Не так давно я видел в подземном переходе музыкальный инструмент. Корпус из консервной банки из-под селёдки, под струнами были грубо продырявлены гвоздём отверстия, на банке была наклейка "Радио Европа плюс", гриф от балалайки. Бомж играл на этом инструменте "Девочку Надю"...
***
На третьем этаже девятиэтажки жил музыкант. Играл он на валторне. Чаще всего, когда позволяла погода, он носил клетчатую твидовую кепку, и, похоже, ни разу с момента покупки не отдавал её в химчистку. Потёртый дерматиновый футляр с наклейкой какого-то заграничного музыкального фестиваля, в котором покоилась валторна, он носил на ремне за спиной. Окружающие его соседи по микрорайону особо не разбирались в духовых инструментах и прозвали его без затей: Труба в кепке.
Было ему уже за шестьдесят, дети его выросли и разъехались, а он остался с женой и кошкой. Жену свою, в минуты семейных неурядиц, он называл внутренним супостатом, а соседей, особенно соседку с первого этажа, в ходе локальных конфликтов, - супостатом внешним. Жена, с коротко стриженым и покрашенными хной волосами в выцветшем халате, то и дело показывалась вечерами в освещённых оконных проёмах, а кошка обычно сидела в открытой форточке на кухне и наблюдала. Иногда на балконе появлялись навещавшие их дети с внуками. Но чаще всего на балконе стоял он и курил папиросу. Докурив, он стоял ещё пару минут и смотрел на окна соседнего дома и на вишню. Потом плевал вниз, бросал окурок в старую консервную банку и уходил в комнату.
Вишню он посадил, когда въехал с семьёй в тогда ещё новый дом. Он долго выбирал, какое дерево посадить: яблоню, вишню, рябину или сливу. Но, всё же остановился на вишне. Вишня росла, а Труба в кепке летними вечерами поливал её со своего балкона. Для этого у него был шланг, который он подсоединял к водопроводному крану у себя в кухне. Это вызывало возмущение внешних и внутренних супостатов. Внутренний супостат выскакивал на балкон и громко высказывался относительно луж в квартире. А внешний супостат требовал, чтобы безобразие прекратилось немедленно, потому что рядом они сушили своё бельё на верёвках, натянутых между врытыми столбами.
Вишня долго не плодоносила. Но Труба в кепке посидел в районной библиотеке и методом исключения определил, что дело в кислотности почвы. Он сходил в магазин для садоводов, купил удобрения и дело наладилось. Через пару лет плоды завязались и начали созревать. Но тут пришла новая беда: скворцы нещадно стали склёвывать ягоды. Сначала он пугал их из валторны, но дежурить постоянно у дерева он, разумеется, не мог. Он попробовал приспособить для этого дела кошку. Утром он взял её и подсадил на вишню, там она просидела почти весь день. Под вечер кошка проголодалась и начала орать, так как слезть с дерева самостоятельно она не отважилась. Вечером Труба в кепке принёс стремянку и забрал исстрадавшуюся кошку, так что этот вариант тоже не подошёл, хотя и показал определённую эффективность. Пришлось мастерить вертушки-погремушки. Но при сильном ветре они трещали так, что внешний супостат стал жаловаться на бессонницу и устраивать против механизмов диверсии. А тут один коллега по цеху посоветовал ему забросить на крону обрезки магнитофонной ленты, как ни странно - это стало окончательным решением вишнёвого вопроса.
Как-то зимой он заметил, что под окнами в кустах ёжатся от холода синички. Труба в кепке вздохнул, затушил недокуренную беломорину и скрылся в квартире. А через пару дней он уже вышел со стремянкой, вынес аккуратно сколоченную из реек и фанеры кормушку и повесил её на вишню. Затем он сунул руку в карман, зачерпнул семечек и высыпал на дно кормушки. Довольный собой он слез со стремянки, отошёл в сторону и удовлетворённо закурил. Вскоре синички привыкли к кормушке, сбились в стаю и стали регулярно там питаться. Но их радость длилась недолго.
