Мне очень не хотелось во всё это снова влезать, но я понимал, что придется: теперь от моего желания или нежелания мало что зависело. Впрочем, положение и раньше было не лучше. Меня не трогали, пока я находился в этом мире, но и дорога отсюда мне была заказана.
Центр долго чего-то выжидал, ни Эфа, ни Шаман не объявлялись. Я лишь один раз решился на цикл обычного перерождения, приняв физическую смерть вместе с Джироламо Савонаролой и осознав потом себя в теле восьмилетнего мальчишки из затерянного африканского племени, который к тому времени уже тоже начинал умирать от какой-то неизвестной болезни, волнами выкашивающей огромные просторы.
И дело было не в том, что меня страшили сама смерть или сопутствующая ей боль, когда все клетки тела буквально воют от нежелания уходить в небытие, в распад: как раз боль-то было легко отключить, что я и сделал в тот раз на костре, и Джироламо умирал легко и радостно, с сияющими глазами, о чем-то разговаривая со своим несуществующим "богом".
Просто такие "переходы" оказались полностью бессмысленными. Мало того, что появлялись целые периоды беспомощного и зависимого состояния, так они еще и ничего не давали, не приближали ни на шаг к решению той проблемы, что продолжала маячить передо мной. Более того, она обозначилась еще более выпукло. После той памятной встречи с "жанной" и проведенной ею "прививки" я это четко осознавал.
Надеяться на то, что в эти периоды беспамятства я буду теряться из вида Центра, тоже не приходилось: вместе с осознанием себя приходило и чувство наличия рядом кого-то или чего-то, внимательно наблюдающего. И этот "кто-то" или "что-то" ждал, какие я начну предпринимать действия.
А я пока не знал, что же нужно делать. Возможно, они надеялись на продолжение моих контактов с Эфой, но вид "жанны", постоянно возникающий перед глазами, и понимание того, что согласие на продолжение отношений будет означать согласие на поощряемый Центром эксперимент, вызывали во мне ожесточенное внутреннее сопротивление.
Шел двадцатый век по местному летоисчислению. Я находился в непрестанном передвижении, подстегиваемый ощущением того, что безнадежно опаздываю. И при этом меня почему-то все больше тянуло в Россию. Она, как и весь мир, и даже еще более, находилась в раздрае, но меня это мало заботило: ветры тревог и испытаний этого мира проходили мимо меня, не задевая.
Оказавшись в России в третий раз, я понял, что именно меня сюда влечет. Это - незримое присутствие Шамана. Он явно был здесь, причем, волны его силы теперь буквально заполняли всё вокруг, исходя даже от мельтешащих вокруг людей. И это несло опасность. Я, хотя и разыскивал Шамана, но к встрече с ним был не готов: он и раньше был силен, а теперь - и подавно, а я слишком много времени потратил впустую.
Из России надо было уезжать, но я медлил - ведь у меня не было абсолютно никакого плана действий. Конечно, можно было бы попытаться найти Эфу. Но - нет! К этому я тоже был пока не готов.
Я шел по сутолочной улице и буквально налетел на тумбу, обклеенную афишами. В глаза бросились крупные буквы: "Георгий Гюрджиев. Лекции по современной психологии". И указан адрес.
В зале было немного народу. Я сел на последний ряд и стал ждать. Не знаю, почему я сюда пришел: может, потому, что привык доверять своей интуиции, может, потому, что место проведения лекций было недалеко, может, потому, что до вечернего поезда, на котором я собирался уезжать, было еще достаточно времени, и его надо было как-то скоротать.
На сцену вышел невысокий худощавый человек восточной наружности. Перед тем, как начать говорить, он обвел взглядом зал. На какой-то миг мы встретились глазами: было ощущение, что я заглянул в бездну, из которой что-то выметнулось и тут же втянулось обратно. Меня словно мягко, но ощутимо, ударили пол голове, перед глазами всё поплыло, и я даже инстинктивно ухватился за подлокотник кресла, чтобы не упасть.
Я не слушал, что он рассказывает собравшимся в зале, просто ждал окончания лекции, стараясь больше не встречаться с Гюрджиевым взглядом. Впрочем, он таких попыток больше и не предпринимал.
Потом мы сидели в небольшой комнатёнке, пили чай. Передо мной был обычный человек, слегка уставший, с немного нервными порывистыми движениями. Лишь где-то в глубине глаз плескалась отдаленная тень той "бездны".
- Я не знаю твоего настоящего имени, знаю лишь позывной, который ты всегда имел в группе, да еще кличку - Шак, поэтому позволь мне так тебя называть, хотя и это имя - из твоей прошлой жизни и существует лишь для тех, с кем ты был вместе в Отряде... Так вот, Шак, у нас с тобой мало времени, нежелательно, чтобы Шаман зафиксировал эту встречу, ты и так сильно рискуешь, появляясь в России.
- Он здесь?
- Ты и сам это уже понял.
- Кто он? Как его найти?
- Скоро узнаешь.
- Кто ты и зачем здесь?
