В этом мире постоянно кто-то с кем-то воевал. Создавалось впечатление, что его аборигены без этого жить не могут, что им иначе было бы скучно. То и дело устраивались войны, большие и малые, все изощрялись в придумывании новых видов убийств, пыток и казней, не щадя ни самок, ни детенышей. И, похоже, испытывали от этого удовольствие.
Иногда я ощущал какое-то странное чувство, отдаленно похожее на жалость, по отношению к истинным аборигенам. Они, конечно, тоже были не подарок, но, по сравнению с теми отбросами, что сюда скидывала Вселенная, их можно было считать чуть ли ни "агнцами божьими".
В принципе, это был даже не концлагерь, это была - помойка. И вот к этой помойке я теперь был привязан теперь на неопределенное время.
Век наматывался на век, я менял тела и виды занятий, но всё время находился в окрестностях этого проклятого "Вечного города". "Окрестностями" это было для меня, привыкшего к иным просторам, здесь же это могло измеряться несколькими тысячами километров, но не далее: я не имел права выходить из зоны "быстрой связи". Хотя не думаю, что и для самих аборигенов эти пресловутые тысячи километров имели какое-то слишком уж большое значение: всё везде было одинаковым, и войны тоже регулярно возникали везде.
Имело ли для них значение время, трудно было сказать, потому что эту категорию невозможно определить однозначно. "Не имеет значения, сколько ты проживешь: тридцать лет или тридцать тысяч лет - ибо что ты увидишь нового?" - так считал один их император, по совместительству - философ. Правда, он не был чистым аборигеном: честно отбыв наказание, он ушел из этого мира, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Несколько раз за это время объявлялись то Эфа, то Шаман, но ничего нового более не происходило, приказ оставался прежним - ждать.
После той своей первой роли, которая закончилась "Великим пожаром", я больше не лез ни на какие приметные места, предпочитая держаться в тени и в стороне от больших событий.
У меня было время поразмыслить о том, что буду делать, когда случится то, ради чего мы здесь торчим. Шаман явно что-то не договаривал. Что-то очень важное. Вполне возможно, что об этом могла знать Эфа. Но, если это так, то тогда я нахожусь в проигрышном положении: как минимум, двое против одного, и это, если не считать Апостола, который за всё это время так и не дал о себе знать, и поэтому его позиция неизвестна. Хотя, если учитывать его положение не только в Центре, но и во всей Сети, рассчитывать на его помощь или, хотя бы, содействие, мне не приходилось. Во всяком случае, не исключалась возможность, что меня могут просто использовать, а потом выкинуть, как ненужный более материал.
На то Иное, о требовании цельности которого говорил Шаман, надежды тоже было мало: я его чувствовал, конечно, в себе, но оно никак себя больше не проявляло, и именно в том плане, чтобы расставить всё по своим местам.
Мне нужен был союзник. Пусть временный. И получалось, что им могла быть лишь Эфа - больше некому. Я уже собирался послать ей вызов, но она объявилась сама.
... Было уже позднее утро. Я, не спеша, отмыкал двери своей лавки. Да и куда торопиться: сонный фламандский городишко, посетителей много не бывает, но на жизнь мне и моей многочисленной семье хватает, выручают старые связи и налаженные поставки, когда не часто, но зато регулярно удается перепродать большую партию какого-нибудь товара.
Сейчас я - торговец средней руки. Как я уже говорил, я просто менял тела. Нет, это не было банальной реинкарнацией: к чему умирать и рождаться, чтобы каждый раз снова проходить процесс воспоминаний? Да и стоящая передо мной задача требовала постоянной готовности, "обмороки беспамятства", пусть и непродолжительные, и периоды физического бессилия - слишком большая роскошь. Думаю, и Шаман, и Эфа делали так же, пусть и своими методами.
Новое тело я не искал заранее, просто в какой-то момент мой очередной "носитель" неожиданно для самого себя пускался в путь, не уведомив об этом своих родственников и друзей. Для них он просто пропадал без вести, хотя, возможно, мог через какое-то продолжительное время и объявиться вновь, абсолютно ничего не помня о том, где был и что делал, и даже не помня своего имени.
Обычно я, выбрав себе очередное временное пристанище, переходил в другое тело, оставив прежнее стоять посреди улицы и бессмысленно озираться по сторонам.
... Послышался перестук лошадиных копыт, из-за угла выкатилась добротная крытая повозка, остановилась напротив моей лавки, открылась дверка, и в проеме показалась женская рука в перчатке, а вслед за ней - ее обладательница, высокая стройная дама в дорожном платье.
