Плотников Сергей Анатольевич : другие произведения.

Бутлегеры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О вкусной водке, умниках, аферистах и прочей капусте.


   ЗАГ: БУТЛЕГЕРЫ
  
   Автор: Сергей Плотников
  
   Посвящается моим друзьям по водочному бизнесу, Чиклу и Немоляшке. Как вы там, в заграничном далеко? Маме Чикла хочу сказать отдельно: это не я воткнул Володе штопор в нос!
   Максим Каблуков.
  
  
   1 ЗДРАВСТВУЙ, ПИЛЯВКА.
   - Один я тут мужик на все село, Максим. - вздохнул Пилявка, посматривая в окно на бабскую суету около бани. - Дед Бирюк не в счет. Михась, Серега и Кондраш вообще не трезвеют - злоупотребляют так, что похожи стали друг на друга, словно близнецы. Остальные злобинские мужики по тюрьмам сидят. Тяжело мне одному двенадцать женщин обихаживать. А погреб-то Ксюхе голыми картинками я разрисовал, не знаю, что тебе в Хербурге натрепали: Репин ли, Кама-Сутра ли. Меня половая нужда заставила. Они, стервы, - Богдан с неприязнью зыкнул в окно и перекусил вареную петушиную ногу - меня там на неделю заперли.
   Даже не знаю, в чем загвоздка? Почему я начал именно со встречи Максима с Богданом Пилявкой? Ведь это был последний эпизод торгово-водочных приключений Каблукова. Ладно уж, взяла рука - пусть так и будет.
   Познакомились они так:
   Чересчур ранним утром декабрьского дня, дикого две тысячи с копейками года, Максим выехал из Хербурга на окружную дорогу, а с нее свернул в сторону пригородного поселка Песчаный Умет. Его расхристанный "Фольксваген-Пассат" был загружен тремястами бутылками водки. Каждые двадцать бутылок - условный ящик, упакованы в отдельный холщовый мешок. Сами мешки прикрыты старыми телогрейками. Это для того, чтобы продукция не слишком бросалась в глаза, на случай встречи с патрулем ГИБДД.
   Разумеется, Каблукова сильно ломало, что называется, не спамши и не жрамши ехать в сельскую глушь. На подвиг его толкнул болезненный приступ трудовой дисциплины, которым он бывал подвержен.
   За судьбу двухсот бутылок Максим был совершенно спокоен, ибо имел договоренность с хозяином песчаноуметского магазина, рябым татарином Ринатом. Татарин гарантировал взять десять ящиков, и даже не под реализацию, а рассчитаться немедленно, наличкой. Прочую беленькую Каблуков надеялся навязать ему в процессе задушевного разговора.
   Пять-шесть пятнистых оленей стайкой перекатились через белое полотно дороги, перед капотом его автомобиля, и исчезли в посадках.
   "У... Ни разу не видел в наших местах оленей - сонно подумал Каблуков - Олени. Наверное, примета хорошая".
   Вскоре показались двухэтажные панельные бараки поселка, уменьшенные копии городских "хрущевок", словно шерстью обросшие антеннами. Засунув "Фольксваген" носом в сугроб, замысловато прожженный мочой, возле ринатовского магазина, Каблуков вышел, огляделся. Ближе к углу двое утренних мужиков пальцами расправляли мятый пластиковый стакан. Максим смерил их оценивающим взглядом, после чего отворил непреподъемную дверь бывшего сельмага и вошел внутрь.
   Татарин ждал его в подсобном помещении. Лампа дневного света освещала узкую комнату, которая была заставлена сломанными холодильными витринами, коробками с раскисшими, черт знает от чего - не жарко ведь! - "сникерсами", пустыми бутылками. Остро пахло картоном и спиртным. Ринат сидел на окраине своих владений, в конце коридора, за школьной партой и просто курил. Видно было, что от скуки.
   - Привет Ринат! - они вяло и поспешно пожали друг другу руки - Привез тебе водочки, как договаривались, с сертификатом, пятнадцать ящиков.
   - Да? - татарин замолчал.
   - Ну, что? Разгружать? Тут как раз двое хануриков толкутся, подсобят.
   - Погоди, я обещал взять только десять.
   Максим сделал вид, что роется в блокноте.
   - Е! И правда. Совсем закрутился. Ринат, извини. Не везти же обратно, слушай? Кругом милиция, не ровен час - тормознет. Что для твоего хозяйства лишние сто бутылок? Ты же пробовал давеча эту водку, и оценил. И покупатели твои оценят - вся партия разлетится, в полдня. Вспомнишь мое слово.
   Ринат медленно зашевелился за столом, отчего его безразмерный свитер домашней вязки начал переливаться массивными складками, и наклонился вперед. Рябое лицо татарина приблизилось.
   - А я, может, и возьму. Но ты знаешь, приезжал ко мне вчера черненький парнишка, во-от такой. - Ринат протянул Каблукову жирный мизинец, что должно было символизировать невзрачность - Из вашей братии, водочный крутила. Говорит, бери у меня водку даром, по девятнадцать рублей за бутылку. Я ему: нет, у меня есть добрый поставщик, я беру по семнадцать рублей за бутылку. - татарин сделал небрежный жест, будто отмахивался носовым платком от мухи. - Все ради тебя Максим, дорогой.
   - Ринат, мы же договорились по двадцать рублей за пузырь!
   Максим встрепенулся, заволновался и покраснел, как всегда, когда чувствовал, что его хотят обмануть.
   - Что тебе объяснять? Не пьют в селе водку, самогон гонят. Пока сахар старого урожая не кончится. Кстати! - тут татарин стрельнул взглядом вдоль стены подсобки, где притулились мешки с сахаром и что-то прикинул в уме - В апреле кончится. - резюмировал он - Вот тогда и приезжай по двадцать рублей. А пока беру десять ящиков по восемнадцать, а если пятнадцать ящиков, то по семнадцать рублей. Думай.
   Каблуков подумал и спросил осторожно:
   - А нет ли, Ринат, поблизости деревеньки, где сахар уже кончился? Нет, ты не волнуйся, десять ящиков я тебе отдам, но ты и мой интерес пойми.
   Ринат поколебался.
   - Ну, есть. Семь верст по сугробам. Злобинка. Ты не доедешь, если только оттуда дед Бирюк доюзит, на грузовике.
   - С кем мне там насчет водки почирикать? Кто в деревне хозяин?
   Татарин неожиданно развеселился. Его толстые ноги задергались под столом, рот расплылся, обнажая сомовьи зубы, частично золотые.
   - Ты... ты с Пилявкой поговори! - давясь, прокашлял он.
   - С кем? С какой пиявкой?
   - С Богданом. Богдан Пилявка - фамилие у него такой. Художник. Да насчет его художественной галереи, про фрески спроси, про Кама-Сутру, он это любит. Сразу и познакомитесь и закорешитесь.
   Подозревая издевку в словах Рината, Максим все-таки решился идти в Злобинку. Разгрузив машину и попросив лавочника присмотреть за "Пассатом" и оставшимися мешками, он зашагал по улице Песчаного Умета. У последних, окраинных, темных, сгоревших от времени изб, улица превратилась в тропку, а потом и она почти исчезла, и у Максима остался единственный ориентир - кривые столбы электропередачи.
   Столбы тянулись и тянулись, то двуногие, то одноногие, по пологим холмам волжского правобережья, напоминая собой заброшенные и неразгаданные мегалиты некой увядшей культуры. Только в одном месте ему встретилась колея тяжелого "Урала" и оплавленные монтерские "кошки" под столбом - следы неудачной вылазки охотников за цветным металлом.
   Каблуков остановился. Манера останавливаться и вопросительно смотреть на совершенно непричастные к его жизни предметы появилась у Максима после того, как от него ушла жена. Друзья посмеивались, когда замечали.
   Передернувшись от пробежавшего по шее холода, Каблуков пошел дальше в поле. "Вот, блин, полосануло кого-то током, - думал он - но, видать, жив остался мужичок, а иначе труп бросили бы. Сами подельники и бросили бы, что им возится?"
   Так он размышлял, через каждые три-четыре шага проваливаясь сквозь отполированный ветрами наст по колено, и эти размышления накладывались на другие, вполне меркантильные.
   "Художник! Хорошо. Может, для татарина этот Пилявка и не авторитет, может, вообще - голое посмешище, но в моем скользком бизнесе к любому человеку надо подход найти, тем более к крестьянину. Как заставить человека, художника от сохи, купить пять ящиков водки по двадцать шесть, нет - семь, рублей за бутылку? А если у него непитого самогона в погребке до сих пор еще море разливанное?"
   Ладно, гут, Максим решил использовать козырь, который всегда носил с собой в заднем кармане джинсов - это удостоверение журналиста газеты администрации Автономии "Остфатерланд". Он на самом деле работал в то время в этом официозном издании, финансируемом правительством Хербурга. Освещал селекторные совещания, планерки, встречи с заезжими чинами. Удовольствие было, примерно, как жевать сухой песок. Зарплата - жиденькая. Однако, Каблуков трудился там ради имиджа остдойчланд интеллигента.
   "Значит, я сую Пилявке в нос корочки журналиста, интересуюсь его художественной галереей, что бы она из себя не представляла: "Изумительно! Вам бы, Богдаша, "Последний день Злобинки" маслом написать! Или на кирпиче вырезать". Разговор неспешно льется, стратегические запасы злобинского самогона истощаются. Мы грустнеем.
   "Но есть выход!" - это восклицаю я. Мы доезжаем на пахнущем молоком и навозом, облупленном грузовичке до Песчаного Умета. Пилявка раскошеливается на все оставшиеся пять ящиков моей водки. Ведь до следующего урожая свеклы еще - ого-го! Я даже возвращаюсь с ним в Злобинку, и мы вечеряем под шорох вьюги за окном. Все равно пьяным за руль "Пассата" не сядешь".
   Каблуков брел, фантазируя и проклиная континентальный климат, часа три. Наконец, вдали проявились полтора десятка изб и полыхавший ярким пламенем стог сена.
   Когда Максим дошел до пожарища, вокруг стога уже стояли несколько молчаливых женских фигур. По снегу от огня с писком разбегались мыши.
   - Привет, бабоньки! - игриво поздоровался он.
   - Михасю-алкашу за сено всю мотню порву. Он поджег. Фентиль пьяный! - задумчиво глядя на Максима сказала одна из женщин - А ты, городской, погреться пришел?
   Когда Каблуков взмахнул удостоверением и рассказал о благовидной цели своего визита, дамы в телогрейках оживились.
   - Ой, Ксения, на твою гирелею уже из города приезжают посмотреть, а ты - "Срамота! Срамота!" Покажи гостю погребок, да Пиявку позови.
   Дом скотницы Ксении Будаковой, которая оказалась смуглой, на вскидку - двадцатипятилетней, женщиной с черными глазами кочевницы, отличался от прочих злобинских хат обилием орнамента на стенах: разноцветные кубики, кружочки с лучиками, бегущие друг за другом волны, перья жар-птиц. Весь этот лубочный конструктивизм пестрым слоем покрывал деревянные стены дома до конька. Другие особнячки были также размалеваны, но скромнее.
   - Максим Анатольевич, - с кокетливой и даже коварной улыбкой вопрошала его Ксения, провожая к погребу - давайте я вас буду просто Максюшей звать? Ой, вы журналисты такие интересные, по всему миру катаетесь, все смотрите, вот по телевизору недавно... Сейчас крышку отопру. Такой срамоты, ты Максюша, еще не видел!
   В недоумении Каблуков спустился в погреб под домом и офонарел: кирпичные стены от пола до потолка были расписаны непристойными сценами совокупления. Героями пикантных сюжетов в основном выступали мужчины и женщины, но в углу под потолком он заметил также дядю в кепке блином, ласкающего овцу. Стиль "фресок" позволял предположить, что они написаны рукой изголодавшегося по бабам Пикассо. Особо неприглядные картинки были тщательно заставлены банками с соленьями.
   - А вот и я! Кхе! - в погреб заглянула усатая, красная с тотального перепоя физиономия. - Богдан Пилявка к вашим услугам. Ручку подам-с, выбирайтесь. Осторожно, тут ступенька подгнила. Вольный художник, знаете ли, временно в Злобинке, как Пушкин в ссылке. Ксюха, стол быстро собери! Петуха заруби, рыжего, помоложе!
   Стол был собран, банка самогона, загораживающая сцену бурного секса на арбузной бахче, извлечена из погреба и разлита по стаканам, петух дымился в кастрюле, а на дворе несколько женщин рубили дрова и растапливали баньку.
   Каблуков осторожно разглядывал Пилявку. Богдан был похож на спившегося подростка, или, другой вариант: на растерянного гренадера в отставке. Рыжие волосы, конопушки, пышные усы а-ля кайзер Вильгельм, затертый полосатый пиджак и совершенно детский взгляд голубых глаз.
   Скитания Пилявки, по его словам, начались после того, как заведующий ДК в казахстанском городе Аксай, где Богдан работал руководителем художественной секции, попросил его расписать стены клуба сценами из современной жизни великого казахского народа. За три ночи Богдан нарисовал, как казахи тащат барана в подъезд многоэтажки, режут его на кухне, спускают кишки в унитаз и, наконец, получают нагоняй от разъяренного, перепачканного в дерьме, русского сантехника.
   - Меня казах, директор ДК, после этого самого чуть не зарезал. - пожаловался Пилявка - Уволил в тот же день. А родители у меня были ссыльные из чешской заволжской коммуны. Дай, думаю, махну на родину, в Заволжье. Только, так вышло, пока ехал Алма-Атинским поездом, водки лишнего выпил, упал на пол спать, меня дынями засыпало. Сам знаешь, на что похож азиатский вагон - купе овощами завалены, даже сортиры, а во все щели пакетики с марихуаной понатыканы. Меня проводник только за Хербургом откопал и выкинул с поезда. Стал я в город пробираться, набрел на Злобинку. Прижился тут, у Любки. Муж ее лет семь назад в тюрягу загремел, а она баба знойная. - Богдан сладко прижмурился - Да и остальные ничего, хороши.
   За несколько недель Богдан подправил всем злобинским бабам заборы, а Любке ставни зверюшками расписал. Для Михася, Сереги и Кондраша, присутствие в селе нового мужика, похоже, до сих пор осталось незамеченным. Дед Бирюк, старый фронтовой шофер, не может конкурировать с Богданом в сексуальном плане. Бирюк незаменим только за рулем ржавого "газона": даже мертвецки пьяного деда женщины в любой момент доносят до машины, будят, указывают направление и старик гонит - за хлебом ли в сельмаг, за молоком ли на ферму. Доехав, Бирюк моментально засыпает и его, со всем уважением к возрасту, извлекают из-за баранки.
   - И такая любовь у меня пошла! - Богдан понюхал стакан и залпом выпил белесое зелье - Малина! К Ленке зайду - нальет, к Нюрке загляну - нальет, к Оксане на огонек сворачиваю - покормит непременно. Поначалу были неприятности. Гульнул я от Любки первый раз, а бабы на ферме чирик-чирик, и растрепали промеж себя. Я в тот день на лошади коров пас. Сижу в седле, книжку читаю, детектив Марининой. Только смотрю, из овражка весь мой гарем толпой поднимается. "Э, говорю себе, Богдан, сейчас ты из честного католика превратишься в мусульманина, и это будет больно".
   Клячу нахлестываю, она копытами машет, а бежит - ну, не быстрее хомяка. Конечно, догнали меня бабы, лошадь остановили - на скаку, блин - и давай раба Божьего мутузить. Видишь, какие тетки ядреные? Я потом два дня отлеживался. А они-то уж сами разжалобились, так и гуртовались у кровати - кто отварчик принесет, кто примочку. После этого случая запреты сами собой снялись: где хочу, там и ночую. Было только еще - в погреб меня заперли, паразитки.
   К Ксении Будаковой из Москвы приехала сестра. Погостить на недельку. Маленькое село, за исключением деда Бирюка, собралось в доме у Ксении на широкую гулянку.
   Богдан хряпнул стакан-другой и приглянулась ему городская мадам. Чудо, как хороша и стройна, особенно в сравнении с его колхозницами. Сам Пилявка был в тот момент на высоте: рубашка с воротником "ослиные уши", с 70-х годов забытого века валявшаяся в любкином сундуке, полосатая пиджачная пара, и галстук из цветастой косынки.
   Он и начал:
   - Сударыня, я вольный художник. Ваши манеры... Достойно вас запечатлеть на полотно в избе напротив, такая честь.
   Бабы переглянулись, и Любка мягко говорит:
   - Сходил бы ты, Богданушка, в погреб за огурцами.
   Как только Пилявка спустился, крышка за ним захлопнулась и не открывалась целую неделю, до отъезда городской сестрицы.
   Сначала усатый Казанова пытался стучать и буянить, но скоро смирился: разложил дастархан из варений, капусты и предательских огурцов. Коротал время, прихлебывая из горлышка трехлитровой банки жгучий самогон. Когда наткнулся на жестянки с масляной краской, его аж передернуло от злорадной фантазии расписать будаковский погреб под секс-шоп. Начал малевать пальцами, подстегивая воображение добрыми глотками самогона.
   Пилявку, одуревшего от выпивки и запаха краски, злобинские бабы извлекли из заточения, когда работа была в основном завершена.
   - Визг поднялся - на десять верст в округе! Щиплют меня, Ксюха в глаз ведром-подойницей засветила. - Богдан потер заметный шрам - Потом Нюрка говорит: "Спокойно девочки. Господь его картинки в погребе не увидит, а мы иногда забежим посмотреть, вместо телевизора". И правда, бегают. Кстати, - тут Пилявка хитро подмигнул - бабенки с того времени игривее стали. Нахватались искусства.
   Черные времена для Богдана наступили, когда в Злобинку, как птичий помет с неба, нагрянул фермер. Инженер из Тамбова - Костей звали. Потянуло инженера на землю, прикупил он в Автономии несколько гектаров, заложил фундамент под усадьбу, построил ферму - свиней разводить. Ячмень посеял.
   - Возрождать надо село, реки чистые, поля бескрайние! - так витиевато объяснил Костя злобинцам свое негаданное появление в глуши.
   Активно взявшись за обработку районных властей, Костя в скором времени сумел добиться начала строительства газопровода на Злобинку. Взялся бурить в селе водяную скважину.
   У Пилявки отношения с фермером не сложились - слишком приветливо здоровались с Костей сельские бабы. Наконец, Богдан доподлинно узнал, что фермер ночует у его Любки. В ярости Пилявка прокрался в фермерский свинарник и дегтем на спине самой большой свиноматки нарисовал Костин портрет.
   - Сучок ты! - обругал фермер Богдана.
   Однако, соседи все же, иногда Костя с Богданом вместе выпивали: после одного такого застолья фермер пешком пошел в Песчаный Умет за хлебом и не вернулся. Спустя месяц в заснеженном поле нашли его обглоданный волками скелет.
   - Остались от Кости только кости. - бодро пошутил Пилявка и продолжил - Женки мои начали шушукаться, будто я фермера специально напоил, на погибель. Охладели как-то, самогоном не потчуют. Но тут такой поворот вышел - живот надорвешь! Я заболел пневмонией и попал в Хербург, в больницу. Пролежал несколько дней и, как я позже узнал, в это время в больнице умер некий Борис Пилявский. Что за путаница вышла - не знаю, но только в село летит весточка: "Забирайте из морга вашего Пилявку". Бабы - в рев.
   Что делать - посадили Бирюка за руль, разбудили, поехали в город. Люба пошла бумаги оформлять, чтобы забрать тело, Бирюк в машине спит. Тут я выхожу на больничный двор, покурить. Вижу - наш "газон". "Привет, говорю, дед Бирюк! Какими судьбами?" Он веки приподнял, мох на ушах пригладил, встряхнулся - "Все, тебя оформили? Можно хоронить?" А уж и Любка с крыльца бежит - плачет. С тех пор опять в Злобинке жизнь наладилась.
   Баня к тому времени хорошо протопилась. Каблуков искоса поглядывал на тонкий слой самогона, едва закрывавший дно банки и собирался перейти к вопросу о пяти ящиках водки, когда на улице в конце села появилась фигура почтальонши на лыжах.
   Глаза Пилявки по-киношному сверкнули, он одернул на себе недоеденный молью пиджак. "Пойду почтальоншу встречу, может, письмо из Казахстана?" - Богдан попытался проскользнуть мимо загородившей дверь Ксении.
   - Сходи, Богдан, в погреб, принеси грибочков. - твердо остановила его Ксюша.
   За ее плечами, в дверях, в волнах холодного пара, стеной стояли Люба, Аня, Берта и Оля. Каблуков понял, что нескоро вновь встретится с Богданом Пилявкой. И беседовать насчет водки, и в баньке мыться ему придется не с ним.
   Проснулся Максим от того, что его жесткий язык как теркой карябал нёбо. Еще не успев как следует сфокусировать со сна глаза, увидел перед носом кружку с огуречным рассолом. Она стояла на полке над кроватью, между фотографией губастого лейтенанта с кубарями в петлицах, и фарфоровой собачкой.
   Точно, кружку Ксюха туда вечером ставила. А лейтенант - ее прадед, а собачку ей подарил какой-то хахаль на курсах повышения мастерства коровниц в Татищеве. Еще на столе, в окружении почтительных стаканов, должен лежать бархатный альбом с тисненым профилем Ленина на обложке, а в нем собраны фотки Ксюшиной родни до седьмого колена - достойные люди, аграрии. Муж в тюрьме. Рубашка под столом, носки под кроватью, там же ее белые трусики и лифчик.
   Хорошо попарились. Максюша!
   Осторожно отодвинувшись от девушки и сняв с плеча ее руку, Максим добрался до целительного рассола. После первого же глотка накатил приступ раскаяния. Бедный Пилявка! Как он стучал в крышку погреба, как ломился! "Хоть водки налейте, мымры!"
   Самогон-то кончился, как Каблуков и рассчитывал. Точно. Они с дедом Бирюком сгоняли на "газоне" в Песчаный Умет, за оставшимися ящиками. Потом пили, потом парились. Поначалу неловко было сидеть на полке в бане среди нескольких раздетых женщин: собственное естество резало глаза. Снова пили в избе, причем пришли Михась и Кондраш, но не решались подсаживаться, а стояли у двери, подпирая плечами притолоку, как коты ожидая подачки. Богдан тогда горящим нутром почуял их присутствие и кричал снизу: "Кондраш! Принеси стаканчик!" Кондраш недоуменно пялился в пол и пытался креститься. Ладно, надо уходить.
   Каблуков оделся, пересчитал вырученные за водку деньги, и приоткрыл дверь на улицу, стараясь не скрипеть. Перед тем как шагнуть в поле, подкрался к крышке погреба и отодвинул засов. В черном оконце погреба было тихо, даже сопения не слышно. Видать, устал Богдан от переживаний.
   В Песчаном Умете, у магазина, рядом с "Пассатом" стоял серебристый микроавтобус "Мерседес" с работающим мотором, и когда Максим, в заледеневших до колен джинсах и примерзших к носу очках приблизился, его боковая дверь неспешно отъехала в сторону. Из теплых внутренностей "мерса" один за другим вылезли несколько знакомых человек. Лучше бы Каблуков их не знал! Его догнали, и сбили с ног через несколько метров.
  
   2 РУССКОЕ СВИНСТВО
   Затевалось-то все вполне безобидно и даже с юморком: трое ребят-выпивох, обложившись тарелками, уютно устроились за столиком хербургского кабака "Бычий глаз". Кабак был переполнен по причине работающего кондиционера.
   Кондиционер, впрочем, не справлялся: на уровне голов отдыхающих менеджеров, бухгалтеров, их верных скучных подруг и редких иностранцев, висели полосы табачного дыма. Пару раз ляпнув с вилок на стол фирменный салат из яиц известного животного, ребята украдкой осмотрели зал.
   - И все-таки, портвешок в подметки не годится рябиновой настойке! - громогласно провозгласил один из троицы, в очках, чинно отрезая ножиком кусок котлеты.
   - Не скажи, не сплюнув! - горячо возразил ему второй, в синей футболке - Ты прошлый раз портвейн мокрыми окурками заедал, он тебе и опротивел.
   Пожилая пара за ближайшим столом отставила рюмки и прислушалась.
   - Знаете, что, - культурно протирая галстук салфеткой, вмешался третий, в пиджаке - я остаюсь патриотом кондового, посконного одеколона. "Огуречный", "Тройной", "Русский лес" - поэзия, а не напитки! Хлопнул, и душиться не надо - воняет за квартал. Главное, когда разводишь, воду не перелить. Может, кто-нибудь сгоняет в парфюмерную лавку?
   Волна оживления прокатилась по залу ресторана. Девушки хихикали, прикрываясь сумочками, мужчины смотрели на парней понимающе. Действие, между тем, развивалось: через пятнадцать минут очкастый уронил на скатерть бычок и прожег дырку, похожую на пробоину от торпеды, а пиджак опрокинул бутыль рябиновой, отчего столик стал напоминать место недавнего убийства.
   Другой член буйной кампании, в синей майке, с бабьим лицом и кудряшками, на танцующих ногах обошел зал, предлагая всем дамам поочередно "сплясать медляк". Огорченный отказами, он вернулся к друзьям, и устало опустил голову в тарелку с салатом из яиц известного животного.
   Впрочем, выходки троицы были вполне артистичны и милы - ни один мужчина не нашел верного повода приструнить безобразников. Напротив, в разных концах зала раздались подбадривающие крики.
   Настал миг расплаты: к ребятам направился официант в сопровождении гарда из службы безопасности. Встряхнувшись, двое парней выловили из тарелки третьего и кинулись в фойе.
   - Слышь, челов-век, - на ходу пробулькал пиджак - мы на секунду по-маленькому, а потом расплатимся.
   - Держи их! - завизжал официант, адресуясь к охраннику, и публика с приготовилась к новому развлечению.
   Пиджак в цепких руках охранника орал, что сам канцлер Германии приезжает к нему с докладами, очкастый молил взять в залог визитку, а синяя футболка мирно кимарила, обвившись вокруг конторки швейцара. Наконец, злодеев выпроводили.
   - Славно погуляли ребята! - завистливо вздохнул их сосед, вновь взявшись за рюмку - Как мы, бывало, по студенчеству колобродили! - он мечтательно закатил глаза, потом вперился в пергидрольную спутницу - Было времечко. Официант, водки подай! Бутылочку ноль-пять, нет... Ноль-семь подай!
   Если бы гражданин имел возможность через несколько минут заглянуть на кухню ресторана, он увидел бы знакомые рожи. Наглецы, перемигиваясь с поварихами, пересчитывали купюры. Это были Максим Каблуков, и два его приятеля - Питер Барков и Славик со смешной фамилией Несмеянов. А деньги - гонорар за спектакль, от хозяина заведения. Шоу "Отвязные гусары" показывалось специально для посетителей.
   Это Каблуков убедил друзей на досуге заняться скоморошеством.
   - Подумайте, - ораторствовал он с сигаретой в зубах у Баркова на балконе, - ничто так не заводит русского человека как зрелище безудержного кутежа. В душе рождается ураган чувств - мечты о казацкой вольнице, ностальгия по прошедшей молодости, прилив пивного энтузиазма! А что делает взбодрившийся мужик? Заказывает стопку за стопкой! Ресторану - прибыль.
   - От тебя, балбеса, - обратился Максим к Питеру, носившему прозвище "Бяка" - даже таланта не потребуется! Русское застольное свинство развивается по жесткому сценарию, генетически заложенному в каждом нормальном мужчине. Будь пьяным собой, и публика тебя возлюбит.
   - Ну, знаешь! - пытался возразить Бяка - Я пьяный и я трезвый - это два совершенно незнакомых друг с другом человека. Потом, приличные рестораны кутежи не поощряют: нас оштрафуют, и сдадут в ментовку. Да, и зачем нам это?
   - Как зачем? Многие кабаки содержат штат девушек, которые раскручивают посетителей на бабки. Так? Подумай: мы минутным выступлением в роли веселых бухариков поднимем выручку и заменим собой весь девичий прожорливый курятник. Хозяин подсчитает рубли и доллары, увидит, что метод работает, после этого мы - звезды! Гастроли по злачным заведениям Хербурга, восторги поклонников - поклонниц-то у нас точно не будет... Наконец, какие-никакие деньги. Главное, мы найдем полную свободу! Свободу дурачится, острить и сорить, свободу отпускать скабрезности в адрес женщин, свободу напиваться в умат без последствий.
   Так, или примерно так Каблуков парил, когда его перебил Несмеянов:
   - Красиво ты загнул про свободу. Можно попробовать. Э-э, слушай сценку - "Подворотная". Собираются три былинных персонажа: интеллигент в очках с дипломатом, бомж, и семьянин в тапочках, на секунду выскочивший из дома "за хлебушком". Троица корешится у задроченной рюмочной. Мужики сбрасываются, покупают пузырь разведенного спирта, подбирают на тротуаре стакан, потом тщательно делят водку "по булькам". Бомж с интеллигентом философствуют о преимуществе алкоголя перед наркотиками, тот, что вышел за хлебушком - поносит жену. Наконец, команда напивается в хлам: купленный хлеб съедают на закуску, интеллигент теряет дипломат с диссертацией, мужичок тащит бомжа к себе домой - "Нюська моя дружбанов как родных принимает! Чтобы ботинком по лбу вдарить - никогда!" Для кабака не годится, но рядом с летним кафе можно разыграть.
   - Блеск. А ты что скажешь, Бяка?
   Питер напрягся, задумался, свесился через перила балкона и несколько раз сосредоточенно плюнул, метя в голубя на тротуаре.
   - Что-то башка пустая. Крутится фигня всякая. Вот, например: на кухонном столе разводим жуткий свинарник из хлебных крошек и рыбьей шелухи. Пьем водку из чайных чашек - в них же тушим окурки. Запиваем пивом. Угощаем друг друга жжеными на спичках рыбьими пузырями, иногда вместо пузырей попадаются кишки. Потом занюхиваем тосты рукавами и волосами соседа, а в процессе поддерживаем высокую тему вступления России в НАТО. Просыпается удаль молодецкая: начинаем пить водку "с локтя" - это когда чашка устанавливается на согнутую руку. Бьем все чашки кроме одной - неисчерпаемая тема для шуток вроде: "Почему брат Каин убил брата Авеля? - Рюмку задержал!" Наконец, полуфинальные соревнования по армрестлингу и финальный общий мордобой.
   Максим со Славкой поддержали и эту идею, и присвоили ей условное название - "Кухонная". На их взгляд сценка вполне годилась для исполнения в номерах, специально на заказ, перед узким кругом зажравшихся бонзов, тоскующих по безответственности.
   Каблуков, в свою очередь, предложил "наприродный" номер - кутерьму с приготовлением шашлыка. То есть: отдыхающие надираются гораздо раньше, чем пожарится шашлык. Мясо поливают вместо вина водкой и оно частью сгорает, а частью пожирается сырым. На углях гибнет футбольный мяч, чьи-нибудь штаны. Мужики бредут из леса в потеках прудовой тины, увешанные колючками, поголовно травмированные шампурами и топориками. В итоге, покумекав в три головы, они сообща выдумали и известную "Ресторанную" сценку.
   - То, что мы сделаем, сродни национальному японскому театру кабуки, только в русском варианте. Может, когда-нибудь нашим творчеством заинтересуются за рубежом. В европейских ресторанах мы бы такую "русиш швайн" показали - посетители сутками бы из-за столиков не вылезали! - радовался Каблуков - В Америке, где-нибудь в отелях Майами, вообще можно развернуться: включить в репертуар сцену пляжной попойки. Представляешь: лежат на берегу полуострова Флорида русские ханурики, в трусах торчат огурцы, "козла" забивают, открывают зубами пивные пробки, спотыкаются об лежанки, подмигивают толстым теткам. В песке греется любовно прикопанная водка. Потом ханурики попеременно тонут и спасают друг друга. Любой американец за такое зрелище бешенные баксы отвалит!
   Мечты - мечтами, но идея инсценировки образцового кутежа нашла отклик у владельцев только двух ресторанов из дюжины, куда они обращались. Однако и их хватило, чтобы войти во вкус. По вечерам, раза два-три в неделю, троица эпатировала благопристойный "мидли класс" своими лжепьяными выходками и речами.
   Например, однажды в "Бычьем глазу" они заметили за сдвинутыми столиками компанию молодых учителок, грустивших по поводу зарплаты и зверств стервы-директрисы. Несмеяна поджал подбородок, взъерошил кудряшки и поднялся, с грохотом опрокинув стул.
   Небрежно, словно чекист пистолетом, поматывая полным стаканом, он начал слезливо подпевать девушкам:
   - Увольняют меня! Прирожденного педагога! Я в детстве даже школу для котят открыл, и учил их говорить, бедных. Пушистых, маленьких котят. Одного научил! Я свою директрису понимаю - ей климакс психику расшатал. И все-таки, почему молодые зоофилы должны страдать от неуравновешенных гомофобов? Только потому, что те сидят в креслах мелких царьков? Совершенно не секрет, что в школах России директорами работают тетки - старые задницы, в возрасте, когда их климакс косит, и башню, извиняюсь, сносит. Атмосфера из-за их капризов невыносимая. Травят, клевещут, придираются, хоть плачь!
   И вот я плачу. А ведь приходится преподавать детям не только знания, но и основы морали. Основы человеческого общежития в этих гадюшниках преподаем! Как работать? Какое поколение детей-климаксоидов воспитываем, дорогие учителя? Пятое? Десятое? Так выпьем же за то, чтобы мы никогда не страдали от - и Славик начал загибать мокрые пальцы - чувства усталости, головной боли, раздражительности, плаксивости, приливов жара, потливости, беспокойства и чувства страха, слуховых и зрительных галлюцинаций... Наших директрис!
   Выпив, он удовлетворенно опустился промеж торчащих ножек упавшего стула.
   Ребята после зажигательной речи Несмеяны удалились из кабака, посчитав концерт оконченным, а учителки пошли в разнос и употребили нереальное количество водки, вина, и джин-тоника. Об этом на следующий день Каблукову рассказал официант. Словом, девочек из ресторанного эскорта парни, конечно, не затмили, но выручка в часы их выступлений поднималась существенно.
   Увы, жизнь, этот калейдоскоп событий, внесла коррективы в репертуар. В ресторане "Восточная Швабия", в один прекрасный летний вечер, когда тополиный пух поземкой врывался в приоткрытые двери, и рука с зажигалкой сама тянулась его запалить... Так вот, Бяка спросил Максима неожиданно:
   - Ты кто?
   - Не понял. Я - Максим Каблуков. Тебе этого мало? Сам-то ты кто, конь в пальто?
   - Я тут, понимаешь, думаю: буду тебя знакомить, допустим, с девушкой, и затруднюсь. Мог бы сказать: "Знакомьтесь, Каблук - чумовой серфингист". Или - "грязный скандалист". Или - "светский лев, король бомонда". Или - "популярный дефлоратор, отсидел за убеждения". А ты даже не единорос. Ну, журналистику краем кочерги шевелишь, допустим. Этого мало для яркой личности.
   Каблуков посмеялся.
   - Точно. Не прусь от футбола. Чихал на музыку. Безнадежно аполитичен. Сочувствовать партиям - работа людей подкупленных, реже фанатичных. По сути, это так же абсурдно, как сопереживать коммерческим успехам-неудачам ЗАО "Хербургнефтегаз". Православный лишь в силу уважения к вере предков. Не имею выраженных сексуальных отклонений. Мне безразлично, что жрать - лишь бы мусор не подсунули. Как видишь, с идентификацией большие сложности. От чего отталкиваться? Сто пятьдесят миллионов человек в России скажут - "Вот серость, бля, комнатная пыль!" Ни одной точки соприкосновения с великим народом-болельщиком, народом-электоратом и народом-хоругвеносцем.
   - Ты просто фригиден. - заметил Питер.
   - Непричастен. Есть такие философско-уголовные термины - "причастен" и "непричастен". Масса людей хотят стать причастными к женщинам, выбравшим тампоны "О-би", или к мужчинам, выбравшим бритву "Жилет". К светской богеме, к правящей партии, к бизнес-элите, к клубу "Пивной животик", к кругу знакомых мэра Урюпинска. К гомосексуалистам, наконец.
   - Про педиков молчок. Хоть к кому-то ты причастен?
   - К тебе, раздолбаю. Недавно поднимаюсь по лестнице, в подъезде, смотрю: дядя стоит на четвереньках, а голова между перил застряла. Курил на площадке, выронил сигарету, потянулся - "быстро поднятое не считается упавшим", его и закапканило. Уши натер, слезы капают, а кричать стесняется. Чувствую: к нему я тоже причастен. Вызвал по мобильнику "скорую". Врач приезжает, говорит: "Где спасатели с автогеном? Или мне голову ему отрезать?" "Лучше тело отрежьте!" - говорю. Вызвал спасателей. И к хамбо Васе я очень причастен.
   Буддист Игорь Токарев, по кличке "Вилли", был их старым и очень непредсказуемым другом. Когда в один погожий день Вилли почувствовал, что ему надоело тянуть лямку в российской армии, то сложил на тумбочку форму, и удалился в степь медитировать.
   Закутанный в женское пальто и украденные по случаю драные джинсы "Rifles", он кружил по барханам вокруг гарнизона. Караулы убегали, едва завидев его демонический силуэт. Местные абреки не беспокоили Вилли, так как не совались без большой нужды в степь - змей полно.
   В единении с природой буддист провел несколько упоительных дней и ночей, о чем потом любил вспоминать.
   - Меня-то змеи не трогали. - рассказывал Токарев - Другое достало. Из любой нормальной части давно бы комиссовали, чего я и добивался. Но ведь у нас собрался чистый паноптикум: солдаты горбатые, кривоногие, наркоманы, с недержанием мочи. Трудно было выделиться на этом фоне. Месяц баклуши бью, а никто из офицеров этого не замечает. Тогда я решил поразить командный состав интеллектом. Раздобыл карандаш, тетрадочку. Сижу на видных местах и кропаю всякий бред. Наконец, подходит майор: "Рядовой Токарев, что пишете?"
   Я напустил на себя вид задумчивый и мрачный: "Боюсь, вам не понять" - "Как же, и мы в детсаде грамоте обучались!" Докладываю: "Товарищ майор, я понял, что солдату российской армии не обязательно питаться в столовой. Я уже шесть дней не принимаю пищу. Чувствую, что скоро подключусь к космическим каналам энергии!" "Я тебе подключусь, сукин сын!" Выгнали со службы, со статьей.
   То, что Вилли вернулся, ощутил весь Хербург. Ближайшие к его норе кварталы - точно. Особенно почему-то доставалось профессионалам бильярда, которые собирались в стеклянном павильоне, в парке. Их Токарев считал то аферистами, то мажорами, в зависимости от того, какой напиток принял с утра - пиво или водку. В любом случае - людьми, недостойными греться под солнцем.
   Патлатый, но подтянутый, закованный в джинсовую броню, он твердой походкой подходил к крыльцу бильярдной. За ним, побросав доски, в предвкушении зрелища, тянулись старички-шахматисты. На крыльце Вилли всегда выполнял один и тот же ритуал: снимал ботинки и носки, а в карман куртки вкладывал уголком белый платок, отчего становился похожим на свадебного шафера. Он заходил в бильярдную, а старички засекали время на шахматных часах.
   Ровно через две минуты в павильоне раздавался треск ломающихся киев, вопли и прочий шум, сопровождающий разнузданную драку. Еще через десять минут Токарева выбрасывали обратно на крыльцо. Вилли промокал кровь белым платком, обувался и подсаживался к старичкам удовлетворенный, прихлебывая из горлышка портвейн "Три топора". "Ну что, отец, - философски замечал он - сразу видно, что они не читали Франца Кафку. Чей ход?"
   - Нелогичные прорывы души, эмоциональные протуберанцы - вот из чего плетется ткань реальной жизни, мое мнение. - закончил Каблуков и посмаковал:
   - Душевные протуберанцы. Остальное - условности, миф, воздух, фальшивка.
   - Блин, - Бяка озадачился - я так и не въехал, как тебя с чиксами знакомить? Собирает, скажу, души прекрасные порывы. Решат, альфонс.
   Исчерпав тему, ребята замолчали. Их соседями в тот раз оказались четверо дельцов вульгарной наружности. На запястье одного из них, относительно подтянутого, сияла якорная платиновая цепь-браслет. Другие были похожи на волосатых кабанов, по недоразумению коронованных, как это часто бывает в мультиках.
   Похахатывая, они обсуждали некую состоявшуюся сделку. Потом, веселясь, начали спорить, как удобнее облапошивать своих служащих: посредством "испытательного срока" или "бесплатного обучения".
   - Эти точно за "Челси" болеют. - шепотом предположил Максим.
   Бяка, уже раза три пострадавший от работодателей-лохотронщиков, сидел, уставившись в стол и мял салфетку. Славик откинулся на кресле, потягивая вино, и тоже слушал.
   - Официант! Вася! - вдруг заорал самый толстый кабан - Отнеси шампунь тем двум девахам в углу. У них жопы красивые!
   Девушки пытались было отказаться от угощения. Они расплатились и начали поспешно собирать свои крохотные рюкзачки.
   - Куда!? Гулять будем! Да не бойтесь. Мы культурно напьемся. Баблом не обидим. Бубликами!
   В этот момент Питер толкнул Максима локтем:
   - Каблук, дай штопор!
   Максим сунул Бяке в руку штопор.
   - Покажу им бублики с дырками! - пробормотал Бяка, выбираясь из-за стола, протискиваясь между спинками кресел.
   Он подошел сзади к склонившимся спинам и оттопыренным задницам бизнесменов. Хлопнул владельца цепи по мягким ягодицам, и, когда тот обернулся, ударил его зажатым между пальцами штопором в лицо. Штопор неглубоко вонзился в ноздрю и повис.
   Раздался женский визг. Девчонки, зажимая рты ладонями, смотрели на штопор: он блистал в носу несостоявшегося ухажера, словно деталь хард-пирсинга.
   У дверей охранник осмелился схватить Славку за рубаху, заломил ему руку. Когда Максим с Питером наскочили на него, отпустил, быстро сказав: "Двором уходите, мудаки!" Двор оказался проходным. Однако, по улице ребята шли нарочито неторопливо, и присели на лавочке на троллейбусной остановке за квартал от "Восточной Швабии". Закурили.
   Питер молчал, слюнявил фильтр.
   - Вот вам образец эмоционального протуберанца. Думайте, как от ментовки отвертеться, умники-чистоплюи. - подал голос Каблуков - Что в отделении говорить будем?
   - Ничего! - отозвался Питер - Они не заявят. Не будут выставлять себя на посмешище. Перетопчутся. Как же! Он звездный, а его на штопор насадили, как вино "Плодово-ягодное". Ништяк мы их, а? Теперь с директором ресторана с глазу на глаз надо утрясти вопрос, извиниться.
   - Я туда больше ни ногой!
   - Хочешь сказать, в других кабаках встречается меньше уродов? Это нам до сего дня не попадались.
   - Да-а, причастный, деепричастный. Штопором ты их шкуру не пробьешь! Броня. Пропаганда, агитация и оголтелый пиар - вот что поможет утвердиться душевному свинству и победить буржуазный разврат! - значительно поглядывая на небо, как бы призывая Всевышнего в свидетели, заговорил Несмеяна - Мы сможем переломить ход истории. Или, хотя бы, погнуть.
   Друзья еще раз затянулись сигаретным дымом.
   Инцидент в "Восточной Швабии", и впрямь, замяли без лишнего шума. А через неделю ребята подкладывали в подносы официантам, на манер рекламных листочков "МакДоналдса", небольшие брошюрки. Каблуков отпечатал их подпольно, на цветном лазерном принтере в редакции "Остфатерланда", что стоило ему три бутылки баварского пива.
   Содержанием самиздата стали забавные и по-сельски сентиментальные заметки, где алкоголь мешался с любовью, мистикой и детективом.
   В одной заметке Каблуков описывал случай, как Игорь Токарев полюбил секретаршу председателя, в колхозе своей юности:
   "Первый раунд. Принял Вилли на грудь, вваливается в приемную: "Дарья, ты помнишь Ницше? Одинокий сверхчеловек. Короче - он не прав. Бросай накладные, выходи за меня замуж! Моя жизнь в твоих руках" - "Игорь, пошел ты на хуй со своим Нишей! Алкоголики!" - "Так, значит?"
   Приемная, надо сказать, была на втором этаже сельского Дома культуры. Стенку ДК, точно под председательскими окнами, мужики облюбовали для отправления нужд. Вот и в тот раз: стоят в рядок праздные крестьяне, писают, а в это время Токарев наверху кричит - "Прощай, любовь горькая!" Прыгает в окно головой. Пробивает стеклопакет и, вместе с занавеской, падает на головы односельчанам.
   Те приостановились на мгновенье - что за байда на них свалилась? Потом:
   - "А-а, это Игорь к Дашке сватается!"
   И дальше спокойно писают.
   Второй раунд. Сразу после ремонта ключицы, Токарев пришел в дом к зазнобе чин-чинарем: с цветами. Встретили его неприветливо. Под одобрительные подначивания соседей, будущая теща била Вилли коромыслом, тесть - лопатой, а невеста - пустым сорокалитровым молочным бидоном. Урок закончился, когда зятек бездыханным упал на осыпанную лепестками астр и полевых ромашек землю.
   Посовещавшись с соседями, сваты убиенного решили погрузить его останки в люльку мотоцикла, вывезти за село и прикопать в овраге. Когда мотоцикл с безвольно свисающим телом проезжал мимо танцплощадки, тело ожило, спрыгнуло с коляски и смешалось с толпой молодежи. Поженились Даша с Игорем только через полтора месяца".
   - Где мораль? - начал протестовать, прочитав, Бяка - Они ведь, в реале, еще не поженились.
   Другой сюжетец был о деревенском кузнеце Кирпоке, который однажды ковал Каблукову острогу для рыбалки, и его жене Алевтине:
   "Сели Кирпок с Алевтиной обедать, хватились - соли нет. Щас! Кузнец прыгнул на велик: до сельмага рукой подать. Подъезжает и застает у магазина толпу мужиков. Мужики грузятся в кузов "ЗИЛа", и кличут его: "Э! - говорят, - Добавишь красненькую, поедешь с нами. В соседнее село дешевого винища завезли!"
   У Кирпока на удачу сотенная на руках. Съездили, закупились, а на обратном пути свернули в лесок - вино дегустировать. Как оно там дальше сложилось, черт его знает, но только все уехали, а пьяного Кирпока оставили на поляне с сеткой вина. Искали его селом полторы недели. Мужики до последнего не вспомнили, что забирали кузнеца с собой от магазина. Велосипед стоит - Кирпока нет!
   Явился Кирпок домой обросший, грязный, в четыре часа утра. Супруга-то первые дни с оглоблей его ждала, а потом с полотенцем через плечо - утирала обильные слезы. Заказала доски на гроб.
   По рассказу кузнеца выходило, что все полторы недели он просидел на поляне, и стоило ему очнуться, как тут же незнакомый мужчина, сидевший напротив, протягивал бутылку вина. До тех пор, пока вино не кончилось. Тогда мужик сказал кузнецу: "Все выжрал, морда? А ну, дуй домой!"
   "А как мужик выглядел?" - мягко спросила его жена.
   "Небритый, в синей куртке"
   "Посмотри на себя, скотина!"
   Кирпок глянул в зеркало и обомлел - это он сам сидел напротив и потчевал себя вином целых полторы недели! На лесной поляне, под осенним дождем! Оборотень то был, леший - до сих пор уверен Кирпок. Алевтина его простила, и жили они долго и ...".
   - Че, серьезно леший? Мне однажды с бодуна чеченцы привиделись. В окно лезли.
   - Питер, заткнись!
   В агитке также была напечатана история хербургского вора-мясоторговца Хапалина. Он подговорил нескольких их знакомых студентов Политехнического института ночью перебить свиней на ферме под Шиханами. Утром жулик должен был подъехать на грузовике, забрать тушки и заплатить бакалаврам за труд.
   Студенты, пока ждали темноты в овраге за фермой, накушались до положения риз. Забрались в сарай, поймали первую свинью и сообразили, что хрюшкам больно и страшно, когда их полосуют ножом. Всплакнули, обнявшись, расцеловали розовые пятачки. Но - дело есть дело. Как быть?
   Парни вспомнили, что мастера-киллеры в детективах убивают недругов спичкой или карандашом. Мгновенная, безболезненная смерть. Главное попасть жертве в чувствительное место. Ну, выдернули из ворот барака запорный штырь и начали бегать за свиньями, стараясь ткнуть каждой в глаз. Визг стоял до рассвета.
   Наутро мясоторговец подъехал к воротам фермы. Он нашел там пятерых похмельных киллеров и полсотни живых, агрессивных свиней. Что интересно, все попались. Оказалось, милиция отслеживала криминальную сделку. Хапалин сел за прежние грехи, а ребятам следователь так и не смог ничего предъявить, кроме мелкого хулиганства.
   - Доброта побеждает сволоту! - выдал Бяка.
   Посетители ресторана с улыбкой прочитывали опусы. Уходя, почти все забирали буклеты с собой, так что стопка агиток быстро иссякла.
   Поздним вечером, после печатного дебюта, троица сидела на скамейке в центральном парке, попивая миндальную настойку.
   - Стенгазета пользуется повышенным спросом. - удовлетворенно заметил Славка. Он перебирал в сумке оставшиеся листочки. - Души горожан тянутся к корням, к трогательной чистоте отношений.
   - Лубочные байки такое же ноу-хау, как наше кабуки. - встрял Питер - Надо ковать, как кузнец Кирпок, пока винище не остыло. Учредим полноцветный еженедельник! Желтая пресса, но без попсястых звезд, это прикольно. Интригует.
   - Герр Питер, для того чтобы зарегистрировать и продвинуть самую завалящую газету, нужны деньги. Пятьсот тысяч, для начала. Вру, больше. - урезонил их Максим.
   Друзья выпили по последней стопке, и вышли из тени парка под фонари Немецкой улицы.
  
