Аннотация: Третья часть трилогии. Написано от 2/3 до 3/4 текста. Сюда включены три опубликованные ранее части, которые больше обновлять не стану. Все доработки и обновления пойдут в этот файл. 07.02.2014 +11К
Владимир Подольский
Мы - люди!
Часть первая.
Владимир Петрухин.
Где я? Темно и не пошевелиться. Неужели в реанимационной капсуле? В этом геле, в котором раненый висит, как муха в меду? Ничего не помню, как я сюда угодил? Попробуем мыслить логически: попал в аварию? А где? Как всё болит! Нет, пожалуй, не всё, только голова. Но так, что боль отдаётся во всё тело. Сигнал к пульсации подаёт сердце: оно сокращается и посылает кровь по артериям. И через мизерную долю секунды волна давления достигает головы, мозга, естественно. Нам, правда, рассказывали, что сам мозг не имеет нервных окончаний.
Как это не имеет? Он сам одно большое нервное окончание! Или начало? То есть, к боли он не чувствителен, вроде. Отчего же он с каждым ударом сердца взрывается этой бешеной болью? Которая мгновенно распространяется по всему телу, заставляя цепенеть его до самых кончиков пальцев рук и ног. Миг максимальной амплитуды и четверть секунды отдыха. В эти миллисекунды голова только едва ноет, а всё тело и вовсе не болит совершенно. И снова, повинуясь своей программе поддержания жизни, сердце посылает во все органы насыщенную кислородом кровь.
Ну, почему так по-дурацки? Почему Природа или Бог, кто там придумал эту систему? не позаботились о плавной подаче к потребителям топлива и окислителя. С помощью манжетного насоса, как в Сашкином птицелёте. Может, я на нём и разбился? Брат его усовершенствовал, как и всё, что попадает к нему в руки. Взахлёб рассказывал старшему брату, мне, то есть, что установил в насос какой-то новый моторчик, чуть ли не с неограниченным сроком службы и новую манжету от 'Стрижа'. И модернизировал программное обеспечение.
Завидует малой курсанту Звёздной Академии, вот и демонстрирует на каждом шагу, что и он не лыком шит: Сам ремонтирует своего 'Голубя', старую отцовскую машину. 'Голубь', это как раз то, что положено ему по лётной лицензии, машинка надёжная, но уж больно отцом залётанная. Зато, на нём практически невозможно разбиться, если только не попадёшь в шквал вблизи земли: Даже если сломается всё, крылья автоматически устанавливаются в положение планирования и 'Голубь' обязательно доставит тебя на землю. Конечно, при посадке тряхнёт здорово, поскольку аэродинамическое качество у этого пузана не больно высокое и можно ещё налететь на дерево или стену дома, тут уж, как повезёт. Только это если всё сломается, чего никогда не бывает, и у Сашки не было ни разу. Всегда остаётся возможность маневрировать и избежать столкновений при вынужденной посадке.
Счастливый Сашка! Ведь недавно, казалось, дни напролёт играл с соседскими пацанами в агента Лекса и его верных друзей. А теперь и в школу на птицелёте! У меня так, в его возрасте, не было никакой надежды заполучить себе 'Голубя', хотя бы и подержанного! Отец над ним трясся. Ещё бы! Три его месячные и немалые зарплаты! Правда, давал иногда полетать под своим строгим контролем и исключительно в безветренную погоду. И то, в наушниках постоянно звучал его неумолчный инструктаж:
'Вова! Плавнее вираж, сильно сваливаешься на крыло! Высоко забрался, спустись до тысячи метров! Программу посадки не забудь включить!' А Сашке максимум, что разрешал, посидеть в пилотском кресле и подержаться за джойстики. Как мне братан завидовал!
Посадка на 'Голубе' самое сложное. То есть, не сама посадка, а красивая посадка, когда птицелёт, почти как обычный голубь зависает над самой крышей - у нас на крыше парковка - и, хлопая крыльями, садится на своё место. Такую посадку легко выполнить, если нагрузка не очень велика - пилот и минимум багажа. Если же багажа много, а 'Голубь', кстати, одноместная машина, то садиться приходиться с пробегом. И взлетать тоже с разбега, хотя и небольшого.
В общем, теперь я понимаю, что это слабенький аппарат, зато надёжный и экономичный. Килограмм сахара на сто километров, это не расход. Это без взлёта, естественно, на взлёте расход большой. А если ещё и ветер попутный! Скорость, правда, не больше 130-и при безветрии, конечно. Зато летишь в своё удовольствие, всё разглядишь и где хочешь, сядешь.
Меньше расход только у 'Птеродактиля'. Но тот, скорее для спортсменов. С пилотом он не взлетает принципиально, если только под горку. Поэтому владелец, установив режим 'Взлёт', сначала бежит рядом со своим аппаратом, уворачиваясь от ударов крыльев, потом под ним, а после, когда тот наберёт скорость и поднимется метра на полтора-два, вспрыгивает на лесенку и через люк в брюхе попадает в своё кресло. Естественно, таких экстремалов не много. По мне так, не пристегнувшись и кнопки жать нельзя. Поэтому 'Птеродактилей' больше не делают, но те, кто свои ещё не угробил, берегут их и нахваливают. Зато они могут часами парить в восходящих потоках. Тут 'Голубь' им не конкурент. Но птичка и не для этого сконструирована.
Не случайно 'Голуби' так популярны у туристов. У нас места живописные, так они летом целыми стаями иногда летают. На крышах птицелётных заправок в наших краях рисуют белого голубя, туристы и садятся отдохнуть, да голубков своих покормить, напоить, на горшок посадить. Такая шутка у них, на самом деле это называется 'слить отработку'. В полете, эта процедура запрещена, поскольку отработка жидкость вонючая и довольно агрессивная, но некоторые грешат, кто понаглее. Салаги обычно.
Большинство 'голубятников' используют свои машины в табельном режиме, летают, пока мускулатура у 'Голубя' не состарится, а по прошествии примерно года интенсивной эксплуатации заменяют износившиеся мускульные тяги. Другие же, фанаты, вроде Сашки, пытаются форсировать искусственные мускулы, обмениваются рецептами смесей сахара, глюкозы, каких-то ферментов. А то и переписывают программное обеспечение. Якобы, можно рассчитать более совершенную последовательность управляющих импульсов, чем заводская и повысить КПД и даже скорость полёта.
Ну, мне, как почти что профессионалу ясно, что ничего радикального из 'Голубя' выжать не удастся: главное тут аэродинамика, а у этой птички она - увы! - не очень! Да она ей и не нужна, это машинка местного сообщения. Тем не менее, Сашка горел энтузиазмом и на мои возражения завалил меня файлами своего компьютерного моделирования. А когда я возразил, что 'намоделировать можно что угодно, главное практика', с некоей, даже вроде бы снисходительной улыбкой бывалого конструктора предложил опробовать его модернизации самому.
Сразу не получилось, погостив дома пару дней, я поехал в гости к Стёпке, Степаниде, точнее. Да и завис у неё на три дня почти. Раньше, в прошлые каникулы, её мама называла меня иронически не иначе, как 'космический зятёк' и прямо в моём присутствии прочила в мужья своей старшей дочке то одного, то другого добра молодца исключительно с земными профессиями. А теперь, нечем крыть! На третьем курсе Степанида, никого не спросив, кроме меня, конечно, выбрала специализацию 'Космическая медицина'. И во время одного из обычных телефонных разговоров с матерью случайно проговорилась, что она сейчас на Луне. 'Практические занятия', понимаешь, мама?
Виктория Семёновна с некоторым трудом пережила крушение своих надежд, предусматривающих, кроме всего прочего, в перспективе, постоянное присутствие рядом в старости личного врача и смирилась с тем, что её дочка уже сама имеет право принимать такие решения. И сосредоточилась на пропаганде земного образа жизни среди её младший сестёр. Тех, к её удовлетворению, в Космос не тянуло. Пока, впрочем, ведь пример старшей сестры легко может пересилить материнские нотации.
А вообще, это к делу не относится. Вернулся я домой со Степанидой, что называется: 'показать невесту'. Хотя, что её показывать? Мои и так знали её прекрасно, со школы ещё. Да нет, с детского сада. Выходит, просто погостить. Мы спрыгнули с бицикла и привели себя в порядок, а уже за обедом отец завёл со 'снохой' сугубо специальный медицинский разговор. Он у меня и сам врач, только не космический, понятно, а эпидемиолог. Вроде ненавязчивого экзамена устроил. Папа у меня такой, обстоятельный. Я, правда, мало, что понял из этого собеседования. У нас на факультете только 'скорую помощь' и 'травматологию' дают, да и то, конспективно.
