Зной. Тишина. Лишь в пожухлой траве стрекочут кузнечики да слышен скрип
колёс. Старый мерин Туман и хромая кобыла Чалка кое-как тащили повозки, груженые
ящиками с помидорами. Правили лошадьми Витька и Толька, тринадцатилетки. Они свозили колхозный урожай на станцию, а оттуда овощи шли прямехонько на фронт, который был где-то совсем рядом.
Уже два раза видели в небе странный самолет, похожий на воздушного змея. Женщины и девчонки бросились тогда кто куда. Одни забились под телеги, другие залегли в подсолнухах. Было и смешно и страшно на это смотреть. Но Витьке с Толькой страх показывать никак нельзя, единственные мужики на поле! А потому они как стояли возле повозок, так и остались стоять, да еще и башки задрали, не спуская глаз с диковинного аэроплана. Боялись, конечно, чего там, ждали когда посыплются бомбы или застрочит пулемет. Но все обошлось мирно. "Воздушный змей" сделал широкий круг и улетел. Женский полк с охами и ахами вылез из "укрытий". Понятно, что хлопцы выглядели героями.
А теперь оба героя медленно катили по пыльной дороге. Тихая езда укачивала и наводи- ла дрему. Чтобы отбросить сонливость, Витька загорланил дразнилку про своего дружка, которого звали Поп, из-за фамилии Попов:
У попа была собака,
Он ее любил.
Она съела кусок мяса,
Он ее убил.
И началось. Толька, будто ждал этого, ответил:
У Витька- Витахи
Нет штанов, одни рубахи.
Витька едет на Тумане,
Грошей нет- дыра в кармане.
Витька тут же отпарировал:
У Попова Толика
Мыши съели кролика
И оставили ему
Шиш на постном масле!
-- Нескладуха, нескладуха, -- радостно заорал Толька и запел:
Витька девок напугал,
Он к ним голым прискакал,
Потому что у Витахи
Ни штанов и ни рубахи!
2.
Ну это уж было слишком, штаны-то на Витьке имелись. А что касается рубахи, так её и
У Тольки не было. Друзья носили пиджачки, надевая их прямо на голое тело. Но всё равно
почему-то Витьке стало обидно. Он схватил самую большую помидорину и запустил ею
в соперника. Удар получился классный: переспелый помидор угодил Тольке в щёку, раз-
бился, и красный сок растёкся по лицу, шее и туловищу обидчика. Витька хлестнул мерина, и Туман чуть прибавил шагу. Чалка начала отставать, а до этого обе повозки шли вровень, чтобы не пылить в идущего сзади.
Но Витьке не удалось уйти от возмездия. Мощный удар по загривку, и вся его спина оказалась залита густым соком. Пришлось ещё раз поторопить конягу. Мерин ожил, но хромоножка добавила прыти. Толька не отставал и сделал второй прицельный бросок. Помидорина угодила Витьке в ухо и облепила семечками и мякотью полголовы.
Такой удар требовал достойного ответа! Витька бросил вожжи и обрушил на противника
целый град красных снарядов. Но и тот в долгу не оставался, швырял в Витьку самыми
большими и сочными плодами. Опомнились друзья лишь тогда, когда увидели, что с головы до пят залиты алым соком, облеплены бордовой кожурой и мякотью от помидор.
Мыться было негде, так и прикатили на станцию. Весовщик дед Кондрач долго таращился на краснокожих возчиков, потом вдруг взвизгнул и завопил пронзительным фальцетом:
-- Жулики! Растратчики! Да вы у меня по пятьдесят восьмой статье пойдёте, как враги
народа! Это что же вы вытворяете? Мы помидорки в госпитали раненым отправляем, ещё на передовую нашим доблестным бойцам, а вы у них воруете колхозное добро!
Сжираете самый полезный продукт!
-- Мы не сжирали, мы только пулялись, --поправил Витька. От этих слов Кондрач аж подпрыгнул в гневе.
-- Что ты сказал?! Пулялись? Ах вы, бесстыжие рожи! Они, значит, пулялись! Ну съели, было бы понятно, с голодухи, значит. А эти стервецы учинили бойню помидорами. Всё, никакой вам статьи, пойдёте прямо под трибунал! Время сейчас военное, прифронтовая полоса, расстрел вам обоим- и баста!