Как-то ночью кормушку сняли и разломали, а обломки оставили валяться под деревом. Труба в кепке огорчился. Через день он вывесил новую кормушку. Но неизвестный злодей повторил диверсию и остался непойманным. Труба в кепке восстановил status quo и вознамерился изловить негодяя. А помог ему в этом снегопад. Очередную кормушку Труба в кепке вывесил утром, а днём прошёл снег. Ночью кормушку опять уничтожили, но следы ног на снегу остались. Вот по узору на подмётках и была найдена вражина-соседка с первого этажа. Из стенаний соседки выяснилось, что она, по привычке, продолжала сушить бельё на морозе рядом с вишней. А синички в ожидании очереди к кормушке усаживались не только на ветки вишни, но и на развешенное белье. Разумеется, на белье оставались следы лапок и помёт. В итоге разгорелся конфликт с внешним супостатом.
В таких случаях ему хотелось, чтобы зло было наказано сразу, на месте и незамедлительно. Но это вредное желание. Сразу на месте и незамедлительно очень трудно отделить зло от не зла. И ощутить ему удалось это уже летом.
Однажды, рядом с домом вырыли яму для очередной замены труб. Яма прилегала вплотную к асфальтированной дорожке. Разрыть-то разрыли, а трубы во время не привезли. А тут ливанули дожди. Постепенно яма высотой в человеческий рост наполнилась до краёв - получился пруд. Его огородили красно-белыми переносными заборчиками и знаком 'Дорожные работы', чтобы люди и машины не утонули, да так и оставили, к радости детворы. В этом водоёме дети стали пускать кораблики.
В тот момент Труба в кепке возвращался с пустым помойным ведром к себе домой. Дети всё также пускали кораблики, и вдруг из-за угла дома появился мальчик на велосипеде. По возрасту он был чуть старше флотоводцев и решил устроить цунами, проехав на велосипеде на большой скорости, как ему думалось, по луже. По его замыслу волна от колёс велосипеда, должна была погубить флот, а сам он остаться в безопасности, что читалось на его лице очень определённо. Ребята, видя его намерения, стали кричать, чтобы он свернул в сторону. Он-то думал, что они бояться за кораблики, и чувство скорой победы придало мальчику ещё большего азарта, и он налёг на педали...
Пруд принял его с велосипедом, как родного. И мальчик уже успел хлебнуть грязной воды. Но Труба в кепке уже подбежал и с ведром в руке кинулся в водоём на подмогу. Он выпихнул велосипедиста из воды, и с трудом выбрался сам: края пруда обваливались под его весом. Мусорное ведро утонуло вместе с велосипедом. Папиросы, которые лежали в тренировочных штанах промокли и расплылись, да и коробок спичек прилично схватил воды. Труба в кепке с мальчиком мокрые и грязные сидели около лужи. Мальчик плакал, ему было жалко себя, жалко велосипед. Юные нахимовцы разбежались по домам. А Труба в кепке ободрал о край ямы руку, и по ней сочилась кровь. Лето было тёплым, и никто не заболел. Через пару дней пригнали компрессор и откачали воду. Успевший немного заржаветь велосипед достали, заменили трубы, а ведро доставать не стали. Яму закопали вместе с ведром. Вот так было наказано зло - сразу и на месте.
