(Практическая плоскость магической мультяшной сказки для взрослых)
I
Федор Степанович на пенсии был уже несколько лет, и все это время он подрабатывал сторожем в парке отдыха под не совсем благозвучным, но вполне пристойным названием "Совместная работа", которое сохранилось с проклятых некоторыми активистами современности застойных времен, но те же самые активисты так и не решились это название переменить.
Жизнь в парке текла тихо и размеренно. Дежурства были по суткам. Во время дежурства днем Федор Степанович попивал чаек и поглядывал в окно своей сторожки. Ночью, пройдясь один раз по парку и справив малую нужду, он запирал изнутри дверь и ложился спать: ну, кому, спрашивается, нужны эти аляповатые цветочные горшки или вазы со звездами и прочей символикой, а, тем более, скульптуры времен начальной социалистической эпохи, прочно вмурованные в бетонный фундамент.
Вот и в этот поздний осенний вечер, когда деревья уже сбросили свою листву, а по утрам ощутимо подмораживало, Федор Степанович вышел на свой обычный осмотр. Он прошел по всем дорожкам парка. Вокруг было пустынно. Даже местные бомжи не попадались: видимо, и у них настало время окончательно перекочевать в подвалы или теплотрассу.
Завершая свой обычный ритуал, Федор Степанович, отошел к старому фонтану и пристроился возле кустика. Фонтан здесь стоял с давних времен, весь потрескавшийся и облупленный. Он уже, как минимум, пару десятков лет не действовал, но у администрации постоянно не хватало то ли решимости, то ли денег, чтобы его возродить или ликвидировать. Ничего особого фонтан из себя не представлял, обычный полураспустившийся бутон какого-то непонятного цветка, из тычинок которого в благословенные времена побрызгивала водичка. Теперь же из середки бутона высовывались лишь полностью проржавевшие трубы.
Федор Степанович с хрустом потянулся, глянул на звездное небо и уж было собрался идти в сторожку, как почувствовал, что его окатило водой. Причем, довольно большое ее количество попало за шиворот и теперь стекало по спине и ягодицам.
- Что за черт?
Федор Степанович обернулся. Из старого дряхлого фонтана вверх били струи воды. Падая вниз, они омывали лепестки полураспустившегося бутона и косоугольные звезды, намалеванные на их внешней стороне.
Увернувшись от очередного выплеска, Федор Степанович хотел уж было по привычке заматериться, однако его внимание привлек какой-то странный звук.
По бетонной дорожке явно кто-то шел. Причем, звук шагов был не совсем обычный, с клацаньем и ритмичными ударами, словно по бетону шагал тоже кто-то бетонный.
Отдалившись на четвереньках от фонтана, чтобы его больше не достигали выплески воды, Федор Степанович осторожно выглянул из-за кустов. Увиденное просто ввело его в ступор. По бетонной дорожке, приволакивая покалеченную ногу, шагала "Девушка с веслом". В бликах уже зажегшихся фонарей ее выщербленное лицо, покрашенное серо-голубой краской, ничего не выражало. Оно сохраняло свою прежнюю каменную невозмутимость. Ее левая нога, отбитая по колено хулиганами, представляла из себя лишь сплетение железных прутьев арматуры. Поэтому каждый ее шаг сопровождался не только стуком здоровой ноги, но и скрежетом отбитой. Девушка прихрамывала и при каждом шаге опиралась на весло.
Федор Степанович, в полной прострации, сдерживая рвущийся наружу скулеж, также на четвереньках проследовал к краю кустарника и, выглянув из-за него, убедился, что на том постаменте, где ранее стояла "Девушка с веслом", сейчас ничего нет.
Также на четвереньках он вернулся обратно, обогнул далеко стороной фонтан и замер, когда перед его глазами открылась сторожка и ближайшие подступы к ней.
"Девушка с веслом" стояла напротив сторожки. Неожиданно ее холодное безучастное лицо оживилось, и тишину прорезал резкий скрипучий голос:
- Федор, выходи!
Потом она подняла весло, размахнулась и ударила им по окну. Послышался звук разбитого стекла.