   3 ОБЩАЮСЬ СЕРДЦЕМ
   "Собравшись в путь он вверил свою жену Иосифу, мужу своей сестры Саломеи, - человеку вполне надежному и вследствие близкого родства преданного ему - и приказал ему втайне лишить жизни Мариамму, если его убьет Антоний. Иосиф же открыл эту тайну царице - отнюдь не со злым намерением, а только для того, что бы показать царице, как сильна любовь царя, который и в смерти не может остаться в разлуке с нею. Когда Ирод, по своем возвращении, в интимной беседе клялся ей в своей любви и уверял ее, что никакая другая женщина не сможет сделаться ему так дорога, царица возразила: "О да, ты дал мне сильное доказательство твоей любви тем, что приказал Иосифу убить меня!"
   Едва только Ирод услышал эту тайну, он, как взбешенный, воскликнул: "Никогда Иосиф не открыл бы ей этого приказания, если бы не имел преступных сношений с нею!" Свирепый от гнева, он вскочил со своего ложа и бегал взад и вперед в своем дворце. Этот момент, столь удобный для инсинуаций, подстерегла его сестра Саломея и еще больше усилила подозрения против Иосифа. Обуреваемый ревностью, он отдал приказ немедленно убить их обоих. Но вслед за страстной вспышкой вскоре настало раскаяние; когда гнев улегся, в нем вновь воспламенилась любовь. Так сильно пылала в нем страсть, что он даже не хотел верить ее смерти"
   - Порыв души. - сочувственно прошептал Каблуков - А женщины - чисто пчелы. Умереть, но укусить.
   Максим загнул угол страницы, закрыл черный томик "Иудейской войны" и потянулся за рулоном туалетной бумаги. Надо было ехать, встречаться с Питером, который обещал поразить его гениальной идеей.
   Перед уходом он пропылесосил квартиру, а потом внимательно осмотрел щетку пылесоса, даже взъерошил жесткий ворс пальцем: ничего. Максим разочарованно дернул уголком рта.
   - Денег у нас, конечно, нет, но мы можем их занять! Легко!
   Бяка говорил в обычной манере: сбивчиво, торопливо глядя на пуговицы, то своей рубашки, то рубашки Каблукова. Он горел, кипел энтузиазмом, и Максим это видел, и относился к его словам всерьез. Бяка утверждал, что его знакомый бригадир могильщиков с Увекского кладбища переквалифицировался в хозяина подпольного водочного цеха, и не жалеет, "а могильщикам, сам знаешь, калым прет, как премьер-министрам". Могильщик был готов дать денег в долг, но только под серьезный алкогольный проект.
   - Нам надо где-то по двести пятьдесят тысяч на брата, тогда мы купим оптом несколько бочек спирта, марки "Люкс" или "Экстра". Осетинского, разумеется. Поработаем месяц бутлегерами, не измылимся. - рассуждал Бяка.
   Максим с Питером сидели под полосатым навесом с логотипом пивного завода, в одной из многих кафешек, прилепившихся вокруг лодочной переправы через Волгу в прибрежном районе Хербурга. День был жаркий, но с реки тянулись струи прохладного воздуха с запахом болота, камыша и сырой рыбы. "Расписные" и "острогрудые", в буквальном смысле слова - остроносые лодки-гулянки, подвозили с островов стайки отдыхающих по десять-пятнадцать человек.
   Среди отдыхающих имелся некоторый процент иностранцев, которые были настроены на доверчивый и восторженный лад. Поэтому почти с каждого подплывающего к пристани буколического челна до Каблукова и Баркова доносилось: "Вольга, Вольга, мутер Вольга".
   "О, эта великая азиатская река!" - думали, небось, дуралеи, глядя на барашки волн и пляшущие пузыри пластиковых бутылок, а, посматривая на перевозчика в драной рубахе, умилялись: "О, эти мудрые потомки укрощенных речных разбойников, непокорная свирепость и сейчас угадывается в их взоре!"
   Лица туристов в лодках делались кукольными. Незнакомые прежде, враз сплотившись в хор, они тянули: "Вольга, Вольга, мутер Вольга" Дальше этих слов песню, как правило, никто не знал.
   Мотор гулянки неспешно тукал и дымил солярой, а взор перевозчиков становился все свирепей и свирепей. Каблуков однажды был свидетелем, как под вечер несколько усталых лодочников коротали время в кафе с пивом и сушеной воблой. Один, расслабившись, затянул навязчивую "Вольгу".
   Песня, видимо, долго крутилась в его мозгу и вдруг, неожиданно для него самого, нашла лазейку наружу.
   Другой перевозчик с криком: "Ты-то, бля, куда?!" - свалил певуна с пластикового стула и долго мутузил среди окурков и разлетевшейся мелочи, бил по затылку кулаком с зажатой наподобие кастета сушеной рыбкой. Может, просто нашел повод.
   - Вот, значит. - спешно гнул свою линию Бяка, а все тот же ветер, с запахом размокшего камыша, колыхал край навеса кафе - Я предварительно поговорил с парнем-грузчиком из "Хербург ликерс": он будет поставлять нам комплекты фурнитуры для бутылок. Это что? Этикетка, воротничок, акцизная марка, пробка с дозатором. Да, да, он вхож на склады. Недешево, но - наворует сколько надо.
   Питер замолчал, глядя на группу механически улыбающихся и вращающих головами туристов, проходивших от пристани через кафе к стоянке автобусов, такси и маршруток. Один из них, молодой американец или англичанин, с рюкзачком через локоть и зеленых шортах, робко обратился в Бяке - "Ю из дойч?"
   - Я. Натюрлих.
   Бяка доброжелательно выдал оба известных ему немецких слова. По-немецки он знал "я" и "натюрлих", а еще - "камрад, гебен мне папироску". В гимназии и университете Бяка изучал французский язык, и знал его почти в совершенстве. А вот родной, увы - ни в зуб ногой.
   Парнишка достал из кармана несколько купюр наличных долларов. Максим на английском объяснил туристу, как пройти к банковским обменным пунктам в обход частников, которые могут обмануть.
   Парень удалился, чего-то все-таки недопоняв, ибо через пару десятков метров, на подходе к стоянке, его окружили сладкие мужички-менялы. Они потряхивали пачками рублей и щупали англосакса за рюкзак.
   - Блин, Питер, сейчас молодого обуют. Может нам не водку разливать, а временно в валютчики податься?
   - Нет, слишком жесткая конкуренция. Убить не убьют, но неделю будешь ходить как генетический уродец.
   Каблуков с Бякой допили пиво, поднялись и побрели вдоль берега к автомобильному мосту из Хербурга на левый берег - в Покровск. Мост низко гудел, как шестая струна гитары. Издалека было слышно мост, когда его гул не заглушал визг катающихся на горках в прибрежном аквапарке.
   Для продолжения разговора Бяка угнездился на затопленной бетонной плите у берега. Река медленно проносила мимо мелкий хворост-плавун, иногда выплевывая его на берег крепко скрученными рождественскими гирляндами.
   Низенький, плотный и чернявый, в своей рубашке-балахоне Питер стал похож на бюргера из какого-нибудь самодостаточного правобережного поселения, бездумно следящего за удочкой-закидушкой. Правда, очень нервного и суетливого бюргера.
   - На "Отвязных гусарах" и "Подворотной" мы по двести пятьдесят тонн не намолотим, сопьемся раньше. Давай рискнем? - продолжил Барков - Два-три раза обернем капитал, заработаем на раскрутку газеты, и снова вернемся в мир творческой интеллигенции. Даже на табачок останется. Ты-то попутно в "Остфатерланд" прислонился, а я? После универа на горбе у предков сижу! Пробовал переводчиком, в Интернете свое резюме повесил. Все зря. В турфирмах вакансий нет.
   - Хорошо, Питер.
   - Что - хорошо? Беремся или нет? Мне договариваться с могильщиками о займе?
   - Слушай. - Максим принял решение - Сегодня вечером я встречаюсь с сибирским бизнесменом. Прикатил к нам из далекого Анадыря. Хочет открыть в Хербурге, на Соколовой горе, в турзоне, этнический ресторан. Меня один человечек, его земляк, порекомендовал старшим менеджером. Авось, пристроюсь. Через ресторан паленую водку сбывать - милое дело. Тем более, ресторан этнический. Кто разберет, что у них там, на Чукотке, хлещут? Хоть помои наливай. Водку бодяжить беремся в любом случае, но, хотелось бы обойтись без могильщиков. С кладбища боязно дело начинать. Кладбищем обычно заканчивают.
   - Ты знаешь, Максим, я и приемный пункт присмотрел, где бутылки скупать можно. Рядом с моим домом. Несмеяна в долю трусит идти, да и невеста, Катринка, лошадь белобрысая, его отговаривает.
   Катрин была давняя пассия Славы - низенькая, вполне складная, но гипертрофированно домовитая и хозяйственная девушка из фольксдойче. Они и внешне-то были похожи: оба с поджатыми подбородками, настороженными и плаксивыми. Катрин не таила намерений окрутить Несмеяну, а потом сманить на ПМЖ в Германию. Слава пока держался.
   - Но он будет бутылки мыть, по пятьсот рублей за партию. - заторопился досказать Бяка. Явно окрыленный согласием Каблукова, Питер почувствовал себя занятым человеком, а не нищим мечтателем, как за пару минут до этого - Короче, все смазано. Не пожалеешь - не-ет.
   Вечером Каблуков созвонился с Федором Вуквуге, к которому как раз нагрянул вышеупомянутый родственник-бизнесмен из Анадыря. С Вуквуге, официальным представителем администрации Чукотки в Немецкой автономии, Максим тогда пересекся по делам редакции. Чукча, как патриот Севера, хотел вести в "Остфатерланд" страничку для туристов-экстремальщиков под условным, рабочим названием: "Кто не был, тот будет". По словам Федора, приезжий предприниматель - его троюродный брат по матери, был настоящим "чаучу", оленным чукчей, известным своими стадами на всю тундру.
   -- Приезжай прямо сейчас, побеседуем. - немногословно посоветовал Вуквуге.
   Максим как всегда забыл зонт, а на улице между тем пошел дождь средней интенсивности. Выскочив из дома и допрыгав до остановки трамвая, Каблуков убедился, что влезть будет непросто: вагоны были переполнены и кренились под тяжестью пассажиров.
   В трамвай Максим так-таки юркнул: на удачу грузная тетка, из той породы, что он мысленно называл "танкетками", выбираясь из салона, как поршень выперла наружу полвагона.
   Федор жил в многоэтажке, в дорогой съемной квартире недалеко от Набережной Космонавтов.
   -- Еттык, -- "ты пришел?", окликнул Каблукова из-за металлической двери Вуквуге.
   -- И-и, -- "да", Максим ответил по-чукотски.
   Оленный чукча, родственник хозяина, уже сидел в гостиной за столом, на котором, кроме строганины из белорыбицы и сырой налимьей икры, красовалась неизбежная водка. Чукча улыбался:
   -- Ноги промочил -- горло болит, горло промочил -- ноги не слушаются! Так шутим в тундре.
   Оленевод Карп Кергитагин оказался человечком в застиранной майке с символикой "Олимпиада - 80", с веревочной мускулатурой, абсолютно круглым лицом, крохотными ушами и глазами, совсем потерявшимися на аэродроме лица, далеко от холмика носа.
   Максим присел мокрой задницей на черный венский стул, поерзал. Рядом с ним на столе лежал женский нож-пекуль, он секунду задумался -- не зазорно ли мужчине пользоваться этим орудием, потом решился и отхватил кусочек икры налима.
   - Я часть олешек своих продал. Хочу на Большой земле предпринимательство открыть. - выпив рюмку, Карп прервал разговор о мерзкой погоде, и сразу перешел к сути вопроса.
   -- Серьезный бизнес?
   -- И-и, хорошее дело. В стойбище говорят: русские обнищали в городах, много пыльвынтэ ходит ("железная нога", мысленно перевел Максим, то есть - убогих, нищих), витаминов нет, много водки пьют. Хочу чукотский яранга-ресторан поставить, яранга-баня и яранга -- мобильная связь. Хочу выручать русских, спасать.
   -- Что ж, ресторан для пыльвынтэ будет? Социальный? - Каблуков помедлил, прежде чем спросить, ведь от ответа в некотором роде зависел успех предприятия.
   -- Другой будет, для всех, -- рассудительно поднял ладони Карп. -- В стойбище говорят: "Поедем, накормим братьев по древнему обычаю". В России голодно, потому что оленей мало, рыбы и нерпы мало. Братья тратят деньги на лекарства, водку и телефон. Надо помочь.
   Кергитагин начал излагать свой план. Его ресторан-яранга, по замыслу, должен быть организован строго в племенных чукотских традициях.
   -- Зачем нужны деньги? -- слегка картинно недоумевал оленевод. -- Звери и охотники не едят эти бумажки. Каждый мужчина, приходя в ресторан-ярангу, будет приносить свою добычу, и его добыча -- добыча всех, кто в яранге гостит. Таков древний обычай. Кушайте на здоровье, однако. Хозяйка яранги ждет у входа. Подает гостям кружку с водой и льдинкой. Мужчины должны отпить, а остаток воды вместе со льдинкой выплеснуть на головы убитых нерп, или рыб, или свиней -- что у вас в Хербурге водится? Мертвые тоже хотят пить. Их тоже надо напоить. Таков древний обычай. После этого хозяйка выставляет кэмэн -- большое деревянное блюдо с угощением. Вот все и сыты будут.
   В своей яранге Кергитагин предполагал подавать копальхен -- прокисшее моржовое мясо, приправленное зеленью, чтобы восполнить недостаток витаминов в организмах горожан, а также старые кости, которые можно погрызть. Особенное внимание собирался уделить сушеным толченым кореньям -- пульхи.
   - Из очищенных кореньев в деревянной ступе толчется мука. - уточнил Карп - Пульхи добавляется в чай, в рыбные пироги. Спасает от авитаминоза.
   Каблуков молча отошел к окну, к форточке - покурить.
   - В моей подсобке, русском доме рядом с ярангой, в стойбище, телевизор стоит. -- невозмутимо продолжал чаучу. -- Смотрю, однако, мульти-табс русским за деньги продают. Витамины. Витамины покупать -- так легко стать очень бедным, и жить в землянке! Но зачем их кушать, когда есть пульхи, кости и копальхен?
   Представив смачный кусок гнилого моржового мяса, Максим невольно скривился. В тот же момент пришло понимание, что даже за ночь любви с райскими девами-гуриями он не согласится работать менеджером в ресторане Кергитагина.
   -- Ты что, смеешься? -- оленевод заметил его гримасу и обиделся -- Думаешь, мы, как в анекдотах, глупые? А кто у нас на Чукотке крытый Ледовый дворец построил? Вот точно -- в тундру со своим холодильником! Уттырэвымрэвыт Роман Абрамович построил. Почему бани ставили, чукчей мыться заставляли? Мой телевизор Аляску ловит, там братья-юпик говорят: с мылом мыться -- болеть будешь. В стране Германии, говорят, с мылом не моются. Сейчас русские сами болеют и умирают от мыла: кожа умирает.
   Тут Карп вылез из-за стола, подошел к Каблукову и примирительно похлопал его по плечу.
   -- Чукча научит вас здоровой бане. Я поставлю в центре Хербурга ярангу с крепким очагом и котлами с топленым салом. Заглянул русский или немец, или американец, шубу скинул, погрелся, салом натерся и дальше по улице пошел. Так на теле жир накапливается: от холода спасает, от многих болезней спасает.
   Вновь присели, Карп налил Максиму и Федору по полному стакану, себе же плеснул чуть-чуть.
   -- Баня и ресторан, это слишком крупные проекты, уважаемый Карп. Опыта у меня нет, вряд ли смогу у тебя работать. Хотелось бы помочь, но... но... - чувствуя, что беседа подходит к концу, Максим активнее налег на водку и строганину. - Что еще?
   -- Хочу поставить ярангу - "Безтелефонная мобильная связь". Моя жена без телефона всегда сердцем чувствует, когда я из тундры вернусь, когда котел на огонь ставить, когда запасную упряжку собак кормить.
   -- Это правда, -- смущенно вмешался Федор, ему было неловко за громадье планов сородича. -- Я сам в прошлом году наблюдал: Карп на полмесяца уехал в тундру проверять капканы. Все эти дни его жена варит маленький котелок мяса. Вдруг она суетится и ставит на огонь большой котел. "Зачем?" -- спрашиваю. "У хозяина нарта сломалась: скоро вернется голодный", -- отвечает. Действительно, появляется Карп со сломанной нартой. Он вернулся, чтобы ее починить. "Но как ты узнала?" -- я допытываюсь - "Как же я могу не знать, что мужу трудно?".
   И как истинный думающий чукча-интеллигент, Федор добавил:
   -- Я читал, что это называется генерационным мышлением, то есть способностью жить в состоянии озарения. Если бы чукотская женщина мысленно не общалась со своим мужем, то не могла бы узнавать, когда и где в тундре ему нужна помощь. Семья осталась бы без кормильца.
   -- Да, Елена научит женщин в городах сердцем общаться с мужьями: они не будут в трубочку целыми днями трещать. -- важно кивнул Кергитагин. -- Тогда другая связь совсем не понадобится, и на большой земле люди станут богаче. Был я у сестры в Анадыре: на улицах люди рот в рот уже не говорят, только по маленьким телефонам. И в Хербурге так же. Конечно -- вы бедные. Видел, рюмочных в городе много. К нам в стойбище вертолет прилетает, спирт на мясо и шкуры меняет, а в городе вертолета не ждут. Идут в рюмочную и спиваются. Есть у меня еще задумка, как людям помочь и денег заработать.
   Оп-с! Каблуков прислушался, мысленно ликуя. Решил было - рано он скинул со счетов Кергитагина, как возможного спонсора. Однако, фиг вам! Карп затеял открыть в Хербурге "Мухоморочную".
   - Я тут, по городу прокатился, смотрю туристов много, иностранцев много, пьяных много. Вот меня и долбанула идея. Дело пойдет! - похвалялся оленевод, непрерывно жуя и утираясь кухонным полотенцем.
   Что понял Максим: насмотревшись на примере односельчан-алкашей на пагубное действие этилового спирта, воздержанный Кергитагин решил организовать бизнес на мухоморах. Мухомор -- традиционный чукотский галлюциноген. Чукчи используют мухомор чаще всего в сушеном виде. Грибы заготавливают впрок, высушивая и нанизывая по три штуки на нитку -- это одна доза. От гриба зубами отрываются маленькие кусочки, пережевываются и запиваются водой.
   Привычка к мухоморам может быть очень сильной, хотя в целом этот гриб гораздо безвреднее водки. По мысли Кергитагина, жители городов скоро распробуют новый продукт и откажутся от огненной воды.
   -- "Мухоморочные" можно открыть хоть на каждой улице. Мухоморы дешевы, опять же, экономия. -- оленевод с энтузиазмом расписывал свой проект. -- Мужики похмеляться любят. Мухоморами похмелиться совсем не трудно: надо пить собственную мочу или мочу недавно наевшегося человека. Или мочу оленей, пасущихся в грибных местах. Это совсем бесплатно!
   -- Карп, ты "Generation "П" читал, нет? Плохо. Так вот: в Хербурге мало мухоморов и нет оленей, только в зоопарках. И в Тамбове нет оленей, и в Самаре, и в Воронеже, и даже в Москве. Может, все-таки рюмочную открыть? - намекнул Каблуков.
   -- Думаешь, на Чукотке раньше водились олени? Нет, диких оленей подарил людям Пичвучъын -- сын бога-творца Тынантомгына. Шел по берегу моря, пнул ногой гальку, и превратилась она в быстроногих оленей. Вот и в России, стоит только попросить Бога как следует, появятся олени и много мухоморов.
   Кергитагин порылся в сумке, достал и поставил на обеденный стол, предварительно смахнув на паркет крошки, темного деревянного божка.
   Уходя из сумасшедшей квартиры, Максим шепотом - Карп молился на кухне Пичвучъыну, спросил у Федора в коридоре:
   -- Как это он начальника Чукотки обозвал, ну, по поводу крытого катка в тундре? Уттырэвымрэвыт?
   -- Понимаешь, -- так же шепотом ответил Федор, -- в чукотском языке вообще нет похабных ругательств. А это значит -- "дятел".
   По дороге к остановке Каблуков набрал номер Питера и, судорожно всхрапывая, пересказал ему разговор с оленеводом.
   - Зря отказался. - по голосу Максим понял, что Бяка не разделяет его веселья. В трубке было слышно, как он озабочено постукивает ногтями по зубам. - Пастух организовал бы свое идиотское дело, убрался бы в Анадырь, и ты, управляющий "Мухоморочной" - кум королю. Мы предлагали бы посетителям альтернативу: кому водка, кому гриб.
   - Ты спятил, да? Серьезно спятил? - Максим не выдержал и заругался - Ты хотя бы представляешь мою визитку - "Максим Каблуков, директор "Мухоморочной". Тел: общаюсь сердцем"? Звони своей похоронной команде, и пока! У меня тариф не резиновый!
  
   4 ГАГАРИНСКИЙ ЛОМ
   Утро следующего дня началось как в классическом детективе: заверещал телефон. Каблуков спросонья долго шарил по комнате, сшиб на пол с компьютерного стола коробку дисков и пузырек со своими линзами, выбежал в коридор и порылся в кармане куртки-джинсовки. Наконец догадался, что мобильник заливается под подушкой. По определившемуся номеру понял, что звонит неуемный Барков.
   - Слушаю.
   - Я договорился насчет займа. Сегодня, часов в двенадцать, подтягивайся к Несмеяне. От него поедем за деньгами, а потом сразу за спиртом.
   - Бяка, ты шустрый, как веник. Лады.
   Едва Максим поставил на плиту кофейник, как телефон вновь требовательно заиграл "кукарачу". На этот раз он срочно понадобился шефу, главному редактору "Остфатерланда", лысому, краснощекому и бородатому Карлу Яковлевичу Герасименко.
   Тоном, не предвещавшим доброго, шеф попросил Каблукова прийти для обсуждения его статьи "Ночной сюрприз". Текст Максим накатал вернувшись от Вуквуге, хмельной и полусонный, и сразу отослал в редакцию по майлу. "Яви свой лик, Каблуков, и немедленно. Я с тебя икону писать буду" - сказал Карлуша (рядовые журналисты звали его еще "Папа Карло") и повесил трубку.
   Вышло так, что накануне толстый и представительный Карл Яковлевич, прогуливаясь по ярусам набережной Хербурга, был окружен десятком любезных проституток. Страшно представить, сколько обаяния девки растратили впустую! Не раскрутив педантичного Карлушу на немедленное соитие, бляди оставили ему визитку своей секс-фатеры, где значилось: "Клуб "Ночной каприз" Отдых, массаж, досуг". И телефончик, разумеется.
   Трудно угадать, что за чувства двигали шефом, когда он вызвал Максима и приказал написать репортаж в стиле "журналист получил задание". То есть, посетить этот самый "Каприз" в районе Цыганской улицы. Наверное, Карлуша просто хотел ощутить некоторую причастность к ночной жизни города - бледное удовольствие импотента, хотя тема за десятилетие торжества демократии была высосана как лимон в суме у бродяги.
   Каблукову не хотелось в сотый раз перепевать одну и ту же песню - "Увольте, господа, я не звезда эстрады". Он и не перепел. И вот теперь наметились проблемы.
   В приемной редактора ему пришлось подождать. Карл Яковлевич завтракал. Судя по вороху пластиковых коробок из под салатов, которые через полчаса вынесла из кабинета его крашенная хной пожилая секретарша Эльза - завтракал плотно.
   Когда Каблуков вошел, Карлуша сидел на законном месте, во главе полированного т-образного стола орехового дерева и водил густой, черной, тоже крашеной бородой по листам с распечаткой его репортажа.
   Максим плюхнулся вполуоборот к шефу, лицом к окну-стене, откуда, с седьмого этажа издательства, открывался восхитительный вид на окна спален соседнего дома.
   - Вот ты пишешь, - начал, не отрывая бороды от распечатки, скрипуче, навроде дверной петли, зачитывать Герасименко - "Я пристроился в хвост очереди. Низкий уютный холл. Желтый свет из скрытых плафонов. Тропическая зелень офисных пальм. Нежно пахло живыми цветами, и к этому запаху примешивался кремнистый дух настоящей русской бани". Тэк-тэк. "Резные столики, полутьма, и оркестр Поля Мориа, льющий сладкий яд в самую душу. От ближайшего столика поднялась ослепительная девушка, легко, беззвучно подошла ко мне, поправляя полупрозрачное кимоно и откинув со лба светлые волосы".
   - Что, среди шалав и такие встречаются? Мда. И вот что она тебе говорит: "Этой ночью, - нежно сказала Ира - если вы меня выберете, я буду вашей спутницей и гидом по "Ночному капризу". В клубе есть бар, массажные комнаты, косметический кабинет, джакузи, сауна, русская баня, турецкая баня, чукотская баня".
   Каблуков вспомнил Кергитагина и подавил улыбку.
   Шеф монотонно читал дальше:
   - "Еще есть театр-варьете, балет-класс, обсерватория, оранжерея для выращивания бонсаев, услуги астролога, шамана, цыганки и хироманта. Очень богатая библиотека". Так, ну потом Ира играет тебе джаз на саксофоне и вариации на флейте. А! Вот ты беседуешь с сутенершей, так сказать, "маман": "Вы знаете, наш клуб - очень демократичная организация, - заметила Анна Васильевна - Мы предоставляем максимум услуг уставшему человеку, независимо от его социального положения и средств. Вы уже убедились, что денег мы берем с клиентов немного, только для поддержания материальной базы предприятия - три рубля за ночь.
   Все девушки, работающие у нас - добровольцы-подвижники. За сутки через их заботливые руки проходят сотни посетителей. Люди разные: дворники, водопроводчики, госслужащие, бизнесмены, бомжи. Им требуются внимание и ласка. Мои волонтерши дарят мужчинам тепло и хорошее настроение, но никак не секс. Все подобные нашему клубы, салоны и агентства интенсивно работают по ночам. Это нормально: наши потенциальные клиенты днем трудятся и только к вечеру устают".
   - И наконец, - шеф утомленно встряхнул распечаткой - "За телескопом в обсерватории "Ночного каприза" сидел одухотворенный очкастый астроном и торопливо черкал в тетради, не отрывая взгляд от хитросплетенных созвездий. Его избранница промокала платочком вспотевший лоб ученого. А мы с Ирой встали и долго стояли под поющими о чем-то звездами. Наши руки соприкасались, и я не понимал, как мог подумать о ней при встрече как о дешевой проститутке.
   "Эврика! Я доказал это! Она вертится!" - астроном вскочил, приплясывая, размахивая тетрадкой, и закружился со своей пассией в бешеной ламбаде. Я возвращался домой отдохнувшим, хорошо отмассажированным и прекрасно проведшим досуг. Правда, меня глодало сожаление, что я не успел побывать в библиотеке и вырастить бонсай. Но - в другой раз".
   Папа Карло подчеркнуто значительно, как следователь на допросе, отложил в сторону текст, и впервые посмотрел в сторону Максима.
   - Я тебя куда посылал? В монастырь? Ты, святая душа, вообще, хоть раз был в публичном доме?
   - Зачем? - Каблуков пожал плечами - Есть девочки по вызову, они дешевле.
   - Но ты-то должен был написать фактурный репортаж! Обстановка в легальном лупанарии, отношение к клиентам, расценки. На фиг ты научную фантастику мне прислал?
   - Карл Яковлевич, - Каблукова начала подергивать дрожь, он чувствовал себя непонятым и виноватым - Я писал не фактурный, а субботний репортаж, я имел право поиграть с читателем. Расценки публичных домов в Хербурге знает каждый школьник, про обстановку писано и издано кошмарными тиражами - Евангелие отдыхает. Скучно это. Я же хотел озадачить, заинтриговать, пошутить, в конце концов!
   - Все, оставляем прения. - шеф потянулся комкать листы с "Ночным сюрпризом", но потом решил, что это будет слишком демонстративно, и просто сложил их вдвое - Ты поедешь в командировку, в Левобережье. В немецких коммунах зреет урожай помидор. Статью назовем примерно так: "По карману ли горожанину помидоры?" Будешь говорить с коммунарами, фермерами, колхозниками, соберешь точные цифры: сколько они вырастят томатов к осени, как формируется цена на томаты на оптовом рынке, готовы ли хранилища.
   Папа Карло еще в течении десяти минут инструктировал Каблукова, потряхивая своей ухоженной растительностью. Максим же смотрел в окно на косо залитую светом Соколовую гору, на венчающий ее вершину мемориал, дюжину позеленевших бронзовых птиц. Покрытые солнечной патокой чудовищные повелители лягушек, расправив крылья, кружили вокруг бетонного столба, символизируя бессмертие.
   От подножия высотки издательства слышался стук отбойных молотков, рокот компрессора и пролетарские матюки - там работяги второй раз за лето уродовали асфальт у въезда на стоянку.
   "А вот Карлуша сказал бы: "улучшают дорожное покрытие". - размышлял Максим - Что ж, командировка в Заволжье, это может быть на руку".
   В фойе издательства, на выходе из лифта, Каблуков едва увернулся от объятий художника Леши Антонова, Спрятавшись за колонной, он караулил всех входящих и выходящих из здания.
   - Два рубля, Каблук! - зашептал он, втягивая и без того впалые чешуйчатые щеки и растопырив саженные конечности - Дерет изнутри!
   Во дни своей славы, летом 1993 года, Леша рисовал добродушные комиксы: "Вешняков конституционным путем решает спор между Ельциным и Хасбулатовым". Их с удовольствием печатали столичные газеты, до тех пор, пока юшка не брызнула.
   Теперь Антонов за пиво рисовал шаржи на посетителей центрального парка Хербурга. Знакомые с ним ребята, прогуливаясь по парку с девушками, посмеиваясь над падшим, рассказывали девицам одну и ту же байку про Лешу: как он, во время службы, в 1988 году, в Степанокерте, будучи снайпером, застрелил ночью в развалинах города мародера. Выцелил гада по огоньку сигареты. Кажется, это было правдой.
   К обеду Леша нажирался в хлам, но было утро и, высокий как фонарь, тощий, длиннорукий и вислоносый карикатурист узнал Максима.
   - Нет, блин, не при деньгах. - Каблуков задергался словно атакующий игрок перед кольцом. Найдя брешь в нетвердой обороне, проскользнул под рукой. - Чао!
   К Леше, копя в груди гневный визг, уже летела тетка-вахтерша. У нее был строжайший приказ от гендиректора издательства: Антонова, и еще десяток иже с ним спившихся творческих личностей дальше порога не пускать.
   Рабочие на улице, между тем, закончили долбать асфальт и, равнодушно созерцая разрушения, покуривали в тени каштана. Рядом, задними колесами на тротуаре стоял грузовик-асфальтовоз - пустой, а на подножке пристроился шофер в зеленой униформе "Дорстроя", с ищущей мордочкой законченного пройдохи и болтуна.
   - Вот я и говорю Михалычу - обращался шофер к людям в оранжевых жилетках - "Мне пох, куда ты повезешь асфальт, в коттедж, или сюда". Он: "Раз пох, я везу в коттедж, и чтоб никому ни слова". Нормально, думаю, мужики отдохнут, а я покалымлю, пока свободен.
   Сбегая по лестнице издательства Максим услышал этот обрывок разговора. Правда, нужен же им с Бякой на сегодня грузовик?
   - Извиняюсь. - Каблуков подошел к водителю - Есть калым, подработать не хочешь?
   - Что?
   - Отвезем несколько бочек из конторы ко мне в гараж, всего и делов. На пару часов работы.
   - Ага! Гут. - водила понимающе заулыбался, его конопатое личико засияло - Садись, земляк, меня Сеней зовут, что платишь?
   В кабине договорились о цене, Семен помахал ладошкой работягам, завел мотор, и задние колеса самосвала с грохотом упали с высокого тротуара. Содрогаясь, машина понеслась по указанному Каблуковым адресу, к дому Несмеяны.
   В один момент Максим напрягся:
   - Стой! Тут грузовикам нет дороги, только в объезд!
   Сеня вновь заулыбался и включил оранжевый маячок на кабине ЗИЛа.
   - Пох. Идут дорожные работы. - он назидательно мотнул головой, указывая на мигалку. - Неужели не простит нас ГИБДД, если попадемся? Простит. Все хотят по ровным дорожкам ехать, прыгать и бежать, нах.
   Не дожидаясь ответа, говорун-водитель, вставляя в речь "нах" и "пох", с частотой телеграфного аппарата отбивающего "зпт" и "тчк", начал безбожно хвастаться:
   - Да ты спросил бы о Черепанове в родной деревне, в Алексеевке, я там работал на "Кировце", на тракторной станции. Я когда-нибудь попадался? Посылает меня весной начальство по району: плотины на прудах строить. Через неделю приезжаю - сытый, пьяный, и привожу несколько мешков кур. Это я, значит, и плотины сделать успел, и накалымить по пашням-огородам со своим трактором и плугом, да еще и птицу реквизировать, нах! На следующий год плотины подновлять, в те села только Сеньку приглашают. Обходительный я, говорят.
   - Чего-чего, там, про кур?
   Черепанов чуть помедлил и начал с опаской:
   - Ну, что тебе про кур рассказать? Кур выращивают на птицефабриках и в частном порядке тоже. Мясо у них сладкое, диетическое, а у меня желудок слабый. А! Этой весной куры меня от верной смерти спасли! Возвращался на "Кировце" в село, после командировки. Пьяный, в меру. То есть - руль держу, но дорогу не вижу. Упал с дамбы вместе с трактором в пруд, в самую глыбь. Выбрался из кабины - одежда на дно тянет, но - пох: со мной два мешка реквизированных кур. Птица ж не намокает - на ней перья растут! Я мешки сунул подмышки, так и доплыл до берега.
   - Реквизированных, значит - ворованных?
   - Какая кража? Пойдем прямо сейчас к участковому, он скажет: наворовал Черепанов хоть раз на уголовную ответственность?
   Помолчали.
   - Кур реквизировать легко. - вновь расслабился Сеня - Плохо только, что дворы в селе охраняют волкодавы. Есть средство, нах! - Сеня подмигнул и заложил крутой поворот, прижав и подрезав пискнувшую клаксоном "Ауди" - Намазать руки, лицо и одежду, свиным жиром! Сколько раз пробовал - безотказно. Собаки плохо видят в темноте, они ориентируются только по запаху. Пес, ясно, удивляется - зачем это свинья лезет ночью через забор, а потом по крыше в курятник? Думает - извращенка. Ну, пока он шурупит - дело сделано. Пох.
   - Хорошо тебе жилось. А почему село оставил?
   - Тык, я же говорю - трактор утопил! Уволили со станции, я дня три у самогонщицы бузотерил, потом подался в Хербург. Заработок тут поболее будет. Если серьезно: хочу я Гагаринский лом найти. Юркин лом.
   - Все-все! Приехали. - скомандовал Каблуков курокраду у несмеяновской десятиэтажки - Подожди меня, Сеня, минутку. - поймав его недоверчивый зрачок, добавил - Не бойся, вот, возьми задаток.
   Славкин подъезд был густо обляпан листовками, оставшимися с прошлых муниципальных выборов. Бросалась в глаза одна, приклеенная насмерть, со следами ногтей и подпалинами: "Фашист не пройдет МИМО!", а ниже был изображен улыбчивый ариец в черной рубашке, провожающий подслеповатую старушку через дорогу.
   Войдя в квартиру, Максим по физиономиям Славки и Питера понял, что решимость компаньонов за прошедшие часы поколебалась. Оба были настроены на долгую словесную медитацию.
   Слава собрал мудрые и предостерегающие морщины на лбу, под белыми аккуратными кудряшками. Бяка за журнальным столиком в зале тянул пиво, покусывая края стакана. Они готовились включить его, третьего, в емкий, мужской, и абсолютно бессмысленный разговор об опасностях предстоящей аферы.
   - Значит, учтите, ребята, - Несмеяна понизил голос, подчеркивая значимость своих слов. Поправил обвисшие трико. - Я с вами не вкладываюсь, заем только ваш, отвечать за него вам, я просто мою посуду.
   - Знаем, Славик. А теперь, вставай Питер, внизу ждет грузовик. Я нанял.
   Питер, только-только пригубивший пенного, быстро отставил стакан и затравленно посмотрел вбок.
   - Обсудить надо. Хотя, что обсуждать? Правда, ехать пора. Ехать. Грузовик нанял? Это ты молодец. Грузовик. Да, приедем на грузовике, мы же серьезные люди, мы по делам, а не выпендриваться. Грузовик - это солидно, внушает. Потом сразу за спиртом.
   Бяка воткнул босые ноги в шлепанцы, Славка взялся за его недопитый стакан, а Максим ничуть не удивился, узнав, что спирт им продадут пресловутые могильщики-заимодавцы.
   - Почем?
   Питер назвал цену, процентов на двадцать превышающую принятую на черном спиртовом рынке.
   - В любой подворотне дешевле!
   - Такое условие сделки. Ничего! Мы с первой реализованной партии водки с ними расплатимся, и - катитесь колбаской! Оторвемся.
   Сеня внизу, во дворе, преданно ждал их. Из кабины его ЗИЛа неслась какая-то мерзопакостная подделка под тюремный романс - нескончаемые "старушки-мамы" и "человеки в телогрейках".
   - На Увекское кладбище, Семен. Прямо к конторе.
   Шофер-курокрад хмыкнул, но ничего не сказал, только тактично приглушил магнитолу. Бяка, отвернувшись, тупо смотрел в окно, иногда провожая отсутствующим взглядом особо голоногих женщин, и его пальцы по привычке тянулись к зубам - отстукивать дробь. У Семена же молчаливости хватило ровно на четверть пути.
   - Я слышал, нах, могильщики с кладбищ бочками драгоценности вывозят. - начал он, доверительно кольнув Максима конопатым носом - Мне-то пох, но знающие люди говорили. Раскапывают по ночам богатые могилки, состригают цацки с покойников, и копят. Потом бочками в ломбард вывозят. Особенно много золота и брюликов в могилах цыганских баронов. С одной могилки - бочка.
   - Что за бред ты несешь, Семен? Какие цацки, какие бароны? И дались тебе бочки!
   - Ну-ну. Ничего дурного в этом нет, не скромничай. Все равно, что клады искать, верно? Археологи ведь воруют у мертвых, да? Уважаемые люди: профессора, в кого ни плюнь, нах. Я тоже в прошлом году ковшом четыре курганчика около Алексеевки срыл, из интереса. Нашел глиняный горшок, вроде унитаза, почти целый. Говорю же тебе - в Хербург только затем приехал, что бы Юркин лом отыскать. Мы с тобой, нах, одного поля ягоды.
   - Какого Юрки?
   - Гагарина! А ты не слышал? Тот лом, что вбит на месте приземления Юрия Гагарина! Мужики из соседнего села - Узморья, вколотили в землю железный лом. Понял? Российский отряд космонавтов обещался дать премию тому, кто лом найдет.
   С трудом продираясь через Черепановские "нах" и "пох", Каблуков выслушал такую историю:
   В великий для всего человечества день, в апреле 1961 года, узморские мужики решили жестоко проучить ракетчиков из расположенной недалеко воинской части. Ну, обскакали крестьян солдаты, хоть яйца им режь! На танцах в клубе самовольщики - первые кавалеры. Местные ухажеры только зубами щелкают, а девчонки липнут к портупеям, будто у солдат портянки слаще пахнут.
   Дрались с ракетчиками мужики, командованию части поименные доносы строчили, чтоб лазейки перекрыли ходокам. Бесполезно.
   "Этих лядунов берлинской стеной обноси, так они на ракете в клуб прилетят!" - обозлились колхозники.
   Поэтому, когда в небе над селом распахнулся парашютный купол над спускаемым аппаратом, узморцы ни секунды не сомневались: "Ракетчики летят, кобели хреновы! Щас, мы с ними по-мужски потанцуем!". Это летел, однако, Юрий Гагарин и не подозревал, что его, еще неизвестное миру доброе лицо, может быть вскоре сильно попорчено.
   В общем, Первого космонавта на Земле встречали отнюдь не хлебом-солью. Только жалобные уверения Гагарина, что он не имеет отношения к треклятой ракетной части, смягчили гнев узморских парней, и они опустили занесенные ломы и тракторные цепи. "А откуда ты взялся?" - "Из космоса" - "Как в космос попал?" - "На ра... из рогатки!" - осекся было Гагарин, но нашелся.
   Восторг, братание, взаимопонимание и, наконец, нагрянули вертолеты спецчастей. Еще до их прибытия мужики выбили зубилом на толстом железном ломе цифры "12.04.61", попросили Юру посторониться и прямо в след его сапога заколотили лом тяжелой кувалдой по самую маковку в землю.
   В следующие дни это место было затоптано тысячами ног. Мальчишки из ближайших деревень по кусочкам обшелушили корпус спускаемого аппарата. В итоге знаменитую стелу на месте приземления Юры установили достаточно приблизительно: плюс-минус триста метров.
   О ломе, вбитом точно в первый земной след Гагарина, надолго забыли. И вот, черт знает откуда, выполз и пополз по Хербургу слух о баснословной премии тому, кто найдет исторический лом. В долларах.
   - Чуешь, как все серьезно? - азартно вопрошал Семен.
   - Да? - Максим откликнулся сквозь ладони.
   - Ты сам-то пробовал искать? - невозмутимо включился в разговор Бяка.
   - А как же! Считай, все лето по выходным езжу, с палаткой. Чин-чином. Только провизию с собой не беру, зачем - деревня рядом, куры. Нас, ломоискателей, там рыл пятнадцать копается, нах.
   Оказалось, активными раскопками на месте приземления кое-кто занимается уже третий год. Бисова железяка, как заговоренная, не дается в людские руки.
   - Может, не было лома? Выдумки все? - Питер заинтересовался.
   - Был лом! - убежденно махнул кулаком Сеня - С нами роется Гриша Шапкин, родной сын того мужика, что кувалдой орудовал - вколачивал лом в землю. Он еще самому Гагарину темечко едва не зашиб. Так вот: сынок уволился из механизаторов, пошел окрестные дачи сторожить. Чтоб, значит, поближе к лому. Рассказывал: недавно поднялся во сне, вышел из сторожки, как лунатик механический. Спит - и не спит. Только видит: над стелой зарево.
   Пробрался через посадки и обомлел. Вся поляна усыпана синими искрами - будто реклама! Искры кругами разбегаются от одной точки. Он догадался, что из-под земли, от лома сияние идет. Подбежал, начал руками копать. Ногти до костей обломал. Заметил место, решил утром прийти, с лопатой. А с утра, ха-ха, бригадир из Смеловки, тоже "археолог", подогнал бульдозер и подчистую почву снял. Сантиметров на тридцать вглубь, нах.
   - Нашел?
   - Пусто. Улизнул от него лом.
   - Миноискателем пробовали проходить?
   - Приезжали какие-то скауты из Москвы, пробовали, да только площадь большая и хламу много. Сто лет придется дрючиться. Мы другим способом пользуемся. Металка. Берешь короткий ломик и пуляешь его как копье, куда глаза глядят. Куда упал - там копай.
   - Точная сумма премии? - не унимался Бяка.
   - Хрен ее знает, но люди говорят - очень большая! На всех ломоискателей хватит, если поделить, и кое-кого обидеть. Гришка-то за идею копается. Так говорит, нах: "Я не за премию здесь ишачу. Я Россию спасаю, а может и весь мир!"
   Ему видение было: аппарат Гагарина при посадке пробил дыру в магнитном поле Земли. А наши отцы-невежи вколотили еще, будто нарочно, в этом месте лом. Железный стержень, говорит, замкнул на себе разорванные поля и стал третьим полюсом Земли. Второй земной осью! Теперь прежняя ось теряет значение, полюса смещаются. Мне-то пох, но Гришка говорит, лет через тридцать здесь будет Северный полюс. Важно быстро найти лом и с экспедицией доставить полярникам - пусть они у себя вобьют. Вот дурачок, а?
   Грузовик притормозил, взвыл, вписался в кладбищенские ворота и встал. Бяка сосредоточено и твердо вышел из кабины. Максим - так просто выпал.
  