Не сказать, чтобы друзья шибко перепугались, но всё же кое- какого страха весовщик нагнал. У обоих мелькнула одна и та же мысль: "Как бы задать стрекача?" Витька подмигнул другу и кивнул на стоящий рядом товарняк. Дед перехватил этот кивок и вдруг перешел на угрожающий шепот:
-- Никуда вам не сбежать, станция-то охраняется. Вон, видите, военный патруль? Щас сдам вас, а у них разговор короткий: за пакгауз и в расход!
Вот теперь стало по-настоящему страшно, и друзья захныкали:
-- Дяденька Кондрач, прости нас, мы больше не будем.
-- Не я, а трибунал решает.Вот там и плакуйте, а пока разгружайте подводы,да живо чтоб!
Провинившиеся бросились к ящикам, работа закипела. Мальчишки снимали ящики с помидорами с повозок, несли их на весы, затем в склад. Кондрач слюнявил химический карандаш и тщательно выводил на бумаге цифры, потом подсчитал общий вес. Очевидно, результат ему понравился, так как свирепое лицо деда неожиданно подобрело. Кондрач уже не грозил трибуналом и расстрельной статьей, а принес из кладовой ведро воды и мешковины. Велел "преступникам" умыться и стереть с себя помидорные украшения.
3.
Когда ребята привели себя в порядок, весовщик совсем раздобрился. Он вручил каждому по большом куску подсолнечного жмыха. Это было настоящее сокровище, потому что жмых ценился наравне с хлебом! А для Витьки с Толькой он был даже лучше хлеба. Тот что, съел и нет в помине. А жмых - твердый, что камень! Его можно грызть весь день, растягивая удовольствие и насыщаясь.
Возвращались друзья совершенно счастливые, еще бы! Вместо наказания за свои шалости получили по увесистому куску жмыха. Если не жадничать и грызть экономно, то хватит на пару дней. А там еще что-нибудь удастся добыть. Так, глядишь, и лето пройдет, а к осени на фронт - это уж решено твердо.
ВЕЛОСИПЕД.
Командир разведроты прикатил на трофейном велосипеде. Все сбежались посмотреть на диковинный самокат. Ещё бы! Блестящие никелем ободья, змеёй выгнутый руль, маленькая динамика на колесе и фара, как у мотоцикла!
-- О це колысчатка, -- одобрил взводный Трофимчук. Ему, как всегда, вторил помком-
взвода Подливайло:
-- Гарна машина!
-- Рогач, что надо, -- похвалил и кто-то из бойцов.
Витька с Толькой не спускали глаз с красавца велосипеда, он заворожил их. Хоть уж не покататься, а только потрогать скрипучее кожаное сидение,сверкающие на солнце спицы.
Витька осмелел и провёл ладошкой по раме.
-- Отставить, -- тотчас скомандовал взводный, -- все по местам!
Бойцы нехотя разошлись.Ну а друзьям повезло. Во-первых, разведчик остался ночевать в расположении взвода, где они служили, значит, и велосипед будет здесь же.
Во-вторых, Толика назначили в караул с трех ночи и до шести утра. Время, конечно, самое паршивое, потому что спать в эти часы- ох как хочется! Зато немецкая диковинка будет под его присмотром целых три часа. Дружки сговорились так. Первым прокатится Витька, когда убедится, что все спят. Потом сменит на посту Толика, и тот в свою очередь, опробует вражескую технику. На велосипеде Витька почти не ездил, да и где? Своего велика не было, а на чужом только-только научился держаться и катить ровно, не вихляя, как хозяева велосипеда эвакуировались, фронт подходил.
Поэтому не без робости оседлал Витька железного "конька", едва не свалился, но тут же вывернул руль и помчался. По укатанному машинами грейдеру велосипед шел легко и бесшумно. Витька так увлёкся, что не заметил как проскочил поле и въехал в соседний лес, где, он знал, стояла танковая часть. Лишь теперь Витька спохватился и круто повернул назад. Было темно, рассвет только обозначился и висел белесым пологом над деревьями. И хоть внизу черным- черно, часовые могли его засечь, остановить, а тогда пиши пропало. Вон и так кто-то идет вдоль опушки. Витька нажал на педали.
