание, в накалившейся до предела атмосфере все присутствующие с нетерпением ждали развязки. И адвокат, и сторона обвинения предоставили исчерпывающие доказательства, а прения сторон окончательно поставили в тупик судью и присяжных. Наконец, спустя недели разбирательств, двенадцать человек удалились в комнату совещаний. Там ожесточенная борьба продолжилась, через стол били молнии резонных замечаний, противники точечно кололи друг друга доказательствами, то и дело взрываясь фонтанами домыслов. Наконец, вердикт был вынесен. Голоса разделились поровну, но в последний момент надломилось самое слабое звено, и большинством голосов подсудимый был признан виновным.

     В своей заключительной речи судья признал неоднозначность дела, но все же согласился с доводами обвинения. Десять лет без возможности пересмотра. Подсудимый был крайне расстроен, но не удивлен. И среди присяжных, и в окружении судьи, везде были заинтересованные лица. Десять так десять. Зато выспится.

     К нему пришли на следующий день. Тонкий, прячущийся за сверкающей стеной очков, не замолкал ни на секунду, пока осматривал его. Быть может, амебам в прицеле микроскопа такое внимание и льстит, но этот тип едва успел уйти вовремя, недовольно блеснув линзами.

     Следом его негостеприимную обитель посетила женщина. Строгое холодное лицо, сталь в голосе и пустота космоса под длинными ресницами. Сверившись с информацией в планшете, она коротко кивнула, затем лишь снизойдя до пронзительного взгляда.

     – Мистер Гаррисон. – Не вопрос, даже не обращение. В конце предложения отчетливо прозвучала точка.

     – Допустим, что так. С кем имею честь?

     – Я уполномочена Институтом перспективных разработок сделать Вам некое предложение. – Единожды удостоив его взглядом и вполне довольная произведенным эффектом, женщина погрузилась в мелькающие на экране документы, уже не поднимая глаз.

     – Ого! И что же вам нужно от осужденного преступника? Я еще жив, практически здоров, и свою прохладную тушку не собираюсь завещать во славу и во имя. Тут вам ничего не обломится. Так что ожгите меня напоследок своим фирменным стервьим взглядом и адью, скоро ужин.

     – Тело можете оставить себе – тушками охотно делятся смертники, их сейчас, как блох. Наше предложение несколько иного плана.

     – Заинтригован.

     – Ознакомившись с материалами дела, учитывая неоднозначность улик и спорность приговора…

     – А я и не отрицал, что невиновен. Подлые люди, лишь они виноваты, что те детишки будут расти без отца… – Гаррисон уронил лицо в ладони. Плечи вздрагивали от тяжелых рыданий.

     – Переигрываете.

     Гаррисон тут же выпрямился, криво усмехнувшись.

     – В общем, учитывая все вышеперечисленное… Как Вы смотрите на изменения срока с десяти лет до одного года на наших условиях?

     Секунду он не сводил взгляда с ее жутких ледяных глаз, пока стойкое ощущение злой шутки не дало трещину, с хрустальным звоном осыпавшись на пол камеры.

     – И какие же это условия? – голос, зажатый твердой рукой, все же слегка дрогнул.

     – О, это крайне интересные условия, мистер Гаррисон. – И улыбка Горгоны на заострившемся лице.

     План оказался действительно заманчив. Яйцеголовые изобрели очередную штуку, лезть в которою, судя по всему, отказались самые бесстрашные добровольцы. Телу действительно ничего не угрожало. Испытателя погружали в ванну с теплой водой, предварительно утыкав череп гирляндами датчиков. Как объяснил Самый Главный Яйцеголовый, тело подопытного погружалось в спячку, в то время, как мозг, подключенный к компьютеру, продолжал работать. Добровольцы все таки были, но ни один не оставался в сети больше, чем на неделю.

     – Так это ж курорт! – Гаррисон нетерпеливо потер руки. – И никаких тебе добряков с заточками… Док, а кино там будет?

     Самый Главный пробурчал неразборчиво, махнув тонкой птичьей лапкой. Словно повинуясь жесту, вокруг подопытного взметнулся вихрь из ассистентов. В считанные секунды Гаррисона туго спеленали, опутав сверху бесконечными витками проводов. Дюжина рук осторожно опустила его в глубокий аквариум.

     –Я как рождественская елка, выброшенная с корабля! – а секунду спустя тягучая жидкость неторопливо вползла в рот.

     В пустоте комнаты только гулкое эхо от каменной кладки, да холод. Гаррисон неуверенно прошлепал босыми ногами к стене – шершавая и чуть влажная.

     – Ау, господа ученые! – что случилось? Он в карцере? За что?

     Тусклые лампы под высоким потолком моргнули, второй, третий раз, погасли вовсе. Вместо них в стене возник экран, в центре трепещет знакомый с детства анимированный лейбл.

     – Компьютер? Ну точно курорт…

     На дисплее открылось окно мессенджера. Контакт Проф набирает сообщение.

     – Приветствую вас, мистер Гаррисон. Как самочувствие? Можете отвечать голосом, программа автоматически распознает слова.

     – Профессор, что это за место?

     – Что-то не так? Где Вы находитесь?

     Гаррисон осмотрелся еще раз. Крохотная комнатенка без дверей, но с высоким потолком.

     – В каменном мешке. Что я тут делаю? Что-то пошло не так?

     В этот раз ответ пришел с небольшим опозданием.

     – Это вас нужно спросить, мистер Гаррисон. Это все ваше воображение.

     Гаррисон недоверчиво хмыкнул.

     – Воображение, мистер Гаррисон. А иначе, откуда у вас на голове рыжий парик?

     Гаррисон дернулся, как от удара, когда его щеки коснулся тяжелый, отливающий медью локон.

     – Да чтоб меня…

     – Вынужден откланяться, мистер Гаррисон. Дела, дела… Я бы на Вашем месте пока осваивался….

     Окошко свернулось. Он остался один.

     Следующие дни прошли в изучении доступных возможностей компьютера. Большое разочарование – ни фильмов, ни игр. Даже музыки самой завалящей. Вместо них – бесконечные директории с текстовыми документами, презентациями и прочей заумью. Гаррисон пробовал было читать, но на первой же странице увяз в непроходимых топях. Змеи чудовищных формул тянули к нему свои скобки, грозя удавить знаками после запятой, а в биологическом разделе он даже не стал пробовать читать непонятное, всерьез опасаясь вызвать Сатану.

     Окончательно убедившись в собственной неспособности что-либо понять, Гаррисон в сердцах плюнул в монитор и развалился на каменном полу. Закинув руки за голову, он дал себе зарок, что пролежит весь год, и ни одна ученая сволочь не заставит его сдвинуться с места. Вопреки ожиданиям, никто не обращал на него внимания. Есть, пить и спать не хотелось вовсе, так что Гаррисон пролежал недвижимым пару суток. Цирковые лошади мыслей бежали по кругу, яркие, но все же рано или поздно утомившие до зубовного скрежета. Со вздохом поднявшись, он размял совершенно не затекшие суставы. Что там по ящику... Под дисплеем привычно возникла виртуальная клавиатура, из развернувшихся папок поползли колонки цифр…

     В конечном итоге, все оказалось не так уж и страшно. Гаррисон обнаружил директорию со школьными учебниками. Программа колледжа поначалу давалась с трудом, но заняться было все равно нечем, так что в конце концов он уже поздравлял себя с успешным окончанием первого семестра. И примерно в это же время на почту прилетело первое задание. Гаррисон справился с ним играючи, в перерывах между лекциями по физике. После этого поток заданий непрерывно рос, каждая решенная задача добавляла гордости, а нерешенная заставляла глубже зарываться в тело вопроса. Время шло, по внутреннему календарю истек положенный год, но Гаррисон не заметил этого, с головой уйдя в пучину знаний.

     – Дамы и господа, – холодная женщина с пронзительным взглядом поверх очков поправила микрофон. – Сегодня мы вступаем в новую эру вычислительной техники. Наша компания совместно с Институтом перспективных разработок рада представить вам первый по-настоящему разумный самообучающийся искусственный интеллект! Это пока всего лишь прототип, но мы не намерены останавливаться на достигнутом. Итак, поприветствуем – «Гаррисон»!

     Выметнувшись из кабинки лифта, Иван со всех ног ринулся в сторону квартиры. Ошарашенная поведением хозяина, входная дверь едва успела распахнуться перед самым его носом. Пробежав по инерции еще пару метров, Иван затормозил, едва не рухнув на стеклянный журнальный столик, совмещенный с интерактивным экраном. Выражение легкого испуга на лице медленно сменялось на весьма раздраженное. Уперев руки в бока, Иван вперил суровый взгляд на возлежащего на диванных подушках наглеца.

     – Василий, и как это понимать?

     Огромный рыжий котяра нехотя приоткрыл глаза, протянув низким голосом:

     – Муооу.

     – Что случилось? Зачем кричишь? – сварливо прогудело в голове. Иван долго и с любовью выбирал голос для переводчика, пока не наткнулся на этот, принадлежавший некогда популярному, но теперь прочно забытому киноактеру.

     – Это я тебя хочу спросить, что у тебя такого стряслось, что понадобилось сигнализацию включать!

     Василий тяжело вспрыгнул на спинку дивана, помолчал секунду, успокаивая дыхание.

     – Жрать хочу. Дай.

     Иван от такой наглости чуть не потерял дар речи. А шерстистый шар, этот дар недавно обретший, уточнил:

     – Дай. Та штука не дает.

     Стоящий на кухне автоматический кормораздатчик оказался на месте и на первый взгляд даже невредим. Но только на первый: сегодня наглый котяра ухитрился выдернуть провод из розетки. На беду, та была защищена всего лишь от детей, и против внезапно поумневшего голодного двенадцатилетнего разбойника ничего сделать не смогла. Давно пора уже подключить кормораздатчик через беспроводной интерфейс, а то все как в начале века живет.

     Иван подобрал с пола штепсель, угрожающе махнул в сторону кота.

     – Ух я тебе! Не дает! А зачем ты его выключил? А, главное, как… – последнюю фразу произнес уже себе под нос, склонившись над розеткой.

     – Он не давал. Я его за хвост. Хвост отпал. – Василий мешком скатился с дивана. Лапы грузно застучали по полу. – Дай.

     – Да что с тобой поделать, держи. – Иван запустил аппарат. Тот, после недолгой загрузки, вывалил в миску порцию корма. – Я же тебе объяснял, аппарат работает по расписанию. Дает три свистка – за десять, пять минут и сразу перед кормлением. Трудно понять?

     Василий не ответил, только ворчал бессвязно, утрамбовывая в себя содержимое миски. Махнув рукой, Иван вышел в зал, мысленно набирая номер Ярофея, начальника отдела. С аватары на него взглянул пытливым, как тому казалось, взором молодой, всего лет на пять старше его, мужчина. Спустя три гудка ее оригинал принял вызов. Слишком быстро, значит, совещание уже закончилось.

     – Да, Иван. Разобрался? – довольный и отвратительно жизнерадостный голос руководителя заставил уголок рта презрительно дернуться. За эту его жизнерадостность, да еще за то, что в столь юном возрасте получил кресло начальника отдела перспективных разработок, Ярофея люто невзлюбили все, кроме вышестоящего начальства. Выскочка.

     – Да, Ярофей Николаевич. Тут такое дело, ни за что не поверите… Кот у меня есть, понимаете? Так вот это он сигнализацию включил, потому что автокормушка сломалась…

     Иван ждал грома и молний, но, на его удивление, кары не последовало.

     – Ого! Покажи! – Ивану показалось, что он на миг даже увидел лицо с горящими любопытством глазами в обрамлении тонких длинных ресничек. Покопавшись в галерее, переслал пару фото. В ответ почти моментально пришли пиктограммы-«лайки», что значит, шеф оценил, хех.

     – Каков пузан! Чипованный?

     Иван ответил с запозданием. Не хотелось признаваться. Еще до операции хирург предупредил, что чип может не прижиться, и теперь не оставляло ощущение нереальности происходящего, что стоит только кому-то еще узнать о приобретенной разумности Василия, как он без промедления превратится обратно в старого, сварливого и очень обычного, хоть и любимого, кота. А еще больше боялся, что операция прошла неудачно, а все их диалоги ни что иное, как плод его, Ивана, воображения.

     – Да, пару месяцев тому...

     – Ха-ха! Тогда и удивляться нечему. Я свою щуку мохнатую тоже проапгрейдил, умная стала, аж жуть берет! А разговорчивая – молчать не заставишь!

     – Ну, это она в хозяина вся. – Ноги вмиг стали ватными, Иван медленно опустился на диван.

     – Что? А, метко подметил. Да, вся в меня. Хочешь, фотку пришлю?

     –Давай. – Иван чувствовал, как постепенно уходит напряжение. Два долгих месяца он боялся, что живет в плену шизофренического бреда. Теперь же пришло успокоение. Кот действительно умен. И умеет говорить.

     – А твоему сколько?...

     А Василий, устав есть стоя, кряхтя прилег. За спиной, в зале, бубнил хозяин, но кот не обращал на него никакого внимания. Единственное, что занимало по-настоящему – как заставить эту чертову конструкцию кормить его тогда, когда этого хочет он. Все остальное – ерунда.

     Надежно закрепившись кончиками пальцев в глубокой расщелине, Александр повис под выступом скального карниза. Свободная рука нырнула в закрепленную сзади поясную сумку с тальком. Затем вымазанная белым порошком ладонь вцепилась в зазор, приняв на себя вес тела и позволив освободившейся руке повторить предыдущий маневр. Александр подтянулся, нащупывая ногами опору. Теперь он висел под карнизом, растопырившись, как огромный разноцветный паук. Осторожными, точно выверенными движениями, практически на одних руках, стал карабкаться выше, когда легкое, едва заметное движение привлекло его внимание. Александр остановился, внимательно осматривая участок скалы чуть выше уровня глаз. Из трещины в прочном граните выглядывал невесть как попавший сюда крошечный зеленовато-бурый росток. Его единственный лист, весь в крошечных прозрачных ворсинках, подрагивал от едва заметных движений воздуха. Скорее всего, он был занесен сюда одной из редких в этих местах бурь и смог прижиться в практически лишенной воды среде.

     Александр несколько секунд восхищенно разглядывал маленькое чудо. Пожалуй, из этого может получиться отличное фото для Nature. Он активировал микро-камеру в левом глазу. Перед внутренним взором развернулось дерево настроек. Александр движением глаз переместил его в сторону, зрачок расширялся и уменьшался, наводя резкость. Композиция выходила неплохой, но все же не идеальной. Солнечные блики во вкраплениях слюды слепили, портя весь эффект. Невольно прищурившись, Александр перевел камеру в режим ожидания. Оглядев гранит стены, он перехватился чуть левее и выше. Затем, перенеся вес на левую руку, принялся нащупывать пальцами другой новую точку опоры. В этот момент кусок гранита, выветренный тысячелетиями непогоды и перепадов температур, со звонким щелчком лопнул. Вися под углом на краю карниза и лишившись сразу двух точек опоры, Александр стремительно рванулся вниз, отправляясь в пятидесяти метровое турне навстречу каменным глыбам у подножия скалы. Самое короткое в его жизни.

     Мгновенный выброс адреналина вышиб дыхание, смертельным ужасом разогнав сердце почти до двухсот ударов в минуту. И он же активировал режим ускорения в каскаде мозговых имплантов, выведя сознание практически на машинные скорости. Стремительное падение замедлилось, сейчас Александр неторопливо продавливался сквозь «загустевший» воздух. О том, что он все-таки падает, напоминало лишь неприятное ощущение невесомости. Он попробовал повернуть голову, чтобы посмотреть вниз, но не смог этого сделать. Движения конечностей также были предельно замедлены. Все тело, казалось, было погружено в прозрачную чашу, до краев наполненную застывшей патокой. Не сразу пришло осознание, что скорость сокращения мышц намного ниже его теперешней скорости мышления. Александр определил положение тела в пространстве. Оказалось, что его медленно разворачивало вдоль продольной оси, так что теперь он падал спиной вперед практически горизонтально. Александр ненадолго задумался. Ледяной ужас, сковавший тело и запустивший экстренную защитную систему, никуда не исчез, но от него можно было отгородиться парой фильтров, что он и сделал.

     В правом верхнем секторе обзора появилась и заморгала пиктограмма вызова, сопровождаемая легкой трелью звонка. Кто-то решил ему позвонить, хотя Александр точно знал, что на время восхождений его статус для всех входящих менялся на «недоступен». Он принял вызов, заметив проявившийся с некоторым запозданием аватар молодой рыжеволосой девушки.

     – Сашка! – ураганом ворвался под свод черепа восторженный девичий голос. – Ты в сети? Не верю! А я еще думаю такая ты это, или не ты! Ты же никогда не ускоряешься! А потом гляжу – ты. Ускоренный! Ой, а ты в горах? Классно! Хочу-хочу-хочу!

     – Стой ты, не верещи! – Александр решительно прервал поток сознания взбалмошной и сверхгиперактивной дамы, являвшейся по совместительству его младшей сестрой Алисой.

     – Да чего ты? Я ему тут звоню, чтоб с первым ускорением поздравить, а он… У меня обед тридцать секунд назад начался, я сразу сюда ускорилась, а тут ты. Ну, думаю, дай позвоню.

     – Алиска, подожди.

     – А ты, значит, все ползаешь?

     – Да помолчи уже! Видишь меня сейчас?

     – Вижу, не слепая! – В голосе сестры зазвучала обида. – И что? Ой…

     – Я падаю, Алиска. Через несколько секунд мою тушку размажет по камням. Какое счастье, что ты позвонила, я бы сам не сразу догадался…

     – Ой, Сашка…

     – Ну, хоть не один перед смертью буду.

     – Не говори так… Подожди, я сейчас!

     Пиликнул сигнал отбоя. Александр не успел даже удивиться, как в углу появился моргающий конверт. В поле просмотра появились строчки: «АliSSkА приглашает Вас в общий чат. Принять?».

     Александр отправил подтверждение. Сразу за этим в ухе снова пропел сигнал вызова, а в возникшем окошке чата поползли никнеймы присоединившихся к беседе людей. Среди синих имен знакомых контактов проскочили несколько серых, ID которых он не знал. В голове раздался многоголосый хор, каждый старался перекричать остальных, требовал от него немедленно прекратить эти тупые шутки, а кто-то, поверивший сразу и полностью, тихо шептал молитву. Даже не вслушиваясь, Александр сразу понял, кто это. Он быстро пролистал список подключившихся и, найдя контакт «мать», отключил его от чата. Следом по отдельной линии ушел сигнал вызова.

     – Сашка… – в голосе матери не было слез, но лишь потому, что ее тело еще не успело отреагировать на страшную новость.

     – Вот и все, мама, доигрался твой Карлсон.

     – Ох, Сашка… Как же так? Я говорила тебе, не доведет до добра твое увлечение…

     – Прости, мама.

     В параллельной ветке буйствовали голоса. Александр изолировал оба канала и теперь мог общаться по ним независимо.

     – Артем, ты тут?

     – Мама, а помнишь, как мы в первый раз пошли с тобой и отцом в поход в горы?

     – Всем молчать! Да, Саня, тут я. Что там у тебя конкретно?

     – Конечно, Сашка. Ты тогда полный рюкзак камней набрал, отец еле донес. А потом они по всему дому валялись.

     – Сто двадцать километров до ближайшей больницы. Высота – пятьдесят. Убьюсь точно. Есть шансы меня потом собрать?

     – Да, мама, вы их год в гараж тайком относили, ха-ха… Жаль, что отца снами нет, правда?

     – Да, ситуация, конечно… Помощь вызвали, но квад не успеет. Ты умрешь, без вариантов. Даже если на ноги приземлишься, мозг спасти не сумеют.

     – Бог его забрал. Но я верю, что ты скоро снова его встретишь.

     – На ноги я не упаду точно- меня закрутило, теперь головой вниз лечу.

     – Ты же знаешь, я в это не верю, мама.

     – Еще не лучше! Да, тут ребята спрашивают – ты бэкап когда последний делал? Спорят, кого ты не вспомнишь.

     – Да, я знаю, сынок, но все же…

     – Народ, бэкап у меня последний семилетней давности, так что я вас всех не вспомню, если выживу и меня нормально соберут, конечно.

     – Мама, сейчас мне будет больно, но я постараюсь вернуться.

     Перед взором Александра, перевернутая вверх ногами, открывался вид на широкую долину, сплошь покрытую темно-зеленым океаном тайги, из которого кое-где вздымались неприступные гранитные скалы. Александр снял камеру с паузы, быстро накинул фильтр и отправил во вновь объединенный чат получившееся фото.

     – Это моя лучшая работа. Надеюсь, меня соберут как надо, и не придется записывать в восстановленный мозг мой старый образ без всех вас. Всем чмоки, я офф.

     Горько усмехнувшись, Александр отключил ускорение. В мозг вихрем ворвались боль и ужас. А через долю секунды все поглотила тьма.

     Патрик Сэмюэль Маккей, старший советник по науке при генеральном секретаре ООН, в несколько легких шагов вспорхнул на трибуну. В свои шестьдесят девять он старался поддерживать себя в форме. Высокий и подтянутый, совершенно седой, он не оставлял ощущения хрупкости, хотя лицо и кисти рук выдавали истинный возраст. Заняв место у микрофона, он перевел дух. Черные маслины пронзительных глаз оглядели присутствующих. Несколько сотен делегатов из всех стран мира, кое - кому не хватило места, они толкались и шипели на подпирающих сзади вездесущих репортеров. Маккей непроизвольно поморщился. Нет ничего более гадкого, чем журналисты. Любому здравомыслящему человеку известна простая истина: если информация может быть подана неверно, она будет подана неверно. И чем более профессионален репортер, тем больше тумана способен напустить на самую очевидную новость.

     Генеральный секретарь, полноватый азиат чуть старше Маккея, жестом приказал выдворить лишних людей из зала заседаний. Те громко возмущались, потрясая камерами и микрофонами, некоторые пытались драться, но крепкие ребята из охраны быстро и без разговоров вытеснили беснующуюся орду за двери. Конечно, в зале осталось полно делегатов, самостоятельно ведущих репортаж, сейчас каждый мнит себя блогером, но какого черта? Все, что нужно – соблюсти секретность до конца доклада, после уже будет все равно.

     Маккей плеснул воды – горло пересохло, перед глазами встали образы далекой юности, когда он, без пяти минут выпускник Массачуссетского Технологического, стоял перед комиссией, защищая диплом. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Руками уперся в трибуну, ладони побелели от напряжения.

     – В начале хочу поприветствовать всех присутствующих и, не для протокола – был бы по-настоящему рад увидеть здесь людей от науки. Но они, вероятно, так заняты, что собрались политики. Чтож, постараюсь объяснять максимально доступно, на пальцах.

     Среди присутствующих пронесся легкий ропот. Делегат от одной из африканских стран вскочил, порываясь выйти, его схватили сразу с трех сторон, принуждая вернуться на место.

     – Я понимаю ваше недовольство, но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Вас никто не учит политике. Более того, я не берусь судить о том, чего не понимаю. И более чем убежден, что понять все тонкости смогут лишь другие ученые.

     Генеральный секретарь притянул микрофон, в голосе появились предостерегающие нотки.

     – Господин Маккей, господа делегаты поняли вашу мысль. Почему бы вам не приступить к докладу?

     – Прошу прощения, мне не стоило затягивать со вступлением.

     Присутствующие замолкли, только с дальних рядов еще доносились неразборчивые возгласы. Маккей оглядел затихших делегатов. Удовлетворенно кивнув, начал:

     – Как известно, смерть является неизбежным и неприятным итогом жизни. Любая материя, достигшая определенной сложности, приходит к неизбежному финалу. Человек – самая сложная из известных форм организации материи – не является исключением. И ему это очень не нравится. Видите ли, обладая достаточно развитым мозгом, человек не просто страшится смерти и старается ее избежать. В конце концов, животные тоже не горят желанием умирать. Отнюдь, они прилагают максимум усилий, чтобы избежать смерти. Человек ушел гораздо дальше. Он способен смерть идеализировать. Романтизм и наплевательство, как следствие неизбежности, есть в эпосе любого народа, как и идея загробной жизни. Стремления каждого обусловлены страхом смерти и желанием избежать ее, хотя бы опосредованно, через потомков.

     Однако же, с тезисом о необходимости смерти согласны не все. Науке известен ряд живых существ, по сути бессмертных. Принимающих смерть извне. Узнав о них, становится не по себе. Венец природы, ее мозг, смертен, а бесполезные медузы – процветают? Не правда ли, досадно?

     На данный момент к проблеме личного бессмертия с разных сторон стараются подступиться ученые из различных отраслей науки. Нам попеременно обещают бессмертие, то цифровое, то биологическое. И все это к бессмертию духовному, естественно… В моем институте мы постарались совместить эти направления.

     Для начала под одной крышей были собраны самые перспективные разработчики технологий 3D-печати. Сперва мы действительно собирались стать просто еще одной лабораторией, изучающей перспективы трансплантационного продления жизни. Так продолжалось до повсеместного секвенирования ДНК всех живущих людей. Теперь, имея данные о каждом человеке, мы получили возможность создавать органы «на вырост», заранее, чтобы в дальнейшем не тратить на это времени.

     Амбициозный проект, не правда ли? К сожалению ли, к счастью, от него пришлось отказаться: оказалось, негде хранить такое количество органов, а оно постоянно росло вместе с ростом населения. Скрепя сердце, я собирался закрыть проект. Часть персонала была распущена, когда в кабинет ворвался крайне возбужденный молодой человек. Он умолял дать команде еще несколько недель, обещая нечто неслыханное. Им и его коллегой была разработана технология сверхбыстрой записи информации в клетки нервной системы. Если не вдаваться в технические подробности, они вплотную приблизились к программированию мозга. Заинтригованный, я дал необходимое время.

     А теперь переходим к основной части доклада.

     На экране за спиной Маккея появилось изображение крохотного чипа.

     – Представляю вашему вниманию. Разработка профессоров Полланда и ван Хорна. Этот чип не совсем обычный. Он не дает прироста к производительности. Не расширяет память. Единственное, что он делает – записывает мозговые волны, передавая информацию на серверы научного центра. Грубо говоря, он читает ваши мысли. Круглые сутки. Непрерывно. Вижу недовольные лица, так что поспешу объясниться. Делается это для сохранения полной цифровой копии разума человека.

     Работы по оцифровке личности ведутся давно. Но рано или поздно упираются в неспособность испытывать эмоции. Мы же не стали зацикливаться на этом. В центре мы получили возможность с помощью 3D-печати получать точную биологическую копию человека. Но это лишь сосуд, без души и мыслей. Профессор ван Хорн, тот самый юноша, ворвавшийся тогда в мой кабинет, решил эту проблему. Достаточно лишь переписать в свежесобранный мозг клона информацию, накопленную оригиналом на момент гибели, и мы получаем копию, неотличимую психически и генетически.

     Недовольный гул поднялся на залом. Присутствующие поднимались со своих мест, оживленно переговариваясь. Маккей подождал, пока делегаты отшумят, изображение чипа за его спиной сменилось громоздкой конструкцией.

     – Этические стороны вопроса мы рассмотрим позже. В конце концов, все можно решить законодательно. Главное, зачем я вас собрал здесь – машина работает. Имея полный генетический портрет и психическую матрицу, мы можем собрать человека снова, в кратчайшие сроки.

     Зал грянул. Раздались крики о недопустимости, требования засекретить разработки и угрозы расправы со стороны наиболее радикальных. Генеральный секретарь не спешил с призывами к спокойствию, будучи сам крайне возбужден и озадачен.

     – И последнее, господа. Ни одна из стран не сможет заполучить машину в личное пользование. Во время этого выступления во все научные центры мира поступили письма с подробными чертежами машины, ни у кого не будет монополии на бессмертие. Так что могу заявить с полной уверенностью – мы победили. Победили смерть.

     Маккей медленно сошел с трибуны, вокруг неистовствовала толпа. Его хватали за руки, возбужденно кричали, но он не слушал. В глазах каждого читалась смесь недоверия, удивления и безумной радости. Накатила усталость. Уже подходя к дверям, Маккей остановился. В кресле у входа сидел министр обороны США. Обычно властный, с наглым и гордым взглядом уверенного в собственном всесилии человека, сейчас он обмяк, бездумно уставившись в пространство.

     – С вами все в порядке? – Маккей тронул министра за плечо, тот рефлекторно дернулся. В глазах разгоралась ярость.

     – Вы… Вы… Черт! Вы не победили смерть, Вы… Убили войну!

     На краю крыши, взявшись за руки, стоят пятеро. Трое парней и две девушки, совсем юные, ни одному из них нет и двадцати. Они разные, но прослеживается сходство: нет страха. Ветер треплет волосы и одежду, норовя сбросить в бездну, но они непринужденно о чем-то спорят, не обращая на него внимания. Один постоянно сверяется с часами. По крошечному дисплею бегут мелкие буквы и цифры. Парень удовлетворенно кивает, подает знак остальным. Не прекращая разговора, все пятеро шагают в пропасть.

     Мальчик лет десяти, светловолосый, синие глаза, полные слез. Сегодня родители улетели, оставив сына с этой ужасной нянькой. Целый день она была рядом, стараясь занять играми, смысл которых едва уловим. Сначала она заставила его прятаться, но, подключенный к смарт-системе дома, мальчик фиксировал все передвижения. Так и не найденного, нянька выманила его обедом. Совершенно не разбирающаяся в кухонной электронике, женщина громко распространялась о сверхсложности современной техники. А после обеда, состоявшего из вареной картошки и варварски нарубленной колбасы, она попыталась уложить мальчика спать. Этой последней каплей переполнилась чаша терпения. Запершись в ванной, он громко всхлипывал, пока на экране смартфона мелькали окна чата. Постепенно мальчик успокоился, на губах появилась тень улыбки. Скоро все проблемы будут решены. Из крана ударила тугая струя. Не раздеваясь, мальчик залез в ванну, скрылся целиком. Уровень воды медленно повышался.

     Импозантный мужчина. Ранняя седина, атлетическая фигура, цепкий взгляд. Небольшая авария по пути в аэропорт, ничего серьезного, но самолет улетел. Обессилевший, рухнул в сетчатое металлическое кресло, лицо, внешне спокойное, залила смертельная бледность. Из кармана появилась плитка телефона. Необходимо сообщить, что он не прибудет на заседание. Уже набирая номер, вдруг что-то вспомнил. Мелькнула страница чата, нужный контакт выпрыгнул из бесконечного списка. Позже его тело нашли в туалете.

     С этим нужно что-то делать. Причем, очень быстро. После запуска системы не прошло и года. Три месяца, как в полную силу заработали комплексы по скоростному клонированию, отсекающие саму возможность окончательной смерти. И вот сегодня утром изо всех уголков мира понеслись тревожные вести. По всему свету катилась волна самоубийств. Казалось бы, с созданием сверхбыстрого клонирования с последующей моментальной записью всей накопленной информации, это уже не было проблемой. Единственное, оставалось решить вопрос с утилизацией тел. Казалось бы, вот она, жизнь, практически неограниченная ничем, но люди продолжали умирать. Причем, все возрастающими темпами.

     Маккей побарабанил пальцами по гладкой крышке стола. Матовое стекло густо загудело, по встроенному в него экрану пробежали едва заметные рельефные круги. Самоубийцы… Дети, взрослые, старики. Военные и служащие. И все же было одно, что объединяло всех этих людей.

     Они все оказались не там, где их следовало ожидать.

     Сигнал видео вызова вернул его к реальности. Шерил, как всегда безупречная и абсолютно незаметная, как и подобает секретарю на службе у человека его ранга. Как ей это удается? Годы практики. Или десятилетия? Черт, радикального продления жизни уже достигли, а до сих пор жесточайший моветон – все вопросы по поводу женского возраста!

     – Господин Маккей, к Вам Дерек Уотсон. Говорит, что-то срочное. Я помню, вы велели…

     Тяжелые, под старину, дубовые двери распахнулись сразу во всю ширину, грузно треснувшись в стены. Даже зная, кого сейчас увидит, Маккей все равно сперва посмотрел туда, где, судя по силе толчка, должна была находиться голова входящего. Секунда – и взгляд рухнул почти на полметра, а человечек уже торопился через кабинет прямиком к столу.

     Дерек Уотсон, маленький и круглолицый, в небрежно и криво застегнутом костюме и без галстука, переступал своими короткими ножками так споро, что создавалась полная иллюзия, будто он катится.

     – Мой шеф! Колоссального масштаба новости, доложу я вам!

     Маккей недовольно поморщился. Уотсон – человек незаменимый, но до чего же раздражают его манеры! Нет, скорее, полное отсутствие таковых.

     – Я надеюсь, никто не умер?

     Явная издевка проскользнула мимо Уотсона, не задев того и краем. Вкатившись в кресло, он вынул из кармана гигантских размеров платок, промокнув блестящий лоб.

     – Так что за новости? Ты все таки решился пойти на операцию? – Маккей опустил на столешницу сомкнутые пальцы.

     – Шеф, да как Вам такое в голову могло прийти? Я к своим генам никого не подпущу! Еще ни один убийца в белом халате… – Уотсон протестующее замахал руками, словно отгоняя метнувшихся к нему из всех углов врачей.

     – Ага, святость человеческого тела и прочее. Когда за ум возьмешься?

     Толстяк презрительно хмыкнул, с самым гордым видом убирая насквозь промокший платок в карман.

     – Вы опять за свое? Тогда мне придется удалиться. Эх, а новость была – закачаешься…

     Маккей нарочито тяжело вздохнул. Спинка кресла потекла, принимая его, откинувшегося назад.

     – Ладно, посмеялись – и хватит. Что случилось?

     – По поводу наших с Вами самоубийц… Кажется, я знаю, что происходит.

     – Так кажется, или знаешь? – Маккей резко подался вперед всем корпусом.

     –Шеф, они так, видите ли, путешествуют, негодяи!

     Немало времени ушло на объяснения, а осознание ситуации пришло еще позже. Оказалось, что в самой системе затаилась ошибка. Не критичная, она была обнаружена шустрым китайским хакером, не преминувшим тут же ею воспользоваться. Возникшая в процессе вокруг первоначального бага надстройка превращала его в уникальнейшую фичу. Чип памяти, вмонтированный в голову каждого человека, имел привязку к ближайшему к месту его жительства комбинату по восстановлению. Всего несколько десятков строк кода меняли координаты привязки, отправляя почившего в любое место на глобусе. Естественно, если таковое было оснащено центром клонирования.

     – Так что, шеф, ситуация такова, что сейчас мы имеем тысячи фактов незаконного пересечения государственных границ и горы ничейных трупов.

     Маккей недовольно поморщился. Слово-то какое гадкое. Пора от него отказываться, как от несоответствующего прежнему значению.

     – Хм, путешествуют, говоришь? Умника этого вычислили?

     – Обижаете, шеф! Я к вам помчался, едва доложили о задержании!

     – Пусть доставят прямо сюда. И смотри, чтоб не обижали! Он герой не меньше Убивших Смерть, правда, еще не догадывается об этом.

     Трепещи, Вселенная! Бессмертное человечество только что вышло из колыбели.

     Впервые мы встретились посреди бескрайних саванн. Такая растерянная и жалкая, Она рассказала мне, что ее отца и братьев утащили саблезубые, и теперь они с больной матерью кое-как сводят концы с концами. Сюда Ее привели голод и страх. «Кхан, сын вождя, сватается ко мне», – сказала Она, – «но зверя страшнее не найти в мире. Все знают это, но не смеют перечить».

     Тогда я взял Ее за руку и отвел домой. Конечно, меня пытались прогнать, но вскоре я стал шаманом. Стада проложили свои тропы через земли племени, а урожай принес процветание и славу его сынам. Ставшая женой шамана, Она забыла о горе и страданиях, получив все, чего была достойна. А долгими ночами мы сидели с ней на пороге хижины и разговаривали обо всем.

     Одной из ночей Она попросила меня. «Подари мне ту звезду, она будет прекрасно смотреться в моих волосах». Я осторожно потянулся к крохотной точке света, и та, дрогнув, поддалась, начав стремительный полет сквозь пустоту. Она неслась так быстро, что звезды, мимо которых она пролетала, сварливо ругались ей в след, в раздражении швыряя проклятия и протуберанцы. Но всей моей мощи не хватило, чтобы ускорить ее еще больше. Я видел, как Она стареет, несмотря на все мои попытки помочь. Однажды, когда меня не было рядом, она тихо умерла, так и не дождавшись своего подарка.

     Следующая наша встреча произошла много позже. Вернувшись из долгого путешествия, я нашел Ее правительницей огромного древнего города, который вырос за эти века и тысячелетия на том месте, где когда-то дымил наш очаг. Она не сразу узнала меня, но я был очень настойчив. Вскоре память предков вернулась, воскресив Ту самую, что была со мной. Под нашей рукой город разросся в величайшую из империй. Корабли, ведомые Ее властью и моей силой, бороздили моря, разнося по миру наших сынов. А в свободное время мы вспоминали былые времена. Однажды Она спросила, что стало с той звездой, что предназначалась Ей. Я показал на горящую в темном небе самую яркую из звезд. «Вот она. Я не обманул тебя». «Тогда почему она все еще не у меня?». Я еще не знал, как объяснить Ей о безднах пространства и расстояниях. Поэтому просто пообещал, что она скоро будет здесь.