- Как идет торговля, хозяин?
Ее лицо неожиданно лучезарная улыбка - что-то новенькое для Эфы.
- Желаете что-то приобрести, госпожа?
- Наоборот, хочу предложить товар.
- Прошу вас, проходите внутрь, там поговорим.
И я посторонился, пропуская Эфу. Закрыв за собой дверь, я показал рукой на скамейку.
- Присядем.
- Я ненадолго.
- Не будем же мы стоя разговаривать?
- Почему бы и нет?
Я замолчал, выжидающе глядя на Эфу.
- Не заскучал, Шак?
- Что, пора менять место жительства?
- Пора.
- И куда теперь?
- Почти на старое место.
- В Рим?
- Не совсем. Но очень рядом. ... И тело мы тебе уже подобрали.
- Ничего глупее нельзя было придумать? Я же терпеть не могу все эти их религии.
- Это прикрытие, Шак. Так надо. К тому, как монах, же он тоже борется с заразой, только она ересью называется, так что, вроде, как бы родствен тебе по духу.
Я пропустил мимо ушей ее язвительность.
- Когда отправляться?
- Немедленно. Поэтому сразу после того, как я уеду, воспользуйся пространственным переносом. Вот координаты.
И она положила на стойку клочок бумажки.
- Всё, мне пора.
- Один вопрос, Эфа. Иначе я никуда отсюда не тронусь.
- Что такое?
- В какую игру играете вы с Шаманом?
- С чего ты взял, что мы играем? Ты же знаешь, что есть приказ...
- Знаю. Но я знаю и то, что вы мне всего не говорите. Возможно, ты знаешь не так уж много, но всё равно что-то знаешь... Итак?
Эфа тяжело вздохнула.
- Шак, сейчас на это нет времени. Я тебе обещаю, что, когда ты будешь на месте, я вскоре появлюсь там же и всё тебе расскажу. Поверь, мне самой не нравится то, что происходит.
* * *
Савонарола еще и до меня отличался борьбой за чистоту нравов церкви, гневными обличениями в адрес ее "отцов", погрязших в разврате и сребролюбии, в корысти, прикрытых сверху постным выражением и ханжескими масками, а, с моим появлением в нем, он и вовсе стал неудержим в своих проповедях, получив в простом народе прозвище Неукротимый.
Впервые я не стал задвигать прежнюю личность на задворки сознания. Мне даже понравилась его внешность: большеносый, с горящими глазами, - я лишь придал грубым чертам его лица некоторый налет изысканности, отчего на его (моих) проповедях теперь с каждым разом собиралось все больше знатных дам, которые посматривали на Неукротимого далеко не благочестивыми глазами. А его аскетизм и неприступность лишь еще более усиливали мужское обаяние Савонаролы.
- Брат, ты не забыл, что тебе скоро выступать?
Это - Доменико, один из немногих верных друзей Савонаролы.
- Не забыл. Но стоит ли? Ведь синьория наложила запрет. Правда, он касается лишь публичных мест, а возле моего дома мне никто не запрещал говорить.
- Да, Джиро, ты, наверно, прав. Не стоит лишний раз злить их. Мне объявить народу, чтобы не ждали и расходились?
- Не надо. Я скажу несколько слов. А потом займемся более насущными и неотложными делами. Помнишь, что нас ожидает?
- Испытание огнем... Ты по-прежнему на него соглашаешься, Джиро?
- У меня нет другого выбора, Доменико. Когда испытание?
- Через неделю.
- Думаю, успеем... Нам надо до испытания сделать одно дело.
- Какое?
- После проповеди расскажу.
.... Суть проблемы Эфа мне обрисовала сразу же после моего появления здесь. Мы оказались в двусмысленном положении, вернее, почему-то оказался я, хотя Эфа и пыталась меня уверить, что у нее ситуация не лучше.
Та особь, которую мы ждали, появилась. Но появилась уже давно по меркам этого мира, и сейчас доживала свою жизнь, находясь в преклонных годах. О ее появлении Эфа, как она сказала, своевременно доложила Шаману, но тот запретил вызывать меня и приказал ждать.
Эта особь достаточно известна, и не только в соседнем государстве, где она объявилась. Это - героиня Столетней войны между Францией и Англией, легендарная Жанна д,Арк. Пока Шаман выжидал, события развернулись так, что Жанну успели сжечь на костре, обвинив в колдовстве.