Несчастье, как и любая беда, случается неожиданно. Витька почувствовал, что переднее колесо за что-то задело, раздалось шипение, и тотчас обод застучал по земле. Витька про- ехал еще немного и остановился. Слез, ощупал колесо. Шина и камера были прорваны. От страха и обиды боец Никитин чуть не заревел.Почти два километра ему пришлось идти пешком и вести велосипед, чтобы окончательно не испортить машину. Утром в присутствии всего взвода и приехавших только что автоматчиков началось
4.
дознание. Взводнй и командир разведроты допрашивали Толика. Тот держался стойко, товарища не выдавал и утверждал, что велосипед никто не брал. Бойцы хмурились и молчали. Лишь помкомвзвода щерился и поглядывал на Витьку:
-- Туточки ясней ясного, чье це дило...
Разведчик велел ему замолчать и заговорил сам:
-- Велосипеда мне не жаль, хоть бы и совсем пропал, у фрицев этого добра навалом, еще добудем. Страшно мне, товарищи, за другое. Ведь под сиденьем была спрятана секретная карта, теперь ее нет! Если она попадет к немцам, то сколько наших людей погибнет, и не сосчитать...
От этих слов у Витьки защемило сердце. Он не выдержал и крикнул:
-- Не брал я никакой карты!
Раздался дружный хохот. Смеялись все, даже командир разведчиков и взводный Трофимчук. Серьезный вид был только у помкомвзвода Подливайло. Он победно оглядывал всех, мол, что я вам говорил? Не до смеха было и Витьке. Он понимал, что его ждет наказание, и Витька был согласен на любую кару, лишь бы не отчислили из взвода и не отправили в тыл. Однако вместо наказания красноармеец Никитин получил благодарность. А случилось вот что.
Когда все отсмеялись, от группы автоматчиков отделился командир. Он был в полевой комсоставской форме, но без знаков различия. Выглядел командир уж как-то очень простовато, по-деревенски. Круглое лицо, нос картошкой, облупленный, выгоревшие брови и толстые улыбающиеся губы. Но поразило Витьку другое -- жесткие, цепкие глаза. Как это можно -- улыбаться и смотреть так сурово? Витька съежился под этим взглядом. Между тем "улыбчивый" командир поманил его к себе.
-- Пропал парнишка, -- прошептали сзади. У Витьки аж мурашки по коже -- не расстреливать же будут за несчастный фашистский драндулет? Они отошли в сторону.
-- Скажи-ка, хлопчик, -- тихим доверительным тоном начал круглолицый, -- где ты порвал шину, уж не в том ли лесу? Там колючая проволока валялась на дороге.
-- Так точно, товарищ командир.
-- А зачем ты туда ездил?
-- Просто так, прокатиться.
-- Что ты там видел?
-- Ничего, темно еще было.
-- Значит, совсем ничего?
-- Так точно, товарищ командир!
-- Ну, а лес ты хотя бы заметил?
-- Лес-то, да. Он большой, его и слепой увидит.
-- Уже хорошо, -- притворно обрадовался привязчивый собеседник, -- А в лесу что-нибудь приметил?
-- В лесу -- ничего, только два танка. Так они такие огромадные, что их любой увидит, хоть и ветками замаскированы.
-- Так-так, -- круглолицый просто расплылся в одобряющей улыбке. -- А что ты еще разглядел в темноте?
5.
-- Красноармейцы наши шли.
Витька сказал и вздрогнул -- улыбка мгновенно слетела с командирского лица, оно сделалось напряженным и яростным.
-- Где ты их видел?
-- Шли вдоль опушки того леса.
-- Как шли, сколько их было?
-- Человек пять, я не считал. Один шел впереди, другие сзади, отставали метров на тридцать.
-- Они тебя заметили?
-- Наверняка, потому что передний остановился, но я быстро проскочил.
-- Тебя не окликнули?
- Нет.
-- Далеко они не ушли, -- пробормотал командир и приказал:
-- Поедешь с нами, покажешь!
Витьку посадили в легковушку, туда же сели командир разведроты и круглолицый со свирепыми глазами. Про него Витька все понял. Этот из армейской контрразведки "Смерш"-- смерть шпионам, значит.
-- За эрэсами охотятся, -- проговорил разведчик.
-- Конечно, -- согласился круглолицый, -- наши панцири им не секрет. Витька тогда ничего не понял, а позднее узнал, что эрэсы -- это по-народному "Катюши", а панцири -- по-немецки танки.