Однако, судя по всему, Степанида этот экзамен выдержала, поскольку, когда она отвернулась на секунду, папа продемонстрировал мне международный знак одобрения - большой палец. Сашка нетактично рассмеялся, мама смутилась, а Степанида ничего не поняла. Ну и ладно, я ей потом всё равно всё рассказал...
Кажется, голову уже меньше дёргает и по гелю пошла вибрация: наверно включился автоматический массаж. Давно уже замечал: если что-нибудь болит, нужно постараться подумать о чём-нибудь приятном и боль слабеет. Или как-нибудь ещё отвлечься - сходить погулять что ли? С удовольствием бы сейчас погулял, но...
Как бы узнать, в каком я состоянии? Руки и ноги, вроде, чувствую. Пальцами пошевелить могу, но не руками и ногами: они, кажется, пристёгнуты к чему-то. А вдруг, это всё фантомные ощущения? И от меня осталась только груда переломанных костей? Лицо у меня, по крайней мере, на воздухе. Только рот и нос прикрывает дыхательная маска. Я её чувствую. Пробую позвать кого-нибудь, но слышу только приглушённое мычание.
Тем не менее, мои попытки кто-то замечает: перед глазами открывается амбразура, и я немедленно зажмуриваюсь от потоков ослепительного света проникающих через неё. Кто-то заслоняет свет, и я слышу слабый голос, который меня что-то вопрошает. Я разбираю только интонацию, но не содержание этой речи и мычу в ответ:
- Э манимаю!
Рука, по-видимому, врача отстёгивает маску и при этом мне в рот попадает несколько капель солоноватой жидкости, регенеративного геля, скорее всего. Стоически отплёвываюсь, пытаюсь приоткрыть глаза, вижу руку и женское лицо, под медицинской маской. Что-то громко щёлкает, и я начинаю слышать: в моей камере, в геле, предусмотрены динамики. Интересный эффект: слышу, ни сколько ушами, сколько телом. Головой, в основном. Если вам это кажется забавным, то ложитесь в гель, и мы потом сравним наши ощущения.
Слышу я вопрос, задаваемый женским голосом:
- Как вы себя чувствуете?
Я себя чувствую, но как? Решаю ответить честно:
- Голова болит.
У лица под маской появляются морщинки около глаз, по-видимому, она улыбается:
- Это нормально! - доносится до меня её голос. - После летаргина всегда так. Сейчас я добавлю в систему обезболивающее, и всё пройдёт.
- Какого летаргина? - недоумеваю я. - Я вообще, где нахожусь? Что со мной случилось?
- Вы, молодой человек, находитесь в госпитале Селенограда. А что с вами произошло, вы должны постараться вспомнить сами, так доктор сказал.
- А почему...?
- Так психологи рекомендуют. В общем, отдыхайте пилот, вам тут ещё сутки лежать, не меньше. Хотите, я вам музыку включу? Есть классическая и современная. Новая группа 'Пасынки Вселенной', моей дочери нравится.
Я подумал, не попросить ли Штрауса, давно хотел переслушать в спокойной обстановке, но потом решил, что не стоит, примут ещё за сноба.
- Спасибо, - говорю. - Я лучше в тишине полежу, повспоминаю.
- Хорошо, как хотите, но я вам опять маску надену, - отвечает. - Не положено без маски: тут и дыхательная смесь подаётся и газоанализатор и микрофон. Кричите, если что, я услышу. Вы темноты не боитесь или вам лампочку включить?
Я только хмыкнул в ответ. Какой пилот боится темноты? Такого бы и близко к 'Академии' не подпустили!
И надела. И крышку закрыла. Лежу, вспоминаю, раз врачи рекомендуют. Летаргин, значит! Как же я под него угодил? То-то меня на птицелётах перемкнуло. Есть у летаргина такие незначительные побочные эффекты, психологические, в частности. Лёгкая амнезия и подвисание воспоминаний. Но, говорят, быстро проходит, как и головная боль.
Так, значит птицелёты не причём. Нет их на Луне, по причине отсутствия достаточных воздушных пространств. Даже под куполами не разлетаешься. А на Сашкином я всё-таки полетал. Действительно, что-то малой там здорово нахимичил: держит голубок свободно под сто сорок и не потеет. Больше я прибавлять не стал, поскольку ресурс мускулатуры нужно беречь: у Сашки скоро соревнования. Приземлился, помню, пожал парню руку, похвалил. Тот аж расцвёл: для него моя похвала дорогого стоит. Дальше, дальше....
А дальше - каникулы подошли к концу. У Степки ещё раньше. Я отвёз её домой к суровой маме, помахал с бицикла... Всем помахал - и маме и Стёпкиным смешливым сёстричкам, что на крыльцо высыпали - и вернулся. Дальше... Всё как в тумане! Соревнования? Нет! Сашка ещё печалился, что я не смогу присутствовать. Очень ему передо мной хотелось покрасоваться с лентой победителя через плечо. Помню, что он всё-таки победил, видел его улыбающуюся физиономию, эту красную ленту. Как же так? Я же там не мог быть! А! Точно, было электронное письмо с видео и фотографиями! И я его получил... Где?
И тут в голове моей прояснилось, и я вспомнил: практика...
***
Практика мне выпала не больно завидная. Так посчитали некоторые мои одногруппники. А по мне, так нормально.
Пояс... Гигантский тор, расположенный между орбитами Марса и Юпитера. Как выражается наш планетолог - 'геометрическое место орбит'. На виртуальной карте он кишит астероидами, от нескольких самых крупных, размерами, правда, поменьше Луны, до всякой мелочи. Впрочем, стоит установить на компе привычный космолётчику масштаб, и выясняется, что астероид или просто камушек найдётся не в каждом миллиарде кубокилометров. А значительно реже. Пространство очень велико и пусто, даже в пределах нашей Системы, пилоты понимают это особенно чётко, а обыватели нет. Большинство крупных астероидов картографировано и осваивается, прочие внесены в каталоги.
Распределяются эти недопланеты по Поясу почти равномерно, но есть и некоторые сгущения. Часть астероидов концентрируется в районе точек Лагранжа орбиты Юпитера, то есть одни опережают его по орбите на 60 градусов, а другие на столько же отстают. Даже специальные названия у них есть: 'Троянцы' и 'Греки'. Впрочем, и сами эти группы довольно рыхлые: притяжение прочих планет пытается растащить их, но Юпитер зорко следит за своими вассалами. А прочие астероиды уже миллиарды лет тасует и перемешивает, не давая им соединиться в одну планету, как не дал он этому произойти на заре формирования Системы.
Мы полетели к 'Троянцам', учёные собрались внимательно изучить эту группу, почти не затронутую промышленными разработками. От этого полёта не следовало ожидать особенных открытий, хотя, кто знает? Частный бизнес и мелкие предприниматели не то, что избегали точек Лагранжа, просто далековато они были от тамошних центров цивилизации: Юпитера, Марса, Цереры, Паллады и уж, конечно Земли. Да и не безопасно там было, ещё совсем недавно: многие отправившиеся туда в поисках новых месторождений старатели назад уже никогда не возвращались. Ходили слухи и о пиратах и вообще, разные сказки.
Пираты, впрочем, это вовсе не сказка, как не гоняются за ними ВКС ООН и России, такое впечатление, что они неистребимы. А, с другой стороны, как отличить респектабельных скупщиков или бригаду старателей, прибывших на Цереру на своей старенькой 'Фудзи' для пополнения запаса рабочего тела и продажи добытого непосильным трудом, от этих самых пиратов? Документы в порядке, сведения о сделках в компе. Пиратского флага не наблюдается, а что до лазерных пушек, то это непременная принадлежность горнодобывающего старательского судна. Не кирками же им снимать пустую породу, чтобы добраться до богатой циркониевой или урановой жилы? А то и до алмазной трубки. Сведущие люди говорят, что часто старатель и пират, это вообще, одно и то же.
Потому и не суются честные работяги туда, где не болтается вблизи или, по крайней мере, на дистанции подлёта в несколько часов какой-нибудь патрульный 'Меч'. Хотя о самых одиозных проявлениях пиратства - грабеже пассажирских судов и яхт уже давно ничего не слышно. Ряды этих любителей быстрой наживы ВКС ООН, видимо, уже основательно проредило. Хорошо, конечно, жаль только, что я не смог принять в этом участия.
Вообще, никуда я не поспел: и всю Систему до пояса Койпера облетели до меня и с пиратами чуть ли не покончили и даже в тоннели Макарова вышли и в других Системах побывали тоже, без меня. И инопланетян впервые повстречал на Надежде знаменитый генерал Кондратенко, без малейшего участия курсанта Владимира Петрухина. Впрочем, тогда он полковником был, а я всего лишь стажёр, без пяти минут пилот или лейтенант ВКС. Но первое своё открытие ему посчастливилось сделать на третьем курсе нашей Академии, а я уже на пятом и пока ничего.