     Когда Она умирала во второй раз, так и не дождавшись обещанного, в Ее глазах и словах не было укора. Она затихла на моих руках, попросив пообещать Ей, что мы встретимся снова.

     Мы встречались снова и снова, шли через века, взявшись за руки, и расставаясь лишь на краткий миг в ожидании Ее новых рождений. В каждую из встреч мы разгорались, подобно лесному пожару, ведя друг друга и наших детей к свету. Потом она тихо сгорала, а я нес тлеющий огонек, сберегая его до нашей следующей встречи. И каждый раз она уходила ни с чем. А на чернеющем ночном куполе небосвода все ярче сияла наша звезда. Она двигалась теперь настолько стремительно, что другие звезды от зависти сходили с ума. Протягивая ей вслед руки протуберанцев, они стремились ухватить ее, задержать, не позволить, не сметь!!! Но звезда лишь смеялась в ответ, оставляя позади длинный хвост из бессильно потрясавших кулаками товарок.

     Когда мы встретились в последний раз, звезда уже сияла на небе, как второе, пока еще слабое, Солнце. Я нашел Ее, восхищенно смотрящую в небо посреди широкого проспекта, набитого спешащей массой людей. В глазах плясали задорные искорки, Она в восхищении смотрела на все, как в первый раз, но узнала меня в ту же секунду, как я подошел.

     «Привет». «Привет». «Ну как ты здесь без меня?». «Тяжело и серо». «Теперь я с тобой». «Я очень рад».

     Она снова посмотрела в небо.

     «Это она?». «Да, прибыла наконец». «И мы все умрем?». «Нет, теперь мы все сможем быть вместе и не расставаться никогда. Мы и весь мир». «Это хорошо».

     Она опустила голову мне на плечо, и мы замерли посреди ничего не подозревающей серой массы. А звезда, Ее звезда, в последнем безумном рывке влетела в пределы системы, смяв и сокрушив все на своем пути и бросившись в объятия Солнца. Мы стояли посреди огня и паники, посреди урагана и землетрясений, посреди холода и пустоты. Мы тянулись к упавшему в себя крохотному шару новорожденной нейтронной звезды, молодой черной дыры, жадно поглощавшей останки системы. Мы падали на ее лишенные неровностей долины, пополняя своей массой ее и без того тяжелое тело, чтобы наконец остановиться, замереть в отсутствии времени.

     Чтобы не расставаться уже никогда.

     Полуденное солнце рухнуло на плечи, едва Егор вышел из подъезда. Все-таки хорошо, что все возможные варианты светила собраны в одном месте, за исключением одного, крохотного и бледного, сейчас скрытого горизонтом. Оно лишь изредка выпрыгивало на несколько минут, чтобы проверить, все ли тут без него в порядке, и снова исчезало на недели. Когда-то давно Егор попытался рассчитать скорость обращения Земли в той вероятности, но полученные данные оказались пугающими. Мертвый холодный мир, один из множества ежедневно проступающих сквозь пелену его собственной вероятности. Эти миры стремительно проносились через реальность, иногда по два – три в неделю, всегда туманные и пустые, словно отражения отражений.

     Гораздо более реальными были миры живые, особенно те, в которых появилась разумная жизнь. Они яркими всполохами возникали перед Егором, плыли, взаимопроникая но не замечая этого. Самые стойкие из тех, что шли практически параллельно, накладывались друг на друга на долгие месяцы и годы, постепенно истаивая и расходясь. Иногда Егор замечал, как по его вероятности прокатывается беззвучная прозрачная волна, оставляя длинный шлейф новых, молодых вероятностей. Вот идут близнецы, еще мгновение назад бывшие единым человеком, но разодранные внутренним противоречием и разошедшиеся по разные мирам. Вот от перекрестка разъезжается пара автомобилей, счастливо избежавшая столкновения, оставляя позади свои разрушенные тела и спешащих на помощь людей, в то же время продолжающих идти по своим делам.

     В общем, мир вокруг жил по своим правилам, способным свести с ума любого, не знакомого с ним с детства. Егор еще помнил россыпь ярких вероятностей, являвшихся ему, тогда еще совсем маленькому и глупому. Все эти титанические сооружения, космические корабли и гордо реющие алые стяги – миры победившего пролетариата. Были и такие, в которых человечество сгорало в атомном пламени, но гораздо реже. Другое время, другие мечты и чаяния.

     Егор шел по широкому проспекту, а вокруг него сновали толпы людей. Некоторые странно одеты, кое-кто с фантастического вида оружием наперевес, но их полупрозрачные фигуры и без того бросались в глаза. Ну а как быть с другими? Теми, чьи миры отошли от Егорова мира лишь на пару шагов? Неотличимые от живущих здесь, они неслись, не замечая ничего и никого, заставляя Егора непрерывно маневрировать, чтобы случайно не оконфузиться.

     Он уже почти пришел, когда вылетевший неизвестно откуда верзила с пустым взглядом сшиб его с ног. Оказавшись распростертым на асфальте, Егор ненадолго отвлекся на поиски очков, а к тому времени незнакомец уже благополучно скрылся. Скривившись, молодой человек изучал содранную ладонь, когда остановившаяся возле него девушка весело поинтересовалась:

     – Как он тебя! Все в порядке?

     Егор оторвался от самосозерцания. Тонкие девичьи ножки в белых чуть запылившихся туфельках нетерпеливо притопывали, переполненные молодой энергией. Преувеличенно громко охая и картинно закатывая глаза, он поднялся на ноги, глядя на девушку с высоты своего роста. Иринка, невысокая, длинные светлые волосы, ярко-синяя глубина глаз, Егор не сводил с нее восхищенного взгляда. Потупившись, девушка разгладила несуществующие складки на коротком платье:

     – Опять ты на меня так смотришь!

     – А как я должен смотреть на ангела? – он улыбнулся. – Для справки – это ты ангел.

     –Тоже мне ангел, я же тебе ничем помочь не могу, совсем. – Она подняла на него извиняющийся взгляд

     –Настоящим мужчинам помощь не требуется! – Егор встал в героическую позу, гордо задрав нос. – Еще бы этого хмыря поймать…

     Он махнул рукой, содранной ладонью неловко задев за ремень и громко зашипел от боли. Иринка потянулась к нему, но ее рука замерла на полдороги. На мгновение во взгляде мелькнула грусть, но она тут же взяла себя в руки, громко рассмеявшись.

     – Договорились, мой героический кот, только больше не шипи и не раздувайся. И про этого гада забудь, хорошо? У нас таких тоже полно, наверное, как и везде… Какие планы на сегодня?

     Егор с сожалением покосился в сторону скрытого в густой тени кафе. Иринка проследила за его взглядом:

     – Да, сейчас там действительно хорошо… Так что, как всегда, вдоль набережной?

     Егор тяжело вздохнул.

     – Секунду.

     Из кармана появилась крохотная беспроводная гарнитура. Иринка понимающе кивнула – на ее ухе помаргивала почти такая же. Проверив, как она держится, Егор широко улыбнулся, делая приглашающий жест:

     – Мадемуазель, позвольте пригласить вас на променад.

     – О, месье, право, как мило.

     Она шутливо изобразила реверанс. Они неспешно двинулись в сторону реки, он что-то рассказывал, оживленно размахивая руками, она громко и заразительно смеялась, за год нисколько не устав от его шуток. Они шли на крохотном расстоянии друг от друга, как всегда ходили на свиданиях. На встречу катились чужие миры, которые видели оба. Они встретились однажды и уже не смогли расстаться, но их история любви была больше похожа на драму. Драму параллельных прямых.

     Ведь параллельные прямые обречены всегда идти рядом, не имея ни единого шанса на пересечение.

     – Ты там скоро? Почему трекер отключил? Я тебя не вижу на карте.

     Голос прогремел в голове, когда сигнал вызова еще не затих. Аватар звонящего выплыл в поле зрения, загородив почти весь обзор. Евгений, черт его дери. Должность руководителя отдела позволяла связываться с подчиненными автоматически, не дожидаясь, пока те примут вызов. Мика, придирчиво разглядывавший свое отражение в витрине, от неожиданности едва не подпрыгнул, непроизвольно шагнув назад. За спиной раздраженно загудело. Обернувшись, он едва успел смахнуть ехидную рожу начальника в сторону, и тут же смущенно отступил, бормоча невнятные извинения. Крупная розовая туша, подтянув щупальца, презрительно фыркнула и, окинув его пустым взором, неторопливо поползла дальше. Мика посмотрел существу в след, заодно развернув вкладку с его статусом. С фотографии широко улыбался чуть полноватый мужчина сорока с небольшим лет. Примерный семьянин, старший менеджер в фармацевтической корпорации, компанейский человек. Странная маска, скорее всего, ревнивая жена тайком нацепила ее поверх основной, чтобы отпугнуть потенциальных соперниц. Из-под личины монстра просвечивала еще одна – высокий статный красавец-сердцеед.

     – Эй, и чего молчишь? У меня отображается, что ты меня слышишь!

     Странный гибрид осьминога с медузой неспешно удалялся прочь. Мика отвернулся, переключаясь на разговор.

     – Я уже почти приехал, еще минут пятнадцать.

     – Включи трекер.

     Мика поколебался мгновение, но все же активировал GPS-передатчик, внутренне заранее сжавшись в комок. К его удивлению, Евгений отреагировал довольно спокойно, хотя шкала настроения в окошке с его аватаром начала стремительно краснеть.

     – Так ты в Торговых рядах? Ну и стоило обманывать? Эх, Валтонен, выведешь ты меня, уволю к чертям собачьим, будешь знать. Что ты там забыл?

     Мика раскрыл галерею, и, выставив на паре последних фотографий галочки, расшарил их в рабочую папку. На первой синеватым отливом мерцало дизайнерское кольцо, выполненное из десятков тончайших металлических нитей. На втором же фото был запечатлен сам он в отражении зеркал торгового аппарата. Вернее, его новая маска – высокий, атлетического сложения мужчина с благородной сединой, облаченный в строгий черный костюм-тройку и сияюще-белую рубашку. На ногах сияли начищенные до блеска туфли.

     – Простенько, зато не дорого, да… Неужто решился? – в голосе Евгения послышалось удивление, даже сочувствие.

     – А чего тянуть? Пора бы уже, мы с Марьяной уже три года вместе.

     – Да, это срок, конечно. – Евгений хохотнул. – Ладно, своей начальственной волей благословляю и даю отгул на сегодня. Планерку ты все равно пропустил. Давай, завтра отчитаешься, как все прошло.

     Проход между павильонами, шириной с не самую узкую московскую улицу, был до отказа забит разношерстной публикой. Чипы дополненной реальности, позволившие скрываться под виртуальной маской не только в Сети, появились лет десять назад. И с тех пор мир вокруг наводнили накачанные варвары и роковые красавицы вперемешку с инопланетянами разной степени отвратительности. Пронеслась волна протестов со стороны взбешенных консерваторов. Они настаивали на запрете этой технологии под самыми разными, порой совершенно надуманными поводами. Больше всего ярились правозащитники, напиравшие на недоступность чипов для малоимущих слоев, а, следовательно, и полного запрета на их использование. В ответ разработчики пошли на беспрецедентный шаг, начав бесплатную установку чипов всем желающим. Являясь бюджетной моделью, чип имел некоторые недостатки вроде выскакивающей отовсюду рекламы, но, в целом, был неплох. Конечно, оставались опасения, что боящиеся передовых технологий среднестатистические граждане не позволят ковыряться у себя в головах. В этом случае разработку пришлось бы отложить в неопределенно долгий ящик. Правозащитники потирали руки в предвкушении очередной легкой победы. Но, неожиданно для всех, операции стали пользоваться колоссальным успехом, и уже через полгода чипами дополненной реальности обзавелись девяносто процентов населения земли. Исключение составили малочисленные общины ортодоксальных сектантов и жители все еще дикой Африки.

     Конечно, не все было гладко. Пронеслась череда громких бракоразводных процессов. Пойманные на горячем, супруги клялись, что были введены в заблуждение, приняв человека в маске за настоящего супруга. К тому же оставались лазейки, позволявшие проникать в код. Большим спросом начали пользоваться программы по редактированию маски пользователя без его ведома. Они скупались ревнивыми дамами и просто откровенно скучающими личностями.

     Мика еще раз проводил взглядом незадачливую жертву высоких технологий и двинулся к выходу из Торговых рядов. Работая в компании, занимающейся разработкой защиты от подобных угроз, он регулярно проверял на себе последние версии перед релизом. Не то, чтобы он не доверял Марьяне, обязывало служебное положение. Еще на эскалаторе Мика вызвал такси, приветливо распахнувшее пассажирскую дверь при его появлении. Усевшись, он расслабленно прикрыл глаза. Под веками закружилось, позволяя любоваться собой со всех сторон, тонкое кольцо. Улыбнувшись краями губ, Мика открыл телефонную книгу, курсор пробежал по списку в поисках нужного контакта.

     – Привет. – Марьяна откликнулась как всегда быстро. – Ой, а ты почему не на работе?

     – Привет. Да вот сегодня решил выходной взять. Как у тебя дела продвигаются?

     Мика перенес окно контакта на лобовое стекло, там оно не закрывало половину обзора. Еще одна перспективная разработка – закреплять картинку на подходящем предмете, чтобы она не болталась постоянно в поле зрения. Все-таки это крайне неудобно. А еще намекнуть Евгению, что эта его задумка с выскакивающим аватаром не совсем чтобы очень…

     – Неплохо. Я сегодня пораньше освобожусь, семинар в два, отчет я на Вику скинула, так что к четырем буду свободна. Как всегда, к тебе, или какие-то планы?

     Мика промотал до самого низа список приличных, но недорогих заведений города, отметив два. Поколебавшись, выбрал еще одно, на самой границе его финансовых возможностей. Он слегка поморщился, когда ссылка улетела в чат. Наверное, не стоило этот третий, но теперь уже поздно.

     – Предлагаю сегодня совершить культ-поход в одно из мест на твой выбор. – Мика постарался произнести это как можно более равнодушным тоном. – В программе – вино, живая музыка и прочие излишества.

     – Ой, я даже не знаю, что сказать… А форма одежды? – было слышно, что Марьяна слегка взволнована.

     –Свободная в пределах разумного. Ты собираешься явиться в спортивном костюме?

     – Какой же ты вредный, гражданин Валтонен! Хорошо, к четырем определюсь, жди и мучайся. Ты-то сам в чем пойдешь?

     Мика выловил из альбома то же фото себя в отражении. Кинув ее Марьяне, он тут же отключился, но все же успел услышать ее удивленный вскрик.

     Было в Марьяне нечто загадочное, что-то такое, что он не смог разгадать за годы, проведенные вместе. Мелкие женские странности, что и не странности вовсе, не в счет. Они жили душа в душу, даже почти не ссорились, и только одно оставалось для него загадкой. Марьяна никогда не пользовалась маской. Нет, она видела маски других, пользовалась и другими преимуществами дополненной реальности, но вот сама предпочитала не замещать себя чужим образом. Каждое утро она проводила за наведением «боевой раскраски», могла часами выбирать одежду и ждать пока она распечатается на домашнем принтере, вместо того, чтобы просто накинуть маску. Мика и сам не ходил по дому в обносках, но все же не понимал ее упорства.

     Даже на прямые вопросы об этом она умудрялась отвечать крайне расплывчато. Любой разговор о масках всегда заканчивался, стоило только повернуть не в том направлении. Ей это просто не нужно. Все.

     Мика снова заглянул в контакты.

     – Привет, Марк. Угадай, кто тебе звонит?

     – Эм… Самодовольный финн? Нет? А кто тогда?

     – Будущий жених!

     На том конце удивленно бухнуло, в строке чата заскакали ошарашенные смайлы.

     – Да неужто решился?

     – Ага. Так я тебе чего звоню, собственно…

     Когда-то, еще в самом начале отношений, Мика был не уверен в том, что Марьяна с ним честна. Тогда-то и случился у них с Марком разговор. Друг детства, сейчас он работал в одном из министерств в системе безопасности. Суть разговора заключалась в проверке Марьяны на предмет скрытного ношения маски. Марк подтвердил, что, в принципе, такая возможность имеется, но связана с кучей сложностей.

     – Ты вообще как думаешь, стирать свою личность, ставить защищенную маску… Оно того стоит? Не такая уж ты и важная птица, чтобы из-за тебя так стараться.

     – Ну а вдруг. Я же все разработки по защите веду.

     – Тем более. Сам проверить не смог? Ладно, есть у меня идея одна, но только давай договоримся – ты подходи либо когда подозрения будут серьезные, либо если что непредвиденное случится. Мне рисковать ни к чему.

     И вот, спустя три года, случилось оно – непредвиденное. Мика созрел.

     Ее передвижения отображались на микрокарте, наброшенной на белоснежную скатерть. Стоило ей выйти из дома, как все было готово. Голографические платформы с призрачными музыкантами заняли позиции под соседними столиками, а официант с кольцом замер невдалеке, боясь пропустить сигнал. Она влетела в зал, пылающая, блестя восторженными глазами, как будто все уже зная. Возможно, они действительно как-то чувствуют?

     – Привет, любимый! – Марьяна чмокнула Мику и заняла свое место за столом. – Ты уже сделал заказ? Я только переодеться заскочила и сразу сюда, голодная, как волк!

     Она двигала глазами, изучая одной ей видимое меню, а он неотрывно наблюдал за ней. Марк, не подведи! Под стулом, над столом и вокруг сновали крохотные, не больше пылинки, сканеры. Они буквально видели их насквозь, сопоставляя все, включая плотность костей и сердечные ритмы. Марьяна сделала заказ и, откинувшись на спинку стула, посмотрела на него. Мика залюбовался ее безупречной прической, идеальным макияжем. Строгое темное платье отлично вписывалось в интерьер, как нельзя лучше подходя к его сегодняшней маске.

     – Марьяна, ты чудесна, как никогда!

     Она заметно покраснела от удовольствия.

     – И когда я только все успеваю, правда?

     – Правда. – Мика не сводил с нее восхищенных глаз. – Я позвал тебя сюда не просто так…

     В правом углу скатерти, чирикнув, запрыгало письмо. В раскрывшемся сообщении было только два слова: «действительно она». Сердце радостно екнуло, забившись чаще.

     – Мы с тобой вместе уже три года…

     Марьяна подалась вперед, тонкие пальцы схватили аккуратно сложенную салфетку.

     – И сегодня я хочу сделать тебе официальное предложение руки и сердца! Тем более, что ты прошла проверку, и я теперь уверен в тебе, как никогда.

     Острое ощущение непоправимой беды нахлынуло за мгновение до того, как Марк просигналил по внутренней связи:

     «Ты чего несешь, дурак???»

     Но было уже поздно. Лицо Марьяны застыло, как зависшая маска. Удивление во взгляде медленно сменялось пониманием. Она осторожно опустилась на стул, пальцы продолжали теребить несчастную бумажку.

     – Значит, проверку… И что же ты узнал, милый? – ее лицо приняло крайне заинтересованный вид.

     Уже осознавая, что натворил, он в панике соображал, как выйти из сложившегося положения. Вариантов было море, но все они отпадали за несостоятельностью. Наконец, он замер, умоляюще глядя ей в глаза.

     – Я узнал, что ты не обманывала меня, что ты действительно не носила масок, что я дурак…

     – Вот. Последнее ты точно подметил. Значит, тебе недостаточно было моего слова? Чем я заслужила твое недоверие? Ты считаешь, что все должны носить эти проклятые маски? А? Чего ты молчишь?

     Ему было нечего сказать. Действительно, в мире, носящем маску, невозможно представить, что кто-то добровольно откажется от возможности быть уникальным.

     И при этом быть как все.

     Она не хотела быть одной из.

     Она медленно поднялась из-за стола и спокойно направилась к выходу.

     Она скрылась за дверью, исчезая одновременно и из его жизни.

     В чате буйствовал Марк, россыпью злых смайлов привлекая внимание, а Мика наблюдал, как тает на карте точка, еще недавно бывшая человеком. Еще шаг. Еще. И затем – пустота.

     Далеко, на самом пределе слышимости, прозвенела трель колокольчика. Анджей отложил перо, превратившись в слух. Звук повторился, уже громче. Сын проснулся! Счастье и радость захлестнули, на миг вскружив голову. Не успев ничего сообразить, он уже несся длинным коридором к детской. Агнешки еще нет дома, так что можно всецело посвятить себя сыну.

     Колокольчик умолк, тишина неприятно резанула по нервам. Ничего страшного, просто наигрался. Или отвлекся. На птичку, например. Анджей понимал, что беспокоится совершенно напрасно, но против воли ускорил шаг. Хоть они и боялись прервать сон первенца, все же не стоило устраивать кабинет так далеко от детской.

     Интересно, Агнешка не забыла запереть дверь? Сбившись с шага, Анджей замер посреди коридора, нерешительно переводя взгляд от входа на дверь в детскую. До первого не более пяти метров, чепуха, но за второй ждет сын…

     Сжав кулаки, он решительно шагнул к входной двери. Колокольчик зазвонил снова, более требовательно и капризно. Анджей зажмурился от накатившего счастья, пережидая, пока цветные пятна отпляшут под прикрытыми веками. С этим невозможно было бороться. Нежность сдавила горло, заставляя развернуться и бежать со всех ног туда, где его ждут. Анджей с радостью подчинился. Мягким туманом застило глаза, в голове, занимая все пространство, пульсировала единственная мысль – все в порядке, я уже иду… Он уже почти развернулся, когда в окне мелькнула смутная тень. Мертвящий холод стегнул по нервам. Кто-то из соседей? Его бы это успокоило. Раньше. До рождения сына. Теперь же даже некогда уважаемые соседи могли в любой момент стать самыми страшными и беспощадными убийцами.

     Туман рассеялся моментально. Мышцы раздувало чудовищными дозами адреналина. Метнувшись к входной двери, Анджей в несколько коротких движений проверил замки. Все в порядке. Выдернув из-за пояса револьвер, он встал у окна, прислушиваясь. На улице было тихо. Откинув барабан, Анджей осмотрел патроны. Древнее оружие, но теперь, в его ситуации, самое надежное. Взведя курок, он отправился дальше, скользя от окна к окну. Ни единого движения. Может, показалось? Анджей на мгновение задержался у крайнего окна. За стеклом открывалась просторная клумба, уже начавшая отцветать. Что-то с ней было не так. Анджей пригляделся внимательнее. Вот оно! Часть клумбы сдвинулась, открыв примятые цветы. Как раз в этом месте проходила граница поля подавления. Не заметивший этого злоумышленник продолжил ползти, не видя, что прикрывающий его отражающий камуфляж отключен. Анджей дернул ручку, распахивая окно. Человек в клумбе наконец заметил его. В холодных глазах мелькнула растерянность и страх, когда Анджей навел на него револьвер. Громыхнуло, с улицы донесся жалобный вопль. В ответ из кустов полыхнули вспышки боевых лазеров. Проходя над клумбой, лучи теряли силу. Рубашка на Анджее задымилась, но это все, что они смогли сделать. Упав на пол, он откатился в сторону. Итак, теперь нападающие знают, что дом защищен, а их оружие и маскировка бесполезны, но это не задержит их надолго, не стоит обольщаться. Самое большее через пятнадцать минут они получат подкрепление и оружие, более уместное в сложившейся ситуации.

     Низко пригнувшись, Анджей поспешил в кабинет. Нужно закрепиться перед атакой и надеяться, что расположение детской для них неизвестно.

     Уже в кабинете он осмотрел место, куда попал луч. Ожог под выгоревшей материей саднил, но двигаться не мешал. Подойдя к столу, он отбросил кресло и уперся в столешницу. Сделанная из толстого листа мягкого метала, она была очень тяжела, но Анджей за долгие месяцы, пока присматривал за беременной Агнешкой, наловчился быстро опрокидывать стол. Тогда трудно было представить, что все сложится именно так, но он все равно упорно тренировался. И, как выяснилось, не зря.

     Крышка стола была сделана такой не случайно. В мягком металле пули и осколки будут вязнуть, исключая возможность рикошета. Снизу к ней приварен металлический ящик, из которого Анджей один за другим вынул еще три пистолета и несколько коробок с патронами. На одном из стволов был закреплен лазерный прицел, бесполезный внутри защищающего дом поля. Он просто не включится. Придется полагаться на собственную меткость.

     Вооружившись, Анджей устроился за импровизированной баррикадой и принялся ждать. Сын больше не звенел, а это могло значить все, что угодно, но оставалось надеяться, что он просто спит. Во всяком случае, не хотелось бы посреди боя схлопотать пулю, если его внезапно накроет волной счастья. Кстати, что- то никто не торопится нападать. Неужели ушли?

     Нет. В конце коридора, у открытого окна, тихо стукнуло, дробью раскатились приглушенные шаги. Поняли, гады, что он не станет там задерживаться. Анджей прислушался. Три… Четыре… Семеро вооруженных людей. Кто ж вас всех хоронить будет…

     Первый нападавший оказался, по всей видимости, самым неопытным. Сунувшись дураком в открытую настежь дверь, он моментально вылетел прочь с пулей в груди. Повисла тишина. Ноги убитого подергивались в дверном проеме. Анджей, воспользовавшись паузой, быстро заменил стреляную гильзу в револьвере на новый блестящий патрон.

     – Эй, папаня! – голос, которому изо всех сил старались придать силы и уверенности, предательски сорвался, дав петуха.

     – Я вас внимательно слушаю, молодые люди. – Анджей, не сумевший справиться с любопытством, выглянул. Парень в новенькой военной маскировке стоял во весь рост, глядя на него через прицел старинной винтовки с подствольным гранатометом.

     – Вот черт… – Анджей судорожно выдохнул, падая на пол. Коротко звякнуло, из коридора донесся удаляющийся грохот тяжелых армейских ботинок. В последние мгновения между вспышкой и волной боли он услышал далекий звон колокольчика. Но сейчас он не принес радости, нетерпеливый и полный возмущения. Прости, сын. Я больше не смогу выполнять твои приказы.

     Агнешка почувствовала неладное, едва завидев большой черный фургон недалеко от дома. Это мог быть кто угодно, но она сразу все поняла. Выскочив из такси, она бросила пакеты с едой и метнулась к дому. Чувство невосполнимой утраты захлестнуло, едва она завидела раскрытое окно. Оставалось надеяться, что Анджей смог продержаться до ее прихода.

     В окнах кабинета полыхнуло, зазвенели выбитые стекла. Агнешка до крови закусила губу. Придется все делать самой. Пригнувшись, она побежала к скрытому в глубине двора домику с садовым инвентарем. В нем они хранили винтовки. Жаль, что Анджей не успел перенести их в дом, все откладывал, не верил, что за сыном придут… Хоть защитное поле поставил сразу, едва они узнали, что она беременна. Так велел сын, хотя она и понимала, что этого не может быть, что он пока всего лишь скопление клеток внутри ее тела.

     Они отключили все, что могло являться источником радиоволн. Анджей сказал тогда, что это глупо, но она знала точно, что поступает правильно. Излучения могли повредить их ребенку. Агнешка хорошо запомнила этот день. Они собирали по всему дому различное электронное оборудование и складывали в кучу у входа. По сети шло очередное из этих бесконечных странных ток-шоу. Раскрасневшаяся, мясистая женщина гневно вещала с экрана то ли про пришельцев, то ли про медиумов, а то и вовсе про каких - то паразитов, они не вслушивались. Анджей тогда посмеялся над легковерными людьми, отключая и вынося из дома телевизор.

     Потом по городу поползли слухи, что кто - то убивает новорожденных. На улицах появились страшные черные фургоны, но Анджей и тогда не верил. А теперь муж мертв. Агнешка сдвинула муляж полки. Из открывшегося проема появился тяжелый автомат. В голове зазвенело – сын просит помощи. Передернув затвор, она поспешила к дому. Проскочив незамеченной обратно, проникла в дом через дыру, зиявшую на месте, некогда занимаемом окном кабинета. Агнешка успела как раз вовремя. Шестеро убийц в военной форме вычислили расположение детской и как раз возились с бронированной дверью. Расправившись с Анджеем, они совсем забыли о его жене, за что и поплатились. Одной длинной очередью смяло всех шестерых, легкая броня не была рассчитана на тяжелые пулеметные пули.

     Выронив оружие, Агнешка медленно подошла к двери. Умиротворение и покой на фоне кровавой бойни. В голове пели колокольчики. В ответ она лишь улыбнулась, с трудом сдвинув тяжелую бронированную дверь.

     Колыбель, ярко расцвеченная посреди тускло освещенной комнаты, вот и все, что предстало ее глазам. Звон колокольчиков уже не только в голове приветствовал Агнешку. Склонившись над колыбелью, она поправила одеяльце, с любовью глядя на сына.

     – Ничего, сладкий мой малыш, мама с тобой и никогда не даст тебя в обиду.

     Она взяла сына на руки, нежно укачивая и тихо напевая, а тот благодарно обнял ее своими фиолетовыми щупальцами.

     Операция по всем параметрам ожидалась довольно рутинная. По плану командования, отряд из шести тяжеловооруженных пехотинцев и снайпера должен был преодолеть ущелье, заняв господствующую высоту на дальнем его конце, у грота. Там им необходимо было закрепиться и прикрывать караван с беженцами, следующими из долины через ущелье дальше в тыл. Не замеченный разведчиками противника, отряд высадился в полутора километрах от намеченной точки. Здесь, у скал на краю долины, довольно густая растительность скрывала их присутствие, но дальше, в самом ущелье, деревья и кусты хоть и присутствовали, но чисто номинально – чахлые, оборванные, их ветки не смогли бы скрыть даже крупной собаки, что делало предстоящий рывок смертельно опасным.

     Связавшись с командованием, Сержант доложил обстановку и уточнил дальнейший план действий. В штабе были крайне удивлены исчезновением растительности. Спутник, прошедший над ущельем двадцать минут назад, доложил об относительной безопасности и скрытности маршрута. Следующий будет над их головами не ранее, чем через полчаса – ракеты противника неплохо проредили спутниковую группировку. В строю оставалось что-то около десяти процентов аппаратов, что делало невозможной более детальную разведку местности. Тридцать минут. При расчетном времени прибытия каравана в один час, они не могли себе позволить такой роскоши. Единственное, что оставалось – это прорыв к намеченным позициям с максимально возможной скоростью.

     Команда собралась у входа в ущелье, трое с пулеметами настороженно осматривались вокруг в поисках неприятеля. Сержант раздал по сети карту, на которой красными маркерами были отмечены юниты противника в тех местах, где они были замечены в последний пролет спутника. Судя по размеру точек – три десятка легких штурмовиков, пара ракетных установок и танк у противоположной стороны, прямо у намеченной точки.

     – По последним данным, такова диспозиция противника. У нас не более получаса на прохождение и зачистку маршрута. Док, Страйкер, вы идете вперед, я и Механик следом. Бита и Скелет замыкающие.

     – Кэмпер, – Сержант повернулся к снайперу, на карте у того замигала оранжевая точка. – Твоя позиция. Подход к ней только с одной стороны – спереди, а обзор открывается отличный. Смотри, чтоб нам задницы не подпалили. Всем все понятно? – все дружно закивали. – Тогда выдвигаемся.

     Кэмпер моментально растворился в густой листве, а остальные залегли вдоль линии леса, всматриваясь вглубь ущелья.

     – Сержант, вижу троих у правой стены, еще пятеро по центру. – в пространстве над редколесьем повисли в воздухе виртуальные маячки с обозначением расстояния до объекта. Их количество быстро увеличилось до тридцати трех.

     – Отлично, отмечены все. Страйкер, Док, выдвигайтесь.

     Две фигуры темно-зеленого маскировочного окраса удивительно легко для их габаритов метнулись вперед, к небольшой, просматриваемой насквозь рощице. Там они залегли, не спуская глаз с маркеров на карте. Изменений в траектории движения противника не было заметно. Следом выдвинулась вторая пара, затем замыкающие. До деревьев оставалось не более десятка шагов, когда Скелет, не заметивший выпрыгнувшего ему под ноги корня, зарылся в опавшие листья. Палец, не снятый предусмотрительно со спускового крючка, дрогнул, разорвав тишину ущелья длинной очередью.

     Эхо от выстрелов еще носилось между стен ущелья, когда подоспевший Сержант с силой влепил Скелету в забрало шлема. Оттуда сдавленно пискнуло.

     – Ты чего творишь, дурак? – Сержант яростно тряхнул Скелета, тот даже не сопротивлялся, только часто-часто моргал. Побелевшие губы с трудом прошептали: – Сержант, я не специально, Сержант…

     Точки на карте пришли в движение. Десяток маленьких, изображающих штурмовиков, выдвинулся в направлении выстрела, в то время как остальные начали перестроение в защитный строй.

     – Док, что там? – Сержант, не отпуская поверженного бойца, смотрел на перестроение юнитов противника. Док, наблюдавший их непосредственно, раздал остальным увеличенную картинку. Десять штурмовиков, вытянувшись в цепь, медленно и осторожно шли в их направлении.

     – До противника триста метров. Дальнейшие приказания?

     Сержант сполз с тяжело дышащего Скелета, со звонким щелчком хлопнул того по шлему.

     – Вставай. Раз уж ты натворил дел, тебе ответственное задание.

     Скелет с готовностью перевернулся на живот и вслед за Сержантом пополз к остальным.

     – Что нужно делать?

     Ширина ущелья не превышала двухсот метров. Цепь штурмовиков перекрыла его полностью, не оставляя ни единого шанса проскочить. Док, следящий за перемещением противника, чуть нервным голосом доложил:

     – Двести пятьдесят метров.

     Сержант бегло огляделся, отметив на некотором удалении точку над неглубоким оврагом. Поросший низкорослым кустарником, он представлял собой отличное укрытие для небольшой команды.

     – Скелет, направляйся в овраг. Твоя задача – отвлечь на себя противника. Пошел. Будем надеяться, они нас еще не вычислили.

     Скелет скрылся в высокой траве, вскоре справа ударили очереди, несколько ракет, выпущенных с разных позиций, унеслись к приближающимся штурмовикам. Те, изменив траекторию движения, начали стягиваться к оврагу. Док осмотрел позиции, отметив, что оставшиеся юниты не двинулись с места.

     – Сержант, слева чисто.

     Тот приподнялся на локтях, огляделся.

     – Хорошо, выдвигаемся. Включайте автоматические турели.

     Команда из пяти человек поползла к левой стене ущелья, на спине у каждого тихо жужжала автоматикой наведения турель, готовая при первой опасности разразиться шквалом смертоносного огня. Добравшись до стены, они продолжили двигаться вдоль нее, когда одиночные очереди Скелета, доносившиеся до них все это время, прервал завывающий ураганный грохот множества орудий. Скелет огрызнулся еще пару раз и затих. Ползший позади всех Док оглянулся и тихо выругался.

     – Сержант, нас заметили.

     Тот посмотрел назад. Там остановившиеся было штурмовики разворачивались в новую цепь, неспешно перезаряжая оружие и вообще никуда, казалось, не торопясь. Кроме того, не двигавшиеся до этого юниты выдвинулись тоже, постепенно замыкая отряд сержанта в кольцо.

     – Влипли… Так, бойцы, слушай мою команду. Подпустим их поближе и будем прорываться. Другого шанса нет.

     Один из наступающих штурмовиков неожиданно сложился пополам и начал медленно заваливаться набок: Кемпер тоже понял ситуацию и решил действовать.

     Виктория Артуровна с самого утра находилась не в самом радужном настроении. Новый начальник оказался той еще сволочью, не смотря на все прошлые заслуги для компании понизив ее в должности. Муж, скотина, опять не встретил с работы. Последнее время он все больше времени проводит в виртуале со своими друзьями, чтоб им пусто было. Одна радость – сынок не сидит целыми днями за компьютером. Он с друзьями теперь по старинке проводит все свободное время во дворе. Хоть и в этих странных шлемах, но все же на свежем воздухе.

     Мысли о сыне заставили Викторию Артуровну тепло улыбнуться. Проходя мимо огороженной посреди двора игровой зоны, она обратила внимание на сидящего на скамейке за заборчиком худосочного белобрысого мальчишку лет десяти, со скучающим видом взирающего на играющих детей.

     – Антоша, привет. Ты чего тут сидишь? – Виктория Артуровна остановилась, опустив тяжелую сумку на лавку. – Играть не зовут?

     – Да я уже все… – мальчик неопределенно дернул плечом. – Остальных жду.

     – А, понятно. А моего Сережку не видел?

     –Да вон он, с остальными. – Антон указал пальцем на противоположный край двора, где вдоль заборчика, в грязи, оставшейся после недавнего дождя, ползли пятеро ребят. Они оживленно переговаривались, крутя головами, практически полностью закрытыми шлемами без стекол. Иногда они все синхронно припадали к земле, как будто над ними проносилось нечто страшное.