Поле миновали быстро, начался лес. Вначале дорога шла по самой кромке его, затем свернула вглубь. Витькой вдруг овладело беспокойство, он не узнавал того места, в котором был ночью, сейчас лес выглядел совсем иначе.
Контрразведчик заметил его состояние и велел шоферу притормозить. Все вылезли из машины. Следовавший за ними грузовик с автоматчиками и двумя овчарками тоже остановился. Командир из "смерша" вновь принялся за расспросы.
Двинулись в указанном направлении. Шли только Витька, командиры и два бойца с собаками.
--Здесь, -- неожиданно остановился Витька, -- они шли вот тут, а я ехал вон там по дороге. Все остановились, осмотрели указанное место. Никаких следов, только чуть примята трава. Проводники отпустили собак на длинный поводок. Раздались команды:
-След! Чужой! Овчарки уткнули носы в самую землю, закружили на месте, потом начали рыскать по
6.
сторонам. Вдруг одна из них взвизгнула и натянула поводок, за ней -- вторая. Секунда -- и четвероногие ищейки скрылись в кустах, бойцы метнулись за ними. -- Взяли след, -- довольно пробурчал контрразведчик и приказал Витьке возвращаться в часть, но помалкивать о том, что видел. Второй раз за утро топал Витька по этой дороге, и оба раза-- с самым скверным настроением. Что-то ожидало его по возвращении?
Когда он доложился взводному о своем прибытии, тот ни о чем не спросил, лишь велел заниматься своим делом -- разбирать и чистить стрелковое оружие, которое им свозили со всей части для ремонта.
Бойцы встретили Витьку удивленно, но приветливыми улыбками. Особенно обрадовался Толик. Он обнял друга и прошептал на ухо:
-- Тебя куда возили?
-- Потом расскажу.
А через два дня товарищи по оружию и сам Витька были удивлены еще больше. Трофимчук построил взвод и в торжественной обстановке объявил благодарность от имени командира полка красноармейцу Никитину Виктору Федоровичу за помощь в обнаружении и обезвреживании вражеской диверсионной группы!
И было тогда сыну полка красноармейцу Виктор Никитину всего-навсего тринадцать лет.
ВСЕ МЫ ДЕТИ ВОЙНЫ.
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
Про войну будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.
Владимир Высоцкий
В нашем поселке ждали эвакуированных из Ленинграда. Я представлял их почему-то непременно в военной форме со скрипучими крест-накрест ремнями. Откуда взялся у ме- ня этот образ? А я сам не знаю, но виделось именно так.
Каково же было мое разочарование, когда к нам на постой привели двух обыкно- венных девчонок, только очень худых и в нелепой одежде. На них были маленькие ша- почки,ботинки и длинные пиджаки. Позднее я узнал, что пиджаки называются осенними пальто. Мать тотчас запричитала: "Ох, девоньки, замерзнете же вы в эдаких-то лопотинках!"
Но эвакуированные не замерзли. Правление промысловой артели "Экспорт", куда их приняли на работу, нашло для эвакуированных фуфайки и валенки, а еще толстые сукон- ные платки. После такого наряда наши ленинградки уже не отличались от поселковых девчат, разве что невероятной худобой, которую ничем было не скрыть. Толстых в поселке не водилось, но и таких худых-то тоже. Руки у девчонок походили на лыжные бамбуковые палки, они были тонкими и узловатыми, а пальцы точь-в-точь гвоздики.
Хлеба не было, зато картошки и тыквенной каши мать не жалела. Эвакуированные ели жадно с неослабным аппетитом.Я удивлялся: как это можно есть невкусную и ненавстную мне кашу из тыквы? Картошка -- другое дело или вот хлеб! Он даже снился мне, черный и душистый, ржаной хлеб. Буханки горой лежали на столе, и можно было брать любую и
лопать, лопать до отвала. Халва, пряники и конфеты мне не могли пригрезиться, я даже не
7.
подозревал об их существовании.
Однажды девчонки пришли с работы необычно рано, еще засветло, и объяснили мне, что идут на военную подготовку. У каждой за спиной было по винтовке. Конечно, оружие не настоящее, деревянное, но все равно интересно, и я увязался за ними.
