( ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ, ТЕМА МОЕГО РАССКАЗА ЛИШЬ КОСВЕННО СВЯЗАНА С ТЕКУЩИМ ПОЛИТИЧЕСКИМ МОМЕНТОМ И БЫЛО-ТО ЭТО АЖ
ДВЕННАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД. )
На стройку его привели сторожа - бедуины. Это был огромный пес, с мощной скуластой башкой, устрашающего вида сморщенной
мордой, маленькими ушами, коротким хвостом - обрубком и сильным, налитым энергией, мускулистым телом. Кровей в нем, видать,
намешано было, будь здоров. Его свирепый вид совершенно не соответствовал характеру - доброму и ласковому. Он буквально не
давал никому прохода, приставал, чтобы его погладили, почесали за ухом, в общем, чтобы оказали внимание. Ночью, вместо того,
чтобы нести службу по охране вверенной территории, он, свернувшись на куче старого тряпья, сладко спал, изредка вздрагивая и
пуская слюни, что уж он там видел такого приятного - одному Богу известно, ученые утверждают, что и животные видят сны, может,
даже эротические.
Кто первый назвал его Саддамом Хуссейном - неизвестно, однако, имя это, ставшее тогда, впрочем, как и сейчас,
нарицательным и бывшее у всего Израиля на слуху, прочно закрепилось за псом и очень соответствовало представлению
русскоязычных обитателей стройки об иракском диктаторе, где-то они были даже внешне похожи. Постепенно слово "Хуссейн"
исчезло из употребления и осталось только "Саддам". Ефим как-то сразу подружился с ним. Тот весь рабочий день обычно крутился
где-то рядом, убегал по своим собачьим делам, но каждый раз возвращался и лежал рядом, наблюдая за Ефимом полусонными
глазами. Когда наступало время обеда, Саддам оживлялся, усердно вращал хвостом, всячески демонстрировал свою любовь и
преданность, выпрашивал угощение. Вечером, когда Ефим шел домой, Саддам сопровождал его до дому по дороге, обнюхивая все
собачьи "подписи", обследуя кустики, а затем, уже у дома, устраивал жизнерадостную охоту за местными кошками, во множестве
обитавшими у мусорных баков, те в ужасе прыскали от него во все стороны и им явно было не до веселья.
К тому времени, как на стройке появился Саддам, там уже прижилась целая собачья стая, порядка восьми - десяти разномастных,
разнокалиберных собачек приведенных собаколюбивыми выходцами из стран СНГ. Днем они выясняли взаимоотношения, изучали
содержимое близлежащих мусорных баков, усердно метили территорию, а большую часть времени спали под будками в тени. По
ночам они добровольно несли службу по охране капиталистической собственности - в каждом подозрительном случае устраивали
такой переполох, который мог разбудить даже мертвого, но только не сторожей - бедуинов, тем просто начхать было на все, так что
грабежи редкостью на стройке не являлись. Ефиму, более 30 лет проработавшему в строительстве, в принципе непонятно было
происходящее. Для чего платить сторожам, если всё равно всё воруют, но хозяева, на удивление, не выказывали никаких признаков
недовольства и, как показалось Ефиму, были, наоборот, довольны случившимся. А ларчик - то открывался просто, оказывается, они
получали приличные страховые суммы, и сторожа нужны были лишь для видимости, без наличия оных страховки не выплачивались.
Ходили даже слухи, что ограбления хозяевами же и были инспирированы, а сторожа как раз и были исполнителями. Вполне могло быть
при таком-то раскладе.
Ефим, идя на работу, всегда нес какие-нибудь объедки, собирать которые у него уже вошло в привычку. Он ловил себя на том, что
даже, будучи в гостях, на пищу смотрел с точки зрения, чего и сколько от неё останется и не стеснялся просить хозяев собрать все
объедки в пакет. Уже на дальних подступах к стройке его встречал радостный лай, несущейся навстречу своры во главе с Саддамом, к
тому времени прочно захватившим в "коллективе" лидерство. Собаки облепляли Ефима со всех сторон и каждая норовила урвать для
себя побольше. Мелкие стычки, злобное рычание, визг укушенных в борьбе за сладкую косточку, эта картина стала ежеутренней
традицией. Саддаму Ефим всегда отсыпал в сторонке, персонально, вожак все-таки и любимец.