     – Ах он поросенок! – Виктория Артуровна всплеснула руками и, перебравшись через заборчик, быстрым шагом направилась к детям. – Сережа! Ай-яй-яй! Вылезай из грязи, кому говорят!

     – Теть Вик, он Вас все равно сейчас не слышит!

     А команда отважных пехотинцев в это время поднималась для последней, решающей атаки.

     Уставшее от полуденной жары, но еще полное сил, солнце заливает двор ярко-желтым. Тени загнаны в такие узкие рамки, что, кажется, не способны укрыть в себе даже мышь. Только под густыми ветвями старых деревьев сохранилось нечто, похожее на легкий сумрак. Двор пуст, только тут, в маленькой песочнице, копошатся дети – двое мальчиков лет шести и девочка. Выше каждого из них на голову, она, на правах старшей, раздает указания. В поисках сырого песка один мальчик выкопал яму, из которой торчат одни ноги. Каждый раз, вынимая очередное ведерко, он гордо вручает второму. Тот, под руководством девочки, аккуратно переворачивает его дном вверх на деревянном бортике песочницы. Несколько легких ударов совочком – и новая пирамидка готова. Ими опоясан почти весь периметр, самые первые высохли, тонкими струйками песка осыпаясь по сторонам бортика. Дети увлеченно щебечут о своем, не обращая внимания ни на что вокруг. Да и обращать не на что – двор пуст.

     За одним из деревьев что-то негромко шуршит. Еще секунду назад никого не было, но сейчас стоит, прижимаясь к бугристой коре, высокий неприятный мужчина средних лет. Неожиданная в жару черная обтягивающая футболка и такие же джинсы, на ногах – чуть запылившиеся кроссовки в цвет. Лицо бледное, в обрамлении нечесаных темных волос смотрится почти белым. Настороженно осмотревшись, мужчина осторожно огибает ствол, направляясь к играющим детям. У самого бортика присел на корточки, рассохшаяся пирамидка с негромким шорохом осыпалась под пальцами.

     Дети не обратили на него внимания, полностью поглощенные процессом. Девочка поморщилась, заметив потерю пирамидки, но тут же снова переключилась на игру.

     – Здравствуйте, дети. – Мужчина постарался изобразить улыбку. – Я – дядя Олег.

     Мальчик, ожидающий следующее ведерко песка, повернулся к мужчине. В глазах – любопытство. Девочка резко дернула его за локоть, заставляя отвернуться.

     – Алеша, не отвлекайся! Тебе родители говорили, что с незнакомцами разговаривать нельзя, потому что от них – беды!

     Мужчина картинно взмахивает руками, в глазах – наигранный испуг.

     – От меня никаких бед!

     – Побожись!

     – Чтоб мне лопнуть!

     Девочка в сомнении поджала губы, руки картинно уперты в бока – подсмотрела позу у матери, та всегда так встает, чтобы выглядеть внушительнее. Второй мальчик прекратил копать, высунувшись из ямы, с любопытством разглядывает незнакомца.

     – А моя мама говорит, что от всех незнакомцев. – Девочка даже притопнула, мальчики опасливо покосились, на мужчину смотрят все с тем же интересом, но уже чуть настороженно. Незнакомец снова улыбается, на этот раз не так резиново.

     – Так в чем же дело, давайте познакомимся! Я уже назвался, а как вас зовут?

     – Меня зовут Валера… ой! Ты чего дерешься!? – мальчик, вылезший из ямы, хныкнул, получив неслабый подзатыльник. Опустившись на корточки, он схватился за больное место руками.

     – А ты не лезь вперед старших! – девочка грозно зыркнула на обоих. Мальчики возмущенно засопели. Отряхнув песок, она протягивает руку мужчине. – Я Ника. Эти вот – Алексей и Валерий.

     – Очень приятно. – Мужчина осторожно пожимает руку. Пальцы потные и неприятно холодные. – Так вы в этом дворе живете?

     – Да, мои окна воооон там. – Девочка указывает пальцем. – А у этих оболтусов окна на ту сторону выходят, отсюда не увидеть.

     – Я могу показать! И Алеша тоже. – Валера перестал хныкать, стоит, суетливо отряхивая песок с коленок.

     Мужчина ненадолго задумался, по лицу ползет череда мыслей. Наконец, отрицательно мотнул головой.

     – Нет. Лучше расскажите, пускают вас родители в интернет? Если да, в какие игры играете?

     – У нас много игр, гонки там, стрелялки всякие, да, Валера?

     – Да, мы с Алешей каждый день по сети играем.

     Девочка, недовольная, что опять перебили, оттесняет мальчиков.

     – А я в Семейки играю. У меня там тридцатый уровень. Хотите, научу? Или добавляйтесь.

     – Нет, ребята, у меня другое предложение… – Мужчина протягивает руку к девочке, но неожиданно из-за того же дерева выходит второй мужчина. На нем светлые джинсы и легкие кроссовки, на серой футболке забавный принт в виде рыжей кляксы со стилизованной буквой «А» в центре. Короткие светлые волосы бобриком и прямой взгляд светлых глаз довершает картину.

     – Ты опять тут? Куда руки тянешь?

     Мужчина в черном на секунду замер. Одно быстрое движение – и он уже в стороне, одинаково далеко от детей и от парня в светлом.

     – Нет, это ты опять тут. Следишь?

     – Слежу. Тебе уже сказано было, чтобы к детям не смел приближаться. Долго еще ловить тебя по дворам?

     Назвавшийся Олегом предупреждающе ощерился, заметив движение в свою сторону. Вытянув руки, прошипел:

     – Это моя работа, не лезь!

     – А моя работа – таких гонять. Еще встречу – будешь иметь дело с органами. А теперь проваливай.

     Под пристальным взглядом парня и заинтересованным – детей, Олег поплелся за дерево. Когда он скрылся, светлый наклонился к детям.

     – Ребята, вы, наверное, забыли, что незнакомцы опасны?

     – Но ведь мы же познакомились! – голос девочки полон убежденности в своей правоте. – Значит, он больше не чужак.

     Парень тяжело вздыхает. Каждый раз одно и то же… Присев на корточки, как еще недавно сидел мужчина в черном, он готов начать долгую лекцию о правилах поведения с незнакомыми людьми, но его прерывает удивленный мальчишеский вскрик:

     – Ой… Алеша пропал!

     Алеша догнал Олега на выходе со двора. Понимая, что его могут услышать Ника и тот странный мужчина в белом, он не стал кричать, а просто схватил за руку. Олег обернулся, в глазах вопрос.

     – Дядя Олег, не уходи.

     – А что случилось? – мужчина неуверенно улыбается, настороженный взгляд блуждает поверх головы мальчика.

     – Дядя Олег, про какое предложение ты говорил?

     Олег мгновенно успокаивается. Наклонившись, кладет руку на плечо ребенка. Мелькает слабая вспышка, глаза Алеши принимают отсутствующее выражение. Олег же, напротив, максимально сосредоточен.

     – У меня есть к тебе предложение, как к человеку, проводящему за игрой долгое время. Наша компания рада представить тебе новую стрелялку от первого лица. Если ты имеешь личный аккаунт в банковской системе, можно заключить сделку прямо сейчас, или можешь взять номер карты родителей. Все совершенно честно и без дураков. Наша игра полна зрелищных боев и захватывающих приключений…

     Договорить он не успел. Неслышно подошедший сзади светлый приставил к его голове ствол. Еще одна короткая вспышка, и обессилевший Алеша опускается на вытоптанную тропинку. Из глаз медленно уходит пустота.

     – А где дядя Олег? – Алеша непонимающе оглядывается.

     – Убежал. Так и скажи ребятам, хорошо? – светлый доверительно заглядывает мальчику в глаза. – А теперь беги к остальным. Алеша продолжает удивленно оглядываться, но послушно спешит прочь. Когда мальчик скрывается за кустами, светлый удовлетворенно улыбается и делает легкое движение рукой. В воздухе, на уровне пояса, возникают контуры виртуальной панели.

     – Центр, троян OL3G локализован… снова. Продолжаю патрулирование. – несколько пассов над панелью, и светлый растворяется в воздухе.

     Яркое послеполуденное солнце. Чуть удлинившиеся тени все так же практически не дают прохлады. Под сенью мощных крон играют в песочнице дети…

     Солнце скрылось за лесом. Его последние лучи еще освещали темно-красным вершины сосен, но на лесное озеро уже опускался мрак.

     Задремавший в старой лодке рыбак клюнул носом, едва не выронив в темную воду удочку. Вздернувшись, дико заозирался, не сразу вспомнив, где находится. Со всех сторон подступала тьма, только небо над головой еще пунцовое, с проступившими звездами, но и оно все больше наливалось фиолетовым. Пора возвращаться. Итак теперь тащиться назад по темноте. Кто же мог предположить, что теплая бормотуха и утонувший кулёк с закуской сыграют с ним злую шутку? Смотав леску с объеденным червём, он сложил старый спиннинг и зашарил по лодке в поисках весел. Память – как пустой мешок с дырой. Рыбак не смог вспомнить, укладывал ли он их на дно или оставил болтаться в уключинах. Сколько раз давал зарок – не прикладываться к бутылке, пока всё не подготовит! Ладно, ругай, не ругай себя, а всё результат один – вёсел в лодке нет.

     Рыбак огляделся, но рассмотрел только отражения крупных холодных звезд в спокойной воде. Уже не надеясь на благополучный исход, опустил пальцы в теплую прогретую воду и, насколько хватало рук, пошарил вокруг. Ничего. Поёрзав на вдруг ставшей ещё неудобней лавке, рыбак поплотнее запахнул куртку. Беда. Нужно грести к берегу, только вот чем? Конечно, можно руками, только вот разобраться бы сперва, в какую сторону. Озеро с трёх сторон окружено высокими обрывистыми берегами, которые словно змеями увиты толстыми корнями, в сплетении которых можно запросто запутаться, и тогда до самого утра придется сидеть в деревянной клетке.

     Сориентироваться по звездам? Рыбак вскинул голову, прищурившись, взглянул на холодные белые точки. Знать бы ещё, как. Дед пытался научить, но без энтузиазма, сам не верил, что может пригодиться. Внука уже гарантированно брали в техникум, а это уже городская жизнь, в которой ночному небу места нет. Его уверенно вытеснили фонари, свет люстр и ночников. Полной темноты не было никогда, даже оставаясь у себя в комнате, он мог спокойно ориентироваться в пробивающемся сквозь шторы свете ночных улиц.

     Опустив руку в воду, рыбак сделал осторожный гребок, зачерпнул увереннее, тут же гребнул снова. Лодка медленно, лениво тронулась.

     С одной стороны озера, что ближе к деревне, протяженная отмель. Там же установлен причал. Длинный из-за слишком пологого дна, невысокий. Было бы замечательно найти его, иначе придётся топать метров двадцать по колено в воде. Да и чёрт бы с ним, найти бы направление!

     Рыбак поднял голову снова, и увиденное ему очень не понравилось. Звезды затягивала едва заметная, но стремительно плотнеющая дымка ночного тумана.

     Лодка шла всё увереннее, когда он скорее почувствовал, чем услышал тихий скрежет. Корни! Он с руганью принялся табанить, поднимая тучи брызг. За грохотом воды он ничего не слышал, только почувствовал, как лодка во что-то уткнулась. Это "что-то" мягко спружинило, рыбак замер, ожидая треска, с которым лодка завязнет среди корней. Ничего. Пронесло. Он протяжно выдохнул.

     Рыбак сидел в лодке, не решаясь двигаться дальше. Насколько это хорошая идея – плавать в темноте – он уже понял. Ну, хоть берег нашёлся. Куда теперь? Вправо? Влево? Очень не хотелось бы, уже утром из последних сил догребая до причала, узнать, что вчера тебя отделяло от него же только пятьдесят метров воды и неверное решение.

     Холодало. Невидимый туман проглотил звёзды и теперь по капле вытягивал из него тепло, легко проникая под брезентовую куртку. Наконец дала о себе знать жажда, он зачерпнул из-за борта, но поспешно вытряхнул воду обратно. От воды заметно пахло. Отчетливо, незнакомо и оттого вдвойне неприятно. Химия? Нет, что-то неуловимое, чему он не мог дать определения. Но пить такое расхотелось совсем.

     Перебравшись на нос, рыбак осторожно ощупал шероховатый корень. Толщиной в руку, он одним концом уходил в воду, а другой его край скрывался где-то вверху. Он хотел было подняться и проследить, как далеко тот уходит, но не решился. Мало ли как поведет себя лодка, а оказаться в тёмной воде ему хотелось меньше всего.

     А что, если двинуться вдоль берега, перебирая корни? Идея хорошая, но снова всплыл вопрос: а в какую, собственно, сторону? Запах усиливался, наваливаясь удушливой волной. Рыбак натянул полу куртки на лицо, сделал несколько осторожных вдохов. Помогло. Привычный запах смазки и меди привёл в чувство, позволив рассуждать немного чётче. Плыть нужно. И не важно, в какую сторону. Чем дольше он раздумывает, тем выше вероятность, что он таки не вынесет сгущающегося смрада.

     Упершись в корень, он развернул лодку параллельно предполагаемому берегу и с силой оттолкнулся. Судёнышко качнулось, под деревянным носом плеснула вода. Опустив руки, рыбак принялся что есть мочи грести. Внезапно в темноте появилась тонкая размытая искорка света. Она стремительно приближалась. Его ищут? Скорее всего. Что ещё можно делать ночью на тёмном озере?

     Стоп. Что это? За плеском воды и лихорадочными движениями он не сразу услышал этот звук. Странный, непривычный треск и грохот катился с приближающимся светом. Рыбак замер, вглядываясь в приближающееся нечто. Существо? Незнакомый, поднимающий с самого дна детские страхи звук становился всё громче. Рыбак очнулся: срочно бежать! Он принялся грести в обратную сторону, но лодка только раскачивалась, а на то, чтобы развернуть её, времени уже не оставалось.

     Внезапно плотная пелена тумана расступилась, тягучие белые лохмотья, словно живые, бросились в стороны. Луч ярчайшего фонаря резанул по глазам. Рыбак прикрылся рукой, по нервам стегнуло с такой силой, что он дернулся, едва не вылетев из лодки. От приближающегося чудовища накатила тошнотворная волна того самого запаха! Рыбак обмяк, скорчившись на дне лодки, подтянув колени к груди и накрывшись полой куртки. Стало очень, совсем, непереносимо страшно. Настолько, что все мысли просто испарились, оставив тягучую пульсирующую пустоту.

     Неожиданно рёв прервался, словно зверь поперхнулся, хлебнув грязной озёрной воды. Что-то оглушительно хлопнуло и шум оборвался. Со стороны приближающегося ужаса донесся негромкий плеск и... голоса?! Кто-то тихо, но уверенно окликнул:

     – Эй, болезный, ты чего тут забыл? Ты там спишь, что ли?

     – Да браконьерит он тут, – второй голос, громче, – Глянуть надо дальше, небось сети попрятал, гляди, а теперь дурика корчит!

     Голоса человеческие, но что они делают рядом с этим ужасом? Рыбак осторожно высунулся из-под куртки, щурясь, оглядел людей. Обычные, один мордатый, красная рожа сейчас казалась почти коричневой. Второй – моложе, на голове картуз с кокардой. Заметив движение, мотнул головой и всё тем же громким неприятным голосом резанул:

     – Глянь, вроде он не пьяный совсем. Точно браконьер!

     – Не голоси! – мордатый рассматривал севшего в лодке рыбака, обратился к нему: – Ты чего тут делаешь?

     – Задремал, а фонаря с собой не взял, – в горле заскрипело, рыбак откашлялся. – Плутаю теперь. Причал там?

     Он кивнул им за спину, откуда тянулся густой, стелющийся слоями дым. От костра? Тот бы он узнал сразу. Этот же был с мерзким химическим запахом и к тому же подозрительно синий в свете фонаря.

     – Там, там. Ты не торопись, мы тебя сами дотащим. Напишешь объяснительную и катись куда хочешь, – молодой хохотнул, толкнул локтем второго. – Или сети поищем?

     – Обязательно. Вот разберёмся – так ты сразу и плыви.

     Молодой скривился, но промолчал. Мордатый спросил:

     – Где весла посеял?

     – Где посеял, там и взойдут! – неожиданно для себя огрызнулся рыбак. Страшно, до зуда захотелось увидеть, как они поплывут. Вёсла у них были, но лежали совершенно сухие. Мотор? Но что это должен быть за двигатель, что ревет, словно раненый зверь? Тем более ни от индукционного, ни от пружинного нет и не может быть дыма, не та конструкция. Молодой тем временем отошел на корму и, наклонившись, что-то там делал. Рыкнуло, потом ещё, затем над водой разнесся знакомый душераздирающий рёв. По нервам стегнуло с удвоенной силой. Мордатый, вытащив из уключины весло, упер его в борт рыбацкой лодки, резко оттолкнул, крикнул:

     – Сейчас развернёмся и зацепим тебя, лады?

     Рыбак кивнул растерянно, провожая взглядом странную лодку. На её корме ревел и бился обычный с виду двигатель, вот только за ним в воздухе тянулся серый в темноте шлейф мерзкого дыма. Он растерянно поднял глаза на сидящих в лодке. Да кто же вы такие?! Молодой держался за руль невозможного, гремящего и дымящего двигателя, в пол оборота к нему и спиной к рыбаку замер старший. Рыбак уставился на него, и всё встало на свои места. Чёрт! Следовало бежать, еще когда он услышал этот рёв! С самого начала было понятно, а теперь и самый тупой ёж догадался бы: эти двое – не люди!

     Лодка тем временем развернулась и теперь быстро возвращалась. Что делать? Нельзя показать, что он обо всем догадался, иначе с ним расправятся. Есть ещё шансы, нужно только добраться до берега. Поравнявшись с ним, мордатый кинул верёвку с крюком:

     – Цепляй, тут не далеко, вмиг дотащим!

     Он подмигнул зловеще. Или показалось? И что это за подозрительные взгляды, которыми эти двое обмениваются?!

     Дрожащими руками рыбак закрепил крюк и не успел сесть, как верёвка натянулась, резко бросая лодку вперёд. Его накрыло едкой взвесью, липшей к коже и одежде.

     Плыть действительно оказалось недалеко, метров двести. Что у них за адский механизм?! Свет фонаря выхватил из темноты темные доски причала. Еще немного, а потом он рванёт так, что сам чёрт его не догонит!

     Лодка не-людей сбросила скорость, по инерции проплыла оставшиеся метры и гулко ударила бортом в причал. Молодой резво выскочил, помог выбраться красномордому. Тот отряхивал руки, глядя, как рыбак слабыми руками пытается уцепиться за гнилую лестницу.

     – Давай помогу, не корячься, – он наклонился, с другой стороны подоспел молодой. – Ну, взяли!

     Он закряхтел от натуги, рыбак видел его округлившиеся глаза. Едва оказавшись на причале, он резко оттолкнул удивительно легкие и отвратительно мягкие тела. Через секунду его ботинки уже грохотали к берегу, оставляя позади удивленные и испуганные крики. Он спасся!

     Молодой подвывал, потирая ушибленные незнакомцем ребра и не в силах подняться. Его старший товарищ беззвучно разевал рот, глядя вслед стремительно удаляющейся фигуре с огромным ключом в спине, делающим его похожим на гигантскую заводную игрушку. Моргнул, осознавая увиденное, из горла вырвался перепуганный писк, к которому тут же присоединился вопль молодого.

     Он тоже увидел.

     За окном постепенно темнеет, и двери старого цирка снова открыты для всех. Зал неспешно заполняется зрителями, это по большей части семьи, хотя встречаются и пришедшие парой. Эти держатся один за другого, словно боятся потеряться в темном помещении, заполненном ветхими облезлыми креслами и теми, кто пришел раньше. Кто во что одет, как выглядит – не имеет значения. В древнем храме чудес и радости все равны.

     Старый клоун застыл перед запыленным зеркалом. В руке у него потрепанная полупустая пудреница, в другой крепко зажата кисточка, взгляд отрешен и пуст. Сюда еле слышно доносится шорох одежд и приглушенное бормотание. В остальном ничто не нарушает тишины. Старый клоун чуть заметно кивает головой, кисть мерными движениями припечатывает пудру к бледному морщинистому лицу. Часть порошка сыплется на воротник и отвороты некогда попугаисто-яркого, но теперь безвозвратно выцветшего, побитого молью и временем пиджака. Клоун не обращает внимания. Он уже давно не замечает таких мелочей.

     На стене, покрытые слоем пыли толщиной в палец, замерли часы. Они остановились много лет назад, но это не имеет значения для того, кто полностью поглощен одной лишь работой. Клоун помнит, что точно в назначенный час на арену цирка выйдет крохотная, ряженная в древние облезлые перья карлица с некрасивым лицом. В ее руках будет колокольчик, пронзительный звон которого возвестит о начале представления. Так было заведено, еще когда клоун был молод, а карлица красива. Они вместе создали эту традицию.

     Старый клоун продолжал механически обновлять грим, когда за дверями гримерки тихо зазвенело. Карлица неторопливо брела по коридору, касаясь стены колокольчиком. Ш-ш-ш… Дзынь! Ритм выходил рваным, ей приходилось обходить многочисленный реквизит разной степени изношенности. Иногда она натыкалась на сундуки и шкафы. Тогда колокольчик лишь хрипло звякал. Карлица обходила препятствие и двигалась дальше.

     Привлеченный звуками, клоун отложил пудреницу и замер, уставившись долгим взглядом в дверной проем. Он не закрывался даже в молодости, чтобы не пропустить звонка, не опоздать к ждущему зрителю. Карлица медленно проковыляла мимо. Ш-ш-ш… Дзынь! Клоун посидел еще немного, бездумно оглядывая свое отражение. Застывшие суставы натужно скрипнули, воздевая непослушное тело на слабеющие ноги. Он пошатнулся, чудом удержавшись на ногах. Бледные сухие пальцы с деревянным стуком сомкнулись на истертой спинке стула, сохраняя равновесие. Кое-как выровнявшись, клоун двинулся прочь из комнаты. По-стариковски загребая ногами, он проследовал к выходу на арену. В конце коридора мелькнула и пропала, скрытая старым пыльным занавесом, карлица.

     Спустя пару секунд тишину, заполняющую помещение до самых сводов, разорвала пронзительная трель. Сидящие в зале зашевелились, со всех сторон доносилось неразборчивое бормотание и скрип рассыпающихся кресел. Карлица еще брела прочь, когда на манеж вышел клоун. Красный накладной нос сидит криво, некогда рыжий, парик покрыт ржавыми потеками. Старый, прорванный в десятке мест пиджак весь в пыли и пудре.

     Представление началось. Клоун пытался жонглировать, таскался по арене, отыгрывая свои нехитрые номера… Но он был стар. Очень стар. Мячи валились из рук, ноги не держали, и клоун падал, смешно дергая ими в воздухе, вставал снова… В зале стояла тишина. Сотни глаз неотрывно следили за происходящим, застыли даже обычно неугомонные дети. Казалось, все увлечены происходящим. Но смеха не было. Ни единого звука. Ни движения. Все замерло. Клоун закончил и, сопровождаемый душным безмолвием, удалился за кулисы. Когда серый полог сомкнулся за его спиной, зал вновь наполнился шорохом и бормотанием. Зрители поднимались со своих мест и неторопливо покидали помещение.

     Клоун вернулся в гримерку, уронив немощное тело на стул, замер, глядя в старое облезлое зеркало. Рука слепо шарила по столу в поисках пудреницы. Сегодня никто не смеялся. Как и вчера, как и год, и два назад. Собственно, этого им и не было нужно. Зрители продолжали приходить снова и снова, ведомые непонятным инстинктом. Им не нужно было веселье, а он не ждал смеха. Они все уже давно были мертвы.

     На обломках погибшего мира толпы мертвых людей продолжали изо всех сил делать вид, что они живы.

     Сергей с самого утра был в приподнятом настроении. Пели птицы, ласковое весеннее солнце пригревало, а конечной остановкой сегодняшней прогулки значился недавно открывшийся, но уже набравший несколько десятков тысяч хвалебных отзывов, мегамолл.

     К поездке Сергей готовился очень тщательно. Старательно и с любовью вымыл и вычистил автомобиль, колеса накачаны до звона, в зеркала больно смотреть от нестерпимого блеска. Жена причесывала близнецов, трехлеток Сашу и Машу, когда он нетерпеливо прокричал со двора:

     – Наташа, мы опаздываем!

     Наталья внесла последние исправления в прическу Маши, одернула на ней платьице. После чего отправилась к зеркалу.

     – Сережа, до открытия целый час! Ты хочешь торчать в той ужасной толпе у дверей? На прошлой неделе Валентине Егоровне пришлось отстаивать свою честь, а когда открылись двери – еще и жизнь! – Наталья заботливо пригладила ниточки бровей. – Или ты боишься, что все разберут? Такое случилось только на открытии, там десятки тысяч позиций товара, ты же знаешь. – слегка подкрасив губы, она, вполне довольная собой, прихватила с кухни корзинку с завтраком и легкой ланью выбежала из дома.

     Дети уже в машине. Наталья скользнула на переднее сиденье, и Сергей в ту же секунду стартовал. Выведя авто на дорогу, он прибавил скорости. Мимо проносились однотипные домики спального района. Через пару минут они свернули на шоссе и в назначенное время подъезжали к колоссальных размеров парковке, уже на сто двадцать процентов забитой разношерстной техникой. Кое-как втиснувшись, Сергей оттер пару неудачников, обойденных на последнем повороте, и семья поспешила к огромным ангарным воротам входа в молл, где уже собралась приличная толпа. С разных концов человеческого моря то и дело доносились вопли ужаса и боли, но в общем царила атмосфера праздника.

     Семейство пристроилось за неширокой стеной из железобетонных блоков, установленных для рассечения напирающей толпы. Наталья извлекла из корзинки термос и коробочку с бутербродами.

     – Кто хочет перекусить? – она улыбнулась Сергею и взглянула на часы. – До открытия еще пятнадцать минут.

     – А помнишь, еще три месяца назад тут, среди полей, было озеро? – Сергей разливал чай, нетерпеливо поглядывая через бетонное заграждение.

     – Да, наше с тобой. – Наталье чудом удавалось одновременно кормить Сашу и поить Машу. Дети пищали и пытались улизнуть. – Сережа, следи за ними, если они убегут, я на тебя обижусь! – она изобразила нарочито обиженную гримасску и показала язык.

     Сергей с бутербродом в руке задумчиво оглядывался. Действительно, все изменилось с того утра три месяца назад, когда здесь, в чистом поле, неожиданно возник титанических размеров ангар. Люди, поспешившие из ближайших городков, долго и неуверенно бродили вокруг, не рискуя подходить к воротам. Они были основательно напуганы появлением буквально из воздуха здания таких размеров. Не удивительно, что, когда из скрытых громкоговорителей понеслась бравурная музыка и слащаво-бодрый голос невидимого диктора начал вещать о скором открытии мегамолла «Звезда», кое-кто особо впечатлительный упал в обморок, а остальные поспешили убраться восвояси. Уходившие последними видели, как на воротах ангара заалела, проступая из металла, надпись:

     «Открытие состоится через пять дней. Добро пожаловать, ваш добрый сосед «Звезда»».

     Конечно же, уже через пару дней вся округа была до краев набита военной техникой. Зеленые человечки, с автоматами и без, сновали по городкам и деревням, занимали заправки и забегаловки, а на все вопросы отвечали, многозначительно выпучив глаза: Вы что же, не видите? До открытия три дня! Шныряющие то тут, то там репортеры быстро монтировали из выхваченных из контекста отрывков и не имеющих отношения к делу картинок «горячие новости» и ежечасно нагнетали обстановку, замогильными голосами вещая, что «время подходит к концу».

     Когда начали сгущаться сумерки последнего дня, военные перекрыли все подступы к ангару. В последних лучах заходящего солнца они красиво выпячивали грудь и играли желваками на камеру, стараясь не замечать худые зады, целеустремленно торчащие из травы в направлении молла.

     Всю ночь по стенам и полям шарили лучи прожекторов, то и дело выхватывая из темноты бледные, сосредоточенные лица бормочущих в камеры репортеров. Больше ничего не происходило. С рассветом надпись на воротах сообщила, что открытие состоится ровно в восемь ноль – ноль. Напряжение достигло максимума. Военные, журналисты, даже прильнувшие к экранам телезрители не сводили ожидающих взоров с металлических ворот ангара. Кто - то даже начал тихо вести отсчет. Его услышали и подхватили, и вот уже все присутствующие скандировали в один голос.

     – Пять! Четыре!! Три!!! Два!!!! Один!!!!!

     Створки дрогнули и начали медленно расползаться. Подбадривая себя знаками, военные жидкими цепочками потянулись внутрь…

     Они выходили по одному и группами, блестя глазами и что-то возбужденно крича в рации. Вполне бодры и веселы, автоматы свободно болтались на ремнях. Один из них помахал руками и прокричал:

     – Все чисто, можете заходить! Там классно!

     Но, не смотря на оптимизм побывавших там, военное начальство не рискнуло сразу запускать гражданских. Они с глубокомысленым видом бродили по окрестностям, стараясь чаще оказываться в поле зрения телекамер, но от опытного взгляда журналистов не укрылись тяжело нагруженные грузовики, отъезжающие от ворот молла. Они устроили «срывание покровов», и военным пришлось открыть доступ к ангару. Техника была отведена, а к вечеру в округе не было ни одной военной машины. Прибывшие утром первыми обнаружили еще и великолепного качества съезд с шоссе и огромную парковку, занимающую все пространство перед молом и вокруг него.

     Сергей посмотрел на часы. Еще пять минут. Похлопал по карманам, проверяя, все ли на месте.

     – Наташа, ничего не забыла?

     – Нет, дорогой. Саша, Маша, а вы ничего не забыли?

     Близнецы отрицательно помотали головами и принялись с удвоенной силой вырываться из рук матери. Сергей ухватил одного, поднял на руки.

     – Как думаешь, может, стоит подождать, пока все войдут? – он окинул взглядом толпу. Несколько человек подняли над головами щуплое тельце старушки, его понесло на гребне живой волны к краю людской массы. Кто-то из стоящих попробовал кричать, указывая, что машины спасателей в другой стороне, но голос быстро потонул в общем хоре. Тельце тем временем доплыло до края и исчезло, сброшенное на траву.

     Наталья посмотрела в сторону ворот, в глазах на миг промелькнуло сомнение, но через секунду она вновь была полна оптимизма.

     – Ничего, там не очень людно. Да к тому же мне совсем не хочется бродить среди пустых полок, дорогой.

     Над толпой пронесся торжествующий вой. Ворота молла сдвинулись и поползли в стороны, расталкивая стоящих вплотную к ним. Задние ряды двинулись в направлении входа, тесня стоящих перед ними. Те, в свою очередь, поднажали, и вся огромная масса людей качнулась, утрамбовываясь, к воротам.

     Наталья попробовала выйти из-за стены, но не смогла протиснуться в ползущий по сторонам защитного сооружения монолит тел. Ее закружило, кто-то больно саданул под ребра локтем. Искаженная злобой рожа шипела проклятия, тут же утонувшие в хоре воплей и просьб о помощи.

     – Какая жалость, теперь точно не успеем. – уголки губ Натальи скорбно опустились. – Нужно было на пять минут раньше выходить!

     Толпа тем временем напирала, створки ворот оказались достаточно мощны, чтобы оттеснять наступающую людскую массу. Стоящие у самых створок оказались зажаты между ними и неумолимым человеческим стадом. На металле появились первые алые полосы, их оставляли исковерканные тела. Люди, оттесняемые воротами, взвыли и в последнем яростном броске вдавились в наступающую массу. Некоторые лезли по головам, их стягивали за ноги и с остервенением топтали и рвали руками.

     Сергей вжался в бетон укрытия и внимательно следил за толпой. Нельзя было упустить появившегося просвета, единственной возможности успеть не остаться с пустыми руками. Саша и Маша угнездились на шеях родителей. Глазенки восторженно блестели, дети нетерпеливо подергивались, ручки тянулись в сторону разверзнувшегося провала ворот.

     Наконец, Сергей почувствовал, что напор слегка ослаб. Ужом ввернувшись в толпу, он потащил за собой жену. Расчет был верным. Они попали в центральный поток, который несся к воротам, зажатый между людьми, ранее оттесненными наступающими створками. Семья двигалась к цели на полной скорости. Иногда под ногами страшно трещало, брюки по колено окрасились чужой кровью, но локти бегущих рядом держали крепко. До входа оставалось метров пятьдесят, когда Сергей почувствовал, что падает. Бегущие впереди на мгновение раздались в стороны. Этого оказалось достаточно, чтобы потерять равновесие. Уже падая, он с ужасом почувствовал, что с его плеч сдирают ребенка. Из последних сил повернувшись боком, Сергей с облегчением понял, что Саша теперь на руках у матери. Наташа ободряюще улыбнулась ему, в глазах промелькнула грусть. Мгновение спустя Сергея затянуло под каток бегущей толпы, а Наталью внесло в ворота.

     Внутри ангар показался совершенно бескрайним. Наталья и близнецы восторженно глядели вокруг. Великолепие красок, громкая, но приятная музыка. И цель их визита.

     На огромном транспаранте поперек молла «Звезда» гордо алело крупными буквами:

     «ТОЛЬКО У НАС! ТОЛЬКО ДЛЯ ВАС! ОТНЫНЕ И ВПРЕДЬ! СКИДКИ НА ВСЁ – 20%».

     Джо остановился перед дверями супермаркета. Расстегнув объемную сумку, вынул противогаз и натянул плавательные очки с отсекающими цвет стеклами. Резина плотно охватила голову, он подергал за фильтр, устраивая его поудобнее. Что еще взять из сумки? кошелек, телефон, вроде бы все. Остальное придется оставить в ящике у входа.

     Из приоткрытой двери потянуло теплом. После уличного мороза он чувствовался даже через плотные перчатки и шарф. Оставив сумку, Джо ухватил пластиковую корзинку и шагнул в торговый зал.

     Время он выбрал как всегда точно, ЭТИХ внутри оказалось совсем немного. Сверился с часами: до конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, вполне достаточно, чтобы не столкнуться с бредущей по домам и магазинам толпой.

     Цветоотсекающие очки – вещь очень уж неудобная. Веки под силиконовым ободком моментально вспотели, соленые капли лезли в глаза. Но с этим ничего нельзя было поделать: на прошлой неделе жена притащила из рейда Буквенный вирус. Пока разобрались, что произошло, заразились все: и сама Дженни, и младший – Сили с сестрой Рут. Даже его мать Энн попала под удар. И вроде бы ничего страшного, уберись ты с хлоркой – и всего-то, но сам Джо носил активный штамм Цветового вируса. Хуже того, выяснить, на какой оттенок тот реагирует, не удалось, и теперь на вылазки приходилось брать очки, превращающие все вокруг в черно-белое кино.

     Стеллаж, еще один, и еще... Привычная мысль: ну кому может понадобиться ТАКАЯ прорва товаров? Джо выскочил из-за поворота и лицом к лицу столкнулся с ЭТИМ. Высокий чуть полноватый мужчина средних лет. В руках – корзина, заполненная банками и коробками, все – одного оттенка. Джо бросил осторожный взгляд на этикетки, тут же зажмурившись, но ничего не почувствовал. Тогда он посмотрел уже без опаски: "МиксТрикс", какая-то новая марка. Штамм Буквенного вируса от этой фирмы наверняка сейчас бродит по городу, но это явно не тот, что притащила на себе Дженни.

     Обогнув ЭТОГО, Джо поспешил дальше. Краем глаза он успел заметить взгляд мужчины, сочувствующий и немного удивленный. ОНИ всегда так смотрят, и как раз по взгляду можно определить терминальную стадию. Если бы не этот ИХ взгляд, старый Филипп заразил бы всех. Когда его застали на кухне, он уже складывал упаковки по цветам!

     Едва разминулся с одним, из проулка между стеллажами показались сразу несколько. Круглая женщина с истеричным ртом, глава семейства с тележкой, а впереди – его уменьшенная копия. Обогнуть из в узком проходе можно было даже не стараться, проще оказалось сдать назад.

     Пятясь, Джо зацепился плечом и стремительно развернулся. Перед стеклом противогаза качалась длинная лента со схематической маркировкой: трава, цветок, моторное масло. Он осторожно отошел и осмотрелся, отчетливо понимая, что не зря прихватил противогаз. Против этих штук обычный респиратор был уже бесполезен. Эта дрянь появилась совсем недавно. Искусственная бактерия, вызывающая прочные химические реакции на определенный запах.

     Медленно, стараясь не задеть зараженные ленты, Джо выбрался на центральную аллею. ЭТИХ здесь оказалось на удивление много. Провожаемый тяжелыми взглядами, поспешил дальше. Список покупок остался дома, но запомнить его получилось с первого раза: хлеб и молоко. За остальным он отправится дня через три, когда получит пособие. Вот тогда придется попотеть, нужно будет взять...

