Самокат Самокатыч привычно дремал в дальнем углу старого дачного сарая. Вообще-то, он всегда был просто Самокатом, а вот так, уважительно, по отчеству, его называли друзья и соседи: обшарпанный Веник, кривая Швабра, молчаливый Лом, ржавое Ведро и брюзгливый Ботинок с постоянно разинутым ртом и вывалившимся языком. Но даже и он забывал ворчать, когда Самокат Самокатыч начинал рассказывать свои истории. А он их знал немало, ведь раньше на нем катался сам Витя, сын хозяина дачи, и Самокат, благодаря этому, побывал в таких местах, куда Венику, Швабре, Лому и Ведру вход был заказан. Он совершал путешествия не только по Улице за Забором, но даже катался иногда по лесным тропинкам, по берегу речки и даже по зеленой траве в поле. Он был дружен с Ветром и Солнцем, с Деревьями и видел Птиц, слышал, как они заливисто поют свои песни.
Правда, и Ботинок тоже когда-то путешествовал вместе со своим братом, который потерялся после того, как они оказались в этом Сарае. Но у Ботинка не было Колес, как у
Самоката, а потому он быстро износился и почти потерял память.
А вот Самокат помнил всё, что видел в своей молодости. Он помнил даже те истории, что
происходили с Витей и его друзьями, мальчишками из соседних Дач. А потому все его
рассказы были нескончаемы. И неважно, что он уже по многу раз повторял их снова и
снова, ведь слушатели к концу последней истории успевали забывать, о чем была первая. Особенно это помогало коротать долгие зимние ночи, когда сугробы снега заваливали снаружи стену Сарая, и свет с трудом пробивался сквозь щели в досках. Невольные соседи по углу из уважения этим историям стали звать Самоката так уважительно - Самокатычем. Эти же истории их и сдружили, таких разных по характеру и непохожих внешне.
Самокат уже и не помнил, когда он оказался в этом углу Сарая. Просто Мальчик Витя
давно вырос, и Самокат стал ему не нужен, а его Папа, верный привычке ничего сразу не выбрасывать ("А вдруг пригодится"), поставил Самоката в этот самый угол вместе с другими ненужными вещами.
Так и оказались вместе Самокат, Лом, Ведро, Веник и Швабра, а Ботинок просто однажды появился в их компании, откуда-то прилетев по воздуху. Все быстро привыкли друг к другу, ведь выбора у них не было, и теперь покорно доживали свой век, благо их скуку развеивал Самокатыч своими рассказами. Под эти рассказы они часто вспоминали и свои былые дни.
И вот однажды ярким весенним утром жители дальнего угла Сарая были разбужены посторонним шумом, который всё нарастал. Кто-то упорно разбирал завалы накопившегося хлама, пробираясь к ним.
Неужели хозяева Дачи решили заняться уборкой, и теперь их всех, в связи с полной
ненадобностью и бесполезностью, ждет место на свалке? Ведь там точно не выжить.
Ботинок что-то недовольно буркнул своей полуотвалившейся подошвой, но тут же втянул
в себя язык, стараясь принять более приличный вид. Веник попытался расправить спутанные и слипшиеся волосы. Ведро попробовало прикрыться тряпкой, чтобы остаться незаметным. А Швабра героически пыталась выпрямить свой согнутый позвоночник. Лишь Лом продолжал сохранять железное спокойствие.
Самокатыч хотел было протереть линзы фонариков на руле, чтобы хоть что-то разглядеть
в клубах поднявшейся пыли, но не успел.
- Ага, вот он! Я так и знал, что он еще цел!
И чьи-то сильные руки оторвали Самокатыча от земли. Он хотел было уцепиться рулем за
перегородку стены Сарая, но ничего не смог сделать.
Его несли к Выходу, и солнечный свет из его проема становился всё ярче и ярче. Он
буквально ослеплял глаза-фонарики, и где-то внутри Самокатыча начало гулко биться
сердце, о существовании которого он уже забыл.
А потом солнечный свет стал нестерпимо ярким, и Самокатыч понял, что он находится уже вне стен Сарая, на Улице, которую он хотя еще и помнил, но уже не надеялся когда-либо снова оказаться на ней.