- Не по твою душу. Эта встреча не планировалась, Апостол сам хотел с тобой побеседовать, но, раз уж мы встретились, мне поручили тебе кое-что передать. Прямо отсюда ты отправишься в некое место, которое называется Асгарта. Там оборудован прямой выход, соединяющий этот мир с Центром. Там же находится и Координатор Связи, он тебя посвятит во всё, что необходимо... Когда ты отсюда выйдешь, у дверей тебя будет ждать человек, который и осуществит твою доставку. Вопросы есть?
- Да. Два вопроса. Первый: почему Центр идет на контакт со мной, а не с Шаманом?
- Шаман давно оборвал все связи. Он стал опасен и неуправляем.
- А я - управляем?
- Твои поступки пока просчитываются. И есть надежда, что ты, все-таки, останешься адекватным. К тому же, Центр берет во внимание и твое личное отношение к Шаману, которое было и остается, мягко говоря, более отрицательным, чем положительным.
- И Центр хочет меня на него натравить?
- Почему так сразу - натравить? Просто ты сейчас - единственный, кто может ему в условиях этого мира хоть как-то противостоять.
- Ладно, я приму временно это объяснение, хотя и понимаю, что половина из того, что ты говоришь - ложь. Поэтому попутно - второй вопрос. Что конкретно здесь делаешь ты?
- Это так важно для тебя?
- Я чувствую, что это как-то связано с тем, что будет здесь происходить дальше.
- У меня - инспекционные задачи. Я провожу то, что можно назвать тестовым обследованием, цель которого - определиться с будущим этого мира, готовы ли его обитатели к "процессу осознания", есть ли у них необходимый для этого потенциал.
- И каковы же выводы?
- Пока можно говорить лишь о предварительных результатах. Они - неутешительны. У этого мира есть "потолок", который, без коренной перестройки энергоструктур не только его обитателей, но и самого мира, не преодолеть. Этот вид живых существ, в его теперешнем виде, бесперспективен. Свою лепту вносит и весь тот негатив, который сюда сбрасывают со всего Уровня... Я мог бы тебе этого и не говорить, но ты прав: возможно, в ближайшем будущем тебе эта информация может понадобиться.
Координатором было существо неопределенного пола и возраста. Он был немногословен.
- Мне нечего тебе особо сказать. У Центра нет конкретного плана действий в отношении Шамана, есть лишь мнение, что можно попробовать с ним договориться, в чем лично я глубоко сомневаюсь. Я уже достаточно давно нахожусь здесь, стараюсь Шамана не упускать из вида и лучше всех понимаю, что Шаман, при существующем раскладе сил, навряд ли, пойдет на какие-либо контакты. Но Апостол считает, что надо попробовать - и поэтому ты здесь. Я проведу тебе определенный комплекс процедур. Это - не инициация, а специальная защитная программа, которую Шаман пробить не сможет, и даже не будет пытаться это сделать - только так вы сможете разговаривать на равных. Если, конечно, повторяю, он захочет разговаривать.
- А моё Иное?
- Не забывай, у Шамана тоже есть свое Иное. И, как ты понял из случая с "жанной", они меж собой воевать не будут. Перевес мы могли бы получить, согласись ты на вторую "прививку". Но ты тогда отказался - и теперь время упущено.
- То есть, вторая прививка уже не актуальна?
- Сейчас - да. Потом, если спадет напряжение - может быть.
- И нет другого пути?
- Наверно, есть. Но мы пока не знаем его.
- А кто же знает?
- Иное. Придет время, и оно, возможно, подскажет тебе его. Если сочтет нужным. ... Но мы не можем ждать, поэтому сейчас и пытаемся что-то делать. Хотя это больше похоже на попытки слепого найти выход из лабиринта.
- Скажи честно, Координатор, если, конечно, здесь уместно говорить о какой-то честности, почему Центр решил доверять мне?
- Тебе никто не доверяет. Но у Центра нет выбора. ... Извини ...
И тут я почувствовал, что в мое тело словно впиваются тысячи невидимых игл. Я пытался вырваться, но ни единый мускул мне не подчинялся. А "иглы" проникали во все органы, в мозг, проворачивались там и выходили обратно, оставляя внутри "крючки", соединенные меж собой "сетью".
Когда всё закончилось, первое, что я увидел - бесстрастные глаза Координатора.
- Еще раз извини, но это пришлось сделать.
- Что вы в меня поселили?
- Систему защиты, параллельно выполняющую функции контроля. Что-то вроде "силового костюма", сплетающего все энергетические контуры в единое целое. Этот "костюм" не исчезает даже при смене физического тела. Но ты не будешь ощущать дискомфорта.
- Но не буду и свободным?
- Ты и так не был свободен. У тебя была лишь иллюзия, теперь ее не будет. Поверь мне, иллюзии мешают. А теперь - посмотри.
Каменная кладка стены заструилась, и на ней проступило изображение. Кабинет. Стол, за которым сидит человек в полувоенном френче, задумчиво покуривающий трубку. Густая шевелюра, усы.
- Узнал?
- Я Шамана всегда узнаю, в любом обличье. Кто он теперь?
- Шак, ты почему не следишь за жизнью этого мира? Это - твоя ошибка, ведь ты теперь надолго привязан к нему. Этого человека сейчас знают многие, а скоро будут знать все, или почти все. Иосиф Джугашвили, вождь СССР, великий Сталин.
