Что такое детская дружба? Говорят, она самая искренняя и преданная. Многочисленные улыбки, милые шутки, маленькие подарочки, записки, передаваемые во время урока, весёлые выходные в её загородном доме, в твоём загородном доме, фотографии, видеозаписи, торты, задутые свечки, хлопушки, салют, борьба подушками, бутылки газировки, импровизированные модные показы, совместное решение алгебры, советы по макияжу, прогулки по лесу, парку, ботаническому саду, походы в магазины, рестораны, кафе, кино, зоопарки; секретики, любимые и памятные места, ваши общие выдуманные словечки, шутки, которые понимаете только вы в вдвоём и никто больше, ночёвки друг у друга, и радость, радость, радость...
Моя дружба с одной девушкой была далеко не такой. Были ли мы вообще друзьями? Кто знает...
Наше знакомство произошло осенью, в октябре. Октябрь в тот год выдался необычайно холодным. Хуже ледяного, пронзающего насквозь ветра может быть только моросящий раздражающий нервы осенний дождь. Мне, как самому везучему человеку на земле, посчастливилось в такую погоду идти домой из книжного магазина. Зато я купила последний экземпляр сборника стихов Михаила Юрьевича Лермонтова.
Мои рассуждения о поэзии 19 века были прерваны пронёсшейся мимо машиной, из-под колёс которой на моё пальто вылетели комья грязи. Проходящие школьники очень сочувственно на меня посмотрели. Я отряхнула свою испачканную одежду, вздохнула, и взгляд мой скользнул вдоль улицы. Я помнила эти здания яркими, величественными, одним словом, считала их верхом городской архитектуры; сейчас же они казались мне серыми, холодными, давящими на меня. С деревьев давно облетели листья, а обнажённые ветви снег ещё не успел покрыть. Впереди шли такие же серые и холодные, как здания, стоявшие рядом, прохожие, с такими же одинокими и голыми душами, как эти деревья. На их лице не было ни одной эмоции: ни улыбки, ни радости, ни неудовольствия, ни раздражения, ни злости; не было мысли, а были лишь мраморные лица с потухшими глазами.
Я ненадолго зашла домой, чтобы положить новую книгу и выпить стакан тёплого молока.
Потом ехать на английский. Путь туда довольно надоедающий и изматывающий, так как, проехав одну станцию по рыжей ветке, нужно пересесть на кольцевую, проехать две станции, пересесть на зелёную ветку, проехать одну станцию в центр и, выйдя из метро, минут пятнадцать идти по Садовому кольцу. Спасало одно - архитектурные красоты города, выстроенные, к слову сказать, в прошлом веке властью, которую сейчас ругают. Я вообще не сторонница "оценки" исторических деятелей. "Хороший" и "плохой" - слишком субъективно. Я не говорю об абсолютно объективной оценке - объективной она не может быть в силу своего определения. Я говорю о том, что эту самую оценку давать ни к чему. Разве что за тем, чтобы возвыситься на обломках власти предыдущего правителя.
Я пришла на занятие в старое здание, но к незнакомому мне ещё учителю. То была женщина пожилого возраста, практически не имевшая морщин и носившая большие круглые очки. Она была одета в чёрное платье, а на шее у неё красовалось жемчужное ожерелье. Удивительно, мы абсолютно не были с ней близки, но я ясно помню черты её приятного круглого лица, форму её запястья, да даже сам её запах до сих пор свеж в моей памяти - запах свежих фиалок и только что купленной книги - одним словом, она врезалась мне в голову тем ярким отпечатком, который не стирается с безжалостным течением лет. Какая-то магнетическая сила притягивала к ней.
Я представилась и села за парту, стоящую прямо перед её учительским столом. Пришли ещё пять девочек из моей школы, с которыми я только и здоровалась. Они были чрезвычайно зажаты, жеманны, высокомерны и неуклюжи одновременно. К тому же в их внешности было много чего отталкивающего, чего именно я вспомнить не могу, да и не хочу. Меня к ним не тянуло абсолютно. Я расстроилась, что опять не будет человека, с которым мне было бы приятно общаться и садиться вместе.