Повезло ему, однако! На хоженой-перехоженной Луне открыть базу репторов, вымерших миллионы лет назад! Притом, что ведущая к ней скальная лестница отчётливо видна даже на снимках допотопного 'Орбитера'. Но интерпретировать это изображение правильно не сумели - трещина и трещина - до тех пор, пока курсант Кондратенко в поисках потерянного инструмента прямо на неё не спрыгнул. Водили нас на эту базу, потрясающе, слов нет! А рядом с ней, под воздушным куполом репторское судно 'Дори'. Можно и потрогать и на неудобных пилотских сиденьях посидеть! И его тоже откопал на комете Немезида, кто? Правильно, он самый. Кто откопал, тот и имя дал!
Так! Опять меня на ретроспективы потянуло. Наверно всё ещё летаргин действует. Волю в кулак, отставим новую историю и вернёмся к новейшей'.
***
Василий Кондратенко.
Улица оказалась перегорожена. За полицейским оцеплением бесновалась толпа 'радетелей'. Ор нескольких мегафонов, рёв толпы, воздетые плакаты. Генерал ВКС замедлил шаг и стал искать пути обхода. Можно было миновать скопище народа по переулку, куда и направляли пешеходов одетые в пластиковую броню стражи порядка. Но надежда спокойно прогуляться перед работой по весенней Москве исчезла. Настроение уже не то... Генерал развернулся и направился к подземному переходу, соединяющемуся со станцией метро. Сзади доносились вопли проповедника 'радетелей':
- Ждите, они летят, посланные нашими светлыми богами. Они наведут порядок и на Земле и в головах, сроют ваши вонючие города. Правь восторжествует...!
Навстречу ему вылетела группа, видимо опоздавших на митинг сектантов. Все, как один бородатые, в серых холщовых штанах и таких же, подпоясанных верёвками рубахах, что создавало впечатление некой униформы. Со свёрнутыми плакатами в руках. Один, моложе прочих, споткнулся, не совладав с уродливыми лаптями на ногах, транспарант вылетел из его рук и частично развернулся на асфальте. 'МАРС... НЕ ТРОГА...' - успел прочесть Василий, обходя замешкавшегося. Пахнуло запахом немытого тела, какой-то кислятиной и брагой. Соратники 'радетеля', подбодрив встающего грубой шуткой и подзатыльником, поспешили присоединиться к манифестации.
Какое им дело до Марса? Пускай живут, как хотят и не мешают жить другим! Нет же! Лезут во все щели со своими проповедями 'естественного образа жизни', 'возвращения к природе', 'натуральной еды', 'лесной аптеки'... И так далее.
'Наше учение победит, потому, что оно верно!'- где-то он такое уже слышал. Арифметики они не знают что ли? Ну не может всё население планеты воспринять этот 'естественный' образ жизни, даже если бы и захотело! Просто места всем не хватит для полей да огородов. Да ещё пастбищ и охотничьих угодий... Значит, что? Слишком много на Земле людей? Такая логика далеко может завести!
Давненько уже генерал не бывал на Земле, иначе, как в отпуске. Впрочем, тогда он генералом и не был. И за эти годы многое тут изменилось. Введенный несколько лет назад в Большой Европе, так называемый, 'социальный минимум', вроде бы великое благо для занятых неквалифицированным трудом, многодетных семей и вообще не способных работать по медицинским показаниям, оказался плохой услугой обществу. Он породил толпы люмпенов, частью работающих эпизодически или и вовсе питающих органическую неприязнь к общественно-полезному труду. Но претендующих на свой кусок 'общего пирога'. По закону, так сказать!
Зайдя в свой кабинет в штабе ВКС, России Василий Петрович поздоровался с Марусей и попросил её быстренько, пока не начался рабочий день сделать ему подборку материалов по псевдо-славянским сектам из открытых источников. Через секунду экран его рабочего компа запестрел ссылками.
'Радетели старины' формально не были тунеядцами, но все их силы уходили на борьбу с самими себе создаваемыми трудностями в плане ведения натурального хозяйства на лоне природы. Отвергая практически все достижения цивилизации, как 'наваждения', то есть порождения мифической 'Нави', сторонники этого религиозного течения предпочитали жизнь в созданных ими сельскохозяйственных коммунах. И считали, во всяком случае, официально, такое существование единственно приличествующим человеку. Полагающееся им пособие жители этих поселений отдавали своим руководителям 'на общие нужды'. И ничего бы не было во всём этом страшного, - в конце концов, каждый может жить так, как ему нравится - если не дети. Отказываясь в числе прочего и от достижений современной медицины, 'радетели' обрекали своё многочисленное потомство на болезни и страдания. А часто и на смерть от причин совершенно немыслимых в цивилизованном обществе конца 21-го века. Сами 'радетели' относились к этому спокойно: 'Боги дали - боги взяли!' Иногда больных и покалеченных детей удавалось спасти и вернуть родителям. Но оказалось, что вылеченные становились париями в своих общинах. И им предстоят болезненные и унизительные процедуры 'изгнания духов Нави', якобы вселившихся в их тела во время болезни и лечения. В свете изложенного, в деятельности этого сообщества были найдены антигуманные признаки, и отныне оно находилось под строгим контролем специальной комиссии.
Долгое время о секте почти ничего не было слышно. И вот она снова заявила о себе. Сначала 'радетели' выступили с крикливым протестом против 'искусственного мяса' и другой пищи. Как будто не отгремели похожие баталии уже два десятка лет тому назад. С тех пор разумное большинство признало, что клонированное по методу 'СЕ' мясо гораздо вкуснее и полезнее натурального. И вовсе не пахнет керосином, как утверждали его противники. Но очень дорого, к сожалению.
Тогда, но не сейчас. В те давние времена такие продукты могли себе позволить только весьма обеспеченные люди. Но фабрики, не требующие для производства продуктов питания почти ничего, кроме энергии, воды, воздуха и набора ферментов продолжали строиться и расширяться. И вскоре оказалось, что искусственная говядина и свинина не намного дороже естественных. Дольше всего продержалась натуральная курятина. Но и она пала под напором прогресса. С лица земли стали постепенно пропадать гигантские животноводческие фермы, где несчастные животные от рождения и до скорой, насильственной смерти нагуливали вес для прокормления всё растущего населения планеты. Человечество медленно, но неуклонно отказывалось от привычных каждодневных убийств живых существ, для собственного пропитания.
Космос и консорциум 'Вода' в частности, где Кондратенко работал до недавнего времени, традиционно потребляли натуральные продукты. Но и тут уже снабженцы готовили переход на новую, ныне более дешёвую и качественную продукцию. Впрочем, теперь генерал был далёк от этих вопросов. Но оказалось, что 'радетели' недовольны и космической деятельностью человечества вообще. Полёты к другим планетам это, по их мнению - грех, поскольку они привлекают к Земле нежелательное внимание неких 'демонических сущностей'. Терраформирование Марса - грандиозная задача, которую поставили перед собой люди, также вызвало их яростный протест. 'Человек должен жить на Земле!' И точка! Соображения насчёт того, что цивилизации никак не помешает 'запасная планета' на случай непредвиденных космических катаклизмов не принимались 'радетелями' во внимание. А ведь недавняя угроза от 'Немезиды' ещё не стёрлась в памяти.
Представителей же иных цивилизаций эти замшелые сектанты и вовсе не называли иначе, чем 'дьяволы'. И туманно обещали принять некие меры, если те посмеют открыть на Земле свои представительства. Хорошо если эти 'меры' включат в себя только массовые истерические молебны и шествия с хоругвиями. А если безрассудное руководство этих новоявленных ксенофобов решится и на большее?
Аналогичные и похожие заявления звучали из уст и других организаций и частных лиц из многих стран, и ООН, в целях безопасности, предложила 'Крабам' и 'Кенгам' - первым внеземным цивилизациям, вступившим в контакт с землянами - открыть для начала свои посольства на Луне. Те ответили согласием, и на естественном спутнике Земли началось строительство своеобразного 'дипломатического квартала', а в сущности изолированного поселения инопланетян с автономной инфраструктурой и, конечно, отдельным космопортом. Место строительства располагалось вблизи лунного южного полюса и примыкало к экстерриториальным владениям фирмы 'Clear Elements'. Что облегчило бы в будущем прикрытие посольств от возможных экстремистских атак. Такая атака, как известно, имела место в прошлом и была направлена против 'СЕ'.