- Зачем Шаману это?
- Он упустил тогда то, что могла дать "жанна", поэтому вынужден действовать другими методами. Пока его цель - взять под контроль этот слой реальности теми методами, которые здесь наиболее эффективны.
- И вы хотите, чтобы я с ним договорился?
- Не я хочу - Центр.
- О чем я должен договориться?
- Хоть о чем. Суть договора не важна.
- А если не получится, как ты и сам склонен считать?
- Тогда дальше будешь действовать по своему усмотрению.
- Такой вариант: мы с ним не просто договоримся, но и сговоримся?
- Это мало реально. Но Центр предусматривает и такую возможность. В крайнем случае, "запечатают" не только этот слой реальности, но и весь Уровень целиком. А признаки того, что ситуация может выйти из-под контроля, уже есть. В частности, здесь объявился Пожиратель, и никто не знает, кто его сюда привел. Недавно он полностью уничтожил Шамбалу - второй координационный пункт с прямым порталом. И его, вряд ли, удастся остановить с помощью тех сил и средств, что имеются у Центра.
Координатор оказался прав: Шаман не захотел со мной даже встретиться. Меня доставили в Москву, поселили в гостинице, доложили "Сталину", что к нему прибыл представитель тайного общества из Асгарты с предложением об оказании помощи в борьбе с международным империализмом и фашизмом.
На другой день в номер, где я проживал, явился офицер-порученец, передал мне запечатанный конверт и остался стоять у порога, явно дожидаясь, когда я ознакомлюсь с его содержанием. В конверте был лишь билет на поезд до Варшавы и мой дипломатический паспорт с закрытой визой.
У офицера были четкие инструкции, и он следовал им безукоризненно, доставив меня на вокзал точно к отправлению поезда. Он проводил меня до вагона, откозырял и дождался, пока последний вагон поезда не миновал посадочную платформу. Впрочем, в том не было нужды: я не собирался более задерживаться в СССР.
Теперь мне надо было самому думать, что предпринимать дальше. Причем, в условиях, когда Шаман точно знал, где я и кто я. Хотя он, думаю, и не воспринимал меня достаточно серьезно.
В мире назревала большая война. В другое время мне на это было бы наплевать - но теперь каждый день означал не только ее приближение, но и усиление Шамана. К тому же, он активно обзаводился союзниками среди других правителей, людей. Шло вовсю сближение с Германией, где у власти был полусумасшедший, между силовыми структурами обеих стран происходил "обмен опытом", на военных учениях присутствовали наблюдатели с обеих сторон. Возникала сила, которая в этом мире могла смести всё и всех.
В этих условиях был лишь один путь: пока не поздно, вбить клин между этими двумя конгломератами, натравить их друг на друга. Конечно, рано или поздно, это все равно бы произошло, но к тому времени Шаман будет настолько силен, что просто сожрет своего временного союзника, и станет единоличным правителем всего этого мира.
Поэтому я и оказался в ставке Гитлера. Каким образом я это сделал, не суть важно: если бы люди могли воспринимать происходящее вокруг них в истинном свете, они постоянно натыкались бы на массу нестыковок, абсурдных переходов - но они не могут этого видеть, пытаясь выстраивать некие логические цепочки, которых, в принципе, не существует. Наверно, это и к лучшему: в их мире и без того жить не просто, а, если еще видеть то, что тебя окружает - то совсем было бы невмоготу.
Война стояла на пороге, только было не совсем понятно, куда же она обратит свое основное остриё. Сумасшедший фюрер, поставив на колени практически всю Европу, оказался на распутье: продолжать ли погоню за источниками сырья, либо взять под контроль финансовую систему Запада в лице лондонского Сити. И больше склонялся ко второму варианту: имея деньги, можно купить всё.
Мне же нужен был Шаман, а, значит, инициация фюрера к походу на Восток становилась первоочередной задачей. Нельзя было рисковать, оставляя Шамана за спиной, зная его хватку и силу. Но фюрера, как истинного сумасшедшего, нельзя было просто взять и склонить к той или иной точке зрения - нужна была превалирующая идея, которая стала бы его стержнем, имея вес непреодолимой силы.
Впрочем, здесь не требовалось изобретать что-то особое, учитывая его обостренное мистическое восприятие и склонность облекать нужные ему мысли в "высшие материи". Но все же пришлось немного приоткрыть завесу над создавшимся противостоянием тех сил, что выше людей, и попутно облечь все это в покрывала таинственности, сделав упор на особое предназначение отдельных рас и представив Землю, как поле решающей битвы. Конечно, мистицизм Гитлера был обострен сверх меры, и его приступы мессианизма и божественной предначертанности, великой судьбы часто мешали там, где нужны были холодная голова и трезвый расчет - но с этим приходилось мириться. Ведь все равно не было другой, более подходящей фигуры: я понимал, что Шаман не остановится ни перед чем, а в этом противостоянии, где нельзя было в полной мере использовать те средства, которыми мы стали обладать, соприкоснувшись с Иным, за Шаманом были огромные ресурсы огромной страны - против этого можно было выставить либо такое же сочетание, либо отмобилизованный конгломерат, возглавляемый маньяком, одержимым навязчивой идеей.