   5 АТАМАН КУДЕЯР
   Не в добрый час Каблуков с Барковым приехали к бригадиру могильщиков и подпольному водочному королю Кафилю Абсалямову. Пока Максим шел к кладбищенской конторе, слабо цепляясь за рукав рубашки Питера, повторяя с отдышкой: "Бож-же ж мой, Бяка, ты только представь: поросятки Нах-Нах и Пох-Пох роются рыльцами вокруг стелы, ищут лом", из кабинета Кафиля выносили беспамятные тела двух дальнобойщиков-осетинов.
   Избитых водителей бросили в мастерской, на пол, на гранитную крошку. Четверо парней - абсалямовских подручных, по очереди сполоснули в жестяной раковине руки и вернулись в кабинет босса.
   Максим с Питером как раз проходили мимо окна и Кафиль, указав на них, быстро распорядился:
   - Рефат, этим отгрузишь брак из угла склада. Все ясно?
   Рефат, высокий и красивый азиат с наглыми глазами навыкате и яркими губами, кивнул головой и осторожно вытер носовым платком разбитые костяшки пальцев руки. Крепкие зубы у детей гор. Фантазия только подкачала, не сочинители они. Нет. А ведь как оправдывались, как клялись, обкурыши проклятые.
   Иса и Магомед, дальнобойщики, никогда не остановили бы свою фуру на ночной трассе, если бы не одно чрезвычайное обстоятельство: вскоре после поста ДПС, за Бальцером, с обочины под колеса МАЗу кинулась растрепанная человеческая фигура.
   За баранкой сидел Магомед. Почувствовав мягкий удар, он инстинктивно нажал на тормоз, и фура, визжа колодками, встала, почти перегородив шоссе.
   - Беда нам, дорогой. - Магомед испуганно растолкал спящего Ису - Человека, видать, задавили. Как быть? Сами сядем, товар пропадет!
   - Дави железку! Езжай! - зашипел, поглядывая в зеркало заднего вида, дрожащий Иса - Кто докажет?
   - Может, он живой? Бальница надо.
   Сложность ситуации была в том, что осетины везли, под тонким слоем ящиков с мандаринами, пятнадцать тонн чистого турецкого спирта марки "люкс". Только за пересечение Грузино-Российской границы им пришлось отстегнуть посредникам по пятьдесят центов с литра, не считая гаишных поборов в России. Заказчик из Хербурга ждал спирт к утру. Таким грузом по доброте не рискуют.
   И все-таки Магомед приоткрыл дверцу кабины, спрыгнул на дорогу и обмер: кучка тряпья лежала позади машины, а сам сбитый человек, по пояс голый, стоял прямо перед водителем, вперившись в него черными, неживыми глазницами.
   Как, путаясь и брызгая слюнями, сумел описать Кафилю его внешность Магомед - лицо неизвестного было разделено почти напополам застарелым шрамом, одна ноздря вырвана с корнем, а на лбу краснела выжженная надпись: "Вор". Дальнейшее оба шофера вспоминали плохо, как их ни били, как ни изощрялся Рефат.
   Якобы, из темноты вынырнуло несколько, столь же безобразных фигур. Парализованного страхом Ису вытащили из кабины. Невесть откуда взявшийся светлоголовый малый в лаптях сдернул с пояса кушак и ловко скрутил осетинов спинами друг к другу.
   - Что везут? - услышали они глухой голос из-за фургона.
   - Райские яблоки и питейное зелье! - тряхнув стрижкой "под горшок", ответил белобрысый налетчик - Кудеяру понравиться!
   Судя по грохоту в кузове, бочки разгружали. Водителям показалось, что наваждение длилось вечно, но на дороге не появилось ни одной машины - будто вымерли. Почти в бреду несчастные увидели, как над ними склонилась харя с вывороченными губами, растянутыми в волчьей ухмылке. В руке разбойника покачивался тяжелый шар на цепи.
   - Камчатка! - окликнули убийцу из темноты - Оставь нехристям живот. Не было на то Кудеярова слова!
   Монстры растворились в придорожных кустах, а осетины все еще сидели у выпотрошенного грузовика. Только со светом они собрались с духом и тронулись дальше, в Хербург, навстречу неприятным разборкам с заказчиком.
   - Как это понимать, суки? - Рефат поочередно поднимал за подбородки разбитые головы водил, и оглядывался на Кафиля - Вы че порете? Чуйской анаши обдолбались? Куда спирт сгрузили, твари?
   Те в ответ лишь всхлипывали.
   - Они не сами придумали. - задумчиво сказал Абсалямов. - Кто-то велел этим пенькам заучить сказку про разбойников. Кто-то насмехается надо мной. Кто-то оставил меня без завоза. Дайте им еще по дыням, и унесите на склад. Ко мне сейчас люди подъедут.
   Когда парни, Питер первый, Максим за ним, вошли в кабинет к Кафилю, босс могильщиков сидел, развалившись в потертом кресле, и прихлебывал сок из тетрапакета. Остальные рыцари кирки и лопаты безучастно стояли у окна.
   - О, Питер! - Абсалямов радушно приподнял пакет - А это кто с тобой? Максим? Кафиль. Помню-помню, Питер, как вы с моим племянником на яхте перевернулись. На гонках дело было? Да... У Зеленого острова. Я тогда за вас болел. Плавает, что ль, твоя "Амелия"? Не раздолбал еще, по пьяной лавочке?
   - Ходит. - сдержанно ответил Бяка.
   - Пригласил бы когда, меня, старика. Покатал бы. Только не утопи! Ты ж гонщик у нас, наперегонки с ветром.
   Кафилевские сотрудники у окна засмеялись, негромко, вразнобой, что б ненароком не раздражить босса. Кафиль приехал в Немецкую автономию около двух лет назад, по слухам из Средней Азии, а судя по имени - из Казани. Бяка, например, припоминал, что вроде бы видел его по телевизору в передаче "Дежурная часть". Кафиль, якобы, фигурировал там как правая рука недавно убитого татарского мафиози по прозвищу Гитлер.
   Абсалямов как-то сразу завоевал авторитет среди местных национальных кланов, подвязанных на теневом бизнесе. Может быть потому, что вместе с ним в Хербург перебралось около полусотни родственников и подручных.
   Внешне Кафиль был чистый араб. С подбородка могильщика свешивалась гуталиновая, с легкой проседью, борода. И глаза были черные, верблюжьи, в опушье верблюжьих ресниц. В целом, если бы не стильный пиджак в мелкую полоску, легко было бы представить Кафиля с ятаганом наголо.
   И вот этот провинциальный седеющий крестный отец поигрывал полупустым пакетом. "Так, так, так" - он покачивал головой, с улыбкой выслушивая кратенький бизнес-план: в каких районах города и в какие магазины Бяка и Максим собираются сбывать паленую водку.
   Питер, вообще, собрался: он говорил сдержанно и внятно, не срывался на дискант и не тупил, что редко у него получалось.
   - Что ж убедили. Вижу, бизнес ваш пойдет. Разбогатеете, меня добрым словом вспомните. - отставив пакет, Абсалямов часть денег, на "фурнитуру", вручил Бяке наличными (запросто достал из кармана пиджака), а часть пересчитал на калькуляторе в литры спирта и подозвал Рефата. - Столько им отдашь... Ты все понял?
   Он повернул калькулятор к Рефату, загородив цифры от Питера. "Нашел Бяка спонсора - подумал Максим - Обсчитывает, как базарная торговка". Легкомысленная, обещающая удачу лампочка, загоревшаяся в нем после рассказов поросенка "Нах-Наха", как он мысленно окрестил шофера-курокрада, погасла. До этого момента Каблуков был радостно смущен встречей с уважаемым человеком из криминального мира - экзотика, не каждый день! - а теперь заметил сбитую кожу на пальцах абсалямовских могильщиков.
   Рефат подошел к двери и взялся за ручку, но босс медлил их отпускать. Кафиль сидел молча и неподвижно, глядя в линолеум пола.
   - Вот что, - он обратился прямо к Каблукову - Питер говорил, ты журналист? Ты газеты читаешь всякие.
   - Больше пишу.
   - Погоди. Расскажи мне об атамане Кудеяре. Где грабил, кого, большая шайка?
   - В смысле - серьезно?
   - Что знаешь, до мелочей.
   Щеки у Кафиля отяжелели, он смерил Каблукова черными глазами мелкого, но дерзкого повелителя. Максим пожал плечами и взял слегка академический тон:
   - О Кудеяре известно, прежде всего, из сказаний о зарытых этим разбойником кладах. В преданиях много говорится об удали бандита: грабил богатых, одаривал бедных - натуральный русский Робин Гуд. В официальных хрониках имя Кудеяра всплывает дважды: в XVI и XVIII веках. Никто до сих пор не обратил внимания на то, что один и тот же человек промышлял на дорогах более двух сотен лет. Только я заметил!
   Каблуков самодовольно расплылся, но не встретив ответной улыбки, спешно продолжил:
   - Первый Кудеяр был, по легенде, старшим братом Ивана Грозного и мстил царю за захват престола. При поддержке крымского хана разбойнику удалось взять и сжечь Москву. Через два века, во время царствования Анны Иоановны, Кудеяр снова упоминается в ряду таких гениев тогдашней русской организованной преступности как Ванька Каин, Михаил Заря, Петр Камчатка. Почти все... В средней полосе России известны несколько древних камней с высеченным на них именем "Кудеяр". В Автономии, якобы, есть кудеяровская пещера, а там сундучки, антиквариат. Все.
   - Ну, идите. - Кафиль отвернулся.
   Рефат поехал впереди, на серебристом минивэне "Мерседес". Несколько раз перебравшись через железнодорожные пути, поплутав в промзоне, в лабиринте бетонных заборов, "Мерседес" остановился у шлагбаума.
   Черная, с облупленными золотистыми буквами, вывеска на будочке вахты извещала всякого терпеливого вегетарианца, о том, что он уперся в ворота овощной базы. Шлагбаум открылся - машину Рефата на базе знали.
   Потом Каблуков с Барковым грузили в ЗиЛ ярко-синие пластиковые бочки со спиртом. Они стояли в дальнем углу железного ангара, и птицы, перепархивающие по металлическим балкам, успели заляпать их белой известью. Капнули божьи птахи и на рубашку Рефату, Максим хотел сказать ему об этом, но - передумал.
   Грузовик они загнали в амбар, бочки закатывали в кузов по доскам. Могильщик тщательно проверял пробки на каждой, одна ему не понравилась, и Рефат поцокал языком. Расстались не очень душевно.
   - Вывезешь нас, покатаешь на своей яхте. - оттопырив красные губы растолковывал Бяке Рефат, не отпуская его руку, протянутую для прощального пожатия - Девок снимем, водки выпьем, анаши курнем.
   - Конечно. - поспешно соглашался Бяка - Как соберетесь, звони. Я всегда.
   - Вот и хорошо. Ладно, мне тут с охранником, алкашом вонючим, кое о чем потолковать надо.
   Он пошел к сторожке.
   - Рефат! - крикнул ему Питер уже из кабины грузовика - Вытри рубашку! Птица насрала!
   Могильщик выругался и закрутился, как собака за хвостом, ловя рукав.
   - Дать бы ему по хребту гагаринским ломом! - Бяка помрачнел, он переживал из-за своей яхты, "Амелии". Яхта была единственным имуществом, которое безалаберный Питер действительно любил и берег. И ему и Максиму было понятно, чем займутся на борту кафилевские братки: будут помыкать Бякой, как шестеркой.
   - В ломбард? - деловито осведомился шофер.
   - В гараж. Ломбард? Да ты циник, Сеня.
   В гараже у Каблукова бочки простояли несколько дней. Эти дни они с Питером рыскали по городу - Бяка искал помещение под цех, Максим вел дипломатические переговоры на трех заводах города одновременно, на предмет скрытного изготовления пробкозакатывающего станка.
   Наконец, старик-токарь с номерного завода, входившего когда-то в систему ВПК, покрутив в руках чертеж, заметил: "Ну, ты наворочал! Это что - рельсоукладчик?" На сигаретной пачке он набросал копеечную конструкцию - "Колпачок, чтоб рука не замозолизась, тут пластиковая вставка. Я тебе до завтра три таких сделаю".
   Кажется, в тот же день Бяка взял в аренду подвал в корпусе бывшего научно-исследовательского института - серого гиганта, изъеденного мириадами тощих фирмочек и турагентств.
   Итак: подвал. В большой первой комнате подвала, в углу, дичала старая промышленная мясорубка, величиной со шкаф, во второй - эмалированная ванна с нависающим над ней скрюченным, истеричным краном. В незапамятные, социалистические времена в помещении работал пельменный цех.
   Бочки со спиртом начинающие бутлегеры расставили у стены в этой дальней комнате, а остальное пространство забили свезенными из нескольких приемок пустыми бутылками. Каблуков еще приволок из дома гладильную доску. На ней аккуратным рядком разместились: поддельный штампик для маркировки этикеток - им пробивалась дата розлива бутылки и номер линии, клей, особая многозубая кисточка для наклейки этикеток, две пробкозакатывающие машинки.
   Вечером, закончив обустройство офиса, Максим с Несмеяной присели на корточки у мясорубки, закурили. Бяка же погрузил свою задницу прямо в мясоподающую воронку над их головами.
   - Бяка, ты как хочешь, но я обязан включить эту дуру в сеть! - Славка увернулся от блаженно качающегося шлепанца Питера и вскочил.
   - Сейчас бы водочки, царевна. - не меняя умильного выражения на лице протянул Питер. - За успех.
   - Водочки! - передразнил его Максим - Да мы голы как осьминоги! Где ты наскребешь на водочку? Я сигареты поштучно покупаю.
   Славка с Питером одновременно потянулись к его лбу обслюнявленными пальцами.
   - Бля, да он шипит! У него тиф, нет - атипичная гонорея! Грибковый ящур! Рыбий грипп!
   Уже в следующую секунду они втроем толкались у крайней бочки. Славка, извиваясь и эротично играя бедрами, прижимался к гладкой синей коже бочонка, облапив его, будто шабашник жирную сельскую давалку. Он стонал - "О-о-о!", а Максим с Питером, путаясь пальцами, откручивали пробку. Открутили, втянули носами резкий, злой запах из горловины.
   - Как мы сольем? Шланг треба. - осенило Каблукова.
   В общем, он пошел стрелять шланг по этажам корпуса. Питер со Славкой тем временем, окрылено переругиваясь, искали по карманам мелочь на чипсы и сырок.
   В отделанных ракушечником коридорах НИИ, в потемках, Максиму попались несколько женщин с бейджиками менеджеров по рекламе. Они покуривали у урны, а на его вопрос о шланге отмолчались. Большинство офисов к тому времени закрылись, Каблуков тыкался, пока одна дверь на пятом этаже не поддалась. На ней была приколота розовая бумажка: "Навеватель снов Кристиан Бинго 14-21".
   За дверью открылась приемная. Там, за монитором компьютера сидела белобрысая девчонка со слипшимися от усталости ресницами, вздернутым узким носом. Она раскладывала пасьянс.
   - Здравствуйте, - девица, не отрываясь от монитора подвинула Каблукову пачку листов - Возьмите прайс, заказывайте сон. Господин Кристиан сейчас освободится.
   - Извиняюсь, мне нужен шланг.
   Секретарша разлепила глаза и непонимающе хихикнула:
   - Хотите, что бы вам приснился шланг?
   - Живой шланг мне нужен. Резиновый, не во сне - в натуре.
   Через несколько дней Максим познакомился с Машей, секретаршей "навевателя" Кристиана, ближе. В расстегнутой блузке она сидела у него на коленях, на лавочке, и рассказывала о бизнесе господина Бинго. Торговля снами - это был профиль фирмы, куда Каблуков забрел. Мессир Кристиан Бинго за энное количество рублей навевал на заказчика художественные сны, либо вещие сны, что дороже. Бывало, наоборот, избавлял от навязчивых ночных кошмаров. Особая услуга: толкование вещих снов.
   - Дело у Кристиана основано на точном расчете. - мурлыкала Маша, запустив руку Максима себе под блузку - Клиент хочет, чтобы ему приснился отдых на Кипре, или просто любимая девушка. Шеф постукивает сушеной волчьей лапой, на самом деле - собачьей, по бубну, повторяет несколько ключевых слов типа: "море и пальмы" или "любовь-морковь". Сеанс окончен. Клиент оплачивает сон, получает гарантию, что в течение двух недель сон ему присниться. Если не приснится - шеф деньги без проблем возвращает. Треть заработанных денег приходится возвращать. Но не больше того. Некоторым лень ездить и требовать назад свои рубли - сумма небольшая, но многим заказчикам нужные сны действительно сняться. Ничего сверхъестественного: психологический настрой - человек видит то, что ожидает.
   Каблуков узнал, что среди клиентов Кристиана Бинго немало молодых девушек-фанаток, которые пользуются его услугами, чтобы во сне интимно пообщаться с кумирами. Иные заказывают свое ночное присутствие на концертах звезд попсовой эстрады. Одна девица пожелала во сне утонуть, спасая очаровашку Ди Каприо.
   Особый контингент заказчиков - это религиозные активисты, сектанты. Высшее наслаждение для таких людей - побеседовать с кем-нибудь из апостолов, а, если повезет, с самим Господом Богом. Мессиру Кристиану приходилось устраивать и оптовые поставки снов в тюрьмы, и в армейские части. Сны требовались эротического характера.
   Впрочем, эти тонкости Максим узнал несколько позже, а тогда он скромно и независимо прислонился к стенке, а Маша шмыгнула за красную бархатную портеру, разделявшую комнату надвое. Каблуков разглядывал развешанные по стенам репродукции Бориса Валеджио, призванные, видимо, подстегивать воображение потребителей снов.
   Из-за портеры забубнил низкий голос:
   - А? А? Кому? Какой шланг, на ночь глядя? Точно милый? Ну, хорошо.
   Господин Бинго вышел с пластиковым шлангом в руках. Что поражало в его облике - толстые очки и изумительно длинные и густые брови, поверх очков. Брови были зачесаны вверх на лоб, на манер орлиных, что придавало этому пожилому мужчине вид разбитного циркового конферансье. Кристиан приобнял Максима как доброго знакомого:
   - Даете, парни - спирт приперли, а шланг забыли!
   - Про спирт, откуда знаете?
   - Так, вход в подвал под моими окнами. Между прочим, думаю, весь корпус ваши бочки разглядел. У вас тут будет много верных друзей. Я, как шланговладелец, первый.
   Таким образом мессир Кристиан прибился к вечеринке. Секретарше он поручил убрать бумаги, реквизит, закрыть шаманское гнездо, и валить до 14.00 завтрашнего дня. Сам прихватил чайник с кипяченой водой и бодро припустил по коридору.
   Каблуков с Марией обменялись взглядами. Каблуков захотел и ее пригласить к шалашу, но не осмелился - пошел за Кристианом. Кстати, звали-то его "в миру" не Кристиан, и не Бинго, а дядя Коля Муханьков.
   Каблуков с навевателем и чайником спустились в подвал, когда Славка и Питер уже изошли слюной над чипсами. Слава с театральной тоской продекламировал навстречу:
   - На станции Аршлохово
   Забытого Эс-бана
   Шикзаль свою беклагали
   Два русских хулигана.
   Кристиан понимающе зашевелил бровями.
   - Это что, что ты сказал? - засуетился единственный немец, Бяка.
   - Ахматова, про любовь.
   Надо кое-что уточнить, чтобы смысл частушки не остался для некоторых, вроде Питера, темен: "аршлох" - это распространенное немецкое ругательство, значит - дырка в заднице. "Эс-бан" в данном случае - перрон для электричек. "Шикзаль" - судьба, а "беклаген" - оплакивать.
   Дядю Колю ребята приняли душевно. Встречи и расставания со случайными собутыльниками были в их безмятежной компании делом обычным. Незнакомцы за столом даже приветствовались, так как освежали пьяную беседу и подбрасывали сюжеты для инсценировок в жанре "доброго свинства". Бяка первую минуту пытался бычится, ибо вообразил водочный бизнес строго секретным, а себя - Мата Хари в постели врага. Он остыл, как только дрожащая струя спирта хлынула из шланга в чайник.
   - Вот так! Вот так! - радостно басил дядя Коля, по-отечески взявший на себя заботу о закуске. Он соединял кусочки сырка и пластинки чипсов в импровизированные бутерброды, спиральками раскладывал их на гладильной доске, меж инструментов, потом взялся за чайник. - Подставляйте!
   Зря люди думают, будто глобальные катастрофы предваряются десятками мелких намеков на грядущее бедствие - эвакуацией тараканов из городов, воем собак, или беснованием канареек. Чепуха. Мышь не пискнула, когда из носика чайника в стаканы полилась белесая жидкость.
   Водка была мутной! Точнее, как потом рассмотрели, разведенный в воде спирт приобретал неоднородную консистенцию "лунного камня" - камня, который используется в дешевой бижутерии.
   - Что у тебя было в чайнике? - строго спросил Несмеяна мага, разглядывая, как в глубине китайского электроприбора лениво переливаются фосфорные прожилки.
   - Вода. Кипяченая.
   Каблуков поднял пластиковый стаканчик под свет лампы.
   - Говно! - Бяка выплеснул свой стакан и кинулся к крану в ванной.
   Однако, и свежая вода в сочетании с кладбищенским спиртом дала тот же эффект.
   - Бля, шампунь получается. Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала.
   Ребята стояли вокруг гладильной доски, смотрели друг на друга, и Максим видел, как широкое лицо Баркова медленно скручивает паралич - лоб вправо, скулы влево. В поджатом подбородке Славки читалось самодовольство дальнозоркого человека, никоим боком непричастного к гибельной авантюре.
   - Не надо паниковать, хлопцы. - подал голос дядя Коля-Кристиан - Я на службе в аэродромной охране ведрами такую жижу пил. Это ж технический спирт. Гидролизат. Только очень плохо очищенный. Не скажу, что гидролизат сильно вкусный, но для здоровья безопасный. Давай, наливай по полной, я не половинкин сын!
   - Мы этой водкой хотели торговать.
   - Я понял. Сейчас выпьем, и подумаем - как извернуться хитрой змейкой, тонким ужиком.
   Пять-шесть стопок пролетели в траурном молчании, под хруст чипсов. Впрочем, Питер пил не закусывая.
   - Кто вам спирт продал? - наконец поинтересовался потеплевший навеватель снов.
   Бяка, как того и ждал - вскочил, и заметался по комнате, налетая на пустые бутылки, расшвыривая их сандалиями.
   - Кто продал? Знакомый человек продал. Человек! Сука он, сука - подставил нас! Рушан Миравиев, шмокодявка, его племянничек, у меня на яхте, в клубе, матросом был, я думал - дружба, своих не кинет! Шакал, морда азиатская! Свежий завоз, говорит! Кудеяр поганый!
   - В смысле? Почему - Кудеяр?
   - Оптовик-могильщик, спиртовой гангстер, когда спирт сватал, о разбойниках меня расспрашивал, фольклором интересовался. То есть, он не оптовый могильщик, а бригадир. Словом, не только хоронит, но еще осетинским спиртом подпольно торгует и водку крутит. "Столичную". Абсалямов с Увека. - Максим сложно объяснил за Бяку, который в это время, страдальчески мыча, бодал лбом кафельный угол.
   - Неспроста, мальчики, такие люди фольклором интересуются. - Кристиан посветлел - О, я кое-что о Кудеяре знаю - он с бандой привидений по Автономии шныряет! Мое мнение: оптовик вас кинул, подсунул некондицию, потому что его самого кинули призраки из шайки Кудеяра. Грабанули разбойнички завоз. Свежий спирт стырили и к своему капищу увезли - они ведь, хоть и призраки, а все ж русские души.
   - Эх, дядя Коля, мы думали ты честный мошенник - снами торгуешь, а ты и впрямь уфолог.
   - Какие, на хрен, капища-привидения! Как бурду сбывать? - присмиревший было, ожидавший от Кристиана ценного совета, Бяка снова вскочил.
   - Собирайтесь в командировку. - дядя Коля не обиделся ни на "честного мошенника", ни на "уфолога". Он налил себе стакан с горкой.
   - Куда?
   - Не поняли? - дядя Коля выпил и возвысил голос, словно дьякон в церкви - В район водку везти, смекалистые вы мои! По селам, где денатурат от абсента не отличают!
   Брови дорогого гостя дрогнули, стали складываться как крылья пикирующего ястреба, и в следующий миг он сладко спал, опершись лбом о гладильную доску.
   Парни посидели еще, обсуждая предсмертное пожелание мессира - оно показалось дельным. Расходясь по домам, бережно вывели навевателя под руки, остановили таксомотор:
   - Осторожней. Ногу ему не прищеми!
   По дороге, уже расставшись с Барковым и Несмеяной, Каблуков затеял знакомство с полуночной прохожей девушкой. Она шла навстречу в одной пижаме, зачем-то спросила время, потом несколько кварталов брела с ним под руку, а дальше неожиданно пропала у ограды городской больницы.
   "Как Кудеяр" - подумал Максим, постоял в тоске, шатаясь, и очнулся утром в своем коридоре, среди ботинок, с красным следом от шнуровки на щеке.
   В течении следующих недель, с небольшими перерывами, они конвейерным способом: Славка моет стеклотару, Бяка разливает водку и запечатывает пробки, Максим пробивает штамп и клеит этикетки, забодяжили в бутылки весь имеющийся спирт.
   На этикетках красовался кучерявый публицист в пенсне, улыбающийся горько, как после первой рюмки. Оформили сертификат, состряпали фальшивую накладную и наняли "Газель".
   Сопровождать груз вызвался Славка. Определились отвезти всю партию в Заволжье, в Урбах, где у Несмеяны обретался дядя по матери, по профессии - зерноторговец, спекулянт мышеядом. Дядя по телефону обещался наилучшим образом пристроить левый алкоголь.
   Грузовичок отъехал от подвала под вечер. Бяка побежал вдогонку, через окно хлопнул Несмеяну по плечу:
   - Ни пуха!
   - К черту!
   Кто мог догадаться, что в этот самый час на шоссе Покровск-Урбах несколько дорожных рабочих в оранжевых майках стоят, опершись на отбойные молотки?
   - Это ты здорово завернул, про лом! - старый бригадир, ценитель хороших баек, усатый, прокопченный степным солнцем и горячим битумом, довольно улыбался - Значит, Сеня, как получишь премию, бросишь шоферить?
   - А то! - щелчком отослав на обочину окурок, торжествовал рассказчик - Я, нах, лом выкопал, и, пох - теперь ни с кем не поделюсь! Пусть сосут медвежий курдюк, забулдыги! Но ты заметь, Петрович, я же не за премию в перегное ковырялся. Я за мир душой болел, нах. Вдруг Юркин лом и впрямь стал третьим полюсом? Только деньги получу, так и скажу ботаникам-космонавтам: "Пакуйте его в бандероль и отсылайте к пингвинам". Если еще не поздно. Сам в Сочи уеду, пох.
   - Ладно, Семен, мы с обеда про твою удачу слушаем, колдобин наковыряли, а кто закатывать будет? Вали асфальт!
   - Забудь, Петрович. - зашумела бригада - Ночь, считай, на дворе. Жрать охота, да и семьи. По хатам! Завтра ямы закатаем!
   Покидав в автобус отбойники и лопаты, бригада укатила в Покровск. Семен Черепанов, немного поразмыслив, свалил остывший асфальт из кузова ЗиЛа в ближайшей лесополосе. Вспомнил, что, заболтавшись, мужики не выставили знак "Дорожные работы". "А - пох!" - определился Семен, и развернул асфальтовоз в сторону Хербурга.
   Через полтора часа, в наступивших сумерках "Газель" с водкой на скорости вылетела на ряд ровных прямоугольных ям. Водитель вцепился в баранку, но машина заплясала по рытвинам, пошла боком, ударилась о придорожный бетонный столб и закувыркалась к посадкам.
   Славка, пытавшийся держаться за боковой поручень, пришел в сознание лежа в тридцати метрах от смятой, перевернутой "Газели", с выдранным поручнем в руке. Цел. Водитель сидел рядом - он перетягивал штаниной бедро порванной в двух местах ноги.
   Фары подъезжавших автомобилей осветили место аварии: поляну, усыпанную искрящимися бриллиантами. Славка окоченело смотрел на это мультяшное сияние битого стекла и медленно отходил от шока. Ему казалось, что он попал в сказку, в тайное подземелье гномов и добрые маленькие колдуны ему первому показывают свои заговоренные сокровища.
   Россыпь пахнущих осколков - вот все, что осталось от водки. Не уцелела ни одна бутылка.
  