Один из объектов болтающихся на лунной полярной орбите и числящийся в каталогах как давно умерший исследовательский космический аппарат ещё середины века, вдруг включил тормозной двигатель и вознамерился упасть прямо на лунную базу корпорации. Космические силы ООН получили сообщение об инциденте, но ничего не успели предпринять. С базы же ударил луч ультрафиолетового лазера и привёл опасного вторженца в полную негодность. Тот развалился на фрагменты, рухнувшие на Луну далеко от намеченной цели. Созданная по этому случаю, комиссия установила, что аппарат представлял собой мощную термоядерную боеголовку, к счастью не сработавшую.
Проведённое расследование так и не установило заказчиков этой диверсии, хотя любой интересующийся политикой и экономикой человек сразу указал бы в сторону бывших Соединённых Штатов. Но для суда доказательств было недостаточно, а оперативные данные к делу не пришьёшь. Зато установили исполнителей. Ими оказались сотрудники некой южноамериканской компании, специализирующейся на сборе и переработке околоземного орбитального мусора, которые и подменили артефакт в ходе одного из своих рейдов.
Но попавшие в руки следователей работяги не могли ничего рассказать о тех, кто предоставил им солидных размеров аппарат, оказавшийся бомбой и кто проплатил их миссию. Руководство компании такими сведениями, несомненно, владевшее, к сожалению, исчезло в день инцидента. Проживают ли они полученные, судя по всему, немалые деньги в другой стране, либо их тела гниют прикопанные где-нибудь в джунглях, установить, также не удалось. Владелец же фирмы, по его уверениям, ничего не знал, и пояснить не может. Но не меньше дознавателей возмущён самодеятельностью своих пропавших исполнительного и финансового директоров.
С тех самых пор ООН взяла на себя ответственность за безопасность этого района лунной поверхности, так же, как она обеспечивает прикрытие на Земле 'Золотого острова' в Эгейском море и Итурупа в Охотничьем.
Около года назад, во время памятной встречи с представителем 'СЕ', моложавым с виду мужчиной неопределённого возраста, обладателем буйной шевелюры совершенно седых волос, собранных в хвостик, генерал получил ответы на большинство своих вопросов относительно этой фирмы. Сергей, так тот представился, рассказал новоиспечённому генералу, откуда 'есть пошла' загадка столетия, корпорация 'ClearElements'. Конечно, как это и предполагал генерал, её создатели не были инопланетянами, но носителями русской и украинской крови. Впрочем, россы и малороссы это почти одно и то же.
Им повезло открыть и исследовать удивительное явление и хватило прозорливости и выдержки не афишировать это своё открытие, которое в ином случае вполне могло бы поставить земную цивилизацию на край гибели. Как удалось этим людям, несмотря на все препятствия, сохранить секрет и поставить его на службу человечеству ответят историки будущего. Сейчас открытие этой информации, как и сведений о сущности процесса генерации любых элементов, всё ещё преждевременно. Несмотря на то, что нет на Земле и в околоземном пространстве такой отрасли, где бы материалы 'СЕ' и её открытия не играли существенной роли, персоналии фирмы уже около полувека вынуждены сохранять анонимность.
Но не только эти исторические консультации были целью визита Сергея в гостиницу ВКС России, где тогда проживал генерал. Он поведал Василию не менее интересные вещи, касающиеся иной истории, а именно, истории цивилизации Репторов, разумных ящеров, сгинувшей около 65 миллионов лет назад. Как известно интересующимся, как раз Василий Кондратенко в бытность свою курсантом 'Звёздной Академии' случайно открыл одну из баз этой цивилизации на Луне. Теперь же он узнал, что на бессменном спутнике Земли сохранилось и много большее, чем просто рассыпающиеся от ветхости артефакты, а именно, действующий компьютер Репторов. Искусственный интеллект, с которым основателям 'СЕ' удалось вступить в контакт и подружиться. И почерпнуть в его банках памяти много полезного из наследства наших давних разумных предшественников.
Но самыми интригующими оказались сведения, что сам биологический вид Репторов, весьма схожих по внешнему облику с хорошо изученными велосирепторами, вполне возможно, не исчез ещё безвозвратно. Велика вероятность, что далеко во Вселенной сохранился посланный ими миллионы лет назад, почти наудачу, космический корабль, несущий в трюмах генетический фонд этих удивительных разумных динозавров. Потеряв надежду сохранить свою цивилизацию под натиском врагов, Репторы решили сохранить хотя бы своих детей, дать им шанс основать новое общество на какой-нибудь планете у иной звезды.
К сожалению, эта попытка провалилась. К звезде носившей название 'Уголёк', одной из ближайших к Солнцу в то время, был направлен космический корабль 'Яйцо'. Но в системе 'Уголька' не оказалось кислородной планеты. Состарившийся экипаж не мог продолжить путешествие в надежде, что вторая попытка окажется удачной. 'Яйцо' было переведено на орбиту в местном поясе Койпера. Экипаж послал рапорт на Землю и запрограммировал компьютер периодически повторять его. Последний раз это сообщение достигло Солнечной системы всего несколько тысяч лет назад.
Таким образом, одной из целей будущей экспедиции в 'тоннели Макарова' было определено, по возможности, отыскать 'Яйцо' в системе 'Уголька', удалившегося за прошедшее время на сотни световых лет от Земли.
***
Владимир Петрухин.
Монорельсом до космодрома два часа с пересадками, затем челноком до 'Орбиты-5'. Билетов на этот рейс не было, но я уверенно прошёл к кассе и подал сидевшей там девушке в форме свою личную карточку, на которой было записано требование. Она улыбнулась мне, узнав коллегу - а я, естественно, был тоже в форме, правда, курсантской - и моментально вручила пластиковый билет на ближайший рейс. Я сдал в багаж свой чемодан и отправился в недолгое путешествие по подземной движущейся дорожке. Челнок оказался старой, но надёжной и заслуженной модели 'Бумеранг'. Их ещё выпускают, правда, с модификациями. Настоящая 'рабочая лошадка' ближнего космоса. 'Земля - орбита', 'Орбита - Земля'. Впрочем, 'Бумеранг' может слетать и на лунную орбиту, всё же двигатель у него двухсистемный. Нас на нем и возили, - курсанты, как-нибудь потерпят двадцать часов без особых удобств!
Стоящий около входного люка командир, молодой парень, выделив коллегу из толпы туристов, кивнул, пожал мне руку и, достав из кармана радиостанцию, связался с терминалом, произнеся не очень понятные для меня слова:
- Я 641-й. Можете продать ещё один билет.
Пройдя в салон, и не успев, как следует призадуматься, что бы это значило, вдобавок, вертя головой в поисках своего места, я услышал голос стюардессы:
- Добрый день, пилот! Командир приглашает вас пройти в рубку!
'Ещё не пилот, а курсант!' - хотел я её поправить, но, почему-то промолчал и прошёл вслед за ней в нос челнока. В кабине мне было предложено занять третий ложемент, позади пилотских, обычно пустующий.. Но он был оборудован и панелью управления и дисплеями, так, что при необходимости, я мог бы даже вести челнок.
Появился экипаж, я познакомился и со Вторым. Оказалось, он тоже учился в моей 'Академии' и, скорее всего, судя по его возрасту, мы с ним могли там пересекаться. Наверно, он сдавал выпускные экзамены, а я в это время вступительные. Или уже на первом курсе учился. Экипаж занял места, передо мной зажглись дисплеи, и началась предстартовая процедура. Приятный женский голос робота отвечал на вопросы командира и рапортовал о выполнении его команд. Вот запрошено и получено разрешение на рулёжку. Двигатели едва слышно взвыли. Челнок дрогнул и мягко покатился. На обзорном дисплее, охватывающем почти 360 градусов, панорама космопорта развернулась сначала в одну сторону, затем в другую. И вот сам космовокзал и прочие вспомогательные строения и ангары уже поплыли назад. Ещё один разворот и 'Бумеранг-641' застыл в готовности в начале взлётной полосы.
- ... разрешите взлёт! - доносится до меня сквозь шум, и я соображаю, что не надел гарнитуру. Тут же исправляю это упущение, шум уменьшается, зато радиопереговоры теперь слышны отлично.
- 641-й, взлёт разрешаю, время минус 45 секунд!
- Принято, взлёт разрешён! - тут же отвечает командир.
Челнок не самолёт, он не может стартовать раньше или позже оптимального времени, Спутник на орбите ждать не будет, любая задержка или преждевременный вылет чреваты излишним расходом рабочего тела и ресурса двигателей. Именно поэтому челнок не может, как самолёт стартовать раньше, или запоздать с вылетом.
Ревут двигатели, пролетают объявленные три четверти минуты, дисплей обнуляется, и звучит доклад пилота:
- Я 641-й, стартую по графику!
Одновременно с толчком и началом разгона отвечает диспетчер:
- Принято, чистого Космоса!
