Максим встал поздно - всю ночь просидел за компьютером, заканчивал проект, который надо было сдавать сегодня вечером. Чтобы не опоздать на работу, утренний ритуал долговременного пробуждения пришлось сократить. Уже одевшись, сделал несколько больших глотков кофе, затянулся сигаретой и затушил ее, взял портфель, тяжело вздохнул и вышел на улицу.
Быстрым шагом к метро. Практически бегом, перепрыгивая через лужи и ямы, обходя встречных пешеходов, которым посчастливилось жить там, где он, Максим, работает, и работать там, где он живет. Это ведь только на проезжей части для каждого направления своя полоса, и то машины сталкиваются, а люди, они, вообще, ходят, как хотят.
Максим запрыгнул на тротуар и тут же столкнулся с Джонни, чернокожим парнем, местной знаменитостью. Джонни был, по-видимому, студентом, но никто не знал, какого института, и никто не знал, как же в действительности его зовут. Он подрабатывал грузчиком у местных ларечников, частенько получал пинки от накачавшейся пивом патриотической молодежи, и почти каждый вечер сидел на ступенях, поставив открытую бутылку пива между ног и обхватив большими черными руками голову. Из глаз его капали слезы.
Уронив ящик чипсов, Джонни что-то прокричал Максиму, что-то обидно-непонятное, матерное и недоброе. День Максима начинался.
***
Евгений Федорович сидел за столом и пил крепкий чай с лимоном. В правой руке он вертел согнутую пачку долларов, перехваченную золотым зажимом с изображением игральных костей. Он был невесел. Уже долгое время он ловил себя на том, что цель его жизни достигнута, а жить интересней не стало. Когда-то в юности он считал, что, заработав кучу денег, он сможет прожить жизнь весело, интересно. Но большие деньги радости не принесли, юношеские мечтания погасли, а работа так и осталась работой - средством зарабатывания денег, он не любил ее, и удивлялся, когда другие говорили, что работа для них - все. Но и бросить работу он не мог. Он жил, пока был в обойме. Брось он работу - старые враги не преминули бы попинать пенсионера. Да посильнее. И никто не помог бы. Друзья были, да вышли все, и уже лет пять никто не называл его Женькой.
Евгений Федорович подошел к аквариуму и постучал по стеклу. К источнику стука тотчас рванулась пиранья Роза, немой свидетель всех тайных переговоров Евгения Федоровича. Рванулась и, ткнувшись в стекло, вновь поплыла по своему ограниченному мирку.
***
Максим вышел от шефа невеселым. Нет, проект был сдан, и клиент был, как всегда доволен. Но кроме сданного, на Максиме числились еще три текущих проекта, и, как обычно, вскоре добавятся новые. Жизнь не предвещала никаких улучшений.
- Как же надоел этот День Сурка. Хоть бы какие-нибудь новости...У людей карьеры, семьи, ремонты, дети, новости, бурная жизнь. Ну почему же у меня все так тягомотно-единообразно?! Уж лучше не жить, чем жить так.
Обычное дело, у Максима была депрессия.
- Вот бы с кем-нибудь поменяться. Жизнями. Чтобы он мою прожил, а я его. Наверняка ведь есть такие люди, которым бы нравилось жить моей жизнью? А мне все равно какую. Лишь бы другую. Другую.
***
Евгений Федорович отошел от аквариума и сел за стол. Допил чай и закурил сигарету.
- Иногда мне кажется, что нет жизни, прожитой более глупо, чем моя. Поверни я на любом из перекрестков не туда, куда я повернул, глядишь, все было бы иначе. Все было бы лучше. Потому, что хуже некуда. Всего боюсь, ничем не доволен, нет радостей, ничего хорошего. Наверняка есть кто-то, кому моя жизнь понравилась, я бы отдал ее ему в обмен на его. Тихую и спокойную. Любую другую жизнь. Другую.
***
Этой ночью происходило нечто необычное. Нечто, что происходит лишь в сказках и рождественских историях. Небо светилось от молний, и гром грохотал до утра. Ветер сдувал ветки с деревьев и бросал их в окна. Подхватывал осколки и бросал их на машины, припаркованные во дворе. Лишь к утру все стихло. И все было, как вечером. Почти все.
Кто-то включил свет. И Евгений Федорович увидел, что какой-то человек, бросив газеты на стол, подошел к аквариуму и постучал по стеклу пальцем. Евгений Федорович кинулся к пальцу, ткнулся в стекло и удрученно отплыл. Он все вспомнил. Теперь его звали Розой.
И каждый вечер Максим брал бутылку пива, делал большой глоток, садился на ступеньки, обхватывал голову своими огромными черными кистями и беззвучно плакал.