Аннотация: Я встал и оделся. Сегодня был день, ради которого я жил все свои тридцать лет. Я знал, что должен выглядеть опрятно...
Посвящается Всеславу Соло - автору книги "Высшая магия мысли", и епископу Беркли - косвенному создателю солипсизма.
Солипсист считает, что реально существует только он один. И весь мир - его воображение.
Первичный Беспредметный Остров - так в системе понятий Всеслава Соло называется мир за пределами непосредственных ощущений индивидуума. Формируемый его подсознанием.
Я встал и оделся. Сегодня был день, ради которого я жил все свои тридцать лет. Я знал, что должен выглядеть опрятно.
Кто я? Это не имеет значения.
Я медленно шёл по улице от Третьяковского через бульвар Тополей к мосту. Я не видел ни брусчатки, ни солнца, ни неба, хотя знал, что они там. В данный момент я был лишь матрицей, плывущей по информационному пространству Первичного Беспредметного Острова гражданина Петра Ивановича Кузнецова.
Сейчас - момент, ради которого я живу. Существую. Периферийный мыслеобраз, порождённый фантазией единственного реального субъекта...
Вдали послышались звуки. Засиял свет. Я вдруг понял, что иду не по абстрактной пунктирной линии, соединяющей две точки города, а по пешеходному серому тротуару. Солнце ярко ударило в глаза. Интересно. Так вот оно что такое - существование...
Впереди шёл Он. Я внутренне подобрался. Всё-таки приближался момент, ради которого я родился, вырос, выучился, получил профессию... Не помню, какую - но это неважно. Если возникнет необходимость, я вспомню. Странно всё-таки, что эти многочисленные, хоть и довольно абстрактные воспоминания о моей жизни сформировались у меня в голове за какую-то долю секунды... Но философствовать тоже нет времени.
Пётр Иванович на минуту задержался возле памятника, беседуя с голубями. Я увидел густую, более чёрную, чем в космосе, мглу за его спиной. Он её не увидит, даже если обернётся. Но если он обернётся, тёмная зона сменит своё расположение и поглотит меня. Не хочу вновь становиться частью Первичного Беспредметного Острова. Только бы он не обернулся.
Пётр Иванович не обернулся. Вместо этого он зачем-то плюнул на асфальт и продолжил своё шествие по Базарной. Я, как никогда чётко осознавая свою сущность и предназначение, подошёл к автомобилю, из-под которого высовывались ноги в джинсах. Кроме ног, ничего и не было; пространство под машиной застилала та же густая чернота. Но Пётр Иванович не мог этого видеть. Подойдя к капоту "Москвича", я нетерпеливо хлопнул по металлу покрытия:
- Может, тебе всё-таки помочь, Семёныч? Даська будет переживать.
- А пусть она в следующий раз не говорит о том, чего не знает! - послышался сварливый голос из черноты под машиной. - Мне её, что ли, за свои шиши в Утари сплавлять?..
- Ну, ты там поосторожней, - ухмыльнулся я, поглаживая фляжку на ремне. - Даська у тебя словно вьюга.
- Вьюга? Сказал бы я, кто она, да ты не поверишь... - донеслось вдогонку из-под машины, но я уже отошёл. Сохраняя улыбку на лице, я перешёл на противоположную сторону улицы и отвернулся от места событий. После чего выражение моего лица утратило значимость. И перестало существовать как факт.
Энергично взмахивая руками, я торопился зайти за угол, выходя из поля зрения Петра Ивановича. Всё в моей душе пело. Я знал, что цель моего существования достигнута. Вся цель моей не имеющей значения в подробностях жизни заключалась в том, чтобы на тридцатом её году встретить единственного реального индивидуума во Вселенной, порождением чьего воображения эта Вселенная является - и обменяться с ногами у "Москвича" несколькими невразумительными фразами. Я существовал на протяжении тридцати лет - хотя память об этих годах почему-то возникла у меня лишь совсем недавно - исключительно для того, чтобы однократно промелькнуть перед глазами Петра Ивановича.
Цель достигнута. Той же беспечной походкой я свернул за угол. Сначала мне показалось, что ничего не изменилось: тот же асфальт, то же голубое небо. Может, мне удастся удержать эту хрупкую иллюзию существования? Ведь как-то же возник в этом мире сам Пётр Иванович?
В этот миг - миг вспыхнувших безумных надежд - смутный импульс заставил меня оглянуться. На перекрёстке Базарной и Аксаковой улиц стояла витрина, и в ней отражалось его лицо. Он видел меня - вот почему я ещё существовал!
Потом он отвернулся, навсегда оттесняя меня на периферию своего сознания. Вокруг меня сомкнулась тьма, и дальнейшее моё существование стало неважным.