Космический корабль слегка потряхивает, ускорение вдавливает меня в ложемент. Это ещё не ускорение! Только немного больше, чем при взлёте обычного самолёта. Тряска прекращается. Горизонт в центре панорамника уходит вниз, а по краям наоборот, поднимается. Есть отрыв от полосы. Прямо по курсу серая пелена облаков. Ещё несколько секунд, челнок пробивает облачность, и появляется солнце. Сегодня оно для меня сядет очень быстро. Мы летим на восток. Скоро будем на орбите!
Впрочем, обычное дело для человека конца 21-го столетия. Рутина. И не играет торжественно и волнующе что-нибудь вроде 'Так говорил Заратустра'. Обычные люди: одни делают свою работу, другие летят по делам и на отдых. Думали ли наши предки лет сто тому назад, что всё будет так обыденно?
Облака быстро уходят вниз, небо темнеет, мне даже кажется, что я вижу звёзды. Но, нет, ещё рано. Бортовой комп докладывает:
- Идём по графику, отклонение в допустимых пределах. Переход на глюонную тягу через 170 секунд.
Дисплей показывает скорость около 800 метров в секунду. Всего одна десятая необходимой. Да, обычные самолётные двигатели на орбиту не вынесут, это азбука. Высота продолжает расти и на 15-и километрах включаются глюонники. Нос 'Бумеранга' поднимается ещё выше, ускорение плавно возрастает до двух 'G' и на высоте в девяносто километров на изображении появляются помехи. Это нормально, работа глюонников создаёт на корпусе электрический заряд, который стекает в окружающую судно ионосферу.
Ускорение выбрано далеким от оптимального. Нас, курсантов, поднимали на пяти 'G' и никто не стонал. Но этот рейс пассажирский, а для обычных, нетренированных людей нормы лучше не превышать. Дисплеи уже зияют космической чернотой, вот и солнце спешно закатилось за земной туманный горизонт. Двигатели смолкают, комп докладывает:
- На орбите, отклонение ноль.
Очень маленькое, значит. Наступает невесомость. То-то радости, наверно, в салоне! А может, некоторым и нехорошо стало. Особенно, если они забыли проглотить капсулу. Правда, есть люди, кому 'Орбитон' почти не помогает. Но стюардесса докладывает по селектору, что пассажиры чувствуют себя нормально и предлагает нам кофе. Приятно, чёрт побери, когда о тебе заботятся, как о настоящем пилоте. Я беру из её рук пластиковую 'соску' с горячим напитком. С лимоном, как я и попросил!
На дисплее видны звёзды. Правда, только самые яркие, камеры специально так настроены. Всё великолепие звёздного неба можно было бы оценить только через иллюминатор. Но на 'Бумеранге' таковых не наблюдается. Безопасность пассажиров превыше всего!
Пилоты не сидят без дела: низкие орбиты очень плотно заселены. Иногда приходится выполнять манёвры расхождения. Правда, в автоматическом режиме, но за любым компом нужен глаз да глаз. Теперь мы догоняем свою цель, спутниковый комплекс 'Орбита-5' - базу научно-исследовательских флотов ООН и России. Она не так велика, как знаменитая 'Орбита-7', которую можно наблюдать даже днём в виде туманного пятнышка, если знать, куда смотреть. А ночью она сияет ярче Венеры.
Но и 'пятёрка' тоже, солидное сооружение. Ещё двадцать минут, и станция появляется в центре дисплея сначала как звёзда, явно смещающаяся относительно остальных, затем в виде продолговатого цилиндра. Скоро становится ясно, что это обычный тор, на оси которого на причальных мачтах висят 'припаркованные' суда. Мы со станцией в земной тени, но иллюминирована она здорово, как новогодняя ёлка.
Следует сеанс радиообмена с местным диспетчером, включаются носовые дюзы, а далее, процесс стыковки берёт на себя тандем двух компов: станционного и нашего. Ещё пятнадцать минут и стыковка завершена. Открывается дверь в салон, и я вижу людскую сутолоку, сопровождаемую смехом, а порой и довольно крепкими выражениями - непривычные к невесомости пассажиры в относительном беспорядке покидают 'Бумеранг'. Хорошо ещё бывалая стюардесса освобождает их из кресел небольшими партиями.
Прощаюсь с пилотами, благодарю их за приятное путешествие. Парни охотно жмут руки, кивают и улыбаются, но видно, что они устали. Да их работа ещё и не закончена: предстоит заправка рабочим телом и проверка всех систем. А через четыре - пять часов обратно, на Землю. Хорошо, если подремать успеют.
Вылетаю в салон, там пусто, людской шум доносится уже из шлюза. Его перебивает объявление по трансляции:
-... выдача багажа в секторе номер три.
Ага, это сектор с половинной силой тяжести. Разумно, представляю себе процедуру получения багажа в невесомости! Пролетаю мимо стюардессы. Её зовут Лена, так написано на бейджике. Благодарно киваю. Кстати, вряд ли она старше меня:
- Спасибо, Лена! Кофе у вас отличный!
- Погодите, пилот! - притормаживает меня она, открывает какую-то нишу и достаёт оттуда чемодан:
- Ваш?
- Да, мой! Спасибо вам ещё раз!
Ухватываю свою поклажу, ещё раз кивнув и опять застеснявшись сообщить, что я ещё только курсант, улетучиваюсь в шлюз. Хорошая девушка! На Стёпку похожа. И ей ведь пришлось слазить в багажный отсек и разыскать там мою ручную кладь. И когда успела?
***
Я прибыл на 'Ландау' за неделю до старта и с этого момента началась моя практика. Командир корабля, колоритный армянин, Сурен Оганисян вписал меня в судовую роль, активировал для меня личную штурманскую карточку, назначил вахты с учётом моей основной специализации, а что касается побочной, 'жизнеобеспечения', то подчинил меня непосредственно главному механику - Геннадию Климову. Тот, худощавый, жилистый дядечка, лет сорока пяти, въедливый и основательный, запряг меня по полной программе: под его непосредственным руководством я облазил все трюмы и межкорпусные пространства, где в основном и были расположены курируемые им установки. А теперь, на период полёта, и мной. Других помощников у меня не было: большинство членов экипажа ещё не вернулись из отпусков.
Впрочем, на климатизаторах и вентиляции с канализацией мы не зацикливались, Геннадий Михайлович почему-то считал своей обязанностью объяснять мне функции всех приборов и аппаратуры, встреченных нами в наших с ним походах. И объяснял так доходчиво и с таким знанием дела, что у меня в те моменты даже язык не поворачивался, слегка намекнуть Главмеху о желательности сосредоточится на более близких к моей специализации вопросах. Однако он догадался и сам. Как-то, примерно на пятые сутки, когда мы с ним отмыливались в душе после десятичасовой возни с внезапно зафонтанировавшим коллектором биологических отходов, он, глянув на мою унылую физиономию, заметил:
- Не журись, Володя! Поверь моему опыту, космонавт должен уметь делать всё. Рано или поздно от этого умения будет зависеть твоя жизнь и жизнь твоего экипажа или пассажиров. А что до того, что некоторые виды работ довольно плохо пахнут, так это только в фантастических книжках грязную работу делают умные роботы. Нет пока ещё таких ловких роботов, и будут ли - неизвестно. На самом деле, самый универсальный инструмент - это человек. И ещё долго будет так. Согласен?
- Да, согласен, Геннадий Михайлович, просто я устал немного, - ответил я, выключив сушилку и выплывая из кабинки.
- Так отдыхай! Мы с тобой, что нужно было, сделали, - Главмех кинул мне полотенце. - Завтра тебе выходной день, сходи тренажёры покрути, пока зал пустой. А стартуем, и вовсе, полегче будет!
Полегче не стало... Впрочем, тренажёрный зал я тогда всё-таки посетил, не педали крутить, конечно, а помахать саблей. Мою, подаренную папой в честь поступления в Академию, я оставил дома. Но в зале оказался неплохой выбор тренировочного холодного оружия. Я с самого детства увлекаюсь, сказалось папино влияние. Он был в своё время даже каким-то там чемпионом, но соревнования бросил, поскольку они мешали учёбе. Зато своих сыновей сумел увлечь этим, в общем-то, не очень современным видом спорта. Зато дающим фехтовальщику силу, ловкость и глазомер. Сашка, конечно, был мне не противник: больно мал и лёгок, но с отцом приходилось повозиться. И когда я изредка брал над ним верх, это была настоящая победа, без дураков!
Конечно, бой в невесомости совсем не похож на бой на Земле. Любой замах рукой, а тем более, саблей, закручивает лишённое опоры тело в обратном направлении. Похожий, нежелательный эффект вызывает и контакт сабли с оружием противника. Всё это было мне уже знакомо: как-никак курсант Звёздной Академии, с невесомостью на 'ты' и всё такое.... Да и сабли в тренажёрном зале были лёгкие, наверно титановые. С моей казацкой не сравнить.