     Джо мотнул головой, заметив неладное. Между стеллажей мелькнула тень: еще один рейдер. Теперь нельзя спускать с него глаз, неизвестно, какая сегодня концентрация феромонов в торговом зале. Рассказывают, иногда команды и в пять-шесть человек возвращались с припасами, но на его памяти никто не ходил даже вдвоем.

     В молочном отделе Джо уложил в корзину пару галлонных бутылей и пошел дальше. Хлебный находился в самом конце зала, последний рывок, потом – кассы и домой.

     За дальним стеллажом грохнуло бьющееся стекло и донесся возбужденный ропот. Джо осторожно выглянул в соседний проход. Двое рейдеров оказались зажаты в резко сужающемся конце коридора между четырьмя ЭТИМИ. За их спинами почти ничего нельзя было рассмотреть, но Джо отчетливо представил себе, что будет дальше. ЭТИ воспринимают обычных людей, как что-то жалкое и совсем не опасное, но меняются, когда тех становится больше. Так что ребят остается только пожалеть. Расталкивая ЭТИХ, к рейдерам протиснулся мужчина. Даже со спины было видно, как его лицо побагровело, он прорычал что-то несвязное, остальные возбужденно заверещали. Раздался громкий шлепок, и над их головами взлетел противогаз. Его бывший владелец вскрикнул испуганным зайцем, но ЭТИ сдвинулись, навалились...

     Сорвавшись с места, Джо бросился к хлебному ряду. Быстрее, схватить все что нужно и бежать!

     Перед хлебным была широкая площадка, где обычно выставляли сетчатые короба со всяким хламом. Выскочив из прохода, Джо не заметил появившегося из-за стеллажей рейдера. Может, тот его тоже не увидел, но толкнул расчетливо и точно, отбросив прямо на корзины. Со всего маху приложившись противогазом о металл, Джо на мгновение потерял сознание.

     Сперва вернулись ощущения, в спину упирался холодный пол. В уши ворвались резкие звуки, звон, пронзительные крики. Открыв глаза, Джо увидел трещину в стекле противогаза. Кусок выпал, оставив широкую дыру, линза очков слева разлетелась, в резиновую духоту успокаивающей струей лился прохладный воздух, остро пахло сеном. Приподнявшись на локте, он осмотрелся. Первое же, во что уперся взгляд -- стеллаж с васильковыми коробками и банками, белые буквы по канту хвастливо сообщали, что они принадлежат объединению "Бикси".

     Вдыхая свежий травяной аромат, Джо поднялся и стянул бесполезный противогаз. Из рассеченной брови на пол срывались алые капли, неприятно диссонируя с буквами и общей цветовой гаммой полок. За спиной зашуршал полиэтилен. Обернувшись, он увидел у стоек с хлебом странное существо. в огромных глазах дрожал страх, а в тонких лапках оно сжимало батон. Джо почувствовал, что вот-вот разрыдается, не то от жалости, не то от омерзения. Сморгнув, он поднял с пола корзину. Салатовые бутыли показались совсем неподходящими. Вынув обе, протянул их существу, то обняло их обеими лапками и, благодарно кивнув, бесшумно скрылось в проходе.

     А Джо уже изучал ряды коробок. Эх, нужно было брать тележку!

     Однажды утром Семен Валеев обнаружил, что у него пропал рот.

     Язык елозил по зубам и небу, но на свободу вырваться не мог. Семен, как человек рассудительный, паниковать не любил, хоть очень даже умел. Он попытался было испугаться, но передумал.

     Борясь с давящей болью в голове, Семен бросил взгляд на светящиеся зеленым часы: без пяти пять. Осторожно выполз из постели, голова закружилась, его повело, едва не швырнув обратно на кровать. Держаться! Не хватало еще разбудить жену! Ноги были словно ватные, внутри что-то натужно подрагивало. На цыпочках прокравшись в ванную, он встал перед зеркалом. Тускловатый вообще-то свет резал глаза, Семен плеснул в лицо холодной водой и уставился на отражение в зеркале. Растрепанные волосы, щетина. Глаза красные и недовольные, обычно к таким глазам прилагаются брезгливо поджатые губы, но с этим как раз вышла промашка: среди коротких пней свежей щетины отсутствовал даже намек на когда-то располагавшееся в этом месте отверстие.

     Семен отстраненно провел пальцами по лицу. Навстречу им с той стороны кожи толкнулся язык, отполз, раздраженно подергиваясь. Еще не до конца проснувшийся, мужчина попытался вспомнить, когда видел свой рот в последний раз, и не смог. Впрочем, это и не особенно удивительно. В жизни много вещей, куда более интересных, чем разглядывание отверстия в голове. Он же не женщина, в конце концов! У него есть телевизор, компьютер, пиво!

     Пиво. Перед глазами появилась стойка прокуренного бара, кто-то сует ему в руку кружку. Неловко повернувшись, он сбивает на пол пустые рюмки, те со звоном скачут по полу...

     Так. Значит, в баре рот еще был на месте, иначе как бы он пил? Еще раз плеснув в лицо холодной водой, Семен открыл кран с горячей. Дрожащая рука ухватила станок. Сперва – привести себя в порядок. Остальное – потом.

     Когда немного посвежевший Семен появился на кухне, там уже возилась жена. Стоя у плиты в клубах пара и дыма, она не удостоила его взглядом. Ну и очень хотелось. Ухватив деревянными пальцами пачку сигарет, он вынул одну и озадаченно уставился на нее пустым взглядом. Сигарета в условиях острой нехватки рта стала тем самым локтем, который не укусить даже ввиду относительной близости. Вздохнув через нос, он бросил ее в пепельницу и откинулся на стену. В голове все еще шумело, Семен прикрыл глаза и замер.

     Словно только этого ожидающая жена громыхнула о плиту чайником и забубнила. За шипением масла и ревом вытяжки голоса было почти не слышно, но общие смыслы вполне угадывались. За годы, отделявшие некогда Белочку от теперешней Тыквы, он успел выучить все монологи наизусть. Она оказалась очень предсказуема. По ней можно было сверять часы. Период полураспада самого радиоактивного вещества четко отмерял полувыбормот всего, что она могла ему сказать. Ее слова можно было выставлять в Парижской палате мер и весов, как эталон занудства. Ее...

     Не прекращая бубнить, жена швырнула на стол тарелку с горелым кружком яичницы. Тоже вполне предсказуемо наутро после встречи с друзьями. Она называет это "активированный уголь против отравлений". Рядом стукнула, расплескав половину содержимого, кружка с кофе. Растерзав завтрак тупым ножом, Семен подцепил вилкой кусок яичницы но, вспомнив утреннее недоразумение, бросил обратно в тарелку.

     Повернувшаяся на звук жена устало посмотрела на него, потом на тарелку. Брови вопросительно взлетели.

     – Чего это ты швыряешься? – она уперла руки в бока и угрожающе нависла над ним. – Не нравится, как я готовлю?!

     Семен хотел было ответить: «Посмотри на меня, дура! Ничего не замечаешь? Это я однажды перепутал твою стрижку с противогазом, но ты-то не такая! Разуй глаза, дура!» – хотел он крикнуть. «У меня рта нет!» – и грохнуть кулаком по столу!

     Но как же кричать, если рта нет?

     Даже плюнуть – и то проблема.

     Все, что остается – вскочить и уйти. И он вскочил и ушел, провожаемый недовольным взглядом.

     На работе его встретила привычная понедельничная суета. Под треск клавиатур и раздражающие трели телефонов он пробрался в свой загон. Пока включался компьютер, вытащил из стола шипучие таблетки. Теперь, когда Семен окончательно проснулся, у него трещала голова. Сейчас его может спасти только короткий рывок до кулера... Остановившись в проходе, он отшагнул назад, упав обратно в кресло, и зло ударил в стену. Придется обойтись без помощи.

     Нехотя взялся за работу. Привычная рутина постепенно затянула. Пару раз звонил телефон, но Семен редко отвечал и в обычные дни. До обеда время тянулось невыносимо долго. Когда часы на экране показали полдень, он потянулся, но вставать не спешил. Внутренне уже свыкся с произошедшей с ним метаморфозой, да и есть не хотелось совершенно. Сходить просто чтобы посмотреть на остальных? А смысл? Друзей у него тут нет, так, стрельнуть сигарету в курилке и деньжат до зарплаты. Деньги есть, курить не во что, так и зачем ему сейчас кто-то?

     Треск клавиатур не затих совсем, но теперь яростно лупила по клавишам от силы четверть отдела. Зато заткнулись телефоны. Семен наслаждался относительным покоем, хотел вздремнуть, но сон не шел. Тогда он поднялся и выглянул из кабинета. Никого. Стараясь делать вид отстраненный и скучающий, быстрым шагом направился в туалет, где долго стоял, всматриваясь в отражение.

     Ни шрама, ни швов, ничего. Прямо как в том фильме. А может, и правда стерли? Семен поскоблил ногтем кожу, надеясь подцепить краешек... Чего? Скотча? Телесного цвета пластыря? Только вот не делают такого землисто-бледного пластыря фабрики. Хорошо, что не хочется ни есть, ни курить. Глупо же он смотрелся бы, бросаясь на стены в двух шагах от котлет и сигарет!

     За дверью раздались шаги. Семен опустил голову и, стараясь не глядеть на вошедшего, быстро выскочил прочь.

     Из офиса Семен вышел одним из последних. Будь сейчас зима, накрутишь шарф – и иди, но долбаное лето спутало все карты. Так что пришлось ждать, пока затихнут шаги в коридоре. Сегодня в отделе было удивительно тихо, особенно после обеда. За час до конца рабочего дня никто не бродил по загонам, не трепался во весь голос. Только треск клавиатур, да нескончаемый трезвон телефонов.

     Его автомобиль, кредитный кореец с ласковым прозвищем Хомут, одиноко жался к сетчатому забору в дальнем конце парковки. Усевшись за руль, Семен на секунду задумался. Куда сейчас? Домой совершенно не хотелось. Может, к Ленке? Но там – кальян и вино, она может не понять отказа. Собственно, везде, куда ни сунься – курево и выпивка, так что...

     Так что, как ни прискорбно, придется тащиться к себе.

     Когда ехать оставалось совсем немного, он отвлекся и не заметил вовремя патрульную машину. Скрипнул зубами, когда торговец полосатыми палочками указал на обочину, но подчинился. Поравнявшись с водительской дверью, постовой взял под козырек и завел грозную песню. В ней пелось о превышениях, габаритах и тонировке. О грязном номере, тусклых фарах и двойной сплошной. Про обгоны там пелось тоже. Семен готов был сунуть тому в шапку награду за артистизм, но не знал, как его прервать. А тот, заподозрив водителя в невнимательности, вдруг посуровел лицом и вынул прибор. В его грозном рыке и волевом жесте, как на плакате, ясно читалось: «Дыхните!» Семен бы и рад подчиниться, ведь именно сегодня мог исполнить на трубке хоть всего Армстронга, но вот беда: нечем!

     Постовой нахмурил брови. Семен уже представил, как его под белы руки ведут в патрульную машину, где предстоит сто раз виденный фокус с исчезновением денег. Настроение стремительно ухудшалось, но тут в голову пришла здравая мысль: он же может дунуть носом! Отобрав у постового трубку, он вставил ее в ноздрю, зажав нос пальцами... И с ужасом обнаружил, что не может.

     Потому что не дышит.

     Отдав брезгливо поморщившемуся постовому прибор, Семен удивленно прислушивался к себе. Внутри разливалась тишина. Затихло биение сердца. Шум легких исчез, словно и не было.

     Он замер, удивляясь этой тишине и собственному безразличию. Открыв кошелек, он выгреб оттуда всю наличность и сунул ошалевшему инспектору. Машина плавно тронулась, ныряя обратно в поток, сливаясь с ним. Сейчас ему нужно домой, ведь завтра рано вставать.

     Как и тысячам таких же безразличных, бессловесных, жалких трупов.

     – Не так! Не так! Куда ты прешь!

     Аксакович раздражённо сплюнул, глядя на нескладного ученика с едва начавшим пробиваться на подбородке робким пушком. Парень остановился посреди очерченного кирпичной пылью на притоптанном снегу круга. Скинув рукавицу, старик отвесил никчёмышу такую затрещину, что сам едва удержался на ногах. Тот нападения не ожидал, а потому ткнулся головой в сугроб, перевернулся, мутные серые глаза испуганно моргали.

     – Всё не так! – повторил дед уже спокойнее. Стянув вторую рукавицу, бросил рядом, тяжело, со скрипомопустился на снег. – Я тебе чего говорил?

     – На красное не соваться... – длинный глуповато блымнул водянистыми глазами. – А если заступил, то сразу падать головой в сторону от центра...

     – А ты какого чёрта впёрся в самую серёдку? Чего пялишься? Кто потом твои кости собирать будет? Ты на старика не рассчитывай, мне тебя натаскать велено, а не хоронить!

     Парень собрался было что-то сказать, но блеснувшие из-под огромной мохнатой ушанки злые глаза заставили его передумать. Аксакович усмехнулся и с кряхтением начал подниматься. Кое-как распрямившись, перевёл дыхание. Парень всё так же тупо пялился на него с земли. Старик кивнул ему:

     – Чего разлёгся? Вставай, передохнул уже. Давай на исходную.

     До вечера с полосой препятствий так и не разобрались, и теперь парень сгорбился у печки, подбрасывая в огонь тонкие веточки и кусочки коры. Аксакович с кряхтением взгромоздился на высокую кровать, заваленную старыми тулупами. Докрутил тусклую лампу в перемотанный грязной изолентой патрон. Из складок постели вынырнула потрёпанная книга, пожелтевшая, странно пахнущая машинным маслом. Старик пошелестел страницами, но чёрные значки никак не складывались в слова, при первой же возможности сбегая. В очередной раз прочитав пару страниц серой каши, он вздохнул и поверх листа посмотрел на долговязого. Вообще-то, имя у того было, и Аксаковичу его даже называли, только что ему с того имени? Сегодня не получилось – так он завтра пройдет эту несчастную полосу и убудет обратно, а на его место пригонят ещё одного рыбоглазого. Или двух.

     Что-то у них там неладно во втором корпусе, слишком много оттуда приходит вот таких, ничем не интересующихся, с пустым взглядом. Аксакович поверх книги рассматривал худую спину парня с опустившимися плечами. Голова у того клонилась все ниже, наверняка задремал, сейчас упадёт и рожу обожжёт!

     – Эй, как там тебя! Ты если спать собрался, так ползи на лавку!

     Долговязый вздрогнул, едва не свалившись с низкого табурета, беспокойно заметался. В глазах едва ли не впервые появилось хоть какое-то выражение.

     – Я чтоб это... Не погас, ага...

     – Как тебя ещё не прибили, не пойму... Шуруй спать, пока пинками не погнал!

     Парень тенью скользнул в свой угол, завозился там, устраиваясь. Аксакович захлопнул книгу и раздраженно запихнул предательницу поглубже в недра тулупьей горы. Лампа привычно обожгла пальцы: всё, пора на боковую.

     Засыпая, он слышал тихий шорох, но это просто снег бился в стекло.

     Он понимал, что спит. Ничего нового, всё тот же пятачок в пару гектаров в кольце заводских территорий. Посреди, как замок в осаде, небольшой дом из когда-то белого кирпича, окружённый наваленными в беспорядке блоками и обрезками труб. Из полумёртвых останков тренировочной площадки торчат прутья арматуры, покрытые ржавчиной, как запекшейся кровью.

     Над головой негромко шелестело, слабый ветерок швырнул с пустого тёмного неба облачко пыли и охапку жухлых прошлогодних листьев. Откуда они там взялись? Аксакович проследил за их полетом, пока те шурша опускались на посверкивающий под луной снег. Дёрнув щекой, развернулся и пересёк тренировочную полосу. Как всегда во сне, каждый шаг давался с трудом, словно старик брёл по пояс в воде. Сразу за полосой начиналась непроходимая снежная топь, в которой оставалась узкая, только ему известная тропка к бетонному забору.

     Призрачный снег трещал под ногами, редкое здесь эхо металось по площадке, в какой-то момент показалось даже, что не он один, а целая команда Аксаковичей топает по белой целине. Кто другой, может, уже и сорвался, оступившись, и пропал в этом снегу, с виду такому безопасному, а на самом деле – набитому смертью, как решето дырами. Но старик ходил тут не первый год, все повороты изучил давно, да и чего опасаться во сне? Идти было всего-то метров сто, но тропа вышла такая путанная, что путь удлинялся в половину. Наконец, Аксакович выбрался на узкую площадку под самым забором, рукой в плотной рукавице ухватился за торчащую металлическую петлю, переводя дыхание.

     Забор – самый обычный, бетонный, разве что широкие проемы между плит заложены выветрившимся глиняным кирпичом, не заглянуть. Но Аксакович прекрасно помнил всё, что оставалось по ту сторону. Здание конторы этажей в пять, высокие окна с деревянными рамами, на крыше по краю – рослые буквы в облезло-красном: "Слава труду!". Будка вахтёра с такой решёткой, что непонятно – сторожа ли защищает, или других от него. Вокруг здания – широкие клумбы и дорожки из серого потрескавшегося асфальта. И трава. Там совершенно точно тогда была трава.

     На тропинке под забором нет льда и снега ни наяву, ни во сне, как сейчас. Наверное, она принадлежит тому миру, зазаборному. Проверить легко: сними рукавицу и проведи жёсткой ладонью по шершавой поверхности. Вот только страшно. Всегда – страшно.

     Что-то зашуршало, Аксакович завертел головой, но никого не заметил. Шорох не прекращался, сквозь него прорвался резкий скрип. Потянуло холодным воздухом, свежим и бодрящим, с грубыми струями немытого тела. Никакого удивления, только любопытство, быстро сменившееся недовольством: длинный открыл дверь.

     – Ты чего там шаришься? – Аксакович сел в кровати, всматриваясь в тень у входа. – Хрен ли хату выстужаешь?

     Парень резко отпрянул, что-то неумело пряча за спиной, тускло блеснули глаза, когда он посмотрел на старика. Тот вкрутил лампу, неяркий свет показался ослепительным. Аксаковичу было проще под защитой густых бровей, но парень, которому свет бил прямо в лицо, зажмурился болезненно, прикрывшись ладонью. За спиной он прятал тощий мешок.

     – Сбежать решил? – Аксакович, громко кряхтя, выбрался из-под тулупа. – Дверь прикрой, не май месяц!

     Молодой почти проморгался, но с места не сдвинулся. Старик забрался в тяжёлые валенки, грузно прошаркал к деревянной створке. Перед тем, как с грохотом захлопнуть ее, выглянул наружу. В неярком свете из-за спины кружили снежинки, крупные, похожие на перья. Оставалась на земле, наверное, каждая десятая, хороший признак: спокойный день будет. Втянув морозный воздух, он задвинул щеколду и обернулся к понуро застывшему парню, тот отводил взгляд.

     – Держать не буду, можешь выметаться к чертям. Только утром, чтоб я приглядел, понятно?

     Аксакович вскинул брови, парень помялся, неуверенно кивнул.

     – Вот и отлично. Тогда печку разожги, холодно.

     Долговязый опустил мешок на пол и поплелся выполнять распоряжение. Старик внимательно следил за ним. Тот снова превратился в безвольное чучело. Руки и двигались проворно и точно, но взгляд снова опустел, искра, сверкнувшая на миг, погасла.

     Какие же вы все там стали... не мертвые, просто безразличные, надломленные. Страшно. Северная промзона давала самых сильных, особенно корпус "А". Это с южными и восточными было сложнее, там и территория меньше, и Поток быстрее. Южане первыми угасли, это вот рыбоглазие, поникшие плечи, когда они появлялись у пролома в заборе. Тогда Аксакович почти ничего ещё не знал о правилах Перекрестка. Заметить приближающуюся катастрофу он не сумел, и самая маленькая из территорий быстро угасла. Теперь там нет ничего, кроме строительного мусора да вечного тумана. Восточная промзона ещё держалась, но приходили теперь оттуда совсем редко, не чаще раза в год и всё больше женщины.

     А теперь вот и северяне захирели.

     Под присмотром Аксаковича долговязый растопил печь и замер в привычной позе. За окном светало.

     Парень не ушёл утром. Наспех позавтракав, оделся и вышел из дома, в немытое окно старик смотрел, как тот вяло разминается на крохотном пятачке у крыльца. Передумал? Допив горький чай, Аксакович влез в тулуп и вышел следом.

     – Готов?

     Парень кивнул, стоя посреди крашенного синим квадрата.

     – Тогда пошёл.

     Первые семь метров тут обычные, Аксакович их не трогает, это долговязый уже выучил. Потому и двинулся быстро и без раздумий, просто перескакивая с камня на камень. А вот дальше пришлось напрячься. Старик стоял в стороне, стараясь не отсвечивать. Ошибки тут не смертельные, больше так, для наглядности. Половина вообще нарисована, так что пока можно не одёргивать... А парень дуром пёр на желтые точки – самое плохое, что старик заготовил на сегодня! Ну как так можно?! Нет, пусть сам. Рыбоглазый замер у торчащей из груды битого кирпича плиты. Высоты в ней было с метр, а с той стороны – полированный кусок жести, мутный, но разглядеть предупреждение можно. Долговязый остановился, тяжело привалившись к плите, хотя только что едва через неё не прыгнул. Пустой взгляд прошелся по отметкам, парень неторопливо отлепился и обошел их стороной.

     Аксакович не торопясь двинулся следом, привычно отмечая расставленные ловушки. На этот раз красный круг парень прошёл, даже не посмотрев в его сторону. Позади осталась треть полосы, и старик хотел устроить привал, но не успел: долговязый отвлекся, обходя не самую хитрую приспособу. Над полосой пронзительно свистнуло, по глазам резанула ярчайшая вспышка. Старик только вздохнул, и скомандовал отбой.

     Сорок лет он уже топчет нетающий снег. С тех пор, как выкатился через решетчатые ворота в тонкой рубашке и брюках, объятый пламенем. Упав в сугроб, сумел затушить огонь, долго полз обратно к сомкнувшимся створкам, пока не потерял сознание.

     С тех пор каждую ночь во сне ходил к воротам, долго всматривался в застывшие клубы дыма и пыли, расцветающее неподвижным рыжим пламенем здание. Там, в замершем мире, в этот миг гибли люди, гибли его жена и дети. И нельзя ходить туда наяву. Никак. Совсем.

     В темноте на лавке завозился долговязый. Старик как раз пересёк сугробы и шёл вдоль стены, рукой подать, когда парень неловко повернулся и с воплем грохнулся на пол.

     – Да чтоб тебя! – Аксакович зажёг свет и уставился на ворочающегося дурака. – Что опять?

     – Ничего, – тот мотнул головой, сел, почёсывая ушибленное плечо. – Упал вот...

     – Вижу!

     Погасив лампу, старик закрыл глаза, но неуверенный голос выдернул его обратно :

     – А вы давно тут?

     – Что? – старик не сразу понял вопрос. – Чего ты там бормочешь?

     – Давно... – парень откашлялся, повторил увереннее. – Давно вы тут?

     – Очень. К чему такие вопросы?

     – Просто... Отец говорил, что вы ещё его деда учили, это же лет шестьдесят получается?

     Старик нахмурился. Он не любил такие разговоры.

     – Не знаю, как у вас там с Потоком, мне это не интересно.

     – Ну, а всё-таки? И что значит "у вас"?

     Вот пристал! Аксакович решил не отвечать. Перед глазами плясали разноцветные круги, он медленно уплывал, но настойчивый ученик не унимался:

     – Вы спите?

     Старик тяжело выдохнул, поднимаясь на кровати. Долговязый вскрикнул, когда по глазам резануло жёлтым светом. Зажмурившись, он сгорбился на лавке, завернувшись в расползающееся одеяло.

     – Нет.

     Сколько их прошло тут за годы? Наверное, многие сотни, Аксакович не считал. Молодые ребята, покрепче, пожиже, тянулись с заводских территорий: стоило уйти одному, на следующее утро у порога уже стоял новый. И так – год за годом. Может, и был среди них дед долговязого, кто их всех упомнит? Надо же, шестьдесят лет! Не может такого быть! Или Поток ускоряется...

     – Помню, был такой... Точно, был. И поумнее тебя, между прочим! Ночами спал, а не задавал глупые вопросы!

     – Извините...

     – Да поздно уже! – старик с кряхтением забрался в валенки. – Поднимайся, раз не спишь, ночью тебя по тропе прогоню...

     Хоть он и не велел шастать ночью, так то в одиночку же. За полосой всякое могло случиться, так что соваться туда было строго заказано. Долговязый удивленно таращил водянистые глаза, но оделся быстро. Аксакович кивнул одобрительно, но тут же посуровел: нельзя с ними по-доброму, могут осторожность растерять, а тогда жди беды. Выгнав парня за дверь, он присел у печки, кочергой поворошил угли. В голове крутились эти шестьдесят лет. Здесь, на Перекрёстке, не менялось ничего, только он, Аксакович, старел. Как там объяснял Ондрей, последний из южан? Что-то про временную воронку, относительность и прочее, от чего голова сохла. Запомнил только, что поток времени вокруг перекрёстка захлестнулся петлёй. Так про это старик и сам догадывался, потому к воротам и не лез.

     В сенях заскрипели половицы. Аксакович со вздохом прикрыл чугунную дверцу, дымоход и погнал топчущегося на пороге долговязого на улицу. Мороз тут же вцепился в лицо, глаза быстро привыкли к темноте и слабо блестящему снегу. Старик натянул мохнатую шапку, махнув рукой: начинай!

     Договязый пошёл хорошо. Дважды за его спиной взметывался снег, испарялся, выпадая тонким инеем, но тот даже не оглянулся. В одном месте – старик и сам забыл, что там что-то припрятано – вдруг резко упал и замер. Аксакович ругнулся в бороду, когда над лежащим заплясали радужные всполохи, пошли волнами, собираясь в неопрятную кляксу с рваными краями. Снег расцвёл яркими отсветами, до старика докатилась волна горячего воздуха, пропахшего ржавчиной и серой. Клякса хищно рыскала по сторонам, и старику вдруг стало жутко. На миг показалось, что он опять стоит у ворот, глядя на такую же, но намного, намного больше... Схватив осколок кирпича, он примерился: главное – не дать вырасти! Пусть горит сейчас, и будь, что будет!

     Нет, пронесло. Вспыхнув короткой радугой, клякса резко стянулась в точку. В рваной дыре на миг показалось синее небо с куском белого облака. Долговязый шевельнулся, подтягивая разбросанные руки и ноги, с каменным лицом шагнул дальше. Теперь дело пошло легче, после случившегося и "ножницы", и воронки с "шипучим ворохом" – самое серьезное из припасённого, – сдались без боя. Не спускавший настороженного взгляда с парня Аксакович незаметно выдохнул, когда долговязый закончил круг, довольно крякнул:

     – Вот что значит – взялся за ум! Чего только ерепенился? Или старика хотел довести?

     Долговязый смущенно отводил глаза, глупо улыбаясь. Круг занял у него весь остаток ночи, нехотя светало, и в тусклом ещё свете Аксакович рассмотрел лицо ученика. Испытание далось тому нелегко: под глазами застыла чернота, глубокая царапина пересекала лоб, к ней прилипли мелкие осколки кирпича. Штаны и ватник продраны – смотреть страшно, а сам едва не краснеет, простота! Аксакович хлопнул парня по плечу:

     – Молоток! Давай в дом, будем тебя лечить!

     Старик ухватился за металлические прутья, прильнув к ним всем телом. Перед глазами плыло, борода мелко тряслась, он порывисто выдохнул, смахнул рукавицей слезы. Что-то раскис сегодня, хорошо, что во сне, иначе быть беде на ночном морозе. Пора назад, скоро рассвет. Ловушки и опасные места он обходил сегодня больше для проформы, чтобы не расслабляться. Здесь – «косы», обойти просто, дальше – «Кальян», «штопор»... Уже на пороге почувствовал давление, шаги стали тяжелее, он выпал в реальность, накрытый тяжелым тулупом, все ещё слабо перебирая ногами. Глаза резанул тусклый, вообще-то, свет, он с трудом проморгался, сползая на пол. День перевалил за середину, за окном – всё та же бесконечная хмарь и зима. В печи весело трещат дрова, и у самой дверцы в привычной позе застыл долговязый.

     Что-то не так. Аксакович чувствовал напряжение, повисшее в воздухе. Оглядевшись и не заметив ничего странного, он уставился на долговязого. Тот покосился осторожным глазом, отвел взгляд, но тут же повернулся, рассеяно улыбаясь:

     – Разоспались вы, я уж думал, сейчас в дверь выбежите вместе с кроватью. А храпу было!

     – Твоё дело – за печкой смотреть, а не за старшими! Завтрак где?

     На душе было гадко, и вдвойне – от того, что не ясно, от чего. Будто случилось непоправимое, но никак не узнать, что именно.

     – Обед...

     Долговязый отвёл глаза, снова превращаясь в безразличную тень. Аксакович махнул рукой:

     – Да хоть ужин! Давай, шевелись, раз весь день лоботрясничал!

     Накинув тулуп, старик прошаркал через сени на крыльцо. Сегодня погода особенно гадостная: бесснежное, словно голое небо, светящее серым. От такого каждый раз болит голова, загоняя в дом, не дает поднять глаз. Привыкнуть так и не получилось. Отчаянно щурясь, Аксакович потрусил к деревянной будке, а на обратном пути замер, с мукой вглядываясь в снег. Показалось вдруг, что от крыльца к забору тянется цепочка следов. От напряжения заболел лоб, из глаз рвались слезы. Старик слепо пошаркал к дому. Нужно взять темные очки и рассмотреть, как надо.

     Ввалившись в сени, он ещё держал мысль, вспоминая попутно, куда сунул сварочные "консервы", но едва перешагнул порог...

     – Твою сердца мать!

     Долговязый метался у печки, заливая перекинувшееся из топки на сваленные грудой дрова пламя!

     – Уходи. – Аксакович тяжело дышал, привалившись к стене. – Вот прямо утром и уходи.

     Долговязый понуро склонил голову. Глаза виновато посверкивали из-под опаленных бровей, одежду покрывали пятна и копоть. В руке он сжимал горелый веник, другая повисла безвольно.

     – Я не хотел... Могу и сейчас...

     – Не хотел он! – старик с трудом поднялся, отмахнувшись от помощи, кивнул на почерневшую печь и всёещё дымящиеся стол и угол возле него: – Тебя никогда не били?

     В старческом голосе появились яростные нотки. Долговязый дернулся в испуге, но головы не поднял. Аксакович зло сплюнул: сотни человек, сотни! И ни одному ещё не удавалось сотворить такое!

     – Как хоть поджег-то?

     – Случайно... Масло вытер, а тряпку – в печку...

     – Баран – он баран и есть! – с досадой отвернувшись, Аксакович бросил через плечо: – Отмывай теперь...

     Сперва он хотел проверить полосу, подновить ловушки, пока долговязый наводит порядок, но поваливший вдруг крупный снег загнал старика обратно в дом. Не удержавшись, Аксакович отобрал тряпку и принялся собирать черную от сажи воду, пока та не замерзла в стремительно остывающей хате. Долговязый же долго и бестолково возился с печью, силясь развести огонь среди жидкого пепла и сырости, пока и здесь его не погнали взашей. Так и пролетело время до ночи, с тряпками, уборкой и отчаянным бубнежом.

     К полуночи старик почти оттаял. Мало ли, с кем не бывает? Дураков везде полно. Долговязый сидел в углу, глядя в одну точку, только длинные пальцы нервно теребили тесьму на тощем мешке в пожитками. Острый нос весь перемазан сажей, через лицо – светлые полосы высохшего пота. Аксакович хотел было заговорить, но сдержался. Вместо этого неторопливо выпил чаю и отправился спать.

     Сон долго не шёл, въевшаяся гарь, как её ни гнали, лезла в нос, сырой воздух никак не прогревался. Старик вертелся с боку на бок, то проваливаясь в мучительную полудрему, то выныривал, долго вслушиваясь в звенящую тишину. В слабом мерцании окна долговязый сидел неподвижно, только изредка скрипела коротконогая лавка. Наконец, Аксаковича накрыло мучительной дремотной волной, перед глазами каруселью понеслись события, люди, которых он никогда не видел. Во лбу разрасталась тупая боль. В вихре мелькающих событий, шёпота, звона голосов, чего-то требующих, просящих, монотонно зовущих, негромко скрипнула дверь. С головой затянутый в липкий, слишком яркий сон, старик озирался в поисках источника звука. Показалось? Наверное. Может, долговязый вышел до ветру...

     Кое-как выпутавшись из сонного оцепенения, Аксакович глянул в угол, где должен был маячить темный контур ученика. Никого. Старик как следует проморгался, до цветных вспышек протерев глаза. Должно быть, он и правда на дворе. Затаившаяся было дрёма уверенно поволокла голову к подушке. Глаза слипались, опять заслышались голоса, мелькнуло цветное полотно… Старик вдруг настороженно приподнялся на кровати. Как давно ушёл долговязый? От чего-то показалось – вовсе не пять минут назад, даже не десять. Случилось чего? Ещё не хватало, в последнюю-то ночь!

     Кое-как одевшись, Аксакович поспешил из дома. Пока собирался, сообразил, почему так разволновался. Привыкшие к темноте глаза увидели то, что заметила ещё раньше голова: не было на лавке мешка. Каков идиот, а? Сказано: не соваться одному по ночи на территорию!

     Где-то высоко над Перекрёстком стояло полнолуние. Снег искрился отражённым светом, с жемчужно-серого неба редко сыпались лучистые точки. Падая, они сливались в сплошной ковер, на котором синими тенями выделялись свежие следы. Широкие и уверенные, они тянулись к темнеющему вдали забору. Куда это долговязого понесло? Главное, чтобы с дуру на тропу не попал... Аксакович торопливо заскрипел следом, высматривая ученика.

     Тот обнаружился у самого ограждения. Почти незаметный на его фоне, парень что-то высматривал под ногами. Старик ускорил шаг: дурак стоял перед ловушкой, и далеко не первой из разбросанных по тропе!

     – Стой! Куда тебя несёт? Стой!

     Старик хватил полной грудью морозного воздуха и переломился в кашле. Обернувшись, долговязый махнул рукой, но останавливаться и не подумал. Наоборот, уверенно двинулся в обход опасного места. Аксакович проследил траекторию. Сомнений не оставалось: ученик пёр к забору. Но туда нельзя ходить! Сам старик смел приблизиться к воротам только во сне!

     – Остановись, тебе говорят!

     Он доковылял до первой ловушки. Та была проявлена толково: красным очерчен контур, окружность притоптана. Хорошо научил... Подняв голову, старик скрипнул остатками зубов: долговязый стоял почти у самого забора.

     – Ты зачем туда поперся?

     Ученик остановился, в голосе прозвучали незнакомые нотки:

     – Прохожу самый сложный маршрут.

     – С чего ты взял? – Аксакович уже запыхался. – Я тебе ничего такого...

     Долговязый пожал плечами.

     – Вы прошлой ночью во сне разгалделись – не уснуть. Всё про какой-то опасный путь, ворота, до которых не добраться...

     Аксаковича обдало морозом: не было печали! Как же это он так...

     – Ты постой, мало ли что я там наговорил! – он ускорил шаг, едва не вылетев на следующий притоптанный пятачок. – Пропадёшь ни за что!

     Рыбьи глаза долговязого прояснились, на старика глянул лихой бес.

     – Вы обо мне всё время плохо думали. А я не никчемыш! Просто долго примериваюсь! И печку я не специально поджёг… Всё вам не так!

     – Ты главное не мельтеши, – старик выставил перед собой руки, без рукавиц кожа стала сухой от мороза. – Я и так это знаю, а кричал для острастки только. Давай-ка назад!

     – Нет, – долговязый мотнул головой. – Я пройду.

     Он торопливо пошагал вдоль забора. Из горла старика вырвался рык. Сжав кулаки, Аксакович рванул следом. Сердце судорожно трепыхалось, грудь сковало, но он упорно шёл вперед. Нельзя туда дураку! Совсем нельзя! Ох, и дел он натворит... Ухватившись за сыпучий бетон забора, старик с хрипом хватал воздух. Сердце совсем зашлось, он сунул руку под тулуп и через рубаху потер грудь. Перед глазами плыло, блеск лез под веки, отражаясь в навернувшихся слезах. Долговязый был уже почти у ворот. Если его не задержит последняя ловушка, то всё. Ничего не исправить. На неверных ногах он побрел дальше.

     А долговязый действительно застрял. Он хороводил вокруг, не понимая, как быть дальше, и Аксакович было вздохнул свободнее. Но когда между ними оставалось метров десять, парень вдруг рванул к воротам. Старик взвыл и, выжимая последние силы, бросился следом.

     Поздно.

     Долговязый замер у ворот, улыбаясь во весь рот, но радость в глазах стремительно сменялась мучительным ужасом. Сердце пропустило удар, с трудом дёрнулось. Всё кончено. Старик кулем опустился на колени, глядя, как за тонкими металлическими прутьями в клубах пыли оседает здание. Как грохот заглушает крики и плач. Как пламя пожирает все, что ему дорого.