После опять наступила тишина, которую уже через несколько мгновений нарушил ужасный скрежет в дальнем углу парка, а вскоре раздалась и тяжелая мерная переступь кого-то, шагающего по бетонной дорожке в их сторону.
Грохот все приближался, и вот из-за поворота показалась гипсовая козочка, которая уже давно лежала на своем бетонном постаменте с отбитой правой передней ногой. В отличие от "Девушки с веслом" у козочки на месте ноги не было даже и прутьев арматуры: бомжи их давно отломали и сдали в металлолом. По причине отсутствия конечности "козочка" двигалась медленно и с небольшим прискоком.
Подойдя к девушке с веслом, коза опустилась на задний круп, поджав под себя покалеченную ногу.
- Ну, что, где он?
- Не откликается.
- Подождем.
И тут же опять раздался ужасный скрежет. Прямо на глазах Федора Степановича, благо облетевшая листва позволяла все хорошо видеть, крупный олень и его верная подруга, оленуха, вырвав ноги из бетонного постамента, также направились к сторожке. Хулиганы и над ними постарались: у обоих были отбиты уши, а у оленя - и рога. Вдобавок, у оленухи не было одного глаза, словно в этом месте прошлись каким-то буровым автоматом.
Они, не спеша, приблизились к сторожке, и олень буркнул:
- Что, без результата?
- Видимо, забился под кровать со страху, как мышь.
- Ничего, привыкнет.... А теперь давайте хором.
И над парком понесся заунывный скрипуче-металлический речитатив.
- Федор, выходи! Федор, выходи!
Сколько так продолжалось, Федор Степанович не помнил. То ли от страха, то ли от нервного напряжения, но его одежда, обильно орошенная фонтаном, на нем давно высохла.
Уже за полночь опять раздался стук и скрежет. Бетонные и гипсовые изваяния разошлись по своим постаментам.
Федор Степанович дождался, когда мимо проследует девушка с веслом и утвердится на своем прежнем месте. Ведь она уходила последней.
Лишь после этого, пугливо озираясь, Федор Степанович прокрался в свою сторожку. Из разбитого окна несло холодом. Он достал старую телогрейку и заткнул ею окно, но до утра так и не смог сомкнуть глаз.
В таком состоянии и застала его сменщица Матрена.
- Степаныч, чего это у тебя такая холодина? Ты что, и печку не топил? А что с окном?
Федор Степанович тяжело вздохнул, ведь правду говорить нельзя - в дурку упекут.
- Хулиганы безобразничали.
- Да что ты говоришь! Ведь раньше такого не было!
- Ну, то раньше, а то - сейчас.
Матрена развила кипучую деятельность. Вызвала директора парка, милицию. Милиция нарисовала протокол, и Федор Степанович покинул рабочее место.
II
Не заходя домой, Федор Степанович направился прямиком к своей куме, благо, она жила неподалеку. Он рассказал ей все, как на духу, о том, что приключилось с ним прошедшей ночью. Кума слыла сведущей в таких делах и могла дать дельный совет.
Кума надолго задумалась, потом достала карты, некоторое время их раскладывала и что-то бормотала. Наконец, она обратилась к Федору Степановичу.
- Не знаю, чем ты их привлек, но они от тебя не отстанут, пока ты не пройдешь все испытания.
- А кто они?
- Этого нам знать не дано. Я могу лишь помочь тебе не подпасть под их очарование.
Она ушла в дальнюю комнату и, вернувшись, подала ему свечку, веревку и странный деревянный обрубок в виде рогатки.
- На следующее дежурство, как стемнеет, встань на печку, привяжи себя к трубе, свечку запали и поставь в ногах, а вот этот оберег, он сделан из осины и похож на рогатку, держи перед собой.
Заступив на дежурство, Федор Степанович бесцельно побродил по парку, потом зашел в сторожку и присел за стол. Взял в руки валяющуюся здесь уже неизвестно сколько времени книжку. Автор - Сороковистый, книга называлась "Нашим салом - нам же по мусалам". Федор Степанович когда-то попытался начать ее читать, но, наткнувшись на авторские откровения, бросил. Хотел было выкинуть книжку, но потом раздумал: ведь есть же у нее хозяин, пусть сам и заберет. Но хозяин так и не находился.