И тут внезапно открылась дверь и перед нами появилась "прекрасная ундина", будто только сошедшая со страниц книги. Её длинные распущенные волосы слегка растрепались ветром. В руках она держала книгу "Жан Сбогар". Типичный разбойничий роман в руках молодой особы, всегда вызывал во мне неприязнь, но в её тонких белых пальцах он смотрелся как никогда гармонично. Я тут же отложила свои планы на вечер, и решила сходить в книжный магазин за этой книгой. Да, именно такой силы эффект произвела на меня эта девушка. Я с первого взгляда поняла, что мы сойдёмся - знаете, я искренне желаю Вам испытать такое: секунда, и всё нутро поднимается и кричит тебе, что вы станете близки. Интуиция? Не исключено.
Она вошла, тряхнула своими шелковистыми волосами, и комната от этого будто стала живей. Девушка прошла в класс и села подле меня, что естественно мне польстило. Возможно, она прочитала в моих глазах симпатию, отчего и улыбнулась мне своей лучезарной улыбкой, но мне хочется думать, что это был сиюминутный порыв, вызванный расположением ко мне, а не ответная реакция на восхищение ею. Она скинула со своих узких плеч темно-фиолетовое пальто и осталась в чёрных джинсах, жёлтой водолазке и в бирюзовом шарфике. У неё был идеальный профиль, за исключением, пожалуй, носа; он был чуть большеват для её кукольного личика, но это несовершенство придавало ей шарма. Никто не влюбится в идеального человека: маленькие недостатки привлекательных людей делают их ещё более привлекательными.
В ходе пары таких занятий выяснилось, что мы с ней лучшие. Нас стали недолюбливать остальные - её и меня это только сблизило.
И вот однажды, после занятия, на котором мы обсуждали творчество Фицджеральда, моя Ундина сказала мне следующее:
--
А знаешь, я не читала ничего, кроме Гетсби у него. Давай прогуляемся в книжный магазин.
--
Вечер пятницы, от чего бы и нет. Пойдём в мой любимый книжный?
--
Далеко?
--
В центре, на Лубянке.
--
Идём.
Мы шли вдоль Садового кольца, мимо нас проносились машины спешащих людей, а она рассказывала что-то о том, как прошёл их выпускной из средней школы, как они ездили в Санкт-Петербург, как её соседка напилась, и поэтому они прятались от классной руководительницы, как за ними наблюдал странный мужчина в чёрном плаще, когда они гуляли по набережной... Я слушала её, смотрела на её профиль, и само время, казалось текло медленней, будто мы не в мегаполисе, а на тихом альпийском лугу.
--
Мне очень хочется выпить чашечку кофе, давай зайдём по пути в "Кофехауз"? - спросила она.
--
Давай, - ответила я.
Мы поднялись по ступенькам на крыльцо и вошли внутрь. В заведении был приглушённый свет и играла песня "Bang Bang" Нэнси Синатры. На стенах, выкрашенных в бежевый цвет, висели картины, изображавшие виды Лондона и Нью-Йорка - города, в которые мечтали переехать почти все мои знакомые в то время. Мы сели за угловой столик вдали от остальных посетителей. Обычно я сажусь у окна, потому что люблю наблюдать за улицей, можно сказать за жизнью, слегка отстранившись, как бы со стороны. Но в этот раз, мне хотелось лицезреть только свою собеседницу, и слушать, слушать, слушать...
Полина заказала капучино с маршмэллоу, а я - с ванильным сиропом. Мы сидели с полчаса и общались. Она любила рисовать и иногда ходила в Ботанический сад в поисках живописных красот, чтобы запечатлеть их на холсте.
--
И сколько времени ты можешь пробыть там, рисуя картину?
--
Всё зависит от настроения и запала. Когда мне грустно, то рисую я медленно и задумчиво, а когда я полна сил и меня переполняет счастье, то за несколько часов может получиться яркая и качественная работа, что я потом сама удивляюсь, как у меня могло так хорошо получиться. В среднем от 3 до 5 часов.