Шаман дал отбой, но команды уходить из Центра не поступало. А недавно к Эфе явился Апостол, и от него она узнала о предательстве Шамана. Он сумел подменить Жанну, вместо нее сожгли другую, а Жанна бесследно исчезла. И только совсем недавно (в этом мире почему-то дают сбой даже самые совершенные системы слежения) удалось узнать, что данная особь до сих пор жива, ее тщательно охраняют в потайном месте, в горах вблизи границы с Италией. Более того, эта особь успела наплодить кучу отпрысков обоих полов, местонахождение которых неизвестно. Сейчас она в том возрасте, когда естественным путем делать это не в состоянии, поэтому симбиотов, внешне неотличимых от аборигенов, производить уже не может. Но зато, как стало известно, выращивает уже только женских особей, подобных себе.
"Каким образом?" - спросил я. - "Что-то вроде почкования, как растения. Помнишь, тогда еще было дано определение - "вегетативный мир".
"И, неизвестно, что хуже", - помолчав, добавила Эфа. - "И что мы теперь должны делать?" - "Апостол сказал, что ее необходимо уничтожить. Ее - и весь ее "роддом". Точное расположение укрытия известно, надо лишь тщательно всё продумать, потому что есть одна сложность". - "Какая?" - "Ее охраняет сам Шаман". - "Почему он всё это делает?" - "Ты спрашивал, какую игру он ведет. Вот это и есть его игра. А чего он хочет конкретно - спросить можно лишь у него самого... Если получится".
Да, Шаман - это серьезно. Он и сам по себе - сильный противник и боец, а еще нужно учитывать его особую "начинку", о которой я так ничего и не знаю.
"Эфа, чем обладает Шаман, что он получил от Иного?". - Она пожала плечами. - "Знаю не больше твоего". - И здесь я опять почувствовал, что Эфа недоговаривает.... Ладно, придется разбираться на месте...
... Естественно, ничего этого я не мог рассказать Доминико, поэтому ограничился тем, что я получил откровение от Господа о наличии смертельной опасности для всех, истинно верующих, и эту опасность Господь поручил мне уничтожить.
Сначала Доминико был удивлен тем, что мне надо куда-то уезжать, но, узнав причину, воодушевился. Лишь спросил:
- Ты успеешь вернуться к началу испытания?
- Должен... Доминико, ты говорил как-то, что у тебя есть хороший знакомый, прекрасный боец и фехтовальщик?
- Да, есть. Зовут Чезаре. Фамилии его не знаю, да и никто, похоже, этого не знает, все к нему обращаются по прозвищу - Гранд.
- Почему Гранд?
- Он долго жил в Испании, да и мать у него, вроде бы, испанка, благородного происхождения.
- Приведи его ко мне вечером.
- Хорошо.
Среднего роста, черноволосый, худощавый, с тонкими, презрительно сжатыми губами и скупыми манерами, Чезаре лишних вопросов не задавал. Лишь на вопрос, как к нему обращаться, пожал плечами.
- Как тебе удобнее. Мне всё равно.
Я выложил на стол кошелек с монетами.
- Это - лично тебе... А это ...
И я выложил еще кошель.
- Тем бойцам, что будут с тобой. Нужны человек десять, самых отчаянных и лучших рубак. Не буду скрывать, дело очень опасное. Вернутся живыми не все. Но вернувшиеся, и ты тоже, получат еще в три раза больше, чем сейчас. Конечно, при условии, что дело будет сделано... Согласен?
Чезаре взвесил на ладони кошельки. Какое-то подобие улыбки тронуло его губы.
- Хорошо платишь, Неукротимый. Даже очень хорошо. Я не спрашиваю, зачем тебе это надо, мне достаточно того, что это угодно Господу и послужит на благо Италии. Ведь я верно понимаю, фра?
Я кивнул.
- Когда выходить?
- Сегодня ночью.
- Времени в обрез.
- Нам не нужна лишняя огласка, поэтому, чем скорее вы уйдем, тем лучше. А раньше об этом нельзя было говорить. Более подробно о сути дела - на месте.
- Кто еще пойдет с нами?
- Будет еще женщина.
- Женщина? Зачем?
- Не бойся, это не обуза. Боец, не хуже твоих.
- Как знаешь... Я пошел собирать людей.
... После ухода Гранда в дверь как-то боком протиснулся Доминико. Он явно что-то хотел сказать.