Я далеко не был уверен, что Шамана удастся переиграть: шанс был лишь в стремительности и преимуществе "первого хода".
Первоначально всё так и складывалось. Шаман даже запаниковал - я это хорошо чувствовал. Он готовился в любой момент покинуть не только столицу страны, которую возглавлял, но и полностью затеряться, раствориться в этом мире.
Я стал уговаривать Гитлера выбросить мощный десант прямо на Москву, чтобы попытаться захватить "Сталина" и не дать ему скрыться. Но воспротивился генералитет - такая операция неизбежно была сопряжена с большими потерями, казалось, абсолютно бессмысленными в условиях победоносно развивающейся войны.
Я не стал настаивать, и, как вскоре оказалось, зря. А ведь у меня уже возникло до этого нехорошее предчувствие, когда готовый к отправлению поезд, предназначенный для вывоза из столицы вождя и правительства страны, так и не ушел.
А дальше - был крах. Танки Гудериана, перед которыми уже открылся "коридор" на Москву, после деревушки Дубосеково абсолютно ничем не защищенную с этого направления, вдруг неожиданно не просто остановились, но и повернули назад.
Я "прикоснулся" к этому месту и ощутил мощную защиту неизвестного происхождения. Там словно стояла энергетическая стена. Я даже не сделал ни единой попытки ее проломить, потому что видел, что мне это не по силам.
Исход войны мне стал ясен: Шаман ее выиграет - включились какие-то непонятные пока мне силы, и они стали передавливать чашу весов. Сам исход войны мне был безразличен, заполучи я сейчас в свои руки Шамана - и я оставил бы людей разбираться меж собой, как получится. Но Шаман теперь становился все более недосягаем, и мой уход в тень в таких обстоятельствах означал бы его усиление. Это нельзя было допустить, мою личную схватку с Шаманом надо было постараться завершить, если и не вничью, то с минимальной разницей.
Дождавшись, когда улягутся страсти после поражения под Москвой, я составил откровенный разговор с Гитлером, обрисовав неизбежность поражения Германии. С ним началась истерика, он чуть не бился в припадке, что-то кричал, выпучив глаза. Неожиданно он замолчал, глядя куда-то поверх моей головы, его взгляд остановился, глаза остекленели, а из угла губ тоненькой струйкой потекла слюна. Не знаю, что он там увидел, над головой у меня, но впал в ступор, перемежаемый бессвязным бормотанием, в котором различались лишь отдельные слова:
- О, Боже ... великий ... ты ... Я понимаю ... Германия ... Боже ....
Потом он повалился на колени:
- Прости ... прости ... я недостоин, усомнился ... я все исполню.
Дождавшись, когда он полностью успокоится и станет способным к восприятию, я заговорил, стараясь выдержать размеренность между отеческой мягкостью и непреклонностью тона:
- Такое бывает сплошь и рядом. Нашей битве пока не видно конца, какие-то сражения мы выигрываем, какие-то - проигрываем. Это сражение мы уже проиграли - но не проиграли битву. Умение признавать очевидное - это не значит смириться с поражением. Окончательный итог подведет крепость духа: у кого он сильнее, кто не будет считаться с потерями, кто не будет жалеть себя - тот и победит. Из каждого отдельного поражения необходимо извлекать уроки, и даже уже проигранное сражение доводить до конца. Так и сейчас: мы будем сражаться до последнего, изматывая противника и истощая его силы, и уже сейчас начнем закладывать фундамент для будущего.
- Но что делать мне?
- Быть примером для окружающих, для всей нации. Быть с ней до самого последнего момента. Но - остаться в живых, чтобы остаться знаменем новых побед.
- Каким образом? Сдаться на милость этим недоумкам?
- Зачем? Уйти отсюда в другое место. Есть такая вещь, как "порталы пространственного перехода". Заходишь в него здесь - а выходишь, допустим, в Австралии. Я оборудую такой портал прямо в Рейхсканцелярии. В последний момент ты уйдешь через него, а здесь останется твой двойник. Но союзникам, конечно, должен достаться лишь его труп.
- А куда лучше уйти?
- Ты меня спрашиваешь? Место, где ты хочешь оказаться после войны, ты выберешь сам, и лучше не одно, должны быть резервные точки. Подбери самых преданных тебе людей, но из тех, которые сейчас находятся не на виду. Пусть займутся устройством баз в разных частях планеты, их оборудованием и жизнеобеспечением.
- А как быть с Борманом, доктором Геббельсом? Другими?
- А они нужны тебе? К тому же союзникам надо на ком-то выпустить пар.
- А ты? Где потом будешь ты?
- Я присоединюсь к тебе, но - позже.
У меня не было никаких планов относительно будущего использования этого сумасшедшего фюрера, и я просто всё это обставлял, с одной стороны, как резервный вариант, с другой - как будущую ложную цель для Шамана. Кроме того, сейчас в Гитлера надо было вселить уверенность, иначе построенная им империя, несмотря на свою кажущуюся мощь, могла рассыпаться, как карточный домик: надо было признать, что фанатизм одного человека непонятным образом объединял и цементировал огромные массы его последователей.