Я порезвился, разогреваясь, потом взял ещё в левую руку гантель. Мне пришло в голову, что реакцию тела можно частично компенсировать взмахами утяжелённой руки. Попытался поработать над этой техникой, и после нескольких нечаянных головоломных пируэтов у меня стало немного получаться. Увлёкшись тренировкой, я не заметил прихода ещё одного любителя спорта. В зале раздались негромкие хлопки, я синхронно взмахнул саблей и гантелей и развёл их в стороны, останавливая вращение в нужной позиции. У входного люка завис неизвестный мне персонаж средних лет в поношенном тренировочном костюме. Хлопал в ладоши он.
- Привет! Неплохо! - мужчина благожелательно улыбнулся. - С гантелей, сам догадался?
- Здравствуйте... Сам...
В последующем разговоре выяснилось, что зовут незнакомца Михаил, и, что он сотрудник московского института планетологии. Учёный, короче. Прибыл на 'Ландау' сегодня, а вообще, это его девятый рейс. Приверженец катаны и шпаги. Разложил вещи в каюте и отправился потренироваться, а тут вот, нежданный партнёр!
Мы взяли по бамбуковому мечу, причём, Михаил посоветовал мне заменить гантель на более тяжёлую, и пошли на сближение. Жаль, что у этого боя не было свидетелей, а камеру мы включить не догадались. Я бы эту запись с удовольствием послал папе, да и Степаниде. Мы скакали от пола до потолка, подобно бешеным орангутангам, отталкиваясь от этих поверхностей, когда ногами-руками, а порой и прочими частями тела. Слетались, обменивались парой ударов, нас закручивала реакция. Или сами закручивались, уходя от удара противника. Но останавливали вращение и снова устремлялись навстречу друг другу. Миша и вправду был хорош: получив примерно одинаковое число уколов и ударов, мы согласились на ничью и отправились в душ. Обменялись номерами коммуникаторов и договорились о последующих совместных тренировках. Жаль, что их больше так и не случилось.
В течение следующих суток подтянулись остальные пассажиры и отгулявшие отпуска члены экипажа. Коридор 'Ландау' наполнился жизнерадостными людьми, а мне прибавилось работы, а точнее изменился её профиль: посыпались заявки на ремонт сантехники. Правда, теперь я был не один: под моим формальным руководством оказалось два бывалых матроса, умеющих моментально найти решение там, где я с час только бы думал, как подступиться к проблеме. И часто получалось, что был 'подай-принеси' у своих, якобы, подчинённых. Я не обижался: учиться не зазорно ни у кого. Мало-помалу утряслись и сантехнические проблемы и тут мы, наконец, стартовали.
Теперь я ходил на вахту в штурманскую рубку и снова сидел в третьем ложементе, позади пилотов. Рабочее место было оборудовано точно так же, как и штурманское, достаточно было вставить в опознаватель свою пилотскую карточку, и... Но случая пока не представилось.
Перед стартом, среди учёной братии разнёсся слух, что мы пойдём к своей цели через тоннель Макарова: в недавно обнаруженный земной портал, затем в коллектор Солнечной системы, а из него через юпитерианский портал, соответственно к Юпитеру. А оттуда уже к 'Троянцам'. Для этого судно оборудовано 'открывашкой'. Я загорелся, было, энтузиазмом, мог ведь оказаться первым на курсе, кто побывал в тоннелях. Но быстро выяснилось, что 'Ландау', хоть и не так велик, как 'Менделеев', но в земной тоннель ему заходить пока рискованно. Не отработана процедура, то, сё... В общем, пошли обычным маршрутом.
Многие дилетанты считают, что с появлением псевдоразумных компьютеров ценность работы штурманов космофлота сведена к нулю. Дескать, комп рассчитает любой маршрут, а ты сиди 'Enter' нажимай. Это вовсе не так. Дело в том, что комп может выдать сотни вариантов маршрута, даже с учётом самой большой в Космосе ценности - не считая жизни людей, конечно - ресурса глюонного реактора. Только, сплошь и рядом эти варианты оказываются неудобными. То слишком большие ускорения, то, наоборот - большое время полёта по инерции, а значит, в состоянии невесомости. Обе альтернативы сказываются не лучшим образом на самочувствии и здоровье обычных людей. Функция пилота и состоит в поиске оптимального маршрута.
Мне тоже предложили поучаствовать: выдали распечатку 'дерева траекторий' и командир предложил отметить три лучшие по моему мнению. Я разволновался и провозился почти час. В итоге удостоился похвалы Оганесяна: две из трёх совпали с выбранными им и старшим помощником. И ещё он меня поругал, за то, что долго возился, и что если ждать меня, то за это время судно улетело бы так далеко, что всё снова пришлось бы пересчитывать. Насчёт третьей траектории они долго спорили, но сошлись на том, что меня ещё учить и учить. А, по-моему, она была лучшая из всех. Только я промолчал. Наступит и моё время.
Три недели перелёта, и вот они, 'Троянцы'. То есть, нет ничего, конечно, только на локаторах, и в оптике едва-едва. Да и то, просто несколько лишних движущихся звёздочек на фоне неподвижных. Ещё ближе, и астероиды стали уверенно отмечаться на локаторах, но простым глазом по-прежнему, различить их было невозможно. Нашей первой целью был типичный представитель этого семейства. Имени у него не было, только зубодробительный буквенно-цифровой индекс. Мы называли его по последним трём цифрам: 216-й. Как и прочие его соратники, он описывал сложнейшую кривую в районе точки Лагранжа, сходную с трёхмерной фигурой Лиссажу. Вблизи астероид оказался сорокакилометровой глыбой, по форме напоминающей криво усечённый конус. Конечно, он вращался. В данном случае вокруг продольной оси, один оборот за 10 часов.
Садиться на поверхность было совершенно незачем, и 'Ландау' завис в ста километрах от 216-го. Группа исследователей, уже облачённых в скафандры и с инструментами в руках, собралась в 'холодном' трюме и готовилась погрузиться на вакуумную платформу, когда комп 'сыграл' метеоритную тревогу. Относительная скорость метеорита оказалась не высока, вдобавок, он прошёл мимо. Расчёт показал, что этот камешек - спутник 216-го, что означало, что, скорее всего мы на этом астероиде не первые. Некто вёл на нём взрывные работы, в ходе которых такие, вот камешки взлетели с поверхности. Часть из них упала обратно, часть навсегда удалилась в Космос. А такие вот вышли на эллиптическую орбиту. К слову, век их автономного существования не долог, рано или поздно они, при очередном возвращении в перицентр своей орбиты не пролетят мимо, а наткнутся на какой-либо выступ астероида, потеряют скорость и снова успокоятся на поверхности.
- Наверняка найдут стоянку 'первобытного человека'! - пошутил капитан, когда на дисплее появилась вылетевшая из трюма, хоть и с опозданием, пустотная платформа.
Это решётчатое сооружение, в сущности, просто несущая рама для двигателей и укреплённых на ней подобий кресел, отправилось в облёт 216-го.
Пилот и пассажиры, общим числом семь человек. Вернулись они через четыре часа, пометив перспективные для бурения точки радиомаяками. И действительно обнаружили на астероиде следы человеческой деятельности: несколько шурфов, брошенный металлолом и всякий мусор. Исследования продолжались трое суток, и мне удалось принять участие в одном из последних полётов платформы. Порулить, правда, не дали, зато я сидел рядом с пилотом и внимательно наблюдал за его действиями. Кажется, ничего сложного: Пилотаж похожей лунной платформы я сдал в своё время на 'отлично'. Разница только в том, что при практически нулевой гравитации к астероиду довольно трудно причалить. Поэтому в днище аппарата имеется гарпунная пушка.
Следующим объектом исследований был несколько больший астероид с индексом 303-й. Несколько часов полёта и он появился на дисплее во всей своей красе недопечённой миллиарды лет назад планетезимали. Формой, скорее напоминающий, э-э... бесформенную картофелину, он вращался довольно быстро, подставляя Солнцу свои торчащие выступы и глубокие кратеры между ними. Он весь состоял из кратеров, как водится. Вот бы...
- Барахлит климатизатор 'тёплого' трюма, - вдруг сообщил мне капитан Оганесян, прочитав появившийся на вспомогательном дисплее текст. - Так, что, ноги в руки и вперёд, стажёр. Ты один у меня не задействован сегодня.
- Есть, капитан!
Да, привалило! Я отстегнул ремни и поплёлся - если можно так описать полёт в невесомости - в каптёрку, где были уложены инструменты, с которыми я, можно сказать, уже сжился. По дороге я вызвал по коммуникатору Розу, на это имя откликался корабельный интеллект, и выяснил у неё подробности. Кажется ничего сложного, управлюсь часа за два.