   6 БОЙЦОВЫЕ ОСЕТРЫ
   Что Каблуков, счастливый свидетель зари третьего тысячелетия, знал о бурлаках? Ну, ясно, знаменитую картину Репина "Бурлаки на Волге", да присказку - "эй, ухнем!", которая по сути, лишь цитата из старой бурлацкой песни. Это к чему? Ах, да!
   Беспутная личная жизнь требовала немедленных и щедрых трат, а урожай водки тогда еще только зрел в кафельном подвале. От помидорных командировок, на которых так настаивал папа Карло, Максиму удавалось до поры отбрехиваться.
   Экономить командировочные рубли, сговариваться с алчными администраторами в гостиницах районных городков, подделывать счета и с каменной рожей предъявлять бумаги редакционной бухгалтерии - это он умел. Мог бы, конечно, вернуться с томатных плантаций со стопкой банкнот в кармане. Однако, в городе Каблукова держали две зазнобы: кристиановская секретарша Маша и тетка-завлаб из Бюро сертификации и стандартизации.
   Мария млела от мюнхенского пива и туфлей фирмы "Вигорос", тетка Руслана садистически любила внимание мужчин и очечерное обожание, ибо прочего у взяточницы было в достатке.
   Максим купил заведующую лабораторией вежливостью и вдумчивыми очками: "Представляю себе!" "Вы, с вашим опытом", "В принципе, молодежь не так испорчена", "Хотел бы я знать, что вы думаете о". После бесед над пробирками Руслана Николаевна, поглаживая Каблукову руку, выдала совершенно подлинный сертификат на энное количество бутылок водки "Чернышевский". Даже денег не спросила.
   Зато Маша так демонстративно останавливалась у витрин бутиков, что Максим, подтягивая ее за руку и развлекая прибаутками, чувствовал себя последней жабой. Надо было по быстрому срубить хотя бы несколько тысяч, но как? Каблуков решил в тайне от Питера и Славки примкнуть к бурлацкой артели. Ненадолго, конечно.
   Бурлаки собирались на знаменитой блошиной бирже рабсилы, что раскинулась у Усть-Курдюмского тракта, вдоль гористого берега Волги, выше Хербурга. Там, среди разношерстного люда, в основном бомжеватого, дожидающегося работодателей в надежде подкалымить грузчиками или обслугой в островных отелях, Максим сразу заметил особо обтерханную ватагу молодцов. Некоторые из них с утра пораньше поправляли здоровье из грязных стаканчиков, но большинство, расстелив телогрейки, а то и просто на земле, храпели во всю насосную завертку.
   Любопытная деталь - на пятках потенциальных работников мелом была накарябана цена их труда - от ста до пятисот рублей за день. Нравится - буди, нет - ступай с Богом.
   Каблуков остановился возле двух крупных бичей, степенно беседующих о достоинствах пенькового каната.
   - Тут бурлаки собираются?
   - Тут собираются. - подтвердил один из мужиков. Потом, смерив Максима взглядом и сделав какие-то свои выводы, добавил - А проститутки - дальше.
   - Хочу к вам наняться, подработать. Дня три-четыре. - Каблуков пропустил мимо ушей замечание о проститутках.
   - Ну, гони вступительный пузырь, присаживайся. Только учти, с твоей комплекцией больше трех сотен в день не заработаешь. - бич чернозубо улыбнулся - Меня Валера зовут, а это Гарик, он у нас в бригаде шишка.
   Максим был немедленно просвещен, что в отличие от грузцов, у бурлаков артель с жестким уставом и четырнадцатичасовым рабочим днем. Что бригада уже выбрала старосту, кашевара и "шишку" - самого умелого и сильного лидера, как раз Гарика.
   В случае транспортировки судна вдоль берега шишка идет первым, за ним подшишельные и тягуны. Замыкают ватагу в ходке "косные", чья задача - отцеплять от каната ветки и перекидывать его через кусты и камни.
   - А куда мне?
   - Пойдешь в "черпаки" - снисходительно назначил его Гарик, щеголявший в ватных штанах и брезентовых строительных ботинках на несгибаемой подошве - Из трюма воду вычерпывать, чтоб посудина не утонула к едрене-фене.
   - Арбузы буксируете? - продолжал любопытствовать Каблуков, сладострастно представляя себя в трюме баржи заполненной арбузами.
   - Спятил! - сурово оборвали его измышления бурлаки - Дырявые посудины на резку таскаем! По нормальному, буксиром, их возить невыгодно: аренда буксира, горючка, кран, помпы - воду откачивать, страховка. Все это знаешь, в какую копейку влетает! Металл не окупается, это ж не атомная лодка. А мы, что: берем по-божески, а работаем как волы. И коммерсантам выгодно, и бурлаки при деле. Видал, сколько ржавых пароходов по берегам накопилось? На наш век работы хватит.
   Каблуков был в курсе, что в начале 90-х годов отечественные скоробогачи, не имевшие ни капитанских, ни штурманских шевронов, ни соответствующей профессиональной команды, по дешевке скупали суда брошенных государством волжских пароходств. А потом, прогорев на пассажирско-грузовом бизнесе, задумались: что с ними делать?
   Иные безуспешно пытались превратить корабли в казино, гостиницы, комфортабельные квартиры - ведь живет же французский актер Пьер Ришар в барже на Сене! Другие захотели выручить хоть часть пропавших вложений на металлоломе. Но, оказалось, доставка судов на перерабатывающие заводы убыточна.
   Брошенные, бесхозные корабли сотнями лежали по берегам Волги, пока не объявились артели необурлаков. В тот день как раз намечалась буксировка на металлорезку старой баржи. Покуривая, Валера и Гарик сообщили Каблукову, что корыто будет уже седьмым судном, которое в этом сезоне их ватага поволочет на слом.
   - Так. - "шишка" Гарик строго оглядел бригаду - Все собрались и похмелились. Пошли на работу.
   Баржа типа "СШ" тухла на мели, носом в камышах, в сазанских плавнях. Когда основная бригада добрались до нее на заказанных хозяином-работодателем автобусах, несколько бомжей-бурлаков уже копошились на палубе. Они навязывали канаты, прилаживали тяжеленное, с ручками, бревно кабестана.
   Тащить баржу предстояло "комплексным методом" - бечевым, на плечах у бурлаков, шедших по берегу с бечевкой, и завозными якорями. Это когда на лодке завозится вперед якорь, а потом судно подтягивается к нему лебедкой-кабестаном.
   - Впряглись! - скомандовал Гарик.
   Максим, как был в джинсах и майке, с десятком самых слабосильных бурлаков спустился с ведрами в трюм и встал по пояс в мазутных кляксах. Баржа со страшным скрежетом сошла с мели и сразу со всех щелей в трюм хлынула темная волжская вода. Конвейер заработал. На палубе канат начали выбирать, и судно медленно, очень медленно продвигалось вперед.
   Вычерпывая воду и передавая ведра наверх, Каблуков услышал, как запряженные в рычаги кабестана бурлаки надрывно затянули: "Эй! Эй! Тяни канат смелей! Эх ты, Волга, мать-река!" Шаляпину было далеко до их натужной искренности. В это время вторая половина артели грузила в лодку другой якорь, и цикл повторялся.
   Вода в трюме, между тем, прибывала и достигла уже груди. В светлом окошке люка появился Валера с длинным шестом, на котором были нарезаны метры. Он мерил глубину воды внутри баржи.
   - Как там? - окликнули его с палубы.
   - Под табак! - с неуместной, на взгляд Каблукова, веселостью ответил подшишельный.
   Тут Максим обратил внимание, что у его напарников-черпаков сигаретные пачки, действительно, были привязаны резиночками под подбородками, и формула "под табак" имеет самый конкретный смысл. Спохватившись, он лапнул себя по карманам и извлек наружу раскисшие папиросы.
   - Фу, черт!
   Баржа в тот день, как-то ни удивительно, не утонула, и через четыре дня адской работы ватага подтащила ее к металлобазе. Впрочем, в последние два дня Каблуков пошел на повышение - трудился "косным" и только поэтому, наверное, не слег со смертельной простудой. Выдав честный расчет, Гарик напутствовал его словами:
   - Следующий месяц подходи, славно заработаем. Видел фильм "Жестокий романс"? Так вот, колесный пароход, который там снимался, "Ласточка", ржавеет в районе Волго-Донского канала. Большой путь предстоит его волочь, но и бакшиш хороший.
   - Для бурлацкого дела, - отшутился Максим - последнее бикини на себе порву!
   Питер, кстати, все эти дни настойчиво интересовался, почему Каблуков охладел к производственному процессу.
   - Деньги пополам - труд пополам! Ты чего в цехе не появляешься? - ругался он по телефону, когда заставал его поздно вечером дома, в постели, обмякшего и отогревшегося.
   Максиму неловко было признаться Бяке, что он изменил королеве-водке со шлюхой-баржей.
   - Предкам помогал. На даче. - так объяснил он Питеру свое отсутствие, явившись наконец в подвал - Ты знаешь, они фазенду и катер в аренду сдают. Прибраться надо было на участке: дорожки, гравий, то да се.
   - У-у. - протянул Бяка виновато - Молодец, компаньон. А я без тебя облажался. Стыдно сказать: ящик нашей водки аферисту подарил.
   Несмеяна, мывший в соседней комнате бутылки, услышав признание Баркова, нарочито гадко захохотал. Он-то предостерегал, - "Да разве кто слушает грязную швайню-бутылкомойщика?!"
   Питер начал каяться. Выяснилось - его не покидала мысль, что водку можно осветлить химическим путем. Ему казалось, что дело обстоит так же, как с заковыристой поломкой телевизора: достаточно найти рукастого мастера, заплатить ему за ремонт сверх принятого тарифа, и задача будет решена.
   Химия нынче шагнула далеко, размышлял Питер, если, конечно, верить надписям на пакетиках с моментальными супами. Наверняка есть в городе специалист, который, купившись на обещание щедрого гонорара, небрежно бросит на стол запаянную ампулу, со словами - "По две капли на бочку!"
   Бяка ясно представлял себе крохотную остроносую ампулу на черной полировке стола.
   Самое интересное, ему действительно дали телефон "нужного" специалиста. Дали не где-нибудь, а прямо на химфаке Хербургского госуниверситета, куда Питер явился нахрапом, на пике похмельной мозговой активности. Не мудрствуя, за первой клеенчатой дверью случайной кафедры он отрекомендовался реставратором из краеведческого музея и сказал, что ему требуется некое осветляющее вещество.
   - Мы в запасниках нашли старую чудотворную икону "Неупиваемая чаша". Верите, да? - заикаясь, и стараясь не дышать на собеседника, юлил Питер - От алкоголизма излечивает. Так вот содержимое в чаше слегка замутилось. Время-время. Уже не лечит иконка - не имеет силы. Очень жаль. Нужна одна ампула, которая осветляла бы водку, или спирт - протереть чашу на иконке.
   Старенький профессор-эколог, выслушав эту галиматью от "реставратора", полез в ящик стола. Бяка замер: неужели достанет драгоценную склянку? Но препод вытащил чистый листок формата А-4 и пляшущими буковками написал: "Влд. Ив. Шифер: 262 -7435"
   - Дерзкий химик. Вы, сударь, с ним сойдетесь.
   И старик снова уткнулся в методички.
   Созвонившись, отрекомендовавшись, и наврав химику про обессилевшую икону, Барков был приглашен посетить частную осетровую ферму, расположенную на юге города. Заранее Питер разнюхал, что на ферме проводится биологический эксперимент по выращиванию непригодных в пищу осетров. Удивился, но поехал.
   Маршрутка увезла Баркова на окраину, туда, где среди бетонных цехов и очистных сооружений вдруг начинали прорезываться пугающие зеленью капустные поля и бахчи. Прямо на остановке к Питеру подошел угрюмый, нечисто одетый нищий в пиджаке и мохнатой кепке, несмотря на жару. Спросил закурить, сверля черными насмешливыми моргалками. Питер протянул пачку и нищий, не смущаясь, выскреб из нее корявыми пальцами несколько сигарет.
   - Ну, знаешь! - выдохнул Бяка.
   - Что-что?! - звонко и угрожающе выкрикнул отошедший было босяк, вновь приближаясь, бренча цепями на разбитых "казаках".
   - Кури.
   Питер, стараясь не встретиться с ним глазами, быстро отвернулся и зашагал к проходной предприятия "Хербург рыбводхим".
   Надо уточнить: в голове у Питера университетская филологическая кротость чередовалась с трущобной агрессивностью как черно-красные секции на барабане рулетки. Невозможно было предсказать, на какой секции остановиться шарик крупье при очередной раздаче. Бяка одинаково органично умел пасовать, как ягненок, и драться, как баран. Особенно Бяку раздражало, когда в его присутствии оскорбляли женщин, хотя сам он, бывало, в припадке ревности гонял своих любовниц по квартире с топором.
   На босяке Бяка спасовал.
   Миновав охрану по заказанному пропуску, "реставратор" заплутал между ровными рядами никелированных бочек в огромном светлом цехе. Он уже собирался выкрикнуть сарафанное "Ау!", когда увидел господина Шифера, подливающего в бадью зеленоватую жидкость из колбы.
   О том, что перед ним главный химик-босс, Бяка догадался без подсказки: халат чистенький, брючки отглажены, а выражение розового лица заинтересованное и нежное, что несвойственно заскорузлым работягам. Маленький немец тоже заметил визитера и потер переносицу пальцами.
   - Нитрозометилбиурет, сильное мутагенное вещество. - вместо приветствия герр Шифер сунул Питеру в руки полупустую колбу - Примерно та же гадость, что сливается в реки с промышленными стоками, только концентрированная. Эффективны еще этилен, диметилсульфат, диэтилсульфат, этилметансульфат. Вас, стало быть, интересуют проблемы осветления старых икон?
   - Позвольте только один вопрос. - Бяка дипломатично отложил разговор о "проблемах осветления", помня, что лучший способ расположить к себе, это поговорить о тараканах собеседника - Зачем? Зачем деликатесную рыбу превращать в несъедобную?
   - Побочный эффект. Зато, - тут ученый муж приосанился и шевельнул птичьими плечами - мой труд практически завершен. Хотя три года назад задача казалась невыполнимой: изменить генетический код осетров и создать сильную бойцовскую рыбу. Живую торпеду, поддающуюся дрессуре. Ведь заказчики намерены использовать осетров для охраны лодочных стоянок и для борьбы с браконьерами. И еще в роли спасателя на городских пляжах.
   Как рассказал Бяке болтливый экспериментатор, три года назад к нему обратилась группа хербургских предпринимателей, с предложением профинансировать кое-какие опыты в сфере рыбного хозяйства. Ученый в тот период сидел без работы. С лабораторией селекции института Юго-Востока, где он занимался выращиванием новых сортов пшеницы, Шифер распрощался по причине грошовой зарплаты. Собирался всерьез податься в участковые милиционеры, а тут - на тебе, работа по профилю.
   Поначалу, когда узнал, что предстоит вырастить рыбу-убийцу, да еще и с мозгами, рассмеялся от души. Но первые же опыты Шифера с осетровыми породами рыб дали поразительные результаты. Под влиянием ряда химических веществ хрящевой скелет осетров укрепился и превзошел по крепости костный. Модифицированная рыба стала отличаться от предка как ротвейлер от пуделя. Ударом острого носа подростки осетры-мутанты не раз дырявили металлические резервуары. Мясо, правда, по вкусу стало напоминать банную мочалку. Благодаря этому, из цеха до сих пор не украли ни одного малька.
   - Вот пробоина была и вот. - химик радостно показывал Питеру швы от сварки на баке. - Это Стерва резвилась, пока была, гм... девочкой. Кличка такая у севрюги - Стерва. Сейчас умнейшая рыба, одна из самых способных. Для борьбы с браконьерами - хоть на Волге, хоть на Каспии, она готова. Осталось натаскать на охрану лодочных стоянок.
   Затея спонсоров Вольдемара Шифера имела вполне конкретную коммерческую подоплеку: подготовленные рыбы-охранники - ценное приобретение для многих специализированных организаций. На аренде и продаже мутантов можно заработать большие деньги. Кроме того, дельфинарии с белухами и касатками обрыдли туристам, а дрессированный осетр - звездный номер! Шиферовскими питомцами заинтересовались дельцы на Украине, в Иране и Румынии.
   Самая трудная, ключевая часть эксперимента была: заставить рыб думать.
   - Мозг осетров значительно увеличился под влиянием мутагенных веществ. - распространялся ученый перед начинавшим скучать от собственной вежливости Барковым - Это результат тщательного подбора смеси и концентрации химии в воде. То есть, направленная мутация. В грязных современных реках постоянно происходят произвольные мутации рыб, рождаются чудовища. Мои осетры мутировали под строгим контролем. Размер их мозга позволяет предполагать, что они способны конкурировать по сообразительности с дельфинами.
   Тренировали служебных рыб по особой методике, в бассейне имитирующем, в уменьшенном масштабе, место будущего трудоустройства осетра. Во время пребывания на ферме Бяки, водный полигон представлял собой копию хербургского городского пляжа.
   В бассейне как раз шла тренировка русского осетра по кличке Пилка. Усатый мужик, наряженный в общевойсковой защитный костюм, упорно пытался выйти за условные буйки. Вода доходила ему до пояса. Было видно, как при всякой попытке нарушения границы Пилка начинает беспокоиться, неуловимо-быстро подплывает к дядьке и носом толкает того на песчаный берег.
   - Слабые электрические импульсы, пронизывающие воду, кодируют поведение рыбы: разные участки водной глади вызывают у рыбы положительные, либо отрицательные эмоции. Следующим летом Пилка будет служить спасателем на городском пляже. - заметил герр Шифер - Абсолютно бесплатно. Так сказать, подарок родному Хербургу. До того натаскивали осетров на копии дельты Волги - охранять от браконьеров косяки своих беспомощных диких предков.
   Метод: боевые осетры разгоняются до скорости торпеды и бьют браконьерскую лодку в "скулу". Так легче всего ее перевернуть. Плохо, что и человек не всегда отличит браконьерскую моторку от обычной, прогулочной. Возможны ошибки. Думаю, выходить на патрулирование осетры будут не самостоятельно, а с рыбинспекцией. То есть, инспектор будет привязывать двух-трех мутантов к катеру поводками, а в нужный момент спускать, как собак. Они догонят и протаранят ближайшую лодку-цель.
   Со смешком, как бы по секрету, ученый рассказал переминавшемуся с ноги на ногу Питеру о забавном инциденте.
   Во время выгула бойцовских осетров на широкой воде - непосредственно в акватории Хербурга, одна торпеда перетерла свой поводок. Ощутив свободу, осетр атаковал бедалагу-рыбака, кимарившего с удочками в облезлой "Казанке". От удара лодка вздыбилась, мужичок, вращая конечностями, плюхнулся в воду. Шифер с дрессировщиком, конечно, вытащили безвинно пострадавшего, отбуксировали его перевернутую "Казанку" к Набережной.
   - Ну, бля, бля, - только и приговаривал рыбак - Видали, какое течение? Какие бревна тащит?
   "Бревно", тем временем, крутилось вокруг хозяйской лодки и требовало подачки.
   Истомившийся Питер успел проклясть свою непрошенную любознательность и шиферовскую болтливость.
   - Потом, елы-палы, чекисты гадают, как базарные торговки государственные тайны узнают! - пожаловался Бяка и скорчил наивную рожу - "Утечка мозгов на Запад!" Мозги давно в штаны утекли! Ему бы, рыбоведу, не стерлядь бензином травить, а тундру, блин, засевать газонной травой, в авангарде трудовой армии! В общем, улучил я паузу и завел разговор о деле.
   Барков по инерции начал с "Неупиваемой чаши", потом, все больше смущаясь перед сочувственным лицом Шифера, сбиваясь на заговорщицкий тон, вперившись в пуговицы шиферовского халата, забубнил о вознаграждении за осветление мутной водки. Ситуация ужасно напомнила ему прием у врача-венеролога в поликлинике. Питер даже воскликнул патетически:
   - Должно же быть средство, доктор!
   - Ну, я еще не доктор, а кандидат. Много у вас такой водки? То есть - спирта?
   Питер кратко чиркнул ребром ладони по горлу.
   - Привезите мне, значит, литра три-четыре. Для опытов. Поэкспериментирую.
   Цветущий Бяка раскланялся.
   После прощания с Вольдемаром Шифером, у выхода из цеха Питер заглянул в ближайший бак с мальками осетров. Крошечные монстры, будто мошкара носились в прозрачной ядовитой воде, тараня стенки емкости. Раздавался звук, как от удара стали о сталь.
   - Вот каких гадов Вольдик-то наш изобрел. - рядом с ним склонился давешний усатый дрессировщик Пилки - И плодятся, и растут быстро. Я, японский бог, всю жизнь на Волге прожил, а сейчас не знаю: купаться или повременить? Дрессируешь этих мутантов, дрессируешь, а все равно - рыба злая и страшная.
   Нищий ждал Баркова у остановки, опершись на длинную кривую арматурину. Он хмуро посторонился, вставил железяку в торчащий из земли вентиль, крутанул, и вдалеке, на капустном поле заработала поливалка.
   Бомжа-огородника Питер встречал и угощал сигаретами еще несколько раз, приезжая к герру Шиферу, чего нельзя сказать о переданном химику бидоне со спиртом: бидона Питер больше не увидел.
   Поначалу охрана держала Бяку на диване в проходной, объяснив, что босс принимает французскую делегацию. Французов сменили сирийцы, сирийцев - новозеландцы. Бяка стал грызть воротник рубашки и рваться во внутренний двор "Рыбводхима": "Рецепт! Господин Шифер! Рецепт! Ампула! Спирт!"
   - Что орешь? Слили твой спирт рыбам. Вольдик - он же псих! Даже нам ничего не досталось. - так увещевали Баркова охранники, экстрадируя его с заломленными руками на остановку.
   - А ты? - потешался Каблуков над Питером.
   - Чего? Я изворачиваюсь, кричу: "Всем устрою блицкриг, ворье!" Толку? Теперь остыл - нервы дороже банки спирта.
   Барков половником зачерпнул из ведра свежеразбодяженную водку, донес до воронки, вставленной в горлышко бутылки. Вылил, слегка расплескав. Без эмоций нахлобучил пробку, обжал машинкой и передал поллитру, скользкую, игривую, Максиму. Конвейер заработал.
   Туфли Марии Каблуков купил, когда они закрутили всю водку, утром первого беззаботного дня, дожидаясь вестей от Несмеяны, из Урбаха.
  
   7 РЫБНОЕ ДЕРЕВО
   "По смерти Ирода, господствовавшего в Халкиде, Клавдий отдал его царство его же племяннику, молодому Агриппе, сыну отца того же имени; наместничество же над Иудеей после Александра получил Куман. При нем опять стали происходить волнения, причинившие иудеям новые бедствия. Когда народ к празднику опресноков стекался в Иерусалим, римляне поставили в галерее храма когорту, так как они всегда имели обыкновение во время праздников держать войско под оружием, дабы предостерегать собравшийся народ от возмущения. Случилось тогда, что один из солдат поднял вверх свой плащ, неприличным нагибанием тела обратился к иудеям задом и издал звук, соответствовавший принятой им позе. Возмущенная этим поступком вся громада иудеев бурно потребовала от Кумана наказания солдата. Юноши же, легко поддающиеся увлечению, и некоторая часть народа, не отличавшаяся буйным характером, открыли нападение: они собрали камни и начали бросать их в солдат. Куман побоялся наступления со стороны всего народа и вызвал для подкрепления множество тяжеловооруженных; как только последние появились на галереях, иудеев объял панический страх; они бросились вон из храма по направлению к городу. Но от этого в выходах произошла такая страшная давка, что свыше десяти тысяч (Прим: по "Иудейским древностям" - 20 000) человек было растоптано и раздавлено".
   - Двадцать тысяч. За один пфук.
   Каблуков присвистнул, бросил Флавия на стиральную машину, закрыл крышку унитаза, осмотрелся, как бы ожидая увидеть вокруг себя еще большие жертвы, и взялся за бритву. Он готовился к свиданию.
   Через час Максим нес в одной руке, прижав коробку локтем, туфли "Вигорос", другой обнимал Машу за талию. Туфли были со стразами, на дерматиновых ремешках.
   Максим вежливо улыбался, Мария, вздернув узкий носик и потряхивая белым хвостом волос, озиралась, сканируя летние кафе на предмет свободных мест. Иногда секретарша шамана посматривала с благодарностью на картонную коробку.
   Максима забавляла первобытная подоплека их отношений - "баш на дашь". Эта простота ему нравилась. В сомкнутых губах Маши, и ее серых крапчатых глазах, проявилась вдруг спокойная и недвусмысленная блядинка, будто покупка туфлей упразднила диабетчицу-маму, сессию, болезненные месячные, сломанную заколку, нахамившего кондуктора, приставучего Игоря-тынезнаешь, и целый веер тому подобных жестянок, что тянется за всякой чиксой. Осталась только Маша-женщина, открытая и покорная, как фото на порносайте. Каблуков при взгляде на нее чувствовал прилив желания и досадовал, что ритуал ухаживания формально не закончен.
   - Есть предложение: забудем про кафе, пойдем в парк. Там знакомый художник, зарытый талант. Рисует так, что голландцы рыдают зелеными соплями. Ученик самого Мишки Банаротьева. Ты не знаешь. Мы поболтаем, а он по дружбе нарисует твой портрет. В новых туфлях. - предложил Максим.
   Мария тут же инстинктивно поднесла руки к волосам и вновь покосилась на коробку.
   - Ах? Правда? Ну, пойдем.
   В парке, в тени старых лип и кленов было прохладно, асфальт под ногами был расчерчен мокрыми трещинами. Бетонный Горький, как и многие десятилетия назад, пытался напомнить посетителям о том, что "Человек - это звучит гордо". Это у него плохо получалось, так как хулиганы-граффити переписали цитату на постаменте, и теперь в ней было больше житейской мудрости, чем плаката: "Человек - это звучит горько. Гордый".
   На входе в парк Максим купил связку банок пива. Антонов сидел на центральной аллее, распаренный, в единственном пятне жаркого света, пробившемся через листву. Он поводил по сторонам гоголевским, бугристым, испитым носом, и ужасно обрадовался, увидев Максима с пивом и дамой. Сразу стало понятно, что он не помнит предыдущей встречи, в фойе издательства, когда Каблуков от него коварно ускользнул.
   Пьяная розовая улыбка снизу охватила подковой нос художника:
   - Ка-аблук! Миледи! Вы вовремя, я в формемя. Вы вовре, я форме. Лучшей творческой форме. - прослюнил Антонов. Запачканными длиннопалыми руками он ухватил две банки и одну тут же открыл, с брызгами и извержением пены на штаны. Пригубил.
   Максим объяснил Леше, что девушка не понимает газетно-карикатурного юмора и хочет классический портрет пастелью.
   - Сделаю! - кивнул Антонов важно.
   Он достал из-под задницы картонку, а из сумки лист ватмана. Маша раскинулась на лавке и склонила голову на плечо, прикрыв глаза - так, по ее мнению, должны были позировать художникам благородные, знающие себе цену девушки.
   Каблуков тоже открыл пиво и тоже залил штаны. Пока отряхивался, мобильник в мокром кармане запел "кукарачу". Это был Питер, и голос его звучал без модуляций, как голос автоинформатора ГТС: "Макс, ты где? В парке? Будь там, я сейчас приду". "Давай-давай, мы тут пивом разговляемся!" - ответил Максим.
   С недоумением посмотрел на пикающую трубку. Пожал плечами, закурил, устроился поудобнее. Подставил под узкий солнечный луч залитые штанины. Зашептал Маше на ухо:
   - Леша - раньше служил снайпером в спецчастях. Своими руками застрелил мародера в Степанокерте.
   Высматривая пушнину, к ним направился старый знакомец, Вова Крик - тротуарная достопримечательность Хербурга, хитрый юродивый, в свои пятьдесят годков похожий на пацана. Вова был удачливый собиратель бутылок и обладатель стальных голосовых связок, готовый прославить хоть черта лысого, лишь бы можно было тянуть последний слог. Например: "Цвети родная Грузия-а!!!"
   Прохожие заставляли его кричать на улицах здравницы, тосты и комплименты женщинам. "Ай-я-я-я-я-я-я-я!" - тянул и тянул Вовин мощный баритон, и эхо, отражаясь от домов в центре города, разносило вопль по окрестным кварталам. Происхождение звука могло озадачить туриста, а завсегдатаи кафешек и уличные торговки лишь снисходительно крякали:
   - Халтурит сегодня Вова!
   Поначалу Вова вопил исключительно "Россия-а-а!". Это было в перестроечные времена, когда щуплый слесарь-инструментальщик Вован только-только пробовал себя в роли собирателя пивной пушнины. На волне патриотизма он вопил совершенно бесплатно, и тем самым сделал себе замечательную рекламу. Промоушен, так сказать. А когда патриотизм угас, Вова установил на децибелы таксу: один крик стоит пять рублей, либо эквивалентное количество пивных бутылок.
   Центровые бомжи его за это невзлюбили. Недоброе они думали о Вове. Однажды Максим подслушал, как злословили нищие: "Мы тут шаримся целый день, бутылки ищем, а он один раз крикнет - пять рублей в кармане. А вечером в кафе сидит, угощается!" - "Да ты знаешь, сколько ему лет, старому пеньку? Дед уже, если не трижды. У него голова не в порядке, вот он ходит и орет".
   По дороге к их лавочке стриженного под ежик Вову остановила компания тинейджеров, потягивающих алкогольные коктейли. Пацанята написали Вове записочку с текстом, он морщась ее изучил, встал в позу Баскова и прогорланил - "Оксана очень красивая-а-а-а-а-а!"
   Повернулся на одной ноге, подпрыгнул и бодренько откаблучил несколько замысловатых танцевальных па. Прославленная Оксана, у которой ухо, будто прыщами, было усеяно желтыми камушками пирсинга, зарделась. Вова ссыпал рубли в карман.
   Добравшись, наконец, до лавки художника, Крик выжидающе посмотрел на Машу и Каблукова, помялся, понял, что заказа не будет, и обратился к Антонову:
   - Как рисовательский бизнес?
   Антонов неопределенно поежился.
   - А в картишки везет?
   - Как сказать. Бывает, просыпаюсь, чувствую - болен. Колотит всего, не с похмелья - нет. Только о преферансе думаю. Значит, вечером точно пойду играть. Я средство нашел: хватаю карандаш и рисую всю колоду. Каждой карте придаю свою физиономию. Свой характер, каким он мне в тот момент представляется. Например, туз червей расположен ко мне, улыбается, стало быть, я его точно прикуплю. Дама показывает "фак". И на королей рассчитывать не стоит, даже если игра кажется сильной. Проигрываю своей колодой несколько раздач - все совпадает.
   - Ну?
   - Пролетаю, один черт.
   Каблуков знал, что в дальней части парка летними вечерами собирались преферансисты, но не предполагал, что Антонов принимает участие в их турнирах. "Вот пень, оказывается, еще не все мозги пропил! - подумал он - Обманчива внешность. А, если дать ему снайперскую винтовку в руки? Небось, не промажет".
   Вдалеке, в конце аллеи, в зеленой неспокойной перспективе, полной пасущихся голубей, цветов, гула машин и детских выкриков показался крошечный Барков.
   "Например, отсюда в Питера" - по инерции продолжил свою мысль Максим и сразу понял, что случилась беда. Бяка шел на негнущихся ногах, иногда срываясь на бег, но спотыкаясь и останавливаясь. Его майка, прихваченная с одного бока резинкой шорт, жалко болталась.
   - Маша, ты сиди, позируй, я отлучусь на секунду.
   Мария с улыбкой посмотрела на пиво и благосклонно кивнула: "Туфли-то оставь. Еще обдуешь". И засмеялась доверительно, уже, видимо, примеривая на себя передник супруги.
   Каблуков спешил, спешил навстречу Баркову, чувствуя, как горечь волной ползет от горла и обволакивает сердце.
   - Питер!
   Тот деревянно остановился, и вдруг больно ткнул Максима кулаком в грудь.
   - Все! Нам конец! Славка звонил: машина, водка! Все! Разбилось!!!
   Максим мгновенно ощутил желание действовать немедленно. Куда-то бежать, с кем-то драться, что-то доказывать. Почему-то подумал о Боге, потом о шенгенской визе. Потом горечь исчезла, пришла хищная ясность.
   - Садись, Бяка. Не трепещи. Несмеяна цел?
   - Угу, живой. Повезло. Газелька попала на колдоебины, снесла столб, сама на хрен развалилась: почти пополам. Славка через лобовое стекло вылетел. От водки брызги остались. И от нас останутся. Очень скоро.
   - Это же форс-мажор! Так и скажем Кафилю.
   - Ты че, дурак?
   Оба замолчали. "Не за свое дело мы взялись. Ох, дьявол - не за свое! Кудеяр, Рефат, водка, мясорубка. Газета, помидоры, штопор, доброе русское свинство. Пятьсот тысяч рублей - нет, уже больше" - все это быстрой пестрой лентой пронеслось в голове Максима. Пятьсот тысяч представились ему россыпью глянцевых банковских пачек. На деньгах образный ряд задымился, пошел дырами и оборвался.
   - Чего нам в кабаках не пилось на публику? Легко было, весело. Пропагандисты-агитаторы! Пиар магнаты! Водочные короли! Какого пениса мы сгребли все в кучу? С нашим везением говно в клозетах чистить опасно! Утонем, сто пудово! - безжизненно, на одной ноте причитал Бяка.
   - Нам надо выпить и подумать. Пойдем. Пойдем к Антонову, там Машка сидит. - Каблуков поднялся - Ни слова о неудаче. Скажи... Сделай вид, что тебя простуда колбасит.
   Антонов к тому времени завершил работу, он набрасывал последние штрихи и тени, а Мария, уже почти влюбленная в долговязого алкоголика, с нетерпением рвала у него из рук лист.
   Даже новым туфлям нашлось место на портрете - не имея площади написать Машины ноги, Антонов поместил туфельки ей в уши, в виде золотых сережек. Максим достаточное для соблюдения приличия время изучал шедевр.
   - Смекни Леонардо, как нам Питера от чиха вылечить? Хата нужна с хорошим обществом, а водку с перцем я проставлю.
   - Каблук! Ты в точку попал. Сегодня Дубинин у себя в дворницкой устраивает персональную выставку. Ты ж знаешь Марка? Вот-вот. Всех зовет. М-да. Экспозиция одной скульптуры. Погудим. Хе-хе.
   - О, богема. Джоконда, ты как?
   - !
   Выбравшись из парка, после краткого захода в магазин, команда под предводительством Антонова нырнула в низенькую подворотню старого доходного дома и направилась вглубь заросшего кустами сирени двора. Подцепив проволокой, открыли массивную, на кованых петлях, дверь в дворницкую. Протиснулись узким коридором, заставленным всяким хламом - обрезками жести, обломками рекламных билбордов. "Ой, больно, бля!" - насадился на что-то шаткий Антонов.
   В глубине коридора, в мастерской горел свет. Там стояли две кровати и стол посередине. Пустые бутылки вдоль стен и немытая посуда на столе так же присутствовали, как и залитая портвейном шахматная доска. Еще в одном углу комнаты был мольберт, огромный как колесный транспарант времен социализма, в другом - нечто, завешенное клетчатым вагонным одеялом.
   В комнате, казалось, из самих стен сочился сладкий запах тлена, присущий вековому жилью, и даже сигаретный дым его не мог перебить. Скульптор Марк Дубинин в ботинках лежал на кровати и пускал табачные кольца.
   - Что-то вы рано!
   - К тебе пока проберешься, колени переломаешь. В коридоре - филиал городской свалки! - приветствовал его Антонов.
   - Знаешь, вот так же приходил инспектор из пожарной службы. Посмотрел на мой творческий материал, говорит: "Хлам немедленно выбросить, а то произойдет самовозгорание!" Выбросить! Невежа.
   Марк называл себя скульптором-авангардистом. В видимой жизни он успел потрудиться монтером сцены и грузчиком, в сезон - уборщиком на пляже. Наконец, он остановился на профессии дворника, так как она давала великие преимущества - дворницкую-мастерскую, и доступ к мусору.
   Из мусора Дубинин собирал свои скульптуры. Ко всему прочему, Марк был законченным шалопаем - душой кампании, любителем выпить. Заработанные крохи он запросто спускал в салонах игральных автоматов. Комнату скульптор делил с альтернативным соседом - Степой Зимовцом. Степа был тихим бледным юношей с длинными пальцами, мастер по шахматам. Одновременно он считался поэтом-символистом, корифеем в сфере любовной лирики и философского стиха. Философский аспект его поэзии здорово осложняло вычурное сочетание идей христианства и вампиризма. Кроме того, Степа сторожил по ночам новостройку. В Степины обязанности входило надевать форму охранного агентства и присматривать, что бы население не растырило строительные материалы, а зимой топить в вагончиках-бытовках.
   Ночная работа спасала смирного поэта от творческих кутежей, которые Марк устраивал в дворницкой почти ежевечерне. У них бывали авторы невразумительных полотен, экзальтированные леди в мехах, готовые переспать с кем угодно и где угодно, залетные пасторы-проповедники, редакторы и журналисты хербургских мелких маргинальных изданий. Бывал Вова Крик.
   Мнительная, а иногда и драчливая тусовка набивалась вечерами в комнату, рассаживалась на пол и по кроватям. Ржали над Степиными стихами, пили водку, портвейн и крепленое пиво. Пели песни Макаревича, Бутусова, Шевчука. Сильно расслабившись - Шнура. Порой дремали и всхрапывали в углах.
   Ребята угнездились, глубоко провалившись в панцирную сетку кроватей. Дубинин, приложившись к рюмке, снял гитару со стены:
   - Щаз спою!
   Затянул:
   - Я зажег в церквах все свечи, Лишь одну, одну оставил, Что бы друг в осенний вечер, Да по мне ее поставил. Оба-на! Вот и друг!
   В мастерскую с грохотом ввалился Зимовец. За его брючину зацепилось лохматое, ржавое ведро из дубининского инвентаря. Степа прыгал как крыс, стараясь сохранить равновесие и не разбить бутылки в пакете. В руке он также держал газетный кулек с вареными раками.
   - Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты раковые! Степка! -обратился к поэту Марк, запустив руку под подушку - Я тебе скажу, кто ты! Я сегодня умную книжку в университетской библиотеке украл, прошлый век издания. Откроем книгу. Вот: "Ламии, это умершие люди, которые могут выходить из могилы, являться живым и принимать участие в жизни. В большинстве случаев вмешательство это злобное и приносит несчастье. Вампиры -- это разновидность ламий. Они также встают из гробов и сосут кровь живых людей".
   Но то все теория. Главное, твои приметы: "Зубы длинные, острые, пальцы тоже длинные с острыми ногтями. Чем сильнее вампир, тем он легче усыпляет жертву своим взглядом или прикосновением. Самый сильный человек под взглядом такого вампира делается совершенно беспомощным, никакая храбрость тут не поможет -- человек засыпает против своей воли, и тогда он верная жертва вампира". Еще неизвестно, чем ты по ночам занимаешься: шлакоблоки охраняешь, или прохожим горло рвешь?
   Зимовец отмахнулся.
   Степа словно открыл некий шлюз - в мастерскую по двое-трое стали заходить приглашенные: наипестрейший сброд. Некоторые индивиды были шапочно известны Максиму и Питеру. Например, заштатный поп, по кличке Рыль, с козлиным лицом Флоренского - неплохой бард. Однажды он угощал Каблукова жареной в подсолнечном масле саранчой-фри. Или Витюня Ершов, безденежный семьянин - называл себя журналистом, но никогда не писал, зато обладал чрезвычайным нюхом на пьянки.
   Пришла толстая, бородавчатая поэтесса Сюзанка - ее постоянно сопровождали две-три по хипповски одетые юные поклонницы. Иногда Сюзанка пыталась ими, в смысле - их восторженными телами, торговать. Еще какие-то хлыщи, еще какие-то женщины.
   В итоге коридор родил фигуру совсем уж неожиданную: дядю Колю-Кристиана Бинго. Мессир принес изобилие в двух объемистых авоськах: вино, портвейн, водку и даже коньяк. Заметив Баркова, Каблукова и свою секретаршу Машу, восседавшую, из-за тесноты, у Максима на коленях, Кристиан демонстративно выкатил глаза и пошевелил крылатыми бровями.
   Каблуков пригласил навевателя снов присесть рядом. Извлек из-под стола табуретку.
   - Вы как здесь, дядя Коля?
   - Хербург, точно, большая деревня. Этот вот - Марк, родней мне приходится. Первой жены младший двоюродный брат. Люблю балбеса.
   Обращаясь к Марии, Кристиан добавил умерено-строго:
   - Не перебирай, Манюня. Завтра большой заказ на сны о Перуне и Стрибоге. От языческой общины. Проследишь? - это уже к Максиму.
   Презентация скульптуры началась. Дубинин сидел во главе стола, и интриговал:
   - Кое-кто назовет мою работу вялотекущей шизофренией. Другие же - формой социального протеста. Я думаю, что обе стороны правы. Да. Ибо границы между этими понятиями размыты. Как разобрать, где кончается одно и начинается другое? Главное - это буйство свободных ассоциаций, бредовое парение.
   Марк сдернул клетчатое одеяло. Барышни почтительно заахали. "Похоже на елку" - буркнул кто-то из хлыщей.
   Из собранного по улицам хлама - веток, жестяных консервных банок, дырявых дворницких ведер, ломанных фанерных листов, Дубинин собрал скульптуру, которую уместно было бы назвать модным словом "инсталляция". Сам Марк предпочитал слово "наитие". Его творение представляло собой торчащее из кадки костлявое мертвое дерево, с нанизанными на ветки жестяными рыбками. Фоном дереву служила обнаженная женщина, нарисованная Дубининым на куске фанеры с фотографической точностью деталей. Тело женщины было испещрено отпечатками пряжки солдатского ремня.
   Зимовец, желая поддержать друга и вызвать тусовку на продуктивный спор, официально взял слово.
   - Я вижу в этом дереве глубокие корни. Символика восходит к раннехристианским традициям, которые автор дает в развитии, вплоть до нашего железного и мусорного века. Символ рыбы, как известно...
   - Символ Российской армии! - вдруг, прервав поэта, рявкнул Кристиан Бинго. - Марк - провидец, гений, святой! Ты как узнал? Я еще не рассказывал эту историю.
   Сюзанины хиппарки поспешно отвернулись от "Рыбного дерева" и прислушались к бровастому навевателю. Тот продолжил:
   - Я служил в аэродромной обслуге под Астраханью, на полигоне Капустин Яр. Там, перед учениями, фугасы навалены по типу чурок в поленнице -- валом. И вот парочка наших прапорщиков задумалась: "Волга рядом, взрывчатка под рукой, какого черта мы до сих пор с удочками рыбачим?" Решили прапорщики выбрать подходящую бомбу, спереть ее, и приспособить для рыбной ловли. Обошли склады и остановились на самой маленькой авиационной бомбочке -- ФАБ-50. А в ней заряд, между прочим, полста килограммов тротила!
   С чем сравнить? Сто грамм разорвет автомобиль на куски. Потащили прапорщики фугас к протоке, вставили взрыватель с бикфордовым шнуром. Тут заспорили. Один профессионал говорит-де: "Бикфордов шнур в воде размокает и гаснет". Другой склоняется к тому, что горит, но очень медленно и печально. Короче: прапоры обрезали шнур, чтобы не успел размокнуть, вывезли снасть на середину протоки и ухнули бомбу в реку.
   Едва догребли до берега, протока со страшным грохотом поднялась к небесам. Рыбу разметало по округе в радиусе полукилометра. Мы потом всей частью собирали в лесу лещей, как грибы. Снимали щук с деревьев. Уйму крупных сомов и осетров так и не смогли достать - очень высоко висели. Местные жители, кто в лес забредал, умом трогались: осетры на сучьях висят, словно рябчики. Вот где корни-то, вот где символизм!
   Дубинин, с вытянувшимся лицом, промолчал.
   Ближе к концу выставки, когда в дворницкой сигаретный дым свивался в материальные кольца, а поперек коридора лежали метла и телогрейка, в которых путались выбегавшие до гальюна гости, Максим придвинулся к дяде Коле-Кристиану.
   - Дядя Коля, вы человек дюже бывалый, плохого не присоветуете. Нужна подсказка: где раздобыть халявного спирта? Хоть чуть-чуть?
   - Ну-у. - недоуменно загудел маг - Бутылку, что ли?
   - Бочку.
   - А где ваш бассейн?
   - Бассейн при деле. Запакован. На реализации. Без проблем. Только все же очень нужна бочка, и, желательно, даром.
   - Задача.
   Навеватель снов, подпершись о кулаки, осмотрел панораму вечеринки. Покосившееся "Рыбное дерево" стояло задвинутое в угол, жестяные кильки дрожали в желтом свете электрической лампочки. Фанерная дама сникла, наколотая на рог упавшей вешалки. Пол мастерской был засыпан рачьими ножками и скорлупками.
   Степа Зимовец, заткнув уши скомканной бумагой, писал стихи в школьную тетрадку, подложив под нее книгу "О ламиях или живых мертвецах". Вдруг, выдернув из ушей затычки, он, перекрывая гам и розовея, прокричал новорожденную лирику:
   - Осенью, в день пыльного мороза,
   В доме окна цвета жженой стружки!
   В клюве я зажму за стебель розу
   И покину мать свою, старушку!
   Полечу к соседнему гнездовью
   Над алмазной крышей рубероида!
   И твою увижу норку вдовью,
   Средь квартир, напичканных народом!...
   "И тут старушки-мамы" - осудил Каблуков. Питер отвалился на продавленной кровати, сглатывая тошноту. Поп Рыль и Дубинин сидели друг против друга - горшок с геранью стоял между ними на столе. На глазах честной публики безобразники опрокинули по стопке водки и с рычанием вцепились зубами в куст, обгладывая его, закусывая горькими листьями.
   - Задача трудная, но решаемая.
   Кристиан прильнул губами к самому уху Максима, цокнувшись своими очками о дужку его очков:
   - На прошлой неделе приходил ко мне один заказчик, сильно похож на араба. Имя татарское... Рушан - не Рушан? Говорит: "Уважаемый дервиш, нужен сон о батыре Кудеяре. Что за человек, где искать?" Не ваш ли кредитор? Я колданул, конечно - работа есть работа. Не знаю, что ему пригрезилось, но чувствую, надо торопиться... Условился с ребятами из хербургского уфо-клуба снарядить экспедицию на поиски легендарной кудеяровской пещеры.
   С министерством туризма Автономии уже порешал вопрос положительно. Посулил, по примеру "Космопоиска", опубликовать интригующий отчет о поездке и проложить новый туристический маршрут. Марк вполцены вылепит памятник Кудеяру, как местному народному герою. Эти проекты министерство согласилось профинансировать, так что экспедиция официальная.
   Мой интерес ты знаешь. Я думаю, что Кудеяр и его шайка - это древние духи разгульной Руси. Хочу вступить в контакт. В пещере, похоже, склад награбленного призраками барахла. И спирт там, и памперсы, и шоколадки, и фунты-стерлинги. Поедешь со мной в экспедицию - спирт твой, стерлинги мои.
   Максим грустно отстранился.
   - Дядя Коля, неужели вы серьезно? Ваши привидения - это перебор. Пе-ре-бор! Черт его знает, отчего увекских гробокопателей кудеяровщина скосила, но я пока с ума не сошел.
   - Как знаешь. - вздохнул навеватель - Тогда другой совет: вали на казахстанский рубеж и договаривайся с таможенниками, или пограничниками. Ищи подход к служивым. Они каждый день контрабандный спирт тоннами конфисковывают.
   Кутеж, тем временем, приблизился к завершающей стадии.
   - Не расходитесь! - молил, обнимая дерево, Марк - Я точно гений!
   Некая декадентка, откидывая вуаль с пылающего пятнами, как от титурама, лица, пыталась поцеловать Марка в темечко, и прилечь рядом на пол, но ей мешала кадка. Каблуков поднялся, покрепче зацепив одной рукой Машу, а другой Питера. С ними на улицу вышли Крик и Зимовец. Степа направлялся на работу. Ему предстояла еще одна тягостная ночь на берегу черного котлована: обходить территорию, следить, что бы хулиганы прожекторы не побили. Крик, как примерный семьянин, спешил к супруге и внучатам.
   Максим затолкал девушку и вялого Бяку в такси. Назвал свой адрес. Мария слабо упиралась, сжимая в одной руке свернутый трубочкой портрет, в другой - коробку с туфлями.
   - Жизнь штука платная, поэтому я и скорблю. Даже ботинки изнашиваются в среднем на пять рублей в день. - не открывая глаз вдруг сомнабулически-ясно произнес с заднего сиденья Питер. - Хочу сто процентов свободы. Вижу сон о бабочке, которая видит сон о человеке. Ви. Месье, же не манш па си жюр.
   Эти откровения он порол до самого каблуковского дома.
  