Надежда на благоприятный исход войны все же еще оставалась, и я развил бурную деятельность, стараясь притащить из других миров, в обход всех существовавших запретов и ограничений, некоторые военные технологии.
Но Шаман это тоже понимал, потому и давил на фронтах, проводя даже плохо подготовленные наступательные операции, не считаясь при этом с людскими потерями, и мы просто чисто физически не успевали. Готовые военные разработки других миров здесь не годились, их надо было адаптировать, не было нужных материалов и производств, да и сами технологии удавалось достать не целиком, а разрозненными кусками. К тому же, и сами люди, хоть аборигены, хоть те, кто здесь носит лишь человеческие "пиджаки" - весьма инертны, да еще и тот пресловутый "потолок", о котором говорил "Гюрджиев", реально существовал.
И всё же важнее было будущее. Я всё более четко понимал, что резервный вариант в виде создания баз для молодой немецкой элиты окажется, в конце концов, пустышкой. После такой бойни мир еще долго будет приходить в себя, и на идеях мистического фашизма можно ставить крест. Мир, по-всякому, будет другим, с другими реалиями и фантазиями.
И я всерьез занялся вопросами будущего противостояния. В первую очередь, необходимо было, после окончания войны, попытаться снизить активность Шамана в плане его энергетических структур и, если получится, ликвидировать того, чье тело он в данный момент занимал. Причем, первый момент был важнее: натолкнувшись в 1941 году под Москвой на энергетический щит, я понял, что это - не сила Шамана, а что-то, связанное с самой территорией и населяющими ее народами. Видимо, Шаман это тоже чувствовал, потому и установил с этой силой мистическую связь. Эту связь необходимо было разорвать. Естественно, сразу такое не получится, но тайные механизмы требовалось запустить заранее. Второй момент тоже был важен: неожиданно потеряв, пусть и на короткое время, старое физическое тело, Шаман будет вынужден уйти в глухую локальную защиту, если, конечно, не успеет перехватить под управление тело одного из своих ближайших сподвижников. Если все грамотно обставить, произведя быструю ликвидацию, либо оставив умирать в изоляции без наличия рядом пригодных для перемещения тел, то этот вариант вполне мог сработать. И тогда Шаман потеряет не только тело, но и свою мистическую связь с той неведомой силой. Для надежности проведения такого разрыва потерять тело он должен не как герой, не в зените славы вождя, - а, значит, после окончания победоносной войны должно пройти какое-то время. И устранить его должен кто-то из ближайшего окружения, который после, возможно, еще и развенчает его величие. И такого кандидата надо было выбрать уже сейчас, чтобы начать его незаметную и осторожную инвольтацию.
В преддверии новой схватки Шамана необходимо было лишить всех его дополнительно приобретенных преимуществ.
Не менее важна была и другая задача: готовить новое послевоенное поколение элиты, которая будет исподволь проникать в будущие властные структуры, связанная при этом узами, крепче родственных связей.
Гитлер уже давно был одержим идеями "арийской чистоты", выведения новой породы внутри немецкой нации. Я решил эти воспользоваться и, не посвящая в это фюрера, а сам, подобрав надежных исполнителей, расширил трактовку, создав так называемый проект "Лебенсборн", "Источник жизни", не ограничивая его рамками национальности или какого-то определенного генотипа.
И вот здесь объявилась Эфа.
Прибыв в очередной раз в свое детище, "Центр Лебенсборна", я в коридоре столкнулся с высокой угловатой немкой в военной форме без знаков различия. Худощавая, даже худая, про которых говорят: "Когда идет, слышно, как кости бренчат под юбкой".
Мы остановились, не дойдя друг до друга нескольких шагов. Какое-то время я скептически разглядывал ее.
- Что, Шак, не узнаешь?
- Наоборот, так ты еще лучше узнаешься. Может, это как раз и есть твой настоящий образ?
- Язвишь?
- Разве? У тебя и раньше проскальзывала склонность к экстравагантности, но сейчас ты, похоже, перегнула палку.
- В чем ты видишь экстравагантность?
- Да вот, подобрала себе экзотическую фигуру.
- Может, так я тебе больше понравлюсь. Ведь я тоже не могу никак понять твои вкусы.
- Их нет, Эфа.
- Что, так и не появились за всё это время?
- Не появились ... Ладно, эти словесные пикировки ни к чему. Ты так долго не появлялась - вдруг ... Чем обязан твоему явлению?
- Ты здесь не причем. Во-первых, у меня здесь свои дела. Во-вторых, я теперь работаю здесь, вернее, служу.
- Не буду спрашивать, чем ты здесь конкретно занимаешься. Думаю, это ни к чему.
- Правильно думаешь.
- Давно в "Лебенсборне"?
- С прошлой недели ... Любопытно стало, в каком направлении ты собираешься двигаться дальше.
- И как, поняла?
- В общих чертах ... Если у тебя есть время, мы могли бы вечером поговорить об этом более подробно.
... А вечером мы лежали в постели. Тело требовало регулярных "разгрузок", и я уже давно воспринимал данное обстоятельство как необходимую процедуру. "Отработав" положенное, я встал, налил себе бокал вина и отошел к окну.