Прямо напротив, на стене, висел засиженный мухами календарь, на котором красовалась одна из эстрадных див в полуобнаженном виде. Она уже давно примелькалась, поэтому Федор Степанович просто скользнул по ней взглядом.
Новым был только рекламный плакат, с которого взирал мордатый мужик и ехидно всем говорил: "Голосуй за меня - а то проиграешь".
Стекла в окне вставили новые, но Федор Степанович решил закрыть окно еще и рекламным плакатом, приклеив его по краям на хлебный мякиш.
На улице стемнело. Федор Степанович закрыл дверь на крючок, зажег свечу, потом залез на печку и привязал себя к трубе веревкой, как наказывала кума, взял в руки оберег и стал ждать.
Долго ничего не происходило. Он уже начал подремывать, как какой-то посторонний звук привлек его внимание.
Он скосил глаза. Лежащая на столе книжка вдруг вздыбилась, распахнулась, ее листы зашелестели, и над ней повис какой-то туман. Туман заклубился, загустел и принял очертания сидящего на столе человека. Вот он полностью оформился, и Федор Степанович увидел неопрятно одетого мужчину средних лет с маслянистыми глазами, жирными складками на шее и сальными прядями волос.
Тот потряс головой, спрыгнул со стола и несколько раз присел, разминая ноги. Огляделся по сторонам и, увидев на печке Федора Степановича, умильно улыбнулся.
- О, мон шер, я так рад тебя видеть! Я - Сороковистый! Я вижу, у тебя на столе лежит моя книжка. Знаешь ли, меня многие критикуют за нее. И лишь истинные ценители искусства понимают ее настоящую красоту. Я рад, что ты относишься к их числу. Ведь вся наша жизнь построена на соотношении сала и мусала. Дорогой друг, я хочу тебя поцеловать дружеским и любовным поцелуем.
И он направился прямиком к Федору Степановичу. Тот выставил вперед оберег, и мужика с умильными глазками отшвырнуло к стене. Мужик плаксиво заголосил:
- Ты чего? Я ж к тебе с любовью, душка!
Найдя в себе силы, Федор Степанович просипел:
- Не подходи, а то хуже будет.
Мужик неожиданно согласился и, сев на скамейку у стены, миролюбиво сказал:
- Да ладно тебе. Ну, не хочешь, и не надо. Я могу и здесь посидеть.
Федор Степанович перевел дух, но, как оказалось, преждевременно. Перед календарем с полуобнаженной девицей заклубился такой же туман, из которого через некоторое время спрыгнула эта самая девица.
- Ух ты! Как здоровски! К тому же здесь и мальчики! Вот только стол пуст. Где же вино, фрукты? И я не вижу знаков внимания.
Она обошла печку на некотором удалении, внимательно осмотрела Федора Степановича. Веревка, которой он привязал себя к трубе, неожиданно привела ее в восхищение.
- Ух ты, садо-мазо? Обожаю! Вот что значит старшее поколение - понимают толк в настоящей любви. ... Подожди, сейчас я к тебе приду...
И она приблизилась с явным намерением забраться на печку.
Федор Степанович опять выставил вперед свой оберег. Эстрадную диву также откинуло к стене. И она тоже недоуменно произнесла:
- Чего ты дерешься? Сказал бы просто, что не хочешь.
Она уселась на лавку рядом с неопрятным мужиком и, легким движением поправив проческу, как бы случайно коснулась того плечом.
- Ой, а это кто здесь? Надо же, мужчина - и такой симпатичный. А как вас зовут?
Тот отодвинулся.
- Иди к черту, дура! Меня не интересуют такие, как ты.
Девица разочарованно вздохнула.
- Ты, наверно, гомик? Ну, надо же, как не везет. В кои веки удалось покинуть этот дурацкий календарь, и сразу невезуха - ни одного нормального мужика рядом.
Неожиданно раздался скрипучий шепелявый голос.
- Как это - ни одного? А я?