Это утро не отличалось ничем от всех прочих. Ефим выскочил из подъезда, на ходу дожевывая завтрак, в одной руке держа узелок с
бутербродами и термосом для себя, в другой - с объедками для собачек. Пробежал мимо огромного шестидверного "Мерседеса",
прикованного к дереву за переднюю ось, как бык за ноздрю, толстой, ржавой, якорной цепью с пудовым амбарным замком. Это сосед -
таксист таким вот манером оберегал своего железного коня от угонщиков, перед которыми не могла устоять никакая самая
совершенная, самая разрекламированная сигнализация. Проходя мимо здания телефонной станции, крикнул знакомому охраннику
"шалом", затем подождал, пока товарняк, идущий из Тель Авива на химпредприятия, поприветствует его протяжным, радостным
гудком, это тоже было традицией. Идя всегда в одно время на работу, Ефим постоянно встречал поезда, которые приветствовал
поднятой рукой, а те его - гудком. Правда, было это точно на въезде в городскую черту и, может быть, машинисты так предупреждали
об опасности горожан, но Ефиму хотелось думать, что гудок этот предназначен ему и только ему.
Когда Ефим пересек железнодорожную насыпь, взору его предстала следующая картина. На парившем от ночной росы пустыре
возлежала большая стая собак, штук пятнадцать, как минимум, дело было по весне и собачьи любовные баталии сбивали в стаи
уличных одиночек, влекомых дурманящими запахами ароматных самочек. Ефим и любил собак и боялся одновременно. Почему-то
всегда они облаивали именно его. Кто-то даже сказал ему, что человек испускает флюиды страха, а собаки это чувствуют и реагируют
соответственно. Так или нет, но собачки явно что-то почувствовали, может, как раз эти самые флюиды . Несколько из них подняли
морды, затем потихоньку стали вставать, за ними другие. Покрытые сверкающими на утреннем солнце капельками росы, они, не
отрываясь, смотрели на Ефима. Он сделал еще несколько шагов и остановился в нерешительности. Когда Ефим увидел оскаленные
морды, все сомнения враз исчезли, а флюиды страха зароились вокруг него, как пчелы вокруг сиропа.
Ситуация не предвещала ничего хорошего. Ефим повернул назад, обогнул здание телефонной станции, на ходу подобрав кусок толстой
пластиковой изоляции, который вполне мог сойти за средство обороны, и, пройдя в сторону метров триста, двинулся к стройке. Когда
до места оставалось метров сто и Ефим оказался в поле зрения собак, и чем он им так не понравился, вся стая с бешеным лаем снялась
с места и рванула Ефиму наперерез. Дорогой читатель, вам никогда не приходилось сдавать стометровку, а бывать в шкуре зайца,
гонимого борзыми?. Ефим, неуклюже размахивая узелками, припустил что есть мочи, недаром говорят, что в момент страха силы
человека удесятеряются, но вскоре понял, что собачки физически подготовлены лучше его. Человек по натуре впечатлительный, с
богатым воображением, он уже явственно представлял себе, как они рвут его одежду, как откусывают от него сочные кусочки, как
кровь фонтаном хлещет из ран.... Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то под горлом, ноги стали ватными, а душа обосновалась в
пятках, когда вдруг, неожиданно...
Впереди всех летел Саддам. "Его глаза сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен. Он весь, как божия гроза". За ним, лая
на все лады, от мала до велика, в едином порыве, "вся королевская рать". Саддам первым вошел в соприкосновение с противником,
клочья шерсти полетели во все стороны. От него не отставала свита. Лай, визг, рев, клацанье челюстей. Это надо было видеть!. Битва под
Полтавой разве сравнится с тем, что разыгралось на безымянном, заросшем дикой растительностью пустыре на окраине города Беэр -
Шева. Собачки защищали своего друга, кормильца, свою территорию. Когда враг был посрамлен и ретировался, они окружили Ефима и
разгоряченные, еще не остывшие от битвы, с ходящими боками, заглядывали ему в глаза, ища похвалы и поощрения.
"Ну, давай, не томи душу, чего ты нам принес сегодня?. Чего медлишь-то, вон мы как за тебя дрались, как защищали." - написано было в
их глазах.
Ефим непослушными пальцами развязал узелок и вывалил на землю угощение, куриные косточки, оставшиеся от холодца, сосиску,
макароны, колбасные обрезки, какие-то объедки.
"Кушайте, собачки, кушайте, родные, завтра еще принесу" - приговаривал Ефим и сердце его наливалось нежностью и добротой. Как
приятно было чувствовать себя кому-то нужным, необходимым. Ефим сидел на корточках, наблюдал за собаками и думал, оказывается
не много надо человеку для счастья , достаточно таких вот преданных собачьих глаз.