В межкорпусном пространстве, где располагаются в основном аппараты жизнеобеспечения обычно холодно, и я влез в тёплый, замызганный комбинезон, надел защитный шлем с диагностическим дисплеем на забрале и, открыв сервисный люк, поплыл, лавируя в тесных пространствах, к месту поломки.
Тревога застала меня, когда я уже заканчивал работу: изношенная прокладка была заменена, осталось подтянуть шесть болтов. В тишине, нарушаемой только звяканьем ключа и моими, не всегда цензурными комментариями к происходящему, вдруг заорал коммуникатор:
- Принят сигнал спасения и безопасности! Приписанному к катеру личному составу срочно явиться к холодному трюму! Старт через 600 секунд! Повторяю...
Ключ сорвался с головки болта, выскользнул из моей дрогнувшей руки и, весело позванивая при соударениях с разными поверхностями, скрылся в недрах технологии. Я же приписан к экипажу катера! Успею или не успею? Должен успеть! Однако мой порыв быстро остудил всё тот же коммуникатор. Механический голос поперхнулся и замолк на полуслове. Секунда и переговорник заговорил уже спокойным капитанским голосом:
- Володя, слышишь меня? Где ты?
- Э... тут... то есть, около климатизатора, Мастер!
- Не успеешь! - констатировал капитан. - Ладно, не дёргайся, без тебя справятся. Заканчивай не спеша, и в рубку. Принято?
- Принято, Мастер! А что случилось?
- У Розы спроси, некогда, - и капитан отключился.
И снова я пролетел! Другие, то есть полетят кому-то на помощь, а я... Ну, что за невезуха! Я вызвал Розу и расспросил её о причинах тревоги. Оказалось, что около 303-го 'обнаружился лежащий в дрейфе аварийный 'Фудзи''. Как только он увидел нас, тут же разразился просьбами о помощи: у них 'повреждён двигатель, неполадки в жизнеобеспечении. Мы готовим к старту катер. Поправка: катер уже стартовал. Только что отправлено радио на Европу'. Положено сразу же уведомлять власти о таких казусах.
Я попросил Розу дать картинку на мой диагностический дисплей и увидел наш 'Бурундук', направляющийся к бугристому 303-му. Сам 'Фудзи' виднелся на его фоне в виде яркого пятнышка. Вздохнув, я отправился на поиски злополучного ключа. Когда я закончил свою, так пришедшуюся некстати, но важную работу и снова включил картинку, оказалось, что 'Ландау' и сам подошёл поближе к терпящему бедствие. Судя по всему, 'Бурундук' - 'наша белочка' - как называл его капитан, готовился к стыковке. По сравнению с немалым 'Фудзи' он казался комаром рядом с жуком-оленем.
Внезапно что-то произошло. Экран полыхнул яркой вспышкой и потемнел. Тут же прозвучал доклад Розы:
Бабахнуло и тряхнуло, заскрежетало. Я успел ухватиться за что-то невидимое в темноте. Судно, повело. На коммуникаторе загорелся красный огонёк - нет сети. Дисплей погас. Я включил нашлемный фонарик и, судорожно цепляясь за окружающие предметы, поспешил к ближайшему люку.
'На нас напали! Кто? Пираты? Скорей в рубку!' Я уже видел в темноте яркую полоску света из неплотно прикрытого люка, как ожил коммуникатор. Меня вызывал капитан. Я поразился спокойствию его голоса, правда, акцент стал заметнее:
- Володя! Ты, как, живой?
- Да, я уже выхожу в коридор.
- Отставить! Оставайся там, в каптёрке. Где твоя пилотская карточка?
- Со мной! А, что...?
- Володя! Нет времени. Слушай внимательно: на нас напали пираты. У них антипротонник. Они сожгли катер и сбили у нас антенну дальней связи. Нам защищаться нечем, и они могут спалить нас в любую секунду. Приказывают открыть входной люк. Я вынужден подчиниться. Ставлю Розу в защищённый режим, а свою карточку аннулирую. Понял?
- Так точно! А...?
- Запомни, Володя! Тебя нет в живых, ты погиб на катере вместе со Старшим! И со своей карточкой. Постарайся не попасть в плен. В крайнем случае, сломай карточку пополам. Всё! Они уже заходят в шлюз. Постарайся. Может быть, тебе удастся...
***
Ольга Макарова.
Затяжной подъём близился к концу. Можно было переключить передачу, но Ольга не стала этого делать. Стараясь дышать глубоко и равномерно, она нажимала на упругие педали и, наконец, вот уже вершина холма! Однако в самую последнюю секунду, когда она уже праздновала небольшую победу над собой, браслет на левой руке завибрировал и протестующе забибикал. Всё-таки она что-то там превысила: давление или частоту пульса. Придётся отдыхать.
Но всё равно! Раньше он начинал бибикать ещё на дальних подступах к вершине. А сегодня она почти въехала! Всё, прибор успокоился. Это хорошо, а то примчится как в тот раз под завывание сирены бригада. Уложит, несмотря на уверения, что она себя отлично чувствует, на носилки и привезёт с позором в палату. И ведь не снять этого шпиона! Сразу начинает паниковать и подавать сигнал: 'Пациент в состоянии клинической смерти!' И выключить тоже невозможно: включает и программирует доносчика дежурная сестра.
Отсюда только под горку. Вдалеке, в зарослях пальм и ещё какой-то африканской флоры видны уже белые корпуса санатория на берегу озера. По случаю пасмурной погоды озеро не лазурное, а какое-то сиреневое. Да и вообще, что-то тучка находит подозрительная, не быть бы дождю!
Коротко стриженая, седая женщина оттолкнулась и, набирая скорость, покатила под уклон по асфальтовой дорожке. Не так давно ей исполнился семьдесят один год, но тот день рождения она почти не помнила, процесс лечения был в полном разгаре. Смутно вспоминаются только озабоченные лица знакомых, коллег и друзей. И ещё запах цветов.
Лечения, надо же! Оказывается, теперь лечат и от старости! Как обидно, что не дожил отец!
Дождь всё же пошёл, когда Ольга обогнула стоянку птицелётов, соскочила с велосипеда и уже пристраивала его в 'стойло' под навесом. От порыва ветра зашумели пальмы. Сверкнуло и тут же громыхнуло прямо в зените, по земле и по листьям кустов захлопали редкие, крупные капли, а затем с небес упала стена тропического ливня. Потемнело, над входом в корпус автоматически зажглись фонари. Но женщина, счастливо избежавшая полного намокания, уже стояла у стойки дежурной сестры и снимала браслет. Не успел тот взволнованно забибикать, лишившись доступа к телу пациентки, как оказался насаженным на разъём подзарядки и программирования. Тут же на экране монитора появились какие-то графики. Сестра мельком глянула на них, но в этот раз никаких нотаций не последовало, и пациентка была отпущена.
Игнорируя лифт, - всего-навсего третий этаж! - Ольга поднялась в комнату, кивая по дороге встречным примелькавшимся мужчинам и женщинам. Зайдя к себе, скинула тренировочный костюм, подхватила свежую больничную пижаму и направилась в душ. Вышла оттуда освежённая и сразу включила компьютер, чтобы проверить почту и немного позаниматься. И тут в дверь деликатно постучали.
- Войдите! - крикнула Ольга и тут же продублировала - Come in!
Вошедший молодой мужчина, ярко выраженный брюнет, был облачён в белый врачебный халат. Он располагающе улыбнулся, кивнул в знак приветствия и произнёс:
- Здравствуйте, Ольга Анатольевна! Меня зовут Марат Рувимович, не припоминаете?
- Нет, Марат Рувимович, кажется, не припоминаю. Впрочем... Да, я вас видела, когда слегла с аллергией. Все носились вокруг меня и тут появились вы. Кажется, вы здорово ругались? Вы присаживайтесь я сейчас чайку...
- Спасибо! С лимоном, если можно... Да, извините, ругался! Впрочем, не на моих подчинённых, а больше от бессилия. В сущности, вы чуть не умерли.
- Я знаю. Ваша ругань, кстати, не идёт ни в какое сравнение с моей. Как я ругала себя, что решилась на это 'оздоровление'! Так бы протянула ещё пару-тройку лет, а тут - вдруг умирать! И даже не дома, в Питере, а в Африке. Столько незавершённых дел, исследований...
- Аллергический шок! Некоторые человеческие генотипы ему подвержены. Это и мешает широкому внедрению омолаживающих препаратов. Каждого пациента приходится тщательно готовить к процедуре. В вашем случае неожиданностей не ожидалось, но вот, поди, ж ты!
- Погодите, так значит вы доктор Хабибуллин? Тот самый...? Я считала, что вы значительно старше!