     Тележка нещадно скрипела, выписывая колесами лихие фигуры и жестко подпрыгивала на торчащих из тропинки корешках. Сидящая в ней девочка лет шести довольно пищала, не замолкая ни на секунду. Крепко прижимая к себе тонкими ручками огромный полотняный мешок, она рассказывала везущему ее деду о солнце, о лете, о гадком соседском Вовке, что кидает в нее песком…

     А тот шел неспешно, улыбаясь в мохнатую бороду своим мыслям и совершенно не обращая на внучку внимания. У него тоже было все хорошо, особенно теперь, после встречи со стародавним другом, угостившим домашней наливкой. Работающий сторожем в колхозном саду, Никифорович был человеком не только хорошим, но и полезным. Вот и сейчас, икая и посмеиваясь, он взгромоздил на шаткую тележку мешок общественного добра и, помахав на прощание выцветшим картузом, скрылся в сторожке. Яблоки ранние, совсем зеленые, но бесплатному кто не рад? Завтра с внучкой отправит, а городские и такое съедят. Опасно раскачиваясь, дед брел через перелесок. Глаза закрывались сами собой, он едва не падал, но все же продолжал двигаться.

     Уж неизвестно, где и как, но внучка выпала. Скорее всего, это случилось, когда он шел вдоль глубокого, заросшего дикой травой и тощими кустами оврага. Или над прудом. Или в любом другом месте, но тогда бы она непременно пришла сама, не маленькая, семь лет, через две недели в школу. Не сразу сообразивший, что сзади стало подозрительно тихо, дед спокойно дошел до дома и едва не улегся спать. Решив сперва накормить внучку, он долго звал ее, а потом бросился на поиски. Облазив овраг, прочесав лесок и избороздив пруд из края в край, он вернулся домой и горько расплакался. Хмель выветрился давно, сейчас в груди поселился и продолжал крепнуть страх. Как же быть? Бабка должна прийти с минуты на минуту, в городе ждут, за машину уплочено…

     А, была не была! С силой хлопнув себя по костлявым коленкам, дед вскочил и, смахнув слезу, принялся за дело. Осторожно развязав собранный еще вчера и стянутый для верности веревкой чемодан, он вынул платье и панамку. Нарядив мешок, он усадил его диван и взял с полки книгу. Пришедшая со смены бабка очень удивилась, на ее памяти дед все больше предпочитал газеты, а сейчас увлеченно читал с притихшей внучкой букварь. Она умиленно покачала головой и ушла убирать за скотиной. В заботах пролетел остаток вечера. Она удивилась еще больше, когда старый вызвался уложить девочку, но уступила, придя только поцеловать ту на ночь. Свет уже потушили, бабка в сумерках склонилась над внучкой, коснувшись той губами. Кожа ее показалась удивительно сухой и жесткой, не приболела ли? А еще сильно пахло яблоками. Перекрестив внучку, она вышла, задернув шторку.

     Машина до города пришла в три часа ночи. Дед не стал будить бабку – ей еще час спать – и лично посадил внучку в кабину. Предупредил только, что девочка молчаливая, боится всего, так что не стоит приставать с расспросами. Когда огни автомобиля растворились в начавшем светлеть воздухе, он вздохнул с облегчением и побрел в дом.

     Дочка позвонила через день. Пришедший на переговорный пункт дед долго выслушивал претензии, гремящие из визгливой трубки, а потом спокойно и коротко объяснил: «Это все от свежего воздуха. В порядке внучка. Точка». Оборвав связь, он удалился быстрым шагом, а его дочь по ту сторону провода еще долго безмолвно открывала рот, растерянно моргая. Придя домой, она села напротив мешка и замерла, не сводя с него глаз. Потом резко встала и, улыбнувшись, предложила: «Хочешь мороженое?».

     С тех пор у них так и пошло, девочка все больше дома сидит, а мать, когда не на работе, все разговорить ее пытается. Сперва трудно было, а потом дело наладилось. Сначала «ма» да «уа», а к сентябрю нормально говорить начала. На утреннике она самая нарядная была, пусть все видят, что девочка пусть и некрасивая, но любят ее. Да и дома мать постоянно ее убеждала, что дочь у нее самая лучшая, подарки дорогие делала, копила год, но достала первый цветной телевизор, чтобы девочка могла мультики смотреть.

     Только в школе у нее не заладилось, детей ведь не убедишь, не упросишь. Девочка к ним по-хорошему, с дружбой, с конфетами, а те ни в какую. Переживала она, конечно. Так переживала, что у нее мешковина там, где должно быть сердце, лопнула. Едва только дети увидели торчащие наружу гладкие яркие яблоки, сразу переменились в лицах. Каждый стал в друзья рваться, яблочко выпрашивать, а она не каждого пускала. Правда, друзья из таких получались так себе. Съев яблоко, они клали обратно огрызок и убегали, хохоча, оставив девочку в одиночестве. К десятому классу ей это надоело. Когда матери не было дома, она вырезала из своего пионерского галстука и пришила заплатку, закрыв насовсем то, что было у нее внутри. Да только поздно.

     Поступив в техникум, девочка решила, что ей теперь друзья ни к чему. А решив так, стала всем строить козни, зло шепталась за спиной и писала докладные. Что-то изменилось в девочке, а окружающие прозорливо замечали: «гнилая она». Несколько человек выгнали, директор был вынужден уйти сам, и всему виной была она. Вернувшись домой на каникулы, она радостно рассказала матери о своих успехах, но та посмотрела на нее с болью: «не такой я тебя воспитывала, не такой». Замерев перед телевизором, она замерла, не скрывая слез, и больше уже не разговаривала с дочерью. Да той не очень-то и нужно было: уехала, громко хлопнув дверью и украв пятьдесят рублей.

     Прибыв на учебу, девочка с головой окунулась было в водоворот интриг и подлости, но и тут все оказалось непросто. Уже ученые, студенты все рассказали про нее первокурсникам, и девочка внезапно обнаружила себя заключенной в плотный пузырь пренебрежения. Ползли дни, за ними недели, она оставалась одна наедине со своими мыслями. Никому не нужная, вспоминала, где и когда повернула не туда. Вывод напрашивался сам: во всех ее бедах виноват дед!

     Побросав в чемодан все свои нехитрые пожитки, она сорвалась в деревню. Старики знают, что случилось с ней в детстве, они смогут, они должны помочь! И вот уже она стоит у знакомой калитки, но та заперта, и отвечают ей уже совсем другие, незнакомые люди… Голова пошла кругом, девочка вдруг вспомнила, что была телеграмма от матери, вот она держит ее в руках… И? И с безразличием кидает на пол, моментально выбросив из головы.

     Теперь уже никто не сможет помочь, ничего не расскажет… Перед глазами поплыли высокие кроны, в уши ворвались страшный скрип разбитых колес и счастливый писк… Ее? Или чей-то еще? Все ответы в том лесу, поняла она. Надломленная печальными вестями, сейчас девочка воспрянула и, бросив ненужный больше чемодан, кинулась к синеющим неподалеку елкам.

     В том лесу было полно всего: тепла, лета, тайн, не оказалось только ответов. Девочка бродила до глубокой ночи, ослепнув от слез и изорвав одежду о кусты. Выйдя на залитую бледным лунным молоком поляну, она упала на колени. Пальцы бездумно бродили по складкам изодранного платья, пока не обнаружили старую потрепанную заплатку на груди. Та давно уже выцвела и истончилась, но продолжала держаться. «Я знаю, что делать» – подумала девочка. «Я давно умерла внутри, но смогу еще принести добро». Вцепившись крепкими ногтями в края материи, она рванула что было сил. Из открывшейся раны веером брызнули твердые блестящие семечки. Они разлетелись, усеяв поляну, а девочка с последним всхлипом повалилась в траву.

     Наутро прямо в середине поляны высилась крепкая здоровая яблоня. Ее ветви низко подгибались под весом ярко сияющих крупных яблок.

     А где-то в деревне дед подрагивающими в нетерпении руками сажал внучку в разбитую визгливую тележку.

     Сегодня был особый день. И потому уже с самого утра Кирьяныч пребывал в состоянии приподнятом, но беспокойном. Приподнятом оттого, что едва не проспал, а для беспокойства повод всегда найдется.

     Вот, казалось бы, плевое дело – надеть форменный китель. Что в нем? – два рукава да горловина. А еще батарея от микроклиматической хреновины, которая, к слову, сгорела. Почесывая лохматую бороду, старик осматривал получившуюся дыру. Запасной аккумулятор поискать, или на этот раз вовсе не надевать кителя?

     От этой мысли стало вдруг тошно: какой он тогда к песьей матери железнодорожник? Без формы – это уже не человек, а дрянь получается, тьфу! Швырнув китель на неприбранную постель, он поднялся со стула. Форменные штаны без ремня приходилось придерживать рукой с тех пор, как порвался последний. Так со штанами в кулаке и пошаркал к шкафу.

     Дверцу сверху донизу покрывали распечатки с пикантных сайтов и несвежие шутки. Меж отставших уголков проглядывало зеркало, и старик сделал зарубку в памяти, что бумагу пора бы обновить. Эту нехитрую операцию он проворачивал уже не в первой с тех пор, как вместо паренька с блеском в глазах с той стороны поселился мужик, которого за бородищей и рассмотреть было трудно. А в последний раз оттуда и вовсе выглянул седой дед, зеркало издевалось, показывая старику неприкрытую правду.

     Изнутри шкаф выглядел еще печальнее. Когда-то на полках, вешалках и в ящиках одежды и деталей было полно, в первые двадцать лет из пролетевших семидесяти станцию заваливали припасами. Направление было перспективное, и шли эшелоны и поезда бесконечной лентой. И форму тогда еще совсем юный станционный смотритель не занашивал даже до складок, всегда с иголочки, с ароматом псевдокожи и вонью пластика. Форма попадала в переработку, а он открывал новый комплект.

     Ну кто же мог тогда знать?.. Кирьяныч замер перед шкафом, уставившись в темную утробу пустым взглядом. Наверное, так же стояла его жена, выбирая, в чем идти в суд. Сам он ее в тот день не видел, как и после, получив бумаги на развод через неделю очередным экспрессом. Тогда уже поезда шли через станцию по пять-шесть в месяц. Сколько с тех пор прошло? Сорок два года? Сорок три?

     И если до этого он бывал в отпуске два раза в год, то с тех пор отсюда не выбрался ни разу.

     Почти новый китель отыскался за кроватью. Если судить по слою пыли, пролежал он там лет семь, не меньше, в тот раз с товарняка на станцию сбросили последний контейнер с одеждой и запчастями. Оказавшихся там же припасов хватило надолго, а вот остальное пришлось беречь.

     У кителя разрядился аккумулятор. Кирьяныч прошаркал в пультовую, где из разворошенной горы деталей и проводов вытянул зарядник. Заодно подпоясался куском кабеля: ремень, конечно, вещь первой надобности, только вот где второй взять?

     Диоды на кармане заморгали. Старик довольно кивнул, постучал по пульту, включив радио. С тех пор, как накрылась антенна, летящие черт знает из какой дали волны больше походили на белый шум, но он научился слышать в нем музыку и голоса.

     Подвинув ногой скрипучую табуретку, Кирьяныч привычно заколол бороду, чтобы не мешалась, и взялся за осмотр ботинок. Килограмма полтора каждый, с толстой подошвой и до смерти неудобные, они-то как раз сохранились лучше всего. Самая прочная часть формы, этой паре лет пятнадцать, не меньше. Всего секрета – что китель со штанами можно таскать, не снимая, а в этих гробах не очень-то набегаешься.

     Радио шипело что-то мелодичное, Кирьяныч немузыкально подвывал, отыскивая замок. Под пальцами щелкнуло, подошва отскочила, открывая электрическое нутро.

     Ботинки – это хорошо. Ботинки, если они целые – то пусть хоть грязные. В целых ботинках и стоять приятно, а ходить – так и вовсе праздник. Человек может привыкнуть к чему угодно, как и найти оправдание, но вот в тапках Кирьяныч ни разу поезда не встречал. В первые годы на станцию каждый в месяц набегала чертова орда проверяющих. Молодые хлыщи в отутюженном едва не с микроскопами изучали его форму. И обязательно какая-нибудь тля приставала: кто предупредил о набеге? Мол, слишком чист для этой дыры. На что получали ответ, что он сюда ставлен для работы, не для прохлаждений, и никогда не посрамит… Фразы старик так ни разу и не окончил: рожи тлей из румяных переходили в бледно-зеленые, от слов у них начиналась скука и томление.

     А потом ветка начала хиреть. Сперва прекратились наглаженные хлыщи, а следом начал пересыхать ручеек снабжения. Последняя крупная поставка – семь лет тому. А до того – пять. А перед тем – три… Кормежку и кассеты к фильтрам и регенераторам не забывали пока – и на том спасибо.

     Блок с резким щелчком встал на место. Старик повертел тяжелый ботинок, из-под прищура осмотрев стыки, ковырнул ногтем корку рыжей пыли, протер полой майки. Пойдет. Теперь можно перекусить.

     Нацедил из дистиллятора воды в чайник. Пока тот кряхтел, нагреваясь, пошаркал в кладовку. Та встретила его пустыми полками. В последние десять лет норму урезали почти на четверть, Кирьяныч роптать не стал, мало ли как у них там, но пайку сократил. Сперва было непривычно и странно, хоть потом оказалось, что есть два раза в день нормально. Но в сутки перед поездом старик позволял себе небольшой праздник.

     Вытянув с дальней полки коробку, он сдул с нее пыль. Коробка была особая, через верх тянулась липкая лента в полоску, на которой старик лично проставил дату вскрытия. Усевшись на кровать, он выставлял на тумбочку банки. Ужин обещал быть царским: тут тебе и тушенка, и огурцы, даже консервированный хлеб! На полу лежали две пустые коробки. Как ни растягивай, а кончаются они очень уж быстро, и жрешь потом всю дорогу овсянку на воде… тьфу!

     В какой момент из пайка пропали сгущенка и печенье? Давно, лет двадцать уже. А что было в коробках до того, Кирьяныч и не вспомнил бы теперь. Но что разное, горячее и много – точно. А теперь, когда поезд проходит через станцию раз в полгода, рассчитывать особо не на что.

     Старик ел не торопясь, растягивал и смаковал каждый кусок. Потом смел опустевшие банки обратно в коробку и нехотя поднялся. Теперь можно и собираться. Натянув китель через голову, соединил контакты с разъемами на штанах, те – с ботинками, собирая все в единую систему. С кряхтением опустился на табурет. Под ложечкой неприятно свербило, как всегда перед выходом. До сих пор поезд приходил всегда. Пусть все реже, растягивая ожидание на долгие месяцы, но в отмеченное расписанием время он появлялся на отрезке у станции. И когда появлялся, камень падал с души: все в порядке, можно жить дальше. Но шли дни, потом недели, таяли припасы, все тише и призрачнее становились голоса в радио, и пустоту заполнял страх. Его получалось сдерживать, Кирьяныч отвлекался на повседневность, но в последние минуты страх выходил из-под контроля, стремясь заполнить собой все доступное пространство.

     Утерев со лба морось холодного пота, старик поднялся и шагнул к дверям. Клапан не сразу сообразил, что от него требуется, петли недовольно скрипели, когда створка люка ползла в сторону. Кирьяныч переступил высокий порог шлюза. С пола поднялась тонкая пыль, здесь пахло металлом и озоном, а висящий на стене скафандр напоминал спущенную надувную куклу с головой шаром. Створка двинулась обратно, подгоняя железнодорожника. Тот снял со стены грязно-белую шкуру и начал торопливо натягивать ее поверх формы.

     Когда отсутствуешь в привычном месте хотя бы неделю, все вокруг немного удивляет. Микроскопическими переменами, смещением привычных вещей. Пусть даже не изменилось вообще ничего, но здесь уже другая атмосфера. Реальная картинка не совпадает с сохранившейся в памяти.

     Здесь, на мертвой равнине под черным небом, ничего не менялось миллионы лет. Статичный мир, унылое однообразие которого разрывают на неровные отрезки поезда. Сейчас на куске льда был самый разгар ночи, но тьму рассеивал свет газового гиганта, едва высунувшего край из-за горизонта. Через серебристо-пепельную равнину ползли бесконечные тени, словно провалы в грунте. Старик отошел от шлюза и повернулся к станции. Слишком громкое название для искусственного холма из пустой породы пятнадцати метров высотой и с полсотни в диаметре. За годы без дождей и ветров насыпь не постарела ни на день, все так же блестя сколами. В пору подохнуть от зависти.

     Кирьяныч сверился с часами и пошагал к перрону. Длинная, метров пятисот, полоса бетона с вмурованным в нее монорельсом протянулась между кольцевыми рамами. Сейчас сквозь них были видны звезды. По левую руку, почти у самого кольца, выныривала из чернильной пустоты рама уловителя с толстой, блестящей сеткой и замершей над ней лапой погрузчика.

     Старик задрал голову, из-под свода стеклянного забрала глядя на звезды. Должно быть, одна из них – Солнце, мать, отец, сват, брат, черт в ступе для человечества. Как оно там без него? Столько лет не виделись! Кирьяныч криво усмехнулся, маленький человечек, которого легко не заметить в общей человеческой массе. Пренебречь статистически малым, ведь так, тли в отутюженном, новом, откормленные, набитые общением до краев, до отказа, до тошноты и тяжелой одышки?

     А может, вас никого уже и нет. Может, не в маршруте дело, а все плохо настолько, что миру давно уже не до одинокого старика, связанного с планетой гравитацией и пожизненным контрактом.

     Приемное и передающее кольца моргнули красным, нагнетая энергию перед открытием порталов. Чувствуя подошвами низкий гул агрегатов, разложил сигнальный жезл. Кольца брызнули голубым пламенем, из правого выскочила металлическая капсула локомотива, через пару секунд скрывшись во втором. Еще несколько мгновений мелькали вагоны с яркими окнами. Когда они скрылись, порталы погасли, словно кто-то, выходя из комнаты, провел рукой по выключателю.

     Убрав жезл, Кирьяныч поплелся обратно к шлюзу, проверять уловитель было без надобности. У мира все хорошо. Он, мир, живет, ходят поезда по бесперспективному направлению, кто-то где-то у чужих звезд ждет их прибытия.

     А старика ждет зеркало. А в зеркале его ждет смерть.

     Август, 25

     Шелли Аллен, 6 лет

     "Как мы ходили на День единения".

     Мы с мамой и папой готовились с утра, но все равно пришли почти самые последние. На площади было много людей, все с синими флажками. Я тогда попросила маму, чтобы она и мне нашла такой же, и он оказался даже лучше, чем я думала: гладкий, переливающийся, с красивыми звездочками.

     Кругом кричала громкая музыка, и люди были такие веселые, тоже все время громко кричали, ну тут все как на другие праздники. Только мы почему-то не пошли к лоткам, хоть я и просила купить сладкую вату. Папа сказал, что мы и так опоздали, и теперь нужно торопиться к сцене. Ну мне-то откуда знать? Меня же в первый раз взяли. Ну мы не пошли, ладно. Людей было так много, что папе пришлось взять маму за руку, а меня он посадил на шею. Я тогда увидела, откуда музыка. На большой сцене, как обычно ставят на ярмарку, выступали артисты. Мне сначала не понравилось, а потом они запели мою любимую "Эй, дорогуша!", и стало интересно. Только люди возле сцены не танцевали, а меня папа не пустил на землю, и я тоже не смогла.

     Потом артисты ушли, а вместо них появился какой-то дядька*.Ну, это я так просто говорю, что какой-то. Я его на самом деле по телевизору вижу, когда завтракаю. Он начал в микрофон говорить про важность единения и всякое, но мне же в школу скоро, в первый класс! Мы же это проходим в саду, и мистер Харрис нам все хорошо объясняет. И я тогда поняла. Что он это рассказывает взрослым, которые про это не проходили. Хотя мои мама и папа всегда по утрам его смотрят. И мене тогда стало скучно, ведь я это уже знаю! И я стала глядеть вокруг. И тогда увидела одного мальчика. Он был какой-то странный, его держала за руку бабушка и постоянно одергивала, а он плакал. У него из носа торчала большая козявка, только он ее не вытирал, и мне стало противно.

     Тут дядька замолчал, и из-за сцены вдруг вышли солдаты. У них была не такая форма, как на парадах и в кино, а как в новостях: вся в пыли и ношенная. А еще у них были с собой ружья. Люди перед сценой начали быстро отходить, и папа чуть не упал. А потом он меня с шеи снял, и что там дальше было я вам не скажу, не видела. Только вскрикивал кто-то страшным голосом, а потом грохнуло, как салют. Я начала крутить головой, но небо было совсем еще светлое, и ничего я не увидела. Люди начали расходиться от сцены, и нам пришлось обходить каких-то людей, и они почему-то плакали. А еще там был этот мальчик с бабушкой, они тоже плакали. Вообще странные, ну не увидели салют, я тоже не увидела, но не плачу же!

     И потом мы уже пошли к лоткам, а у сцены сперва стояли грузовики, папа такие называет "помойки". Он просто на таком работает, возит на мусожигательный завод мусор. А потом снова появились артисты, и теперь все смеялись и пели, даже появились клоуны, но я их боюсь, и мы не пошли. Зато мне купили синее мороженко и папа с мамой танцевали. Потом вышел снова дядька и с ним капеллан, и они начали петь "Смелее, Родина!", но мы ее и так каждое утро поем, так что мы пошли в тир и там папа меня учил стрелять по железным человечкам. Они такие смешные, у них были глазки как щелочки, а у других полотенца на голове, как мама делает, когда из душа выходит. Я даже попала один или два раза и мне дали синего орла.

     Когда уже стемнело, мы пошли домой, хоть я совсем не устала. Мы пели "Смелее, Родина!" и "Синий – цвет победы", и мне было очень весело, правда, папа несколько раз перепутал слова, но это он так дурачился. Он вместо "смелее, Родина" пел "смелей, уродина!" и вместо "Председатель нам дан Небесами" пел "эй, скорее утрись трусами!" Мама покраснела, но было смешно и весело.

     Пока мы пели, мимо пробежал мужчина, а за ним гнались двое полицейских. Я удивилась, мы уже далеко от площади отошли, и Веселые соревнования уже должны были кончиться. Опять грохнул салют, но я его опять не увидела, и тогда решила, что это мальчишки балуются. Мы снова запели, а когда шли мимо переулка, я увидела, что полицейские поймали того дядьку. Или это был совсем другой? Ну, хотя, да. Тот же бежал, а этот совсем был пьяный и уснул посреди дороги, а они его к стене оттащили. Я посмеялась, папа-то у меня совсем не пьет, даже то, что на работе им дают, и мама тоже, и мы пошли дальше.

     Когда уже были дома, я хотела посмотреть мультики перед сном, но вспомнила, что интернет до шести вечера только, а было уже, наверное, восемь или вообще девять. Я тогда включила телевизор, и там как раз были новости. Я увидела нашу площадь, и там были дядька и солдаты, только я не знаю, это те же солдаты, что были днем, или тех уже отпустили домой. Дядька снова кричал, в него почему-то начали кидать мусор и солдаты сняли автоматы. Я подумала, что это, наверное, продолжается развлекательная программа и что мы раньше ушли, но папа переключил, и как раз попал на вечерние мультики, так что я хотела обидеться и не обиделась. Вот только серия оказалась скучная. Опять повторяли утреннюю, которую и так каждый день крутят, там Синий Заяц в смешной форме еще рассказывает, что нужно любить Родину. Вот надоел, честно!

     Когда серия закончилась, я хотела переключить на другой канал, но папа прогнал меня спать. Я чистила зубы, когда услышала, что начался салют. А я же его так и не увидела сегодня! Так что я побежала к окну, где папа и мама как раз смотрели салют, почему-то через щелочку. Я дернула штору, но папа меня отогнал. Еще так больно вывернул руку, что я подумала, что насовсем оторвет! И даже не попросил прощения, а послал спать, а мама даже не заступилась! И я тогда пошла спать. Очень хотела посмотреть, но когда папа такой, лучше не спорить. А он такой всегда, когда приходит с работы и от него пахнет сгоревшими волосами. А в другие дни не пахнет, а пахнет каким-то лесом, и он тогда веселый и говорит, что "еще одних поставил на лыжи". Не знаю, про что он, но звучит смешно, и мы все смеемся.

     За окнами грохотало все сильнее, а потом слабее и обратно, и никак было не уснуть. А потом кто-то страшно закричал, и с ним еще кто-то, и я тогда взяла под одеяло Синего Зайца, и он мне всю ночь рассказывал сказки. Я даже сейчас слышу, как он мне говорит, что терпение – это благо. Что нужда – это просветление. Что любовь – это вождь. Я про вождя помню только, что у него перья и раскрашенное лицо, хоть нам и говорит миссис Флинн, что так теперь иногда зовут Председателя, и мне смешно. 

     *тут имеется ввиду мистер Айртон, мэр Литл-Родчестера. Отмечу, что девочка называла его так намеренно, и в данном случае возраст не является смягчающим обстоятельством. 

     Комментарий миссис Флинн, Энн Джей, воспитателя:

     Работа Шелли требует самого внимательного изучения. Рекомендую привлечь к расследованию господина Иена МакГи из Управления специальных операций и секретаря партийной ячейки Джефа Ронсона.

     Комментарий шефа МакГи:

     Родителей девочки для беседы вызвали 27 августа.

     Комментарий секретаря партийной ячейки Джефа Ронсона:

     Дело Шелли Аллен и ее родителей: Шона Аллена и Мэгги Аллен, передано в суд 29 августа.

     Комментарий шерифа МакГи:

     Дело рассмотрено в особом порядке. Закрыто 30 августа.

     – Да точно тебе говорю, Кирилловна, не смогут они простой народ не пущать!

     Худосочная старушка в выцветшей кофте и аккуратном платочке пристукнула тросточкой по плиткам пола. Вторая спорщица скептически поджала губы, бросила свысока, косясь на прислушивающуюся к разговору очередь:

     – Чего захочут, так оно и будет, и не нам решать. Сказано тебе: запрет на левые повороты! И как ты хошь, так и выкручивайся, а возмущаться забудь, Им там виднее.

     Она ткнула скрюченным пальцем в потолок, многозначительно закатила глаза. Но первая старушка не унималась:

     – Да они уже в своем Минздраве забесились! Это же додуматься, Николавна, – каждый день запрет! То им воду нельзя, то дорогу переходить! В очередях стоять нельзя аж два дня в месяц, ироды!

     Очередь одобрительно загудела. Кто-то горячо выкрикнул:

     – Петицию! Так им! Сто тыщ подписей… Устроим…

     Очередь разделилась. Сторонники первой спорщицы горячо гнули свою линию, их противники не без успеха отбивались. Назревал скандал, результатом которого станет непременный вызов «скорой».

     Никто не обратил внимания на крохотного, скрючившегося на крайнем стульчике старичка в поношенном костюме. Он вдруг посинел, задергал ногами. Сморщенной птичьей лапкой цапнул узел и без того распущенного галстука. Беззубый рот хватал воздух, глаза закатились, и обмякшее тело начало сползать со стула.

     Первой отреагировала его соседка: вскрикнув, проворно вскочила и запричитала:

     – Боженьки, что деется! Яму жеж плохо, девчата! Зовите скоряков!

     На мгновение повисла тишина, потом деда ухватила за ворот главная спорщица. Тряхнув его, закричала то ли ему, то ли продолжая спор:

     – Не сметь, кому сказано! Запрещено сегодня до полуночи помирать! Вставай!

     – Отпусти, пока не началось, нужно бригаду вызывать, – ей на плечо легла ладошка Кирилловны. – Если он и правда понимает, что нельзя, то держаться от него подальше треба.

     Николаевна нехотя отпустила тело, но отошла все-таки быстро, сноровисто спрятавшись за спинами окруживших покойного стариков. Вытянув из сумки вполне новый мобильник, набрала номер и что-то быстро бросила невидимому собеседнику.

     Покойного звали Гордей, а по отчеству его не звали никогда. Про запрет он знал, нарушать его не собирался, потому, едва все процессы в организме остановились, он дернулся раз, два, и открыл мутные глаза. Не до конца включившись, обвел взглядом столпившихся в паре метров от него людей, но вставать не торопился: сил пока не было.

     Так и лежал, выжидая, пока неосторожная жертва приблизится. Невысокая старушка с клюкой наклонилась, запустив бледную ладошку ему во внутренний карман, и тут же замерла. Захлопала глазами, неверяще уставившись на покойника, вцепившегося ей в предплечье металлическими зубами. Горло сдавило, она дернулась, пытаясь освободиться, а вокруг уже поднималась паника, кто-то закричал визгливо, и этот крик подхватили толпа и немного запоздавший сигнал тревоги.

     – Гони, Вася! – старший бригады «скоряков» раздраженно отбросил рабочий планшет. – У нас неумерший в администрации!

     – Да что их, прорвало?! – водитель зло сплюнул. – С утра уже десятый случай! То госстрах, то пенсионный…

     Крепкий, с седыми усами, он работал в бригаде уже пятнадцать лет, из которых три пришлись на годы Запретов. И ни разу еще в день Запрета на смерть не было ничего подобного.

     До здания администрации было минут семь ходу, но на месте пришлось ждать полицию, без поддержки никто не рискнул бы сунуться в запертое здание, где встал неумерший. Наконец, к дверям подкатил бортовой КамАЗ, с треском посыпались на асфальт закованные в броню бойцы. Старший бригады подошел к человеку с сержантскими лычками, протянул руку:

     – Белов. Что делать будем?

     – Серов. – Тот ответил на рукопожатие, объяснил: – Дверь рвем тросом, потом мои заходят и вяжут всех. Валить их основания нет, они всего лишь выполняют Запрет. Максимум – хулиганка, но они даже до суда не дотянут. Так что ты со своими не лезь, потом с нами проедешь, мы документы отдадим.

     Белов кивнул, зябко поежился, глядя на темные окна:

     – Что-то они сегодня разбушевались. У нас уже десятый выезд.

     – Ха! Вы там совсем новости не смотрите? По всей стране сегодня буча! Ладно, тут стойте, вдруг кого из наших покусают.

     Он хлопнул по плечу остолбеневшего Белова и порысил инструктировать своих.

     В квартире было темно, но от того как-то по-особенному уютно. В большой комнате вокруг овального стола согнувшись стояли семеро: три старушки в платочках и четверо пожилых мужчин. Упершись локтями в изрезанную столешницу, они изучали в свете фонарика карту города.

     Один из старичков выпрямился, потер ноющую поясницу:

     – Чертов Запрет на стулья!

     – Сказано тебе – профилактика геморроя! – на него посветили фонариком. – И глаза берегут, вон, Запрет на электричество...

     – Да обнаглели совсем! Дни Запретов совмещать!

     – Тише, тише, давайте вернемся к обсуждению.

     Высокий мужчина – язык бы не повернулся назвать его стариком – с шикарными усами вернул луч фонаря на карту города.

     – Итак, первый этап плана «Возмездие» прошел удачно…

     – Какое удачно?! Наших полегло – тьма!

     – Потери приемлемые, зато мы почти обезглавили верхушку, еще пара акций, и им придется отменять Запреты!

     – Да! Пора! – закричали заговорщики вполголоса.

     Мужчина остановил их повелительным жестом:

     – Тише, товарищи. Давайте вернемся к обсуждению.

     Все снова склонились над картой. Близился день Запрета на самооборону.

     – Папа, куда ты уходишь? Останься, я прошу тебя!

     Слезы душат, дышать невозможно совершенно. Рукав отцовского бушлата в капканах крохотных ручишек, его лицо, искаженное призмой слез и страшной мукой. Огромные твердые ладони нежно, но настойчиво убирают руки сына. Голос отца, всегда такой уверенный и полный скрытой силы, сейчас дрожит, как и его пальцы.

     – Я должен идти, сынок. Должен. Если не я, то и никто. И что случится тогда?

     – Подлые марсианские предатели победят… – тяжелый вздох, мокрые ладошки кое-как справляются с потоками влаги. – Но ведь ты можешь один не ходить, и никто-никто не заметит! Нужно просто спрятаться где-нибудь, в шкафу, или на чердаке. А если придут марсиане, мы им ничего не скажем про тебя! А если…

     – Сынок, если бы я только мог, если бы мы все могли, но подлый враг не дремлет. И если марсиане вдруг постучат в нашу дверь, это будет значить, что мы проиграли. И что тогда будет?

     – Враг пройдет по нашим землям, сея разорение и смерть. Он не знает пощады, и единственное, что способен понять – это язык силы. Мы правы, на нашей стороне сила, победа придет. – На мгновение в глазах мальчика блеснуло что-то недоброе, но тут же пропало – мнемоническая агитация не была рассчитана на детей. Но уж по взрослым она била в полную силу… Правда, мальчик этого не знает, как и его отец, и, возможно, не узнает никогда.

     – Молодец. И никогда не забывай об этом. А сейчас…

     Мужчина пододвинул тяжелый дорожный рюкзак. Неприметная сенсорная пластина датчика тихо пиликнула, освобождая прочный шнурок. Запустив руку в рюкзак, отец вдруг на секунду замер, щека непроизвольно дернулась. С грустью посмотрев в сторону кухни, где после недолгого прощания плакала его жена, он вынул тускло блеснувшую старым металлом небольшую шкатулку и торопливо сунул ее в руки сыну. Легкая, почти невесомая, в ней что-то едва слышно шуршало, скорее, ощущение, чем звук. Мальчик на секунду затих, без интереса вертя ее в руках. Затем поднял взгляд, вяло поинтересовавшись:

     – Папа, что это?

     – Сейчас я не могу тебе этого сказать. Просто запомни: в тот день, когда вам с мамой станет особенно тяжело, или будет угрожать смертельная опасность, вы должны будете отправиться в указанное место… Вот здесь, на этом экране появится карта… Но не раньше! Иначе подлый враг сможет легко вас найти, и мы больше никогда не увидимся! Затем тебе нужно будет найти самую высокую точку, где ты закопаешь шкатулку и останется только ждать, и мы опять будем все вместе.

     – Папа! – мальчик бросился в объятья отца, слезы потоком струились по лицу.– Я не хочу ждать! Не уходи!

     Мужчина с заметным усилием отстранил хрупкое тельце, сотрясаемое рыданиями. Задержав его на вытянутых руках, пристально посмотрел в заплаканные глаза.

     – Пообещай мне, что сделаешь все, как я велел.

     – Обещаю…

     Мужчина бросил быстрый взгляд назад, туда, где плакала жена. Лицо стало тверже.

     – А еще пообещай мне ничего не рассказывать матери.

     – Папа… – удивленный взгляд из-под мокрых ресниц.

     – Пообещай. Я не могу рассказать всего. Просто знай, что рассказывать нельзя никому. Даже матери. Иначе вам будет угрожать смертельная опасность. Запомни, сын: никому!

     Отец опустил мальчика на пол и, закинув рюкзак на плечо, поспешил к двери. Щелкнул, закрываясь, замок, ребенок лег на пол и замер, сжавшись в комок. А с кухни донесся тихий, полный боли и отчаяния вой…

     1.

     «Марсианские агрессоры в который раз саботировали мирные переговоры. Посол Колоний на Земле отказывается давать какие-либо комментарии. А тем временем объединенным силам союзных государств хоть и с трудом, но удается удерживать позиции на границах орбит марсианских лун. Со слов уполномоченного…».

     Джек тяжело вздохнул, смахнув парящий у самого лица экран. Голограмма порхнула в сторону от кровати, моментально исчезнув. В голове шумело, как всегда после просмотра новостей. На центральных порталах без перерыва крутили хвалебную чушь, да кто сейчас смотрит федералов? Свободные блогеры давали более правдивую информацию с мест. И ничего утешительного с их слов не выходило. Тянущийся уже десять лет, конфликт с переменным успехом то шел к логическому завершению, а то вдруг срывался в пике. Какой-то важный и всеми уважаемый человек внезапно усматривал в словах оппонента угрозу или оскорбление, а дальше все неслось по накатанной. Конфликт снова набирал обороты, обе стороны потрясали знаменами, лилась кровь… А потом все снова замирало на долгие месяцы.

     Забывший, что можно жить мирно, народ привык к постоянной агитации в сети, к несущейся отовсюду патриотической чуши. Даже Джек, у которого война отобрала отца, давно считал, что правительство Объединенной Земли не так уж и не право, отстаивая свои права на марсианские колонии. В конце концов, ведь именно Земля создала инфраструктуру на красном шарике.

     Джек босиком прошлепал на кухню. Вяло потыкал в меню автоповара, заказав легкий завтрак. Усевшись за матово блестящий кухонный стол, развернул на его поверхности новостной канал. Даже понимая, что ничего принципиально нового там не будет, он не мог не смотреть. Странная неприятная тяга. Невозможно оторваться. В сети периодически появлялись панические сообщения, что людей тотально зомбируют, но Джек относился к ним спокойно. Мало ли фриков на свете? Сторонников теории заговора в сети всегда было полно.

     «Президент марсианских колоний выступил лично с объяснением причин, по которым были отложены запланированные на сегодня мирные переговоры. По его словам, в непосредственной близости от Марса его перехватчиками были запеленгованы орбитальные бомбардировщики. Экипажа на них не оказалось, а бортовой ИИ уничтожен, так что доказать серьезность намерений не представляется возможным…».