Дома Труба в кепке репетировал очень редко. Время от времени, он начинал выдувать какие-то мелодии, но потом они резко обрывались. Внешний супостат начинал стучать гаечным ключом по батарее, выражая недовольство, а внутренний тоже выражал недовольство, подкрепляя его демонстрацией сковородки. Говорили, что раньше, до пенсии, он играл в эстрадном оркестре, ездил с гастролями по стране, даже был в Польше и Венгрии, но теперь играет в духовом оркестрике с компанией таких же пожилых музыкантов. Всего их было четырнадцать. Репетировали они в школьном актовом зале, потому что дирижёром был учителем пения в этой школе, а на турецком барабане играл завхоз. Директор школы особо не был против, лишь бы не пили спиртное и не курили в помещениях. Выступали они в парке тёплыми не дождливыми вечерами по выходным, а ещё их приглашали играть на похоронах, на открытие навигации, на субботниках, на проводах в армию, на выпускных вечерах, на Первое и Девятое мая, на Первое сентября и Последний звонок. Были у них конечно и конкуренты, разумеется из пожарного депо, но это к рассказу не имеет отношения.
Парк, где они обычно выступали, был разбит на берегу реки, по которой курсировали прогулочные катера. Лучи аллей сходились к танцевальной площадке с небольшой эстрадой - ракушкой, сориентированной лицом к реке, чтобы звуки оркестра плыли по-над водой. Перед выступлением рабочий парка на тележке привозил стулья, пюпитры и расставлял их. Музыканты рассаживались и, по взмаху дирижёрской палочки, начинали выдувать вальсы, танго и прочую танцевальную продукцию. Перед эстрадой танцевали пары, зажимая между ладоней платочки, веточки рябины, сирени, цветные листья клёнов - в соответствии с сезоном. В перерывах оркестранты закусывали, курили папиросы, рассказывали забавные истории, юмор которых сложно уловить не музыканту. Перерыв заканчивался, дирижёр вставал первым и произносил, например, такую фразу:
- Коллеги, ещё часок и давайте закругляться. Сегодня Динамо - Шахтёр по телевизору.
Коллеги давили папироски и рассаживались за пюпитры. Музыка возобновлялась, а с ней и танцы. После выступления Труба в кепке шёл с коллегами к пивной бочке, где начинался уже их культурный отдых. Возвращался домой он уже на закате, немного покачиваясь и неся футляр с валторной под мышкой.
Было время, когда с этим "культурным отдыхом" было строго: посиделки 'под водочку' в выходной день были заменены прогулками по парку с детьми и женой. Во время прогулки посещались качели-карусели, угощались осторожные и нахальные белки. Периодически Труба в кепке отлучался одним глазком глянуть на партию в домино или шахматы, а также к павильону с городками. Так продолжалось довольно долго. Но всему хорошему приходит конец.
Как-то раз, к удивлению жены, к концу прогулки он стал источать еле заметный запах спиртного. Она сначала подумала, что ей показалось, или что кто-то прошёл мимо, оставив соответствующий аромат. Но на следующей неделе это повторилось. Ещё через неделю, перед выходом в парк, был проведён обыск, но ничего обнаружено не было. Хотя к концу прогулки запах вновь проявился. Жена признала тактическое поражение, но не сдалась. Контрабандная водка в обстановке полной конспирации продолжала потребляться. Жена уже сопровождала его к павильону с городками и к столам с шашками и шахматами. Но тщетно, там его никто не угощал, а запах к концу прогулки появлялся снова.
Все раскрылось внезапно и просто. Рядом с павильоном с городками и столами для настольных игр был туалет. Труба в кепке накануне покупал чекушку и прятал её под деревом в норке какого-то зверька недалеко от входа в туалет. Уже перед завершением прогулки он отпрашивался узнать, чем закончилась партия и, заодно, сходить "на дорожку в 'пописочную', так он шутейно называл туалет. Около входа Труба в кепке доставал чекушку и в кабинке делал несколько глотков. Остатки, заткнув пробкой, он прятал в норку до следующего раза. Его застукала вражина-соседка в момент закладки тайника, выкрала чекушку и отнесла внутреннему супостату. На следующий день, в конце прогулки, жена, со спокойным сердцем, отпустила его поинтересоваться результатом шахматного турнира. А когда он вернулся, то лицо его выражало недоумение. Жена и спросила:
- Ну что, кто выиграл? Николай Кузьмич или Кузьма Николаевич.