   8 ЕРЕМИНСКИЕ ГУМАНОИДЫ
   Гроза, прокатившаяся над заволжским селом Еремино, повалила старый тополь. Дерево упало на столб и, запутавшись в проводах, образовало вместе со столбом Х-образную фигуру, обесточив поселок.
   - То сам святой Андрей Первозванный наше село благословил! - объяснил опечаленным крестьянам священник отец Анатолий - Заступник Руси нам, маловерным, знамение посылает, в виде честного креста своего. Сам апостол сейчас незримо ходит по селу.
   Да, бывало, заходили в село паломники, путешествующие от сибирских святынь к среднерусским и обратно, много чудесного рассказывали, но что бы лично апостол Андрей заглянул?
   Покачали мужики головами, и пошли за пилами - тополь резать. Работа затянулась. Даже через неделю после события рейсовый автобус "Балаково-Еремино" остановился перед завалом из сучьев - в центр села дороги не было.
   Каблуков спрыгнул на мягкий асфальт, поправил на плече журналистскую сумку с недоеденным батоном колбасы и фотоаппаратом. Зубами вытащил из пачки сигарету. Раскалившаяся на степной жаре зажигалка выбросила аршинный столб пламени. В кармане Максима лежал командировочный бланк и письменная рекомендация к председателю хозяйства: де, "корреспондент газеты администрации Немецкой Автономии "Остфатерланд" направлен в ОАО "Изобилие" для освещения текущих успехов местных сельхозпроизводителей".
   В другом кармане - еще одна рекомендация, к начальнику погранзаставы, имеющему усадебку в том же Еремино. В ней пресс-атташе хербургской таможни (знакомый Каблукова) просил пограничников оказать Максиму "всяческое содействие в начинаниях". Был и предварительный телефонный созвон Каблукова с погранцом. Однако сам предмет начинаний они должны были обсудить кулуарно.
   Вообще, те дни, что прошли после памятной презентации у Дубинина, были небогаты на драйв. До зари они с Машей отгоняли от своей кровати Бяку, спьяну начавшего блукать по квартире. Наконец, Питер набрал в ванную на ладонь ледяной воды и упал туда в одежде, поджав колени. Заснул лицом вниз.
   Было слышно как он бурно всхрапывает, засасывает воду, откашливается во сне. Мария тонко ойкала под Каблуковым, поправляла сползавшее от резких движений одеяло, и шептала: "Милый! Посмотри! Утонет!" - "Хер утонет!" - спорил Каблуков, хотя не был совершенно уверен.
   Едва любовники задремали, как Бяка из глубины санузла визгливо зачитал:
   - "В восьмой день месяца гарпея солнце взошло над дымившимися развалинами Иерусалима. За время осады город перенес столько тяжелых бед, что если бы он от начала своего основания вкушал бы столько же счастья, то был бы поистине достоин зависти. Но ничем он не заслужил столько несчастий, как тем лишь, что воспитал такое поколение, которое его ниспровергло". Что ты на очке штудируешь, Макс? Я думал, Булгаков. Нет, еврей какой-то. Иосиф. Почему страницы драные?
   - Кошка порвала, на туалет. - лениво откликнулся Каблуков, утыкаясь лицом в ключицу девушки - Сходи за пивом, что ли. Деньги в штанах. В левом заднем.
   Максим не нашел пробела, чтобы рассказать Питеру о задумке с казахским спиртом. Барков, казалось, забыл об их пиковом положении: он моментально вновь нажрался, призрачно шутил, подливая полуголым Марии и Каблукову пиво, потом как-то незаметно ушел в необсохшей одежде. Ушла и Мария.
   Каблуков плотно отоспался, а на следующее утро отправился в "Остфатерланд" оформлять помидорную командировку. До самого отъезда он не виделся ни с Питером, ни с Несмеяной, ни с Марией.
   Максим шагал по Еремино, присматриваясь к адресам, кое-где размашисто написанным на заборах краской. Коттедж фэпеэсовца не попадался, а спросить азимут было не у кого - село как умерло. Лишь гуси и утки плескались в зеленых лужах, да бродили бычки, волоча за собой вырванные колышки.
   Начальник заставы, в пятнистых штанах, с голым волосатым пузом, сам догнал его на улице, на служебной "Ниве". Затормозив, с профессиональной враждебностью пограничник осмотрел чужака, то есть, Каблукова. Потребовал документы.
   - Вы Алексей Бенц, начальник заставы ФПС?
   - Ну?
   - Максим Каблуков, мы с вами по телефону...
   - А! Точно. Акула хербургской журналистики. Что ж, поехали к моему шалашу, посекретничаем.
   Шалаш погранца возвышался в центре Еремино, соперничая размерами с соседним шалашом председателя. Высокие скаты крыш коттеджей сельских боссов были устелены настоящей, добротной немецкой черепицей.
   - Почему в деревне пусто? Крестьяне на помидорных плантациях? Стихийный трудовой порыв?
   Красно-кирпичное лицо отставного вояки пошло сетью морщин. Бенц резко остановился и заржал почти по лошадиному.
   - Порыв? Прорыв! Село в госпитале, поголовно. Кишечная эпидемия. Апостол благословил! Погоди. Сейчас накатим, расскажу. Видел, тополь упал? Батюшка и брякни: Андрей Первозванный осенил нас, недотеп. Бабки шушукаться начали, потом Васечкин подхватил, Бляхин, даже Модестыч. - Бенц указал на дом председателя - Тертый леший. Присаживайся на веранде, в тени. За знакомство надо, не отпирайся. Надо!
   Пограничник выволок из гаража канистру-американку со спиртом, плеснул жидкость в хрустальный графинчик, разбавил минеральной водой. Его супруга, в черной сицилийской юбке на африканском заду, улыбчивая, покрыла скатеркой стол, выставила блюдо с простоквашей, резанное крупными кусками вареное мясо и горячий хлеб.
   Бенц с энтузиазмом провинциала, решившего доказать столичной штучке, что в глуши жизнь кипит и пенится, начал излагать ереминские новости. Он бухал короткими фразами, в мажорной тональности.
   - Значит - благословил.
   Первым сельчанином, испытавшим на собственной шкуре эффективность апостольского благословения, оказался известный на всю деревню враль и горемыка, Илья Васечкин.
   Горемыкой Васечкин стал лет десять назад: в ту зиму волки загрызли на льду реки Большой Иргиз лосиху, однако, были сыты и оставили труп, решили позже доесть. Тушу заметил охотинспектор, изловчился и вложил под шкуру лосихи несколько ампул со стрихнином. А следом за инспектором по льду брел с ружьишком Илья. Видит: тушка лежит свежая и ничейная. Отрубил зад, дома котлет накрутил, покушал, наутро с салазками опять за мясом наладился, словно на рынок. Дошел до убитой лосихи, бодро так, а рядом уж волки травленные валяются.
   Тут померкло в голове у халявщика, живот скрутило: понос, рвота, мечется по льду, как Гришка Распутин перед смертью. Едва оклемался, нажив непреходящую дрожь в руках - да такую, что навсегда пришлось отказаться от стакана. Из горла пил, как прежде, по-молодецки. Сам Васечкин потом шутил: "Дали Богу мой документ на подпись, а он его затерял!"
   Правда, отвернулось с той поры от Васечкина охотничье счастье. Застрелит дрожащими руками одного зайца за сезон и - амба! С горя Илья переключился на сусликов. Этих мышеподобных он бил сотнями. Варил, жарил, солил, и вообще, всячески экспериментировал на кухне, пока не привык к мышиному мясу.
   Серьезные проблемы начались у охотника с односельчанами: кряжистый фермер Бляхин, откушав по незнанию у Ильи пельменей с сусличьим мясом, долго возил юродивого гостеприимца по двору с воплями:
   - Я тебе, сука, кот? Я, что, кот, т-твою мать?
   Однако сдвиг, случившийся в голове у заурядного в прошлом мужика, кулаками исправить уже не удавалось. Странные шутки, инициативы и фантазии стали рождаться в упомянутой голове. Начал Васечкин с того, что нажил себе кровного врага в лице слесаря крестьянского товарищества "Изобилие", казаха Каштыма.
   В сельском табеле о рангах Каштым имел оскорбительно низкий чин. Казах много лет следил за тем, чтобы транспортер, выгребающий с фермы коровий навоз, не вышел из строя. Когда транспортер ломался, Каштым ремонтировал его. Это полный перечень его профессиональных обязанностей. Однако, честолюбивый слесарь не мирился со своим ничтожеством - он мечтал стать заведующим фермой. Об этом в Еремино не знали разве что новорожденные телята.
   И вот однажды, накануне общего собрания "Изобилия" в местном Доме Культуры, Васечкин встретил на улице слесаря.
   - Есть хорошая новость для тебя, Каштым. Ставишь пол-литра - новость твоя.
   - А какая, к примеру, новость? - не вдруг согласился карьерист.
   - Без керосина не скажу. - интриговал Илья - Сегодня вечером собрание, тебя заведующим фермой ставить будут. Это я от самого председателя слышал. Ему Еблукай (нынешний заведующий фермой - авт.) не угодил: на день рождения дочери подарок подарил дешевый. Будь готов, нынче все решается. Оденься поприличней, да запах навоза истреби. Дезодорантом. Но это по большому секрету. - заговорщицки подмигнул Васечкин Каштыму.
   - Да за такую новость, родной, литра не жалко! Айда в сельмаг!
   Вечером того дня односельчане подивились элегантности слесаря: выбрит, на ногах начищенные офицерские хромачи. Свадебный костюм пятнадцатилетней давности сидел на нем как влитой. Также в наличии имелся галстук с портретом Назарбаева, привезенный любовницей брата Каштыма из самой Астаны. Дополняла картину мятая шляпа и расходящиеся от слесаря кругами волны густого цветочного запаха.
   Каштым был надменен и неразговорчив. Печать повышения по службе уже тронула холодком величия его скуластое лицо. Естественно, в клубе им было заблаговременно занято кресло в почетном, как ему казалось, первом ряду.
   Шеф, Валент Модестович, вышел на трибуну. Началось обсуждение текущих крестьянских проблем.
   - Вот, возьмем нашу ферму. - начал председатель и осекся. Его взгляд упал на Каштыма. Шеф втянул носом воздух и взбеленился - Возьмем ферму, а чего ее брать, когда все коровы наши, бедные, в говне по самые рога, а эти вот слесаря, с позволения сказать, ходят разодетые и в шляпах, как шлюхи на показе мод!
   По бесстрастным лицам каштымовских односельчан скользнули улыбки.
   - Такой вентилятор не придумали, чтоб после тебя зал проветрить! - не унимался председатель.
   Тут Каштым понял, что в жизни счастья нет, и его звездный час еще не настал. С тяжелым тесаком для разделки мяса он до ночи гонял Васечкина по селу. Шлейф цветочного дезодоранта устойчиво отмечал весь проделанный ими путь. Васечкин перепрыгивал через плетни и орал: "Каштым! Ты не тот галстук надел! Надо было Зюганова повесить!"
   Дальше - больше. Однажды Васечкин одурачил все Еремино поголовно, и первого - председателя Валента Модестовича. Раз вышло, родственники из Уральска прислали с оказией Васечкину списанный промышленный молочный сепаратор. Пользуйся, де, не жалко.
   Когда Илья возился во дворе с хитроумной машиной, к нему заглянул Валент Модестович. Поцокал языком: "Где достал полезную вещь?" Васечкин подбоченился: "Не поверишь, Модестыч!"
   Со слов Васечкина дело обстояло так: когда он подменял на пасеке старого сторожа Кузьмича, на пасеку опустилась летающая тарелка. Илья, конечно, удивился, но присутствия духа не потерял, даже когда из корабля вышли сами пришельцы. Впрочем, пилоты весьма походили на людей, только тощих, как из концлагеря. На желтой ворсистой пластине, палочкой приминая ворс, инопланетяне русским языком написали просьбу подарить им одну пчелиную семью. Пчелы нужны им были, как уточнил Илья, для исследований в области навигации - у этих насекомых уникальное чувство направления.
   Васечкин засмущался, засуетился, да и брякни: "Приветствую вас, братья, от имени всего человечества и всех тружеников села. Пчел не жалко, только вы взамен новый сепаратор привезите, мой-то сломался".
   - Штука в том, - разглагольствовал Васечкин перед хмурым от недоверия председателем - что я, сам того не подозревая, сыграл на менталитете инопланетян. Заложил, можно сказать, основы будущего сотрудничества. Цивилизация, с которой я вступил в контакт, не имеет понятия о таких вещах, как социальный статус человека, ну там - должность, звание. Для них что Буш, что бомж - все едино. Назвался их "братом", "полномочным представителем тружеников села", да еще и "всего человечества", значит, так оно и есть на веки вечные. Теперь я для инопланетян "брат Илья" - главное связующее звено между ними и земным человечеством. И вот видишь, Модестыч, пилоты тарелки честно привезли мне молочный сепаратор. Где взяли - Богу известно.
   Председатель развел руками, потерянно оглядел васечкинский двор, сепаратор, и вдруг насел на "брата Илью", как та старуха в сказке о рыбаке и рыбке: "Проси, дурачина, подшипников для комбайнов! Жатва на носу! Запчасти для тракторов проси! Шины!" Илья пообещал.
   На следующий день Васечкин объявил председателю, что гуманоиды безропотно согласились обновить материальную базу хозяйства, но выдвинули встречное предложение. Им потребовалось взять в "аренду" несколько пшеничных полей для начертания на них пиктограмм - гигантских символов, видимых из космоса.
   Васечкин объяснил шефу, что как мы привычно пишем черными буквами по белой бумаге, так и пришельцы традиционно чертят знаки своей азбуки палочками на ворсе. Символы на земной поверхности им нужны для оптической связи с кораблями. Где они найдут на Земле лучший "ворс" чем пшеничные поля? "Урожай губить не позволю!" - насупился Валент Модестович.
   - И не надо! - расцвел "брат Илья" - Они ведь лохи! Я им сдал в аренду поля в Англии, Америке и Китае.
   Слух о секретном, но прибыльном контракте с инопланетянами мгновенно разлетелся по Еремино. К дому Васечкина потянулись односельчане с униженными просьбами: кому палас новый, кому газовую плиту. Молодежь просила мотоциклы и джинсовые костюмы. Илья всем обещал. Явился даже его злейший враг - Каштым. Долго мял шляпу, а потом попросил "планетян" забрать с собой в космос Еблукая, для медицинских опытов.
   Вечера ереминцы проводили у телевизоров, в надежде увидеть по новостям свидетельства инопланетной активности. На удачу Васечкина, как раз транслировали очередные "Х-файлы", в которых освещалась серьезная проблема - круги на полях. Особенно страдала Англия: поля этой державы регулярно пестрили таинственными навигационными знаками. Впрочем, доставалось и американским фермерам, и арабским дехканам, и рисоедам китайцам.
   - Это, Коля, они за твой шифер нарисовали. А это, бабка Прасковья - за твой палас. - комментировал Васечкин.
   Со временем ереминцев кое-что начало настораживать. А именно: никакой отдачи от инопланетян не было. Ни запчастей, ни газовых горелок. Некие шестеренки, которые Васечкин пытался вручить Валенту Модестовичу под видом инопланетной дани, были разоблачены как никчемное старье. Илья объяснял односельчанам, что пришельцы - экспедиционный корпус из Крабовидной туманности. До проблем земного села у них не всегда руки доходят. При этом намекал: случись с ним что, неизвестно - примут ли гуманоиды нового "выразителя чаяний Земли".
   Однако крах "брата Ильи" был неизбежен. Он приближался стремительно и неотвратимо, как курьерский поезд.
   В день, когда наступило прозрение, сам Валент Модестович с колчаковской трехлинейкой наперевес возглавлял погоню крестьян за Васечкиным. Время от времени он прикладывался к "моське" и срезал пулями головки репьев у ног убегающего Ильи. "Каштым! - призывно вопил Васечкин - Скажи им, что я не вру! Еблукая забрали!" Заведующий фермой в то время лег в районную больницу с язвой желудка.
   Так вот - об апостольском благословении. После грозы, светлой июльской ночью, Васечкин, впервые за много лет, застрелил кабаненка. В упор. Глупый кабан забрел прямо в его огород лакомиться картошкой.
   Непосредственно перед сенсацией механизатор Виталька Козелков на тракторе возвращался с полей на мехдвор. У васечкинского плетня его "Беларусь" осветил фарами белую растрепанную фигуру. Седой старик в лохмотьях, раскинув руки и задрав кадык к небу, что-то шептал, обернувшись к дому горемыки.
   - Дед, здесь самогонкой не торгуют. - окликнул незнакомца Виталий - Хочешь, полезай в трактор, доброшу до самогонщицы? Вместе хрюкнем.
   Но старикан, крестясь, поспешно перелез через забор и скрылся в зарослях торнослива.
   Потом незапамятно-древняя старушка Соломонида Алексеевна, до сих пор не простившая комдиву Чапаеву, что обошел ее в свое время сватовством, рассказывала наутро:
   - Гляжу в окно, - шамкала старуха товаркам - а по лужам дед идет. Темно, а вокруг него словно зорька играет! Такой ясный дед, красивый. Улицу миновал, оглянулся, и крест на три стороны положил - мол, мир Еремину, и здоровья без аспирина!
   - Вот оно, святое благословение! - хвастая разделанным кабаном, пророчествовал Васечкин - Истинно вам говорю: Андрей Первозванный второй раз в Россию в командировку выбрался! Начал обход с Еремино, а там дальше по другим деревням пойдет, города благословит, лесоповалы всякие. Мне кабанчика подсунул, а кому-то, может, "Жигули" в "Мерс" превратит. А?
   И тут же получил легкий шлепок по затылку от Бенца.
   Слова Васечкина приобрели неожиданный вес и значимость через несколько часов. Однако в центре внимания оказался не он, а богатей-фермер, татарин Марс Бляхин. Его подворье напоминало митинг времен свержения коммунизма. Фермер, окруженный толпой подобострастных односельчан, лузгал семечки у ворот.
   - Табак в прошлом году посеял, прогорел. - чавкая, жизнерадостно рассказывал крепыш Бляхин. - Осенью бомжи весь мой подсолнечник смолотили. Они ведь хитро работают: шастают по полю с коробками и колотушками. Коробку подставил, по шляпке колотушкой - хлоп, семечки осыпаются. На прошлой неделе наскреб последние гроши, заказал дизтопливо, на всю уборочную. Привозят, значит, цистерну.
   Едва топливо начало сливаться в приготовленные Бляхиным бочки, как лица его рабочих выразили сложную гамму чувств: удивление, недоверие, бурный восторг. Из цистерны, вместо дизтоплива лился чистый портвейн. Десять тонн портвейна!
   Пораженный Бляхин пытался, было, раскрыть рот и намекнуть представителю фирмы-поставщика на недоразумение, но понял, что, пророни он хоть полслова, его немедленно линчуют собственные батраки.
   - Потом думаю: так, солярка стоит рубль с копейками, а портвейн - минимум тридцать рублей за литр. Ого-го, какой навар! Ни сеять, ни пахать не надо. - Марс довольно заурчал, и мужики хором подхватили его урчание - Признаться, один раз уже мне вместо дизеля автол присылали. Левачат ребята, вот и путаются. Я вино в амбар сгрузил, надежных парней на охрану поставил.
   Вокруг фермерского амбара, и впрямь, гуськом ходили несколько вооруженных кольями мужиков. Ноги надежных парней чертили на земле авангардистские узоры. Еще два десятка добровольцев ждали своей очереди, чтобы заступить на охрану амбара с тоннами портвейна.
   Среди них, дрожащими руками сжимая Новый завет, Илья Васечкин вещал об апостоле Андрее:
   - Бляхину солярку в портвейн превратил!
   Хотя Бляхин и был мусульманином, но не строгим, а таким, что и водочку при случае из заварочного чайника употребит, и сальца свиного шматок отхватит. Словом: большинству сельчан нравилась версия о евангельском превращении солярки в портвейн. Немедленно нашлись свидетели, которые видели загадочного седобородого нищего возле фермерского амбара.
   На Бляхина и Васечкина смотрели как на людей прикоснувшихся к благодати. Иные советовали организовать вокруг Еремино крестный ход, но так как крестьяне, включая отца Анатолия, давно забыли, как это делается, Васечкин взял инициативу в свои руки. Он предложил устроить праздничный обед на все село с пельменями из кабанятины. Пир продолжался два дня.
   Скучающий в палате районной больницы заведующий фермы Еблукай оторвал глаза от газеты "Опущенная целина", и в замешательстве посмотрел на Марса Бляхина. Его, постанывающего, вводила в палату пожилая медсестра.
   - Привет! - страдальчески поздоровался с Еблукаем Марс - Одиноко не будет. Считай, все наши здесь.
   На банкете Илья Васечкин отравил пельменями ереминцев от мала до велика, из жадности подмешав в кабанятину старые запасы консервированной мышиной плоти.
   - Потом, паразиты наши, ополовинили мой портвейн: пять тонн втихаря выдули! - пожаловался фермер. - А в фирме хватились товар, теперь неприятностей не оберешься.
   И еще: ранним утром, в лучах восходящего солнца, страдающая от бессонницы Соломонида Алексеевна снова видела седобородого старика. Через поле, по колено в тумане, дед неспешно удалялся от Еремино в сторону Оренбурга.
   - Рядовой состав "Изобилия" слег поголовно. Васечкин, Каштым, Козелков. Пальцев не хватит загибать! Все Еремино на больничке животом мается. Я-то вечеринку пропустил, рубежи охранял. Уцелел. Валент Модестович тоже здоров: он есть отказался, ибо ученый. - досказал Бенц.
   - Вот как благословение обернулось. Не в коня пельмени. - забеспокоился Максим, соображая, что репортаж с полей в стиле "Кубанских казаков" придется высасывать из пальца - Сии дерзкие юнцы нашли печальные концы. А как же дед, он всерьез - апостол?
   - Кто ж его знает? Пилигрим какой-нибудь, паломник беспачпортный. Шатун. Плохо, не попался он мне, я б его прогнал по базе данных! Однако, к делу.
   Бенц оказался понятливым коммерсантом "при исполнении" и моментально ухватил суть каблуковского предложения. Он согласился осчастливить Максима пятью двадцатилитровыми канистрами со спиртом, в обмен на бравурную статью о зорких пограничниках под командованием второго Карацупы - его, Алексея Бенца. Отставив стакан, он набрал номер заставы, напевая: "Над Амуром тучи ходят-бродят". Группе оперативного реагирования было приказано подготовиться к ночному сафари на контрабандистов.
  
   9 СТЕПНЫЕ ПАРОМЫ
   Безлюдное, опустошенное кишечной инфекцией Еремино медленно погружалось в гладкую ночь. Каблуков с Бенцем допили второй графинчик, после чего Бенц размякшим голосом сказал:
   - Хватит. Скоро в бой.
   Они вышли на огород, за коттедж, до ветру - захотелось именно так, без удобств. Пограничник быстро сделал свое дело и ушел в дом, собираться, а Максим остался стоять, глядя на очень далекий, дрожащий в прохладной степи фонарь неизвестного происхождения.
   После казахского спирта, и многообещающего "скоро в бой", ему стало тоскливо, и почему-то вспомнилась бывшая жена, с которой он был разведен уже полтора года.
   Да, жена. Максим опасался стоять рядом с нею в трамвае, ибо чувствовал, что поездка закончится его оргазмом задолго до нужной остановки. За все время их брака, он не мог заснуть, если она не лежала у него на плече, крепко, и как-то очень уютно прижавшись всем телом. В эти минуты он представлял их тела со стороны как удачно собранную головоломку.
   Иногда он признавался себе, что ярко и незаслуженно счастлив, хотя до встречи с этой девушкой с насмешкой относился к самому понятию "счастье", считая его литературщиной. Ее звали Марией. И потом, после развода, Каблуков при знакомстве с девицами интуитивно предпочитал это имя всяким другим.
   Он увидел ее впервые, когда она, первокурсница сельхозинститута, только что приехавшая в шумный город из района, гуляла с подругой по парку в зеленых брючках и пиджачке, мотая гривой ослепительно черных и длинных волос...
   - Как эта ночь на границе. - Максим одернул сентиментального себя, вставив вслух в поток образов сознательную пошлость.
   Мария казалась преданной женой, и Каблуков, в принципе не признающий насилия над личностью, семейного диктата, контроля, легко отпускал ее с подругами по барам и ночным клубам, допускал легкие флирты с другими мужчинами, тем более, что сам был не вполне безгрешен. В конце третьего года их жизни с семейной пирамиды упал один маленький камушек и повлек за собой...
   - Не камнепад, а Санта-Барбару. - прошептал в темноте Максим.
   Максим загулял с Бякой, и в ту же ночь и Мария пришла подвыпивши, еще позже, чем он: "В ресторане была! С настоящим мужчиной, а не с тобой, босота, алкоголик, очкарик, тряпка!" Каблуков постарался выхватить у нее из рук мобильник, чтобы посмотреть звонки, но жена у него на глазах ловко стерла список. Телефон полетел в угол, где брызнул фонтанчиком синих обломков пластмассы, а Максим ударил кулаком в стену и выбил себе фалангу мизинца.
   - И чего я так разошелся? Знал же, что треп. Или не треп? - Каблуков запоздало занервничал, и закурил.
   Это был их последний вечер вместе, но уже не в одной постели. Мария легла на пол, закутавшись в плед. В конце следующего дня она позвонила ему в редакцию и сказала, что уезжает к подруге. "Вали-вали!" - скрипуче подбодрил ее Максим.
   - У-у-у-ш! - зашипел настоящий, материальный Максим, согнувшись пополам, скорчившись на огороде, и на мгновение сморгнул с глазного дна того, с телефоном, в редакции "Остфатерланда", уже похмелившегося, заносчивого и уверенного в том, что красавица-жена его собственность, вроде расчески.
   Ее следы отыскались через несколько дней, в престижном подмосковном санатории "Ясные зорьки". Каблуков гнал туда всю ночь свой "Фольксваген", пару-тройку раз чуть не угодив под мосты встречных фур. Он застал жену одну в номере, только что вернувшуюся из бассейна и принимающую душ.
   "Ты разрешишь мне одеться? На чьи деньги? Хозяин санатория мой хороший знакомый. Подружились на той презентации, в ресторане. Он увидел, что я взволнована и хочу уйти от тебя, и он предложил погостить, успокоиться. Сам привез сюда, подарил новый телефон, и DVD-плейер с экранчиком, чтобы я не скучала. Телефон, между прочим, стоит тысячу долларов. Нет, он очень порядочный человек, никаких видов на меня не имеет. Вернуться? С тобой? Ты шутишь? Здесь массаж, ванны, конные прогулки, устрицы к столу. Ты помнишь, что я ушла от тебя? То есть, ты, негодяй, избил меня и выгнал, со ста рублями в кармане!"
   - "Что ты говоришь, Боже мой! Марочка, любовь моя, тебя заманивают, ты не выкарабкаешься из этой истории, не расплатившись собой. Тебя соблазнят. Умоляю, посмотри на меня как прежде! Что с твоими глазами? На них будто шоры, ты будто слепа! Зачем ты берешь дорогие подарки?"
   - "Да, беру! И буду брать, пока дают! Буду делать все, что захочу, буду красиво жить! Мне купят квартиру и машину! Он сделал мне предложение! Я влюблена! Я буду жить в Москве! Оставь меня в покое!"
   Максим вернулся в Хербург. В тот же день они с Питером брутально надрались.
   - Че ты мямлил? - докапывался Питер до Максима - Отыскал бы, и вызвал этого козлину на дуэль!
   - Герр Бяка, отвянь! Еще Лессан Сегеич доказал, что дуэли с любовниками жен - неэффективное расходование творческих и интеллектуальных сил России. А мы должны думать о ее судьбе.
   Потом Бяка затеял потасовку у кафе с четырьмя агрессивными юношами, а Каблуков кинулся их разнимать, и в процессе ему отмахнули по зубам кастетом. Зубы устояли, но с тех пор у Максима над уголком верхней губы, слева, остался шрам в виде молнии, как у Гарри Поттера, только у того, кажется, был на лбу.
   Долгое время почти каждую ночь Максим просыпался от ожога внутри мозга, будто в раскрытую черепную коробку капнули кипятком, с острым чувством страха и удивления. Не понимая, чем вызвана боль, он начинал шарить рядом с собой на диване.
   Правая рука натыкалась на стену, а левая на табуретку с прикроватным срачем - сигаретной пачкой, грязной пивной кружкой, пепельницей, откуда окурки десятками сбегали на волю. Марии не было. Боль постепенно угасала, а Каблуков еще долго лежал и курил.
   Когда вновь засыпал, снились фантасмагоричные, бредовые сны: то они с Марией, как дети, прыгают друг напротив друга на матрасе, то делят мягкую краюху хлеба, то вместе сидят за столом на поминках ее бабушки Софьи (куда Каблуков так и не поехал - пил, за что жена его не раз упрекала). Чаще всего: будто они устало пикируются обвинениями, и вдруг оба понимают, что спят, и между ними не стоит этот чужой страшный человек, которым Мария куплена и связана. Тогда они целовались и плакали.
   Наутро Максиму казалось, душа Марии всерьез прилетала к нему, что потери не было, что сон - реальность, а жизнь ужасный, путанный сон, хотелось звонить, бежать, увидеть ее, или услышать ее голос, чтобы она с мягкой улыбкой сказала, что одумалась и ждет его, и любит как прежде, даже крепче.
   Мария тоже вернулась в Хербург. Владелец подмосковного пансионата снял ей квартиру в центре города, и даже купил машину - "Гольф". Сам наезжал временами, потрахивать. Максим ее встречал на улице. Редко, но встречал. Прежде он всегда узнавал силуэт жены издалека, а теперь не верил себе и с полушага. Мария коротко постриглась, срезав свою великолепную черную корону, одевалась дорого, почему-то растолстела.
   - Ты же была творческий человечек. - сказал он ей как-то - Ты писала в журналы, и получалось, и я старался помогать. А сейчас, прости - пустая расфуфыренная кукла.
   Однажды, поздно вечером, он увидел под окнами ее квартиры автомобиль того самого пансионатовладельца - Александра, с московскими номерами. Сразу вспомнилось, как один из его приятелей сжег машину любовника жены, метнув в нее бутылку с бензином. Обмусолив, сплюнул эту мысль.
   - Всех блох не переловишь!
   С Александром он даже встретился, специально приехав для этого в Москву. Бизнесмен явился на рандеву с двумя телохранителями, видимо предполагал, что Максим будет буен.
   Они присели друг напротив друга за столиком ресторана "Ели-пили", недалеко от Ленинградского вокзала. Александр кушал осетрину с гранатовым соусом, Максима же тошнило при одном взгляде на еду. Он вглядывался в этого мужчину ("Чего она в нем нашла, кроме денег?") и видел, что в подсушенное лицо московского спонсора закралась серьезная конструкторская ошибка. Один глаз висел на щеке ниже другого, а рот был искривлен. Максим даже подумал, что его девочка связалась с особо обаятельным и убедительным сумасшедшим ("Нет, не может быть, видимо, просто человек хороший").
   Каблуков пытался образно и многословно объяснить богатею, что жена была в смятении, в расстройстве чувств, и использовать в такой момент женщину, все равно как подманить пряником деревенскую дурочку.
   - Любовник санатория, владелец Марочки... Отпусти ее!!!
   - Сучка не захочет, кобель не вскочит. - равнодушно заметил Александр, укладывая в кривую щель рта пластинку осетрины - У тебя была семья - не получилось. Теперь мы с Марией делаем что-то вроде семьи. Ты кушай, кушай.
   И расплатился за каблуковский кофе.
   Вечерами, когда Максим сидел один с бутылкой водки, уставившись в телевизор, не видя экрана, и вел бесконечные хитросплетенные диалоги с Машей и Александром, ему казалось, что в этот день он познакомился с одной из ипостасей дьявола.
   Максима от ворот окликнул Бенц.
   Б-р-р - мурашки бегут наперегонки: ветер, вершина кургана на Российско-Казахстанской границе, редкие огоньки, присосавшаяся к служебной "Ниве" тьма. Вместе со Каблуковым и Алексеем Бенцем на кургане несли дозор, однако, несколько бойцов СОБРа.
   Бенц с энтузиазмом обозревал окрестности в прибор ночного видения. Отловить какого-нибудь захудалого контрабандиста, ползущего по проселкам на КамАЗе в обход русского таможенного поста, шанс был весьма велик. В этом пограничники заверили Максима: "Опыт!"
   Пока же, сидя на корточках, собровцы травили байки. Водитель Петр, человек крупный и длинноногий, но с нежным ломким голосом, рассказывал, как тут недалеко, зимой, на глухой, заметенной снегом, сельской автозаправочной станции съехались вместе четверо шоферов из разных деревень. Баки своим машинам залили, но разъезжаться не спешат, ибо чувствуют зуд. Заправщик, по совместительству самогонщик, и сам был не прочь поддать с хорошими людьми.
   Стол мужики в вагончике накрыли, скумбрию порубали и начали вливать в себя огненный самогон литр за литром. О чем могут беседовать четыре шофера и заправщик? Естественно, о своих раздолбанных грузовиках и дорожных приключениях. Перебрали все достойные упоминания случаи, съели каждый по 100 000 милиграмм невыносимого зелья, тут заправщик и ляпнул: "Летом, говорит, так же выпивали с Эдуардом. Так Эдя на спор, на своем "газоне", поднялся вон на тот крутой курган. Даже не буксанул!"
   Курган нависал над самой станцией и, если взглянуть трезвым оком, покорился бы не всякому альпинисту, но драйверы завелись. "Что летом? - рванул на себе пуговицы один, Дмитрий, односельчанин триумфатора - Да я хоть сейчас! Да я Эдьку с его "газоном" на задний мост намотаю!" И скинул замасленную робу.
   Вываливают шофера из бендежки, на ногах стоять не могут. Мороз на улице за сорок градусов, и все крепчает. Однако, спорщик дополз до своего трехосного ЗИЛа, тронул вверх по склону. Минут двадцать грузовик утюжил сугробы и, наконец, исчез наверху, в морозной дымке.
   Судейская коллегия вернулась на заправку допивать, да и уснули все там же, забыв про дружбана. Хватились его только к утру.
   Когда свидетели спора и несколько других заезжих водителей поднялись на курган, они увидели такую картину: у самой вершины лежал опрокинутый на бок ЗИЛ, а рядом с кабиной, голый по пояс, мирно посапывал Дмитрий. Его могучее, пышущее жаром тело проплавило снег до самой травки. Как уверяют очевидцы, трава даже кое-где зазеленела, согретая теплом шоферского организма, будто печью.
   Доставленный в больницу, водила проснулся там через несколько часов с диагнозом "жестокое похмелье". Медики были потрясены - ни малейших следов обморожения. Хотя в те холода птицы на лету замерзали.
   Максим взял историю на заметку.
   - Фура, фура! - вдруг завопил "старшой", азартно ткнул невидимым пальцем в самый пупок ночи, и снова приложился к прибору - Далеко еще. В обход едет, по бездорожью. Успеем перехватить!
   "Нива" бешено петляла по пробитым тракторами проселкам. Несколько раз приходилось останавливаться - веслохвостые тушканчики выскакивали на свет фар, и, пораженные, падали перед колесами, сворачиваясь в рыжие комочки. Сердобольный, лысый собровец-водитель неизменно выходил из-за баранки, форменной кепкой подцеплял ослепленных зверьков, относил их на обочину.
   Бенц играл скулами, но молчал. Фары загадочного грузовика то вспыхивали вдали, то вновь терялись. Неожиданно "Нива" вылетела на асфальтовую трассу.
   - Не понял! - чисто по-булдаковски поразился Бенц - Где мы?
   Впрочем, времени на изучение карты не осталось: из-за поворота показался искомый КамАЗ. Собровцы рассыпались по дороге, выставив перед собой автоматы, словно бейсбольные биты. Едва свет выхватил фигуры в камуфляже, водитель грузовика ударил в тормоза. Из кабины выпал трясущийся крошечный казах.
   - Что везешь?
   Казах совал в руки бойцам мятые накладные и умоляюще смотрел на дула "калашей".
   - Где отметка российской таможни?
   - Я еще не доехал. - невнятно стал оправдываться маленький шофер, у которого вдруг открылось обильное слюнотечение - Только что на казахской таможне отметился, в Уральске.
   - Отпустите его, ребята. - грустно приказал Бенц, а когда фура удалилась, сорвался на крик - Быстро в машину, уроды! Мы в Казахстан, под Уральск зарулили! Мы туточки не погранотряд, а диверсионная группа! А если казах ихним ментам стукнет? Скандал! - и уже в машине добавил, обращаясь к собровцу за рулем - Ты, когда выезжали, номера на "Ниву" прикрутил?
   - Забы-ыл! - мелодично протянул тот.
   - Чую, он принял нас за бандитов. Значит, точно стукнет. Гони! Журналист, про эту бурундушку не пиши. Облажались.
   Далеко они не ушли: на хвост сел какой-то автомобиль, мигал им дальним светом в зеркальце заднего вида. Ночной преследователь не отставал, и пограничники вполне уверились, что их пасет казахстанская полиция.
   - Бля, гони Петя! Дави тушканчиков! Не дай Бог, подрежут!
   Через час жаркой погони впереди показались огни элеватора. Группа была уже явно в России, а наглецы все юзили в кильватере "Нивы".
   - Е-мое! - озарило командира - Да, это же контрабандисты! Они, похоже, караваном ехали, потерялись, и приняли нас за своих. Стой Петруха! Спасай тушканчиков!
   Бенц был прав: в предрассветных сумерках УАЗ незадачливых преследователей осмотрели: из салона и багажника машины погранцы извлекли несколько сорокалитровых канистр со спиртом. Контрабандисты, два онемевших от такого поворота дел русских мужика потеряно сидели на траве и смотрели на обыск глазами раскулаченных.
   - Вот об этом пиши, журналист. - добродушно комментировал командир - Ты ведь знаешь как красиво написать. Диктую: "Благодаря своевременной оперативной информации был проведен ряд своевременных оперативно-розыскных мероприятий, результатом которых явилось". Ну, и в целом, высоким стилем. Так, теперь поехали к терминалу.
   Задержанные спиртовозы томились в своей машине у таможенного терминала, дожидаясь вызова "на ковер". Пограничники хлопотали - сдавали на таможню спирт. Малую часть, разумеется, для отчетности. Про контрабандистов на время как бы забыли. Каблуков плюхнулся на заднее сиденье "козелка".
   - Глупо попали, мужики?
   - Не своим делом занялись, вот и попали. - мрачно ответил мужчина постарше. Звали его, как выяснилось, незамысловато - Ваня.
   - Столяры мы. - продолжил он - Гвозди-рубаночки, доски-брусочки: вот наша работа. Позарились, как дураки, на легкий калым - из Уральска в Россию спирт перекинуть. Плакали теперь наши деньги, еще и срок припаяют.
   - Столярничаете, значит, дома строите?
   - Да, - замялся Иван - дома. Очень многосемейные. Клетки для людей строим.
   - Ты чего балабонишь? Язык на аршин распустил! - взвился второй спиртовоз, Андрей.
   - Ладно, парень не мент, рапорт не настрочит. Клетки для нелегалов мастерим: для индусов всяких, афганцев, шри-ланкийцев, негров. Паромщики мы.
   - Стоп, как это - клетки?
   - А, так. Вот ты думаешь, почему из казахских степей в Россию столько леса везут? Досок всяких: оструганных, неоструганных? Девяносто процентов машин с дровами - клетки. - объяснил Андрей - Снаружи доски, внутри пустота. В таких клетках перевозят людей, иногда наркотики. В общем: дорогостоящий товар.
   Как рассказали "паромщики", специалисты по изготовлению клеток в приграничных территориях весьма ценятся. Грамотно сконструировать и сбить клетку для перевозки живого товара - наука исключительной сложности. Распахнув дверцы фуры и узрев ровные торцы досок, таможенники или пограничники не должны заподозрить, что под пиломатериальной оболочкой скрываются люди. Доски, конечно, гораздо короче общей длинны кузова.
   Если бдительный таможенник решит выдернуть несколько хлыстов из общей массы, на этот случай в сколоченный монолит клетки вставляется десятка два "заманулек" - длинных, свободно выдвигающихся досок. Они частоколом пронзают внутреннее пространство тайника: нелегалы часами и сутками сидят в самых вычурных позах, но безопасность того стоит.
   - Также тайник не должен простукиваться с бортов машины. Вентиляция внутри, понятно, требуется. - продолжил Андрей - Вот, однажды какие-то омские барыги взялись переправить из Восточного Казахстана в Россию группу шриланкийцев. Собрали с них семьдесят тысяч долларов. Посадили в клетку, в КамАЗ. На подъезде к границе почувствовали, что клетка сработана кустарно - голоса слышны, вонь из-под бревен. Поняли, что запалятся при переходе. Подвезли весь табор к сарайчику в степи, загнали нелегалов внутрь: "Ждите, говорят, скоро вернемся". И укатили в Омск.
   Южане неделю ждали партнеров в сарае, потом еще месяц скитались по степям, Россию искали. В шелковых одежонках, зимой! Сначала деревни обходили стороной, потом начали попрошайничать. Крестьяне их за шоу-экспедицию принимали: вроде "Последнего героя".
   Наконец, русские пограничники шриланкийцев переловили и сдали в бомжатник - отогреваться. Да только четверо "героев" к тому времени замерзли в степи. Окочурились, блин.
   Порой в тайниках перевозят вполне законный товар - запчасти, сельхозинвентарь, медикаменты. Кому нужна лишняя морока на таможне? Ведь было уж дело: казахстанский институт послал в новосибирский НИИ подопытных мух-дрозофил. Банку с мухами задержали - справки, пошлины, то да се. Дрозофилы не стали дожидаться конца бюрократической процедуры. Так и сдохли под арестом, от голода.
   - Зачем же вы, при такой востребованной профессии, спиртом занялись?
   - Мертвый сезон, - уныло заметил Иван - Позавчера одну клетку сработали, под лекарства. Кстати - эта фура сегодня должна через таможню проходить. До этого две недели лапу сосали. Но мы не только столярничаем, еще провожаем грузовики через кордон тайными дорогами - тех, кому на таможню ну, никак нельзя соваться. Учим водил, что говорить, как вести себя, если во время перехода нарвешься на погранцов.
   - И как же надо себя вести?
   - Во-первых, надо сказать, что съехал с трассы к колодцу, водички набрать. Источников в степи мало: такой крюк никого не удивит. Потом, якобы, решил срезать дорогу к таможне, заблудился, границу-то и проскочил. Благо, сам сатана не знает точно, где она проходит. Во-вторых, при осмотре автомобиля из кабины лучше не выходить, а то и вовсе сделать вид, что спишь. Пусть погранцы где хотят смотрят, что хотят открывают. Дело в том, что досматривают машины профи.
   Один боец ходит вокруг грузовика, там-сям щупает-постукивает, а другой тем временем за водителем следит. В основу метода положен принцип "горячо-холодно". Если пограничник приближается к тайнику в бардачке, аккумуляторном ящике или под кузовом, человек непроизвольно выражает беспокойство. Тайник вмиг будет найден, а водила влопается по самые уши.
   - Мы пару лет назад мастерили клетку для сорока нелегалов-арабов. - понизил голос Иван - Потом проводили этот КамАЗ через хербургский участок границы в Россию. Чисто провели. Арабы грузились - укутанные были с головы до пяток, да один нам шибко знакомым показался: он вроде босса был, остальные перед ним травкой стелились.
   - Кто же это?
   - Ты телевизор смотришь? - зашипел Андрей - Кого американцы по всему миру ищут и бомбят? Усама Бин-Ладен - черт бородатый! Только наше дело маленькое.
   В это время они увидели, как через стоянку к машине направляется жизнерадостный Александр Бенц.
   - А ну, ребята, пошли на допрос, протокольчик составлять. Там как раз еще двух жуликов задержали. Не чета вам! До чего додумались: под дровами соорудили тайник. Так ловко! А в тайнике лекарства - нистатин, ампицилин, глюкоза. Провезли бы, только накладная у них была хреновая.
   - Начальник! - в один голос взвыли побледневшие Ваня с Андреем - Возьми деньги, возьми спирт, только отпусти нас!
   Бенц заинтересованно склонился к приоткрытой дверце УАЗа. Максим почувствовал себя лишним, вылез из машины и побрел к терминалу. На половине дороги он запнулся, всплеснул руками. Куривший невдалеке таможенник посмотрел на него с лукавым одобрением - "Ай, да спирт!"
   Владелец пансионата оказался никаким не владельцем, а крупным московским жуликом, краснобаем и сексболистом, при больших деньгах. Он специализировался на охмурении провинциальных девочек. Попользовался Марией, и слинял, как только она забеременела. Выбрать из десятков тысяч богатых московских мужчин самую склизкую плесень - надо было еще суметь.
   Но Марочка, наивная, очень хотела привязать этот гнилой кошелек к себе, привязать ребенком.
  