Занятия проходили сразу за поселком, у молодого сосняка. Здесь стояли два соломен- ных чучела, изображавших немецких солдат. Парни и девчата друг за дружкой подбегали к ним, делали уколы винтовочным штыком, пробегали еще немного и зарывались в снежный сугроб. Затем по команде все дружно вскочили и с криком "ура" бросились к перелеску. Там снова залегли в снег. Мы с мальчишками наблюдали за всем этим и при очередной атаке не выдержали, тоже заорали "ура" и кинулись за "бойцами". Понятно, что нас погнали с поля боя, и было обидно до слез.
Как-то на учения приехал в санках-розвальнях настоящий эвакуированный (по моим понятиям). Это был здоровенный мужчина в белом полушубке, в шапке со звездой и перепоясан теми самыми скрипучими ремнями.Полковник с части, -- определил кто-то из пацанов. Воинская часть размещалась в шести километрах от нас, на станции Иковка.
А вечером я балдел от счастья. В наш дом заявился этот самый "эвакуированный". Запахло кожей и табаком, загудел хрипловатый бас:
-- Хозяюшка, разогрей-ка нам тушенку да блинчиков испеки. Вот тебе мука-сеянка, масло топленое.Уж попотчуй своих красавиц! А ты, хлопчик, чего уставился?Даже не моргнешь! А, пистолет тебя интересует? Сейчас покажу.
Он расстегнул кобуру и дал мне потрогать холодную рукоять пистолета.
А потом одуряюще запахло разогретым мясом. У меня помутилось в голове и захотелось крикнуть: "Дайте только попробовать, я вам за это всю тыквенную кашу отдам!"
Но я не крикнул, и тушенки мне не досталось. Вся она ушла в комнату, где сидели наши квартирантки и полковник. Зато с блинами мне повезло. Я лежал на полатях и следил за тем, как ловко мать льет жидкое тесто на сковороду и затем ставит ее на угли, как дымятся и поджариваются края белого круга, как он становится коричневато-желтым. Четыре блина летело в тарелку, а пятый ко мне на полати. Я подхватывал его на лету и, обжигая язык, губы, толкал в рот. До сих пор я считаю, что ничего вкуснее тех блинов в жизни не ел.
В то время меня мучил не только голод, но и постоянный неразрешимый вопрос: кто такие они -- немцы и почему о них все говорят? Я приступал с расспросами к отцу (в связи с возрастом он не был мобилизован). Отец объяснял мне, что немцы это враги. Но такой ответ только распалял моё любопытство, хотелось увидеть врагов воочию, ну хотя бы нарисованных. У нас была толстая книга всего с четырьмя картинками, на которых были изображены очень строгого вида дядьки. Поразмыслив, я решил, что это и должны быть немцы. Однако сомнения все же оставались, и я подошел с книгой к отцу:
-- Папа, вот это немец?
На картинке был косматый старик с черной бородой.
-- Это дедушка Карл Маркс, -- объяснил мне отец, -- он был ученым, написал большие и умные книжки.
Разочарованный, я открыл вторую картинку. На ней был дяденька помоложе, и борода была у него поменьше. Я повторил свой вопрос.
-- Это Фридрих Энгельс, он тоже писал очень хорошие и добрые книги.
8.
На третьей картинке был человек с очень маленькой бородкой и гладким круглым черепом. Я с надеждой спросил:
- Немец?
-- Это дедушка Ленин, -- терпеливо пояснил отец и хотел уже отнять книгу, но я успел открыть четвертую картинку. На ней был сердитый мужчина совсем без бороды, но с усами. Я радостно завопил:
-- Вот он, немец-то!
Реакция отца была неожиданной. Он вырвал книгу из моих рук, велел замолчать и схватился за ремень. В следующий миг я совершил кульбит и очутился под кроватью.
Вскоре я увидел немцев живьем, не на войне, конечно, а прямо у нас в поселке. Их было двое. Оба длинные и тощие,одеты в короткие серые шинели.На головах не поймешь что, лица до самых глаз замотаны тряпками. Они просили подаяние, возле бараков разгребали палками помойки, отыскивая что-нибудь съестное. Но что можно было найти? Картофельные очистки и те редко кто выбрасывал. За немцами бежали мальчишки и бросали в них что ни попадя . Немцы не уворачивались и не защищались от ударов ,а брели дальше, лопоча на своем языке.
Женщины отгоняли сопливых мстителей, а двум бедолагам что-нибудь совали в почерневшие руки. Тогда один из немцев кланялся, а второй прижимал руку к груди. Оба громко благодарили простуженными голосами: "Спа-си-по, матка, данке шён!"