- Нет, Шак, ты, определенно, извращенец. Тогда отказался от такого великолепного тела, а сейчас запал на "вешалку".
- Не строй иллюзий, Эфа. Это было лишь физическое упражнение для тела, такое же необходимое, как и ежедневный "стул". Да и ты отнеслась к этому также - страсти я в тебе не заметил.
- Да, верно.
- О чем ты хотела продолжить разговор?
- Думаю, ты и сам понимаешь, что "Лебенсборн" и подобные ему проекты - лишь половинчатое решение. На путях совершенствования чисто человеческого вида ничего не добиться.
- Меня люди не интересуют.
- Знаю. Я даже больше знаю: тебе хочется уже не просто выйти из-под контроля Центра, а самому взять этот Центр под свой контроль. Ведь единичные противники, вроде Шамана, появляются и исчезают, а система остается. Шаман - это лишь промежуточная цель, на которой можно опробовать свои силы и готовность. Я не права?
- Какое это имеет значение?
- Самое прямое. Тебе нужна не только Сила, но и инструмент ее реализации, совершенное оружие. И это оружие ты можешь создать здесь, взяв за основу именно людей, и изменив их так, чтобы они стали неуязвимыми и непобедимыми.
- Это твои фантазии, Эфа.
- Ничего подобного. Просто, получив от "жанны" дар, я могу теперь смотреть глубже и дальше. Шак, если твои намерения серьезны, в плане взаимоотношений с Центром, тебе надо создать новый вид живых и действительно разумных существ.
- Как я понимаю, вместе с тобой?
- Хотел бы того или нет, но только я являюсь чистым носителем нужного компонента. Все поколение "жанны" - с искажениями. Впрочем, ты можешь попытаться сам пройти в тот вегетативный слой и выбрать там себе "невесту". Если хватит духу туда сунуться, и если получишь на то разрешение.
- Уговорила. Что, начнем прямо сейчас?
- Не иронизируй. У тебя не будет другого выхода. Но - обычным путем новую расу не создашь.
- И каким же должен быть этот необычный путь?
- Сейчас ты этого не поймешь. Да и не готов пока к его созданию. Как и не готов осознать то имя, что получил от "жанны" - Атиар. Для этого нужна вторая "прививка".
- Ты опять за своё?
- Просто другого пути нет.
- Я не готов пока говорить на эту тему.
- Я знаю ... Закончатся все эти передряги, ты на некоторое время нейтрализуешь активность Шамана, упрочишь свои взаимоотношения с Центром - и вот тогда мы, возможно, и вернемся к этому разговору. ... Если ты к тому времени еще не откажешься от своих честолюбивых замыслов.
... Я шел по коридорам Рейхсканцелярии, полупустым, если не считать усиленные посты охраны, густо напичканные почти везде. Шаги отдавались гулким эхом, отражаясь от стен.
У меня не было ни звания, ни должности, ни обязательной формы. Но все же, чтобы не выделяться, я носил черный мундир со знаками принадлежности к элите СС, отчасти потому, что это нравилось Гитлеру, а отчасти потому, что и сам отдавал предпочтение черному цвету. Ни пропуск, ни какие-либо другие документы я никогда не предъявлял, даже в личные покои фюрера мог заходить без получения предварительного разрешения.
Как раз туда я сейчас и направлялся. Сегодня было 28 апреля 1945 года, на этот день был назначен уход Гитлера через портал. Правда, он, склонный в последние дни войны к еще большему мистицизму, чем ранее, хотел уходить 30 апреля. Но штурм Берлина советскими войсками развивался такими темпами, что любой день промедления мог дорого стоить. Но все же пришлось пообещать Гитлеру, что 30 апреля войдет в историю, как дата его официальной смерти, именно в этот день его двойник совершит самоубийство. Конечно, было бы эффектнее, если бы "фюрер" погиб от вражеской пули с оружием в руках - но я не мог так рисковать.
Гитлер решил уходить в Аргентину. Но бушевавшее в городе сражение, и сопровождавшие его выбросы Силы, настолько сильно воздействовали на потоки времени, что даже стенки портала начинали иногда "струиться". Потому я на всякий случай задействовал выход в удаленный и живописный уголок Альп, где была оборудована небольшая база, сверхзасекреченная, даже по сравнению со всеми остальными возможными пунктами перебазирования.
Каждый день я проверял работоспособность портала, несмотря на наличие силовых флуктуаций, особых проблем не должно было возникнуть. Впрочем, даже если бы переход и закончился неудачей, меня это мало заботило: к этому времени у меня уже были наброски плана на будущее, и Гитлеру в нем места не было. Хотя благополучный переход меня устраивал больше: Шаман, наверняка, отследит эти перемещения, и, хоть на время, но возьмет ложный след.
В Рейхсканцелярии уже давно витал дух обреченности, но в присутствии Гитлера это старались не показывать, за такое можно было прямо во дворе получить пулю. Сражение за столицу шло, не утихая на минуту, канонаду было слышно даже в самых отдаленных и глухих помещениях бункера.