   10 ПЬЯНЫЕ ШАХМАТЫ
   "Тогда разбойничья жадность солдат сделалась ненасытной: дома богатых обыскивались; убийства мужчин и оскорбления женщин служили им утехой. Обагренные еще кровью, они пожирали награбленное и из одного пресыщения предавались женским страстям, завивая себе волосы, одевая женское платье, натирая себя пахучим маслом и для красоты расписывая себе глаза. Но не только в наряде и уборе подражали они женщинам, но и в своих страстях и в избытке сладострастия измышляя противоестественные похоти. Они бесчинствовали в городе, как в непотребном доме, оскверняя его самыми гнусными делами. Женщины на вид - они убивали кулаками; шагая изящной, кроткой походкой, они вдруг превращались в нападающих воинов; из-под пестрых верхних платьев они вынимали кинжалы и пронизывали каждого, становившегося у них на пути".
   - Вот она - альтернативная армия, бля! - Каблуков хлопнул распухшим от воды Флавием. Томик распух после того, как с ним ознакомился мокрый Бяка.
   Кстати, Питер пропал. Его мобильник был отключен, а родители по домашнему телефону отвечали, что не представляют, где может околачиваться их блудный, неприкаянный сын. Мария тоже, после того полового контакта исчезла, но быстро прислала о себе весточку-эсэмэску: на время отъезда Кристиана Бинго в экспедицию по Кудеярову душу, шеф пристроил ее в какую-то параллельную колдовскую фирму - на левый берег, в Покровск. Опять-таки, секретаршей. На месте, в Хербурге, находился только Несмеяна.
   С ним вдвоем они затащили трофейные канистры с казахским контрабандным спиртом в подвал института и поставили рядом с пустыми сине-глянцевыми бочками. Приобретение только подчеркнуло масштабность потери.
   - Тридцать ящиков водки! - с натужной бодростью восхитился Славка - Есть с чего начинать.
   - Да-а. - рассеяно согласился Максим - Спасибо погранцам: напоили, накормили и спирт подарили, и сами же в город отвезли. Журналистская халява удалась. Но, где же Бяка? Запил?
   - Где он может пить, что бы мы об этом не знали? Хербург-то - прозрачный! Если только... - Несмеяна вцепился просиявшим взглядом в угол за мясорубкой - Он тут пьет! Посмотри-ка - бутылки в углу не наши, и две разбиты.
   Максим со Славкой присели на корточки над свидетельством Бякиного одинокого грехопадения.
   - Фу, козел. - Несмеяна, как матерый следователь, пошевелил пальцем осколки водочной бутылки - Из горла пил.
   - И винище пил, и разлил. - добавил Каблуков, заметив, что оперся пятерней в липкую красную лужицу, вытекшую из-под мясорубки.
   Несмеяна вдруг сошел с лица, губы его растянулись, как у графа Дракулы при виде любимой жрачки. Каблуков, медленно выворачивая руку, осмотрел ладонь: кровь. И запах соленый, загустевший.
   Оба разом, на подрагивающих ногах, поднялись и заглянули в широкий мясоподающий лоток: ножи были в крови. Кроме того, между ними застрял клок джинсовой ткани.
   - Как они обо всем узнали? Я больше фарш покупать не буду! - слабо пискнул Несмеяна. Горло его заходило спазмами.
   - Дурак! - забормотал Максим - Ты думаешь его пе-пе-перекрутили на фарш? Нет-нет, ерунда. Не Чикаго. Крови слишком мало. Что-то было, конечно, но фарш покупай. Обязательно покупай. Черт!
   - Да, крови немного. - успокаиваясь, согласился Славка - Может, он чего готовил, кулинар хренов?
   - Вместе с джинсами?
   Подвал, ставший за недели бутлегерства родным и теплым, показался им ловушкой, клеткой, пыточной камерой, зинданом, крышка которого захлопнется с минуты на минуту.
   - Выбираемся. - скомандовал Каблуков - До выяснения. Канистры - ко мне в гараж.
   Они выскочили на улицу, тормозить машину. Славка с перепугу проголосовал первому попавшемуся "хач-мобилю" - хлопающей крыльями "шестерке", реликту советского автопрома. Из артефакта выглянула усатая физиономия явно восточного типа. Несмеяна отшатнулся. Но это был самый обычный пожилой азербайджанец-бомбила, коими полны улицы российских городов, а не подосланный кредиторами палач.
   - Дарагой, сто килаграммов в багажник - багажник упадет и атвалится! Накинь палтинник!
   Накинули. "Шестерка" выла задним мостом, дрожала, взбивая в своих недрах пассажиров, как шейкер - коктейль, однако-таки довезла канистры и ребят до каблуковского гаража.
   - Тьфу! - плюнул Несмеяна вслед вихляющему заду "Жигулей" - Ненавижу инородцев! А последние полчаса - все жарче. Пасть бы им порвать!
   - Страдаешь бытовым фашизмом? - Максим пристраивал канистры под верстаком с тисками, и отвечал сквозь зубы, сопя - И плакатики у себя в подъезде, небось, ты расклеил?
   Славка промолчал.
   - Не осуждаю, а за активную позицию даже хвалю. Однако, пасть порвать инородцам - эта программа мелковата для великой России. Вот, когда инородцы будут готовы за Россию любому пасть порвать, это - да.
   - Хорош философствовать, умник. Россия подождет. Надо Питера искать.
   - По больницам?
   Из каблуковской квартиры они по телефонному справочнику обзвонили все больницы города, не обойдя вниманием психиатрическую и детскую инфекционную. Пока по очереди висели на трубке, Максим успел пробежаться по новостной колонке родного "Остфатерланда", а Славка ознакомился со свежеотпечатанными каблуковскими опусами в жанре "доброго русского свинства".
   В новостях Максима заинтересовала одна информашка:
   "Руководство "Хербургрыбводхима" опровергло слухи о масштабной экологической аварии, случившейся на производстве. По словам старшего научного сотрудника предприятия, кандидата химических наук Вольдемара Шифера, утечка химических реактивов и биологического материала была незначительной, и не могла существенно повлиять на экологию Волги в акватории Хербурга. Напомним, что 11 августа во время транспортировки опрокинулась одна из цистерн с..."
   "Шифер-Шифер, осетровый химик! - вспомнил Максим - Тот, что своровал у Бяки бадейку спирта! Расплескал, значит, свое добро. Поделом".
   А опусы Каблуков напечатал из расчета, что им придется долго, тяжело, но мирно отрабатывать долг могильщикам, и лишняя копейка, за концерты в кабаках, окажется кстати. В одном рассказике, например, фигурировал горячий драйвер, покоритель заснеженных курганов Дмитрий, а в другом - тракторист Николай, из-под Аткарска:
   "Вырулил он однажды с поля на трассу, на чумазом тракторе, и неспешно пилил в сторону райцентра, удабривая асфальт комьями отборного глинозема. Вдруг его со свистом обошел джип "Лексус" - окошко машины приоткрылось, и прямо в рожу крестьянину полетела коробка, битком набитая деньгами. Зеленые купюры, будто листовки - "Русские сдавайтесь!", разлетелись по дороге, устлали шоссе ковром. "Лексус", не притормозив, умчался.
   - Я-то понимал, что такая везуха раз в миллион лет случается. - признался потом тракторист - Но неловко было останавливаться, ползать, собирать. Стыдно как-то. Дальше фырчу на "Беларуси", смотрю в зеркальце: люди из машин выскакивают, на карачки падают. Ну, и Христос им судья! У меня к колесам пара сотенных купюр прилипла".
   Несмеянов вздохнул: "Коробка была из-под ксерокса, хоть?" - "Не знаю. Обычная коробка" - "Забавно, если правда" - "Правда. Тот тракторист - мой бывший тесть" - "Все равно, боюсь, они нам уже не понадобятся" - "Э? Доллары?" - "Я про агитки говорю, но и про доллары тоже" - "Брось! Найдем Бяку, еще похохмим-поработаем".
   Ни в одну из лечебниц пациент Питер Барков не поступал.
   Вечером, перекусив разваренными пельменями без майонеза, без сметаны и без кетчупа, ребята поехали искать Баркова по тошниловкам, рюмочным, кафе, клубам и ресторанам Хербурга. На третьем десятке обойденных заведений им попалось кафе необычное, видимо, открывшееся недавно: подвал с грозными турами-башенками на входе и черно-белой вывеской - "Пьяные шахматы".
   Каблуков с Несмеяной похихикали в адрес хозяев-затейников. Мало ли: во дворах мужики под домино водочку употребляют, тут - под шахматы. Гарнир, как говорится, разный, а цель одна. Да и невозможно было представить себе раненного (в чем они были уверенны) Бяку, под алкогольной анестезией разыгрывающего дебюты и гамбиты. Питер вообще играть не умел. Заходить в "Пьяные шахматы", то есть, смысла не было.
   Все-таки любопытство победило: ребята спустились в подвал и, миновав несколько низких, стилизованных под замковый кирпич арок, пробрались в отдаленный угол кафе, где были сдвинуты столики и стеной стояли спины болельщиков. Азартные советы со всех сторон сыпались в адрес невидимых им игроков:
   - Портвейн на Е-5! Ерша с коньяком рокерни, чудила! Пробей винцом по диагонали! Во-о-от...
   Протиснувшись, буквально просунув голову подмышками у фанатов, Максим смог, наконец, увидеть стол, шахматные доски и самих "гроссмейстеров". Это оказалось зрелищем только для сильных духом мужчин.
   На шахматных досках в причудливых комбинациях были расставлены разноцветные фужеры и стаканы. Игроки сосредоточенно пощелкивали пальцами и морщили лбы. Когда же делали смертельный для стакана соперника ход, потерявший фигуру шахматист безропотно снимал поверженную единицу с доски и осушал до дна.
   Вскоре Каблуков увидел, как один из гладиаторов шахматной арены, после очередной дозы, бессильно отвалился на спинку кресла. Его подняли, задрав пиджак, горизонтально выволокли из-за стола. На место побежденного сел другой интеллектуал. Стало чуть просторнее.
   Пробившись ближе, Максим придавил к шершавой стене какого-то кисло-тощего воскового юношу, мельком извинился.
   - Макс, ты что ли? Я тут в очереди! - прошептал полураздавленный молодой человек и поймал холодной белой рукой руку Каблукова.
   Это был Степа Зимовец.
   - Степа! Ты ж не пьешь!
   - А я почти и не пью. Я выигрываю. Я - мастер. Тут рядом, кстати, Антонов и Крик по рюмочным ошиваются. Обещали зайти.
   К ним протолкался Несмеяна.
   Как поняли ребята из объяснений Зимовца, стаканы с водкой в данной игре выступали как пешки. Кони - какой-нибудь простецкий, но непредсказуемый портвейн, офицеры - красное крепленое вино, туры - коньяк. Ферзь и король, самые ответственные рюмки: в них налит убийственный ерш - зеленоватая смесь водки с пивом.
   - Игрок тысячу раз подумает: жертвовать ли ему королевой ради сомнительной комбинации? - втолковывал им Степа - Ведь на продолжение партии потом может здоровья не хватить! А уж если авантюрист после выпитых пешек, коней, офицеров, получает мат и вынужден тяпнуть без закуски короля - это все, тушите канделябры!
   С другой стороны, умный "пьяный шахматист" продумывает как бы две параллельных стратегии. Первая - победить соперника чистой грамотной игрой. Вторая - брать фигуры соперника в такой последовательности, что б у того от коктейля в голове помутилось: пешка-конь, пешка-офицер и так далее. Настоящее искусство! Этот второй план здорово сказывается на стиле игры.
   - А я вижу на столе перед игроками закуску! - вставил Несмеяна
   - Ну, мы, шахматисты, не звери, в самом деле! Турнир есть турнир: все по чести. Соперники вправе выбрать себе доспехи - селедочку, либо лимон. Только тяжелые фигуры употребляются без закуски. По моим наблюдениям, лимон выбирают неуверенные в себе игроки - долька лимона, съеденная сразу после потери пешки, несколько трезвит. А селедочку с луком во время игры смакуют гроссмейстеры-"зубры": геологи, институтские преподаватели, медики. Словом, кремни, закаленные люди.
   - Слышь, Степан, а что происходит с невыпитыми во время основной игры фигурами?
   - Самые крепкие шахматисты остаются и разыгрывают между собой известные дебюты или шахматные задачи - охотно объяснил Зимовец - они не требуют наличия на доске всех фигур. Бог мой, какие смелые решения рождаются! Каспарову не снились. Особенно когда один мастер непременно жаждет пожертвовать конем, ибо ему портвейна захотелось, а другой подставляет под удар пешку, так как водки не допил. Ну-с, сразимся партийку? - обратился он к Каблукову.
   - Рискуешь! Я выпивоха со стажем, к тому же пельменей нажрался, а ты с копыт слетишь - никакие разряды не помогут!
   Поиски Питера временно отошли на задний план.
   На закуску Максим осторожно выбрал лимон, а Зимовец, подчеркивая свое превосходство - благородную копченую селедку. План Каблукова был, как ему, профану, казалось, гениально прост: в массовом порядке выбить пешки противника и, тем самым, напоить его до положения риз.
   "Сам я потеряю две-три тяжелых фигуры - чепуха, для молодого организма. - думал Максим - А у Степки это уже не первый бой". Он твердо надеялся увидеть поэта-вампира спящим под столом.
   Максим сделал ход первым. Пешка, с удовольствием принесенная им в жертву Степану, приятным теплом пролилась в ноги. Увы, занавес упал раньше, чем он ожидал. Атакой портвейном с одного фланга, вином и ершом с другого, Зимовец так проредил его фигуры, что Каблуков почувствовал, как его шахматная мысль теряет твердость. Еще через несколько минут белые и черные клетки доски слились в веселом хороводе, словно парубки и дивчины на сельском празднике.
   Последним воспоминанием Максима об игре, и том вечере поисков Бяки, был зеленый стакан-король, которого подносили к его губам чьи-то услужливые руки.
   Зимовец остался резаться дальше. Каблукова же вывел из "Пьяных шахмат" и посадил в таксомотор Несмеянов. Очнулся Максим, один черт, не в своей квартире, а в незнакомом подъезде неизвестного дома, лежа плашмя на подстеленной кем-то из сердобольных жильцов картонке с надписью "Phillips".
   Наплечная сумка осталась при нем, только ремень почему-то был выдран с корнем. Оказалось, что лицо на прикосновение отзывается болезненными ощущениями, что карманные деньги не потрачены и не украдены, а на дворе четыре часа утра.
   Максим вышел, озираясь, не узнавая район. Опираясь на интуицию, отыскал стоянку такси и так, наконец, добрался до милого дивана, под которым еще змеились по линолеуму черные мертвые волосы Марии. Они иногда наматывались на щетку пылесоса.
   Вот кто попал в этот вечер, попал жестоко и безвинно, как и в случае с "Газелью", так это Славик. Еще укладывая Каблукова на заднем сиденье таксомотора, он уловил фантомный трабл - чуть слышный ветерок опасности.
   Каблук укатил, а Несмеяна пешим ходом миновал освещенный оазис у "Пьяных шахмат" и углубился в дореволюционную застройку, хаотично прореженную многоэтажками. Идти до кухоньки, где его ждала невеста Катрина, а ее мама подогревала плов с курицей, было минут семь-восемь, от силы.
   Ветерок продолжал поддувать Несмеяне в затылок. Он, украдкой обернувшись, понял, что угрозой веет от двух мужских силуэтов, следовавших за ним неотступно. Славка ускорился, и ветерок стал ураганом, минуя промежуточные стадии. Его ударили ногой в спину, видимо, с разбега, потому что Несмеяна, выгнувшись калмыцким луком, короткую вечность скользил над землей по воздуху. Упал на локти и живот, ссадив кожу широкими полосами. Гады рванули его за задравшуюся майку, подняли.
   Один из бандитов - красивый мужчина-азиат, с выразительно очерченными губами, (Рефат, но Несмеяна не был с ним знаком) сильным прямым в подбородок швырнул его вглубь засратой, заваленной мусором и битым кирпичом подворотни, подальше от дороги. Второй неуловимо-быстро забежал сзади, накинул на шею шнур.
   - Ах-хр-хр... - непонимающе взмолился Слава.
   Тот, сзади, натягивая шнур, волоком потащил Несмеянова вглубь двора, к сараям. Славка начал быстро перебирать ботинками, боясь умереть и помогая убийце. Рефат забегал сбоку:
   - Где деньги!? Деньги за спирт! Деньги! Деньги, сука!
   У сараев второй ослабил удавку, и Несмеяна выкрикнул в тщетной надежде:
   - Я не в доле! Ах-р... Я бутылки мыл!
   Удавка вновь затянулась, теперь уже намертво.
   В это время в своде подворотни послышались голоса:
   - Тот дом был покосившийся на хрен - под сорок пять. Я в ту ночь гробы не охранял, меня в кварталы закинули, в центр, на пятый этаж - хрущевка одна устояла ровно. Вижу, в этой, кривой девятиэтажке светлячок - мельк на первом этаже в квартире, мельк на втором. Я СВД на подоконник, и жду. Мельк на четвертом - я и вдарил!
   - Убил?
   - Утром нашли. Челюсть ему раздробил пулей, и гортань вырвал. Помер. А при нем электробритва и два флакона духов.
   Раздалось характерное журчание.
   Со страшной последней силой Несмеяна впился ногтями в руки невидимого ему душителя, чуть ослабил шнур и замычал. Рефат смазал его по губам оплеухой. Славку, вернее - звук оплеухи, услышали.
   Во двор, из жерла подворотни, придерживая штаны, вошел пьяный вдрызг Антонов, за ним семенил коротенький Крик.
   - Это что? Крикун, тут гоп-стоп наметился. А вот я разберусь. И разберусь! Поссать не дают, ворюги.
   Антонов сломался циркулем, в темноте безошибочно нашарил половинку кирпича, распрямился, подбросил снаряд в руке, оценивая, и запустил вверх, по щедрой дуге.
   Кирпич ударил Рефата чуть выше лба, ближе к темечку. Он без звука сел на корточки, потом комком повалился вперед, сжимая ладонями скользкий, разбитый череп.
   Антонов нагнулся за следующим обломком. Убийца с удавкой отпрянул назад, продолжая затягивать петлю, но тут уж Славка уперся: он перевернулся на живот, чуть не сломав себе шею, схватил монстра за голени. Тело Несмеяны свело судорогой, мелкие камушки залезли ему в раскрытый рот, налипли на язык.
   Безжалостная удавка вдруг отпустила, а потом оказалась пыльной веревкой, лежащей на земле, перед его носом. Душитель исчез.
   - Этого хоть не убил? - вопрошал Крик осторожно шевеля сандалией тряпичное тело Рефата.
   - Не должон. - качаясь, бурчал Антонов - Впрочем... Ты как, земеля?
   - Я жив. - хрипло прошипел Несмеяна, отплевываясь.
   - Это ж Славик! Крик, слышишь - это Славка, ядрен батон!!!
   На улице под фонарем Антонов разжал Несмеяне руки, которыми он рефлекторно прикрывал шею, и осмотрел повреждения. Кроме рядовых синяков на лице, горло Славы украшала четкая глубокая борозда, как у повешенного.
   Ребята проводили Несмеяну до невесты и будущей тещи, а потом все втроем оказывали им первую помощь: брызгали женщин водой, а недодушенный жених выкидывал содержимое из ящиков серванта, в поисках нашатыря.
   Так закончился вечер для Несмеяны.
   Колдовская фирма разместилась в покровской промзоне, между шиномонтажкой и газозаправочной станцией. Текст с виньетками, выведенный на лазерном принтере и приколотый к входным дверям жестяными канцелярскими кнопками, игриво оповещал граждан Автономии о том, что: "Началась сезонная распродажа домовят из элитного питомника. Только дружелюбные и воспитанные домовята! Спешите приобрести в "Школе домовят" друга и защитника Вашего очага!"
   "Дела. - подумал Максим, приехавший во второй половине следующего, после "Пъяных шахмат", дня, в означенный "питомник" разыскивать секретаршу Машу - Уже не только щенки и котята, но и духи, существа эфемерные, выставляются на продажу!"
   Насколько Каблуков был в курсе потусторонних проблем, полтергейст, то бишь, домовой, для россиянина давно стал синонимом пакостей - загадочных и мерзких. Даже если поверить в саму возможность торговли домовятами, какой слабоумный решится выложить деньги за набор неприятностей?
   Озираясь, ежесекундно готовясь увернуться от произвольно летающих табуреток, ложек, кофейников, Максим начал пробираться по коридору к кабинету директора питомника. Все было пока тихо.
   Директор, Петр Гнездов, как он представился, встретил Каблукова за столом с глубокой, выцарапанной на крышке надписью: "Петух, гони этих похмелонов в жопу!". У самого директора не хватало нескольких пуговиц на джинсовой рубашке, а его патлы были небрежно всклокочены, что придавало ему сходство с тургеневским героем-разночинцем.
   - Вы покупатель?
   Максим уклончиво кивнул, присматриваясь к изречению на полировке.
   - Да, да, - прикрывая надпись рукавом, посетовал Гнездов - не все наши питомцы приветливы с клиентами. Но, это поначалу. Воспитатели преподают им курс человеческой вежливости - этикет, манеры, знаете... Злобных домовых отсеиваем сразу, спрос на них небольшой. Хотя, любители находятся.
   "Очередной жулик, не хуже Кристиана" - усмехнулся про себя Максим, а вслух заметил:
   - Извините, я вообще не понимаю, как можно торговать барабашками? Не пончики же! Да и кто их покупает? - в это время он читал усеявшие стены директорского кабинета корявые перлы, типа: "Матвей меня лапает. Нюра", "Петух, козел, потрави тараканов!", "Люстру разбил не я. Василь". Иные надписи были прокорябаны в штукатурке будто бы гвоздем, некоторые - нарисованы черным маркером.
   - Дело в том, что представление о полтергейсте как о злобном привидении сложилось у нас недавно, под влиянием западного кино. - заученно пояснил Гнездов - На самом деле, домовой - существо чуткое, отзывчивое. Любит в доме покой и согласие. Предки радовались, когда дух в избе приживался.
   Многие городские жители, выходцы из деревень, якобы, и сейчас не прочь подселить к себе невидимого квартиранта. Да где ж его взять? В районах современной многоэтажной застройки плотность населения барабашек - от силы один-два на дом. Большинство духов прозябает на развалинах покинутых деревень.
   - Я нашел старую карту Автономии и поездил по поселкам, уничтоженным при укрупнении колхозов, в 1960-х годах. На фундаментах домов проводил древний ритуал: клал варежку, кусочек черного хлеба с солью и просил домового переехать со мной в город, где у него будет новая семья. Результат был ошеломляющий! - убеждал Максима директор школы - В первую неделю набрал в варежки больше сорока духов. Привез в контору, на продажу. Правда, они немного одичали.
   Директор с тоской посмотрел на стены кабинета, где, Максим заметил, появилась пара как будто бы новых надписей: "Батя, очкастый писака пудрит тебе мозги", и "Про харч не забывай!".
   "Вот фокус! Когда успел?" - Каблуков зрительно прощупал рукава торговца нечистью. Скрытого за манжетой гвоздя, или фломастера он не обнаружил.
   Гнездов, тем временем, продолжил лекцию-консультацию. Для барабашек пришлось нанять учителей, которые изо дня в день терпеливо объясняют им, что писать на стенах матом, разбивать смывные бачки, поджигать газеты и выдавливать в рот людям крем от комаров - это дурной тон.
   Большинство исправились и освоились в новых культурных условиях. У фирмы появились первые покупатели. Процесс купли-продажи упрощен до предела. Клиент, после расчета с питомником, традиционными словами приглашает домового поселиться у своего очага и забирает варежку.
   - Я подарил домовятам новую, счастливую жизнь! Можно сказать: выписал путевку. Хотел даже школу назвать этак дымчато, с намеком на грядущее величие: "Птенцы Петра Гнездова". Вы намек понимаете?
   Продавец потусторонних сущностей нервно, угловато поднялся, вышел из-за стола, демонстрируя Максиму развязанные шнурки на ботинках и расстегнутую ширинку. Старомодным поклоном пригласил вглубь офиса.
   Гнездов кланялся, а Каблуков, пряча улыбку, читал бумажку с коротким резюме, приляпанную к его спине скотчем: "Пидор". В длинной задней комнате Максим обозрел ряды полок с варежками. Каждая имела ярлык: "Костя", "Ларик", "Храп". Встретились знакомые "Нюра" и "Василь". На полу лежали осколки плафона.
   - Варежки могут показаться обычными варежками, но первое впечатление обманчиво. - заверил Гнездов - Мы даем клиентам подробную инструкцию, как обращаться с домовыми. На наших питомцев никто еще не жаловался. Есть несколько трудных безобразников, хамов, разгильдяев... Они живут в офисе уже около года. И перевоспитать невозможно, и не покупает никто. Прямо беда. На стенах рисуют, прежней секретарше иголки под зад подкладывали, пока та не уволилась, мне новый костюм прожгли. Вот разозлюсь и выброшу их варежки на помойку! Точно - на помойку...
   - Ну, вроде все рассказал. - директор школы домовят покорно прислушался к грохоту стекла и шипению воды, донесшемуся из санузла - Выбор большой, на складе около двухсот варежек... то есть, домовят. Мы, кстати, по желанию клиента, можем сделать фотографию любимца в инфракрасных лучах и написать характеристику: гастрономические пристрастия, капризы.
   - И как же они, барабашки, выглядят на фотографиях?
   - Маленькое шерстистое существо с ручками и ножками, глаза как у совы. Будете брать варежку? Я сам бумаги оформлю.
   - А где новая секретарша?
   - Она-то? Секретарша в травмпункте: ей Василь стэплером ухо прищемил.
   - Я подумаю. Денек-другой.
   Выходя из кабинета Гнездова, Максим увидел на двери свежие надписи маркером: "Крути педали, ты, гриппозный!", и чуть ниже - "Макинтош не забудь". "Какой ловкий жулик!" - поразился Максим, но факт есть факт: пиджак он, действительно, забыл на спинке стула. Обернувшись, шагнул, и тут оказалось, что стул стоит гораздо ближе, чем секунду назад. С проклятием Каблуков налетел на него и рухнул на четвереньки, запутавшись в собственном "макинтоше".
   - Ну, и где тут у вас травмпункт?!
  
   11 МОРСКОЙ БОЙ
   Ночью он вскрикнул и вскочил, когда Маша, тесно прильнув к нему, шевельнула ногой, и зацепила его разбитую коленку. Девушка проснулась, испуганно вгляделась в искаженное лицо Каблукова.
   - Чепуха. - прошептал Максим.
   Он успокаивающе погладил ее по светлым волосам.
   - Ай! - Мария дернулась, всхлипнув.
   Каблуков забыл о пробитом стэплером ухе.
   Тут же прозвучал звонок в дверь, дикий как выстрел, или удар сапога, если учесть время суток. Мясорубка! Максим ослаб. Сел на диване, чувствуя, что мысли смяты, будто бумага в мусорной корзине, и извлечь из этого рванья что-либо разумное невозможно. Подумал только, что дверь металлическая, хотя замок не очень надежен.
   "Если на цыпочках, и в глазок?..."
   - Тихо! - приложил он палец к губам, адресуясь к Марии.
   Та презрительно кивнула. Маша подозревала, что Максим продолжает поддерживать сексуальные отношения с бывшей женой, ее тезкой, что было особенно обидно. Решила - боится встречи соперниц.
   Босиком, прихрамывая, он прокрался в коридор, под насмешливым взглядом девушки, приложился к глазку. На лестничной площадке перед дверью топтался Питер Барков.
   - Урод! - громко и облегченно сказал в темноте Максим. Отпер замок, впустил Бяку. Зажег свет в коридоре - Незваный гость хуже, или лучше татарина?
   - Хуже, нет, лучше. - смешался Питер, забыв старый анекдот - Да, погоди ты! Один?
   - С Марией.
   - С какой? - заморгал Бяка. Мария в комнате громко фыркнула.
   - Ах, да! Маш, извини! - он засунул башку из коридора в дверной проем спальни. - Я туплю. Совсем, понимаешь, деградировал россиянин. - обращаясь к Каблукову добавил - Она знает?
   - О чем?
   - Обо всем: о водке, долге. Надо рассказать.
   - Так серьезно? Блин. Давай по порядку - чья кровь в мясорубке, где ты прячешься? Мы с Несмеяной тебя позавчера до утра искали! - Максим чуть загнул.
   - Кофе набодяжь.
   Маша как была, в старой рубашке Максима, которую она применила взамен ночнушки, вышла к ним, щеголяя загорелыми коленками. Кокетливо пихнула Питера бедром.
   - Я сварю кофе. А ты рассказывай, чего вы там набедокурили.
   Сели за кухонный стол и Бяка начал рассказывать. Вкратце, для сведения девушки, пробежался по хронологии их бутлегерства - ресторанное шоу, агитки, заем спирта, крушение "Газели". Питер инстинктивно обращался к нижнему обрезу рубашки Марии. Каблукову пришлось несколько раз щелкнуть пальцами у него перед носом, наконец - задрать ему голову за уши.
   - Да... Так вот: я только протрезвел после гулянки у Дубинина, вдруг звонок на сотовый. Звонит Рефат. "Что, богатые Буратино, уже нажились? - Питер начал противно кривляться и сюсюкать - Надо благодарность иметь. Короче, завтра с утра выезжаем на твоей яхте. Водку ты возьмешь, анашу - я, а девок на пляже зацепим".
   Что мне было делать? Что? "Подтягивайся, говорю, в восемь к причалу". Думаю: "Мандец - не быть добру. Или я сорвусь по пьяни, или он сам догадается".
   Утром встречаюсь с волками у реки. С Рефатом еще два моджахеда - щетиной заросли, скалятся. Ты ж знаешь, я всегда перед отплытием палубу мою. Вот, бегаю со шваброй, а эти - кто ногу подставит, кто плюнет. Терплю. Отчалили. До обеда кружили между островами, потом я взял курс на покровский пляж. Захожу в каюту, а там уже хоть алебарду вешай - Рефат с дружками вкурили не по-детски.
   Хохочут: "Вытри со стола и дуй на хуй - телок в бинокль высматривай!"
   Спускаю шутку на тормозах, говорю: "Покажу вам, как русские немцы водку винтом из горла пьют". Раскрутил бутылку, как вдарил! Литр усосал за полминуты - не цепляет. Только зло разобрало.
   Питер предложил кредиторам самим взять бинокль и выбрать на берегу подходящие сексуальные объекты, ибо "на вкус и цвет товарища нет". А он направит "Амелию" к нужному месту. Толкнув Бяку на шконку, все трое поднялись на палубу и, гогоча, начали рассматривать в бинокль еще далекий, пестрый от тел и подстилок пляж. Потом позвали наверх Баркова.
   "На! - Рефат грубо сунул Питеру в переносицу бинокль - Видишь, справа от кабинок три шмары вино пьют и в карты играют? На них правь!"
   В этом месте рассказа, зная бякины джентльменские комплексы, Максим выпукло представил себе дальнейшее развитие событий. Угадал.
   - Я приглядываюсь: девчонкам лет по семнадцать. - продолжал между тем частить Бяка - Такие, веришь, ангелочки. Мой парус увидели - смеются, руками машут, визжат, подпрыгивают. Приглашают. У меня сердце упало: "Если сядут на яхту, а они сядут, капут наивным детям". Водка, как раз, в организме заиграла. Поворачиваюсь к Рефату, и кидаюсь, вроде Матросова, на пусковую установку: "Я-то направлю, говорю, мне не трудно. Только ты растолкуй, зачем вместо спирта верблюжью мочу мне продал? Благодарность хочешь, денег хочешь? Вот!" - Бяка пошевелил выразительным "факом" - Так ему и показал!
   Дальше на яхте начался сумбур: какое-то время Питер белкой прыгал между вантами, не всегда удачно уворачиваясь от кулаков. Замахнулся на кого-то биноклем - бинокль выскользнул из его руки и утонул. Яхта раскачивалась с борта на борт, как во время сильнейшего волжского шторма.
   - И тут... - Бяка сделал паузу, выжидая, пока Максим и Мария проникнутся экспрессией. Схватился за щеку. - Бо-ом! Удар в скулу! Не в мою. "Амелии". Мачта метнулась в одну сторону, небо - в другую. "Амелия" накренилась, черпнула бортом. Я полетел в воду, словно пружину под зад подложили, да только успел зацепиться за леера. Плюх-плюх: оба небритых катапультировались, их гиком сбило - метрах в десяти от яхты упали. Орут, барахтаются.
   "Амелия", освободилась от лишнего груза, выпрямилась. Рядом с Питером, схватившись обеими руками за "утку", ногами в воде, висел Рефат. Яхта опять дрогнула, зарылась носом в мелкую волну, и, толчками набирая скорость, помчалась в никуда, наперекор рулю, парусам и ветру.
   - Знаешь, не до драки стало как-то. Мы с Рефатом за бортом болтаемся, друг на друга вылупились, он кричит: "Что за мотня?!" А я понимаю, что за мотня? "Амелия" рвется, корпус гудит, стаксель хлопает. "Может в особенную струю течняка попали?" - так мыслю. С грехом пополам вскарабкались на палубу. Я - на корму. Вижу: за яхтой бурун, как от "Меркурия", только ведь мотора у меня нет! Не удосужился купить, да и дорого... И будто бы рыбий хвост мелькает. Ваще песец! Рефат мне: "Останови шаланду, братаны тонут". Ага! Как? Гонит нас, гонит, потом - стоп! Все стихло. Пассажиры черномазые уже далеко, их и не видно. Рефат опять: "Возвращайся!"
   И тут Бяка совершил один из своих диких, но интуитивно-верных поступков, на которые иногда бывал горазд. Рывком он вытянул из рулевого колодца перо руля и забросил его далеко в сторону, в волны. "Амелия" закачалась, совершенно беспомощная.
   Рефат онемел. Он сидел на крыше каюты, мокрый, облизывая губы, трудно дыша. Выдавил: "Утоплю щенка!" "Топи! - парировал Питер - А потом сам греби и воду вычерпывай. В яхте дырка!" В носовой части "Амелии", там, куда пришелся удар, имелась аккуратная круглая пробоина. На полу каюты плескалась вода.
   Вдвоем они спустили паруса, Питер порылся в трюме, в хозинвентаре. Достал облезлое весло от надувной лодки и закопченную алюминиевую кастрюльку. "Хватай! - он вручил весло Рефату - Ляжешь на носу, свесишься, до воды достанешь. Греби к покровскому берегу. Я течью займусь, потом сменимся".
   Бяка вновь был капитаном, а не гарсоном на побегушках. Рефат покрутил весло, видимо, размышлял - не перепоясать ли ему этим веслом Питера? Нет. Покорно пошел на нос.
   Поочередно орудуя маленьким, смешным веслишком-лопаткой и кастрюлей, они чалили тяжелую яхту до самого позднего вечера. За это время течение снесло их к сазанским плавням. Как нарочно, лодок на реке в этот день было немного, а какие и проплывали мимо, игнорировали крики и просьбы взять яхту на буксир.
   В плавнях Питер посадил "Амелию" на песчаную косу, завел кормовой и береговой якоря. Они с Рефатом встали на отмели, лицом к лицу, измученные, как стахановцы после смены. Вокруг - ни души, только комары, камыш, да подтопленные вязы.
   Могильщик занес кулак, покачал им, уронил руку. "Не жить тебе, Питер, ох - не жить! Кафиль пощадит, я прикончу. Но сначала деньги вернешь, с тройным процентом!" - "Хер!" - коротко ответил Бяка, и враги бок о бок, отмахиваясь от мошкары, побрели в сторону жилых кварталов Покровска.
   - Чудеса-а! - протянул Каблуков - Как яхта могла взбеситься? Она ведь, блин, неодушевленная.
   Бяка несогласно потряс головой. Для него "Амелия" была живым существом, даже, пожалуй, самкой.
   - Я, вот, гадаю. Пробоина похожая... - Питер сморщился, вспоминая что-то ускользающее - Да, нет. Не может быть. Течение.
   - А те двое, что выпали? Утонули?
   - Я бы утоп. - серьезно ответил прекрасный пловец Бяка - Очень далеко было до берега. Минус - укуренные. Если только их случайная лодка подобрала?
   - Ладно. С яхтой ясно, что ни черта не ясно. Мутно. Мистика, епт... Но наш бизнес обогатился на два трупа. Вероятно. Смело начали, красиво продолжаем. Теперь - мясорубка.
   Маша еще в середине бякиного эпического повествования о битве под парусами сгорбилась. Ее волосы в полуночном электрическом свете стали похожи на сухой ковыль, а локон, которым она заботливо прикрыла распухшее ухо, упал на висок, открыв рану. Девушка смотрела в стол, разводя пальцем полукруглую кофейную лужицу. Она явственно отшатнулась от Максима, услышав слова "трупы" и "мясорубка". Питер же, напротив, повеселел.
   - Ха! Второй тайм! Оле-оле!
   Смекнув, что узнать его домашний адрес Кафилю не составит труда, хотя бы через племянника, Бяка решил нырнуть в конспиративное подполье. Набив спортивную сумку шмотками, он завладел несколькими бутылками водки (стянул из батяниной заначки: его отец был болен раком, но от привычного режима - три по двести в день, не отказывался), выгреб из холодильника кое-какой сухпаек и заперся в нашем подвале.
   Питер поклялся, что звонил Каблукову, пытался предупредить об обострении, но телефон Максима был вне зоны доступа. За Несмеяну же он не волновался.
   Его убежище накрыли буквально за несколько часов до прихода Максима и Славки с канистрами. Как вычислили? Этого Питер не знал. Он отворил дверь, собираясь с оглядкой выползти, пополнить запас сигарет в ближайшем киоске. Могильщики, человек пять - впрочем, Бяка не считал - тихо сидели на лесенке, ведущей из подвала к небу, ждали. Придержав дверь, они втолкнули Бяку обратно, в кафельную прохладу. Питер поскользнулся на плитке: по-дурацки унизительно сел на пол посреди большой залы.
   Рефат вошел первым. Улыбался он неприветливо. Хозяйски пощупал и попинал пустые бочки. "Пить будем, гулять будем, а смерть придет, помирать будем!" - крутанулась в мозгу у Бяки строфа из фаталистически разудалой народной песни.
   - Я долго тебя искал. - без раздражения, угрожающе бархатно переливая тембр обратился к Бяке Рефат. Он проверил, есть ли вода в кране над ванной. - Тебя, и твоих мудозвонов-приятелей. Один может сдохнуть без вреда для дела. Ты. Оставшиеся поторопятся с деньгами. Или хочешь что-то сказать?
   Он кивнул подручному. Тот, мужчина с крючковатым носом и с ассирийской бородкой, достал из кармана легкой летней куртки револьвер наган. "Газовый?" - задался вопросом Питер. Присмотревшись к каморам барабана, увидел латунные, срезанные по-нагановски штычки пуль.
   Бяка ощутил позыв и огромное, жаркое желание хоть что-нибудь внятно сказать. Разгласить военную тайну, или навести кредиторов на старушку-процентщицу. Но единственная военная тайна, которая ему вспомнилась - кристиановский рассказ о дебиловатых прапорщиках с полигона Капустин Яр, бикфордовом шнуре и бомбе. Процентщица же беззубо и развратно усмехнулась, взялась за клюку, и вновь стала плоской картинкой на странице школьной литературной хрестоматии.
   - Подожди. - Рефат тронул за плечо вооруженного, его поманила мясорубка - Сила! Ваша? Ножички чик-чик? Это хорошо.
   Питер, все так же сидя на полу, положил лоб на колени. Из-под бровей он заметил лазерный лучик солнца, игравший в щель. Дверь на улицу осталась приоткрытой.
   Рефат воткнул штекер мясорубки в промышленную, на 360 вольт розетку, отчего застоявшийся аппарат в ту же секунду разразился ужасным предсмертным криком и скрежетом. Еще раз чугунно вскрикнула мясорубка и плотоядно ровно заревела, а Бяка опрокинулся на спину, сделал "березку", пихнул ногами сразу двух могильщиков - один отлетел в угол, к бутылкам, другой, с наганом, упал на лоток мясорубки. Буксуя на блядских стеклянных плитках, растянув мышцу, Питер на выдохе ломанулся вон из подвала.
   - Кровь, говоришь, под мясорубкой? Зер гут. - злобствовал Бяка - Подрезало ему огуречную попку! Нашелся Рембо - пульки, пистолетик. Они ведь меня порубать хотели!
   Бяка утек - его не преследовали. Видимо, не враз освободили искромсанную задницу бородача от ржавых ножей. Питера же в скором времени можно было увидеть в одном из хербургских шинков-бомжатников - на самом городском дне, ниже которого залегали только мусорные баки. Там Питер договорился об условиях постоя, крепко выпил и остался ночевать на влажном пятнистом матрасе.
   - Спортивную сумку в подвале видели?
   - Нет.
   - Украли, мрази. Проводи меня, что ли. Еще почирикаем. Маш, отпустишь Каблука на пару часиков? Макс условно позвонит: два коротких один длинный, а больше никому не открывай - ни-ни!
   - Дураки вы!
   Такие понятия как "шинок", "корчма", "харчевня", были Максиму, естественно, знакомы: все почитывали Гоголя. Однако, до этой ночи он брезговал вживую посетить шинок - это пропитанное алкогольными миазмами, пороком и тайной заведение, давно ставшее частью фольклора. Они с Питером шли по предрассветной Большой Казачьей улице, совершенно безлюдной, ибо ликвидных проституток к этому времени всех развезли на службу, а чучелки сами разбрелись, зализывать моральные девичьи раны.
   Сонно запинаясь, обсуждали невероятную фортуну Бяки: победу на борту "Амелии" и подвальный триумф. "Ты бы свечу в церкви поставил. Редко кому два раза подряд выпадает "зеро" - предложил Каблуков. "Не лишне будет. - согласился Бяка - Только в какой - католической или православной?" - "Определись".
   Мужичка-попутчика они услышали раньше, чем увидели. Сопя от непомерной тяжести, героически борясь с бордюрами, мужик тащил по тротуару здоровенную вокзальную тележку. Металлические колеса грохотали, как тяжелый станковый пулемет.
   - О, нужная тележка! - наметанным взглядом определил Питер - Спорим, тянет ее в шинок, пропивать. На Первомайскую улицу. Пошли за ним, пропустим по стаканчику. Я там рядом.
   Пристроившись за пугливо косящимся дядей с тележкой, они свернули на одну из центральных улиц Хербурга. От прочих ее отличало обилие купеческих особнячков, полураздолбанных и давно превратившихся в рассадники наследственного алкоголизма. На Первомайской располагался городской центр самогоноварения: тут шинки будто в насмешку чередовались с похоронными бюро - "Ритуал", "Скорбь", "Конец пути", "Покой пенсионера".
   Впервые после столетий забвения шинки расплодились в Хербурге во времена горбачевского сухого закона. Во всех районах города появились точки, в которых в любое время суток страждущий мог приобрести искомый продукт. Он, разумеется, стоил дороже, чем в магазинах, зато не нужно было толкаться в очередях, рискуя получить инсульт и инфаркт одновременно, а в довесок пузырем по кумполу. Эти точки располагались в частных квартирах, как правило, старого жилого фонда. Их пьющая братия и окрестила "шинками".
   Таким было начало. В последующие годы, когда алкоголь повалил на прилавки сокрушающим валом, шинки выстояли, резко сменив ассортимент. В условиях рыночной России частники стали предлагать публике копеечное пойло - самогон, либо спирт, разведенный водой из-под крана. Пришел золотой век бутлегеров и шинкарей.
   В подворотне одного из особняков, выстроенных в стиле провинциального модерна начала ХХ века, с элементами сельской готики, Каблуков увидел двух нетрезвых, но деловитых и крепких "синяков", которые перехватили у мужчины тележку, отогнали ее в дальний угол, пристегнули цепью к столбу. "Охрана" - догадался он. Возничий же уверенно вскарабкался на деревянное крыльцо к приоткрытой двери в квартиру, откуда доносился гул голосов.
   - Слышь, Бобок, пить только в доме! - окликнул его охранник - И вы тоже!
   Это к Максиму с Питером.
   Граждане, как объяснил Питер, натурально были добровольцы-охранники из выпивох, но еще крепких. Шинкари нанимали их за бесплатные рюмашки, что бы те следили за соблюдением приличий. Раз - буйных из заведения выпроваживать, два - контролировать, что бы ханурики не гуртовались кучками, и не гадили в непосредственной близости от "альма-матер".
   Внутри этот типичный для Первомайской шинок представлял собой коридор частной квартиры с проваленными дощатыми полами. В коридоре сидели на корточках и стояли, выглаживая спинами грязно-зеленые стены, полтора десятка мутных мужчин. Убранство ограничивалось столом с трехведерным самоваром и двумя тарелками: на одной - тонкие бутербродики с колбасой, на другой - с килькой. Рядом с самоваром возвышалась краснощекая тетка в замурзанном халате и нейлоновом цветастом фартуке.
   Законы в шинке были просты, но строги. Пока выпиваешь, имеешь полное право угощаться бесплатными бутербродами - не борзея, и не жадничая, конечно. Как в хорошем казино, где подносят бесплатную выпивку, пока игрок делает ставки. Шинок отличался от "хаты", где самогоном торговали на вынос, борьбой за потребителя.
   Кстати, круглосуточная толкучка в шинке - залог безопасности хозяев: нападения отморозков-грабителей практически исключались. Шинкари пренебрегали жульническими уловками бутлегеров, типа левых этикеток и акцизных марках на бутылках. Они варили самогон и бодяжили спирт прямо на глазах у клиентуры. Оборот был бешенный. На Первомайскую улицу заглядывали не только бомжи и всякие прочие падшие, но и представители безденежной богемы, а также работяги, считающие каждую копейку.
   - Правильное заведение. - оценил Бяка когда они, зажав в кулаках по стопарику и по хлебцу с килькой, пристроились на подоконнике. - В других шинках, где хозяева жмоты, на бесплатную закуску выставляют дольки кислых яблок, резаные огурцы. Моя хозяйка вовсе кукурузные палочки в тазик насыпает, как курам.
   Каблуков заметил, что их знакомый вор-алкоголик Бобок, который пихнул шинкарке тележку за право бесплатно пить до опупения, махнул не больше двух рюмок: вместилище его интеллекта упало на грудь, а тело - на пол. Нехитрый подсчет показал, что Бобок продал тележку за двести граммов "палева". Предприниматели-лоточники, не торгуясь, перекупят ее у шинкарки за две тысячи рублей.
   Алкаши-охранники, под одобрительные возгласы завсегдатаев, за ноги потащили Бобка на крыльцо.
   - Дайте мне червонец! - оперным басом умолял Бобок - Я к Зинке ночевать пойду!
   - Это он на блат-хату напрашивается. - сказал Бяка, заметив, что Каблуков в замешательстве. - Зинка рядом живет. Собственно, там я и перекрываюсь. У Зинки правило: принес червонец, а лучше выпить чего-нибудь - проходи и живи, сколько хочешь. Вышел-вернулся - еще червонец! Простая баба.
   Такие своеобразные постоялые дворы окружали практически каждый шинок - образовалась социальная инфраструктура. И это логично: шинки работали давно, устойчиво. Иные разместились в подворотнях прямо напротив хербургских госучреждений, через узкую улочку. Кондиционеры гнали в кабинеты чиновников пленительный спиртовый аромат.
   Милиция, ясное дело, регулярно обходила известные точки и собирала с шинкарей положенный за подобное правонарушение административный штраф. Настолько регулярно, что это больше походило на доение домашнего животного, чем на борьбу с преступностью.
   - Хозяйка, - деликатно поинтересовался Каблуков, в очередной раз подставляя стаканчик под самовар и прицеливаясь к бутерброду, - ты в водку ацетон не добавляешь? Крепко берет!
   - Ни ацетон, ни димедрол, ни карбид! - со знанием дела отчеканила шинкарка. - Мне же боком выйдет. Зачем же мне своих клиентов соседям, похоронным бюро, передавать? На окраинах встречается гидролизный спирт, но редко и только на вынос. А у меня заведение приличное!
   Тетка распрямила монументальные плечи.
   - Секи: ничего не боятся. - зашептал Каблукову Питер. - Такую каку толкают! А мы застеснялись, в район водяру повезли. Надо было не бутлегерами, а шинкарями заделаться. Смелый бизнес - хлопотный, но выгодный.
   - Окстись, Питер. Мы не бутлегеры. Мы ж временно! Про газету, про доброе русское свинство помнишь?
   - Почти забыл. Кто знал, что засосет?
   - В криминальную бездну. - поддакнул Максим. - Однако, двинься ближе, я тебе кое-что интимное скажу.
   Максим рассказал Бяке об удачной охоте на границе. Питер подскакивал на подоконнике, он едва не уронил бутерброд. "Да мы на коне Акела! Нет - на белом слоне! - заглотив бутерброд целиком, Питер взял Каблукова за воротник - Гениально! История тебя забудет Макс, но я не забуду! Завтра же за дело!"
   Вернувшись домой, Максим не стал звонить, а открыл дверь ключом. Маша спала, затравленно свернувшись калачиком. На кухонном столе лежал карандаш, рядом с недописанной запиской: "Я боюсь, я ухожу".
  