Потом я узнал, что это военнопленные, что они работают на военбазе. В самые холодные дни их освобождают от работы и разрешают собирать милостыню. Немцы ходят без всякого конвоя, потому что бежать из наших сибирских лесов нет ни малейшей
возможности.
На стене у нас висела огромная карта. Я, конечно, ничего в ней не понимал запомни- лись лишь две кривые линии, к которым часто подходил отец и что-то отмечал. Одна из линий была синяя, а вторая -- красная. Отец втолковывал мне, что особенно искривлен- ная синяя линия -- это река Волга. А красная, выгнутая горбом линия -- это фронт, за ним немцы.
Тогда часто звучало слово "Сталинград". Отец объяснил мне, что это большой город на Волге и показал место на карте, где сходились синяя и красная линии.
-- Там идут тяжелые бои, -- говорил отец, -- где-то там воюет наш Афоня.
Потом были разговоры об окружении немецкой армии, крупной нашей победе, а к нам пришла похоронка, где сообщалось, что в боях за Сталинград геройски погиб Афанасий Матвеевич Подаруев, это был мой старший брат.
Наступление советских войск продолжалось, и красная линия фронта уходила все дальше и дальше от Волги.
Для нас, ребятни, Победа пришла неожиданно. Как-то солнечным теплым днем я вдруг узнаю, что надо бежать к проходной завода, что там бесплатно раздают игрушки и катают на машинах. Ясно, что мы с дружком Лешкой Благининым помчались туда. Все оказалось правдой. Ребятишек усаживали в кузов старенькой полуторки и катали по поселку. Все галдели, смеялись, кричали "ура!" Каждый из нас получил по игрушке, а кто изловчился, то и две. Мне достался большой деревянный паровоз. Он мог с грохотом катиться хоть по полу, хоть по земле. А моя соседка Валя Шибаева (ныне Мамонтова) получила пушку.
9.
Удивительно, но всю войну при заводе работал цех деревянной игрушки. Я не знаю, куда отправляли его продукцию, но, видимо, осталось достаточно игрушек,чтобы осчастливить нас в этот радостный день Победы.
ГЛУПЫЙ КУЗЯ.
Федька проснулся от грохота и треска. Кровать под ним ходила ходуном, стекла в окнах дребезжали, где-то совсем близко ухали взрывы. Федька отбросил одеяло, вскочил и кинулся к двери. На крыльце он столкнулся с Серегой.
-- Ну, ты и соня, -- насмешливо протянул тот и хотел еще что- то добавить, но так и застыл с открытым ртом. Ба-бах! Бах! Бах!--прогремели взрывы.
-- Рот открой! -- приказал Серега. Федька, ничего не понимая, послушно выполнил команду.
Так они и стояли с разинутыми ртами, чего-то ожидая.Однако, ничего не произошло, лишь мгновение спустя, словно опомнившись, заполошно закудахтали курицы.
-- Какая тебе война, взрывники приехали, пни рвут.
-- А зачем?
-- Поле для стадиона готовят, а из пней на заводе деготь выгонят. Про взрывников я еще вчера знал, побежали к ним?
-- Побежали, только я вначале Кузю накормлю.
-- Не-не, -- заторопил Серега, -- сперва посмотрим, а с Кузей успеется.
Друзья кинулись со двора.
Взрывники работали у самого поселка, сразу за огородами. Здесь был пустырь, а точнее, старая вырубка, которая тянулась на целый километр до опушки соснового бора. Давно на этом месте собирались разбить футбольное поле и другие спортивные площадки, да все пни мешали, никто не брался их выкорчевывать. Но, видимо, пришла пора.
Взрывников было трое. Растянувшись цепочкой, они неторопливо переходили от пня к пню, делали подкопы, закладывали взрывчатку.
Опасная зона была отделена белым шнуром на колышках и красными флажками.
Друзья подкрались к самому шнуру, притаились за кустом боярышника.
-- Смотри не высовывайся, -- предупредил Серега, --дядя Вася сразу прогонит, мне от него уже попало...
Только сейчас Федька заметил, что одно ухо у Сереги багровое, что тебе помидор.
-- Больно?
-- Еще бы! Он вон какой здоровяк! Как схватил меня... Я думал-- оторвал ухо. Потрогал - на месте. А все еще огнем горит, будто на костре поджаривают.