Как обычно, я прошел через приемную, не сбавляя шага, и толкнул дверь кабинета. Гитлер сидел за столом, перебирая какие-то бумаги. Он поднял голову, и я увидел одутловатое постаревшее лицо с мешками под глазами, взгляд был отсутствующим и усталым, от былой нервной энергии не осталось и следа.
"Что это с ним такое? На себя не похож", - успел подумать я, а уже в следующее мгновение понял, что это - двойник. Гитлер мне и раньше демонстрировал своих двойников, но я их всегда распознавал с первого взгляда, а потом высказывал критические замечания. Хотя и понимал, что придется довольствоваться тем, что есть. Этот же был намного правдоподобнее.
"Решил напоследок еще раз на мне проверить эффект? Что ж, может, это и правильно". Неожиданно для себя я решил подыграть: некоторое время слушал лепет новоиспеченного "фюрера", перемежаемый истерическими выкриками и всхлипами, даже что-то поддакнул, проводил его до выхода из приемной, перепоручил встретившемуся Борману (единственный из нацистской элиты, который был в курсе запланированного ухода Гитлера, и которого я тоже обещал переправить в безопасное место) и вернулся в кабинет.
Там уже сидел настоящий Гитлер. Он порывисто встал мне навстречу, явно ожидая комментариев. Я сдержанно похвалил, отметив, что даже мне не удалось сразу распознать подделку, отметив, что некоторая суетливость и нервозность двойника, наоборот, создают естественную окраску напряженности ситуации и легко объяснимы, подчеркивая, что фюрер тоже человек, ему также нелегко, но он старается держать себя в руках.
Портал, устроенный в комнате отдыха, открылся легко. Темный провал в стене, в котором угадывались контуры небольшого переходного "шлюза", слегка дрожащая стена воздуха.
Уходить должны были трое: Гитлер, Ева Браун и сопровождающий их офицер. Я знал, что Еве тоже подготовили двойника, но его качество не проверял: никто особо не будет заниматься идентификацией ее трупа.
Я еще раз пояснил:
- Заходите. Спокойно идете до конца "коридора". В нем - пять шагов. Как только вы их сделаете, "дверь" отсюда закроется, будет несколько секунд полной темноты. Потом откроется выходная "дверь". Переступаете "порог" - и вы на месте. С момента входа и до полного выхода вы все держитесь за руки. Всё, можно идти.
Неожиданно Гитлера развезло на сентиментальность и пафос:
- Да, ты прав, мой друг, Битва еще не закончена! Наступают Сумерки Богов - но это временное явление. Тор снова поднимет свой молот - и тогда мы вернемся! Вернемся, чтобы уже больше не отступать. Германия будет ждать нас!
В этот момент портал неожиданно тряхнуло, по его стенам прошли ветвящиеся разряды, свидетельствующие о возникшей нестабильности: в любой момент проход мог схлопнуться. Портал явно подвергся какому-то внешнему воздействию. Но разбираться в этом не было времени.
- Мой фюрер, портал трудно держать, надо идти. Но не в Аргентину, а пока по запасному варианту - в Альпы. Не будем рисковать. Впрочем, это, может, и к лучшему, никто и подумать не сможет, что вы рядом. Немного утихнет - и вас переправят дальше.
- Да, я понимаю. Я - готов. Надеюсь, мы скоро увидимся?
- Конечно. Я буду здесь до последнего дня. Надо проконтролировать операцию с двойниками, да и помочь твоим соратникам с честью выдержать последние испытания и не уронить достоинство немецкого солдата.
Конечно, я не собирался ничего этого делать, за исключением инсценировки самоубийства Гитлера и переправки Бормана. Его "соратники" кто напивались до бесчувствия, кто кончали с собой, кто пытались сбежать из обреченного бункера.
У меня оставались две основные задачи: уйти самому и отправить на родину "зеленых бойцов".
Еще в период своих блужданий, когда я ушел из "зачищаемого" мира, я побывал в одном слое, обитатели которого называли себя "воинами Баал". И они, действительно, были воинами, непревзойденными и надежными. Суровая раса со своими жесткими законами, неприемлющая "чужаков". Общество, разделенное на касты: "Белые Баал", считавшиеся элитой и правящим классом; "Красные Баал" - профессиональные солдаты; "Зеленые Баал" - все остальные. В части воинского искусства это деление на касты было чисто номинальным: во владении боевыми навыками и в обладании огромной физической силой они мало отличались друг от друга.
Такая военная специализация была тем более удивительна, что "Баал" ни с кем не воевали, живя уединенно и обособленно.
Когда я появился в их слое, я тоже был для них "чужаком", и мне дали лишь временное пристанище, терпеливо ожидая, когда я отправлюсь дальше. Но уже в то время в укладе их жизни начались непонятные сдвиги: элита стала покидать мир, а в обществе возникли глухие процессы брожения.
Войдя в окружение Гитлера, я стал подумывать о том, чтобы обзавестись абсолютно надежной охраной, людям в этом плане нельзя было доверять абсолютно никому. Вот тогда я и вспомнил о "воинах Баал". Связь с их миром удалось установить, но с набором добровольцев возникли проблемы: мало того, что "Баал" всегда неохотно покидали свою родину, так еще и начались внутренние распри между "Красными" и "Зелеными", в условиях, когда из правящей элиты почти никого не осталось - явно, кто-то извне провоцировал развивающуюся нестабильность.