С рекламного плаката уже давно тем же путем вылез мордатый мужик и, сидя на подоконнике, взирал на происходящее.
Увидев, что все обратили взоры на него, он спрыгнул на пол и заголосил:
- Я дам вам все, что вы хотите: деньги, квартиру, машину, дачу, гараж. Я освобожу вас от налогов. При мне вы будете жить прекрасно. Вы будете жить лучше и веселее, ваша шея станет тоньше, зато длиннее. Голосуйте за меня - или проиграете.
Он было бодрой твердой походкой направился к Федору Степановичу, но, заметив в его руках оберег, остановился.
- Ладно-ладно... Не буду к тебе подходить, а то ты мой имидж испортишь.
На его плече повисла девица. Он оценивающе ее осмотрел и саркастически произнес:
- Знаешь ли, дорогуша, таких у меня пруд пруди. Впрочем, здесь места, конечно, иные. Как говорится, на безрыбье и рак - рыба.
И они удалились на лежанку.
Слушая их возню и пыхтение, Федор Степанович уже перестал понимать, что происходит. Он лишь сжимал в руке оберег да шептал бессвязно отдельные слова из давно забытого "Отче наш".
За окном начало светать.
Федор Степанович огляделся. В сторожке, кроме него, никого не было. Рекламный плакат с мордатым мужиком был на месте, эстрадная дива по-прежнему красовалась на календаре.
Забыв о том, что он привязан к трубе, Федор Степанович сделал попытку спрыгнуть на пол, чем не только свернул трубу, но и разворотил половину печки.
Федор Степанович, не обращая на это внимания, сорвал со стены календарь, с окна - рекламный плакат, завернул в них книгу и, выйдя украдкой из сторожки, выбросил все это в мусорный контейнер.
Пришедшая на смену Матрена всплеснула руками.
- А чего печка-то разворочена? Опять хулиганы были?
- А бес их знает. Пока ходил парк проверять, все это и произошло.
- А дверь-то не закрыл, что ли?
- Закрыл, но замок сорвали. Вот видишь, и календарь уперли, и книжку.
- Календарь жалко, красивый был. А книжка все равно - дерьмо. Как только читать такое можно?
Опять повторилась прежняя процедура: директор парка, милиция, протокол.
III
Федор Степанович опять прямым ходом направился к куме. Та его внимательно выслушала и похвалила.
- Молодец, все правильно сделал. Теперь изнутри тебе ничего не грозит. Осталась последняя третья ночь. Запрись, дверь не открывай ни под каким предлогом. Сейчас я тебе сделаю наговоренную воду. Посиди пока в комнате, подожди.
И она удалилась на кухню. Минут через пятнадцать вернулась с трехлитровой банкой.
- Вот, держи. У тебя в сторожке запас воды еще есть?
- Да, целая бочка.
- Вылей эту банку туда, тщательно перемешай, а потом смочи этой водой все стены и потолок. А воду-то не жалей.
Готовясь к смене, Федор Степанович сходил в гараж и достал из тайника сверток. В нем лежали ракетница и два патрона к ней - когда-то давно он купил все это у соседа-забулдыги за пару пузырей. Каждый раз собирался выпустить эти ракеты на Новый год и постоянно забывал.
Менял он Порфирия, сморщенного мужичка примерно одних с ним лет. Федор Степанович едва ступил за порог, как Порфирий радостно загнусавил:
- Слышь, Федор, а книгу-то хулиганы в мусорный бак выбросили. Вот она, целенькая. Я ее понемногу читаю, уж очень она душевно написана. Там же, в баке и календарь вместе с плакатом валяются, но уж больно они помятые. Я не стал их доставать. А книжка, вот она. Не читал?
Федор Степанович, сдерживая дрожь в голосе, ответил:
- Нет, не читал.
- Ну, и зря. Я вот в жизни много всякого видел, а такого - никогда. А сейчас уже стар стал, вкус не различаю, поэтому поздно пробовать. Хорошо, еще глаза видят, читать могу. Одного не пойму: почему их за это голубыми называют? Не знаешь, Федор?
- Не знаю.