- Что тебе, брат?
- Джиро, извини, но я совершенно случайно услышал ваш разговор... Брат, возьми меня с собой! Умоляю, возьми! Я тоже хочу послужить делу веры. Я ведь не только молитвы умею читать, я и шпагой хорошо владею, в молодости научился - ничего не забыл, иногда тренируюсь, когда братья не видят. Вот увидишь, я буду полезен, не отказывай, прошу тебя!
- Доминико, там будет очень опасно. Даже я не знаю точно, с чем нам там придется столкнуться.
- Я не боюсь смерти, брат!
Мне он был, конечно, не нужен, но я знал, что Савонарола не отказал бы ему.
* * *
К небольшому замку, больше похожему на скопище разномастных каменных построек, отгороженных от внешнего мира крепостной стеной, вела лишь неширокая тропа, по которой бок о бок с большим трудом могли проехать лишь двое всадников.
Но это нас мало заботило, поскольку к своей цели нам надо было подобраться скрытно, тропа для этого не подходила: она, наверняка, тщательно охранялась, да и сама тропа была проложена так, что хорошо просматривалась из замка.
Постройки замка карабкались по крышам друг друга и лепились к отвесной скале, так что с тыла к нему было не подобраться, а спереди и с боков он был защищен высокой стеной и рвом.
Целый день мы посвятили разведке местности. Гранд отрядил двоих лазутчиков на осмотр подступов к замку, и сам отправился с ними. Я настоял на том, чтобы они взяли с собой Эфу: нужны были те обостренные чувства, что присущи Химере. Но не мог же я это объяснять Чезаре, поэтому уговоры заняли некоторое время. Эфа, одетая по такому случаю в мужской костюм (думаю, он был ей более привычен, хотя она ничем этого не выказывала), всё это время молчаливо стояла в стороне, глядя куда-то отрешенно вдаль.
Наконец, Чезаре нехотя согласился, и они ушли. Вернулись часа через три, и, глядя на несколько смягчившегося Гранда, я понял, что Эфа в этой экспедиции пришлась вполне ко двору.
Им удалось определиться со скрытными маршрутами подхода к замку и установить места, где оборудованы сторожевые посты. Кроме входа в замок, две точки охраны имелись еще и на тропе.
Уединившись с Грандом, мы разработали план действий. Охрану на тропе надо было ликвидировать заранее, чтобы не оставлять у себя в тылу вооруженных врагов: ведь еще неизвестно, каким путем придется возвращаться обратно. Ров и крепостная стена Гранда не беспокоили, как и охрана на воротах: специалисты у него в отряде были отменные. А вот дальше придется действовать по обстоятельствам, мы не могли знать, что нас ожидает внутри замка.
Как только полностью стемнело, мы выступили в путь, оставив внизу лошадей и излишек оружия, в том числе, и аркебузы, которые гранд тоже умудрился где-то раздобыть.
Два головореза, настолько их внешний вид соответствовал этому названию, неслышно скользнули в сторону тропы. Вскоре мы услышали условленный сигнал: тропа была свободна. Теперь те, кто расчищали тропу, должны были вернуться за лошадьми и привести их к воротам замка к тому моменту, когда основной отряд будет уже внутри.
Я уже жалел, что взял с собой Доминико. Он явно был не готов к таким прогулкам, хотя старался не показывать вида. Я хотел оставить его возле лошадей, но он запротестовал. Тогда велел ему держаться рядом с Эфой, чтобы, "в случае сего, защитить слабую женщину". Не скрою, эти слова я произнес специально погромче, чтобы слышала Эфа, но не для того, чтобы как-то уязвить ее, а чтобы она поняла, что ей поручается присматривать за Доминико. Эфа и бровью не повела, но я теперь знал, что за него можно не беспокоиться. Гранд тоже понимающе усмехнулся.
Перед рвом мы ненадолго задержались, пока люди Гранда неслышно преодолели ров, а потом тенями перемахнули через стену. Спустя несколько минут мост через ров опустился, и ворота раскрылись.
Мы ступили во двор. Мощеный булыжником, неширокий, похожий на каменную клетку, зажатый со всех сторон стенами, с темнеющими по периметру нишами.
Мне это сразу не понравилось. Гранду, видимо, тоже. Он предостерегающе поднял руку и махнул, приказывая своим бойцам рассыпаться цепью. И - вовремя. Ниши мгновенно ожили, и на нас со всех сторон кинулись вооруженные люди.