Все же удалось набрать небольшой отряд из тридцати воинов. По внешнему виду они мало отличались от людей. Все они были из касты "Зеленых Баал" и прибыли сразу в своей отличительной форме зеленого цвета. К их молчаливому присутствию в Рейхсканцелярии быстро привыкли, одни их считали тибетскими монахами, другие - калмыками. Короче, просто - "азиаты".
Сразу же после переправки Гитлера и Евы ко мне подошел их командир Эт. Общался он всегда только со мной, больше никто не понимал язык "Баал". Но даже я не знал, настоящее это его имя или нет.
- Я думаю, мы здесь больше не нужны. Договор мы выполнили, и хотели бы отправиться домой.
- Хорошо. Когда?
- Чем скорее, тем лучше. Я получил известие, что у нас там тоже начинается война - мы нужны своему миру.
- Тогда завтра. Мне надо подготовить портал.
"Шлюз" был приготовлен в дальнем крыле Рейхсканцелярии, подальше от нежелательных глаз. К тому же, весь отряд надо было переправить одновременно, лишний риск был неуместен.
Когда начал открываться проем, я сразу почувствовал, что что-то происходит не так. Как и при переправке Гитлера, портал тряхнуло, и опять появились змеящиеся разряды. Только сразу за ними последовало продолжение: из портала словно потянулись невидимые щупальца, обволакивая и охватывая отряд. Воздух густел прямо на глазах, сковывая движения и останавливая дыхание.
Я стоял чуть в стороне, поэтому ощутил лишь легкое прикосновение невидимого жгута. И все равно всё поплыло перед глазами, стало трудно дышать, а руки и ноги налились свинцовой тяжестью.
А потом из проема ударила волна, сметая и разбрасывая бойцов по коридору. За мгновение до этого я все же нашел в себе силы преодолеть оцепенение и мешком повалился за угол.
С трудом освобождаясь от чужой порабощающей воли, я лишь мог смотреть на происходящее, не в силах вмешаться. А в коридоре творилось что-то невообразимое. "Баал", с искаженными до неузнаваемости лицами, стреляли в себя и друг в друга. Треск автоматных очередей также быстро стих, как и начался. Разбросанные тела не подавали признаков жизни, плавая в лужах крови.
И тут в глубине портала обозначилось движение. Одна за другой в струящемся воздухе возникали фигуры существ. Я впервые видел таких. Карлики с белыми, почти прозрачными, телами, огромными, в треть туловища, головами-шарами, на которых выделялись круглые выпуклые глаза без зрачков. Тонкие дистрофичные ручки и ножки.
С их появлением в воздухе разлился тошнотворный гнилостный смрад, перебивавший даже запахи пороховых газов.
Передние существа подошли к границе портала и остановились, обозревая коридор и обмениваясь короткими фразами, похожими на сухой треск. А сзади них в шлюзовой камере появлялись все новые и новые существа.
Я ощутил рядом с собой движение. Два больших черных арахнида, появившихся из-за моей спины, не спеша, направились к порталу. Я помнил об этом Ином, что было то ли частью меня, то ли жило во мне, то ли я был его частью - но после той памятной ночи, когда мы пытались атаковать резиденцию Шамана, в которой он держал "жанну", мне больше так и не удавалось ни разу вызвать его.
А теперь Иное появилось само. Существа в портале что-то тревожно заверещали, оттуда опять ударила волна, но, достигнув арахнидов, она не просто остановилась, но рассыпалась на искрящиеся тающие осколки.
Арахниды подняли передние лапы - и внутри портала закрутился огненный смерч. Существа вспыхивали факелами, их головы лопались, как переспевшие арбузы, заливая "шлюз" густой белой массой. Болотную вонь густо сдобрил запах серы, так что стало вообще трудно дышать.
Края проема задрожали, по ним прошли ломаные зигзаги, и портал схлопнулся. В последний момент одно из существ, пытаясь спастись, прыгнуло вперед, и его разрезало прямо в воздухе. Лишь круглая голова-шар покатилась вперед и, застряв среди трупов, теперь лежала в луже, взирая на меня выпученными сферическими глазами.
Арахниды растворились в воздухе, словно их и не было. По-хорошему, эту странную голову надо было убрать отсюда, но уже близко слышались гортанные выкрики эсэсовской охраны, привлеченной пальбой в бункере, встречаться с ними мне не хотелось, и я поспешил уйти с места бойни.
... А второго мая из Рейхсканцелярии уходил и я, но не через портал, ибо существовала опасность встречи с этими омерзительными существами, что мне, не зная их природы, было совсем ни к чему. И - не на запад, вслед за Гитлером, а - на восток, в Россию. Там меня Шаман будет меньше всего искать, да и воспоминание о той, неведомой пока для меня, силе, что встала на защиту страны в декабре 1941 года, подсказывало мне, что ставку в этом мире надо делать именно на Россию, если я хочу выиграть в начавшемся противостоянии. Именно, в "противостоянии", потому что все предыдущие события были лишь связкой причин и следствий в начавшейся крупной игре, в орбиту которой меня все больше и больше втягивало.