Дождавшись, когда Порфирий ушел, Федор Степанович выдрал из книги все листы, потом каждый из них дополнительно разорвал пополам и снова выбросил в мусорный контейнер. В баке ему попался на глаза рекламный плакат. Он достал его и тоже для надежности порвал.
Потом сделал то, что наказывала кума: помыл стены и потолок наговоренной водой. Поставил в угол ведро на тот случай, если приспичит справить нужду.
Едва стемнело, он запер двери на оба крючка и сел на колченогий стул. О сне, конечно, не могло быть и речи.
Ближе к полуночи по всему парку опять послышался скрежет выдираемых из бетонных постаментов ног и копыт. А потом послышался мерный перестук, который все приближался и, наконец, затих возле самой сторожки.
Федор Степанович осторожно выглянул в окно. Справа стояла девушка, опираясь на свою изувеченную ногу и весло. Рядом с ней стояла коза без передней ноги. Сверху на ней восседала эстрадная дива из календаря. Дальше высились два знакомых оленя, на которых верхом сидели писатель Сороковистый и мордатый мужик с рекламного плаката. Одежда на них была изорвана в клочья и висела лохмотьями.
Сороковистый плаксиво забубнил:
- Нет, ну, представьте себе, что он со мной сотворил! В таком виде стыдно в приличном обществе показаться. А ведь я ему ничего плохого не сделал.
Мордатый мужик отозвался:
- И не говори! У меня-то тоже вид не лучше! Сволочь он!
И мордатый лихо спрыгнул с оленя. Писатель же сползал с оленухи медленно и со всхлипами.
Они постояли, о чем-то посовещались, и писатель направился к двери. Немного погодя Федор Степанович услышал его голос:
- Федор! Ну, не будь таким букой, выйди к нам. Все эти бетонные и гипсовые ребята очень даже неплохие, мы с ними перезнакомились. Давай, выходи, повеселимся, никто зла на тебя не держит.
Федор Степанович услышал, как дернулась дверь, и клацнули крючки в петлях. А в следующее мгновение раздался сухой прерывистый треск, похожий на звук электрического разряда. И сразу вслед за ним - вопль.
В окно Федор Степанович видел, как писатель, стеная на каждом шагу и прихрамывая, подбежал к мордатому, тряся правой рукой и постоянно дуя на нее.
- Там все наговоренной водой смочено. Видел, как меня шарахнуло?
- Чего сочиняешь? Какая такая наговоренная вода? Чушь все это. Наверняка, он к ручке кондер прицепил.
И мордатый уверенной походкой направился к сторожке. Протянул руку и коснулся стены. Опять раздался тот же треск, и мордатый кубарем откатился на прежнее место. Пару минут из него лилась только отборная нецензурная брань. Потом он воскликнул:
- Ну, ничего, сейчас я его через потолок достану!
Неожиданно легко, словно мячик, он подпрыгнул, и Федор Степанович услышал звук отдираемого шифера. На землю полетели куски.
С замирающим сердцем Федор Степанович слушал, как мордатый мужик крушит крышу. Но, едва тот ступил на потолок, произошло то же самое: электрический разряд - и мордатый с уже привычной матерщиной шмякнулся о землю.
Федор Степанович в душе возблагодарил дальновидную куму.
Однако мордатый был неугомонен.
- Эй, девушка с веслом, иди сюда. Копай здесь возле стены, только к самой стене не прикасайся. Мы его через пол достанем.
А потом заорал:
- Федор, выходи лучше сам! Последний раз предлагаю.
Девушка с веслом принялась долбить землю. Остальные стояли и смотрели.
Однако очень скоро дружный вопль за окном возвестил, что девушке удалось пробить мерзлый слой.
Девушка работала, как экскаватор, без устали, и из окна Федору Степановичу было видно, что куча вынутой земли растет, а бетонная девушка опускается все ниже в копаемой ею яме. И тут уже Федор Степанович встревожился: пол-то не был полит наговоренной водой, кума об этом не говорила.
Тогда Федор Степанович достал ракетницу, зарядил и, стараясь не скрипеть половицами, подошел к двери. Осторожно снял крючки с петель и медленно открыл дверь. Та отворилась бесшумно, так Федор Степанович еще днем предусмотрительно полил шарниры подсолнечным маслом.