Во дворе сразу стало тесно. Он наполнился лязгом оружия и хлесткими ударами. Люди Гранда, действуя слаженно и молниеносно, образовали круг, в центре которого оказались я, Эфа и Доминико. Рубка проходила в темноте и молчании, лишь хрипы раненых и умирающих разносились в воздухе.
Нам так и не пришлось вступить в бой: Чезаре действительно собрал у себя лучших фехтовальщиков и мастеров кинжального боя. Лишь двое из них были ранены, один - достаточно серьезно, он присел у стены, зажимая рукой правый бок. Вокруг нас лежали десятка два тел нападавших, некоторые из них еще пытались встать. И опять же странно: никто из них не взывал о помощи.
- Они что, все немые?
Гранд подошел к одному из трупов и кинжалом разжал ему зубы.
- Так и есть - языки отрезаны.
Потом сплюнул и распорядился:
- Шершень, тебя все равно зацепили, поэтому остаешься во дворе. Помоги Болонцу, рану ему перевяжи, а этих всех добей.... Ну, что, Неукротимый, идем дальше?
- И он показал шпагой в сторону входной двери. Но мы не успели стронуться с места, как дверь отворилась, и из нее вышли три высокие фигуры в черных плащах до пят и огромных капюшонах, полностью закрывающих лицо. Они встали, загораживая проход, но и не делали попыток приблизиться к нам. Плащи полностью укрывали их фигуры, поэтому не было видно, есть ли у них какое-то оружие.
Гранд взмахнул шпагой, и трое его людей молча бросились вперед. Фигуры в плащах не шелохнулись, а воздух "запел", как от мчащихся на большой скорости клинков. Трое нападавших прямо на наших глазах развалились на половины. Хлынула густая кровь.
Тут же кинулась еще тройка, опять запели невидимые клинки, и кровью теперь обдало даже наши ноги. Еще один из бойцов выхватил метательные ножи и швырнул их с обеих рук. Здесь уже было видно подобие сверкнувшей плети, которая на лету рассекла ножи, и их обломки со звоном покатились по булыжникам, а самый конец "плети" коснулся шеи того, кто бросал ножи. Его голова отделилась от туловища и покатилась по мостовой. Тело еще несколько секунд стояло на месте, а потом повалилось вбок, прямо но Доминико, заливая его красной жижей.
От отряда Гранда почти никого не осталось. В воздухе стоял тяжелый запах.
"Это же "косы"! Но - откуда? Сам Шаман здесь?" Я еще не успел додумать свою мысль, как раздался крик Эфы:
- Стоять! Всем стоять на месте! Не двигаться!
Она резко повернулась ко мне.
- Шак, выпускай своих! Выпускай немедленно! Химеру я не могу пустить - они не захотят ее признать.
* * *
Три огромных черных паука аккуратно обошли лужи крови и приблизились к фигурам в черных плащах. Не доходя пары метров, они остановились и замерли.
Гранд просипел:
- Что происходит, Неукротимый?
- Помолчи пока, Чезаре. Это всё - исчадия ада. Я буду творить святые молитвы и заклинания..... Эфа, что дальше? Почему они остановились и не нападают?
- Они никогда не будут драться, потому что знают свою родственность. Наоборот, они хотели бы соединиться, но пока не могут этого сделать. Но сейчас они нейтрализуют друг друга, и, пока так стоят, все остальные - в безопасности. Если, конечно, не будут проявлять агрессивных намерений. В противном случае - ударят уже совместно, естественно, не трогая своих "носителей".
- А что же твоя Химера, разве она не родственна им? Ты же говорила, что все они - части единого организма.
- Для того, чтобы они признали Химеру, нужна некая процедура.
- Сколько нам так ждать?
- Не думаю, что долго. Хозяин этих "плащей" где-то близко.
- Шаман?
- А ты еще не понял это? Ты же хотел увидеть новое оружие Шамана - вот оно... А вот, похоже, и он сам.
В проеме двери возник силуэт. Да, это был Шаман.
- Шак, убирай своих, а я своих отзову. Незачем тут спектакль устраивать.
Пространство перед дверью опустело.
- Извини, что часть твоего войска порубили, но, сам понимаешь, издержки производства. А эти ...