А затем его поставили на землю, но ноги-колесики плохо слушались, и Самокатыч упал
бы, если бы не прислонился к Дереву. А вокруг бурлил забытый Воздух Свободы, от него
кружилась голова, и легкий Ветерок поздоровался с ним, попутно сдув пыль с глаз-
фонариков.
- Ты смотри, Витёк, он еще хоть куда! Сейчас мы его приведем в порядок, а потом я научу
тебя на нем кататься.
Самокатыч, наконец-то, проморгался и увидел, что перед ним стоят два Вити: один -
Большой, другой - Маленький. Маленький был очень похож на того Витю, с которым он
когда-то дружил, а в Большом Вите угадывались лишь черты сходства. Но молодость
Самоката не зря прошла среди Людей, и он быстро сообразил, что Большой Витя - это тот
самый Витя, друг его молодости, а Маленький Витя - его сын.
Большой Витя помог Самокатычу встать на ноги и прокатиться налегке по дорожке. Но
металлические ноги Самокатыча от долгого бездействия плохо слушались и отчаянно
скрипели при каждом обороте колесиков.
Следующие два дня Самокатыча мыли, скребли, ремонтировали его ноги, вставили новые
линзы в глаза-фонарики, а под конец - покрасили. Когда Самокатыч увидел себя в
отражении стеклянной веранды, он изумился: таким красавцем он не был и в молодости.
Маленький Витя быстро научился ездить на Самокате, они подружились и много времени
проводили вместе, катаясь по Полю, лесным Тропам и берегу Речки.
Лето пролетело незаметно, и Маленькому Вите надо было возвращаться в какой-то
таинственный и загадочный Город, где его ждала еще более загадочная Школа. Самокатыч понял, что его скоро снова отнесут в Сарай, в его заветный угол, и он уже предвкушал, какие новые занимательные истории будет рассказывать своим друзьям долгими зимними вечерами и ночами, но Маленький Витя неожиданно не захотел с ним расставаться и упросил своего папу, Большого Витю, взять Самокатыча с собой в Город, клятвенно пообещав кататься на Самокате только по комнатам их городской Квартиры, и, ни в коем случае, не выходить с ним на городские Улицы без сопровождения кого-нибудь из взрослых Людей.
С одной стороны, Самокатыч был этому рад, ведь это давало возможность увидеть новые
Места и новых Людей, а, значит, ему пока не грозила участь быть снова забытым, хотя он
и понимал уже, что Люди очень переменчивы в своих желаниях и поступках, особенно,
Взрослые. С другой стороны, неизвестный Город страшил Самокатыча: ведь там живет много родственников Машина Машиновича, на котором Большой Витя иногда
ездил в Магазин за продуктами, а в остальное время Машин Машинович спал в своем
отдельном доме, называемом Гаражом. Машин Машинович был очень важным, словно
надутый индюк, черный и блестящий, и никого к себе не подпускал, кроме Большого
Вити, а остальным лишь позволял себя помыть в Банный День.
Из разговоров Маленького Вити со своими сверстниками из соседних дач Самокатыч
знал, что родственников Машин Машиныча в Городе жило едва ли не больше, чем самих
Людей. Но зато там было гораздо меньше несносных Байков Мотоцикловичей, трескучих
Мопедов Мопедовичей и суетливых Великов Велосипедовичей.
Конечно, Самокатыч мог бы сделать вид, что сломался, и его оставили бы на Даче, но
желание посмотреть Мир пересиливало. Да и о своих друзьях - Венике, Ведре, Швабре,
Ломе и Ботинке он помнил, и хорошо понимал, что, оставшись здесь, он ничем им помочь
не сможет. Шанс на изменение их судьбы, как и судьбы его самого, был, возможно,
только в этом таинственном Городе. Правда, Самокатыч не знал, что это за шанс, и есть
ли он, вообще, но природное чутье подсказывало ему, что, оставаясь на Даче, он уж,
точно, потеряет даже призрачные надежды на лучшее будущее....
Самокатыча ждали впереди невероятные приключения, о которых он еще не догадывался,
но уже сам искал их, и первый шаг навстречу этим приключениям был им уже сделан.