     С негромким стуком на столешницу опустились тарелки с завтраком и стакан тоника. Джек недовольно поднял изображение со стола, вывесив его перед собой, чтобы не мешалось.

     Послышались шаги. В кухню прошаркала мать. Заспанная, но перед ней, на краю поля зрения, новостной экран. Джек через домашнюю сеть просканировал изображение. Ага, судя по скорости и прерывистости воспроизведения – поисковые программы на отсев лиц. Снова ищет отца. Вон и его фото в верхнем левом углу. Видимо, чтобы не забыть, угу. Высокий, широкоплечий. Черты лица грубоваты, но для мужчины – в самый раз. Острый, слегка усталый взгляд. Не от работы, у отца он всегда был таким, даже слегка скучающим, что ли… Мать говорила, что они очень похожи. Те же темные глаза, щетинистые жесткие волосы, та же улыбка.

     С тех пор, как появилась возможность просеивать все каналы сразу, мать круглые сутки гоняет домашний ИИ. Пользуясь фотографией десятилетней давности, он выискивает в сети всех, кто хоть немного похож на него. Казалось бы – настрой ты его на поиск конкретного человека! Но мать уверена, что за прошедшие годы могло произойти всякое. Отец мог получить ожоги, ранение, сделать пластику по приказу командования… И Джек был с ней абсолютно согласен.

     – Мам, опять перепроверяешь за ИИ? – Джек глядел на нее через голограмму блогерши. Забавно – с этого ракурса ее голова точно подходила по размеру его матери.

     – Ты же знаешь, не доверяю я ему.

     – Надеешься, «сердце подскажет»? – заметив, как напряглось лицо матери, он продолжил чуть мягче. – Мам, я тоже верю, что он еще жив, но… Слушай, ты только больнее себе делаешь. Может, хватит?

     – А, может, хватит указывать, что мне делать? – Мать произнесла это как-то дежурно спокойно. Неудивительно – этот разговор повторялся с небольшими вариациями ежедневно вот уже полгода. – И вообще, хватит новостей за столом, желудок испортишь!

     – Все, все, убираю! – Джек свернул блогершу, заставив ее замолчать на полуслове. Вряд ли что-то глобальное случится в ближайшие полчаса, он подключится по дороге в школу. – А ты свой уже испортила, да?

     – Поехидничай с матерью! – но экран отключила тоже.

     Впрыгнув в высокие кроссовки – шнуровка едва успела затянуться – Джек вихрем пронесся к лифту. Несколько секунд – и он уже бежал к остановке. Зеленый маячок автобуса мерцал буквально за углом. Пиликнув на входе сканером, парень прошел в салон, уже наполовину занятый. Ребята и девчонки, в основном старшеклассники, с отрешенным видом пялились в окна, на Джека никто не обратил внимания. Только на задней площадке весело гогоча толкались вокруг голограммы трое.

     – Опять без меня зарубились? – Джек бесцеремонно растолкал играющих. – Устал я уже, упрашивая…

     Смахнув изображение в угол, где оно, дернувшись, растаяло, Джек развернул свое поле.

     – Эй, ну ты чего? – невысокий белобрысый парень, на тонком запястье которого замигала красным команда отмены, вскинулся было, но быстро отвлекся на браслет, что-то отключая.

     – Да ладно, не гунди, сейчас на четверых зарубимся. – Джек быстро прокручивал список доступных карт. – Кто последний сохранялся? Шмель, твою запускать?

     – Давай. Малек, правда, твою карту позже пройдем, ок? – луноликий, весь округлый, Шмель обладал странно низким для его возраста голосом. Он не говорил, а почти гудел. – Только ее еще найти надо…

     Всегда немногословный Бобер оттер Шмеля от голограммы, молча потыкал куда-то в списке. Изображение сменилось, поплыли кадры заставки.

     – Благодарю. – Шмель первым опустил руки на зоны управления. Джек и Малек подключились следом. Только Бобер задержался, что-то изучая на экране браслета, за что тут же получил дружеский но вполне увесистый пинок.

     – Бобрина, не тормози! Или опять коды ищешь, змей?

     Бобер, хитро улыбаясь, промолчал, неопределенно дернув плечом. Но от него слов и не ждали слов. Все знали, что родители Бобра – религиозные ультраконсерваторы, не приемлющие медицинских вмешательств, поэтому у него до сих пор не исправленные кривые зубы. Отключив браслет, он присоединился к игре. По окружности голограммы под звуки бравурного марша проплыло название игры: «Земной десант 2: консервы с Марса».

     Серовато-грязное здание школы было способно вогнать в тоску любого. Даже самый ярый оптимист при виде потрескавшихся стен впал бы в угрюмое раздумье. Пять этажей морально устаревшего, изношенного физически беспросветного мрака. Практически захватившая власть в Мировом Совете Консервативная партия, опираясь на «большинство», избегала что-либо менять. В частности, это коснулось и системы образования, при которой оснащенные современными средствами обучения ученики были вынуждены посещать здания школ, на ремонт которых, к слову, деньги перестали выделяться в должном размере еще полвека назад. Хорошо хоть, на систему антитеррористической защиты не поскупились.

     Беспилотный автобус развернулся у ворот школы, ювелирно затормозив у рамки сканера. Двойная система идентификации: учащийся отмечался на выходе из транспорта и на входе в здание. Как это должно было помочь в деле антитеррористической безопасности – конечно¸ вопрос, но вот прогулять стало нереально. Прискорбно.

     Джек с Бобром и Шмелем быстро проскочили рамку и понеслись на второй этаж. Первым уроком сегодня биология у Джи-Джи. Малек учился классом младше, и сейчас поскакал к своим. В классе никого еще не было, поэтому троица совершенно безнаказанно оккупировала угловые терминалы, где и была поймана двадцать минут спустя за игрой. Джи-Джи, молодящийся седой мужчина в древнем костюме, лишь укоризненно покачал головой, после чего разогнал всех по местам.

     Джи-Джи, он же Георгий Громофф, преподавал биологию в этой школе уже тридцать лет. Теперь, когда принципы обучения изменились, учителя начали играть роль чисто декоративную. Просто стало некуда девать прорву людей, способных обучать, но к переобучению совершенно непригодных. Друзья могли смело игнорировать его, как, собственно, и поступали с остальными педагогами, но… поговаривали, что старый биолог – русский. Сейчас, когда весь мир един против марсианской угрозы, они вроде как союзники, но чем черт не шутит…

     – Занимаем свои места у терминалов. Тему сегодняшнего урока вы увидите на экране. Как всегда, у вас полчаса на просмотр и тестирование. И помните – я за вами слежу!

     Для порядка сверкнув из-под бровей бесцветными глазами, Джи-Джи скрылся в лаборантской, закрыв за собой дверь. Через пару секунд дверь чуть заметно приоткрылась: старый лис не доверял технике, предпочитая изредка поглядывать в щель. Но к этому времени никто не обратил на это внимания. Перед учениками разворачивались экраны с учебным материалом.

     Через какое-то время Джек, стараясь подробнее рассмотреть панораму клетки, не удержался в кресле и выпал, больно приложившись локтем. Сморщившись и потирая ушиб, он заинтересованно оглядывался. Еще никогда ему не приходилось оказываться по эту сторону процесса. Обычно ролик увлекал смотрящего полностью, не отпуская до конца урока. Вот и сейчас Джек смотрел на замерших в полусферах терминалов одноклассников. Взгляды, задумчивые или пустые, неотрывно прикованы к происходящему на экране. Вон, Шмелина аж язык высунул, так старается. Джек быстро навел на лицо друга рамку видеоискателя. Фото зачетное, он уже предвкушал прорву лайков на перемене, когда за спиной раздался приглушенный голос. Говорили в каморке Джи-Джи. Прислушиваясь, Джек подкрался к самой двери и замер.

     – …к чему? Я Вас не понимаю, какая эвакуация? Это срочно? Ах, нет… Хорошо, я буду бдителен. Конечно. Хорошо. А остальные?...

     После небольшой паузы, в продолжение которой Джи-Джи, судя по всему, выслушивал ответ, раздались торопливые шаги. Джек едва успел отскочить, когда дверь распахнулась. Парень лихорадочно соображал, как объяснить свое нахождение вне терминала, но учитель лишь мазнул по нему взволнованным взглядом и стремительно вышел из класса. Джек проводил его удивленным взглядом. И в этот момент прозвенел звонок.

     Перемена. Несмотря на изменившиеся методы обучения, кое-что в школе оставалось прежним. Учащиеся все так же разбивались в компании по интересам, младшие носились по коридорам, сшибая с ног любого, имевшего неосторожность оказаться на пути. Только и разницы, что бегающие были облачены в голографические рамки звездных истребителей, а группы старших по большей части выводили на общие экраны страницы соцсетей или очередное модное видео.

     Джек вышел из кабинета биологии, довольно улыбаясь. Шмель еще ничего не знает, а фото уже пошло гулять по школьной сети. На крохотном экранчике браслета стремительно сменялись цифры счетчика лайков, а стоящая неподалеку компания уже открыла на всеобщее обозрение глупую рожу его друга. Не удовлетворившись произведенным эффектом, Джек на ходу внес пару штрихов от себя. Теперь из шмелиного носа торчала огромнейшая зеленая сопля. Осталось только влепить какую-нибудь хлесткую фразу, но совершенно внезапно он на всем ходу влетел в спину стоящего на пути человека. Донельзя удивленный, Джек уставился на закрывшего проход человека. Виктор Страут, преподаватель геометрии, несмотря на немалый рост и крепкое сложение, существо совершенно бесполезное. Собственно, как и все в их непонятно зачем сохраненной популяции.

     Преподаватель не обратил на Джека внимания, продолжая о чем-то оживленно перешептываться с Вильгельминой Джоунс, миниатюрной химичкой. Не замеченная сразу, что неудивительно, учитывая габариты Страута, она уставилась на Джека, выглянув из-за шкафообразного геометра. Парень успел заметить беспокойство в ее глазах, как и во взгляде обернувшегося мужчины. Тот продолжил было прерванную фразу, но Джоунс потащила гиганта к двери ближайшего кабинета.

     – Подожди, не здесь. Пока ничего не известно точно, нам нельзя…

     Дверь за их спинами тихо щелкнула древним замком, а Джек еще какое-то время стоял, тупо глядя им в след. Сначала Джи–Джи, теперь эти двое. Что тут происходит? Браслет легонько шевелился на запястье, напоминая о себе, но Джеку было не до него. Он шел длинными грязноватыми школьными коридорами, и все его внимание было приковано к происходящему вокруг. Сотни детей и подростков, занятых собой и общими делами, компаниями и поодиночке. В большинстве веселые и беззаботные, привычный шум и непрерывное движение. И среди всего – островками взрослые встревоженные лица. Они оживленно переговаривались, иногда быстро перебегая от группы к группе, стараясь делать это незаметно. Впрочем, на них привычно не обращали внимания. Один раз промелькнул даже директор. Он стремительно пронесся по этажу, все остальные потянулись следом, а директор негромко объяснял им что-то, усиленно жестикулируя. А потом раздался звонок.

     Все оставшееся до конца учебного дня время Джек наблюдал за учителями. Они выглядели все более взволнованными, отчего его тоже начало разбирать непонятное беспокойство. Что-то явно происходит. Но что? Новостные каналы в школе блокируются, даже экстренные, чтобы не отвлекать учащихся от собственно процесса обучения. Но тут явно дело в другом. Мать уже позвонила бы, случись что глобальное.

     Правда, один раз удалось ухватить часть разговора. Администратор школьного ИИ, грузный лысеющий дядька неопределенного возраста, стоя под лестницей, разговаривал, судя по истерическим ноткам в голосе, с женой. С этой женщиной Джек был заочно знаком. Собственно, как и все, кому довелось видеть утекший из-за врожденной криворукости администратора ролик специфической направленности. «Шон, о, Шон, да…»… Забавное видео.

     Джек осторожно выдвинулся за пролет лестницы, стараясь даже не дышать. В тени за старыми шкафчиками толстяк-администратор что-то быстро объяснял смотрящей на него с голограммы плохо прокрашенной блондинке.

     – Я ничего точно сказать не могу сейчас. Просто поверь на слово, ок? Снимай наличность и дуй в трейлерный парк, я через час буду.

     Блондинка бросила непечатное через презрительно поджатую губу. Звук был выкручен на минимум, но все сопутствующие смыслы читались отчетливо. Толстяк шлепнул мягкой ладонью по лицу, явно сдерживая ответную реплику.

     – Говорю же – подробности вечером. Объявят по центральным сетям. Ты сейчас первая можешь успеть, дура. Хватай Юджина и Сэмми, снимай эти гребаные бабки и вали в долбанный трейлерный парк!

     Со злостью смяв изображение, он бросил его под ноги, для верности еще и поддав ногой. Джек не стал дожидаться завершения представления. Судя по всему, пора домой.

     По дороге Джек успел просмотреть новости на нескольких основных порталах. Ничего тревожащего там не сообщали, все шло своим чередом: спортсмены побеждали, звезды совершали, конфликт набирал обороты. На задней площадке никого не было. Малька ожидал еще один урок, Бобра срочно забрали родители, а Шмель, разобидевшись, уселся как можно дальше. Что-то он там делал, судя по всполохам экрана. Готовит месть, шмелина толстопузая. Ну ничего, пусть. Уж от кого, но от него точно не стоит ждать изощренной мести.

     Улыбаясь своим мыслям, Джек отвернулся к окну. Тусклый городской пейзаж. Серое двухуровневое шоссе в каньоне из стекла и стали. И на самом верху, стоит только хорошенько вывернуть шею – оно, небо. Обычно голубое на фото, сейчас же – насыщенно синее. Изредка расчерчиваемое стремительными искорками дронов, спешащих по каким-то своим, крайне важным делам. Вспомнилось, как они с отцом запускали первый его, Джека, дрон. Угрохали на сборку часа три, что-то где-то недотянули, в результате крохотная машинка из рыжего пластика верещала перекошенными лопастями и все время норовила улететь в кусты. Что, в конечном итоге, ей удалось, но все равно было очень весело. Что потом случилось с дроном, куда он пропал? Джек не мог вспомнить, как ни старался. А вот горящие глаза отца, его сильные руки, подсаживавшие на дерево, когда злополучная игрушка застряла в ветвях… Это воспоминание оставалось самым ценным для Джека. Так как было последним, в котором еще оставался отец.

     Тяжело вздохнув, парень опустил взгляд на привычную мышистую серость города, растирая слегка занемевшую шею. Интересно, а на Марсе пользуются дронами? Вряд ли, с их-то атмосферой… Там даже в пределах планеты приходится пользоваться либо наземным транспортом, либо гонять орбитальные транспортники. Достаточно повесить ракетную платформу вне досягаемости ракет планетарного базирования, и все, перемещения армий подлого врага будет парализовано. Интересно, в генеральном штабе до этого уже додумались? Отец точно бы додумался.

     Мысленно развивая эту тему, Джек продолжил изучать пейзаж за окном. Автобус миновал окружную и, спустившись по улитке эстакады, въезжал в один из многочисленных спальных районов. Здесь на улицах уже можно было увидеть людей вне транспорта. Вдоль дороги потянулись таунхаусы веселых расцветок, играли дети. На парковках стояли редкие автомобили, видимо, их хозяева были из тех, кто предпочитает работать дома.

     Ага. А вот это уже интересно. Внимание Джека привлек один из автомобилей. Обычный полицейский «Тесла», не самый новый. Вокруг него суетился мужчина в форме. Жена и двое мальчишек помладше Джека помогали ему укладывать на заднее сиденье тюки и коробки. Собираются на пикник? Скорее всего. Только вот несостыковочка: полицейский был при пистолете и рации. Проводив суетящееся семейство долгим взглядом, Джек удивленно хмыкнул. Ладно. Мало ли какие у них могут быть дела.

     Вскоре Джек вышел на перекрестке у своего дома. По дороге еще несколько раз ему встречались полицейские автомобили, все с включенными спецсигналами, они неслись по выделенным полосам. И несли на себе и в своем чреве все те же наспех собранные свертки и чемоданы. Крайне подозрительное зрелище, даже не беря в расчет подслушанное днем в школе. А уж вместе, так картина начинала вырисовываться пугающая. Это ни что иное, как бегство. Пока еще тихое, ограниченное кругом лиц, знающих…

     Знающих что? Или о чем? Джек, не разуваясь, протопал на кухню. Развернув на столе экран, он разделил его на несколько окон и прогнал каналы контекстным поиском. Ничего. В течение нескольких последних часов в сети не сообщалось о готовящейся эвакуации. Быть может, атака марсиан? Тоже пусто. Но в то же время что-то происходит.

     – Джек, как дела в школе? – мать спустилась из своей комнаты. Сдвинутый на самую границу поля зрения, ее экран тихо бормотал голосом диктора что-то про врага и успехи.

     – Да все как всегда… Мам, ничего странного в новостях не передавали?

     Мать, возившаяся с авто-поваром, неопределенно пожала плечами.

     – Нет, все больше про Марс. Про бомбардировщики эти… Ну как там они могли оказаться, да еще без экипажа? Из генштаба человек выступал с заявлением, что это все провокация…

     – Мам, у нас в школе что-то происходит. И на улицах…

     Рассказ не занял много времени. Труднее оказалось убедить мать, что он не врет. И что не показалось. И не переиграл. Джек успел раз сто пожалеть, что не сообразил вести запись. Тогда не до этого было, да и мысли не возникало, а теперь расхлебывай. В конце концов им удалось прийти к согласию, и мать была усажена у окна наблюдать за дорогой.

     – Мне вот что непонятно: зачем Толстому Шону снимать наличные? – Джек вопросительно посмотрел на мать. – Сейчас терминалы же повсюду.

     – Ну, тут все просто. Мне отец твой рассказывал, когда они разгребали оставшееся от Пекина после одной из первых атак марсиан. Электричества не было, сети тоже. Снабжение не успевало по всем направлениям. Так что многое приходилось покупать у местных мародеров, как раз за наличные.

     – То есть, наличные он снимал…

     – Да. Как универсальную валюту для смутных времен. – мать кивнула.

     – И откуда ты все это знаешь? Никогда бы не подумал…

     Мать насмешливо сверкнула глазами, с легкой улыбкой потрепала Джека по голове.

     – Это все твой отец. Да и я не всегда домохозяйничала, знаешь ли.

     Где-то в конце улицы раздался вой сирен. Мимо окон пролетели, ускоряясь, полицейский автомобиль и тяжело груженый фургон. Мать вскочила со стула.

     – Салливаны. Их старший, Майк, работает в полиции. Черт, крайне интересно… Джек, я в банк. А ты пока собери самое необходимое. Конечно, хочется надеяться, что это все полицейские учения, но вряд ли. Как бы то ни было, к вечеру, как мне кажется, все прояснится.

     2.

     Прошло несколько дней напряженного ожидания. От властей по-прежнему не было никаких сообщений, так что в целом могло показаться, что все в порядке. Если бы не продолжающийся исход полиции, к которому присоединились представители социальных служб. Колонна из десятка специализированных автомобилей, часть из которых управлялась людьми, прошла днем ранее. Все они были тяжело нагружены. Соседи, явно тоже начавшие что-то подозревать, провожали их долгими взглядами из окон. Некоторые выходили к дороге, пытаясь расспросить уезжающих, но те пролетали, не снижая скорости. Естественно, Джек оставался дома. Ни о какой школе не шло и речи. Пару раз он связывался со своими. Бобер и Шмель на уроках присутствовали, но атмосфера, с их слов, была напряженная. Никто ничего не понимал, половина преподавателей не явилась на работу, остальные вели себя странно. Джек поделился с приятелями своими мыслями по этому поводу, посоветовав сидеть дома и поставить родителей в известность по поводу происходящего.

     Мать пыталась связаться с кем-то из бегущих, но те же Салливаны отозвались лишь однажды. Невразумительный лепет о походе и прелестях свежего воздуха не вдохновлял на дальнейшие расспросы. Отличавшиеся большей изобретательностью во лжи, но не более информативные разговоры повторялись еще несколько раз. У матери оказался на удивление широкий круг знакомых среди представителей власти. И только когда она в отчаянии собралась прекращать с этим неблагодарным делом, появился намек на правдивую информацию.

     Полковника Свенсона, работавшего в окружном центре по предотвращению ЧС, вызов застал за сборами. Тот, после секундных колебаний, решительно отставил приготовленную к погрузке сумку военного образца и уперся в экран тяжелым взглядом.

     – Хелен, не буду скрывать, дела – хуже некуда. Нам пока нельзя сообщать гражданским, но… Да какого черта? В общем, к Земле приближается Фобос.

     Джека тряхнуло. Он ошалело уставился на смуглое, увитое седыми бровями лицо Свенсона. Своеобразный юмор? Мать, судя по всему, тоже не сразу сообразила, что к чему. Непонимающе мотнув головой, переспросила:

     – Фобос? Ты о чем? Если о марсианском спутнике, то это ни разу не смешно. Ему бы понадобился не один месяц, чтобы добраться. Давай начистоту, Майк, что творится?

     – Я тоже так сказал. – Свенсон горько усмехнулся. – Но вот результаты подсчетов.

     По экрану поползли графики. Мать быстро проглядела их, пролистнула анимацию, недоверчиво прищурившись.

     – Цифры сходятся, но как…

     – Они разобрали станцию, находившуюся внутри. Потом серией взрывов сдвинули его с орбиты.

     – Это как раз и понятно. – мать еще раз сверилась с данными. – А дальше? Этот кирпич должен ползти сюда не менее полугода. Это в лучшем случае. Его разберут еще на половине пути!

     – Это при обычной скорости. Ты можешь помнить, мы ползали не намного быстрее, было дело… Эти ребята не так просты. Стали бы они жертвовать станцией, не будь у них шансов как следует влепить по нам?

     – Буксиры?...

     – И не только. Они запрягли весь имеющийся у них тяжелый флот. Видимо, смекнули, что если разогнать посильнее…

     – … то у нас не хватит времени и арсенала на его уничтожение. Чтож, логично.

     Свенсон невесело усмехнулся.

     – Вполне. Они все поставили на карту. У Марса не остается защиты, но она уже не нужна. Если они промахнутся – мы сотрем их в порошок. Но уж если попадут… Хехе…

     Они еще что-то обсуждали, но Джек тихо вышел за дверь. Действительно, подлый враг поставил на карту абсолютно все. Затяжные боевые действия, изматывающие рядовой состав, в то же время подстегивали застоявшуюся экономику. Напрямую этого не говорилось, но свободные блогеры, из числа самых отвязных, периодически выкладывали утекшие в сеть отчеты. Причем, с военных заказов кормились не только промышленники и торговцы. Никто бы не удивился, принадлежи оружие по разные стороны фронта не только одному производителю, но и вообще окажись оно из одной партии. Информация даже особо не замалчивалась, но всем было все равно. Почему?

     После такого невозможно будет тянуть дальше. При любом исходе люди останутся только на одной из планет, если не считать колоний у Юпитера. И становится понятно молчание властей, как и бездействие полиции и спасателей. Просто нет никакого смысла. Либо – либо. Либо Фобос проскочит мимо, и тогда бежать незачем. Либо – не проскочит. И тогда побег тем более теряет смысл.

     Мать еще что-то обсуждала со Свенсоном, но Джек запутался в потоке формул и объяснений, поэтому просто отошел в сторону, иногда ухватывая обрывки разговора. Нужно связаться с остальными. Он метнулся в свою комнату, на ходу дозваниваясь до обоих. Как оказалось, шмелевы предки были уже в курсе. Собственно, ничего странного в этом не было, учитывая, что трудились они в администрации. Сейчас там полным ходом шла эвакуация, кое-как прикрытая внеплановыми учениями безопасников. А вот с Бобром возникли проблемы. Его родители и слушать ничего не захотели. Джек в очередной раз убедился, какая, все же, удобная штука – общественное мнение. С ней совершенно не требуется мнение собственное. Знай себе слушай рассуждения одухотворенных мужей, не жизнь – песня! Едва Джек заикнулся, что информация замалчивается правительством для предотвращения паники, как они дружно отвернулись и покинули комнату. Уже стоя на пороге, отец Бобра посетовал на «фантазии подрастающего поколения». Презрения же и жалости во взгляде его матери хватало на них обоих. Выходя, они посоветовали Джеку не увлекаться фантазиями.

     – Видишь? Бесполезно все. – Бобер тяжело вздохнул. – Может, я к тебе сбегу?

     – Ты не пори горячку пока. Тем более, мы еще сами не знаем, куда рвать. Как определимся, будем уже с тобой решать, главное, на связи оставайся.

     – Ок.

     Бобер отключился. С этими двумя все ясно. Оставался Малек, но как с ним связаться, Джек не знал. Оставалось надеяться, что его семья тоже смекнет, что к чему. Остается определяться самим, куда уезжать.

     Джек развернул карту штата. Яркие зеленые змейки федеральных трасс отметаем сразу: если не получится убраться с них до начала паники, эти ухоженные бетонные ленты в кратчайшие сроки превратятся в забитые намертво вставшим железом заторы. Уходить следует второстепенными, но куда? Поиск выдал короткий список из трех недалеко расположенных убежищ. Направиться туда? Идея не из лучших. Учитывая их открытость, уже через день его станут штурмовать неуспевшие. Ну и что же тогда? Джек перелогинился под фейком и вышел в ДаркНет. Его вычислят и пришлют гигантский штраф, но на это потребуется определенное время, а потом будет и вовсе поздно что либо предпринимать. В Тени он быстро нашел необходимое. Стоило, конечно, немало, но Джек слил номер кредитки матери. Денег на ней почти не осталось после снятия наличности, но он надеялся, что хакер не полезет проверять ее, пока Джек не выйдет в обычную сеть.

     Расчет оказался верным. Уже выходя, он получил в след гневное сообщение, практически полностью состоящее из ругани. Повезло, что оно не принесло на себе никакой заразы. Не выходя из фейка, Джек распаковал покупку. Полная карта подземных коммуникаций штата, предназначенная для использования только спецперсоналом. И на ней были отмечены все доступные убежища. Наверняка такая или почти такая есть у спасателей и полиции, и уж наверняка имеется у шмелевых предков. Джек открыл окно чата с Бобром и, прикрепив к пустому сообщению файл с дополнениями к карте, щелчком отправил его адресату. В ней таилась подложенная хитрым пиратом закладка, но она уже не успеет навредить, учитывая, сколько у них времени. Оставалось надеяться, что предки Бобра соизволят воспользоваться картой. И, самое главное, чтоб это не случилось слишком поздно.

     Разобравшись с делами, Джек присел на край кровати. Мать позовет его, когда закончит со Свенсоном, так что нужно пока чем-то заняться. Сумка с самым необходимым уже была собрана и оставлена на видном месте, но Джек все же решил еще раз все проверить. Раскрыв шкаф, он методично перебирал белье и одежду, перетряхнул ящики с мелочами, когда до его слуха донесся приглушенный писк. Три коротких сигнала, после чего снова наступила тишина. Что это было? Джек принялся перерывать содержимое шкафа, пока не услышал писк снова. Так. Стоп. Медленно назад, в обратном порядке… Вот оно. Сигнал доносился из старого пустого корпуса от стационарного блока домашнего ИИ. Ухватив за крышку, Джек вытянул матово блеснувший металлический ящик на свет. Писк доносился уже непрерывно. Быстро сорвав крепления, он вытряхнул на ковер небольшую металлическую коробку. Что за…

     Картины из прошлого. Тени, если хотите. Широкая спина отца, уходящего прочь. И он, одиноко стоящий посреди комнаты с накрепко зажатой в руках шкатулкой… В глазах предательски защипало, но Джек сдержался, с любопытством вертя ее в руках. Верещать она прекратила, только слегка подергивалась. После короткого осмотра на крышке обнаружились два контакта со схематическим изображением отпечатка пальца. Странно, что раньше он их не замечал. Да и были ли они? Джек несколько лет буквально спать ложился с ней, но ничего подобного не замечал. А сейчас они появились, и даже более того, шкатулка тихо вибрировала, когда он касался контактов.

     Джек приложил большие пальцы к кругляшам, но крышка не сдвинулась с места. Вместо этого в ней под толщей поляризованного металла вспыхнул дисплей с подобием трехмерной анимации, устаревший еще в год выпуска. Короткий список меню, одна из строк пульсировала. В открывшейся директории оказалась подборка карт без указания пунктов спасения, были обозначены только примерные маршруты следования, которые сходились в одной точке, на которую указывала толстая синяя стрелка с подписью «сюда». Отец что, принимает его за ребенка?! Хотя, да, учитывая, сколько Джеку было лет, когда составлялась карта, все вполне логично.

     Джек пулей выскочил из комнаты. Нужно срочно показать шкатулку матери.

     Свенсон уже собирался закругляться, когда примчавшийся Джек, потрясавший какой-то коробкой, показал им карту. Они с матерью удивились, конечно, но, после объяснений парня принялись изучать артефакт.

     – Узнаю Гарри. Я еще тогда поняла, что в подарке есть смысл, но было не до разбирательств. Джек, рассказывай, что он тебе говорил, когда собирался уходить?

     – Ну, что нужно отправляться к точке на карте и закопать коробку…

     – Ясно, что ничего не ясно… – мать задумчиво помолчала, теребя мочку уха. – Это все? Ты уверен?

     Джек только развел руками.

     – Ладно. Давай сюда.

     Развернутая на большом экране, картинка немного потеряла в резкости. Мать наложила на нее современную карту. Сетка дорог на ней немного отличалась, но только лишь появившимися за это время новыми трассами.

     – Хорошо, осталось только разобраться насчет оптимального маршрута. – молча разглядывавший до этого карту Свенсон озабоченно пожевал губами.

     – А что не так?

     Свенсон собирался было ответить, но Джек объяснил первым:

     – Когда начнется эвакуация, а следом за ней и паника, люди рванут в убежища. Нам не хватает только застрять на подходах к цели. Так что двигаться нужно проселками.

     – Это понятно, но как узнать, куда нельзя соваться?

     – Тут все просто. В Тени можно приобрести карту с обозначениями. Ты прости, я твою кредитку слил…

     – Мне уже пришло оповещение из банка. Не заостряй. Где карта?

     Надстройка легла третьим слоем. Негромко взвизгнул антивирус, задавивший заразу, и карта расцветилась красными маркерами убежищ.

     – Ого! – глаза Свенсона заблестели. – И где же такое лежит?

     – Проверь почту. Кстати, мне казалось, что у чеэсовцев карты уж точно должны быть.

     Мужчина на экране недовольно пожал плечами:

     – В том то и дело, что должны, но не торопятся.

     – Ок. Теперь давайте определимся. Свенсон, ты со своими когда собираешься отправляться?

     – Думаю, через пару часов тронемся. Только вот куда? Мы собирались к ближайшему убежищу, все надежнее, чем на поверхности. Но теперь…

     – Ага, в свете открывшихся подробностей? – мать на секунду оторвалась от карты. – Давай так, Майк. Вы забираете нас с собой, и мы все дружно выдвигаемся к точке на карте, изо всех сил надеясь, что там окажется нечто по-настоящему полезное.

     –Хелен, я тебе уже говорил, что ты сказочно очаровательна? – Свенсон махнул кому–то за пределами экрана. – Сейчас к тебе отправится мой человек, начинайте готовиться.

     На экране возле Свенсона появился высокий широкоплечий мужчина. Неприметная внешность вкупе с военной выправкой, холодный взгляд профессионала. Тоже трудится в ЧС?

     – Твой человек? Я чего-то не знаю? Ты ведь собирался эвакуироваться с семьей. – мать пронзила Свенсона недобрым взглядом. – Или мы собираемся двигаться целым табором? А почему бы не позвать всю улицу, Майк?

     – Все в порядке, Хелен, это надежный человек.

     – Не в надежности дело, а в том, что у этого человека тоже могут оказаться родственники и свои интересы!

     Военный, которого Свенсон не потрудился услать от греха, замер, вытянувшись, и изо всех сил делая вид, что его нет.

     – Послушай, у меня нет ни единого повода сомневаться в его верности…

     Свенсон попытался вывернуться, но поздно. Он потянулся за платком, вытереть со лба обильно выступивший пот, а Джек уже шаманил в сети. Несколько секунд ушло на вход, затем он метнулся через брешь в экране, позволяющую входить в локальную сеть абонента, пока тот на связи. К счастью, занятый сборами Свенсон уже отключил основные узлы своего ИИ, опасаясь утечки, поэтому Джек остался незамеченным. Подключившись к камерам наблюдения, он быстро просканировал дом и прилегающие территории. В холле, прямо у дверей, были сложены тюки и коробки с вещами. Чтож, вполне ожидаемо. Но вот только грузили их явно не Свенсоновы домочадцы. Трое в форме были заняты погрузкой, еще двое с оружием замерли у дверей, профессионально-настороженно оглядывая улицу. Уличные камеры с трех точек смотрели на тяжелый грузовик военного образца, в который и велась погрузка. С двух сторон от него замерли угловатые черные джипы. В заднем никого не было, а в переднем на месте водителя разместился еще один вооруженный человек. Уж не на нем ли собирался отправляться к ним безликий военный?

     Ситуация предельно ясна. Семья Свенсона уже эвакуирована, он остался собрать последнее, когда до него дозвонилась мать. Теперь ему кровь из носу необходимо достать джекову карту. Особенно после того, как о ней стало известно военным. А вот этого бы очень не хотелось. Продолжая наблюдать за происходящим в доме краем глаза, Джек прислушался к разговору.

     – Майк, мы не знаем не только поместятся ли все, но и что нас ждет в той точке, ты об этом подумай. Нам с Джеком придется ехать первыми, чтобы разведать, что к чему. – мать сцепила пальцы, как всегда, когда ей приходилось врать, придумывая на ходу. И Свенсон, похоже, знал об этой ее особенности. Ну, или оказался не круглым дураком. Глаза хищно блеснули из под седых бровей, но он поддержал игру. Теперь они оба делали вид, что не раскусили друг друга. Нужно торопиться.

     Джек влез в директорию с локальными папками. Сохранение видеоряда и аудиодорожки разговоров ожидаемо шло в папку «входящие». Стереть информацию, пока мать не отключилась, не получилось бы, поэтому Джек буквально «занес курсор» над клавишей и незаметно кивнул ей.

     –Ладно, Майк, убедил. Присылай своего человека, будем решать на месте. Сколько, ты говоришь, времени у него займет дорога?

     Свенсон переглянулся с военным, тот ответил многозначительным взглядом и впервые подал голос, такой же серый и незаметный:

     – Минут сорок – сорок пять, мэм. Я отправлюсь немедленно, надеюсь, у вас все будет готово.

     – Хорошо. До встречи, Майк.

     Джек приготовился и, за секунду до того, как мать отключилась, запустил удаление папки с входящими, успев выскользнуть из локалки Свенсона одновременно с разрывом связи.

     – Фух… Ты что-то у него заметил? – мать рухнула в кресло, прикрыв глаза.

     – Да. Грузовик и два джипа. У него в доме еще пятеро, не считая того, что торчал возле Свенсона.

     – Хорошо. А карту уничтожил?

     – И ту, что послал, и вообще информацию о разговоре.

     Мать приоткрыла глаза и улыбнулась.

     – Молодец, сынок.

     – Только не думаю, что это их остановит. Карту они могут скачать, а метку наверняка запомнил этот серый тип.

     – Ты прав. Но нам в любом случае нужно убираться, они будут через пятнадцать минут, так что нас не должно здесь оказаться уже через пять.

     Мать одним движением вскочила с кресла, скрывшись в своей комнате. Голос ее, приглушенный закрывающейся дверью, поторопил

     – Давай, Джек, время, время, время!

     Из дома выскочили через шесть минут. Джек закинул две объемистые сумки на заднее сиденье, пока мать колдовала над картой автопилота. Глянув на экран, удивился:

     – Мы едем навстречу свенсоновым воякам?

     – Не совсем. Будем пробираться параллельными улицами, в том направлении нас не ждут, по крайней мере, я на это надеюсь.

     Джек уселся на пассажирское сиденье, дверь тихо закрылась. Еле слышно зажужжали двигатели, выводя машину на широкую асфальтовую полосу.

     Мелодичным звоночком прозвенело оповещение с новостного сайта. Шапка заголовка оказалась не слишком информативна.

     «Через пятнадцать минут состоится прямое включение из Белого дома. Советуем посмотреть, наверняка будет интересно».

     3.

     На развернутом вдоль лобового стекла экране растеклась чересчур яркая заставка. Заявленная трансляция все не начиналась. Остальные новостные порталы тоже молчали, за исключением некоторых, специализирующихся на разного толка заговорах, с соответствующим антуражем и претензиями на некое особое знание. Но и те все больше строили догадки по поводу предстоящего выступления, а не реально что-то знали.