И он показал в строну Доминико, Гранда и последних его людей
- Пусть пока здесь постоят в полной неподвижности и отключке, чтобы не возникло вдруг желание наделать еще каких-нибудь глупостей, которые могут стоить им жизни. Да и незачем им видеть и слышать что-то лишнее, и так уже насмотрелись... Я так понимаю, что вы все-таки узнали о "жанне", наверно, Апостол постарался, больше некому, и пришли за ней? Ну, что же, теперь я могу ее вам отдать, она мне больше не нужна. Пойдемте в дом, вернее, это даже сарай, который людишки умудряются считать даже замком, и не бойтесь - вам ничего не грозит.
.... Мы прошли по анфиладе пустых и мрачных комнат, и в самом дальнем конце этого "замка" оказались перед мощной железной дверью.
- Меры безопасности - дерево нельзя было использовать, сами скоро поймете. И не удивляйтесь ничему.
Мы вошли в просторную комнату, тоже абсолютно пустую, если не считать какой-то серой кучи в углу и растянувшихся по полу нескольких толстых узловатых побегов, похожих на корни деревьев. Шаман потыкал их носком сапога, потом прошел вдоль одного из них в дальний угол, вытащил из-за пояса кинжал и наклонился. Послышались звуки, похожие на писк и чмоканье, и Шаман вернулся обратно, держа в вытянутой левой руке какое-то барахтающееся существо. Побег, от которого Шаман отделил, видимо, это существо, несколько раз конвульсивно дернулся и затих.
- Вот, последний отпрыск, больше она уже не может производить. Заберу его с собой, потом получше рассмотрю: в последнее время она всё чаще стала производить уродов.
Серая куча в углу зашевелилась, и из нее стало подниматься "нечто". Это не было человеком, хотя отдельные части и напоминали отдаленно человеческое тело: больше - какое-то месиво и переплетение жгутов и волокон. Неожиданно из этой шевелящейся массы поднялось лицо, лицо словно бы человека, но от этого вся картина этой "кучи" приняла полностью фантасмагорический зловещий колорит. "Лицо" представляло собой верх уродства, лишь привычный контур овала, внутри составленный из грубо склеенных обломков костей, обтянутых багровыми жилами.
- Вот, смотрите, "жанна" во всей своей прелести. Та еще красотка!
Чернели провалы глубоко запавших глазниц, прикрытых веками. Веки дрогнули, поползли вверх, и из темной глубины на вошедших глянули неожиданно внимательные и живые глаза. Блики от пламени факела, который Шаман держал в руке, заплясали в зрачках, казалось, что в них загорелся неистовый мрачный огонь.
- Ну, вот, дорогая "жанна", теперь я передаю тебя на попечение этой симпатичной парочке, а сам - удаляюсь. ... Шак, возьми у меня факел, не могу же я с ним идти.
И с этими словами Шаман словно растворился в воздухе. Мы остались наедине с "жанной".
- Наконец-то вы пришли, Атиар и Таалинт. Я уже устала вас ждать.
Он скрежещущего голоса, неожиданно донесшегося из серой кучи, у меня даже озноб прошел по телу.
- Не удивляйтесь, это - ваши настоящие имена... Таалинт и Атиар....
Из кучи выползла плеть, которая стала удлиняться, направляясь к нам. На конце плети шевелились несколько сухих отростков, которые все более приобретали подвижность, становясь похожими на щупальца. Плеть посередине изогнулась, и теперь стало видно, что это - подобие руки, а щупальца - это пальцы.
"Рука" зависла в воздухе перед нами, а затем плавно переместилась к Эфе.
- Таалинт, я думаю, ты помнишь, что было с тобой там, в Риме, сразу после пожара?
- Да, помню.
- Атиару не говорила пока об этом?
- Нет.
- Умница. Значит, моя сестра тогда правильно решила тебе сделать первую прививку.
"Так вот, значит, что скрывала Эфа! Она еще раньше Шамана стала играть в свои игры".
- Покажи Атиару.
Эфа молча разделась до пояса. Хотя я и не был падок на прелести земных женщин-аборигенок, но вынужден был отметить великолепную фигуру Эфы, ее впалый живот, точеные плечи и совершенных форм грудь.
- Не правда ли, она очень хороша, Атиар? И это - только после первой прививки. А после второй она станет еще лучше. ... Таалинт, подними руки.
Эфа послушно подняла руки вверх. Под правой подмышкой был хорошо заметен небольшой крестообразный шрам. "Рука" "жанны" скрылась в районе ее левой подмышки.
Я понимал, что происходит нечто, за чем они все так гонялись, понимал, что эту процедуру необходимо прекратить, но не мог сдвинутся с места. А лишь смотрел, как по лицу Эфы волнами ходило блаженство.