- Какой ещё Кузьмич? - сухо ответил Труба в кепке.
- Да тот, кто твою чекушку из-под дерева спёр, - съязвила жена.
Труба в кепке матерно буркнул себе под нос и пошёл по направлению к дому.
Так бы и продолжалась эта борьба с зелёным змием, но рождение внуков завершило противостояние. Жена переключила своё внимание и заботу на них. А Труба в кепке стал реже употреблять крепкие напитки - в пьяном виде к внукам идти было стыдно. Когда же он присоединился к оркестрику, то и совсем перестал пить водку: все-таки труд в коллективе облагораживает, к тому же пиво более коллективистский напиток.
И вот однажды на помойку выбросили старую домру. У неё был пробит корпус, но гриф и струны были ещё целы. Дети тут же приспособили её для собственных игр и доломали бы совсем, если бы не Труба в кепке. Он выругал их, а ещё выругал тех, кто выбросил инструмент на помойку и забрал домру себе. А через пару дней он вынес во двор странный струнный музыкальный инструмент. Вместо корпуса была жестяная банка из-под селёдки. К банке был прикреплён гриф от той самой домры, а под струнами были аккуратно прорезаны эфы. Труба в кепке сел на лавочку и врезал "Девочку Надю", от "Девочки Нади" перешёл на "Камаринского", а затем заиграл " На сопках Маньчжурии", а завершил своё выступление 'Брызгами шампанского'. Звук был неподражаем, в нём было что-то от банджо и от гитары с металлическим резонатором. Потихоньку вокруг собрались игравшие во дворе дети. Он спросил их, умеет ли кто-нибудь играть на домре, но никого не нашлось. Тогда он усадил первого попавшегося под руку мальчонку на скамейку, сам сел перед ним по-турецки и, уже через полчаса, мальчик с грехом пополам тренькал "Во саду ли, в огороде". Дети толпились вокруг счастливчика. Уже садилось солнце, а мальчик продолжать тренькать...
Шли годы, Труба в кепке продолжал играть в оркестрике. Скандалы случались всё чаще. А в одну прекрасную осень Трубы в кепке не стало.
Рассказывали, что их оркестрик пригласили на юбилей, который праздновал какой-то околомузыкальный деятель. Что там произошло не известно: вечер прошёл без эксцессов. Но домой он пошёл потрясённый, в каком-то грустно-романтическом настроении. Чем это было вызвано? Можно придумать много версий, из которых выйдут занимательные мелодраматичные истории, но это для другого раза. А пока, идя домой, он свернул к универсаму, где выпил с завсегдатаями ликёроводочного отдела. Дома его встретила жена. Произошёл скандал. Когда всё утихомирилось, Труба в кепке решил покурить, но балконная дверь была в комнате, где сидела жена и смотрела телевизор. Он ушёл на кухню, заперся на щеколду, открыл окно, и попытался закурить. Но, последняя папироса высыпалась в пачке. Тогда он забрался на стол, приставленный к окну, и просто вышел наружу и разбился.
На следующий день под окна пришёл трубач, настоящий трубач, а не валторнист. И сыграл какую-то совсем незнакомую, но очень красивую мелодию. Сел на лавочку недалеко от вишни и закурил папиросу. Потом встал и ушёл. А кошка сидела в открытой форточке и наблюдала...
На третий день были похороны. Без музыки...
***
А не так давно я видел в подземном переходе музыкальный инструмент. Корпус из консервной банки из-под селёдки, под струнами были грубо продырявлены гвоздём отверстия, на банке была наклейка "Радио Европа плюс", правда гриф был от балалайки. Бомж играл на этом инструменте "Девочку Надю". Вряд ли это был тот мальчик. Даже если это был он, то я не помню его лица, чтобы это утверждать. Но будем считать, что это был не он, иначе вы мне не поверите.