Он осторожно выглянул из-за угла. Девушка с веслом работала энергично и уже довольно ощутимо углубилась. Федор Степанович тщательно прицелился и нажал на спуск. Промахнуться он не боялся: всю жизнь прослужил в ведомственной охране, а там стрелковых тренировок всегда хватало.
Ракета ударила в весло, срикошетила девушке в голову и упала на дно ямы, продолжая там кружиться, трещать и испускать снопы разноцветных искр.
Пока все ошарашено смотрели на этот фейерверк, Федор Степанович перезарядил ракетницу и еще раз выстрелил, целясь в мордатого мужика. После этого он быстро шмыгнул назад в сторожку, накинул крючки и подошел к окну.
Второй его выстрел был весьма удачным: ракета насквозь пробила мордатого, потом попала в писателя, пробила и его и ударила в бок оленя, от чего тот опрокинулся и теперь, гремя бетонными ногами, силился встать.
Мордатый сокрушенно сказал:
- Ну, я же говорил, что он сволочь! Дай-ка, писака, посмотрю, что там у тебя.... Надо же, дырка насквозь, все через нее видно. Посмотри теперь, что там у меня.
- Да то же самое.
Они немного помолчали. Потом мордатый спросил:
- А что там с девушкой?
- Личико ей все опалило.
- Ничего, злее будет.
- Да и весло пополам переломилось, теперь копать нечем.
Неожиданно рядом с ними объявился какой-то скособоченный старикан с ногами, похожими на утиные лапы и носом, напоминающим утиный клюв. В руках он держал звездно-полосатый флажок. Все осмотрев, старикан сварливым голосом объявил:
- Поздравляю, вы все провалили. Неужели нельзя было выбрать для тренировки другой объект? Все, можете расходиться. О следующем задании я сообщу позднее. И не забывайте о бдительности, есть сведения, что наши противники разрабатывают варианты применения нашего творчества против нас же.
Пришедшая на смену Матрена чуть не упала в обморок.
- Что это за яма под окном? А что со стенами и потолком?
Федор Степанович только сейчас заметил, что листы ДВП, которыми сторожка была оббита изнутри, и которые он вчера обильно смочил водой, местами вспучились и покорежились.
В этот раз он не стал ждать представителей власти, а сунул Матрене листок.
- Чего это?
- Заявление об увольнении. Все, больше я здесь не работаю.
IV
Уйдя с работы, Федор Степанович все вечера теперь проводил, лежа на диване и перещелкивая каналы телевизора.
В один из таких вечеров он наткнулся на передачу, где жизнерадостный телеведущий вел оживленную беседу о путях развития мировой культуры с известным скульптором. Федор Степанович хотел уж было переключиться на другой канал, но тут начали показывать творения этого самого известного скульптора.
Сначала, пока Федор Степанович не мог ничего понять, он просто молчал. Но, когда под занавес показали скульптуру Петра I, которая стоит в известном городе Санкт-Питершрассе в каком-то музее под открытым небом на каком-то острове, то ли Сидоровском, то ли Васильевском, он не выдержал:
- Господи, они что, с ума все посходили?
И, действительно, скульптурное изображение царя навевало грустные размышления. Длинные худые ноги, острые колени. Он или сидит, или стоит - непонятно. Непропорциональная фигура, широкие плечи - крохотная маленькая головка. Вдобавок ко всему - если его поставить на ноги, то он предстанет уродцем.
Не успел Федор Степанович высказать еще свои замечания вслух, как на экране, за спиной телеведущего, заклубился такой знакомый ему туман, и скульптурный Петр I вдруг встал и спрыгнул с экрана прямо на эстраду. И тут же разнесся его грозный рык:
- Это что за непотребство? Если вы уж меня не уважаете, то уважайте хотя бы свою страну!
Видя, как разбегаются с эстрады телеведущий и известный скульптор, Федор Степанович удовлетворенно пробормотал:
- Так вам и надо! А то привыкли на простых людях отъезжаться.