- Ну, вот и всё, теперь ты, Таалинт, полностью инициирована. ... Теперь очередь Атиара.
И "рука" направилась ко мне. Всё мое естество сопротивлялось этому, а руки послушно стянули рубашку. Скосив глаза, я лишь смотрел, как на одном из "пальцев" вырос шип. Шип аккуратно прикоснулся к коже и безболезненно вошел в тело под правой подмышкой. "Палец" стал зеленым, и в нем заструилась пульсирующая жидкость, толчками вливаясь в меня.
Потом шип вышел обратно, и ранка тут же затянулась, образовав розоватый крестообразный шрам. А уже через мгновение тугие волны невероятного чувственного наслаждения покатились по моему телу. Я даже схватился рукой за стену, чтобы не упасть.
Раздался скрипучий смех, больше похожий на хруст ломаемого валежника.
- Замечательно. Прекрасная реакция. ... Вторую прививку ты, Таалинт, сделаешь потом сама. ... Одевайтесь.
Я по-прежнему находился в прострации, не в силах сопротивляться какой-то мощной силе, захватившей меня целиком.
- Теперь, Таалинт и Атиар, вы предназначены друг для друга. Эти отметки будут на вас всегда, какие бы тела вы себе не меняли. Вы стали необычайно сильны, но станете еще сильнее, когда Атиар получит вторую прививку. Тогда вы станете полностью едины, и не будет никого, кто смог бы доставить вам какой-то вред. Но для этого вам надо будет еще закрепить это на материальном уровне, соединив свой генетический материал, чтобы создать новый организм со сплавленными энергетическими характеристиками. .... А Шаман - глупец! Глупец настолько, что даже не получил от нас своего настоящего имени. Он непригоден для создания новой ветви, новой расы, непобедимой и неуничтожимой. Шаман для этого мелок: он хочет власти, хочет силы - но для себя. Всё время ждал, что я ему это дам. Он получил моих детей - но даже с ними не сможет управиться. Но он сослужил хорошую службу: помог моим детям раствориться в этом мире, начать его завоевывать. ..... Ты же, Атиар, - другой! Ты ничего не хочешь - и это правильно, потому что всё к тебе придет само. Многие миры упадут к твоим ногам. .... Таалинт тоже многого хочет, зачастую, даже излишнего, но она унаследовала от нас хорошее качество: умение находить "золотую середину". Не расставайся с ней. Когда ты сделаешь ее своей женой, а это очень важно для новой расы, моя сила и сила всего нашего рода, которая сейчас находится в ней в свернутом виде, перейдет в тебя. .... Вот и всё, что пока вам нужно знать. А сейчас вам пора отсюда уходить. Но сначала вы должны помочь уйти мне. ... Принесите из конюшни солому, разложите здесь и подожгите - мои сестры меня уже зовут.
.... Пламя мгновенно охватило комнату. Мы закрыли за собой дверь и спустились во двор.
- Атиар, разбуди их.
И Эфа указала на Доминико и Гранда с его уцелевшими людьми, продолжавшими стоять в неподвижности.
- Каким образом?
- Просто прикоснись.
Гранд некоторое время разминал затекшую шею, потом, показав на языки пламени, уже выбивающиеся из-под крыши "замка", спросил:
- Что это? И, вообще, что здесь было?
- Демоны. Но Бог нас спас, молитвы и его святое имя непреодолимы для нечистой силы. ... А теперь нам пора уходить отсюда.
- Мы хотели бы похоронить своих мертвых товарищей.
- Хорошо, но сначала надо выбраться со двора, и поскорее.
* * *
На полпути к Флоренции Чезаре на привале отозвал меня в сторону.
- Неукротимый, мои товарищи не хотели бы возвращаться назад. Хотя они и бывалые люди, но всё то, что было там, в замке, не очень-то им нравится. И они не стремятся к лишнему общению с властями.
- Я не против. Ты тоже можешь уехать с ними, теперь мы уже и сами доберемся .... Вот, держи деньги, здесь даже больше, чем я обещал.
Дождавшись, пока Чезаре и его спутники не скрылись за поворотом, я позвал Доменико седлать лошадей. Вмешалась Эфа.
- Доменико, ты пока один займись лошадьми, а нам надо поговорить.
Мы отошли к краю поляны.
- Атиар, ты что, собрался возвращаться во Флоренцию? Зачем?