   12 ТРОПОЙ КУДЕЯРА
   В коридоре нейрохирургического отделения хербургской Второй городской больницы Кафиль Абсалямов посторонился, пропуская долговязого, лысого и татуированного санитара. Санитар пихал перед собой кресло-каталку с забулдыгой, к затылку которого был примотан огромный, распухший от крови тампон. "Доктор, оторвите мне жубы!" - умолял несчастный. "Запросто, только доедем!" - ухмылялся "доктор". "Где семнадцатая палата?" - остановил санитара Кафиль. "Ща, борода, прямо держи, налево и еще налево. Там дурики лежат. - оптимистично ответил санитар и добавил - Без мозгов, как обезьяны!"
   Кафиль брезгливо обошел кресло и направился дальше по коридору с растрескавшимся линолеумом в картонных заплатках. Упаковочный картон кое-где был прихвачен к полу железными лентами. Рушан и еще двое могильщиков сосредоточенно шли за ним, выстроившись косяком, будто перелетные птицы. Догнали двух молодых докторов, видимо, практикантов. Один, доверительно взяв второго под руку, рассуждал:
   - Пойми, Михаил, идеи требуют воплощения в мясе. Идея коммунизма или идея монархии, или идея Бога, или идея мирового терроризма, любая идея - они не могут оставаться умозрительными, они требуют персонификации. Отсюда человеческий образ Христа - Бога-сына или, скажем, культ личности Сталина и фигура Усамы Бин-Ладена. Можно спорить: человеческие это идеи воплощаются в жизнь, или божественные, родом из информационного пространства, ноосферы, используют человека как орудие для своего воплощения.
   Увидев посетителей, врач прервал монолог.
   - Простите, родственникам и знакомым строго с четырех до семи.
   - Я к Рефату Шагирову.
   - Правила для всех. Хотя... Ему все равно. Я вас провожу. - вежливо вызвался медик - Но только на минутку. Вы его отец?
   Рефат лежал на кровати с продавленной почти до пола панцирной сеткой, безвольно вытянув вдоль тела загорелые руки, ставшие ломкими и серо-желтыми. Рядом с ним топорщилась крючьями стойка с капельницей, и стоял некий допотопный медицинский аппарат в красном жестяном корпусе.
   - Мозговая активность... трепанация... операция... нарушение функций... Милиция уже была, да только что он может сказать? Какие звери!
   Кафиль минуту смотрел на лицо верного подручного. Щеки, нос и глаза Рефата были свободны от бинтов, но были неотзывчивы, как у какой-нибудь фарфоровой Гретхен. Бледные его губы сползли к подбородку.
   - Когда он поправится?
   - Вы не поняли. - врач вновь принялся сочувственно объяснять - Последствия повреждения мозга... Ну, может, есть один шанс из миллиарда.
   Абсалямов вскинул ладонь, остановил молодого медика.
   - Вот что: смените ему кровать, что ли.
   Кафиль коротко кивнул племяннику. Не оборачиваясь, ни о чем больше не спрашивая, он пошел к выходу из палаты. Рушан задержался - вложил в карман доктору деньги, отчего тот покраснел и посерьезнел одновременно.
   Во дворе больницы, пока четверо могильщиков шли от корпуса к стоянке автомобилей, под легкий уклон, с ухарским ямщицким криком - "Поберегись!" их обогнал татуированный санитар, стоящий на запятках каталки с телом. Несущуюся с лязгом каталку встретила закрытая дверь морга, в которую и впечатался не успевший затормозить гонщик. Санитар упал, но тут же встал, тупо посмеиваясь, поправил свесившийся женский труп, отомкнул амбарный замок, распахнул двери и радостно прокричал кому-то внутрь:
   - Да ты лежи, не вставай! Я тебе подругу привез!
   - Из сорока человек вас осталось тридцать шесть. - в машине Кафиль заговорил и остальные напряженно вслушались. - Парнишки оказались с зубами. Рефата вы видели, двое не вернулись с реки, один жопой мается. Но сейчас важно решить другу проблему - не в Хербурге. Большую. Рушан, ты останешься при мне, но соберешь всех, и отправишь человек тридцать в Бальцер. Я хочу, чтобы мои люди нашли этого Кудеяра и выпотрошили до позвоночника. Пока его бригада перекрывает спиртовой путь на Кавказ и в Турцию, нам жира не будет.
   Рушан почтительно склонился, насколько позволяла приборная панель.
   Примерно в это время Максим Каблуков сидел за письменным столом в редакции "Остфатерланда" и придерживал на коленях лохматый, пожелтевший том "Иудейской войны". Он посчитал, что приличному автору не место в сортире, где его хватают все празднописающие, мокрыми и нестерильными руками. Каблуков ждал вызова в кабинет папы Карло, по поводу своих очередных шедевров, а пока же вчитывался в перипетии Иерусалимской осады:
   "Сирийцы заметили, что один из перебежчиков при испражнении подбирал золотые монеты. Последние, как мы уже выше сообщали, они проглатывали прежде, чем покидали город, так как мятежники всех обыскивали. А золота было очень много в городе: за двенадцать аттик покупали такое количество золота, какое, обыкновенно имело стоимость двадцати пяти аттик. Как только эта хитрость была обнаружена на одном перебежчике, разнесся слух по всем лагерям, что переметчики приходят наполненные золотом. Тогда многие арабы, а также сирийцы вскрывали животы искателям убежища, что бы отыскать золото в их внутренностях. Это было самое страшное из всех бедствий, постигшее иудеев: в одну ночь было распорото около двух тысяч человек".
   - А еще говорят, что Клондайк открыли американцы! - возмутился Максим и взял трубку квакнувшего телефона местной связи. Рыжая тетушка Эльза благосклонно сообщила Каблукову, что Карл Яковлевич освободился и ждет его у себя в кабинете: "Очень доволен" - предупредила она.
   Шеф и впрямь, светился так, что казалось, волоски его бороды испускают лучи, вроде связки оптоволоконных нитей. Он прохаживался по кабинету, встретил Максима у двери и даже сам пододвинул ему кресло.
   - Тэк-с, Максим Анатольевич, твой репортаж с помидорных полей, о трудовом порыве ереминцев, основанном на точном бизнес-рассчете, произвел большое впечатление в Администрации Автономии. Другим хозяйствам рекомендовано внедрять. Да-с. И мне советовали внимательнее присмотреться к перспективному журналисту. Возможно, подвинем кого-нибудь из стариков-замов в сельхозотделе. Это еще не все: я слышал, по следам твоей статьи о бдительных пограничниках, руководство ФПС в Москве повышает в звании начальника заставы Алексея Бенца. Даже что-то вручают: то ли орден, то ли памятный значок. В общем - тебе слава, газете честь. Премиальные будут, будут - не сомневайся.
   - Теперь о главном. Сегодня получил факс: центральный телеканал присылает съемочную группу, что бы сделать сюжет о твоем, как его? Ну, одессит в коляске... Семен Лиховской. Встретишь телевизионщиков, познакомишь с героем, будешь сопровождать съемку и консультировать. Как тебе удалось найти этого одессита? А? Везунчик! - папа Карло постучал по столу золоченой ручкой - В гору идешь!
   Горячая кровь прихлынула к лицу Максима, уши запылали факелами. Карл Яковлевич улыбнулся, принимая его жар за смущение от похвалы. Каблуковская статья о Семене Лиховском вышла накануне, и есть резон привести кое-какие выдержки из нее.
   Затравка была такова: Максим писал, что Одесса в очередной раз была осчастливлена визитом Жаклин Сталонне, мамаши звездного Слая. Если прежде Жаклиночка ограничивалась посещением могилы своей бабушки Розы Лейбович, то в тот приезд она замахнулась на российское все: неудавшаяся актриса решила заняться продюсированием и снять ремейк фильма Сергея Эйзенштейна "Броненосец Потемкин".
   На одну из ролей, белого офицера с хромированным револьвером, прицелился ее сын, Сильвестр. Жаклин собиралась и заново отснять сцену на Потемкинской лестнице: детскую коляску под пулями карателей - самый цитируемый в мировом кинематографе эпизод.
   До этого момента Максим сдирал информацию из Интернета, и ее с натяжкой можно было назвать правдой. Но дальше он позволил своей ехидной фантазии пуститься в галоп:
   "Коляска на лестнице считается примером новаторского для того времени монтажа, об этом недавно прямо заявили специалисты фирмы "Intel". Однако корреспонденту "Остфатерланда" удалось разыскать в Немецкой Автономии пенсионера Семена Лиховского, который утверждает, что сцена снималась вживую и главное доказательство тому - он сам. Ибо это он, Лиховской, в 1925 году, в полуторагодовалом возрасте прокатился по лестнице перед знаменитой камерой "КС-50" эйзенштейновского оператора Эдуарда Тиссэ и стал анонимной мегазвездой кинематографа.
   С Семеном Моисеевичем я встретился в его квартире.
   - Семен Моисеевич, во время съемок "Броненосца" вы были в младенческом возрасте. То есть - личные воспоминания исключены. Как можно утверждать, что в канонической коляске были именно вы?
   - Дорогой мой, побывали бы в Одессе до войны и спросили у любой торговки на Привозе: "Знаете ли Сарочку Лиховскую?". Вам сказали бы, что знают Сарочку, потому что ее сын сыграл самую душещипательную роль в "Броненосце Потемкине" и они, торговки, не раз гладили его по голове, и угощали сушеной макрелью. Мы с матерью уехали из Одессы, когда мне было уже семнадцать лет. До этого времени старая коляска хранилась у нас на шкафу, как святыня - я ее прекрасно помню. К сожалению, коляска пропала в оккупацию.
   - Но позвольте, как же получилось, что каскадерский трюк выполнял живой ребенок? Гораздо проще было бы снять сцену с куклой, с чуркой. Наконец, с тряпками внутри коляски!
   - Да, родной, я много раз спрашивал об этом маму, и она мне много что рассказала. Съемка была незапланированная самим Эйзенштейном, и шедевр получился случайно. Моя мама была в массовке.
   По словам Лиховского, миловидную женщину, гуляющую вокруг съемочной площадки с ребенком, заметил Григорий Александров, в будущем режиссер "Веселых ребят" и "Волги-Волги". Тогда он играл отвратительный образ старпома Гиляровского, убивающего пулей в затылок вожака восставших. Александров, сам красавец, завел с девушкой легкий флирт и пригласил на площадку.
   В это время как раз снимался эпизод "Расстрел демонстрантов на Потемкинской лестнице". Эйзенштейн снимал дубль за дублем. Много экспериментировал. В частности его оператор, Тиссэ, одним из первых в кино применил прием "субъективного взгляда". Некоторые кадры были сняты камерой, которая бросалась в толпу, и ловилась бегущими людьми. В окончательный вариант фильма эти сцены, к сожалению, не вошли.
   - Вы же понимаете, родной мой, какие две большие разницы - снять полено в коляске и снять ребенка! И Эйзенштейн это понимал. И вот что случается: люди как бы бегут от карателей, стационарная камера работает, а ассистенты кинули в толпу другую камеру, ее должен был поймать определенный человек. А он, раззява, промахнулся, и бандура пролетела рядом с дорогой мамой, с ее хрупким здоровьем!
   - В кадре смертельно раненая мать, падая, сама толкнула коляску. - подсказал я.
   - Да, да, Сарочка упала в обморок, Александров кинулся к ней, но она задела коляску, и я поскакал вниз по ступеням впереди строя ряженых солдат. Вся Одесса в ужасе! У артистов глаза нараспашку, массовка не знает куда бежать, то ли ко мне, то ли от карателей. Эйзенштейн как рявкнет: "Снимай!" Страх и замешательство - это ли не удача для режиссера? Так я прыгал и прыгал, пока меня в конце лестницы не поймал какой-то случайный дедушка. Кадр в фильм не вошел, но деду одесские барыги открыли в пивных вечный кредит. А уважаемый Эйзенштейн снял самый удачный в истории кино эпизод, да еще статью написал: "Монтаж аттракционов". Под аттракционом он понимал "сильное, ударное воздействие на психологию зрителя, направляющее его мысли и чувства в необходимом художнику направлении". Я читал.
   - Как вы, Семен Моисеевич относитесь к намеренью голливудских мажоров снять свой "Броненосец Потемкин", на той же местности - в Одессе?
   - О, Одесса и не такие беды переживала, и только веселее становилась! Что могут сделать американцы? Уже Эйзенштейн использовал для съемок не настоящий броненосец "Князь Потемкин Таврический", а его близнеца, стоящего на приколе. Ну, снимут очередную подделку, с обязательной детской коляской крупным планом.
   - Хотели бы вернуться в юность, и еще раз отметиться на экране, в американском римейке?
   - Да, пожалуй. Конечно, староват я стал, что бы блистать в прежней роли. Но, я мог бы сыграть дедушку, который ловит коляску!"
   Текст, черт возьми, был выдумкой Каблукова, как впрочем, и вся персона Семена Моисеевича. "Как вредно быть убедительным!" - паниковал Максим.
   - Когда приедет съемочная группа?
   - Через неделю.
   "Что-нибудь соображу. Болен старик, умер, уехал в Одессу по приглашению Жаклин. Пробы. Да, проходят пробы на роль младенца - гонки на детских колясках по Потемкинской лестнице! Скоростной спуск. Точно. Семен Моисеевич твердо намерен победить, и так далее".
   Максим перевел дух, уши его остыли, но слегка подергивалось веко левого глаза.
   - Теперь вот что, Максим Анатольевич: в селе Золотое, вниз по Волге, наметился какой-то этнический конфликт. То ли местные мужики с китайскими гастарбайтерами повздорили, то ли наоборот. Была драка на животноводческом комплексе, а комплекс не простой - образцовый. Принадлежит большому человеку в администрации Автономии. Человек обеспокоен. Съезди, пока к тебе москвичи-киношники не нагрянули. Расставь нужные акценты, мол - "беспорядки провоцируют отдельные маргиналы". Что я говорю! Ты лучше меня все знаешь! А? - и Герасименко засиял так, что в кабинете стало на пару сотен люксов светлее.
   - Съезжу. Расставлю.
   На столе папы Карло залился трелью телефон. Герасименко снял трубку.
   - Я занят. Ах, из Еремино? Начальник заставы? Соедини, Эльзочка... Да, это редактор, Карл Яковлевич. Ну, что вы! Не надо благодарности. Объективность - долг всякого профессионального журналиста. Максим Анатольевич один из наших лучших репортеров. Я рад. Рад, что вы с ним сработались. Он сейчас у меня в кабинете. Дать трубочку?
   Каблуков придвинул кресло ближе, слегка развязно облокотился на стол редактора.
   - Максим! - из пыльного, выгоревшего далека кричал Бенц - Я в тебе не ошибся! Как ты ловко загнул: "всегда начеку" и "благодаря своевременной оперативной информации". Мне звание вне очереди, и медальку выписали. Оклад прибавили! Ты, знаешь что - еще к нам приезжай! Тут такой интерес происходит: Васечкин как продрис... излечился в больнице, так у него руки перестали трястись. А мужики поправляли плотину на пруду, и нашли под плотиной четыре комбайна и кучу запчастей: рубероидом обернутые. Похоже, их при Советах туда закопали, при плановом обновлении техники, но Васечкин говорит - инопланетный схрон. Сдержали, говорит, свое обещание гуманоиды. Верить?
   - Не знаю. А как Марс Бляхин поживает?
   - Бляхину повезло! Его поставщиков в Хербурге накрыла налоговая инспекция, им, мавихерам, теперь не до портвейна. У Еблукая сын в Казахстане пошел на повышение по газовой отрасли, так он ферму бросил, к сыну умотал, в эмиграцию. Прислал фото - ходит теперь в кожаной шляпе с портфелем! А завфермой стал Каштым, представь! Давай-давай, навещай нас, не забывай. Можешь мной располагать, если что надо!
   - Спасибо.
   "Какой странный день. По закону маятника теперь должна бахнуть крупная неприятность. Вот, Лиховской... Но, это позже" - Максим выходил из кабинета редактора, чувствуя, что одежда липнет к телу, будто его окатили медом. Даже украдкой лизнул в коридоре запястье - не сладкий ли?
   Питер ждал Каблукова на крыльце издательства. Максим выбежал, когда тот уже измаялся, истоптался, и догрызал ноготь. В этот день они договорились навестить травмированного Несмеяну. Славка отлеживался у Катрины, и носа на улицу не казал, так был напуган.
   - Прости, редактор задержал. А ты чего, как не родной? Поднялся бы ко мне в кабинет.
   - В таком виде? - Бяка растопырил локти и колени, выразительно опустил глаза: его шорты пошли чайными разводами, а белая фирменная майка "Diesel" была настолько грязна, что без дебатов подлежала списанию в утиль.
   - Полотенца у Зинки нет. И мыла. - оправдался он - Мне какой-то твой коллега уже врезал: "Уходи, здесь не Стена Цоя".
   - И я врежу. Съезжай с шинка, хватит синячить! От тебя кукурузными палочками воняет! Не хочешь возвращаться домой, живи у меня.
   - Нет, неудобно. Ты с Машкой. Кстати, где она?
   - Ждет звонка.
   Мария подъехала к дому Катринки еще раньше, чем они дошли - совестливый Питер напрочь отказался садиться в любую разновидность общественного транспорта. Маша ждала их у подъезда, и не одна: рядом с нею живо поблескивал стеклами очков могучий маг Кристиан Бинго. Оказалось, именно в это утро он вернулся из экспедиции по кудеяровским местам.
   Учитывая повод, навеватель снов был в меру печален, но его явно грызло нетерпение рассказать о поездке. Вместе с Бинго ребята поднялись на этаж. Катрина открыла им дверь с опаской, придержав за цепочку, хотя до этого несколько секунд изучала всю компанию в глазок.
   - Разувайтесь, вот тапки. Фу, Питер! Ты русиш, нет, дойче швайн. Быстро бери чистое полотенце, и иди в ванную! И носки Славкины возьми, а свои - в ведро!
   Бяка послушно и поспешно шмыгнул в санузел.
   - Тут нет крючка!
   - Кому ты нужен, помойный кот?
   Несмеяна лежал на кровати в спальне с прикрытыми шторами, откинув жаркое пуховое одеяло, и видимо только-только убрав с лица свинцовую примочку. Капельки воды текли по его припухшим щекам от синих глаз и мокрой кудрявой челки.
   - Что-то я не пойму - ты удавленник, или утопленник?
   Катрина посмотрела на Максима с яростью, а Славка приподнялся, пожал руки ему и Кристиану, подоткнул подушку повыше.
   - Я, вообще, в норме. Считай - здоров. Но Екатеринка беспокоится. Приятно, конечно, когда за тебя душой болеют, но столько лекарств я в жизни не жрал! Она просто Медичи какая-то. Ну-ну, буду жрать, буду.
   Пока Бяка соскребал с себя грязевые наросты, обменялись новостями: Максим рассказал о приключениях Питера, Славка - подробности своего убийства.
   - Эх, ни за что тебе достается! - посочувствовал Славке Кристиан.
   - А кто втянул? - по-базарному вспылила Катринка - Дружки! Таких друзей - за ушко и в музей!
   - Брось, ребята в чем виноваты? - остановил ее Несмеяна. Он почесал все еще заметную борозду на шее.
   В комнату босиком пришлепал Питер, голый, с намотанным на бедра махровым полотенцем:
   - Привет, зомби! Я думал, покойники только в американских ужастиках по земле шарятся. Кать, у тебя есть лишние трусы?
   - Вы что, издеваться сюда явились? Слава, они над тобой смеются! Я тебе, гаденыш, стринги дам!
   - Дядя Коля, - переводя разговор в более познавательное и менее скандальное русло, Каблуков обратился к Бинго - Как экспедиция? Результативно?
   - Экспедиция, братушки, затмила походы и Скотта, и Амундсена. Поехали мы вчетвером: стало быть - я, двое ребят из уфо-клуба, и мой старый приятель Олег Пыхов. На Пыхова я сделал главную ставку.
   Как отрекомендовал своего друга и коллегу мессир Кристиан, Пыхов был преподаватель Хербургского госуниверситета, физик и программист по образованию. Пять лет он убил на то, что бы сконструировать агрегат, посылающий в эфир сигналы на частоте биоимпульсов человека и, соответственно, принимающий подобные сигналы обратно. После декодирования полученных импульсов, физик убедился, что вклинился в разговор давно умерших людей - беседу душ. Подкрутив в приборе кое-какие рычажки и пощелкав тумблерами, Олег сам смог выходить с душами на связь. Конструкция была немедленно окрещена как "ПЗРК-1" - Прибор Загробного Контакта, и поставлена на службу пока еще, временно живому человечеству.
   С тех пор эта, утыканная усиками, похожая на гиперболоид штуковина украшает контору Пыхова, точнее, его коммерческую "Станцию биоэнергетической коммуникации". ПЗРК-1 подключен к компьютеру. Комп декодирует импульсы из потустороннего мира и, с помощью звукового синтезатора, преобразовывает их в речь. Завистники поговаривают, что Пыхов, профессиональный программист, заложил в компьютер хитроумную программу-болталку, так что клиентов развлекает машина, а гиперболоид - так, для декорации.
   Клевета-клеветой, а очередь на Станцию коммуникации не убывает. Оплата разговоров с душами посекундная, после первой минуты разговора. Опять-таки существует несколько тарифов: "Одноклассники", "Спроси у дедушки", "Бедный Йорик". Самый дорогой тариф: "Достоевский FM" - общение с почившими гениями.
   Так вот: дядя Коля убедил посредника между миром живых и мертвых сорваться с гиперболоидом в гастрольный тур ради пропаганды прикладного спиритизма и эзотерики. Пока Бинго с уфологами разыскивает пещеру Кудеяра, Олег, стало быть, обслуживает провинциалов, калымит. А потом, когда логово духов будет обнаружено, поможет мессиру и его напарникам побеседовать с атаманом призрачной ОПГ ("Что такое ОПГ?" - "Это, Машенька, значит: организованная преступная группировка").
   Приехали в Бальцер: там Кристиан арендовал для Пыхова комнату в Доме Культуры. Установили прибор, расклеили афиши: "Психо-научный семинар: "Как заработать миллион?" Секретами своего успеха с Вами поделятся души мертвых счастливчиков: солнцевские, медведковские, кузнецкие, питерские и казанские преступные авторитеты, а также Крез, Рокфеллер, Коко Шанель! Бонус - общение с почившими родными и близкими". Все дни гастролей народная тропа к ПЗРК-1 не зарастала.
   - Порой люди так некультурно разговаривают с покойниками! - посетовал Бинго - Дети ругаются с родителями, жены с мужьями. Был на приеме директор молокозавода: выяснял финансовые просчеты умершего соучредителя. Уж как он беднягу "по маме" костерил! Еще один кретин-студент полчаса на духа Менделеева обзывался - не таблица у тебя, говорит, а кроссворд какой-то. Рокфеллеру и "авторитетам" просто мозги высосали! Они уж под конец штампами отбрехивались, дескать: "Киллер - самый эффективный инструмент рыночной экономики".
   Однако ж, Бинго на сеансах присутствовал не часто - он проводил рекогносцировку местности. Первое время навеватель с уфологами и нанятым шофером объезжали на УАЗе перспективные леса и буераки на юге района, далее - на востоке.
   - Чувствую, метода нужна, иначе не найду Кудеяра. Человечий век короток. Пал к Пыхову в ноги: "Сворачивай лавочку!"
   ПЗРК-1 они прикрутили к УАЗу, обеспечив прибору автономное питание, и так помчались прочесывать север бальцеровского района. В деревнях, через которые проезжал их армейский УАЗ с грозным, усатым гиперболоидом на крыше, не успевала гарь осесть, как из продажи исчезали спички, соль и мыло.
   Олег сидел в салоне "козелка" в наушниках, внимая потусторонним шумам, помехам. Иногда, у сельских кладбищ, ПЗРК-1 улавливал обрывки прений усопших хлеборобов ("О чем?" - "Про погоду, как всегда. Хотя дохлым какая, на хрен, разница?"), в полях - визг и гиканье конных кочевых армад.
   В одном месте, севернее Отрадного, дорога спускалась в узкий крутой овражек. Остановились перекусить. Дядя Коля взялся открывать консервным ножом банку с помидорами, уфологи распечатали бутылку водки. Пыхов переключил свой ПЗРК на громкоговоритель и покрутил жалом гиперболоида по стенам оврага. Вдруг из динамика раздался стон - мучительный, скребущий вилкой по пучкам нервов, царапающий ржавым ножом самые кости.
   В безмерном страдании замогильный голос тянул: "О-о-о!", и "О-о-о!" И еще раз, вопросительно - "О?" А потом голос произнес:
   - Соленые помидоры вкушаете, сволочи?
   - Вкушаем. - ответил Кристиан - Только не соленые, а маринованные. Жена мариновала. Сам кто будешь, мил дух?
   - О-о-о! Дай, вспомню. Кудеяр.
   - Так это ты, атаман, ограбил грузовик со спиртом?
   При слове "спирт" синтезатор речи замешкался, а дальше несколько минут воспроизводил звуки, напоминающие безудержное рыгание. Члены экспедиции заметались, не зная чем помочь духу Кудеяра в его инфернальном похмелье.
   - Рассол будешь? - выкрикнул Бинго.
   - Буду!
   - Как?!
   Навеватель начал озираться, понимая, что призрака угостить рассолом сложнее, чем живого собутыльника.
   - Вылей на землю.
   Кристиан выплеснул на дно оврага рассол из банки. Призрак Кудеяра ухнул, довольно помычал, почмокал: "Добре! Рассказывай, зачем пожаловали?"
   - Ну, дядя Коля, если твой колдовской бизнес когда-нибудь накроется медным тазом, приходи работать в газету, я тебе протеже составлю. - Максим положил щеку на ладонь, сладко прижмурившись. Он наслаждался рассказом мессира.
   - Молодежь - циники и скептики. Ни доверия, ни почтения. Слушайте дальше.
   Бинго начал втолковывать Кудеяру, что бандитские времена ушли в прошлое, что экономику Немецкой Автономии надо не подрывать налетами на караваны, а развивать. Вот если бы призрак добровольно выдал награбленные богатства, потом вступил в концессию и курировал туристический маршрут своего имени "Кровавой тропой Кудеяра" - это было бы честно, выгодно и цивилизованно.
   - Чего я особенного награбил? Спирт, да эти - желтенькие, с кожурой.
   - Мандарины?
   Из синтезатора вновь раздалось рыгание.
   - Дать помидорину? - предложил Кристиан.
   - Кинь в кусты.
   - Плохо ты обо мне думаешь, Николай. - пососав помидор, заговорил призрак - Я ить не просто граблю. Противостою. Явился в Россию древний восточный батыр - очень сильный дух. Взялся спаивать славян и хоронить. Хоронить и спаивать. Да. Кинь еще помидору. Ты про этого батыра слышал, только имя у него дурацкое, хрен запомнишь: Жан Бин Лан-дам? Нет. Ян Гус из Бадена? Нет. Как черт от ладана? Это вообще не имя. Словом, прежде, в старые времена, его Али-бабой звали. Поселился вражина в Хербурге с командой своих абреков, контрабандный спиртовой канал наладил. Пришлось мне с хлопчиками оставить могильный покой и вспомнить прежнее ремесло. Отбиваем у Али-бабы партии спирта и выпиваем. Не пропадать же добру! Прочих купцов не трогаем - лениво нам.
   Разговор у мессира с атаманом Кудеяром был долгий. Бинго успел основательно опохмелить призрака, "побурханив" водкой на стенки оврага, расспросить о загробном житье-бытье и тайнах посмертного воплощения. Атаман стыдливо признался, что в свободное от руководства шайкой и грабежей время любит принимать материальный образ огородника: ухаживать за капустными полями:
   - Ах, включишь поливалку - радуга над полем пляшет, капустка соком наливается! Жил бы и жил.
   Свою внешность для скульптуры Кудеяр описал так: рожа немного цыганская, мятый пиджак, на ногах стоптанные "казаки", на голове - мохнатая кепка. Атаман предостерег дядю Колю, что бы он надолго не задерживался у капища, так как должны нагрянуть абреки Али-бабы: "Ужо я их, сморчков кривоногих, привечу х... хлебом в рот, а солью в зад!" Однако, попросил перед отъездом расчистить родник в верховье оврага.
   - Сушняк? - подковырнул призрака Кристиан.
   - Ага. Но и для будущих туристов мило будет. Вода журчит, клены с березками листиками шелестят. Ах! Капустка наливается. Только сами воду не пейте. Мои разбойники украли коробки с бракованными нейролептиками, из поликлиники Бальцера. Я коробки глубоко в землю спрятал - водяной пласт как раз через лекарства проходит. Пока всю гадость вымоет, подождать надо. Свихнетесь еще, чего доброго, очень даже запросто.
   Родничок они расчистили.
   - Вот ребятишки, так я задружился с атаманом Кудеяром. - подвел итог навеватель снов, мессир Кристиан - Фунтами-стерлингами карманы не набил, зато нашел верного партнера по турбизнесу. Старость моя теперь обеспечена: лицензирую авторский маршрут, вожу на джипах зевак, Кудеяр в чаще ухает-пугает, иногда, за доплату, воплощается. А спиртягу - Бинго посмотрел на Максима - духи вылакали до капли. Правильно ты не поехал.
   Бяка отстукивал ногтями задумчивую дробь на зубах. Максим молчал, так как пытался свести воедино перекликающиеся части кристиановского рассказа и своих приграничных впечатлений. Голос подал Несмеяна:
   - Лежу я, господа, и вот что думаю: оскотопиздили мне привидения, водка, бандиты, Автономия, и вся Россия, вместе с ее русским свинством. Мы с Катюхой пакуем чемоданы в Германию.
   Катрин бухнулась к Славке на кровать, обхватила его за мокрую, синюю шею. Питер с Максимом отвернулись.
   - Что ж, рано или поздно. К тому шло.
   Маленькая немка перевернула Несмеяну на себя, приняв классическую позу. Славка отбрыкивался: "Разврат! Сдурела?"
   Посмеялись.
   - Дядя Коля, - начал Каблуков, запинаясь - сочинитель вы, конечно, выдающийся, как вещий Баян - "мыслью по древу растекашеся". Но есть странные совпадения. На границе задержанные контрабандисты рассказывали мне, что переправляли в Хербург, вроде бы, самого Усаму Бин-Ладена с сорока моджахедами. Выходит, он и есть кудеяровский "Жан Бин Лан-дам", и он же дух Али-бабы? Постой! Кафиль Абсалямов, спиртовой король, наш кредитор-могильщик - это... Ой, я заболеваю, в мозгу параллакс! Спаивает и хоронит? А похож, чертенок, как похож! Впрочем, все усамы на одно лицо. Удачи вам, дядя Коля: что б сны как блинчики распродавались, что б кудеяровский маршрут стал бриллиантовым. - он обнял и притянул к себе Машу - Мы с Барковым еще чуть-чуть водкой позанимаемся: Бог не выдаст, Али-баба не съест.
   Ради безопасности и скрытности Максим с Питером условились реализовывать водку частями, отдельно друг от друга, по возможности не перебегая дорогу. Подвал пришлось забросить.
  