-- А за что он тебя?
-- За дело, понятно, я хотел малость взрывчатки тяпнуть.
10.
Ребята примолкли, потому что происходившее на поле приковало их внимание. Взрывники закончили закладку тола и стояли в ожидании чего-то. Вот старший скоман- довал, и все трое бросились к своим пням. Быстро перебегая, они поджигали короткие змейки бикфордова шнура. Оба молодых взрывника заметно спешили, перепрыгивая от пня к пню, словно козлята. Старший же был огромен и грузен и, казалось, отставал.
Федька начал даже переживать за неуклюжего дядю Васю:
-- А ну, как он не успеет! Что тогда?
Но все у взрывников получилось слаженно. Одновременно управились с последними запалами и бегом в укрытие, залегли в старых воронках.
-- Сейчас ахнет, -- прошептал Серега. Мальчики замерли. Вдруг землю под ними тряхнуло и грохнуло так, что зазвенело в ушах. В небо поднялся столб земли и дыма, со свистом полетели обломки пней. Еще не осела пыль от первого взрыва, как прогремел второй, третий, и пошло...Трах, ба-бах, -- грохотало над полем. Огромные пни взлетали на воздух и будто коршуны зависали на какое-то мгновение, затем нехотя падали вниз.
-- Вот это цирк! -- Серега едва не приплясывал от восторга. А когда взрывы смолкли, предложил:
-- Давай переползем вон в тот ракитник, там совсем рядом будет, и все видно.
-- Нет, -- возразил Федька, -- давай лучше сбегаем ко мне домой, там Кузя голодный. Накормим и опять сюда!
-- Подожди ты, надо посмотреть. Вон они к нам идут, значит ближние пни будут подрывать, вот здорово!
Федьке тоже хотелось увидеть работу взрывников вблизи, и он остался. Однако теперь друзьям пришлось залечь, чтобы их не заметили и не прогнали.
Но едва Федька улегся, как тотчас отдернул ногу -- кто- то больно укусил его за палец.
-- Кузя?
Это был трехмесячный щенок самой распространенной собачьей породы.
-- Ты как нашел нас, глупышка? -- Федька потрепал собачонку по голове. Вместо ответа Кузя вцепился ему в руку и потянул на себя. Началась их обычная и очень любимая обоими игра, когда один притворно задирался и дразнил, а второй по настоящему сердился, смешно и яростно рычал, кусался, иногда даже больно, однако боль была приятной. Федька тотчас забыл про взрывников и про все на свете, потому что пошло веселье - возня, борьба с рычанием и смехом,
-- Да тише вы! -- прошипел Серега. -- Дядя Вася услышит, он вам задаст!
И верно, старший из взрывников разогнулся, посмотрел в их сторону. Федька отвернулся от Кузи и притих, дядя Вася, очевидно, никого не заметил и снова склонился над пнем.
Кузя еще некоторое время атаковал безучастного друга, но вскоре понял, что тому не до него, обиженно тявкнул и отполз в траву. Солнце припекало, а в высокой траве было прохладно, и Кузя задремал.
-- Вот сейчас цирк так цирк будет, -- зашептал Серега, -- пенечки-то вон какие, взрывчатки много положили, ох как бабахнет !Дядя Вася дал команду, и взрывники бросились к своим пням. Эта операция самая скорая. Не прошло и пяти минут, как все запалы дымились, а взрывники отбежали на безопасное расстояние. Серега с Федькой
11.
замерли, аж дышать перестали. Кажется, и все вокруг затихло, сделалось неподвижным. Только медленно ползут струйки дыма по шнурам...
Все короче и короче серые змейки. Съедает их невидимое пламя. Вот сейчас оно нырнет под землю, сработает детонатор, и пойдет грохотать.
А пока все застыло, оцепенело. Не шелохнутся ни листья, ни трава, даже кузнечики
смолкли. И вдруг все нарушилось. Под белым шнуром мелькнула тень.
-- Что это? -- Федька вскочил.
-- Кузя!
Щенок мчался к дымкам. Больно екнуло сердце, и слезы застелили глаза.
-- Кузя, куда ты? Ко мне!
Но где там, щенок припустил еще быстрее.
-- Глупый, -- простонал Федька и бросился вдогон. Они бежали туда, где вот-вот вздыбится земля и загуляет, загудит смертельный ураган. Сзади и сбоку кричали:
-- Стой! Назад!