- Во-первых, не называй меня этим именем.
- Почему?
- Не хочу. У меня есть другое имя, которое было до вступления в отряд. Пока я его не вспомнил, я останусь по-прежнему Шакалом. Во-вторых, во Флоренции - мой дом.
- Какой дом, Шак? Там дом Савонаролы, но - не твой.
- Мы сейчас с ним одно целое.
- Зачем это тебе, Шак? Ты же прекрасно знаешь, что ждет Савонаролу по возвращении. Вы не успеваете пройти испытание огнем, вас с Доминико арестуют, обвинят в ереси, потом тебя, или Савонаролу - неважно, повесят, а тело после сожгут.
- Ну, и что?
- Ты хочешь принять физическую смерть?
- Да, я не намерен пока больше перескакивать по телам.
- Но ведь ты же знаешь, чем это чревато?
- Да, рождение-смерть, смерть-рождение. ... Периоды роста тела, когда ты повышенно уязвим, поскольку не помнишь себя прежнего и у тебя нет сил, потом - отрывочные воспоминания, которые так и не успевают до конца оформиться в целостную картину. И так - цикл за циклом.
- Но зачем? Ведь Мать сказала ...
- Ты уже называешь ее матерью? Что ж, это твое дело, а я не хочу становиться такими, как она или ты.
- Но ведь ты же уже почти такой!
- Почти - это не значит, что такой.
- Шак, но - почему? У нас же появятся дети, сильные, красивые и полностью бессмертные.
- И несущие в себе еще, быть может, более ужасающую заразу? Нет уж, уволь!
- Шак, я тебе что, не нравлюсь, как женщина?
Глядя в глаза Эфы, я понимал, что она говорит это вполне серьезно. Да-а, вторая прививка сделала ее совсем другой.
- Может, ты мне сейчас будешь еще и о любви говорить?
- Но ведь там, в отряде, я же чувствовала, что ты относишься ко мне не так, как к другим. А ведь, кроме меня, в отряде еще были женщины.
- Там, Эфа, всё было по-другому. .... Всё - разговор окончен. Ты можешь сейчас с нами добраться до Флоренции, а можешь прямо отсюда отправляться, куда хочешь.
И я направился к лошадям. Уже подходя к Доменико, я почувствовал, что сзади что-то происходит. Это было понятно и по ошеломленному лицу Доменико.
Я резко обернулся, одновременно прыгая в сторону и перекатываясь по траве. И - вовремя. Разноцветный тонкий жгут, на конце которого была такая знакомая пасть с несколькими рядами клыков, ударила в дерево, возле которого я только что находился, отчего во все стороны полетели щепки, а на стволе образовалась глубокая борозда.
Химера! Эфа решилась ее использовать, только поставив на режим обычного физического воздействия. Химера изогнулась в полете и от дерева метнулась ко мне. Я успел выставить защиту, но все зубы Химеры полоснули по предплечью, хлынула кровь, и рука стала быстро неметь.
Эфа стояла, окруженная кольцами разноцветного сияния и втягивала обратно в себя Химеру, явно не собираясь больше нападать.
И тут запела тетива арбалета, и оперенная стрела вонзилась Эфе прямо в грудь: применяя Химеру в чисто физическом варианте, Эфа, естественно, не могла выставить нужную блокировку.
Мы стояли над телом Эфы: Доменико, всё еще сжимавший в руках арбалет, и я, зажимая ладонью рану на руке. Наконец, Доменико вымолвил:
- Джиро, я ничего не понимаю. Всё время творится какая-то чертовщина, от которой мои молитвы не помогают.
- Подожди, потом всё объясню. ... Надо сначала похоронить, а я, как видишь, ни к чему пока не пригоден.
Неожиданно Эфа открыла глаза и, с трудом ворочая языком, произнесла:
- Кого это вы хоронить собрались? Меня, что ли?
И слабая улыбка тронула ее губы.
- Давай, Доменико, присядем, думаю, сейчас ты будешь лицезреть еще одно божье чудо.
Я уже понимал, что происходит.
Прямо на наших глазах стрела начала выходить из груди Эфы, сначала медленно, потом всё быстрее. Наконец, она упала в траву.
Эфа еще с полчаса продолжала лежать, потом, отказавшись от нашей помощи, села, прислонившись спиной к дереву.
- Вы уезжайте, а я еще немного посижу здесь, пока полностью не приду в себя. Заодно подумаю, куда мне отправляться дальше.