   13 ЛЮБИМЦЫ МОЛНИЙ
   Древнее село Золотое раскинулось на волжском берегу, на стыке Немецкой Автономии и Волгоградской области. Ниже села Волга омывает утес Синее Лбище. Лбище названо "синим" по цвету глины, и еще потому, что во время штормов ветер и волжское течение неумолимо разбивают об него лодки "синяков", то есть, пьяных рыбаков.
   На противоположном берегу реки день и ночь пылают факелы и дорожками тянутся через всю пятнадцатикилометровую ширь водохранилища - это нефтедобывающие компании сжигают попутный газ.
   В Золотое Каблуков ехал с багажником, забитым бутылками, и сердцем, поющим что-то сладкое, кажется - "Колокольчик в твоих волосах звучит соль-диезом". В селе жил его шурин Артем Ладушкин, инспектор рыбоохраны. Он давно зазывал Максима порыбачить по-взрослому, с фонарем и острогой. Наконец, сложилось: командировка, партия водки, гостеприимный родственник. Каблуков предвкушал успех и широкую гулянку.
   "Фольксваген" они с шурином загнали прямо в сад, между яблонь, под окна дома, оторвав и прислонив обратно секцию забора. Артем привязал к бамперу машины собаку, охранять продукт. Сам пригласил Максима в дом, где на столе их уже дожидались: четвертная бутыль настойки с заспиртованной змеей, фаршированный говяжий желудок, грибы, огурцы.
   Глядя на банку с гадом Максим не смог сдержаться: "Ну, мужики! Совсем ассимилировали вас китайцы! Что за дрянь вы пьете? Еще, слышал я, с узкоглазыми драка была на ферме?" Артем было смутился: "Да, змея - гостинец от Лим Кьяня. Местный наш китаец. Только еще неизвестно, кто кого ассимилировал, и кто с кем подрался! Слушай, коль не торопишься"
   Шурин нацедил в стаканы самогон с соком змеи, и рассказал Каблукову историю великой дружбы между трактористом из Золотого Гришкой Малым, бомжем кавказской национальности Исмаилом Хасановым, и китайским гастарбайтером Лим Кьянем. К слову, трактористу фамилия как бы в насмешку дана - Малой. На деле мужик вымахал размером с былинное чудовище. Когда он с супружницей едет на мотоцикле "Урал" по селу, пацаны следом бегут и дразнятся - "Ехали медведи на трехколесном велосипеде!". Жену-то Гриша себе под стать выбрал.
   Был случай: собрался Малой в Хербург, на местную шанхайку, где торговали китайцы. Словом за слово зацепились. То ли Гриша в честных русских выражениях отозвался о качестве китайского товара, то ли бизнесменов крепким словом прищемил, но только началась драка. Приехала милиция и всех повязала. После разборок тракториста из отделения выпустили, направив копию протокола в райотдел.
   Юморной участковый обошел все село и показал присланную бумагу. Там было написано: "Гражданин Малой из хулиганских побуждений кидался на рынке китайцами". А вообще, его любимое занятие - собрать вокруг себя кучу деревенских пацанов, и в индейцев играть. Добродушный человек, как все богатыри.
   Исмаила Хасанова Малой подобрал в Хербурге, в прошлом году, в привокзальной столовой. Будто знал, что бомж окажется человеком уникальным, и в Золотом незаменимым. Опустившийся горец круглые сутки терся у зала игральных автоматов и с мученическим видом приставал к прохожим: "Зайди в казино. Испытай судьбу!" Весь его вид говорил о том, что свою судьбу он уже запытал до смерти. Когда Гриша, ожидая электричку, чинно закусывал в столовой, Исмаил решил сделать вид, что расстается с жизнью. Зашел в буфет, скинул с себя тужурку, стоит в одних брюках. В руке скальпель, меньше перочинного ножа. Он его прижал к пузу, и кричит на всю ивановскую:
   - Не подходи! Я умру! Дайте водки, дайте курева!
   Нож - таким оружием только в ухе ковыряться, однако милиционеры ППС к нему не подходят. Слушают, торгуются:
   - Мы не уполномочены выполнить ваши требования, надо созвониться с президентом.
   Гришу, тем временем, эта возня начала тревожить. Малой кушает, хлебную корочку в яичный желток макает, и грозит Хасанову:
   - Себя не уважаешь, других уважь! Сейчас дыню размочу, чтоб успокоился!
   Столовская публика - только "за". Схлопотал Исмаил, в конце концов. Гриша заказал стакан водки, взял его в одну руку, а сигарету в другую, и протянул Исмаилу обе ценности разом. Жадность бомжика сгубила: растопырился, забыл про скальпель, а Гришка ему кулаком - по маковке.
   Пока Исмаил срезанным снопом лежал среди пивных пробок, "переговорщик" обратился к сержанту ППС: нужен, мол, вам этот тропический фрукт для отчетности, или я его с собой в деревню увезу, на перевоспитание? Отчетность у сержанта была в порядке, поэтому пепеэсники даже пособили Малому - донесли беспамятного бомжа до вагона электрички:
   - Смотри тракторист, ты за его карму теперь в ответе. Вернется на вокзал, паровозами разорвем!
   Так, по-доброму, менты напутствовали Гришку и Исмаила.
   Удивительно, но Хасанов прижился в Золотом. Первое время коротал ночи в бане у Малых, потом они вдвоем с Гришкой подправили заброшенный дом на окраине, вставили стекла. Тракторист под гневным и беспомощным взглядом супруги Алевтины сорвал со стен три ковра:
   - Пылища от них. В ноздрях щекочет.
   Коврами завесил выщербленные стены в избе Исмаила. Чего недоставало новоявленному золотовцу, так это признания односельчан. Кое-как, авторитетом и телесной массой надавив на сходке на толпу, Малой выговорил своему протеже место колхозного пастуха. Личных коров Исмаилу не доверили.
   Общественное хозяйство в деревне, то бишь - крестьянское товарищество "Волжский парадиз", пребывало в очень странной стадии экономического развития. Председатель, он же по совместительству крупный босс в хербургской администрации, в Золотое нос не казал, а по отчетам управляющего выходило, что труды крестьян убыточны - "Потому, не обессудьте славяне!" Славяне не получали зарплату второй год. Пока не появился Исмаил с его феноменальным даром. Слава пришла к кавказцу неожиданно.
   Накануне, как потом с фирменным акцентом рассказывал мужикам Хасанов, ему приснился "пазорный" сон. Якобы, он возвращается с полей со стадом и идет почему-то весь в рванье, будто только что с вокзала.
   - Панимаешь, куртка дырявая, штаны - как собаки грызли, а кеды - без подошвы. Иду, а ребята моего пазора и не видят: здороваются, кто руками машет, кто улыбается. "Спасиба, - кричат - Исмаил!"
   Утром, перед тем как отправиться со стадом в поле, Исмаил долго искал резиновую обувь, хотя раньше этого не делал. Специально лазил на чердак и в подвал. Нашел среди хлама спортивные кеды советского пошива. В середине дня стадо накрыла грозовая туча. Исмаил слез с лошади и тотчас сверкнула молния, после чего, по словам пастуха, "как будто по галаве обухом топора ударили, а ноги, показалось, по колено ушли под землю".
   Он очнулся среди мертвых коровьих туш. Разряд, поразив Хасанова, растерзал его одежду в клочья, сжег кеды, убил полтора десятка коров вокруг него, и пастушью лошадь, но сам Исмаил остался практически невредим.
   - Кеды электричество изолируют. Только руку судорогой свело, да след от ожога на плече остался. Зато как "Волжский паразит" радовался! До этого без денег куковали. А тут: животных отправили на разделку, и мясо выдали людям в счет задолженности по зарплате. То-то праздник был! - любит теперь вспоминать бывший бомж.
   Крестьяне прониклись к пастуху признательностью. На волне всеобщего преклонения он даже сошелся с толстой и домовитой дояркой Вассой. Занялся огородом, реже стал выходить со стадом в поле - посылал за себя соседского мальчонку. "Под фанеру работаешь!" - посмеивался над Исмаилом Гришка. Однако, это было лишь начало огненной карьеры Хасанова.
   Раз под вечер, запыхавшийся и нервный пастух постучал в окно к Малому:
   - Гриша! Меня второй раз стукнуло! Я не са стадом был. Полол картошку на огороде. Как дождь припустил - залез в шалаш, саломенный, сам пастроил. Потом - вспышка! Перед глазами темные круги, в ушах шумит. Шалашик-то загорелся... Ну, я выполз наружу. Молния попала в бедро. Вышла через пятку, носок и обувку на правой ноге спалила начисто. Чувствую, что-то сердце барахлит, как будто остановиться хочет. Картошку допалывать не стал.
   - Ну, ты блин, даешь! - только и нашелся ответить Гришка.
   Вскоре в "Парадизе" опять начались перебои с зарплатой, крестьяне скрипели зубами, кляли управляющего и хербургского барина, пока кого-то не осенило - "Есть средство!" Явились гурьбой к Хасанову: "Собирайся-ка, Исмаилушка, в поле. Довольно Егорку за себя посылать. А мы "во здравие" твое помолимся". Малой, тот сразу сообразил, куда ветер дует - "Вы что, озверели, православные?" Однако Хасанов лишь покорно пожал плечами:
   - Конечно, раз такой талант. Надо идти, помочь людям.
   На следующий день трактор с тележкой, полной убитых коров, вез туши на разделку. Хасанов лежал на специально вынесенной на середину улицы раскладушке. К его телу нельзя было протолкнуться - мужики стояли плотно и молча, бабы ахали, детишки хлестали друг друга прутиками по головам.
   - Прямо в башку молния папала! - рассказывал Исмаил, приподнявшись на локте, и для пущей убедительности тыкал себя пальцем в обгоревшую лысину - Сюда! Точно говорю, Васска виновата! Заставила меня надеть новую кепку. В нее-то молния и угадила!
   Гроза застала его в чистом поле. Когда громыхнуло с особенной силой, коровы, испугавшись, ринулись в ближайший лесок.
   - Я был без лошади. Прахажу за стадом мимо агромного дуба. Дереву тысяча лет. Вдруг меня по темечку, как кнутом - щелк! Я несколько раз перекувыркнулся поперек себя. Лежу лицом в грязи, вижу: перед носом новая кепка догорает. А у дуба ствол будто взорвался - щепки разбросало, коров электричеством и щепками побило. У меня лишь лысина цвет сменила: была коричневой, а стала темно-темно-коричневой.
   Вновь золотовцы на короткое время зажили в достатке, что стало беспокоить хербургского хозяина "Парадиза", ибо не вписывалось в его модель развития хозяйства. Босс решил провести модернизацию животноводческого комплекса совершенно в духе времени: забабахать ферму, с подогревом полов и музыкой Шопена, в европейском стиле, и нанять китайских гастарбайтеров. Отсечь, таким образом, крестьян от производства мясо-молочных благ напрочь. В Золотое двинулись колонны грузовиков со стройматериалами.
   Однако, русский человек - он как еж, на него голым профилем не сядешь. Пока шло строительство, в искусстве воровать золотовцы достигли мистического совершенства. Шифер и тес строителям приходилось на ночь прятать в специальные бункеры. "Доты" из бетона краном закрывались бетонными же плитами. И все равно большая часть материала исчезала как по волшебству. По утрам подрядчик орал, будто обиженная девственница. Малой, наблюдая за ним издалека, с детской улыбкой поводил богатырскими плечами.
   В Золотое, почуяв шальную наличность, зачастили коммерсанты. Каждую неделю в село въезжали 20-тонные фуры с мебелью и видеотехникой. Некоторые селяне, почесав репу, брали по несколько видеокамер. После того, как владельцы камер запечатлели на пленку все достопримечательности родимой деревни, они снимали на память лягушек и насекомых.
   Наконец, по окончанию строительства, до Золотого докатилась волна нашествия с Востока. В село на постоянное место работы, на новую ферму, привезли бригаду китайцев, из города Саньминь. На работу в золотовский коровник их определила какая-то пересылочная фирма - разновидность то ли "триады", то ли "якудзы". Словом, работать китайцам предстояло почти даром, за гроши, а большую часть денег отдать посредникам.
   Китайцы тут же раздобыли себе ржавые велосипеды, подремонтировали, и вовсю начали месить грязь по селу. Вжик - на ферму, вжик - с фермы. Ноги у них к педалям привычные. На рассвете зарядку делают. А их старшой - Лим Кьянь, хоть и невысок ростом, а у себя в стране занимался легкой атлетикой. Вот и в России, к полному недоумению сельчан, пристально приглядывавшихся к чужакам, он выбирал время, что бы пробежаться трусцой по окрестностям, для поддержания формы. За Кьянем, легко можно догадаться, закрепилась кличка "Конь".
   Конь с Малым как познакомились: Гришка привык, что по селу ни один объект быстрее его трактора не движется. Вот он пилит по колее с поля и чувствует, в носу защипало. Без опаски открывает дверцу и высмаркивает исполинскую соплю на улицу.
   Тут слышится крик тонущего человека. Это Лим бегом обгонял его и попал точно под "выхлоп". Гришка смутился, остановился, тряпочку мазутную китайцу дал: обтереться. "Ничего, говорит, забегай ко мне во двор, умоешься". Пока Конь под краном намыливался, Гриша извелся - неловко, и досада на себя. Говорит Кьяню зло:
   - Что вы сюда понаехали? Ты знаешь, что Великая Китайская стена была построена не китайцами, а от китайцев? Ну, да ладно. Приходи вечерком, побалакаем.
   Так они потихоньку дружились с полгода, до зимы. Зимой, как обычно, народец в селе загрипповал. А в Хербурге, к тому же, слухи про атипичную пневмонию не совсем угасли. Решили Конь с Малым ударить по болезни крепкими народными средствами. Гриша настоял на чесноке и осиновой коре самогон, а китаец достал заготовленную банку с заспиртованной гадюкой. По китайскому поверью сок змеи - первое средство от всякой заразы, в том числе и от глистов. Посидели у Исмаила, под тосты за "дух дружбы" порешили вписать Хасанова под именем Хо Сан на должность сторожа при летнем выгуле элитных буренок.
   - Нужен этот человек на ферме. - посмеиваясь, объяснил Къяню Григорий - Потом поймешь, зачем.
   Выпили обе банки, а змея на закуску пошла. Конь отправился Малого провожать.
   Недалеко они ушли. На улице стояла оттепель. У окраинных домов оба - и мелкий китаец и гороподобный тракторист упали в глубокую лужу и уснули. Лим не захлебнулся только потому, что его голова покоилась на животе Малого. В этот же вечер ударил сильнейший мороз.
   В темноте, при свете уличного фонаря, некую выпирающую изо льда аномалию разглядели золотовские пацаны, катавшиеся на санках. Над застывшей лужей торчали припорошенные снегом носы, один нос - плоский. От них поднимались струйки бодрого пара. Еще можно было разглядеть вмерзшую в лед могучую пятерню тракториста.
   - Глянь, ребят, это же наш индейский вождь, дядя Гриша, с китайцем спят!
   Подручными железками отковыряв мужиков, пацаны совместными усилиями погрузили их на сцепленные салазки, и повезли к дому Малого. "Тетя Зин, - с порога заявили они жене Григория - мы вам хозяина с китайцем привезли. Из ледника выдолбили. Дайте хоть по конфетке!"
   Мужа габаритная Зинаида взвалила на одно плечо, Коня на другое и отнесла в избу, где обоих, вместе с пристывшими к одежде кусками льда, швырнула на печь.
   Проснулись они утром как ни в чем ни бывало. Однако, узнав все подробности своего возвращения домой, Малой долго моргал, расчувствовавшись, и сказал сурово: "Да мы же теперь братья с тобой, Кьянь! Одну смерть миновали!"
   И вот недавно в Золотое явились представители фирмы-работодателя, цивилизованные мафиози, что бы содрать с китайцев часть их кровно заработанных денег, по кабальному договору. В коровнике коммерсантов ждал Гриша, как всегда добродушный и невозмутимый.
   Участковому потом пришлось составлять протокол. В нем он, давясь, сжимая губы в куриную гузку, отметил: "Гражданин Малой кидался на ферме менеджерами из Хербурга", вытер рукавом кителя слезы, и уточнил детали - "Под музыку Шопена, Чайковского, а до Моцарта очередь не дошла".
   - Такой, натурально, русско-китайский конфликт состоялся на ферме, второй после острова Даманского. И как же ты напишешь? Неужели Гришку подставишь? Нехорошо. Он ведь за справедливость пострадал. Ну, то есть: мафиозников заставил пострадать. - запротестовал шурин, придержав горлышко бутыли над каблуковским стаканом.
   - Не боись, Темка. - Каблуков зацепил вилкой огромный сопливый груздь, постарался его укусить, но верткий гриб снова шлепнулся в рассол. - Какая у тебя прыткая дичь. Напишу статейку в отдел спорта. Фабула: хербургские мастера у-шу из китайской диаспоры прослышали о мастерах-земляках из Золотого. Завалили командой: "Ага! Делитесь!" В смысле - делитесь спортивным опытом. Ваши: "Да нас из Шао-линя за дедовщину выгнали! Куда вам с тягаться нами, мы парим в сакральных высотах! Победите сначала меньшого брата!" И выводят Гришку Малого. Бьет гонг, товарищеский турнир начинается, "меньшой брат" расшвыривает залетных спортсменов. Те, пристыженные, возвращаются обратно в город - смотреть фильмы с Джеки Чаном, тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться. Матч-реванш отложили на следующий год. Они ведь снова приедут. Как?
   - Даешь! Зер гут. - порадовался Ладушкин - Это выход!
   Он облегченно наклонил узкое горлышко четвертной над стаканом Максима.
   На утренней зорьке они, приняв по сто пятьдесят внутрь из недопитой с вечера бутыли с гадюкой, стащили в воду артемовский катер. Кроме острог, мощной фары и спиннингов, шурин захватил с собой в лодку карабин "Сайга" с хорошей цейсовской оптикой.
   - С левого берега наезжают овцепасы, сети ставят. Приходится их гонять. - объяснил Артем.
   Движок "Прогресса" рявкнул, выбросил струйку дыма, и они помчались по серо-алой, отполированной утренним ветром реке, к островам, ориентируясь на свет факелов.
   - Сети еще полбеды. Самые вредные выродки, это те, кто пользуется электроудочками - продолжил шурин, перекрикивая мотор - Рыба погибает в радиусе нескольких метров от разряда, а на гораздо большей площади гибнут малек, насекомые. Даже головастики. У крупной рыбы, которая не погибла, никогда не будет потомства. Икра и молоки вызревают, но они мертвые. Один электроудочник лишает улова сотню нормальных рыбаков, вроде нас. Ну, как им лица не бить? Раз заплываю в протоку, смотрю - все дно усеяно мертвым мальком. В камышах стоит мужик с аккумулятором за спиной и сачком. Я ему вежливо так говорю: "Слышь, пень, ты же экосистему разрушаешь!" Он, наверное, не понял, что такое "экосистема" - бросился на меня с веслом. Я этим же веслом мерзавца и отхреначил. Сломал ему удочку, аккумулятор, лодку, комбинезон, палатку, примус. - Артем приостановился, поправил панаму с накомарником - И котелок продырявил: чтоб голодал, пока не подберут.
   Но, вообще-то, в одиночку конфликтовать с браконьерами опасно. Что городские, что деревенские заготовители рыбы, как правило, вооружены. Сети караулят с берданками наперевес. Нравы на Волге суровые. Минимум, что сделают с зазевавшимся рыбаком или туристом за нечаянно порванную, или, упаси Бог, специально снятую сеть: крепко начистят фейс. Могут утопить катер или изуродовать автомобиль, если он стоит на берегу в пределах досягаемости. Могут даже убить, и оставить с пудом камней за пазухой на дне тихой заводи дожидаться Страшного суда.
   Подъехали к островам. Пока Максим, трезвея от сырости, слушал поучения Артема, винт их катера намотал целых три ряда сетей, перегородивших протоку. Крупная, помельче и такая мелкая, что даже мизинец в ячею не лез.
   Шурин заглушил мотор и многозначительно расчехлил карабин, всматриваясь в сумеречные кусты по берегу. Не прошло нескольких секунд, как на отмель выскочил крестьянин в болотных сапогах и дырявой тельняшке.
   - Что ж ты, паразит, такую мелкую сеть ставишь? - дипломатично обратился к нему Ладушкин - Весь молодняк собрал! Ты просто дегенерат, хищник!
   Мужик, корчась от желания на месте растерзать непрошеных визитеров, крикнул что-то нечленораздельное. Удалось лишь понять, что пойманной рыбой он кормит скотину.
   Браконьер мгновенным движением сорвал с плеча двустволку, приложился и замер - ему в переносицу смотрел оптический прицел "Сайги". Пока тельник мужика мелькал в кустах, Артем, хохоча, провожал его беглыми выстрелами.
   - Брось, застрелишь! - нервы Каблукова не выдержали.
   - И черт с ним! Кто его в этой глухомани отыщет?
   Шурин спрыгнул в воду, порубил ножом сеть вокруг винта, вновь взобрался на катер и продолжил:
   - Недавно, на небольшом участке реки, нашел полтора десятка сетей. Тогда я ремень карабина намотал на локоть, врубил движок, и весь этот участок Волги пролетел с якорем за кормой. Выгреб сорванные сети на берег, полил бензином и сжег. Ни одна тварь не пикнула. А еще пришлось гнаться да одними деятелями: типичные браконьеры. Лодка "Казанка" у них была на сорок сантиметров укороченная. Такие выкрутасы делали! На полном ходу разворачивались! Я их, однако, загнал в тупиковую заводь. Так они начали мне под винт рыбу метать, потом на скорости выскочили на берег, бросили лодку и удрали.
   Разбив стан на острове, Артем с Максимом весь день баловались спиннингами: зацепили несколько щучек, пару крупных жерехов, соменка и несчетно окуней. Перед ужином забросили закидушки, Ладушкин достал утопленную в глыби привязанную за леску водку, сели у костра. Шурин помешивал в котелке уху, Максим смотрел на мигающие по горизонту бледные немые сентябрьские зарницы.
   Будто дремотные глаза электрических чудовищ, они приоткрывались на мгновение, и снова потухали над Волгой.
   - Вот скажи мне Макс, ты в чертовщину веришь? - вдруг встрепенулся Артем - Леших, водяных? Речных чертей?
   - Не очень. Я, правда, сейчас книжку читаю о первом разрушении Иерусалима римлянами. Перечитываю. Очень авторитетный автор - Иосиф Флавий. Убедительно пишет.
   - Про чертей?
   - Как бы не совсем про чертей. Вот, например, слушай, что помню: "Ясным же знамениям, предвещавшим грядущее разрушение, они не верили и не вдумывались в них. Точно глухие и без глаз, и без ума, они прозевали явный глас неба, неоднократно их предостерегавший. Вот какие были знамения. Над городом появилась звезда, имевшая вид меча и целый год стояла комета... Спустя несколько дней после праздника, 21-го артемизия показалось какое-то призрачное, едва вероятное явление. То, что я хочу рассказать, могут принять за нелепость, если бы не было тому очевидцев и если бы сбывшееся несчастье не соответствовало этому знамению. Перед закатом солнца над всей страной видели мчавшиеся в облаках колесницы и вооруженные отряды, окружающие города..."
   - Колесницы пустяк, колесницы - не танки. Это, вообще, давно было? - перебил его шурин - Теперь послушай, какая тут история приключилась. Выехали мы с нашими мужиками из Золотого на рыбалку, так же в ночь. С самого начала праздник не задался. По темноте дикий камышовый кот сожрал моих пескарей-живцов в садке, и объел поводки на спиннинге. Ребята меня застебали: "Как улов? Мелочь сегодня, одни котята!"
   С утра того хуже. Расставили мы закидушки по берегу и послали ходоков в деревню за второй порцией самогона. Один хохмач подобрал где-то на улице дохлого поросенка. На обратном пути вытянул мою крайнюю закидушку - ее не видно было за кустами, насадил на крючок порося и снова в Волгу бросил. Глянул я вдоль берега - дальний спиннинг гнет. Это поросенка донное течение тащило. Щука? Подбежал, тяну, а на меня из воды свинячье рыло смотрит! Как не поседел, сам не знаю. Разругался я со всеми, обиделся, собрал снасти и отъехал на лодке ловить в другое место, подальше от этих придурков.
   Ближе к полудню, еще издали Артем заметил колесный пароход. Посудина, по первому впечатлению стояла, но нет - ползла. На палубе мельтешили люди. Часа через три, когда садок рыбинспектора был уже полон язями, корабль подошел настолько близко, что можно было рассмотреть - тащат его вручную, на завозных якорях. Артем с насмешливым интересом наблюдал за работой бурлаков. В какой-то момент над рекой разнесся звук мерных ударов, напоминающий грохот туземного барабана.
   - Я, грешным делом, подумал, что бомжи сумели машину на пароходе завести, вот она и стучит своими коленками. - продолжил шурин - Только вижу: вся толпа оборванцев с носа ломанулась на корму, а пароход кренится! Оп, ля! Язей закидываю в лодку, завожусь, разворачиваюсь, и мчу к своим мужикам: "Все лодки на воду! Пароход! Люди тонут!"
   Семь лодок у нас было. Подошли на всех парах к кораблю - его уж заливало. Подбираем бурлаков, они как тетрадь в клеточку цветом, крестятся: "С нами Святый Боже!" Их шишка, Гариком звали, капитан недоделанный, не хочет с колесника уходить, руки ломает: "Сколько работы, сколько денег! Речные черти! Черти напали! Ласточка моя!"
   Что ж ты думаешь? Сам зырю: вокруг наших лодок какие-то твари шныряют. Похожи на осетров, только во-от с такими шипами! Морды - копья, хвосты - секиры. По днищам лодок то и дело: шр-р, шр-р, скрежет. Потом осмотрели - царапины остались, словно от фрезы.
   - Бойцовые осетры. Команда монстров вышла из-под контроля. "Амелия".
   - А?
   - Это так, предположения. Ну, и?
   - Пароход лег на грунт вон там. - шурин мотнул головой за плечо - Добро, не на фарватере. Труба торчит. Бурлацкую ватагу мы отвезли до берега. В Хербург трудяги пешком поковыляли, убитые. Некоторые золотовские рыбаки с того дня опасаются на реку выходить: шипастых чертей разглядели. Ужас.
   Ночью они на лодке с зажженной фарой медленно обошли заросли камыша и закололи острогами пяток здоровенных щук, спавших на мелководье. Водку Максим оставил в продуктовом магазине Золотого под реализацию. Возвращался он в Хербург уже не как бутлегер, а как честный рыбак. Офицер ГИБДД, остановивший его "Фольксваген" для досмотра на посту у Алтын-горы, на въезде в Хербург, восхищенно и завистливо щупал рыбьи брюшка:
   - Где? На островах? Какой улов! Жерех, щуки. Я вот и сам...
   Гаец начал азартный монолог о воблерах, сунув за ремень полосатый жезл, показывая ладонями, как эти насадки двигаются в воде. Каблуков мялся, кивал. Он пытался вникнуть, что раздражает слух? Неуместные, диковатые звуки доносились из стоявшего неподалеку автобуса ПАЗика. Отключившись от голоса инспектора, Максим разобрал: пение. Слабый, нестройный мужской хор.
   - Командир, в автобусе артисты, что ль, репетируют? Агитбригада?
   - Выясняем сейчас, что за "артисты". Остановили автобус: там водитель с сопровождающим, и куча психов. Сопровождающий - врач из районной больницы Бальцера. Говорит, отловили в овраге за городом три десятка черномазых дураков, не буйных. Документов нет, а похожи на узбекских гастарбайтеров. О себе ничего сказать не могут, только песенки поют, причем - по-русски. Везут их в областную психбольницу на процедуры, тут недалеко.
   Максим прислушался. Неровные голоса в салоне ПАЗика, из-за занавесок тянули: "Было двенадцать разбойников, был атаман Кудеяр. Много разбойники пролили крови честных христиан. Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил...".
   Дома, сгружая улов в холодильник, Каблуков обнаружил, что тот отключился. Кряхтя, отодвинул холодильник от стены, пошевелил провод - прибор заурчал. Максим же заметил посеревший, затянутый паутиной листик у плинтуса. С дрогнувшим сердцем он достал его - это была старая, потерянная пасхальная записка от бывшей жены:
   "Макс! Ты у меня просто умница! Мало того, что не проводил к маме, у меня, оказывается, нет ни одной хорошей сумки. Как привезу молоко? Спасибо, что не доставляешь мне забот! Мария. P.S: С праздником тебя, радость!!! P.P.S: Я по тебе соскучилась. Джинсы в ванной прокисли".
   Внизу имелась приписка его рукой: "Хотел бы я найти девушку вреднее и амбициознее тебя, но для этого мне пришлось бы угробить на поиски половину моей юной жизни. Потому-то я с тобой и мирюсь. Христос воскрес!"
  
   14 ЧЕРНЫЙ КЛЫК
   "Какая я все-таки свинья, нах! - ласково подумал о себе Семен - Со мной хрен кто погрустнеет". Сквозь прозрачную ноябрьскую метель Черепанов шагал по главной аллее к месту приземления Гагарина. Как доброму знакомому кивнул крашенному бетонному Юрке, обошел стелу. На плече конопатый курокрад тащил длинный и изогнутый, покрытый струпьями ржавчины лом. В руке - кувалду.
   - Поймут, нах, как кидать Сеню! Скоро поймут! Пожалеют. А, пох. - приминая ботинками сухие бустылы полыни, суетливо выкрикивал в безлюдье шофер и криво улыбался - Наврали про премию космонавты: "Какой лом, лечи голову", говорят. Договорятся, нах!
   Выбрав на поле местечко помягче, Черепанов вонзил железяку в землю, налег всем телом. Насколько мог, вдавил. Осторожно огляделся, повертев вокруг острым носиком, надвинул глубже на глаза кепку и взялся за кувалду:
   - Привет Артуру Чилингарову!
   Та же белая ноябрьская пыль вилась за окном кабака "Бычий глаз", где сидела уже знакомая части посетителей троица отвязных бухариков.
   - Жизнь протаскивает нас через себя как верблюда сквозь игольное ушко! Морда, понимаешь, вытягивается, горбы ломаются, а кое-где и шерсть клоками лезет. Легко ли - в ушко? А, ничего не поделаешь! Прощайте скалистые горы Правобережья Немецкой Автономии. Здравствуй, далекий, нудный европейский фатерланд. Но! Душа в тисках колотится, как птенчик в мусорном ведре! Пока не напьюсь, на ПМЖ не уеду! Пусть поезд тормозят.
   Так декламировал Несмеяна. Бяка поминутно со смехом принимался подвывать. Максим брызгал на чемодан Несмеяны шампанским, часть вылил ему за шиворот, за что получил пинок ногой. С разных столов Славке присылали бутылки водки и коньяка "на дорожку", а там и ближайший столик сам собой пододвинулся.
   Начался безудержный патриотический кутеж. Немецкий педантизм и цветочные горшки на окнах раскатали матерным бульдозером. Вспомнили прадедов, поголовно воевавших в Сталинграде и дошедших до Берлина, пересношав, не снимая пальца с курка, женскую половину Германии. В итоге человек двадцать посетителей, успевших стать Славкиными побратимами, кодлой вывалились из "Бычьего глаза", провожать его до вокзала. Сам Несмеяна ударил о вертушку дверей ресторана свой чемодан, он раскрылся. Часть барахла была растоптана напиравшей толпой. Гигиенические принадлежности, пена, бритвенный станок - точно.
   Катринка с матушкой, ожидавшие Славика у вагона берлинского поезда, успели описаться и обсохнуть: лишь за три минуты до отправления на перроне показалась непотребно пьяная тьма народу. Покалеченный чемодан в охапке нес Каблуков. На руках у Несмеяны висли две девицы, пятнистые от туши и помады.
   - Всех жду в гости! - орал Несмеяна - Но па-апрашу, господа, сугубо на БМП! Или воздушным десантом. На танках не приезжайте, асфальт поломаете!
   Катрин затряслась мелкой гневной дрожью, но не посмела вымолвить упрека. В дверях вагона Славке налили полный двухсотграммовый стакан водки. Он выпил картинно, отставив локоть.
   Забирая у Каблукова чемодан, прильнул к его уху и прошептал почти трезвым голосом: "Пока, Максим. Я знаю, ты свою жену все еще любишь. Зря. Чужой была человек: неумный, меркантильный, злобный. Предатель. Хуже Катьки. Вела себя, как стерва и блядь. Ты этого не видел, а мы с Бякой видели. Да, и все... Россия - хой! Прощай".
   И поезд тронулся, отсвечивая зелеными боками под фонарями перрона, заворачиваясь в мелкую снежную сыпь.
   - Финальная наша сценка, Макс. - принимая шедшую по кругу бутылку водки, глядя на огни последнего вагона, сказал Питер - Назовем ее "Подорожная". Партию палева реализую, и тоже отчалю. Сестра во Францию зовет, она там замуж вышла, за рантье. "Амелию" жаль продавать, хочешь, тебе оставлю?
   О кредиторах-могильщиках уже пару месяцев не было ни слуху, ни духу. Желтоволосая секретарша Маша прочно поселилась у Каблукова в квартире. Она накупила тефалевской посуды, навешала по стенам постеров со "звездами" и иногда вызывала этим у Максима приступы недоумения - когда успела? В шкафах забытые вещи бывшей жены неотвратимо замещались на новые, малознакомые.
   Дела в редакции шли вполне успешно, особенно после того, как он сплавил телевизионщиков в Одессу, якобы, вслед за Лиховским, на гонки детских колясок. Потом по ТВ всерьез показали заезд на колясках по Потемкинской лестнице. Каблуков гадал: то ли у него открылся дар предвидения, то ли обманутые телевизионщики сами организовали соревнования, что б не возвращаться в столицу порожняком.
   В гараже на тот момент стояли тридцать упакованных ящиков водки. Пятнадцать Каблуков собирался отдать под реализацию некоему Федору Рябову, его рекомендовали знакомые. Этот Федя работал продавцом в магазине на окраине Покровска, в сельском пригороде - Квасниковке, и имел возможность подставлять на прилавок свой товар взамен хозяйского. Еще десять ящиков Максим договорился отвезти в Песчаный Умет, татарину Ринату.
   "Прав Бяка. Зачем толочь воду в ступе? - убеждал себя Каблуков - С собственным агит-изданием, в жанре доброго свинства, один черт, не выгорело. Кредиторы пропали. Прекращаю баловство. Допдоход можно приискать и другой, менее криминальный".
   С такими мыслями он, через несколько дней после проводов Несмеяны, ехал в Квасниковку. На вопрос, далеко ли до дома Федора Рябова, по кличке Коряб, первый же встреченный Максимом тамошний житель, озорно махнул вдоль по улице.
   - Это Упырь, что ли, Черный клык белое ухо? Вон - четвертый дом слева. Только он драться сегодня не будет: у него зубы болят, на "бляндомеде", жмот, экономит. Его уж звали в котельную выпить, и чью-то дворнягу загрызть - ни в какую.
   Максим подъехал к указанному дому, и увидел Федю - Федя выходил из калитки в сопровождении внушительного милиционера. Рядом с упитанным представителем сельской власти Коряб выглядел щуплым ребенком.
   - ...А у Симоновых кто пса задушил? - продолжая разговор, выговаривал мент - Не ты? Они заявление написали. Я, знаешь что, дорогой Федор, отведу тебя к стоматологу, чтоб там слепок зубов сняли, сличу с укусами на трупах и упеку тебя! На два года! За жестокое обращение с животными! Ну, бывай, и не забудь мужикам сказать, чтоб хозяйских собак тебе больше не подгоняли.
   После общения с ментом визит Каблукова, с сочувствием и партией водки на продажу, показался Корябу знаком свыше.
   - Проходи, не разувайся, у меня не прибрано. - заметался парень - Ты, наверное, Бог знает что подумал, только никакой я не живодер: это спорт такой, хобби. Я же дерусь с собаками на равных, не стреляю их, ножами не режу. Опер сейчас грозился привлечь меня за незаконное предпринимательство - "Ты, деньги за бои берешь". Водку беру, самогон - какие деньги-меньги в Квасниковке?
   Выяснилось, весь пригород Покровска знает этого уникума в лицо. Федя Рябов, худой, насупленный и скуластый, похожий на зека-малолетку - единственный в Автономии, а может и в мире, уличный боец с собаками. То есть, буквально: зуб за зуб, пасть на пасть, кровища, шерсть летит клоками, а руки у Феди связаны впереди для опоры и ногами он не бьет - рвет и душит собак исключительно собственными челюстями.
   По рассказу Федора получалось так, что первый раз он всерьез сцепился с псом в младенческом возрасте. Полез с компанией мальчишек в сад за яблоками, а сторож, возьми, да и спусти на ребят кавказскую овчарку. Из всех возможных целей тварь выбрала для себя одного сопливого Федьку. С изодранными штанинами, из которых сыпались ворованные яблоки, малец добежал до изгороди сада и понял, что перелезть не хватит сил.
   Кавказец наседает, сторож сам наложил в штаны - орет, а отозвать зверя не может. Неожиданно для себя Федька почувствовал прилив пещерной ярости, увернулся от очередного укуса, увидел перед лицом собачью морду, и сам вцепился зубами в горячий песий нос. Звонкий визг - и пес, мотая окровавленной мордой, умчал в кусты. Детскими зубками Федор начисто срезал кавказцу большую часть нюхательного аппарата.
   Через некоторое время парнишка уже сознательно загрыз цепного волкодава Щницеля. Федя ненавидел эту огромную дворнягу за то, что в минуты пьяных скандалов отец приводил Шницеля в дом и раздразнивал до исступления: заставлял кидаться на супругу.
   - Я тогда еще не усвоил правил боя и навалился на Шницеля сверху, плашмя. - рассказал Рябов. - Он отскочил, тяпнул меня за локоть. Я голову приподнял - хвать его под горло зубами. Кручусь как жук, зубы стискиваю, слышу: хрипит. Так и задушил. Отец потом голову ломал - что за враг невиданный, всю глотку собаке изжевал?
   Тайна гибели Шницеля осталась тайной только для вечно пьяного папаши. Среди квасниковских ребят мгновенно разнеслась молва о подвиге Федора и ему, на спор, не раз и не два, пришлось доказывать пацанам, что он не трепло. Тут-то и прилепилось к нему прозвище Коряб, а также Вампир, Зубан и Кроки от слова "крокодил". С этих пор ни одна мало-мальски значимая попойка в Квасниковке не проходит без ритуального боя Коряба со специально отловленной для этой цели собакой. По скромным Фединым прикидкам, он истребил более пятидесяти четвероногих соперников.
   - Пред дракой забываю, что я человек. - признался паренек - Встаю на четвереньки и чувствую, как прижимаются уши, а волосы на голове встают торчком. Такое бешенство, такой кайф - водки не надо! Кстати, хорошо, что бы собака приняла тебя как зверя, а не как человека - тогда бой идет красиво. И для победы это важно. В животном мире есть закон: если соперник припал на передние лапы и склонил голову, значит, он бесповоротно унижен. Победитель подходит и как бы нависает над ним, демонстрируя власть. Я хитрю - молча кладу голову на пол и жду. Пес встает надо мной, открывая шею. Тут я вцепляюсь! Собака в ужасе! Это же чисто человеческое вероломство! Среди зверей предательство невозможно. Так и убиваю. Душу или, если шерсть короткая, рву горло. А руки мне мужики обычно связывают, для пущей честности.
   Недавно Федора разыскали некие крутые коммерсанты и предложили съездить на элитный пикничок, где и показать свое удивительное умение. Деньги посулили - пять тысяч рублей. Коряб аж слюной захлебнулся. Но пикник оказался с подвохом.
   - Приехали мы в Караманское охотничье угодье. "Крутые" поохотились, а к вечеру собрались на поляне. Шурпу варят, водку пьют. Подъезжает машина, и из нее вытаскивают питбультерьера, ватные штаны и телогрейку. "Вот, говорят, тебе задачка. И укутайся - нам жмурики здесь не нужны". Что питбуль? Та же собака, те же повадки. Сошлись мы с псиной: я для азарта дал себя немного порвать, покатать по поляне. Бизнесмены хохочут, пьяные: стали в меня пустыми бутылками швырять, улюлюкать.
   - Так значит? - Коряб даже подскочил на стуле, вновь переживая бой - Я и укусил питбуля за переносицу. У него челюсти сильные, а кости в этом месте, как у любого существа, хрупкие. Раздавил ему зубами носопырку. Потом поднырнул под глотку, придушил свинью, так, с питбулем в зубах, подошел к костру. Буржуев столбняк хватил. Минуту молчат, две. Наконец, опомнились, налили кружку водки, а у меня с лица собачья кровь в кружку стекает. Выпил с кровью. Залпом. Не зря дикари убитых врагов съедали - после кажется, что сила изнутри разрывает, даже свистит из ушей, будто тебя насосом подкачивают.
   Потрясенные свидетели кровавой сцены, оставшийся вечер ухаживали за Федей как за китайским мандарином: лучший шашлычок подавали. Заплатили гораздо больше оговоренного и обещали не забывать.
   Что не понравилось Феде в "высшем обществе": отсутствие на столах квашеной капусты. Коряб давно заметил - ничто так не избавляет от привкуса собачатины во рту после боя, как ядреный самогон, и квашенная капуста. Квасниковские потчуют Коряба этими продуктами регулярно, даже если приглашают на заклание овцы. Да, некоторые ценители Федькиных челюстей, ради забавы просят его резать зубами барашков:
   - Чисто волк! - ликуют сельчане.
   Более крупный скот Федору не по таланту - у свиньи жиру много, а у коров шкура толстая.
   В упоении побед Федя не раз обдумывал тактику боев "на равных" с медведем и тигром:
   - Достаточно узнать повадки и боевую тактику этих зверей, увидеть те границы, которые им не позволяет переступать кодекс чести, и можно смело с ними бороться. Надоели мне собаки. Зубами после них мучаюсь, они же по помойкам живут, грязь собирают. Доктор говорит: "Стоматит у тебя, братан, микробов ты нажрался".
   Максиму Федор понравился. Он обстоятельно осмотрел бутылки, каллиграфическим почерком малограмотного человека записал в блокнот кое-какие пометки. В частности, на ряд бутылок он прямо, не кочевряжась, попросил снизить цену, так как в них "дяди" плавали. "Дядями" на языке бутлегеров называются чаинки, насекомые и мелкие хлопья, остающиеся в непромытой таре. Водку сложили в корябовском сарае.
   - Я быстро продам, не волнуйся. Завтра на всякий случай звякни, а послезавтра вечером за деньгами приезжай. Успеха, и общим знакомым привет!
   Выехав из Квасниковки, у первых высоток Максим остановил "Фольксвакен" рядом с цепочкой мини-маркетов. Кончились сигареты. Толстенные, обмотанные изоляцией трубы теплоцентрали змеились вдоль шоссе, а у магазинов пучком ныряли под землю, в какой-то распределительный бункер. На люках бункера сидела на корточках и переругивалась опухшая, в сером тряпье, семейная пара бомжей - жильцов коллектора:
   - Ты, сучок, зачем мне ночью крем от комаров в рот выдавил? Где ты его вообще взял, пидор педальный?
   - В писю не уперся крем! Не было крема. Я что с помойки принес? Ботинки принес, варежки шерстяные, почти новые принес. Варежки! Крем не приносил! А вот ты, бомжара испитая, еще кровью умоешься за то, что мне иголку в жопу воткнула!
   - Какую иголку?
   "Везде жизнь, везде проблемы" - меланхолично подумал Каблуков, закурил, хлопнул дверью "Фольксвагена". На следующее утро он загрузил в багажник оставшуюся водку, в том числе лишние ящики, и поехал в Песчаный Умет. "Последний раз, и на пенсию! - чувствуя перегруз машины, успокаивал себя Максим - Последний раз!" Пять-шесть пятнистых оленей стайкой перекатились через белое полотно дороги, перед капотом его автомобиля, и исчезли в посадках. ...
   Каблукова, упавшего на снег рядом с ринатовским магазином, пинали ногами совсем недолго. Рушан приказал его поднять, сам резким правым крюком ударил Максима в висок. В голове Каблукова помутилось, с периферии начали наползать на глаза багровые медузы. Следующие удары он воспринимал как белые ватные комочки, сгущающиеся в атмосфере в стороне от него и совершенно безобидные.
   Как-то он оказался на полу мини-вэна. Видеть получалось только клочок обстановки, и то расплывчато - очки потерялись. Однако бутылки со знакомым публицистом на этикетке стояли перед самым его носом: много. "В магазине, у татарина отобрали" - мигнула червячком едва заметная, на предпоследнем ярусе сознания, тонкая искра мысли. Могильщики сели в автобус - семь человек. Рушан устроился напротив в кресле, он держал в руках деньги, которые успел вытащить из кармана куртки Каблукова.
   - Куда еще сдавал водку?
   - В Злобинку. Пилявке. - не стал упорствовать Каблуков. - Ерунда, чуть-чуть, пять ящиков.
   - Ты, и ты. - обратился Ринат к абрекам, сидевшим ближе к двери - Идите в эту деревню, отберите водку и устройте там маленький джихад. Обратно вернетесь на его тачке.
   Максим, вспомнив злобинских женщин, нашел в себе обломок юмора, чтобы улыбнуться рассеченными губами.
   Могильщик метнул на него нарочито свирепый взгляд, ткнул в лицо носком ботинка.
   - Куда еще?!
   - Феде Рябову. В Квасниковку. Пятнадцать ящиков.
   - Туда и поедем.
   Двое бандитов выпрыгнули из мини-вена, "Мерседес" поюзил по укатанному снегу и тронулся. Путь до Квасниковки показался Максиму нескончаемым межзвездным перелетом. Пожалуй, в его жизни было одно такое же долгое путешествие: в Москве, по зеленой ветке, от станции метро "Театральная" до "Кантемировской", после того как он курнул гашиша в кампании журналистов. Каблуков попытался вытереть кровь и обнаружил, что указательный палец на правой руке вывернут и сломан: "Это как? А-а, херня!" На полу было тряско, автобус то и дело подскакивал на ледяных надолбах.
   - Какой дом?
   Хитрить, и сочинять не было желания. Максим приподнялся, высунул разбитую физиономию в окно. Указал на дом Коряба.
   Рушан вышел. Было слышно, как он постучал в дверь дома, дверь скрипнула, отворилась. Голос могильщика звучал зло и напористо, а голос Федора пискляво и виновато. Долетели звуки возни, потом стук худенького тела о борт "Мерседеса". Остававшиеся в машине абреки стали выходить на улицу. "Дергайте сюда ублюдка!" - прокричал снаружи Рушан. Максима тюкнули по затылку, он вышел.
   Рушан держал доходяжного Федю за ворот накинутой на голое тело телогрейки. "Видал? - он встряхнул Коряба, разворачивая лицом к Максиму - Того же хочешь?" Они встретились глазами. Каблуков близоруко поморгал и сморщился.
   - Гони все деньги и водку!
   - Ну-ка, пусти. - вдруг спокойно сказал Федя.
   Рушан выпустил ворот. Федор постоял, будто в раздумье. Сложил вытянутые перед собой руки. У Максима перехватило дыхание от внезапной догадки, а Коряб склонил голову и слегка подался вперед, словно его тошнило.
   - Ты, чего это, а? - заволновался могильшик, обходя Коряба и стараясь заглянуть в лицо.
   Черная расстегнутая телогрейка крутанулась полами, Федя нырнул под Рушана, и через неуловимо малую единицу времени зубы Коряба впились ему в горло. Рушан завалился назад, истошно крича, кровь брызнула на снег, на колесо "Мерседеса", руки его бессильно плескались по сторонам, как крылья раздавленной бабочки.
   Федя разжал челюсти и поднялся почти сразу. Залитые кровью выступающий подбородок, голая грудь, а особенно ощеренные гнилые зубы, были неописуемо страшны. Коряб пошел на могильщиков, вновь склоняясь и вбирая голову в плечи. Все это время абреки стояли в стороне: один держал у губ пальцы вилкой - сигарета выпала.
   В шаге от статистов Рябов сказал: "Бегите!" И они побежали. Темные картонные фигурки сыпанули вдоль улицы, спотыкаясь на горках заледеневших помоев. Обернувшись, Каблуков увидел, что бежит и Рушан, в другую сторону, зажав горло, по-девчоночьи вихляя бедрами и плечами.
   - Пойдем в дом, Максим, сейчас полдеревни соберется. Я тебе помогу. - тронул Каблукова за локоть Федор.
   - Погоди. Надо автобус во двор загнать. Там еще водка и деньги. Они в бардачок положили, я видел.
   К вечеру Каблукова окончательно перекосило, в зеркало он не мог смотреть без отвращения. "Генетический уродец" - вспомнилось выражение Питера. Однако голова болела не остро, ныла. Серьезно беспокоил, "токал", только сломанный палец. Они сидели у зале у Рябова, за круглым столом, застеленном клетчатой скатертью. Пили водку от стресса: Максим через соломинку. Ждали милицию, милиция не явилась. Тогда лужу крови у калитки Федя закидал снегом, "Мерседес" подогнал к сараям и разгрузил песчано-уметский запас палева:
   - Реализую!
   В машине, помимо каблуковских денег, оказалась еще некислая сумма - ее поделили пополам. Кроме того, Рябов отдал за позавчерашнюю партию. "Извини, Федя, пересчитать не смогу" - "Там все точно" - "Я почти богат" - "Да? "Фольксваген" твой угнали" - "Хм, не думаю".
   Коряб побегал по дворам: упросил, что бы Максима отвезли в Хербург соседи - такси в таком виде ловить было бесполезно. Когда Каблуков отворил дверь своей квартиры, Мария горделиво вышла из кухни в фартуке, наверняка собираясь устроить ему головомойку за двухдневное отсутствие. Ахнула, сползла по стенке коридора: "Макс! У тебя висок седой!"
   - Не дрейфь, Манюня. Вот теперь мы точно будем жить долго. Возможно, даже счастливо. Дай-ка телефончик. Моя мобила, не помню, куда-то пропала.
   Максим позвонил Вуквуге, спросил, не забыл ли его "оленный" родственник о своих грандиозных планах покорения Хербурга?
   - Что ты, Максим! - возликовал чукча - Да ведь Федор уже две "Мухоморочных" в городе открыл! Собирается еще восемь - целую сеть. О тебе часто вспоминает. Понравился ты ему. Управляющим сетью тебе пристроиться - зеленый свет!
   - Славно. Я кое-какие дела утрясу. - Каблуков потер синие щеки - Через неделю увидимся.
   И завалился спать, крепко обняв Марию, не позволив ей снять даже фартука.
  
   ЭПИЛОГ
   Обмерзший, заросший инеем КамАЗ стоял посреди степи, в нескольких километрах от Российско-Казахстанской границы. Шофер топтался у кабины, курил, в фуру заглядывать ему запретили.
   "Паромщики" Ваня и Андрей перекладывали сзади доски, сплетенные наподобие кубика Рубика, пропуская вглубь контейнера, в тайник, закутанных до глаз нелегалов. Всего пять человек. Наконец, привели пиломатериал в образцовый порядок - ровные торцы снаружи. Закрыли двери контейнера:
   - Пошел!
   Водила затянулся, сплюнул, полез за баранку. КамАЗ двинулся и растаял в студеной степи, напоминая о себе лишь пятнышком света от фар.
   "Паромщики" остались одни на дороге.
   - Узнал? - тихо спросил Ваня.
   - Узнал. - прикрывая губы мохеровым, лоснящимся шарфом, ответил Андрей - Бин Ладен, черт бородатый! Видать, не приветили его в России - возвращается.
   - Было сорок один, осталось пятеро. Эк, их проредило.
   - Да-а. Оставь пыхнуть, целую не хочется.... Глянь, там на небе?
  
   Максим Каблуков вышел на крыльцо центральной "Мухоморочной". Поежился, вдохнул морозный воздух: жаль, Питер во Франции, таким бы грибком угостил! Здорово хоть, что Богдан объявился - заключал договор аренды фермы с властями Автономии, под авангардную роспись, забежал в "Мухоморочную". Модное заведение, еще бы бани раскрутить. Пилявка, кстати, уверял, что никаких таких моджахедов в селе не встречал. Похоже, бабы встретили.
   Каблуков достал и повертел в руках свою свежеотпечатанную дорогую визитку: "Тел: общаюсь сердцем". Попробовать, подарить незнакомой девушке - как отреагирует?
   Напротив, через дорогу, на площади, стояла ледяная скульптура: атаман Кудеяр, в кепке и "казаках", с арматуриной в руке, а у ног - ледяные капустные кочаны. Марк Дубинин ваял. Но денег ему на бронзу, или бетон, в Администрации не дали - только на кусок льда. Такая загогулина вышла.
   Впрочем, не скульптура привлекла внимание Максима. Вечерние прохожие на улице останавливались, сбивались в кучки, задрав головы вверх. Каблуков тоже посмотрел: над городом переливались ленты божественного стратосферного огня.
   Из учебника астрономии Максим знал, что это - Полярное сияние.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"