Она заказала пирожное "картошка" и ещё одну чашечку кофе. Я не хотела наедаться на ночь, поэтому заказала какой-то коктейль. Её волосы иногда спадали ей на лицо, и она неуклюже их поправляла. Ей шла эта неуклюжесть.
Расплатившись, мы вышли на улицу. Бодрящий ветерок слегка дул нам в лицо. Последние лучи уходящего солнца причудливо освещали Триумфальную площадь. Мы ехали в метро, болтая без умолку. Она сказала, что хочет поступать в Высшую Школу Экономики, где самые лучшие преподаватели на её взгляд.
Когда мы вошли в мой любимый книжный, внутри меня проснулось какое-то особое чувство, которое просыпается только в минуты натяжения всех душевных струн. Я бы не смогла пойти в другой магазин без некоторой скорби по этим высоким деревянным книжным шкафам, по этому яркому, но небьющемуся в глаза свету, по тихим покупателям и опрятным продавцам...
Мы поднялись на второй этаж и прошли в последнюю секцию, где располагались стеллажи с зарубежной литературой. Фицджеральда было не трудно найти - почти целый шкаф был отведён его произведениям. У неё разбежались глаза, а я проворно достала сборник рассказов. "Волосы Вероники". Меня интересовало именно это произведение, так как учительница советовала его непременно прочитать. "Именно в твоём возрасте следует читать "Волосы Вероники". Сейчас и ни годом позже".
Ундина же вытянула "Tender is the Night".
Я знала, что она возьмёт именно эту книгу. Иначе и быть не могло.
Мы расплатились и ушли. Дошли до метро и поехали в разные стороны. Я видела, как она зашла в вагон, прошла внутрь, плюхнулась на сиденье, открыла книгу, поднесла её к носу и вдохнула полной грудью её запах. Двери закрылись, и поезд унёс Ундину в чёрную даль.
Я закрыла глаза и попыталась запечатлеть этот образ в совей памяти, чтобы помнить его всю жизнь. А если когда-нибудь захочу написать мемуары, непременно вспомнить в мельчайших подробностях этот миг. Эти длинные, слегка растрёпанные волосы, расстёгнутое только наполовину пальто и карикатурно вздымающиеся при вздохе миниатюрные плечи.
Когда я вышла из метро, на город уже легла ночь. Я прогуливалась по скверу, что ведёт к моему дому, и думала о книге, купленной Ундиной, о ней самой, о своей учительнице и о том, как приятно пахнет в книжных магазинах. Меня не заботил поздний час и мерцание света фонарей. Я в тот вечер, кажется, встретила своего соседа, который что-то говорил о погоде и спряжении немецких глаголов. Или это было неделю спустя? А, нет, именно тогда. Мы проходили мимо магазина, и он купил два шоколадных пломбира, один протянул мне.
--
Я не просила, да и как-то неудобно...
--
Я знаю. Но я уже купил, было бы ещё более неудобно выбрасывать в урну прямо напротив магазина.
Мы продолжали идти по направлению к дому, ели мороженое и молчали. Но это была не неловкая пауза, а само собой разумеющееся молчание, такое, будто итак всё понятно без слов. "- Какая прелестная ночь!", "- Да. Жалко только звёзд не видно.", "- Нужно отъехать пару километров от города, и всё будет отлично видно" ...
Мы дошли до дома молча и попрощались. Эта ночь была так прекрасна, что уснуть было бы преступлением. Я достала купленную сегодня книгу, включила лампу и стала читать.
"Потом подхватила чемодан и чуть не бегом приспустилась по залитой луною улице."
Не успела я закрыть книгу, как на телефон мне пришла смс: "Надеюсь, не разбудила. Книга отличная. Спасибо, что сходила со мной. Спокойной ночи."
Мне казалось, что мне ни за что не уснуть, но только моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.
Ночь нежна - произведение Ф.С. Фицджеральда
Отсылка к произведению "Фауст", написанному И. Гёте.