     Устав ждать, Джек сдвинул свою половину экрана, уставившись на проносящиеся за окном пустые улицы. Не особо людные в середине дня, сейчас они словно вымерли. Предчувствие большой беды придавило окраины, заставив жителей запираться в домах. Сейчас большинство из них наверняка замерло, встревожено ожидая начала выступления. С самого начала войны народ был приучен, что от такого рода заявлений не стоит ожидать хорошего. Но никто не торопился с заявлением, и оттого становилось еще страшнее. По крайней мере, Джеку уж точно было бы не по себе, не знай он заранее, о чем будет вестись речь.

     –Мам, я позвоню парням?

     –Ты же сам понимаешь, что нет? – мать на секунду оторвалась от изучения карты.

     –Ну я же не совсем дурной, через фейка зайду.

     –Исключено. Есть, конечно, вероятность, что его не вычислили после того, как ты полазил у Свенсона, но я бы все равно не рисковала. Тем более, что ты можешь сделать? С собой позовешь? И их, и всю родню заодно. А соседи? – взгляд у матери стал, как всегда, когда она объясняла ему очередную прописную истину: чуть удивленный, с легким оттенком цинизма.

     –Да понял, все, согласен, сглупил.

     В голосе Джека проскочили обиженные нотки. По правде говоря, он и сам понимал, что друзей придется оставить, но нужен был кто-то, кто скажет ему об этом. Уговорит.

     –Ладно, не дуйся, мы же оба знаем, что я права. – голос матери потеплел, она приобняла Джека за плечи, чуть встряхнув. – Они хорошие парни, мне очень их жаль, но неизвестно еще, чем закончится наше с тобой путешествие. Так что возьми себя в руки. Кстати, наши друзья уже в доме.

     Она указала на мигающий индикатор в углу экрана. В дом проникли посторонние. Джек провел ладонью по лицу, глубоко вздохнув. Ладно, раз уж ничего нельзя поделать… Собран и сосредоточен. Развернувшийся малый экран открыл панораму дома – сторожевой дрон, спрятанный до сего момента в гнезде-станции в кроне стоящего на заднем дворе дерева, покинул укрытие. Скорее всего, ненадолго. Если это военные – то летать ему не более двух минут, ровно до тех пор, пока не заметят.

     Забравшись повыше, дрон медленно двинулся вокруг дома, а Джек уже выводил на экран изображения с домашних камер. Надежный свенсоновский человек колдовал у ИИ. Его прикрывали двое, а еще двое замерли у джипа, настороженно поглядывая вдоль дороги, каждый в свою сторону. Заметив дрон, один из них молниеносно взял его на прицел, что-то неслышно бросив в рацию, но стрелять не спешил. Надежный в соседнем окошке бросил взгляд в потолок, недовольно скривился. Его переспросили, и, лишь только он кивнул – или угукнул? – сигнал с улицы пропал. Джек наблюдал, как он перебирает каталоги и папки, пока перед военным не появилось изображение с камер, точь в точь такое, как и здесь, в несущемся автомобиле. Мужчина уставился на собственное изображение, затем быстро завертел головой, вычисляя камеру. А Джек смотрел на экран домашнего ИИ, по которому в этот момент побежали какие-то диаграммы и цифры. Видимо, поверх системы была натянута надстройка, усердно перемалывавшая внутреннюю память дома. На экране в машине запульсировал значок тревоги: его вычислили. Почти. Джек дернул тумблер экстренного рассоединения, в последний раз взглянув на картинку из дома.

     И встретился взглядом с неприметным военным. Тот смотрел в камеру, но Джек мог бы поклясться, что он знает, что в этот момент его видят . Он улыбнулся Джеку, как могла улыбаться смерть. Затем пропал.

     «…Таким образом, подлый враг поставил на карту все, чтобы добиться нашего поражения. Прекрасно понимая, что правда на нашей стороне, марсиане решились на применение оружия судного дня».

     Президент побелевшими от напряжения пальцами вцепился в края трибуны. По лбу прокатилась, замерев на кончике носа, но так и оставшись незамеченной, капелька пота. Присутствующие во плоти блогеры дружно задержали дыхание. В наступившей тишине особенно пронзительно зажужжали роящиеся над их головами дроны-операторы.

     Мать была полностью погружена в происходящее на экране. Зрачки расширились, ноздри хищно подрагивали. После упоминания подлого врага она в ярости сжала кулаки.

     «Мы до последнего момента пытались договориться с представителями мятежного правительства, но все попытки оказались бесплодны. Фобос подойдет к Земле через четыре дня. Мною выпущено распоряжение военным, полиции, национальной гвардии и отрядам ЧС принимать все необходимые меры для скорейшей эвакуации гражданских лиц в специализированные убежища. Прошу не волноваться, спокойно дожидайтесь своей очереди…».

     Окно трансляции смятой тряпкой неслышно хлопнулось в боковое стекло и сползло под ноги, стремительно истаивая. Мать что есть силы влепила по рулю. Тот мягко подался под рукой, тут же вернувшись к исходной форме.

     –Мам, ты чего? – Джек ошарашено уставился на нее, похожую сейчас на разъяренную фурию. Та лишь нервно отмахнулась.

     –Пропаганда и реклама, пропаганда и реклама. Успокойся, Хелен, дыши глубже, вот так… – сделав несколько вдохов, она, наконец, выпрямилась в кресле. Рука еще подрагивала, когда она убирала с лица волосы.

     –Мам, что это было? – Джек недоверчиво присматривался, на всякий случай вцепившись в дверную ручку.

     –Пропаганда и реклама. – она невесело усмехнулась и пояснила: –Излучение. По основным сетевым каналам. Они постоянно нас обрабатывают своей пропагандистской хренью. Конечно, не до одурения, было бы слишком заметно. Нет, они действуют осторожно. Если знать, можно сопротивляться, но иногда прорывается, особенно когда они увеличивают градус накала, как сейчас, например.

     –Но как… Подожди, а как же свободные блогеры и те, кто открыто рассказывают о подобном в сети? – Джек развернул поисковое окно, пальцем выделив несколько каналов. – Вот, и еще вот. А этот?

     –Контролируемая оппозиция, не слыхал о таких? Здесь как в той притче про мальчика, который кричал «волки». Да ты описания каналов читал? Там половина твоего возраста!

     –А при чем тут возраст?

     Джек вскинулся. Мать вздохнула и пояснила:

     –Тут все как-то связано с вашим обучением. Мы с твоим отцом так и не смогли разобраться до конца, но технически способ записи учебных материалов защищает на непродолжительное время от действия пропагандистского излучения. Не буду вдаваться в подробности, так что как-то так.

     –Класс. – Джек ошалело помотал головой. – Шпионские страсти. А ты точно моя мать?

     –Точно, точно. – Хелен с улыбкой потрепала его по голове. – О, кажется, начинается.

     Джек посмотрел в окно. За окном действительно начиналось.

     Они успели проскочить к эстакаде, ведущей из центра, пока город наводняли бегущие. Самые пугливые – или самые быстрые? – уже выкатили на улицы в своих наспех загруженных семейных автомобилях, но пока их было недостаточно, чтобы дороги встали. Как и собирались, дом Свенсона объехали за несколько улиц. Джек, не удержавшись, попытался снова подключиться к его сети, но наткнулся на автоответчик, сообщивший, что дома никого.

     Потянулись улочки пригорода. Машина шла в потоке, хоть и не плотном, но вряд ли местные жители хотя бы раз наблюдали такое скопление транспорта. Основная масса автомобилей всегда крутилась внутри кольца объездной эстакады. Здесь тоже начинали поспешно грузиться. Матери, вынужденные носиться с чемоданами, не успевали следить за детьми, но те и не думали убегать или шалить, а лишь испуганно оглядывались по сторонам, широко распахнув глаза. Многие плакали.

     За поворотом неожиданно раздались выстрелы, затем из окон углового дома вырвалось пламя. К дороге вышел человек с пистолетом. Прикрываясь от жара рукой, он и не думал бежать. Сверкнула вспышка камеры полицейского дрона. Он начал было вещать про права и необходимость оставаться на месте, но мужчина просто снес его очередным выстрелом и не торопясь двинулся по улице. Судя по всему, в преддверии конца света кое-кто начал сводить счета с обидчиками. И он был не один. Еще несколько раз им попадались мертвые тела, в отдалении горел полицейский участок. Возле крохотных местных магазинчиков было особенно оживленно. Народ в лучших традициях жанра принялся мародерствовать. На глазах у Джека долговязый парень в цветастом берете выстрелом из ружья разнес лобовое стекло автомобиля, убив всех, находившихся внутри. Поводом к этому послужило то, что водитель, высунувшись в окно, попытался согнать убийцу с проезжей части. Они ехали как раз за ними, и автопилот сдал машину к обочине. Джек увидел, как парень снова поднимает ружье, многозначительно вздернув брови. Все замерло. Джек опустил глаза к провалу ствола и уже не мог отвести взгляда. Ситуацию спасла мать. Молниеносно переключившись на ручное управление, она вывернула руль, до отказа вбив педаль газа в пол. Электродвигатели взвыли, с пробуксовкой бросая тяжелый автомобиль вперед. Не успевший отпрыгнуть парень гулко приложился о капот. Ружье отлетело на дорогу, под колеса идущим следом машинам. В зеркало было видно, как нападавший, неслышно матерясь, пытался подобрать его, но тщетно.

     Джек был в ужасе. Если такое происходит здесь, то что же тогда творится в центре?

     –Мам…

     -Как в старых фильмах – катастрофах, правда? Давай, не раскисай, у нас еще долгий путь впереди. Лучше посмотри, что там в сети.

     –Хорошо…

     Сеть кипела. Сотни официальных каналов транслировали происходящее в городе. Кое-кто даже стримил собственные сборы и отъезд, таких тоже было немало. Джек переключился на мировые СМИ, но там было то же самое. Весь мир охватила паника. По одному из каналов показывали расправу над семьей шерифа. Сбежав несколько дней назад, они встали лагерем у входа в ближайшее убежище, ожидая открытия. С высоты ничего нельзя было разобрать, толпа просто сомкнулась над ними, вытащенными из палаток, но и этого было достаточно. Джек побледнел, переключившись дальше.

     Еще не менее часа ушло на то, чтобы выбраться за границы города. Но и там пришлось двигаться в потоке. Мать, постоянно сверяясь с картой, наконец выбрала оптимальный маршрут и откинулась на сиденье. Получивший новые распоряжения автопилот начал неспешно перестраиваться в потоке.

     –Ну, вроде бы выбрались. Как там обстановка?

     –Жуткая. – Джек нервно передернул плечами. – Тот военный с пустыми глазами, как ты думаешь, мы оторвались от него?

     –Вполне вероятно, учитывая тот бардак, что сейчас творится на улицах. Но я бы сильно на это не рассчитывала. Как бы то ни было, будем надеяться, что ты полностью удалил наш пункт назначения. И коробку держи всегда при себе.

     –Хорошо.

     Джек вытянул свой рюкзак с заднего сиденья. Спящая под несколькими слоями одежды, шкатулка ожила, стоило только притронуться к контактам на крышке. Карта практически не изменилась, только у самого края удалось рассмотреть крошечную точку. Она неспешно ползла, отображая движение их автомобиля.

     –Хех, да она и наше местоположение отслеживает. – Джек повернул шкатулку экраном к матери.

     –Почему-то я даже не удивлена. Как с детализацией? Масштабировать получится?

     –Не знаю. – Джек поводил пальцем по сенсорному экрану. – Хочешь по ней ехать?

     –Нет, но, видимо, придется. И машину нужно менять. Нас могут отследить. – мать мельком проглядела маршрут. – Через сотню миль будет городишко, нужно будет прикупить разного по мелочи, заодно перекусим.

     –Филдсбрук. – Поисковик на секунду задумался, на экране появилась информация о поселении. Буквально в несколько строк, дата основания, население. Пункты «чем знаменит» и «интересные факты» отсутствовали, что как бы намекало.

     –Чтож, могло быть и хуже, но нам же в нем не жить, правда? – мать пристально вглядывалась в недалекий съезд с основной дороги. Побитая бетонка резко сворачивала влево, практически сразу ныряя в жидкую рощицу, за которой темнел лес.

     Джек оглядел плотный поток, в котором они продолжали двигаться.

     –А они за нами не рванут?

     Мать бросила быстрый взгляд в зеркала, чуть поморщившись.

     –Не рванут. Им в лесу делать нечего, пробок пока нет.

     Автомобиль сполз с шоссе. Оглянувшись, Джек успел заметить, как у самого съезда притормозил неприметный серый пикап, в следующий момент скрывшийся за ветвями крайних деревьев.

     –Ты видела? – Джек едва не подпрыгнул на сиденье.

     Мать кивнула, не сводя взгляда с зеркал заднего вида. Пикап не появлялся. Перегнувшись к пассажирскому сиденью, она запустила руку под торпеду. Там что-то тихо клацнуло, и на свет появился короткий, с массивным рубленым носом, пистолет. Онемев от неожиданности, Джек лишь бессмысленно хлопал глазами, пока мать проверяла обойму и досылала патрон. Щелкнув предохранителем, она сунула ствол под сиденье и оглянулась. На дороге было по прежнему пусто.

     –Ну, чего ты? Никогда не видел оружия, что ли?

     –В реале не приходилось, знаешь ли. Я вроде как из приличной семьи. По крайней мере, был. – Джек нервно хохотнул. – Даже мысли не возникало, что мою мать похитили, а на ее место посадили вас… ЦРУ? Моссад? Неужели русские?

     –Это кто тут говорит? Уж не великий ли юморист? Ах, это ты? Не ожидала, не ожидала. Мы с Гарри до твоего рождения успели покрутиться, да… Если захочешь, я тебе все расскажу, но потом, хорошо? Когда будем в безопасности.

     –Хорошо, мам.

     Автомобиль входил в слепой поворот, когда сзади промелькнуло серое.

     –Сзади!

     –Вижу. Все таки по нашу душу. – машина взвыла двигателями, набирая скорость. – Постараюсь оторваться.

     Бетонка, судя по данным, давно заброшенная, в действительности оказалась на удивление целой. По крайней мере, машину не бросало на неровностях. Роща закончилась, и, когда они въехали в лес, автомобиль преследователей перестал скрываться. Джек, как ни старался, не мог разглядеть ничего за поляризованным стеклом кабины. Пикап шел не торопясь, четко держа дистанцию, пока они не проехали пару миль. Затем поравнялся и, моргая фарами и сигналя, потребовал остановиться.

     –Ищи дураков. – мать крепко вцепилась в руль, переведя авто на ручное управление.

     Автомобиль преследователя – или преследователей? – , не прекращая сигналить, подался вперед, обгоняя. Мать тоже прибавила скорости, предупреждая его маневр. Некоторое время машины шли ноздря в ноздрю, затем пикап наддал снова. На этот раз ему удалось вырваться вперед. Закрепляя успех, водитель грузовичка резко вывернул руль, сталкивая маленькую машину на обочину. Чертыхнувшись, мать резко дала по тормозам, авто занесло, разворачивая поперек дороги.

     –Черт, черт, черт! – маленький острый кулак с силой впечатался в пластик руля. Пикап преследователей остановился. Из распахнувшихся дверей выпали двое, у каждого по длинному охотничьему ружью. Типичные реднеки, но плохо скрываемая грация тренированных тел и то, как они двинулись к машине, профессионально прикрывая друг друга, заставили прыгнувший было в руку пистолет нырнуть обратно под сиденье. Хоть и основательно подраспустившиеся и заплывшие салом, но морские котики бывшими не бывают, ведь так?

     –Джек, мы с тобой сейчас сделаем вот что… Я выйду и разберусь с ними, а ты ни при каких обстоятельствах не высовываешься и сидишь тихо, как мышь, понятно?

     –Но мам…

     –Все. – негромко пискнула, открываясь, дверь. – Так, ребята, я не знаю, кто вы и чего хотите, но у меня есть предложение…

     Преследователи, судя по всему, не были настроены вести диалог. Один из них, краснорожий детина с подростковым пушком на подбородке, оказавшийся ближе к матери, коротко хекнул, без размаха всадив приклад охотничей двустволки женщине в живот. Мать хрипло охнула, опустившись на колени.

     –Недалеко убежала, сука. Привет от Свенсона.

     Мордатый взвел курок и бросил в сторону, не отводя взгляда от жертвы:

     –Билли, не стой столбом, забирай у мальчонки шкатулку, валим их и ходу, нам еще со своими пересечься надо.

     Билли, не менее краснорожий, с круглыми коровьими глазами, в два прыжка преодолел расстояние до машины. Запершийся было внутри Джек моментально передумал, едва в его сторону повернулся ледяной провал ствола.

     –Выходи, малой. И сумку прихвати, ага.

     Джека прошиб холодный пот. Слишком богатое воображение мигом нарисовало в слоу-мо картину его смерти со всеми анатомическими подробностями. Храбрясь, парень старался выглядеть гордо и независимо, но предательская дрожь в коленках свела на нет все попытки. Мордатый покосился на него, издевательски хохотнув:

     –Не боись, малой, скоро так и так все закончится. Правда, для тебя с мамкой чуть пораньше. Вытряхай, что там у тебя.

     Джек вцепился в застежку, но непослушные пальцы не справлялись. Наконец, Билли надоело ждать. Грубо выхватив рюкзак, он рывком разодрал магнитную ленту, вываливая на дорогу содержимое. Выпавшая на кучу белья шкатулка спружинила, поскакав в сторону. Мордатый с Билли проводили ее взглядом, как и оцепеневший Джек. Никто не заметил начала движения. Мордатый только охнул, опускаясь на полотно дороги. Через миг мать уже держала на прицеле второго нападавшего, предусмотрительно отойдя на несколько шагов от тихо подвывающего красномордого. Билли же, не смотря на кажущуюся медлительность, с удивительным проворством схватил Джека за шиворот, приставив дуло ружья куда-то в район поясницы.

     –Ишь ты, шустрая! Говорил я тебе, старина Санни, надо было их прямо в машине валить. Нет, благородные мы, нам в глаза смотреть надо… – он презрительно сплюнул. – Поднимайся, морда. А ты ружьишко брось, а не то я твоего упыренка пополам разделю, будет у тебя два сына.

     Довольный, Билли расмеялся своей шутке, но глаза оставались серьезными и настороженными, пока красномордый Санни в раскорячку плелся к замершей женщине. Когда он вырвал ружье, мощным ударом снова повергая ее на землю, его сообщник резко оборвал смех. Небрежным движением отбросив Джека, Билли зашагал к обочине, куда укатилась шкатулка. Лежа в пыли у машины, Джек едва не заплакал от страха и безысходности. В нескольких шагах от него Санни с размаху впечатал тяжелый ботинок матери в живот. Билли бросил что-то неодобрительное, но продолжил шарить в траве и листьях.

     И тут в голове отчетливо щелкнуло. На глаза опустился странный туман, он не мешал видеть, но напрочь отметал незначительные мелочи. Стряхнув слезы, Джек шустро пополз вокруг машины к открытой пассажирской двери. Он был уже почти у цели, когда над головой вжикнул кулак картечи, снеся стойку и часть двери. В следующий момент парень нырнул в салон. Холодея от недоброго предчувствия, он запустил руку под водительское сиденье, не сразу нащупав холодную рукоятку пистолета. Уже поворачиваясь, краем глаза он заметил движение. В проеме двери появился скалящийся Билли. Как в замедленной съемке, Джек увидел всю панораму разом. Переломленное пополам ружье, дрожащие пальцы, нервно пытавшиеся впихнуть патрон, раскрывающийся в бешеном вопле рот с капельками вылетающей слюны…

     Их спасло то, что Билли никак не ожидал сопротивления от сопливого юнца. Выпускаемые одна за одной пули рвали его тело, а Джек никак не мог остановиться. Даже когда выстрелы затихли, он еще продолжал дергать спусковой крючок. Сердце тяжело бухало, разгоняя адреналин по самым отдаленным уголкам тела, заставляя мелко дрожать. Снаружи грохнуло, затем еще раз. Джек вывалился на улицу, ожидая увидеть страшное. Сжимая бесполезный теперь пистолет, он осторожно выглянул из-за капота.

     Посреди дороги с ружьем в руках стояла мать. Еще дымящиеся стволы были направлены на замершего у ее ног красномордого Санни. Услышав шаги, она неспешно обернулась, цепким взглядом окинув Джека в поисках ранений. Не обнаружив таковых, она ободряюще улыбнулась сыну.

     –Ты очень большой молодец, сынок. Только впредь оставь взрослым решать их проблемы, хорошо? – привычным движением взлохматив ему волосы, мать кивнула в сторону пикапа. – Кажется, нам понадобится новый транспорт.

     4.

     Пикап напавших, старый и неухоженный с виду , на поверку оказался довольно крепким. Древний бортовой компьютер не был оснащен системами распознавания водителя, чего можно было опасаться. Зато в наличии имелась усиленная батарея, предназначенная специально для продолжительных вылазок за город. Мать прыгнула на высокое сиденье, быстро проверив бардачок и пространство под сиденьем. Джек подключился к их прежней машине, перенося данные. Жаль бросать ее, но мощный автомобиль неудачливых убийц нравился ему больше. Закончив, он разорвал связь и, наклонившись к окну, в последний раз заглянул в салон. Помятые сиденья, сохраняющие форму, не успели выправиться, сохраняя отпечаток его тела. Если бы не пистолет, лежать бы ему сейчас с лишними отверстиями в организме. Колени снова предательски задрожали, в глазах потемнело от подступившего ужаса. Джек схватился за дверцу, тщетно пытаясь удержаться на ногах. Он бы и упал, если бы не подоспевшая мать. Она ухватила сына за плечи, крепко прижав к груди.

     –Тише, спокойно, все кончилось… – мать ласково гладила его, слегка покачивая.

     Джека сотрясали рыдания. Он пробовал говорить, но мать лишь успокаивающе шептала ему в ухо. Наконец, парень сумел высвободиться и, размазывая по лицу слезы, отстранился.

     –Я человека убил.

     –Я тоже. Иначе они убили бы нас. Неужели тебе не жалко свою старую мать?

     Джек покосился на мать. Та неуверенно улыбалась, пристально всматриваясь ему в глаза.

     –Все шутишь? Между прочим, не смешно ни разу.

     Джек в последний раз судорожно вздохнул, утерев глаза рукавом.

     –Вот и хорошо. – мать поправила ему воротник, затем они направились к ждущему их пикапу.

     Долгое время ехали молча. Джек бесконечно прокручивал события перед внутренним взором, рассматривая с различных сторон. Мать как всегда права: у них не было шансов против двоих подготовленных людей. Правда, мать еще та темная лошадка, а напавшие увальни явно последние годы охотились только на оленей… Но, все же, спасла только случайность. Никто не смог бы предположить, что Джек сможет открыть огонь. Теперь же такая возможность будет учтена. Так что у них есть единственный путь – как можно быстрее добраться в горы. А потом как-то выживать там еще двое суток.

     Размышляя, Джек сам не заметил, как успокоился. По крайней мере, он уже не вздрагивал каждый раз, когда перед глазами вставали окровавленные тела. Мать вела машину молча. Навигатор уверенно держал траекторию, но, попавшись раз, она решила не рисковать. Монотонный серо-зеленый пейзаж за окном, изредка оживляемый пятнами желтого, убаюкивал. Джек клевал носом и однажды чуть было не влип носом в торпеду. Тогда мать решительно дернула его за воротник, приводя в чувство.

     –Не спать! Через час Филдсбрук, так что тебе лучше держать глаза пошире, мало ли.

     Джек удивленно уставился в окно. Перед тем, как задремать, он наблюдал бесконечное мельтешение ветвей. Сейчас же лес стремительно удалялся, еще пытаясь гнаться за ними с правой стороны. Слева же открылись широкие поля, недавно убранные, что постепенно переходили в предгорья. А на горизонте поднимались горы. Не самые высокие, лишенные ледяных шапок, они все равно внушали трепет своей приземистой основательностью и мощью.

     –Горы. – Джек растянул окошко дальномера. – Жаль, сегодня не успеваем.

     –Да. Кто же знал, что все так повернется.

     –Как ты думаешь, их уже обнаружили? – Джек ткнул пальцем куда-то назад, зябко поежившись.

     –Вероятно. Но не думаю, что те, кто из посылал. Скорее всего, кто-то, как и мы, съехавший с трассы в поисках короткого пути. Беспокоишься по поводу погони?

     Мать вопросительно вздернула брови. Джек секунду подумал, затем мотнул головой.

     –Я тоже думаю, что никто за нами не едет. Хотя, еще три полных дня до удара, не считая сегодня, могут попытаться найти. Давай пока не будем об этом, хорошо? Проблемы нужно решать по мере их поступления.

     Джек, полностью согласный с матерью, промолчал. Снова ехали в тишине. Новости не включали, какой в них толк? После сегодняшнего, насилия хватит на всю оставшуюся. Позвонить парням? А зачем? Только рану бередить…

     Мать долго всматривалась в дорогу. Наконец, впереди показались серые невзрачные здания.

     –Филдсбрук. Будь готов, мало ли как здесь восприняли новость о скором конце света.

     Городишко был маленький и, честно говоря, дрянной. Уже с окраины становилась заметна общая потрепанность в купе с гнетущей и какой-то чрезвычайной запущенностью. Автомобиль катил по неухоженным улицам, а вокруг не было ни души. Джек настороженно озирался, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, когда мать тихо бросила:

     –Смотри.

     Поперек дороги в полумиле от них замер тяжелый беспилотный грузовик. По-военному зеленый, с лопнувшим сбоку тентом, он лежал на боку, перегородив узкую проезжую часть. Когда подъехали ближе, им открылось забитое машинами пространство сразу за перевернувшимся авто. Набитые плотно, как селедки в бочку, они замерли там, в основном – старые помятые фермерские грузовички да пыльные семейные универсалы. Невесть как попавший сюда Мерседес, обтекаемой серебряной пулей вклинившийся в поток безродных жестянок, выглядел тут, мягко говоря, странно. Не доезжая нескольких метров, мать остановила пикап и стала настороженно осматриваться по сторонам. Не обнаружив ничего подозрительного, она вытянула из-под сиденья пистолет.

     –Посиди пока, мне нужно осмотреться. – она деловито проверила наличие патронов. – Ты уже и так герой, так что можешь не высовываться. Хорошо?

     Джек кивнул, но, стоило матери выйти, как он тоже оказался снаружи. Не дав ей шанса на возмущение, он выхватил из кузова ружье Билли. Мать не сказала ничего, лишь недовольно покачала головой, и они вдвоем двинулись к грузовику. Обходя завалившуюся машину, Джек изо всех сил старался двигаться, как делали это крутые ребята из боевиков. Получалось откровенно плохо, он и сам понимал, оставалось надеяться, что в решающий момент это сможет хоть как-то помочь. Мать вполглаза следила за ним, пока они огибали кабину грузовика. В скоплении машин, замерших на дороге, не было заметно ни единого движения. Недоверчиво щурясь, мать нехотя опустила пистолет. Джек, незаметно вздохнув, последовал ее примеру. Затем они осмотрели грузовик. Днище машины, опаленное почти под самой кабиной, в потеках оплавленного металла, не оставляло никаких сомнений в том, что произошло.

     –Мина? – полуутвердительно спросил Джек.

     –Она самая. Вот только кто? – мать, пригнувшись, изучала асфальт. – Похоже, заложили в люк под дорогой. Пойдем, нужно кое-что выяснить.

     Они обошли автомобиль с другой стороны. Там мать остановилась и, отодвинув стволом пистолета край разорванного тента, осторожно заглянула внутрь. В начале ничего не было видно, но потом в зеленоватом мраке проступили угловатые контуры разбросанных ящиков. Не говоря ни слова, мать запрыгнула в кузов. Джек, сгорающий от любопытства, все же пересилил себя и с ружьем наперевес осматривал окрестности, пока она с грохотом и руганью передвигалась внутри. Вскоре прогромыхало особенно громко. Из кузова появилась мать, вся в серых нитях изоляции. Шипя невнятное, она энергично отряхивалась, затем, пнув напоследок неопрятный ком, отошла к ближайшей машине, усевшись на капот.

     –Вояки тащили арсенал. Наверное, хотели укрепиться в каком-нибудь из ближайших убежищ, только вот местные их перехитрили.

     –Ты думаешь, в городе есть вооруженные люди? – Джек непроизвольно пригибался, взгляд в панике скакал по окнам домов, и в каждом богатое воображение рисовало по силуэту с автоматом.

     –Нет. Не вижу смысла захватывать оружие и оставаться тут, чтобы отдать концы. Эти ушлые ребята или уже давно в убежище, или марадерят на дорогах. А в городе, скорее всего, пусто.

     За их спинами кто-то тихо кашлянул. Мать, вскидывая пистолет, резво покатилась под машину, а Джек, не успевший ничего понять, начал мучительно медленно поворачиваться на звук. Сердце, нырнувшее в пятки, прихватило с собой много крови, так что он едва не потерял сознание от страха, увидев в десятке шагов позади высокую фигуру с ружьем.

     Скованный страхом, Джек дергал спусковой крючок. Боек пронзительно щелкал, раз за разом впустую ударяя в пробитый капсюль. Тем временем, человек забросил ружье на плечо и неторопливым шагом направился к нему. Подойдя почти в упор, он развел руки, но держаться все равно старался так, чтобы находиться между Джеком и его матерью.

     –Ружьишко у тебя недавно, хех?

     Среднего роста, с пушистой седоватой бородой и вислыми усами, мужчина не производил впечатления опасного человека, но Джек все равно настороженно отодвинулся. Незнакомец заметил его поспешность, но лишь слабо улыбнулся. Мать завозилась за машиной, над капотом показался ствол.

     –Джек, уйди с линии огня! – голос едва заметно дрогнул. По щекам поползли багровые пятна. – Уйди, кому сказано! А ты – оружие на землю!

     Для убедительности она неопределенно дернула стволом. Незнакомец с интересом наблюдал за ними, уже не скрывая ироничной усмешки. Руки он давно опустил.

     –Мисс, не думаю, что сделаю это. Мое ружье дорого мне, как память, хех. А вот вам придется сдать стволы, а потом мы очень мило побеседуем, вместо того, чтобы тыкать друг другу в лицо этими железками.

     Он перевел взгляд на что-то позади них. Там с готовностью кашлянули, звякнуло металлом о металл. Из-за автомобилей то тут, то там поднимались вооруженные мужчины. Всего их было пятеро, не считая стоящего перед ними. Джек выронил ружье первым. Мать ругалась сквозь зубы, когда подошедший к ней молодой парнишка не намного старше Джека потребовал у нее пистолет. Окруженные, они затравленно озирались, после встречи в лесу ожидая чего угодно. Однако, ничего страшного не произошло. Повинуясь жесту главного, все опустили стволы. Усатый выступил вперед, протягивая Джеку руку.

     –Генри Смит, мэр этого славного в недавнем прошлом городишки. Приглашаю вас прогуляться с нами, заодно расскажете, кто вы, и что здесь делаете.

     Джек едва не вскрикнул от крепкого рукопожатия. Мать протянутую руку проигнорировала, за что получила еще одну усмешку в свой адрес. Мужчина быстрым шагом направился в проулок, не замеченный Джеком ранее. Видимо, из него он и появился, скрытый высоким ярко расписанным фургоном. За ними двинулся молодой парнишка. Он изо всех сил старался казаться бывалым воином. Джека накрыла горячая волна стыда – в парне он увидел себя, немногим ранее с таким же видом шедшего по этой улице. Протиснувшись следом, они оказались на неожиданно широкой улочке, на которую выходили задние двери зданий. Тут не было ни одной машины, зато так грязно, будто с самого основания города здесь не появлялось ни одного механического уборщика. Мистер Смит перехватил его взгляд и, как бы извиняясь, развел руками.

     –Финансы, молодой человек. А точнее, их отсутствие. Мы ничего не производим, а того, что удается собрать в виде налогов, едва хватает, чтобы город не объявили банкротом.

     –Но это же не повод, чтобы… – Джек с трудом проглотил готовые сорваться слова.

     –Не быть свиньями? Так? Сразу видно городского жителя!

     Мистер Смит мотнул головой. Шедший следом за ними сопровождающий зашипел:

     –Видели мы таких городских! Понаедут летом, все сожрут, позагадят, а потом фыркают!

     –Джереми, ну не все же такие! – мэр примиряюще поднял руки. – Вы ведь не такие, я прав?

     –Не такие. – мать с вызовом посмотрела на мужчину. – А были бы такими, и что?

     Мистер Смит промолчал. Они подошли к невысокой металлической двери. После третьего стука в ней открылась узкая бойница с мелькнувшими в ней усталыми глазами. Лязгнул отодвигаемый засов, затем дверь, пронзительно заскрипев, с трудом открылась. В полумраке за ней угадывались двое с неизменными ружьями. Пройдя дальше, они оказались в крохотном тускло освещенном помещении, забитом коробками и ящиками. Как было заметно, по большей части пустыми. За ним открылось более-менее просторное помещение, в котором без труда можно было узнать торговый зал минимаркета. Плотно заставленные полками и стеллажами, Джек видел такие только в старых фильмах. Между ними сидели, ходили, разговаривали или спали не менее трех десятков человек. Здесь были все, от детей до стариков, беспечно болтающие, плачущие или просто тупо смотрящие перед собой, они не обратили на вошедших никакого внимания. Мистер Смит быстрым шагом направился вдоль стеллажей в сторону кабинета с потрескавшейся табличкой «Управляющий». Когда Джек с матерью вошли, он жестом отослал парнишку-сопровождающего. Усевшись в жалко пискнувшее престарелое кресло, он кивнул на стоящий у окна потертый диван.

     –Присаживайтесь. Хотелось бы услышать вашу историю. В нашем городе мало что происходит, а я страсть какой любопытный, хех.

     Мать как могла кратко рассказала о произошедшем с ними, разумеется, умолчав о возможном спасении в виде шкатулки. По ее словам выходило, что в горах их ожидало частное семейное убежище, на которое претендуют и другие. Про перестрелку в лесу она также предусмотрительно умолчала. Закончив недолгий рассказ, она откинулась на спинку дивана и замолчала, ожидая реакции мэра. Тот ненадолго задумался, хмурясь и перебирая пальцами по столу. Затем, пожевав губами, поднял на них тяжелый взгляд.

     –Не знаю, насколько правдив ваш рассказ, но если все так хотя бы на десятую часть, то мы правы, что остались в городе. Все действительно так плохо?

     –Сейчас уже гораздо хуже. В еще не запечатанных убежищах в самом разгаре бойня за места. В запечатанных – обезумевшие люди, потерявшие родных, или не успевшие их спасти. В городах – анархия. Судя по тому, что мы тут увидели, и у вас тоже?

     Мистер Смит тяжело вздохнул. Поднявшись, он в несколько широких шагов измерил кабинет из конца в конец, замерев у окна. Толстые пальцы раздвинули посеревшие планки жалюзи, мэр несколько секунд невидяще смотрел на улицу.

     –Через город уже несколько дней снуют военные. Они и раньше тут бывали, но в этот раз кто-то из наших заметил, что в машинах полно шмотья и гражданских. Что-то в этом всем было… неправильное, что-ли? Не знаю. Мы пробовали их остановить, но без толку.

     Мэр отошел от окна и, заложив руки за спину, начал неспешно прохаживаться по кабинету.

     –Потом парням удалось задержать транспортник. В кузове как раз оказалась партия гражданских, так что после короткой беседы они нам рассказали много интересного.

     Мать недоверчиво сощурилась.

     –Именно беседы. Никого даже с транспорта не снимали, только у сопровождения отняли оружие, и то временно! Да и не до того было. К нам с бешеной скоростью приближается камень побольше того, что убил динозавров! И началось… Конечно, не как в больших городах, без крови обошлись. По началу, хех. Самые нетерпеливые рванули в сторону убежища, еще пыль за грузовиком не осела. Пока остальные собирались, споры, голосования, они назад начали возвращаться. Не все.

     –Военные?

     –Да. Наши из машин выйти не успели, как их из крупнокалиберного… – Смит осекся, тяжело махнул рукой. – Не понравилось, что мы их транспорт остановили, хех. Сколько уехало? Человек пятьдесят. А вернулось не больше десятка.

     Мэр надолго замолчал, перебирая сваленные в кучу на столе бумаги. Джек осторожно поерзал на стуле, привлекая его внимание, хотя можно было уже и так сказать, что случилось дальше. Но прервать молчание не решился, за него это сделала мать.

     –Так тот грузовик с оружием – это месть?

     Мистер Смит на миг замер, затем продолжил шуршать бумагами.

     –Не месть. Вы же знаете, на что способна разъяренная толпа, особенно если людям нечего терять. Я просто не мог позволить им пойти на военных с голыми руками, на что они действительно были готовы. Пришлось взять управление на себя.

     –То есть? – Джек удивленно вздернул брови, но понял все на секунду раньше, чем Смит ответил. – Это… Ваш настоящий кабинет?

     –В точку, парень. Я всего лишь хозяин магазина… В прошлом. Видишь ли, прежний мэр был среди бежавших в первой волне.

     –Ясно. – мать кивнула. – Все логично. Так что было дальше?