- Я и есть, старше. Я даже старше вас, Ольга Анатольевна.
- Значит, ваши опыты...
- Продолжаются. И неизвестно когда будут закончены, если такое вообще возможно. Конечно, многое уже сделано. Выведены культуры регенераторов, эффективные и безопасные для любого генотипа. Мы возвращаем людям конечности и внутренние органы, вы знаете. Всё это уже давно в порядке вещей. Но лекарство от старости... Увы! в полном объёме ещё не готово.
- Как же вы меня вытащили? - спросила Ольга Анатольевна, внимательно приглядываясь к собеседнику. На вид ему никак нельзя было дать более тридцати пяти лет.
- Честно вам скажу - случайно. Мы как раз исследовали интереснейшее растение с планеты Надежда. Ну, вы знаете?
- Да, конечно! Я даже знакома с посланником этой планеты, госпожой Фроловой. Она тоже тут лечится.
- Да, это так называемая 'Трава Вайля'. По некоторым сведениям она артефактна. Содержит богатейший комплекс лекарственных веществ, в том числе и антиаллергены. Я принял решение... Извините, терять нам было нечего! Мы ухватились за соломинку, а это оказался, так сказать - плот! Возможно, применение этого средства позволит нам значительно увеличить число исцелённых от старости.
- Во всяком случае, сейчас я вам очень благодарна, доктор. Я уже и забыла, что можно свободно передвигаться на собственных ногах. Скажите, а это 'омоложение', оно на сколько лет? Герр Фогель, мой лечащий врач, говорит, что я стану тридцатилетней без всяких оговорок. Это правда?
- Конечно! Мартину Альбертовичу можете верить, он лучший! Более того, 'тридцатилетней' вы пробудете около двадцати лет, и только потом, снова начнётся процесс естественного старения.
- Вот и отлично. Пока я тут валяюсь да на велосипеде по холмам рассекаю, у меня появились кое-какие идеи. Ну, по работе. Теперь хватит времени их проверить. Кстати, сколько мне ещё тут крокодилов в озере кормить?
- Разве в озере водятся крокодилы? Я немедленно распоряжусь... - опешил доктор, вскакивая и хватаясь за телефон.
- Да я пошутила, Марат Рувимович! Извините, никогда не умела остроумно шутить. Даже папа меня 'блондинкой' и 'синим чулком' обзывал. Так, когда мне можно будет в Питер?
Доктор снова присел, отхлебнул из чашки какого-то африканского, но вполне приличного, по мнению Ольги чая:
- Вообще, это на усмотрение лечащего врача, но я скажу Мартину, чтобы он вас не придерживал, если не будет отклонений. Но в Санкт-Петербурге придётся с годик понаблюдаться. И никаких отговорок и ссылок на занятость. Иначе, я ничего не гарантирую! Да, и никакого в этот год Космоса!
- Хорошо, доктор, как скажете! Лишь бы побыстрее.
Когда доктор, попрощавшись, удалился по своим делам, Ольга сходила на обед, подремала полчаса, немного поработала за компом. Затем позвонила в Питер коллегам. Под вечер, когда ливень уже давно закончился, погуляла в парке на пару с Еленой Фроловой. Наслаждаясь запахами неизвестных тропических цветов, дамы не забывали слегка ревниво посматривать друг на друга, сравнивая темпы омоложения.
После ужина снова направилась в душ. У неё уже вошло в привычку после душа рассматривать и исследовать своё новое тело, не по дням, а по часам превращающееся в тело молодой здоровой женщины. Постепенно исчезла сухость и дряблость кожи, растворились пятна пигментации, морщины на лице готовы были окончательно исчезнуть. Грудь... м-да, когда у неё была такая грудь? Лет пятьдесят назад, не меньше!
Ещё она обнаружила, что её благородные седины, кажется, исчезают. Корни волос сегодня оказались полузабытого, каштанового цвета. Сначала Ольга расстроилась, поскольку её волосы приняли вид, как бы это выразиться? - небрежно окрашенных, что ли? А затем вспомнила, что когда-то была даже такая мода и успокоилась.
А ещё две недели назад у неё вдруг сильно заболел под утро живот, и она так испугалась, что хотела позвонить дежурной сестре, пока не поняла... Точнее, не вспомнила предупреждение доктора.
А ведь она, Ольга Макарова, ещё и руководитель научного коллектива! Но бесполая старуха на коляске и молодая женщина-руководитель, это две бо-ольшие разницы! Ещё кино было на эту тему когда-то. Да, над этой вернувшейся стороной жизни тоже следует подумать. И ещё... Ольга сняла трубку и позвонила на пост. Ей ответила дежурная сестра Патриция, молодая, симпатичная итальянка:
- Ничего, Пат! Всё в порядке. Скажите, где тут в этой Африке можно купить что-нибудь современное? Ну, что теперь носят в Европе! А то я в свои старушачьи кофты и юбки уже не влезаю...
И последний звонок Ольга сделала уже перед сном подруге:
- Лен, не спишь?
...
- Я тут намылилась в субботу в Африк-сити слетать.
...
- Да, небольшой шоппинг! Тряпок подкупить. Мне Пат рассказала, где там и что. Составишь компанию, если тебя доктор отпустит?
...
- Как так, 'не водишь птицелёт'? Учиться нужно!
...
- Не беда, двухместный возьмём. Слонов по дороге посмотрим!
***
Владимир Петрухин.
Коммуникатор замолчал и на нём снова загорелся индикатор 'отсутствие сети'. Похоже, Кэп сделал, что хотел. Теперь Роза контролирует только простейшие функции. Всё остальное, будьте любезны, в ручном режиме! Хорошая фича, призванная усложнить жизнь не сертифицированным претендентам на место пилота. Раньше, до его введения, пиратам или угонщикам достаточно было выведать у пилота пароль доступа, или, при невозможности этого, переустановить в компе ИИ на более сговорчивый, взломанный, принесённый с собой...
Но, что делать мне? Предположим, сюда никто не полезет. Ха! До тех пор, пока всё будет функционировать нормально. Мне, что же, продолжать об этом заботиться? Быть, эдаким, незаметным добрым гномом? В обмен на свободу? Впрочем, о какой свободе речь? Уведут 'Ландау' в ручном режиме, куда им нужно, а там, не спеша, установят другой комп. И можно вылезать, лапки кверху. А что я могу сделать? Затопить их фекалиями? Эффектно, но не смертельно. Да, у меня же есть карточка! Попробуем, что она мне даст.
В каптёрке имелся терминал, правда, при мне его ни разу не включали. Работает ли? Оказалось, работает. На нём высветилась заставка операционной системы Розы и 'малое' меню. Для входа в основное меню мне пришлось вставить в прорезь карточку. Роза ответила текстом на экране:
'Приветствую вас, стажёр Петрухин! Система работает в защищённом режиме. Необходимо произвести вашу полную идентификацию'.
- Это, какую? - пробормотал я. И Роза отозвалась уже в акустическом режиме, дублируя, впрочем, сообщения на экране:
- Спасибо. Произведена идентификация по фонемам речи. Для полноценного функционирования системы рекомендую перевести её в обычный режим. Да?/Нет?
- Нет! - поспешно ответил я. - Можешь дать мне сигналы с видеокамер?
- Даю сигналы, стажёр.
Экран разделился на полтора десятка квадратов, и я, наконец, увидел, что творится на судне. Почему-то я ожидал увидеть классических пиратов: бородатых, увешанных оружием. В действительности это оказались рослые, как на подбор, молодые парни в одинаковых скафандрах неизвестной мне модели. Оружие у них, впрочем, было: какие-то короткоствольные автоматы. Они загоняли в каюты учёных и членов экипажа. Тех, кто выражал протест, подгоняли тычками кургузых стволов. И при этом переговаривались между собой...
- Сигнал только с шестой камеры! - дал я команду Розе.
Разноголосица звуковых сигналов утихла, и оказалось, что пираты общаются по-английски, и, кажется, с американским акцентом. Что это значит?
- Роза! Найди капитана!
- Для восстановления работы коммуникаторов необходимо выйти из защищённого режима. Да?/Нет?
- Нет! Найди, где он находится, и включи сигнал с камеры!
- Даю сигнал с камеры в рубке управления.
Появилась картинка, а с ней и звук:
- ... не пираты, а космические силы Северо-Восточных штатов Америки! - вещал по-русски с тяжёлым акцентом, видимо, предводитель вторженцев - седой мужчина с симпатичным, волевым лицом.
Он сидел в 'моём' ложементе, развёрнутом в сторону камеры и уже без шлема. Капитан висел посреди рубки под прицелом двух автоматчиков. Ещё один, тоже без шлема, занял пилотское кресло и без устали колотил по клавишам.
'Работай, голубок, работай!' - мстительно подумал я.