Но мальчик и собака не останавливались .Федька нагонял Кузю, летел, не чуя ног. Ближе, ближе, а щенок уже почти на линии огня. Все! Конец! Федька рванулся из последних сил, настиг и схватил беглеца. И тут же кто-то сильный сшиб его с ног, бросил в воронку, навалился сверху. Мгновение спустя их обоих швырнуло куда-то. Грохот и гул. Опять грохот, снова и снова, бесконечно. Федька ошалел от страха, от боли и звона в ушах. Казалось, никогда не кончатся эти толчки, тряска и гром. Но неожиданно все стихло. Кто-то поднял его и поставил на ноги -- дядя Вася! Он крепко взял Федьку за руку и повел к поселку. Навстречу им бежали два молодых взрывника и Серега. Лица у всех троих перепуганные и какие-то странные. Они зачем-то открывают и закрывают рты, но ничего не говорят.
-- А Кузя-то где? -- спохватывается Федька и оглядывается назад. Там, где только что они были, клубится дым и медленно оседает пыль, но собаки нет. Он рванулся было обратно, но куда ему, пальцы у дяди Васи что клещи, хватка железная. Федька с мольбой глянул на своего конвоира и лишь теперь увидел, что второй рукой старший взрывник прижимает к груди щенка. Кузя цел и невредим, только смешно трясет головой, будто в уши ему налилась вода.
Федька и сам пробовал мотать головой, чтобы избавиться от глухоты и звона в ушах, даже попытался ковырять в одном ухе пальцем, не помогло. Слух к нему возвращался постепенно. Только к вечеру он начал различать голоса, и то звуки доходили глухо, как из- под земли. Узнав о случившемся, прибежала с работы мама. Долго тискала Федьку, плакала, ругалась и снова плакала. Зато папа молча ходил по комнате, не ругался и не
плакал, а вроде бы даже улыбался.
-- Чему ты радуешься, Иван, парень чуть не погиб, а ты?
-- Я не радуюсь, а удивляюсь. Наш робкий Федюха -- и такой номер отмочил! Значит, настоящим человеком растет, а?
С улицы прикосолапил Кузя. Федька погладил друга и укоризненно заметил:
-- Что же ты натворил, глупышка? Из-за тебя вот и мне попало. Щенок ничего не ответил, лишь помотал головой.
-- Ага, - засмеялся Федька,-и у тебя уши заложило. Да ты не бойся, это скоро пройдет.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.12.
Скучно начинался этот день, Федька был дома один. Отец с матерью на работе, дружок Серега не шел, Зойка в пионерлагере, а Кузя явно переусердствовал в еде и сейчас лежал в холодке и не хотел играть.
-- Что бы такое затеять, - размышлял Федька, -- ведь день рождения все-таки.
Но ничего интересного на ум не приходило. Да и что придумаешь, когда один, а дома и на улице жара и духота как в бане. Федька сел у окна, здесь немного сквозило, и стал смотреть, не пойдет ли кто по переулку. И точно, вскоре там появился Серега. Ура!
Вдвоем-то что-нибудь придумают. За что любил Федька друга, так это за изобретатель- ность на веселые игры и занятия. Скучать Серега не умел, а если чему-то радовался или восторгался, то так, что заражал этим восторгом и других. Вот и сейчас, едва вошел, заметил на Федьке новую тенниску, обрадовался, будто ему подарили, а не товарищу:
-- Ух ты, какая красивая! Вот это цирк! Тенниска и впрямь была хороша, только на ней был изображен не цирк, а два боксера на ринге.
-- А идет-то как тебе,-продолжал восхищаться Серега, -- ну, ты настоящий именинник! Поздравляю тебя! Он по-взрослому пожал Федьке руку и протянул сверток. Федька развернул его и ахнул -- Серёгино сокровище, электрический фонарик с большим и очень сильным рефлектором! Гордился им Серега, потому что такого фонарика не было ни у кого в поселке.
Да, вот он какой друг -- свое самое лучшее отдает. Федька взволнованно разглядывал подарок, включал на дальний и ближний свет, щурился от яркого луча.
-- Сережа, а как же ты?
-- Ерунда, другой достану. Пошли на речку.
- Пошли.
Они еще и шагу не сделали, как Кузя встрепенулся и вылетел на крыльцо.