     –А дальше вы уже наверняка догадались. Мы подорвали конвой с оружием. Он шел со стороны убежища, наверняка они решили занять еще одно. Или усилить существующее, не знаю. Мы уничтожили головной транспорт, а на двух оставшихся наши ребята отправились к воякам, с тех пор тишина. Никто не вернулся, ни наши с победой, ни военные с местью. Только гражданские на машинах, но эти оказались не от военных, просто люди в поисках убежища. Мы их не приняли, так они и ушли, побросав транспорт и вещи.

     –Сами?

     –Конечно. Кому понравится, когда на него изо всех окон смотрят неприветливые лица?

     –С оружием. – невесело закончила мать.

     –Хех. Не без этого. Или нам их нужно было принять и обогреть?

     –Тогда чем вы лучше военных? – Джек вскочил с дивана, его кулаки непроизвольно сжались.

     Мистер Смит с грустью, но в то же время твердо посмотрел ему в глаза.

     –Никто не лучше и не хуже. Просто когда мир летит к чертям, нужно пытаться сохранять хотя бы видимость порядка. Через пару дней все будет не важно, но сейчас я не допущу разброда и шатаний! Что было бы неизбежно, появись здесь большое количество чужих людей. Ссоры, драки…

     –Мы поняли вашу позицию, мистер Смит. – мать бесцеремонно оборвала «мэра», поднимаясь с дивана. – Чтож, вы определенно правы, так что и мы не станем злоупотреблять гостеприимством. У вас можно разжиться машиной и кое-какими припасами?

     С машиной получилось как нельзя лучше. Джереми, картинно покачивая ружьем и безостановочно сплевывая, проводил Джека в конец забитой транспортом улицы. Путь оказался не самым близким, провожатый изо всех сил изображал безразличие, так что Джек решился заговорить первым. Они проходили мимо витрины, из которой торчал побитый зад микроавтобуса, изрешеченного пулями, когда он спросил, указывая на изувеченный автомобиль:

     –Интересно, кто его так.

     Джереми посмотрел на него с нескрываемым любопытством, покачал головой.

     –Не мы, если ты об этом. На кого-то нарвались, видимо. Хотя и нам пострелять пришлось, да…

     –В кого? Мэр нам сказал, что бегущих просто пропустили.

     –Ну да. В основном. Были тут герои типа тебя… Школьники, вроде как. Разжились оружием, скорее всего, возле убежища с мертвых поснимали, и пришли. Выживальщики хреновы. – парень зло сплюнул. – Хорошо, мы тогда начеку были, все ждали, то ли наших, то ли бригаду карателей. А тут эти клоуны… Это мы уже потом сообразили, вспоминали, как те двигались, как оружие держали, а тогда…

     Они подошли к краю металлического затора. Улица тянулась, такая же выщербленная и грязная. Джереми двинулся дальше, затем жестом подозвал Джека. Когда тот подошел, парень указал ему на обугленный скелет дома.

     –Их человек двадцать было. Половину на подступах положили, а остальных мы тут зажали и гранатами… Они ведь даже не пробовали сдаться, придурки.

     –Мы? Так ты тоже участвовал в этой… – Джек запнулся, пытаясь подобрать определение тому, что тут произошло.

     –Операции, дружище. Операции. Да. И даже больше скажу, это я поджег дом. А еще перед этим трупы таскал в него, чтоб не хоронить. Миру трындец, но я хочу дожить до конца, хочу увидеть, чем бардак закончится. А тебе я вот чего хочу сказать: не будь героем. Я, как тебя увидел с ружьишком, сразу вспомнил парней тех. Они так же шли, уверенные в себе, вот и пришли, что называется. Мне их жалко, хоть они и убивали уже, более чем уверен. Но вот жалко, сердце у меня есть, что ли? У тебя мать боевая, видно сразу, вон как с линии огня ушла, а тебя при желании там бы и оставили. А потом ее, когда ринулась бы мстить. Так что не будь героем, мой тебе совет. Ну, и оружие заряжай.

     Джек почувствовал, как густая кровь прилила к лицу. Уши обдало нестерпимым жаром, он еще что-то мямлил, но Джереми уже не слушал, осматривая пожилой семейный фургон ярко-голубой расцветки. Не понятно, чем он ему приглянулся, но парень уверенно распахнул водительскую дверь и, скинув ружье, завозился в настройках приборной панели. Джек, красный как рак, сунулся было помогать, но фургончик ожил, тихо загудев двигателями. Сзади неслышно подошла мать в сопровождении еще одного бойца. Невысокий, но чудовищно огромный в обхвате, он с легкостью тащил два неподъемных баула. Забросив ношу в боковую дверь, он отбыл, на прощание сверкнув хитрыми глазищами поверх бороды. Машина дернулась, зацепив соседние авто, но дальше было свободно, так что развернулась она без помех. Джереми выскочил из-за руля, не забыв прихватить оружие.

     –Карета подана, мэм. Не смотрите, что она похожа на ведро, все в полном порядке, проверено.

     Мать уселась за руль, внимательно осмотрев датчики, удовлетворенно кивнула.

     –Отлично. Поблагодари от меня мистера Смита, а то он убежал по делам, не успела попрощаться.

     –Не вопрос. Успехов, и тебе, малой, не хворать. Надеюсь, вы протянете до конца шоу.

     –Малой? – Джек вспыхнул. – А тебе самому-то сколько?

     Джереми не ответил, только улыбнулся грустно. Развернувшись, он пошагал, лавируя среди машин, запоздало вскинув руку в прощании.

     5.

     Не отводя глаз от экрана, Джек неспешно обходил ложбинку. На древнем дисплее непрерывно горела алая точка, с ползущими под ней цифрами. Один, ноль, снова единица, когда он пересекал границу невидимого круга, каждый раз шкатулка вибрировала. Наконец, парень остановился, обозначив площадку пяти метров в диаметре. Заметив это, мать вытащила из задних дверей фургона лопату и широким шагом направилась к сыну. Тем временем Джек изучал открывшееся на экране окошко с сообщением.

     – Ну, что там? – мать оперлась на ручку лопаты, заглядывая в экран. – Что дальше, мой капитан?

     Джек, прокрутив текст до конца, сунул шкатулку в карман.

     – Как я понял, тут не глубоко выход железной руды, что-то вроде естественной антенны. Я сам толком не понял, как оно нам поможет, но шкатулку нужно прикопать в пределах этого круга. Девственниц и баранов над ней колоть не надо.

     – Хоть одна приятная новость на этой неделе! – мать ухватилась за черенок лопаты, входя в границы круга, вытоптанного Джеком. – А то я уже было подумала…

     Пока Джек сбегал к фургону за второй лопатой, мать заметно углубилась. Но после первого, мягкого слоя, начался гранитный ад. Лопаты разбрасывали искры, вгрызаясь в каменистую почву, каждый сантиметр давался с боем. Парень выпрямился, смахивая со лба крупные капли.

     – Думаю, хватит. Два дня запаса явно не для того, чтобы потратить их на каторжные работы.

     Мать одним движением выпрыгнула из ямы. Джек, вынув из кармана шкатулку, еще осматривался, а она уже шла к фургону, отряхиваясь. За ней тянулся шлейф из тонкой пыли и приглушенных ругательств.

     Джек, сверяясь с инструкцией на экране, низко присел в яме и зажал несколько контактов по углам шкатулки. Он ожидал шума, вспышек, каких-нибудь специфических звуков, в конце концов, но все оказалось куда прозаичнее. Крышка с резким щелчком отскочила, и парень выронил шкатулку. Она ударилась о дно ямы, рассыпав тонкий, отливающий металлом порошок. Джек задержал дыхание, не сводя с него глаз, но его ожидания не оправдались и в этот раз. Экран шкатулки вспыхнул в последний раз анимацией машущей руки и, напоследок пискнув, отключился. Навсегда? Постояв еще с минуту, парень со вздохом вылез из ямы.

     Добраться сюда оказалось делом не из легких. Дороги возле захваченного военными убежища кишели вооруженными разъездами. Среди них немалую часть составляли гражданские автомобили, набитые суровыми мужчинами в красивых позах. Возле самого бункера творилось что-то невообразимое. Джек успел рассмотреть немногое, пока они на полной скорости неслись по дороге, ведущей через открытое пространство недалеко от входа. Просторная бетонированная площадка, переходящая в утоптанный камень с жидкими кустиками полумертвой травы была завалена почерневшими остовами машин. По большей части усеянные пулевыми отверстиями, но хватало и просто сгоревших. Джек старался не замечать замершие в кабинах некоторых из них обугленные тени, старательно отводя взгляд. Автомобили не убирали, видимо, здраво рассудив, что атакующим придется продираться сквозь ряды мертвых машин. Крайние еще дымились, какая-то даже пыталась гореть. Судя по всему, бой отгремел совсем недавно.

     В конце концов, удалось прорваться практически без проблем. Только наткнувшийся на них гражданский патруль попытался перекрыть дорогу. Бородатые герои, потрясая оружием, пьяными голосами потребовали остановиться для досмотра. Мать резко дала газу, едва не ободрав борт минивэна о кузов машины героев. Половина из них высыпалась на дорогу вверх ногами, оставшиеся принялись истерично палить вслед с известной продуктивностью. В дальнейшем они успешно избегали встреч, только вот из-за постоянных остановок и изменения маршрута дорога заняла заметно больше времени.

     Наконец, они прибыли на означенное место. Закопав шкатулку, Джек с матерью взялись за обустройство лагеря. Джек предложил было ночевать в фургоне, но мать решительно отвергла эту идею.

     – Нас с твоим отцом достаточно помотало по глобусу для того, чтобы научиться ценить комфорт.

     – Но в плане безопасности…

     –Это да, но шансы нарваться на неприятности и так высоки, не находишь? Так что я выбираю комфорт. Хватай мешки, нечего отлынивать!

     Установка палатки, походной кухни, организация туалета заняли их на весь остаток дня. Уже в сумерках Джек подключил электросистему к батареям фургона. По лагерю поползли неяркие синеватые дорожки света, обозначая границы и подсвечивая территорию. Запустив походный очаг, они уселись возле него, ожидая, пока кухня приготовит ужин.

     – Летит.

     Мать кивнула, указывая в темнеющее небо. Джек поднял взгляд, ожидая увидеть нечто угрожающе-большое, но, к своему удивлению, наткнулся лишь на россыпь звезд. Непривычное, знакомое только по интерактивным учебным картам, но все же без бросающихся в глаза изменений.

     – Где? – Джек всмотрелся внимательнее, но без толку. – Не вижу.

     – А ты чего ожидал? Огромный сверкающий кирпич? – мать усмехнулась, потрепав сына по голове. – Таким он будет в последние часы перед падением. А сейчас он вооот такой.

     Джек продолжал безрезультатно изучать россыпи звезд, пока изображение не начало двоиться. Решение пришло неожиданно: он подключился к системам фургона и через его антенну вышел в сеть. Поиск нужной информации занял секунды, и вот уже Джек развернул над ними карту звездного неба. Недолгая подгонка размера – и виртуальная картинка идеально легла на реальную. Мать обвела на карте границы области, затем приглушила на ней звезды, оставив одну. Холодная искорка, едва различимая даже сейчас, несущаяся сквозь пространство с бешеной скоростью с одной целью – убить. Зябко поежившись, Джек отключил карту, утопив Фобос в свете звезд.

     – Жутко? – мать понимающе кивнула. – Мне тоже. Слушай, что там в сети?

     Нужно отвлечься от накатившего ледяного ужаса, тут Джек был с ней солидарен. На экране один за другим открывались окна новостных станций. Половина из них гнала непрерывным потоком картинки с городских камер наблюдения и дронов. Волна паники схлынула, оставив после себя колоссальные разрушения и десятки тысяч погибших. Ими были завалены улицы, обочины дорог, но самое страшное творилось возле бункеров. Засевшие там раньше полиция, военные и спасатели не собирались никого пускать, чем спасающиеся гражданские были не совсем довольны. В сети не единожды мелькали кадры, где разъяренные и отчаявшиеся люди брали приступом входы в убежища, заваливая их телами. Кое-где им это удавалось, но гермозатворы, взорванные или выломанные, становились непригодны к дальнейшему использованию, обрекая всех.

     Изредка перед камерами появлялись представители власти. Лишившиеся власти реальной, они продолжали бредить насчет сплочения перед лицом смерти, что выглядело абсолютно, издевательски неуместно. Джек с матерью, забыв об ужине, замерли перед экраном. Сжавшись в комок под пледом, они наблюдали, как погибает мир. Парень не заметил, когда картинка настоящая переплелась, перетекая, с порожденной засыпающим разумом. Потом экран погас, но Джек так и остался в мире жестокости и разрушений. Все смешалось, и теперь это он тысячей глоток захлебывался в пронзительном крике, он сам шел в самоубийственную атаку, лез под пули укрепившихся сволочей, и тут же отдавал приказ сметать шквальным огнем подступающие обреченные толпы, это он… И это… И то…

     Проснулся он ближе к полудню, и сразу же побрел, завернувшись в плед, с инспекцией к яме. За ночь грунт немного просел, но было ли это вызвано работой шкатулки, было непонятно. Зябко передернув плечами, он повернулся, ища взглядом мать. Та возилась на кухне, о чем-то споря с плитой. Когда он подошел к ним, мать закрыла окно заказа, в притворной грусти разведя руками.

     – К сожалению, походный продуктовый набор не позволяет приготовить заказанные вами блюда. Обратитесь в службу экспресс-доставки. – нарочито гадким голосом передразнила она ИИ кухни. – Посмотри, это не я ли там уже в доставку обращаюсь? Ну, что, сдвиги есть?

     Последние слова были обращены уже Джеку. Тот махнул рукой и, лишь сделав заказ кухне, объяснил:

     – Я даже не знаю, чего ожидать. Если это и правда антенна, то мы ничего и не увидим. Остается ждать.

     И они ждали. На недалеком холме был устроен импровизированный пост наблюдения. В качестве часового там разместили камеры наблюдения от автопилота фургона. Джек настроил их, чтобы они реагировали на движение, посылая сигнал на постоянно развернутый на борту минивэна экран. Они периодически фиксировали в отдалении автомобили, но каждый раз тревога оказывалась ложной. Наконец, на них совсем перестали обращать внимание.

     Мать была поглощена просмотром новостей, а Джек, быстро уставший от потоков жестокости и боли, не знал, чем себя занять. Несколько раз он пытался связаться с Бобром и Шмелем, но безрезультатно. Тогда он пошел по внутренним меткам, прыгая с камеры на камеру. Сначала он перешел в сеть школы. Она была нестабильна, но все еще работала. Здание оказалось пустым, и Джек облегченно выдохнул. Почему-то ему казалось, что в школе произошло то же, что и в городе. Недолго порыскав камерами по классам и коридорам, он перекинулся еще в пару мест, но везде его ждало лишь общее запустение. Немного осмелев, он попробовал подключиться к ИИ дома Свенсона, но тот ожидаемо оказался недоступен.

     Тогда Джек решился. Выпустив последнего сторожевого дрона из гаража, он повел аппарат вокруг дома, осматривая окрестности. Беспилотник нарезал несколько кругов, пока не убедился, что внутри не наблюдается никакого движения. И только после этого Джек решился перейти в домашнюю сеть. Камеры работали исправно, все вещи лежали на своих местах, чему он даже немного удивился. Почему-то казалось, что вторгнувшиеся военные обязаны были перепортить все, до чего могли дотянуться. Все было в порядке, ИИ бодро отрапортовал о готовности к любым приказаниям. Вот только неясная тень на грани виртуального зрения немного напрягала. Не сумев локализовать программно, Джек махнул на нее рукой, продолжив осмотр. А вот в памяти дома покопались на пять. Она была выпотрошена и так сильно искажена, что удивительно, как ИИ все еще функционировал. Бродя по комнатам, парень с острым ощущением потери осматривал забытые и никому не нужные теперь вещи. Когда-то они составляли заметную часть его жизни, а скоро они уйдут, разделив ее на «до» и «после». Вот только эта проклятая тень… Джек пытался поймать ее резкой сменой ракурса и прыжками между камерами, но та оставалась неуловима. Наконец, разозлившись на нее и себя, он отключился, в раздражении отбросив экран. Тот покатился по камням, быстро тая.

     Мать оторвалась от просмотра, встала, недовольно хрустнув суставами. Немного поколебавшись, отключила звук, оставив немые картинки.

     – Еще сутки, мам. – Джек пошарил по каналам, но везде происходило одно и то же. Иногда попадались выступления проповедников, они с горящими праведным гневом очами пламенно и беззвучно вещали с кафедры, потрясая кулаками и Библией. Но в основном транслировались съемки с беспилотников и камер наблюдения.

     Время тащилось неимоверно медленно. Начинало казаться, что Земля стала вращаться медленней в ужасе от предстоящей встречи. Они ели, смотрели трансляции, Джек несколько раз ходил на пост, вызванный аппаратурой, а минуты ползли все неторопливее, не желая сбиваться в часы. Мать львицей металась по периметру, не хватало только стегающего в раздражении по бокам хвоста. После бесконечности дня вечер подкрался незаметно и как-то подозрительно быстро сгорел.

     Джек смотрел на неспешно проступавшие в темном небе звезды. Фобос, еще вчера красноватая искорка, теперь превосходил остальные минимум вдвое. Меньше чем через сутки он будет здесь, и что тогда? Последний раз, когда случилось подобное, жизнь на планете едва уцелела. Да и то, по большей части сумели спастись самые неприхотливые. На что рассчитывают марсиане? Что им удастся заселить опустевший мир?

     Проснувшись, Джек с необычайной остротой ощутил, что это утро – последнее. Встреченное им на Земле или для него – не важно. Просто последнее. Он неторопливо приводил себя в порядок, пока мать возилась на кухне. Призрак солнца едва пробивался сквозь плотную дымку, скрывавшую виновника предстоящего торжества. Стало тревожно и досадно от того, что не удастся посмотреть начало шоу, о чем он и сообщил матери.

     – Думаю, даже при самом неблагоприятном раскладе мы сможем все увидеть и по сети. – мать с легкой усмешкой кивнула в сторону экрана.

     – Ага, утешила. Может, еще поп-корна закажем? – Джек в раздражении кинул в скачущие в молчании картинки камень. Возмущенно громыхнул металл кузова. – Да где же обещанная помощь?

     Мать невесело развела руками:

     –Ты у нас спец по загадочным шкатулкам. Сказано было ждать два дня.

     – Если бы еще знать, чего нужно ждать! – Джек метнул еще один камень. Тот ударился в борт фургона с неожиданной силой, оставив после себя странное круглое отверстие. И в тот же миг заорала сигнализация.

     – Ложись! – мать рухнула на камни, за рукав увлекая за собой сына. Он еще не понял, что происходит, а она уже тащила его за собой к машине. Оставив Джека, мать ужом просочилась в едва приоткрывшуюся дверь, и через несколько секунд наружу посыпались ружье, коробки с патронами и она сама. Камеры наблюдения тем временем вывели на экран, заставив скачком приблизиться, черный джип, с бешеной скоростью несущийся к лагерю. Он как раз взобрался на седло перевала, и теперь катил, отбрасывая длинный пылевой хвост. Джек приподнялся, чтобы лучше рассмотреть картинку, но, получив неслабый толчок под зад, снова растянулся во весь рост.

     – У них снайпер, и, скорее всего, в машине. Ориентировался на движение, вот и попал в экран. Так что лежи и не высовывайся, понял?

     – А как…

     – Никак. Ружье зарядил? – Джек кивнул, и мать поползла к груде камней недалеко от кухни. Парень последовал за ней.

     Укрывшись среди валунов, мать еще раз проверила пистолет, поморщившись. Десять зарядов плюс обойма еще на дюжину. Не густо. Джек молча пересчитал патроны. Побогаче, но все же, с его умениями три десятка – что три штуки. М-да. Мать притянула сына к себе.

     – Мы не знаем, ни кто это, ни сколько их. Начнем с первого: ты совершенно случайно ни с кем не связывался?

     –Нет, я только камеры проверял дома…

     –Вот с этого момента поподробнее.

     Мать вцепилась крепче, и Джек как мог быстро рассказал ей обо всем.

     – Значит, тень… – мать выпустила его плечо. – Как же так, а?

     Джек, уже осознавший свой промах, вжался в щель между камнями. Уши его пылали так, что врагам в пору было ориентироваться по ним.

     – Ладно, назад уже не отмотаешь. Скорее всего, в джипе сам Свенсон, твой рыбоглазый друг – военный и кто-то из особо приближенных. Человек пять. Уже что-то. Значит, действовать будем так…

     Когда затихли истеричные вопли сигнализации, над лагерем повисла неожиданная тишина. Мать уползла на пост, оставив Джека сидеть среди камней. Расчет был прост, и, когда над гребнем, окружавшим площадку, осторожно поднялся мышисто-серый дрон, парень взвел курки. Промахнуться с десяти метров было бы стыдно, поэтому он опустил ствол на камень и задержал дыхание. Заряд дроби снес камеру и один из винтов, заставив аппарат отступить. Джек очень надеялся, что пилот не успел засечь его местоположение. Быстро перезарядив ружье, он собрался ждать, когда из-за гребня одновременно выскочили три беспилотника. Один разлетелся в клочья, но остальные в слаженном маневре ушли с линии огня, одновременно шаря камерами в поисках стрелка. Ругнувшись, Джек нырнул между камней и затих. Он слышал, как дроны с громким жужжанием кружат над лагерем, и выжидал. В тот момент, когда ему показалось, что пора подниматься, раздались выстрелы. Их неожиданность усугублялась направлением, с которого они доносились. Стреляли со стороны автомобиля врагов, причем явно из легкого оружия. Джек насчитал пять выстрелов, пока в ответ не застрекотал автомат. Легкие щелчки донеслись еще пару раз, когда парень выскочил из укрытия, готовясь открыть огонь. К его удивлению, один из дронов завис над площадкой, неторопливо поворачиваясь вокруг своей оси. Второй же, завалившись на передние винты, вылетел за пределы площадки и пропал. Джек снес неуправляемый беспилотник и пополз на гребень, откуда ему на встречу выскочила мать. Она подволакивала ногу, а на левом плече расплывалось алое пятно. Охнув, он вцепился в нее, отволакивая в укрытие.

     – У тебя все в порядке? – мать морщилась от боли, почти кричала, но попыталась осмотреть сына, потрошащего аптечку. Тот отмахнулся, озабоченно бросил:

     – Да. Черт, эти гады тебе плечо прострелили!

     – Я в курсе. Еще и в бедро, но там только царапина. – мать как могла помогала себя перевязывать. – Как и предполагалось, они отправили дроны. Нам повезло, что у них оказалось три пилота. Пока они высматривали тебя, я смогла подобраться… Ох, черт!

     – Извини. Так ты всех того? – Джек немного ослабил жгут, повязка держала. Тогда он перешел к ноге.

     – Нет, только троих пилотов. Твой друг прошил меня с холмика неподалеку. И очень хорошо, что снайпер явно не он!

     – Значит, их минимум двое – Свенсон и военный.

     –Точно. И нам нужно что-то с ними решать. Помоги подняться.

     Непрерывно шипя и плюясь, мать поднялась с пистолетом наизготовку, осторожно выглянув из укрытия. И тут же рухнула обратно, а следом прилетел звук автоматной очереди. А затем донесся, усиленный аппаратурой, знакомый голос:

     – Артур, ну что же ты так сразу? Зачем пугаешь наших друзей? Подожди немного, нам нужно поговорить. Да, Хелен?

     – Пошел ты, старый упырь! – мать, скрипя зубами, вцепилась в раненое плечо.

     – Как грубо! – голос Свенсона доносился, казалось, со всех сторон одновременно. Джек тщетно пытался вычислить направление, а тот продолжал: – Мне кажется, что с парой лишних дырок в шкуре и рискуя своим недомерком, ты должна быть более сговорчивой.

     –Какое же ты все-таки… – мать зашипела от боли, затем продолжила: – Как заговорил! Где только хваленая интеллигентность.

     – Время диктует, что же поделать. Так будем разговаривать?

     – Черт с тобой. Начинай.

     Свенсон немного помедлил.

     – Шкатулка. Что в ней было и чего вы от нее ждете?

     – Ничего, только порошок серебристый. – Джек крикнул, опережая мать. – Мы его закопали вместе с коробкой. А вот чего от нее ждать – непонятно.

     – А, малой. Перебивать нехорошо. – Свенсон усмехнулся. – Ну да ладно. Подождем вместе, мы не гордые. Недолго осталось.

     Мать собиралась что-то крикнуть в ответ, но неожиданно зашуршали потревоженные камни на пригорке неподалеку. Джеку показалось, что он развернулся молниеносно, но когда он закончил, перед ним уже была спина матери. Он взглянул поверх ее плеча и замер. Прямо ему в глаза смотрели три пустых точки: глаза офицера и дуло его автомата. В следующий миг ствол выбросил короткий сноп огня. Мать дернулась и, заваливаясь на спину, увлекла сына за собой.

     Что-то пронзительно верещал в усилитель Свенсон, то ли отгоняя палача, то ли торопя покончить с ними, рыбоглазый исчез, а Джек неверяще смотрел на лежащую на камнях мать. В груди зияли три глубоких раны, из которых толчками уходила жизнь. Рука ее, из последних сил тянущаяся к сыну, замерла на мгновение и плетью рухнула на песок. И все замерло. Время, летевшее со скоростью пули, остановилось совсем. Джек неверяще трепал мать за плечо, бормотал несвязное, по лицу потоком – слезы, и тонкий безутешный вой.

     А потом все сдвинулось. Джек без удивления смотрел на свои руки, что умело и холодно проверили и перезарядили пистолет. Тело без участия разума поднялось на ноги и мягким спорым шагом метнулось из укрытия, поднимая оружие. Не ощущая веса, он в несколько прыжков взлетел на гребень, за которым укрылся «его рыбоглазый друг». Тот, не успевший среагировать, начал поднимать автомат, но слишком медленно, и пули с довольным чмоканьем вошли в его тело: одна в грудь, и по одной в каждый из его пустых глаз. Не задерживаясь дольше, он развернулся и помчался искать Свенсона. Джек, нисколько не удивленный жестокостью произошедшего, с мрачным удовлетворением следил за развитием событий. Кажущееся сном, все это происходило наяву и с ним. Снова что-то сдвинулось, восприятие поплыло. К моменту, как они встретились взглядами с ошеломленным Свенсоном, Джек понял, что управляет его телом.

     Ярость.

     – У тебя был шанс уцелеть в убежище. Ты зря пришел. И зря привел своего пса.

     Джек вскинул пистолет. Свенсон пытался что-то сказать, но рухнул, сбитый с ног роем свинцовых ос. Джек стоял над телом, не выпуская бесполезный теперь пистолет. В голове было пусто, но руки и ноги не дрожали. А над его головой из плотного грязно-серого полога туч вынырнул крохотный кораблик. Переливаясь серебряной каплей, он стремительно снижался. Пройдя над лагерем, корабль неспешно развернулся, разметав пыль, и опустился в нескольких метрах от замершего Джека. Амортизационные стойки тяжело просели, давая понять, что за внешней ажурностью скрыты десятки тонн металла. В днище приглашающе распахнулся люк, парень несколько секунд ошарашено таращился в подсвеченный неяркими огнями проем, ожидая, что из него появится... Кто? Вероятно, из него должны были посыпаться подлые марсианские агрессоры, или пришельцы, или отец, раз именно он дал Джеку шкатулку. Когда никто так и не появился, он бросил ненужный теперь пистолет и что было сил кинулся к укрытию в камнях, где оставалась лежать мать. Неожиданный выброс энергии, позволивший ему расправиться с двумя подготовленными людьми, иссяк, и парень на остатках силы потащил неподвижное тело к ожидающему кораблю.

     Едва он поднялся по трапу, освещение стало ярче. Мягкий голос автомата поинтересовался:

     – Я вижу, у вас определенные проблемы. Подготовить реанимационный отсек?

     – Быстрее!

     Джек едва взобрался по пологому трапу, когда ему на встречу вылетела длинная невысокая платформа. Помогая сноровистым манипуляторам, скорее даже мешая, он кое-как водрузил на нее тело матери. А когда та резво унеслась, опустился на пол прямо в коридорчике, повесив голову. Когда тот же голос уведомил о необходимости взлета, парень лишь махнул рукой. На мысли и переживания уже не оставалось сил. Свернувшись в клубок, он просто замер на полу, ощущая бесконечную пустоту внутри.

     6.

     В чувство его привел все тот же мягкий голос. Джек приподнялся на локте, потерянным взглядом окинув помещение. Голос прозвучал непривычно глухо, когда он спросил:

     –Взлетели?

     –Уже вышли на высокую орбиту. До получения дальнейших инструкций…

     –Что с моей матерью? – бросил Джек нетерпеливо, внутри все похолодело в ожидании худшего, горло сдавило. Конечно, в современных больницах спасали и не таких, но этому кораблю не менее десяти лет… Вопреки ожиданиям, ИИ корабля доложил:

     –Жива, но нестабильна. Мы делаем все возможное…

     Счастье сметающей все на своем пути волной накрыло Джека с головой. Дальнейшие объяснения он уже не слушал. Вскочив на ноги, он рванул в медотсек.

     Мать была жива, но без сознания, затянутая с ног до головы в полупрозрачную пленку. После медотсека он отправился осматривать корабль. Идти оказалось недалеко – он оказался скорее челноком, в котором помимо уже увиденных помещений находились крохотная двухместная каюта, кухня, в которой можно было находиться строго по одному. Неожиданно тяжело оказалось найти санузел. Тот был запрятан в чем-то, отдаленно смахивающем на гроб. Зябко передернув плечами, Джек закрыл его и отправился в рубку.

     Фобос приближался. Он уже миновал орбиту Луны, при достаточном увеличении можно было рассмотреть облако из сопровождающих его кораблей марсиан. Казалось, они так и достигнут цели, не встретив никакого сопротивления, но Земля не собиралась сдаваться без боя. Дымные росчерки тысяч ракет потянулись за пределы атмосферы, разгоняясь для последнего решительного удара. Навстречу им понеслись мелкие, но многочисленные перехватчики. Последовала короткая схватка, в ходе которой марсиане лишились почти всех крупных кораблей. Сквозь их заслон сумела прорваться едва десятая часть земных ракет, да и то почти все они прошли мимо Фобоса, а те, что попали-таки, повредить не сумели. В это время из-под прикрытия планеты вынырнули перехватчики землян. Вспыхнул ожесточенный бой, земные корабли без усилий один за одним выбивали легкие вражеские истребители, а Фобос тем временем продолжал падать. Увлекшиеся боем земляне опомнились и атаковали многокилометровую глыбу камня. Под конец, собравшись в клин, они совершили первый и последний в истории человечества массовый таран. Фобос дрогнул, покрываясь трещинами, но в уже начал вхождение в атмосферу. Еще миг – и на земле расцвел ярчайший огненный цветок. Разгоняя облака пара и поднимая гигантскую волну, разбежалась ударная волна, за которой поднималась, закрывая обзор, пелена из пара и грязи. По всей Земле просыпались старые вулканы, а новые возникали в самых неожиданных местах. В месте удара кипел океан, поднимая в воздух все новые мегатонны пепла. Но это был еще не конец. Джек знал, что планету будет лихорадить на протяжении еще нескольких лет, не оставляя выжившим на ней ни единого шанса. Он наблюдал за всем с высокой орбиты, не замеченный никем, затем тяжело откинулся в кресле.

     –Отец, ты подозревал нечто подобное? Или угадал случайно?

     –Ни то, ни другое.

     Голос матери заставил подпрыгнуть на месте. Она вкатилась в рубку, сидя в кресле. Бледная, с синими кругами под глазами, не очень здоровая, но вполне живая. За ее спиной пищал и перемигивался каскад разнокалиберной электроники.

     –Скорее всего, это мера на случай вторжения. Мы бы сдали в психушку любого, кто попытался бы только предположить такое. – она кивнула на развернувшийся за окном ад. – Как бы то ни было, все сработало отлично, не находишь?

     Джек бросился к ней, едва не перевернув вместе с каталкой.

     –Мама!

     –Ладно, задавишь! – мать слабо отстранилась. – Что будем делать, герой?

     –Пока не знаю. Я думал, ты что-то предложишь.

     –Летим к Юпитеру. – мать пожала плечами. – Да, железяка?

     –У меня есть распоряжение держать курс на его шестой спутник. – ИИ открыл карту, проведя на ней траекторию к Европе. – Связь временно невозможна в связи с потенциальной опасностью, но за поясом астероидов контакт будет налажен.

     –Перестраховщики… Ладно, я пойду прилягу, теперь можно и поболеть. – мать нарочито закашлялась, закряхтела, но выкатилась с таким проворством, что вопросы о ее самочувствии отпали сами.

     Джек вернулся за пульт. Челнок уже отошел от планеты, повернувшись к ней кормой, и парень был несказанно рад, что больше не видит ее, бьющуюся в агонии. Они выходили на траекторию, когда ИИ сообщил:

     –Недалеко тем же курсом следует корабль.

     –Земной?

     –Нет. Истребитель с Марса. Идет на удалении, на запросы не отвечает, враждебности не проявляет.

     На мониторе появился крохотный потрепанный кораблик. Сканеры показывали, что он лишился всего вооружения, а двигатель фонил так, что становилось страшно за находящихся внутри. Джек проверил его всеми доступными способами, затем поручил ИИ наблюдение, а сам отправился к матери.

     Потянулись дни безделья и ожидания. Мать на удивление быстро восстанавливалась. Джек даже в шутку заподозрил в ней скрытого марсианина – всем была известна их феноменальная регенерация, чей секрет оберегался, как главная государственная тайна. Смех смехом, но на шестой день медицинский робот уже снял с нее повязки.

     Корабль марсиан по-прежнему молчал, не предпринимая попыток приблизиться. Так, в молчании и взаимном игнорировании, они дошли до орбиты Марса. Ничего на первый взгляд необычного, кроме отсутствия одного из спутников, не было заметно, пока они не подошли ближе.

     Только сейчас, на расстоянии прямой видимости, Джек смог оценить по достоинству план земного командования. Они прекрасно понимали, что против бомбардировки таких масштабов при поддержке всего марсианского флота Земля обречена. И пошли ва-банк. В ходе сражения им удалось ввести марсиан в заблуждение. Лобовой ракетный удар с самого начала был обречен на провал, да и преследовал иные цели. Прорвавшиеся ракеты, никем не замеченные, ушли к цели. На максимальном увеличении Джек рассмотрел странные черные пятна на поверхности Марса. Вскоре их происхождение уже не вызывало сомнений: каждое из них еще недавно было городом-куполом. Если и оставались выжившие, то они были обречены на медленную смерть.

     –Корабль марсиан вышел на связь и начал сближение. Ответить?

     Мать удивленно посмотрела на экран, где медленно увеличивалась, приближаясь, крохотная искорка.

     –Чего это он? Связь.

     После краткого звукового сигнала рубку заполнили потоки отборной брани. Не стесняясь в выражениях, пилот истребителя объяснял звенящим от ярости голосом, что он намерен делать. Джек пытался что-то сказать, но все его попытки ни к чему не привели. Неожиданно заревел сигнал тревоги: истребитель шел на таран. Парень не успел ничего предпринять – сработали щиты челнока, отбрасывая легкий кораблик, проломив тому корпус. Из динамиков донесся протяжный грохот со стоном рвущегося металла. Пилот истребителя страшно закричал, затем наступила тишина. Война, закончившаяся взаимным уничтожением, неожиданно продолжилась, чтобы внести свои коррективы в итоговый счет.

     Марс проводили молчанием. С его поверхности еще долетали мольбы о помощи, плачь и ругань, но все эти люди были обречены. Когда челнок ушел из зоны приема, Джек с матерью вздохнули с облегчением. Вскоре корабль вошел в пояс астероидов.

     Джек проснулся от странного ощущения. Умиротворение и спокойствие заполняли его, голова была удивительно легкой и ясной. Он поднялся с постели за секунду до того, как ожил динамик под потолком.

     –Получен сигнал с орбиты Юпитера. Я попросил немного подождать.

     Джек рывком натянул брюки и метнулся в рубку. Там его уже ждала мать. Крепко вцепившись в спинку кресла, она не сводила взгляда с монитора.

     –Готовы.

     Мгновенная рябь помех сменилась четким изображением сидящего перед пультом молодого человека в незнакомой форме. Он с любопытством посмотрел на них, потом, спохватившись, затараторил:

     –Неизвестный корабль, это Юпитер-6, представьтесь, пожалуйста.

     Джек не успел ничего ответить, как на плечо офицера связи легла тяжелая рука и забытый, но родной голос произнес:

     –Это ко мне. Погуляй.

     Он почти не постарел, этот суровый человек. Только глаза изменились, теперь в них светилось… Счастье?

     –Ну, здравствуйте, родные.

     Дальше лишь туман. Что-то возмущенно и радостно кричит мать, отец сурово и шутливо оправдывается, а он, Джек, сидит и улыбается, как распоследний дурак. У него – радость. У него – счастье. Потому что они снова вместе, даже если при этом погиб весь мир. И теперь все будет хорошо. Обязательно будет.

     Конец